Поздняя осень. Грачи улетѣли,
Лѣсъ обнажился, поля опустѣли.
Только не сжата полоска одна…
Грустную думу наводитъ она.
Кажется, шепчутъ колосья другъ другу:
«Скучно намъ слушать осенную вьюгу,
Скучно склоняться до самой земли,
Тучныя зёрна купая въ пыли!
Насъ, что ни ночь, разоряютъ станицы
Всякой пролётной прожорливой птицы,
Заяцъ насъ топчетъ, и буря насъ бьётъ…
Гдѣ же нашъ пахарь? чего ещё ждёт?
Или мы хуже другихъ уродились?..
Или не дружно цвѣли-колосились?
Нѣтъ! мы не хуже других — и давно
Въ насъ налилось и созрѣло зерно…
Не для того же пахалъ онъ и сѣялъ
Чтобы насъ вѣтеръ осенній развѣялъ?..»
Вѣтеръ несётъ имъ печальный отвѣтъ:
«Вашему пахарю моченьки нѣтъ.
Зналъ для чего и пахалъ онъ и сѣялъ,
Да не по силамъ работу затѣялъ —
Плохо бѣднягѣ; не ѣстъ и не пьётъ,
Червь ему сердце больное сосётъ.
Руки, что вывели борозды эти,
Высохли въ щепку, повисли, какъ плети,
Очи потускли, и голосъ пропалъ,
Что заунывную песню певалъ,
Какъ на соху, налегая рукою,
Пахарь задумчиво шёлъ полосою…»
