В старый лес вхожу я светлой ночью;
Каждый лист луною озарён,
И осыпан неподвижным светом,
Старый лес как будто весь зажжён.
Вижу я: в изгибах безобразных
Своды сучьев гнутся до корней,
И блестят, одеты пёстрым мохом,
Груды камней и подгнивших пней.
Ночь чудес! В таинственном покое,
Ты прекрасней северного дня...
Вижу я, что кто-то тёмный, тёмный,
По деревьям мчится на меня, —
Тихо обнял и ушёл в деревья...
Это туча, в небе проходя,
Чёрной тенью пронеслась по лесу,
За другою тучею следя.
Вон колдун и великан косматый,
Свесив харю страшную свою,
Повалил и душит под собою
Бессловесных карликов семью...
Нет, неправда! Нет там великана:
Это хата у ручья стоит,
С грузной крышей, на больших каменьях;
В ней лесник, должно быть, крепко спит.
Вон вдали, над озером витает
Рой русалок, светлых и нагих;
Сколько лиц мне видится знакомых,
Сколько лиц давно уж не живых!
Вижу я: есть очень молодые,
Есть постарше — больше их числом...
Хоть бы та, что грудь даёт ребенку
И пои́т холодным молоком!
Что глядишь мне так упорно в очи?
Взор знакомый — ты позеленел!
Свет воды мне в сердце затекает...
Как бы я уйти, бежать хотел!
Вздор! Обман! Русалок нет на свете...
Задала́сь утопленница мне
Что ж что я видал её когда-то, —
Что гулял я с нею при луне?
Только нет! Она ко мне подходит...
Светлый лес, погасни поскорей!
Ты, заря! Что ж не идёшь так долго —
С жизнью, с правдой, с краскою твоей!
Ближе, ближе... Раздается хохот,
Раздвигаю кущу тростника:
В сердце холод, а к ногам, дымяся,
Подкатилась сонная река...
