НОВЫЯ КНИГИ. править
Неотъемлемое право женщинъ. Взглядъ на современный бытъ женщины, соч. Луизы Отто, переводъ съ нѣмецкаго. Спб. 1868 г.
Новыя сказки Андерсена съ 50-го рисунками, изданіе Трубниковой и Стасовой. 1868 г.
Сборникъ разсказовъ изъ путешествій и быта народовъ. Составлено по Дилицу (съ нѣмецкаго), съ 8-ю фотографическими картинами. Изданіе Трубниковой и Стасовой. Спб. 1868 г.
Вѣроятно у г-жи Луизы Отто, — автора «Неотъемлемое право женщины», — какъ у всякаго кабинетнаго дѣятеля есть свой cachedésordre, наполненный множествомъ всевозможныхъ бумажечекъ, билетиковъ, на которыхъ записывались начерно, по мѣрѣ надобности, разныя либеральныя мысли на счетъ женской эмансипаціи и разные поучительные факты, относящіесся къ тому же вопросу. Бумажки спускались въ ящикъ безъ всякаго порядка и даже вѣроятно безо всякой задней мысли, и потому ложились въ немъ, какъ попало, безъ всякой системы. Долго ящикъ и билетики оставались безъ употребленія; можетъ быть даже Луиза Отто и забыла о нихъ, но какой-то несчастный случай заставилъ ее однажды заглянуть подъ столъ. Заглянула и видитъ, стоитъ ящикъ, наполненный билетиками. Почему не извлечь изъ него какую нибудь пользу? На билетикахъ записано много. хорошихъ мыслей и поучительныхъ фактовъ; изъ нихъ можно составить преназидательную книжку. И дѣйствительно, книжку можно бы было составить преназидательную, если бы только г-жа Отто потрудилась расположить свои билетики по нѣкоторой системѣ и привести въ нѣкоторое соотвѣтствіе хорошія мысли съ поучительными фактами. Но она именно этого-то и не сдѣлала. Она просто взяла ящикъ, поставила его на столъ и начала вынимать билетики, какъ попало, по правиламъ лоттерейныхъ розыгрышей; разумѣется, билеты съ хорошими мыслями и поучительными фактами выходили въ перемежку, безъ системы; въ перемежку же и безъ системы заносились на бумагу и предавались тисненію. Такимъ образомъ и вышла книга съ хорошими мыслями, поучительными фактами, но безъ всякой логики и безо всякаго даже смысла. Повидимому, хорошія мысли и поучительные факты должны бы были произвести на читателя хорошее впечатлѣніе, а на самомъ дѣлѣ, въ головѣ его остается послѣ нихъ страшный сумбуръ. Къ чему все это написано, что изо всего этого слѣдуетъ? Какъ согласить хорошія мысли съ поучительными фактами? Вотъ вопросы, которые невольно возникаютъ въ умѣ читателя, пробѣжавшаго «Неотъемлемое право женщины». Впрочемъ мы должны сознаться, что точно такое же впечатлѣніе производятъ почти всѣ книги, написанныя по поводу женскаго вопроса либеральными публицистами мужского и женскаго пола. Вѣроятно эти публицисты составляютъ свои произведенія но той же остроумной методѣ, по которой, — если наша гипотеза не обманываетъ насъ, — г-жа Отто составляла свое. Но отчего же эта метода такъ мила ихъ сердцу? Оттого, что она очень проста и не требуетъ никакихъ особенныхъ умственныхъ ухищреній, — скажетъ, пожалуй, какой нибудь неглубокомысленный читатель. Но такой отвѣтъ можетъ удовлетворить только неглубокомысленнаго человѣка. Мы же хотимъ быть глубокомысленны, и потому, неудовольствуясь такимъ легкомысленнымъ отвѣтомъ, постараемся вникнуть въ самую глубь вопроса. Вникнувъ въ глубь, мы придемъ къ заключенію, что либеральные публицисты вообще, а г-жа Луиза Отто въ частности, выбрали свою, методу совсѣмъ не случайно, и еще менѣе по легкомыслію и небрежности. Нѣтъ, они это сдѣлали намѣренно и умышленно: только при такомъ методѣ, они могли весьма ловко и удобно обойти то очевидное противорѣчіе, въ которомъ находились между собою приводимыя ими хорошія мысли и поучительные факты. А обойти это противорѣчіе, для нихъ было крайне необходимо, потому что въ противномъ случаѣ имъ пришлось бы, или отказаться отъ хорошихъ мыслей и, слѣдовательно, перестать быть либеральными публицистами, или отказаться отъ поучительныхъ фактовъ, и заслужить упрекъ въ недобросовѣстности, или же открыто стать на сторону… но мы не скажемъ на какую сторону — либеральные публицисты даже имени ея не могутъ слышать безъ гнѣва и проклятій. Чтобъ избѣжать и той, и другой, и третьей альтернативы, имъ ничего болѣе не оставалось, какъ прибѣгнуть къ фокусу и перемѣшать хорошія мысли и поучительные факты по тому же точно способу, по какому мѣшаютъ билетики въ лоттерейныхъ розыгрышахъ. Самымъ лучшимъ и нагляднымъ подтвержденіемъ нашихъ словъ служитъ книжка Луизы Отто «Неотъемлемое право женщины».
Въ той же книжкѣ есть, какъ мы сказали, хорошія мысли, мало того, хорошая мысль лежитъ въ основѣ ея — мысль, конечно, не новая и не особенно хитрая, но, во всякомъ случаѣ, совершенно вѣрная и разумная, — мысль, что женщина имѣетъ такое же неотъемлемое право на трудъ во всѣхъ сферахъ человѣческой дѣятельности, кокъ и мужчина. Правда, авторъ какъ бы боится высказать ее со всею откровенностью глубокаго убѣжденія, однако и того, что онъ говоритъ, вполнѣ достаточно для выясненія его образа мыслей объ этомъ предметѣ. Авторъ съ особенной силою возстаетъ противъ системы современнаго воспитанія женщины и противъ того общераспространеннаго мнѣнія, по которому все назначеніе женщины состоитъ въ томъ только, чтобы быть хорошею женою, хорошею матерью, хорошею кухаркою и хозяйкою, но которому вся цѣль женской жизни заключается въ любви, въ замужествѣ и материнствѣ.
«Этотъ фальшивый взглядъ, говоритъ Луиза Отто, — объясняется тѣмъ, что все то, что происходитъ отъ случая и судьбы не можетъ считаться признаніемъ и назначеніемъ человѣчества. Доказана и всѣмъ извѣстна та истина, что дѣвочекъ родится гораздо болѣе, чѣмъ мальчиковъ, и что мужчины достигаютъ большей старости, чѣмъ женщины; уже изъ этого довода можно видѣть, что не всякая дѣвушка можетъ выйти за мужъ; кромѣ того, статистическія таблицы разныхъ странъ указываютъ на то явленіе, что число супружествъ съ каждымъ годомъ уменьшается, что множество мужчинъ вовсе не женятся и этимъ увеличивается число дѣвушекъ, лишенныхъ счастія вступать въ бракъ и исполнять всѣ обязанности, съ нимъ сопряженныя. Дѣвушкѣ, чувствующей свое одиночество, отторгнутой, лишенной своего призванія, всегда почти приходится выслушивать за это выговоры или намеки: ее дѣлаютъ вдвойнѣ несчастной, отнимая у нея вѣру въ себя, вѣру въ то, что есть еще другое назначеніе помимо физическаго, другой кругъ дѣятельности, кромѣ вращенія вокругъ мужа. Большинство родителей думаютъ только о томъ, чтобы воспитать и приготовить свою дочку къ тому призванію, достигнуть котораго, быть можетъ, ей вовсе и не придется. Ихъ воображенію рисуется замужество дочери и сопряженное съ нимъ веденіе хозяйства, положеніе матери и воспитаніе дѣтей, вслѣдствіе чего они напрягаютъ все вниманіе дочерей на изученіе именно этихъ отраслей. Между тѣмъ, призваніе къ супружеству совсѣмъ не есть спеціально-женское, но и мужское, потому что, насколько нужно дѣвушку приготовлять къ исполненію своихъ обязанностей, принимаемыхъ ею въ супружесгвѣ, настолько долженъ быть приготовляемъ къ нимъ и мужчина». (Стр. 4).
Иными словами, приготовленіе къ обязанностямъ семьянина въ женскомъ воспитаніи должно играть такую же роль, какъ и въ мужскомъ. До сихъ поръ этого нѣтъ. До сихъ поръ мужчины, выходя изъ мужскихъ учебныхъ заведеній, готовы ко всякого рода дѣятельности; женщины же, послѣ 10-ти, 12-ти лѣтняго обученія, годятся только на то, чтобы быть кое-какими женами и весьма посредственными матерьми и хозяйками. Если имъ не удастся выйти замужъ — имъ почти нечего дѣлать на этомъ свѣтѣ; онѣ лишнія; хорошо еще, если заботливые предки оставили имъ какое нибудь состояніе, въ противномъ случаѣ, имъ даже и содержать себя не на что, — имъ приходится жить чужимъ подаяніемъ.. Точно также онѣ являются ненужными и безполезными тунеядками и въ томъ случаѣ, когда, овдовѣвъ, останутся бездѣтными. И ивдусы такъ хороню это понимали, что даже ввели въ законъ требованіе, но которому жена должна была сжигаться на трупѣ мужа. Требованіе ужасное и жестокое, но тѣмъ не менѣе совершенно послѣдовательное, и европейцы, преслѣдовавшіе и уничтожавшіе этотъ, страшный обычай доказали только этимъ свою крайнюю нелогичность и неразумность. Если единственное назченіе женщины — семья и замужество; то почему же, въ самомъ дѣлѣ, не убивать и не сжигать тѣхъ изъ нихъ, у которыхъ нѣтъ ни мужа, ни дѣтей? Къ чему обременять общество ихъ ненужнымъ существованіемъ? Къ чему эта излишняя деликатность и эта вредная совѣстливость?
Такимъ образомъ, благодаря существующей системѣ женскаго воспитанія и господствующимъ взглядамъ за назначеніе женщины, цѣлые милліоны человѣческихъ существъ обрекаются на совершенно безполезное, крайне скучное и безцвѣтное существованіе. Мало того, даже женщины, которымъ удастся найти мужа и осуществить свое призваніе, даже и тѣ женщины немного чѣмъ счастливѣе своихъ сестеръ — вдовицъ и старыхъ дѣвъ. Положимъ, женщинѣ дѣйствительно удалось полюбить; съ дѣтства уже ей вбили въ голову, что любовь есть единственное назначеніе женщины, единственная цѣль ея жизни! Теперь эта цѣль достигнута; она знаетъ, для чего живетъ, осуществились ея завѣтныя мечтанія; ее не мучитъ теперь давящее сознаніе своей безполезности, своей ненужности. Она любитъ, — и ей кажется, что теперь ея существованіе осмыслялось, что теперь передъ ней раскрылись двери райскаго блаженства и нескончаемаго счастія.
«Находясь посреди весны любви, ей и въ голову не приходитъ, — говоритъ Луиза Отто, — что она скорѣе пройдетъ, чѣмъ всякое другое время года, не смотря на свой тридцати однодневный срокъ, что розы перестаютъ цвѣсти и соловей кончитъ свое удивительное пѣніе. Почти въ такомъ же забытьи находится и мужчина, держа въ первый разъ въ объятіяхъ свою возлюбленную, но у него свободенъ разсудокъ, тогда какъ дѣвушка привязалась къ мужчинѣ всѣмъ существомъ своимъ: она не знаетъ жизни и не хочетъ знать ее, для нея жизнь — любовь. Разлучи обстоятельства этихъ двухъ любящихъ существъ, и что предприметъ женщина въ жизни, которую она понимала не иначе, какъ любовь, которая для нея не имѣла другого интереса, призваніемъ и конечной цѣлью которой была любовь? Что ей остается послѣ того, когда ея любовь, которую она считала жизнью, разрушена невѣрностью или обстоятельствами, заблужденіемъ или смертью? Но положимъ, что она выйдетъ замужъ за своего возлюбленнаго, серьезная сторона жизни тотчасъ послѣ замужества выступаетъ на первый планъ, май проходитъ, розы отцвѣтаютъ, соловей больше не поетъ, она видитъ только тѣнь того, что прежде называла любовью, и не будетъ ли она, несмотря на то, что спѣтъ будетъ называть ее счастливой, тихо вздыхать о прошедшемъ времени?» (стр. 13).
Самый отъявленный защитникъ женскаго рабства, самые циничные люди должны признать справедливость этихъ мыслей. Чѣмъ болѣе у человѣка интересовъ въ жизни, чѣмъ шире сфера его дѣятельности, тѣмъ полнѣе его существованіе, тѣмъ вѣрнѣе застраховано его счастіе отъ всякаго рода непредвидѣнныхъ случайностей; тѣмъ труднѣе ему впасть въ уныніе и разочарованіе. Ограничивая же женскіе интересы — интересами одной любви, сводя всю ея дѣятельность къ дѣятельности самки, — вы обрекаете ее на жизнь, полную унынія, тоски, разочарованія; вы искажаете ея человѣческую природу, вы поступаете съ нею съ большею жестокостью и большимъ варварствомъ, чѣмъ патриціи поступали съ своими рабами, феодалы съ своими крѣпостными. Рабъ и крѣпостной еще могъ иногда вырваться изъ той позорной клѣтки, въ которую его заперли алчность и безчеловѣчіе его господина; но женщина не можетъ, — не можетъ потому что внѣ этой клѣтки для нея нѣтъ жизни, для нея нѣтъ дѣятельности. Но этого мало: рабъ и крѣпостной, хотя мучились и страдали, но все же были полезны и крайне необходимы для общества тунеядцевъ; женщины же, воспитанныя единственно для исполненія роли самокъ, — мучаются и страдаютъ, но, въ большей части случаевъ, совершенно ненужны и безполезны для общества. Итакъ, ради счастія многихъ десятковъ милліоновъ человѣческихъ существъ, ради, пользы общества, ради самыхъ элементарныхъ требованій чувства справедливости, мы должны признать, что женщина имѣетъ такое же неотъемлемое право на трудъ во всѣхъ сферахъ человѣческой дѣятельности, какъ и мужчина, что ей должна быть предоставлена полная свобода выбора себѣ поприща, и что, потому, ея воспитаніе должно быть точно также серьезно и многосторонне, какъ и воспитаніе мужчинъ.
Вотъ тѣ требованія, которыя предъявляетъ авторъ «Неотъемлемаго нрава женщинъ», вотъ тѣ мысли, за которыя ратуетъ г-жа Луиза Отто. Требованія, какъ видите, совершенно справедливыя, мысли совершенно безспорныя. Медлить въ исполненіи этихъ требованій — значитъ совершать величайшую несправедливость; возражать противъ истинности этихъ мыслей, — значитъ выказывать величайшее тупоуміе, мало того — значитъ унижать свое собственное человѣческое достоинство.
Перейдемъ теперь отъ хорошихъ мыслей къ поучительнымъ фактамъ. Въ III главѣ авторъ описываетъ положеніе трудящихся женщинъ, швей, вязальщицъ, вышивальщицъ, кружевницъ, гувернантокъ и нянекъ.
"Женщина, говоритъ онъ, занимающаяся вязаніемъ чулокъ, получаетъ за пару не болѣе 5 нейгрошей или 17 рейнскихъ крейцеровъ, (что составитъ на наши деньги около 13 к.) между тѣмъ на работу ихъ женщина должна употребить если не имѣетъ при этомъ никакого другого занятія, — отъ двухъ до трехъ дней. Итакъ, женщина-вязальщица въ день заработываегъ отъ 5 до 7½ к. При самомъ усидчивомъ вязаніи можно въ день навязать чулокъ на 8 крейцеровъ, т. е. въ два дня пару, или пятнадцать паръ въ мѣсяцъ. Но кому она ихъ сбудетъ? Вязальщицъ такъ много, а покупателей такъ мало; — вязанье такого рода занятіе, которымъ почти каждая женщина занимается: оно не мѣшаетъ ни чтенію, ни разговору, ни гулянью. Поэтому изъ 13 навязанныхъ паръ едва-едва продастся половина, много-много что двѣ трети, и такимъ образомъ ежедневный заработокъ спускается до 3—4 к. Искуснѣйшія швеи, работая съ утра до вечера, получаютъ въ день отъ 2 до 3 нейгрошей (стр. 25).
Еще ужаснѣе положеніе кружевницъ. Вотъ что говоритъ о нихъ сама г-жа Отто,
"Я застала однажды,) разсказываетъ она, «такую кружевницу, работавшую кружево изъ чернаго шелку. Она жаловалась, что глаза ея не выдерживаютъ процесса обматыванія блестящихъ иголочекъ тоненькимъ чернымъ шелкомъ, что по вечерамъ она не въ состояніи заниматься подобною работою; — она говорила, что въ день можетъ выработать пол-локтя. Купецъ же давалъ ей по 3 нейгроша за локоть». (Стр. 27)
Слѣдовательно, въ день она выработывала 1½ нейгроша, что составитъ на наши деньги около 1½ к. Въ другихъ отрасляхъ труда, гдѣ женщина-работница встрѣчаетъ конкуренцію не только со стороны своихъ сестеръ-женщинъ, но и со стороны своихъ братій мужчинъ; положеніе ея еще хуже. Мужчина получаетъ мало, — именно едва столько, сколько нужно, чтобы не умереть съ голоду, — а женщина и того меньше. Статистика показываетъ намъ, что заработная плата фабричныхъ работниковъ относится къ заработной платѣ фабричныхъ работницъ почти какъ 2:1.
«Эту разницу въ платѣ, говоритъ Луиза Отто, — объясняютъ относительною тѣлесною слабостью женщинъ и тѣмъ, что мужчина нуждается въ большемъ количествѣ пищи, чѣмъ женщина. Но нельзя утверждать, что колоніе дровъ, мытье и стирка бѣлья, ношеніе поды и мытье половъ, а также глаженье и катаніе бѣлья составляетъ легкій трудъ, напротивъ, этотъ родъ труда всѣми признается за тяжелый трудъ» (стр. 20).
Слѣдовательно, разница въ платѣ должна объясняться не относительною слабостью женщины, не относительной легкостью возлагаемыхъ на нея работъ, — а просто только тѣмъ случайнымъ обстоятельствомъ, что она явилась на рынокъ труда позже мужчины. Появленіе на этомъ рынкѣ новаго конкурента всегда сопровождается одинаковыми послѣдствіями: отъ старыхъ конкурентовъ отнимается небольшая часть заработной платы въ пользу новыхъ, вслѣдствіе этого новые получаютъ меньше, чѣмъ получали прежде. По истеченіи нѣкотораго, времени плата ихъ уравняется, и различіе между тѣми, кто пришелъ рано и тѣми, кто пришелъ поздно, — изгладится; поздно пришедшіе будутъ получать столько-же, сколько и рано пришедшіе, но за то рано пришедшіе будутъ получать гораздо меньше, чѣмъ прежде. Невидимому ничего не измѣнилось: что потеряли одни, то выиграли другіе; а такъ какъ выиграла слабѣйшая сторона — женщины, — то о проигрышѣ мущинъ печалиться нечего. Но на самомъ дѣлѣ это несовсѣмъ такъ: мужчина, вслѣдствіе женской конкуренціи, будетъ получать не вдвое меньше а болѣе чѣмъ вдвое. Изъ статистическихъ данныхъ, представляемыхъ французскими и англійскими публицистами и экономистами оказывается, что, до допущенія женщинъ на фабрики, одинъ мужъ получалъ болѣе, чѣмъ получаютъ теперь мужъ и жена, работая вмѣстѣ. Тоже явленіе повторилось и относительно дѣтей. И это весьма понятно: чѣмъ больше конкурентовъ, тѣмъ слабѣе и безсильнѣе каждый изъ нихъ, взятый въ отдѣльности; каждый боится, что его работу предпочтутъ работѣ другого, и потому каждый спѣшитъ безпрекословно согласиться съ предложеніемъ работодателя. Прежде мужчина-работникъ получалъ, положимъ, 1 руб. въ день. Этого рубля ему хватало, чтобъ содержать свою молодую жену и маленькаго ребенка. Теперь, когда онъ работаетъ на фабрикѣ вмѣстѣ съ женою, онъ получаетъ всего какихъ нибудь 50 коп. да жена копѣекъ 30. Значитъ, дефицитъ равняется ⅕ его прежняго заработка: когда жена не работала на фабрикѣ, она занималась домашнимъ хозяйствомъ, и хотя ей за это никто ничего не платилъ, но все-таки трудъ ея имѣлъ свою цѣну; и какъ бы она ни была низка, а все-таки, съ ея прибавкою, заработокъ семейства превышалъ 1 руб., такъ что теперь дефицитъ увеличился не на одну пятую рубля, а пожалуй на ¼ и даже на ⅓. Слѣдовательно, конкуренція женскаго труда съ мужскимъ въ тѣхъ сферахъ, гдѣ эта конкуренція допущена закономъ и обычаемъ, не улучшила, а ухудшила экономическое положеніе работника вообще и женщины работницы въ частности. Нѣтъ основаній полагать, чтобы тоже самое явленіе не повторилось и въ другихъ сферахъ, въ которыхъ конкуренція еще не допущена, но въ которыхъ она должна быть допущена во имя тѣхъ разумныхъ началъ, о которыхъ говорилось выше.
Но это еще только одна часть черной стороны медали, есть и другая. Разумныя начала требуютъ, чтобы женщина была поставлена относительно средствъ своего существованія въ такое же положеніе, въ какомъ стоитъ теперь мужчина, т. е. онѣ требуютъ, чтобы каждая женщина жила на свой собственный счетъ потому, что, не завоевавъ себѣ экономической свободы, экономической самостоятельности, она навсегда останется существомъ подчиненнымъ мужчинѣ. Слѣдовательно, женщины высшихъ и среднихъ классовъ, живущія теперь, въ большей части случаевъ, на счетъ своихъ мужей, отцевъ и братьевъ, должны, для собственнаго же счастья, сдѣлаться самостоятельными работницами, онѣ должны явиться на рынокъ труда съ такими же предложеніями, съ какими являются на него ихъ мужья, отцы и братья. На этомъ рынкѣ спросъ весьма незначителенъ; кромѣ того, выдержать на немъ конкуренцію съ мужчинами — весьма трудно; но положимъ даже, что этого послѣдняго препятствія не существуетъ; положимъ, что и у тѣхъ, и другихъ шансы въ борьбѣ совершенно равные. Въ концѣ ея все-таки получится тотъ результатъ, что часть женщинъ и часть мужчинъ останутся безъ работы. Куда имъ идти? Что дѣлать? Онѣ, разумѣется, обратятся на другіе рынки, на тѣ рынки, гдѣ до сихъ поръ конкурентами являлись только лица изъ низшихъ, непривелигированныхъ сословій. Отъ этого положеніе послѣднихъ еще болѣе ухудшится. Такимъ образомъ, въ концѣ концовъ вся бѣда обрушится на чернорабочіе классы общества; только ихъ потомъ и кровью, только ихъ голодомъ и раззореніемъ купитъ себѣ женщина экономическую свободу, экономическую независимость.
Но и это еще не все. Появленіе женщины среднихъ и высшихъ классовъ на рынкѣ трудящихся женщинъ и мужчинъ низшихъ классовъ поставитъ послѣднихъ, какъ мы сказали, въ невыгодное положеніе. Но кто дольше-въ состояніи будетъ выносить это невыгодное положеніе: мужчина или женщина? Конечно, мужчина; для мужчины сойти съ этого рынка, уступить свою работу другому конкуренту, все равно, что обречь себя на голодную смерть, ему некуда болѣе идти, ему негдѣ искать себѣ другихъ средствъ къ существованію; онъ готовъ будетъ согласиться на всякія уступки, лишь бы удержать свое мѣсто; онъ умретъ на немъ, но онъ не оставитъ его. Совсѣмъ другое дѣло женщина: для нея борьба не имѣетъ такого рокового характера, для нея есть еще выходъ, — выходъ ужасный, но все же выходъ; стѣсненная на этомъ рынкѣ, она пойдетъ на другой, на тотъ рынокъ, который доступенъ только ей, на которомъ она можетъ господствовать почти безъ соперниковъ, и на которомъ почти никогда не бываетъ недостатка въ спросѣ. Итакъ, къ чему же мы приходимъ? Мы приходимъ къ выходу крайне безотрадному; оказывается, что практическое осуществленіе тѣхъ хорошихъ началъ, тѣхъ истинно разумныхъ требованій, тѣхъ безспорныхъ мыслей, о которыхъ мы говорили выше, будетъ имѣть своимъ неизбѣжнымъ послѣдствіемъ ухудшеніе экономическаго положенія работниковъ вообще и женщины-работницы въ частности, уменьшеніе заработной платы въ низшихъ слояхъ общества и увеличеніе проституціи. Выводъ этотъ подтверждается не только тѣми поучительными фактами, которые приведены, неизвѣстно для чего, въ книжкѣ г-жи Луизы Отто, — но и всѣми вообще статистическими данными, имѣющимися у насъ подъ руками и относящимися до заработной платы въ тѣхъ отрасляхъ труда, гдѣ уже существуетъ конкуренція мужской работы съ женскою. Наконецъ, этотъ выводъ вполнѣ согласуется съ тѣми принципами и началами, которые лежатъ въ основѣ современнаго экономическаго строя общества и которые открыто признаются и проповѣдуются современными экономистами.
Такимъ образомъ, простое сопоставленіе хорошихъ мыслей и поучительныхъ фактовъ, цитируемыхъ либеральными публицистами, приводитъ насъ къ безвыходному положенію. Факты, повидимому, находятся въ непримиримомъ противорѣчіи съ мыслями; мы не можемъ игнорировать ихъ, но, съ другой стороны, мы не можемъ отвергнуть и мыслей. Какъ же быть? мы очевидно понали въ cercle vicieux, — гдѣ же выходъ, пусть укажутъ намъ его либеральные публицисты…. Но увы, они такъ счастливы и довольны, что даже не замѣчаютъ трагичности своего положенія; они полагаютъ, что все обстоитъ благополучно, и что хорошія мысля находятся въ совершеннѣйшей гармоніи со всѣмъ окружающимъ. Луиза Отто весьма наивно говоритъ, что средство и выходъ изъ теперешняго положенія вещей надо искать въ естественномъ раздѣленіи труда между мужчиною и женщиною; «такимъ образомъ, заключаетъ она, — мужчина будетъ освобожденъ отъ непомѣрнаго труда, мы — отъ тяжелой зависимости» (стр. 126). Въ естественномъ раздѣленіи труда! Но въ чемъ же должно заключаться это естественное раздѣленіе? Гдѣ его норма? Гдѣ критерій для такого дѣленія! Кто скажетъ намъ, что естественно и что неестественно, и кто послушаетъ этого голоса? Далѣе, она утверждаетъ, будто такое дѣленіе освободитъ мужчину отъ непомѣрнаго труда; но вѣдь вотъ въ этомъ-то и заключается камень преткновенія. Освободить отъ непомѣрнаго труда, это значитъ на языкѣ рабочаго — отнять у него кусокъ хлѣба. Хорошее освобожденіе! Освободить отъ хлѣба, освободить отъ заработной платы — какъ это должно быть утѣшительно и пріятно для рабочаго! Какъ радостно забьется его сердце, когда въ его мастерскую войдетъ женщина и скажетъ ему: милый братецъ, ты слишкомъ много трудишься, я хочу освободить тебя отъ непомѣрной работы; ты не будешь больше трудиться по 18 часовъ въ сутки; работай только 9 часовъ, а 9 буду работать я! — Ну, а какже на счетъ платы, милая сестрица? — Мы будемъ тоже дѣлиться пополамъ, милый братецъ! — Какъ вы думаете, будетъ ли ей благодаренъ за такое предложеніе ея милый братецъ?
Но г-жа Отто такъ наивно и такъ мало понимаетъ тѣ послѣдствія, къ которымъ должно привести, при настоящихъ условіяхъ экономическаго быта, практическое осуществленіе «неотъемлемыхъ правъ» женщинъ, — что говоритъ:
«Предположимъ даже (хорошо здѣсь это даже!), что женскій трудъ породитъ конкуренцію, что нѣкоторымъ (нѣкоторымъ — какова наивность!) изъ мужчинъ труднѣе будетъ найти работу и заработокъ, — то не все ли равно, будетъ ли мужчина въ нуждѣ или довольствѣ, или женщина?» (стр. 125).
О sancta simplicitas! Не все ли равно? Въ томъ-то и бѣда, что не все равно, — и что мужчина пострадаетъ при этомъ столько же, сколько и женщина.
Но въ такомъ случаѣ, скажетъ читатель, оставить все это дѣло въ томъ положеніи, въ какомъ оно находится теперь и сдать вопросъ о женскихъ правахъ въ архивъ. Нѣтъ, и это невозможно. Съ одной стороны, сила экономическаго вопроса, съ другой — чувство справедливости, счастіе женщины и общественная польза требуютъ безотлагательнаго признанія за женщиною ея нравъ. Какъ же выйти изъ этого безконечнаго лабиринта противорѣчій, гдѣ найти намъ спасительную нить?
Не одна только женщина находится въ томъ странно-исключительномъ положеніи, котораго не понимаютъ либеральные публицисты и которое такъ сильно рѣжетъ глаза всякому, непредубѣжденному человѣку. Въ современныхъ западноевропейскихъ обществахъ есть огромный классъ людей, неимѣющихъ работы и потому принужденныхъ жить на чужой счетъ. Положеніе этихъ пролетаріевъ, этихъ пауперовъ ужасно; они вѣчные рабы нищеты; ихъ жизнь — это длинная цѣпь всевозможныхъ физическихъ и нравственныхъ страданій; ихъ удѣлъ голодная смерть. Настолько же, насколько они несчастны, — настолько же они и вредны для общества: это паразиты, ничего непроизводящіе, но много потребляющіе. Въ теоріи отъ нихъ никто никогда не отнималъ права на трудъ; нѣсколько разъ это право признавалось за ними самымъ торжественнымъ образомъ и записывалось даже въ первыхъ параграфахъ конституцій, но, тѣмъ не менѣе, для всякаго очевидно (и историческіе примѣры подтверждаютъ эту очевидность), что практическое осуществленіе этого права, при неизмѣняемости данныхъ экономическихъ условій будетъ имѣть въ результатѣ пониженіе заработной платы и ухудшеніе положенія трудящихся массъ. Для всякаго очевидно, что только существенныя измѣненія въ отношеніяхъ труда къ капиталу могутъ устроить судьбу этого несчастнаго класса, что только путемъ такихъ измѣненій можно достигнуть вполнѣ гармоническаго примиренія требованій справедливости съ требованіями практической осуществимости. Ненужно большой проницательности, чтобъ усмотрѣть полнѣйшую аналогію между положеніемъ этихъ пролетаріевъ и положеніемъ женщинъ, между вопросомъ о пролетаріатѣ и женскимъ вопросомъ. Одинаковый характеръ того и другого вопроса указываетъ и на одинаковость ихъ возможнаго рѣшеніи. Только тогда возможно практически осуществить неотъемлемыя права женщины, только тогда это осуществленіе не будетъ сопровождаться никакими вредными соціальными послѣдствіями, когда разрѣшится вопросъ о пролетаріатѣ вообще, т. е., когда трудъ и капиталъ станутъ въ болѣе правильныя отношенія и когда измѣнятся самыя условія труда. А до тѣхъ поръ всякія попытки разрѣшить женскій вопросъ, какимъ нибудь инымъ способомъ — такъ и останутся только попытками и не приведутъ ни къ какимъ серьезнымъ результатамъ. Онѣ постоянно будутъ встрѣчать противодѣйствія, тормазъ въ существующихъ отношеніяхъ труда къ капиталу, и потому ихъ вліяніе далеко никогда не распространится; оно всегда будетъ имѣть только чисто кружковое, модное значеніе. Всѣ эти, обыкновенно рекомендуемые палліативы, въ родѣ женскихъ промышленныхъ ассоціацій, артелей, мастерскихъ, школъ, университетовъ и т. п. могутъ улучшить положеніе нѣсколькихъ десятковъ или даже сотенъ женщинъ, но совсѣмъ не съ ихъ помощью можетъ быть рѣшенъ женскій вопросъ. Чуть только эти ассоціаціи, мастерскія и т. д. изъ явленій частныхъ, единичныхъ станутъ превращаться въ явленія общія и повсемѣстныя, — онѣ вызовутъ противъ себя реакцію, которая сдѣлаетъ невозможнымъ ихъ дальнѣйшее распространеніе; рядомъ съ улучшеніемъ судьбы женщинъ, принимающихъ въ нихъ непосредственное участіе, онѣ ухудшатъ положеніе остальныхъ женщинъ-работницъ и породятъ всѣ тѣ вредныя соціальныя послѣдствія, о которыхъ мы говорили выше. Мы не хотимъ, однако, сказать этимъ, будто заведеніе подобныхъ артелей, мастерскихъ и т. д. вещь безполезная и ненужная. Напротивъ, намъ кажется, что онѣ крайне нужны и полезны. Уже не говоря о томъ, что онѣ доставляютъ независимость и свободу ихъ участницамъ, что онѣ обезпечиваютъ ихъ въ матеріальномъ отношеніи, что онѣ укореняютъ въ обществахъ сознаніе женскихъ правъ и служатъ практическимъ опроверженіемъ рутинныхъ аргументовъ, приводимыхъ обыкновенно въ защиту женскаго рабства и женской неспособности, — онѣ оказываютъ женщинамъ еще другую, болѣе важную услугу: онѣ наглядно, такъ сказать, на примѣрѣ разъясняютъ истинный характеръ женскаго вопроса, его истинную сущность, онѣ указываютъ на тѣ реформы, въ которыхъ слѣдуетъ искать его разрѣшенія, и такимъ образомъ, онѣ-то, скорѣе всякихъ теоретическихъ поученій и разсужденій, могутъ направить женщинъ на тотъ истинный путь, который одинъ только приведетъ къ практическому осуществленію неотъемлемыхъ правь женщины. Вотъ истинное, неутрированное значеніе тѣхъ женскихъ предпріятій, въ которыхъ недальновидные сторонники женской эмансипаціи видятъ самое вѣрное и единственное средство къ разрѣшенію женскаго вопроса. Едва ли нужно и упоминать здѣсь, что г-жа Луиза Отто принадлежитъ къ числу этихъ недальновидныхъ сторонниковъ, и что, слѣдовательно, средства, рекомендуемыя ею для практическаго осуществленія неотъемлемыхъ правъ женщины, совершенно несостоятельно. Эти средства почти тѣже, которыя рекомендовались и авторомъ «Самодѣятельности женщинъ»: женщины должны быть добродѣтельны и трудиться, должны надѣяться на собственныя силы, а не на чужую поддержку, должны помогать другъ другу въ добываніи труда и для этого устраивать разныя общества, конторы, съѣзды и т. д. Вотъ ихъ программа, хотя, какъ мы сказали, подобная дѣятельность и не приведетъ къ разрѣшенію женскаго вопроса, тѣмъ не менѣе, однако, по причинамъ, высказаннымъ выше, она весьма полезна и желательна. И въ послѣднее время она стала сильно распространяться въ Германіи, благодаря энергіи и настойчивости г-жъ Отто, Шмидтъ, Шенвассеръ, Л. Бюхнеръ и др. Но иниціативѣ г-жи Отто, автора разбираемой книги, учреждено было въ Лейпцигѣ въ 1865 г. «Женско-образовательное общество», съ цѣлью поднятія умственнаго уровня въ средѣ женщинъ работницъ.
Основанія этого общества были слѣдующія. Каждая изъ членовъ-участницъ вноситъ ежемѣсячно небольшую плату и получаетъ три билета на входъ въ «вечернія бесѣды»; эти билеты членъ долженъ раздать своимъ знакомымъ работницамъ или такимъ женщинамъ и дѣвушкамъ, которыя, но своей бѣдности, не могли сами платить за входъ. Вечернихъ бесѣдъ назначалось въ годъ 25, и туда могли быть допущены только лица женскаго пола. Предметъ занятій — чтенія лекцій по естественной и политической исторіи, литературы и т. н., игра на фортепіаніо, пѣніе и т. д. Кромѣ вечернихъ бесѣдъ общество озаботилось устройствомъ безплатной воскресной школы для женщинъ. Этимъ, однако, не ограничилась его дѣятельность. Въ томъ же 1865 г. по его иниціативѣ созвана была первая всеобщая женская конференція, на которую, впрочемъ, было приглашено нѣсколько мужчинъ. На конференціи этой говорилось много глупыхъ рѣчей и тратилось много времени на самыя пустыя препирательства. Однако, все-таки пришли къ положительнымъ результатамъ и не только ясно и опредѣленно формулировали требованія и желанія нѣмецкихъ женщинъ, но и указали пути и средства къ ихъ осуществленію. Въ первый же день, конференція, послѣ долгихъ преній, пришла въ слѣдующимъ рѣшеніямъ:
1) Мы пришли къ неоспоримому заключенію, что женскій трудъ долженъ быть освобожденъ отъ существующихъ въ наше время цѣпей, налагаемыхъ на него предразсудками съ разныхъ сторонъ. Мы считаемъ нужнымъ для достиженія этой цѣли употребить, — не говоря уже о томъ, что женскія собранія и пресса должны принести намъ огромную пользу, — слѣдующія средства: устройство промышленныхъ ассоціацій, которыя въ особенности рекомендуются женщинамъ, основаніе промышленныхъ выставокъ для женскихъ работъ, школы для обученія дѣвочекъ ремесламъ, учрежденіе дѣвичьихъ пріютовъ, наконецъ, стараніе дать женщинамъ высшее научное образованіе.
2) Конференція предлагаетъ мѣстнымъ женскимъ комитетамъ заняться разработкою и собраніемъ матеріаловъ по вышеупомянутымъ пунктамъ и представить ихъ на будущей конференціи, которая, разсмотрѣвъ эти матеріалы, можетъ, на основаніи ихъ, принять дѣйствительныя мѣры, для приведенія въ исполненіе задуманныхъ плановъ.
На другой же день на конференціи былъ представленъ статутъ общаго германскаго женскаго собранія (ферейна), разсмотрѣнъ ею и принятъ. Уставъ этотъ весьма неопредѣлененъ. Онъ въ общихъ чертахъ указываетъ на цѣль общества и на его организацію, но ни слова не говоритъ о средствахъ, которыя оно должно употреблять для осуществленія предположенной цѣли, — ничего не говоритъ о программѣ его дѣятельности. "Цѣль общества, гласитъ § 1 устава, «заботиться о средствахъ дать женщинамъ высшее образованіе, дать свободу женскому труду и общими силами стараться уничтожить всѣ встрѣчаемыя препятствія въ его развитію». Женщины и старыя дѣвушки, вносящія единовременно одинъ талеръ, могутъ быть допущены, какъ слушательницы, но безъ нрава голоса; за то онѣ могутъ, наравнѣ со всѣми прочими членами, пользоваться всѣми выгодами собранія. Мужчины, интересующіеся и дѣйствующіе въ пользу цѣлей собраній, могутъ быть приняты въ почетные члены, съ правомъ только совѣщательнаго голоса (§ 2). Средства собранія состоять а) изъ ежегодныхъ взносовъ, Ѣ) изъ добровольныхъ приношеній, дѣлаемыхъ мужчинами, с) изъ доходовъ отъ вечеровъ, концертовъ, лоттерей и проч. (§ 3) Уставъ этотъ дѣйствуетъ и теперь; организованное имъ общество развивается весьма быстро и въ настоящее время оно имѣетъ своихъ агентовъ и представительницъ почти во всѣхъ уголкахъ Германіи; у него есть свой литературный органъ, библіотека и безплатная школа для дѣвочекъ. Число членовъ его постоянно увеличивается и дѣятельность (по преимуществу педагогическая и литературная) постоянно расширяется.
Отъ нѣмецкихъ женщинъ — работницъ, видящихъ въ трудѣ самое вѣрное орудіе женской эмансипаціи — перейдемъ къ русскимъ. Послѣднія экономическія реформы вызвали на свѣтъ божій и у насъ женскій вопросъ. и у насъ, какъ на западѣ, женщины пытаются разрѣшить его посредствомъ самостоятельнаго труда, — посредствомъ независимой дѣятельности. Правда, у насъ эти попытки являются отрывочными, разрозненными, и при самомъ своемъ началѣ встрѣчаютъ такое сильное противодѣйствіе извнѣ, что въ большей части случаевъ кончаются ничѣмъ. Самостоятельный трудъ женщинъ — особенно если трудящіяся женщины соединяются для работъ вмѣстѣ — обставленъ такими неблагопріятными внѣшними условіями, что почти не можетъ вынести конкуренціи съ мужскимъ. До сихъ поръ мы знаемъ только одну отрасль труда, гдѣ эта конкуренція еще кое-какъ поддерживается; мы говоримъ о переводахъ съ иностранныхъ языковъ; женщинъ-переводчицъ едва-ли не больше мужчинъ — переводчиковъ. Большая часть переводныхъ произведеній, ежемѣсячно появляющихся на нашемъ журнальномъ и литературномъ рынкѣ, — если не на чисто, то, по крайней мѣрѣ, на черно, переводится женщинами. Но такъ какъ заказная переводная работа ставитъ женщинъ, въ большей части случаевъ, въ зависимость отъ издателей-мужчинъ и сопряжена, притомъ, съ большимъ рискомъ, — то въ средѣ переводчицъ возникла мысль соединить переводную дѣятельность съ издательскою, — и такимъ образомъ изъ простыхъ переводчицъ-работницъ превратиться въ переводчицъ-издательницъ — хозяекъ своего труда. Мысль эта, благодаря содѣйствію нѣкоторыхъ состоятельныхъ лицъ женскаго пола, скоро получила практическое осуществленіе, и въ настоящее время переводчицы-издательницы издали уже цѣлый рядъ болѣе или менѣе полезныхъ книгъ, по преимуществу для дѣтей. На этихъ дняхъ вышли въ свѣтъ еще двѣ книги ихъ изданія — "Сборникъ разсказовъ изъ путешествій и быта народовъ, " составленный но нѣмецкому сборнику Дилица, и «Новыя сказки Андерсена.» Первая изъ этихъ книгъ можетъ дать весьма интересное, хотя и неособенно поучительное чтеніе для дѣтей средняго возраста. Составъ сборника нельзя признать вполнѣ удовлетворительнымъ. Составители его, очевидно, при выборѣ статей не руководились никакой опредѣленной мыслью: они брали все, что попадалось подъ руку, и по преимуществу то, что могло вліять устрашающимъ образомъ на воображеніе ихъ юныхъ читателей. Съ этою цѣлью они, напримѣръ, помѣстили четыре разсказа о землетрясеніи, нѣсколько описаній пожаровъ, встрѣчъ съ разными страшными животными южныхъ странъ и т. п. Разсказы о болѣе мирныхъ и менѣе устрашающихъ явленіяхъ природы не нашли себѣ мѣста въ сборникѣ; хотя въ заглавіи его и значится, что онъ содержитъ въ себѣ «разсказы изъ путешествій и быта народовъ», однако, о бытѣ народовъ читатели не узнаютъ изъ него ровно ничего. Только о жителяхъ Кавказа сообщаются кое-какія свѣденія, да и то неособенно доброкачественныя; а то все больше говорится объ охотахъ да звѣряхъ. Неизвѣстно также, съ какою педагогическою цѣлью помѣщенъ разсказъ подъ заглавіемъ «Вандименова земля» (занимающій ⅙ часть всей книги). О Вандименовой землѣ въ немъ говорится ровно столько, сколько нужно для того, чтобы читатель узналъ, что есть какая-то земля, которая называется Вандименовою. Что это такая за земля, чѣмъ она замѣчательна, кто на ней живетъ и т. п. — обо всемъ этомъ не сказано почти ни слова, но за то весьма подробно изложено, какъ маіоръ Гортонъ былъ обойденъ бѣглыми каторжниками, и какъ полковникъ Треворъ выручилъ его изъ бѣды. Все это, конечно, можетъ быть очень интересно, — но весьма мало поучительно: вообще Сборникъ даетъ своимъ читателямъ очень немного умственной пищи, хотя и будетъ читаться ими съ большимъ интересомъ.
Что же касается до новыхъ сказокъ Андерсена, то, хотя сказки этого автора и пользуется огромною популярностью и авторитетомъ даже и у насъ, однако намъ кажется, что этотъ авторитетъ и эта популярность гораздо больше той, которую онѣ въ дѣйствительности заслуживаютъ. Андерсену обыкновенно ставится въ заслугу, что его сказки способны воспитать въ дѣтяхъ чувство гуманности, любви къ ближнему, что въ основѣ ихъ всегда почти лежитъ какая нибудь справедливая мысль, какая нибудь хорошая тенденція, что онѣ, наконецъ, разсказаны языкомъ въ высшей степени живымъ и увлекательнымъ, полнымъ юмора и остроумія. Все это отчасти справедливо, но только отчасти. Тенденціи его сказокъ не всегда хороши и не всегда онѣ возбуждаютъ въ читателѣ чувство гуманности и любви къ ближнему. Въ очень многихъ изъ своихъ сказокъ Андерсенъ проводитъ весьма вредныя мысли и читаетъ дѣтямъ весьма тупыя нравоученія. Такъ, напримѣръ, въ сказкѣ: «пятеро изъ одной шелухи» (Новыя Сказки, стр. 41—46) проводится мысль, что самое лучшее во всемъ полагаться на судьбу и остерегаться всякихъ возвышенныхъ стремленій. Изъ пяти горошинъ, вылетѣвшихъ изъ ружья мальчика, одна пожелала подняться высоко-высоко — на солнце; другая же смиренно сказала «пусть будетъ то, чему быть должно». Первая за свою гордость воспріяла достойное наказаніе, и вмѣсто солнца попала въ водосточную яму, вторая же за свое смиренство получила награду: изо всѣхъ горошинъ она оказалась самою счастливою и самою полезною. И вы, милыя дѣти, если хотите быть счастливы и приносить другимъ пользу, будьте столь же смиренны и покорны, какъ эта добронравная горошина, и остерегайтесь гордости и высокомѣрія первой горошины. Неправда ли — хорошее нравоученіе?.. Въ другой сказкѣ («что ни сдѣлай старикъ, все хорошо», стр. 329—337) проводится мысль, что все, что ни сдѣлаетъ мужъ, — за все жена должна его благодарить и каждой его глупостью восхищаться. За такое смиренство и покорство добродѣтельная жена непремѣнно получитъ награду. У одной старухи былъ очень глупый мужъ и совершенно ненужная лошадь. Вздумали они лошадь "на что нибудь промѣнять, — «на что — это ты старикъ лучше знаешь», сказала покорная жена, — «все, что ты не сдѣлаешь, все по мнѣ будетъ хорошо». Старикъ пошелъ въ городъ мѣнять лошадь. На дорогѣ онъ встрѣтилъ человѣка съ коровою. «Эй, ты съ коровой», сказалъ онъ ему, «знаешь что? лошадь-то, пожалуй, и подороже будетъ коровы, ну да мнѣ все равно; корова мнѣ больше въ пользу, хочешь помѣняемся?» «Извѣстное дѣло хочу», сказалъ человѣкъ съ коровой. И старикъ обмѣнялъ лошадь на корову. Черезъ нѣсколько шаговъ онъ встрѣтилъ другого человѣка съ овцею и на тѣхъ же соображеніяхъ промѣнялъ корову на овцу. Потомъ, такимъ же точно образомъ овца была промѣнена на гуся, гусь на курицу и курица на мѣшокъ съ гнилыми яблоками. Жена, вмѣсто того, чтобъ побранить свою половину за такія выгодныя сдѣлка, расцѣловала его и нашла, что лучше того, какъ онъ ностунилъ и выдумать ничего нельзя. Двое англичанъ, державшіе пари, что жена поколотитъ мужа, увидя такое смиренство, восчуствовали себя пристыженными и должны были отсчитать покорной женѣ и глупому мужу корабельный фунтъ червонцевъ. Ребенокъ, разумѣется, не пойметъ тонкаго юмора этой сказки, — выводъ же, который онъ сдѣлаетъ изъ нея, едва ли можетъ быть названъ хорошимъ и разумнымъ.
Точно также и въ другихъ сказкахъ постоянно проводится мысль о необходимости смиренія, покорности, кротости и другихъ подобныхъ же великихъ добродѣтелей. Рядомъ съ такими нравоученіями попадаются тирады и даже цѣлыя сказки совершенно неудобопонятныя для юныхъ читателей, ни по своей мысли, ни по своему языку. Для кого, напримѣръ, написаны «Психея» «Муза новаго вѣка», «Подъ ивой», «Тернистый путь славы», «Роза съ могилы Гомера» и нѣкоторыя другія? Для кого хотите, но только уже конечно не для дѣтей, читающихъ сказки. Что пойметъ, напримѣръ, ребенокъ, ну хоть въ слѣдующемъ монологѣ:
«Чувствуешь ты, родъ человѣческій, все блаженство той минуты совокупнаго знанія (?), то постиженіе духомъ его собственной цѣли (?), то мгновеніе, когда всякое отчаяніе, всѣ раны, породившіяся на тернистомъ пути славы — даже тѣ, которыми мы обязаны самимъ себѣ, превращаются въ здоровье, силу и свѣтъ, и дисгармонія въ гармонію, то мгновеніе, когда люди вдругъ чувствуютъ очарованіе божественной милости черезъ посредство одного человѣка и водятъ, какъ этотъ одинъ сообщаетъ ее всѣмъ!» (стр. 28).
Можетъ быть и въ самомъ дѣлѣ, родъ человѣческій что нибудь подобное чувствуетъ, — но ребенокъ-то, который будетъ это читать уже конечно ровно ничего не почувствуетъ и ровно ничего не пойметъ.
Съ какимъ недоумѣніемъ вытаращитъ ребенокъ свои глаза, какое удивленіе изобразится во всѣхъ чертахъ его лица, когда, дойдя до 352 страницы, наткнется на слѣдующее описаніе «музы» новаго вѣка:
"Родилась она въ нашей великой фабрикѣ современности, гдѣ паръ проявляетъ мощь свою и работаетъ денно и нощно мастеръ безкровный съ своими товарищами. У нея великое, полное любви сердце женщины, вмѣстѣ съ пламенемъ весталки и огнемъ страсти. Молнія разума была дана ей со всѣми мѣняющимися сквозь тысячелѣтія красками призмы, которыя измѣнялись смотря по модѣ. Ея сила и слава въ могучей лебединой сорочкѣ фантазіи: наука соткала ее, основныя силы природы дали ей силу полета. Съ отцовской стороны, она дитя народа, съ здоровымъ чувствомъ и мыслію, съ серьезностью во взглядѣ, съ юморомъ на губахъ. Мать ея знатная, воспитанная въ академіи дочь эмигранта, съ золотыми воспоминаніями рококо. У музы новаго вѣка кровь и душа отъ этихъ двухъ. Чудесные подарки положены были ей на зубокъ въ колыбель. Вмѣсто конфектъ ей насыпали цѣлую кучу тайныхъ загадокъ природы вмѣстѣ съ ихъ разгадками; много диковинокъ досталось ей отъ водолазнаго колокола съ морской глубины; на пологѣ ея колыбели отпечатана небесная карта и тотъ висячій тихій океанъ съ миріадами острововъ, каждый изъ нихъ цѣлый міръ. Солнце рисуетъ ей картины, фотографія должна давать игрушки. Ея кормилица пѣла ей сѣверныя пѣсни скальда Эйпинда, пѣсни миннезингеровъ и то, что родина пѣла въ своей отроческой смѣлости прямо изъ своей истинно-творческой души Много, очень много разсказала ей кормилица; она знаетъ Эдду, наводящія ужасъ саги старой прабабушки, гдѣ часто грохочутъ проклятія, кровавыми ударами крыла своего. Въ четверть часа она выслушала весь рэзказънро «Тысячу и одну ночь» въ д. (стр. 367.)
Все это очень поэтично, очень даже остроумно, но все это совсѣмъ не для дѣтей. И такихъ мѣстъ и такихъ сказокъ въ книгѣ Андерсена очень много. Мы полагаемъ, что дѣло издательницъ было бы отдѣлить разсказы, годные для дѣтей, отъ негодныхъ, и изъ годныхъ выкинуть всѣ тѣ, которые, по своей тенденціи или по своимъ нравоученіямъ, не соотвѣтствуютъ требованіямъ здоровой педагогики. Книжка, правда, вышла бы гораздо тоньше, но за то это была бы дѣйствительно полезная книга; зерны хлѣба не были бы смѣшаны съ мякиной, и дѣти получили бы пищу здоровую, безо всякой вредной подмѣси и безъ всякихъ злокачественныхъ приправъ.