Н. Г. Чернышевскій и кавказцы.
правитьВъ шестидесятыхъ годахъ прошлаго столѣтія оживленіе умственной жизни въ Россіи особенно благотворно повліяло на кавказскихъ студентовъ, проживавшихъ въ Петербургѣ. Какъ впечатлительные южане, студенты эти горячо откликались на новые запросы жизни, возникавшіе въ то время въ кружкахъ передового русскаго общества. Особенно сблизились кавказцы-студенты съ Чернышевскимъ и его семьей.
Вотъ что разсказывалъ мнѣ одинъ изъ современниковъ Чернышевскаго, воспитывавшійся въ шестидесятыхъ годахъ въ петербургскомъ университетѣ, Я. П. Исарловъ, въ настоящее время 72-лѣтній старикъ, проживающій постоянно въ Тифлисѣ.
"Кружокъ грузинъ-студентовъ, среди которыхъ были лица, сыгравшія немного позже весьма крупную роль въ созданіи періодической печати на Кавказѣ и внесшія вообще въ общественную жизнь Кавказа большое оживленіе, сильно тяготѣлъ къ редакціи «Современника». Нѣкоторыхъ изъ насъ общительность и радушіе, которыя мы встрѣчали въ семьѣ Чернышевскаго, сильно привлекали на вечера, экспромтомъ устраивавшіеся въ этомъ домѣ. Приходили мы, обыкновенно, вечеромъ на чай, когда заставали дома всегда гостепріимную и веселую Ольгу Сократовну съ сестрой. Время мы проводили въ простой бесѣдѣ. Ни политическихъ заговоровъ, ни литературныхъ вечеровъ мы не устраивали, а просто спорили, шутили и обмѣнивались новостями и слухами о томъ, что тогда занимало весь Петербургъ. Самъ Чернышевскій очень рѣдко выходилъ къ намъ. Онъ сидѣлъ въ своемъ кабинетѣ и занимался. Только одинъ разъ, наканунѣ новаго года, какъ я помню, мы, во главѣ съ Ольгой Сократовной, ворвались въ его кабинетъ и вытащили его на нашъ импровизированный костюмированный вечеръ. На него Ольга Сократовна накинула дамскій костюмъ и усиленно привлекала къ танцамъ. И мужъ и жена были очень внимательны и иногда заѣзжали къ намъ, чтобы пригласить насъ куда-нибудь. Разъ, какъ я помню, забрались Чернышевскіе ко мнѣ на четвертый этажъ. Иниціатива во всемъ принадлежала живой и подвижной Ольгѣ Сократовнѣ, съ которой у насъ установились чисто товарищескія отношенія.
"Въ числѣ посѣщающихъ домъ Чернышевскаго кавказцевъ, я помню, Н. Я. Николадзе (впослѣдствіи извѣстный публицистъ), Г. Е. Церетели и H. В. Гогоберидзе (впослѣдствіи они основали въ Тифлисѣ первую грузинскую газету «Дроэба» и вообще сыграли выдающуюся роль въ исторіи грузинской журналистики), Д. В. Гогоберидзе (впослѣдствіи членъ бакинскаго окружнаго суда), Еджубова (впослѣдствіи мировой судья въ Поти) и др. Тамъ, нерѣдко, мы встрѣчали молодыхъ сотрудниковъ «Современника»: Н. А. Добролюбова, Піотровскаго, Пантелѣева и др.
«По дѣламъ, связаннымъ со студенческимъ движеніемъ, изъ кавказцевъ, В. Л. Гогоберидзе (впослѣдствіи директоръ народныхъ училищъ Тифлисской губ. и крупный общественный дѣятель), нерѣдко совѣщался съ Чернышевскимъ, Антоновичемъ и Елисѣевымъ. Подъ сильнымъ вліяніемъ кружка „Современника“ находился также грузинъ-студентъ, кн. Кир. Беи. Лордкилаиидзе (впослѣдствіи извѣстный грузинскій журналистъ и понтъ)».
Сообщившій эти свѣдѣнія Я. П. Исарловъ не игралъ выдающейся роли въ упоминаемомъ имъ кружкѣ, но вѣрно слѣдовалъ за общимъ движеніемъ того времени. Онъ 2 раза подвергался аресту. — Одинъ разъ въ 1861 г., вмѣстѣ съ другими студентами-грузинами, а другой разъ, въ 1864 т., въ вагонѣ, при возвращеніи его въ Петербургъ изъ Кіева, гдѣ онъ держалъ экзамены въ университетѣ. На этотъ разъ онъ долго сидѣлъ подъ арестомъ, такъ какъ у него при обыскѣ была найдена откуда-то попавшая къ нему фотографическая карточка декабриста Муравьева съ надписью:
Тюрьма мнѣ въ честь, не въ укоризну,
За дѣло правое я — въ ней.
И мнѣ-ль стыдиться сихъ цѣпей,
Когда ношу ихъ за отчизну!
Юные поклонники Чернышевскаго, возвратившись на родину, горячо популяризировали въ обществѣ и печати его идеи.
В. А. Гогоберидзе удалось блестяще окончить курсъ въ петербургскомъ университетѣ, и ему было предложено остаться при послѣднемъ, для подготовки къ профессурѣ, по высшей математикѣ. Но онъ предпочелъ посвятить себя практической дѣятельности на родинѣ, куда вернулся въ 1863 г., и поступилъ учителемъ въ мѣстныя гимназіи. Онъ имѣлъ громадное вліяніе на учащуюся молодежь и, несмотря на свое довольно высокое офиціальное положеніе (съ 1874 г. состоялъ директоромъ народныхъ училищъ Тифлисской губ.), не скрывалъ своей приверженности идеямъ шестидесятниковъ. Онъ во многихъ селеніяхъ открылъ школы и ссудосберегательныя товарищества. Немного позже онъ основалъ въ Кутаисѣ дворянскій земельный банкъ, который существуетъ и по настоящее время, и прибылями котораго содержатся мѣстная дворянская гимназія и другія общественныя учрежденія. Онъ скончался въ 1879 г., состоя управляющимъ этого банка.
Н. Я. Николадзе, посвятивъ себя литературной дѣятельности на русскомъ и грузинскомъ языкѣ, проводилъ въ общество идеи Чернышевскаго и Добролюбова. Такъ, напр., въ первой книжкѣ издававшагося имъ вмѣстѣ съ Г. Е. Церетели грузинскаго журнала «Кребули» («Сборникъ»), въ 1871 г., въ фельетонѣ «На новый годъ», приводилъ обширныя цитаты изъ романа «Что дѣлать?», не называя, конечно, по цензурнымъ условіямъ того времени, ни романа, ни его автора. Цитировалъ Чернышевскаго также впослѣдствіи, въ 1878—80 гг., въ издававшейся имъ, Николадзе, въ Тифлисѣ русской газетѣ «Обзоръ». Въ этой же газетѣ онъ помѣстилъ воспоминанія о Чернышевскомъ и другихъ дѣятеляхъ 60-хъ годовъ, писанныя Пашино (среднеазіатскимъ путешественникомъ), Еще позже, въ 1882 году, Николаевъ велъ, въ качествѣ посредника, извѣстные переговоры между «сферами» и народовольцами, при чемъ однимъ изъ главныхъ условій временнаго прекращенія террора ставилось возвращеніе Чернышевскаго изъ Сибири. И, дѣйствительно, въ 1888 Чернышевскому было разрѣшено переселиться изъ Сибири въ Астрахань[1].
Николадзе помѣстилъ въ 1880 г. въ своемъ грузинскомъ альманахѣ «На новый годъ», воспоминанія о своихъ студенческихъ годахъ, при чемъ упоминаетъ, что онъ читалъ «Современникъ» въ засосъ, и что кавказскіе студенты пользовались вниманьемъ въ семьѣ Чернышевскаго.
Подъ сильнымъ вліяніемъ «Современника» и Чернышевскаго, находилась также армянская журналистика шестидесятыхъ годовъ. Профессоръ лазаревскаго института восточныхъ языковъ Ст. Назарянъ въ то время издавалъ въ Москвѣ журналъ «Сѣверное Сіяніе», открывшій въ армянской журналистикѣ новую эру. Главный сотрудникъ этого журнала, Микаель Налбандьянъ, выдающійся публицистъ и поэтъ, посвятилъ рядъ статей вопросамъ объ устройствѣ быта сельскаго населенія и объ общинномъ землевладѣніи. Въ статьяхъ этихъ можно найти вліяніе Чернышевскаго[2]. Впослѣдствіи Налбандьянъ былъ обвиненъ въ сношеніяхъ съ Герценомъ, Бакунинымъ и др. русскими эмигрантами и заключенъ въ Петропавловскую крѣпость. Пробывъ только три года, онъ вскорѣ скончался отъ чахотки, развившейся въ крѣпости, — 36 лѣтъ отъ роду.
Но и долго спустя послѣ ссылки Чернышевскаго послѣдній являлся любимцемъ молодого поколѣнія на Кавказѣ, какъ и въ остальныхъ мѣстностяхъ Россіи. Въ гимназіи, гдѣ я воспитывался, въ 70-хъ годахъ прошлаго столѣтія, когда ученики начали устраивать литературные вечера, то прежде всего прочли «Что дѣлать» и статью Писарева объ этомъ романѣ. Въ бытность мою студентомъ новороссійскаго университета, у студентовъ-кавказцевъ была собственная библіотека, довольно богатая научными сочиненіями. Въ библіотекѣ имѣлся только одинъ портретъ, большой, висѣвшій въ рамѣ на стѣнѣ, и это былъ портретъ Чернышевскаго. Въ то время (въ 70-хъ годахъ) было довольно опасно имѣть студентамъ у себя портретъ Чернышевскаго, и тѣмъ не менѣе онъ открыто висѣлъ въ студенческой библіотекѣ.
Прочитавъ всего Чернышевскаго, я все же сильно желалъ имѣть его всегда при себѣ. И вотъ, по окончаніи курса въ университетѣ и возвратившись на Кавказъ, я не пожалѣлъ изъ своего скромнаго заработка заплатить 100 рублей за старые экземпляры «Современника», въ которыхъ печатались статьи Чернышевскаго.
И это вовсе не было какимъ-нибудь незначительнымъ явленіемъ. Оно вполнѣ гармонировало съ тѣмъ общимъ поклоненіемъ, которымъ окружено было у насъ имя Чернышевскаго!..
Такъ высоко цѣнился великій русскій публицистъ даже въ отдаленнѣйшихъ уголкахъ Россіи. И это въ то время, когда реакція оторвала его отъ всего міра и обрекла на заключеніе, какъ какого-то очень тяжкаго преступника!
Вѣсть о смерти Чернышевскаго я услышалъ изъ устъ одного изъ выдающихся преемниковъ его на поприщѣ русской публицистики и критики, H. К. Михайловскаго. Въ октябрѣ 1889 г., передъ отъѣздомъ изъ Петербурга на Кавказъ, я по какому-то случаю былъ у Николая Константиновича. Онъ противъ обыкновенія былъ угрюмъ и не разговорчивъ. Оказалось, что наканунѣ пришла изъ Саратова телеграмма о кончинѣ Чернышевскаго. На выраженное мною недоумѣніе, что въ газетахъ объ этомъ ничего нѣтъ, Михайловскій отвѣтилъ:
— Были двѣ строчки въ какой-то газетѣ, и, вѣроятно, больше не будетъ. Даже простой панихиды, нужно думать, не разрѣшатъ.
Михайловскій не ошибся. Только во вражескомъ станѣ, въ «Нов. Вр.», появился небольшой фельетонъ Скальковскаго (воспоминанія).