Не всякого жалей (Амфитеатров)/ДО
| Не всякаго жалѣй : Изъ фламандскихъ легендъ |
| Дата созданія: 1902, Минусинскъ. Источникъ: Амфитеатровъ А. В. Сказочныя были. Старое въ новомъ. — СПб.: Товарищество «Общественная польза», 1904. — С. 133. |
Фламандцы вѣрятъ, что дьяволъ женатъ на царевнѣ-жабѣ. Однако, она ему вторая жена. Первою была дѣвушка изъ города Камбрэ, сирота благороднаго происхожденія, по имени Жанна.
Она была прекрасна собою, невинна, благочестива и добраго, жалостливаго сердца. Раздавала щедрую милостыню бѣднымъ, кормила голодныхъ, лечила недужныхъ, принимала странныхъ и убогихъ. Если бы имущества Жанны не охранялъ строгій опекунъ, то она давно бы обнищала, потому что не было для нея радости большей, чѣмъ помочь ближнему въ нуждѣ. Любой встрѣчный горюнъ могъ выпросить у Жанны даже послѣднюю рубашку съ плечъ. Слухъ объ ея добродѣтели гремѣлъ по всей Фландріи и, наконецъ, достигъ ушей даже чорта.
Конечно, чортъ не захотѣлъ потерпѣть, чтобы такая рѣдкостная дѣва пребывала въ чистотѣ и духовной благодати. Тѣмъ болѣе, что благочестивая Жанна обладала даромъ краснорѣчія, и уже не одинъ закоснѣлый грѣшникъ, послушавъ ея мудрыхъ и кроткихъ бесѣдъ, измѣнилъ свою жизнь и возвратился съ пути дьявольскаго на путь Божій. Нечистый окружилъ Жанну сѣтью искушеній и, какъ водится, сперва устремился поколебать ея цѣломудріе. Однако, напрасно являлся онъ ей рыцаремъ съ перьями на шлемѣ, купцомъ съ полными золота мѣшками, королемъ въ сіяющей коронѣ, звонкоголосымъ менестрелемъ съ пѣвучею лютнею въ рукахъ. Доблестная Жанна устояла противъ любовныхъ соблазновъ, какъ добрая крѣпость, а чортъ самъ запутался въ своихъ сѣтяхъ: влюбился въ Жанну по уши и задумалъ на ней жениться.
Зная, что ни красотою, ни богатствомъ, ни высокимъ саномъ, ни прельщеніями искусства Жанны ему не покорить, чортъ пустился на новую хитрость — закинулъ удочку, чтобы поймать красавицу на жалость. Онъ явился Жаннѣ въ настоящемъ своемъ видѣ — черный, рогатый, козлоногій, съ длиннымъ хвостомъ, общипанный, смрадный. И сказалъ:
— Смотри, какъ я безобразенъ. Нѣтъ на свѣтѣ существа страшнѣе и несчастнѣе меня. А вѣдь когда-то я былъ прекраснѣе всѣхъ ангеловъ, и, если Богъ меня проститъ, опять такимъ же стану.
И онъ ломалъ себѣ руки, заливался слезами и вопилъ:
— Всѣ ненавидятъ меня, всѣ клянутъ. Подумай: легко ли мнѣ жить такимъ отвратительнымъ уродомъ? Ахъ, если бы я могъ раскаяться, перестать дѣлать зло, снова служить Богу и быть добрымъ ангеломъ!
Жанна, въ безмѣрной добротѣ своей, готовая утѣшать даже чорта, спросила:
— Если зло стыдно и противно тебѣ, зачѣмъ же ты его творишь?
Чортъ отвѣчалъ съ отчаяніемъ:
— Ахъ, я самъ себя не понимаю. Повѣрь мнѣ: я тысячи разъ собирался дѣлать добро, но изъ моихъ намѣреній выходили только пакости. Я думаю, что это отъ моего одиночества. Пойми: я всегда одинъ, никто никогда меня не любилъ, не жалѣлъ, мнѣ не съ кѣмъ слова перемолвить. Я одичалъ, ошалѣлъ отъ холостой жизни. Это она родитъ во мнѣ дурныя мысли и толкаетъ меня на развратныя дѣла. Я увѣренъ, что, будь вокругъ меня семья, я сталъ бы совсѣмъ инымъ. Мнѣ нужна жена. Мнѣ не достаетъ любящей женской души, которая бы меня направила и поддержала. Ахъ, Жанна! Я совсѣмъ не такой негодяй, какъ обо мнѣ говорятъ. Я только не имѣю никакого характера и дурно воспитанъ. Но, если взять меня въ хорошія женскія руки, — клянусь: изъ меня выйдетъ мужъ — всѣмъ на зависть и удивленіе.
Такъ говорили они много разъ и, въ концѣ концовъ, договорились: чортъ сдѣлалъ Жаннѣ предложеніе, Жанна согласилась выйти за чорта замужъ. Ужъ очень льстила ей надежда прекратить въ мірѣ всякое зло, обративъ на путь истинный самого черта. Ужъ очень жаль было ей, что чортъ такой скверный уродъ, тогда какъ стоитъ ей его полюбить, — и онъ станетъ первымъ красавцемъ въ мірѣ. Потому что она вѣрила въ старую пословицу, которая гласитъ: «кабы дьяволу добрую хозяйку, такъ онъ бы бѣленькій былъ».
Чортъ, съ своей стороны, падалъ передъ Жанною на колѣни, плакалъ и клялся, что для него настаетъ новая жизнь, и во вѣкъ ему не заплатить Жаннѣ за ея доброту и благодѣянія.
Сыграли свадьбу. Когда гости разошлись, и молодые остались вдвоемъ, Жанна вынула изъ кармана книгу благочестивыхъ проповѣдей и предложила супругу почитать ее вслухъ. Но чортъ страшно наморщилъ лобъ, выпучилъ глаза и сказалъ:
— Милый другъ, неужели мы женились затѣмъ, чтобы изучать богословіе даже въ свадебную ночь? О спасеніи души поговоримъ завтра, а теперь — время любви и наслажденій.
Жанна нашла, что мужъ не совсѣмъ неправъ, и отложила проповѣди въ сторону. А чортъ ночью, когда она спала, всталъ, книгу укралъ и забросилъ въ бучило. Такъ начался, такъ и потекъ ихъ медовый мѣсяцъ.
Много разъ принималась Жанна говорить мужу о Богѣ, о добрѣ, но чортъ — чѣмъ бы ее слушать — бросался къ ней съ объятіями, поцѣлуями, носилъ ее на рукахъ и визжалъ при этомъ на всю преисподнюю.
— О, какъ ты хороша, когда говоришь! О, какъ я тебя люблю! какое счастье! какое упоенье!
Такъ что Жанна разсудила сама съ собою:
— Должно быть, и въ самомъ дѣлѣ, еще не время для проповѣдей. Бѣдняжка слишкомъ влюбленъ и не въ силахъ ни о чемъ, кромѣ меня, думать. Онъ такъ много и долго страдалъ, — неудивительно, что его ослѣпило счастье. Время образумитъ его, наступятъ болѣе серьезные дни, — тогда и поговоримъ серьезно.
Медовый мѣсяцъ прошелъ, и чортъ началъ часто отлучаться изъ дома. Когда Жанна выговаривала ему, чортъ возражалъ:
— Дорогая! неужели ты думаешь, что мнѣ радостно покидать тебя, мою любимую, одну и — вмѣсто того, чтобы глядѣть въ твои чудные глаза и слушать твои кроткія рѣчи — летѣть, въ вихрѣ, за тридевять земель, въ тридесятое царство? Но у каждаго есть свои общественныя обязанности. Напримѣръ, — сегодня долженъ совершиться рѣшительный бой между Тимуромъ Хромцомъ и турецкимъ султаномъ Баязетомъ. Суди сама: могу ли я не быть на полѣ битвы?
Жанна возражала:
— Мнѣ кажется, что съ тѣхъ поръ, какъ ты рѣшился исправиться и вести добрую жизнь, тебѣ совсѣмъ не слѣдуетъ вмѣшиваться въ подобныя исторіи.
Но у чорта на каждое слово жены находилось десять.
— И радъ бы не вмѣшиваться, — говорилъ онъ, — да нельзя: не смѣю изъ человѣколюбія. Ты даже вообразить не въ состояніи, что это за мерзавцы — Тимуръ и Баязетъ. Оставь я ихъ драться безъ присмотра, ихъ арміи перерѣжутъ одна другую безъ остатка. Надо спѣшить, покуда кровь еще не пролита.
И улеталъ. А возвратясь, хвасталъ:
— Вотъ видишь: Тимуръ побѣдилъ Баязета. Не будь меня, онъ перерѣзалъ бы плѣнныхъ, но я смягчилъ его сердце, и туркамъ только выкололи по одному глазу, да отрубили по лѣвой ногѣ и по правой рукѣ, — а затѣмъ въ остальномъ оставили ихъ наслаждаться благомъ жизни.
— А самъ Баязетъ?
— Тимуръ хотѣлъ отрубить ему голову, но я навелъ Хромца на болѣе кроткую мысль: посадить Баязета въ желѣзную клѣтку и возить — показывать по ярмаркамъ. Чудакъ не оцѣнилъ благодѣянія и размозжилъ себѣ голову о рѣшетку, но это ужъ его личный капризъ, — всякій воленъ распорядиться своею головою, какъ желаетъ.
Итакъ — сегодня чортъ улеталъ слѣдить, какъ воюютъ Тимуръ съ Баязетомъ. Завтра торопился провѣрить холеру въ Индіи.
— Безъ моего глаза эта вѣдьма способна уморить все населеніе. Колдунья не соображаетъ, что бѣдной странѣ предстоитъ выдержать еще чуму, черную оспу, и два голодныхъ тифа!
Послѣзавтра мчатся къ Везувію — унять расшалившихся саламандръ, пламенныхъ горныхъ духовъ.
— Понимаешь? Озорники направили потокъ лавы на предмѣстье, полное кабаковъ — въ самый ужинъ, когда въ кабакахъ тысячи пьяныхъ матросовъ. Хорошо, что я подоспѣлъ во-время — отвелъ лаву на монастырекъ, гдѣ спасалось всего-то навсего три старыхъ, безродныхъ, никому ненужныхъ монаха.
Возвращался чортъ домой, усталый, томный, разстроенный. Вздыхалъ:
— Если бы ты знала какихъ ужасовъ я былъ свидѣтель!
И снопомъ валился на кровать.
Жанна понимала, что бѣдному труженику не до поученій. Если же она, все-таки, заикалась о нихъ, чортъ кротко улыбался и говорилъ:
— Голубушка! у меня мигрень: ничего не понимаю, что лепечутъ твои милыя губки. Оставь меня уснуть. Завтра я весь къ твоимъ услугамъ.
Однажды Жаннѣ выпалъ удачный день: чортъ потерялъ подкову съ копыта и, покуда кузнецъ ковалъ ему новую, долженъ былъ оставаться дома.
— Ну, — обрадовалась Жанна, — теперь ты принадлежишь мнѣ. Садись къ столу, — я разскажу тебѣ, въ чемъ истинное благо для души, во что надо вѣрить, какъ надо любить ближняго и Бога.
Чортъ сдѣлалъ глубокомысленное лицо и сказалъ:
— Вопросы эти не шутка для меня. Я отношусь къ нимъ страстно и серьезно. У тебя свои убѣжденія, у меня свои, — врядъ ли намъ удастся столковаться безъ спора. Ты знаешь мой несчастный характеръ: въ спорѣ я горячъ и грубъ, — разстроюсь самъ и тебя разстрою. А тебѣ вредно волноваться, такъ какъ ты носишь подъ сердцемъ дитя, и самое важное теперь, чтобы оно было здорово и прекрасно. Тебѣ извѣстно, какъ много надеждъ я возлагаю на то, что у насъ будетъ семья. Ахъ, что въ природѣ лучше дѣтей и выше семейнаго начала?
Въ должный срокъ Жанна сдѣлалась матерью двухъ близнецовъ, — увы! они ничуть не походили на ангеловъ, черные и рогатые, какъ дьяволъ, ихъ родитель. Горько плакала Жанна, глядя на нихъ, но чортъ былъ очень доволенъ.
— Вылитые въ меня! Какая стойкая благородная порода!
Попробовала было Жанна ихъ перекрестить, но чуть занесла благословляющую руку, — чертенята зашипѣли, какъ ужи, высунули языки, задымились паромъ и едва-едва не расточились. А чортъ строго замѣтилъ женѣ:
— Милый другъ, нельзя употреблять такихъ сильныхъ средствъ. Надо считаться съ природою дѣтей. Я не спорю, что намѣренія твои хороши, — однако, посмотри, ты мало-мало не уморила ребенка.
Если Жанна ловила чорта на какой-нибудь подлости и начинала упрекать, онъ пожималъ плечами и снисходительно говорилъ:
— Да, не спорю, не спорю! Ты права. Это давно извѣстно: я всегда виноватъ, ты всегда права, — и прекрасно! только успокойся. Не забывай, что ты кормишь дѣтей, и здоровье ихъ дороже мнѣ всѣхъ отвлеченныхъ мудрствованій на свѣтѣ.
Такъ прошло семьдесятъ семь лѣтъ. Жанна одичала въ аду, — чортъ все былъ чортъ, — преисподняя кишѣла чертенятами. Ни одинъ ни лицомъ, ни нравомъ не походилъ на мать, всѣ были безобразны, какъ ночь, и съ характеромъ папаши. Едва начиная ходить, они уже увивались въ слѣдъ отцу и помогали ему строить пакости людямъ. Зло на землѣ возросло и въ силѣ, и въ числѣ, и поняла, наконецъ, Жанна, что чортъ надулъ ее во всемъ и злобно надъ нею насмѣялся.
И приступила она къ нему напрямикъ и неотступно заявила:
— Или исполни, что обѣщалъ: будь честенъ и добръ, стань ангеломъ свѣта, или не хочу больше съ тобою жить — отпусти меня на землю, на волю.
Чортъ, которому жена уже порядкомъ надоѣла за семьдесятъ семь лѣтъ, да къ тому же стала и стара, и дурна, — состроилъ грустное лицо, надулъ губы, закатилъ глаза и отвѣтилъ важно и сухо:
— Семьдесятъ семь лѣтъ я окружалъ тебя любовью, удобствомъ, богатствомъ. Семьдесятъ семь лѣтъ я работалъ какъ волъ, чтобы заслужить твою любовь, чтобы создать семью, въ которой ты была бы матерью и хозяйкою. Семьдесятъ семь лѣтъ я терпѣливо сносилъ твою оскорбительную привязанность къ моимъ злѣйшимъ врагамъ, ни разу не показавъ тебѣ, какъ глубоко тяжела мнѣ нравственная рознь между нами. Я все надѣялся, что ты образумишься, поймешь, къ кому обязанъ привязать тебя долгъ, кто твой искренній другъ и благодѣтель. Но, видно, — какъ волка ни корми, онъ все глядитъ въ лѣсъ. Ты, по-прежнему, съ врагами моими и противъ меня. Ты презираешь меня, ты ненавистница своимъ дѣтямъ. Стоило бы — и я въ силахъ — уничтожить тебя. Но я великодушенъ. Даю тебѣ свободу, которой ты ждешь: ступай! Тебѣ не въ чемъ упрекнуть меня, а я… Э! Да что обо мнѣ толковать? развѣ мнѣ первому изъ мужей оставаться съ разбитымъ сердцемъ?
Такъ Жанна покинула адъ и возвратилась къ людямъ. Родные ея всѣ умерли, и, — такъ какъ она была стара, безобразна и очень закоптѣла въ адскомъ огнѣ, — то ни одно селеніе не хотѣло принять ее къ себѣ, считая за вѣдьму. Гонимая отъ города съ городу, отъ деревни къ деревнѣ, Жанна бродила по Фландріи босыми ногами, въ рубищѣ, ѣла съ голода желуди въ лѣсу, щавель въ полѣ, падаль во рву за живодерней. Мальчишки свистали ей вслѣдъ, травили собаками, бросали камни. Въ одно утро бѣдняжка, въ изнеможеніи, упала у кельи святого Рене, люттихскаго анахорета. Она исповѣдала отшельнику свою несчастную жизнь и, на рукахъ его, отдала Богу душу. Святой же Рене, похоронивъ тѣло Жанны на перекресткѣ, между двухъ дубовъ, воздвигъ на могилѣ камень, съ описаніемъ всѣхъ бѣдъ, въ какія повергли Жанну неразумная доброта и дьявольское коварство. Камень этотъ виденъ до сихъ поръ близъ города Камбрэ; народъ прозвалъ его «Не всякаго жалѣй», и на немъ отдыхаютъ пилигримы, идя на поклоненіе Пресвятой Богородицѣ Камбрэйской.
А чортъ женился па царевнѣ-жабѣ и взялъ въ приданое милліонъ десятинъ зыбучихъ трясинъ, да два милліона — лягушечьяго болота.