Блестящихъ новизны созданій,
Предъ вами цѣлый, шумный рой
Вокругъ читатели толпой!
- ) Изданіемъ этой брошюры авторъ исполняетъ два раза данное имъ (въ «Русскомъ Инвалидѣ») обѣщаніе: представишь характеристику нашихъ журналовъ.
Журналы и газеты, поглощая дѣятельность большей части лучшихъ нашихъ литераторовъ, опредѣляютъ общій характеръ отечественной литературы, знаменуютъ ея движеніе, жизнь и успѣхи. Прибавлять-ли, что почти всѣ гг. редакторы періодическихъ изданій нашихъ — люди умные, многосвѣдущіе, болѣе или менѣе, но замѣчательно даровитые. Мы не берёмъ на себя обязанности представить читателю подробный отчетъ о составѣ и достоинствѣ разнообразныхъ статей каждаго изъ нашихъ журналовъ: для этого потребовалась-бы не брошюра, а цѣлая книга. Между-тѣмъ, мы думаемъ, что всѣ вообще журналы наши очень и очень хороши, да и не могутъ быть дурными: потому-что всякая статья, назначаемая для напечатанія въ журналѣ, подвергается предварительно строгому суду редактора, а иногда передѣлкѣ, или, по-крайней-мѣрѣ, обработкѣ, такъ-что, являясь въ свѣтъ, почти всегда уже отличается либо занимательностію содержанія, либо, большимъ или меньшимъ, изяществомъ изложенія, — и вотъ почему публика наша предпочтительно любитъ журналы и имѣетъ къ нимъ болѣе довѣріи, нежели къ отдѣльнымъ брошюрамъ и книгамъ, особенно — если на заглавномъ листѣ послѣднихъ не встрѣчаетъ извѣстнаго, любимаго имени. Рѣчь здѣсь не о довѣріи къ литературнымъ или критическимъ мнѣніямъ журналовъ. Всѣ благомыслящіе, благонамѣренные люди сожалѣютъ, даже скорбятъ о томъ, что журналы наши, при многихъ, неоспоримыхъ достоинствахъ ихъ въ другихъ отношеніяхъ, не всегда правдивы и искренны въ своихъ приговорахъ, — противорѣчивы въ сужденіяхъ, забываютъ о взаимномъ уваженіи, ведутъ между собою литературную войну, часто очень замысловатую и остроумную, но гдѣ, по-необходимости, страждетъ истина и справедливость. Будемъ надѣяться, что рано или поздно они возчувствуютъ другаго рода, утѣшительнѣйшую, необходимость, — необходимость правдивости, безпристрастія, приличія, умѣренности — и всего, что составляетъ настоящую критику, столь полезную, столь благодѣтельную и для юныхъ дарованій и для дальнѣйшаго развитія вообще нашей юной литературы, быстро приближающейся уже къ періоду зрѣлости, по-крайней-мѣрѣ — рѣшительнаго поворота на путь надлежащій. Чѣмъ скорѣе журналы возчувствуютъ, наконецъ, эту вопіющую необходимость, тѣмъ скорѣе и вѣрнѣе упрочатъ они собственное свое существованіе, свои литературныя и вещественныя пользы. Любя Русское Слово и успѣхи его, говоримъ все это по строгому и обдуманному убѣжденію. Съ не менѣе строгою правдивостію и безпристрастіемъ приступаемъ къ краткому обозрѣнію періодическихъ изданій отечественныхъ, т.-е., къ опредѣленію характера каждаго изъ нихъ отдѣльно. Будемъ сколько возможно, умѣренными въ отзывѣ нашемъ — но и не пожертвуемъ истиною изъ опасенія не угодишь кому-либо: кто-жъ угодилъ на всѣхъ? — Вотъ, въ нѣсколькихъ словахъ, мнѣніе наше о каждомъ изъ журналовъ русскихъ, въ общей ихъ характеристикѣ; осмѣлимся прибавить, что это не только наше личное мнѣніе: но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и мнѣніе многихъ, принимающихъ живое участіе въ современной литературѣ отечественной.
1. Библіотека для чтенія[1], издаваемая О. И. Сенковскимъ, отличается полнотою, разнообразіемъ и занимательностію содержанія. Изящный выборъ русскихъ и иностранныхъ повѣстей, замѣчательныя ученыя и критическія статьи, неистощимое остроуміе, злая иронія, безконечный юморъ, неизмѣнная замысловатая шутка, порою горькая правда, подъ-часъ веселая, игривая неправда, — дѣлаютъ этотъ журналъ любимѣйшимъ чтеніемъ во всѣхъ сословіяхъ и разрядахъ нашей публики. Всё это прекрасно: но О. И. Сенковскій не написалъ ничего прекраснѣе своего несравненнаго «Антара»; таковъ, по-крайней-мѣрѣ, нашъ личный вкусъ: мы съ «Антара» считаемъ исключительно лучшею прозаическою пьесою въ цѣлой русской литературѣ. Намъ, пожалуй, замѣтятъ, что, можетъ-быть, эта аллегорическая повѣсть заимствована у какого-нибудь восточнаго писателя? Положимъ, что это передѣлка, даже вольный переводъ, но что-бы это ни -было — это превосходная, классическая вещь. О ней нельзя говоришь въ нѣсколькихъ словахъ: разборъ высокихъ красотъ ея долженъ быть предметомъ отдѣльной статьи, которую и предоставлаемъ себѣ написать, современемъ, на досугѣ. Здѣсь скажемъ, однако жъ, что «Антаръ» — торжество русской прозы; А сколько истинной поэзіи въ этой небольшой повѣсти! какъ анализированы въ ней три страсти человѣческія: страсть мщенія, страсть властвованія надъ подобными себѣ, и наконецъ — любовь! Кто имѣетъ сердце, отзывающееся на всё высокое, прекрасное, истинно-поэтическое, тотъ «Антара» ни читать, ни перечитывать равнодушно не можетъ: послѣднія страницы этой поэмы въ прозѣ невольно исторгаютъ слезу изъ самыхъ неплаксивыхъ глазъ. Но что это? мы должны были сказать только нѣсколько словъ о Библіотекѣ для чтенія, а между тѣмъ написали почти цѣлую страницу объ одномъ изъ произведеній издателя этого журнала. Винимся: но «Антаръ» и «Сенковскій» никогда не являются воображенію нашему отдѣльно.
2. Отечественныя Записки[2], издаваемыя А. А. Краевскимъ, съ необыкновенною дѣятельностію и исправностію, также имѣютъ значительное число читателей. Оригинальными русскими повѣстями онѣ щеголяютъ передъ другими журналами. Графъ Соллогубъ, г-жа Ганъ, князь Одоевскій, И. И. Панаевъ, — злой и мѣткій сатирикъ современнаго русскаго общества въ нулевыхъ его представителяхъ — и другіе извѣстные бельлетристы наши — почти исключительно печатаютъ свои повѣсти въ Отечеств. Запискахъ. Не можемъ не замѣтишь одного изъ нихъ, подписывающагося: А. Н., — автора повѣстей: Флейта, Недоумѣніе, Звѣзда, Цвѣтокъ. Нѣжно-поэтическая созерцательность; задушевная грусть, — тихая, спокойная, кроткая; чувство глубокаго унынія, безъ жалобъ, безъ ропота, безъ выходокъ на суету и несправедливость міра, — чувство тѣмъ болѣе привлекающее участіе; исключительная сосредоточенность на интересахъ внутренней жизни человѣка, на ея сокровенныхъ, не всякому доступныхъ радостяхъ и страданіяхъ; наконецъ, плѣнительная простота раюказа, согрѣтаго теплотою сердца — вотъ отличительныя черты этихъ прекрасныхъ повѣстей, или, правильнѣе, исповѣди души нѣжной, глубоко чувствующей и потому глубоко страдающей…. Лучшія иностранныя повѣсти и даже цѣлые романы Отеч. Записки постоянно печатаютъ у себя въ очень хорошихъ переводахъ. Отдѣленіе стихотвореній этого журнала можетъ похвалиться многими удачными произведенія эти молодыхъ поэтовъ нашихъ, — попадаются иногда и пьески высокаго, замѣчательнаго достоинства. Наконецъ, критика…. Но не остановиться-ли здѣсь, чтобъ не возбудить противъ себя громкихъ голосовъ большей части, если не всѣхъ журналовъ нашихъ, возстающихъ противъ этой критики? Говорятъ, что она слишкомъ учена, высокопарна, длинна, выдумываетъ новыя идеи и теоріи, не уважаетъ старыхъ, заслуженныхъ, а иногда и знаменитыхъ именъ извѣстнѣйшихъ русскихъ писателей, — не признаётъ вообще существованія русской литературы, — рѣшительно не согласна ни съ кѣмъ изъ мыслящихъ прямо, но-просту, язвительна, рѣзка, судитъ и рядитъ диктаторскимъ тономъ, — съ презрѣніемъ и величавымъ сожалѣніемъ отзывается обо всемъ, что не имѣетъ счастія ей нравиться или не сходствуетъ съ ея оригинальнымъ и самобытнымъ воззрѣніемъ на міръ литературный и даже вообще на міръ. — И мало-ли что еще говорятъ о критикѣ Отеч. Записокъ! Но ты думаемъ, что эта-же, гонимая всѣми, за правду или неправду, критика, порою, даётъ намъ дѣльные и обширные трактаты о предметахъ наукъ, искусствъ и литературы, во всѣхъ ея отрасляхъ и видахъ,, особенно-же по части эстетики. За всѣмъ тѣмъ, успѣху О. З. много содѣйствовали-бы слѣдующія обстоятельства: во-первыхъ, еслибъ онѣ, въ критическихъ статьяхъ своихъ, упростили нѣсколько способъ изложенія; во-вторыхъ, сблизили-бы нѣсколько свои воззрѣнія съ существующими литературными понятіями, и, не оставляя вовсе своей самобытности, съумѣли согласить ее съ большинствомъ требованій, вкусовъ и нѣкоторыхъ общихъ, слѣдственно непреложныхъ истинъ; въ-третьихъ, явственною чертою разграничили — высшее дарованіе, дарованіе просто и — бездарность, а не смѣшивали иногда въ отзывахъ своихъ того, другаго и третьяго; въ-четвертыхъ — имѣли-бы больше уваженія къ авторской личности вообще, — другими словами — слѣдуетъ оставить дурной тонъ и неприличное обращеніе съ авторами. Ужели послѣдніе несчастнѣе и недостойнѣе всѣхъ тружениковъ въ свѣтѣ, и за книгу свою, которая ни въ какомъ случаѣ не есть преступленіе, должны переносить всевозможныя публичныя грубости и насмѣшки? Литература русская существуетъ, но её скоро, дѣйствительно, не будетъ, если наши гг. критики не уймутся. У кого, наконецъ, достанетъ охоты и терпѣнія служить посмѣшищемъ и потѣхою черни, на забаву которой рецензенты острятся надъ своими собратами и такимъ образомъ унижаютъ всѣхъ пишущихъ, слѣдовалъ и самихъ себя — весь классъ авторовъ, нѣкогда уважаемый и чтимый у насъ, по-справедливости, какъ классъ благороднѣйшихъ дѣйствователей, услаждающихъ трудомъ своимъ жизнь человѣка, поучающихъ его, жертвующихъ ему, наконецъ, собственною — труженическою, отрѣшенною почти отъ всѣхъ общественныхъ удовольствій, жизнію. И гдѣ-жъ награда за всё это? Но уже не объ наградѣ рѣчь! Награда автора въ самомъ себѣ. Оставьте его только въ покоѣ. Онъ не проситъ похвалъ: но за что-жё осыпать его бранью, напраслиной, всѣми возможными изобрѣтеніями діалектической ѣдкости. Если между авторами и найдутся исключенія, не стоющія этого заступничества, внушеннаго намъ единою истиною и справедливостью, казните эти исключенія — но не смѣшивайте ихъ съ тѣмъ, что отличается, большимъ или меньшимъ, дарованіемъ, благородною безкорыстностію труда, не говоримъ уже призванія, непобѣдимой врожденной склонности. — Въ слѣдствіе-же всего этого — въ-пятыхъ: будьте снисходительнѣе, разборчивое. А какъ легко гг. критикамъ О. 3. удовлетворить всѣмъ этимъ требованіямъ, — при ихъ несомнѣнныхъ дарованіяхъ, большой начитанности, разнообразныхъ свѣдѣніяхъ, наконецъ при той любви къ «свысшей истинѣ», о которой они безпрестанно твердятъ и которой всегда-ли вѣрны бываютъ сами они? …
3. Сынъ Отечества[3], старѣйшій изъ нашихъ журналовъ, въ настоящемъ году поступилъ подъ редакцію К. П. Масальскаго, и обѣщаетъ быть занимательнымъ и полезнымъ журналомъ. Въ первой книжкѣ его мы съ удовольствіемъ прочитали повѣсть Маркиза Глаголя, — псевдонимъ, подъ которымъ скрывается, кажется, самъ редакторъ. Въ критическихъ статьяхъ его много живости, остроумія, и, что еще важнѣе, много правды и здраваго смысла. Нѣкоторые думаютъ иначе, но нельзя-же всѣмъ думать какъ одинъ, или какъ нѣкоторые только. Вообще должно замѣтить, что года два уже большая часть журналовъ нашихъ сильно заговорили о добросовѣстности критики. Позволимъ себѣ намекнуть здѣсь, что этотъ благодѣтельный говоръ начался именно съ изданія, вашимъ покорнѣйшимъ слугой, брошюры: Петербургскіе критики и русскіе писатели, или нѣсколько мыслей о современномъ состояніи русской литературы въ отношеніи къ критикѣ.[4] Разумѣется, что гг. критики заблагоразсудили представить содержаніе этой брошюры самымъ «обязательнымъ» образомъ: въ противномъ случаѣ, значило-бы обвинить себя — а кто себѣ врагъ! Тѣмъ не менѣе, неоспоримыя истины этой брошюры, внутренно, были глубоко почувствованы гг. критиками, и они, не обинуясь, отъ своего лица, и какъ будто невинные въ дѣлѣ, стали говорить то, о чемъ именно, прежде ихъ, осмѣлился заговорить одинъ изъ среды авторовъ.
4. Русскій Вѣстникъ[5] находится нынѣ въ завѣдываніи Н. А. Полеваго: лучшее ручательство, что журналъ долженъ быть хорошъ. Онъ преимущественно занимается разработкою матеріаловъ отечественной исторіи и наполняется статьями полезными. Критика его, за немногими исключеніями и невѣрными воззрѣніями, большею частію отличается тѣмъ спокойствіемъ, тою зрѣлостію сужденія, которыя пріобрѣтаются однимъ лишь опытомъ и долголѣтними размышленіями человѣка необыкновенно-умнаго, какимъ всѣ безпристрастные и просвѣщенные читатели давно уже признаютъ Н. А. Полеваго. Изрѣдка кой-гдѣ являются противъ него (иногда и основательныя) выходки, можетъ быть, со стороны тѣхъ-же критиковъ и литераторовъ, которыхъ онъ образовалъ. Какая неблагодарность! Давно-ли Н. А. держалъ въ ежовыхъ рукавицахъ всю русскую литературу — теперь же? И должно-ли отвѣчать на эти выходки? Писателю" пріобрѣтшему такую извѣстность, всякія выходки мало уже опасны. Защищаться и отвѣчать, въ правомъ дѣдѣ, необходимо только тѣмъ, кто, по времени и трудамъ, не успѣлъ еще стать лицёмъ къ лицу съ публикою, — которая, слѣдовательно, не зная его, можетъ повѣрить напраслинѣ и недоброжелательству, скрытому подъ личиной мнимо-безпристрастной критики.
5. Маякъ[6], издаваемый С. А. Бурачкомъ, — по точнымъ словамъ программы своей — "постоянно занимается разработкою «трёхъ важнѣйшихъ вопросовъ жизни человѣческой, именно: что „такое просвѣщеніе, образованность, искусство, и какъ ихъ достигнуть?“ — Истинно-полезное и благодѣтельное занятіе! Строгіе рецензенты могутъ замѣтить, что эти вопросы давно уже рѣшены и что XIX вѣкъ занимается самымъ усвоеніемъ просвѣщенія, образованности и искусства всѣмъ классамъ и сословіямъ народонаселенія земнаго шара, но это кажется такъ только съ перваго взгляда; — окончательною-же разработкою трёхъ упомянутыхъ вопросовъ должно непремѣнно и сильно заняться, какъ на это рѣшился Маякъ, и мы душевно желаемъ ему успѣха въ этомъ многотрудномъ, но тѣмъ болѣе почтенномъ дѣлѣ. Далѣе программа Маяка объясняешь, что отдѣленіе „Словесности“ его посвящено произведеніямъ чисто Русскимъ, въ духѣ Русскаго слова, Русскаго благонравія, Русскихъ доблестей и народности.» Значитъ, Маякъ журналъ исключительно отечественный — опять нельзя не пожелать ему успѣха. Въ Маякѣ «помѣщаются и повѣсти иностранныя, но собственно для того, чтобъ имѣть случай показать на дѣлѣ господствующія заблужденія и превратныя понятія западныхъ писателей, посягающихъ на законы чистаго вкуса, истиннаго знанія и Божіей правды.» Такое нравственное, христіанское, направленіе исторгаетъ Маяку полную похвалу, а издателю его приноситъ большую честь. Что же касается собственно западныхъ писателей, то изъ числа ихъ только весьма немногіе могутъ быть обвинены въ страшномъ посягательствѣ на доброе, прекрасное и святое: тогда какъ большая часть новѣйшихъ повѣстчиковъ, романистовъ и поэтовъ германскихъ, французскихъ и англійскихъ именно отличается въ произведеніяхъ своихъ чистотою глубокой нравственности, благоговѣющей передъ всѣмъ, что истинно непорочно, свято и религіозно. Лучшіе романы и повѣсти западныхъ писателей безпрестанно переводятся у насъ, какъ въ журналахъ, такъ и отдѣльно — а у насъ существуетъ благодѣтельная ценсура, ввѣренная людямъ испытанной нравственности, умнымъ и просвѣщеннымъ. И такъ, «Маякъ» (онъ, вѣрно, позволитъ намъ это маленькое замѣчаніе) не ошибается-ли нѣсколько въ приговорѣ своемъ всѣмъ вообще западнымъ писателямъ?… И какой даровитый, истинно умный человѣкъ станетъ осквернять перо свое проповѣдываніемъ зла и невѣрія, которое и въ самой Франціи вышло уже изъ моды и всѣми презирается. Другое дѣло — если западные писатели рѣзко изображаютъ порокъ, съ благою цѣлію представить всю его гнусность и омерзительность. Нельзя-же въ повѣсти и романѣ изображать исключительно одну добродѣтель: мы умѣемъ сознавать высокіе ея подвиги въ «Житіи Святыхъ», когда, во дни Великаго Поста, бесѣдуя съ своею совѣстію, прибѣгаемъ къ утѣшеніямъ Вѣры и Христіанской Истины. Романъ-же и повѣсть — вопреки ошибочному мнѣнію считающихъ то и другое исключительнымъ достояніемъ искусства, — суть поученія свѣтскія, въ картинахъ общественной жизни рисующія намъ прелесть добра и отвратительность недобраго — порока. Въ самомъ священномъ описаніи земнаго поприща Богочеловѣка, озаряемаго сіяніемъ Небесной Славы и Истины, развѣ не видимъ Его окруженнаго нечестіемъ и зломъ, уготовившимъ Ему вѣнецъ мученической смерти, и за Святое Добро Свое человѣчеству пролившаго божественную кровь. Маякъ справедливѣе могъ-бы замѣтить, что, при нравственномъ направленіи, западные писатели умѣютъ быть, безъ педантства и голословнаго морализма, Необыкновенно занимательными въ повѣствованіи дѣйствительныхъ или вымышленныхъ, но вѣрныхъ дѣйствительности, событій. Критика Маяка, хотя правдива и добросовѣстна, но чрезвычайно одностороння, и слѣдуетъ какому-то исключительному, одной ей свойственному, во зрѣнію. Впрочемъ, если своеобразное воззрѣніе отличаетъ Отеч. Записки, то почему-же Маяку, противоположно, не отличаться подобною своеобразностію. Только изъ борьбы двухъ діаметрально-противоположныхъ началъ, — истекаетъ свѣтлый лучъ истины. Но если бъ обѣ стороны прибѣгли къ благодѣтельной серединѣ, и уравновѣсили свои теоріи съ общностію, не слишкомъ утонченнаго, воззрѣнія, — дѣло обошлось-бы безъ дальнѣйшей борьбы. Независимо отъ всего этого, въ Маякѣ есть много истинно-прекраснаго и дѣльнаго, смѣсь его (или Замѣчатель) разнообразна и занимательна.
6. Современникъ[7], издаваемый П. А. Плетневымъ, состоя изъ 4 томовъ въ годъ, — болѣе періодическій альманахъ или сборникъ разныхъ статей въ прозѣ и стихахъ, нежели собственно журналъ. Краткіе отзывы его о новыхъ книгахъ исполнены благородства, высшаго приличія и разборчивости. Если, иногда, они бываютъ неудовлетворительны, то это именно происходитъ отъ чрезвычайной краткости ихъ. Въ Современникѣ не рѣдко встрѣчаются замѣчательныя произведенія. Какъ книга, онъ долго не потеряетъ своего достоинства, но какъ журналъ, отъ котораго требуется движеніе, жизнь, мало заключаетъ въ себѣ живо трепещущаго современнаго интереса.
7. Москвитянинъ[8] основанъ въ прошломъ году г. Погодинымъ. Главнѣйшій отдѣлъ этого журнала — матеріалы для русской исторіи вообще и исторіи русской словесности — отдѣлъ очень любопытный и богатый. Относительно общаго направленія журнала, — нельзя не признать его благонамѣреннымъ, но съ нѣкоторыми частностями трудно согласиться; таковы, напримѣръ, нападки на Европу, мнимое ея гніеніе, и тому подобное: что, какъ намъ кажется, не исходитъ даже прямо изъ внутренняго убѣжденія нападчиковъ. Соиздателю Москвитянина, г. Шевыреву, исключительно принадлежатъ примѣчательныя статьи о бельлетирическихъ явленіяхъ литературы нашей. Съ большею частію мнѣній его соглашаются, но въ иныхъ случаяхъ, гдѣ критикъ съ намѣреніемъ или по убѣжденію ошибается, согласиться съ нимъ, безъ нарушенія истины, вкуса и безпристрастія — нельзя. Въ статьѣ о темнкой сторонѣ нашей литературы, г. Шевыревъ, возставая справедливо противъ злоупотребленій журналистики, впалъ въ крайности и преувеличенія, доведшія его до выраженій слишкомъ рѣзкихъ. Вообще, критикъ Москвитянина, судя нѣсколько хладнокровнѣе и умѣреннѣе, скорѣе-бы достигъ своей прекрасной цѣди — столь желаемаго всѣми возстановленія въ литературныхъ сужденіяхъ благороднаго тона и добросовѣстности — но для этого первый шагъ собственный примѣръ. Въ началѣ статьи о свѣтлой сторонѣ нашей литературы — много умнаго и истиннаго, но и здѣсь, къ сожалѣнію, встрѣчаются странности и несообразности, какъ будто нарочно вставленныя. Нѣсколько, весьма посредственныхъ повѣстчиковъ выдаются за лучшихъ, въ отношеніи къ языку и слогу: о настоящихъ лучшихъ умалчивается какъ-бы съ намѣреніемъ. О Полевомъ и Кукольникѣ говорится съ-какимъ-то пренебреженіемъ! Но что всего страннѣе, — Баронъ Брамбеусъ названъ послѣдователемъ и даже подражателемъ Марлинскаго!?. Баронъ Брамбеусъ всегда былъ старѣе Марлинскаго, и опытомъ и разнообразными классическими познаніями и наконецъ талантомъ. Впрочемъ все это частности — главное, общее, въ Москвитянинѣ, совершенно гармонируетъ съ программою этого журнала, и съ отечественнымъ его направленіемъ.
Кромѣ журналовъ, у насъ есть еще двѣ частныя газеты, одна политическая и литературная, другая чисто литературная., собственно такъ и называемая.
Кто не знаетъ и кто не читаетъ Сѣверной Пчелы[9], издаваемой гг. Гречемъ и Булгаринымъ, заслуженными нашими писателями? Она влетаетъ каждое утро и въ палаты вельможи, и въ скромную квартиру чиновника, и въ контору купца, и въ общественныя заведенія….. въ кандитерскія лавки и кофейные дома; словомъ — всюду, всюду: гдѣ её не видишь и гдѣ её не слышишь? Ежедневно, на всёмъ пространствѣ пространной Россіи, является она съ запасомъ самыхъ свѣжихъ новостей политическихъ, административныхъ, литературныхъ, житейскихъ, всѣмъ равно интересныхъ и необходимыхъ. Бойкая Пчела разсказываешь всѣ свои новости умно, занимательно, чистымъ, правильнымъ и пріятнымъ русскимъ языкомъ. Къ Сѣверной Пчелѣ русская публика, и въ особенности жители Петербурга, сдѣлали такую привычку, что если бъ Пчела вдругъ перестала издаваться, всѣ почувствовали-бы, что чего-то но достаётъ у нихъ, всѣмъ стадо-бы скучно и грустно. Такъ скучаетъ и груститъ старый холостякъ, у котораго недавно умерла вѣрная и исправная ключница, служившая ему много лѣтъ разумною собесѣдницей. Каждое утро она приносила ему цѣлый коробъ новостей по сосѣдству. Онъ пилъ кофе, курилъ сигару и слушалъ цѣлый часъ разнообразныя росказни старушки; порою, сердился на неё за излишнюю услужливость и болтливость, иногда — за злые пересуды и еще кой-какіе грѣшки, (кпіо-жъ безъ грѣховъ?); случалось, — приказывалъ ей даже — замолчать и удалиться; но, всегда оставаясь подъ сильнымъ ея вліяніемъ, на слѣдующее утро ждалъ её съ прежнимъ нетерпѣніемъ, и — лишь входила она — старикъ, по обыкновенію, спрашивалъ её: «А что новаго?»
Издаваемой подъ редакціей г. Краевскаго, Литературной Газетѣ[10] г. Кони весьма много, въ нынѣшнемъ году, придалъ разнообразія и достоинства: она стала теперь очень занимательна, и любопытна, особенно въ критикѣ.
Новости русской сцены нѣсколько лѣтъ уже имѣютъ свой особенный сборникъ; въ нынѣшнемъ году онъ соединился съ прежнимъ своимъ соперникомъ, и называется Репертуаръ и Пантеонъ Русскаго и Европейскимъ Театровъ (10 руб. съ перес. 11 60 к. сереб.) Издатель этого драматическаго сборника — г Песоцкій. Онъ печатаетъ въ книжкахъ Репертуара всё, что, относительно, имѣешь большій или меньшій успѣхъ на Александринскомъ Театрѣ. Не г. Песоцкій виноватъ въ томъ, что современный репертуаръ русской сцены далеко отсталъ отъ другихъ отраслей отечественной литературы. Тотъ-же г. Песоцкій, подъ редакціей г. Булгарина, издаетъ полезную хозяйственную газету — Экономъ. (6 р., съ пер. 7 р. 15 к.)
Наконецъ, Офиціальныя газеты. — 1) С. Петербургскія Вѣдомости (14 р. 30 к., съ перес. 15 р. 50 к. серебр.) много выиграли отъ редакціи А. М. Очкина въ чистотѣ слога и правильности языка, — г въ занимательности и разнообразіи. Газета всѣми уважаемая, она неизмѣнно сохраняетъ свой столѣтній характеръ офиціальной важности, не допускающій ее до вмѣшательства въ мелкія частности литературы: только одни значительныя произведенія бываютъ предметомъ сужденія Спб. Вѣдомостей, 2) Вѣдомости С. Петербургской Полиціи (3 р., съ перес. 3 р. 50 к. сер.), издаваемыя подъ редакціей г. Межевича, напротивъ, въ своихъ неофиціальныхъ столбцахъ, касаются иногда разныхъ литературныхъ вопросовъ, 3) «Русскій Инвалидъ» или Военныя Вѣдомости (11 р., съ перес. 13 р. сер.) около трёхъ лѣтъ уже поступившія вновь подъ редакцію достопочтенаго своего основателя, П. П. Пезаровіуса, стали вмѣстѣ газетою военною, политическою и литературною, въ отношеніи къ библіографіи, которою завѣдываетъ нынѣ г., Краевскій, напечатавшій уже въ «Инвалидѣ» нѣсколько умныхъ и любопытныхъ статей; исключая одной изъ нихъ, — о «Мирошевѣ», новомъ романѣ М. Н. Загоскина, — всѣ онѣ отличаются тономъ академическимъ, необходимымъ въ офиціальной газетѣ, гдѣ только изрѣдка можно позволить себѣ нѣсколько свободное изложеніе — по-крайней-мѣрѣ, мы строго слѣдовали этому условію, во время двухлѣтняго завѣдыванія нашего библіографіей Русскаго Инвалида.
Полезные и отлично издаваемые журналы Министерствъ, относясь вообще къ исторіи современнаго просвѣщенія и государственной жизни Россіи, не могутъ быть предметомъ нашего разсужденія. Но мы должны упомянуть объ одномъ изъ сихъ журналовъ, по составу и содержанію своему тѣсно соединенному собственно съ литературою русской. Говоримъ о журналѣ Министерства, Народнаго Просвѣщенія, Направленіе, данное ему, Его Высокопревосходительствомъ, С. С. Уваровымъ, есть направленіе истинно отечественное, народное. Вообще этотъ журналъ есть лучшее и ближайшее свидѣтельство тѣхъ неутомимыхъ попеченій и той заботливости о просвѣщеніи въ Россіи, которыя министерству С. С. Уварова стяжаютъ блистательную страницу въ исторіи мудраго царствованія. Отца Отечества нашего.
Конторы журналовъ: Сына Отечества, Маяка, Современника и Москвитянина, и офиціальной газеты — Русскій Инвалидъ, находятся въ книжномъ магазинѣ Ю. А. Юнгмейстера, въ С. Петербургѣ, на Невскомъ проспектѣ, близъ Полицейскаго моста, въ домѣ Котонина. Желающіе могутъ обращаться къ г. Юнгмейстеру съ требованіями своими о высылкѣ какъ сихъ журналовъ, такъ и прочихъ, здѣсь поименованныхъ, а равно всѣхъ вообще русскихъ книгъ, прежнихъ и новѣйшихъ, о какихъ только извѣщается въ журналахъ, газетахъ и особыхъ публикаціяхъ. Довѣренность гг. издателей четырехъ журналовъ, редакціи офиціяльной газеты и, наконецъ; Археографической Коммиссіи, коей г. Юнгмейстеръ избранъ Коммиссіонеромъ, вполнѣ свидѣтельствуетъ, что требованія сіи будутъ выполнены имъ точно и немедленно.
- ↑ Подписная цѣна годовому изданію 15 р., съ пер. 16 р. 50 с. сереб.
- ↑ 14 р. 30 к., съ перес. 15 р. 80 к. серебр.
- ↑ 14 р. 30 к., съ пер. 15 р. 70 к. сер.
- ↑ Продается въ книжномъ магазинѣ Ю. А. Юнгмейстера. Цp3;на экземпляру 50 к. серебромъ, тамъ-же можно пріобрѣсть повѣсти того-же автора, изданныя въ двухъ частяхъ, подъ заглавіемъ Воспоминанія и Очерки Жизни. Цѣна экземпляру 5 руб. ассигн. Пріобрѣтающіе повѣсти, брошюру получаютъ безденежно.
- ↑ 8 р. 30 к., съ пер. 10 р. сереб.
- ↑ 12 р., съ перес. 13 р. 50 к. сер.
- ↑ 7 р. 15 к., съ перес. 8 р. 55 к. серебр.
- ↑ 2 р. 85 к., сереб. съ пересылкою.
- ↑ 12 р., съ перес. 15. серебр.
- ↑ 10 р., съ перес. 11 р. серебр.