Обирохино (Неизвестные)/ДО

Обирохино
авторъ неизвѣстенъ
Опубл.: 1868. Источникъ: az.lib.ru • (Очерк жизни промышленного села.)

ОБИРОХИНО.

править
(Очеркъ жизни промышленнаго села.)

Не въ очень далекомъ разстояніи отъ Москвы лежитъ знаменитое и не въ одномъ своемъ муравейникѣ село, которое назовемъ хоть Обирохинымъ. Любезные мои соотечественники, тароватые на разныя сравненія своихъ родныхъ извѣстностей съ иностранными знаменитостями, въ порывѣ патріотическаго увлеченія, преподнесли Обирохину титулъ россійскаго Манчестера, Лидса, Шеффильда или какого-то другого западнаго промышленнаго чуда — хорошенько не помню. Разумѣется, Обирохино настолько же похоже на это промышленное чудо, насколько ковырялка, ради приличія именуемая у насъ сохою, имѣетъ право считать себя въ близкомъ родствѣ съ паровымъ плугомъ. Но обирохинцы смотрятъ на дѣло иначе: они серьезно убѣждены, что именно Обирохино двигаетъ Россію по пути промышленнаго прогресса; всякому заѣзжему путешественнику они съ гордостью показываютъ свои фабрики и увѣряютъ, что ихъ село по самому наружному своему виду заткнетъ за поясъ многіе губернскіе города.

Насколько дѣйствительность сходится съ самовосхваленіемъ обирохницевъ, читатель увидитъ изъ настоящаго безпристрастнаго очерка. Я не обирохинецъ, но живу здѣсь давно и достаточно успѣлъ ознакомиться съ его жизнію.

Начну съ наружнаго вида. Почти всѣ наши города похожи на большія села. Обирохино по величинѣ своей можетъ считаться хорошимъ селомъ средней руки. Большіе каленные, нолукамепные и деревянные дома, высокая колокольня, лавки, ряды, постоялые дворы напоминаютъ собою предмѣстья Москвы и дѣйствительно дѣлаютъ село похожимъ на иной губернскій городъ; здѣсь есть даже одна очень широкая хорошо мощеная улица. Однимъ словомъ, все какъ слѣдуетъ въ благоустроенномъ русскомъ городѣ. Но множество дымящихся каменныхъ и желѣзныхъ трубъ, высоко подымающихся въ воздухѣ", и особенная архитектура старыхъ домовъ, верхніе этажи которыхъ покрыты высокими крутыми крышами и украшены по стѣнамъ необыкновенно безобразными колонками — придаютъ Обирохину своеобразный видъ, отличающій его отъ нашихъ большихъ селъ — губернскихъ городовъ. Но тутъ же развалины домовъ и фабрикъ, свидѣтельствующія о непостоянствѣ человѣческаго счастія, даже въ захолустьяхъ, т. е. банкротствахъ, напоминаютъ многіе уѣздные города, украшенные такими же развалинами; т. е. недостроенными каменными домами, оставленными въ память того, что не всѣмъ откупщикамъ удавалось претворять воду ві. вино съ одинаковымъ успѣхомъ (эти дома были отданы въ залогъ по откупамъ и взяты въ казну до окончанія дѣлъ съ откупщиками). Что же касается обирохинскихъ гражданъ, то они, какъ и слѣдуетъ гражданамъ всякаго благоустроеннаго общества, дѣлятся на аристократовъ, плебеевъ и рабочихъ. Аристократія составляетъ необходимый элементъ каждаго общества, почему же не явиться ей и въ Обирохинѣ?

Живетъ она въ большихъ домахъ, настоящихъ каменныхъ палатахъ. держитъ огромную дворню, отличныхъ лошадей и даже, иные изъ ея членовъ, имѣютъ свою музыку. Дома, двухъ и трехъ-этажные; внутреннее помѣщеніе, въ высшей степени неудобное, раздѣляется на двѣ части, какъ и все домашнее хозяйство: на паратную (по мѣстному произношенію) и будничную. Есть паратныя комнаты, паратныя лошади, экипажи, мебель, збруя, салопы, обѣды и т. д. Весь этотъ разрядъ обирохинскихъ цѣнностей служитъ для удовлетворенія тщеславія. Другая часть, т. е. будничная, составляетъ обстановку обыденной жизни. На все паратное тратится бездна денегъ, и потому обирохинцы пользуются каждымъ удобнымъ случаемъ, чтобы показать передъ публикой возможно-большее число парадныхъ, т. е. совершенно ненужныхъ вещей. Всѣ эти ненужности, удовлетворяющія дѣтскому самохвальству почтенныхъ гражданъ, покупаются, съ одной стороны. скаредною закулисною жизнію, а съ другой — лишеніями рабочаго класса…

Къ аристократіи принадлежатъ, разумѣется, крупные фабриканты, по большей части переселившіеся въ Обирохино купцы, но много есть между ними и разбогатѣвшихъ здѣшнихъ крестьянъ. — Собственно же обирохинцы составляютъ плебство; это но большей части небогатые владѣльцы деревянныхъ домиковъ; одни изъ нихъ занимаются какимъ нибудь мелкимъ торгомъ, а большая часть ручной набивкой ситцевъ, проклейкой и мотаньемъ бумаги и тканьемъ миткаля. Кто побѣднѣе — отдаетъ часть своихъ домиковъ въ наемъ пришлымъ рабочимъ изъ окрестныхъ селъ и ремесленникамъ. Какъ только плебей поднимется немного и заведетъ хоть маленькое дѣло съ наемными рабочими, онъ сейчасъ же старается проползти въ аристократію, и подражаетъ ей въ обычаяхъ, манерахъ и одеждѣ. Впрочемъ, эта черта составляетъ общую характеристику моихъ любезныхъ соотечественниковъ…

Такъ какъ Обирохино славится своими фабриками, а фабрики нуждаются въ спеціалистахъ механикахъ, химикахъ, колористахъ, то въ Обирохинѣ находится много нѣмцевъ, французовъ и англичанъ. Они, по большей части, составляютъ свои кружки, неимѣющіо ничего общаго съ мѣстнымъ населеніемъ.

Кромѣ того, доктора, учителя, аптекарь, чиновники и вообще не туземные, а временно живущіе въ Обирохинѣ по дѣламъ, составляютъ высшій слой здѣшней цивилизаціи. Хотя ихъ разнородная дѣятельность ставитъ ихъ въ соприкосновеніе со всѣми классами обирохинскаго общества, но и они составляютъ свой отдѣльный кружокъ. Между высшими аристократами пожалуй тоже есть нѣсколько цивилизованныхъ людей. Но о нихъ, какъ и объ иностранцахъ, мы не будемъ распространяться, а займемся преимущественно туземцами, къ которымъ и будетъ относиться все, что мы скажемъ впослѣдствіи.

Въ Обирохинѣ господствуютъ самые дикіе нравы. Полное самоуправство съ рабочимъ, въ домашней жизни деспотизмъ и самодурство даже болѣе тонкихъ оттѣнковъ, чѣмъ у Тита Титыча Брускова. Жизнь раздѣляется, также какъ и имущество, — на парадную и будничную. Первая занимаетъ собою довольно значительную часть года. Будни фабрикантъ проводитъ на фабрикѣ, на базарѣ, и дома въ семьѣ; когда же наступитъ воскресенье, то на первый планъ выдвигается парадная обстановка. Выставляются парадныя лошади, съ виду болѣе похожія на откормленныхъ быковъ, надѣвается парадная збруя; семья тоже одѣвается парадно, и все это — и коляска, и лошадь, и збруя, и семья мѣрно подплываетъ къ церкви. Мы говоримъ подплываетъ, принимая въ разсчетъ среднюю влажность почвы. Послѣ обѣда запрягаются опять лучшія лошади и начинается катанье. Тутъ появляются обирохинскіе денди и показываютъ ловкость въ управленіи великолѣпными рысаками. Разноцвѣтные башлыки, а зимою мѣха и бархатъ, мелькаютъ передъ глазами плебеекъ, которыя, тоже разодѣвшись въ свои парадныя ситцевыя платья, сидятъ на скамейкахъ передъ своими долями, несмотря даже на трескучій морозъ. Рабочіе забавляются въ своихъ клубахъ, изъ которыхъ самый популярнѣйшій, на базарѣ, бокъ о бокъ съ моднымъ магазиномъ. Самые либеральные, или вѣрнѣе самые пьяные, вышедши на улицу, орутъ пѣсни и острятъ надъ проѣзжающими аристократами.

Какъ только стемнѣетъ, и нагулявшаяся аристократія разъѣдется по домамъ, начинается раздолье рабочихъ. Нельзя сказать, чтобы они очень стѣснялись въ другое время, но теперь они становятся единственными дѣйствующими лицами. Раздаются пѣсни, визгъ, хохотъ, богатырскіе свистки, а нерѣдко и крики "караулъ! " Нищихъ, какъ и вездѣ на Руси, изрядное количество. Также какъ и вездѣ, они производятъ многочисленныя безобразія, напоминающія старинную, до-петровскую Русь. Стоить теперь у меня предъ глазами одна безногая старуха, вѣчно пьяная, извѣстная всему городу. Ее можно встрѣтить вездѣ, ползающую на колѣняхъ; она вѣчно горланитъ непристойныя пѣсни и перебранивается съ потѣшниками — прикащиками. Болѣе именитыхъ гражданъ она знаетъ по имени и отчеству, и если кто не подаетъ ей милостыни, того она ругаетъ послѣдними словами. Многіе безъ церемоніи бьютъ ее, и это никому не кажется страннымъ. Подобный обращикъ далеко не исключеніе!

Но вотъ кончилось воскресенье, начинается опять будничная жизнь съ ея неустанной работой на фабрикахъ, скукой въ купеческихъ домахъ, сплетнями, чаепитіями, руготней, прерываемая частыми парадными обѣдами, балами, имянинами, поминками и проч.

Населеніе Обирохина имѣетъ общія всѣмъ человѣческимъ обществамъ потребности, т, е. женится, размножается, умираетъ и г. д., всякій подобный актъ влечетъ за собой парадные поминки, балы, сговоры и обѣды. Особенно замѣчательны поминки; на нихъ подается, кажется, девятнадцать блюдъ, и аристократъ, изъ страха быть поднятымъ на. смѣхъ, но смѣетъ ни уменьшить, ни увеличить узаконеннаго числа яствъ. Вслѣдствіе такого обильнаго количества всевозможныхъ парадовъ, они имѣютъ свои установленные церемоніалы, которые, по всей вѣроятности, тонкостію своего букета не уступятъ даже китайскимъ. Для обирохинцевъ эта обрядность и натянутость жизни совершенно но сердцу, но человѣку свѣжему, непривыкшему, она просто невыносима. Прошу покорно отсидѣть за столомъ въ теченіе девятнадцати блюдъ, которыя притомъ подаютъ необыкновенно медленно!

Понятно, что знаніе всевозможныхъ церемоній составляетъ немаловажную отрасль Обирохинокой цивилизаціи, и потребность въ спеціалистахъ во этой части вызвала массу такъ называемыхъ офиціантовъ. какъ гласитъ вывѣска одного изъ нихъ. Понятно также, что этотъ тунеяднѣйшій изъ всѣхъ тунеядныхъ классовъ получаетъ хорошій процентъ съ глупости своихъ добродушныхъ патроновъ. Нигдѣ нѣтъ ихъ столько, какъ въ Обирохинѣ и въ подобныхъ ему мѣстахъ; здѣсь они распоряжаются почти деспотически. Вольные офиціанты, владѣющіе талисманомъ знанія всѣхъ модъ, страшны даже обирохинскимъ самодурамъ. Желая, чтобы у нихъ въ парадныхъ случаяхъ все было но модному, они дрожатъ предъ офиціантами, этими оракулами модной свѣтской жизни. Да и какъ не бояться имъ и но слушаться этихъ всезнающихъ людей, когда всему Обирохину въ точности извѣстно слѣдующее событіе, разсказываемое при каждомъ удобномъ и неудобномъ случаѣ.

Въ одномъ изъ недальнихъ селъ, также очень богатыхъ, освѣщалась церковь, и на торжество это былъ приглашенъ архіерей. Послѣ освященія, у церковнаго старосты, богатаго купца былъ устроенъ великолѣпный обѣдъ, который подавали офиціанты, вызванные нарочно за шестьдесятъ верстъ. Во время одного изъ неловкихъ антрактовъ между блюдами хозяинъ, неумѣя поддержать бесѣду съ высокимъ гостемъ, выскочилъ изъ-за стола и бросился къ старшему офиціанту.

— Подавай скорѣй то дорогое вино, что я поодаль поставилъ!….

— Теперь-съ никакъ нельзя подавать вина-съ, потому еще рано-съ и нигдѣ не принято-съ!…

— Подавай! я то говорю — разсуждать еще будешь! Я вѣдь деньги плачу.

— Я-съ подамъ, только такъ не по модѣ-съ выйдетъ. А мнѣ што, я подамъ.

И вино было подано. Вышло не кстати.

Офиціантъ, не безъ ядовитой улыбки, исполнилъ приказаніе и хозяинъ во весь обѣдъ избѣгалъ его взглядовъ. По окончаніи обѣда онъ первымъ дѣломъ поспѣшилъ къ офиціанту и. взявъ его за плечо, извинился:

— Ну, братецъ, и виноватъ, дѣйствительно вина не слѣдовало подавать….

Но извинился онъ не по раскаянію, а просто изъ боязни, чтобы не было разсказано о его промахѣ и незнаніи моды.

И вотъ эти всесильные фабриканты, которые дѣлаютъ, что хотятъ съ своими рабочими, въ свою очередь конфузятся отъ взгляда лакея, который прислуживаетъ у нихъ за параднымъ столомъ. А рабочіе смотрятъ на этихъ лакеевъ нѣсколько презрительно.

Сообразно этому ведутся и другіе порядки въ Обирохинѣ. Все здѣсь пахнетъ старинной до-петровской жизнію. Полюбуйтесь, напримѣръ, на свадьбу. Ее видѣть довольно удобно. Хозяинъ озаботился, чтобы въ свадьбѣ принимали участіе не одни только приглашенные; всякій можетъ явиться и глядѣть на нее, сколько ему заблагоразсудится. Для зрителей около дома, гдѣ празднуется свадьба, возводятся въ уровень со вторымъ этажемъ (гдѣ обыкновенно помѣщается парадное отдѣленіе) подмостки. Они отдаются въ распоряженіе плебса, страстно любящаго всякія зрѣлища. Хотя обирохинская свадьба не представляетъ ничего особенно интереснаго но посмотрѣть на нее стоитъ. Зрителю, взобравшемуся на подмостки, обыкновенно представляется слѣдующая незатѣйливая картина: въ одной комнатѣ сидятъ женщины, въ неподвижныхъ позахъ, въ другой мужчины. Картина безъ мысли, безъ движенія, по за. то какіе богатые наряды, какъ славно гремитъ плохая музыка, А обычай перетаскиванія на коврѣ голаго жениха изъ бани въ домъ и многіе другіе патріархальные обычаи напоминаютъ еще времена Владиміра Мономаха, и ждутъ своего достойнаго исторіографа.

Счастливецъ Гейне владѣлъ Гамбургомъ, какъ своею арендной собственностью, и могъ извлекать изъ всѣхъ жившихъ тамъ дураковъ богатые доходы, Въ Обирохинѣ онъ не былъ бы такъ счастливъ, хотя нельзя не признаться, что урожай на дураковъ и здѣсь постоянно обильный, но за, то они всѣ такъ похожи другъ на друга, какъ колосья въ нолѣ. Большею частью это все тѣже дураки, что были и въ прошломъ году, развѣ съ небольшимъ прибавленіемъ новыхъ того же тина. Большая часть изъ нихъ обыкновенно отличается пошлыми лоснящимися лицами, жирными губами и нѣсколько разнообразными животами. У одного брюхо имѣетъ видъ полушарія и, если на него разослать одинъ изъ бывшихъ когда-то въ модѣ платковъ съ географическими картами, то дѣтямъ его, при помощи свѣчки, можно довольно наглядно объяснить систему Птоломея. У другого, напротивъ. брюхо переходитъ въ совершенную плоскость, почти изчезаетъ и годится уже больше для постановки физіологическихъ задачъ.

Такъ милому Яшѣ можно предложитъ весьма интересную задачу, на счетъ несообразно малой величины тятенькина брюшка, въ подобномъ родѣ:

— Скажите, милый Яша, отчего это у нашего папеньки, несмотря на. то, что онъ объѣдаетъ всѣхъ своихъ рабочихъ, такое маленькое брюхо?

— Оттого, оттого, что онъ боится всегда, чтобы его не обокрали, а отъ постояннаго безпокойства не особенно распираетъ…

Вся разница въ измѣненіи объемовъ обирохинскаго брюха, какъ мнѣ кажется, зависитъ отъ степени совѣстливости хозяина. Одного еще волнуютъ нелѣпыя представленія о честности, и брюхо задерживаетъ свое развитіе; другой давно уже пересталъ волноваться, я его распираетъ какъ бочку. Я, конечно, говорю только о мѣстныхъ брюхахъ. Если такому брюхану вдругъ ни съ того ни съ сего придетъ въ голову блажь, что «какъ же я, кажись, грѣшно поступилъ, надо-де исправить грѣхъ», то онъ купитъ толстую свѣчку, и на томъ успокоитъ свою случайно-шевельнувшуюся совѣсть. Послѣ брюха намъ слѣдовало бы говорить о величинѣ и достоинствѣ обирохинской головы, но такъ какъ здѣсь никто въ ней но нуждается и носитъ ее на плечахъ только по привычкѣ, то мы и умолчимъ объ этомъ драгоцѣнномъ органѣ человѣческаго тѣла.

Понятія «честь», «нравственность» весьма эластичны; но чтобы такъ растянуть ихъ, какъ это дѣлаютъ въ Обирохинѣ, требуется весьма большое искуство. Въ самомъ цивилизованномъ обществѣ, какъ и въ самомъ нецивилизованномъ, эти понятія составляютъ высокія ограды, оберегающія карманъ и достоинство каждаго члена. Въ Обирохинѣ же, въ этой помѣси всѣхъ худшихъ сторонъ какъ цивилизаціи, такъ и дикости, понятія эти не больше, какъ дырявый плетень, нисколько немѣшающій залѣсть въ огородъ сосѣда.

Въ простой русской деревнѣ, неосчастливленной благами современной цивилизаціи, крестьяне держатся еще простыхъ понятій «не гоже», «грѣшно», и ихъ достаточно для охраны другъ противъ друга. Обирохинцы же, надѣвъ сапоги бутылями и набивъ карманъ, забыли совсѣмъ эти простыя правила. Мѣсто ихъ заняли понятія о правахъ капитала на проценты, безъ раздѣла ихъ съ трудомъ, объ обманѣ, какъ необходимомъ спутникѣ русской торговли, и вѣра, что такой порядокъ вещей никогда по кончится.

Да иначе, впрочемъ, и бытъ не могло. Сначала простая крѣпостная деревня, Обирохино, благодаря многимъ счастливымъ обстоятельствамъ, начало вдругъ подниматься. Сперва стали богатѣть отдѣльныя личности, благодаря соединенью счастья и обмана. Многіе разсказываютъ о существовавшихъ здѣсь небольше какъ лѣтъ двадцать тому назадъ оригинальныхъ способахъ набивки ситцевъ, когда, вслѣдствіе сильнаго запроса на этотъ товаръ изъ Азіи, не хватало ни времени, ни рукъ, для выполненія заказовъ.

— Вотъ отецъ возьметъ насъ дѣтей, — говорилъ мнѣ одинъ знакомый, — посадитъ на полъ, разложитъ миткаль и скажетъ: валяй, ребята! Ну мы возьмемъ сейчасъ губку или кисть и начнемъ ляпать и кропить. А то и просто всю пятерню отпечатаемъ; вотъ тебѣ и рисунокъ. Иные даже не весь кусокъ красили такимъ образомъ, а только казовой конецъ.

— Ну а потомъ какъ же?

— Потомъ — и дѣло въ шляпѣ; ситцы свертывались и отправлялись на азіатскую границу, гдѣ бухарцы, не разсматривая товара внимательно, покупали его и платили деньги впередъ.

Подобными темными путями, отдѣльныя личности поднялись на такую высоту богатства, что съ непривычки у нихъ захватывало духъ. Несмягченные образованіемъ, неимѣющіе понятія ни о семейномъ и общественномъ комфортѣ, чего могли они желать? Выстроитъ такой богачъ колокольню огромную-преогромную, все еще страшно много денегъ остается. Выстроитъ другую, а почетъ все растетъ и растетъ. Народъ кланяется, на улицахъ при проѣздѣ богача снимаетъ шапки, въ церкви поминаютъ его здоровье, ну какъ тутъ устоять? И пойдетъ богачъ самодурствовать. Ужъ ему мало кажется его прежнихъ простыхъ удовольствій, необъятныхъ пироговъ и любовницъ, и пойдетъ онъ чудить, по скромному выраженію родныхъ, а, на самомъ дѣлѣ просто безобразничать и нерѣдко вдаваться въ уголовныя преступленія. «Все, молъ, могу, потому я сила, и притомъ при своихъ капиталахъ!» И, дѣйствительно, все могъ. Власти, обитавшія счастливую мѣстность, отстоявшую отъ Обирохина верстахъ въ тридцати, хотя и обладали удивительнымъ зрѣніемъ, и ловили всякое темное дѣло такого самодура, но дѣлали это вовсе не для того, чтобы сорвать покрывало съ его дѣяній, напротивъ, они цѣломудренно прикрывали наготу его не фиговыми, — канцелярскими листочками. Въ этомъ цѣломудренномъ прикрываніи темныхъ дѣлъ и состояла трудная задача, прежней мѣстной юриспруденціи. И дѣйствительно выходило, что онъ все могъ. Граждане разѣвали, между прочимъ, рты, удивлялись и, смѣшно сказать. радовались подвигамъ компатріота, хотя часто эти подвиги разыгрывались на ихъ же бокахъ. Самодуръ росъ въ общественныхъ глазахъ до размѣровъ героя, а но смерти переходилъ даже въ легенды, которыя разсказывались въ поученіе молодому поколѣнію. Для послѣдняго такой самодуръ естественно становился идеаломъ, до котораго каждому хотѣлось достигнуть.

Каковы-же были средства и препятствія?

Средства, которыми идеалъ достигъ своего совершенства, были не совсѣмъ чисты, или, вѣрнѣе, совсѣмъ нечисты. Но что смотрѣть на пустяки! Средства эти узаконялись успѣхомъ, такъ чего же было церемониться? И не церемонились. Къ числу главныхъ средствъ, разумѣется, нужно причислить, выражаясь деликатно, умѣніе пользоваться трудомъ рабочаго. Правда, разсказываютъ про какія-то темныя дѣла съ фальшивыми ассигнаціями, бывшія будто бы, причиною происхожденія многихъ громадныхъ капиталовъ, но этимъ разсказамъ довѣрять нельзя. Обирохинцы склонны ко всевозможнымъ таинственнымъ сплетнямъ и вѣритъ имъ гораздо больше, чѣмъ голому факту, стоящему передъ глазами. Къ тому же. чтобы пріобрѣсти хоть десятую часть суммы обирохинскихъ капиталовъ (которую самые скромные граждане считаютъ не менѣе какъ въ 50,000,000 р.), необходимо было бы выпустить фальшивыхъ бумагъ по крайней мѣрѣ на сто милліоновъ… Еслибы даже между обирохинцами явился такой искусникъ, который умудрился бы снятъ самую радугу съ неба и разрѣзать ее на сторублевыя, то и этого было бы недостаточно. Я не отрицаю самого факта, что въ Обирохинѣ, на ряду съ ситцевой, производилась и фабрикація фальшивыхъ бумажекъ, такъ какъ въ этомъ темномъ углу все возможно, но не думаю, чтобы она имѣла большое вліяніе на приращеніе мѣстныхъ капиталовъ.

Сначала всѣ работы производились самымъ патріархальнымъ образомъ. но домамъ. Увеличеніе запроса и случайное обогащеніе частныхъ лицъ повели къ сосредоточенію производства на отдѣльныхъ. хотя и небольшихъ фабрикахъ.

Послѣднія, конечно, имѣли болѣе шансовъ для сбыта своихъ произведеній и поэтому постепенно начали убивать одиночную работу. такъ что она, не принося достаточныхъ барышей, постепенно уничтожалась. Такимъ образомъ набивка ситцевъ главнымъ образомъ стала производиться на фабрикахъ. Тканье миткаля до сихъ поръ еще держится по домамъ за незначительнымъ числомъ ткацкихъ фабрикъ, но нетрудно предвидѣть время, когда и это дѣло будетъ отнято неумолимой конкуренціей у крестьянъ.

Фабрикамъ нужны были рабочіе, и ихъ нанимали. Сначала, пока фабричное дѣло было новинкой, рабочіе получали порядочную задѣльную плату. Но, съ развитіемъ фабричнаго производства, все измѣнилось. Фабрика въѣлась въ общественную жизнь, и поворота къ прежней, одинокой дѣятельности, для рабочаго, быть не можетъ, имъ долженъ былъ, по неволѣ, соглашаться на всѣ измѣненія въ платѣ, какія угодно было сдѣлать хозяину. «Нужда пляшетъ, нужда скачетъ, нужда пѣсенки поетъ» — говоритъ русская пословица, и, въ силу этой пословицы, рабочій, при самомъ низкомъ уровнѣ заработной платы, все-таки шелъ на фабрику. Нужда заставляла его прибѣгать къ займамъ у хозяина, который охотно давалъ ему деньги впередъ и тѣмъ держалъ его у себя въ вѣчной кабалѣ. Это особенный видъ эксплуатаціи, общій всѣмъ русскимъ кулакамъ, выжимающимъ человѣческія силы изъ горькой нужды и бѣдности.

Еще хуже приходилось обирохинскому рабочему отъ пришлыхъ купцовъ. Почуявъ выгоду, отвсюду налетѣли въ Обирохино капиталисты и, откинувъ прежніе, патріархальные обычаи, начали распоряжаться съ рабочимъ безъ всякой церемоніи. Слова грѣшно, не гоже забылись, и новые — капиталъ процентъ сдѣлались почти терминами культа. Разумѣется, отъ нихъ не поздоровилось рабочему, и вотъ пошла въ Обирохинѣ, денно и нощно, неустанная работа за скудное вознагражденіе. Хозяева изъ всѣхъ силъ стремились къ одной цѣли. Одинъ, другой оборвется и опять лѣзутъ. Фабрики ростутъ, какъ грибы; нѣкоторыя даже успѣли раззориться, такъ какъ все дѣлается на скорую руку, чтобы добыть скорѣе этотъ милліонъ, который пріобрѣлъ значеніе талисмана. Кто имѣлъ этотъ заповѣдный милліонъ, тотъ былъ застрахованъ отъ всѣхъ бѣдъ, являвшихся въ видѣ нашихъ добрыхъ старинныхъ исправниковъ, становыхъ и пр. Даже эти бичи, которые прежде грозно висѣли надъ его спиною, онъ бралъ теперь къ свою руку и хлесталъ ими, кого хотѣлъ. Немудрено, что въ этой вакхической пляскѣ надъ чудеснымъ талисманомъ, грезившимся день и ночь, въ видѣ милліона, некогда было разбирать средствъ.

Приращеніе числа фабрикъ, казалось, должно было бы благодѣтельно подѣйствовать на заработную плату, но вышло не совсѣмъ такъ. Рабочихъ безъ дѣла въ нашей мѣстности, по неплодородію почвы, всегда было много и притомъ снаровка фабрикантовъ, относительно варіацій, при измѣненіи рабочей платы, развилась со временемъ до степени таланта. Вліяніе машинъ и американскій кризисъ окончательно добили рабочаго. Во время кризиса только незначительная часть рабочихъ была занята. Большинство же терпѣло страшную нужду. Что происходило тогда, разсказать не могу, такъ какъ въ то время не былъ въ Обирохинѣ, по представить себѣ нетрудно, зная теперешнее положеніе дѣлъ. Прошелъ кризисъ, и рабочіе устремились на фабрики, готовые согласиться на какія угодно условія.

Большая часть окрестныхъ[1] рабочихъ приходитъ въ Обирохино на зиму, а лѣтомъ занимается обработкой поля. Но послѣднее такъ мало даетъ, что крестьянину приходится за большую часть продовольствія семьи платить деньгами. Тѣ, у которыхъ нѣтъ лошади, или которые по чему либо другому не могутъ обработать своего ноля, отдаютъ его болѣе богатымъ роднымъ за платежъ подушнаго и разныхъ сборовъ — земскихъ и волостныхъ, а сами остаются круглый годъ на фабрикѣ. Вслѣдствіе этого, лѣтомъ заработная плата выше, а зимою, когда наплываютъ окрестные рабочіе, плата понижается чуть не до нуля. Собственно же обирохинцы, по большей части, работаютъ и лѣто и зиму, такъ какъ пахатной земли здѣсь очень мало.

А теперь какъ? Извѣстно, порядокъ тотъ же, только лоску наружнаго больше. Фабриканты ходятъ уже въ оксфордахъ, а не въ долгополыхъ чуйкахъ, которыя носятъ только капиталисты средней руки и старовѣры. Въ первой категоріи есть даже отчасти образованные люди. Между ними попадаютъ и такіе, что обращаютъ серьезное вниманіе на положеніе рабочаго, но такихъ немного. У большей же части, образованность нейдетъ дальше французскаго языка, умѣнья танцовать и сидѣть въ экипажѣ, а гуманный взглядъ на рабочаго ограничивается понятіемъ, что его не слѣдуетъ обсчитывать. Но и между второй категоріей фабрикантовъ, непринятыхъ въ высшій кругъ, иногда попадаются такія личности, съ которыми рабочимъ жить не худо. Съ удовольствіемъ приходитъ на мысль фамилія К… Онъ необразованъ, но модному не шаркаетъ, и не болтаетъ по французски, за то про него приходится слышать отъ самихъ рабочихъ только одни хорошіе отзывы. Разумѣется, лучшей рекомендаціи не нужно, какъ похвала самихъ рабочихъ. Также не можетъ быть лучшей рекомендаціи, какъ слова пѣсни рабочаго, которую мнѣ пришлось разъ слышать отъ пьянаго:

А Болтушка нашъ собака… и т. д.

Выла ли это импровизація пьянаго, или прежде сложенная пѣсня рабочихъ, я не могу сказать; но, судя по нѣкоторому складу въ цѣлой пѣснѣ, который мнѣ удалось схватить на лету, нужно думать, что послѣднее вѣрнѣе.

Пѣсня пьянаго натолкнула меня на мысль представить вамъ, любезный читатель, самого героя ея, г. Болтушку (имя, разумѣется, собирательное). Кто такой или что такое этотъ Болтушка? Рекомендую — это капитальный господинъ, но капитальный только въ томъ смыслѣ, что, сидя у него въ карманѣ, можно научиться считать до семи цифръ.

Главная его слабость воображать себя умнымъ, но это слабость неприносящая никому вреда и въ сущности самая невинная. Что же дѣлать, коли Богъ не далъ, — надъ убогими смѣяться нехорошо. Но дѣло въ томъ, что Болтушка представитель обирохинскаго прогресса, и мы остановимся на немъ нѣсколько дольше, чтобы тѣмъ яснѣе обрисовать самое общество. При его содѣйствіи, когда онъ былъ головой, въ Обирохинѣ устроены телеграфная станція, больница и банкъ. Совсѣмъ передовой человѣкъ, скажетъ иной добродушный читатель, но я прошу его не дѣлать такъ скоро выводовъ, а дождаться конца характеристики передоваго обирохинскаго дѣятеля.

Бывши представителемъ обирохинскихъ гражданъ, Болтушка только и мечталъ, какъ бы отличиться передъ начальствомъ и получить награду. Такимъ образомъ всѣ прогрессивныя стремленія Болтушки, всѣ его помыслы о больницѣ, банкѣ, телеграфѣ были въ сущности стремленіемъ къ отличію.

Благодаря изумительному равнодушію обирохинцевъ къ своимъ общественнымъ интересамъ и совершенному непониманію ихъ, Болтушка успѣлъ увѣрить и себя и другихъ, что онъ-то и есть настоящій прогрессистъ. А такъ какъ у насъ на Руси нужно очень немного, чтобы прослыть прогрессистомъ, а въ Обирохинѣ даже достаточно назваться такъ самому, то Болтушка и получилъ этотъ громкій, въ оно время, титулъ.

Я говорю, «въ оно время», обозначая этимъ ту счастливую эпоху, когда въ модѣ были широкіе панталоны, одноцвѣтные жилеты, и либеральныя фразы. Болтушка, вообразивъ, что начальство хочетъ того же, чего хотятъ и мальчишки, поспѣшилъ заучить нѣсколько умныхъ словъ и назвался прогрессистомъ. Если бы онъ былъ умнѣе, онъ не сдѣлалъ бы этого; онъ могъ бы предвидѣть, что все модное и напускное скоро проходитъ, и что узкіе панталоны опять замѣнятъ широкіе. Но предвидѣть это можно было бы при нѣкоторой долѣ ума, а у Болтушки его не оказывалось. Кромѣ желанія поддѣлаться къ начальству, Болтушку обуялъ еще страхъ быть осмѣяннымъ мальчишками, которыхъ онъ даже и теперь боится.

Въ сущности, Болтушка современный Гордѣй Торцовъ, съ тою разницею, что послѣдній засталъ моду на небель и шанпанское, а первому пришлось выносить на своихъ плечахъ моду на либерализмъ.

Однако ему пришлось жутко, играя двойную роль. Чтобы не уронить себя передъ юнымъ поколѣніемъ, онъ безпрестанно говорилъ умныя слова, и въ тоже время низко пренизко сгибалъ свою спину, когда представлялась возможность извлечь изъ этого личную пользу. Болтушка любитъ деньги и для нихъ готовъ на все, даже не прочь отказаться отъ своихъ прогрессивныхъ замысловъ.

И такъ какъ обирохинцы, если ne брать ихъ отношеній къ рабочимъ, вообще народъ преневинный, легко поддающійся на всякую внѣшнюю приманку, то Болтушка для многихъ показался не только дѣйствительнымъ, но даже опаснымъ новаторомъ.

Понимая, что широкая и нечесаная борода составляетъ важное препятствіе для солидной наружности истаго либерала, Болтушка выбриваетъ ее, но въ своей парикмахерской ревности онъ захватываетъ и виски, которые ростутъ слишкомъ далеко на лбу, что дѣлается съ единственною цѣлію, чтобы казаться умнѣе. Но не лучше ли вамъ, г. Болтушка, совсѣмъ не открывать рта и дать говорить тому талисману изъ семи цифръ, который такъ сильно отдуваетъ вашъ карманъ! Съ этимъ талисманомъ вы всегда будете великимъ умницей для вашихъ почтенныхъ согражданъ.

Нужно сказать, что талисманъ свой Болтушка бережетъ и лелѣетъ, какъ нѣжная мать своего единственнаго ребенка. Онъ скупъ. Ни для одного изъ тѣхъ общественныхъ предпріятій, о которыхъ мы упомянули, Болтушка не пожертвовалъ ни одного гроша и они оплачивались другими. Отсюда возникла, оппозиція прогрессивнымъ затѣямъ Болтушки; потому что обирохинцы, какъ и г.гѣ ихъ милые соотечественники, любятъ только тѣ либеральныя идеи, которыя не безпокоятъ ихъ кармана и обходятся имъ также дешево, какъ даровые зуботычины, въ изобиліи раздаваемыя безгласнымъ фабричнымъ работникамъ.

Чтобы окончить съ г. Болтушкой, я попрошу читателя посѣтить его либеральный салонъ, отъ котораго но средамъ и пятницамъ несетъ запахомъ постнаго масла и капусты, а но воскресеньямъ — ароматомъ прогрессивныхъ рѣчей. Вотъ у него собрались гости. Между ними мало коренныхъ Обирохинцевъ. Тутъ были офицеры, докторъ, мѣстный фотографъ и еще какая-то темная личность, неизмѣнно присутствующая каждый вечеръ. Жена Болтушки, некрасивая пожилая дама, сидѣла тутъ же. Въ салонѣ своего мужа она играетъ совершенно пассивную роль, но не изъ робости передъ своимъ Робеспьеромъ, а просто потому, что Господь не одарилъ ее даромъ слова. Своего супруга она понимаетъ хорошо, и въ ея обращеніи съ нимъ незамѣтно особеннаго уваженія. Самъ Болтушка въ полномъ ударѣ. Онъ словоизвергаотъ безъ умолку. Разумѣется темой разговора служитъ Обирохино. Одинъ изъ собесѣдниковъ началъ говорить о рабочихъ и объявилъ, что, но его мнѣнію, ихъ положеніе далеко не соотвѣтствуетъ обирохинскому прогрессу.

— Я не желалъ бы быть на ихъ мѣстѣ, началъ онъ, — работаютъ чортъ знаетъ сколько, а плата какихъ нибудь семь, восемь рублей въ мѣсяцъ, да еще того и смотри безъ руки или безъ ноги останешься.

— Ахъ! и не говорите, положеніе ужасное! — встрепенулся Болтушка и, махнувъ рукой, какъ-то безнадежно взглянулъ на потолокъ. — Ужасное положеніе!

— Главное изъ этихъ семи рублей еще вычеты дѣлаютъ за самыя незначительныя опаздыванія, хоть бы рабочій опоздалъ только разъ въ мѣсяцъ.

— Ужасное положеніе! какъ-то стоналъ и захлебывался Болтушка, вѣроятно желая выразить высшую степень волновавшей его гуманности.

— Monsieur Коклюшевъ, дайте мнѣ пожалуйста огня, томно проговорила хозяйка.

Фотографъ, маленькій человѣкъ, лѣтъ за тридцать, по съ виду похожій на мальчика. все время съ благоговѣніемъ слушавшій разговоръ, черкнулъ спичку и подалъ хозяйкѣ огня.

— Merci.

Фотографъ опять усѣлся на прежнемъ мѣстѣ, и устремилъ благоговѣйный взоръ на Болтушку, какъ на оракула, отъ котораго ожидаютъ великаго дѣла.

— Прошу покорно сломать тутъ руку, что случается нерѣдко, продолжалъ тотъ же собесѣдникъ. казалось, умышленно наводившій разговоръ на эту тему. Болтушка вдругъ прояснѣлъ, и началъ, съ азартомъ и стуча кулакомъ по столу, возвышать голосъ.

— Ну что вы сдѣлаете въ этомъ болотѣ карасей? Я вамъ говорю, невѣжество страшное. Дуракъ на. дуракѣ, дуракомъ погоняетъ. Недавно я предложилъ этотъ вопросъ на, обсужденіе, и но моему настоянію онъ былъ наконецъ рѣшенъ; положено, чтобы пострадавшій на фабрикѣ получалъ отъ хозяина пожизненный пансіонъ…

— M--eur Коклюшовъ, дайте мнѣ, пожалуйста, огня.

Со стола игравшихъ въ стуколку раздались отрывочныя восклицанія: «Нѣтъ-съ — позвольте!.. Вы взяли лишнее — ремизъ есть? Экъ кабы опять кто нибудь обремизился!»

— Ничего не подѣлаешь съ этимъ народомъ, такіе олухи!.. Я вамъ скажу-съ, тутъ мнѣ много дѣла было, приходилось бороться изъ всѣхъ силъ… У меня даже жандармы были, съ обыскомъ, продолжала. хозяинъ. — и я горжусь тѣмъ, что у меня жандармы были, прибавилъ онъ къ вящему удивленію слушателей, рѣшительно не понимавшихъ, чѣмъ онъ гордился.

— Monsieur Коклюшевъ, дайте мнѣ огня…

Фотографъ очень ловко исполнялъ свою обязанность, такъ что почти не прерывалъ разговора. Хозяинъ продолжалъ громить болото карасей и наконецъ перешелъ на неисчерпаемую тему объ американскихъ посланникахъ.

— Фоксъ былъ необыкновенно краснорѣчивъ. Вѣдь у нихъ съ дѣтства упражняются въ краснорѣчіи. Я помню его рѣчь. Онъ всталъ и сказалъ: «Господа!.. (Хозяинъ пріостановился и принялъ торжественную позу, фотографъ содрогнулся и еще глубже впился въ него глазами) Господа! Мы пчелы… Мы собрались сюда, чтобы собрать… Ахъ нѣтъ, виноватъ! Мы собрались сюда съ разныхъ сторонъ, чтобы собрать…» /

— Какъ же это вы ходите, выпускаете только — вѣдь ремизъ долженъ быть, раздался чей-то голосъ съ карточнаго стола.

— "Чтобы собрать медъ и… отнести въ свои ульи… Прекрасно — не правда-ли?

— Помилуй мя Боже! затянула, подъ носъ себѣ, темная личность, и Болтушка сразу перешелъ въ либеральничанье но религіозной части, пока лакей не избавилъ его гостей, объявивъ объ ужинѣ. Нѣкоторые раскланялись, а остальные направились въ другую комнату.

Чтобы было ясно, для чего я привелъ весь этотъ разговоръ, я долженъ сказать, что Болтушка, такъ самоотверженно предлагавшій на обсужденіе проэктъ о вознагражденіи пострадавшихъ на, фабрикѣ рабочихъ, никто другой какъ тотъ самый, о которомъ гласятъ слова пѣсни:

А Болтушка нашъ собака… и т. д.

Онъ самый безжалостный эксплуататоръ во всемъ Обирохинѣ. Рабочимъ у этого прогрессиста гораздо хуже, чѣмъ у другихъ хозяевъ, благодаря особенно развитой системѣ штрафовъ. Онъ дѣйствительно какъ-то болтнулъ въ обществѣ о вознагражденіи, по къ его несчастно ему первому пришлось поплатиться. Одинъ изъ рабочихъ мальчиковъ, на его фабрикѣ, попалъ въ машину и у него оторвало, кажется, руку. Болтушка и не заикнулся о вознагражденіи, и несчастный мальчикъ долженъ былъ сдѣлаться тягостью для семьи, которой взамѣнъ не могъ принести ничего кромѣ выпрошенной милостыни. Разумѣется, никто изъ гражданъ и не намекнулъ Болтушкѣ объ этомъ. Зачѣмъ?

Иногда Болтушка бываетъ, дѣйствительно, очень смѣшонъ, когда его обуреваетъ либерализмъ.

Разъ, напр., въ разговорѣ съ однимъ молодымъ человѣкомъ, желая попасть ему въ тонъ, онъ вдругъ отлилъ такую пулю:

— А знаете ли, я ничего такъ не хочу, какъ видѣть моего сына человѣкомъ, понимаете, человѣкомъ… Я даже не прочь, чтобы онъ пострадалъ немного…

— То есть какъ же?.. спросилъ удивленный собесѣдникъ.

— Ну, т. е. посидѣлъ бы въ крѣпости, или что нибудь въ этомъ родѣ… У меня у самого жандармы съ обыскомъ были, и я горжусь этимъ.

Къ этому, кажется, прибавлять нечего.

Но вотъ Болтушка попалъ въ почетные мировые судьи. Разумѣется, это его сильно обрадовало; на шеѣ у него будетъ висѣть вѣликолѣпная цѣпь, шитый воротникъ, треугольная шляпа съ позументомъ; о! сколько блаженства, и все это даромъ. Сначала Болтушка пользовался этими дарами, ничего не дѣлая, но наконецъ принужденъ былъ открыть у себя засѣданія. Я какъ-то попалъ на одно изъ нихъ. Кромѣ меня было еще нѣсколько человѣкъ. Болтушка сидѣлъ за столомъ съ цѣпью на. груди. Щеки и виски сто были тщательно выбриты, и во всей фигурѣ проглядывала какая-то торжественность. Замѣтно было, что при такой публикѣ онъ хотѣлъ выказаться съ возможно болѣе либеральной стороны.

Дѣло шло о томъ, что одного солдата, квартировавшаго въ деревнѣ, побили крестьяне, и зачинщикомъ былъ хозяинъ той избы, куда солдатъ являлся обѣдать. Послѣ предварительныхъ формальностей, записыванія званія, лѣтъ и проч., солдатъ объяснилъ, что онъ пришелъ въ избу отвѣтчика, чтобы пообѣдать, такъ какъ этому хозяину подошла очередь; и что, когда онъ разговаривалъ съ хозяйкой, вошелъ мужъ и началъ его ругать. Когда же солдата) спросила, его, за что онъ его ругаетъ, то хозяинъ ударилъ его въ грудь и вытолкнулъ на улицу, гдѣ на него напали еще мужики, что и староста видѣлъ.

Солдатъ говорилъ безъ запинки.

— Хорошо-съ, отойдите немного въ сторону, проговорилъ Болтушка и обратился ка, отвѣтчику, молодому мужику, глядѣвшему волкомъ.

— Вы что скажете?

Ваше высокоблагородіе, я и не думалъ его бить. Я вотъ разскажу, какъ было дѣло, ваше высокородіе.

— Хорошо-съ, только пожалуйста не титулуйте меня, здѣсь всѣ равны-съ; пожалуйста безъ титуловъ… И Болтушка быстро взглянулъ кругомъ, желая насладиться впечатлѣніемъ, произведеннымъ его либеральнымъ обращеніемъ къ крестьянину.

— Что-же, я ничего, ваше высокородіе; я вошелъ этта въ избу и вижу, что онъ съ моей женой на кровати сидитъ… Ну, значитъ, мнѣ этта сдѣлалось горько, потому что я мужъ, а она, сволочь, съ солдатомъ… Ну мнѣ горько сдѣлалось, ваше высокородіе.

— Ну-съ, позвольте, записывая, перебилъ его Болтушка, — «вамъ сдѣлалось горько», — И онъ лукаво подмигнулъ публикѣ. — Ну-съ дальше?

— Ну, отто я ему говорю, что уйди, молъ, прочь; а я не билъ и не ругался, потому что мнѣ очень горько было, что онъ съ женой моей, и такъ какъ я мужъ, ваше высокородіе…

— Хорошо-съ, вы, стало быть, не били его. Отойдите. Крестьянка Ульяна Терехина! провозгласилъ громко Болтушка.

Хорошенькая, молодая женщина, жена отвѣтчика, встрепенулась, покраснѣла и плотнѣе начала заворачивать платокъ, покрывавшій ей голову и подбородокъ.

— Крестьянка Ульяна Терехина здѣсь?

— Я, — тихо проговорила главная героиня происшествія.

— Подойдите поближе, сюда, а то я не слышу, проговорилъ улыбаясь Болтушка, и опять подмигнулъ публикѣ. Ульяна покраснѣла еще больше и робко сдѣлала шагъ впередъ.

— Мужъ вашъ говоритъ, что онъ засталъ васъ на кровати съ солдатомъ, правда ли это?

— Нѣтъ, я сидѣла на кровати, а солдатъ, Иванъ Ларивонычъ, сидѣлъ на скамейкѣ. Я не знаю, что это почудилось такое мужу.

— Говорите, пожалуйста, громче, я неслышу, прервалъ ее судья, переглядываясь съ публикой. Нѣкоторые, бывшіе здѣсь приказчики Болтушки, слегка фыркали. — Вы говорите, что вы сидѣли съ нимъ на одной кровати?

— Нѣтъ-съ, онъ сидѣлъ на скамьѣ.

— Хорошо-съ. Что же онъ дѣлалъ съ вами, что вашему мужу сдѣлалось горько?

— Не знаю-съ.

— Ну-съ, вотъ ваше показаніе..- Я сидѣла на кровати… да, на кровати… а солдатъ около меня на скамьѣ, а отчего мужу сдѣлалось горько — не знаю… вѣдь такъ?

— Такъ, а больше я ничего не знаю.

— Ну а мужъ билъ солдата?

— Нѣтъ, я не видала.

— Староста Тихонъ Телѣгинъ!

— Я-съ.

— Солдатъ показываетъ, что вы видѣли, какъ мужики и Терехинъ его били.

— Ничего не знаю-съ, — не видалъ.

Болтушка началъ писать. Крестьяне стали на колѣни и, въ перебивку, просили отпустить ихъ. Болтушка, какъ будто не замѣчая ихъ, справлялся съ. судебнымъ уставомъ. Наконецъ онъ поднялъ голову и, обратившись къ командиру той части, къ которой принадлежалъ солдатъ, развелъ руками.

— Нѣтъ никакихъ доказательствъ.

Командиръ подошелъ къ столу и горячо проговорилъ:

— Но я не могу допустить, чтобы солдата обижали безнаказанно.

— Но вѣдь вы сами слышали все дѣло. Они показываютъ, что ничего такого не было, оправдывался Болтушка передъ горячившимся офицеромъ. — Ну какъ же?

— Вы можете рѣшать, какъ хотите, а я пойду дальше.

— Я не полагаю никакого рѣшенія, а передамъ это дѣло слѣдователю и самъ еще допрошу. Ну встаньте, вы явитесь въ понедѣльникъ, я вызову еще свидѣтелей.

Болтушка подошелъ къ Ульянѣ, которая все время какъ-то пряталась за спинами.

— Ну а что, солдатъ-то больше нравится, чѣмъ мужъ. Ну что мужъ!

— Вѣстимо, мужъ — родной, свой.

— Ну что же, что свой. Вотъ и у меня табакерка своя, а вотъ у него (онъ показалъ на, долговязаго приказчика, который фыркнулъ и спрятался въ гостиную) хоть и чужая, а мнѣ больше нравится.

— Что жъ ложе чужая и лучше.

Болтушка захохоталъ и, захлебываясь, обратился къ публикѣ:

— Ишь, сама призналась, что чужой лучше.

Какъ видите, для Болтушки его судебная камера составляетъ родъ театра, на представленія котораго онъ приглашаетъ своихъ знакомыхъ. Актеры выписываются часто верстъ за двадцать пять и приходятъ пѣшкомъ, на потѣху обирохинскаго фабриканта-затѣйника и его компаніи.

О! если бы Болтушка только брилъ себѣ виски и считалъ себя умникомъ, то я бы не обратилъ на него вниманія, и не сталъ бы представлять его вамъ, читатель. Но онъ, благодаря своимъ деньгамъ, успѣлъ нанять такое положеніе, при которомъ можетъ вредить сотнямъ людей и пользуется всякимъ случаемъ, чтобы надѣлать этого вреда побольше, а потому я считаю нелишнимъ представить во всей красотѣ этого представителя обирохинскаго прогресса, чтобы яснѣе было видно каковъ долженъ быть самый прогрессъ.

Есть разныя способы выяснять положеніе вещей; можно описывать его въ стихахъ, въ поэтической прозѣ, въ статистическихъ очеркахъ и наконецъ говорить о немъ простымъ человѣческимъ языкомъ. Обирохинцы, обыкновенно, предпочитаютъ поэтическую прозу, въ родѣ заздравныхъ рѣчей. Въ этомъ же вкусѣ пишутся и газетныя статьи, которыя приходится нерѣдко читать въ нашихъ либеральныхъ органахъ, — статьи, повѣствующія о положеніи обирохинской промышленности; пишутся онѣ, обыкновенно, гостями здѣшнихъ фабрикантовъ, послѣ прекраснаго обѣда и диллетантскаго осмотра нѣкоторыхъ фабрикъ, въ сопровожденіи самихъ хозяевъ. Подъ вліяніемъ вдохновенія сытаго желудка и головы, пріятно настроенной шампанскимъ, душа кореспондента млѣетъ отъ восторга; все ему представляется въ розовомъ свѣтѣ, и фабричный рабочій рисуется чуть не счастливымъ жителемъ счастливѣйшей Аркадіи.

«Насъ удивила необыкновенная чистота на фабрикѣ, веселость и довольство на лицахъ рабочихъ, свѣжій воздухъ»… и т. д. въ этомъ же родѣ. Благодушно расположеннаго автора все удивляетъ и, разумѣется, въ пріятную сторону, и онъ высказываетъ это на, какомъ нибудь обѣдѣ въ блестящемъ спичѣ. Именитые граждане радуются, выкидываютъ равныя смѣхотворныя штуки и тоже пускаются въ спичи. Сцены эти даютъ пищу остроумію мѣстнаго литератора, передающаго ихъ въ довольно мѣткихъ очеркахъ, которые печатаются въ какомъ нибудь сатирическомъ журналѣ, но вопросъ отъ это! о нисколько не уясняется. Это поэтически-промышленные эскизы. Есть другой способъ описанія — кабинетная работа съ общими статистическими выкладками. Но у насъ едва ли она возможна, во-первыхъ потому, что отъ статистики чуть не умираютъ со скуки, а во-вторыхъ потому, что на статистику у насъ смотрятъ немногимъ серьезнѣе, чѣмъ на сказку о Бовѣ Королевичѣ. Остается просто описывать, что видишь и слышишь, чтобы хоть сколько нибудь освѣтить непроглядную темь.

Я попрошу читателя перенестись на время въ село Д., лежащее недалеко отъ Обирохина. Тамъ тоже есть фабрики, и положеніе рабочаго мало разнится отъ обирохинскаго. Въ выдающихся же случаяхъ буду дѣлать оговорки. Здѣсь мнѣ удалось сдѣлать болѣе точныя наблюденія, чѣмъ въ Обирохинѣ.

Въ Д. шесть небольшихъ фабрикъ, и вся работа на нихъ ручная, т. е. нѣтъ паровыхъ машинъ. Слѣдовательно положеніе рабочаго должно быть лучше; къ несчастью, цѣна на трудъ все равно, что вода. Во всѣхъ мало-мальски сообщающихся между собой мѣстахъ уровень ея одинаковъ. Нѣкоторая разница существуетъ между задѣльной и мѣсячной, или годовой платой. — Первая гораздо выгоднѣе для рабочаго, такъ какъ она не такъ связываетъ его, но за то годовая и мѣсячная гораздо опредѣленнѣе.

Мнѣ хотѣлось бы выяснить: 1) какую долю общей выручки получаетъ рабочій; 2) хватаетъ ли ему задѣльной платы на удовлетвореніе его необходимыхъ потребностей. Предупреждаю, что я но дѣлаю никакихъ общихъ выводовъ и ограничиваюсь только Обирохинымъ и его окрестностями.

Обярохино и его окрестности занимаются почти исключительно обработкой ситцевъ. Хлопокъ получается частью въ сыромъ видѣ и переработывается въ пряжу на фабрикахъ, частью же привозится въ пряжѣ. Хлопокъ получается изъ-за Гранины и лучшіе сорта его американскіе, въ особенности пернамбукскій.

Сначала хлопокъ разбиваютъ, чешутъ и треплютъ, потомъ онъ поступаетъ въ пряденіе, переходя по разнымъ отдѣленіямъ и трубамъ, причемъ, сначала, свернутый слабо и, съ виду, довольно толстый, вытягивается постепенно въ самую тонкую нить. Затѣмъ идетъ проклейка, сушеніе и наматываніе на навои, откуда переходитъ въ ткацкую.

Тканье производится частью на фабрикахъ, частью по домамъ, причемъ крестьяне, берутъ у хозяевъ пряжу и. по изготовленіи миткаля, получаютъ поштучную плату, отъ 35-ти до 75-ти копѣекъ, смотря по ширинѣ ткани. Такихъ штукъ хорошая ткачиха можетъ сработать до 3-хъ въ мѣсяцъ, или на 2 р. 25 к., принимая высшую плату. Средняя ткачиха можетъ выткать 2 штуки, т. е. на 1 р. 50 к. с. Разумѣется, эти цифры имѣютъ значеніе при условіи постоянной работы, причемъ необходимо взять въ расистъ, что тканье производится преимущественно зимой, и одной Луниной тутъ не отдѣлаешься. А сальныя свѣчи стоятъ 15 коп. фунтъ; осмерикъ хватаетъ на 8 дней; и того, въ мѣсяцъ, выйдетъ слишкомъ 50 копѣекъ. Несмотря на это, рѣдкая изъ женщинъ хозяекъ пойдетъ на фабрику, хотя тамъ она можетъ выработать 4 р. 50 к. въ мѣсяцъ. Работая дома, она можетъ и отдохнуть и заняться но хозяйству. Къ тому же на фабрикѣ съ женщиной не церемонятся, и потому хорошая хозяйка боится фабрики, какъ дома разврата…

Кромѣ тканья, по домамъ еще производится наматываніе нитокъ на шпули, и это самая неблагородная работа.

Въ клубкѣ можно считать 210,000 аршинъ. За намотку такого клубка платится 20 коп.; а очень хорошая работница успѣетъ смотать только 8 такихъ клубковъ въ мѣсяцъ, т. е. на 1 р. 60 к. Средняя-же работница только пять, т. е. на 1 р. с. Послѣ тканья, суровый миткаль бѣлится (вездѣ хлоромъ) и сушится на воздухѣ. Затѣмъ набивается (кладется рисунокъ), крахмалится, голандрится (наводится лоскъ), складывается и пресуется, послѣ чего уже годенъ въ продажу.

Теперь обратимъ вниманіе на фабричный заработокъ. — Среднюю цифру его опредѣляютъ въ восемь рублей въ мѣсяцъ для мужчины, и 4 р. 50 к. для женщины. Но такъ какъ расчетъ при этомъ будетъ нѣсколько гадательный, то необходимо прежде ознакомиться съ постоянной нормой поштучной платы.

На одной изъ д. фабрикъ[2] выработывается въ годъ 9,000 штукъ ситцу; причемъ кубоваго 4,500 ш. и саксонскаго тоже 4,500 ш. Первый имѣетъ темно-синій фонъ, для котораго употребляется довольно дорогая кубовая краска. Въ саксонской же этого фона нѣтъ, и онъ свѣтлѣе, ярче и дешевле. Нечего и говорить, что кубовый ситецъ предпочитается деревенскими щеголихами, такъ какъ онъ дороже; женщины вездѣ одинаковы.

Вычислимъ, во что обходится фабриканту каждая штука, какъ того, такъ и другого сорта. Каждую штуку набиваютъ нѣсколько человѣкъ, которые получаютъ задѣльную плату, за каждый проходъ, т. е. за каждый особенный оттѣнокъ. Кромѣ того каждая штука подвергается разнымъ метаморфозамъ, причемъ служителями при этихъ мистеріяхъ бываютъ или годовые, или мѣсячные рабочіе. Они вознаграждаются слѣдующимъ образомъ:

Мастеръ, приготовляющій краски — 200 р. въ годъ.

Подмастерье — 90 " "

Кубовщикъ (лицо довольно важное) — 230 " "

Подмастерье — 110 " "

2 подручныхъ (каждому по 90 р.) — 180 " "

2 рѣщика (по 120 р.) — 240 " "

Артельщикъ — 120 " "

Уборщикъ — 120 " "

5 помощниковъ — 360 " "

Заварщикъ — 150 " "

12 мытильщиковъ — 1,296 " "

6 закотельщиковъ — 432 " "

2 у бѣлильныхъ котловъ — 240 " "

Сушильщикъ — 108 " "

4 мальчика (моющихъ манеры) — 60 " "

И того 41 человѣкъ — 3,936 р. въ годъ

Затѣмъ каждая штука кубоваго ситцу требуетъ пять проходовъ[3].

1 — Вапой — 6 к. за работу.

2 — Вѣнской — 13 " "

3 — Зеленью — 8 " "

4 — Голубью — 7 1/2 " "

5 — Желтенькой — 7 " "

И того 41 1/2 к.

Саксонскій ситецъ требуетъ 4 прохода.

1 — Бѣлью — 5 к. за работу.

2 — Красной — 5 " "

3 — Черной — 4 " "

4 — Желтенькой — 4 " "

И того 18 к.

Оба вмѣстѣ обойдутся (штука куб. и штука саксонск.) 59 1/2 к., что на 4,500 штукъ, составитъ 2,684 р. Сложивъ ихъ съ годовыми получимъ — 6.620 р. с. Рабочихъ надѣльныхъ на фабрикѣ — 28 человѣкъ; слѣдовательно на всѣхъ 69 человѣкъ рабочихъ прійдется 6,620 р., т. е. по 95 р. 94 к. съ чѣмъ-то или немного менѣе 8 р. въ мѣсяцъ.

Сколько же въ это время получитъ хозяинъ. Вычислимъ, во что ему обойдется каждая штука. Во-первыхъ, на ремонтировку фабрики, на которой нѣтъ ни паровыхъ, ни даже простыхъ машинъ, израсходуется не болѣе 1,000 р. въ годъ. Дровъ необходимо 200 сажень, однополѣнныхъ, считая по два рубля пятидесяти коп.[4] за сажень, — 500 р. На освѣщеніе выходитъ весьма немного, такъ какъ набойщики обязаны работать съ своими свѣчами. Итого выйдетъ 1,500 р., что на каждую штуку составитъ 16 % к.

И такъ на штуку кубоваго, запарнаго ситцу необходимо употребить:

1 — За миткаль счит. по — 9 к. арш. 70 арш. 6 р. 30 к.

2 — Кубовой краски — 2 " 40 "

3 — Другихъ красокъ — -- " 80 "

4 — Плата набойщикамъ. — -- " 41 1/2 "

5 — Отопленіе и ремонтъ — -- " 16 2/3 "

6 — На заваркѣ — -- " 56 "

7—Крахмалу — -- " 10 "

8 — На бѣлку миткаля — -- " 15 "

9 — Плата годовымъ рабочимъ — -- " 43 2/3 "

И того 11 р. 32 5/6 к.[5].

Продавался этотъ ситецъ по 13 р. 30 к. штука, въ розничную же по 20 к. за арш. или 14 р. ш. Принимая пер ую цифру, найдемъ, что хозяинъ имѣлъ чистой ныгоды 1 р. 07 к., что на 4.500 штукъ составитъ 8,865 р. с.

На штуку саксонскаго ситцу требуется:

1 — За миткаль — 6 р. 30 к.

2 — Кубовой краски — -- " 80 "

3 — Остальныхъ красокъ — " 80 "

4 — За набивку — -- " 18 "

5 — На заваркѣ — -- " 50 "

6—На крахмалъ — -- " 10 "

7 — Годовымъ рабочимъ — -- " 43 2/3 к.

8 — За бѣлку миткаля — -- " 15 "

9 — Ремонтъ фабр. и дрова — -- « 16 2/3 к.

Итого — 9 р. 43 2/3 к.

А продавался саксонскій ситецъ по 10 р. 50 к. за штуку, что принесло хозяину барыша 1 р. 6 У» к., а на 4.500 штукъ 4,773 р. с. Сложивъ съ предыдущимъ, получимъ сумму въ 13,638 р., т. е. немного больше чѣмъ вдвое противъ сложнаго заработка 60 человѣкъ рабочихъ и въ 138 разъ больше каждаго изъ нихъ. Изъ барыша, полученнаго хозяиномъ, нужно впрочемъ вычесть сумму, необходимую на издержки при продажѣ, на перевозку товара, паемъ лавки и приказчиковъ. Но за то мы не поставили въ расчетъ того, что. вмѣсто 1,000 кусковъ саксонскаго ситцу, въ данный годъ на этой фабрикѣ было выработано 1,000 штукъ платковъ:

1 — Штука миткалю, употребляемаго для платковъ по 55 аршинъ въ длину и 2 арш. въ ширину — 11 р. — к

2 — За набивку штуки — -- " 47 "

3 — Годовымъ рабочимъ — -- 43 2/3 "

4 — Ремонтъ и дрова — -- 16 2/3 "

5 — Кубовой краски — 1 " 50 "

6 — Другія краски — 1 " 20 "

7 — На заваркѣ — 1 " — "

8 — Крахмалъ — -- " 10 "

9 — За бѣлку — -- " 15 "

Итого — 16 р. 2 1/3 к.

Въ штукѣ до 29 платковъ, на каждый платокъ выйдетъ по 65 коп., а въ продажѣ они были по 70 к., или въ лавку во 85 к.; на штуку прійдется чистаго барыша — по 2 р. 90 к., т. е. противъ саксонскаго на 1 р. 83 к. болѣе, а на 1,000 кусковъ выйдетъ 1,830 р. с., чего я не бралъ прежде въ расчетъ.

Въ дѣйствительности выводъ оказался даже нѣсколько скроменъ, такъ какъ самъ хозяинъ фабрики, по возвращеніи съ нижегородской ярмарки, гдѣ обыкновенно совершается почти половина годоваго оборота, благодарилъ рабочихъ, объявивъ, что получилъ по 2 рубля со штуки барыша, и ради праздника, поставилъ имъ ведро водки. Неправда ли патріархально! Поставивъ даже это ведро въ расчетъ, получимъ громадную прибавку въ 7 к. къ годичной выручкѣ рабочаго.

Въ прежнее время, по словамъ самихъ же фабрикантовъ, они получали еще большіе барыши, теперь же ожиданіе сбавки пошлины на привозный товаръ охладило покупателей, и барышей сравнительно было меньше. Но соразмѣрно съ уменьшеніемъ барышей ползетъ внизъ и заработная плата. Въ прежнее время, лѣтъ 15, 20 тому назадъ, но словамъ жителей, плата рядоваго рабочаго была 13 руб. въ мѣсяцъ, а теперь только 8. Прибавьте къ этому курсъ денегъ и возвышающуюся постоянно дороговизну жизни!

Положеніе обирохинскаго рабочаго гораздо хуже, такъ какъ большая часть изъ нихъ совсѣмъ не имѣютъ запашки, а кто и имѣетъ, уступаетъ ее за плату податей. Кромѣ того дороговизна дровъ поднимаетъ сильно цѣны на квартиры, которыя приходится нанимать заѣзжимъ работникамъ.

Опредѣливъ норму общей выручки, получаемой рабочимъ, займемся другимъ вопросомъ: хватаетъ ли ему этой выручки на прокормленіе?

Нужно прибавить еще, что на паровыхъ фабрикахъ отношеніе барыша хозяина къ выручкѣ всѣхъ рабочихъ должно быть гораздо болѣе, чѣмъ вдвое, такъ какъ иначе не било бы смысла заводить машины.

Разсмотримъ годовой бюджетъ отдѣльнаго семейства изъ государственныхъ крестьянъ. Семейство, о которомъ я намѣренъ говорить, но своему положенію въ селѣ Д. считается изъ достаточныхъ. Оно состоитъ изъ шести членовъ: старика-отца, его жены, молодого хозяина, его жены и двухъ маленькихъ дѣтей — мальчиковъ. Дѣти въ деревнѣ ѣдятъ наровнѣ съ взрослыми, а потому эти два маленькіе члена составляютъ въ экономическомъ отношеніи обузу. Но за это они доставляютъ взрослымъ множество удовольствій, непокупаемыхъ на деньги. Вся семья необыкновенно симпатичная. Молодая хозяйка, высокая, красивая, сильная и даже довольно развитая. Она была къ дворовыхъ у од: ой помѣщицы и научилась тамъ читать и писать. Память у нея великолѣпная. такъ что она мнѣ разсказывала цѣлыя сцены изъ «Юрія Милославскаго», со всѣми подробностями и именами; она читала этотъ романъ, девять лѣтъ тому назадъ, когда онъ произвелъ на нее необыкновенно сильное впечатлѣніе.

Бабушка — необыкновенно симпатичная и добрая старушка, до страсти привязанная къ внучатамъ, которыхъ бережетъ и холитъ больше матери. Ее никогда не застанешь безъ дѣла. Она работаетъ цѣлый день по хозяйству: варитъ, моетъ, чиститъ, кормитъ корову, носитъ воду и пр. Старикъ отецъ дѣлаетъ, что можетъ по хозяйству, ѣздитъ въ лѣсъ за дровами, работаетъ въ полѣ, но на фабрикѣ не можетъ заниматься по слабости зрѣнія, такъ какъ при ручной набивкѣ здоровые глаза необходимѣе всего. Главный работникъ семьи, молодой хозяинъ, нанимается на фабрикѣ издѣльно. Два мальчика работаютъ только челюстями, — работа, разумѣется, непроизводительная. Нужно еще прибавить, что эта семья платитъ подати за бѣднаго дядю, за что обработываетъ въ свою пользу его поле. Но, несмотря на лишній участокъ, земля не можетъ прокормить семью, и приходится прикупать. Теперь обратимся къ цифрамъ.

Доходъ. Въ годъ.

1. Хозяинъ зарабатываетъ на фабрикѣ — 90 р. — к.

2. Жена заработываетъ тканьемъ — 10 " 50 "

3. Въ ярмарку, которая бываетъ въ Дубкахъ разъ въ году, въ теченіе одной недѣли, за наемъ дома — 30 " — «

4. Получаетъ съ поля ржаной муки 36 пуд. по 1 р. 15 к. с. — 41» 40 "

5. Муки пшеничной 3 пуда по 1 р. 20 к. — 3 " 60 "

6. Сѣна — на 20 " — "

7. Ячменной муки 48 пуд. по 50 к. п. — 24 " — "

8. Дровъ, которые дозволяется рубить въ казенномъ лѣсу, въ годъ 10 саж., считая по 2 р. 50 к. за саж. — 25 " — "

И того доходу въ годъ — 244 " 50 к.

Расходъ (самый необходимый). Въ годъ.

а. Податей за три души (считая земскіе волостные и сельскіе сборы) — 32 р. 10 к.

б. На продовольствіе семьи — 102 " — "

в. На одежду и обувь — 54 " 94 "

г. На корову и лошадь — 44 " 50 "

д. На дрова и мелочные расходы по хозяйству — 38 « 38 „

И того въ годъ расходу — 271 р. 92 к. с.

Годовой дефицитъ въ — 27 р. 42 к.

Откуда же онъ пополняетъ его? Во-первыхъ цѣны на припасы бываютъ иногда ниже, во-вторыхъ, въ Д. есть сельская касса, изъ которой выдается до 60-ти рублей, за поручительствомъ столькихъ надежныхъ хозяевъ, чтобы на каждые 10 рублей приходилось по одному поручителю. Эта касса важна потому, что избавляетъ отъ необходимости обратиться къ кулаку, что, какъ извѣстно, губитъ крестьянина. Наконецъ случайные заработки въ видѣ излишне проданныхъ дровъ, нѣсколько большей выручки во время ярмарки и пр. Кромѣ того недавно старикъ хозяинъ получилъ мѣсто разсыльнаго въ волостномъ правленіи, и это немного поправило семью. Ниже выставленныя цифры покажутъ подробный расходъ.

На продовольствіе семьи въ 6 человѣкъ:
Въ мѣсяцъ.
Руб.
Коп.
Въ годъ.
Руб.
Коп.
Муки аржаной 4 пуда 4
48 пудовъ
Пшена
1 пудъ
12 пудовъ
Муки пшеничной
1 нудъ
12 пудовъ
Гречишныхъ крупъ
1 пудъ
--
12 пудовъ
--
Соли
10 фун.
--
3 пуда
Солоду (для квасу)
10 фун.
--
3 пуда
Итого
--
--
--
На обувь и одежду.
Что необходимо.
На сколько вр. хватаетъ.
Сколько выйдетъ въ годъ.
Руб.
Коп.
Руб.
Коп.
Двумъ мужчинамъ полушубки по 5 руб. каждый
На 3 года
10
--
Двумъ женщинамъ 2 шубки заячьихъ или овчинныхъ по 3 р.
На 2 года
--
--
Двумъ мальчикамъ по 2 полушубка по 2 руб.
На 3 года
--
Двумъ мужчинамъ 2 серьмиги
На 5 лѣтъ
--
Двумъ женщинамъ по 2 платья въ годъ каждой .
На 1 годъ
--
--
Въ годъ 3 фартука по 50 к.
„ платковъ
--
--
Обувь на 2 муж. сапогъ
--
--
“ на 2 женщинъ
--
--
“ на 2 мальчиковъ
Чулокъ на 2 женщинъ. .
Бѣлье на 2 мужч. 6 паръ.
--
_
“ на 2 женщ. сороч.
»
--
--

« на 2 мальчиковъ

„ вмѣстѣ съ одеждой

--
на рукавицы и вязанки.
»
Итого
--
--
--
На корову и лошадь:

Сѣна — 20 р. — к.

Пастуху за корову въ лѣто — -- " 50 "

Подмѣси въмякину ячменной муки 48 пуд. — 24 — "

Итого — 44 р. 50 к.

На дрова и мелочи хозяйства.

Дровъ въ годъ 10 eastern, по 2 р. 50 к. — 25 —

Свѣчей сальныхъ хозяйкѣ для тканья, хозяину для набивки ситцевъ, въ 7 зимнихъ мѣсяц. — 5 —

Мыла въ годъ 24 фунта, по 12 коп. — 2 88

На разныя надобности, при лѣтней работѣ — 2 —

Ковка лошади во время гололедицы — 1 50

Дегтю — 1 —

Посуды — 1 —

Итого — 38 38

Тутъ, кажется, нечего прибавлять, цифры говорятъ за себя ясно. Въ расходѣ не встрѣчается ни говядины, ни капусты, ни чаю, однимъ словомъ ничего, что можно заподозрить въ излишней роскоши.

Организмъ человѣка, когда ему недостаетъ пищи, начинаетъ пожирать самъ себя; вотъ отчего рабочій такъ худъ и глаза его впали. Тюря и работа на фабрикѣ, при постоянной вони отъ красокъ, не придадутъ лицу свѣжаго вида. Съ хозяйствомъ рабочаго дѣлается тоже самое, что и съ нимъ самимъ; отъ постоянныхъ дефицитовъ оно приходить въ упадокъ — ѣстъ себя.

Но это еще семья достаточная; у нея есть и лошадь, и корова, молоко которой нѣсколько разнообразитъ скудную пищу крестьянина. Бюджетъ болѣе бѣдной семьи, при всемъ моемъ желаніи, я не могъ составить, такъ какъ главную роль въ немъ играетъ число собранныхъ подъ окномъ кусковъ хлѣба; а эта цифра слиткомъ измѣнчива, и про такія семьи можно сказать только, что они числятся по ревизскимъ сказкамъ, а какъ питаются, про то вѣдаетъ одинъ Богъ.

Описываемая семья вполнѣ способна къ работѣ. Старики еще могутъ справлять домашнюю работу, молодые хозяева еще крѣпки и сильны, любятъ другъ друга, и въ семьѣ царствуетъ миръ. Но что предстоитъ ей немного лѣтъ спустя, когда, двухъ мальчиковъ, а можетъ и еще нѣсколько новыхъ, прихлопнетъ ревизія, и вся эта орава обложится податью по 10 р, 70 к. на каждаго. Нечего и говорить про такія несчастія, какъ болѣзнь въ семьѣ, падежъ коровы или лошади, пожаръ, и тому подобное.

Мнѣ могутъ возразить, что я привелъ бюджетъ не отдѣльнаго работника, а цѣлой семьи, и что нельзя же фабриканту заботиться о цѣломъ свѣтѣ. Но въ описанной семьѣ два. работника по хлопчато-бумажной части, — мужъ и жена, которые вмѣстѣ заработываютъ 100 р. 50 к. А въ Обирохинѣ одна квартира, со столомъ, одному человѣку, стоитъ 4 р, 50 к. въ мѣсяцъ, т. е. 54 р. въ годъ. Для двухъ всѣ 100 р. А одежда, а обувь на какія деньги? О маленькихъ дѣтяхъ, разумѣется, нечего и говорить. Ихъ Богъ бережетъ, гласитъ наша народная мудрость.

Но если разсуждать даже съ точки зрѣнія хозяевъ, т. с., принимая рабочихъ за машину, то является вопросъ, сдѣлали ли обирохинскіе фабриканты для этихъ машинъ столько, чтобы они могли работать. Построили ли они для нихъ теплые сараи, какъ это дѣлается для обыкновенныхъ машинъ, чтобы ихъ не съѣдала болѣзнь — ржавчина; устроили ли они мастерскія, въ которыхъ можно было бы поправлять оторванные члены? Нѣтъ. Правда, есть невдалекѣ отъ Обирохина одинъ фабрикантъ К….. который поступаетъ съ рабочими очень гуманно, относительно того какъ дѣлается вездѣ. Но это вѣдь одинъ, да еще дна три подобныхъ въ Обирохинѣ; но положеніе дѣла отъ итого не измѣняется. Обирохинцы указываютъ на свою родную цивилизацію, на банкъ, на телеграфъ, библіотеку, больницу, однимъ словомъ на всѣ цвѣтки болтушкина прогресса. Съ своей стороны, я могу прибавить къ списку: великолѣпные экипажи, лошади и всю паратную обстановку купцовъ. Отъ всѣхъ этихъ сладостей рабочему ни тепло, ни холодно, развѣ только утѣха глазамъ.

Какія же жертвы несутъ Обирохинскіе хозяева за право пользоваться заработкомъ рабочаго?

На этотъ вопросъ обыкновенно отвѣчаютъ, что хозяева платятъ много денегъ государству, а главное развиваютъ отечественную промышленность и даютъ работу цѣлому милліону людей.

Держась строго предположенной рамки, т. е. Обирохина, я разсмотрю только два послѣдніе вывода. Въ Обирохинѣ ситцевая промышленность развилась очень мало; здѣшніе ситцы могутъ удовлетворять только за отсутствіемъ конкуренціи; и постоянно приходится слышать отъ самихъ фабрикантовъ, что имъ никогда не сравняться съ заграничными издѣліями, и при уменьшеніи пошлины на привозъ ихъ фабрики должны будутъ закрыться. При однихъ только слухахъ объ измѣненіяхъ въ тарифѣ, бумажная промышленность опустила носъ и собралась покончить расчеты. Гдѣ же развитіе? Если употреблять слово «развилась», въ томъ смыслѣ, что она теперь лучше, чѣмъ была прежде на Руси, когда ситцы набивались иногда просто пятерней, то это важно только для историка русскаго ситцеваго производства.

Насколько же бумажная промышленность облагодѣтельствовала народъ?

Хлопчато-бумажное производство завербовало для себя почти одну семидесятую часть всего русскаго населенія, т. е. 250,000 работаютъ на фабрикахъ, а 750,000 но домамъ.

Какъ она вознаграждаетъ рабочихъ — мы уже видѣли. Теперь посмотримъ на вопросъ съ другой стороны. Не знаемъ, какъ въ другихъ мѣстахъ, а въ Обирохинѣ ситцевая промышленность явилась плодомъ барской затѣи помѣщика, желавшаго, чтобы у него вышло что нибудь особенное. Случай ее родилъ, случай поддерживалъ, онъ же можетъ и погубить ее.

Я вовсе не хочу сказать этимъ, что помѣщикъ не желалъ принести пользу своимъ крестьянамъ; постоянный образъ дѣйствій его и его потомковъ, вовсе непохожій на общій порядокъ дѣлъ въ тогдашнихъ помѣщичьихъ имѣніяхъ, показываетъ противное. Но къ несчастью результатъ вышелъ скверный. Въ самомъ дѣлѣ, если взять въ разсчетъ, что бумажная промышленность сама по себѣ — промышленность болѣзненная и непредставляющая прочныхъ гарантій труду, мы прійдемъ къ заключенію, что она и не можетъ принести пользы Обирохину. Что она ненормальная и нездоровая промышленность для Обирохина, да и для всей Россіи, это можно видѣть по ея темпераменту, боящемуся самаго легкаго волненія; при малѣйшемъ серьезномъ потрясеніи они рискуетъ умереть, такъ какъ все, что нужно для ея существованія: хлопокъ, краски, машины, все это выписывается изъ-за границы.

Американскій кризисъ сильно подвинулъ рабочій вопросъ на Западѣ и въ особенности въ Англіи. У насъ вопросъ этотъ нѣсколько усложняется, такъ какъ съ нимъ тѣсно связанъ другой — о положеніи нашей бумажной промышленности. Будетъ, или не будетъ измѣненъ тарифъ, останется-ли онъ въ такомъ же видѣ или пошлина уменьшится до возможнаго приближенія къ системѣ свободной торговли, положеніе дѣла отъ этого нисколько не измѣняется. Вся разница будетъ во времени, нынче или завтра?

Измѣненіе, или удержаніе тарифа, невсегда находится во власти государства, и часто. является результатомъ политическихъ комбинацій или финансовыхъ расчетовъ. Стоитъ только вспомнить исторію знаменитой континентальной системы. Если государству прійдется въ подобномъ случаѣ положить на вѣсы, въ одну чашку пользу всей страны, а въ другую интересъ небольшаго числа людей, то нечего и говорить, которая чашка перетянетъ. Тарифъ необходимъ на первыхъ порахъ промышленнаго производства, какъ необходима нянька ребенку, чтобы его но обидѣла чужая собака или брыкливая корова. Но чтобы вы сказали о взросломъ, за которымъ бы вѣчно ходила няня и вытирала ему носъ своимъ фартукомъ.

Вѣчный тарифъ невозможенъ. Я способна ли будетъ наша промышленность (ситцевая) когда, нибудь ходить безъ няньки, это показываетъ ея теперешнее уныніе.

Что же будетъ съ рабочимъ, когда фабриканты начнутъ закрывать свои фабрики? Положимъ, что эта операція произойдетъ не вдругъ, многія фабрики будутъ довольно долго тянуть свое существованіе; но такое жалкое существованіе будетъ равносильно предсмертной агоніи. Азія надолго еще останется нашимъ покупателемъ, по цѣны значительно понизятся и положеніе рабочаго дойдетъ до голоднаго минимума. Ему прійдотся или переселяться, такъ какъ здѣшняя земля даетъ немного, или же съ посохомъ и сумой отправиться на изученіе русской географіи. Въ лучшемъ случаѣ часть рабочихъ найдетъ работу на новыхъ фабрикахъ съ чисто русской промышленностью, которыя устроятся въ опустѣвшихъ бумагопрядильпяхъ, ткацкихъ и набивныхъ, и имъ прійдется пріучаться къ новому дѣлу. Какъ ни желательно, чтобы чахлое бумажное дѣло замѣнилось здоровой русской промышленностью, но надо сознаться, что этотъ переходъ будетъ стоить много страданій, которыя выпадутъ на, долю рабочихъ. Но повторяю, что отмѣна ввозной пошлины тутъ не будетъ нисколько виновата, если даже она и осуществится.

Зло кроется въ самой ненормальности у насъ бумажной промышленности. Ея главный грѣхъ въ томъ, что она притянула къ себѣ массу рабочихъ рукъ, отучила ихъ отъ какой бы то ни было другой работы и пріучила къ дѣлу, но дающему прочныхъ гарантій для труда и скрывающему въ самомъ себѣ сѣмена уничтоженія.

Главное же зло ея заключается въ насильственномъ навязываніи этой промышленности при началѣ ея существованія: началась она не вслѣдствіе потребности въ ней, а по личной прихоти. Но это зло могло бы быть и не такъ велико, если бы во время приготовились къ кризису; но этого не сдѣлали, и въ такой непредусмотрительности должно обвинить однихъ фабрикантовъ. Что сдѣлали они, чтобы рабочіе, обогащающіе ихъ, могли стойко встрѣтить грозящій кризизъ? Но говоря уже о какихъ нибудь гуманныхъ мѣрахъ, которыхъ отъ нихъ смѣшно было бы и ждать, развили ли они рабочаго настолько, чтобы онъ могъ понимать свое положеніе и своими средствами приготовиться къ ожидающей его перемѣнѣ труда? Нѣтъ. Напротивъ имъ выгодно было держать народъ въ невѣдѣніи и въ безпомощномъ положеніи, и они дѣлали это, насколько хватало силъ. Такъ какое же имѣютъ они право требовать себѣ продолженія льготъ? Они пожалуй разразятся громкими рѣчами, полными пышныхъ фразъ; они будутъ увѣрять, что дѣйствуютъ во имя разныхъ принциповъ, и даже во имя блага рабочаго, но это будетъ такая некрасивая комедія, чтобы не сказать болѣе, что всякій сколько нибудь разсудительный зритель пойметъ настоящее ея значеніе. При всѣхъ кризисахъ рабочій былъ оставляемъ безъ всякой помощи, и если когда нибудь хозяева и выдавали ему немного хлѣба, то это дѣлалось только для эфекта, чтобы люди видѣли, и прекращалось, какъ только публикѣ дѣлалась извѣстной эта лицемѣрная гуманность. Это тоже ведро водки, поставленное помянутымъ выше д. фабрикантомъ. Но оно было по крайней мѣрѣ выраженіемъ благодарности хозяина, хотя и довольно оригинальное, а эти выдачи хлѣба напоминаютъ о необыкновенной дѣловой ловкости, которой мало пользоваться барышами, но еще нужно, чтобы прославляли ея добродѣтель.

Еще двѣ замѣтки, и я кончу. Интересно, какъ смотрятъ сами рабочіе на грозящую бѣду?

Большая часть и не думаетъ объ этомъ и ничего по понимаетъ; по болѣе развитые и задумывающіеся надъ своимъ положеніемъ разсуждаютъ такимъ образомъ: «Оно и лучше бы было, кабы этихъ проклятыхъ фабрикъ совсѣмъ не стало, говорилъ мнѣ одинъ набойщикъ. Вотъ я теперь совсѣмъ бросилъ фабрику; вѣдь тоже нужно о семьѣ подумать. Оно, сначала, ужъ какъ страшно было, все думается: а ну, чѣмъ будешь жить? и день и ночь думается этакъ. А теперь ничего. Главное на фабрикѣ, хоть сто лѣтъ работай, окромя бѣдности ничего не выработаешь, а дома я но крайности все на себя одного дѣлаю. Ну что тамъ Господь пошлетъ, то и есть, да но крайности мнѣ останется, а никому другому. Ну и хозяйство заведу. А на фабрикѣ, что ни работай, все одному хозяину, провалъ ихъ возьми и съ фабриками-то. Праа — слово!»

Обирохинскіе граждане часто попадаютъ въ присяжные, при временномъ отдѣленіи окружнаго суда, наѣзжающемъ иногда въ ближній уѣздный городъ, но ихъ участіе едва ли не дѣлаетъ худшимъ положеніе подсудимыхъ. По обыкновенію они передаютъ иниціативу рѣшенія какому нибудь чиновнику, если таковой окажется присяжнымъ, или же гражданину, въ короткомъ сюртукѣ, и затѣмъ сами уже не безпокоятся о дѣлѣ. Я попалъ на одно засѣданіе временнаго отдѣленія; подсудимыхъ было пятеро, защитникъ же только у двоихъ. Между присяжными, по большей части купцами, былъ одинъ секретарь какого-то присутственнаго мѣста. Разумѣется, онъ былъ выбранъ старшиной. Странно, по мнѣ пришло въ голову, что при такой обстановкѣ судъ нетолько не можетъ быть правымъ, но напротивъ онъ долженъ быть опаснѣе для подсудимаго, чѣмъ прежде. Обвинительная рѣчь прокурора, составленная съ юридическою ловкостью, не встрѣтила никакого опроверженія, такъ какъ обвиненные, неимѣвшіе защитника не могли опровергнуть искуснаго юриста, еслибы даже были и правы, тѣмъ болѣе, что въ рѣчи его они многое даже не поняли. Присяжные, выбравъ старшину чиновника, уже не безпокоились, повидимому, объ исходѣ дѣла и сидѣли весьма флегматично, тѣмъ болѣе, что дѣло шло не о купцѣ, а о какихъ-то крестьянахъ, на которыхъ они привыкли смотрѣть у себя на фабрикѣ, какъ на животныхъ, могущихъ все вынести. Заключительная формула прокурорской рѣчи: "надѣюсь, господа присяжные, что вы всѣхъ ихъ признаете виновными, " подѣйствовала на нихъ, какъ приказаніе, тѣмъ болѣе, что у прокурора и крестъ на шеѣ, и выглядываетъ начальникомъ. Кромѣ того самый вліятельный изъ присяжныхъ, т. е. секретарь, скорѣе способенъ былъ судить, какъ чиновникъ, чѣмъ какъ присяжный гражданинъ, а отъ этого не поздоровится подсудимому. И дѣйствительно, по общему мнѣнію, приговоръ о виновности былъ произнесенъ очень строгій, а относительно нѣкоторыхъ даже и несправедливый. Защитникъ, какъ мы сказали уже, былъ только у двоихъ, которымъ его почти не было нужно, такъ какъ они во всемъ сами сознались. Остальные трое могли только молчать или же жалобно просить защиты у присяжныхъ.

Этотъ-то недостатокъ адвокатовъ сильно чувствуется въ нашемъ краѣ. Зато очень расплодились другого рода адвокаты — самодѣльщина, но отъ нихъ кромѣ вреда ничего нѣтъ. Эти господа положительно парализируютъ усилія мировыхъ судей къ примиренію враждующихъ сторонъ. Обыкновенно они, имѣя въ виду полученіе рубля или двухъ, увѣряютъ одну изъ спорныхъ сторонъ въ правотѣ ея, и берутся говорить за нее передъ судьей. Разумѣется, такой повѣренный не идетъ на соглашеніе, боясь черезъ то потерять свою подачку. Эти новые Чичиковы причиняютъ мировымъ судьямъ много хлопотъ, а у кліентовъ сильно опустошаютъ карманы.

М. Ф—въ.
"Дѣло", № 3, 1868



  1. Въ одномъ Обирохинѣ зимою собирается до 20,000 рабочихъ изъ окрестныхъ селъ.
  2. Всѣ цифры, приводимыя ниже, относятся къ 1866 г.
  3. Всѣ названія здѣсь проставлены, какъ они употребляются рабочими.
  4. Въ Обирохинѣ, же дрова доходили иногда до 7 р. и выше.
  5. Всѣ цѣны нѣсколько приблизительныя, такъ какъ для самыхъ вѣрныхъ необходимо имѣть годовой расходъ, что весьма трудно достать. Впрочемъ цѣны поставлены по свѣденіямъ, собраннымъ отъ опытныхъ и постоянныхъ работниковъ.