Обозрение иностранной жизни (Русанов)/Версия 3/ДО

Обозрение иностранной жизни
авторъ Николай Сергеевич Русанов
Опубл.: 1912. Источникъ: az.lib.ru

Обозрѣніе иностранной жизни.

править
Новое рѣшеніе стараго вопроса: борьба балканскихъ государствъ противъ Турціи.

Въ настоящее время Балканскій полуостровъ является театромъ событій, которыя могутъ пріобрѣсти со дня на день общее европейское, а, пожалуй, и міровое значеніе. Четыре небольшія государства, которыя еще нѣсколько десятковъ лѣтъ тому назадъ находились въ вассальной зависимости отъ Оттоманской имперіи, внезапно возстали противъ прежняго сюзерена и рядомъ побѣдъ показали изумленному міру, что единство дѣйствія и энергія воли присущи союзнымъ сочетаніямъ отдѣльныхъ государствъ. Въ три-четыре недѣли Балканская лига, образованная изъ Черногоріи на сѣверо-западѣ, Сербіи и Болгаріи на сѣверѣ, Греціи на югѣ, рядомъ блестящихъ переходовъ и побѣдныхъ битвъ разсѣяла миражъ знаменитой своимъ мужествомъ турецкой арміи и почти поставила на край гибели Высокую Порту.

30 сентября новаго стиля было объявлено о мобилизаціи во всѣхъ четырехъ союзныхъ государствахъ. Иниціатива же объявленія войны принадлежала Черногоріи, которая сдѣлала это 8 октября. А 14-16 октября черногорцами были уже взяты на турецкой территоріи Тузи и Берана. 17 октября къ объявленіи войны присоединились Болгарія, Сербія и Греція, и съ 18 числа рядъ молніеносныхъ передвиженій и побѣдъ оставили въ рукахъ союзниковъ массу важныхъ стратегическихъ и историческихъ пунктовъ Турціи: Элассону, взятую 18-го греками, Джуму, отнятую 19-го болгарами, Приштину, взятую сербами 22-го, Куманово, отнятое ими же послѣ ожесточеннаго боя, разгромившаго турецкую западную армію 23-24-го, далѣе, одну изъ старѣйшихъ столицъ Сербіи, Ускюбъ или Скоплье (26-го). Затѣмъ, словно по удару магической палочки въ фееріи, союзники завладѣваютъ Кюпрюлю, Не_ ріей, Іюле-Бургасомъ, могущественными позиціями у рѣки Эргенэ, охватываютъ желѣзнымъ кольцомъ Адріанополь, разметаютъ турецкія войска у Чорлу и Истранджи и заставляютъ турокъ быстро отступить къ Чаталджинской линіи укрѣпленій. Греки же заняли такой важный пунктъ, какъ Салоники, игравшій значительную роль и въ славянской исторіи подъ именемъ Солуни. Правда, болѣе энергичная защита турками Чаталджинскихъ позицій замедлила темпъ войны. Но до сихъ поръ союзники въ общемъ рѣшительно торжествуютъ.

Намъ, впрочемъ, нечего въ этомъ журнальномъ обозрѣніи гнаться за послѣдними вѣстями съ театра войны, — на то есть газеты. Здѣсь мы, по обыкновенію, постараемся вскрыть смыслъ происшедшаго, и, не предрѣшая грядущихъ событій, вдвинуть совершающіеся факты въ обще-европейскую исторію нашихъ дней. Какъ всегда бываетъ въ сложныхъ людскихъ обстоятельствахъ, и на сей разъ судьба распорядилась иначе, чѣмъ то думали мудрѣйшіе члены той самонадѣянной корпораціи, которая кичится своимъ титуломъ международной дипломатіи. Дѣло идетъ, какъ ни какъ, о рѣшеніи Восточнаго вопроса, — о дальневосточномъ въ прежнее время и не говорили, и восточнымъ вопросомъ считался, по преимуществу, вопросъ о равновѣсіи политическихъ силъ Европы на Балканскомъ полуостровѣ. Сколько именъ государственныхъ мужей и тонкихъ дипломатовъ было, дѣйствительно, связано съ этимъ вопросомъ, передававшимся отъ поколѣнія къ поколѣнію въ видѣ настоящаго ребуса, разрѣшить который не могли ни дипломатическія конференціи, ни безчисленныя возстанія балканскихъ народовъ, ни интриги международныхъ канцелярій. Каннингъ, де-Виллель, Пальмерстонъ, Гладстонъ, Биконсфильдъ, Бисмаркъ, Эренталь, — чтобы назвать наиболѣе выдающихся лицъ, принимавшихъ близкое участіе въ распутываніи сложнаго балканскаго клубка, — всѣ эти незаурядные и часто противоположные по воззрѣніямъ дѣятели тщетно пытались найти такой выходъ изъ балканской нелѣпицы, который могъ бы хоть до нѣкоторой степени ослабить вѣчное кипѣніе сталкивающихся національныхъ стремленій на полуостровѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ дать возможность большимъ державамъ хоть на нѣкоторое время отдалить опасность великой европейской войны.

Вся трудность балканскаго вопроса легко можетъ быть вскрыта однимъ соображеніемъ: до сихъ поръ люди старались найти такое странное рѣшеніе этого вопроса, которое исходило бы отъ культурныхъ европейскихъ державъ и въ то же время шло бы въ разрѣзъ съ общимъ направленіемъ европейской культуры и европейскаго прогресса. Въ самомъ дѣлѣ, въ центрѣ балканской проблемы лежитъ болѣе или менѣе зависимое положеніе отъ продолжающей оставаться варварскою Турціи тѣхъ различныхъ завоеванныхъ ею нѣкогда государствъ, которыя, именно вслѣдствіе этого завоеванія, очень долго оставались мало культурными, но на которыя все же сталъ вліять общій духъ цивилизаціи и обнаружилъ все большую несовмѣстимость ихъ развитія и господства надъ ними Турціи. Съ самаго 1453 г., когда турки ворвались въ Константинополь черезъ трупъ Константина Палеолога, Оттоманская монархія лежитъ, словно громадный эрратическій валунъ, словно памятникъ минувшихъ геологическихъ періодовъ, на новѣйшихъ культурныхъ наслоеніяхъ юго-восточной Европы и давитъ всѣмъ своимъ гнетомъ развивающіяся формы современной политической жизни. Можно сказать, что Порта осталась тою же самою военною и теократическою державою, какою она была и при взятіи Константинополя, и болѣе двухъ вѣковъ спустя, подъ стѣнами Вѣны (1683), и въ началѣ прошлаго столѣтія, когда духъ свободы вѣялъ по всей Европѣ, и даже въ настоящее время послѣ того, какъ младотурецкая интеллигенція старалась влить новое вино въ старые мѣхи. Съ другой стороны, именно съ конца XV столѣтія вся Европа вступила въ полосу гораздо болѣе быстраго прогресса, чѣмъ то было въ средніе вѣка. И однимъ изъ главныхъ признаковъ этого оживленія общей европейской жизни было развитіе того истинно гуманнаго характера нынѣшней цивилизаціи, который въ значительной степени подорвалъ военно-феодальный строй современныхъ государствъ, а, съ другой стороны, секуляризировалъ, т.-е. сдѣлалъ свѣтскою, и человѣческую мысль, и государственную политику.

Въ особенности съ начала прошлаго вѣка европейская цивилизація поставила на очередь двѣ существенныя задачи: во-1-хъ, расширить самодѣятельность и личностей, и слагающихся изъ нихъ живыхъ народностей, а во-2-хъ, отдѣлаться отъ вліянія клерикальнаго міровоззрѣнія въ области государственныхъ вопросовъ. Послѣ четверти вѣка реакціи, послѣдовавшей за бурями французской революціи, на континентѣ Европы повѣяло новой весной народовъ, и одновременно стали повсюду сильно развиваться начала свободы личности, представительнаго правленія и большей автономіи различныхъ національностей. Тѣ уродливыя дипломатическія границы, которыми священные союзы кромсали по живому тѣлу народности, стали поддаваться свѣжимъ національнымъ стремленіямъ. И въ Италіи, Испаніи, Германіи и т. д. демократическія идеи шли рука объ руку съ патріотическими движеніями подавляемыхъ до того времени народовъ. Достаточно упомянуть, что большинство итальянскихъ революцій поднимало знамя возстанія не только противъ домашнихъ тирановъ, но и противъ чужеземныхъ поработителей. И либеральныя теченія Германіи, распадавшейся въ то время на массу мелкихъ государствъ, въ значительной степени включали въ себѣ тягу къ общенаціональному единству.

Конечно, этого освобождающаго процесса мысли и жизни не избѣжалъ и Балканскій полуостровъ. Если въ первой половинѣ XVII вѣка, — напримѣръ, во время чудовищной 30-дѣтней войны, опустошившей всю среднюю Европу и задержавшей ея развитіе, по крайней мѣрѣ, на сто лѣтъ, — если въ эту печальную эпоху милитаристская и клерикальная Европа еще не особенно отличалась по своему характеру отъ военной и теократической Турціи, то полутора вѣками позже положеніе дѣдъ измѣнилось. Чѣмъ дальше продвигался въ своемъ общемъ развитіи XIX вѣкъ, тѣмъ громаднѣе становилась пропасть между Турціей и тѣми христіанско-европейскими народами, которые изнывали подъ ея игомъ втеченіе уже четырехъ столѣтій. Къ несчастію, эгоистическіе интересы того страннаго политическаго сожительства государствъ, которое называется культурной Европой, заставляли каждаго изъ членовъ европейской семьи народовъ съ большимъ пренебреженіемъ относиться къ свободолюбивымъ стремленіямъ тѣхъ національностей, на какія жестоко давила вѣчно вооруженная рука турокъ. Иные дѣятели Европы, игравшіе крупную роль въ ея судьбахъ, вели себя на Балканскомъ полуостровѣ такъ, что получалось самое вопіющее противорѣчіе между общими принципами ихъ политики и примѣненіемъ этихъ принциповъ къ балканскимъ народностямъ. Мы не говоримъ, конечно, о томъ, болѣе, чѣмъ странномъ для православнаго государя отношеніи, какое обнаружилъ къ Греціи Александръ І-й, прямо заявивъ, что всѣ его симпатіи лежатъ на сторонѣ не Греціи, возставшей противъ Турціи, а на сторонѣ Турціи, которая, какъ ни какъ, является представительницею законной власти противъ бунтующаго подданнаго: здѣсь легитимизмъ бралъ верхъ надъ христіанствомъ. Но и позже Николай І-й, который любилъ подчеркивать свою роль хранителя православія, тѣмъ не менѣе считалъ нужнымъ въ своихъ политическихъ интересахъ сохранять Турцію болѣе или менѣе неприкосновенною. И если отъ него идетъ пресловутая, столько разъ повторяемая фраза о больномъ человѣкѣ, брошенная имъ въ разговорѣ съ лордомъ Сеймуромъ, то смыслъ этого картиннаго выраженія и заключается въ томъ, что, какъ бы Турція ни была больна, все же нужно поддерживать ея жизнь, чтобы наслѣдники, собравшіеся у ея ложа, не могли сейчасъ-же начать тянуть каждый къ себѣ возможно большую часть имущества изъ наслѣдства. А подразумѣвавшимся выводомъ изъ этого положенія было желаніе по возможности отодвинуть срокъ неминуемой смерти паціента до тѣхъ поръ, пока императорская Россія будетъ достаточно сильна, чтобы одной воспользоваться всѣмъ наслѣдствомъ.

Въ сущности говоря, не большимъ безкорыстіемъ отличались представители и другихъ государствъ, даже такихъ, свободныя учрежденія которыхъ, казалось, должны были бы имъ внушать любовь къ борцамъ за свободу и независимость, поднимавшимъ знамя возстанія противъ турецкаго полумѣсяца. Это достаточно было видно и во время Крымской кампаніи, и во время русско-турецкой войны, когда именно наиболѣе цивилизованныя европейскія державы постарались берлинскимъ договоромъ въ значительной степени съузить тѣ внѣшнія и внутреннія пріобрѣтенія освобождавшихся балканскихъ странъ, которыя Россія заносила въ предварительныя условія санъ-стефанскаго мира. Правда, Западная Европа имѣла извѣстное основаніе поступать такимъ образомъ при видѣ того, какъ русскій панславизмъ съ превеликой помпой выдвигалъ требованіе замѣнить на Балканскомъ полуостровѣ верховныя права Турціи верховными же правами Россіи. Но суть дѣла отъ этого не мѣняется. Европейскія государства, несомнѣнно, ни разу до послѣдняго времени не проявили искренняго желанія быть на Балканскомъ полуостровѣ проводниками тѣхъ самыхъ свободныхъ и демократическихъ идей, какія широко развиты у нихъ, и все время не столько думали о томъ, чтобы помочь той или иной стремящейся къ освобожденію народности, сколько боялись, какъ бы при происходящемъ измѣненіи границъ сосѣдъ не стащилъ крупнаго куска.

Это одна сторона дѣла. Другая, еще болѣе низменная, заключается въ томъ, что капиталистическая Европа чрезвычайно заинтересована въ существующей финансовой системѣ Турціи, равно какъ въ общей экономической эксплуатаціи страны. Ради этихъ, не особенно выспреннихъ, за то очень осязательныхъ интересовъ просвѣщенные участники въ европейскомъ концертѣ готовы были — да не прочь и теперь — смотрѣть сквозь пальцы на хозяйничанье турокъ, а если понадобится, то поддерживать и любой режимъ въ Константинополѣ, какъ бы ужасенъ онъ ни былъ, лишь бы онъ давалъ имъ возможность получать безпрепятственно купоны по государственному долгу и высокій процентъ на капиталъ, вложенный въ предпріятія.

Поддерживала же свободолюбивая Европа порядокъ вещей, установившійся при Абдулъ-Гамидѣ. За «кровавымъ султаномъ» взапуски ухаживали враждующія Франція и Германія. И въ то время, какъ французскій посолъ, небезызвѣстный Констанъ, являлся самымъ ревностнымъ защитникомъ турецкаго деспотизма и турецкой бюрократіи, жившей бакшишами, «геніальный царственный комми-вояжеръ», который усердно рекламируетъ нѣмецкіе продукты заграницей и, возсѣдая на тронѣ Германіи, съ улыбкою принимаетъ отъ своихъ подданныхъ этотъ лестный эпитетъ, считалъ нужнымъ, не смотря на свое потсдамское христіанство, поставить на сцену импозантное путешествіе въ Сирію и Палестину и тамъ, тѣми самыми устами, что славили Спасителя, возсылалъ хвалы мусульманину Саладину, какъ величайшему рыцарю средневѣковья… Но обратимся къ прозѣ.

Всѣмъ извѣстно учрежденіе такъ называемаго «Оттоманскаго долга», суть котораго заключается въ томъ, что, не вѣря больше Портѣ, европейскіе капиталисты организовали въ Константинополѣ особую администрацію, завѣдующую извѣстными частями турецкихъ бюджетныхъ полученій и распредѣляющую ихъ между кредиторами. Весь же турецкій долгъ равняется въ настоящее время ста тридцати одному милліону турецкихъ фунтовъ. Съ другой стороны, наиболѣе культурныя страны Запада ведутъ и наиболѣе обширную торговлю съ Турціей (въ 1909: Великобританія, 1455 милл. піастровъ = 112 милл. рублей; Франція, 701 милл. піастровъ = 56 милл. руб.; Австро-Венгрія, 655 милл. піастровъ = 52 мил. руб. и т. д. Франція, впрочемъ, крайне недовольна и этими результатами, такъ какъ видитъ, что самые послѣдніе годы 19.10—1912 ея торговля отступила не только передъ Англіей, но даже и Германіей. И вотъ французскій патріотъ своего отечества, этотъ истинный Шейлокъ всей Европы, да, пожалуй, и всего міра, съ горечью распространяется на столбцахъ газеты «Le Temps» на ту тему, что дѣйствительныхъ интересовъ Франціи нельзя измѣрять лишь цифрами обмѣна и что нужно присоединить къ количеству франковъ, которыми благородный галлъ ссудилъ Порту втеченіе 9 заемныхъ и конверсіонныхъ операцій, еще огромную долю французскаго золота, вложеннаго въ банки, желѣзнодорожныя предпріятія, рудники, различныя общественныя работы, табачную монополію и т. д., — что составитъ два милліарда франковъ, т. е. сумму, въ 4 раза превышающую общую цифру нѣмецкаго капитала, нашедшаго помѣщеніе въ Турціи… Вотъ эти-то очень тонкія, цо за то чрезвычайно крѣпкія нити золотой зависимости, не менѣе прямыхъ политическихъ интересовъ, и заставляли втеченіе долгаго времени культурную Европу проглатывать почти безъ протеста ужасающую неурядицу турецкаго режима. Пусть стоитъ варварская Турція, — лишь бы никто изъ сосѣдей не вздумалъ занять хоть клочка ея территоріи и лишь бы капиталъ давалъ хорошіе проценты.

Конечно, столкновеніе грубо эгоистическихъ, какъ политическихъ, такъ и матеріальныхъ, интересовъ Европы съ общимъ ходомъ культурнаго прогресса не могло не сказаться на крайне странныхъ судьбахъ балканскихъ народовъ. Духъ времени несомнѣнно дѣлалъ свое. И то одно, то другое изъ государствъ, входившихъ въ составъ Оттоманской имперіи, отрывалось отъ центральнаго тѣла, получало большую или меньшую автономію, наконецъ, становилось совершенно независимымъ и начинало требовать себѣ мѣста на солнцѣ свободы. Но какими удивительными закоулками, черезъ какія причудливыя преграды и рогатки лежалъ этотъ путь развитія и какъ много еще осталось до сихъ поръ сумбурнаго, противорѣчиваго, нерѣшеннаго на Балканскомъ полуостровѣ!

Отчаянныя войны, которыя Греція вела противъ Турціи въ 20-хъ годахъ прошлаго вѣка, привели, наконецъ, къ признанію независимости греческаго государства, которое и было, согласно лондонскому протоколу 1830 года, объявлено королезствомъ, подъ соединеннымъ покровительствомъ Великобританіи, Франціи и Россіи. Двумя годами позже и островъ Самосъ получилъ рангъ вассальнаго турецкаго княжества подъ покровительствомъ тѣхъ же державъ. Съ другой стороны, адріанопольскій миръ 1829 года сузилъ верховныя права Турціи по отношенію къ придунайскимъ княжествамъ: Молдавіи и Валахіи. Послѣ того, какъ русскій генералъ Киселевъ проводилъ въ 50-тыхъ годахъ прошлаго вѣка свои реформы въ этихъ княжествахъ и, подъ предлогомъ защиты крестьянства отъ мѣстныхъ бояръ, только усилилъ своимъ «регламентомъ» гнетъ послѣднихъ, національное стремленіе къ объединенію новело за собою слитіе двухъ княжествъ въ одно въ концѣ 61 года. Но надо было пройти путь не 20 годамъ, чтобы Румынія провозгласила свою независимость отъ Турціи въ маѣ 1877 года. — что затѣмъ подтверждено 43 ст. берлинскаго трактата, — и еще четыре года спустя изъ княжества стала королевствомъ.

Еще страннѣе были судьбы славянскихъ племенъ, жившихъ на Балканскомъ полуостровѣ. Нити и прямого подчиненія, и вассальной зависимости, которыя соединяли ихъ съ Турціей, разрывались ими съ крайними усиліями, хотя, казалось бы, существованіе та кой могущественной единоплеменной сосѣдки, какъ Россія, должно было облегчить пріобрѣтеніе самостоятельности балканскими славянами. Это особенно замѣчается въ исторіи освобожденія сербовъ, являющихся однимъ изъ древнѣйшихъ и наиболѣе культурныхъ племенъ полуострова. Разорванный на куски капризными велѣніями исторіи, сербскій національный организмъ тщетно стремился снова соединиться въ одно цѣлое и достигалъ высшихъ ступеней свободы и гражданственности лишь порознь въ каждой изъ своихъ частей. Раньше всѣхъ добилась фактической независимости микроскопическая Черногорія, которая еще въ концѣ 17-го вѣка высвободилась изъ-подъ ига турокъ, въ половинѣ 19-го добилась признанія новой, болѣе свѣтской организаціи своей княжеской власти со стороны Россіи и, наконецъ, была признана и формально независимой по берлинскому договору. Слѣдуетъ прибавить, что только въ самомъ концѣ 1905 года родовая патріархальная власть въ Черногоріи уступила мѣсто конституціонной монархіи.

Гораздо большею мачехою судьба оказалась по отношенію къ главному стволу сербскаго племени, собственно такъ называемымъ сербамъ, хотя они обнаружили, послѣ долгихъ вѣковъ порабощенія, удивительный героизмъ въ битвахъ за свободу съ Турціей. Въ самомъ началѣ 19-го вѣка, еще за 17 лѣтъ до греческаго возстанія, сербы проявили такую энергію сопротивленія полумѣсяцу, что Порта не могла долго отказывать имъ въ признаніи извѣстной самостоятельности. И съ 1825 г. Сербія находилась лишь подъ номинальною властью Порты, пока, наконецъ, статья 34 берлинскаго договора и совсѣмъ не уничтожила этой фикціи, признавъ полную независимость Сербіи. Но — увы! — практическіе результаты этихъ героическихъ національныхъ стремленій далеко не соотвѣтствовали количеству матеріальныхъ и моральныхъ жертвъ, принесенныхъ сербами свободѣ и независимости націи. Не забудемъ, что въ то время, какъ послѣднее крупное возстаніе балканскихъ славянъ противъ Турціи началось въ 75 г. какъ разъ съ Герцеговины, именно эта самая область Босніи и Герцеговины, населенная въ значительной степени сербами и хорватами, была передана, по берлинскому же договору, въ цѣляхъ гражданской и военной администраціи, Австро-Венгерской монархіи; и сосѣдній Новобазарскій санджакъ клиномъ врѣзался между сербами, очутившись въ рукахъ гражданскаго австро-венгерскаго управленія. Въ концѣ концовъ мечты сербовъ о возстановленіи «Старой Сербіи», слаи наго царства Душана, разсѣялись подъ ударами грубой дѣйствительности. Сербія оказалась совершенно оттертою отъ моря, задыхаясь между турецкими и австро-венгерскими границами. АвстроВенгрія руководилась при этомъ грубо эгоистическими интересами не только экономическаго, но и политическаго характера; она желала, съ одной стороны, закабалить себѣ Сербію въ хозяйственномъ отношеніи, а съ другой, усердно старалась обезсилить, умалить государство сербовъ, чтобы изъ него не могло выйти политическаго центра притяженія для Хорзатіи-Славоніи, входившей въ составъ Венгріи и населенной опять-таки главнымъ образомъ сербо-хорватами.

Болѣе благосклонна, но въ то же время еще болѣе капризна была судьба Болгаріи. Возрожденіе болгарскаго національнаго духа приблизительно совпадаетъ, — по причинамъ, объясненнымъ нами выше, — съ самымъ началомъ 19-го столѣтія. Но прошло не мало десятковъ лѣтъ, прежде чѣмъ надежды болгарскихъ патріотовъ получили хоть первое осуществленіе. Такъ, безслѣдно для болгаръ прошла война Россіи съ Турціей, закончившаяся адріанопольскимъ договоромъ. Послѣдній внесъ нѣкоторыя измѣненія въ положеніе придунайскихъ княжествъ, но совершенно оставилъ въ сторонѣ болгаръ, боровшихся, однако, за тотъ же идеалъ свободы. Не менѣе горько было разочарованіе болгаръ, когда, до начала Крымской кампаніи, въ 1853 г. Николай I счелъ нужнымъ заговорить о необходимости дать Болгаріи политическую самостоятельность, а парижскій конгрессъ 1856 г. подрѣзалъ крылышки этимъ иллюзіямъ. 60-е и большая часть 70-хъ годовъ проходятъ въ безпрестанныхъ попыткахъ возстанія болгаръ противъ Турціи. Наконецъ, 12 апрѣля 77 г. вспыхиваетъ русско турецкая война, и побѣжденная Порта принуждена была въ мартѣ слѣдующаго года признать по санъ-стефанскому договору независимость Болгаріи. Границы болгарской территоріи по этому договору были сравнительно очень широки: Европейской Турціи едва-едва оставалась узкая полоса земель во Ѳракіи съ Константинополемъ и Адріанополемъ, и Болгарія, кромѣ пространства земель, заключеннаго меэгду теченіемъ Дуная и Родопскими горами, охватывала всю Македонію и выходила къ Эгейскому морю въ окрестностяхъ Солуни.

То были «Не.шкая Болгарія», предметъ жаркихъ историческихъ чаяній болгарскихъ патріотовъ. Къ сожалѣнію, политика Россія, клонившаяся къ тому, чтобы превратить Болгарію чуть ли не въ провинцію Россійской имперіи, дала предлогъ европейскимъ державамъ воспротивиться этому широкому освободительному плану и, рядомъ крупныхъ ограниченій, проведенныхъ въ берлинскомъ трактатѣ, крайне сузить границы Болгаріи и превратить ее въ то, что въ свое время было названо «географическимъ парадоксомъ». Путь Болгаріи къ Эгейскому морю былъ отрѣзанъ вмѣстѣ со всей территоріей, расположенной къ югу отъ Родопскихъ горъ, а оставшаяся территорія была раздѣлена на двѣ части: собственно такъ называемую Болгарію къ сѣверу отъ Балканскихъ горъ, которая становилась автономнымъ вассальнымъ княжествомъ Порты подъ покровительствомъ Россіи, и Восточную Румелію, которая должна была остаться подъ политической и военной властью султана, но пользоваться административнымъ самоуправленіемъ, причемъ султанъ же назначалъ для страны генералъ-губернатора.

«Географическій парадоксъ» вскорѣ оказался и парадоксомъ политическимъ. На почвѣ освобожденной Болгаріи вскорѣ вступили въ борьбу различныя силы и стремленія. Судьба перваго болгарскаго князя, Александра Баттенберга, избраннаго 29 апрѣля 79 г. народнымъ собраніемъ въ Тырновѣ, какъ нельзя лучше характеризуетъ столкновеніе этихъ различныхъ теченій. Прежде всего, россійская бюрократія только о томъ и думала, чтобы превратить Болгарію въ одну изъ областей россійскаго государства. Министерства, администрація, войско, банковыя и торговыя сферы, самый дворъ были переполнены или чисто русскими людьми, или креатурами Россіи. Баттенбергъ считалъ себя чѣмъ-то вродѣ русскаго губернатора Болгаріи и, очевидно, не безъ внушенія со стороны правящихъ петербургскихъ круговъ пріостанавливалъ въ 1881—1883 г. г. дѣйствіе болгарской конституціи. Но скоро, не смотря на горячія симпатіи туземнаго населенія къ странѣ-освободительницѣ, внутри Болгаріи стали расти національное сознаніе и горячая любовь къ родинѣ, которыя не могли мириться съ подчиненной ролью отечества по отношенію къ могущественной Россіи, и тотъ самый князь, который управлялъ Болгаріей совершенно въ духѣ петербургскихъ инструкцій, вдругъ почувствовалъ, что почва подъ нимъ рушится, и единственнымъ выходомъ изъ ставшаго невыносимымъ положенія счелъ приближеніе къ національнымъ стремленіямъ болгаръ. Въ результатѣ 18-го сентября 85 г. вспыхиваетъ революція, которая низвергаетъ правительство Восточной Румеліи и присоединяетъ послѣднюю къ Болгаріи, причемъ центральной фигурой переворота становится Баттенбергъ, быстро пріобрѣтшій сильную популярность, особенно послѣ побѣды при Сливицѣ надъ Сербіей, внезапно напавшей на Болгарію подъ вліяніемъ интригъ Австріи.

Въ этомъ поворотномъ пунктѣ исторіи можно было убѣдиться, что офиціальная Россія преслѣдовала въ Болгаріи не широкіе интересы свободы и счастія страны, а свои эгоистичные планы. Не смотря на то, что султанскій фирманъ отъ 6-го апрѣля 1886 г. призналъ совершившійся фактъ, менѣе, чѣмъ черезъ годъ послѣ румелійской революціи, а именно въ ночь съ 20 на 21 августа 1886 г. группа молодыхъ офицеровъ окружила въ софійскомъ дворцѣ Александра Баттенберга, и одинъ изъ заговорщиковъ, нѣкто Радко Димитріевъ, нынѣ побѣдоносный генералъ при Киркъ-Килиссѣ, а тогда простой капитанъ, навелъ дуло револьвера на князя и, бросая листъ бумаги на столъ передъ Баттенбергомъ, воскликнулъ: «подписывай скорѣй отреченіе!» Въ результатѣ получилась нацарапанная каракульками фраза «Богъ да спасетъ Болгарію», которую конспираторамъ угодно было счесть за актъ формальнаго отреченія. Заговоръ составленный въ соотвѣтствіи съ инструкціями, полученными изъ-за границы, былъ подготовленъ умѣлой рукой, при сотрудничествѣ иноземныхъ офицеровъ. Извѣстна телеграмма, полученная изъ Петербурга въ отвѣтъ на смиренную просьбу о поддержкѣ со стороны Баттенберга который, не смотря на свое временное низверженіе, снова былъ введенъ болгарскими патріотами въ Софію при восторженныхъ крикахъ войска и всего населенія. Телеграмма эта гласила: «я воздержусь отъ какого бы то ни было вмѣшательства въ печальное положеніе дѣлъ въ Болгаріи. Оно будетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока вы останетесь въ княжествѣ. Вы сами рѣшите, что вамъ остается дѣлать».

Баттенбергъ уступилъ. Но не уступило болгарское общественное мнѣніе, которое хотѣло во что бы то ни стало отстоять право родины на самостоятельное развитіе. Къ сожалѣнію, годы національнаго подъема Болгаріи были вмѣстѣ съ тѣмъ годами чудовищной, чисто азіатской борьбы партіи. Въ результатѣ ея и выросла постыдная диктатура Стамбулова, у котораго патріотизмъ несчастнымъ образомъ переплетался съ невѣроятнымъ эгоизмомъ, дикой жаждой власти и грубыхъ наслажденій и безпримѣрной жестокостью къ противникамъ. На престолъ Болгаріи избирается Фердинандъ Кобургскій (7 іюля 1887 г.). Мало-по-малу исторія страны пріобрѣтаетъ болѣе нормальное теченіе. Свирѣпость партійной борьбы смягчается сознаніемъ, что этимъ путемъ родину можно привести къ гибели. Сохраняя свою независимость, Болгарія понемногу налаживаетъ свои отношенія и съ Россіей, между тѣмъ какъ хитрый Кобургъ старается работать все упорнѣе и упорнѣе въ своихъ династическихъ интересахъ, маскируя ихъ «высшей» политикой, разсчитанной на осуществленіе все болѣе и болѣе честолюбивыхъ замысловъ. Уже въ 1896 г. Фердинандъ успѣваетъ найти для своего наслѣдника Бориса такого могущественнаго крестнаго отца, какъ Русскій императоръ. А въ октябрѣ 1908 г., когда австро-венгерское правительство вдругъ присоединило къ территоріи монархіи Боснію и Герцеговину, уступивъ Турціи Новобазарскій санжакъ, главѣ болгарскаго государства, по очевидному соглашенію съ сильными сосѣдями, удалось провозгласить полную независимость отъ Турціи и въ связи съ этимъ дать себѣ титулъ царя, подтвержденный великимъ собраніемъ 10 іюля 1911 г.

Осталась внѣ прогресса освободительнаго движенія населенная славянами и греками (наряду съ турками) Македонія. Судьбы ея должны были быть рѣшены еще 23 статьей берлинскаго договора, которая предусматривала введеніе необходимыхъ административныхъ, судебныхъ и иныхъ реформъ, имѣвшихъ цѣлью уравненіе въ нравахъ христіанскихъ національностей съ господствующей оттоманской расой, но до сихъ поръ не была приведена въ исполненіе. Македонія служила постояннымъ очагомъ возстаній, носившихъ характеръ не только борьбы съ турками, но и междоусобныхъ распрей между сербами, болгарами и греками. Эти христіанскія національности до самаго послѣдняго времени необыкновенно враждовали другъ съ другомъ и готовы были поддерживать даже турка, лишь бы ни одна изъ нихъ не пріобрѣла себѣ привилегированнаго положенія. Не довольствуясь безпрерывными стычками, грабежами и убійствами, враждующія въ Македоніи національности продолжали эту братоубійственную войну даже и на столбцахъ статистики. Достаточно взять въ руки исчисленіе населенія Македоніи по разнымъ народностямъ, чтобы убѣдиться, напр., въ какой степени сербы безжалостно избиваютъ и на полѣ цифръ своихъ противниковъ, между тѣмъ какъ эти послѣдніе отплачиваютъ имъ тѣмъ же. Hi въ самое послѣднее время и въ Македоніи обнаруживается стремленіе соединиться противъ общаго врага.

Окончательнымъ разрыхленіемъ исторически сложившейся почвы на Балканскомъ полуостровѣ была попытка младотурецкой партіи раздѣлаться со старымъ османлійскимъ режимомъ, и, въ частности, съ ужасающимъ деспотизмомъ Абдулъ-Гамида и превратить Оттоманскую имперію въ современное культурное и правовое государство. Четыре года длится эта попытка, и читатель этихъ обозрѣній могъ убѣдиться, что, не преклоняясь на манеръ иныхъ нашихъ публицистовъ передъ младотурками только за ихъ удачный переворотъ, мы, тѣмъ не менѣе, старались относиться безъ всякаго предубѣжденія и съ симпатіей къ усиліямъ прогрессивныхъ оттомановъ обновить застывшую страну въ духѣ современной культуры. Увы, съ самаго начала младотурецкимъ дѣятелямъ помѣшало въ этомъ отношеніи ихъ политическое міровоззрѣніе, въ которомъ элементы свободы были, къ сожалѣнію, перемѣшаны съ чрезвычайно сильными централистическими и шовинистскими тенденціями, заставлявшими ихъ пренебрежительно относиться къ законнымъ національнымъ стремленіямъ другихъ народностей, Мы знаемъ, каковы были дѣйствія младотурокъ не только по отношенію къ христіанамъ, но и къ единовѣрцамъ, мусульманамъ въ Албаніи, все населеніе которой вотъ уже нѣсколько лѣтъ ведетъ самую ожесточенную борьбу съ Портой и наканунѣ послѣднихъ событій, столь перемѣшавшихъ карты на Балканскомъ полуостровѣ. почти было уже добилось автономіи. Эти централистическія замашки младотурокъ, къ несчастію, давали возможность реакціонерамъ и поклонникамъ стараго режима опираться и на наиболѣе свободолюбивые элементы молодой Турціи, вербуя себѣ сторонниковъ между людьми, высоко ставящими свободу личности и автономію разныхъ народностей. Такимъ образомъ и вышло, что въ началѣ побѣдоносная младотурецкая революція обѣщала было влить новую кровь въ жилы застарѣлой оттоманской національности, а затѣмъ, чѣмъ дальше, тѣмъ больше, производила разладъ въ общественной жизни, создавала хаосъ въ душѣ каждаго отдѣльнаго турка и, наконецъ, развалила всю націю на рядъ враждующихъ партій, группъ, кружковъ. Младотурецкая революція оказалась гибельною для Турціи, но гибельною не потому, что произвела коренной переворотъ въ жизни и мысли, а потому, что остановилась на полдодорогѣ и, поставивъ въ непримиримую вражду старую и молодую Турцію, не могла дать прочность и силу новому строю.

Намъ, правда, говорятъ: вѣдь и европейскія цивилизованныя государства по большей части стоятъ за централистическую внутреннюю политику и тоже не особенно склонны давать надлежащую самостоятельность различнымъ народностямъ, кромѣ господствующихъ. На это одинъ изъ радикальныхъ органовъ итальянской печати сдѣлалъ, по нашему мнѣнію, очень вѣское возраженіе, сказавъ, что, если централизація черезчуръ портитъ прогрессивный характеръ культурныхъ государствъ, то все же значительнымъ противоядіемъ этому отрицательному фактору служитъ самый характеръ современной цивилизаціи. Она настолько развиваетъ понятіе о свободѣ личности, о правѣ живыхъ народностей на самостоятельное развитіе, что самыя рѣзкія проявленія централистическаго и черезчуръ государственническаго направленія сталкиваются съ протестомъ общественнаго мнѣнія, требующаго наибольшей свободы для индивидуума и для союза индивидуумовъ. Турція же до сихъ поръ осталась милитаристской, теократической страной, гдѣ свободная человѣческая мысль скована предразсудками стараго религіознаго міровоззрѣнія, проникающаго до сихъ поръ всѣ стороны турецкой жизни. Взгляды на женщину, на чужестранца, на человѣка иной религіи до сихъ поръ носятъ у средняго турка характеръ исключительности, отъ которой тщетно хотятъ избавить его дѣятели молодой Турціи, сами еще не успѣвшіе окончательно освободиться отъ личныхъ и общественныхъ предразсудковъ.

Подъ этимъ угломъ зрѣнія мы и должны смотрѣть на войну Балканскаго союза противъ господства турокъ. Вовсе не нужно быть отчаяннымъ славянофиломъ или свирѣпымъ туркофобомъ, чтобы видѣть въ этомъ могущественномъ, но сложномъ, но, скажемъ даже, отчасти смутномъ, опасномъ, движеніи все же культурный шагъ впередъ. Нашъ критерій оцѣнки здѣсь очень простъ и ясенъ. Все, что ведетъ къ свободѣ личности и самостоятельному развитію естественно выростающихъ національностей, считается нами за прогрессивное явленіе. Мы не споримъ, что рано или поздно, младотурки сумѣли бы, быть можетъ, удачно рѣшить національный вопросъ въ Оттоманской имперіи. Но, — увы — исторія не ждетъ, и перезрѣлые вопросы приходится зачастую рѣшать ускореннымъ, болѣе энергичнымъ способомъ. Точно также мы не споримъ, что въ современной освободительной волнѣ, высоко поднявшейся на Балканахъ, текутъ и мутныя струи династическихъ притязаній мелкихъ царьковъ и князьковъ, честолюбія отдѣльныхъ общественныхъ дѣятелей, жажды беззастѣнчивой наживы въ военныхъ и капиталистическихъ кругахъ. Но рядомъ съ этимъ мы видимъ несомнѣнный приливъ общественнаго энтузіазма даже въ среднемъ обывателѣ поднявшихъ возстаніе странъ, какъ ни какъ, уже довольно давно пользующихся демократическими учрежденіями, и онъ начинаетъ какъ бы чувствовать, что здѣсь дѣло идетъ о широкихъ задачахъ свободы, права, цивилизаціи и прогресса.

Мы не знаемъ, что дастъ въ окончательномъ результатѣ Балканская война, усложненная интригами крупныхъ державъ и происками мѣстныхъ правителей и политикановъ участвующихъ въ борьбѣ націй. Во всякомъ случаѣ, эти послѣдствія войны окажутся тѣмъ болѣе благотворными, чѣмъ рѣшительнѣе люди прогресса будутъ защищать тѣ принципы свободы и права, которые пишутъ на своемъ знамени возставшіе противъ ига турокъ народы. Каждый разъ, когда втеченіе этой борьбы будутъ происходить отклоненія отъ начертанной программы, друзья прогресса должны останавливать виновниковъ этихъ отступленій и напоминать имъ объ идеалахъ, которые были ими же выставлены въ началѣ войны. Свобода личности и развитіе самоопредѣляющихся національностей, — но помимо всякаго религіознаго фанатизма, — вотъ тотъ оселокъ, на которомъ слѣдуетъ неизмѣнно пробовать внутренній смыслъ событій. Вотъ почему, когда Австрія утверждаетъ, что она не можетъ допустить Сербію къ морю, такъ какъ это противорѣчитъ ея интересамъ, то общественное мнѣніе можетъ и должно по достоинству оцѣнить эту аргументацію самаго низкопробнаго эгоизма. Точно также, когда Сербія и Болгарія уже дѣлятъ между собою всю Македонію и Албанію отъ Кюстеядиля черезъ Охридское озеро до Дураццо, какъ если бы дѣло шло лишь объ одной территоріи, то сторонники свободы имѣютъ право остановить ихъ здѣсь и спросить: а что же вы думаете дѣлать съ албанцами? Нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, стоять по отношенію къ этой народности на точкѣ зрѣнія князя Алексѣя Кара-Георгіевича, который преспокойно объяснилъ одному корреспонденту, что, хотя бы албанцы насчитывали и болѣе милліона, все же они представляютъ, по сравненію съ сербами, такое дикое племя, что съ ними нечего и считаться: ихъ судьба будетъ, молъ, рѣшена болѣе просвѣщенными людьми къ удовольствію всѣхъ сторонъ. Не забудьте, что эту же пѣсню о высшей расѣ и о презрѣнной «райѣ» пѣли втеченіе цѣлыхъ вѣковъ турки, пока вдругъ эта пѣсня не была прервана звуками національныхъ маршей союзниковъ, идущихъ на Константинополь.

Позволимъ въ заключеніе высказать еще одно — два соображенія, связанныхъ съ настоящею войною. Если Балканскому союзу удастся сплавить въ одно прочное цѣлое различныя народности полуострова и послѣ войны, то передъ нами въ юго-восточной Европѣ будетъ уже не пыль народностей, а федерація государствъ и даже, быть можетъ, организованное федеративное государство, могущее сдѣлаться факторомъ прогресса въ дѣлахъ мира и свободы. По моимъ разсчетамъ, въ подробности которыхъ я не хочу вводить читателя, 4 союзныя государства уже образуютъ вмѣстѣ территорію въ 219.453 кв. километра съ населеніемъ въ 10.121.000 жителей; а если прибавить сюда, пространство и населеніе Македоніи и Албаніи (за исключеніемъ вилайетовъ Константинопольскаго и Адріанопольскаго, которые, можетъ быть, останутся въ рукахъ Турціи при ликвидаціи войны), то съ этими новыми 134.370 кв. килом. и 3.841.000 жителей, мы получимъ уже почтенное политическое цѣлое, поверхность котораго равняется 353.823 кв. километр., а число жителей — 14.962.000, чуть не 15 милліонамъ, т. е. страну, превосходящую по величинѣ Соединенное Королевство Великобританіи и Ирландіи, а по числу жителей входящую въ категорію значительныхъ второстепенныхъ государствъ.

И еще одно замѣчаніе, остріе котораго обращено противъ правовѣрныхъ пацифистовъ, полагающихъ, что уже въ настоящее время міровые вопросы могутъ рѣшаться безъ помощи силы, а, въ частности, войны. Я его нахожу въ послѣдней рѣчи импульсивнаго Чёрчиля, англійскаго морского министра: «люди, которъіе претендуютъ въ этой области на знаніе, порою увѣряли насъ, что опасность войны стала нынѣ иллюзіей и что въ современную эпоху, безъ происковъ государственныхъ людей и дипломатовъ, безъ интриги финансистовъ, безъ взаимныхъ заподозриваній враждебныхъ генераловъ и адмираловъ, безъ сенсаціонной прессы, которая эксплуатируетъ невѣжество и легковѣріе публики, эта опасность исчезла бы. И, вотъ, однако, передъ нами война, въ которую не входитъ ни одна изъ этихъ причинъ; которая вспыхнула вопреки всему тому, что дѣлали дипломаты и государственные люди, чтобы помѣшать ей; на которую пресса не имѣла никакого вліянія; война, которую всѣ силы капитала старались предупредить и которая разразилась не вслѣдствіе невѣжества и легковѣрія народовъ, но какъ-разъ наоборотъ потому, что эти народы знали свою исто рію и вѣрили въ свои судьбы; наконецъ, война, которая обнаружила силу самопроизвольнаго взрыва, унося все съ собой… Въ виду такого явленія, кто будетъ настолько смѣлъ, чтобы утверждать, что сила никогда не является средствомъ, чтобы заявлять что частные антагонизмы исторіи и времени могутъ при всякихъ обстоятельствахъ быть устранены плоскими и поверхностными соглашеніями политиковъ и пословъ»?..

Намъ нечего присоединяться къ практическимъ выводамъ этой рѣчи, которую пылкій бриттъ заканчиваетъ приглашеніемъ Англіи «быть готовой». Но нельзя закрывать глазъ на вѣрность общихъ соображеній, развитыхъ здѣсь на историко-философскую сторону дѣла. Отъ насъ далекъ романтизмъ крови и восхищеніе поэзіей войны. Въ этомъ грубо матеріальномъ столкновеніи людей есть нѣчто чрезвычайно тяжелое, почти отвратительное, для сознанія. Но, увы, — тѣ силы современнаго міра, которыя могли бы побѣдить этого демона зла, еще не достаточно могучи, чтобы оказать ему рѣшительное сопротивленіе. Нѣтъ сомнѣнія, напримѣръ, что въ будущемъ, и, можетъ быть, сравнительно недалекомъ, трудящіяся массы сумѣютъ находить всѣмъ крупнымъ вопросамъ наиболѣе мирное рѣшеніе. Но пока мы можемъ воздать должное энергіи организаторовъ рабочихъ манифестацій, которыя во многихъ мѣстахъ Западной Европы требуютъ прекращенія войны и мирнаго соглашенія между сторонами, и въ то же время должны сказать, что слабы еще до сихъ поръ эти носители идеала будущаго братства и что имъ нужно было бы быть во много разъ сильнѣе и сознательнѣе, чтобы прекратить въ данный моментъ любую братоубійственную войну…

H. С. Русановъ.
"Русское Богатство", № 11, 1912