Нормен, морской капитан, или Родовое право (Бульвер-Литтон)/ДО

Нормен, морской капитан, или Родовое право
авторъ Эдуард Джордж Бульвер-Литтон, пер. Эдуард Джордж Бульвер-Литтон
Оригинал: англійскій, опубл.: 1839. — Источникъ: az.lib.ru • (The Sea Captain; or, The Birthright)
Драма в пяти действиях.
Перевод А. Горкавенко.
Текст издания: «Пантеонъ», № 8, 1840.

НОРМЕНЪ,
МОРСКОЙ КАПИТАНЪ,
или
РОДОВОЕ ПРАВО.

править
ДРАМА ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ
Э. Л. Бульвера.
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
А. В. Горкавенко..
"The son of fortune, she has sent him forth

To thrive by the red sweat of his own merits."

Middleton.
"Then triumph, Leon, richer in thy love

Than all who hopes of treasure."

Chapman.
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Лордъ Ашдель, сынъ леди Арондель.

Серъ Морицъ Биворъ, дальній родственникъ леди Арондель.

Норменъ, капитанъ военнаго корабля.

Фелькнеръ, его другъ и лейтенантъ.

Онсловъ, деревенскій пасторъ.

Госсенъ, Лукъ, пираты.

Леди Арондель, графиня.

Віолетта, ея воспитанница и двоюродная сестра лорда Ашделя съ отцовской стороны.

Мистрисъ Пруденція.

Трактирщикъ.

Слуги, матросы и проч.

Дѣйствіе происходитъ на сѣверp3; Девоншира, въ царствованіе Елисаветы.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

править

СЦЕНА I.

править
Небольшой трактиръ на берегу моря. Вдали видѣнъ замокъ Арондель. Корабль стоитъ на якорѣ; у берега привязана шлюбка. Сквозь отворенную дверь трактира видно, какъ Фелькнеръ угощаетъ матросовъ. У столика, на авансценѣ, сидитъ Госсенъ.
ТРАКТИРЩИКЪ, (наливая Госсену вина).

Если это не лучшее вино съ Канарскихъ острововъ, то я позволю утопить себя въ сороковой бочкѣ. Но вѣдь вамъ скучно пить одному; не хотите ли присоединиться вонъ къ тѣмъ весельчакамъ?

ГОССЕНЪ.

Нѣтъ.

ТРАКТИРЩИКЪ (въ сторону).

Онъ порядочно грубоватъ. Если разсчеты его такъ же коротки, какъ отвѣты, такъ онъ не умретъ въ долгу у трактирщика.

(Уходитъ въ трактиръ).
ГОССЕНЪ.

Луку пора бы ужъ возвратиться. Серъ Морицъ вѣрно обрадуется своему старому другу, когда узнаетъ, какія новости я привезъ ему. (Набивая трубку). Слава серъ Вальтеру Ралейгу: — онъ вывезъ4 намъ табакъ! — Подлинно великій человѣкъ!

МАТРОСЫ, (въ трактирѣ).

Ха! ха! ха!

ГОССЕНЪ.

Чортъ побери этихъ пьяницъ! Если бы я зналъ, какихъ гостей угощаетъ толстый трактирщикъ, никогда не присталъ бы въ этотъ портъ. Я терпѣть не могу честныхъ людей: какое право имѣютъ они быть честными, и мѣшать ремеслу другихъ? (Входитъ Лука). А, Лукъ! Ну, что сказалъ старый кавалеръ?

ЛУКЪ.

Почти ничего; онъ самъ несетъ отвѣтъ, вѣрно, чтобъ не платить мнѣ за коммиссію. Проклятый скряга — ни одного пенса не далъ за работу. На его широкой рожѣ такъ, кажется, и написано; не тронь кармана!

ГОССЕНЪ.

А гдѣ наши?

ЛУКЪ.

Бродятъ по городу, да узнаютъ, какіе корабли выходятъ въ море, и съ какимъ грузомъ. Лихіе ребята!

ГОССЕНЪ.

Ступай, выбери дюжину самыхъ расторопныхъ: вели имъ собраться въ пещерѣ, невдалекѣ отъ замка, о которой я говорилъ тебѣ. Къ ночи имъ будетъ работа. — Послушай, Лукъ, еслибы ты сдѣлалъ человѣку столько зла, что твоя жизнь была бы въ его рукахъ, какъ бы ты поступилъ?

ЛУКЪ.

Выбралъ бы первую темную ночь, и спрятавшись за кустомъ, держалъ бы для него на-готовѣ ножъ.

ГОССЕНЪ.

Ладно, я поступлю по твоему. — Ступай!

(Лукъ уходитъ).
МОРИЦЪ, (входитъ).

Какъ, это ты, Джильсъ Госсенъ, — забіяка Госсенъ, дубовое сердце? Ну, какъ поживаешь? Вѣдь мы ужъ десять лѣтъ не видались. Я думалъ, что ты въ чужихъ краяхъ. (Въ сторону) Я желалъ бы, чтобъ ты былъ на томъ свѣтѣ! Ты постарѣлъ немного. Что это: сабельныя раны? Все къ лучшему, дружокъ, — теперь ты гораздо мужественнѣе, страшнѣе! Совершенный морякъ!

ГОССЕНЪ.

Да, за эту царапину я долженъ благодарить молодца, котораго захватилъ для васъ,

МОРИЦЪ.

Это не пріятное воспоминаніе, правда… Ну, да и ты вѣрно расквитался съ нимъ… одѣлъ его въ саванъ, который никогда не изнашивается?

ГОССЕНЪ.

Нѣтъ; онъ ускользнулъ, — онъ живъ! Вчера я видѣлъ его — недалеко отсюда. Это-то и привело меня сюда. Я узналъ, что онъ перемѣнилъ имя; его зовутъ теперь Норменомъ! Онъ командуетъ чудеснымъ кораблемъ: вонъ, посмотрите. (Показываетъ на корабль). Эти извѣстія не развяжутъ ли вашего кошелька, серъ Морицъ?

МОРИЦЪ.

Какъ, бездѣльникъ! Развѣ ты не получилъ пятьсотъ свѣтлыхъ, новенькихъ золотыхъ монетъ? Я помню каждую изъ нихъ, какъ мое собственное дѣтище; и все это, все, я отдалъ тебѣ, за то только, чтобы ты никогда не говорилъ мнѣ: «онъ живъ».

ГОССЕНЪ.

Стъ!

(Фелькнеръ и матросы выходятъ изъ трактира).
ФЕЛЬКНЕРЪ.

Да, друзья, будьте готовы; сейчасъ будетъ сюда капитанъ. (Госсену). Эй! товарищъ! Ты, кажется, такъ-же морякъ. Не хочешь ли служить на «Элизѣ», подъ командою храбраго капитана Нормена?

ГОССЕНЪ (тихо Морицу).

Слышите? — Нормена.

МОРИЦЪ.

Вы служите подъ начальствомъ капитана Нормена, почтеннѣйшій? Вы скоро ожидаете его сюда, почтеннѣйшій?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Сію минуту, почтеннѣйшій! Я его лейтенантъ, почтеннѣйшій! Вы вѣрно выпьете за его здоровье?

МОРИЦЪ.

Вотъ еще! а что мнѣ въ его здоровьи? Слишкомъ много будетъ, если человѣкъ моихъ лѣтъ станетъ пить за каждое здоровье. Ну, Госсенъ, идемъ; скорѣе — разсказывай мнѣ, — разсказывай все. Мое почтеніе, господинъ лейтенантъ.

(Уходитъ съ Госсеномъ).
ФЕЛЬКНЕРЪ.

Прощайте, друзья, — чтобъ вамъ противнымъ вѣтромъ подуло! Кто отказывается пить безъ причины, тотъ, по моему — подозрительный человѣкъ.

МАТРОСЫ.

Ура, капитанъ! ура!

(Входитъ Норменъ).
НОРМЕНЪ.

Молодцы, ребята! Ваши радостные клики пріятнѣйшая для меня музыка. Ну, что, всѣ ли дублоны истрачены?

МАТРОСЪ.

Почти что всѣ, капитанъ.

НОРМЕНЪ.

Тѣмъ лучше, легче будетъ итти въ море. Ступайте въ городъ, и избавте меня отъ этихъ золотыхъ монетъ. Но до заката солнца всѣмъ возвратиться. (Матросы уходятъ). Чтобы я сталъ дѣлать съ призовыми дентгами, еслибы мнѣ не помогали эти молодцы? — право, они избавляютъ меня отъ лишнихъ заботъ! Ну, что Фелькнеръ, былъ ли ты дома? — Все ли благополучно?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Все ли! мой бѣдный старикъ, да благословитъ его небо, узналъ горе. Онъ обработываетъ чужую землю, а жатва плоха. О, какъ былъ я счастливъ, когда, передавши ему все мое золото, могъ сказать: «Твой сынъ, морякъ, пришелъ отогнать нищету отъ отцовскаго порога!»

НОРМЕНЪ.

Одинъ такой часъ вознаграждаетъ за труды цѣлой жизни. Ну, а мать твоя?.. Я никогда не зналъ матери, но люблю видѣть, какъ при этомъ священномъ имяни выступаютъ на глазахъ слезы, а на щекахъ румянецъ. Она благословила тебя?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Она молчала; но слезы и руки, поднятыя къ небу, и уста, шептавшія молитву, — благословили меня!

НОРМЕНЪ.

Другъ, я тебѣ завидую!

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Довольно обо мнѣ. Какія у тебя новости? Видѣлъ ли ты Западный Цвѣтокъ, твою прекрасную невѣсту, которую мы отняли у африканскаго корсара, вмѣстѣ съ ея отцомъ?

НОРМЕНЪ.

Нѣтъ, я не могъ; мнѣ не позволяло время. Ея отецъ умеръ; чужой занялъ ихъ домъ. Віолетта живетъ. здѣсь у родственницы. Взгляни, какъ солнце золотитъ древнія башни замка Аронделя; мы, какъ нарочно, противъ него стали на якорь; туда влекло меня. И теперь, за всѣ земли, которыя я видѣлъ, даже за лучшій корабль, который когда-либо пожиналъ побѣду по игривымъ волнамъ моря, не отступлю на летъ стрѣлы отъ дороги, ведущей меня къ Віолеттѣ.

ФЕЛЬКНЕРЪ

Но нашелъ ли ты твоего воспитателя, стараго пастора?

НОРМЕНЪ.

О, добрый старецъ, прости меня! Мнѣ кажется, любовь въ жизни то же, что водоворотъ въ морѣ. Съ тѣхъ поръ, какъ я сошелъ на берегъ, у меня не было мысли, мечты, страха, надежды, которыхъ бы не поглощали волны моей страсти! Услужи мнѣ, Фелькнеръ. Отнеси это письмо къ моему воспитателю; отсюда часа два ходьбы до его жилища. Скажи, что я приду къ нему, можетъ-быть, сегодня вечеромъ; если же нѣтъ, то завтра утромъ. Разскажи ему всѣ добрыя вѣсти: что я здоровъ, бодръ, веселъ; что каждый вечеръ — не забудь же, скажи, что каждый вечеръ, въ отдаленнѣйшихъ моряхъ, его питомецъ повторялъ молитвы, которымъ научилъ онъ младенческія уста мои, и каждый день призывалъ благословеніе небесное на его сѣдины.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Я исполню твою просьбу.

НОРМЕНЪ.

А я теперь пойду къ Віолеттѣ.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Постой! — Твои матросы вѣрны, корабль подъ рукою. Если она скажетъ «да», поднимемъ паруса и тотчасъ же въ море съ призомъ. Что, она богата?

ПОРМЕНЪ.

Отецъ ея умеръ въ бѣдности. Слава Богу, она не богата.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Я очень радъ. Если бы у нея были земли и деньги, ты, пожалуй, забылъ бы о морѣ.

НОРМЕНЪ.

О морѣ! Никогда! Даже для самой красоты не измѣнилъ бы я славному морю, гдѣ Англія водрузила трезубецъ боговъ; гдѣ каждое дыханіе вѣтерка привѣтствуетъ ея флаги; гдѣ каждая волна передаетъ хоръ нимфъ Нептуна, славящихъ безсмертное имя моей отчизны! — Измѣнить морю!.. Нѣтъ! корабль будетъ нашимъ домомъ, свистъ буйнаго вѣтра, нашимъ свадебнымъ гимномъ, звѣзды — нашими свѣтильниками; ковромъ нашимъ будетъ хрустальная глубь, блестящая изумрудами и бирюзою; а небесный шатеръ — пологомъ. — О Віолетта! никогда еще корабль не летѣлъ съ такимъ восторгомъ въ портъ, какъ я къ тебѣ! Твоя вѣрность — мой якорь, и моя пристань — въ твоихъ очахъ. Прощай, Фелькнеръ.

(Оба уходятъ въ разныя стороны.)

СЦЕНА II.

править
Садъ замка Арондель.
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Сегодня минуло ровно двадцать пять лѣтъ послѣ того ужаснаго дня! О, солнце, все пронзающее око небесъ! мое сердце, какъ мрачная пещера, хранитъ страшную тайну. — Молчи же, совѣсть! Развѣ у меня нѣтъ власти, богатства, знатности… Развѣ я не владѣю общимъ уваженіемъ? Зачѣмъ думать о прошедшемъ? Ахъ… онъ идетъ! Мой сынъ — мой милый сынъ, — я вижу тебя — и снова счастлива!..

ЛОРДЪ АШДЕЛЬ, (за сценою говоритъ слугамъ).

Да, старому Роланду! Да, смотрите, беречь сокола, котораго прислалъ мнѣ лордъ Лейстеръ. (Входитъ). Здравствуйте, матушка… Гмъ… я думалъ, что Віолетта здѣсь. Право, благодаря васъ и митриссъ Пруденцію, эту чопорную, накрахмаленную куклу, я никогда не вижу моей кузины.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Сынъ мой, она не можетъ быть невѣстою наслѣдника фамиліи Арондель.

АШДЕЛЬ.

Кто говоритъ о невѣстахъ? Развѣ мы не можемъ смотрѣть на красоту иначе, какъ съ Файломъ Гименея? — Быть любезнымъ, дышать вздохами, клятвами и надеждами, слѣдить за всѣми перемѣнами этого небосклона, который называютъ «женщиной», и мѣшать свой разговоръ с-ъ великолѣпною печалью; все это…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Любовь!

АШДЕЛЬ.

О, нѣтъ, матушка — забава; вы только думаете о птичкахъ и пастушкахъ, которыхъ плачевныя пѣсни любви передаютъ намъ поэты. Мнѣ же хочется какъ-нибудь сократить время; — время (зѣвая) такъ продолжительно въ деревнѣ; отъ нечего дѣлать, я играю стрѣлою Купидона съ прекрасною кузиною! Идутъ ли ко мнѣ эти перья?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Хороши, только слишкомъ развѣваются.

АШДЕЛЬ.

И любовь моя теперь похожа на блестящее перо, которымъ легкій вѣтеръ играетъ на груди вашего сына — (цѣлуя ея руку)--Пусть перо играетъ, милая матушка.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (со вздохомъ).

Ахъ, Перси, Перси!

АШДЕЛЬ.

Но я слышу, мой конь ржетъ отъ нетерпѣнія и звенятъ серебряные колокольчики сокола. Я скоро возвращусь. Между-тѣмъ, если вы хотите, чтобъ я былъ вашимъ послушнымъ сыномъ, дайте мнѣ крылья — или другими словами (не сердитесь же) пустите меня ко двору, въ лагерь, куда хотите, только подальше отъ деревенской жизни, гдѣ моя прекрасная кузина смотритъ на меня такими мертвыми глазами. Прощайте.

(Уходитъ).
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ слишкомъ вѣтренъ — слишкомъ легкомысленъ для того, чтобы наслѣдовать имя своихъ предковъ. Но гдѣ мать, которая не любитъ сына, даже за самые недостатки? (Входитъ Віолетта и мистриссъ Пруденція). Віолетта, о чемъ ты печалишься, — къ чему это траурное платье?

ВІОЛЕТТА.

Леди, я сирота.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нѣтъ ли у тебя другой печали, Віолетта, и тѣ ли слезы текутъ изъ глазъ твоихъ, которыя орошали могилу отца? Ты отворачиваешься? (сердито) Ты помѣшана на Ашделѣ? Смотри, берегись: любовь, играя надеждою, которую она пестритъ и раззолачиваетъ, часто золотитъ только — развалины.

ВІОЛЕТТА.

Вы въ правѣ говорить мнѣ что угодно, только не запрещайте грустить о томъ, что я сирота.

ЛЕДИ АРОЙДЕЛЬ, (тронутая).

Прости меня, я поступила опрометчиво! — Нѣтъ, ты не любишь… скажи… ты не любишь моего Перси?

ВІОЛЕТТА.

Вы знаете, что я бѣгаю отъ него! Я бѣдна; но бѣдность можетъ-быть гордою (въ сторону), а память вѣрною.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (про себя).

Я основывала большія надежды на Ашделѣ, — свѣтлыя желанія — безумныя мечты; — послѣдній сынъ фамиліи, члены которой были товарищами королей, онъ стоитъ передо мною какъ мечта славы, томимый какою-нибудь благородною, высокою страстію. Глаза мои проникаютъ будущее; когда эти кости сдѣлаются прахомъ, онъ будетъ близокъ къ тѣмъ, которыхъ мечи лі короны блестятъ вокругъ трона., какъ охранныя звѣзды царственнаго острова. Короли будутъ чтить память его матери.

(Входитъ серъ Морицъ).
МОРИЦЪ, (тихо Леди Арондель).

Слышали? онъ живъ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ! кто?

МОРИЦЪ.

Молодой джентльменъ, который стоитъ между вашимъ Перси и наслѣдіемъ! Уфъ, уфъ! (кашляя). Сегодня холодно. (Обращаясь къ Пруденціи). Вамъ не худо бы было прогуляться съ Віолеттою, мистриссъ Пруденція, и чтобъ не терять даромъ времяни, вы бы хоть связали мнѣ пару шерстяныхъ чулокъ.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Чулокъ, серъ Морицъ? Какой деликатный намекъ!

(Уходитъ въ глубину сцены съ Віолеттою).
МОРИЦЪ, (Леди Арондель).

Я говорю вамъ — онъ живъ; онъ здѣсь; ужъ не ребенкомъ или слабымъ мальчикомъ, но сильнымъ человѣкомъ, съ кораблемъ, съ именемъ, съ экипажемъ, — и съ деньгами, какъ мнѣ сказывали. Вашъ сынъ Перси прекрасный молодой человѣкъ. Жаль, что отецъ его прежде, чѣмъ женился, имѣлъ другаго сына. Но, безъ вашихъ замковъ Ашдель и Арондель, вашъ Перси будетъ такъ же бѣденъ, такъ же бѣденъ, какъ старый Moрицъ Биворъ. — Какая нынче сырость въ воздухѣ! — Бѣдность можетъ причинить лихорадку (дрожитъ), и одышку (задыхается) , насморкъ и простуду (чихаетъ) и ломъ въ поясницѣ (почесываетъ спину)] и когда бѣдность проситъ, собаки лаютъ на нее; и когда бѣдность больна, доктора терзаютъ ее; и когда бѣдность умираетъ, ее бранятъ; а когда бѣдность умерла, никто объ ней не заплачетъ. Если этотъ молодой человѣкъ докажетъ свои права, вашъ сынъ Перси Ашдель, будетъ очень бѣденъ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Мой сынъ, мой Перси! Но пасторъ не измѣнитъ мнѣ. Онъ далъ клятву.

МОРИЦЪ.

Хранить тайну до тѣхъ поръ, пока живъ вашъ отецъ и супругъ: они умерли. Впрочемъ, у пастора нѣтъ никакихъ доказательствъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Къ несчастію, есть.

МОРИЦЪ.

Есть! Зачѣмъ же вы не сказали мнѣ объ этомъ прежде?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Потому — потому что (въ сторону) Я боялась твоей жадности болѣе, чѣмъ совѣсти пастора.

МОРИЦЪ, (въ сторону).

Гмъ! теперь она будетъ просить меня о помощи. Я пронюхаю, что за доказательства. Въ этой мутной водѣ плаваетъ много золотыхъ и серебряныхъ рыбокъ. Что жъ! закинемъ удочку!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я совсѣмъ потерялась, не знаю, что дѣлать?

МОРИЦЪ.

Я слышалъ, что на той сторонѣ рѣки Экса продается прекрасная, маленькая мыза; но я бѣденъ — очень бѣденъ, хоть и старый кавалеръ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы шутите со мною? Въ чемъ состоитъ вашъ совѣтъ?

МОРИЦЪ.

Тамъ бездна дичи: куропатки, зайцы, дикія утки, (облизывается); превосходные воробьи, которыхъ я всегда могу продавать мальчишкамъ по пенсу за сотню. Но я бѣденъ — очень бѣденъ. Вы не повѣрите, до чего я бѣденъ…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Идемъ, идемъ. Я дамъ тебѣ золота, — всего, что хочешь; помоги только отвратить опасность!

МОРИЦЪ.

Если бы она сначала сказала «золота», я былъ бы минутою и тремя четвертями ранѣе въ выигрышѣ! Миледи, я слѣдую за вами. Не бойтесь, мы скроемъ доказательства.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нынѣшнюю ночь я видѣла его во снѣ; ужасный сонъ!

(Леди Арондель уходитъ въ домъ. Входятъ мистриссъ Пруденція и Віолетта).
МИСТРИССЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Старый скряга! Посмотри, какъ я разсержу его (кланяясь низко серу Морицу). Почтенный серъ Морицъ, осмѣлюсь ли я просить у васъ благословенія?

МОРИЦЪ, (въ сторону).

Я никогда не слышалъ, чтобы кто-нибудь просилъ благословенія безъ того, чтобы не выпросить еще чего-нибудь (громко). Штъ! штъ! зачѣмъ вамъ благословеніе старая безбожница?

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Но, вѣдь оно вамъ ничего не стоитъ.

МОРИЦЪ, (въ сторону).

Это насмѣшка надъ моею бѣдностью. У всякаго дурака есть камень на бѣдняка. (Громко). Не стоитъ ничего! Да приноситъ ли оно что-нибудь? Что вы дадите за него?

МИСТРИССЪ ПРУДЕНЦІЯ,

Эту ленточку.

МОРИЦЪ, (взявши ленту).

Гмъ! годится на подвязки. Ну, благословляю васъ; старайтесь не нравиться, и наполнить ваше грѣшное, старое сердце желаніемъ связать мнѣ шерстяные чулки! Ты также просишь благословенія, дитя?

ВІОЛЕТТА.

О, нѣтъ, серъ.

МОРИЦЪ.

Дѣвушки стали у насъ ужасно дерзки! Эта лицемѣрная смиренница смѣется надъ моимъ благословеніемъ. Однако, какъ бы тамъ не сторговались безъ меня.

(Уходитъ въ домъ.)
МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Я отдала бы охотно новое платье, чтобъ только узнать, отчего этотъ старый скряга имѣетъ такое вліяніе на леди Арондель.

ВІОЛЕТТА.

Вы забываете, что онъ ей родственникъ, и послѣ лорда Ашделя наслѣдникъ всѣхъ владѣній дома Арондель. — Ахъ, мистрисъ Пруденція, какъ я вамъ благодарна, что вы Помогаете мнѣ избѣгать преслѣдованій молодаго лорда!

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Милое дитя, за это вознаграждаетъ меня собственная совѣсть (въ сторону) и матушка молодаго лорда. Вы вздыхаете? — Вѣрно васъ все еще занимаетъ вашъ морякъ?

ВІОЛЕТТА.

Я никогда не переставала думать объ немъ, и еще болѣе съ тѣхъ поръ, какъ умеръ батюшка. Быть-можетъ, его гордость помѣшала бы мнѣ вытти за человѣка неизвѣстнаго происхожденія; но теперь…

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Онъ, въ самомъ-дѣлѣ, прекрасный мужчина. Какъ хорошъ онъ былъ, когда со всѣмъ своимъ экипажемъ вскочилъ на палубу корсара съ крикомъ «Англія и Елисавета!» Мнѣ кажется, я вижу и теперь, какъ глаза его блестятъ сквозь дымъ. Если бы не онъ, насъ отвели бы на продажу, на рынокъ въ

Тунисъ! Да вы не слушаете меня. Если вы ужъ такъ полюбили уединеніе, я васъ оставлю, и пойду дошивать по канвѣ любовь царя Соломона и царицы Шевы; отживши для любви, мы находимъ какое-то утѣшеніе воскрешать ее, хоть на полотнѣ.

ВІОЛЕТТА.

О, эти страстныя очи служатъ какимъ-то талисманомъ; въ любви нѣтъ разлуки. Милый образъ, какъ ангелъ хранитель, никогда не оставляетъ насъ; мы чувствуемъ его присутствіе въ запахѣ цвѣтка, его вздохъ въ каждомъ порывѣ вѣтра. И при немъ весь міръ кажется прекраснѣе, всѣ созданія святѣе, и звуки очаровательнѣе, и образы прекраснѣе; все дышетъ его голосомъ и улыбкою. (Входитъ Норменъ) Тутъ говоритъ мое воображеніе, но не сердце! Гдѣ ты теперь, мой незабвенный Норменъ?

НОРМЕНЪ.

У ногъ твоихъ! О, я снова вижу тебя, дышу однимъ воздухомъ съ тобою, прекрасная Віолетта. Взгляни, взгляни — эти руки охраняли меня, когда кругомъ ревѣла буря; и на устахъ моихъ еще горитъ твой прощальный поцѣлуй, — какъ слѣдъ ангела, слетавшаго на землю. Взгляни — " никогда ночь не ожидала такъ восхода солнца, какъ душа моя ждала взгляда твоихъ очей!

ВІОЛЕТТА.

Счастливый день! — Мой Норменъ! — Ты ли это, мой Норменъ?

НОРМЕНЪ.

Взгляни, взгляни, Віолетта; по ты плачешь, ты дрожишь на груди моей; ты слишкомъ нѣжна для моей грубой страсти. Взгляни: ты невѣста моряка, я увезу тебя съ собою; зачѣмъ же ты отвѣчаешь мнѣ однимъ румянцемъ? О, дай мнѣ, какъ пчелѣ, испить всю сладость съ этихъ розъ!

ВІОЛЕТТА.

Многое хотѣла я сказать тебѣ, но теперь помню только одно: ты опять со мною.

НОРМЕНЪ.

Чтобы болѣе не разставаться.

(Входитъ мистрисъ Пруденція.)
МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Что я вижу? — Мнѣ казалось, что я слышу голоса! Какъ, капитанъ Норменъ! Или это духъ его?

НОРМЕНЪ.

Нѣтъ, моя прекрасная гувернантка, это я самъ, душою и тѣломъ.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Ахъ, капитанъ! Прошу васъ, уйдите отсюда. — Если графиня — она можетъ притти…

НОРМЕНЪ.

О, тогда я, пожалуй, улечу духомъ.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Вы все такой-же весельчакъ; но подумайте о моей отвѣтственности. Что скажетъ графиня, если узнаетъ, что я позволила незнакомому человѣку говорить съ ея воспитанницею?

НОРМЕНЪ.

Взгляните, мистрисъ Пруденція. — Ну, что вы видите теперь?

(Прикладываетъ червонецъ къ ея лѣвому глазу.)
МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Нѣтъ, лѣвымъ глазомъ ничего не вижу, но правый все еще…

НОРМЕНЪ.

Бѣдняжка! но вотъ золотое лѣкарство: оно вылѣчитъ его. (Прикладываетъ червонецъ къ правому глазу). Что вы теперь видите, мистрисъ Пруденція?

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Ничего не вижу.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Подлинно, счастье для кошельковъ бѣдныхъ любовниковъ, что старыя дуэнны не родились съ тремя глазами.

(Пруденція уходитъ.)
ВІОЛЕТТА.

Ахъ, Норменъ, мнѣ кажется кто-то идетъ? Эта ужасная женщина…

НОРМЕНЪ.

Женщина — святое имя! оно не можетъ быть ужасно, Віолетта.

ВІОЛЕТТА.

Ты не знаешь леди Арондель, — одно ея имя ужасно! Ея взглядъ наводитъ страхъ; часто въ ея комнатѣ горитъ огонь даже до разсвѣта; какое-то темное воспоминаніе помрачаетъ ея лицо; это не раскаяніе, не печаль. О, мой бѣдный батюшка!

НОРМЕНЪ.

Віолетта, мы оба сироты на землѣ; но мы найдемъ одну мать, которой лицо освѣщается блескомъ звѣздъ; эта мать — море. А Отецъ нашъ, Віолетта, будетъ смотрѣть на насъ съ небесъ!

(Уходятъ.)
(Входятъ леди Арондель и серъ Морицъ.)
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нечего дѣлать! Если нѣтъ другихъ средствъ!

МОРИЦЪ.

Безъ доказательствъ разсказу старика никто не повѣритъ; твой грубый и голодный бродяга проберется къ дому Онслова — захватитъ всѣ бумаги…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Скорѣе! скорѣе! посмотри самъ за этимъ, добрый Морицъ.

МОРИЦЪ.

Наше дѣло!

(Уходитъ.)
(Снова являются Норменъ и Віолетта.)
ВІОЛЕТТА.

Вотъ она! не встрѣчайся съ нею, — ты не знаешь, какъ она горда!

НОРМЕНЪ.

Какое мнѣ дѣло до ея гордости! Отрекомендуй меня смѣло! Развѣ ты за меня краснѣешь? Я король на своемъ кораблѣ, и на берегу не считаю себя ниже другихъ. Я подойду!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (быстро оборачиваясь).

Ангелы мщенія, пощадите меня!

НОРМЕНЪ.

Простите моей смѣлости.

ВІОЛЕТТА.

Это нашъ храбрый соотечественникъ, о которомъ такъ часто говорилъ батюшка; онъ избавилъ насъ отъ разбойниковъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

А! — Ваше имя, серъ?..

НОРМЕНЪ.

Простое имя, прекрасная дама, — Норменъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

А! (Въ сторону.) Геній женщины — хитрость, помоги мнѣ! Серъ, я очень рада, что васъ вижу. Считайте домъ мой своимъ. Погостите у насъ, если вамъ угодно.

НОРМЕНЪ.

Леди, я всегда буду гордиться мыслію, что былъ вашимъ гостемъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону)

Онъ не знаетъ, кто я. Я уничтожу всѣ опасности. (Громко.) Серъ, не угодно ли вамъ войти въ замокъ?

(Входитъ въ замокъ.)
ВІОЛЕТТА.

Странно, Норменъ!

НОРМЕНЪ.

Что?

ВІОЛЕТТА.

Я никогда не видала, чтобы она была такъ ласкова съ незнакомцемъ.

НОРМЕНЪ.

Видишь, я правду говорилъ тебѣ. Мы, повелители моря, ни въ чемъ никому не уступимъ. О, радостная мысль! мы будемъ подъ одною кровлею; я буду видѣть тебя, говорить съ тобою, брать твою руку; возлѣ тебя непримѣтно пролетитъ время! — Какое величіе въ чертахъ этой дамы! — Сердце мое трепещетъ и вспоминаетъ былыя мечты. У нея есть сынъ?

ВІОЛЕТТА.

Ахъ, да!

НОРМЕНЪ.

Счастливецъ!

ВІОЛЕТТА.

Однако онъ можетъ тебѣ завидовать.

НОРМЕНЪ.

О, даже короли могутъ завидовать тому, чья рука смѣетъ обнять тебя, милая Віолетта.

(Уходитъ въ замокъ.)

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

править

СЦЕНА I.

править
Комната въ замкѣ.
Слуга, потомъ серъ Морицъ.
СЛУГА, (дерзко).

Вы можете сѣсть, серъ Морицъ; миледи занята. Она позоветъ васъ, когда будетъ можно,

МОРИЦЪ.

Какой кроткій, почтительный и учтивый малой! Я вижу, ты умѣешь обращаться съ знатными людьми; еслибы я не боялся испортить твоей нравственности, то непремѣнно далъ бы тебѣ пенсъ.

СЛУГА, (въ полголоса).

«Съ знатными людьми!» Ахъ, ты нищій! Уйти лучше.

(Уходитъ.)
МОРИЦЪ.

Нищій! Да, съ самаго дѣтства я слыву нищимъ и служу насмѣшкою для лорда, необходимостью для леди и потѣхою для лакеевъ. Люди бранятъ сера Морица за то, что онъ любитъ золото! Я провелъ дѣтство въ бѣдности и нищетѣ; въ зрѣломъ возрастѣ сбиралъ богатство, а въ старости оно мнѣ пригодится. Я воображаю, какъ бы вся эта сволочь стала ласкаться къ бѣдному нищему, еслибы заглянула въ его сундуки. Пусть только Госсенъ достанетъ документы, мы отдѣлимъ себѣ половину земель у гордой графини. Тогда пусть избалованный сынокъ будетъ ея наслѣдникомъ; а другая половина имѣнія — наша, и денежки и доходишки. Ха, ха! кто-то тогда будетъ — нищимъ? (Входитъ леди Арондель). Я послалъ Госсена къ дому Онслова… но отъ чего вы такъ блѣдны?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ здѣсь… подъ моею кровлею; Норменъ у меня въ гостяхъ.

МОРИЦЪ.

Въ гостяхъ! Ха! ха! ха! Попалась муха въ паутину!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Только ты ушелъ, онъ явился. Я узнала его прежде, нежели онъ началъ говорить; глаза, какъ у отца, чуть не превратили меня въ камень, но я не упала въ обморокъ, я не дрожала!

МОРИЦЪ.

Что и говорить! Вы, женщины, мастерицы притворяться.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Сколько опасностей теперь угрожаютъ мнѣ!

МОРИЦЪ, (шепчетъ).

Постарайтесь какъ-нибудь отдѣлаться отъ него.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Отдѣлаться? — Твой голосъ приводитъ меня въ трепетъ! Отдѣлаться? Да, у меня есть одно средство. Мнѣ сказала Пруденція, что онъ любитъ Віолетту; вѣдь онъ спасъ ее, когда корабль, шедшій сюда съ острова, которымъ управлялъ отецъ ея, былъ взятъ Алжирцами.

МОРИЦЪ, (съ нетерпѣніемъ).

Хорошо, хорошо; — понимаю, — вы будете имъ покровительствовать?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да, и постараюсь, чтобъ они бѣжали отсюда моремъ въ какую-нибудь страну новаго свѣта. Тогда, по крайней мѣрѣ, я буду спать спокойно.

МОРИЦЪ.

Такъ онъ любитъ Віолетту! Что скажетъ Перси — если узнаетъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, прежде, нежели онъ что нибудь узнаетъ, они будутъ уже на морѣ. Я не могу медлить. Онъ возвратился — онъ теперь съ ними. — Одна искра можетъ зажечь его ревность. Будь готовъ. Быть-можетъ мнѣ понадобится твоя помощь.

МОРИЦЪ.

Эй, берегитесь! Вы стоите надъ бездною!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Но я спокойна, и смѣло иду! (Уходитъ).

МОРИЦЪ.

Онъ любитъ Віолетту! Понимаю, понимаю: мы вооружимъ пылкаго Перси противъ его соперника, и если одинъ изъ нихъ погибнетъ отъ шпаги, другаго погубитъ законъ. Благодаря этимъ свидѣтельствамъ, я сдѣлаю такъ, что поединокъ соперниковъ будетъ казаться умысломъ, убійствомъ. Ха, ха, ха! Когда они перемрутъ, я буду наслѣдникомъ замковъ Арондель и Ашдель. Что касается до графини, — то червь ужъ точитъ ея сердце! Буду ли я тогда скрягою? — Эй, вы! лакеи — комнату для графа Аронделя! Вы вчера обѣдали съ графомъ? Какой почтенный лордъ! Я женюсь на молоденькой невѣстѣ, наживу наслѣдниковъ и возьму къ себѣ также бѣдняка-родственника играть въ лошадки съ моими дѣтьми.

(Лордъ Ашдель входитъ разстроенный).
АШДЕЛЬ.

Клянусь небомъ! дерзость этого человѣка выводитъ меня изъ терпѣнія. Онъ осмѣлился пожать ей руку; его дыханіе развѣвало ея локоны.

МОРИЦЪ.

Что съ тобою, мой Гекторъ, мой алмазъ, зеница ока моего? Что съ тобою? Ты, кажется, разсерженъ, обиженъ.

АШДЕЛЬ.

Пошелъ домой, скелетъ, и лови мышей у себя въ шкафу.

МОРИЦЪ.

Мышей! какъ, разѣѣ тамъ есть мыши? — Быть не можетъ. — Онѣ давно ужъ перемерли съ голода; три года тому, я нашелъ тамъ послѣднюю, по она была такъ худа и тоща, что страшно было смотрѣть. Я окрестилъ ее въ винномъ спиртѣ, и повѣсилъ у воротъ — въ примѣръ ворамъ и нищимъ (въ сторону). Неужели я не отмщу ему за это? Послушай, мой милый Перси: собаки хотятъ отнять у тебя кость. Этотъ человѣкъ влюбленъ въ Віолетту.

АШДЕЛЬ.

Влюбленъ!

МОРИЦЪ.

И убѣжитъ съ нею отсюда — если я не помогу тебѣ — (смотри, никому ни слова): твоя мать помогаетъ ему. Тебѣ бы нечего бояться, еслибъ была одна женщина, мой невинный Перси; но двѣ, — дѣвушка и вдова — это бѣда! одурачатъ хоть самаго сатану!

АШДЕЛЬ.

Этотъ негодяй не хочетъ даже понять моего негодованія. Онъ отвѣчаетъ на всѣ мои насмѣшки съ такою проклятою, непринужденною, матросскою веселостью, что выводитъ меня изъ терпѣнія. При немъ я болѣе похожъ на забіяку, чѣмъ на раздраженнаго соперника.

МОРИЦЪ.

Тебѣ надо прохладиться — подышать чистымъ воздухомъ — пойдемъ прогуляемся и поговоримъ объ этомъ.

АШДЕЛЬ.

Такъ ты въ самомъ дѣлѣ хочешь помогать мнѣ?

МОРИЦЪ.

Да, и даже даромъ! — Я докажу, что нищіе дѣлаютъ чудеса. Ха, ха! вы любите посмѣяться надъ старымъ Морицемъ. Всѣ смѣются надъ бѣднымъ старикомъ?*--Ха, ха, ха! А вотъ увидимъ. Идемъ!

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

править
Готическая зала. — На одной сторонъ большой каминъ и надъ нимъ висятъ знамена и старинные гербы; стѣны увѣшаны оружіемъ и фамильными портретами. — На столѣ вино и плоды.
Леди Арондель, Норменъ и Віолетта.
НОРМЕНЪ.

Ха, ха! право, мы представляли прежалкую фигуру послѣ кораблекрушенія.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какъ? вы шутите надъ такимъ несчастіемъ!

НОРМЕНЪ.

Моряки всегда таковы въ опасностяхъ. Но иногда я бываю жалокъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы долго путешествовали: видѣлись ли вы съ родителями?

НОРМЕНЪ.

Ахъ! я никогда не зналъ ихъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вашъ голосъ такъ печаленъ; если я могу вамъ быть полезна въ чемъ-нибудь, довѣрьтесь мнѣ.

ВІОЛЕТТА.

Довѣрься ей, Норменъ. Быть-можетъ, печальная повѣсть твоей юности найдетъ тебѣ друга въ сердцѣ женщины.

НОРМЕНЪ, (леди Арондель).

О, голосъ вашъ проникаетъ въ мою душу; мой разсказъ не длиненъ. До четырнадцати лѣтъ мирно протекло мое дѣтство подъ кровлею стараго деревенскаго пастора, недалеко отсюда. Тогда во мнѣ пробудилась какая-то глубокая, безпокойная мысль; среди красоты природы, мнѣ казалось, чего-то недоставало моему сердцу, — чего именно, я и самъ не зналъ. Но, въ одну тихую ночь, когда надъ землею и волнами свѣтили милліоны звѣздъ, когда всё было тихо и безмолвно, вдругъ въ, душѣ моей прояснилось, какъ въ небесахъ, во мнѣ пробудилось сладкое чувство, и я спросилъ пастора: отъ-чего у меня нѣтъ матери?

ЛЕДЫ АРОНДЕЛЬ.

А онъ?

НОРМЕНЪ.

Онъ заплакалъ и отвѣчалъ мнѣ, что я благороднаго происхожденія…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону).

Измѣнникъ!

НОРМЕНЪ.

И что придетъ время, когда надъ ужаснымъ прошедшимъ взойдетъ свѣтлая будущность. Когда онъ говорилъ, въ душѣ моей возникло темное воспоминаніе прошедшаго; я вспомнилъ блѣдный, туманный образъ женщины, которую часто видѣлъ въ дѣтствѣ; и уста ея шептали мнѣ слова любви и нѣги, слова, которыя могутъ шептать только уста матери.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, сердце мое, умолкни!

НОРМЕНЪ.

Въ это время прибылъ въ нашу деревню грубый, веселый морякъ, съ откровенностью, которая такъ нравится дѣтямъ, и съ разсказами объ отдаленныхъ земляхъ Индіи, которые увлекали и дивили меня. Короче сказать — эти разсказы воспламеняли мое воображеніе. Мнѣ казалось, что я слышалъ изъ оконъ нашей хижины, какъ прибрежныя волны звали меня на грудь свою. Слава Ралейга и чудеса новаго свѣта дѣлали тогда и стариковъ героями, а молодежь — сходила отъ нихъ съ ума! И я оставилъ домъ моего благодѣтеля и отплылъ съ морякомъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Но передъ отъѣздомъ вашимъ, пасторъ не объяснилъ вамъ тайну вашего рожденія?

НОРМЕНЪ.

Нѣтъ, онъ не хотѣлъ охладить моего рвенія. «Иди» сказалъ онъ: "заслужи себѣ имя, которому бы могли позавидовать, чтобъ теперешній врагъ твой — гордость, могла признать тебя своимъ созданіемъ.

ЛЕДЫ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону).

Я дышу свободнѣе.

НОРМЕНЪ.

О, вы съ такимъ участіемъ слушаете разсказъ человѣка, вамъ чуждаго: ваше лицо блѣднѣетъ и покрывается румянцемъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Разсказъ вашъ трогаетъ меня, продолжайте, прошу васъ.

НОРМЕНЪ.

Едва мы взошли на корабль, бездѣльникъ, которому я ввѣрился, оковалъ меня въ цѣпи и лишилъ свободы. Такъ мы вышли въ море. Наконецъ, когда мы потеряли изъ вида землю, его матросы, звѣрскіе, безчувственные пираты — вытащили меня на палубу и сняли цѣпи. «Дитя» сказалъ онъ съ мрачною улыбкою: «не обвиняй меня: твои цѣпи были скованы изъ золота, и притомъ изъ золота тѣхъ, которые дали тебѣ жизнь!»

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ложь! гнусная клевета! Не вѣрьте этому! Ради Бога не вѣрьте, это ложь.

НОРМЕНЪ.

Я отвѣчалъ то же, и, выхвативъ изъ рукъ клеветника мечъ, ударилъ его. Онъ упалъ къ ногамъ моимъ, — и при дикомъ воплѣ, тысячи ножей заблистали надъ моей головою. Но пиратъ приподнялся и, останавливая рукою кровь, струившуюся изъ его головы, вскричалъ: «Остановитесь! такая смерть будетъ для него милостью.» Они схватили и привязали меня къ легкой доскѣ; разпустили паруса и бросили меня въ волны.

ВІОЛЕТТА, (взявши его за руку).

Смотри, мое сердце выливается въ глазахъ!.. И Богъ спасъ тебя?

НОРМЕНЪ.

Весь этотъ день и всю ночь я носился по волнамъ въ слабой борьбѣ, между жизнью и смертью. Наконецъ вѣтеръ стихъ и засіяли звѣзды, такъ свѣтло и ясно, что я заплакалъ, вспомнивъ ужасныя слова разбойника, и прошепталъ: «Волны и вѣтры, вы ко мнѣ сострадательнѣе отца и матери.» Какъ, леди, и вы плачете?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я? О нѣтъ, нѣтъ! Продолжайте.

НОРМЕНЪ.

Показался день, и при первыхъ лучахъ солнца я увидѣлъ парусъ, — потомъ флагъ.

ВІОЛЕТТА.

Ну, потомъ?

НОРМЕНЪ.

Не замѣтивъ меня, корабль прошелъ мимо. Насталъ полдень; меня мучили жажда и голодъ. Засохшими устами я призывалъ смерть, и напрасно старался освободиться отъ веревокъ, которыя впились въ мое тѣло. Вдругъ, сквозь прозрачную влагу, я увидѣлъ стеклянные глаза морскаго чудовища, которое слѣдило за кораблемъ, ожидая добычи. Тогда жизнь снова показалась мнѣ прекрасною; волосы стали дыбомъ, свѣтъ померкъ въ глазахъ, но я плылъ до тѣхъ поръ, пока совершенно истощился и ицалъ въ ужасный сонъ; и все еще глаза кровожаднаго чудовища преслѣдовали меня… Наконецъ…

ВІОЛЕТТА.

Продолжайте!

НОРМЕНЪ.

Я проснулся и услышалъ, что возлѣ меня говорятъ на родномъ языкѣ. Нѣжные взоры покоились на мнѣ… Избѣгнувъ мучительной смерти, я лежалъ на палубѣ: Господь охранялъ мой сонъ.

ВІОЛЕТТА, (въ полголоса).

Мой милый Норменъ!

НОРМЕНЪ.

Кораблемъ командовалъ храбрый морякъ, служившій съ Ралейгомъ; я служилъ и сражался подъ его начальствомъ. По смерти, которой всякій позавидуетъ, подъ сѣнію побѣдоноснаго синяго флага, онъ оставилъ мнѣ въ наслѣдство все, что имѣлъ, нѣсколько мѣшковъ пистолей, свой фрегатъ и свое честное имя. (Обращается къ Віолеттѣ) Но ты знаешь лучшую черту изъ моей жизни!

ЛІІДИ АРОНДЕЛЬ.

И вы съ тѣхъ поръ не видѣлись съ пасторомъ?

НОРМЕНЪ.

Нѣтъ; еще нѣтъ двухъ дней, какъ я возвратился къ здѣшнимъ берегамъ. (Въ сторону Віолеттѣ). Твои глаза были моими путеводными звѣздами.

(Віолетта и Норменъ разговариваютъ особо).
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (смотря на нихъ).

Онъ любитъ ее; — тутъ вся моя надежда. А! — голосъ Перси! я должна отвлечь, обмануть его. Еще одинъ день, и все кончено. До свиданія, капитанъ.

(Уходитъ).
ВІОЛЕТТА.

И ты такъ любишь меня?

НОРМЕНЪ.

О, Віолетта, могутъ ли слова передать всѣ тайны любви? Когда нибудь, въ тихую ночь, при безмолвіи моря, когда воздухъ чистъ и прозраченъ, когда ярко сіяютъ звѣзды, — послѣ долгаго молчанія, таинственнаго, какъ небо, и полнаго свѣтлыми мыслями, какъ небо ангелами, ты поднимешь на меня глаза свои и тогда только поймешь, какъ любитъ человѣкъ — одинокій въ мірѣ!

ВІОЛЕТТА.

Нѣтъ, Норменъ; теперь ты ужъ не одинокъ: я буду съ тобою! Я всюду за тобою послѣдую, и твоя любовь будетъ жизнію моей жизни. Видѣть тебя, слушать тебя, мечтать о тебѣ, когда ты въ отсутствіи, — сносить все, — ничего не страшиться съ тобою, — вотъ мое счастіе. О, какъ часто вечерніе туманы рисовали мнѣ твой образъ.

НОРМЕНЪ.

О, да поразить меня небо, если хотя однимъ холоднымъ взглядомъ я о — скорблю твое сердце!

ВІОЛЕТТА.

Да, мой Норменъ, въ несчастіи и въ радости, въ трудѣ и покоѣ, ты увидишь, я перенесу все, кромѣ твоей измѣны; но и тогда, не ропотъ — молитва за тебя вырвется съ устъ моихъ.

НОРМЕНЪ.

Моя Віолетта — моя обожаемая Віолетта! О, какъ я счастливъ!

АШДЕЛЬ, (входитъ).

Слава Богу! Наконецъ я увернулся отъ матушки. Слова старика зажгли во мнѣ всю кровь; я бы совсѣмъ не хотѣлъ видѣть ее въ такомъ — (оборачивается, и видитъ Віолетту и Нормена). Что я вижу? клянусь небомъ, они шепчутся! — и такъ близко, (подходя.) Серъ, извините меня, я не вижу у васъ золотыхъ шпоръ рыцаря.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Эти господа, которыхъ сдуетъ первый вѣтерокъ, ужасно любятъ заводить ссоры. На кой чортъ мнѣ золотыя шпоры? Что онъ думаетъ, мы ѣздимъ верхомъ по морю? (громко) Что дѣлать! Къ несчастію, у насъ, моряковъ, нѣтъ такъ много золота, чтобы обивать имъ пятки.

АШДЕЛЬ.

Вы смѣетесь надо мною, серъ?

ВІОЛЕТТА.

О, кузенъ! Какъ не стыдно!

АШДЕЛЬ (передразнивая ее).

О, кузенъ, какъ не стыдно! — Серъ, замѣтьте, это ужъ слишкомъ.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Кажется, онъ непремѣнно хочетъ задѣть меня!

АШДЕЛЬ

Мистеръ Норменъ, въ передней вы найдете равныхъ себѣ.

НОРМЕНЪ.

Нѣтъ, гордый лордъ. Тотъ, кто называетъ меня равнымъ себѣ, долженъ доказать, что рука его сильна, шпага остра, а сердце не боится опасностей. Что жъ! выньте вашу шпагу. Тотъ, не равный мнѣ, кто оскорбляетъ права гостепріимства и защищается присутствіемъ женщины.

(Входитъ леди Арондель).
ВІОЛЕТТА.

Защитите гостя отъ обидъ вашего сына!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Лордъ Ашдель, вы унижаете свое званіе. А вы, капитанъ, въ лицѣ сына оскорбляете мать?

НОРМЕНЪ.

Спросите вашего сына, чѣмъ я отвѣчалъ ему.

АШДЕЛЬ.

Вы умѣете быть дерзкимъ, но не отвѣчать.

НОРМЕНЪ.

Слышите, леди.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ашдель, успокойся, мой милый сынъ, оставь это; ты…

АШДЕЛЬ.

Я еще съ дѣтства научился отъ моей матери не терпѣть соперника и не бояться врага! Теперь я слишкомъ старъ для того, чтобы уступить. Выслушайте меня, матушка; вы не позволяете мнѣ любить Віолетту, вы покровительствуете ему, матушка! Я хочу, чтобъ его здѣсь не было, или, клянусь честью, здѣсь будетъ пролита кровь. — Берегитесь!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Кровь! кровь! чья кровь?

АШДЕЛЬ.

Не моя — кровь благороднаго рыцаря слишкомъ драгоцѣнна! — Не вашего сына.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Моего сына!

АШДЕЛЬ.

Смотрите же, матушка! — Мы еще встрѣтимся, серъ; не блѣднѣйте, матушка? А она?.. О, ея глаза все устремлены на бездѣльника.

(Уходитъ).
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Его языкъ острѣе жала змѣинаго.

НОРМЕНЪ.

Не бойтесь, графиня. Во взглядахъ вашихъ я вижу что-то родное, напоминающее мнѣ о дѣтствѣ. Пусть онъ оскорбилъ меня — онъ сынъ вашъ, и моя шпага не подымется на него.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Иди, Віолетта; — нѣтъ, постой — воротитесь; — я знаю твою тайну. Ты любишь Нормена?

ВІОЛЕТТА.

Леди — я — онъ спасъ жизнь и честь мою.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, радость! (громко) Ступай, Віолетта, положись во всемъ на меня. (Віолетта уходитъ). Теперь, серъ — (въ сторону). Какъ онъ похожъ на отца!

НОРМЕНЪ.

Говорите, приказывайте; вы увидите, какую власть вы имѣете надо мною.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я мать! Я живу только для сына; сердце, жизнь, душу, — все, да, все я готова отдать за одну каплю его крови.

НОРМЕНЪ.

О, какъ сладко слышать, что мать любитъ своего сына!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ лордъ и вспыльчивъ; онъ скоръ на обиду, и не легко прощаетъ. Скажу болѣе: А ш де ль заключилъ свое сердце въ той груди, гдѣ уже живетъ ваше. — О! самый воздухъ кругомъ меня, кажется ужъ побагровѣлъ… Это кровь! Бѣгите съ нею! — Бѣгите въ эту же ночь!

НОРМЕНЪ.

Въ эту ночь, съ нею? съ Віолеттою! О, радость!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы согласны?

НОРМЕНЪ.

Но я не узналъ еще о моихъ родителяхъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Не теряйте счастливой минуты. Выслушайте меня! Я богата, я могу узнать тайну вашего рожденія, — я — я отыщу вашу мать, вашего отца!

НОРМЕНЪ.

О! чѣмъ заслужилъ я ваши заботы? Дай Богъ, чтобы мать, которую вы возвратите мнѣ, была похожа на васъ, и тогда, хотя бы она родилась въ бѣдной хижинѣ, я не позавидую судьбѣ короля.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону).

Природа! Зачѣмъ ты такъ сильно говоришь въ немъ, и молчишь во мнѣ? (громко) Но что васъ такъ привлекаетъ ко мнѣ?

НОРМЕНЪ.

Смотря на васъ, мнѣ кажется, что ангелъ приподнимаетъ завѣсу времяни. Ваше лицо напоминаетъ мнѣ ту, которая охраняла меня въ колыбели. И — простите мнѣ — это пустая, безумная мысль, — по, мнѣ кажется, что моя мать была на васъ похожа!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

На меня! Ха! ха! ха! какая смѣшная мысль (въ сторону). Я сойду съ ума отъ ужаса, если онъ еще здѣсь останется. Въ порядкѣ ли вашъ корабль? Можете ли вы сняться съ якоря ночью?

НОРМЕНЪ.

Такъ скоро! такъ скоро все оставить! — Миледи, быть-можетъ, мы никогда болѣе не встрѣтимся: вы позабудете обо мнѣ; но я, — изъ пустынѣ моря я буду молиться за васъ и днемъ и ночью.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы? — молиться за меня? О! я не могу — я… Простите; мы еще увидимся передъ отъѣздомъ, и —

(Выбѣгаетъ изъ комнаты).
НОРМЕНЪ.

Когда я говорилъ о молитвѣ, ея уста поблѣднѣли. Въ этой женщинѣ есть что-то, раздѣляющее мои мысли съ любовію Віолетты. Странно, иногда какой-то ужасъ стѣсняетъ мнѣ сердце. Прочь, зловѣщее предчувствіе! Віолетта, при твоемъ имяни исчезаютъ всѣ призраки, и будущее горитъ прекрасною звѣздою! Твой голосъ — гармонія небесъ, и только въ твоей улыбкѣ — мое небо!

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

править

СЦЕНА 1.

править
Другая часть сада замка Арондель.
МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Кто бы подумалъ, что наша гордая графиня будетъ съ такимъ удовольствіемъ смотрѣть на любовь капитана къ моей воспитанницѣ? Не далъ ли онъ ей такъ же золотаго лѣкарства! Но она все это дѣлаетъ для молодаго лорда. Она надѣется женить его, по крайнѣй мѣрѣ, на принцессѣ.

МОРИЦЪ, (входитъ).

Уфъ! уфъ! Не проходилъ ли здѣсь лордъ Ашдель?

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Нѣтъ.

МОРИЦЪ, (ласково).

Такъ этотъ морской капитанъ влюбленъ въ вашу прекрасную воспитанницу, мистрисъ Пруденція! Стало-быть и мы отпразднуемъ здѣсь въ домѣ свадебку?

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Пожалуй, серъ Морицъ, я не прочь…

МОРИЦЪ.

Отъ чего не прочь? Вѣдь я вамъ ничего не предлагалъ.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

А мнѣ показалось, что вы сказали «и мы отпразднуемъ здѣсь свадебку». Оно не худо бы, серъ Морицъ. Лучше жениться, нежели дѣлать зло.

МОРИЦЪ.

Зло? — Ступайте и дѣлайте что хотите: я презираю ваши обольщенія, старая Весталка. — Если увидите лорда Ашделя, скажите ему, что я его ищу.

МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Если вы серьезно дѣлаете мнѣ предложеніе, серъ Морицъ…

МОРИЦЪ.

Тьфу! Да что вы также хотите, кажется, надо мной смѣяться? (Мистрисъ Пруденція уходитъ, смѣясь). Погоди! каждую обиду въ здѣшнемъ домѣ я взыщу съ процентами! (входитъ Госсенъ) А! — ужъ ты такъ скоро возвратился! Что, видѣлъ пастора? — Досталъ бумаги? — принесъ?

ГОССЕНЪ.

Пасторъ съ утра ушелъ со двора, съ какимъ-то морякомъ; но, какъ мнѣ его описывали, онъ непохожъ на нашего молодца.

МОРИЦЪ.

Кажется, помѣстья Аронделя ускользаютъ у меня изъ рукъ, — но, нѣтъ, нѣтъ! если, я не достану бумагъ, то буду помогать лорду. — Джильсъ Госсенъ, сегодня двадцать-пять лѣтъ, какъ ты совершилъ убійство, за которое тебя стоитъ повѣсить! Смотри! — Пока еще Норменъ живъ, тебѣ не миновать пеньковаго ожерелья.

ГОССЕНЪ.

Ахъ! кабы онъ опять попалъ мнѣ въ когти. Я не забылъ про эту царапину? Прежде дѣвчонки не смѣялись надо мной. Да чего онъ стоитъ по смерти? Вѣдь вы сказывали мнѣ, что отецъ и мать платятъ мнѣ за то, чтобъ я его сжилъ со свѣта.

МОРИЦЪ.

Тише, я разскажу тебѣ, — тише! Ба! погляди-ка — кажется онъ?.. Онъ и есть, скорѣе!

(Прячутся за деревьями. Входятъ Норменъ и Віолетта.)
НОРМЕНЪ.

Ты робка и довѣрчива, какъ любовь. Будь покойна, моя Віолетта, и думай только о цвѣтущихъ земляхъ Запада, гдѣ мы будемъ жить, когда море наскучитъ тебѣ. Тамъ, подъ свѣтлымъ небомъ, стройная пальма раскидываетъ широко свои вѣтви, и природа щедрою рукою сыплетъ довольство.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (входитъ.)

Вы назначили часъ и мѣсто, откуда бѣжать нынче ночью?

НОРМЕНЪ.

Нѣтъ еще. Взгляните, миледи, небесная заря разливается по ея щекамъ при одной мысли о бѣгствѣ. Эта заря предвѣщаетъ ясное утро моей жизни.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Не шутите, капитанъ. Ашдель опасный соперникъ; если онъ станетъ подозрѣвать…

НОРМЕНЪ.

Такъ что жъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Развѣ вы забыли, что дали мнѣ слово избѣгать съ нимъ ссоры? Вотъ вамъ письмо къ венеціянцу Паоло Трецци; отъ него вы получите приданое вашей невѣсты, безъ котораго ни одна дѣвушка еще не оставляла замка Арондель.

НОРМЕНЪ.

О, леди, жители бѣдной земли, среди вѣчной борьбы нищеты съ богатствомъ, не знаютъ, какъ мы, дикіе сыны океана, смѣемся надъ людьми, которые отравляютъ все счастіе жизни — страстью къ золоту. Ужасно видѣть, какъ продаютъ и покупаютъ любовь, какъ прекрасный Божій міръ дѣлаютъ храмомъ Маммона, Я ищу одной любви, вѣчной и неизмѣнной, я ищу только сердца, которое могло бы понять мое. Это несмѣтное сокровище я могу унесть съ собою, когда Отецъ призоветъ дѣтей своихъ; и среди этихъ райскихъ мечтаній — является демонъ, золото, всемогущій властелинъ земли!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Когда-то и я думала такъ же! Счастливая Віолетта! (холодно). Но объ этомъ послѣ. Когда шлюбка и люди будутъ готовы?

НОРМЕНЪ.

Луна моего счастья взойдетъ за часъ до полуночи.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

У воротъ парка, которыя ведутъ къ морскому берегу, Віолетта будетъ ждать васъ.

НОРМЕНЪ.

Я видѣлъ оттуда недалеко развалины старой часовни. Тамъ я встрѣчу мою Віолетту.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какъ! въ этой часовнѣ?

НОРМЕНЪ.

Развѣ это убѣжище вамъ не нравится?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ (съ нетерпѣніемъ.)

Хорошо, хорошо, ступайте; не забудьте: за часъ до полуночи.

ВІОЛЕТТА.

Не лучше ли отложить до завтра, милый Норменъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

До завтра! Развѣ ты хочешь его смерти?

ВІОЛЕТТА.

Моя любовь къ тебѣ такъ мало принадлежитъ землѣ, что я не чувствую никакого страха. И такъ, до вечера; но посмотри, какъ небо нахмурилось; ночи такъ темны…

НОРМЕНЪ.

Надъ нами будетъ свѣтить святая звѣзда любви: я приколю мое бѣлое перо дорогимъ алмазомъ, сорваннымъ съ чалмы алжирца; въ день моего счастія, и онъ озаритъ темноту ночи.

ВІОЛЕТТА.

Но…

НОРМЕНЪ.

На кораблѣ насъ встрѣтитъ священо никъ и благословитъ нашъ союзъ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (Віолеттѣ.)

Иди въ свою комнату; я тотчасъ приду къ тебѣ; но кто-то идетъ! — (Нормену) Идите, серъ, чтобъ Ашдель не увидѣлъ васъ; помните ваше слово: за часъ до полуночи! Прощайте, будьте счастливы.

НОРМЕНЪ.

Неужели мы никогда болѣе не увидимся? И вы не хотите благословить меня?

(Цѣлуетъ ея руку.)
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да благословитъ васъ Богъ.

(Судорожно сжимаетъ его руку и уходитъ съ Віолеттою.)
НОРМЕНЪ.

Что теперь дѣлать? Я даже не знаю о чемъ мечтать? А Фелькнеръ еще не возвратился.

СЛУГА, (входитъ.)

Сейчасъ прискакалъ кавалеръ, и спрашиваетъ васъ, серъ.

НОРМЕНЪ.

Меня?

СЛУГА.

Онъ просилъ сказать, что его зовутъ «Фелькнеръ».

НОРМЕНЪ.

Фелькнеръ! — проси. Онъ всегда помогалъ мнѣ въ нуждѣ; дружба его, какъ волшебство, предупреждаетъ мои желанія. (Фелькнеръ входитъ) Ты явился очень кстати. Слушай: пусть шлюпка ожидаетъ меня у берега, возлѣ самыхъ развалинъ часовни, сего дня вечеромъ; пришли такъ же нашего священника; ступай скорѣе!

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Piano, другъ, какъ говорятъ итальянцы, тише — вѣрнѣе. У меня есть чудесныя новости. Я отыскалъ пастора, и привезъ его сюда. У него есть бумаги, свидѣтельствующія о твоемъ происхожденіи; онъ хочетъ сообщить ихъ тебѣ. Но что съ тобою? Развѣ ты онѣмѣлъ?

НОРМЕНЪ.

О Боже! сегодня -я умру отъ счастія! Такъ Онсловъ… но увѣренъ ли ты, что это… Гдѣ онъ?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Я оставилъ его у той часовни, о которой ты говорилъ.

НОРМЕНЪ.

Неужели это судьба?

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Ну, теперь говори, надо ли исполнить твои приказанія?

НОРМЕНЪ.

Непремѣнно; пришли ко мнѣ шлюпку, священника, и чтобъ въ это время корабль лавировалъ въ виду, берега.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Но объясни, ради Бога..

НОРМЕНЪ.

Теперь не до того, любезный Фелькнеръ. Иди! или скорѣе!

(Фелькнеръ уходитъ. Входитъ мистрисъ Пруденція.)
МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Серъ Морицъ! Гдѣ серъ Морицъ? Не видали ли вы сера Морица.

НОРМЕНЪ.

Чортъ возьми сера Морица! Ахъ! мистрисъ Пруденція, когда мы еще разъ встрѣтимся, бѣдный капитанъ Норменъ будетъ, можетъ-быть, капитаномъ Крезомъ! Знаете ли, я дорожилъ бы даже знатнымъ именемъ и богатствомъ, если бъ они могли сдѣлать меня достойнымъ Віолетты.

(Уходитъ. Серъ Морицъ выходитъ впередъ.)
МИСТРИСЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Гдѣ вы прятались, серъ?

МОРИЦЪ.

Я прятался! Развѣ я стану отъ кого нибудь прятаться?

МИСТРИРЪ ПРУДЕНЦІЯ.

Графиня проситъ васъ сію минуту къ себѣ; я сказала, что вы были… Ахъ, да вотъ она сама идетъ.

(Уходитъ.)
МОРИЦЪ, (Госсену, который хочетъ вытти.)

Спрячься, спрячься!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (входитъ.)

И тебѣ не стыдно смотрѣть на меня? Какъ! я дала тебѣ золота, сколько ты требовалъ, чтобы ты удалилъ отсюда Артура; я дала тебѣ золота на обезпеченье будущей его судьбы, не на плату его убійцамъ! А ты продалъ его разбойнику! Ты бросилъ его въ море! Измѣнникъ! Низкій предатель!

МОРИЦЪ.

Я ничего не зналъ объ этомъ. Тсъ! тсъ! — говорите тише! Не бѣдный, преданный серъ Морицъ измѣнилъ вамъ, но бездѣльникъ, которому я ввѣрился. Но теперъ грозитъ вамъ ужаснѣйшая опасность: только, что вы ушли, сюда пришелъ какой-то незнакомый человѣкъ, съ новостью, что Онсловъ здѣсь, что съ нимъ всѣ свидѣтельства о рожденіи Нормена; онъ его ищетъ: я, я одинъ могу выручить васъ изъ бѣды. Что? Теперь, чай, не скажете, что я измѣнникъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, ужасъ!

МОРИЦЪ.

Торопитесь! Спасеніе ваше обойдется мнѣ не дешево.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Достань мнѣ свидѣтельства, заставь молчать пастора, — и проси, чего хочешь — я ничего не пожалѣю.

МОРИЦЪ.

Мызу и помѣстье Ботлейгъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Они твои.

МОРИЦЪ.

Кончено! Теперь будьте покойны, — я все обдѣлаю.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Перси! Все это для твоего счастія! не для себя! Пусть будетъ Богъ моимъ свидѣтелемъ — иду молиться!

(Уходитъ).
МОРИЦЪ.

Молиться! Вотъ женщины! Чуть согрѣшатъ, тотчасъ же шепчутъ молитву и все забыто, будто ничего и не бывало! Ну, вылѣзай изъ берлоги, мой морской шакалъ. (Госсенъ выходитъ). Ступай къ часовнѣ; ты знаешь развалины; тамъ ты найдешь сѣдаго старика. Схвати его, спрячь, запри въ какомъ-нибудь погребѣ; отбери у него всѣ бумаги и принеси ко мнѣ: награда — тысяча золотыхъ. Морякъ пошелъ дальней дорогой; ты ступай по этой: здѣсь ближе.

ГОССЕНЪ.

А если онъ станетъ барахтаться, такъ?…

МОРИЦЪ.

Не мое дѣло: достань мнѣ только бумаги. Ступай; помни, что я знаю твою тайну! Достань бумаги, и ты будешь богатъ на всю жизнь. Ступай. (Госсенъ уходитъ). Теперь — пока, у меня будетъ тысяча фунтовъ дохода въ годъ, а тамъ — подождемъ, что Богъ дастъ. Терпѣніе, бѣдный Морицъ, терпѣніе! Я раздѣлаюсь съ нимъ! (Уходитъ и встрѣчается съ лордомъ Ашделемъ). Если бы вы пришли пораньше, такъ застали бы любовную сцену.

АШДЕЛЬ.

Какъ! ты видѣлъ?

МОРИЦЪ.

Да, я смотрѣлъ изъ-за куста, какъ чучело. А вы вѣрно гуляли въ городѣ?

АШДЕЛЬ.

Перестань шутить; ты меня взбѣсишь!

МОРИЦЪ.

Хотите, я дамъ добрый совѣтъ; только, поклянитесь, что матушкѣ объ этомъ ни полслова!

АШДЕЛЬ.

Клянусь честію.

МОРИЦЪ.

Они хотятъ бѣжать… сегодня ночью; прежде полночи сойдутся въ старой часовнѣ. Шлюпка и священникъ будутъ ждать ихъ; она узнаетъ его по алмазу, которымъ будетъ приколото перо. Приколите себѣ такой же — у меня есть, я, пожалуй, дешево уступлю.

АШДЕЛЬ.

Въ эту ночь! въ часовнѣ! О, клянусь небомъ и землею, я не разстанусь съ нею. Благодарю тебя, кавалеръ.

(Уходитъ).
МОРИЦЪ.

Ха! ха! ха! Объ мухи въ паутинѣ! Я знаю паука, который съѣстъ обѣихъ. Завтра я проснусь — графомъ.

СЦЕНА II.

править
Вдали готическая часовня, почти въ развалинахъ; сквозь обрушенный сводъ невдалекѣ видно море. Впереди пролѣсокъ и небольшой ручей, впадающій въ море; въ сторонѣ маленькая башня, примыкающая къ замку. Солнце заходитъ.
ОНСЛОВЪ, (у часовни).

Ужъ болѣе десяти лѣтъ прошло, какъ я видѣлъ его въ послѣдній разъ; — онъ былъ прекрасный мальчикъ. Теперь настало время открыть ему тайну. О, еслибы молнія могла превратить въ прахъ окровавленныя стѣны этихъ ужасныхъ развалинъ, онѣ освящены и бракомъ и убійствомъ; разсказъ дрожитъ на устахъ моихъ! Тамъ пресмыкается жаба, гдѣ прежде стоялъ алтарь; но разрушеніе щадитъ могилу.

ГОССЕНЪ, (выходитъ изъ башни).

Не время ли? кажется, онъ одинъ? (Бросается на Онслова). Молчи! не смѣй противиться, или ты умрешь! Отдай бумаги, которыя съ тобою!

ОНСЛОВЪ.

Прочь! я узнаю тебя, убійца!

ГОССЕНЪ.

Такъ узнай же свой приговоръ и своего судью!

ОНСЛОВЪ.

Прочь, бездѣльникъ!

(Вырывается у него и пробѣгаетъ сквозь своды часовни).
ГОССЕНЪ, (слѣдуя за нимъ).

Пусть же твоя кровь падетъ на твою собственную голову!

НОРМЕНЪ, (входитъ).

Я слышалъ крикъ! — А, злодѣй! (Бѣжитъ за нимъ сквозь своды).

ГОССЕНЪ (выходитъ, обезоруженный).

Я обезоруженъ! рука мнѣ измѣнила!

(Норменъ преслѣдуетъ его. — Госсенъ прячется за развалинами и непримѣченный входить въ башню).
НОРМЕНЪ.

Неужели это исчадіе ада поглотила земля?

(Онсловъ за сценою, стонетъ. Норменъ снова входитъ въ часовню).
ГОССЕНЪ, (съ башни).

Мы опять встрѣтимся!

(Входитъ Норменъ, неся Онслова).
ОНСЛОВЪ.

Ахъ! Жизнь моя угасаетъ! Дай мнѣ еще разъ взглянуть на тебя — и я умру спокойно!

НОРМЕНЪ.

Успокойся, отецъ мой; не говори.

ОНСЛОВЪ.

Нѣтъ, мнѣ немного осталось говорить. Я просилъ тебя притти сюда; здѣсь, гдѣ нашелъ меня убійца, въ этотъ день, двадцать пять лѣтъ назадъ, твой отецъ…

НОРМЕНЪ.

Отецъ! о, продолжай! мой отецъ?…

ОНСЛОВЪ.

Погибъ отъ руки убійцы! Онъ коварно умерщвленъ.

НОРМЕНЪ.

Кровь! — кровь за кровь! — Назови мнѣ убійцу!

ОНСЛОВЪ.

Выслушай меня. Былъ пажъ, молодой, храбрый, прекрасный, но незнатной фамиліи; дочь лорда, которому онъ служилъ, влюбилась въ него они тайно обвѣнчались; я благословилъ ихъ въ этихъ священныхъ стѣнахъ. Они видѣлись тайно. Я — я — мой голосъ измѣняетъ мнѣ!

(Норменъ идетъ къ ручью, черпаетъ воды и спрыскиваетъ лицо старика).
ОНСЛОВЪ.

Отецъ узналъ о любви ихъ, но не о бракѣ, и считалъ дочь свою обезчещенною. — На этомъ мѣстѣ встрѣтились любовники, съ тѣмъ, чтобы бѣжать. Я любилъ юношу, я воспитывалъ его, и хотѣлъ бѣжать вмѣстѣ съ ними.

НОРМЕНЪ.

Продолжай, продолжай!

ОНСЛОВЪ.

Наступила ночь, ужасная ночь, съ бурею и молніей; они встрѣтились — и рука убійцы исторгла отца твоего изъ объятіи его жены! О! еще и теперь я помню этотъ пронзительный вопль; я слышу его! И теперь — тотъ же самый убійца поразилъ меня.

НОРМЕНЪ.

Твой убійца? О, небо, благодарю тебя! Одна смерть — одна рука отмститъ за обоихъ!

ОНСЛОВЪ.

Онъ умеръ на рукахъ моихъ; возлѣ алтаря, гдѣ покоится прахъ перваго барона, лежатъ и его кости.

НОРМЕНЪ.

О ужасъ! ужасъ!

ОНСЛОВЪ.

Три ночи спустя, родился ты. Одинъ изъ родственниковъ твоей матери, котораго холодное сердце смягчилось при видѣ золота, принесъ младенца ко мнѣ.

НОРМЕНЪ.

А она? а мать моя? — Она жива еще?

ОНСЛОВЪ.

Она принуждена была вытти за человѣка, котораго назначилъ ей отецъ. Прошедшее было забыто!

НОРМЕНЪ.

Такъ это ея лицо я видѣлъ еще ребенкомъ?

ОНСЛОВЪ.

Втайнѣ она была женою, и втайнѣ матерью — да! Но съ новыми узами родилась новая привязанность; отъ втораго брака родился другой сынъ. Она очень любила его, — болѣе, чѣмъ тебя, болѣе, чѣмъ свою душу.

НОРМЕНЪ.

Бѣдная матушка!

ОНСЛОВЪ.

Теперь немного остается сказать тебѣ. — Я — я — о!..

НОРМЕНЪ.

Говори тише; я весь обратился въ слухъ.

ОНСЛОВЪ.

Движимый состраданіемъ и страхомъ, чтобы они тебя у меня не отняли, я далъ имъ клятву хранить тайну и скрыть всѣ свидѣтельства, пока будетъ живъ ея отецъ и второй мужъ. Для этого я отпустилъ тебя изъ моего дома. Отецъ и мужъ умерли два года назадъ, но ты все еще былъ далеко отсюда. Я пришелъ къ твоей матери, но ея сердце превратилось въ мраморъ. О! здѣсь, здѣсь… (подавая бумаги) все. Иди, ищи себѣ защиты у закона, — но бѣги этого замка! — твоя мать….

НОРМЕНЪ.

Скажи одно слово! Ея имя?

ОНСЛОВЪ, (показывая на бумаги).

Здѣсь! (Дѣлаетъ послѣднее движеніе и привстаетъ). О, Боже! услышь мою послѣднюю молитву: прости преступника, и да осѣнитъ эту главу благословленіе старика — прости… прости F

(Умираетъ).
НОРМЕНЪ.

Постой постой! Ты улетаешь, свѣтлая душа! Онъ молчитъ! онъ не дышетъ! онъ умеръ — умеръ — мой второй отецъ! И сѣдины старика не остановили руки убійцы? Мщеніе! Земля не дастъ пристанища злодѣю. О Боже! избери меня орудіемъ Твоей кары. Но небо справедливо — мы опять встрѣтимся! Прости, прости, добрый старецъ. О, мать моя! ты жива; но для чего же ты любишь одно только дитя свое? развѣ сердце матери можетъ отказать въ любви другимъ дѣтямъ? О, нѣтъ! она обовьетъ меня руками, и на груди ея мои слезы смоютъ всѣ воспоминанія о прошедшихъ горестяхъ. (Развертывая, бумаги). Что я вижу! ея сынъ. О, какъ таинственна природа: съ перваго взгляда я полюбилъ ее. Богатство, земли, почести, блестящее имя… о, Віолетта — о, матушка! Теперь, прочь изъ сердца всѣ мечты дикой юности; пусть высокія мысли возвысятъ душу, и высокія дѣла прославятъ меня въ родной землѣ. А между-тѣмъ, когда я разсказывалъ ей мои несчастія, она плакала? Это писала она сама, это писала рука моей матери. Она зоветъ меня, зоветъ своего Артура, свое дитя, любимое дитя, свою надежду. О матушка, моя милая матушка!

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

править

СЦЕНА I.

править
Зала въ замкѣ Арондель. Ночь.
Серъ Морицъ и Госсенъ.
МОРИЦЪ.

Ты не досталъ бумагъ и между тѣмъ совершилъ убійство; и что еще хуже, убилъ невиннаго.

ГОССЕНЪ.

Но…

МОРИЦЪ.

Не смѣй говорить мнѣ: но; ты разорилъ меня. Молчи, и не мѣшай мнѣ думать. (Въ сторону). Теперь всѣ свидѣтельства у наслѣдника, — кажется ясно. Онъ вѣрно не придетъ сюда назадъ, къ своему незаконному врагу — ясно. Онъ станетъ искать защиты законовъ — и это ясно. Но онъ любитъ Віолетту. Онъ вѣрно сдержитъ слово — увезетъ ее; и потомъ въ Лондонѣ объявитъ права свои; все, все это ясно, какъ день. Госсенъ, ты можешь все поправить. Морской капитанъ будетъ у развалинъ, ночью — въ одиннадцать часовъ, чтобы тайно обвѣнчаться въ часовнѣ.

ГОССЕНЪ.

Я все это подслушалъ въ саду (въ сторону) и даже можетъ-быть, больше, чѣмъ мнѣ надо, и ужъ приготовился. Мои ребята захватятъ священника и матросовъ въ шлюбкѣ, а я буду встрѣчать молодыхъ.

МОРИЦЪ.

И чтобы на этотъ разъ ножъ опять не измѣнилъ, я напомню тебѣ дѣльцо, которое укрѣпитъ твою руку. Двадцать пять лѣтъ назадъ, — когда ты былъ еще молодъ, тебя схватили въ первомъ разбойничествѣ на морѣ; ты былъ заключенъ въ темницу замка, и на другой день долженъ былъ итти на висѣлицу. За ночь тебя освободили; утромъ — ты снова носился по волнамъ, съ кошелькомъ пистолей въ карманѣ. Что было цѣною твоей жизни и свободы?

ГОССЕНЪ.

Кровь человѣка, котораго сердитый, старый лордъ просилъ меня убитгі, какъ злѣйшаго своего врага.

МОРИЦЪ.

Такъ; вижу: помнишь. Сынъ этого человѣка тотъ самый мальчикъ, котораго ты бросилъ въ море. Ты говоришь, что Онсловъ узналъ тебя. Будь же увѣренъ, что умирающій описалъ сыну убійцу отца его. Если ты потеряешь даромъ эту ночь, то на утро воронъ позавтракаетъ твоими бѣльмами.

ГОССЕНЪ.

Положись на меня. Онъ у меня не уйдетъ.

МОРИЦЪ.

Постой, — дай подумать, — дай подумать! — Вотъ что: мало, если ты сдѣлаешь дѣло; постарайся свалить вину на другаго. Ашдель вѣрно тамъ будетъ: онъ любитъ дѣвушку, на которой женится Норменъ: между ними произойдетъ ссора; можетъ-быть дойдетъ до шпагъ; будь на-готовѣ съ своими молодцами — возьми человѣкъ десять, двадцать; бросься нц нихъ, какъ-будто хочешь разнять, — и бей — бей обоихъ! Мертвые молчатъ; а ты и твои люди можете сказать, что они убили другъ Друга.

ГОССЕНЪ.

Но здѣсь мнѣ больше работы; я сторговался съ вами за одного. Нужно прибавить!

МОРИЦЪ.

Удвоимъ цѣну? — двѣ тысячи золотыхъ!

ГОССЕНЪ.

По рукамъ. Сегодня къ ночи принесите пять сотъ для моихъ ребятъ. За остальными я приду къ вамъ завтра, въ сумерки.

МОРИЦЪ.

Пять сотъ золотыхъ къ ночи! Пять сотъ, дружище Госсенъ, помилуй — не жиренъ ли задатокъ?

ГОССЕНЪ.

Мнѣ непремѣнно нужно; мои люди взбунтуются, если имъ теперь не заплатить. Кровь и раны, старый кавалеръ, имъ будетъ тяжелы: разбить толпу моряковъ, которые дерутся, какъ дьяволы, да еще отправить на тотъ свѣтъ лорда, — я ужъ не говорю объ другомъ, — тотъ меня обидѣлъ, — это не легкая работа. — Пять сотъ золотыхъ, или я сейчасъ снимаюсь съ якоря, а вы раздѣлывайтесь съ моряками и убивайте лорда, какъ знаете.

МОРИЦЪ, (стонетъ.)

Пять сотъ маленькихъ, красивенькихъ, блестящихъ, златолицыхъ херувимчиковъ; и за что же? за самое пустое убійство. Ну, хорошо, ты получишь ихъ. (въ сторону) — Графиня за все заплатитъ. До одиннадцати часовъ я увижусь съ тобою: но — убей обоихъ; и лорда и капитана. Слышишь? Ступай же, теперь не время много толковать.

ГОССЕНЪ.

Полночнаго колокола они не услышатъ, за это ручаюсь.

МОРИЦЪ.

Такъ, завтра я буду барономъ Ашделемъ и наслѣдникомъ Аронделя. Кажется, на этого человѣка можно положиться? Но послѣ, что я стану съ нимъ дѣлать? Прекрасное знакомство для великаго лорда съ Джильсомъ Госсеномъ! — Но развѣ мало висѣлицъ? Отъ него можно избавиться.

АШДЕЛЬ, (за сценою.)

Да — гнѣдаго и рыжаго.

(Лордъ Ашдель входитъ.)
МОРИЦЪ.

Ну, что? Исполняешь ли ты мои планы?

АШДЕЛЬ.

Да еще какъ! Въ лѣсу будутъ ждать меня лошади и слуги; — а для остальнаго у меня есть отцовская шпага.

МОРИЦЪ.

О, я готовъ расцѣловать тебя! Клянусь моими золотыми шпорами, мнѣ нравится твое мужество. Ты вѣрно похитишь дѣвушку. — И какъ идетъ къ тебѣ, когда ты этакъ нахмуришь брови. Но, смотри, у тебя достойный соперникъ; — употреби все свое искусство.

АШДЕЛЬ.

О, за этимъ дѣло не станетъ.

МОРИЦЪ.

Добрая ночь; желаю успѣха. (Въ сторону) Теперь онъ попался? Мнѣ кажется, что я уже лордъ. (Громко) Эй, свѣчей сюда! (Входитъ слуга) Посвѣти мнѣ, добрый слуга; вотъ тебѣ пистоль. (Въ сторону) Великій человѣкъ долженъ быть великодушнымъ. (Сердито). Готова ли моя парадная карета? Ахъ, я забылся.

(Уходитъ.)
АШДЕЛЬ, (смотря вслѣдъ ему съ величайшимъ удивленіемъ.)

Не съ ума ли сошелъ старый кавалеръ? Ха, ха, ха! — Я никогда такъ не любилъ Віолетту, какъ теперь, въ надеждѣ на успѣхъ, и въ страхѣ потерять ее.

(Входитъ леди Арондель.)
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Перси…

АШДЕЛЬ.

Позвольте, матушка; мнѣ некогда.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, Перси, Перси! Ты не хочешь поговорить со мною.

АШДЕЛЬ.

Матушка, если я сегодня не въ духѣ — простите меня! — Высказать ли вамъ все, что я чувствую? — Ваша заботливость о человѣкѣ, совершенно для васъ чуждомъ, какія-то дикія слова, которыя часто у васъ вырываются, ваши посты, ночи, которыя вы проводите безъ сна, ваша всегдашняя задумчивость для меня странны… видя все это, человѣкѣ, болѣе строгій, чѣмъ вашъ сынъ, могъ бы подозрѣвать…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Продолжайте.

АШДЕЛЬ.

Васъ вѣрно тяготитъ воспоминаніе о какомъ-то проступкѣ, котораго завѣсу приподняла рука этого человѣка.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, Перси, твои слова какъ кинжалы; они пронзаютъ мое сердце; если иногда страшные призраки прошедшаго преслѣдуютъ сердце, истощенное бурею жизни (а я много, тяжко страдала Перси!) то ты долженъ быть сострадателенъ, утѣшать мать свою, а не сомнѣваться. И гдѣ же намъ искать то, что люди называютъ «любовью къ ближнему», какъ не въ сердцѣ дѣтей нашихъ?

АШДЕЛЬ.

О, матушка, простите меня! Мой безпокойный духъ оскорбилъ васъ, простите.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (подходя къ нему.)

До моей смерти, ты никогда не узнаешь, какъ я тебя любила. Твой отецъ, хотя былъ графомъ — и близокъ къ королевскому дому по родству и славѣ, твой отецъ былъ женатъ прежде — имѣлъ другихъ сыновей; — отъ меня одной зависѣло сдѣлать тебя наслѣдникомъ всего богатства, отъ меня зависѣло передать тебѣ титулъ лорда.

АШДЕЛЬ.

Неужели?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ты любилъ блескъ и пышность, и я исполняла всѣ прихоти твоей беззаботной юности. Не такъ ли, Перси?

АШДЕЛЬ.

Вы были даже слишкомъ добры ко мнѣ, матушка.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да, ты слишкомъ высоко цѣнишь вещи по наружности. Природа щедро одарила тебя: ты молодъ и богатъ, ты прекрасенъ и силенъ. Могъ ли бы ты безъ сожалѣнія упасть съ этой высоты, которую тщеславіе называетъ счастіемъ, но гдѣ нѣтъ сердца; могъ ли бы ты жить скромнѣе, имѣть не такой роскошный столъ, отказывать себѣ въ многомъ, жить не наслѣдникомъ графовъ, но простымъ дворяниномъ, котораго все состояніе въ собственномъ мужествѣ и заслугахъ? Скажи, могъ ли бы ты?

АШДЕЛЬ.

Никогда! Меня воспитали гордымъ, надменнымъ, безпечнымъ, — и я ни за что на свѣтѣ не разстанусь съ моими надеждами. Если бы я долженъ былъ! упасть съ высоты моего счастія, то упалъ бы, какъ Римлянинъ, на острее моего меча. Но для чего румянецъ покрываетъ ваши щеки? Къ чему вы тревожите себя несбыточными мыслями? Кто можетъ лишить меня моего наслѣдства: титловъ древней, знатной фамиліи, которой корона не перейдетъ къ недостойному наслѣднику?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону.)

О, въ немъ говоритъ моя душа. Милый сынъ мой! Теперь, я презираю стыдъ, преступленіе, смерть и судьбу! — Кромѣ Перси, у меня нѣтъ другаго сына!

(Входитъ слуга.)
СЛУГА.

Сударыня, кавалеръ, который прибылъ, сегодня утромъ, ожидаетъ васъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я не хочу его видѣть!

НОРМЕНЪ, (входитъ.)

Сударыня — необходимость заставляетъ меня просить у васъ позволенія сказать вамъ нѣсколько словъ наединѣ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону.)

О, сердце! не измѣни мнѣ!

НОРМЕНЪ, (въ сторону.)

Они смотрятъ на меня, какъ чужіе, тогда какъ я хочу броситься въ ихъ объятія.

АШДЕЛЬ.

Къ чему говорить съ нимъ? — Кто онъ? — Чего хочетъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Молчи, Перси! — Я слушаю васъ; сядьте. — Перси, оставь насъ.

(Норменъ кладетъ свой плащъ и шляпу на столъ, и садится возлѣ леди Арондель.)
АШДЕЛЬ, (небрежно.)

Право, я совсѣмъ не хочу мѣшать вамъ. Но вамъ, серъ, я еще успѣю заплатить за дерзости.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Мнѣ нравится его горячій характеръ! О, милый братъ! въ его лѣта я былъ такимъ же.

АШДЕЛЬ, (идетъ къ столу и подмѣниваетъ плащь и шляпу.)

А! ротъ и условное перо; — чудесный обмѣнъ; возьму такъ же и плащь. Теперь толкуй здѣсь, сколько хочешь, я замѣню тебя въ другомъ мѣстѣ.

(Уходитъ).
НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Какъ мнѣ начать, чтобы вдругъ не опечалить ее.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Серъ, я слушаю.

НОРМЕНЪ, (въ величавшемъ волненіи.)

Вы любите вашего сына?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, я люблю его болѣе жизни!

НОРМЕНЪ.

Не было ли у васъ другаго сына, — который родился прежде?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Что это значитъ, сударь?

НОРМЕНЪ.

Сына, на которомъ впервые остановились глаза ваши; котораго младенческій крикъ впервые тронулъ святую струну въ сердцѣ женщины? О, не отвращайте отъ меня взоровъ. Я знаю тайну вашей горестной жизни. Не огорчитъ ли васъ вѣсть, что этотъ сынъ еще живъ?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какъ, серъ! — что значитъ эта вольность; я не позволю этого?

(Хочетъ уйти.)
НОРМЕНЪ.

Нѣтъ, ты не захочешь меня оставить! На колѣнахъ я повторяю: ты не оставишь меня!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Встаньте, или я позову людей, чтобъ наказать эту неслыханную дерзость.

НОРМЕНЪ.

Смотри, вотъ свидѣтельство о свадьбѣ; вотъ присяга и клятвы жениха и невѣсты! Смотри на эти слова — ихъ пощадило время! — Ихъ писалъ мой отецъ, — мужъ твой! взгляни, какъ ты тогда любила его. И всею этою любовью, и священнымъ именемъ того, кто былъ умерщвленъ, кто слышитъ насъ изъ горнихъ предѣловъ, заклинаю тебя, матушка, не отвергай твоего сына!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Худшее прошло. (Снова садится). Но если бы это и было такъ, положимъ, что я имѣла сына; гдѣ доказательства, что это вы?

НОРМЕНЪ.

Гдѣ? Здѣсь, здѣсь! Въ твоемъ собственномъ сердцѣ; въ твоихъ глазахъ, которые не могутъ взглянуть на меня; ты дрожишь, вотъ, вотъ мои свидѣтели! Ты знаешь, что я сынъ твой!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

О, вся твердость оставляетъ меня! А мой Перси, мой сынъ, котораго юность протекла въ моихъ глазахъ; неужели я лишу его всѣхъ надеждъ. О, нѣтъ, нѣтъ!

НОРМЕНЪ.

Вы колеблетесь, вы медлите.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Если вы, до сихъ поръ совершенно для насъ чуждый, какими-нибудь происками узнали печальную повѣсть моей жизни и выдумали эту безумную сказку, то ступайте, ищите заступленія законовъ. Оставьте меня!

НОРМЕНЪ.

Ни за что на свѣтѣ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Вы не хотите вытти? Эй, люди!

НОРМЕНЪ.

Сзывайте вашихъ наемниковъ; пусть они услышатъ меня. Здѣсь, въ древнемъ жилищѣ моихъ предковъ, призываю ихъ въ свидѣтели. Я объявляю права мои. Пусть придутъ ваши слуги, посмотримъ, какъ они выгонятъ наслѣдника Аронделя изъ дома его!

(Входятъ слуги.)
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Возьмите его! Нѣтъ, нѣтъ! Благородное выраженіе лица его напоминаетъ мнѣ моего отца. Я не смѣю!

СЛУГА.

Вы звали насъ, миледи?

НОРМЕНЪ.

Да! васъ звали. Приказывайте имъ, леди Арондель.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (падая въ креслы.)

Ступайте, вы болѣе не нужны.

(Слуги уходятъ.)
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (встаетъ и быстро подходитъ.)

О, Артуръ, если ты сынъ мой, сжалься надо мною!

НОРМЕНЪ.

Не унижайтесь предо мною. Я долженъ пасть передъ вами на колѣна.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Выслушай меня. Признаюсь, ты сынъ мой, несчастный залогъ несчастной любви; сознаюсь, что, въ первомъ цвѣтѣ юности, я забыла долгъ свой, и этотъ проступокъ наложилъ пятно убійства на память моего отца и запятналъ имя твоей матери. И, ты мой сынъ, неужели ты захочешь сдѣлать мнѣ жизнь ужаснѣе смерти, покрывши меня вѣчнымъ стыдомъ? Теперь говори. Призываю небо въ свидѣтели, что я съ отчаяніемъ, послѣ угрозъ и ужасовъ, исполнила волю отца моего и лживыми устами произнесла второй обѣтъ. Правда, я была матерью: у меня было дитя; по смѣла ли я даже думать объ немъ? Въ темнотѣ ночи, какъ преступница, боясь собственной тѣни, я тайно пробиралась къ колыбели моего первенца. Съ воспоминаніемъ о немъ соединялась не гордость, не счастіе матери, но стыдъ, ужасъ и отчаяніе преступницы. Но я все любила, любила одного тебя.

НОРМЕНЪ.

Я это чувствовалъ!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я любила тебя до тѣхъ поръ, пока родился второй сынъ, который, среди печальнаго и пустыннаго свѣта, показался мнѣ посланникомъ милосердія небеснаго. Вспомни, что ты былъ отторгнутъ отъ меня, что ты былъ далеко; не этотъ сынъ вдвое для меня драгоцѣнный, улыбался мнѣ; я сама кормила его; онъ спалъ на рукахъ моихъ; и слезы, которыя я проливала на мое сокровище, были равно святы въ глазахъ людей и ангеловъ. Я дала ему все: пищу, здоровье, жизнь, и мать и дитя были всѣмъ одно для другаго.

НОРМЕНЪ.

Я не завидую ему; смотрите, я плачу, — я плачу съ вами, матушка.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Мой Перси выросталъ, и люди, смотря на прекраснаго ребенка, основывали блестящія надежды на наслѣдникѣ знаменитаго дома и стали еще болѣе уважать мать его. Тогда я не любила тебя: печальное воспоминаніе о тебѣ являлось между имъ и его будущностью, и…

НОРМЕНЪ.

Ты бросила меня, ты отдала меня…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Пирату? О, нѣтъ, нѣтъ, Артуръ! Я не была такъ безчеловѣчна. Я хотѣла только скрыть отъ тебя права твои и мое преступленіе, — но я наказана. Мой разсказъ конченъ. Иди, объяви права твои, отмсти на мнѣ и на моемъ сынѣ несправедливость къ тебѣ и къ отцу твоему; я не прошу пощады. Съ ненавистной земли, я сойду въ могилу; въ ней найду я защиту — даже отъ стыда!

НОРМЕНЪ.

Матушка, вы не знаете моего сердца. Я, вашъ сынъ, вашъ Артуръ, стану мстить вамъ? Никогда! Будьте счастливы, любите моего брата, и забудьте, что я существую. Возьмите, возьмите эти бумаги, возьмите ихъ; слова, съ нихъ смыты моими слезами; я плакалъ отъ радости. Я не думалъ объ имяни, о помѣстьяхъ, о правѣ первородства; я ждалъ только, когда объятія матери прижмутъ меня къ сердцу. Теперь возьмите бумаги, — онѣ не нужны мнѣ; вы не знаете, какъ еще съ дѣтства сердцу сироты, всѣми покинутаго, жаждало любви, въ которой вы ему отказали. О, матушка, обнимите меня только хоть одинъ разъ, дайте мнѣ почувствовать на челѣ моемъ поцѣлуй матери, хоть одинъ разъ, чтобы когда-нибудь я могъ сказать: «мать благословила меня».

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (въ сторону.)

О, если бы я могла говорить, могла обнять его; сердце готово вырваться изъ груди, а я молчу. Перси, Перси, ты сдѣлалъ меня безчеловѣчною!

НОРМЕНЪ.

Она отворачивается, она не хочетъ благословить отверженнаго. Она дро: китъ, боится, чтобъ я не осрамилъ ея! Прости же, прости навсегда! Миръ съ тобою; пусть небо облегчитъ твои горести и сдѣлаетъ твоимъ утѣшителемъ счастливаго сына, котораго ты любишь. И если когда-нибудь ты вспомнишь обо мнѣ, считай меня въ могилѣ. Ты меня никогда не увидишь болѣе, развѣ въ сновидѣніи. Матушка, въ послѣдній разъ я называю тебя этимъ имянемъ. Я не могу говорить… я…

(Выбѣгаетъ изъ комнаты.)
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Артуръ! сынъ мой! Воротись, воротись, мой сынъ, мой милый сынъ!

(Падаетъ безъ чувствъ.)

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

править

СЦЕНА I.

править
Зала въ замкѣ Арондель.
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ ушелъ, ушелъ! Здѣсь стоялъ онъ, здѣсь благословлялъ онъ мать, которая не хотѣла благословить своего сына. О, Боже, прости меня. Все, въ чемъ я полагала мою безопасность, мое счастье, теперь исчезло! И отъ пламени, пожиравшаго сердце, остался одинъ пепелъ.

(Входитъ серъ Морицъ. Леди Арондель прячетъ бумаги.)
МОРИЦЪ.

Ну, теперь не бойтесь, я все устроилъ: прежде, нежели запоетъ пѣтухъ, всѣ ваши опасенія исчезнутъ. Что, вѣдь старый серъ Морицъ еще къ чему нибудь да годенъ, э?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какое новое преступленіе должна я прочесть въ твоей ужасной улыбкѣ?

МОРИЦЪ.

Если вы будете такъ обижать меня, то я замолчу. Вы знаете, я живу для того, чтобы служить вамъ; я могу возвратить вамъ все; веселые дни, покойныя ночи. Но въ свѣтѣ есть изверги, жадные, ненасытные люди; вы знаете, мнѣ стыдно сказать вамъ; бездѣльникъ, котораго я нанялъ, проситъ двѣ тысячи золотыхъ, — сегодня ночью…

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Молчи! Я презираю твои низкіе совѣты, твой подлый обманъ; я слишкомъ долго была въ заблужденіи; теперь я вполнѣ тебя узнала. Прочь! я ничего не хочу отъ тебя!

МОРИЦЪ.

А, вы не хотите?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нѣтъ, презрѣнный! Твое ужасное преступленіе мнѣ извѣстно: по твоей адской хитрости бросили въ море моего первенца! Оставь сейчасъ мой замокъ, Іуда, и умирай съ голоду на своихъ сундукахъ, гдѣ каждый сребренникъ будетъ свидѣтельсвовать противъ тебя въ день страшнаго суда!

МОРИЦЪ.

Презрѣнный Іуда. Покорно благодарю. Нѣтъ, лучше завтра я буду благодарить васъ; — это довершило оскорбленія. Вы и вашъ, бездушный отецъ, и вашъ низкій любовникъ, и повѣса сынъ, всѣ, до послѣдняго лакея, насмѣхались надо мною. — По вашей милости, леди Арондель, здѣсь всѣ презираютъ сера Морица, — смѣются надъ его гнѣвомъ, — но вы, вы не достойны его! Я оставляю замокъ; по можетъ-быть, когда мы опять встрѣтимся, гордая леди, ты уже не будешь такъ надменна. — Презрѣнный Іуда!

(Убѣгаетъ).
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Что значатъ его слова: «когда мы опять встрѣтимся?» Не замышляетъ ли онъ новаго злодѣйства? — Но, смеркается. Эй, кто здѣсь? (Входитъ слуга). Который часъ?

СЛУГА.

На башнѣ сейчасъ пробило четверть одиннадцатаго,!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Какъ, такъ поздно? Гдѣ сынъ мой, лордъ Ашдель?

СЛУГА.

Лордъ недавно выѣхалъ изъ замка, вслѣдъ за своими людьми.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Куда?

СЛУГА.

Не знаю, миледи; но онъ приказалъ мнѣ сказать, что не возвратится ранѣе утра.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ранѣе утра! — О, теперь я понимаю опасность. Онъ разсказалъ Перси о бѣгствѣ любовниковъ, и они встрѣтятся — братья — встрѣтятся, какъ враги! Скорѣе — факеловъ, свѣчей; вооружить всѣхъ слугъ, — ступай скорѣе. О Боже, отврати это несчастіе — прости мать, — и спаси, о, спаси ея дѣтей!

(Убѣгаетъ).

СЦЕНА II.

править
Развалины часовни, И въ одной изъ башенъ видны большія готическія двери. Ночь; темнота.
Госсенъ и два Пирата.
ГОССЕНЪ.

Всѣ ли люди на мѣстахъ?

ПИРАТЪ.

Всѣ; Лукъ съ десятью молодцами ожидаетъ матросовъ за утесомъ, и нападетъ на нихъ, только что они выдутъ на берегъ.

ГОССЕНЪ.

Ладно.

ЛУКЪ, (входитъ).

Мы поймали четырехъ матросовъ и пастора; только одинъ начальникъ ихъ увернулся и убѣжалъ.

ГОССЕНЪ.

Чтобъ ему сгинуть! Впрочемъ, не бѣда, мы все кончимъ, прежде, нежели онъ вздумаетъ жаловаться.

МОРИЦЪ, (входитъ).

Насмѣшки этой женщины выводятъ меня изъ терпѣнія; но я уже на порогѣ моего величія. Завтра же Морицъ будетъ лордомъ Ашделемъ.

ГОССЕНЪ.

Ну, кавалеръ, принесли ли вы денегъ?

МОРИЦЪ, (отдавая мѣшокъ).

Дорогіе мои! — сердце разрывается, разставаясь съ вами; вы все были вмѣстѣ; теперь васъ разрознятъ, разбросаютъ по свѣту, и вы никогда уже не прійдете назадъ домой? — Бѣдняжки! Пожалуйста, Госсенъ, будь съ ними поласковѣе.

ГОССЕНЪ.

Мнѣ сказали мои шпіоны, что полиція открыла мой слѣдъ; кажется, лучше всего, справившись совсѣмъ, уйти въ море.

МОРИЦЪ.

О, конечно.

ГОССЕНЪ.

Такъ принесите остальное сегодня ночью; надѣюсь, что черезъ полчаса мой договоръ съ вами будетъ и подписанъ и припечатанъ.

МОРИЦЪ.

Такъ скоро? Какъ онъ падокъ къ деньгамъ, бездѣльникъ! Ну, хорошо, хорошо, я принесу остальное.

ГОССЕНЪ.

Постойте; когда мы убьемъ Нормена, куда дѣть его бумаги?

МОРИЦЪ.

Ты отдашь ихъ мнѣ; вѣдь ужъ мы такъ условились.

ГОССЕНЪ.

Но, кавалеръ, если мнѣ вздумается отдать ихъ графинѣ?

МОРИЦЪ.

Графинѣ! Бездѣльникъ! Я — я — (въ сторону). Какъ онъ звѣрски смотритъ! Буду поласковѣе. Я надѣюсь, Джильсъ, что ты не перестанешь вести себя такъ же честно, какъ велъ до сихъ поръ?

ГОССЕНЪ, (въ сторону).

Я такъ и думалъ: это касается и до графини: я просмотрю бумаги прежде, нежели отдамъ ихъ старому душегубцу. (Громко). Вы можете на меня положиться; принесите только во время золото. Добрая ночь!

МОРИЦЪ, (въ сторону).

Я надѣюсь, что этотъ мошенникъ шутилъ. (Громко). Доброй ночи! Смотри же, раздѣлайся съ обоими: по тысячѣ за каждаго! — Чѣмъ-то я буду завтра?

(Уходитъ).
ГОССЕНЪ.

Обоихъ! Да за что я стану убивать молодаго лорда, для твоего удовольствія? «За каждаго по тысячѣ!» Да неужели ты думаешь, что когда ты принесешь мнѣ двѣ тысячи, такъ я отдамъ тебѣ одну назадъ. Какъ бы не такъ! — Нѣтъ, пусть лордъ живетъ, а другой — вонъ — тотъ, который положилъ мнѣ эту царапину на рожу… о, мы расплатимся за старые долги. Никто, кромѣ меня, не долженъ знать, что заключается въ бумагахъ! Однако, онъ молодецъ, лихо владѣетъ шпагою; но мы не заставимъ его тревожить клинка. Такъ, я спрячусь, и изъ засады хвачу его! Лукъ, дай мнѣ твой ножъ; я потерялъ свой сегодня; да и фонарь подай; я не вѣрю одному поясу. Смотри же, стереги, молодца съ блестящимъ перомъ, въ бѣломъ плащѣ, подъ руку съ дѣвицею; скажи ему, что пасторъ ожидаетъ ихъ въ часовнѣ, что матросы у пристани, и тотчасъ же исчезни. Нахлобучь шляпу, завернись въ плащь, чтобы въ темнотѣ онъ не замѣтилъ твоего лица.

ЛУКЪ.

Не бойся: я знаю свое дѣло.

ГОССЕНЪ.

А если другой, то есть молодой лордъ пройдетъ здѣсь, не трогай его; за его жизнь мы получимъ богатый выкупъ. Но за этотъ рубецъ я отомщу: и сынъ изойдетъ кровью на томъ же мѣстѣ, гдѣ зарѣзанъ отецъ.

(Уходитъ въ часовню.)
ЛУКЪ.

Старушка луна что-то лѣнива сегодня; все еще въ ночномъ чепчикѣ! Темно и тихо! Но у людей, которые ищутъ добычи, совиные глаза и заячьи уши. Стъ! что это? кажется, идутъ.

(Входитъ лордъ Ашдель, въ плащъ и шляпѣ Нормена, и Віолетта).
ВІОЛЕТТА.

Скажи мнѣ что нибудь! Молчаніе и темнота ужасаютъ меня.

АШДЕЛЬ.

О, милая! чего бояться?

ВІОЛЕТТА.

Твой голосъ какъ-то страненъ. Сердце мое трепещетъ.

АШДЕЛЬ, (въ сторону).

Однако, мнѣ кажется, что на моемъ мѣстъ и Норменъ сказалъ бы то же.

ЛУКЪ.

Пасторъ ждетъ васъ въ часовнѣ, и люди уже у пристани, за скалою.

АШДЕЛЬ.

Какъ! пасторъ? постой — пасторъ, часовня? свадьба?

ЛУКЪ.

Что же еще, серъ?

АШДЕЛЬ.

Часовня освѣщена?

ЛУКЪ.

Только одною лампою.

(Уходитъ.)
АШДЕЛЬ.

Э! да тутъ больше, чѣмъ я надѣялся; сначала обвѣнчаемся — и потомъ убѣжимъ. О, милая, войдемъ!

ВІОЛЕТТА.

Слухъ мой обманываетъ меня, и какой-то ужасъ овладѣваетъ душою! Норменъ, я дрожу, но сердце мое спокойно; оно никогда не измѣнитъ тебѣ!

(Ашдель и Віолетта уходятъ въ часовню. Входитъ Фелькнеръ съ обнаженнымъ мечемъ).
Фелькнеръ, (задыхаясь).

Норменъ! капитанъ! Я не могу кричать громче. Никого нѣтъ. Неужели эти бездѣльники напали и на Нормена? Кто идетъ?

НОРМЕНЪ, (входитъ).

Я не вижу ея. Віолетта!

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Ты — Норменъ?

НОРМЕНЪ.

Фелькнеръ!

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Проклятый вѣтеръ! Только что мы вышли на берегъ, какая-то толпа окружила насъ; схватили матросовъ, пастора; одинъ я, благодаря доброму мечу, пробилъ себѣ дорогу и прибѣжалъ къ тебѣ съ извѣстіемъ.

(Въ часовнѣ слышенъ голосъ).
НОРМЕНЪ.

Голосъ!

(Убѣгаетъ въ часовню).
ФЕЛЬКНЕРЪ.

Кажется, новая сшибка!

(Уходить за Норменомъ).
ЛУКЪ, (входитъ).

Кто говоритъ здѣсь? Выходите! Мнѣ кажется, я точно слышалъ…

(Выходитъ изъ подземелья леди Арондель, и за нею слуги съ факелами).
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Смотрите кругомъ! Они должны быть здѣсь; Віолетта оставила замокъ. Кто здѣсь прячется? схватите его!

(Слуги схватываютъ Лука. Изъ часовни выходитъ Віолетта и падаетъ къ ногамъ леди Арондель).
ВІОЛЕТТА.

Спасите меня!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Віолетта, что это значитъ? Гдѣ онъ, мой Норменъ?

ВІОЛЕТТА.

Не ходите! быть можетъ тамъ уже совершено убійство!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Убійство!.. О! я не смѣю переступить черезъ этотъ порогъ.

ВІОЛЕТТА.

Клянусь, мнѣ кажется, что я видѣла у алтаря двухъ Норменовъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Его умершій отецъ вышелъ изъ могилы!

ВІОЛЕТТА.

Мы подходили къ слабо освѣщенному алтарю. Вдругъ блеснулъ свѣтъ, мелькнула чья-то тѣнь и ножъ. Я вскрикнула, — на полу лежалъ Норменъ; вдругъ сквозь темноту ночи явился второй Норменъ грознымъ, мстительнымъ, неземнымъ.

СЛУГА.

Поддержите леди.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (отталкивая слугъ).

Прочь! я не звала васъ! Что далѣе?

ВІОЛЕТТА.

Я ничего болѣе не знаю, я бѣжала сюда, полумертвая отъ страха. (Послѣ нѣкотораго молчанія) Но что я медлю? ему угрожаетъ опасность и смерть! За мной, туда, берите факелы, сабли!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Гробъ открытъ, — и я увижу мертваго! (Двери часовни вдругъ разлетаются, и люди входятъ съ факелами; возлѣ древней гробницы видѣнъ Норменъ, стоящій съ обнаженною шпагою передъ тѣломъ Госсена). Здѣсь женихъ палъ мертвый въ глазахъ моихъ, и теперь онъ стоитъ передо мною!

ВІОЛЕТТА.

О, Норменъ, ты живъ! ты живъ!

НОРМЕНЪ.

Смотрите: тамъ, гдѣ истекъ кровію отецъ, сынъ отмстилъ убійцѣ!

(Входятъ лордъ Ашдель и Фелькнеръ).
АШДЕЛЬ.

Вы здѣсь, матушка! Гдѣ спаситель моей жизни? (Показывая на Нормена). Онъ!

НОРМЕНЪ.

Обними твоего сына, выслушай его! Я спасъ ему жизнь!

АШДЕЛЬ.

Да, его рука отвратила ударъ убійцы; я былъ на краю ямы, которую вырылъ другому. Твое перо обмануло ударъ, для тебя назначенный. Матушка, не бойтесь; я невредимъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Онъ спасъ тебя! Онъ!

(Слуги уносятъ тѣло).
ЛУКЪ.

Ваша свѣтлость, мы не виноваты: — серъ Морицъ подкупилъ Госсена; онъ хотѣлъ, чтобы мы убили обоихъ — лорда и капитана.

АШДЕЛЬ.

Можетъ ли это быть?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я вѣрю; теперь, мнѣ ясны его темныя намѣренія.

ФЕЛЬКНЕРЪ, (Луку).

Говори, черная собака, гдѣ наши матросы? Если хоть одинъ волосъ ихъ тронутъ…

ЛУКЪ.

Нашъ начальникъ теперь мертвъ, дѣло кончено; ваши люди всѣ живы.

ФЕЛЬКНЕРЪ.

Ну, веди меня сейчасъ къ нимъ; слѣдите за нами съ факелами.

НОРМЕНЪ.

Ступайте всѣ! (Въ сторону) Пусть ни одинъ наемникъ не будетъ свидѣтелемъ послѣдняго прощанія сына съ матерью!

(Слуги ставятъ факелы, и уходятъ съ Фелькнеромъ и Лукою. Остаются леди Арондель, лордъ Ашдель, Норменъ и Віолетта).
ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ. (подходя къ часовнѣ)

Здѣсь все, что прежде любила я, что теперь сдѣлалось прахомъ! Быть можетъ, любовь живетъ еще въ небесахъ, и молитва раскаянія умилостивитъ ангеловъ.

(Входитъ въ часовню и падетъ на колѣна передъ гробницею. Всходить луна.)
НОРМЕНЪ.

Віолетта! ужели ты также была обманута?

ВІОЛЕТТА.

Стыдитесь, Ашдель!

АШДЕЛЬ.

Норменъ, хитрость въ любви — извинительна; простите меня, — дайте руку — такъ! вы спасли мою жизнь; сдѣлайте еще болѣе: откажитесь отъ нея. Она знатнаго рода, она принадлежитъ къ нашему дому, она слишкомъ молода еще, чтобъ вѣрить своему сердцу. Вы можете заслужить себѣ имя, но теперь у васъ нѣтъ еще шпоръ. Откажитесь отъ нея, возьмите втрое больше приданаго.

НОРМЕНЪ, (въ сторону).

Имя, богатство, любовь матери — и теперь послѣднее сердце, которое любило меня онъ отнимаетъ! Онъ отнимаетъ все! — О, какъ я несчастливъ!

АШДЕЛЬ.

Я принимаю молчаніе за согласіе. — Віолетта, выслушай меня: я слишкомъ гордился моими богатствами, и говорилъ слишкомъ самонадѣянно. Прости меня, откажись отъ него: онъ храбръ, но не знатенъ; стань наряду съ знатнѣйшими дамами въ Англіи по красотѣ и богатству!

ВІОЛЕТТА.

Норменъ, Норменъ! Что же ты молчишь? — Зачѣмъ ты смотришь на меня? Зачѣмъ руки твои сложены на груди, какъ-будто не хотятъ допустить меня къ тебѣ?

НОРМЕНЪ.

Иди, смотри на него. Онъ прекраснѣе меня; его надежды выше. Я потерялъ вѣру въ людскую любовь! Когда матери отказываются отъ дѣтей своихъ, отчего же дѣвушкѣ не отвергнуть сердца, ее любящаго.

ВІОЛЕТТА.

Ты вѣрно смѣешься надо мною? — Лордъ Ашдель, вы просите руки моей; вы предлагаете мнѣ богатство, знатность, власть, — а онъ только сердце и мужество! Слушайте же мой выборъ! Куда бы ты ни пошелъ, я всюду за тобою послѣдую. Возьми, возьми меня, Норменъ. Любовь женщины исчезаетъ только съ послѣднимъ вздохомъ.

НОРМЕНЪ.

О, радость! Надежда снова оживляетъ меня!

АШДЕЛЬ.

Я отвергнутъ — и для него! Жизнь, которую ты спасъ, безъ нея ничто для меня! Вынимай свой мечъ — пусть она будетъ наградою побѣдителя!

НОРМЕНЪ.

Я не хочу дѣлать тебѣ зла.

АШДЕЛЬ.

Дерзкій хвастунъ! «Дѣлать зло!» — Какъ! ты не хочешь ни уступить, ни защищаться? Какая же твоя цѣль?

НОРМЕНЪ.

Убей меня въ ея объятіяхъ — и я прощу тебѣ! Убей и скажи твоей матери, что когда острее твое было поднято надъ моею грудью, я отбросилъ мою шпагу.

АШДЕЛЬ.

Онъ выводитъ меня изъ терпѣнія!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ, (выходя изъ часовни).

На камнѣ, гдѣ лежатъ его кости, я молилась, и неземная сила подкрѣпила меня! Какъ, Перси? Твоя шпага обнажена противъ твоего…

НОРМЕНЪ.

Тише! Я не открылъ вашей тайны!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Несчастный! Подойди ко мнѣ, Перси; лордъ Ашдель болѣе не существуетъ — вотъ твой братъ, твой старшій братъ, единственный наслѣдникъ нашего несчастнаго дома!

АШДЕЛЬ.

Не сонъ ли это?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да, сонъ, — отъ котораго никогда не пробудимся. Возьми, Артуръ, возьми свидѣтельства, которыми ты утвердишь свои права! Обними его, мой Перси! вы братья!

НОРМЕНЪ.

Братъ, ты не хочешь? Все, что принадлежитъ мнѣ….

АШДЕЛЬ.

Твое? И неужели ты думаешь, что я стану вымаливать состраданія, что я стану унижаться предъ тобою, и сбирать крохи, которыя будутъ падать съ роскошнаго стола старшаго брата? Нѣтъ! я лучше буду скитаться съ дикими звѣрями, я умру съ голода, чтобы свѣтъ не могъ сказать: «Посмотрите, какъ присмирѣлъ гордый Ашдель!»

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Перси, мой милый Перси!

АІІІДЕЛЬ.

Матушка, правда ли все это? Нѣтъ, вы хотѣли только посмѣяться надъ моею гордостью, вы хотѣли только испытать меня?

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Нѣтъ, сынъ мой! все это правда!

АШДЕЛЬ.

Теперь мнѣ все равно; — я не требую доказательствъ; я вижу ихъ въ глазахъ вашихъ! Я не хочу слушать объясненіе, которое, быть можетъ, покроетъ васъ стыдомъ! Простите, простите надолго, матушка!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Не покидай, — о, не покидай меня! Вспомни, какъ я тебя любила; какъ для тебя я всѣмъ жертвовала, какъ я хотѣла скрыть его права; — и все это для тебя!

ВІОЛЕТТА, (робко).

Милый Норменъ, мы молоды, — мы любимъ другъ друга; — намъ не нужны знатность и золото!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Скажи, что ты прощаешь; — но что я говорю! въ чемъ можешь ты простить меня?

АШДЕЛЬ.

Во всемъ! — Если бы юность моя протекла въ бѣдности, еслибы я зналъ жребій, который меня ожидаетъ теперь, я не имѣлъ бы безумныхъ, несбыточныхъ желаній и блестящихъ надеждъ: я нашелъ бы и счастіе и богатство въ моей доброй шпагѣ и вольномъ, беззаботномъ сердцѣ. О, вы жестоко меня обманули!

НОРМЕНЪ.

Стыдись, дитя, стыдись отвѣчать на слезы матери неблагодарностью и упреками! О, матушка, я любилъ тебя болѣе, чѣмъ онъ! — Ты раскаиваешься! Ты берешь ея руку! — Прости, прости его! (печально) Отецъ мой! я никогда не видалъ тебя въ живыхъ; но я чувствую въ себѣ твою душу; ты любилъ ее не за знатность и богатство, — ты изъ гроба подтвердишь слова мои! (Идетъ къ факеламъ.) Взгляните: все умерло. Мой отецъ, пасторъ, всѣ тѣ, которые могли бы подтвердить мои права! Твердою рукою я бросаю въ огонь всѣ эти доказательства, всѣ бумаги, — и какъ они исчезнутъ на огнѣ, пусть такъ пропадутъ всѣ твои горести, матушка!

АШДЕЛЬ.

Остановись! Я не такъ низокъ. Прости мнѣ минутную слабость. Привѣтствую законнаго наслѣдника! (Падая къ нему на грудь) Обними меня, братъ мой!

НОРМЕНЪ.

Я нашелъ и мать и брата! — О, радость!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Мои дѣти въ объятіяхъ другъ друга!

АШДЕЛЬ.

Сберите теперь всѣхъ друзей, — и объявите о законномъ наслѣдникѣ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Да, это необходимо; я все разскажу тебѣ. (Слабымъ голосомъ) Мой бѣдный Перси! Преступленіе отца моего…

НОРМЕНЪ.

Не слушай ее, братъ. Неужели эти бумаги будутъ всегда ее безпокоить? (Сжигаетъ бумаги у факела) Кончено: теперь нѣтъ болѣе преграды между вами и мною! О, матушка! теперь ты можешь обнять меня — пусть материнскій поцѣлуй освятитъ мою душу!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я благословляю тебя!

НОРМЕНЪ.

Смотрите, она благословила своего сына! — Призываю въ свидѣтели небо, — она благословила меня!

АШДЕЛЬ.

О, какъ онъ благороденъ!

НОРМЕНЪ.

Каждому свое! — Тебя взлелѣяла земля, — меня океанъ. Мнѣ лучше одинъ лавровый вѣнокъ храбраго, нежели всѣ діадемы мертвецовъ! Пусть люди превращаютъ свѣтъ въ ярмарку, гдѣ купцы поклоняются золотому идолу; — наше сокровище сокрыто в.ъ душѣ; оно неизмѣнно, неразрушимо. И съ чѣмъ можно сравнить тихую привязанность, религію сердца и блаженство быть любимымъ? Не такъ ли, Віолетта?

ВІОЛЕТТА.

До сихъ поръ — я никогда еще такъ не любила тебя!

АШДЕЛЬ.

Это не должно быть такъ. Огонь не уничтожаетъ правъ твоихъ; мы будемъ жить вмѣстѣ, и все раздѣлимъ пополамъ.

НОРМЕНЪ.

Я не требую отъ тебя такъ много. Отдай мнѣ только Віолетту, и не жалѣй о ней, братъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Ты получишь въ приданое половину наслѣдства.

АШДЕЛЬ.

Теперь вы простите меня, добрая кузина. Моя дикая воля преклонилась предъ его свѣтлою душою, — и никогда рыцарь не напечатлѣлъ поцѣлуя на рукѣ прекрасной королевы, священнѣйшаго того, которымъ я поздравляю невѣсту моего брата.

(Входитъ серъ Морицъ съ мѣшкомъ.)
МОРИЦЪ.

Кажется не опоздалъ! Уфъ, тяжело. Какъ, факелы? Что это? (роняетъ мѣшокъ.)

АШДЕЛЬ.

Несчастный! Твой наемщикъ уже не существуетъ! Возьми назадъ свое золото!

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Не для этого ли, низкій человѣкъ, ты просилъ у меня золота? — Двойной убійца!

МОРИЦЪ.

Молчи! Онъ услышитъ.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Прочь отсюда! презрѣнный.

МОРИЦЪ, (тихо Ашдедю).

Она шутитъ, — не вѣрь ей!

АШДЕЛЬ.

Прочь! или я повѣшу тебя, собака!

МОРИЦЪ.

Меня? Ты? Нѣтъ, ты будешь пресмыкаться предо мною, вымаливать милостыню! — Артуръ! поздравляю васъ наслѣдникомъ Аронделя! Ваше право…

НОРМЕНЪ.

Уничтожено!

МОРИЦЪ.

Какъ? А доказательства…

НОРМЕНЪ.

Нѣтъ никакихъ доказательствъ, кромѣ твоего преступленія!

МОРИЦЪ.

Несчастный молодой человѣкъ! Ты не знаешь… (Норменъ показываетъ на факелы.) Вижу; меня обокрали! Зарѣзали!

НОРМЕНЪ.

Ступай отсюда! молчи о томъ, что до тебя не касается, мнѣ жаль твоихъ сѣдыхъ волосъ; ступай, ты можешь еще раскаяться!

МОРИЦЪ.

Благодарю васъ, серъ; я очень бѣдный старый кавалеръ. Прощайте, лордъ; я до могилы останусь ничтожнымъ вашимъ родственникомъ! Да, я пойду, зарою мои деньги, повѣшусь и пусть приходъ платитъ за мои похороны! Уфъ! я раздѣлаюсь съ ними! (Уходитъ.)

(Входятъ Фелькнеръ, матросы и проч.)
ФЕЛЬКНЕРЪ.

Капитанъ, вотъ наши! всѣ цѣлы! Корабль лавируетъ въ виду берега; вѣтеръ попутный, и вода на прибыль.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Я не могу разстаться съ тобою, ты такъ долго былъ для меня потерянъ; останься съ нами!

НОРМЕНЪ.

Нѣтъ, мы еще не разстанемся; Віолетта привязываетъ меня къ вамъ; твоя любовь ко мнѣ не будетъ теперь казаться странною для свѣта. Первый мѣсяцъ послѣ свадьбы мы проведемъ здѣсь; а тамъ, если слава позоветъ меня въ море, я каждый годъ буду видѣться съ вами.

ЛЕДИ АРОНДЕЛЬ.

Если когда нибудь ты раскаешься…

АШДЕЛЬ.

То пріѣзжай къ намъ; я все раздѣлю пополамъ съ тобою, и отдамъ тебѣ право первородства.

НОРМЕНЪ.

Все мое счастіе заключается въ одной вашей любви. И можно ли желать еще что-нибудь, когда есть сердце, навсегда мнѣ преданное, благословляющее меня въ отсутствіи, съ радостію встрѣчающее пріѣздъ мой; когда есть корабль, надъ которымъ развѣвается флагъ Англіи, когда есть надежда славы — и любовь женщины?

"Пантеонъ", № 8, 1840

\