Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Статьи из газеты «День» (1863)
правитьНовое вмѣшательство иностранныхъ державъ въ Польскій вопросъ.
правитьНовыя ноты иностранныхъ державъ еще не отправлены въ Петербугъ. Сколько можно судить по газетнымъ извѣстіямъ, онѣ не представятъ никакихъ новыхъ соображеній, а только въ болѣе или менѣе наружно-учтивой формѣ возобновятъ требованія, на которыя уже получили отказъ. Отвѣтъ Россіи на эти новыя депеши будетъ, безъ сомнѣнія, логическимъ послѣдствіемъ всѣхъ ея предшествовавшихъ дипломатическихъ дѣйствій и ея недавняго отвѣта, доставившаго Россіи истинное дипломатическое торжество надъ Европой. Если Западныя державы считаютъ несовмѣстнымъ съ своимъ достоинствомъ отказаться отъ первоначально-высказанныхъ ими предложеній, то мы еще менѣе можемъ отступить отъ своихъ отрицаній, особенно въ виду настойчивости иностранныхъ правительствъ, которая есть ничто иное, какъ замаскированная угроза, въ какой бы вѣжливой формѣ она ни выразилась. И такъ, Западныя державы вновь предложатъ; Россія вновь откажетъ: что же за тѣмъ? Въ этомъ-то весь и вопросъ. По тому обороту, который приняли дѣла, Европейскіе государственные люди не могутъ кажется ожидать, чтобъ Россія попятилась назадъ вслѣдствіе ихъ повторительныхъ требованій: надо предположить, что они дѣлаютъ это только для оправданія себя предъ общественнымъ мнѣніемъ, для очистки своей оффиціальной совѣсти, — а Наполеонъ, можетъ быть, разсчитываетъ и на то, что новый отказъ Россіи задѣнетъ такъ заживо Французское національное самолюбіе, что всѣ партіи соединятся въ одномъ чувствѣ и влеченіи, и общественное мнѣніе само какъ будто заставитъ его, Наполеона, предпринять войну, которой онъ, по извѣстному своему миролюбію, какъ будто и не хочетъ и пытался было избѣгнуть. Съ другой стороны, не подлежитъ сомнѣнію, что ни Англія, ни Австрія не желаютъ войны. Между тѣмъ новое оскорбленіе, на которое онѣ напрашиваются своими новыми нотами къ Россіи, поставитъ ихъ въ такое фальшивое положеніе, изъ котораго уже не будетъ никакого почетнаго выхода, кромѣ — войны и тѣснѣйшаго союза съ Наполеономъ. Чѣмъ же объяснить это противорѣчіе? Тѣмъ ли, что запутавшись въ собственныхъ своихъ сѣтяхъ и стараясь высвободиться, Западныя державы еще болѣе путаются въ нихъ? или же тѣмъ, что онѣ и впрямь и въ самомъ дѣлѣ воображаютъ, что Россія не рѣшится подвергнуть ихъ новому дипломатическому пораженію, что Россія смутится возможностью войны, откажется отъ своихъ словъ?! Конечно, депеша лорда Непира о томъ, что князь Горчаковъ соглашается поставить знаменитые шесть пунктовъ въ основаніе переговоровъ на конференціи съ Австріей и Пруссіей и потомъ протоколы конференціи сообщить оффиціально Англіи и Франція, чтобы онѣ могли судить о согласіи принятыхъ рѣшеній съ духомъ Вѣнскаго конгресса, — конечно эта депеша принята нѣкоторыми Европейскими публицистами, да отчасти и Русской публикой, если не за уступку, то за попытку смягчить впечатлѣніе, произведенное нотами. Но мы думаемъ иначе, и по нашему мнѣнію, это поясненіе Русскаго министра вовсе не даетъ обязательнаго значенія для Россіи сужденію о протоколахъ Франціи и Англіи, и, напротивъ, только возобновляетъ отказъ на требованіе всеобщей конференціи. Съ тому же всякое тѣснѣйшее сближеніе Россіи съ Австріей и Пруссіей (которое непремѣнно было бы результатомъ мѣры, предложенной Россіей) противно видамъ Англіи и Франціи, слѣдовательно такое поясненіе нисколько не измѣняетъ дѣла. Наконецъ, о конференціи съ Австріей и Пруссіей и говорить нечего — послѣ положительнаго и громкаго протеста Австріи, телеграфированнаго, распубликованнаго, разосланнаго въ депешахъ Австрійскимъ министромъ иностранныхъ дѣлъ. Признаемся, мы чрезвычайно опасались, чтобы Австрія, дѣйствительно не вздумала согласиться на предложеніе Россіи, сдѣланное впрочемъ, какъ мы полагаемъ, съ намѣреніемъ только выяснить отношенія Австріи къ дѣлу и къ Западнымъ кабинетамъ, и отчасти смутить сердечное согласіе сихъ трехъ правительствъ; поэтому мы прочли съ истинною радостью рѣшительный — можетъ быть слишкомъ опрометчивый — отказъ Австріи на предложеніе князя Горчакова. Этимъ протестомъ Австрія сама запираетъ себѣ единственный почетный для нея выходъ изъ того положенія, въ которое она ввязалась; сама, по поговоркѣ, сжигаетъ свои корабли и отрѣзываетъ у себя путь къ отступленію. Судьба очевидно не допустила насъ вновь стать блюстителями благочинія въ Германіи и стражами интересовъ Австрійскихъ — обязанности, возлагавшіяся на насъ покойнымъ священнымъ союзомъ! — Скажемъ мимоходомъ, что Австрія, страдающая хроническимъ грѣхомъ недобросовѣстности, своею торопливостью въ протестѣ только сама пуще обличила, гдѣ у нея больное мѣсто, какой грѣхъ за нею водится! Хорошо зная, какъ мало ей довѣряютъ, она съ горячностью, нѣсколько комическою, выходящею изъ дипломатическихъ приличій, поспѣшила заявить Западнымъ державамъ, чуть не съ божбой и клятвой, чтобъ онѣ не изволили безпокоиться и сомнѣваться, что она поступаетъ на сей разъ по чести, ни за что не обманетъ, и что это все только напраслина на нее со стороны Россіи…
Какъ бы то ни было, но кажется дипломатическій союзъ между тремя державами все еще не окрѣпъ до степени союза военнаго. По крайней мѣрѣ въ немедленный приступъ къ военнымъ дѣйствіямъ еще не вѣрятъ въ Европѣ, сколько можно судить по отвыву иностранныхъ журналовъ, а вмѣсто войны — выдвигаются ими другія комбинаціи, по мнѣнію ихъ, равносильныя войнѣ. Эти комбинаціи слѣдующія: или дипломатически уединить, разобщитъ Россію, т. е. разорвать съ нею дипломатическія сношенія почти всей Европѣ, или же ограничиться одной блокадой береговъ и запереть Россіи всѣ сношенія моремъ, а въ Австріи поставить обсерваціонный корпусъ. Но въ послѣднемъ случаѣ Россія, конечно, не возобновитъ ошибки 1854 года, когда — изъ опасенія, чтобъ насъ не назвали зачинщиками войны — мы обязались 4ыло, запутавшись въ дипломатическіе переговоры, вести войну только оборонительную и отступили назадъ за Дунай и даже изъ Княжествъ!!.. Россія конечно не дозволитъ Австріи принять то же положеніе, въ которомъ послѣдняя успѣла надѣлать намъ столько зла во время Восточной войны, и вѣроятно выведетъ Австрію на чистую воду, вынудитъ ее къ болѣе прямому и открытому способу дѣйствій: однимъ словомъ, на блокаду береговъ Франціею и Англіею — отвѣтитъ войной наступательной. Это дѣйствительно было бы, какъ уже было замѣчено въ Русской журналистикѣ, самымъ лучшимъ исходомъ изъ настоящаго натянутаго, томительнаго положенія. Въ войнѣ съ Австріей и ея послѣдствіяхъ мы скорѣе найдемъ, можетъ быть, разрѣшеніе неразрѣшимому Польскому вопросу, чѣмъ во всякихъ другихъ соображеніяхъ и мѣрахъ. Но войну съ Австріей, по нашему убѣжденію, мы можемъ вести — только водрузивъ Славянское знамя, знамя освобожденія Славянскихъ племенъ (въ томъ числѣ и Польскаго) изъ-подъ Нѣмецко-Австрійскаго гнета для возвращенія ихъ къ свободной и самобытной жизни… Впрочемъ эти мечты слишкомъ хороши, чтобы мы могли вѣрить въ ихъ скорую несомнѣнную сбыточность. Можетъ быть Россіи еще не созрѣла дли выполненіи этого своего историческаго призванія; еще мы сами, можетъ быть, не окрѣпли въ сознаніи своей Русской народности, еще въ насъ самихъ много Нѣмца, — и слабы наши Русскія общественныя силы!.. Можетъ быть, настоящія событія положатъ только начало новой Славянской политикѣ Россіи и помогутъ хоть въ нѣкоторой степени освободить ея путь, загроможденный Нѣмецкими преданіями новѣйшаго періода нашей исторіи.
Что касается до уединенія, или дипломатическаго изолированія Россіи (isolement), которымъ грозятъ намъ Западные публицисты, то есть до перерыва полныхъ дипломатическихъ сношеній безъ всякаго объявленія войны, то прежде всего трудно повѣрить, чтобы Французское правительство ограничилось однимъ отозваніемъ своего посланника и за* мѣною его какимъ-нибудь повѣреннымъ въ дѣлахъ, не сдѣлавъ ничего болѣе существеннаго въ пользу Польши. Поляки ожидаютъ дѣйствительной помощи отъ Европы, а не одного охлажденія дипломатическихъ ея отношеній къ Россіи. Если же Западныя державы будутъ помогать Польшѣ явно и открыто, но не оффиціально, въ родѣ того, какъ оказывала Англія помощь экспедиціи Гарибальди въ Сицилію и въ Неаполь, — то такое вспомоществованіе Полякамъ, по географическому положенію Польши, невозможно безъ положительнаго, прямаго согласія и участія Пруссіи и Австріи, или хоть одной Австріи. Но, не говоря уже о томъ, что едвали Австрія найдетъ для себя выгоднымъ обратить Галицію въ такое депо горючихъ веществъ и сдѣлать изъ нея поприще для революціонныхъ Польскихъ элементовъ, — подобное положеніе, ею принятое, могло бы служить для Россіи совершенно законнымъ поводомъ къ объявленію ей войны. — Впрочемъ во всякомъ случаѣ то уединеніе, въ которое надѣются, можетъ быть, поставить Россію Европейскіе кабинеты, ей не только не страшно, но, съ нашей точки зрѣнія, совершенно выгодно. Мы слишкомъ долго волочились по слѣдамъ Европы, слишкомъ сильно дорожили ея общественнымъ мнѣніемъ, слишкомъ многимъ своимъ жертвовали въ угоду Романо-Германскому міру, — своимъ истиннымъ историческимъ призваніемъ, своими естественными и законными симпатіями, любовью и уваженіемъ своихъ братьевъ! Утративъ союзниковъ въ Романо-Германскомъ мірѣ, мы укрѣпимся въ союзѣ съ самими собой, мы поищемъ опоры и найдемъ дѣйствительную и въ то же время живительную опору въ себѣ самихъ, въ Русскомъ народѣ и во всѣхъ угнетенныхъ Славянскихъ племенахъ. Если бы иностранные государственные люди были дальновиднѣе и способны были понимать Россію (которую нельзя понять Европейцу однимъ обиходнымъ, рутиннымъ, Европейскимъ пониманіемъ), они бы должны были напротивъ избѣгать всего, что могло бы разъединить съ ними Россію, всего, что могло бы освободить ее изъ-подъ власти Европейскаго авторитета и возвратить ее къ ея собственному очагу, къ источнику ея крѣпости и силы. Европейцы до сихъ поръ не уразумѣли (но намъ-то, кажется, давно бы пора это уразумѣть), что узы политической дружбы, связывавшей насъ съ ними, часто были дѣйствительными узами въ буквальномъ смыслѣ слова, спутывавшими всѣ наши движенія, задерживавшими правильное кровообращеніе нашего собственнаго организма. Такъ на Вѣнскомъ конгрессѣ, изъ дружбы къ Австріи, Русское, всемогущее тогда, правительство отказало въ просьбѣ депутаціи Сербской, ходатайствовавшей о признаніи независимости Сербовъ отъ Турокъ; такъ оно же заставило Черногорцевъ уступить Австрійцамъ Бокко-ди-Баттаро — пристань на Адріатическомъ морѣ, добытую ими оружіемъ у Французовъ, — пристань, безъ которой невозможно и существовать этому бѣдному народу и которая держитъ ихъ въ постоянной зависимости отъ Австріи. Такъ въ 1849 году мы цѣною своей Русской крови спасли Австрію и помогли ей поработить Венгерцевъ. Такъ цѣлые десятки лѣтъ сношенія съ Западными Славянами вмѣнялись Русскимъ чуть не въ преступленіе и по доносамъ Австріи подвергали ихъ преслѣдованіямъ; такъ, пренебрегая развитіемъ народныхъ органическихъ силъ Россіи, — всѣмъ тѣмъ, чего
не пойметъ и не замѣтитъ
Чуждый взоръ иноплеменный, —
Что блеститъ и ярко свѣтитъ
Въ красотѣ ея смиренной,
Мы изъ всѣхъ селъ гонялись за красотою Нѣмецкой, и не духовно-Нѣмецкой только, а преимущественно Нѣмецко-государственной. Но мы никогда бы и не кончили, еслибъ вздумали перечислять всѣ незаконнорожденные плоды нашей податливости, нашей грѣховной связи съ Западомъ. Однимъ словомъ — всякій раздоръ съ Европой, военный, дипломатическій, общественный, можетъ обратиться намъ въ пользу и не страшенъ намъ, если только возвысится въ Россіи значеніе Русской земли, Русскаго народа, — а это единое, что намъ есть на потребу….