Непраздничныя размышленія
правитьИз «Крестовых сестер» Ремизова мнѣ запомнилась такая фраза: «Только и ждешь праздников: всетаки праздники»
Тихо и сонно шла жизнь великаго всероссійскаго захолустья. Мало чего новаго вносили в это мѣрное ея теченіе правдники, но «всетаки» это были праздники. Мы не имѣем и этого утѣшенія…
В наши дни праздничный фон способен только оттѣнить еще рѣзче траур наших дум, наших настроеній. Мысль невольно уходит в прошлое, в эту сказочную страну воспоминаній, — страну «млека и меда», молочных рѣк и кисельных берегов, и еще безотраднѣй кажется дѣйствительность, и еще неотвязнѣй встает вопрос: когда же все это кончится?
Этот вопрос преслѣдует нас как черная тѣнь, как хроническая болѣзнь, преслѣдует упорно, неотступно, преслѣдует дни и ночи..
У всѣх одна мысль…
Варіаціи ея безконечно разнообразны. Один ждет писем или денежнаго перевода, другой безпокоится о судьбѣ родных, третій тоскует о давно оставленном городѣ, — но все это сводится к одному, — когда-же, когда, на конец, узрим мы на землѣ мир, а не войну, «в человѣцѣх благоволеніе» а не озлобленіе?
Такое непрерывное, напряженное и длительное сосредоточеніе всѣх душевных сил на одной идеѣ не может пройти безслѣдно для душевнаго здоровья современников.
Этот проклятый вопрос — когда-же, когда? — камнем давит на всю нашу психику.
— Вѣрите-ли, — говорила мнѣ одна из многих, застрявших на чужбинѣ с ребенком, без денег, — я как помѣшанная стала… ѣм ли я, работаю ли хожу ли, разговариваю, — одна мысль неотступно сверлит мозг… И я нерѣдко останавливаюсь или прерываю на полусловѣ разговор… Даже ночью, в полуснѣ эта мысль преслѣдует меня… Я чувствую, что это надо как-то разрѣшить, надо отдѣлаться от этой мысли во чтобы то ни стало… Стыдно сознаться, я, женщина без предразсудков, кончившая естественный факультет, — я была у гадалки… Мнѣ нужен был какой-нибудь отвѣт, какой нибудь выход из этой неопредѣленности. Гадалка, конечно, нагадала мнѣ три короба всякой чепухи, и не смотря на это, я… я собираюсь к другой гадалкѣ… Что дѣлать?..
Другой случай. Жена офицера раз сказывала мнѣ.
— Я не получала вѣстей от мужа и изнервничалась до послѣдней степени.
Подруга посовѣтовала мнѣ попробовать нюхать кокаин. И мы нюхали с ней цѣлыя сутки. Мы даже натирали себѣ кокаином десны, и мы говорили, говорили без конца… Мебель двигалась со своих мѣст, пред главами плавал какой-то туман, а мы все говорили, не слушая друг друга…
Вдруг меня позвали. Привезли раненаго мужа.
— Здравствуй, сказала я совершенно равнодушно, увидав его лежащим. Ранен? Ну что-ж, не надо было уѣзжать от меня! И уж не помню, что я болтала…
Муж был в отчаяніи… я была как безумная, с изсохшими, запекшимися губами и глубоко запавшими глазами…
Так многіе не находят сил нести тяжесть неотступной мысли и пытаются хоть механически разорвать этот безысходный круг… Если силою воли нельзя заставить умолкнуть это вѣчное внутреннее безпокойство, то пусть же хоть временное забвенье избавит нас от него!
Забвенье! К нему прибѣгают, как к послѣднему убѣжищу. Забвенія ищет каждый по своему вкусу и своим средствам.
«Тыл безумствует. В тылу оргіи и кутежи». Все это вѣрно, так же, как и то, что среди этих безумствующих много людей, забывших долг, много спекулирующих на несчастьи.
Но нельзя одним паденіем нравов, одной распущеностью объяснить этот пир во время чумы.
Вѣдь, и пиры во время чумы дѣлались, главный образом, для того, что бы в винѣ и пѣснѣ утопить мысль об ужасах окружающаго; каждый жил как бы своим послѣдним днем, спѣшил
взять от жизни, что возможно, или, по крайней мѣрѣ, забыться.
Так и теперь. Одни ищут забвенія в винѣ, другіе в азартѣ, третьи в наркотиках. Говорят, среди красноармейцев кокаин страшно распространен.
Есть и иныя формы ухода от жизни.
Как в эпоху реакціи, послѣдовавшей послѣ первой русской революціи, появилось практическое и теоретическое изученіе «проблем пола», так и теперь сексуализм становится для многих убѣжищем, средством ухода от жизни.
Недавно я получил письмо от моего пріятеля, живущаго в одном небольшом крымской городкѣ.
Вот что он пишет: В нашем городѣ образовался странный кружок вполнѣ интеллигентных людей, среди которых есть нѣсколько с литературными именами. Это даже не кружок, а скорѣе какая-то секта, потому что своим «радѣніям» они придают характер прямо какого-то религіознаго экстаза. Они отрицают пол. Они говорят, что для любви пола не существует.
Они любят ссылаться на миф о происхожденіи людей из рук Прометея. Помните этот миф? Прометей надѣлал из глины сначала в отдѣльности всѣ части, долженствовавшія образовать как мужскія, так и женскія тѣла. Когда эта подготовительная работа была окончена, он был приглашен на пирушку к Бахусу, вернувшись с которой и пошатываясь, он принялся за окончаніе своей работы; ну, и не всегда правильно распредѣлял заготовленныя части. От этого так часто встрѣчается в мужчинах, по вейнингеровской терминологіи элемент «Ж», а в женщинах — «М» .
Поэтому-то и наши «кружковцы» говорят, что для них не существует различія людей на полы.
Они зачитываются книгою В. Розанова «Люди луннаго свѣта»; Крафт-Эбинг их настольная книга. Они говорят, что у них выросли «крылья» (М. Кузьмина)". Они говорят, что только теперь они постигли радость бытія. Как они бранили меня за «отсталость» и мое неумѣнье и нежеланье проникнуться их «освобождающим» культом!
«Одна их поэтесса (без литературнаго имени) написала стихотвореніе, из котораго я запомнил нѣсколько строк:
Глаза горячіе закрылись
Сплетались руки в объятьи жарком
Их было трое… Они забылись
В сіяньи лунном… В экстазѣ страстном…
… То было чудо голубое…
Безумье пьяной ночи юга…
Безумье, да! Их было трое
Во власти сладкаго недуга и т. д.».
К чести автора этого стихотворенія, он сам опредѣлял этот „тройной экстаз“, как недуг. Недуг, явившійся слѣдствіем другого недуга, — нашей неотвязчивой идеи…
Есть и такіе, которые, в поисках забвенья, уходят в мистику в мір „потусторонняго бытія“.
Многих стала притягивать теософія и оккультизм. Даже „астрологи из Индіи“ дѣлают прекрасныя дѣла.
Ни во всей этой тягѣ к мистическому, потустороннему проявляется не столько глубокій, философскій интерес к тайнам бытія сколько стремленіе найти хоть какую нибудь щель, кудабы можно было забиться, уйти от нашей ненавистной idée fixe.
Религія — самое древнее средство врачеванія души и ухода от міра повседневности в монастырь, от міра временнаго в экстаз и молитву.
И сейчас идут в храмы тѣ, кто уже давно не бывал там, кто успѣл позабыть слова привычных молитв. Да для многих из них слова и не важны. Потому, что у них, как и у большинства, одна сейчас мысль и одна молитва:
„Боже, когда же ниспошлешь Ты землѣ мир и человѣкам благоволеніе“? ..