Новое о Чехове (Аверченко)
| ← Человек-зверь (Материалы для нижегородской истории) | Новое о Чехове | Жвачка → |
| Из сборника «Сорные травы». Опубл.: 1914. Источник: Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 4: Сорные травы. — М.: ТЕРРА--Книжный клуб. 2007. — az.lib.ru |
Не так давно редактор, подойдя ко мне (он человек не гордый и иногда запросто беседует с сотрудниками), сказал:
— Не можете ли вы, Фома, достать что-либо новое об Антоне Павловиче Чехове?.. Пусть это будет вещь не юмористическая — все равно. Незабвенный писатель так дорог нам всем, что даже случайные воспоминания о нем, обрывки воспоминаний будут бесконечно близки нашему сердцу.
Я, прослезившись, отвечал:
— Хорошо. Надеюсь, что за места, которые будут бесконечно близки вашему сердцу, вы заплатите гонорар соответствующий… До свиданья. Еду.
Первый встреченный мною человек, который мог, по его словам, рассказать мне о Чехове, был очень словоохотлив и сейчас же начал свои воспоминания.
— Как же, помню, помню!.. Теперь покойничку было бы уже 60 лет, царство ему небесное…
— Что вы! На днях ему только 50 исполнилось… Об этом я сам читал.
Мой собеседник засмеялся.
— Узнаю покойника… Всегда любил десяточек лет сбросить… Он даже собственным детям не открывал своих лет.
— Детям! Разве у него были дети?!
— Семеро было. Неужели вы не знали?
— Я не верю своим ушам! Насколько я знаю…
Но тут я скромно замолчал. Это была интимная жизнь незабвенного писателя, и касаться ее мне казалось неделикатным. Я перевел разговор:
— Вы помните какие-нибудь любопытные случаи из жизни покойника?
— Сколько угодно! Однажды мы с ним пили в железнодорожном буфете водку. «Хочешь, — говорит, — я аршин водки выпью? Ставь рюмки в ряд, отмеривай аршином, и я пить буду!» Что хохоту было тогда… Умора!
— Гм… А еще вы ничего не помните из его личной жизни?
— Как же! Однажды получил он из имения деньги… Что-то тысяч десять…
Я изумился.
— Неужели у него было имение?
— Сколько угодно! Три имения было. Два самарских, одно подмосковное… Получил он деньги, я ему и говорю: «Чем эти деньги на цыганок бросать, ты бы, Вася»…
— Антоша, — подсказал я.
— Вася! Какой там Антоша?
Я вспылил:
— Да ведь вы мне об Антоне Павловиче Чехове рассказываете? О писателе?
Он с дурацким удивлением взглянул на меня.
— О каком Антоне Палыче, государь мой? Я рассказываю о гусарского полка штабс-ротмистре Василии Дорофеиче Чехове-Чеховиче! Рубаха-парень был!..
— Тьфу!!
— Вы не плюйтесь… За это ответите.
Я встретился с другим господином и завел с ним разговор о Чехове.
— Вы знаете что-нибудь о Чехове? Именно об Антоне Павловиче Чехове, а не о ком другом.
— Я? О Чехове? Сколько угодно. Мы ведь с ним вместе писали в «Стрекозе». Его, надо признаться, терпели там, как неизбежное зло, а меня редактор очень любил. Однажды я прихожу к редактору, а он мне и говорит: прекрасный рассказ вы дали нам, дорогой Петр Иваныч…
— А Чехов?
— Что Чехов?
— Был при этом?
— Да зачем же ему обязательно быть при этом?
— Вы мне лучше что-нибудь о Чехове расскажите. Как он, вообще, работал?
— Кто, Чехов? Так, знаете, писал разные рассказы… А я в то время уже драму написал. Прекрасная драма. Снес к Суворину, а он и говорит мне: «Талантище у тебя, Петя!»
— Послушайте! Я вас о Чехове прошу рассказать, а вы о себе рассказываете… О вас мы еще поговорим… даю вам честное слово! Вот будет ваш юбилей — тогда и поговорим… А вы мне сейчас о Чехове что-нибудь…
— Да что ж о Чехове… Можно и о Чехове. Встречаю я его как-то на улице. Спрашивает: «Куда идешь?» В «Ниву»! Прихожу я в «Ниву», секретарь встречает меня восторженно: «Ну, знаете, батенька, ваша повестушка»…
Я злобно посмотрел на собеседника и прошипел:
— Идиот.
Он пожал плечами:
— Не скажите!
Наконец я нашел настоящего человека, с которым мог поговорить о Чехове: с первых слов я заметил, что он о себе скромно умалчивает, не путает Чехова с кем-нибудь другим и о дорогом покойнике говорит с вполне понятным благоговением:
— Чехова? Антон Палыча? Как же не знать… Очень даже хорошо.
— Интересные случаи какие-нибудь из его жизни помните?
— Есть. Как-то прихожу я к нему, а он выходит, хромает… Что такое? «Да, сапог, — говорит, — что-то жмет». «Э, — говорю, — пустяки! На колодки их натянуть, да разбить»…
— Ну?
— Ну, и, действительно, после колодок сапоги не жали.
— Это мелкий факт. Других нет ли?
— Есть и другие. Приезжает как-то он ко мне. «Нынче, — говорит, — пошла мода на ботинки с широкими носками… Как ты посоветуешь»? Усмехнулся я: «Выдумывают все»!..
— Ну?
— Ну, все-таки заказал покойник. Любил хорошую обувь. В последнее-то время он больше в мягких туфлях ходил. Ковровые такие…
— Да нет, вы мне расскажите, как он писал?!
— Да так и писал. «Ежели, — говорит, — Панфилыч, сапог у меня узкий, так я, — говорит, — и писать не могу, как следует. Беспокойно, значит».
Терпение мое лопнуло.
— Господи! Что вы мне сапог да сапог, туфли да туфли… Будто вы сапожник какой.
— Это точно. Сапожник и есть. Покойник пятнадцать лет сапоги у меня шил…
Когда я принес редактору вышеприведенное «Новое о Чехове», он прочел рукопись и благосклонно сказал:
— Страшный вздор! При чем здесь в серьезной статье какой-то сапожник, Чехов-Чеховский, какой-то Петя!..
Я всплеснул руками.
— Боже ты мой! Да здесь же, в этой одной статье, три статьи:
1) «Антон Чехов и его читатель».
2) «Антон Чехов в воспоминаниях и характеристиках современников».
3) «Антон Чехов и критика о нем».
И я, подбоченившись, потребовал себе тройной гонорар.