Обозрение иностранной жизни (Русанов)/ДО

Обозрение иностранной жизни
авторъ Николай Сергеевич Русанов
Опубл.: 1912. Источникъ: az.lib.ru

Обозрѣніе иностранной жизни.

править
I. Начало президентской кампаніи въ Сѣверо-Американскихъ Штатахъ. — II. Отмѣна конституціи въ Хорватіи и Славоніи. I.

Въ настоящее время, на огромной территоріи Сѣверо-американскихъ штатовъ, охватывающей чуть не 8.000.000 кв. кил. (безъ Аляски) и населенной 92.000.000 обитателей, разыгрывается прологъ или увертюра къ колоссальной политической пьесѣ, именуемой избраніемъ президента. Какъ извѣстно, выборы высшаго сановника Заатлантической республики происходятъ черезъ каждые четыре года и, офиціально начинаясь въ концѣ четвертаго года, заканчиваются въ началѣ слѣдующаго. Но задолго до офиціальныхъ выборовъ вся страна приводится въ движеніе и втягивается въ политическую лихорадку умѣлымъ воздѣйствіемъ громадныхъ партійныхъ организацій, оспаривающихъ между собой замѣщеніе президентскаго поста своимъ человѣкомъ. Эта кампанія нынѣ уже открыта, и состязающіеся конкурренты и ихъ политическіе друзья объѣзжаютъ всю страну, произнося съ неутомимою энергіею и громаднымъ практическимъ чутьемъ рѣчи, которыя если и не могутъ похвалиться особой оригинальностью, то обладаютъ способностью затрогивать злободневные вопросы и отвѣчать на нихъ съ точки зрѣнія партійной платформы.

Намъ придется войти нѣсколько въ подробности этихъ американскихъ выборовъ для того, чтобы читатель могъ надлежащимъ образомъ усвоить смыслъ событій и перипетій политической борьбы, связанной съ президентской кампаніею. Какъ извѣстно, конституція Сѣв. Америки, носящая дату 17-го сентябя 1787 г., основана болѣе, чѣмъ какая-либо другая изъ современныхъ конституцій, на принципѣ возможно строгаго раздѣленія трехъ видовъ власти; законодательной, исполнительной и судебной. Одной изъ особенностей этого политическаго устройства, — въ которомъ нѣкоторые авторы видятъ, — правда, не совсѣмъ справедливо — точное выраженіе принциповъ Монтескьё, — является значительная исполнительная власть, сосредоточенная въ рукахъ президента. Вообще говоря, полномочія президента Американской республики превосходятъ объемъ власти французскаго президента и конституціоннаго англійскаго короля и приближаются къ полномочіямъ германскаго императора. Президентъ Заатлантической республики назначаетъ министровъ, отвѣтственныхъ только передъ нимъ. Онъ пользуется правомъ однократнаго вето относительно вотируемыхъ конгрессомъ биллей, съ которыми онъ не согласенъ, и которые тогда могутъ стать закономъ лишь въ томъ случаѣ, если снова пройдутъ въ двухъ палатахъ большинствомъ двухъ третей голосовъ. Ему принадлежитъ право назначать всѣхъ федеральныхъ чиновниковъ, — право, ограничиваемое для наиболѣе важныхъ постовъ согласіемъ сената, но фактически дающее ему возможность пользоваться этими лицами, какъ орудіями и агентами распространенія своего политическаго вліянія. Ясно, что именно важность этихъ функцій придаетъ чрезвычайную напряженность партійной борьбѣ за президента[1].

Съ другой стороны, чисто дѣловое, можно сказать, коммерчески-профессіональное веденіе партійныхъ дѣлъ въ Америкѣ вожаками, такъ называемыми «боссами», опирающимися на группы ближайшихъ единомышленниковъ, или «ринги», передаетъ въ ихъ руки назначеніе президента. По закону избирательнымъ корпусомъ въ данномъ случаѣ должна являться совокупность особыхъ выборщиковъ отъ каждаго штата; при чемъ эти выборщики избираются въ свою очередь по большей части всеобщей подачей голосовъ. Но эти двойные выборы, которые, во мнѣніи законодателя, должны были передать избраніе президента наиболѣе достойнымъ и понимающимъ гражданамъ, фактически сводятся къ простымъ выборамъ, притомъ выборамъ, если можно такъ выразиться, по заказу, намѣчающимъ съ самаго начала кандидата въ президенты и вице-президенты для каждой изъ борющихся партійныхъ организацій.

Дѣло въ томъ, что каждая партія практикуетъ систему предварительныхъ, такъ называемыхъ «избирательныхъ конвентовъ» (Nominating Conventions), или «кокзсовъ» (Caucus), начиная отъ «первичныхъ» конвентовъ или собраній, въ которыхъ участвуютъ всѣ принадлежащіе къ партіи граждане малаго избирательнаго дѣленія (напр., города, городского округа), переходя къ делегатамъ на партійныхъ собраніяхъ каждаго штата и заканчивая національнымъ конвентомъ той или другой партіи, состоящимъ изъ делегатовъ штатовъ. Въ принципѣ избиратели предполагаются имѣющими право вотировать за того, кто соотвѣтствуетъ ихъ вкусамъ и убѣжденіямъ. Но на самомъ дѣлѣ вся эта лѣстница избирателей заранѣе обязывается вотировать въ опредѣленномъ смыслѣ, т. е. одни — за одного, другіе — за другого кандидата, какъ то рѣшатъ руководители завербовавшей ихъ политической организаціи. Въ концѣ концовъ въ кандидаты выдвигается лицо, получившее на національномъ партійномъ конвентѣ наибольшее число голосовъ по совокупности штатовъ, на основаніи системы общихъ избирательныхъ списковъ. Фактически оно уже избранникъ партіи, и теперь ему предстоитъ только борьба съ кандидатомъ враждебной партіи на офиціальныхъ выборахъ[2]. Что касается до процедуры не этихъ партійныхъ предварительныхъ избраній, а офиціальныхъ выборовъ, то, по конституціи, выборщики избираются въ отдѣльныхъ штатахъ во вторникъ, слѣдующій за первымъ ноябрьскимъ понедѣльникомъ, а сами вотируютъ записками за даннаго кандидата въ главныхъ городахъ своихъ штатовъ во второй понедѣльникъ января слѣдующаго года. Эти записки вскрываются и подсчитываются въ присутствіи обѣихъ палатъ, составляющихъ конгрессъ, во вторую февральскую среду, и избраннымъ считается тотъ, кто получилъ большинство всего числа голосовъ выборщиковъ. А съ 4-го марта этого слѣдующаго, — въ данномъ случаѣ 1913 года — новый президентъ вступаетъ въ отправленіе своихъ обязанностей.

Теперь, т. е. за годъ до этого числа, уже началась колоссальная агитація, въ которой участвуютъ профессіональные политиканы и подогрѣваемыя ихъ ловкими пріемами массы избирателейМы въ настоящее время находимся во второмъ фазисѣ избирательной кампаніи, т. е. въ томъ моментѣ, когда каждая изъ борющихся политическихъ партій организуетъ свои конвенты по штатамъ. Въ іюнѣ мѣсяцѣ должны, наконецъ, состояться національные конвенты главныхъ партій, на которыхъ и будутъ окончательно намѣчены кандидаты. Главный интересъ текущей президентской кампаніи заключается не столько въ борьбѣ двухъ большихъ традиціонныхъ организацій, соперничающихъ издавна за преобладаніе (республиканцевъ и демократовъ), сколько въ междоусобной войнѣ различныхъ фракцій республиканской партіи, воплощенныхъ въ извѣстныхъ личностяхъ. Теперь все больше и больше стирается разница между двумя великими партіями, и все болѣе прокидывается распаденіе на различныя теченія внутри каждой изъ этихъ партій, въ особенности республиканской. Въ послѣдней, противъ Тафта, настоящаго президента Сѣверо-американскихъ штатовъ, выступаетъ бывшій президентъ, столь извѣстный Рузвельтъ, тогда какъ противъ обоихъ, на лѣвомъ крылѣ партіи, борется Ла-Фоллеттъ. По новѣйшимъ даннымъ, относящимся къ половинѣ апрѣля нов. ст., изъ 1078 делегатовъ предстоящаго національнаго конвента республиканцевъ въ настоящее время по штатамъ выбрано 660, въ томъ числѣ сторонниковъ Тафта 417, сторонниковъ Рузевельта 207, а Ла-Фоллетта — 36. Впереди идетъ, какъ выражаются на своемъ спортивномъ жаргонѣ американцы, Тафтъ. Но на послѣднихъ конвентахъ штатовъ Рузвельтъ начинаетъ нагонять соперника. Разбитый раньше въ нѣсколькихъ штатахъ, онъ вышелъ тріумфаторомъ изъ конвентовъ въ Иллинойсѣ и Мэнѣ, а въ послѣдніе дни добился замѣчательнаго успѣха въ штатѣ Пенсильваніи, гдѣ изъ 64 республиканскихъ кандидатовъ въ выборщики за него голосовали 57.

Что же представляетъ собою бывшій президентъ по сравненію съ настоящимъ, и какіе пункты въ программѣ Рузвельта отмежевываютъ его отъ Тафта? Вещь довольно любопытная: нужно употребить извѣстное усиліе мысли, вдуматься въ значеніе рѣчей, произносимыхъ обоими соперниками, чтобы уяснить себѣ, изъ-за чего же собственно ведется борьба между двумя политическими дѣятелями, которыхъ молва довольно долго представляла близкими идейными и даже личными друзьями. Мы уже сказали раньше, что политическая реторика, пускаемая въ ходъ состязающимися конкуррентами, идетъ къ сердцу избирателей, но въ сущности является гораздо болѣе собраніемъ общихъ фразъ, чѣмъ развитіемъ опредѣленныхъ положеній. Трудность проведенія пограничной черты между «платформами» обоихъ соперниковъ заключается отчасти и въ томъ, что ихъ «прогрессивность» довольно капризно передѣляется между соціальными и политическими вопросами. Не входя пока въ подробности, мы можемъ сказать, что вообще Тафтъ лѣвѣе Рузвельта въ соціально-экономической области, тогда, какъ Рузвельтъ лѣвѣе Тафта въ области политической.

Когда нѣкоторые политическіе писатели Европы, присматриваясь къ президентской кампаніи этого года, называютъ сторонниковъ Тафта «традиціонными буржуа», а сторонниковъ Рузвельта «демагогами»[3], то это показываетъ только, что даже серьезные органы имущихъ и правящихъ классовъ Европы не отдаютъ себѣ надлежащаго отчета въ дѣйствительной линіи поведенія, которой слѣдуютъ оба конкуррента. Прежде всего ясности позиціи каждаго изъ нихъ мѣшаетъ получающій съ каждымъ днемъ все большую важность соціальный вопросъ, особенно же отношеніе къ современнымъ проявленіямъ американскаго капитализма. Если проанализировать не особенно послѣдовательную политику и бывшаго, и настоящаго президента по отношенію къ колоссальнымъ силамъ современнаго капитала, то ихъ разногласіе можно свести къ слѣдующему. Тафтъ, дѣйствительно, желаетъ положить нѣкоторый предѣлъ развитію американскихъ трестовъ, направляя противъ нихъ остріе существующаго, къ сожалѣнію очень недостаточнаго федеральнаго законодательства, прибѣгая къ рѣшеніямъ судовъ на основаніи закона Шермана, распуская легальнымъ путемъ гигантскія капиталистическія организаціи и облагая ихъ штрафами. Рузвельтъ же, горячо борясь на словахъ противъ крупныхъ союзовъ монополистовъ, очень не одобряетъ легальнаго похода противъ трестовъ и ограничивается тѣмъ, что рекомендуетъ, «не нанося ущерба естественному росту индивидуальной предпріимчивости» усилить надъ трестами надзоръ центральной власти, «чтобы отнять у нихъ самую возможность злоупотреблять экономическою силою». Правда, еще при Рузвельтѣ были начаты преслѣдованія противъ нефтяного и табачнаго трестовъ. Но скоро Рузвельтъ пожелалъ смягчить свое отношеніе къ всемогущему капиталу, постаравшись и въ своихъ посланіяхъ къ конгрессу, и въ своихъ рѣчахъ объяснить, что онъ во всякомъ случаѣ стоитъ не столько за судебное преслѣдованіе союзовъ капиталистовъ, мало, молъ, достигающее своей цѣли, сколько за возможность для правительства наблюдать и во время сдерживать монополистскую политику трестовъ. А въ настоящее время его враги увѣряютъ, что на время избирательной кампаніи онъ вошелъ въ прямое соглашеніе съ двумя изъ самыхъ могучихъ капиталистическихъ союзовъ Америки и дѣятельно поддерживается ими.

Во всякомъ случаѣ оба противника считаютъ необходимымъ бороться, — въ особенности въ лицѣ агитирующихъ за нихъ сторонниковъ, — на почвѣ цѣлесообразности тѣхъ или иныхъ мѣръ противъ капиталистической концентраціи. Но здѣсь какъ разъ между обоими противниками нѣтъ значительной разницы. И если рузвельтисты упрекаютъ Тафта въ томъ, что его судебныя преслѣдованія не ведутъ ни къ чему, и что колоссальные дивиденды были розданы трестами какъ разъ въ то время, когда подъ ударами закона они номинально распадались, то, съ своей стороны, приверженцы Тафта иронически подчеркиваютъ статистику, пущенную въ избирательной кампаніи третьимъ конкуррентомъ, Ла-Фоллеттомъ, — статистику, изъ которой явствуетъ, что въ моментъ вступленія Рузвельта на президентство капиталъ трестовъ достигалъ И милліардовъ 784 милліоновъ долларовъ, а при оставленіи имъ этой должности дошелъ уже до 31 милліарда 672 милліоновъ долларовъ (60 милліардовъ рублей). Быстрота роста, дѣйствительно, громадная, но объясняющаяся столь же легко, какъ и неудача штрафной тактики Тафта, общимъ фатальнымъ развитіемъ трестовъ, смѣющихся надъ попытками ограниченій, которыми думаютъ задержать ихъ побѣдоносный ходъ.

Вообще же, подводя итоги избирательной полемикѣ Рузвельта и Тафта въ соціальной области, можно сказать, что оба они, подъ давленіемъ общественнаго мнѣнія широкихъ слоевъ, чувствуютъ необходимость заявить о своей готовности противодѣйствовать злоупотребленіемъ трестовъ, но и тотъ, и другой, съ небольшой разницей въ оттѣнкахъ, стараются не особенно раздражать всемогущія денежныя и промышленныя сферы.

Гораздо рѣзче обнаруживается различіе между двумя конкуррентами въ области чисто политическихъ вопросовъ, которые, какъ мы увидимъ, могутъ, впрочемъ, имѣть и немалое соціальное значеніе. Рузвельтъ ни много, ни мало, какъ открылъ кампанію противъ одного изъ основныхъ устоевъ американской конституціи, невыгодно отличающихъ ее отъ другихъ демократическихъ конституцій. Дѣло въ томъ, что, подобно независимости исполнительной власти отъ законодательной, публичное право Америки устанавливаетъ и независимость судебной власти отъ двухъ другихъ видовъ ея, мало того, даже ея преобладаніе надъ ними. Въ Сѣверной Америкѣ мы стоимъ, дѣйствительно, лицомъ къ лицу съ тѣмъ парадоксальнымъ политическимъ положеніемъ, что судебныя учрежденія страны, начиная отъ судовъ каждаго штата и кончая Верховнымъ федеральнымъ судомъ, имѣютъ право отмѣнять вотированныя законными органами мѣры подъ тѣмъ предлогомъ, что онѣ противорѣчатъ конституціи, Именно противъ этой-то прерогативы юстиціи и предпринялъ походъ Рузвельтъ, сразу пріобрѣвшій, благодаря этому шагу, много сторонниковъ среди наиболѣе прогрессивныхъ элементовъ страны и подавшій поводъ противникамъ обвинять его въ демагогіи.

Опять таки, чтобы надлежащимъ образомъ понять позицію Рузвельта, надо точнѣе охарактеризовать эту оригинальную роль судебной власти въ Сѣв. Американскихъ Штатахъ. Теоретически она обосновывается такъ: федеральная конституція покоится въ послѣднемъ счетѣ на волѣ народа и является верховнымъ закономъ всей страны. Всякій частный законъ, мѣра, распоряженіе не должны ни въ чемъ противорѣчить основному закону. Но истолкованіе согласія или несогласія всякаго частнаго закона съ верховнымъ закономъ страны, т. е. съ конституціей, и вручено въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ всѣмъ судамъ, федеральнымъ или штатнымъ, высшимъ и низшимъ. Если по какому-нибудь случаю, во время тяжбы между частными лицами, тому или другому трибуналу приходится прилагать извѣстный законъ, то этому же трибуналу предоставляется право, если онъ сочтетъ это необходимымъ, объявлять извѣстный законъ противуконcтитуціоинымъ и тѣмъ самымъ неподлежащимъ исполненію. Конечно, въ низшихъ судахъ такіе вопросы, по самому характеру дѣлъ, могутъ возникать сравнительно рѣдко. Но такъ какъ всякое важное дѣло переносится путемъ апелляціи въ высшую инстанцію, то нерѣдко именно верховный трибуналъ республики является истолкователемъ конституціи и, такимъ образомъ, своеобразнымъ законодателемъ Союза. Въ настоящее время первоначальная, сравнительно несложная конституція Сѣверо-американскихъ штатовъ значительно разрослась путемъ многочисленныхъ дополненіи и толкованій, сдѣланныхъ высшею судебною властью. Съ другой стороны было много такихъ случаевъ, когда законодательныя мѣры, затрогивавшія существенные интересы широкихъ слоевъ населенія, практически отмѣнялись въ силу рѣшенія суда. Одного-двухъ примѣровъ будетъ достаточно.

Какъ извѣстно, въ англо-саксонскихъ странахъ въ теченіе долгаго времени отвѣтственность предпринимателя за несчастныя случайности, причинившія рабочему смерть, увѣчья, пораненія и т. п. во время производства, была крайне ограничена и распространялась по большей части только на тѣ случаи, которые «произошли совершенно не по винѣ рабочаго». Существеннымъ измѣненіямъ этотъ глубоко несправедливый въ соціальномъ отношеніи юридическій принципъ подвергся въ Англіи по акту 1880 г. (Employers' Liability Act) и по расширившимъ область его примѣненія актамъ 1897 и 1906 (Workmen’s Compensation Act). Что касается до Америки, то здѣсь эта вполнѣ законная охрана труда отъ профессіональнаго риска долго существовала лишь въ видѣ изолированныхъ мѣропріятій, проведенныхъ въ отдѣльныхъ штатахъ, и впервые приняла форму федеральнаго законодательства на основаніи актовъ 22 апрѣля и 30 мая 1908 г., когда отвѣтственность предпринимателя была примѣнена къ междуштатнымъ желѣзнымъ дорогамъ и государственнымъ заводамъ, арсеналамъ и т. п.

Что же дѣлала въ такихъ случаяхъ американская юстиція? Путемъ софистическаго истолкованія она освобождала предпринимателей отъ самыхъ примитивныхъ обязанностей по отношенію къ рабочему, установленныхъ закономъ. Такъ, НьюІоркскій апелляціонный судъ въ недавнемъ очень громкомъ случаѣ единодушно вынесъ резолюцію, что, можетъ быть, принципъ вознагражденія пострадавшаго отъ несчастной случайности рабочаго и соотвѣтствуетъ чувству справедливости, но проведенный конгрессомъ законъ долженъ тѣмъ не менѣе считаться недѣйствительнымъ, ибо онъ нарушаетъ основное начало конституціи, запрещающей — здѣсь я позволю себѣ цитировать текстъ судебнаго рѣшенія — «отнимать чужую собственность безъ надлежащей судебной процедуры»! Такъ казуистами судейской легальности была названа серьезная мѣра, прошедшая черезъ высшій законодательный органъ. Или когда конгрессъ ввелъ ограниченіе рабочаго дня въ пекарномъ производствѣ, какъ отличающемся крайне тяжелыми условіями труда, то федеральный судъ постановилъ, что — я опять цитирую буквально рѣшеніе суда — «этотъ законъ противорѣчитъ конституціи, ибо отнюдь не необходимъ для здоровья человѣка». Вполнѣ понятенъ становится отвѣтъ на эту резолюцію Нью-Іоркскихъ пекарей, расклеившихъ во всѣхъ подземныхъ булочныхъ гигантскаго города во время избирательной агитаціи слѣдующее лаконическое воззваніе: «Верховный судъ рѣшилъ, что очень здорово работать въ такихъ мѣстахъ; товарищи, если вы не согласны съ этимъ, вотируйте за соціалиста». И примѣровъ такого систематическаго вмѣшательства судебной инстанціи въ законодательство страны можно было бы найти сколько угодно. Вотъ противъ подобныхъ-то злоупотребленій американской юстиціи и возсталъ Рузвельтъ, довольно оригинально и неожиданно для своихъ друзей заявивъ себя сторонникомъ «прямого управленія народа самимъ народомъ».

Въ рѣчахъ и статьяхъ, помѣщаемыхъ имъ въ своемъ еженедѣльникѣ «Перспектива» (The Outlook), Рузвельтъ является нынѣ жаркимъ сторонникомъ народной иниціативы во всѣхъ политическихъ областяхъ. Вотъ какъ онъ формулируетъ свою исходную точку зрѣнія въ рѣчи, произнесенной имъ 20 марта въ Нью-Іоркѣ и посвященной «праву народа управлять»: «Великій вопросъ, который въ настоящій моментъ возстаетъ передъ республиканской партіей и всѣмъ народомъ, можетъ быть резюмированъ въ немногихъ словахъ. А именно: способенъ ли американскій народъ управлять собой, руководить собой и контролировать себя? Я думаю, что способенъ. Мои оппоненты думаютъ, что нѣтъ. Я вѣрю въ право народа управлять собой. Я вѣрю, что большинство простого народа, живущаго въ Американскихъ штатахъ, будетъ дѣлать меньшія ошибки, управляя само собой, чѣмъ любой менѣе обширный классъ или корпорація людей, какова бы ни была ихъ подготовка, при попыткѣ управлять извнѣ народомъ. Я вѣрю также, что американскій народъ въ цѣломъ способенъ самъ контролировать себя и научаться своими же ошибками. Наши оппоненты на словахъ, пожалуй, и держатся за эту доктрину. Но они обнаруживаютъ свои дѣйствительныя убѣжденія, поддерживая всякій планъ окончательно превратить номинальное правленіе народа въ пустую фикцію»[4].

Съ этой точки зрѣнія Рузвельтъ нападаетъ на право американскихъ судей по своему истолковывать и отмѣнять законы, проходящіе черезъ правильные органы законодательства. Нѣсколько путей раскрывается передъ реформаторами, которые желали бы измѣнить такую парадоксальную власть судебнаго сословія. Рузвельтъ вскользь говоритъ о необходимости ввести смѣняемость судей, отличающихся систематическимъ сопротивленіемъ волѣ народа, поскольку она выражается въ законодательствѣ, проводимомъ его представителями. Но главнымъ образомъ онъ считаетъ необходимымъ аттаковать не столько позицію самихъ судей, сколько значеніе ихъ судебныхъ приговоровъ. Рузвельтъ желалъ бы, чтобы всякій разъ, когда судебное рѣшеніе подъ предлогомъ комментированія закона находитъ въ немъ противорѣчіе съ конституціей и на этомъ основаніи объявляетъ его не имѣющимъ силы, народу въ видѣ спеціальнаго референдума ставился бы вопросъ о томъ, на чьей сторонѣ, по его мнѣнію, находится правда: на сторонѣ ли закона, или на сторонѣ судебнаго приговора.

Надо кстати сказать, что защитникъ расширенія правъ народа не идетъ до конца на своемъ пути. Онъ, напр., не одинъ. разъ подчеркиваетъ, что отнюдь не намѣренъ прилагать народный референдумъ къ рѣшеніямъ федеральныхъ судовъ. Мотивируетъ онъ эту умѣренность своихъ требованій тѣмъ, что, по самому, молъ, характеру Сѣверо-американской конституціи, трудно вносить измѣненія въ основные законы республики. Но, на самомъ дѣлѣ, и его реформаторскому пылу, видимо, импонируетъ пріобрѣтенная федеральной судебной властью и, прежде всего, Верховнымъ федеральнымъ судомъ привилегія являться въ концѣ-концовъ истолкователемъ конституціи. Рузвельтъ ставитъ себѣ поэтому болѣе скромную задачу: провести принципъ народнаго референдума въ законодательствѣ каждаго изъ отдѣльныхъ штатовъ. Но даже и въ такой умѣренной формѣ начало, которое Рузвельтъ желалъ бы воплотить въ жизнь, колеблетъ самый фундаментъ зданія американской конституціи, а вмѣстѣ съ тѣмъ обостряетъ уже давно ведущійся на почвѣ передовыхъ демократій споръ о несмѣняемости судей.

Дѣло въ томъ, что въ большинствѣ странъ, обладающихъ демократической конституціей, судебной власти отнюдь не предоставлены тѣ громадныя полномочія, какими она пользуется въ великой Заатлантической республикѣ. Но нѣтъ ни одной истинно демократической страны, а въ ней ни одной послѣдовательной демократической партіи, которая бы не относилась скептически къ принципу несмѣняемости судей и не желала бы провести послѣдовательно во всѣхъ сферахъ государственной и общественной жизни принципъ выборности, судимости и смѣняемости всѣхъ чиновниковъ, всѣхъ должностныхъ лицъ и въ томъ числѣ членовъ судебнаго вѣдомства. Не заходя особенно далеко назадъ въ исторіи этого вопроса, мы можемъ сказать, что несмѣняемость судей выдвигалась защитниками общественныхъ и частныхъ свободъ всякій разъ, когда имъ приходилось имѣть дѣло съ формой государственной власти, могущей враждебно противостоять стремленіямъ цѣлой націи. Блестящія страницы были написаны юристами и государствовѣдами либеральнаго направленія, чтобы доказать, какъ въ странѣ съ сильной центральной властью, независящей отъ воли народа, полезно, даже прямо необходимо для развитія прогресса и цивилизаціи крѣпко держаться за начало несмѣняемости судей. При такихъ условіяхъ этотъ принципъ даетъ народу вообще и каждому отдѣльному лицу въ частности точку опоры въ неподкупномъ и независящемъ отъ власти судьѣ, который, не боясь приказаній свыше, можетъ своими рѣшеніями защищать основныя человѣческія права и развивать такимъ путемъ свободу и гражданственность.

Съ другой стороны, какъ только верховная власть переходила болѣе или менѣе полно въ руки народа, и въ странѣ устанавливалась настоящая демократія, принципъ несмѣняемости судей начиналъ подвергаться рѣзкой критикѣ, и вмѣсто него выдвигался другой принципъ: абсолютная выборность, судимость и смѣняемость всѣхъ должностныхъ лицъ, включая сюда носителей судебной власти. Эта смѣняемость достигалась чаще всего простой выборностью, напр., хотя бы во время первой французской революціи, когда, съ большими или меньшими нарушеніями, система выборовъ судей продержалась около десяти лѣтъ. А въ странахъ съ широко развитымъ демократическимъ строемъ о пожизненности судей и не заикаются. Таково положеніе дѣлъ хотя бы въ Гельветической республикѣ. Въ Швейцаріи высшій федеральный судъ состоитъ изъ членовъ, которые избираются союзнымъ собраніемъ на шесть лѣтъ, при томъ съ президентомъ и вице-президентомъ, назначаемыми всего на два года. Въ другихъ странахъ, напр., въ современной Франціи, гдѣ почти на каждомъ учрежденіи отражаются слѣды ожесточенной борьбы реакціи и прогресса, выборность судей не существуетъ, такъ какъ всѣ они назначаются президентомъ республики, т. е. въ сущности министромъ юстиціи, и въ общемъ могутъ считаться несмѣняемыми (кромѣ мировыхъ судей), лишаясь должности только по рѣшенію кассаціоннаго суда. Но на почвѣ же Французской республики ведется постоянная, имѣющая свою длинную исторію агитація за выборность и смѣняемость всѣхъ чиновниковъ, въ томъ числѣ и судей. Правда, въ чистомъ видѣ теперь это требованіе фигурируетъ въ программѣ лишь соціалистическихъ и крайнихъ демократическихъ партій. Но не надо забывать, что современные хозяева положенія, французскіе радикалы, подлили много воды умѣренности въ красное вино своихъ первоначальныхъ программъ, и что во время Имперіи и въ первые годы Третьей республики политическіе радикалы выдвигали необходимымъ принципомъ судоустройства выборность и смѣняемость судей.

Указавъ на общее значеніе этого принципа, возвратимся къ Сѣверо-американскимъ штатамъ и агитаціи Рузвельта, стремящагося расширить принципъ отвѣтственности судебныхъ властей передъ народомъ. Въ Заатлантической республикѣ положеніе судебнаго сословія въ настоящее время можетъ быть обрисовано немногими словами. Федеральные судьи назначаются президентомъ республики, и это назначеніе подтверждается или конфирмуется сенатомъ. Они фактически несмѣняемы, такъ какъ должность остается за ними, «пока они, — согласно формулѣ, — хорошо ведутъ себя» (during good behaviour), т. е. исполняютъ надлежащимъ образомъ свои обязанности. Лишь обвиненіе въ серьезномъ нарушеніи долга даетъ возможность смѣнить ихъ. Что касается до судей въ различныхъ штатахъ, то тутъ можно сказать, что сколько штатовъ, столько и конституцій, сколько конституцій, столько и различныхъ условій назначенія и отрѣшенія отъ должности судей. По большей части они выбираются народомъ, т. е. зачастую мѣстнымъ политиканомъ, искусно дергающимъ нити избирательной махины. Но нерѣдко назначаются и губернаторомъ штата, т. е. главою исполнительной власти, съ утвержденіемъ или безъ утвержденія мѣстнаго сената. Обыкновенно они избираются и назначаются на опредѣленное число лѣтъ, — чаще отъ 4 до 12, — но фактически, если не совершаютъ какого-нибудь крупнаго судебнаго проступка, остаются по большей части на своемъ посту пожизненно. Такое положеніе судей въ Америкѣ выработало изъ нихъ касту, отличающуюся съ одной стороны узкимъ корпоративнымъ духомъ, съ другой стороны — значительною угодливостью по отношенію къ главенствующимъ классамъ и могучимъ соціальнымъ силамъ владѣнія, капитала, положенія, респектабельности.

Половинчатая реформа, которую выдвигаетъ Рузвельтъ, можетъ однако имѣть довольно серьезное политическое значеніе, если оживитъ никогда неумирающее стремленіе крайнихъ радикаловъ провести повсюду начала зависимости всѣхъ чиновниковъ и представителей народа отъ верховной воли этого коллективнаго государя. Но, можетъ быть, еще большимъ значеніемъ будетъ обладать вторая главная, часть реформы Рузвельта, касающаяся введенія референдума всякій разъ, какъ судебная власть вступитъ въ конфликтъ съ законодательствомъ, выражающимъ организованную народную волю. Въ одной изъ статей, развивающихъ его точку зрѣнія, Рузвельтъ не безъ искусства защищаетъ право народа осуществлять свою верховную волю въ вопросахъ конституціи и ея практическаго приложенія, хотя бы и вопреки рѣшенію судей, которые, какъ увѣряетъ Рузвельтъ, черезчуръ оторвались отъ народа и потеряли чутье къ великимъ вопросамъ современности, движущимъ массы: «Сами же наиболѣе мудрые судьи постоянно и цѣликомъ признавали это право народа управлять собой, быть собственнымъ господиномъ и рѣшать въ послѣднемъ счетѣ направленіе политики. Недаромъ верховный судья Мичигана, Кемпбэль, говорилъ: „высшее знаніе, до котораго мы можемъ подняться въ этомъ мірѣ, есть общее знаніе, разлитое во всемъ народѣ (the common knowledge of the common people)“. Я не задаюсь цѣлью дать народу какую-нибудь новую власть. Я ставлюзадачею возвратить ему ту власть, которую у него похитили, ту власть, проявлять которую — его право и его долгъ… Если наши оппоненты не вѣрятъ въ это право народа, то тогда они должны точно также отвергать принципы дѣятельности и всю политику Линкольна. Но если они остаются вѣрными указаніямъ Линкольна, если они вѣрятъ въ право народа управлять собой, то они должны также признать, что народъ… выше всѣхъ законодательныхъ собраній и всѣхъ судовъ и воплощаетъ волю верховной власти всей страны»[5].

Каковъ бы ни былъ исходъ президентской кампаніи, она можетъ на этотъ разъ имѣть значеніе въ томъ смыслѣ, что поставитъ на мѣсто эгоистической борьбы за власть между привилегированными классами идейную борьбу за тѣ или иные принципы народоправства. Если изъ ожесточеннаго турнира мнѣній во время избирательнаго періода и не выйдетъ, какъ мы думаемъ, ничего особенно серьезнаго по части мѣръ, которыя могли бы хоть до нѣкоторой степени положить преграду всемогущему капиталу, царящему теперь надъ обществомъ при посредствѣ гигантскихъ трестовъ, то, съ другой стороны, поднятый Рузвельтомъ вопросъ объ отношеніи между судебной и законодательной властью, равно какъ о примѣненіи прямого народоправства въ формѣ референдума къ случаямъ конфликта — можетъ вызвать интересное прогрессивное теченіе, которое въ состояніи хоть отчасти освѣжить насыщенную спекуляціями атмосферу американской политической жизни.

Кстати сказать, мы не претендуемъ на роль пророка даже въ чужомъ отечествѣ. Но намъ кажется, что борьба за президентство сведется главнымъ образомъ къ состязанію между Тафтомъ и Рузвельтомъ. Демократамъ врядъ ли удастся воспользоваться этой распрей внутри республиканской партіи, такъ какъ ихъ кандидаты до сихъ поръ видимо не успѣли привлечь къ себѣ особое вниманіе уже вовлеченныхъ въ кампанію слоевъ избирателей. Что же касается до шансовъ на избраніе кандидата лѣваго крыла республиканской партіи, радикальнаго сенатора Ла-Фоллетта, или стоящаго еще лѣвѣе соціалистическаго кандидата, то и тотъ, и другой врядъ ли могутъ разсчитывать не только на побѣду, но и на почетное пораженіе. Ла-Фоллеттъ выдвигаетъ, несомнѣнно, реформы, которыя заходятъ довольно далеко за предѣлы обычныхъ программъ республикаицевъ. Такъ, въ политическомъ смыслѣ онъ является сторонникомъ самаго широкаго проведенія народной иниціативы и народнаго референдума, смѣняемости судей, дѣйствительно народныхъ выборовъ, безъ посредства традиціонной машины партійныхъ «конвентовъ», извратившихъ характеръ избранія президента націей, и, наконецъ, распространенія всѣхъ этихъ требованій изъ сферы отдѣльныхъ штатовъ, гдѣ они мѣстами функціонируютъ, въ область обшей федеральной политики. Съ другой стороны, въ экономическомъ смыслѣ Ла-Фоллеттъ опредѣленно высказался за прогрессивный подоходный налогъ и налогъ на наслѣдство; за націонализацію и веденіе за счетъ государства желѣзнодорожныхъ и рудниковыхъ предпріятій и каменноугольныхъ копей, — пока въ приложеніи къ Аляскѣ; за расширеніе правъ междуштатной комиссіи, контролирующей желѣзнодорожныя предпріятія, съ правомъ оцѣнки ихъ дѣйствительнаго капитала и въ видахъ надлежащаго обложенія этихъ гигантскихъ организацій; за усиленіе контроля надъ трестами и проведеніе мѣръ, клонящихъ къ болѣе точному опредѣленію ихъ капиталовъ съ цѣлью вмѣшательства государства въ ихъ монопольное веденіе дѣла, несущее такой ущербъ всей націи; за пониженіе чрезмѣрно высокихъ въ Америкѣ таможенныхъ тарифовъ до размѣровъ разницы въ стоимости рабочихъ рукъ на территоріи Сѣверо-американскихъ штатовъ и за границей.

Всѣ эти пункты программы Ла-Фоллетта являются подчеркиваніемъ и усугубленіемъ требованій, которыя отъ времени до времени уже выдвигались отдѣльно какъ республиканскими, такъ и демократическими, такъ и популистскими кандидатами. Но своей совокупностью они несомнѣнно должны оттолкнуть избирателей, группирующихся въ рамкахъ традиціонныхъ американскихъ партіи. А съ другой стороны онѣ врядъ ли найдутъ энергичную поддержку среди самыхъ лѣвыхъ, болѣе или менѣе тяготѣющихъ къ соціализму элементовъ, такъ какъ эти послѣдніе обладаютъ своей программой и въ теченіе послѣднихъ двухъ лѣтъ успѣли одержать нѣсколько значительныхъ побѣдъ въ разныхъ мѣстахъ страны.

Пойти на пользу радикальной программѣ Ла-Фоллетта можетъ развѣ лишь то обстоятельство, что недавній процессъ братьевъ Макъ-Намара, — въ которыхъ едва-ли не приходится видѣть динамитчиковъ-провокаторовъ, подкупленныхъ беззастѣнчивыми представителями капиталистическаго класса, — нанесъ чувствительный ударъ соціалистической партіи и затормозилъ ея дальнѣйшее развитіе. На предстоящихъ выборахъ имъ врядъ ли удастся, какъ разсчитывали еще недавно, учетверить число голосовъ, поданныхъ за нихъ въ 1908 г., т. е. съ 500.000 избирателей довести армію своихъ приверженцевъ до 2.000.000, или 1/7 части всѣхъ избирателей. И вотъ, при такихъ обстоятельствахъ возможно, что нѣкоторая доля приверженцевъ соціализма, подъ вліяніемъ временнаго разочарованія и идейной реакціи противъ міровоззрѣнія труда, пополнитъ собою ряды сторонниковъ Ла-Фоллетта. Но всѣ такія предсказанія носятъ чисто гадательный характеръ, въ особенности вслѣдствіе увеличивающейся нервности и неустойчивости, которыя обнаруживаются въ послѣдніе годы среди американскихъ избирателей и указываютъ на критическое настроеніе массъ, начинающихъ терять вѣру въ прежніе лозунги, но не успѣвшихъ еще съ достаточною ясностью вдуматься въ значеніе новаго, трудового идеала.

II.

Австро-Венгрія продолжаетъ служить ареной всевозможныхъ политическихъ конфликтовъ, осложняемыхъ, — какъ это было до сихъ поръ на почвѣ двойственной монархіи, — свирѣпою національною враждою. Прошлый разъ намъ пришлось говорить о венгерскомъ кризисѣ, въ результатѣ котораго премьеръ Куэнъ-Хедервари подалъ въ отставку, находившую свой pendant въ возвѣщенной всѣми газетами, но не осуществленной отставкѣ общаго военнаго министра Ауффенберга. Съ тѣхъ поръ событія протекали съ бурной стремительностью. Куэнъ-Хедервари возвращался по просьбѣ монарха къ власти, несмотря на то, что Ауффенбергъ оставался на своемъ посту. Императоръ-король въ виду сопротивленія венгерскаго парламента военному законопроекту, принужденъ былъ даже прибѣгнуть къ энергическому жесту, который одними былъ истолкованъ, какъ желаніе отречься отъ престола, другими, какъ угроза расправиться съ мадьярами по своему. Но венгерская палата депутатовъ, отдавъ должное своему лойялизму въ видѣ почтительнаго одобренія рескрипта императора, выражавшаго твердое намѣреніе сохранить свои прерогативы въ дѣлѣ созыва запасовъ, тѣмъ не менѣе фактически стала на почву совершенно опредѣленной оппозиціи этой монаршей волѣ. И Куэнъ-Хедервари, нашедшій неумолимыхъ противниковъ на крайнемъ крылѣ венгерскихъ партій, среди единомышленниковъ Юста, потерявшій выгодную позицію компромисса, связывавшаго его съ болѣе умѣренной партіей Кошута, и наконецъ успѣвшій своей двойной игрой охладить даже правительственную партію, принужденъ выйти въ отставку. Мѣсто премьера, влекущее въ данное время за собою такую отвѣтственность, только что перешло къ венгерскому министру финансовъ, Лукачу. Но врядъ ли эта перемѣна въ состояніи ускорить выходъ изъ невозможнаго парламентарнаго тупика, куда завело Венгрію столкновеніе между правами націи и прерогативами короны. Если чего можно ожидать, такъ развѣ параллельнаго вотъ военнаго законопроекта и проекта демократической избирательной реформы, за которую стоитъ, повидимому, новый премьеръ, пользующійся симпатіями среди приверженцевъ Юста и думающій опираться и на эту немногочисленную, но жизненную партію.

Съ другой стороны, эта борьба за конституціонныя начала, привлекавшая къ мадьярамъ симпатіи друзей свободы и прогресса, осложнилась шовинистскимъ походомъ самихъ мадьяровъ противъ славянскаго элемента, походомъ, который, наоборотъ, только будитъ чувства неудовольствія къ націи, твердо держащейся за свои права, но едва ли еще не энергичнѣе нарушающей права другихъ. То, что дѣлается теперь въ Венгріи по отношенію къ королевству Хорватзи-Славоніи, внушаетъ мысль, что весь конституціонализмъ мадьяровъ покоится на узкомъ основаніи грубо націоналистическихъ тенденцій, и что, какъ только дѣло заходитъ о столь же законномъ желаніи другихъ національностей выйти на свѣтъ божій и на просторъ свободной политической жизни, такъ сейчасъ же борцы за свободу, какими съ гордостью считаютъ себя венгерцы, превращаются въ злѣйшихъ угнетателей и насильниковъ. Уже не первый годъ отношенія между «соединеннымъ королевствомъ» Хорватіи-Славоніи и венгерскимъ королевствомъ, въ составъ котораго оно входитъ, отличаются враждебностью, переходящею въ прямую ненависть всякій разъ, когда тотъ или другой поворотъ политическихъ событій обостряетъ эти отношенія взаимнаго недовѣрія.

Какъ извѣстно, у Хорватіи-Славоніи существуетъ особое соглашеніе съ Венгріей, проведенное въ 1868 г. и видоизмѣненное въ 1873 г. Согласно этому договору (по славянски «нагодѣ») во главѣ страны стоитъ намѣстникъ, или банъ, въ теоріи назначаемый императоромъ, а на практикѣ венгерскимъ премьеромъ, который можетъ отнять у него должность, какъ только найдетъ политику бана недостаточно удовлетворяющею требованіямъ венгерской націи. Разумѣется, намѣстникъ и старается проводить во чтобы то ни стало политику, въ точности соотвѣтствующую видамъ мадьяровъ. На бумагѣ Хорватія-Славонія пользуется мѣстнымъ самоуправленіемъ и значительной долей самостоятельности въ области административной, судебной, просвѣтительной, церковной. Фактически же банъ направляетъ по своему политику страны и очень мало считается съ желаніями мѣстнаго сейма. Сеймъ этотъ нынѣ состоитъ изъ 135 членовъ, между которыми 90 представляютъ собою избираемый элементъ, а остальные (по закону «въ числѣ, не превышающемъ половину избранныхъ») привилегированную корпорацію, слагающуюся преимущественно изъ мѣстныхъ венгерскихъ и другихъ магнатовъ, вмѣстѣ съ высшими духовными и свѣтскими лицами. Въ то время, какъ послѣдніе являются ярыми носителями политики омадьяриванія, выборные депутаты отстаиваютъ права широкихъ слоевъ населенія, въ громадномъ большинствѣ состоящаго изъ славянъ[6].

Уже въ 1907 г. банъ получилъ отъ венгерскаго правительства, инструкцію сдѣлать обязательнымъ мадьярскій языкъ на желѣзныхъ дорогахъ. Разумѣется, мѣстное населеніе вступило въ ожесточенную борьбу съ этимъ притязаніемъ, нарушающимъ и духъ, и даже букву соглашенія 68 г. Выражая волю народа, и сеймъ становился рѣзко оппозиціоннымъ и продолжалъ оставаться такимъ, несмотря на то, что правительство распускало его троекратно на протяженіи четырехъ лѣтъ. Послѣдніе выборы въ декабрѣ истекшаго года дали болѣе 2/3 мѣстъ противуправительственноq партіи и лишь 1/3, или даже точнѣе 1/4, партіи, поддерживающей правительство. Назначеніе баномъ Чувая (Цувая) только подлило масла въ огонь, такъ какъ новый намѣстникъ явился ревностнымъ исполнителемъ политики венгерскаго кабинета, распустившаго новый сеймъ даже прежде, чѣмъ окт. успѣлъ собраться, и замѣнившаго конституцію страны исключительнымъ положеніемъ, представляющимъ собою яркое царство произвола Бюрократія во главѣ съ баномъ опустила на Хорватію-Славонію тяжелую руку диктатуры и распоряжается жизнью всей страны, упразднивъ почти всѣ функціи законныхъ органовъ управленія. Сеймъ отсутствуетъ. Отмѣнены законы, разрѣшающіе собранія. Брошено въ корзину законодательство но дѣламъ печати, мѣсто котораго заняли правила, выражающія самое явное нарушеніе основныхъ правъ человѣка и гражданина. Для всякихъ политическихъ изданій назначенъ залогъ, изъ котораго берутся штрафныя суммы, а штрафы эти грозятъ періодической печати на каждомъ шагу по усмотрѣнію властей. Когда сумма залога, равняющаяся 5.000 кронъ, будетъ сокращена штрафами до 1/5 первоначальной цифры, изданіе пріостанавливается. Рядомъ со штрафами дѣйствуетъ предварительная цензура, безжалостно вымарывающая все, что придется не по вкусу администраціи. И вмѣстѣ съ тѣмъ запрещается оставлять пробѣлы на мѣстѣ изъятыхъ статей, что вынуждаетъ редакторовъ перенабирать очередной номеръ два и три раза и заставляетъ газеты опаздывать зачастую на цѣлыя сутки. Уже съ полдюжины распространенныхъ изданій полегли подъ этою бурею административныхъ взысканій.

Не мудрено, что эти насилія чуть не надъ тремя милліонами живыхъ человѣческихъ существъ возбудили сильнѣйшее негодованіе во всѣхъ сосѣднихъ, преимущественно славянскихъ странахъ, подѣйствовали непріятно даже на самихъ мадьяръ изъ крайне-лѣвыхъ партій, а въ вѣнскомъ парламентѣ вызвали на засѣданіяхъ 18 и 19 апрѣля нов. ст. горячій протестъ. Обсужденіе трехъ интерпелляцій по вопросу о политикѣ насилія въ Хорватіи-Славоніи развернуло такую картину произвола, что даже заядлый бюрократъ, гр. Штюржъ, премьеръ «дѣлового» австрійскаго кабинета, принужденъ былъ выразить порицаніе поведенію, венгерцевъ по отношенію къ автономной Хорватіи-Славоніи. Онъ признался, что такая политика въ состояніи создать серьезное препятствіе по пути къ выработкѣ мирныхъ отношеній между различными народностями монархіи, сильно помѣшать обще государственной «націонализаціи» различныхъ расъ, живущихъ на австровенгерской территоріи, и поставить передъ австрійскимъ правительствомъ задачу: "въ предѣлахъ своей компетенціи: " выступить на защиту затронутыхъ въ Хорватіи и Славоніи интересовъ мѣстнаго населенія.

Это довольно многозначительное заявленіе руководителя цислейтанской политики вызвало шумное одобреніе большинства палаты депутатовъ, но, само собою разумѣется, отнюдь не говоритъ о томъ, чтобы и въ Австріи представители бюргерскихъ партій достаточно понимали значеніе свободы и независимости для каждаго живого человѣческаго существа, для. каждой національной группы. Конечно, пока дѣло идетъ о Венгріи, которая сама не упускаетъ случая дѣлать непріятности Австріи, цислейтанскіе политики не безъ чувства злорадства прислушиваются къ словамъ горячаго протеста противъ шовинистскаго насилія[7]. Но такъ ли уже безгрѣшны въ этомъ отношеніи и сами австрійцы? Читатель изъ моихъ же обозрѣній могъ неоднократно видѣть, съ какой энергіею и прямолинейностью, достойными лучшей участи, нѣмецкія партіи Австріи готовы при всякомъ удобномъ случаѣ нарушить то или другое существенное право прочихъ національностей, живущихъ по сю сторону Лейты. Чего стоитъ хотя бы тактика такъ называемаго «нѣмецкаго союза» во время и послѣ выборовъ прошлаго лѣта, когда, привѣтствуя пораженіе христіанскихъ соціалистовъ, свободомыслящіе нѣмцы тѣмъ не менѣе съ самаго же начала новой легислатуры поднимали кличъ къ небу о необходимости сплотиться всѣмъ нѣмцамъ, всѣмъ «истиннымъ носителямъ австрійской культуры и государственности» (читай: тевтонамъ) въ одинъ союзъ, чтобы положить предѣлъ какимъ бы то ни было притязаніямъ «мало-культурныхъ» славянскихъ элементовъ.

Старая, но вѣчно юная исторія! Жалуясь на подавленіе своей національности, когда она въ меньшинствѣ, люди шовинистскаго пошиба съ необыкновенной готовностью, однако, вступаютъ на путь насилія и произвола, когда ихъ національность является въ свою очередь господствующею. Съ другой стороны, именно вражда на національной почвѣ еще до сихъ поръ, къ сожалѣнію, обладаетъ способностью вызывать наиболѣе упорное сопротивленіе врагу и наибольшій порывъ самопожертвованія. До сихъ поръ еще человѣчеству наиболѣе доступно приложеніе чувствъ солидарности къ защитѣ своихъ чисто національныхъ чертъ: языка, нравовъ, обычаевъ, одежды, словомъ, всѣхъ тѣхъ остатковъ почти зоологической культуры, которые должны съ теченіемъ времени въ значительной степени растаять… Великіе универсальные принципы, видимо, являются достаточнымъ мотивомъ дѣятельности пока лишь для передовыхъ элементовъ извѣстной націи, а для національностей, взятыхъ въ цѣломъ, лишь въ извѣстные узловые пункты человѣческой эволюціи, когда новыя идеи охватываютъ огнемъ энтузіазма душу самаго средняго обывателя.

Но отсюда выводъ ясенъ. Въ самую жаркую національную борьбу передовые элементы данной народности должны неизмѣнно вносить уваженіе къ человѣку вообще, признаніе въ противникѣ брата, стремленіе отстоять право на свободу личнаго и народнаго развитія, но во имя высокой обще-человѣческой цѣли: быть гражданиномъ всего міра, быть братомъ всѣхъ людей. Картина свирѣпой вражды народностей на территоріи Австро-венгерской монархіи въ достаточной степени показываетъ справедливость этихъ столь часто забываемыхъ соображеній. Ибо не успѣете вы придти въ негодованіе отъ политики насилія, практикуемой болѣе крупною національностью надъ болѣе мелкой, какъ вамъ снова уже приходится негодовать и по человѣчеству возмущаться при видѣ, какъ эта меньшая національность расправляется у себя съ еще слабѣйшей. И передъ вами раскрывается словно рядъ концентрическихъ круговъ насилія и гнета, изъ которыхъ каждый переносить всю силу давленія объемлющаго его круга на кругъ, имъ объемлемый. Вотъ почему такъ вреденъ для человѣчества злой геній націонализма…

H. С. Русановъ.
"Русское Богатство", № 4, 1912



  1. Извѣстный авторитетъ по американской жизни и политикѣ, Брайсъ, хотя и говоритъ, что значеніе общихъ выборовъ въ Европѣ можетъ часто сильно перевѣшивать значеніе президентскихъ выборовъ въ Америкѣ, тѣмъ не менѣе замѣчаетъ, что послѣдніе представляютъ собою нѣчто, «подобнаго чему не найдешь въ Европѣ». James Bryce, «The American Commonwealth»; Нью-Іоркъ, 1907, 3-е изд., т. II, стр. 203.
  2. «Практика, которая совершенно разрушила первоначальную схему конституціонныхъ формъ для избранія президента», — замѣчаетъ по этому поводу мыслящій изслѣдователь политическихъ партій въ демократіи: М. Ostrogorski, «Democracy and the organization of political parties»; Лондонъ, 1902, англ. изд., т. II, стр. 14.
  3. См. напр., передовую въ «Le Temps», отъ 16 апрѣля 1912 г.
  4. См. перепечатку рѣчи въ «The Outlook», 23 марта 1912, стр. 618.
  5. «The Outlook», 9 марта 1912, стр. 527—528, passim.
  6. По переписи 1910, на 42534 кв. кил. въ Хорватіи-Славоніи живутъ 3,619291 чел., изъ которыхъ даже фальсифицированная мадьярской партійностью офиціальная статистика считаетъ принадлежащими къ славянской народности 2.290.000 чел., т. е. около 88 %. Хорватовъ (окатоличенныхъ сербовъ) разъ въ пять болѣе, чѣмъ православныхъ сербовъ.
  7. См., напр., передовую, написанную въ Вѣнѣ для нѣмецкой «Vossische Zeitung», No отъ 20 апрѣля 1912 и посвященную вопросу о «парламентскихъ кризисахъ въ Австро-Венгріи». Авторъ ратуетъ противъ «національнаго шовинизма» мадьяръ, но по отношенію къ Австріи думаетъ, что всѣ нестроенія политической жизни вытекаютъ тамъ изъ — чего бы вы думали? — признанія принципа «равноправія національностей».