Новыя данныя о пребываніи Петра въ Парижѣ, почерпнутыя изъ испанскихъ архивовъ *).
править- ) Настоящая замѣтка вызвана статьями профессора Бриннера въ «Ж. М. Нар. Пр.» за августъ и октябрь 1883 года.
Говоря о причинахъ, побудившихъ Петра поѣхать во Францію, профессоръ Брикнеръ, какъ мы полагаемъ, съ полнымъ основаніемъ утверждаетъ, что задачей Петра было не заключеніе одного торговаго договора, а вступленіе съ Франціей въ политическій союзъ въ интересахъ скорѣйшаго окончанія сѣверной войны. Съ тѣмъ даннымъ, которыя въ подтвержденіе этой мысли приводятся г. Брикнеромъ, я имѣю возможность прибавить еще слѣдующій интересный документъ. Союзница Россіи въ сѣверной войнѣ, Данія, хорошо сознавала тѣ причины, какія могли побудить Петра къ поѣздкѣ въ Парижъ. Опасаясь, что послѣдствіемъ будетъ разрывъ наступательнаго и оборонительнаго союза, заключеннаго съ нимъ Россіею, датское правительство уполномочило Ганса Джорджа-Вестфалена отклонить Петра отъ поѣздки или, по меньшей мѣрѣ, убѣдить его въ необходимости воздержаться отъ подписанія съ; Франціей частнаго соглашенія. 24 апрѣля 1717 года, Вестфаленъ передалъ Петру меморандумъ, въ которомъ, между прочимъ, " значилось, «что его величество король Даніи и Норвегіи вполнѣ I увѣренъ въ томъ, что французскій дворъ не преминетъ обратиться къ Его Величеству Царю съ предложеніемъ посредническихъ услугъ и поведетъ съ нимъ рѣчь о мирѣ съ Швеціей. Какъ чрезвычайный посолъ съ полномочіемъ блюсти, интересы датскаго двора, Вестфаленъ считаетъ своимъ долгомъ обратиться къ Царю съ почтительнѣйшею просьбой не соглашаться ни на какое предложеніе, которымъ его величество король датскій могъ бы остаться недовольнымъ».,
Вестфаленъ хлопочетъ о скорѣйшемъ отвѣтѣ на этотъ меморандумъ. «Многіе изъ его соотечественниковъ, — говоритъ онъ, — не зная чистоты намѣреній Его Царскаго Величества, ничего не ожидаютъ добраго отъ поѣздки въ Парижъ. Онъ желалъ бы довести до свѣдѣнія уполномочившаго его двора, съ какою непреклонностью Царь стоитъ за продолженіе войны до тѣхъ поръ, пока шведы не принуждены будутъ удовольствоваться прежними своими естественными границами, а ихъ сосѣди не получатъ серьезныхъ гарантій противъ возможности новыхъ оскорбленій со стороны этой гордой, надменной и кровожадной націи»[1].
О путешествіи Петра изъ Дюнкирхена въ Парижъ можно найти интересныя подробности какъ въ сборникѣ, изданномъ историческимъ обществамъ (т. 34), такъ и въ тѣхъ донесеніяхъ французскихъ интендантовъ, которыя были найдены мною въ парижской публичной библіотекѣ и напечатаны въ Русской Старинѣ (том. 13., стр. 111 и 114).
Г. Брикнеръ, какъ мнѣ кажется, недостаточно воспользовался этимъ послѣднимъ источникомъ. Въ напечатанныхъ мною донесеніяхъ не мало подробностей, характеризующихъ самую личность Петра. Въ нихъ говорится о томъ, какъ Петръ старался избѣжать всякаго церемоніала, всякой торжественной встрѣчи, какъ докучали ему постояннымъ присутствіемъ при его особѣ французскіе администраторы и какъ, избѣгая ихъ общества, онъ спѣшилъ ночью роспить бутылку въ веселой компаніи музыкантовъ. О пребываніи Петра въ Парижѣ г. Брикнеръ, въ статьѣ, напечатанной имъ еще въ 1881 г. въ Русскомъ Вѣ;стникѣ, повторяетъ безъ всякой критики все, что ни говорятъ объ этомъ французскіе мемуары. Оно и неудивительно, если принять во вниманіе скудость данныхъ, сообщаемыхъ на этотъ счетъ русскими источниками и невозможность поэтому критической провѣрки иноземныхъ свидѣтельствъ.
Къ ходячимъ свѣдѣніямъ о пребываніи Петра въ Парижѣ я въ состояніи прибавить нѣсколько новыхъ, значительно измѣняющихъ, а подчасъ и восполняющихъ прежнія. Совершенно случайно мнѣ удалось найти въ центральномъ испанскомъ архивѣ, помѣщающемся въ Альколо-Хенаресѣ, весьма интересное донесеніе или, лучше сказать, рядъ донесеній, сдѣланныхъ испанскому двору тайнымъ агентомъ, приставленнымъ къ Петру съ самаго момента прибытія его въ Парижъ королемъ Филиппомъ V. Этимъ агентомъ былъ маркизъ де-Гримальдо. Причины, побудившія испанцевъ слѣдить съ такимъ интересомъ за каждымъ шагомъ Петра въ столицѣ Франціи, лежатъ, какъ я полагаю, въ слѣдующемъ: кардиналъ Альберони, стоявшій во главѣ испанской дипломатіи, затѣвалъ уже въ это время свой грандіозный проектъ возвратить Испаніи утраченныя ею владѣнія, одинаково въ Италіи и Нидерландахъ- для него было не безразлично, на чью сторону станетъ его будущій союзникъ, Петръ. Дружба между нимъ и Франціей казалась ему крайне нежелательной и опасной для интересовъ Испаніи. Отсюда вполнѣ понятна попытка узнать доподлинно все, что ни дѣлалось въ царской резиденціи. Отсюда и рѣшимость приставить къ Петру тайнаго агента, отъ котораго при случаѣ можно было бы и отказаться. Не одна Испанія позволила себѣ прибѣгнуть къ такому средству. То же сдѣлано было и саксонскимъ дворомъ. Сенъ-Симонъ разсказываетъ въ своихъ мемуарахъ о нѣкоемъ Лоси, состоявшемъ въ саксонской дипломатической службѣ, который всюду слѣдовалъ за царемъ въ качествѣ лазутчика[2].
Въ своихъ донесеніяхъ Гримальдо самъ разсказываетъ о томъ, какъ онъ попалъ въ роль тайнаго агента при Петрѣ. 23 ноября 1716 года, русскій резидентъ увѣдомилъ его на счетъ прибытія царя въ Парижъ. Онъ обратился немедленно къ своему правительству съ просьбой дать ему инструкцію, какъ вести себя съ царственнымъ путешественникомъ. Депешей изъ Мадрита дано было знать, чтобы по пріѣздѣ царя въ Парижъ онъ употребилъ все стараніе къ тому, чтобы развѣдать мотивы, побудившіе Петра къ путешествію. Маркизъ де-Гримальдо долженъ былъ также дать отчетъ и о самомъ пріемѣ Петра французскими властями, обращая съ этою цѣлью свои ежедневныя донесенія на имя испанскаго посла, князя де-Халамара.
Та цѣль, съ которой написаны эти донесенія, и характеръ составившаго ихъ лица вполнѣ убѣждаютъ насъ въ томъ, что передаваемые въ нихъ факты сообщаются съ возможною точностью и притомъ изъ самыхъ вѣрныхъ источниковъ. Гримальдо неоднократно упоминаетъ о томъ, что тѣ или другія свѣдѣнія получены имъ или благодаря личному присутствію при особѣ Петра, или благодаря сообщеніямъ, сдѣланнымъ ему приставленными къ Петру придворными лицами и посѣщавшими царя посланниками.
Въ настоящей замѣткѣ я намѣренъ воспользоваться этими донесеніями для провѣрки тѣхъ данныхъ, какія сообщаются французскими мемуарами насчетъ пребыванія Петра въ Парижѣ. Все, несогласное въ этихъ мемуарахъ съ той, довольно сухой передачей фактовъ, какую мы находимъ въ испанскихъ донесеніяхъ, будетъ подвергнуто мною сомнѣнію.
Какъ испанскія донесенія, такъ и мемуары Бюва упоминаютъ о путешествіи Петра по Франціи подъ именемъ графа Петербургскаго. Но тогда какъ Бюва почему-то говоритъ о сопровожденіи его супругою Екатериной, депеши Гримальдо и напечатанныя недавно письма Василія Дмитріевича Олсуфьева, оберъ-гофмейстера Екатерины, не оставляютъ сомнѣнія въ томъ, что царица, еще не вполнѣ оправившаяся отъ несчастныхъ родовъ (Павелъ Петровичъ, родился въ Везелѣ 2 января 1717 г. и прожилъ всего три* часа), на послѣдовала за мужемъ во Францію, а осталась въ Амстердамѣ, пребывая почти все время въ загородномъ домѣ русскаго агента Соловьева[3].
Петръ прибылъ въ Парижъ 7 мая 1717 года, въ пятницу, часамъ къ 9 вечера, въ сопровожденіи маршала Тессе и маркиза де-Маньи, которые по порученію двора за 8 льё отъ города выѣхали къ нему на встрѣчу. Испанскій агентъ сообщаетъ о намѣреніи герцога Орлеанскаго привѣтствовать Петра лично при въѣздѣ его въ столицу около Портъ-Сенъ-Дени или, по меньшей мѣрѣ, поручить пріемъ его одному изъ принцевъ крови. Царственный гость самъ отклонилъ сдѣланное ему въ этомъ смыслѣ предложеніе, избѣгая торжественности публичной встрѣчи и стараясь укрыться отъ толпы, которая съ интересомъ поджидала его пріѣзда. Французское правительство рѣшило помѣститъ Петра въ Луврѣ. Комнаты королевы, богато реставрированныя, отведены были для его резиденціи. Царя ожидала въ нихъ раскошная трапеза, сервированная на двухъ столахъ, съ 50-ю приборами каждый. Вся эта роскошь видимо не понравилась Петру. Онъ пробылъ въ Луврѣ' не болѣе получаса и въ сопровожденіи приближенныхъ переѣхалъ въ отель маршала Ледигьера около Портъ-Сентъ-Анту-анъ. Это помѣщеніе было предназначено для него на случай, если онъ не согласится остаться въ Луврѣ. При выборѣ его французское правительство имѣло въ виду удовлетворить высказанному Петромъ желанію имѣть домъ съ видомъ на рѣку. Домъ маршала Ледигьера лежитъ не въ далекомъ разстояніи отъ Сены, вблизи арсенала. Отмѣчаю эту подробность, такъ какъ въ ней наглядно сказывается одна изъ цѣлей, преслѣдуемыхъ Петромъ въ его путешествіи. Отправляясь во Францію, онъ имѣлъ въ виду познакомиться, между прочимъ, и съ состояніемъ въ ней морскаго дѣла. Съ этой цѣлью, по всей вѣроятности, былъ избранъ имъ путь на Кале; она руководила имъ и при выборѣ квартиры въ Парижѣ. Ею же объясняется, правда, не выполненное имъ желаніе побывать въ Брестѣ, «въ которомъ, — какъ пишетъ его спутникъ, Матвѣй Олсуфьевъ, — французскій большой флотъ стоитъ»[4].
По пріѣздѣ въ Парижъ, Петръ, отказываясь отъ дальнѣйшаго инкогнито, вступаетъ въ роль странствующаго монарха. Настаивая на строгомъ соблюденіи этикета, онъ воздерживается отъ всякаго рода осмотровъ и посѣщеній и выжидаетъ прибытія къ нему регента, герцога Орлеанскаго. Въ своемъ донесеніи Гримальдо сообщаетъ слѣдующія подробности объ этомъ посѣщеніи: едва Петръ узналъ о пріѣздѣ герцога, онъ поднялся ему на встрѣчу; сдѣлавши нѣсколько шаговъ въ направленіи къ главному входу, онъ остановился, не дошедши до него, и сталъ поджидать своего гостя. При встрѣчѣ царь и герцогъ нѣкоторое время продолжали говоритъ стоя, затѣмъ, подъ предлогомъ переговоровъ о дѣлахъ, съ заботливой торжественностью, какъ значится въ донесеніи, усѣлись въ кресла одинаковой величины, на значительномъ разстояніи отъ сопровождавшей ихъ свиты. Петръ и регентъ переговаривались между собою при посредствѣ переводчика. Гримальдо говоритъ по этому случаю, что царь обладаетъ слабыми познаніями въ нѣмецкомъ языкѣ, совершенно незнакомъ ни съ французскимъ, ни съ испанскимъ, италіанскимъ или латинскимъ и превосходно объясняется только на своемъ родномъ «славянскомъ» языкѣ. По увѣренію того же Гримальдо, собесѣдники послѣ кратковременнаго разговора встали совершенно довольные другъ другомъ и разстались самымъ дружественнымъ образомъ.
Царь, повидимому, не удовольствовался визитомъ регента и рѣшился приступить къ осмотру Парижа не раньше, какъ послѣ посѣщенія его королемъ.
Въ ожиданіи этого визита, приняты были необходимыя мѣры къ тому, чтобы сдѣлать Петру возможно пріятнымъ его пребываніе въ Парижѣ и облегчить ему знакомство съ достопримѣчательностями французской столицы. Два раза въ день въ отелѣ Ледигьера накрывался столъ на 40 персонъ для завтрака и обѣда. За этимъ столомъ сидѣли одни приближенные царя. Французскіе же офицеры, а также весь служебный персоналъ обѣдали отдѣльно. Завѣдываніе кухнею было поручено одному изъ наиболѣе опытныхъ поваровъ Людовика XV, Бертону[5]. Герцогу Отенскому, въ верховномъ завѣдываніи котораго находились королевскіе дворцы, поручено было составить въ формѣ дневника описаніе достопримѣчательностей Парижа и его окрестностей и этотъ дневникъ приказано перевести на русскій языкъ, чтобы сдѣлать его доступнымъ для царственнаго гостя.
На третій день послѣ прибытія Петра въ Парижъ, послѣдовалъ ожидаемый визитъ короля. При этомъ визитѣ рѣшено было, по словамъ Гримальдо, держаться того же церемоніала, что и при посѣщеніи Людовикомъ XIV низложеннаго англичанами короля Якова И. Малютка-король прибылъ въ сопровожденіи маршала Вильроа и 50-ти гвардейцевъ, предшествуемый трубачами и барабанщиками. Царь спустился по лѣстницѣ къ самой каретѣ, обнялъ молодаго Людовика XV и, взявши его на руки, понесъ вверхъ по лѣстницѣ. Журналъ регенства прибавляетъ къ сказанному еще слѣдующія подробности: молодой король, повторяя затверженную имъ рѣчь, любезно, хотя и*съ подобающей важностью, привѣтствовалъ царя съ его прибытіемъ во Францію. Въ отвѣтъ на это привѣтствіе царь отвѣчалъ, что, несмотря на разстояніе, отдѣляющее его владѣнія отъ Франціи, онъ не могъ отказать себѣ въ удовольствіи посѣтить эту страну, такъ какъ неоднократно слышалъ, что французское королевство всегда состояло подъ управленіемъ великихъ монарховъ, изъ ряда которыхъ особенно выдѣлялся покойный король, бывшій въ теченіе всей своей жизни «предметомъ всеобщаго восторга и удивленія». Насколько вѣрно переданы эти слова, мы рѣшить не беремся. Они сказаны были въ присутствіи значительнаго числа придворныхъ, которые могли передать ихъ составителю мемуаровъ, Бюва.
Находчивость, съ какою царь, по словамъ мемуаровъ, отвѣчалъ на сдѣланное ему привѣтствіе, вполнѣ согласуется съ тѣмъ, что говоритъ намъ объ этой сторонѣ личнаго характера Петра Гримальдо. Предваряя испанскаго посла о необходимости съ осторожностью относиться къ тѣмъ слухамъ, какіе ходятъ насчетъ «смѣшныхъ эксцентричностей» этого «.великаго монарха», испанскій агентъ, со словъ маршала Тессе, начальника приставленной къ Петру почетной стражи, маркиза де-Маньи и другихъ лицъ, сопровождавшихъ царя, признаетъ поведеніе послѣдняго вполнѣ отвѣчающимъ этикету — «разсудительнымъ, умѣреннымъ и осторожнымъ».
На слѣдующій день послѣ визита короля, Петръ, въ сопровожденіи русскаго посла князя Куракина, вице-канцлера Шафирова и Долгорукова, отправился въ Тюльери. Русскіе гости ѣхали въ королевскихъ каретахъ, предшествуемые скачущими впереди каретъ пятнадцатью гвардейцами и такимъ же числомъ личной стражи съ обнаженными шпагами. У входа въ Тюльери выстроена была въ рядъ дворцовая гвардія, которая при приближеніи Петра отдала ему королевскія почести. Молодой король ждалъ царя у подножія лѣстницы. Во время этого вторичнаго свиданія соблюденъ былъ въ строгости тотъ же церемоніалъ, что и при первомъ.
Не проходитъ и трехъ дней со времени прибытія царя, какъ Гримальдо уже представленъ ему. Вотъ что разсказываетъ онъ о своемъ свиданіи съ нимъ: «Въ послѣобѣденное время я рѣшился, наконецъ, сдѣлать визитъ царю, желая тѣмъ самымъ сообразоваться съ видами его величества короля испанскаго. Я тѣмъ легче рѣшился на этотъ шагъ, что, по собраннымъ мною слухамъ, большинство пословъ, аккредитованныхъ при парижскомъ дворѣ, ходатайствовали у царя объ аудіенціи и Петръ милостиво принялъ ихъ ходатайство. Въ половинѣ втораго, — продолжаетъ Гримальдо, — я отправился къ маршалу Тессе, который согласился сопровождать меня къ царю». Гримальдо говоритъ, что при свиданіи съ нимъ онъ произнесъ ему слѣдующее "краткое и почтительное привѣтствіе: «Слава о вашихъ великихъ дѣяніяхъ и военныхъ подвигахъ, несмотря на разстояніе, достигла до слуха его величества короля испанскаго и расположила его въ пользу такого историческаго монарха. Если бы его величество король получилъ чрезъ меня увѣдомленіе о желаніи царя посѣтить его дворъ, онъ несомнѣнно принялъ бы своего гостя съ любовью и должнымъ почетомъ». На эти слова Петръ отвѣчалъ выраженіями признательности, уваженія и привязанности къ испанскому королю. Гримальдо сообщаетъ, что въ, то время, какъ царь отвѣчалъ на его привѣтствіе, съ нимъ случился довольно часто повторяющійся судорожный припадокъ. Сенъ-Симонъ говоритъ о подобныхъ припадкахъ и о томъ невѣрномъ объясненіи, какое давали ему современники, видѣвшіе въ немъ послѣдствіе яда, который былъ данъ Петру въ дѣтствѣ. Этотъ припадокъ заставилъ царя сократить аудіенцію, и онъ удалился въ свои покои, поручивъ Куракину проводить Гримальдо до дверей. Сообщая эти подробности, Гримальдо даетъ слѣдующую характеристику Куракину. По его словамъ, «это человѣкъ самаго изысканнаго обращенія, не сохраняющій ни малѣйшихъ слѣдовъ той невоспитанности и грубости, какая отличаетъ его соотечественниковъ».
Передавая съ чужихъ словъ разсказъ о посѣщеніи Петромъ принцевъ и принцессъ крови, а также объ осмотрѣ имъ публичныхъ зданій и дворцовъ, Гримальдо съ интересомъ останавливается на слѣдующихъ подробностяхъ: особенно продолжительно было посѣщеніе царемъ адмиралтейства, ботаническаго сада и обсерваторіи. Разъѣзжая но Парижу и его окрестностямъ, царь всегда держитъ при себѣ карандашъ, которымъ набрасываетъ на бумагу чертежъ всего, что покажется ему заслуживающимъ вниманія. Въ другомъ изъ своихъ донесеній Гримальдо прибавляетъ къ сказанному еще слѣдующія черты: съ удивительной обстоятельностью царь заноситъ въ записную книжку все достопримѣчательное. Нерѣдко онъ. заходитъ въ магазины, чтобы справиться о цѣнахъ какъ сырыхъ продуктовъ, такъ и мануфактурныхъ издѣлій. Царь не дѣлаетъ большихъ затратъ и обнаруживаетъ во всемъ похвальную бережливость: его нарядъ самый простой, свита малочисленная. «При такихъ условіяхъ единственное невыгодное послѣдствіе его путешествія, — замѣчаетъ Гримальдо, — составляетъ продолжительное отсутствіе его внѣ отчизны. Оно тѣмъ опаснѣе, что наслѣдникъ не раздѣляетъ его взглядовъ и многіе изъ поданныхъ, какъ привязанные къ стариннымъ порядкамъ, недовольны сдѣланными имъ нововведеніями».
Издержки, какія пребываніе царя причинило французскому правительству, были довольно значительны. Онѣ доходили до тысячи экю въ день, не говоря о чрезвычайныхъ расходахъ на устроенныя празднества въ его честь. Въ Парижѣ, по словамъ Гримальдо, разсказываютъ о царѣ анекдоты — намекъ на приписываемыя Петру любовныя похожденія и разгульный пирушки.
«Я не рѣшаюсь передать ихъ вамъ, — пишетъ онъ въ своемъ донесеніи послу, — не потому только, что они унизительны для чести этого монарха, но и потому, что они баснословны и не заключаютъ въ себѣ ни слова правды». Такимъ образомъ, слѣдуя испанскимъ депешамъ, можно признать не болѣе, какъ сплетнями тѣ многочисленные разсказы про распутство царя, которыми наполнены французскіе мемуары и которымъ Брикнеръ придаетъ, повидимому, серьезное значеніе[6].
Донесенія Гримальдо представляютъ намъ также далеко не въ томъ свѣтѣ характеръ обращенія Петра съ принцами и принцессами крови, въ какомъ рисуютъ его, напримѣръ, мемуары Сенъ-Симона. Въ поведеніи царя Гримальдо не замѣтилъ той надменности, того ежечаснаго опасенія умалить свое достоинство, занять низшій противъ подобающаго рангъ, какой приписываютъ Петру французскіе мемуары. Весьма характеренъ въ этомъ отношеніи разсказъ Гримальдо о посѣщеніи царемъ герцогини Беррійской. Герцогиня пріѣхала въ Парижъ для свиданія съ Петромъ изъ своей лѣтней резиденціи и остановилась въ Люксембургскомъ дворцѣ. Со словъ лицъ, присутствовавшихъ при пріемѣ царя, Гримальдо разсказываетъ, что герцогиня вышла на встрѣчу своему гостю и, проводивши его въ свой кабинетъ, предложила ему занять въ немъ самое высокое кресло. Но Петръ отказался отъ этой чести и присѣлъ не раньше, какъ послѣ занятія этого кресла герцогиней.
Причиной назначенія Гримальдо тайнымъ агентомъ къ царю было, какъ мы видѣли, желаніе испанскаго правительства развѣдать мотивы, побудившіе Петра къ путешествію.
Гримальдо постоянно имѣетъ въ виду возложенную на него обязанность, употребляетъ всѣ старанія, чтобы проникнуть тайну переговоровъ Петра и его министровъ съ французскими властями, разспрашиваетъ объ этомъ кого можетъ и все же, въ концѣ-концовъ, не въ состояніи довести до свѣдѣнія своего двора ничего, кромѣ болѣе или менѣе вѣроятныхъ догадокъ. «Изъ бесѣдъ съ французскими сановниками и дипломатами Швеціи, Пруссіи и Польши, — пишетъ онъ, — я пришелъ къ заключенію, что всѣ они придерживаются того взгляда, что путешествіе царя въ Парижъ вызвано политическими цѣлями. Я не раздѣляю этого мнѣнія: я полагаю, что ближайшей причиной путешествія было простое любопытство. Судя по тому интересу, съ которымъ Петръ изучаетъ все, имѣющее отношеніе къ наукамъ математическимъ, къ механикѣ и техникѣ, а также и къ изящнымъ искусствамъ, я полагаю, что ближайшее ознакомленіе съ ними въ интересахъ пересажденія ихъ на родину была главная, если не единственная цѣль его поѣздки».
«Тѣмъ не менѣе, несомнѣнно, — продолжаетъ Гримальдо, — что Іетръ и его министры имѣли не одну конференцію съ герцогомъ Орлеанскимъ, маршаломъ д’Юксель, президентомъ совѣта иностранныхъ дѣлъ, и аббатомъ Дюбуа, виновникомъ тройнаго союза, въ который недавно вошла Франція съ морскими державами — Англіей и Голландіей. Мнѣ извѣстно также изъ несомнѣнныхъ источниковъ, что въ ихъ бесѣдахъ рѣчь шла неоднократно о Швеціи». Гримальдо читаетъ довольно вѣроятнымъ, что предложеніе вступить въ соглашеніе по этому предмету вышло не отъ царя, а отъ регента. Петръ, повидимому, не имѣлъ въ виду искать французскаго посредничества. Если переговоры начались между обоими дворами, то лишь потому, что герцогъ Орлеанскій не пожелалъ упустить случая услужить своимъ союзникамъ, шведамъ, склонивъ царственнаго гостя къ миру съ ними. «Съ другой стороны, французскій дворъ не прочь, — говоритъ Гримальдо, — оказать на Петра нѣкоторое давленie съ цѣлью побудить его къ болѣе дружественному отношенію къ Англіи. Новый союзъ съ этой державой — ближайшая къ тому причина. Франція, располагая Петра въ пользу англичанъ, надѣется доказать тѣмъ самымъ Георгу I, какія выгоды можетъ доставить ему недавно состоявшееся соглашеніе съ нею». Прибавимъ отъ себя, что тѣ новыя данныя, которыя приводятся г. Бриннеромъ на основаніи матеріаловъ, изданныхъ историческимъ обществомъ, вполнѣ подтверждаютъ эти догадки. Отношеніе къ Швеціи было дѣйствительно главнѣйшею темою бесѣдъ царя и его министровъ съ французскими дипломатами[7]. Переговоры эти не привели, въ концѣ-концовъ, ни къ чему, и причину этому указываетъ Гримальдо, говоря о томъ, что московскіе дипломаты ставятъ на первый планъ удержаніе царемъ почти всего завоеваннаго имъ у Швеціи. Соглашеніе съ этой послѣдней державой, полагаетъ испанскій агентъ, состоится не ранѣе и не иначе, какъ послѣ того, когда Швеція помирится съ мыслью потерять Лифляндію съ главнымъ ея городомъ Ригою. Русскіе, которыхъ онъ называетъ московитянами, не могутъ, по его мнѣнію, уступить шведамъ ни вновь построеннаго ими Петербурга, ни портовъ Ревеля и Нарвы. «Невообразимы, — говоритъ онъ, — тѣ затраты, какія понесены были Петромъ при основаніи Петербурга, который онъ сдѣлалъ столицей, какъ бы въ наказаніе Москвѣ за тѣ мятежи, жертвою которыхъ онъ едва не сдѣлался въ своей юности. Ревель же, который, повидимому, ошибочно стоитъ въ депешахъ вмѣсто Кронштадта, служитъ какъ бы преддверіемъ къ Петербургу, подобно тому, какъ островъ Техель для Амстердама». Удержаніе обоихъ портовъ, Ревеля и Риги, полагаетъ онъ, необходимо для Россіи, такъ какъ они даютъ и доступъ къ морю, и дѣлаютъ возможными для нея торговыя сношенія съ Западомъ.
Съ другой стороны, для Франціи представляется еще та трудность войти въ союзъ съ царемъ, что, въ силу послѣдняго трактата съ Англіей, она заинтересована въ возвращеніи Георгу Бременскаго герцогства. Согласись русское правительство на уступку шведамъ Ливоніи и Лифляндіи, французамъ удалось бы, пожалуй, побудить ихъ (шведовъ) отказаться отъ названнаго герцогства въ пользу Англіи. При отказѣ же со стороны русскаго царя подобная комбинація представляется рѣшительно невозможной.
Высказывая справедливую догадку насчетъ неуспѣшности дипломатическихъ переговоровъ регента съ Петромъ, Гримальдо въ своихъ донесеніяхъ предсказываетъ, въ то же время, заключеніе въ ближайшемъ будущемъ торговаго трактата между Россіей и Франціей. «Французы, — говоритъ онъ, — желали бы вступить въ прямыя сношенія съ русскими купцами и обходиться безъ посредничества Англіи и Голландіи». Любопытно при "этомъ, что Франція разсчитываетъ на вывозъ изъ Россіи тѣхъ же самыхъ продуктовъ, необходимость въ которыхъ вызвала- еще во времена Елизаветы Тюдоръ торговые переговоры Англіи съ Россіей. Между ними на первомъ планѣ стоитъ пенька, безъ которой, какъ писали англійскіе дипломаты, флотъ ея величества не будетъ имѣть хорошихъ мачтъ, затѣмъ слѣдуютъ мѣха и строевой лѣсъ. Въ ряду предметовъ вывоза мы не встрѣчаемъ хлѣбнаго зерна — новое подтвержденіе тому, какъ поздно Россія становится житницей для Европы.
Первый торговый трактатъ съ Франціей былъ, какъ извѣстно, подписанъ Петромъ вскорѣ по возвращеніи его въ Россію. Этимъ и ограничились до поры до времени политическія послѣдствія его поѣздки во Францію. Пророческое предсказаніе, сдѣланное имъ насчетъ неизбѣжнаго упадка Швеціи, и необходимость для Франціи искать въ немъ союзника противъ возрастающаго могущества Австріи не были услышаны французскимъ правительствомъ. Внѣшняя политика Франціи приняла на время совершенно иное направленіе, благодаря заключенному ею всего нѣсколько мѣсяцевъ передъ тѣмъ союзу съ сѣверными морскими державами, соперницами Россіи въ балтійской торговлѣ.
- ↑ Я нашелъ это письмо въ копіи въ рукописи, хранящейся въ Британскомъ музеѣ и принадлежащей къ числу новыхъ его пріобрѣтеній. Она помѣчена № 28, 155.
- ↑ Mémoires, т. LX, стр. 254.
- ↑ «Русскій Архивъ» 1883 года, № 5. Братья Олсуфьевы и ихъ переписка съ Меньшиковымъ, стр. 37.
- ↑ «Русскій Архивъ» 1883 г., № 5, стр. 3.
- ↑ Journal de Іа Régence (1715—1723), par Jean L. Buvat, стр. 263. — Mémoires de-Duclos, стр. 314.
- ↑ «Русскій Вѣстникъ» 1881 г., мартъ, стр. 60.
- ↑ «Журн. Мин. Нар. Просв.,» стр. 181 и слѣд.