НЬЮТОНЪ БЫЛЪ ВЕЛИКІЙ ЧЕЛОВѢКЪ
правитьСолнце все ниже и ниже опускалось надъ горизонтомъ. Верхушки кудрявыхъ деревьевъ, какъ-бы охваченныя золотисто-краснымъ огнемъ, чуть-чуть трепетали въ воздухѣ. Синія тѣни мало по малу превращались въ черныя… Гдѣ-то въ послѣдній разъ чирикнула птичка — и все смолкло… Чудеснѣйшій майскій вечеръ! Какъ хорошо теперь на дачѣ!..
— И такъ, черезъ часъ братъ будетъ здѣсь… Пріятно свидѣться послѣ шестнадцатилѣтней разлуки! Много онъ попутешествовалъ… Пора и домой — на покой. То-то разсказовъ будетъ!..
Такъ говорилъ, прохаживаясь по балкону загороднаго своего дома, мистеръ Кукнэй, богатый бостонскій негоціантъ, мужчина лѣтъ подъ 40, здоровякъ, румяный и уже начинавшій тучнѣть.
— Ну, что, рада ты его пріѣзду? обратился онъ къ женѣ, дамѣ еще довольно свѣжей и тоже нѣсколько полной, которая сидѣла тутъ же, на террасѣ, на легкомъ дачномъ диванчикѣ, и, отъ нечего дѣлать, вырѣзывала ножичкомъ какую-то фигурку изъ кусочка пальмоваго дерева.
Мистрисъ Кукнэй улыбнулась и, стряхнувъ съ шелковаго платья маленькія стружки, проговорила:
— Разумѣется, рада… Вѣдь я и его любила, но… тебя, Артуръ, больше!.. Да, какъ время-то быстро пролетѣло!.. Помнишь, шестнадцать лѣтъ тому назадъ оба вы просили моей руки… Ты мнѣ больше нравился… Ну, Джонъ попятился, далъ тебѣ дорогу, вздохнулъ и, пожелавъ намъ всѣхъ благъ земныхъ — на другой же день, послѣ отказа моего, уѣхатъ въ Азію…
— Какъ не помнить! Интересно, однако, знать: холостякомъ-ли онъ вернулся?..
— Я думаю, что — холостякомъ…
— Это почему-же? Ахъ — да! Ну, конечно, потому, что не нашелъ нигдѣ лучше тебя… Я въ этомъ увѣренъ!..
— О, и я увѣрена! засмѣялась м-съ Кукнэй. Однако, вѣдь онъ для насъ какъ будто воскресъ!..
— Да, я думалъ, что его уже давно нѣтъ въ живыхъ… Какъ уѣхать — ни одной строчки, ни слуху, ни духу… И вдругъ сегодня изъ Бостона телеграмма! «Ѣду. Твои Джонъ»… Совершенный сюрпризъ. Это въ его духѣ…
— Каковъ-то онъ теперь!.. Да, интересно встрѣтиться. Ужъ ты уговори его, чтобы онъ у насъ, здѣсь, остановился
— Еще бы! Холостяку — вѣдь ты убѣждена что онъ холостякъ — вездѣ и всегда найдется мѣсто. Да я и не пущу его никуда… А гдѣ же дѣтки-то наши? Они непремѣнно должны быть сдѣсь.. Ты говорила имъ?
— Да вонъ они бѣгутъ!
— Вѣдь Джонъ и не знаетъ объ ихъ существованіи… А! Что это они машутъ руками… Ужъ не ѣдетъ ли онъ?..
По дорожкѣ, усыпанной пескомъ, бѣжали по направленію къ балкону два мальчика и двѣ дѣвочки. Матьчики были въ охотничьемъ костюмѣ, съ маленькими блестящими ружьями, дѣвочки, наряженныя пастушками, тащили по большому букету полевыхъ цвѣтовъ. Старшій сынъ и старшая дочь м-ра Кукнэй первые взбѣжали на балконъ и объявили, что тамъ, далеко но дорогѣ взвилось облако пыли…
— Это навѣрно дядя Джонъ ѣдетъ! воскликнули они.
— Такое большое облако! подтвердили младшіе, тоже уже очутившись на балконѣ. — Большое и наверху красное, будто огненное… Это отъ солнца! Дядя Джонъ, мама, ѣдетъ! Это онъ, онъ!
И они запрыгали и захлопали въ ладошки.
— Ну, я пойду его встрѣчу, сказалъ м-ръ Кукнэй, а вы, дѣти, останьтесь тутъ, на балконѣ, съ мамашей. Я его прямо сюда приведу, и это для него будетъ сюрпризомъ.
Дѣти безпрекословно повиновались приказанію папа и сейчасъ же заспорили о томъ: дѣлаютъ ли въ Азіи игрушки и, если дѣлаютъ, то привезъ-ли имъ дядя Джонъ азіатскихъ игрушекъ? М-ръ Артуръ сошелъ съ балкона, быстро прошелъ весь садъ и, отворивъ калитку, вышелъ на дорогу, чтобы встрѣтить брата. Дѣйствительно, уже можно было хорошо разглядѣть экипажъ и въ немъ господина въ широкополой шляпѣ… Еще нѣсколько секундъ и братья обнялись.
— Джонъ! Тебя-ли я вижу?!.
— Артуръ! Ты-ли это? Ну, братъ, растолстѣлъ-же!
— А ты постарѣлъ… Худощавымъ уѣхалъ, худощавыми вернулся… Ну, идемъ къ женѣ! Давай руку, братанъ — вотъ такъ! А вы, обратился онъ къ возницѣ, поверните направо, тамъ будутъ ворота, и въѣзжайте во дворъ.
— Вотъ это садикъ мой, а тамъ и домишко… Не дурны — а?
— Мѣстечко хорошенькое. Ну, а жена-то, жена — здорова? Ничего? спросилъ м-ръ Джонъ весело.
— О, совершенно здорова! Тебя просто жаждетъ видѣть! Тоже, братъ, потолстѣла… Да вотъ сейчасъ увидишь.
И они вошли въ садъ.
— Ну, конечно, и дѣтки есть — а? Я вѣдь ничего не знаю какъ вы тутъ жили-поживали…
— А кто виноватъ? Самъ же ты исчезъ безслѣдно! Ни строчки не прислалъ… Куда же мнѣ-то было писать?..
— Ну, виноватъ… Каюсь! Сколько же у тебя наслѣдниковъ?
— Да довольно таки: четверо. Славные ребятишки! Мальчиковъ два и дѣвочекъ пара: Ньютонъ, Былъ, Великій, Человѣкъ!
— А? Что ты сказалъ? Ньютонъ…
— Д-да, старшему-то ужъ пятнадцать лѣтъ… Какъ время-то, подумаешь, идетъ! Оставилъ насъ самъ-другъ, а теперь цѣлая семья… Хе, хе, хе! Ньютонъ, Былъ, Великій, Человѣкъ!
— Гм, да, конечно.. Ньютонъ былъ великій человѣкъ, повторилъ м-ръ Джонъ, и, нѣсколько удивленный, пріостановился. Но… что это тебѣ вздумалось?
— То есть… какъ вздумалось?…
М-ръ Артуръ то же пріостановился и прибавилъ:
— Ужъ если, братъ, женишься, такъ ужъ тугъ… Ты желалъ бы, чтобы у меня совсѣмъ не было дѣтей?
— Это почему? Съ чего ты взялъ?! Напротивъ, я радъ…
— Можетъ быть, тебя удивляетъ, что…
— Нѣтъ, зачѣмъ ты о Ньютонѣ-то вдругъ заговорилъ?
— Да вѣдь Ньютонъ старшій! Прекрасный мальчикъ, способный, хотя немного вѣтряный…
— Э, такъ это ты имя такое даль?!
— Ну — да. А первую дочь, по порядку фразы, зовутъ Былъ; затѣмъ второй сынъ — Великій, а послѣдняя дѣвчонка у меня — Человѣкъ. Экъ я! Совсѣмъ и забылъ, что ты здѣсь новичекъ! У насъ, братъ, ужъ такая мода нынче: обыкновенныхъ именъ не даютъ, а если у кого много дѣтей — такъ отдѣлываются фразами. Ничего, мило выходитъ! У сосѣда моего сынъ и дочь. Вмѣстѣ они составляютъ: Любите Деньги! А? Не дурно вѣдь?.. А то вотъ еще: одному здѣшнему фабриканту Богъ далъ шестаго… Ну, должно быть много это ему показалось, и онъ воскликнулъ: конецъ! Такъ ребенка Концемъ и назвали… Но, вообрази: послѣ Конца явилось еще трое!.. Что было дѣлать? «Пусть они будутъ, рѣшилъ отецъ: Дополненіе, Прибавленіе и Приложеніе!»…
М-ръ Джонъ захохоталъ и повлекъ брата къ балкону.
— Показывай скорѣе мнѣ живую фразу!
Но ему не пришлось увидѣть живую фразу въ нераздѣльности. Ньютонъ, заслышавъ веселые голоса въ саду, не вытерпѣлъ и бросился навстрѣчу отцу и дядѣ; Великій — за нимъ, только Былъ и Человѣкъ остались около мамаши.
Послѣ взаимныхъ привѣтствій, поцѣлуевъ, рукопожатій, всѣ занялись чаепитіемъ. Прелестная Былъ, какъ помощница мамаши, разливала чай. М-ру Джону особенно понравился розовенькій, кудрявый Человѣкь, и онъ посадитъ этого Человѣка къ себѣ на колѣни.
Бесѣда была самая оживленная и зашла далеко за полночь, такъ что на балконѣ остались только м-ръ Артуръ съ женой и Джонъ. «Живая фраза» давно уже спала и уже видѣла, вѣроятно, во снѣ разныя хорошенькія азіатскія штучки, потому что добрый дядя обѣщать завтра утромъ всѣмъ имъ преподнести привезенные подарки. — «Я, сказалъ дядя Джонъ, на всякій случаи запасся подарочками, ибо думалъ, что у Артура навѣрно есть дѣтки — и не ошибся».
— Ну, что-жъ, проговорилъ Джонъ, хлопнувъ брата по плечу: думаешь ты продолжать о Ньютонѣ, или уже поставилъ точку!
М-съ Кукнэй зарумянилась, а супругъ отвѣтилъ:
— Полагаю, что точка уже поставлена… Фраза сама по себѣ совершенно-законченная… Вѣдь такъ?..
— Пожалуй; во вѣдь Ньютономъ можно увлечься, замѣтилъ Джонъ, и продолжать, напримѣръ, такъ: «Наука обязана ему великимъ открытіемъ, которое»…
— Что ты! Что ты! Вѣдь это выходитъ еще шесть словъ, да еще безъ конца!!.. Эдакъ доберешься до тяготенія, а ужъ это будетъ тягостно…
— И такъ, Ньютонъ былъ великій человѣкъ… Все сказано?
— Все! махнулъ рукой м-ръ Кукнэй.
— Разумѣется все, подтвердила жена: — точка поставлена.
— Не будетъ ли точка корректорской ошибкой? Хотя сочиненіе ваше и вышло уже въ свѣтъ, но я полагаю, что это еще корректура и, сознаюсь, весьма миленькая!
— Ну, утро вечера мудренѣе, произнесъ весело м-ръ Артуръ и всталъ. — Пора и отдохнуть тебѣ, Джонъ! Ужъ поздно… Пойдемъ, я проведу тебя въ твою комнату.
Прошло три мѣсяца. Въ одно прекрасное осеннее утро м-ръ Кукнэй вошелъ въ комнату брата и, ударивъ его по плечу, произнесъ:
— А вѣдь ты правъ былъ! Придется вмѣсто одной точки поставить двѣ…
— Да? Ну, поздравляю! Только зачѣмъ же двѣ? Пусть останется одна, а ты начни теперь съ большой буквы, Джонъ! «Наука обязана ему великимъ открытіемъ, которое двинуло впередъ»…
М-ръ Кукнэй зажалъ уши.