Новое о старомъ
правитьНовая версія объ отставкѣ князя Бисмарка. Въ книгѣ Ганса Блюма «Das deutsche ßeich zur Zeit Bismarck’s», излагающей исторію германской имперіи до паденія князя Бисмарка (съ 1871 г. по 1890 г.), на основаніи документовъ и свѣдѣній, доставленныхъ автору самимъ бывшимъ германскимъ канцлеромъ, есть любопытная глава объ отставкѣ этого основателя германской имперіи. Въ ней впервые разсказано подробно о томъ, что вызвало удаленіе Бисмарка отъ государственныхъ дѣлъ. Упомянувъ о неоднократныхъ разногласіяхъ между императоромъ Вильгельмомъ II и маститымъ канцлеромъ, обнаружившихся въ началѣ 1890 г., Блюмъ переходитъ къ случаю, вызвавшему окончательный разрывъ между ними. Предлогомъ явилось посѣщеніе Бисмарка Виндгорстомъ.
Какъ только императоръ Вильгельмъ II узналъ о совѣщаніяхъ Бисмарка съ Виндгорстомъ, то немедленно отправилъ къ канцлеру директора гражданской канцеляріи Лукануса и велѣлъ передать ему слѣдующее: «Императоръ требуетъ, чтобы Бисмаркъ предварительно предупреждалъ своего государя, когда ему вздумается принимать у себя депутатовъ, съ которыми канцлеръ намѣревается обсуждать политическія дѣла».
Канцлеръ отвѣтилъ Луканусу: «Прошу васъ передать его величеству, что я никому не позволяю ни отворять, ни запирать двери моего дома».
Послѣ того 15 марта рано утромъ Вильгельмъ явился во дворецъ канцлера, когда тотъ былъ еще въ постели, и потребовалъ немедленной отъ него аудіенціи: «Канцлеръ на-скоро одѣлся и вышелъ къ императору, который раздраженнымъ тономъ потребовалъ у него объясненія относительно сношеній его съ Виндгорстомъ. Бисмаркъ отвѣчалъ, что эти сношенія касались частныхъ дѣлъ. Императоръ заявилъ ему, что онъ въ правѣ требовать, чтобы его во время посвятили въ сношенія, заведенныя его канцлеромъ съ такимъ главой партіи, какъ Виндгорстъ. Бисмаркъ отвѣтилъ отказомъ на это требованіе, говоря, что не подчинитъ отношеній своихъ съ депутатами никакому контролю и не позволитъ никому распоряжаться въ его домѣ.
— Вы не уступите даже въ томъ случаѣ, если я прикажу вамъ сдѣлать это, какъ вашъ государь? — возразилъ Вильгельмъ, захлебываясь отъ гнѣва.
— Приказанія моего государя перестаютъ быть таковыми на порогѣ гостиной моей жены, — твердо отвѣтилъ Бисмаркъ. Затѣмъ онъ прибавилъ: — Я не сложилъ съ себя власти только ради того, чтобы сдержать честное слово, данное императору Вильгельму I. Но я готовъ удалиться, если начинаю стѣснять Вильгельма II.
Утромъ 17 марта императоръ отправилъ къ Бисмарку генерала Ганке съ порученіемъ передать ему слѣдующее: „Императоръ ожидаетъ отъ Бисмарка просьбы объ отставкѣ“.
Канцлеръ отвѣтилъ генералу, что изъ чисто политическихъ видовъ онъ считалъ бы, что поступитъ легкомысленно, покинувъ постъ свой при данныхъ обстоятельствахъ. Сверхъ того, письмо канцлера съ просьбой объ отставкѣ представило бы положеніе дѣлъ въ ложномъ свѣтѣ. Императоръ имѣетъ право и власть дать отставку своему канцлеру, когда ему заблагоразсудится. Онъ можетъ поступить какъ императоръ австрійскій, который, не желая оставлять у себя какого-нибудь министра, просто говорить: „Намъ, угодно было отставить такого-то отъ его службы“. Онъ же, Бисмаркъ, не можетъ завершить политическую свою карьеру поступкомъ, послѣдствія котораго, по его мнѣнію, представили бы величайшее несчастіе, какое только можетъ постигнуть нѣмецкій народъ.
Генералъ Ганке удалился съ этимъ порученіемъ. Но въ тотъ же день Лукану съ, директоръ гражданской канцеляріи императора, явился къ канцлеру съ словами: „Императоръ повелѣваетъ вамъ къ такому-то часу представить ему вашу отставку“. Это еще не все. Луканусъ прибавилъ, что императоръ предложилъ Бисмарку пожаловать его герцогомъ Лауэнбургскимъ. Бисмаркъ отвѣтилъ, что давнымъ давно могъ-бы быть герцогомъ Лауэнбургскимъ, еслибъ того желалъ.
Луканусъ настаивалъ и объяснилъ Бисмарку, что императоръ беретъ на себя обязательство прилично обезпечить своего канцлера, чтобы онъ могъ поддерживать честь своего титула и герцогскаго достоинства. Бисмаркъ настоялъ на своемъ отказѣ, замѣтивъ: „За мной такая карьера, что отъ меня нельзя требовать, чтобы я покончилъ съ ней, въ погонѣ за наградой, какая дается къ новому году ревностнымъ чиновникамъ“.
Тѣмъ не менѣе остается фактомъ, что императоръ прямо приказалъ канцлеру подать въ отставку. На это приказаніе Бисмарку нечего уже было возражать, даже угрызенія совѣсти, о которыхъ онъ сначала говорилъ генералу Ганке, не имѣли болѣе смысла, такъ какъ императоръ ничего не хотѣлъ слышать и, во что бы то ни стало, настаивалъ на отставкѣ своего канцлера.
Въ виду этого яснаго и точнаго приказанія, у Бисмарка могло явиться одно только чувство, что ему обезпечивали прекрасное отступленіе. Его оскорбляло и приводило въ негодованіе только то, что отъ него требовали редактированія его отставки въ короткій срокъ нѣсколькихъ часовъ.
— Я готовъ, — сказалъ онъ Луканусу, — немедленно подписать мое чистое и простое увольненіе. Что же касается просьбы объ отставкѣ, которая должна явиться послѣдней оффиціальной бумагой министра, оказавшаго нѣкоторыя услуги Германіи и Пруссіи, то я требую больше времени для ея редактированія. Это мой долгъ по отношенію къ самому себѣ и по отношенію къ исторіи. Исторія должна нѣкогда узнать, за что я получилъ отставку.
Послѣ этого 18—19-го марта Бисмаркъ написалъ письмо императору, и въ этомъ письмѣ выставилъ политическое положеніе и основанія, возбранявшія ему, вопреки состоянію его здоровья и его лѣтамъ, выйти въ отставку, если только ему не вручатъ категорическаго приказанія отъ лица императора.
Въ этой объемистой рукописи канцлеръ пространно разъяснялъ то положеніе, какое президентъ прусскаго министерства занималъ по отношенію къ своимъ коллегамъ. Затѣмъ онъ старался доказать, что если ограничатъ его привилегіи, то онъ не можетъ болѣе брать на себя великую отвѣтственность управленія и руководительства политическими дѣлами, даже при условіи сохраненія за нимъ титула и функцій канцлера. Такимъ образомъ, подъ предлогомъ просьбы объ отставкѣ, онъ доказывалъ необходимость оставить его на службѣ.
Нечего и говорить, что Бисмаркъ вложилъ въ редактированіе этой бумаги всю энергію и убѣдительную силу, какую обыкновенно вкладывалъ въ редактированіе оффиціальныхъ документовъ, ибо, дѣйствительно, сознавалъ всю важность подобнаго документа. Доказательствомъ этому служитъ фактъ, что всякій разъ, когда впослѣдствіи онъ являлся предметомъ нападокъ со стороны какого-нибудь члена новаго правительства, онъ отвѣчалъ приглашеніемъ опубликовать его записку отъ 18 марта 1890 года. Очевидно, новые правители знали, почему они ее не печатали.
Императоръ получилъ его записку только 20 марта, около полудня. Повидимому, онъ едва успѣлъ пробѣжать ее, какъ нѣсколько часовъ спустя Луканусъ, директоръ гражданской канцеляріи, и Ганке, директоръ военной канцеляріи, явились къ Бисмарку съ извѣщеніемъ, что онъ отставленъ. Въ то же время императоръ жаловалъ Бисмарка герцогомъ Лауэнбургскимъ и обѣщалъ ему свой портретъ во весь ростъ.
26 марта князь Бисмаркъ отправился во дворецъ, чтобы откланяться, и оставался тамъ около полутора часа. Прежде всего вышла императрица съ принцами. Затѣмъ послѣ этой сцены появился императоръ. Что онъ сказалъ Бисмарку, — это осталось тайной.
Если вѣрить Блюму, одинъ изъ коллегъ Бисмарка, Беттихеръ, не былъ чуждъ всему происшедшему, о чемъ разсказано выше. Онъ будто бы посовѣтовалъ императору освободиться отъ опеки канцлера: „если вы хотите идти по слѣдамъ Фридриха Великаго, надо прежде всего удалить Бисмарка“. Эти факты объясняютъ чувство ненависти, какія бывшій канцлеръ съ тѣхъ лоръ не переставалъ питать къ своему убывшему протеже.
О происхожденія разногласія между Россіей и Германіей въ той же книгѣ приведены слѣдующія данныя:
Въ 1879 году, согласно съ постановленіями Берлинскаго трактата, коммиссія, составленная изъ делегатовъ великихъ державъ и заинтересованныхъ государствъ, собралась въ Нови-Базаръ, съ цѣлью размежеванія турецкихъ границъ на западѣ. Для облегченія задачи по примиренію противоположныхъ интересовъ всѣхъ заинтересованныхъ сторонъ пришлось отправиться къ тѣмъ границамъ. Тутъ Россія вдругъ потребовала въ трехъ письмахъ, адресованныхъ лично императору Вильгельму, чтобы германскій представитель въ коммиссіи разграниченія поддерживалъ претензіи русскаго представителя. Бисмаркъ былъ въ то время на водахъ въ Гаштейнѣ. Это лѣченіе почти всегда вызывало въ немъ значительное нервное возбужденіе, которое на этотъ разъ соединилось съ усиленной дѣятельностью и мало свойственнымъ ему раздраженіемъ, причиненнымъ письмами императора Александра II и связанными съ ними событіями; и потому канцлеръ не ощущалъ никакихъ благотворныхъ послѣдствій отъ лѣченія. При немъ было двое сыновей, съ которыми онъ трудился неустанно съ утра до вечера и тѣмъ не менѣе задача была настолько трудна, что три или четыре курьера почти всегда часами ожидали у дверей, пока имъ вручатъ бумаги, которыя имъ предстояло доставить по назначенію.
Императоръ Вильгельмъ сообщилъ канцлеру письма государя и, по совѣту князя Бисмарка, немедленно отвергъ требованія своего племянника, хотя они и слѣдовали одно за другимъ, принимая все болѣе настойчивую форму. Наконецъ государь императоръ написалъ письмо, которое приблизительно можетъ быть резюмировано такъ:
„Принятіе императоромъ Вильгельмомъ требованія, формулированнаго императоромъ Александромъ II, является условіемъ для поддержанія мира между обоими народами“.
Послѣ этого князь Бисмаркъ послалъ своему государю такую декларацію: „Если бы эти слова стояли въ какой-нибудь оффиціальной русской бумагѣ, то мнѣ ничего не осталось бы сдѣлать, какъ посовѣтовать его величеству мобилизировать германскія вооруженныя силы противъ Россіи. Поэтому прошу его величество предложить царю продолжать вести это дѣло оффиціальнымъ путемъ“.
Императоръ Вильгельмъ послѣдовалъ совѣту своего канцлера. Насколько, однако, это первое разногласіе тяготило императора Вильгельма, видно изъ того, что онъ вдругъ, и безъ вѣдома Бисмарка, послалъ довѣреннаго своего генерала Мантейфеля, въ Александрово, чтобы испросить аудіенціи у государя императора, а еще болѣе явствуетъ изъ факта, что престарѣлый германскій императоръ самолично поѣхалъ въ Александрово. Но задушевной бесѣдѣ двухъ императоровъ, повидимому, не удалось преодолѣть непріязненныхъ намѣреній дипломатіи.
Бисмаркъ серьезно отнесся къ недружелюбнымъ чувствамъ, проявленнымъ со стороны Россіи. Онъ телеграфировалъ графу Андраши, министру иностранныхъ дѣлъ въ Австро-Венгріи, прося у него аудіенціи и, получивъ отъ графа утвердительный отвѣтъ, немедленно отправился въ Вѣну. Въ Вѣнѣ онъ познакомилъ графа съ письмами, какими обмѣнялись оба императора, и выразилъ опасеніе, не заключенъ ли, или не готовится ли къ заключенію франко-русскій союзъ. Андраши отвѣчалъ: „для франко-русскаго союза можетъ быть одинъ противовѣсъ — автро-германскій союзъ“.
Князь Бисмаркъ согласился съ этимъ. Графъ же Андраши не только объявилъ ему о своей готовности подписать австро-германскій союзъ, но полагалъ, что можетъ гарантировать также и то, что его государь одобритъ подобный союзъ. Что касается Бисмарка, то онъ не былъ настолько увѣренъ въ согласіи своего государя. Тѣмъ не менѣе составленъ былъ проектъ договора. Переговоры длились съ 21 по 24 сентября 1879 года. Составленный тогда договоръ обнародованъ былъ лишь 3 октября 1888 года въ „Reichsanzeiger“. Онъ помѣченъ 7 октября 1879 года. Столь запоздавшая редакція договора объясняется тѣмъ, что первоначально императоръ Вильгельмъ не хотѣлъ и слышатъ о союзѣ, хотя Францъ-Іосифъ выразилъ готовность подписать его. Императоръ Вильгельмъ на отрѣзъ сказалъ: „нѣтъ“. И только послѣ долгихъ и тщетныхъ увѣщаній удалось князю Бисмарку добиться согласія своего государя, пославъ къ нему въ Баденъ-Баденъ графа Штольбергъ-Вернигероде».
Вопросъ о «Желѣзной маскѣ» и новый претендентъ на нее. Изъ романовъ Александра Дюма-отца каждый знаетъ о человѣкѣ въ желѣзной маскѣ. По нимъ этой таинственной личностью былъ братъ Людовика XIV, старшій братъ-близнецъ. Но страсть разгадать загадку не удовлетворилась разсказомъ романиста. Болѣе пятидесяти авторовъ пытались объяснить, кто эта таинственная особа, скрывавшаяся подъ желѣзной маской и находившаяся въ заточеніи по государственнымъ соображеніямъ. Вопросъ объ этомъ впервые былъ составленъ въ памфлетѣ, появившемся въ 1746 году, въ Амстердамѣ: «Mémoires secrets pour servir à l’histoire de Perses». По свѣдѣніямъ этихъ «Мемуаровъ» «Желѣзной маской» долженъ быть графъ Вермандуа, сынъ Людовика XIV и m-lle де-ла-Вальеръ.
Пять лѣтъ спустя Вольтеръ напечаталъ свой «Siècle de Louis XIV», гдѣ анекдотъ объ узникѣ въ маскѣ разсказанъ со всѣми подробностями. Разсказъ этотъ приведенъ въ «Dictionnaire encyclopédique» и дополненъ «примѣчаніемъ издателя», написаннымъ, быть можетъ, рукой самого Вольтера. Изъ разсказа явствуетъ, что «Желѣзной маской» былъ старшій братъ Людовика XIV, родившійся отъ связи Анны Австрійской съ Мазарини. Традиція, въ силу которой, подъ именемъ Желѣзной маски считается братъ Людовика XIV, толкуется различно:
1) Существуетъ только что приведенная гипотеза, т. е. что Желѣзная маска есть старшій братъ Людовика XIV и сынъ Мазарини.
2) Есть другая гипотеза, что Желѣзная маска — старшій братъ и «близнецъ». Людовикъ XIV, видите-ли, родился въ полдень. Нѣсколько часовъ спустя у королевы поднялись новыя боли, и она родила второго сына. Физіологически онъ-то и былъ старшій, его-то и надо было удалить. Здѣсь мы снова встрѣчаемъ версію, принятую въ романѣ и наиболѣе всѣмъ извѣстную. Основывается она на «Мемуарахъ Ришелье», гдѣ она разсказывается подробно. Но авторомъ этихъ «Мемуаровъ» является Сулави, секретарь герцога, и всѣ документы, помѣщенные тамъ, не отличаются достовѣрностью.
3) Есть, наконецъ, третій варіантъ — у Мазарини и Анны Австрійской былъ ребенокъ; отъ короля у королевы былъ также реебнокъ. И вотъ кардиналъ, съ согласія королевы, якобы подмѣнялъ своего сына вмѣсто настоящаго престолонаслѣдника, который и былъ сосланъ въ Пиньероль въ пресловутой маскѣ. Такова версія шведскаго барона де-Глейхенъ, пытавшагося въ XVIII вѣкѣ проникнуть въ эту тайну и обратившагося съ вопросомъ къ Шуазелю. Но очень вѣроятно, что свѣдѣнія Шуазеля по этому предмету были весьма кратки. Шведскій баронъ, вѣроятно, охотно готовъ былъ бы установить фактъ, что Франціей правила не династія Бурбоновъ, а династія Мазарини. Но доводы его не убѣдительны…
И какихъ только незаконнорожденныхъ сыновей или просто незаконнорожденныхъ дѣтей не пробовали узнавать въ Желѣзной маскѣ! Незаконнорожденнаго сына Луизы Орлеанской, первой жены Карла, короля Испаніи, или же Маріи Нейбургской — второй его жены; сына Генріетты Орлеанской (столь великолѣпно оплаканной Боссюэтомъ) и Людовикъ XIV или графа де-Гингь; сына Христины II и Мональдески; сына Кромвеля, незаконнаго сына Маріи-Терезіи, супруги великаго короля, и его негра слуги.
Есть гипотезы съ болѣе серьезной подкладкой. Маріусъ Топень съ своей книгѣ «Masque de fer» (1869 г.) предполагалъ въ Желѣзной маскѣ нѣкоего Маттіоли, агента герцога Мантуи, который выторговалъ у Людовика XIV уступку Казаля за 100.000 экю. Маттіоли съ большимъ почетомъ былъ принять при французскомъ дворѣ и затѣмъ выдалъ тайны своей дипломатіи. Внѣ себя отъ того, что его такъ одурачили, Людовикъ XIV приказалъ схватить его и заточить въ темницу. Большинство предполагаетъ въ Желѣзной маскѣ заговорщика — Ольдендорфа. Необходимо еще вспомнить Фуке и герцога Монмутскаго, незаконнаго сына Карла II. Говорили еще, что то былъ армянскій патріархъ Аведикъ, похищенный іезуитами, за то, что онъ несоглашался на примиреніе армянской церкви съ римской. Да чего только ни высказывалось.
Луазлёръ тщательно опровергалъ въ своихъ «Problèmes historiques» большинство изъ этихъ гипотезъ, старательно воздерживаясь отъ какого-нибудь рискованнаго шага съ своей стороны.
И вотъ явился новый претендентъ на таинственный, хотя и малозавидный ореолъ человѣка въ желѣзной маскѣ. Эмиль Бюрго и Базери предлагаютъ новое рѣшеніе вопроса въ этюдѣ подъ заглавіемъ «Masque de fer, révélation de la correspondence chiffreê de Lome XIV». По ихъ мнѣнію, человѣкъ въ Желѣзной маскѣ былъ sieur Вивіенъ-Лаббе, синьоръ де-Бюлондъ, генералъ-лейтенантъ королевскихъ войскъ. Какое же преступленіе совершилъ этотъ невѣдомый генералъ? А вотъ какое. Въ періодъ военныхъ дѣйствій въ герцогствѣ Савойскомъ генералъ-лейтенантъ де-Бюлондь дѣйствовалъ въ Италіи подъ высшимъ начальствомъ Катина. Ему поручено было командованіе войсками, на которыя возложена была осада Кони, взятіе котораго по мнѣнію короля, Лувуа и Катина, признавалось необходимымъ. Въ одинъ прекрасный день Бюлонда предупредили о томъ, что къ осажденнымъ приближается помощь. Не ожидая подкрѣпленій, о которыхъ сообщилъ ему Катина, не разсудивъ, что врагъ былъ еще далеко, ничего не разсчитавъ, не сдѣлавъ никакихъ попытокъ, чтобы защитить выгодное свое положеніе, Бюлондъ поспѣшно снялъ осаду Кони. Это было въ концѣ іюня 1691 года. Король и Лувуа пришли въ ярость отъ неудачи при такихъ постыдныхъ условіяхъ. 15 іюля 1691 года Бюлондъ былъ заточенъ въ Пиньерольскую крѣпость. Фактъ этого заточенія не подлежитъ сомнѣнію. Въ военныхъ архивахъ имѣется письмо д’Эрлевилля, коменданта Пиньерольской крѣпости, который 16 іюля пишетъ Лувуа: «Г. де-Катина прислалъ вчера сюда въ крѣпость г. де-Бюлонда. Онъ будетъ содержаться въ ней, согласно волѣ короля, которую онъ мнѣ передалъ…». Въ другихъ источникахъ также упоминается о заточеніи Бюлонда.
Приказанія короля переданы были Катина двумя депешами Лувуа, помѣченными 8 и 9 іюля 1691 года. Когда въ 1819 году были приведены въ порядокъ и напечатаны «Mémoires et Correspondances» Катина, по рукописямъ, сохранившимся въ семьѣ маршала, то туда же были включены и 8 шифрованныхъ депешъ, найденныхъ среди бумагъ и доселѣ остававшихся не разъясненными. Двѣ изъ этихъ депешъ помѣчены именно 8 и 9 іюля. Комендантъ Базери, какъ экспертъ по части криптологіи, возстановилъ шифръ. Людовика XIV и перевелъ эти двѣ пресловутыя депеши. Въ депешѣ отъ 8 іюля онъ нашелъ слово «маска». Слово это представлено въ шифрованномъ текстѣ числомъ 330. Но это число ни разу не повторяется болѣе въ другихъ депешахъ, вслѣдствіе чего нельзя провѣрить точность толкованія. Но пусть это означаетъ «маску». Прежде всего предписаніе объ употребленіи маски при дневныхъ прогулкахъ вполнѣ естественно: это дѣлалось съ. той цѣлью, чтобы не подвергать генералъ-лейтенанта, прослужившаго 45 лѣтъ, оскорбительному любопытству солдатъ. Кромѣ того, надѣваніе маски на узниковъ повторялось не разъ. Во всѣ времена было много узниковъ, личность которыхъ такимъ образомъ скрывалась отъ злобы его окружающихъ.
Если принять толкованіе коменданта Базери, все остальное будетъ послѣдовательно въ его книгѣ. Изъ сопоставленій его текстовъ выходитъ, что Бюлондь былъ маскированнымъ узникомъ Пиньероля, что его перевели на острова Святой Маргариты, а затѣмъ въ 1698 г. привезли въ Бастилію, гдѣ онъ и скончался въ 1703 г. Чтобы убѣдиться въ этомъ, вы должны принять непремѣнно, что въ той фразѣ «… а въ тѣ дни, когда онъ будетъ выпускаться на прогулки по валу въ… 330», это вѣщее число обозначаетъ слово въ «маскѣ». Если же вы не согласны на это, то значить все таки еще не сказано послѣднее слово о человѣкѣ въ желѣзной маскѣ.
Траты Наполеона I на собственную особу. Изъ книги Мазе-Сансье, посвященной хозяйственнымъ и домашнимъ дѣламъ Наполеона, гдѣ описана роскошь, какой онъ окружалъ свою первую расточительную супругу, которой послѣ развода съ императоромъ не хватало на ея персону трехъ милліоновъ франковъ, и свою вторую болѣе скромную супругу, мы узнаемъ также и о томъ, сколько великій императоръ французовъ тратилъ на себя. Вообще по отношенію къ собственной особѣ онъ былъ экономенъ. Послѣ его коронованія на его гардеробъ ежегодно была ассигнована сумма въ 70.000 франковъ; въ дѣйствительности на этотъ предметъ онъ никогда не затрачивалъ болѣе 20.000 франковъ. Мундиръ его стоилъ 200—240 франковъ, причемъ онъ носилъ его до послѣдней возможности, не считая унизительнымъ для своего достоинства надѣвать починенное платье. Въ холодную или дождливую погоду онъ кутался въ простую сѣрую шинель, за которую придворный его портной подавалъ ему счетъ въ 190 франковъ. Какъ всѣмъ извѣстно, Наполеонъ носилъ обыкновенно маленькія шляпы, безъ всякихъ украшеній, платя за каждую по 48 франковъ.
Зато придворный парфюмеръ поживился отъ императора. Въ особенности много истреблялъ Наполеонъ одеколона, считая его не только освѣжающимъ средствомъ, но и весьма здоровымъ для основательнаго ежедневнаго обтиранія туловища по утрамъ. Такъ, напримѣръ, отъ начала іюня по конецъ сентября ему потребовалось для того 162 стклянки одеколону, за что заплачено было 423 франка. Кромѣ того, онъ очень любилъ запахъ алоэ. Въ 1806 году онъ заплатилъ 720 франковъ за 10 унцъ алоэ. Мыло онъ также употреблялъ дорогое, 4—5 франковъ за кусокъ.
Перчаточникъ его тоже не былъ въ убыткѣ. За одинъ только октябрь мѣсяцъ 1808 года представлено было императору 48 паръ перчатокъ изъ оленьей кожи и 24 пары изъ тончайшей козьей кожи. На сколько времени хватило такого запаса для императорскихъ рукъ, правда, нѣтъ указанія, но подобныя поставки повторялись довольно часто.
Но особенная роскошь соблюдалась у Наполеона въ нижнемъ бѣльѣ Онъ отличался педантичной чистоплотностью и ежедневно мѣнялъ верхнюю и нижнюю сорочки. На верхнія сорочки употреблялось тончайшее полотно; это очевидно уже изъ того, что въ 1808 году за матеріалъ на 6 дюжинъ рубашекъ было заплачено свыше 5.000 франковъ. Сотня батистовыхъ платковъ стоила 1.400 франковъ слишкомъ. Всего на полотняныя вещи въ томъ году императоръ затратилъ 10.000 франковъ, слѣдовательно, почти половину той суммы, которую онъ имѣлъ обыкновеніе ежегодно тратить на свое платье.
Но никогда не доставалось придворнымъ поставщикамъ Наполеона такой богатой поживы, какъ при его коронованіи. Ни до, ни послѣ того не раздавались въ Тюльери въ такомъ обиліи драгоцѣннѣйшіе подарки и никогда королевскій дворецъ при Сенѣ не былъ свидѣтелемъ такой неслыханной роскоши, какъ въ то время. Коронаціонныя облаченія императора и императрицы стоили вмѣстѣ 650.000 франковъ, коронаціонные костюмы высшихъ сановниковъ — 150.000 франковъ. За драгоцѣнныя украшенія заплачено было около 700.000 франковъ. За медали на память объ этомъ событіи 20.000 франковъ. Въ общей сложности коронаціонныя празднества поглотили чудовищную сумму въ 5 милліоновъ — подобной затраты на коронацію не было произведено ни однимъ изъ монарховъ во времена французскаго королевства. И тѣмъ не менѣе, Наполеонъ I никогда не былъ въ стѣсненныхъ денежныхъ обстоятельствахъ. Какъ въ государственной казнѣ, такъ и въ собственномъ хозяйствѣ у него царилъ образцовый порядокъ. Далекій отъ того, чтобы позволить обирать себя своимъ придворнымъ поставщикамъ, императоръ просматривалъ каждый счетъ на самый пустякъ, причемъ придворнымъ поставщикамъ почти всегда приходилось сбавлять поставленныя цѣны.
Герцогъ Эрнестъ Саксенъ-Кобургъ-Готскій, какъ актеръ. Недавно скончавшійся герцогъ Кобургскій Эрнестъ извѣстенъ былъ своей многосторонностью. Онъ заявилъ себя, какъ правитель, дипломатъ, воинъ, охотникъ, композиторъ, историкъ, актеръ и поэтъ. Неудивительно, что нѣмецкія изданія переполнены воспоминаніями и анекдотами о немъ. Вотъ одно изъ наиболѣе достовѣрныхъ воспоминаній, принадлежащее извѣстному нѣмецкому артисту Фридриху Гаазе.
Когда въ февралѣ 1868 года герцогъ Эрнестъ выразилъ намѣреніе сыграть въ компаніи съ мѣстными аристократами во дворцѣ, въ Готѣ, «Стаканъ вода» Скриба, въ присутствіи приглашенныхъ гостей и взятъ на себя лично исполненіе роли Боллигброка, кобургская аристократія возликовала, оживилась и принялась усердствовать въ интересахъ этой затѣи.
"Я, — пишетъ Гаазе, — состоялъ въ то время директоромъ придворной герцогской сцены и получилъ отъ его высочества приказаніе взять на себя режисерство спектакля, въ особенности же посвятитъ мое вниманіе особѣ его высочества, и строго преслѣдовать его за самомалѣйшія промахи.
Это было не легко, такъ какъ предстояло исправить изрядную массу крупныхъ промаховъ, прежде чѣмъ я могъ приняться за самомалѣйшія. Герцогъ горячо относился къ дѣлу, и его энергія и возбужденіе видимо передавались всему благородному собранію.
Репетицій было очень много, и всѣ, включая герцога, говорили свои роли безъ суфлера. Герцогъ серьезно объявилъ, что глубокомысліе діалога до такой степени захватываетъ его, что ему требуется постоянное напоминаніе суфлера, чтобы остаться «au fait».
Мнѣ хотѣлось улыбнуться, такъ какъ это замѣчаніе напомнило мнѣ различныхъ знаменитыхъ коллегъ, которые нерѣдко говорили тоже самое. Несмотря на трудность запоминанія, съ каждой репетиціей герцогъ становился все свободнѣе, проявилъ себя, какъ прелестный сатирикъ и выказалъ настоящій, заразительный юморъ, что я по чести и могъ ему замѣтить, причемъ я, конечно зналъ, что ему пріятно будетъ услыхать это.
Его затрудняли только движенія и держаніе шляпы и длинной палки. Онъ постоянно хваталъ палку поверхъ набалдашника, вмѣсто того, чтобы брать ее ниже изъ-подъ длинной кисти. Шляпу же онъ обязательно запихивалъ подъ мышку, гдѣ, по его увѣренію, она «крѣпче деожадась». Разъ двѣнадцать вытягивалъ я у него шляпу изъ-подъ митики — это дѣлалось по его же распоряженію и вкладывалъ ему въ руку, гдѣ эта шляпа должна была легко и свободно, какъ бы плавать въ воздухѣ, сообразно съ требованіями моды и граціи того времени.
— Ахъ, Гаазе, это неловко, право же неловко! Шляпа, такимъ образомъ, выскользнетъ у меня изъ руки на полъ.
— Нѣтъ, ваше высочество, вы же должн изволить приловчиться къ тому.
— Ахъ, Богъ мой, этого же не единый человѣкъ не знаетъ, никто изъ нашихъ зрителей ничего рѣшительно не пойметъ.
— Прошу васъ покорнѣйше, — весело возразилъ я.
— Ну, въ такомъ случаѣ, съ Богомъ! — улыбаясь отвѣчалъ привѣтливый герцогъ.
Между тѣмъ, шляпа продолжала по прежнему соскальзывать на полъ, пока, наконецъ, герцогъ съ сердцемъ не воскликнулъ: «Еще разъ чортъ побери, я все-таки не могу иначе!» Слово за словомъ, наконецъ я увлекся, вообразилъ, что нахожусь на настоящей театральной репетиціи, посреди товарищей по призванію, и не очень-то вѣжливо крикнулъ:
— Но, прошу васъ, такъ вѣдь не держится ни одинъ благовоспитанный человѣкъ.
Картина! — Казалось, передъ аристократическимъ собраніемъ разверзлась земля, — наступило затишье передъ бурей.
Герцогъ кашлянулъ и сказалъ не сразу:
— Конечно, быть можетъ, въ данномъ случаѣ, вы вполнѣ правы, Гаазе, — но фактъ, что вы хотите научить меня, какъ долженъ держать себя аристократъ… все же… собственно это все же очень… очень обидно!
И герцогъ расхохотался во все горло и показалъ себя «снисходительнѣйшимъ» изо всѣхъ его окружавшихъ.
Спектакль имѣлъ огромный успѣхъ, и я, по чести, долженъ признаться, что ни до, ни послѣ того не присутствовалъ при исполненіи этой комедіи, которое могло бы стоять на ряду съ этимъ придворнымъ спектаклемъ, въ смыслѣ «правдоподобности положенія».
Герцогъ былъ въ самомъ розовомъ настроеніи. Избытокъ нелицемѣрныхъ комплиментовъ и, конечно, собственное сознаніе, основанное на разсудительности и скромности, почти совсѣмъ отуманили его.
Вдругъ онъ обратился ко мнѣ съ вопросомъ черезъ столъ: "Гаазе, а что если бы я былъ актеромъ, какъ вы думаете, какое бы я могъ получать жалованье? Только по чести, прошу васъ.
— Ваше высочество, право-же, не могу себѣ представить.
— Нѣтъ, нѣтъ, извольте отвѣчать! Какое жалованье, какъ вы полагаете, — могъ бы я требовать и получатъ?
— Ваше высочество… требовать… Вы могли бы… Бога ради…
— Ну-съ, скорѣе!!
Все общество упорно уставилось на меня глазами, и въ глазахъ у всѣхъ свѣтились чертики.
— Ваше высочество… я полагаю…
— Ну-съ, что же вы полагаете?
— Я полагаю… 800 талеровъ… На среднихъ сценахъ!
Въ отвѣтъ послышался истерическій хохотъ всего собранія. Герцогъ еще ранѣе поднявшійся съ своего мѣста, вертѣлся на каблукѣ знакомой намъ всѣмъ манерой и съ сардонической улыбкой затѣмъ сказалъ: «Ну-съ, значитъ, я еще не пропаду!» и потребовалъ себѣ сигару.