Новое уголовное уложение и религиозные преступления (Арсеньев)/ДО

Новое уголовное уложение и религиозные преступления
авторъ Константин Константинович Арсеньев

Опубл.: 1884. Источникъ: az.lib.ru

Библіотека «Общественной Пользы»

К. К. Арсеньевъ.

Свобода совѣсти и вѣротерпимость

Сборникъ статей

С.-ПЕТЕРБУРГЪ

Типографія Товарищества «Общественная Польза». Б. Подъяческая 39, с. д.

НОВОЕ УГОЛОВНОЕ УЛОЖЕНІЕ И РЕЛИГІОЗНЫЯ ПРЕСТУПЛЕНІЯ.

Особенная часть новаго уголовнаго уложенія, Высочайше утвержденнаго 22-го марта 1903 года (по еще не вступившаго въ силу), начинается главою о нарушеніи ограждающихъ вѣру постановленій. Въ проектѣ, составленномъ редакціонною коммиссіею, эта глава была семнадцатою, сообразно съ общей системой, переходящей послѣдовательно отъ охраны государства къ охранѣ общества и общественныхъ союзовъ, а отъ нея — къ охранѣ частныхъ лицъ. Порядокъ этотъ, вслѣдствіе замѣчаній со стороны вѣдомства православнаго исповѣданія, былъ измѣненъ въ окончательной редакціи проекта, внесенной на разсмотрѣніе государственнаго совѣта: преступленіямъ противъ вѣры возвращено мѣсто, занимаемое ими въ дѣйствующемъ уложеніи. Сравнительно мало измѣнено и самое содержаніе главы. Редакціонная коммиссія, какъ видно изъ объяснительной ея записки (т. IV), остается здѣсь, по крайней мѣрѣ въ основныхъ чертахъ, на почвѣ воззрѣній дѣйствующаго законодательства. Въ западноевропейскихъ государствахъ понятіе о посягательствахъ на Божество уступило мѣсто понятію о посягательствахъ на права религіозныхъ обществъ и ихъ членовъ — посягательствахъ, заключающихся либо въ стѣсненіи свободы богослуженія, либо въ непочтительномъ отношеніи къ тому, что составляетъ для многихъ предметъ благоговѣйнаго уваженія. Отсюда и самый характеръ наказаній, въ Германіи и Франціи, напримѣръ, не идущихъ дальше тюремнаго заключенія. Редакціонная коммиссія заимствовала изъ дѣйствующаго уложенія понятіе о богохуленіи и оскорбленіи святыни, наказуемость котораго, какъ и теперь, обусловливается цѣлью произвести соблазнъ, увеличивается совершеніемъ преступнаго дѣянія въ молитвенномъ зданіи или публично — и уменьшается опьяненіемъ, неразуміемъ или невѣжествомъ преступника. За значительное смягченіе наказаній, грозящихъ виновному въ богохуленіи или оскорбленіи святыни, стоялъ только одинъ членъ коммиссіи (Н. С. Таганцевъ), находя, что сущность богохуленія состоитъ не въ посягательствѣ на самое Божество, а въ посягательствѣ на религію, какъ на одну изъ нравственныхъ основъ государственной жизни, и что притомъ посягательства эти, не разрушая тѣхъ благъ, на которыя они направлены, служатъ лишь доказательствомъ отсутствія должнаго къ нимъ уваженія, возбуждая чрезъ то неудовольствіе и соблазнъ. Исходя изъ этихъ соображеній, H. С. Таганцевъ признавалъ достаточнымъ назначить за наиболѣе тяжкіе виды богохуленія или оскорбленія святыни ссылку на поселеніе, за менѣе тяжкіе — заточеніе, а при обстоятельствахъ, особо уменьшающихъ вину — арестъ. Большинство коммиссіи высказалось за лѣстницу наказаній, близко подходящую къ существующей: срочная каторга — поселеніе — заточеніе на срокъ не свыше трехъ лѣтъ — тюрьма. Эта система усвоена и уложеніемъ, съ тою только разницей, что рядомъ съ заключеніемъ въ крѣпости (т.-е. заточеніемъ) поставлено заключеніе въ исправительномъ домѣ, а тюрьма замѣнена арестомъ.

Болѣе существенно измѣненіе, внесенное уложеніемъ въ постановленія о поношеніи установленій и обрядовъ христіанской церкви и о поруганіи или поношеніи предметовъ, употребленіемъ при христіанскомъ богослуженіи освященныхъ. Объединяя эти преступленія, а также непристойныя насмѣшки надъ священными предметами или предметами вѣрованій, подъ общимъ именемъ кощунства^[1], новое уложеніе караетъ ихъ тюрьмою (а въ случаѣ если они совершены по неразумію, невѣжеству или въ состояніи опьяненія — арестомъ), между тѣмъ какъ въ настоящее время подобныя дѣянія могутъ, при извѣстныхъ условіяхъ, повлечь за собой ссылку на поселеніе или даже въ каторжную работу. Значительно смягчены также наказанія за нарушенія церковнаго благочинія, объединенныя въ новомъ уложеніи подъ именемъ безчинства (арестъ и только въ нѣкоторыхъ особыхъ случаяхъ тюрьма, а по дѣйствующему уложенію — тюрьма на время отъ одного года и четырехъ мѣсяцевъ до. двухъ лѣтъ). Наказуемымъ, за то, новое уложеніе провозглашаетъ явное оскорбленіе одного изъ признанныхъ въ Россіи нехристіанскихъ исповѣданій (путемъ поношенія, поруганія или безчинства), если оно совершено въ молитвенномъ домѣ этого исповѣданія или при публичномъ отправленіи установленнаго имъ общественнаго религіознаго служенія (наказаніе — арестъ). Это нововведеніе вытекаетъ вполнѣ логически изъ основного закона, обезпечивающаго каждому иновѣрцу свободное отправленіе его вѣры по обычаю предковъ.

Въ составъ новаго уложенія не вошелъ цѣлый рядъ нынѣ дѣйствующихъ статей, предусматривающихъ отступленіе отъ православія и несоблюденіе правилъ православной церкви; но это объясняется исключительно тѣмъ, что всѣ подобныя статьи не установляли никакой свѣтской кары и лишь по недоразумѣнію были включены въ уголовное законодательство. Никакого шага впередъ, въ смыслѣ свободы выхода изъ господствующей церкви, уложеніе, слѣдовательно, собою не знаменуетъ. Запрещенною остается, по прежнему, пропаганда вѣроученій, несогласныхъ съ православіемъ. Въ подробностяхъ, однако, новое уложеніе существенно уклоняется отъ дѣйствующаго. По ст. 90-ой новаго уложенія, виновный въ произнесеніи или чтеніи, публично, проповѣди, рѣчи или сочиненія или въ распространеніи или публичномъ выставленія сочиненія или изображенія, возбуждающихъ къ. переходу православныхъ въ иное вѣроисповѣданіе или въ расколоученіе или секту, если эти дѣянія учинены съ цѣлью совращенія православныхъ, наказывается заключеніемъ въ крѣпости на срокъ не свыше одного года или арестомъ. Это наказаніе представляется болѣе мягкимъ въ сравненіи какъ съ дѣйствующимъ законодательствомъ (ст. 189 и 196: тюремное заключеніе на срокъ до одного года и четырехъ мѣсяцевъ), такъ и съ проектомъ редакціонной коммисіи (заточеніе на срокъ не свыше трехъ лѣтъ; за ограниченіе этого срока однимъ годомъ стояли только два члена коммиссіи. H. С. Таганцевъ и И. Я. Фойницкій). На одинъ уровень съ пропагандой редакціонная коммиссія ставила совершеніе раскольникомъ или сектантомъ духовной требы для лица завѣдомо православнаго; уложеніе (ст. 91) отнеслось къ этому дѣянію болѣе снисходительно, назначая за него только арестъ. Смягчена, сравнительно съ дѣйствующимъ закономъ и съ проектомъ, и отвѣтственность духовныхъ лицъ инославныхъ христіанскихъ исповѣданій за совершеніе духовныхъ требъ для православныхъ и за преподаваніе имъ (во время ихъ несовершеннолѣтія) катихизиса своего вѣроисповѣданія: арестъ замѣненъ денежной пеней и сокращены сроки удаленія отъ должности, а въ нѣкоторыхъ случаяхъ это добавочное наказаніе назначено только за повтореніе проступка (ст. 93 и 94).

Особаго вниманія заслуживаютъ тѣ статьи новаго уложенія, которыя касаются совращенія христіанъ въ нехристіанскую вѣру и православныхъ въ иное христіанское исповѣданіе, расколоученіе или секту. Дѣйствующее уложеніе говоритъ: 1) объ отвлеченіи христіанина, черезъ подговоры, обольщенія или иными средствами, въ нехристіанскую вѣру (ст. 184: каторжная работа); 2) о совращеніи изъ православнаго въ иное христіанское вѣроисповѣданіе (ст. 187: исправительное арестантское отдѣленіе), и 3) о распространеніи ересей и расколовъ (ст. 190: поселеніе). Для одного и того же понятія употреблены, такимъ образомъ, три различныя выраженія, изъ которыхъ два послѣднія совершенно неопредѣленны, а попытка точнѣе опредѣлить первое парализована словами: или иными средствами. Новому уложенію предстояло, въ данномъ случаѣ, не только объединить терминологію, но и установить условія преступности. Редакціонная коммиссія остановилась на терминѣ: совращеніе, но не дала ему строго опредѣленнаго содержанія; изъ средствъ совращенія она указала только насиліе и наказуемую угрозу, какъ обстоятельства, увеличивающія вину и наказаніе. Въ такомъ видѣ проектъ уложенія былъ внесенъ въ Государственный Совѣтъ. Въ окончательной редакціи статей о совращеніи (82—84) произведена существенно важная перемѣна. Совращеніе признается наказуемымъ лишь тогда, когда оно учинено посредствомъ злоупотребленія властью, принужденія, обольщенія обѣщаніемъ выгодъ, обмана, насилія надъ личностью или наказуемой угрозы (два послѣдніе способа совращенія влекутъ за собою обостреніе уголовной кары). Преимущества такой редакціи очевидны. Еслибы въ законѣ шла рѣчь о совращеніи вообще, безъ дальнѣйшихъ поясненій, подъ это понятіе могло бы быть подведено всякое воздѣйствіе одного лица на другое, хотя бы оно выразилось только въ чтеніи, въ бесѣдѣ или даже просто въ нравственномъ вліяніи, едва уловимомъ. Достаточно было бы, напримѣръ, сопоставить два факта: частыя бесѣды убѣжденнаго раскольника съ православнымъ и совершившійся затѣмъ переходъ послѣдняго въ расколъ, — чтобы предположить между ними причинную связь и признать наличность совращенія. При дѣйствіи новаго уложенія это перестаетъ быть возможнымъ; для обвиненія въ совращеніи необходимо будетъ установить употребленіе совратителемъ одного изъ средствъ, предусмотрѣнныхъ закономъ — средствъ, предосудительныхъ по самому своему существу, независимо отъ преслѣдуемой ими цѣли. Точнѣе опредѣляя совращеніе, новое уложеніе смягчаетъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, отвѣтственность совратителей, за исключеніемъ только совращенія въ расколъ или сектантство: въ послѣднемъ случаѣ, къ сожалѣнію, наказаніемъ остается ссылка на поселеніе (а при насиліи или угрозѣ — каторга). Совращеніе въ нехристіанскую вѣру, теперь влекущее за собою каторжную работу, по новому уложенію наказывается (при отсутствіи насилія и угрозы) заключеніемъ въ крѣпости или въ исправительномъ домѣ на срокъ не свыше трехъ лѣтъ; совращеніе въ другое христіанское исповѣданіе, теперь караемое отдачей въ исправительное арестантекое отдѣленіе, по новому уложенію (при отсутствіи насилія и угрозы) влечетъ за собою заключеніе въ крѣпости на срокъ не свыше трехъ лѣтъ. Два члена редакціонной коммиссіи (H. С. Таганцевъ и Н. Я. Фойницкій) предлагали ограничить наказаніе за совращеніе (ненасильственное) въ нехристіанскую вѣру заточеніемъ до трехъ лѣтъ, въ расколъ или ересь — заточеніемъ до одного года, а совращеніе (ненасильственное) въ другое христіанское исповѣданіе признать ненаказуемымъ. Они находили, что стремленіе къ обращенію въ свою вѣру является естественнымъ выраженіемъ религіознаго чувства, вслѣдствіе чего самая наказуемость его можетъ возбуждать серьезныя сомнѣнія, а обложеніе его строгимъ наказаніемъ представляется несправедливымъ. Тяжкія кары скорѣе способствуютъ, чѣмъ противодѣйствуютъ развитію сектъ. При совращеніи непринудительномъ крайне трудно доказать, что данное лицо приняло какое-либо религіозное ученіе не по собственному убѣжденію, а по настоянію другого лица. При принудительномъ совращеніи ничто не мѣшаетъ отпадшему, по прекращеніи принужденія, возвратиться въ прежнюю вѣру. Всѣ эти глубоко вѣрныя соображенія рано или поздно должны привести къ новому пересмотру постановленій о совращеніи.

Наряду съ совращеніемъ въ новомъ уложеніи, какъ и въ нынѣ дѣйствующемъ, стоитъ нарушеніе лежащей на родителяхъ или опекунахъ обязанности религіознаго воспитанія своихъ или опекаемыхъ ими дѣтей (до достиженія четырнадцатилѣтняго возраста). Если надъ дѣтьми-христіанами совершены религіозные обряды нехристіанскаго исповѣданія, виновный подвергается заключенію въ крѣпости на срокъ не свыше трехъ лѣтъ (по дѣйствующему уложенію — ссылка на поселеніе). Если дѣти подлежали воспитанію въ правилахъ православной вѣры, приведеніе ихъ къ таинствамъ другого христіанскаго исповѣданія наказывается заключеніемъ въ крѣпости на срокъ не свыше одного года (по дѣйствующему уложенію — тюрьма на время отъ восьми до шестнадцати мѣсяцевъ). Въ послѣднемъ случаѣ дѣйствующее уложеніе требуетъ отдачи дѣтей на воспитаніе родственникамъ или опекунамъ православнаго исповѣданія. Въ новомъ уложеніи это правило не повторено, но отсюда еще не слѣдуетъ, что отобраніе дѣтей у родителей, составляющее одну изъ самыхъ печальныхъ сторонъ нашей общественной жизни, навсегда отошло въ прошедшее: оно остается возможнымъ въ видѣ административной мѣры, принятіе которой въ нѣкоторыхъ случаяхъ прямо предусмотрѣно закономъ (т. XIV уст. о предупр. и пресѣч. прест. изд. 1890 г. ст. 57). Перемѣну къ лучшему можно усмотрѣть только въ томъ, что новое уложеніе облагаетъ наказаніемъ конкретныя, сравнительно легко установляемыя дѣйствія (учиненіе обрядовъ, приведеніе къ таинствамъ), тогда какъ теперь въ законѣ говорится, между прочимъ, о воспитаніи по обрядамъ другого исповѣданія, т.-е. о чемъ-то гораздо менѣе опредѣленномъ и гораздо болѣе растяжимомъ.

Въ текстѣ новаго уложенія мы не находимъ одного правила, заключавшагося въ первоначальномъ проектѣ, но встрѣчаемъ за то два новыя постановленія — новыя какъ по отношенію къ дѣйствующему законодательству, такъ и по отношенію къ проекту уложенія. Исключена изъ проекта (согласно мнѣнію двухъ членовъ редакціонной коммиссіи, Н. А. Неклюдова и H. С. Таганцева) статья, въ силу которой послѣдователь расколоученія, вслѣдствіе обращенія его въ православіе возвращенный изъ мѣста ссылки, но вновь отпадшій въ расколъ, долженъ былъ подлежать (какъ и по дѣйствующему уложенію) ссылкѣ на поселеніе. Признано, по всей вѣроятности, что отпаденіе отъ православія, при какихъ бы обстоятельствахъ оно ни произошло, уголовно-наказуемымъ дѣяніемъ само по себѣ ни въ какомъ случаѣ почитаться не можетъ. Изъ новыхъ правилъ одно (ст. 92) предусматриваетъ публичное оказательство раскола, закономъ воспрещенное, другое (ст. 97) — самовольное (присвоеніе сана священнослужителя христіанскаго исповѣданія и совершеніе, въ этомъ качествѣ, священнодѣйствія, которое можетъ быть совершаемо только священнослужителемъ. Признавая вообще крайне нежелательнымъ расширеніе сферы уголовно-наказуемыхъ религіозныхъ посягательствъ, мы не можемъ не замѣтить, однако, что въ данномъ случаѣ оно имѣетъ извѣстную raison d'étre. Назначеніе за публичное оказательство раскола уголовной кары, сравнительно легкой (денежной пени не свыше трехсотъ рублей), можетъ предупредить — если не вполнѣ, то по крайней мѣрѣ отчасти, — административныя взысканія, иногда гораздо болѣе чувствительныя. Что касается до самозваннаго совершенія таинствъ, то оно и теперь не оставалось безъ преслѣдованія — и наказанія, налагаемыя за него по аналогіи, бывали, сколько намъ извѣстно, значительно строже того, которое опредѣлено новымъ уложеніемъ (тюрьма, а въ случаѣ совершенія крещенія или брака — исправительный домъ).

Нѣкоторыя изъ числа преступленій, признаваемыхъ теперь религіозными посягательствами, перенесены новымъ уложеніемъ въ другіе раздѣлы. Такъ называемое святотатство предусмотрѣно, подъ именемъ воровства принадлежащихъ церкви предметовъ, въ главѣ тридцать второй: «о воровствѣ, разбоѣ и вымогательствѣ» (ст. 588). Наказаніе за это преступленіе остается, однако, чрезвычайно строгимъ, доходя, въ случаѣ похищенія изъ церкви или другого христіанскаго молитвеннаго зданія предметовъ священныхъ, до каторги (на срокъ не свыше восьми лѣтъ). Тяжкому, сравнительно, наказанію (заключенію въ исправительномъ домѣ) подвергается, на основаніи той же главы (ст. 582 пун. 1), и воровство изъ разрытой могилы (разрытіе могилы съ цѣлью похищенія умершаго или поруганія его дѣйствіемъ разсматривается новымъ уложеніемъ какъ посягательство религіозное и карается исправительнымъ домомъ или тюрьмою). Исключена изъ числа преступленій противъ вѣры лжеприсяга, признаваемая — въ главѣ седьмой уложенія: «о противодѣйствіи правосудію» (ст. 158), — обстоятельствомъ, увеличивающимъ наказаніе за лжесвидѣтельство (вмѣсто тюрьмы — исправительный домъ). Нарушенія правилъ, относящихся къ раскольническимъ моленнымъ, предусмотрѣны въ главѣ восемнадцатой уложенія: «о нарушеніи постановленій о производствѣ строительныхъ работъ и о пользованіи путями сообщенія и средствами сношенія». По ст. 380 виновный: 1) въ постройкѣ новаго раскольническаго молитвеннаго дома или въ обращеніи существующаго строенія въ такой молитвенный домъ, 2) въ перестройкѣ раскольническаго молитвеннаго дома съ измѣненіемъ общаго его наружнаго вида, 3) въ исправленіи или возобновленіи приходящаго въ ветхость раскольническаго молитвеннаго дома, если сіи дѣянія учинены безъ надлежащаго разрѣшенія, наказывается арестомъ или денежною пенею не свыше пятисотъ рублей. Если виновнымъ устроены раскольническій скитъ или иное сего рода обиталище, то онъ наказывается заключеніемъ въ тюрьмѣ. По ст. 381, сооруженный безъ надлежащаго разрѣшенія молитвенный домъ можетъ быть сохраненъ, если воспослѣдуетъ надлежащее на то разрѣшеніе (въ противномъ случаѣ, слѣдовательно, онъ подлежитъ уничтоженію).

ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

Вѣротерпимость, по самому смыслу этого слова, предполагаетъ отсутствіе преслѣдованій за вѣру, отсутствіе ограниченій и стѣсненій, обусловливаемыхъ вѣроисповѣдными различіями. Она возможна и при существованіи господствующей церкви, лишь бы только лицамъ другихъ вѣроисповѣданій предоставлено было — говоря языкомъ нашихъ основныхъ законовъ — «свободное отправленіе ихъ вѣры и богослуженія по обрядамъ оной». Кого, однако, слѣдуетъ понимать подъ именемъ лицъ другихъ исповѣданій? Съ перваго взгляда можетъ показаться, что этотъ вопросъ не допускаетъ двухъ различныхъ отвѣтовъ. Вѣра коренится въ глубинѣ души вѣрующаго: отъ него одного, слѣдовательно — разъ что онъ вышелъ изъ малолѣтства, — зависитъ признавать себя послѣдователемъ того или другого вѣроученія, членомъ той или другой церкви. Исповѣдать, искренно и непринужденно, можно лишь то, во что дѣйствительно вѣруешь; примыкать не по имени только, а на самомъ дѣлѣ, можно лишь къ такому религіозному обществу, съ которымъ чувствуешь себя связаннымъ не названіемъ, не случайностью, не какими-либо внѣшними условіями, а требованіями ума или влеченіемъ сердца. Не таково, однако, оффиціальное разрѣшеніе поставленнаго нами вопроса. «Вѣроисповѣдная принадлежность православныхъ» — по словамъ одного изъ отчетовъ оберъ-прокурора Св. Синода — «опредѣляется посредствомъ выписокъ изъ православныхъ метрическихъ книгъ о рожденіи, крещеніи или присоединеніи извѣстнаго лица къ православной церкви, такъ какъ законъ россійскаго государства не признаетъ отпаденій отъ православія». Вслѣдствіе такого толкованія закона, милліоны людей числятся православными, не исповѣдуя или даже никогда не исповѣдывавъ православнаго ученія, не будучи или никогда, не бывъ членами православной церкви. Таковы «упорствующіе» (бывшіе уніаты) въ привислинскомъ краѣ; таковы остзейскіе эсты и латыши, возвратившіеся въ лютеранизмъ; таковы новокрещенцы изъ татаръ или осетинъ, вновь впадающіе въ магометанство; таковы сибирскіе инородцы, которыхъ притягиваетъ къ себѣ обратно буддизмъ. Противорѣчіе между формой и фактомъ влечетъ за собою не только рядъ стѣсненій, тягостныхъ для религіознаго чувства, но и ограниченіе гражданскихъ правъ, неопредѣленность юридическихъ отношеній. Иновѣрцы, именуемые православными, не хотятъ обращаться въ своихъ религіозныхъ нуждахъ къ православному духовенству, которое считаютъ для себя чужимъ — а искать помощи у духовныхъ лицъ исповѣданія имъ близкаго и дорогого они не въ правѣ. Представителямъ иновѣрнаго духовенства приходится выбирать между отказомъ въ просьбахъ, исполненіе которыхъ они признаютъ своимъ священнымъ долгомъ — и нарушеніемъ закона, грозящимъ уголовною отвѣтственностью и даже потерею духовнаго сана. Основываются новыя семьи, не освященныя бракомъ; дѣти остаются не крещеными и не могутъ, впослѣдствіи, доказать своего происхожденія; больные, умирающіе лишены религіознаго утѣшенія. Цѣлыя десятилѣтія продолжаются усилія покончить съ этой аномаліей — но она остается не устраненной, скорѣе увеличиваясь, чѣмъ уменьшаясь. Что говорилось по этому поводу, въ оффиціальныхъ отчетахъ, двадцать лѣтъ тому назадъ, то повторяется, почти безъ измѣненій, и въ послѣднее время. Это наводитъ на мысль, что средства не соотвѣтствуютъ цѣли. Проповѣдь, бесѣды, распространеніе печатныхъ изданій и другіе мирные способы увѣщанія и убѣжденія не могутъ дѣйствовать быстро; вліяніе ихъ парализуется, притомъ, одновременнымъ употребленіемъ понудительныхъ мѣръ, болѣе мягкихъ, сравнительно съ тѣмъ, что было прежде, но по прежнему безсильныхъ и безплодныхъ.

Слишкомъ узкимъ, въ толкованіи, установленномъ многолѣтнею практикою, является у насъ не только кругъ лицъ, признаваемыхъ принадлежащими къ иновѣрнымъ и инославнымъ исповѣданіямъ, но и самое понятіе объ этихъ исповѣданіяхъ. Оно не обнимаетъ собою тѣхъ вѣроученій, которыя сложились на русской почвѣ, путемъ отдѣленія отъ православной церкви. По мѣрѣ расширенія предѣловъ русскаго государства, въ составъ населенія его вошли католики и протестанты, евреи, магометане и язычники. За ними, по необходимости, было сохранено право исповѣданія ихъ вѣры, право воздвигать богослужебныя зданія, право имѣть свое духовенство, признаваемое таковымъ государственною властью. Въ иномъ положеніи оказались отщепенцы отъ православія — сначала раскольники, потомъ и сектанты различныхъ наименованій. Церковь продолжала считать ихъ своими, отрицала ихъ право на самостоятельное существованіе — и вслѣдъ за церковью тотъ же взглядъ усвоило себѣ и государство. Расколъ и сектантство разсматривались и разсматриваются до сихъ поръ какъ явленія ненормальныя, временныя, подлежащія прекращенію. Для достиженія этой послѣдней цѣли сначала пускались въ ходъ самыя крайнія средства. Постепенно они смягчались, гоненія уступали мѣсто стѣсненіямъ, рядомъ съ стѣсненіями стали допускаться кое-какія льготы — но принципъ оставался и остается тотъ же самый: о равноправности между исповѣданіями, признанными государствомъ, и исповѣданіями, существующими какъ бы контрабандой, все еще нѣтъ и рѣчи. Католическіе и протестантскіе храмы, мечети, синагоги, кумирни воздвигаются открыто, нося на себѣ ясные признаки своего назначенія; молитвенныя зданія раскольниковъ и сектантовъ ничѣмъ не должны отличаться отъ частныхъ домовъ, да и самое ихъ устройство — и даже исправленіе — зависитъ всецѣло отъ усмотрѣнія гражданской власти. Проступкомъ, уголовно наказуемымъ, считается иногда простое молитвенное собраніе сектантовъ. Нехристіанскія исповѣданія имѣютъ свои оффиціально разрѣшенныя школы (хе, деры, мектебе, медрессе и т. п.); раскольническія школы составляютъ рѣдкое и случайное исключеніе. Раскольническаго и сектантскаго духовенства законъ не знаетъ; въ его глазахъ такъ называемые лжеепископы и лжепопы — самозванцы, юридическое положеніе которыхъ опредѣляется не званіемъ, а исключительно принадлежностью, по происхожденію, къ тому или другому сословію. Для евреевъ метрическія книги ведутся раввинами, для магометанъ — муллами; по отношенію къ раскольникамъ эта функція возложена на полицію. Цѣлой стѣной, такимъ образомъ, раскольники и сектанты отдѣлены отъ исповѣданій, понимаемыхъ теперь подъ именемъ «инославныхъ» и «иновѣрныхъ». Между тѣмъ, многіе виды раскола и сектантства имѣютъ отнюдь не менѣе правъ на признаніе государствомъ, чѣмъ только-что названныя исповѣданія. Они обладаютъ тою прочностью и крѣпостью, которыя даетъ продолжительное существованіе; они вплелись тысячами различныхъ нитей въ жизнь своихъ послѣдователей, удовлетворяя ихъ потребность въ цѣльной религіозной доктринѣ, въ молитвенномъ общеніи, въ утѣшеніяхъ вѣры. Часто повторяемыя раскольниками слова: «въ какой вѣрѣ мы родились, въ той и помереть должны» чрезвычайно рельефно выражаютъ собою настроеніе, свойственное каждому установившемуся вѣроученію — настроеніе, устраняющее, для большинства его послѣдователей, всякую мысль о переходѣ въ другую вѣру. Но менѣе устойчивыми, хотя и по инымъ причинамъ, оказываются весьма часто и секты, сложившіяся недавно: здѣсь дѣйствуетъ неугасшій еще пылъ, присущій религіознымъ новообразованіямъ. И раскольники, и сектанты сознаютъ и чувствуютъ себя столь же далекими отъ православной церкви, какъ если-бы они сами или ихъ предки никогда не входили въ ея составъ. Являясь, по отношенію къ ней, иновѣрцами, они и должны быть разсматриваемы какъ иновѣрцы. Происхожденіе ученія, далеко не всегда извѣстное его сторонникамъ, не должно вліять на положеніе ихъ въ государствѣ. Фактъ отдѣленія раскола, отъ православной церкви, совершившійся болѣе двухъ столѣтій тому назадъ, столь же мало можетъ служить основаніемъ для ограниченія правъ раскольниковъ, какъ отдѣленіе протестантовъ отъ католичества, совершившееся столѣтіемъ раньше, оправдывало бы неравноправность лютеранъ или реформатовъ въ католическомъ государствѣ.

Итакъ, предоставленіе каждому опредѣлять свое вѣроученіе, свою принадлежность къ тому или другому религіозному обществу, и уравненіе исповѣданій, образовавшихся путемъ отдѣленія отъ православной церкви, съ издавна признанными инославными и иновѣрными исповѣданіями — вотъ два условія, безъ осуществленія которыхъ немыслима, у насъ въ Россіи, вѣротерпимость. Только тогда сдѣлается доступнымъ для каждаго «свободное отправленіе его вѣры» — не той вѣры, къ которой онъ «приписанъ», а той, которую онъ носитъ въ своемъ сердцѣ; только тогда станетъ возможнымъ дѣйствительно свободное отправленіе богослуженія, составляющее неугасимую потребность вѣрующихъ. Свободою богослуженія инославныя и иноверныя исповѣданія пользуются нѣзначительной, хотя и не всегда достаточной мѣрѣ (припомнимъ сказанное выше о затрудненіяхъ, встрѣчаемыхъ католиками въ постройкѣ новыхъ храмовъ, въ устройствѣ религіозныхъ процессій и т. п.); имъ нужно въ особенности право считать своими всѣхъ тѣхъ, кто самъ признаетъ свою къ нимъ принадлежность. Отказъ отъ стѣснительныхъ мѣръ по отношенію къ такъ называемымъ упорствующимъ и отпадшимъ неминуемо долженъ повлечь за собою перемѣну къ лучшему въ взаимномъ настроеніи церквей — и, слѣдовательно, паденіе тѣхъ преградъ, которыя только раздражаютъ, но ничего, въ сущности, не предупреждаютъ. Въ иномъ положеніи находятся раскольники и сектанты: они лишены обоихъ краеугольныхъ камней, на которыхъ зиждется вѣротерпимость. И между ними многіе числятся православными, не имѣя ничего общаго съ православіемъ; но свобода богослуженія одинаково стѣснена какъ для послѣднихъ, такъ и для тѣхъ, которые оффиціально считаются раскольниками и не внесены въ списки православныхъ. Если законъ 19-го апрѣля 1874 года остается почти безъ примѣненія, это зависитъ преимущественно отъ ограниченія его дѣйствія одними издавна состоящими въ расколѣ. Если законъ 3-го мая 1883 года, крайне недостаточный самъ по себѣ, слишкомъ часто является мертвой буквой, это объясняется тѣмъ, что расколъ не поставленъ на одинъ уровень съ православными и иновѣрными исповѣданіями.

Мы упомянули выше (стр. 137) о ходатайствѣ, съ которымъ приволжскіе старообрядцы, въ 1901 г., обратились къ министру внутреннихъ дѣлъ. Теперь мы узнаемъ изъ газетъ о «милостивомъ» отвѣтѣ на это ходатайство: просителямъ объявлено, что законъ 3-го мая никакому измѣненію подвергнутъ не будетъ. Предметомъ ходатайства была, однако, не формальная неприкосновенность закона, а болѣе правильное его примѣненіе. Если отвѣтъ именно таковъ, какимъ передаютъ его газеты, то «милостивымъ» его признать никакъ нельзя. Многое изъ того, на что жаловались старообрядцы, совершалось не вопреки закону 3-го мая, а согласно если не съ его духомъ, то съ его буквальнымъ смысломъ. Допустимъ, что административная практика станетъ болѣе снисходительной, что отказъ въ открытіи моленной не будетъ разсматриваться какъ нѣчто естественное и нормальное^[2], что число неразрѣшенныхъ моленныхъ не будетъ превышать число разрѣшенныхъ въ двѣнадцать-четырнадцать разъ, какъ въ губерніяхъ Вятской и Нижегородской^[3]; существенной перемѣны къ лучшему это въ положеніи раскольниковъ не произведетъ, потому что въ каждую данную минуту будетъ возможенъ поворотъ въ другую сторону, возвращеніе къ только-что оставленному образу дѣйствій. Раскольникамъ и сектантамъ нужно, въ богослужебной области, то, чего законъ 3-го мая не даетъ имъ вовсе: нужны точно опредѣленныя права, нужны гарантіи противъ административнаго усмотрѣнія. Необходимо установить условія, которымъ должно соотвѣтствовать молитвенное зданіе — и затѣмъ предоставить полную свободу въ возведеніи, открытіи, перестройкѣ и передѣлкѣ этихъ зданій, съ сообщеніемъ о томъ, для свѣдѣнія, подлежащему начальству, но безъ испрашиванія предварительнаго разрѣшенія. Что касается до самой сущности условій, то всего проще и правильнѣе, конечно, было бы не дѣлать никакого различія между молитвенными зданіями раскольниковъ и молитвенными зданіями другихъ инославныхъ и иновѣрныхъ исповѣданій; но если бы было признано нужнымъ сохранить, на время, дѣйствіе правила, по которому раскольническія моленныя не должны отличаться отъ обыкновенныхъ построекъ, не должны имѣть внѣшнихъ признаковъ своего назначенія, то, при обезпеченности права на молитвенное зданіе, шагъ впередъ былъ бы все-таки сдѣланъ очень большой. Припомнимъ, что дальше этого не шли, въ 1880—1881 г.г., пожеланія саратовскихъ и самарскихъ раскольниковъ.^[4] Само собою разумѣется, что право на молитвенное зданіе неразрывно связано съ правомъ на снабженіе его богослужебными принадлежностями и на отправленіе въ немъ богослуженія. Это послѣднее право предполагаетъ, въ свою очередь, свободное приглашеніе лицъ, уполномоченныхъ, по правиламъ даннаго вѣроученія, на совершеніе богослуженія, свободное проживаніе ихъ въ выбранномъ ими мѣстѣ, свободный ихъ переходъ изъ одного мѣста въ другое. Послѣ двухъ вѣковъ безплодной борьбы съ расколомъ пора, думается намъ, признать фактъ существованія раскольническаго духовенства, какъ признается существованіе ламъ, муллъ и раввиновъ, (не говоря уже о несравненно болѣе близкихъ къ раскольническимъ попамъ, въ силу общей принадлежности къ христіанству, ксендзахъ и пасторахъ). Все сказанное нами о раскольникахъ примѣнимо и къ сектантамъ (за исключеніемъ сектъ человѣконенавистническихъ и явно безнравственныхъ), на сколько они чувствуютъ потребность въ особыхъ молитвенныхъ зданіяхъ, въ особыхъ наставникахъ, старшинахъ и т. п. Меньше всего, конечно, подлежатъ стѣсненію простыя собранія для общей молитвы, вызываемыя самымъ элементарнымъ религіознымъ чувствомъ. Правила 4-го іюля 1894 года, отмѣнившія по отношенію къ штундистамъ (внѣ общаго законодательнаго порядка) одно изъ самыхъ важныхъ постановленій закона 3-го мая, представляются безусловно несовмѣстимыми съ принципомъ вѣротерпимости, даже сведеннымъ къ минимальному его выраженію.

Признаніе за раскольниками и сектантами права возводить молитвенныя зданія и отправлять въ нихъ богослуженіе черезъ особо поставленныхъ для того лицъ было бы равносильно признанію за ними права образовать религіозныя общества. Всякое правильно организованное общество должно имѣть своихъ представителей, выбранныхъ въ установленномъ порядкѣ и облеченныхъ опредѣленными функціями. Къ числу такихъ функцій могло бы быть отнесено у раскольниковъ и сектантовъ веденіе метрическихъ книгъ, на тѣхъ же, приблизительно, основаніяхъ, на какихъ оно предоставлено представителямъ инославныхъ и иновѣрныхъ исповѣданій. Что законъ 19-го апрѣля 1874 года, возложившій веденіе раскольническихъ метрическихъ книгъ на полицейскія учрежденія, не достигъ своей цѣли, что доказательство раскольниками своихъ правъ по происхожденію и имуществу остается по прежнему до крайности затруднительнымъ — это подтверждено еще разъ недавнимъ ходатайствомъ старообрядцевъ^[5], удостовѣряющимъ, что милліоны изъ числа ихъ единовѣрцевъ остаются не записанными въ метрическія книги. Само собою разумѣется, что правильная регистрація раскольниковъ сдѣлается возможной только тогда, когда дѣйствіе ея будетъ распространено на всѣхъ считающихъ себя принадлежащими къ расколу, а не только на оффиціально признаваемыхъ раскольниками. Не лишена значенія была бы, дальше, замѣна въ оффиціальной терминологіи, названія: раскольники, другими выраженіями, соотвѣтствующими, по возможности, тому, какъ именуютъ себя сами послѣдователи различныхъ расколоученій.

Съ признаніемъ за раскольниками и сектантами права образовывать религіозныя общества разрѣшился бы самъ собою вопросъ о коллективной ихъ собственности, объ основываемыхъ ими общественныхъ учрежденіяхъ — богадѣльняхъ, пріютахъ, больницахъ и т. п. Въ настоящее время, какъ видно изъ вышеупомянутаго ходатайства старообрядцевъ, условія владѣнія общественною собственностью въ ихъ средѣ крайне ненормальны: фактически собственность принадлежитъ обществу, но записывается, по необходимости, на имя частныхъ лицъ, что вызываетъ злоупотребленія и процессы^[6]. Ни о чемъ подобномъ не могло бы быть и рѣчи, еслибы раскольническому обществу въ каждой данной мѣстности были предоставлены права юридическаго лица. Къ числу общественныхъ учрежденій, открываемыхъ такими обществами, могли бы быть отнесены и раскольническія школы, устройство которыхъ встрѣчаетъ въ настоящее время большія затрудненія. «Разрѣшите намъ — сказано въ ходатайствѣ старообрядцевъ, — открывать школы по общей программѣ министерскихъ училищъ, но съ добавленіемъ преподаванія церковнославянскаго чтенія нашими преподавателями, по книгамъ единовѣрческой печати, и крюковаго церковнаго пѣнія». Не менѣе важно другое ходатайство, удовлетвореніе котораго больше всякихъ принудительныхъ мѣръ способствовало бы уменьшенію обособленности раскольниковъ. «Дозвольте — говорятъ старообрядцы, — въ существующихъ школахъ ученикамъ старообрядцамъ слушать уроки Закона Божія по единовѣрческимъ книгамъ, дозволеннымъ правительствомъ, отъ старообрядческихъ преподавателей, гдѣ таковые найдутся; тамъ же, гдѣ они не найдутся, освободить старообрядческое юношество отъ слушанія тѣхъ уроковъ по закону Божію, которые касаются церковнаго раскола и нашихъ разностей въ вѣрѣ, молитвахъ и обрядахъ».

Чтобы покончить съ ходатайствомъ старообрядцевъ, приведемъ еще два его пункта, основательность которыхъ не требуетъ доказательствъ. «Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ наши священнослужители не допускаются въ больницы для духовнаго назиданія и напутствія умирающихъ старообрядцевъ. Между тѣмъ законъ 3 мая 1883 г. допускаетъ существованіе у насъ наставниковъ для исполненія духовныхъ требъ. Просимъ о допущеніи священнослужителей для отправленія духовныхъ требъ… Несмотря на нашу беззавѣтную преданность своему Монарху и отечеству, насъ, старообрядцевъ, не допускаютъ на нѣкоторыя государственныя и общественныя должности, въ военной службѣ въ нѣкоторыхъ частяхъ не производятъ даже въ унтеръ-офицеры, а въ военно-учебныя заведенія не принимаютъ вовсе. Почтительнѣйше просимъ разрѣшить намъ доступъ на государственныя и общественныя должности».

Между преслѣдованіями, первоисточникомъ которыхъ служатъ вѣрованія преслѣдуемаго лица, слѣдуетъ различать основанныя на законѣ, такъ или иначе понимаемомъ, и направляемыя къ судебному разсмотрѣнію, отъ возбуждаемыхъ и производимыхъ внѣ законного порядка, по усмотрѣнію свѣтскаго или духовнаго начальства. Примѣромъ преслѣдованій второго рода могутъ служить упомянутые нами выше^[7] случаи высылки бывшихъ уніатовъ въ отдаленныя мѣста имперіи, высылки за границу Пашкова и графа Корфа, «выпроваживанья» изъ Петербурга баптиста Павлова, тридцатилѣтняго заключенія въ монастырѣ бывшаго священника Золотницкаго. Какъ ни поразителенъ послѣдній случай, онъ — далеко не единственный въ своемъ родѣ: цѣлый рядъ аналогичныхъ фактовъ приведенъ въ замѣчательныхъ статьяхъ А. С. Пругавина, помѣщенныхъ, въ 1903 и 1904 г.г., въ газетѣ «Право». Въ суздальской монастырской тюрьмѣ, напримѣръ, томился около восьми лѣтъ нѣкто Раховъ, оправданный по суду, оставленный въ покоѣ администраціей, но въ чемъ-то заподозрѣнный архангельскимъ епархіальнымъ начальствомъ. Вся предшествовавшая жизнь Рахова была полна дѣлъ благотворенія; его доброму вліянію поддавались не только низшіе слои городского населенія, но и бродяги, преступники, съ которыми онъ приходилъ въ соприкосновеніе въ тюрьмахъ и этапахъ. Изъ монастырскаго заточенія онъ вышелъ психически разстроеннымъ и неспособнымъ къ дѣятельности… Въ той же тюрьмѣ содержится уже пятый годъ Ермолай Федосѣевъ, заключенный туда по ходатайству самарскаго начальства, какъ жившій въ пещерѣ и своей лицемѣрной (?) праведностью привлекавшій къ себѣ массы простого народа". Третій арестантъ, Чуриковъ, недавно освобожденный, былъ, по неопровергнутымъ до сихъ поръ слухамъ, лишенъ свободы даже не по опредѣленію св. синода, а по требованію самарской духовной консисторіи, безпрекословно исполненному полиціей… Почти десять лѣтъ провелъ въ заточеніи крестьянинъ Харьковской губерніи, заподозрѣнный въ распространеніи какого-то лжеученія, но настоятелемъ монастыря признанный ни въ чемъ невиновнымъ… Само собою разумѣется, что пока возможны такія правонарушенія, до тѣхъ поръ нельзя говорить о существованіи у насъ вѣротерпимости, хотя бы въ томъ тѣснѣйшемъ смыслѣ словъ, въ какомъ понимаютъ ее обыкновенно апологеты или панегиристы дѣйствующихъ у насъ порядковъ. Въ сферѣ духовнаго управленія какъ и во всѣхъ другихъ, прежде всего и болѣе всего необходимо возстановленіе законности; вторымъ шагомъ впередъ долженъ служить пересмотръ самыхъ законовъ, въ особенности тѣхъ, которыми — какъ, напримѣръ, закономъ 3-го мая — усмотрѣніе возводится въ систему.

Преслѣдованія, основанныя на законѣ, регулируются новымъ уголовнымъ уложеніемъ, постановленія котораго, относящіяся къ такъ называемымъ религіознымъ преступленіямъ, изложены нами выше, въ главѣ IX-ой. Въ сравненіи съ дѣйствующимъ уложеніемъ о наказаніяхъ, они представляютъ несомнѣнный шагъ впередъ, точнѣе и тѣснѣе опредѣляя дѣянія, признаваемыя преступными, и смягчая, въ большей или меньшей степени, назначаемыя за нихъ кары. Свобода совѣсти, въ широкомъ смыслѣ слова, и въ этомъ отношеніи остается, однако, не осуществленной; она предполагаетъ право мирной пропаганды, то есть указанія на преимущества другихъ вѣроученій, лишь бы только оно не нарушало уваженія къ господствующему исповѣданію и господствующей церкви — а новое, уложеніе считаетъ преступленіемъ всякое возбужденіе къ переходу православныхъ въ иное исповѣданіе или въ расколоученіе или секту, если только оно имѣетъ цѣлью совращеніе православныхъ. Не принято къ сожалѣнію, мнѣніе двухъ членовъ редакціонной коммисіи (H. С. Таганцева и И. Я. Фойницкаго), находившихъ, что стремленіе къ обращенію въ свою вѣру является естественнымъ выражніемъ религіознаго чувства и сомнѣвавшихся, поэтому, въ наказуемости такого стремленія. Открытая проповѣдь, тотчасъ же встрѣчающая столь же открытый и дѣйствующій одинаковыми орудіями отпоръ, менѣе всего опасна для господствующей церкви. Отпаденіе отъ церкви происходитъ, большею частью, путемъ медленнаго внутренняго процесса, независящаго отъ внѣшнихъ возбужденій и скорѣе обостряемаго, чѣмъ останавливаемаго внѣшними преградами.

Какъ ни незначительны перемѣны къ лучшему, внесенныя закономъ 3-го мая 1883-го года въ положеніе раскольниковъ, онъ несомнѣнно уменьшилъ пропасть, отдѣлявшую ихъ отъ православной церкви. Доказательствомъ этому служатъ многочисленные отзывы преосвященныхъ, внесенные въ отчеты по вѣдомству православнаго исповѣданія. Появляясь съ самаго перваго года послѣ введенія въ дѣйствіе новаго закона, они находятъ окончательную санкцію въ слѣдующихъ словахъ оберъ-прокурора св. синода, сказанныхъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ объясненіе «всеобщаго ослабленія и постепеннаго разложенія старообрядческаго раскола»^[8]: «учительская и миссіонерская дѣятельность духовенства растетъ по мѣрѣ того, какъ ослабляется исключительная, въ прежнее время, дѣятельность гражданскихъ властей въ преслѣдованіи раскола». Если таковъ результатъ ослабленія преслѣдованій, то еще болѣе благопріятны были бы послѣдствія ихъ прекращенія. И теперь лучшимъ средствомъ борьбы не только съ расколомъ, но и съ сектантствомъ, и съ «упорствомъ» бывшихъ уніатовъ или бывшихъ магометанъ, является назиданіе, чуждое принужденія^[9]. Оставшись единственнымъ, это средство несомнѣнно стало бы и болѣе распространеннымъ, и болѣе дѣйствительнымъ… Гарантіей противъ отпаденій, кромѣ могущественной и теперь преемственности вѣрованій, могла бы стать большая независимость церкви отъ государства, болѣе тѣсная связь между духовенствомъ и приходомъ, призваннымъ къ активному участію въ дѣлахъ церковныхъ. Припомнимъ слова преосвященнаго Сергія, сказанныя въ одномъ изъ религіозно-философскихъ собраній: «намъ неестественно желать провозглашенія свободы, которою мы сами не пользуемся… 'Церковь оказывается на службѣ государства; если бы теперь объявить свободу совѣсти для всѣхъ, это значило бы всѣмъ развязать руки, а дѣятелей церкви оставить связанными»^[10]. Эта связанность несомнѣнно существуетъ, несомнѣнно вредитъ и церкви, и отдѣльнымъ ея членамъ — но исчезнуть она можетъ только тогда, когда церковь не будетъ болѣе искать опоры въ «свѣтской рукѣ», въ «мечѣ» правительственной власти.

Заканчивая, годъ тому назадъ нашу, книгу о печати, мы выразили надежду на близость перемѣны къ лучшему — надежду, тогда граничившую съ мечтою. Болѣе благопріятны предзнаменованія настоящей минуты: расширеніе вѣротерпимости, какъ и увеличеніе свободы печати, поставлено на очередь въ рѣчахъ министра внутреннихъ дѣлъ. И то, и другое одинаково необходимо для блага русскаго народа, для наступленія новой, болѣе счастливой эпохи государственной и общественной жизни.

---

1. Въ дѣйствующемъ уложеніи кощунствомъ называются только насмѣшки, доказывающія явное неуваженіе съ христіанству. H. С. Таганцевъ полагалъ, что кощунство (въ широкомъ смыслѣ слова) должно быть караемо не тюрьмою, а заточеніемъ.
2. См. выше, стр. 105—6.
3. См. выше, стр. 130.
4. См. выше, стр. 69.
5. См. «Новое Время» № 10260, отъ 23-го сентября 1904 года.
6. Яркимъ примѣромъ неудобствъ, вытекающихъ изъ такого положенія вещей, можетъ служить споръ, возникшій между кавказскими духоборцами и наслѣдниками Лукерьи Васильевой и сдѣлавшійся исходной точкой крайне прискорбныхъ событій (см. выше, стр. 186 и слѣд.). При существованіи правильно организованныхъ раскольническихъ обществъ не могло бы возникнуть и мысли объ измѣненіи характера учрежденій, существующихъ въ Москвѣ на кладбищахъ рогожскомъ и Преображенскомъ (см. выше, стр. 123—41).
7. См. стр. 138, 144, 151 и 232.
8. См. выше, стр. 133.
9. См. выше, стр. 160, 233, 240.
10. См. выше, стр. 39.