Новый год (Ясинский)/ДО
| Новый Годъ |
| Дата созданія: декабрь 1884 года. Источникъ: Ясинскій І. І. Полное собраніе повѣстей и разсказовъ (1883—1884). — СПб: Типографія И. Н. Скороходова, 1888. — Т. III. — С. 543. |
Курьерскій поѣздъ шелъ на всѣхъ парахъ по Николаевской дорогѣ. Была темная декабрьская ночь. Съ потолка падалъ на дремлющихъ пассажировъ спокойный свѣтъ шарообразныхъ газовыхъ фонарей, покрытыхъ шелковыми синими чехлами. Мѣрно стучали и звякали колеса вагоновъ.
Въ креслахъ сидѣли старый генералъ въ длинныхъ бѣлыхъ усахъ, молодой, розовенькій офицерикъ, пожилой тучный баринъ изъ степной губерніи, красавица съ томными глазами и въ боа, старуха съ желтымъ лицомъ и клыками наружу, дѣвочка-гимназистка, гимназистъ — сидѣлъ и я.
Всѣ молчали.
То было молчаніе не отъ скуки, не отъ нетерпѣнія, не отъ того, что спать хочется, не отъ застѣнчивости. То было странное молчаніе, напряженное, само къ себѣ прислушивающееся и тягостное. Дремалось, но въ то-же время чувствовалось, что сна не будетъ. Такое состояніе испытываешь передъ тѣмъ, какъ впасть въ гипнозъ. Умъ, повидимому, бодрствуетъ, все видишь, что и другіе видятъ, а между тѣмъ уже какъ-то оцѣпенѣлъ, и ежели захочешь двинуть рукой или ногой, то надо призвать на помощь всю силу воли, да и этого огромнаго усилія бываетъ иногда недостаточно; кошмаръ на яву, что-ли, — не знаю, какъ это назвать. И разумѣется, ритмическое громыханье поѣзда, одно нарушавшее молчаніе глухой ночи, много способствовало тому, что пассажиры погрузились въ этотъ странный столбнякъ, въ это магнетическое усыпленіе.
И не было никакихъ опредѣленныхъ думъ, а были неясныя желанія, которыя быстрыми образами проносились въ душѣ, безслѣдно исчезали и расплывались, какъ тучки въ сумеречномъ небѣ передъ дождемъ нависшимъ вдали гнетущей свинцово-синей массой.
Хотя въ вагонѣ было нетемно, и ослабленный шелковыми фонариками свѣтъ позволялъ различать предметы, однако чѣмъ дальше, тѣмъ гуще становились тѣни по угламъ, словно смеркалось. И, право, Рембрандтъ позавидовалъ бы фантастическому освѣщенію, въ какомъ рисовались другъ другу пассажиры. Необычайной нѣжности сѣро-золотистые колера струились вокругъ, сквозили на серебряной мглѣ льющагося въ окна снѣжнаго отсвѣта, и полутѣни мигали чуть-чуть, играя, какъ потускнѣлый радужный налетъ на старинномъ стеклѣ.
Дверца отворилась, и всѣ почему-то подумали: «Идетъ контролеръ, надо готовить билеты».
Дѣйствительно, впереди показался съ озабоченнымъ лицомъ оберъ-кондукторъ; но онъ не сказалъ: «билеты ваши, господа!» — а только прошелъ по вагону. За нимъ выступалъ господинъ среднихъ лѣтъ, или скорѣе неопредѣленныхъ, не то старый, не то молодой, съ поношеннымъ лицомъ, въ бородкѣ, какъ на портретахъ Вандика. Онъ дошелъ до половины, сѣлъ на свободное мѣсто, окинулъ насъ усталымъ взглядомъ и сказалъ:
— Я вовсе не контролеръ.
Было удивительно, что незнакомецъ сразу угадалъ нашу мысль; и хоть мы продолжали хранить молчаніе, но онъ угадалъ и наше удивленіе и произнесъ:
— Ничего нѣтъ удивительнаго въ этомъ! Развѣ не слыхали вы о Кумберлэндѣ и Бишопѣ? Эти артисты подержатъ васъ за руку и узнаютъ, какую цифру вы задумали. Не вѣрьте тѣмъ, кто станетъ говорить, будто здѣсь какое-то чудо… Нѣтъ чудесъ въ нашъ прозаическій вѣкъ! Мысль есть движеніе, и въ томъ, что вы думаете, принимаетъ участіе не одинъ головной мозгъ, а вся ваша нервная система. Представите вы себѣ черточку, и рука ваша какъ только вы сосредоточитесь на этомъ представленіи, невольно изобразитъ черточку. Задумали вы кругъ — и она сдѣлаетъ чуть замѣтное круговое движеніе. Задумали фигуру — и фигура будетъ воспроизведена тѣмъ же машинальнымъ путемъ. Кромѣ языка словъ, есть еще языкъ жестовъ и языкъ непроизвольныхъ мышечныхъ движеній. Но никакой Бишопъ не можетъ сравняться со мною въ искусствѣ пониманія этого языка. Я обладаю исключительными способностями. Я могу угадать цѣлыя фразы и хаотическіе обрывки мыслей, мгновенно зарождающихся и мгновенно погасающихъ въ душѣ. Я читаю въ прошломъ человѣка, и отъ меня не могутъ скрыться слѣды впечатлѣній, когда-либо залегшихъ въ человѣчьемъ мозгу, въ самыхъ сокровенныхъ его тайникахъ. Повторяю — нѣтъ чудеснаго во всемъ этомъ. Чудесное — я только самъ.
«Кто же онъ?» — подумали пассажиры, которымъ казалось, что они спятъ, но съ открытыми глазами. Ихъ мозгъ работалъ лѣниво, они сидѣли неподвижно, не шевелясь, какъ восковыя куклы въ музеѣ какого-нибудь Лента вечеромъ, когда публика уже ушла и въ залѣ, освѣщенной догорающею лампой, воцаряется странное молчаніе.
Фигура незнакомца была изъ самыхъ заурядныхъ. Онъ былъ франтъ, но въ немъ ничего не было особеннаго: всюду, на всемъ земномъ шарѣ должны встрѣчаться такіе господа, космополиты и всечеловѣки, безъ ясно выраженныхъ національныхъ чертъ и безъ признаковъ породы. Но ничего и пошлаго не было въ немъ. Онъ ни разу не остановилъ взгляда, — извѣстнаго взгляда, какимъ смотрятъ мужчины на женщинъ, — на красавицѣ въ боа, не съузилъ зрачковъ при видѣ хорошенькой дѣвочки-гимназистки, не сдѣлалъ почтительнаго движенія въ сторону бѣлыхъ усовъ генерала; но и грубости никакой не выкинулъ, а велъ себя непринужденно, какъ дома, или какъ на сценѣ ведетъ себя фокусникъ хорошаго тона.
«Туристъ», — мысленно отвѣтили мы на свой вопросъ.
— О, да! — молвилъ онъ. — Вы не ошибаетесь! Я путешественникъ! Всю жизнь путешествую я, а живу я страшно долго. Вѣчный Жидъ — ребенокъ, едва родившійся, въ сравненіи со мною. Я — Время.
Онъ улыбнулся, и, конечно, только наше странное состояніе позволило намъ отнестись къ словамъ незнакомца если не съ довѣріемъ, то во всякомъ случаѣ равнодушно. А у нѣкоторыхъ мелькнула даже мысль: «Что-жъ, возможно».
— Это фактъ, а не одна возможность, — произнесъ незнакомецъ. — Философы до сихъ поръ путаютъ въ вопросѣ, что такое время. Но время — вотъ оно предъ вами: состарѣвшійся молодой человѣкъ въ сюртукѣ отъ Сарра. Я совершенно реаленъ, до того, что если меня ущипнуть, я закричу. У меня есть тѣло. Я современное время — матеріалистическое, отрицающее идеалы, презирающее мораль стараго вѣка, плюющее на идоловъ, какъ-бы они ни были прекрасны. Мраморныхъ Венеръ я ужъ не признаю. Я слѣдую модѣ. Когда-то я ходилъ съ косою и поѣдалъ собственныхъ дѣтей. То былъ варварскій періодъ, — онъ смѣнился цивилизаціею. Время больше не глупый голый старикъ, Время — деньги.
Онъ похлопалъ себя по груди. Золотыя монеты зазвенѣли тамъ, словно онъ былъ въ кольчугѣ изъ червонцевъ, и красавица въ боа чуть-чуть подалась къ незнакомцу.
Онъ продолжалъ:
— Впрочемъ, у меня много именъ. Я — Прогрессъ, и отъ меня зависитъ превратить села въ города, кабаки въ училища, мерзавцевъ въ добродѣтельныхъ людей, построить вавилонскія башни, перекинуть мосты черезъ океаны, освѣтить электричествомъ весь земной шаръ, развить промышленность до небывалыхъ размѣровъ, включить чернокожихъ и желтыхъ варваровъ въ семью просвѣщенныхъ народовъ, уничтожить войны, всюду водворить равенство, братство, свободу!
Гимназистъ и гимназистка хотѣли броситься на шею незнакомцу, но непреодолимое оцѣпенѣніе помѣшало осуществленію ихъ порыва.
— Но я и Регрессъ, — продолжалъ незнакомецъ, — и мнѣ также легко на мѣстѣ гордыхъ зданій раскинуть жалкія лачуги, убить великіе города, разрушить храмы и дворцы, остановить колеса фабрикъ, нанести гибельный ударъ любой промышленности, понизить качество человѣческаго ума, кинуть толпы варваровъ на цивилизованныхъ европейцевъ и какъ мошки тушатъ иногда своими тѣлами костеръ, такъ погасить въ волнахъ этого варварства великое пламя современной культуры.
Генералъ зашевелилъ своими усами, степной помѣщикъ подумалъ о крѣпостномъ правѣ, которое при такихъ порядкахъ могло-бы какъ-нибудь незамѣтно всплыть и снова упрочиться.
— Наконецъ, я Новый Годъ! — все продолжалъ незнакомецъ. — Каждый разъ являюсь я къ людямъ, какъ геній-утѣшитель; они встрѣчаютъ меня кто чѣмъ можетъ — шампанскимъ и сивухой, въ семейномъ кругу и въ клубѣ, въ роскошныхъ палатахъ и въ убогихъ избахъ. Я самая популярная личность въ декабрѣ мѣсяцѣ. И такъ какъ по дорогѣ изъ Москвы въ Петербургъ я воспользовался вашимъ гостепріимствомъ и перевелъ духъ въ этомъ вагонѣ, то въ благодарность за благосклонное вниманіе, съ какимъ вы слушаете меня, позволю себѣ сдѣлать нѣсколько предсказаній, которыя вполнѣ совпадутъ съ нашими тайными пожеланіями. Не трудитесь объявлять ихъ, — въ силу моего искусства, я знаю ихъ такъ же хорошо, какъ и вы. Начну съ васъ, прелестныя дамы. Сударыня! — обратился онъ къ старухѣ съ клыками, — вамъ семьдесятъ лѣтъ, но въ этомъ году изобрѣтутъ мазь, употребленіе которой возвратитъ вамъ утраченную молодость. Что касается до васъ, красота которой внѣ всякаго сомнѣнія, то побѣды, которыя одержите вы на предстоящихъ балахъ, дадутъ вамъ возможность завести удивительныхъ рысаковъ, и у васъ будетъ столько золота, что даже я позавидую вамъ. Вы, милая дѣвочка, прочтете цѣлый шкафъ книгъ, сдѣлаетесь гораздо умнѣе своей учительницы, не говоря уже о папашѣ и мамашѣ, и — чего-же вамъ больше? Генералу будетъ ввѣрена интендантская часть, и онъ обмундируетъ войска по своему усмотрѣнію. Вы, подпоручикъ, получите чинъ поручика и будете счастливы въ любви. Помѣщикъ перезаложитъ имѣніе, и выйдетъ законъ, обезпечивающій права дворянства…
Онъ замолчалъ и, заложивъ руки въ карманы, раскачивалъ ногой. Но, замѣтивъ меня, онъ вскочилъ и сѣлъ со мною рядомъ.
— Вамъ я ничего не предсказалъ, — началъ онъ вполголоса. — Вы, поэты, особый народъ. Восторгъ вы умѣете соединять съ холодомъ и также презираете людей, какъ я, потому что также хорошо знаете ихъ. Этотъ пошлый и ничтожный родъ васъ раздражаетъ. Но отъ меня вы отличаетесь тѣмъ, что способны плакать, не находя нигдѣ идеаловъ, которые мерещатся вашему творческому уму, и, часто обманываясь, неспособны обманывать. Нѣтъ ничего легче, какъ ослѣпить людей, — это средство ложь. Каждый годъ я встрѣчаю горячій пріемъ. Неужто вы думаете — скажи я правду старухѣ, что она умретъ черезъ двѣ недѣли, красавицѣ, что новый годъ сулитъ ей морщины, генералу, что его удалять, гимназисту, что онъ не государство разрушитъ, а въ карцерѣ посидитъ, и т. д. — неужели вы думаете, что я былъ-бы такъ же популяренъ и меня встрѣчали-бы съ такимъ-же восторгомъ?..
Я такъ ясно видѣлъ незнакомца, и усталые глаза его такъ реально сверкали, и звукъ его голоса такъ явственно раздавался въ вагонѣ, что ужъ всякое сомнѣніе исчезло на счетъ его личности, и дремлющій мозгъ сталъ соглашаться, что этотъ туристъ, въ самомъ дѣлѣ, Новый Годъ. Мнѣ хотѣлось только ближе подвинуться къ нему и разсмотрѣть его. Онъ улыбнулся въ отвѣтъ на мое желаніе. Всѣ усилія воли были тщетны! Въ вагонѣ быстро смеркалось, и вдругъ на секунду стало темно. Должно быть, я закрылъ глаза. Когда я открылъ ихъ, контролеръ, вѣжливо согнувъ станъ, мѣтилъ наши билеты, тотъ же свѣтъ струился съ потолка, поодаль стоялъ кондукторъ съ фонаремъ, и странный незнакомецъ исчезъ.