Необходимость самодержавия для России (Черняев)/ДО

Необходимость самодержавия для России
авторъ Николай Иванович Черняев

Опубл.: 1901. Источникъ: az.lib.ru • Почему Россія можетъ существовать только подъ властью монарховъ-автократовъ?
Монархическія убѣжденія русскаго народа.
Въ день Священнаго Коронованія Ихъ Императорскихъ Величествъ (14-го Мая 1896 г.).
О нѣкоторыхъ ложныхъ взглядахъ на русскій государственный строй.
Народный гимнъ и авторъ его музыки, А. Ѳ. Львовъ.

Черняевъ Николай Ивановичъ

Необходимость самодержавiя для Россiи,
природа и значенiе монархическихъ началъ

Этюды, статьи и замѣтки Н. И. Черняева. Харьковъ. Типографія «Южнаго Края», Сумская ул, д А А Іозефовича № 13. 1901. Дозволено цензурою Харьковъ, 18-го Октября 1901 года

Современое предисловие.

Дорогие братия и сестры, мы рады представить Вам эту книгу. Радость наша выражена по поводу того, что Черняев Николай Иванович в отличие от других идеологов монархических начал, в частности Л. А. Тихомирова, не позволяет себе судить наших Государей, видит Самодержавие только как Православную Монархию во главе с Помазанником Божиим. «Православным народам свойственно повиноваться Помазанникам Божіим, но совершенно несвойственно повиноваться темъ или другимъ олигархамъ или демосу».

Мы же приводи его слова как напоминание всем бездеятельным: «Русскимъ не рано имѣть политическія убѣжденія, а стыдно не быть убѣжденными монархистами. Только тѣ русскіе могутъ не быть монархистами, которые не умѣютъ думать самостоятельно, плохо знаютъ исторію своей родины и принимаютъ на вѣру политическія доктрины Запада». Иначе скоро грянет буря. И смоет всех теплохладных на помойку истории вместе с продажным священноначалием.

Для оцифровки были выбраны наиболее полезные главы.

Православное братство во имя св. Царя-искупителя Николая.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Когда вышли въ свѣтъ отдѣльнымъ изданіемъ очерки автора «О русскомъ Самодержавіи» [Полное заглавіе: «О русскомъ Самодержавіи, Москва, 1895 г.» Первоначально были напечатаны въ харьковской газетѣ «Южный Край» (ноябрь и декабрь 1894 года) а затѣмъ въ московскомъ журналѣ «Русское Обозрѣніе» (августъ и сентябрь 1895 г).], одинъ игуменъ, прочитавши ихъ, сказалъ:

— Удивляюсь! Развѣ можно доказывать, что Самодержавіе нужно? Что тутъ доказывать? Это всякій долженъ и такъ понимать. Признаете Самодержавіе, — живите спокойно, никто не тронетъ; не признаете, — пожалуйте въ каторжныя работы. Кажется, ясно.

Простодушный монахъ, самъ того не зная, повторялъ, хотя, разумѣется, и не буквально, слова Ѳеофана Прокоповича. Но и Ѳеофанъ Прокоповичъ написалъ «Правду о волѣ монаршей».

Монархическій инстинктъ — дѣло великое, но въ наше время, когда все подвергается сомнѣнію, имъ нельзя довольствоваться. Онъ долженъ быть возведенъ въ сознаніе. Русскій человѣкъ, вкусившій отъ древа образованности, долженъ быть монархистомъ не только по влеченію сердца, по преданію и по привччкѣ, но и по ясно сознанному убѣжденію. Только тогда онъ будетъ вполнѣ застрахованъ отъ заразы демократическихъ, республиканскихъ, конституціонныхъ и, вообще, анти-монархическихъ вѣяній, ученій и предразсудковъ. Онъ будетъ отъ нихъ застрахованъ только въ томъ случаѣ, если постигнетъ отчетливо и раздѣльно религіозныя основы, мистику, величіе, идеалы, всемірно-историческое значеніе, культурное призваніе, политическую необходимость, историческую правду, нравственныя основы, природу, особенности, психологію, поэзію и благодѣтельное вліяніе русскаго монархизма.

Короче сказать, выясненіе русскаго политическаго самосознанія составляетъ одну изъ главныхъ потребностей русскаго общества, русской молодежи и русской школы.

Вотъ соображенія, которыми руководился авторъ, издавая эту книгу.

Главная и, такъ сказать, центральная работа ея — этюдъ, заглавленный вопросомъ: «Почему Россія можетъ существовать только подъ властью монарховъ — автократовъ?» Всѣ остальныя статьи служатъ дополненіемъ и разъясненіемъ этого этюда и прямо или косвенно примыкаютъ къ его содержанію.

Прибавимъ въ заключеніе, что этотъ сборникъ составляетъ дальнѣйшее развитіе идей, положенныхъ въ основу названнаго труда — «О русскомъ Самодержавіи».

н. ч.

Куряжъ_,10 августа,

1901 года

Эпиграфы

Слова Іисуса Христа:

Воздадите Кесарева Кесареви и Божія Богови.

Матѳей, XXII, 21; Маркъ, XII, 17; Лука, XX, 25

Рѣчь Государя Императора,
произнесенная 17-го января 1895 года въ Николаевской залѣ Зимняго дворца къ депутаціямъ, прибывшимъ для принесенія поздравленій Ихъ Императорскимъ Величествамъ, Государю Императору и Государынѣ Императрицѣ, по случаю Ихъ бракосочетанія

Вѣрю искренности этихъ чувствъ, искони присущихъ каждому русскому. Но Мнѣ извѣстно, что въ послѣднее время слышались въ нѣкоторыхъ земскихъ собраніяхъ голоса людей, увлекавшихся безсмысленными мечтаніями объ участіи представителей земства въ дѣлахъ внутренняго управленія. Пусть всѣ знаютъ, что Я, посвящая всѣ Свои силы благу народному, буду охранять начало Самодержавія такъ же твердо и неуклонно, какъ охранялъ его Мой Незабвенный покойный Родитель.

Изъ манифеста Императора Александра III 29 апрѣля 1881 года.

Гласъ Божій повелѣваетъ Намъ стать бодро на дѣло правленія съ вѣрою въ истину самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и сохранять для блага народа отъ всякихъ на нее поползновеній.

Изъ Воинскаго Устава Петра Великаго.

Его Величество есть самовластный Монархъ, который никому на свѣтѣ въ своихъ дѣлахъ отвѣта дать не долженъ, но силу и власть имѣетъ своими государствами и землями, яко христіанскій государь, по своей волѣ и благомнѣнію управлять.

(30 марта 1716 года, Артикулъ 20, толкованіе).

1-я статья Основныхъ законовъ Россійской Имперіи.

Императоръ Всероссійскій есть Монархъ самодержавный и неограниченный. — Повиноваться верховной Его власти не токмо за страхъ, но и за совѣсть самъ Богъ повелѣваетъ.

Русская народная пословица.

Русскимъ Богомъ да русскимъ Царемъ Святорусская земля стоитъ.

Почему Россія можетъ существовать только подъ властью монарховъ-автократовъ?

І.

Этотъ вопросъ самъ собою возникаетъ при изученіи русской исторіи, русской жизни и русскаго быта. Онъ имѣетъ важное значеніе и въ практическомъ отношеніи. Въ основѣ всѣхъ нашихъ политическихъ смутъ, чуть не со временъ «затѣйки» верховниковъ 1730 года, лежитъ ложное пониманіе монархическихъ началъ вообще и русскихъ монархическихъ началъ въ частности; декабристы и революціонеры позднѣйшей формаціи отступились бы отъ своихъ кровавыхъ замысловъ и фантастическихъ начинаній, если бы они понимали, что, какъ замѣтилъ еще Ѳеофанъ Прокоповичъ въ своемъ сказаніи «О кончинѣ Петра ІІ и о вступленіи на престолъ Анны Іоанновны», «русскій народъ… только самодержавнымъ владѣтельствомъ хранимъ быть можетъ; а если каковое-нибудь иное владѣніе правило воспріиметъ, содержаться ему въ цѣлости и благосостояніи отнюдь невозможно». Русская наука должна выяснить эту истину съ точностью, исключающею всякія сомнѣнія. И это вовсе не трудно: необходимость неограниченной монархіи для Россіи можетъ быть доказана съ такою же очевидностью, съ какою доказывается вѣрность геометрическихъ теоремъ.

ІІ.

Терриотрія, вмѣстѣ съ населеніемъ и стоящею надъ ними верховною властью, составляетъ одинъ изъ самыхъ существенныхъ элементовъ государства. Государство не мыслимо безъ опредѣленной территоріи съ болѣе или менѣе точно очерченными гра[2]ницами, поэтому а рrіоrі можно сказать, что форма правленія, существующая въ данной странѣ, обусловливается не только особенностями ея населенія, но и ея пространствомъ. Установить очевидную связь между размѣрами государствъ и видами государственнаго устройства едва ли когда-нибудь удастся, тѣмъ не менѣе, вліяніе государственной территоріи на форму правленія каждой страны стоитъ внѣ всякаго сомнѣнія: нужды и потребности большихъ и малыхъ государствъ далеко не тождественны.

Кому неизвѣстны небольшія республики, достигавшія высокаго процвѣтанія и въ древности, и въ позднѣйшія времена? Никто, однако, не сомнѣвается, что чистая демократія, т. е. непосредственное участіе каждаго гражданина въ обсужденіи и рѣшеніи важнѣйшихъ государственныхъ дѣлъ возможны лишь въ маленькихъ государствахъ, — въ государствахъ, предѣлы которыхъ ограничиваются однимъ городомъ съ прилегающими къ нему поселками. Это ясно до очевидности. Столь же ясно, что большимъ государствамъ свойственно быть неограниченными монархіями. Во времена новой исторіи впервые на эту истину указалъ со всею точностью знаменитый французскій публицистъ XVI вѣка Боденъ въ своемъ сочиненіи «Dе lа RИpublique». То же думали и доказывали Монтескье, Руссо, Фергюсонъ, Джонъ Стюарть Милль и многіе другіе. Нѣтъ ни одного замѣчательнаго политическаго мыслителя, который не соглашался бы въ данномъ случаѣ съ ними. Историческій законъ, о которомъ идетъ рѣчь, сознавался и древними мыслителями. Тацитъ писалъ, что громадное тѣло (Римской) Имперіи нуждается въ руководящей десницѣ, «чтобы поддерживать свое существованіе и сохранить равновѣсіе». По словамъ Буасье, такого мнѣнія были всѣ римляне временъ Имперіи. «Всѣ единогласно признавали, что обширное пространство Имперіи, разнообразіе составлявшихъ ее народовъ, напиравшіе на ея границы враги — требовали сосредоточенія власти въ рукахъ одного человѣка».

И не удивительно. Особенная пригодность и даже неизбѣжность неіограниченной монархіи для выдающихся по пространству [3] политическихъ организмовъ почти не требуетъ доказательствъ. Небольшія зданія не нуждаются въ крѣпкихъ связяхъ, но безъ нихъ нельзя обойтись при сооруженіи громадныхъ построекъ. Вотъ почему колоссальныя, по размѣрамъ, державы нуждаются въ единоличной власти государей-автократовъ. Всѣмъ понятная, наиболѣе естественная и простая изъ формъ правленія, она представляетъ вмѣстѣ съ тѣмъ всѣ выгоды сочетанія силы, быстроты рѣшеній и нравственнаго обаянія. Верховная власть, организованная путемъ сложныхъ и искусственныхъ комбинацій, никогда не можетъ пользоваться такимъ обаяніемъ и быть столь могущественною, какъ власть, сосредоточенная въ рукахъ одного человѣка. Этого не слѣдуетъ забывать, когда дѣло идетъ о громадномъ государствѣ, во всѣхъ концахъ котораго должно одинаково чувствоваться рѣшающее вліяніе верховной власти. Чѣмъ дальше отстоитъ извѣстное мѣсто отъ источника свѣта, тѣмъ меньше оно озаряется имъ. Если нужно ярко освѣтить большое пространство, нужно усилить свѣтъ тамъ, откуда онъ истекаетъ. Для того, чтобы дѣйствіе верховной власти давало себя равномѣрно знать на большой территоріи, необходимо отдать власть въ однѣ руки. Въ силу этого соображенія, наиболѣе подходящею формою правленія для большихъ государствъ оказывается неограннченная монархія. Это подтверждается и исторіей. Съ расширеніемъ границъ республиканскихъ государствъ республиканскія вольности сами собою падали и уступали мѣсто единоличному правленію. Вспомнимъ исторію древней Греціи и древняго Рима, а также и исторію Россіи въ тотъ періодъ, когда она доживала удѣльно-вѣчевыя времена и складывалась въ Московское государство. Исторія не знаетъ ни одного выдающагося по величинѣ государства, которое не было бы неограниченной монархіей.

ІІІ.

Навязывать Россіи народное представительство и тѣ формы государственнаго устройства, которыя господствуютъ въ Западной Европѣ и въ Америкѣ, значитъ не придавать никакого значенія особенностямъ русскаго государства и совершенно упускать изъ [4] виду исключительно громадные размѣры территоріи Россіи, съ которыми приходится считаться и при организаціи нашихъ вооруженныхъ силь, и при обсужденіи вопросовъ, касающихся нашей промышленности, нашей торговли, путей сообщенія, а также и всѣхъ вообще вопросовъ, связанныхъ съ экономическимъ бытомъ и образозанностью Россіи.

Россія — первое твердо сплоченное государство въ мірѣ по величинѣ территоріи. Такой громадной и вмѣстѣ съ тѣмъ въ полномъ смыслѣ единой державы, какъ русская держава, нѣтъ и никогда не было. Римская имперія временъ Траяна равнялась по пространству, приблизительно, половинѣ Россійской Имперіи [Римская Имперія имѣла при Траянѣ около 200000 кв миль и 120 милліоновъ населенія, по выводамъ Гиббона, а по вычисленіямъ Моро-де-Жоннеса — 83 милліона (Лекціи всемірной исторіи проф. М. Н. Петрова, I, 262)]. Необъятные размѣры Россіи выясняются, между прочимъ, изъ сравненія ея съ другими государствами. Начинаемъ съ сравненія Европейской Россіи, которая составляетъ лишь около одной четвертой части всей Имперіи, съ западно-европейскими державами.

Европейская Россія больше Германіи въ 9,4 раза, больше Пруссіи въ 15 разъ, больше Австро-Венгріи въ 7,8 раза, больше Франціи въ 10 разъ, больше Италіи въ 18,5 раза, больше Бельгіи въ 177 разъ, болъше Испаніи (съ африканскими владѣніями вь 10,5 раза, больше Голландіи въ 161 разъ, больше Великобританіи и Ирландіи въ 16,8 раза, больше Швеціи-Норвегіи въ 6,8 раза.

Европейская Россія уступаетъ по пространству лишь Китайской имперіи, Бразиліи и Сѣверо-Американскимъ Соединеннымъ Штатамъ.

Громадность нашей родины сдѣлается еще нагляднѣе, если взять для сравненія съ иностранными государствами всю Россію, какъ Европейскую, такъ и Азіатскую, и сопоставить ея территорію съ размѣрами другихъ государствъ. [5]

Россія вдвое больше Китайской имперіи, въ 2 Ґ раза больше Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ, въ 2 2/3 раза больше Бразиліи, въ 9,8 раза больше Турецкой имперіи (не считая ея номинальныхъ владѣній и земель, находящихся отъ нея въ вассальной зависимости), въ 35 разъ больше Австро-Венгріи, въ 41 — 42 раза больше Германіи и Франціи, въ 44 раза больше Испаніи, въ 53 раза больше Японіи, въ 71 разъ больше Великобританіи и Ирландіи, въ 78 разъ больше Италіи, въ 547 разъ больше Швейцаріи, въ 689 разъ больше Голландіи и въ 747 разъ больше Бельгіи.

Дѣлая всѣ эти сопоставленія, мы не принимали во вниманіе колоній западно-европейскихъ державъ. Если имѣть въ виду и ихъ, то территорія Россіи окажется больше Франціи и всѣхъ французскихъ владѣній, а также больше Германіи и всѣхъ ея владѣній въ 4 — 5 разъ и больше Голландіи съ ея колоніями въ 20 Ґ разъ.

Только одна Великобританія съ ея колоніями больше Россіи [Россія = 22,429,988 кв кил, а Британская имперія-28,119,500 кв кил], но Россія составляетъ одно географическо цѣлое, одно нераздѣльное государство, между тѣмъ какъ англійскія владѣнія разбросаны по всему земному шару, причемъ нѣкоторыя колоніи пользуются почти совершенной независимостью.

Территоріальные размѣры Россіи станутъ еще разительнѣе, если сопоставить величину губерній, нашихъ уѣздовъ съ величиною нѣкоторыхъ западно-европейскихъ державъ.

Самарская губернія вдвое больше Болгаріи и въ восемь разъ больше королевства Вюртембергскаго. Архангельская губернія въ 1 Ґ раза больше Германіи, въ 1 1/1 раза больше Австро-Венгріи и почти въ 3 раза больше Италіи. Московская губернія вдвое больше великаго герцогства Баденскаго. Самыя мнніатюрныя изъ нашихъ губерній, а именно, польскія, больше Гессена [6] однѣ — въ 1 Ґ, а другія почти въ 2 раза. Иркутское генералъ-губернаторство въ 1,6 раза больше всей Европы безъ Россіи, почти вдвое больше Турецкой имперіи, въ 1,33 раза больше собственно Китая, въ 13 разъ больше Германіи и Франціи. — У насъ есть уѣзды, равные большимъ государствамъ. Такъ, напримѣръ, Киренскій уѣздъ, Иркутской губерніи, приблизительно равенъ Швеціи, въ 1 Ґ раза больше Австріи и въ 11 разъ больше Швейцаріи. Самый малый уѣздъ Тобольской губерніи (Ялотуровскій) имѣетъ 123,210 квадратныхъ километровь. Онъ вдвое больше Гессена, въ 1 Ґ раза больше Бадена и почти на 4,000 кв. километровъ превосходитъ Вюртембергъ. Англія (вмѣстѣ съ Шотландіей и Ирландіей) приближается по пространству занимаемой ею территоріи къ Пермской губерніи, будучи все-таки меньше ея на 18,000 квадратныхъ километровъ и меньше не только почти всѣхъ губерній и областей Сибири и Центральной Азіи, но и двухъ губерній Европейской Россіи: Архангельской и Вологодской. Собственно Англію (безъ Шотландіи и Ирландіи) превосходятъ своими размѣрами восемь европейскихъ губерній и Земля Войска Донского, въ Азіатской же Россіи есть цѣлый рядъ уѣздовъ въ нѣсколько разъ большихъ Англіи [Существуютъ телескопическія планеты, вродѣ Сильвіи и Камиллы, говоритъ французскій астрономъ Фламмарюнъ, на поверхности которыхъ не помѣстится даже и цѣлый уѣздъ нѣкоторыхъ русскихъ губерній].

Напомнимъ, наконецъ, что между крайними точками западной и восточной границъ Россіи насчитывается болѣе 10,000 верстъ, и между ея сѣверными и южными предѣлами болѣе 4,500 верстъ. Въ то время, когда въ Варшавѣ 12 часовъ дня, на Чукотскомъ Носу 11 часовъ вечера. Территорія Россіи составляетъ около одной шестой части всей суши на земномъ шарѣ, — поверхность, которая въ 2,26 раза больше поверхности всей Европы и въ 5 разъ больше всѣхъ западно-европейскихъ и южно-европейскихъ государствъ, вмѣстѣ взятыхъ.

Можно ли допустить, чтобы Россія могла пробавляться тѣми формами правленія, которыя оказываются пригодными [7] для столь небольшихъ, сравнительно съ нею, германо-романскихъ государствъ?

Представительныя учрежденія и парламентаризмъ Запада оказались бы для Россіи, если бы она вздумала ввести ихъ у себя, Прокустовымъ ложемъ, на которомъ ей нельзя было бы помѣститься, не укоротивъ до неузнаваемости своего организма. Платье, хорошо сидящее на человѣкѣ небольшого роста, затрещитъ по всѣмъ швамъ и окажется никуда негоднымъ, если его вздумаетъ натягивать на себя великанъ. Государственный строй, пригодный для поддержанія порядка и внѣшней безопасности въ Италіи или Голландіи, ничего не далъ бы Россіи, кромѣ смутъ, пораженій и гибели. Не случайно и не подъ вліяніемъ политическихъ ошибокъ развилась и окрѣпла въ Россіи неограниченная монархія, а въ строжайшемъ соотвѣтствіи съ безпримѣрною громадностью той территоріи, которую суждено было культивировать и сплотить въ одно государство русскому народу. Онъ никогда не раздвинулъ бы границъ Имперіи отъ Вислы и Прута до Восточнаго океана и оть Сѣвернаго Ледовитаго океана до Арарата и Памировъ, если бъ не былъ руководимъ самодержавными государями.

IV.

Неразрызная связь, существующая между громадными размѣрами Россіи и русскимъ Самодержавіемъ, давно указана и сознана нашими историками и публицистами.

Въ 1730-мъ году, въ тѣ дни, когда шла глухая борьба между верховниками, пытавшимися ограничить Императорскую власть, и дворянствомъ, сохранившимъ вѣрность Престолу, партія князя Черкасскаго, ратуя вь пользу уничтоженія «пунктовъ», подписанныхъ Анною Іоанновною, поручила Татищеву составить записку объ опасности, которою угрожали странѣ замыслы олигарховъ. Татищевъ, исполняя возложенное на него порученіе, написалъ «Произвольное и согласное разсужденіе собразшагося шляхетства русскаго о правленіи государствомъ». Вь этомъ «разсужденіи», напечатанномъ въ 1859-мъ году въ сборникѣ «Утро», Татищевъ [8] развивалъ, между прочимъ, мысль, что пригодность той или другой формы правленія для даннаго государства зависитъ, въ числѣ другихъ условій, и отъ его пространства. Въ небольшихъ государствахъ возможна демократія, подъ которой Татищевъ разумѣлъ участіе всего народа въ рѣшеніи важнѣйшихъ государственныхъ вопросовъ. Въ державахъ средней величины можетъ быть полезна аристократія или «избранное правительство» (т. е. народное представительство). Великимъ же и пространнымъ государствамъ необходимо Самодержавіе и единодержавіе. Все это Тагищевъ повторялъ и доказывалъ и въ 45-ой главѣ первой книги своей «Исторіи», причемъ ссылался на древне-восточныя монархіи, а также на Западную Римскую и Греческую имперіи въ подтвержденіе того, что большія государства бываютъ могущественны лишь до тѣхъ поръ, пока пребываютъ подъ неограченною властью монарховъ; съ ея ограниченіемъ они погибаютъ.

Въ «Наказѣ» Екатерины II (глава II) находимъ слѣдующія положенія:

«Россійскаго государства владѣнія простираются на тридцать двѣ степени широты и на сто шестьдесятъ пять степеней долготы по земному шару». — Теперь Россія простирается почти на сорокъ два градуса отъ сѣвера къ югу, а отъ запада къ востоку почти на сто семьдесятъ три градуса.

"Государь есть самодержавный, ибо никакая другая, какъ только соединенная въ его особѣ, власть не можетъ дѣйствовать сходно съ пространствомъ столь великаго государства.

"Пространное государство предполагаетъ самодержавную власть въ той особѣ, которая онымъ правитъ.

«Всякое другое правленіе не только было бы Россіи вредно, но и въ конецъ разорительно».

Въ извѣстныхъ «Примѣчаніяхъ на Исторію Россіи Леклерка», изданныхъ въ 1788-мъ году, Болтинъ, отстаивая необходимость Самодержавія для Россіи, исходилъ изъ того взгляда, что «монархія (неограниченная) въ обширномъ государствѣ предпочтительнѣе аристократіи» (ІІ, 44).[9]

Въ запискѣ Карамзина «О древней и новой Россіи» говорится, что «столь великую махину», какъ Россія, ничто не можетъ приводить въ дѣйствіе, кромѣ Самодержавія.

V.

Русскіе люди, дорожившіе и дорожащіе единствомъ и цѣлостью Имперіи, всегда стояли и будутъ стоять за Самодержавіе. И это совершенно понятно: только неограниченные монархи могутъ управлять такой колоссальной державой, какъ Россія. Понятно также, почему враги Самодержавія всегда обнаруживали склонность къ расчлененію нашей родины на составныя части и къ поощренію нашего окраиннаго сепаратизма. Всѣмъ извѣстна близость декабристовъ съ польскими революціонными кружками. Въ 1824-мъ году Бестужевъ-Рюминъ заключилъ съ польскими заговорщиками отъ имени Тайнаго Общества договоръ, въ силу котораго Царство Польское, въ случаѣ успѣшнаго окончанія мятежа, должно было получить политическую независимость, а также Гродненскую губернію, часть Виленской, Минской и Волынской. Пестель, проэктируя превращеніе Россіи въ федеративное государство, предлагалъ расчленить ее на нѣсколько автономныхъ областей, причемъ Польша получала почти весь западный край. Прибалтійскія провинціи вмѣстѣ съ Новгородской и Тверской губерніями получали наименованіе Холмогорской области, а Архангельская, Ярославская, Вологодская, Костромская и Пермская губерніи — Сѣверской или Сѣверянской. Призывая русскій народъ къ возстанію, Герценъ и Огаревъ поддерживали польскую крамолу и шли рука объ руку съ ней. То же самое дѣлалъ и Бакунинъ. Нигилисты и революціонеры временъ Александра II считали одною изъ главныхъ задачъ своихъ разрушеніе единства Имперіи. Степнякъ (Казачковскій) въ своей брошюрѣ "Lе Тzarisme et la RИvolution " доказывалъ необходимость расчлененія Имперіи на ея составныя части: «Финляндія, Кавказъ и Средняя Азія, писалъ онъ, гадая о послѣдствіяхъ русской ревулюціи, вѣроятно, сами отдѣлятся и образуютъ независимыя государства или присоединятся къ сосѣдямъ». То же самое пророчилъ Степнякъ относительно Польши, Литвы, Малороссіи и Бѣлоруссіи. Мало[10]россію Степнякъ считалъ нужнымъ раздѣлить, согласно съ планомъ профессора Драгоманова, на три незавнсимыя части. «Для Великороссіи, взявъ во вниманіе ея размѣры, число подраздѣленій должно быть по крайней мѣрѣ въ три раза больше», т. е. не менѣе девяти. Выходитъ, такимъ образомъ, что Россія распалась-бы на шестнадцать — девятнадцать государствъ, если-бъ осуществились мечты Степняка. Дробя въ своихъ фантазіяхъ Россію на множество государствъ, наши революціонеры нигилистической формаціи исходили изъ смутнаго, но вѣрнаго сознанія неразрывной связи между громадными размѣрами Имперіи и ея органически развившеюся формою правленія. И теоретики, и практики русской революціонной партіи не могли не сообразить, что неограниченная власть русскихъ государей опирается на колоссальные размѣры нашего отечества. Отсюда стремленія людей того лагеря, къ которому принадлежалъ Степнякъ, разорвать Россію на клочки и свести къ нулю ея политическое могущество.

VI.

Но, можетъ быть, Россія лишь случайно сплотилась въ одно государство? Можетъ быть, ей всего лучше было-бы распасться на нѣсколько независимыхъ организмовъ? Этотъ вопросъ, видимо, интересовалъ еще барона Гаксгаузена, и умный иностранецъ такъ рѣшилъ его:

«Россіи предстоитъ въ ея внутреннемъ развитіи большая будущность. Ея государственное единство составляетъ естественную необходимость. Все земельное пространство ея раздѣлено самою природою на четыре колоссальныя части, изъ которыхъ ни одна не представляетъ условій для полной самостоятельности, а всѣ вмѣстѣ образуютъ могущественное и независимое государство. Весь сѣверъ покрытъ лѣсами и между прочимъ однимъ непрерывнымъ лѣсомъ, занимающимъ пространство больше, чѣмъ вся Испанія. Затѣмъ идетъ полоса земли слабой или средней производительности, отъ Урала до Смоленска, заключающая въ себѣ 18,000 квад. миль; все ея населеніе занято обширнѣйшею и разнообразнѣйшею промышленною дѣятельностью, но оно не можетъ существовать безъ примыкающихъ къ нему съ сѣвера лѣсовъ, а съ [11] юга безконечно плодоноснаго чернозема. На югъ отъ нея лежитъ черноземная полоса, равная которой по плодовитости и обширности едва-ли есть на земномъ шарѣ: она вдвое болѣе всей Франціи. Тутъ сѣютъ пшеницу сотню лѣтъ на той же землѣ одну за другой безъ удобренія. Почти на всемъ пространствѣ земля эта не удобряется, а въ нѣкоторыхъ мѣстахъ даже не пашется, а только раздирается слегка передъ посѣвомъ. За отсутствіемъ лѣсовъ, солома и навозъ идутъ на отопленіе. Къ югу и юго-востоку начинаются необозримыя степи, большею частію плодоносныя и теперь постепенно все болѣе и болѣе разрабатываемыя колонистами, поселяющимися въ отдѣльныхъ пунктахъ, въ видѣ оазисовъ; за исключеніемъ этихъ пунктовъ, по всѣмъ степямъ кочуютъ номады. Какъ скоро удастся въ этихъ земляхъ, прилегающихъ къ Черному морю, развести лѣса и какъ скоро населеніе достаточно возрастетъ, то вся эта мѣстность станетъ одной изъ самыхъ цвѣтущихъ странъ Европы».

Присоединяясь къ выводамъ барона Гаксгаузена, знаменитый нѣмецкій стратегъ Мольтке въ своихъ «Письмахъ изъ Россіи» писалъ: «Много говорили о томъ, что это огромное государство неминуемо распадется, при увеличеніи его народонаселенія, но забываютъ при этомъ, что ни одна часть его не можетъ существовать безъ другой: богатый лѣсами сѣверъ не можетъ обойтись безъ обильнаго хлѣбомъ юга, промышленная же коренная Россія не можетъ обойтись безъ обѣихъ окраинъ, внутренняя же ея часть — безъ приморскихъ областей или безъ четыре-тысячи-верстнаго воднаго пути Волги».

Географическое положеніе Россіи, составленной, главнымъ образомъ, изъ трехъ низменностей: изъ Восточно — Европейской, Сибирской и Средне-Азіатской, отсутствіе высокихъ горныхъ кряжей во внутреннихъ областяхъ Имперіи, направленіе рѣкъ, текущихъ въ Европейской Россіи, — рѣкъ, берущихъ начало неподалеку одна отъ другой и впадающихъ въ моря, лежащія на противоположныхъ концахъ государства, — все это предопредѣлило будущность Россіи, какъ единой и нераздѣльной Европейско-Азіатской державы. Неразрывная связь между географическими особенностями Россіи и ея теперешними размѣрами прекрасно выяснена въ первой главѣ перваго тома «Исторіи Россіи» Соловьева. Рус[12]скому народу суждено было создать громадноегосударство. Вотъ почему онъ и не могъ обойтись безъ Самодержавія.

tІІ.

Въ опроверженіе историческаго закона, гласящаго, что большимъ государствамъ всего свойственнѣе быть неограниченными монархіями, намъ могутъ указать на Великобританію, Сѣверо-Американскіе Соединенные Штаты и Бразилію, но если всмотрѣться въ дѣло поглубже, то нельзя будетъ не придти къ заключенію, что ссылками на три названныя государства ни мало не подрывается значеніе закона, о которомъ идетъ рѣчь, и который имѣетъ въ виду лишь территоріи, составляющія одно географическое и политическбе цѣлое.

Великобританія во всемъ ея составѣ такъ же велика, какъ и Россія, но англійская конституція со всѣми ея гарантіями и вольностями примѣняется лишь на пространствѣ Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Великобританскій парламентъ въ сущности есть лишь парламентъ Англіи, Шотландіи и Ирландіи, англійскія колоніи и владѣнія не посылаютъ въ него своихъ представителей и имѣютъ въ коронѣ и палатахъ какъ-бы неограниченнаго монарха, распоряженія котораго онѣ не въ правѣ контролировать. Правда, нѣкоторыя изъ колоній пользуются dе facto самою широкою автономіею, но эта автономія de jurе можетъ быть уничтожена, по соглашенію короны съ палатами. Что касается до важнѣйшей англійской колоніи — Индіи, то ея вице-король пользуется громадными полномочіями со стороны центральнаго правительства и дѣйствуетъ подъ надзоромъ не мѣстнаго представительства, а великобританскаго парламента. На рѣшеніе вопросовъ о войнѣ и мирѣ и вообще на направленіе политики верховной власти Великобританіи, ни одна британская колонія не можетъ оказывать вліянія легальнымъ путемъ. Объ обще-британскомъ парламентѣ англичане даже не помышляютъ, считая его невозможнымъ. Его считалъ невозможнымъ, несмотря на весь свой либерализмъ, и Джонъ Стюатръ Милль. Въ ХtІІІ главѣ книги «Представительное правленіе» онъ говоритъ: «Страны, раздѣленныя половиною земной окружности, не могутъ представлять естественныхъ условій для того, чтобы быть однимъ представи[13]тельнымъ государствомъ или даже, чтобъ быть членами одной федераціи. Если онѣ и имѣютъ въ достаточной степени общіе интересы, то не имѣютъ и никогда имѣть не могутъ, въ достаточной степени, привычки сходиться другъ съ другомъ въ обществѣ. Ихъ представители не выражаютъ отдѣловъ одного и того-же общества; они спорятъ и разсуждаютъ не на одномъ полѣ, а врознь, и могутъ имѣть только самое несовершенное понятіе о томъ, что происходитъ въ умахъ того и другого общества. Они взаимно не знаютъ цѣлей и не питаютъ вѣры въ нравственные принципы товарищей. Пусть любой англичанинъ спроситъ себя, каково-бы ему показалось, если-бъ его судьба зависѣла отъ Собранія, гдѣ одна треть состояла бы изъ гражданъ британской Америки, а другая — изъ гражданъ Южно-Африканскихъ или Австралійскихъ владѣній. Но къ этому неминуемо надо придти, если установить что-либо похожее на равноправное представительство. А между тѣмъ, не чувствовалъ ли бы каждый, что представители Канады или Австраліи, даже въ дѣлахъ общегосударственнаго характера, не могутъ ни чувствовать, ни прилагать достаточно заботливости объ интересахъ, мнѣніяхъ и желаніяхъ англичанина, ирландца и шотландца? Даже для федеративныхъ цѣлей не существуетъ тѣхъ условій, которыя, — мы это видѣли, — существенно нужны для федераціи. Англія и безъ колоній достаточно сильна для собственной защиты, и въ ея положеніи было бы и болѣе силы, и болѣе достоинства, если-бъ она разсталась съ ними вовсе, чѣмъ если бы была низведена на степень простого члена американской, африканской или австралійской федераціи». Такъ разсуждаютъ даже тѣ изъ англичанъ, которые настаиваютъ на превращеніи Великобританіи со всѣми ея колоніями въ Имперію и на установленіи болѣе тѣсной связи между метрополіей и ея заморскими владѣніями.

Переходимъ къ Сѣверо-Американскимъ Соединеннымъ Штатамъ. «Соединенные Штаты, замѣтилъ о нихъ еще К. Н. Леонтьевъ („Востокъ, Россія и славянство“, 169): — это Карѳагенъ современности. Цивилизація очень старая, Халдейская, въ упрощенномъ республиканскомъ видѣ на новой почвѣ въ дѣвственной землѣ. Вообще, Соединенные Штаты не могутъ служить никому примѣромъ. Они слишкомъ еще недолго жили, всего одинъ вѣкъ. Посмотримъ, что съ ними будетъ черезъ 20—25 лѣтъ. (И у насъ [14] было прежде больше прочнаго, не смѣшаннаго разнообразія, а теперь упрощеніе и смѣшеніе). Если они расширятся, какъ Римъ или Россія, на другія несхожія страны, на Канаду, Мексику, Антильскіе острова, и вознаградятъ себя этой новой пестротой за утраченную послѣдней борьбой внутреннюю сложность строя, не потребуется ли тогда имъ Монархія? Многіе, бывшіе въ Америкѣ, такъ думаютъ».

К. Н. Леонтьевъ оказался пророкомъ: въ Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатахъ появилось теперь не мало людей, проповѣдующихъ имперіалистскую политику. Въ большинствѣ случаевъ дѣло идетъ покамѣстъ о продленіи срока президентскихъ полномочій и объ увеличеніи республиканской арміи, но при этомъ иногда высказывается и желаніе, чтобы Соединенные Штаты обзавелись диктаторомъ, дворомъ и т. д. Все это показываетъ, что республиканскіе вкусы и инстинкты въ Америкѣ начинаютъ ослабѣвать сравнительно съ прежними временами. Во всякомъ случаѣ, слово Имперія уже произнесено.

Бразильская имперія сформировалась подъ кровомъ монархическихъ преданій и началъ, хотя уже и сильно подорванныхъ. Бразильская федеративная республика существуетъ безъ года недѣлю. Дѣлать на основаніи ея какія либо выводы и обобщенія весьма рискованно. Чѣмъ она кончитъ, — тѣмъ ли, что распадется на цѣлый рядъ отдѣльныхъ государствъ, тѣмъ ли, что снова сдѣлается монархіей или примкнетъ къ Сѣверо-Американскимъ Соединеннымъ Штатамъ и соединитъ свою судьбу съ ихъ судьбою — покажетъ будущее.

tІІІ.

Въ связи съ пространствомъ Россіи находятся и ея климатическія условія, крайне разнообразныя. Они вліяютъ на занятія, внѣшній и нравственный обликъ ея населенія и сообщаютъ ей такіе оттѣнки и различія, которые ведутъ, обыкновенно, къ образованію цѣлаго ряда государствъ. Единство Россіи держится и можетъ держаться только на Самодержавіи.

Проф. Янсонъ въ своей книгѣ «Сравнительная статистика Россіи» (I, 1878 г., стр. 12 — 13) говоритъ: [15]

«Климатическія условія разныхъ мѣстностей Россіи представляютъ большое разнообразіе, по отношенію къ распредѣленію какъ температуры, такъ и влаги. Въ ней есть мѣстности, гдѣ средняя температура самаго жаркаго мѣсяца не превышаетъ З ⁰ С, и есть такія, гдѣ самый холодный мѣсяцъ имѣетъ + 4 или + 5 ° С; въ однѣхъ почва не замерзаетъ вовсе, въ другихъ она никогда не оттаеваетъ и покрыта почти весь годъ снѣгомъ. Есть мѣстности, гдѣ лѣтнія засухи, незначительная продолжительность безснѣжной зимы обусловливаютъ кочевое состояніе населенія; есть, наоборотъ, такія, гдѣ изобиліе влаги въ связи съ высокою температурою позволяютъ существовать винодѣлію, разведенію хлопка, дѣлаютъ господствующею культуру пшеницы и кукурузы».

Россія разсыпалась бы на свои составныя части, если-бъ цѣлость Имперіи не покоилась на твердыхъ скрѣпахъ монархическихъ началъ, парализующихъ значеніе климатическихъ особенностей нашей родины.

IX.

Этнографическій составъ населенія Россіи также указываетъ на необходимость Самодержавія въ видахъ единства Имперіи. Русскій народъ составляетъ въ Россіи громадное большинство, но, вѣдь, и онъ состоитъ изъ трехъ племенъ, жившихъ когда-то отдѣльно одно отъ другого и имѣющихъ не мало своеобразныхъ оттѣнковъ и въ языкѣ, и въ бытѣ, и въ характерѣ, и во всемъ духовномъ складѣ. А какихъ племенъ и народовъ нѣтъ въ предѣлахъ нашего отечества! Литовское племя имѣетъ своими представителями литовцевъ, жмудиновъ и латышей; финское племя — финновъ, кареловъ, эстовъ и ливовъ (чудь), лопарей, мордву, черемисовъ, вотяковъ, пермяковъ, зырянъ, вогуловъ, самоѣдовъ, остяковъ и соіотовъ; тюркское племя — татаръ, башкиръ, чувашей, сартовъ, таджиковъ, киргизовъ, каракалпаковъ, туркменъ, ногайцевъ, кумыковъ, якутовъ; монгольское племя — бурятовъ, тунгузовъ, калмыковъ; карталинское племя — грузинъ, имеретинцевъ, гурійцевъ и др., иранское племя — армянъ, осетинъ, курдовъ и т. д.; кавказское горское племя — чеченцевъ, аварцевъ, адыге, кабардинцевъ и проч.; германское племя — нѣмцевъ, шведовъ и норвежцевъ; пеласги-грековъ, романское племя — румынъ. Кромѣ того, въ предѣлахъ Россіи [16] живутѣ коряки, чукчи, камчадалы, аэносы, китайцы, японцы, корейцы. Въ Россіи же живетъ большая часть еврейскаго племени, разбросаннаго по всему міру. Несмотря на эту ужасающую этно-графическую разношерстность населенія, выражающуюся и въ различіи религіозныхъ культовъ, исповѣдываемыхъ въ Россіи, и въ различіи языковъ, которое можетъ озадачить любого лингвиста, — ядро населенія Россіи составляетъ русскій народъ. Но и русскій народъ, какъ было уже замѣчено, не составляетъ одноцвѣтной массы, причемъ часть его находится въ старообрядчествѣ и въ расколѣ, распадающемся на множество толковъ и сектъ. Этнографическія особенности Россіи отражаются и на ея законодательствѣ. Какіе только законы не дѣйствуютъ въ предѣлахъ Россіи! Въ Россіи дѣйствуетъ цѣлый рядъ мѣстныхъ законовъ: законы Финляндіи, законы остзейскіе, законы еврейскіе, мусульманскіе законы, законы греко-римскіе, обычаи восточныхъ инородцевъ и т. д. Даже въ коренныхъ губерніяхъ Россіи на ряду со Сводомъ законовъ дѣйствуетъ множество мѣстныхъ обычаевъ, такъ что пословица «Что городъ, то норовъ, что деревня, то и обычай», доселѣ не утратила у насъ своего значенія.

Чтобы иллюстрировать этнографическую разношерстность нѣкоторыхъ областей Россіи, достаточно указать на этнографію Кавказа и его лингвистическую амальгаму.

«Кавказъ, говоритъ его знатокъ, г. Вейденбаумъ, издревле славился разноплеменностью своего населенія. По извѣстному разсказу греческаго географа Страбона, въ гор. Діоскурію, въ нынѣшней Абхазіи, собирались для торга купцы семидесяти, по нѣкоторымъ же свѣдѣніямъ, трехъсотъ различныхъ народовъ, изъ которыхъ ни одинъ не говорилъ на языкѣ своихъ сосѣдей, потому что каждый изъ нихъ, по гордости или дикости, воздерживался отъ сношеній съ чужеземцами. Плиній прибавляетъ къ этому извѣстію, что въ Діоскуріи торговыя сношенія велись черезъ посредство 130 переводчиковъ. Въ одной Абхазіи, занимавшей восточную часть Закавказья, Страбонъ насчитываетъ 26 отдѣльныхъ языковъ. Въ позднѣйшее время многоязычіе Кавказа обратило на себя вниманіе арабовъ. Географъ Аль-Азизи далъ ему названіе „горы языковъ“ (джебаль альсуни), потому что населеніе этой страны говорило, будто-бы, на 300 языкахъ». [17]

Мнѣніе о необычайной разноплеменности Кавказа было сильно расшатано изслѣдованіями Гюльденштедта, Гмеллина, Палласа, Клапрота, Шегрена, Шифнера и Услара. Но Кавказъ все таки остается одной изъ самыхъ типичныхъ странъ по лингвистическому разнообразію своихъ жителей.

«Въ лингвистическомъ отношеніи обитатели Кавказскаго края распадаются на нѣсколько группъ. Языки народовъ монгольской расы (ногайцевъ, кумыковъ, туркменъ, татаръ, турокъ и калмыковъ) принадлежатъ къ, такъ называемому, урало-алтайскому семейству языковъ. Арійское семейство имѣетъ на Кавказѣ своихъ представителей въ языкахъ осетинскомъ, армянскомъ, курдскомъ и различныхъ персидскихъ нарѣчіяхъ (татскомъ и талышинскомъ). Языки грузинскій, лазскій, мингрельскій и сванетскій, составляющіе, такъ называемую, картвельскую или иверскую группу, а также и языки кавказскихъ горцевъ не имѣютъ нигдѣ родичей внѣ Кавказа и стоятъ особнякомъ въ лингвистической классификаціи подъ названіемъ собственно кавказскихъ языковъ. Соединеніе въ одну группу языковъ грузинскаго, лазскаго, мингрельскаго и сванетскаго указываетъ на существующее между ними родство, но степень этой генетической связи еще не установлена. Что касается до горскихъ языковъ, то ихъ соединяютъ въ двѣ группы: западно-горскую (языки абхазскій, убыхскій и черкесскій) и восточно-горскую, обнимающую собою языки народовъ Дагестана, извѣстныхъ у насъ подъ общимъ именемъ лезгинъ, языки тушинскій и чеченскій. Родство абхазскаго и черкесскаго языковъ между собою еще не доказано съ достаточной ясностью, и потому нѣкоторые лингвисты (Л. П. Загурскій) считаютъ преждевременнымъ установленіе общей западно-горской группы, сдѣланное Усларомъ и принятое Фридрихомъ Мюллеромъ. Равнымъ образомъ не имѣется до сихъ поръ достаточныхъ основаній для сближенія или генетической связи между названными выше тремя группами, собственно, кавказскихъ языковъ». («Путеводитель по Кавказу» В. Вейденбаума, стр. 64 — 68).

Этнографическимъ разнообразіемъ населенія Россіи обусловливается и его разнообразіе въ религіозномъ и, вообще, культурномъ отношеніи. Въ предѣлахъ Россіи живутъ какъ племена, достигшія значительной и даже высокой цивилизаціи, такъ и [18] племена, приближающіяся къ полудикарямъ и даже къ дикарямъ. Въ предѣлахъ Россіи живутъ племена, среди которыхъ нельзя встрѣтить ни одного неграмотнаго, а также и племена, неимѣющія о грамотности даже отдаленнаго представленія. На западной окраинѣ Имперіи живутъ финны, нѣмцы, а на нашемъ Дальнемъ Востокѣ мы имѣемъ дѣло съ камчадалами. У насъ есть и земледѣльцы, и кочевники. А какое разнообразіе представляютъ жители Россіи по религіямъ! Въ Россіи есть и христіане, и язычники, и атеисты, и огнепоклонники, и магометане, и буддисты. То, что въ Великобританіи скрадывается вслѣдствіе обособленности метрополіи отъ колоній, въ Россіи выступаетъ ясно и наглядно наружу, такъ какъ она не имѣетъ колоній и составляетъ со всѣми своими владѣніями въ Европѣ и въ Азіи одно цѣлое.

Очевидно, что Имперія съ такими этнографическими особенностями, какъ Россія, не сохранила-бы своей цѣлости и своего единства, если-бъ не управлялась монархами-автократами.

Этнографическія особенности Россіи столь разительны, что онѣ бросаются въ глаза даже иностранцамъ. Итальянецъ Карлетти въ своихъ очеркахъ «Современная Россія» (пер. А. Волховской) высказываетъ глубокое убѣжденіе, что царская власть образовалась въ Россіи въ силу необходимости и имѣла самое благодѣтельное вліяніе на ходъ русской исторіи.

Карлетти начинаетъ вторую главу своей книги историческимъ очеркомъ нашего самодержавія и затѣмъ спрашиваетъ:

«Возможно-ли Россіи учредитъ палату депутатовъ на подобіе нашей, итальянской, или французской, или англійской? — Чисто народное управленіе возможно лишь въ странѣ, гдѣ составъ населенія одноплеменный и гдѣ разность въ культурѣ, умственномъ развитіи, нравственности, вѣроисповѣданіи и духѣ не слишкомъ рѣзко ощущается въ населеніи. Представительный образъ правленія прежде всего ведетъ за собою борьбу принциповъ: гдѣ существуетъ не болѣе двухъ-трехъ различныхъ идеаловъ, подобная форма удовлетворяетъ потребностямъ націи, если-же нѣтъ, то, говоря словами Катаньо, — это выходитъ плохо смазанное колесо, вертящееся съ шумомъ, а иногда лишь шумящее, но вовсе не вращающееся». [19]

"Бросимъ взглядъ на этнографическую карту Европейской Россіи, изданную Риттихомъ, и на карту Сибири Венюкова. На нихъ обозначено не менѣе пятидесяти различныхъ народностей, по крайней мѣрѣ тридцать различныхъ вѣроисповѣданій и отъ 15 — 20 нарѣчій [Въ дѣйствительности несравненно больше]. Россія находится между двумя полюсами: съ одной стороны, самое утонченное европейское просвѣщеніе, съ другой — самое постыдное варварство; здѣсь — православіе, — тамъ грубое суевѣріе и идолопоклонство; рядомъ съ языкомъ Пушкина и Рунеберга раздаются звуки дикихъ, почти обезьянихъ нарѣчій. — Вообразите себѣ парламентъ, куда входитъ и самоѣдъ, одѣтый въ оленью шкуру, и киргизъ въ своей тюбетейкѣ, и калмыкъ въ шелковомъ или бархатномъ бешметѣ, и армянинъ въ своемъ черномъ кафтанѣ, и черкесъ въ башлыкѣ изъ верблюжьей шерсти съ наборомъ снарядовъ на груди, и грузинъ въ архалукѣ и чокѣ съ длинными расшитыми рукавами, а затѣмъ уже слѣдуетъ великороссіянинъ, бѣлоруссъ, корелецъ, мингрелецъ, татаринъ, молдаванинъ и персъ. Подумайте, какіе тутъ могутъ быть однородные идеалы и партіи, когда великороссъ будетъ стоять на своихъ консервативныхъ началахъ, малороссъ начнетъ увлекаться демократическими стремленіями (?), финляндецъ выдвинетъ свою конституцію, полякъ — республиканскія надежды, а монголъ — станетъ придерживаться авторитетныхъ преданій прежней власти.

«Вообразите себѣ, какъ стали-бы враждовать между собою различныя вѣроисповѣданія: православіе москвича, протестантизмъ западнаго прибалтійскаго края, католицизмъ поляковъ, магометанство монголовъ и турецко-татарскихъ народовъ. Прибавьте сюда еще огнепоклонниковъ изъ Сибири, различныя старовѣрческія секты, евреевь-талмудистовъ и караимовъ, буддистовъ, сунитовъ и шіитовъ. Кто можетъ смирить и привести къ согласію всѣ эти разнородныя стремленія, вѣроисповѣданія, идеалы? Одинъ лишь принципъ царской власти, самодержавіе. Надо въ этомъ сознаться».

Такъ разсуждаетъ Карлетти, котораго, какъ итальянца, ужъ, конечно, нельзя заподозрить въ предубѣжденіи противъ парламентаризма и вообще конституціонныхъ началъ… [20]

*  *  *

Въ связи съ этнографическими особенностями Россіи находится и еще одна причина, въ силу которой Россія можетъ быть управляема только самодержавной властью. Мы говоримъ о совершенной невозможности существованія въ Имперіи общественнаго мнѣнія, т. е. единства взглядовъ на всемъ пространствѣ государства на разные государственные вопросы. А безъ общественнаго мнѣнія и правильно организованныхъ партій немыслимымъ никакой конституціонный режимъ. Считаемъ не лишнимъ привести по этому поводу отрывокъ изъ книги покойнаго Н. А. Любимова «М. Н. Катковъ».

«Политическая метафизика общественнаго мнѣнія необходимо приводитъ къ идеѣ о представительствѣ, постоянномъ или временномъ, къ той или другой формѣ. По теоріи, дѣло представляется просто. Выборные излюбленные люди явятся предъ правительствомъ уполномоченными представителями этого мнѣнія. При этомъ предполагается, что мнѣніе уже существуетъ готовое, и они только носители его. На самомъ дѣлѣ, однако, нѣтъ реальной вещи, которую можно-бы назвать общественнымъ мнѣніемъ. Въ собраніе приносятся самые разнообразные и обыкновенно болѣе или менѣе разнородные мотивы. Носители мнѣнія становятся и его творцами, начинается борьба не безплотныхъ мнѣній, а живыхъ людей, соединяющихся въ партіи. Словомъ, все превращается въ борьбу партій. Но борьба партій есть борьба за власть. Требуется соединеніе особыхъ условій, чтобы государственный корабль могъ плыть, когда у кормила его происходитъ непрерывная борьба и множество рукъ, отталкивая однѣ другія, хватаются за руль. Въ Англіи лишь многовѣковый опытъ, при условіи аристократическаго устройства страны, при особенностяхъ національнаго характера, подъ связующимъ дѣйствіемъ монархическаго начала, прочнаго, оцѣненнаго, могъ обратить борьбу партій въ правильную и сильную правительственную систему».

Возставая противъ примѣненія теоріи народнаго представительства къ Россіи, Любимовъ писалъ:

«Осуществить идею въ нашихъ условіяхъ значило бы возвести партіи — и какія притомъ? неопредѣлившіяся, сбивчивыя, легкомысленныя партіи — въ государственную силу и дать имъ ору[21]жіе въ руки для истребительной борьбы не только между собою, но и на гибель общимъ государственнымъ интересамъ. А окраины, а инородцы? Какой вихрь центробѣжныхъ стремленій былъ бы необдуманно вызванъ безъ пользы и цѣли!» (289 и 290).

Х.

Въ виду этнографическихъ особенностей Россіи, уже не разъ раздавались голоса, что она можетъ существовать только въ формѣ федераціи; что Россія русскаго народа и Россія русскаго царя — двѣ различныя вещи; что единственною связью тѣхъ народовъ, которые живутъ въ Имперіи, является одинъ императоръ; что въ Россіи нѣтъ и не должно быть ни господствующей національности, ни господствующаго языка, ни господствующей религіи, другими словами, что Россія должна жить или быть устроена по типу государствъ не національныхъ, а разноплеменныхъ, разноязычныхъ и разновѣрныхъ. Все это очень откровенно проповѣдалось при Александрѣ ІІ, между прочимъ, барономъ Фирксомъ, прикрывавшимся псевдонимомъ Шедо Феротти, — тѣмъ самымъ барономъ Фирксомъ, съ которымъ нѣкогда полемизировалъ Катковъ.

«Призваніе, Провидѣніемъ указанное государямъ, сидящимъ на тронѣ Петра I и Екатерины ІІ, льстиво писалъ баронъ Фирксъ, слишкомъ велико, чтобы допустить менѣе возвышенную точку зрѣнія, чѣмъ соображенія общечеловѣческаго характера (un point de vue moins ИlevИ que celui des considerations humanitaires). Русскій Императоръ царствуетъ не надъ страною, но надъ цѣлою частью свѣта. Онъ повелѣзаетъ не націею, а двадцатью народами. Его патріотизмъ въ томъ, чтобы любить равною любовью тѣхъ, чья участь ввѣрена ему небомъ. Всякій русскій, отправляясь въ Финляндію, въ Ливонію, въ Польшу, на Кавказъ, ѣдетъ въ иностранную землю (!). Императоръ, пріѣхавъ въ эти страны, находится у себя, въ своемъ отечествѣ, между дѣтьми своими, сдѣлать счастіе которыхъ онъ принялъ на себя предъ Богомъ и совѣстью священную обязанность. Пусть патріотизмъ поляковъ состоитъ въ томъ, чтобы любить только самихъ себя; русскихъ, по крайней мѣрѣ, приверженцевъ г. Каткова, въ томъ, чтобы ненавидѣть (!?) инородцевъ; пусть у финляндцевъ патріотизмъ проявляется желаніемъ удалить русскихъ отъ себя, патріотизмъ русскаго Императора, Короля [22] Польскаго, Великаго Князя Финляндскаго, можетъ быть лишь въ томъ, чтобы держать вѣсы равновѣсія между всѣми его подданными, думать о благѣ всѣхъ этихъ странъ, изъ коихъ каждая есть его отечество. (?). Поставленный Провидѣніемъ на высоту, куда не могутъ достичь ни духъ партій, ни противоборство племенъ, онъ не можетъ пожертвовать Польшею требованіямъ ультра — русской партіи (соtеrіе ultra — russe de Moscou), какъ не можетъ пожертвовать жизненными интересами Россіи утопическимъ мечтаніямъ польскихъ патріотовъ. Для него русскіе, финны, поляки, черкесы равно имѣютъ право на мѣсто подъ его солнцемъ; ни одно изъ этихъ племенъ не можетъ быть жертвою въ пользу другихъ. Требуется, чтобы каждое племя могло продолжать жить въ условіяхъ, вытекающихъ изъ его природы; географическаго положенія страны, имъ обитаемой; историческихъ воспоминаній, имъ сохраняемыхъ; религіозныхъ вѣрованій, какія имъ приняты. Единственная солидарность, какая можетъ быть между ними, — должна заключаться въ томъ, чтобы совокупно содѣйствовать защитѣ территоріи и не возмущать мира общаго отечества притязаніями, несогласными съ правами другихъ. Подъ условіемъ уваженія государственнаго порядка (respecter l’ordre publique), и киргизы, и калмыки, и финны, и поляки заслуживаютъ той же заботы, какъ русскіе. Императору остается лишь утвердить приговоръ народнаго мнѣнія и сказать о жителяхъ присоединенныхъ странъ, какъ говоритъ народъ русскій „poust jiwout mirno po swoemou sakonou“ („пусть живутъ мирно по своему закону“)». Такъ, будто бы «народъ говорилъ о полякахъ».

Россія можетъ быть Россіей въ полномъ смыслѣ слова; она будетъ принадлежать русскому народу, создавшему Имперію, лишь до тѣхъ поръ, пока ею будутъ управлять самодержавные монархи. Кто дорожитъ національностью русскаго государства, тотъ долженъ дорожить и русскимъ самодержавіемъ. Ему одному обязанъ русскій народъ тѣмъ, что наши инородцы не сплотились въ одно цѣлое и не хозяйничаютъ въ Россіи, какъ въ своемъ собственномъ государствѣ.

XI.

Ю. Ѳ. Самарину принадлежитъ великая заслуга правильной постановки вопроса о нашихъ окраинахъ. «Окраины Россіи» Сама[23]рина представляютъ одно изъ блестящихъ проявленій русской политической мысли. Авторъ не довелъ своего труда до конца, но онъ намѣтилъ тотъ путь, котораго слѣдуетъ держаться при обсужденіи положенія всѣхъ нашихъ инородцевъ, особенно тѣхъ изъ нихъ, которые заявляютъ претензіи на привиллегированную и командующую роль въ тѣхъ или другихъ областяхъ Имперіи. Россія должна быть Россіей и не на словахъ только. Вотъ основной принципъ русской государственности. Этотъ принципъ не могъ бы быть сохраненъ и проведенъ въ жизни, если бы Россія не управлялась монархами-автократами. Если бы она не управлялась ими, она утратила бы свой русскій характеръ, и сдѣлалась бы жертвою національныхъ споровъ и раздоровъ. Будучи хранительницею неотъемлемыхъ правъ русскаго народа, трудами и геніемъ котораго создана Россійская Имперія, царская власть является, вмѣстѣ съ тѣмъ, и защитницею всѣхъ справедливыхъ требованій и неотъемлемыхъ правъ нашихъ инородцевъ. Въ «Московскомъ Сборникѣ» К. П. Побѣдоносцева вѣрно указывается, что демократическая форма правленія съ ея многолюдными представительными собраніями совершенно непригодна для примиренія запутанныхъ и противорѣчивыхъ притязаній различныхъ національностей, входящихъ въ составъ одного и того же общества. Доказательство на лице — Австрія. Отмѣтивъ слабыя стороны представительства, «Московскій Сборникъ» говоритъ:

«Эти плачевные результаты всего явственнѣе обнаруживаются тамъ, гдѣ населеніе государственной территоріи не имѣетъ цѣлаго состава, но заключаетъ въ себѣ разнородныя національности. Націонализмъ въ наше время можно назвать пробнымъ камнемъ, на которомъ обнаруживается лживость и непрактичность парламентскаго правленія. Примѣчательно, что начало національности выступило впередъ и стало движущею и раздражающею силою, въ ходѣ событій именно съ того времени, какъ пришло въ соприкосновеніе съ новѣйшими формами демократіи. Довольно трудно опредѣлить существо этой новой силы и тѣхъ цѣлей, къ какимъ она стремится; но несомнѣнно, что въ ней — источникъ великой и сложной борьбы, которая предстоитъ еще въ исторіи человѣчества, и невѣдомо къ какому приведетъ исходу. Мы видимъ теперь, что каждымъ отдѣльнымъ племенемъ, принадлежащимъ къ соста[24]ву разноплеменнаго государства, овладѣваетъ страстное чувство нетерпимости къ государственному учрежденію, соединяющему его въ общій строй съ другими племенами, и желаніе имѣть свое самостоятельное управленіе, со своею, нерѣдко мнимою, культурой. И это происходитъ не съ тѣми только племенами, которыя имѣли свою исторію и, въ прошедшемъ своемъ, отдѣльную политическую жизнь и культуру, — но и съ тѣми, которыя никогда не жили особою политическою жизнью. Монархія неограниченная успѣвала устранять или примирять всѣ подобныя требованія и порывы, — и не одною только силой, но и уравненіемъ правъ и отношеній подъ одною властью. Но демократія не можетъ съ ними справиться, и инстинкты націонализма служатъ для нея разъѣдающимъ элементомъ: каждое племя изъ своей мѣстности высылаетъ представителей — не государственной и народной идеи, но представителей племенныхъ инстинктовъ, племенного раздраженія, племенной ненависти — и къ господствующему племени, и къ другимъ племенамъ, и къ связующему всѣ части государства учрежденію. Какой нестройный видъ получаетъ въ подобномъ составѣ народное представительство и парламентское правленіе, — очевидно тому примѣромъ служитъ въ наши дни австрійскій парламентъ. Провидѣніе сохранило нашу Россію отъ подобнаго бѣдствія, при ея разноплеменномъ составѣ. Страшно и подумать, что возникло бы у насъ, когда бы судьба послала намъ роковой даръ — всероссійскаго парламента! Да не будетъ».

XII.

Исторія свидѣтельствуетъ, что на православной почвѣ не могутъ процвѣтать ни республиканскій строй, ни конституціонно-монархическій режимъ. На православной почвѣ развивалось и долго держалось только Самодержавіе. Доказательствомъ служитъ Византійская имперія и Россія. Парламентаризмъ, искусственно привитой православнымъ державамъ Балканскаго полуострова, ничего не далъ, кромѣ безтолочи, политическихъ ошибокъ, партійной грызни, и иныхъ бурь въ стаканѣ воды. За примѣрами нечего далеко ходить: Румынія, Греція, Сербія и Болгарія блистательно подтверждаютъ только что сказанное. Отъ нихъ стоитъ особнякомъ Черногорія. Но Черногорія самовластно управлялась [25] въ прежнія времена владыками, теперь же самовластно управляется княземъ. Только что отмѣченное историческое явленіе не можетъ быть объяснено случайностью, — оно доказываетъ, что народы, воспитанные въ духѣ православія, неминуемо тяготѣютъ къ монархическому строю. Почему-же?

Извѣстно, что христіанская проповѣдь застала у германо-романскихъ народовъ довольно значительное участіе массъ населенія въ верховномъ управленіи. Это участіе проявлялось въ болѣе или менѣе частомъ созваніи сеймовъ, народныхъ собраній и т. д. Оно существовало и у нѣкоторыхъ славянъ. Западное христіанство принесло съ собою германцамъ римское право, развившееся на преданіяхъ имперіализма и закрѣпленное Кодексомъ Юстиніана, а также и каноническое право, развившееся на тѣхъ же преданіяхъ, — вотъ одна изъ причинъ, почему западное христіанство явилось опорой монархической власти и способствовало ея возвышенію въ германо-романскомъ мірѣ. Главная же разгадка содѣйствія, которое вездѣ и всегда оказывалось христіанствомъ монархическимъ началамъ, заключается въ томъ, что христіанство по духу своему не можетъ поощрять и развивать республиканскіе, демократическіе и аристократическіе инстинкты. Если латиняне и папство, съ одной стороны, а протестанты и протестантство — съ другой, и мирволили имъ иногда, то не нужно забывать, что римскій католицизмъ и протестантизмъ, — искаженныя формы христіанства. Православіе же, т. е. христіанство въ чистѣйшей формѣ, и Православная Церковь, сохранившія христіанство временъ апостоловъ и вселенскихъ соборовъ, никогда и нигдѣ не вступали въ борьбу съ единовластіемъ, никогда и нигдѣ не возбуждали народъ противъ монарховъ, но всегда и вездѣ содѣйствовали укрѣпленію монархическихъ началъ.

Въ древне-классическомъ мірѣ человѣкъ находилъ свое высшее достоинство въ званіи и правахъ гражданина. Для него ничего не было выше государства. Древній грекъ былъ чистокровнымъ государственникомъ; всѣхъ чужеземцевъ онъ считалъ варварами; низшій классъ населенія, услугами котораго онъ ежеминутно пользовался, онъ презиралъ. Въ древней Греціи и въ древнемъ Римѣ рабъ былъ вещью. Христіанство выдвинуло впередъ единеніе людей во имя Христа; оно выдвинуло впередъ понятіе о [26] Церкви, какъ объ обществѣ, члены котораго связаны религіозно-нравственными узами, узами вѣры и Таинствъ. Христіанская Церковь упразднила различіе между эллиномъ и іудеемъ, между мужскимъ и женскимъ полами. Евангеліе не проповѣдуетъ общественнаго переустройства, но Оно неменуемо вело къ нему Своимъ ученіемъ о ближнемъ, — ученіемъ, которое исключало всякую національную и сословную нетерпимость воззрѣній. — Христіане не могли и не могутъ жить исключительно въ государствѣ и государственными интересами; они живутъ также въ Церкви и церковными интересами. На первомъ планѣ у нихъ стоитъ не земная, а загробная жизнь.

Христіанство, какъ религія любви, кротости и смиренія, не могла не осудить многаго изъ того, что представлялось людямъ языческаго міра вполнѣ естественнымъ и очень похвальнымъ. Политическія убійства тирановъ, напримѣръ, которыя считались въ древней Греціи и въ древнемъ Римѣ дѣломъ отнюдь не позорнымъ, съ христіанской точки зрѣнія являются злодѣйствами, ибо христіанство никогда не признавало, что цѣль оправдываетъ средства. Брутъ, убившій Юлія Цезаря, былъ развѣнченъ христіанствомъ изъ героя въ тяжкаго грѣшника. Стремленія къ политической власти, къ государственнымъ почестямъ и къ земной славѣ, все это было объявлено христіанствомъ суетою, отвлекающею человѣка отъ его единственной и высшей задачи, отъ того, что есть единое на потребу. Провозгласивъ, что жизнь есть не цѣль, а средство, что человѣкъ можетъ достигнуть истиннаго счастья только за гробомъ, что жизнь есть время искусовъ и подвиговъ, — время приготовленія къ вѣчности, — христіанство не могло не наложить своего отпечатка на политическія идеи и идеалы древняго міра и не измѣнить ихъ самымъ рѣшительнымъ образомъ.

Язычникъ смотрѣлъ на власть, какъ на привилегію, христіане первыхъ вѣковъ видѣли въ ней прежде всего тяжелый и отвѣтственный долгъ. Христіанство не могло поощрять властолюбивыхъ притязаній народа или болѣе вліятельнаго меньшенства. Дѣла правленія христіанство разсматривало, прежде всего, какъ служеніе Богу и ближнимъ, и не одобряло ни подкуповъ, ни дру[27]гихъ происковъ для пріобрѣтенія того или другого званія, того или другого сана. Духъ христіанства требуетъ устроенія государства по образцу Церкви. Онъ требуетъ, чтобы государство содѣйствовало прежде всего душевному спасенію людей. Съ этой, именно, точки зрѣнія христіане первыхъ вѣковъ относились ко всѣмъ государственнымъ вопросамъ.

«Царство Мое не отъ міра сего», сказалъ Спаситель. А такъ какъ христіанство дорожило прежде всего Царствомъ Христовымъ, то оно не могло не стремиться, чтобы и земныя царства носили на себѣ печать освященія. Христіанству не было надобности давать міру какой-либо новый политическій идеалъ организаціи государствъ. Онъ былъ начертанъ уже въ Ветхомъ Завѣтѣ. Царь Давидъ и другіе мудрые и благочестивые ветхозавѣтные цари чтились христіанами такъ же, какъ и евреями. Цари-Помазанники — вотъ тѣ властелины, къ которымъ тяготѣли христіане болѣе, чѣмъ ко всякимъ инымъ правителямъ. Повелѣвъ воздавать Кесарево Кесарю, Іисусъ Христосъ тѣмъ самымъ произнесъ осужденіе возстаній противъ Кесаря и какихъ бы то ни было посягательствъ на его права. Не забудемъ и другого евангельскаго текста: «Онъ же сказалъ имъ: цари господствуютъ надъ народами и владѣющіе ими благодѣтелями называются. А вы не такъ; но кто изъ васъ больше, будьте меньше, и начальствующіе, какъ служащіе» (Евангеліе отъ Луки ХХІІ, 25 — 26). Въ христіанскомъ мірѣ не было религіозной опоры для аристократическаго и демократическаго режима. Изъ всѣхъ формъ правленія наслѣдственная монархія, въ которой власть переходитъ волею Божественнаго Промысла отъ одного лица къ другому въ силу рожденія, наиболѣе подходила къ духу христіанства. Вотъ почему народы, воспитавшіеся въ истинно христіанскомъ духѣ, не могли и не могутъ освоиться съ какимъ либо режимомъ, кромѣ единовластія. Вотъ почему и всѣ православные народы, не знающіе ни римско-католическихъ, ни протестантскихъ религіозныхъ новшествъ, не знающіе ни властолюбиваго папства, ни безграничной свободы толкованія Священнаго Писанія, не могли освоиться съ представительными учрежденіями. Православнымъ народамъ свойственно повиноваться Помазанникамъ Божіимъ, но совершенно несвойственно повиноваться тѣмъ или другимъ олигархамъ или демосу. [28]

ХІІІ.

Чтобы убѣдиться, какъ тѣсно связано Православіе съ Самодержавіемъ, достаточно указать на политическое ученіе Отцевъ Церкви. Вотъ ихъ слова, приводимыя въ ї 117-мъ 1-го тома «Православно-догматическаго богословія» знаменитаго русскаго ученаго, Макарія (Булгакова), митрополита Московскаго:

Св. Иринея: «Какъ въ началѣ солгалъ (діаволъ), такъ солгалъ и впослѣдствіи, говоря: мнѣ предана есть (власть надъ всѣми царствами вселенныя), и, ему же аще хощу, дамъ ю (Лук. 4, 6). Не онъ опредѣлилъ царства міра сего, а Богъ. Отъ Бога установлены земныя царства для блага народовъ (а не отъ діавола, который никогда не бываетъ спокоенъ самъ, не хочетъ оставить въ покоѣ и народы), чтобы, боясь царствія человѣческаго, люди не истребляли другъ друга по подобію рыбъ, но, подчиняясь законамъ, отлагали многообразное нечестіе языческое… По чьему повелѣнію рождаются люди, по повелѣнію Того же поставляются и цари, приспособленные (арti) къ тѣмъ, надъ кѣмъ они царствуютъ. Ибо нѣкоторые изъ нихъ даются для исправленія и пользы подданныхъ, и сохраненія правды; нѣкоторые же для страха и наказанія; еще нѣкоторые для уничиженія народовъ, или для возвышенія, смотря по тому, чего бываютъ достойны эти народы по праведному суду Божію, одинаково простирающемуся на все».

Св. Григорія Богослова: "Цари! познайте, сколь важно ввѣренное вамъ и сколь великое въ разсужденіи васъ совершается таинство. Цѣлый міръ подъ вашею рукою, сдерживаемый небольшимъ вѣнцемъ и короткою мантіею. Горнее принадлежитъ единому Богу, а дольнее и вамъ; будьте (скажу смѣлое слово) богами для своихъ подданныхъ. Сказано (и мы вѣруемъ), что сердце царево въ руцѣ Божіей " (Прит. 21, 1).

Св. Іоанна Златоустаго: «Почему Апостолъ увѣщевалъ за царей (1 Тим. 2, 1)? Тогда цари были еще язычники, и потомъ прошло много времени, пока язычники преемствовали другъ другу на престолѣ… Чтобы душа христіанина, услышавъ это, не смутилась и не отвергла увѣщанія, будто должно возносить молитвы за язычника во время свя[29]щеннодѣйствій, — смотри, что говоритъ Апостолъ, и какъ указываетъ на пользу, дабы, хотя такимъ образомъ, приняли его увѣщаніе: да тихое, говоритъ, и безмолвное житіе поживаемъ въ нынѣшнемъ вѣцѣ. Т. е., здравіе ихъ (царей) рождаетъ наше спокойствіе… Ибо Богъ установилъ власти для блага общаго. И не было ли бы несправедливымъ, если-бы они носили оружіе и ратоборствовали, чтобы мы жили въ спокойствіи, а мы даже не возносили бы молитвъ за тѣхъ, которые подвергаются опасностямъ и ратоборствуютъ? Итакъ, дѣло это (молитва за царей) не есть угодничество, но совершается по закону справедливости».

А вотъ слова митрополита Макарія:

«Богъ промышляетъ о царствахъ и народахъ».

"Св. Писаніе излагаетъ эту истину весьма раздѣльно, когда говоритъ:

1. Что Богъ есть верховный царь по всей земли (Пс. 46, 3, 8, 94, 2), что Онъ воцарися надъ языки, т. е. надъ народами (Пс. 46, 9), обладаетъ языки (-- 21, 29), призираетъ на языки (65, 7), наставляетъ языки (66, 5).

2. Что Онъ — а) Самъ поставляетъ царей надъ народами: владѣетъ Вышній царствомъ человѣческимъ, и ему же восхощетъ дастъ е (Дан. 4, 22, 29; снес. Сир. 10. 4); той поставляетъ цари и представляетъ (Дан. 2, 21), и каждому языку устроилъ вождя (Сир. 17, 14; снес. Прем. 6. 1 — 3); б) поставляетъ, какъ видимыхъ намѣстниковъ своихъ въ каждомъ царствѣ; Азъ рѣхъ: бози ести, говоритъ Онъ имъ, и сынове Вышняго вси (Пс. 81, 1 — 6; снес. Исх. 22, 28); в) и съ этою цѣлію даруетъ имъ отъ Себя державу и силу (Прем. 6, 4), елеемъ святымъ Своимъ помазуетъ ихъ (Пс. 88, 21; снес. 1 Цар. 12, 3 — 6; 16, 3; 19, 16; 24, 7; Исаіи 41, 1), такъ что отъ того дне носится надъ ними Духъ Господенъ (1 Цар. 16, 11 — 13); г) Самъ же, наконецъ, и управляетъ чрезъ царей земными царствами: Мною царствуютъ, говоритъ Онъ, царіе, сильніи пишутъ правду (Прит. 8, 15). Якоже устремленіе воды, присовокупляетъ Пророкъ, тако сердце царево въ руцѣ Божіей: амо же аще восхощетъ обратити, тамо уклонитъ е (Прит. 21, 1).

3. Что Онъ — а) поставляетъ, чрезъ Помазанниковъ Своихъ, и всѣ прочія нисшія власти: всяка душа властемъ предержащимъ [30] да повинуется, нѣсть бо власть аще не отъ Бога: сущыя же власти отъ Бога учинены суть (Рим, 13, 1); повинитеся убо всякому человѣчу начальству Господа ради; аще царю, яко преобладающу: аще ли же княземъ, яко отъ него посланнымъ (1 Петр. 2, 13, 14), б) и поставляетъ, какъ слугъ Своихъ, для устроенія счастія человѣческихъ обществъ: князи бо не суть боязнь добрымъ дѣломъ, но злымъ. Хощеши ли не боятися власти, благое твори, и имети будеши похвалу отъ него: Божій бо слуга есть тебѣ во благое. Аще ли злое твориши, бойся; не бо безъ ума мечь носитъ: Божій бо слуга есть отмститель во гнѣвъ злое творящему. Тѣмъ же потреба повиноватися не токмо за гнѣвъ, но и за совѣсть. Сего бо ради и дани даете: служители бо Божіи суть во истое сіе пребывающе (Рим. 13, 3 — 6).

Смѣло можно сказать, что въ Россіи нѣтъ и не было ни одного сколько нибудь выдающагося проповѣдника, ни одного сколько нибудь выдающагося духовнаго писателя, который не разъяснялъ бы религіозно — политическаго значенія русскаго Самодержавія, какъ христіанской монархіи. И въ новѣйшія времена русскіе архипастыри гораздо раньше представителей русскаго правовѣдѣнія занялись разработкою теоріи царской власти. Чтобы убѣдиться въ сказанномъ, достаточно указать на Тихона Задонскаго, на митрополитовъ московскихъ Платона и Филарета и на высокопреосвященнаго Амвросія, архіепископа Харьковскаго.

XIV.

Въ Письмахъ Иннокентія, митрополита Московскаго и Коломенскаго (I, 480), мы находимъ, между прочимъ, слѣдующія строки, относящіяся къ 1851 году и написанныя подъ вліяніемъ революціонныхъ взрывовъ 1848 года, и слѣдовавшихъ за ними событій: «Кажется, теперь только слѣпой, или намѣренно-смежающій очи можетъ не видѣть, что самый лучшій образъ правленія есть Самодержавіе. Но въ то же время нельзя не убѣдиться, что Самодержавіе можетъ быть только тамъ, гдѣ — Православіе».

Почему же Самодержавіе можетъ быть только тамъ, гдѣ Православіе? Потому что ни одна изъ христіанскихъ религій не благопріятствуетъ развитію и укрѣпленію монархическихъ началъ въ [31] такой степени, какъ Православіе, потому что цари-помазанники и цари — Божіей милостью могутъ быть, строго говоря, только въ православныхъ государствахъ. Другими словами, единоличная власть можетъ имѣть высшую санкцію только въ тѣхъ странахъ, которыя сжились съ восточнымъ христіанствомъ, — съ христіанствомъ временъ апостоловъ и вселенскихъ сборовъ, и не уклонились отъ него ни къ римскому католицизму, ни къ протестантизму. Вотъ одна изъ главныхъ разгадокъ той общеизвѣстной истины, что въ теченіе среднихъ и новыхъ вѣковъ неограниченныя монархіи прочно держались только въ Восточной Европѣ, на Западѣ-же, если и возникали, то существовали сравнительно недолго и оказывались безсильными въ борьбѣ съ аристократическими и демократическими притязаніямн. Византійское Самодержавіе продержалось болѣе тысячи ста лѣтъ, русское Самодержавіе, если даже относить его начало лишь къ эпохѣ возвышенія Москвы и собиранія русской земли, имѣетъ въ своемъ прошломъ уже пять съ половиною вѣковъ. Но, вѣдь, зародыши русскаго Самодержавія явились одновременно съ основаніемъ русскаго государства, ибо первые русскіе князья правили, какъ неограниченные монархи, да и князья удѣльно-вѣчевого періода нигдѣ, за исключеніемъ Новгорода и Пскова, не были связаны никакими, ограничивавшими ихъ власть, обязательствами. Выходитъ, такимъ образомъ, что и русское Самодержавіе, собственно говоря, уже перевалило за тысячу лѣтъ, а между тѣмъ, оно, очевидно, имѣетъ, передъ собой долгую и блестящую будущность. А неограниченныя монархіи германо-романскаго міра? Онѣ всѣ были недолговѣчны. Во Франціи, напримѣръ, господство абсолютизма ограничивалось, приблизительно, полутораста годами (отъ Ришелье до «великой» революціи 1789 года), въ Испаніи двумя стами лѣтъ съ небольшимъ (отъ Филиппа II до 1812 года) и т. д. Иначе и быть не могло. Римскій католицизмъ съ его властолюбивыми папами, почитавшими себя царями царей, наложилъ свой отпечатокъ на всѣ проявленія западно-европейской цивилизаціи и не могъ создать почвы удобной для монархическихъ началъ. О протестантизмѣ же, отвергнувшемъ всякую догматику и провозгласившемъ, что каждый имѣетъ право толковать св. Писаніе по своему, уже и говорить нечего. Въ этомъ отношеніи, какъ и во многихъ дру[32]гихъ, западное христіанство рѣзко отличалось отъ восточнаго, никогда не забывавшаго словъ Спасителя: «Царство Мое не отъ міра сего» и не знавшаго, поэтому, борьбы церковной власти со свѣтскою, упорной и долгой борьбы, подъ воздѣйствіемъ которой опредѣлился весь ходъ западно-европейской исторіи. Понять устойчивость чисто монархическихъ началъ въ Византійской имперіи и въ Россіи и преобладаніе конституціонныхъ и республиканскихъ элементовъ на Западѣ, оставляя въ сторонѣ раздѣленіе церквей и его политическія и культурныя послѣдствія, нѣтъ никакой возможности. Византійское и русское единовластіе, съ одной стороны, и различные виды германо-романскаго многовластія, — съ другой, явились порожденіемъ различнаго пониманія христіанства, различнаго отношенія церкви къ государству, и обратно, на Западѣ и на Востокѣ. Только близорукое доктринерство и антинаучная точка зрѣнія могутъ упускать изъ виду тѣсную связь, всегда и вездѣ существующую и существовавшую между учрежденіями тѣхъ или другихъ народовъ и ихъ религіозными вѣрованіями. Какъ нельзя понять древне-египетскаго, древне-индійскаго и древне-персидскаго государственнаго устройства, не зная тѣхъ религіозныхъ культовъ, подъ вліяніемъ которыхъ они сложились, также точно нельзя понять и рѣзкаго контраста между русскимъ и западно-европейскимъ строемъ, — не вникая въ тѣ религіозные устои, которые лежатъ въ ихъ основѣ и которыми была заранѣе предуказана ихъ судьба. Отвергать тѣсную связь между Самодержавіемъ и Православіемъ, отмѣченную покойнымъ митрополитомъ Иннокентіемъ, можно лишь съ близорукой точки зрѣнія Бокля, воображавшаго, что религіи не имѣютъ большого значенія въ исторіи. Религіи были и будутъ самыми мощными двигателями въ жизни отдѣльныхъ людей и цѣлыхъ народовъ. Самодержавіе можетъ быть только тамъ, гдѣ Православіе.

Это обобщеніе можно назвать, въ примѣненіи къ христіанскому міру, историческимъ закономъ.

XV.

Вся русская исторія служитъ доказательствомъ неразрывной связи, существующей между Православіемъ и неограниченной монархіей.

[33] Тѣсная связь русскаго Самодержавія съ Православіемъ ярко обнаружилась, между прочимъ, во время заговора декабристовъ. Многіе изъ декабристовъ, не утратившіе вѣры, съ ужасомъ думали о затѣянномъ переворотѣ и, давъ свое согласіе на бунтъ и цареубійство, терзались, затѣмъ, лютыми угрызеніями совѣсти и отъ души желали неудачи себѣ и своимъ сообщникамъ. Примѣняясь къ общему настроенію, даже лютеранинъ Пестель, самый энергичный и умный изъ всѣхъ заговорщиковъ, говорилъ, что по окончаніи задуманнаго дѣла онъ приметъ схиму въ Кіево-Печерской Лаврѣ, очевидно, для того, чтобы замолить свой грѣхъ. Приблизительно въ августѣ 1825 года, при смотрѣ войскъ у Бѣлой Церкви, на одномъ изъ собраній членовъ Сѣвернаго Общества и нѣкоторыхъ изъ Соединенныхъ Славянъ, происходившемъ у Александра Бестужева и Сергѣя Муравьева, когда они заговорили о необходимости посягнуть на жизнь Императора Александра I и истребить весь царствующій домъ, Горбачевскій сказалъ: «Но это противно Богу и религіи». — «Неправда», возразилъ Сергѣй Муравьевъ, и сталъ имъ читать свои выписки изъ Библіи, коими, ложно толкуя ихъ, хотѣлъ доказать, что монархическое правленіе не угодно Небу. Муравьевъ понималъ, а въ рѣшительную минуту убѣдился и на опытѣ, что русскаго православнаго солдата нельзя подбить на мятежъ противъ царской власти, пока въ его душѣ будетъ оставаться хоть тѣнь вѣры. Вотъ разгадка эпизода, происшедшаго съ Муравьевымъ, когда онъ пытался возжечь военный бунтъ на югѣ Россіи. 31-го декабря 1825 года онъ велѣлъ собраться къ походу тѣмъ, кои уже пристали къ нему; передъ выступленіемъ полковой священникъ, за 200 рублей, согласился отпѣть молебенъ и прочесть сочиненный Сергѣемъ Муравьевымъ и Бестужевымъ-Рюминымъ Катихизисъ, въ коемъ они хотѣли доказать, что Богу угоденъ одинъ республиканскій образъ правленія. Но лжекатехизисъ произвелъ на рядовыхъ невыгодное впечатлѣніе, и Муравьевъ увидѣлъ себя принужденнымъ дѣйствовать снова именемъ Государя Цесаревича, увѣряя солдатъ, что Великій Князь Константинъ Павловичъ не отрекался отъ короны. — За нѣсколько дней до 14 декабря, Батенковъ, разсуждая на ту тему, что въ Россіи легко произвести государственный переворотъ («стоитъ разослать печатные указы отъ Сената»), тутъ [34] же оговаривался: «Только въ ней не можетъ быть иного правленія, кромѣ монархическаго; однѣ церковныя ектеніи не допустятъ насъ до республики».

Да, наши церковныя моленія составляютъ одинъ изъ надежнѣйшихъ столповъ монархіи въ Россіи. Они свидѣтельствуютъ, что Церковь всегда была и будетъ охранительницей, воспитывающей народъ въ духѣ преданности Царямъ и Ихъ самодержавной власти.

XVI.

Раса того или другого народа не можетъ не имѣть вліянія на его политическую организацію. Русскій народъ принадлежитъ къ числу народовъ славянскихъ; вотъ почему онъ и нашелъ спасеніе въ широкомъ развитіи монархическихъ началъ.

Исторія славянъ доказываетъ, что представительное правленіе имъ не сродно. Въ началѣ исторической жизни всѣхъ славянскихъ народовъ мы видимъ дѣятельное участіе населенія въ дѣлахъ высшаго правленія. Вѣчевой бытъ балтійскихъ славянъ, вѣчевые порядки въ древней Польшѣ и въ древней Россіи, чешскій сеймъ во времена Пржемысловцевъ, древне-хорватскіе, древне-сербскіе и древне-болгарскіе соборы служатъ доказательствомъ, что у всѣхъ славянъ были такіе же зачатки участія народа въ верховной власти, какъ и въ государствахъ германской расы. Изъ этихъ зачатковъ не выработалось ничего подобнаго англійскому парламенту. Тамъ, гдѣ единоличная власть достигала силы и устойчивости, славяне достигали великихъ успѣховъ; тамъ, гдѣ она падала, падали не только могущество, но и независимость государства. Особенно поучителенъ примѣръ Польши и Россіи. Когда въ Польшѣ королевская власть стояла достаточно высоко, Польша имѣла возможность вести съ Россіей споръ о преобладающемъ вліяніи въ Восточной Европѣ. Когда же королевская власть въ Польшѣ пала, пала и Польша подъ ударами сначала Московскаго государства, а потомъ — Россійской Имперіи. Польскій сеймъ въ концѣ концовъ выродился въ нелѣпѣйшую изъ олигархій и имѣлъ своимъ послѣдствіемъ порабощеніе и обнищеніе польскаго народа, возрожденнаго къ лучшей жизни уже впослѣдствіи, послѣ присоединенія Польши къ Россіи, Самодержав[35]ными Монархами послѣдней. — А Россія? Декабристы напирали на то, что удѣльно-вѣчевые порядки держались въ Россіи нѣсколько вѣковъ [«А С Пушкинъ въ Александровскую эпоху» Анненкова, стр 92 — 95], но къ чему они привели въ концѣ концовъ? Они исчезли безслѣдно, уступивъ мѣсто единодержавію, которое Карамзинъ съ полнымъ основаніемъ называлъ спасительнымъ. Раздробленіе Россіи на маленькія государства повело къ татарскому игу, а возвышеніе московскихъ князей — къ освобожденію Россіи отъ татарскаго ига. Замѣтимъ, кстати, что декабристы ошибались, преувеличивая значеніе древне-русскихъ вѣчъ. Руководящее значеніе въ древней Россіи принадлежало не вѣчамъ, а князьямъ. Вѣча не представляли ничего организованнаго и были, по большей части, порожденіемъ смутъ и междоусобій. Исключеніемъ изъ общаго правила были, развѣ, только Новгородъ и Псковъ, — но и тамъ даровитые и энергичные князья управляли почти самодержавно. Древне-русскія княжества были не республиками, какъ думали декабристы, а полуизбирательными — полунаслѣдственными монархіями, «народоправства» которыхъ опирались не на законъ, а на обычай или, вѣрнѣе сказать, на безпорядочное состояніе тогдашняго государственнаго строя. Удѣльная Русь, какъ и позднѣйшая Русь, имѣла и монархическіе инстинкты, и династическія привязанности. Она распадалась на княжества. Каждое княжество имѣло своихъ любимыхъ князей и переносило свою любовь на ихъ потомковъ, а всѣ княжества, вмѣстѣ взятыя, крѣпко держались Рюрикова рода и не измѣняли ему. Древняя Русь управлялась не вѣчами, а князьями — Рюриковичами. Съ утвержденіемъ единовластія и съ превращеніемъ бывшихъ владѣтельныхъ князей въ царскіе подручники, Россія стала быстро возвышаться и скоро сдѣлалась великою державою, единственною великою славянскою державою, надеждою и защитницею всѣхъ славянскихъ государствъ. Не случайно это произошло: очевидно, что славянской расѣ болѣе сродно единовластіе, чѣмъ всякое иное государственное устройство. То же самое подтверждается и современною дѣйствительностью. Какое славянское государство занимаетъ нынѣ первенствующее положеніе среди всѣхъ славянскихъ государствъ? — Россія, управляемая Монарха[36]ми — автократами. Какія славянскія государства наилучше управляются? Да ужъ, конечно, не Сербія и не Болгарія, снабженныя конституціонными аппаратами, а колоссальная Россія и маленькая Черногорія, не знающія никакихъ юридическихъ ограниченій власти своихъ Государей. Весьма поучительно сравненіе Черногоріи съ Сербіей и Болгаріей. Ея князь, несмотря на свои ограниченныя средства и стѣсненное положеніе, пользуется такимъ вліяніемъ и придалъ своему народу столько политическаго вѣса, что Сербія и Болгарія могутъ только завидовать миніатюрной Черной Горѣ.

Но можетъ быть конституціонныя славянскія государства могутъ надѣяться, что парламентаризмъ, который къ нимъ былъ искусственно привитъ, имѣетъ всѣ данныя на лучшее будущее? Увы, на это нѣтъ никакой надежды. Достаточно прочесть воспоминанія французскаго туриста Кейе о народномъ представительствѣ въ Болгаріи, чтобы совершенно разочароваться въ немъ.

"Городъ [Кюстендиль], столь оживленный вчера, кажется сегодня вымершимъ, съ его запертыми на засовъ лавками и опустѣлыми улицами. Бродя безцѣльно, во время утренней прогулки, я подошелъ къ большому двору, на которомъ жалась волнующая толпа, манера держаться которой составляла для меня загадку: это не свадьба, потому что этотъ рослый брюнетъ печаленъ; это и не похороны, потому что этотъ маленькій блондинъ веселъ. Можетъ быть, это окончаніе ночного бала? Но, гдѣ же женщины? Можетъ быть, начало рынка? Но, вовсе не видно жидовъ. — Это, скорѣе митингъ, потому что, вотъ священники; но, въ честь какого-же святого они здѣсь? Да, въ честь святой баллотировки! Только, вѣдь, отшельникъ способенъ былъ позабыть о томъ, что солнцу 8-го іюня предстояло освѣтить празднество выборовъ въ законодательное собраніе. Развѣ самъ министръ не погнушался, на прошлой недѣлѣ, пожаловать для личнаго просвѣщенія жителей Кюстендиля! Но, удастся-ли, однако, собрать урожай отъ добраго сѣмени, посѣяннаго столь оффиціальною рукою?

"Изъ цѣлыхъ потоковъ рѣчей, которыя набѣгали одна на другую, и движеній главныхъ актеровъ, которые толкались на верандѣ городского дома, можно было, наконецъ, понять, въ чемъ [37] дѣло. Сначала молодой человѣкъ съ рыжею бородою, провозгласивъ хорошо звучавшимъ голосомъ воззваніе: «Господари!» — изливался въ рѣчи, произносимой съ тою подвижностью въ языкѣ и въ тѣлодвиженіяхъ, которыя присущи славянскимъ племенамъ. Затѣмъ приступили къ выбору членовъ бюро, и два священника, и нѣсколько крестьянъ или горожанъ, предложенные присутствующимъ, были провозглашены толпою или, правильнѣе, она пробурчала ихъ имена. Было-бы забавно срисовать этихъ добрыхъ увальней, которые послѣдовательно появлялись надъ жестяными ящиками, гдѣ вскорѣ потихоньку станетъ вариться избирательный бульонъ. Каждый-же изъ этихъ ящиковъ былъ такъ великъ, что могъ вмѣстить въ себѣ цѣлаго кандидата.

"Когда бюро составилось, стали раздавать маленькіе лоскутки бѣлой бумаги и карандаши. Самодержавный народъ разбился на различныя группы, и зрѣлище сдѣлалось интересно.

"Безграмотныхъ крестьянъ было большинство; они весьма охотно протягиваются къ карандашамъ, предлагаемымъ въ такомъ изобиліи, что не знаешь только, который изъ нихъ взять. Здѣсь писцомъ — поселянинъ: онъ медленно и молча пишетъ имена, которыя ему диктуютъ товарищи; — тамъ гражданинъ города, корчащій изъ себя комическую фигуру превосходства и, прежде, чѣмъ написать, обсуждающій достоинства кандидатовъ. Нечего и говорить, какъ легко здѣсь мошенничать. Вы мнѣ замѣтите, что болгаринъ по своей уже природѣ недовѣрчивъ, и, дѣствительно, я вижу, что два или три избирателя совѣщаются съ сосѣдями и просятъ прочесть ихъ бюллетень, чтобы убѣдиться, что ихъ не провели; но масса не предполагаетъ обмана.

"Нѣсколько поодаль, въ кружкѣ, разсѣлись турки, которые закурили свои длинные чубуки и, повидимому, не торопятся приступить къ дѣлу; безъ сомнѣнія, они уже сдѣлали свой выборъ. Цыгане съ розою за ухомъ переходятъ отъ одного къ другому съ безпечностью большихъ дѣтей, привыкшихъ смотрѣть на вещи съ веселой стороны. Евреевъ мало. Нѣсколько старыхъ овчинъ бродятъ съ сконфуженнымъ и недовѣрчивымъ видомъ и съ билетикомъ въ рукѣ, не будучи въ состояніи на что-либо рѣшиться. Другіе, еще болѣе вдохновенные и полагающіе, что гораздо благоразумнѣе вовсе не голосовать, незамѣтно ускользаютъ за [38] ворота. Но полиція, которая бодрствуетъ, принуждаетъ ихъ возвратиться къ исполненію долга и .. войти опять водворъ. И вотъ: свобода и жандармъ!!!…

"Если-бы еще крестьянинъ полагалъ свою славу въ упражненіи своими правами гражданина, то можно было бы надѣяться, что время его ученичества было бы непродолжительно, и что здравый крестьянскій разсудокъ быстро подсказалъ-бы ему, на какой, собственно, сторонѣ его истинные интересы: но, будучи далекъ отъ того, чтобы гордиться своимъ правомъ, онъ отвращается отъ него не менѣе естественно, какъ и Панургъ отъ ударовъ. Благоразумный и недовѣрчивый, онъ идетъ на баллотировку, какъ собака, которую подгоняютъ прутьями… Онъ охотно взираетъ на князя, — такъ какъ для него лишь князь воплощаетъ власть, уважать которую, правильно или нѣтъ, его всегда побуждали при владычествѣ оттомановъ, — но онъ косится на кмета, попа и школьнаго учителя, потому что они гораздо ближе, и онъ ихъ опасается. Работая въ противоположномъ направленіи; безпокоясь, что онъ не въ состояніи ясно понять то, о чемъ его спрашиваютъ; вовсе не заботясь о томъ, чтобы быть господиномъ депутатомъ, онъ стоитъ смущенъ своимъ избирательнымъ листкомъ, какъ и оселъ флейтою, и охотно заплатилъ бы за то, чтобы не идти подавать голосъ, а, потому, каждый разъ, когда только можетъ, онъ и разрѣшаетъ себѣ оставаться дома.

"Хотите ли знать, что думаютъ въ самой странѣ объ энтузіазмѣ сельскаго избирателя и нравственности выборовъ?

«Извѣстно, что болгарскій народъ далекъ отъ того, чтобы сознавать значеніе голосованія или чтобы придавать ему весьма много важности. Крестьянинъ считаетъ себя счастливымъ, когда бываетъ въ состояніи избавиться отъ этого права свободнаго гражданина, къ тому же и весьма тягостнаго для него, такъ какъ приходится идти три-четыре часа для того только, чтобы бросить въ урну кусочекъ бумаги, значеніе которой крестьянину не извѣстно и знать которое онъ не имѣетъ никакой охоты. Этимъ невѣжествомъ нашихъ крестьянъ весьма дерзко пользуются кметы, приходскіе священники и школьные учителя; они входятъ въ сдѣлку съ избирателями, пишутъ бюллетени и массами бросаютъ ихъ въ урны»… (Лавэлэ «Балканскій полуостровъ», пер. Васильева, II, 107—112). [39]

Очевидно, что ни Россіи, ни Черногоріи не приходится жалѣть, что у нихъ не разыгрываются сцены, подобныя кюстендильскимъ выборамъ съ ихъ «избирательнымъ бульономъ».

XVII.

А рrіоrі можно сказать, что между русскимъ пейзажемъ, нашими мятелями, засухами, долгою зимою и знойнымъ лѣтомъ и, вообще, между русскою природою, съ одной стороны, и характеромъ русскаго народа, съ другой, существуетъ неразрывная связь. А рrіоrі можно сказать, что такая же связь существуетъ между психикой русскаго человѣка и нашимъ Самодержавіемъ, надъ созданіемъ и развитіемъ котораго трудились въ теченіе вѣковъ не только русскіе монархи, но и всѣ русскіе люди отъ мала до велика. Эта связь не формулирована наукой, но она составляетъ неопровержимый фактъ.

«При первомъ историческомъ появленіи великорусскаго племени, --писалъ покойный Романовичъ-Славатинскій [„Система русскаго государственнаго права“ I. 46]: уже можно было подмѣтить его отличительныя черты: энергію и предпріимчивость, даръ устроенія и организаціи, способность, сплотившись въ одну артель, всецѣло подчиниться ея большаку. Эти качества-- удалая энергія, духъ устроенія, артели и подчиненія помогли великорусскому племени совершить его великую историческую миссію--создать изъ раздробленной русской земли одно государство, претворивъ ея разсѣянныя племена въ одну націю посредствомъ самодержавной царской власти, которая была единственнымъ средствомъ для совершенія такого дѣла».

Тѣ особенности характера, которыя Романовичъ-Славатинскій приписывалъ великороссамъ, присущи всему русскому народу. У малороссовъ, напримѣръ, еще Гоголемъ были подмѣчены и удалая энергiя, и духъ устроенія, и духъ подчиненія. Стоитъ вспомнить хотя-бы IV главу «Тараса Бульбы», въ которой говорится, какъ умѣли повиноваться кошевому своевольные и буйные запорожцы [«Кошевой выросъ на цѣлый аршинъ. Это уже не былъ тотъ робкій исполнитель вѣтреныхъ желаній вольнаго народа: это былъ неограниченный повелитель, это былъ деспотъ, умѣвшій только повелѣвать. Всѣ своевольные и гульливые рыцари стройно стояли въ рядахъ, почтительно опустивъ головы, не смѣя поднять глазъ, когда кошевой раздавалъ повелѣнія: раздавалъ онъ ихъ тихо, не вскрикивая, не торопясь, но съ разстановкою, какъ старый, глубоко опытный въ дѣлѣ, казакъ, приводившій не въ первый разъ въ исполненіе разумно задуманныя предпріятія»]. [40]

На связь между психикой русскихъ людей и русскимъ Самодержавіемъ указывали и многіе иностраннцы, въ томъ числѣ Прудонъ и Карлейль. По поводу выходокъ Герцена противъ Императора Николая Павловича и русскаго царизма они высказали Герцену свой взглядъ на русское Самодержавіе, рѣзко расходившійся съ взглядомъ автора «Былого и Думъ» и «Писемъ съ того берега».

Прудонъ сдѣлалъ слѣдующій вопросъ Герцену: «Вѣрите-ли вы что Русское Самодержавіе произведено одною грубой силой и династическими происками?… Смотрите, нѣтъ-ли у него сокровенныхъ основаній, тайныхъ корней въ самомъ сердцѣ русскаго народа?» Карлейль писалъ Герцену: «Ваша родина имѣетъ талантъ, въ которомъ она первенствуетъ, и который даетъ ей мощь, далеко превышающую другія страны, талантъ необходимый всѣмъ націямъ, всѣмъ существамъ, безпощадно требуемый отъ нихъ всѣхъ подъ опасеніемъ наказаній, — талантъ повиновенія, который въ другихъ мѣстахъ вышелъ изъ моды, особенно теперь. И я нисколько не сомнѣваюсь, что отсутствіе его будетъ, рано или поздно, вымѣщено до послѣдней копѣйки, и принесетъ съ собою страшное банкротство. Таково мое мрачное вѣрованіе въ эти революціонныя времена».

Талантъ повиновенія очень сложный талантъ, онъ можетъ принадлежать только великому народу. Этотъ талантъ слагается изъ сознанія необходимости дисциплины, любви къ родинѣ, доходящей до полнаго самоотреченія, умѣнія бороться съ эгоизмомъ и побѣждать его, изъ отвращенія къ красивымъ фразамъ и позамъ и изъ способности возвышаться въ нужныхъ случаяхъ до героизма, исполненнаго искренности и простоты и чуждаго всякой аффектаціи. Талантъ повиновенія превращаетъ цѣлую націю въ твердо сплоченный станъ, одушевленную одною мыслью, однимъ завѣтнымъ стремленіемъ. Монархъ, управляющій народомъ, которому свойственъ талантъ повиновенія, несокрушимъ въ борьбѣ съ врагами и можетъ творить чудеса на поприщѣ гражданстенности и культурныхъ успѣховъ. [41]

То, что Карлейль называлъ талантомъ повиновенія русскаго народа, было подмѣчено чужеземными писателями еще во времена Василія III и Іоанна Грознаго.

Герберштейнъ писалъ:

«Скажетъ царь и сдѣлано; жизнь, достояніе людей свѣтскихъ и духовныхъ, вельможъ и гражданъ, совершенно зависятъ отъ его воли, Русскіе увѣрены, что великій князь исполнитель небесной воли. Такъ угодно Богу и государю; вѣдаетъ Богъ и государь, говорятъ они»…

Іезуитъ Антоній Поссевинъ такъ характеризовалъ отношенія русскаго народа къ Іоанну Грозному: «Москвичи наслѣдовали отъ предковъ высокое понятіе о государѣ и утверждаются въ немъ воспитаніемъ. Когда ихъ спрашиваешь о чемъ нибудь, они обыкновенно отвѣчаютъ: одинъ Богъ и великій государь знаютъ то; царь все знаетъ, онъ можетъ разрѣшить какое бы то ни было затрудненіе или сомнѣніе; нѣтъ на землѣ вѣры, которой бы догматовъ и обрядовъ онъ не зналъ; все что мы имѣемъ и чѣмъ живемъ, все это отъ милости государя».

Умный Герберштейнъ недоумѣвалъ, чѣмъ слѣдовало объяснять преданность людей Московскаго государства государю. Онъ не терялся бы въ догадкахъ, если бы былъ знакомъ поближе съ душевнымъ складомъ чуждаго ему русскаго народа.

Неограниченная монархія наиболѣе подходитъ къ характеру русскаго народа. Изъ всѣхъ формъ правленія она одна можетъ ужиться съ нимъ. «Отличительная черта въ нашихъ нравахъ есть какое-то веселое лукавство ума, насмѣшливость», говоритъ Пушкинъ въ статьѣ о Лемонтэ, а при этой отличительной чертѣ немыслимъ ни аристократическій, ни демократическій режимъ. Народъ, одаренный веселымъ лукавствомъ ума, прекрасно подмѣчаетъ всякую фальшь, всякую аффектацію и всякія излишества въ личныхъ претензіяхъ, въ раздутыхъ самолюбіяхъ и въ желаніи играть роль. Республиканскіе правители и коноводы «его величества большинства голосовъ» не могутъ устоять противъ смѣха и остротъ, которыя вліяютъ иногда дѣйствительнѣе всякихъ переворотовъ. Вотъ почему въ Россіи никогда не можетъ утвердиться ни родовитая, ни бюрократическая олигархія. Никогда не утвердится въ Россіи и буржуазная плутократія. Насмѣшливый [42] народъ совершенно непригодный матеріалъ для экспериментовъ съ многоголовыми законодательными собраніями и съ семибоярщиной въ той или другой формѣ. Насмѣшливый народъ можетъ безропотно и охотно подчиняться только колоссальной власти, сосредоточенной въ рукахъ одного человѣка и окруженной ореоломъ такого мистическаго величія, которое ставитъ полномочія неограниченнаго монарха превыше всякихъ споровъ. Насмѣшливый русскій народъ чтитъ власть только тогда, когда она принадлежитъ Помазаннику Божіему и отъ Него исходитъ. А что русскій народъ дѣйствительно насмѣшливъ, объ этомъ свидѣтельствуетъ, между прочимъ, его пословицы, обнаруживающія такое веселое лукавство ума, съ которымъ нельзя не считаться.

Это веселое лукавство ума исчезало только тогда, когда русскій народъ становился лицомъ къ лицу съ своимъ Государемъ и долженъ былъ исполнять Его велѣнія. Только въ этомъ случаѣ и обнаруживалъ русскій народъ талантъ повиновенія.

ХtІІІ.

Въ Майской книжкѣ «Вѣстника Европы» за 1896 годъ есть очень любопытная страница, говорящая въ пользу русскаго Самодержавія въ связи съ психологіей русскаго народа. Эта страница (11—12) находится въ статьѣ г. Картавцева «Николай Христіановичъ Бунге». Вотъ она:

«Николай Христіановичъ, вовсе даже не считаясь съ положеніями дѣйствующаго права, но исходя изъ того, чему учила его исторія наша, и изъ того, что видѣлъ онъ въ теченіе пятидесятипятилѣтней жизни своей въ русской провинціи, былъ убѣжденный и безкорыстный монархистъ; онъ считалъ, что при относительно большей культурности западной половины Имперіи, гдѣ въ руководящихъ классахъ преобладаютъ центробѣжныя стремленія, цѣлость и сохранность государства могутъ быть ограждены лишь единствомъ власти; онъ полагалъ, что русскій народъ, по свойствамъ своего характера мало способный къ систематической, постоянной, мелкой повседневной борьбѣ и усиліямъ, можетъ въ минуты подъема духа дѣлать, подъ руководствомъ единой, твердой власти, такіе шаги и успѣхи, которые граничатъ съ [43] чудесами. Николай Христіановичъ указывалъ на большую аналогію въ распредѣленіи работы крестьянина въ теченіе года и работы политической жизни нашей народности. Въ теченіе всей зимы, значительной части осени и весны, крестьянинъ, особенно центральной черноземной Россіи, дѣлаетъ очень мало; зато въ страдную пору онъ трудится не рѣдко по 18 часовъ въ день, исхудаетъ, истощится, но произведетъ такую работу, которая совершенно не по силамъ западному европейцу, не выработавшему приспособленности къ тому, чтобы однимъ махомъ сдѣлать то, что гораздо легче дѣлается путемъ болѣе слабыхъ, но въ то же время правильнѣе распредѣленныхъ усилій. Такую же работу страдной поры видѣлъ Николай Христіановичъ и въ политической жизни нашей — стоитъ только назвать реформы Петра Великаго и Александра ІІ. Николай Христіановичъ вовсе не находилъ, что-бы такое движеніе толчками было лучше или просто предпочтительнѣе западно-европейскаго систематическаго движенія; но какъ усилія нашего крестьянина въ страдную пору--результатъ климатическихъ и почвенныхъ условій страны, такъ и нервные, страстные періоды реформъ--результатъ особенностей нашего характера, выработаннаго и почвой, и климатомъ, и исторіей нашей. Если-бы въ эти моменты рѣшительнаго поступательнаго движенія впередъ реформаторъ былъ чѣмъ-нибудь связанъ, или долженъ былъ бы идти, работая силами той или другой партіи--получились бы или ужасы французской революціи, или борьбы въ родѣ бывшей за освобожденіе негровъ въ Соединенныхъ Штатахъ. Русская-же верховная власть можетъ дѣлать великое, намѣченное ею дѣло, „безстрастно зря на правыхъ и виновныхъ“.

Замѣчательно, между прочимъ, что Бунге, нѣмецъ по происхожденію и лютеранинъ по религіи, указывалъ на сепаратическія стремленія нашихъ западныхъ окраинъ, не смотря на то, что у насъ твердили и твердятъ, будто финляндскій, прибалтійскій и польскій сепаратизмъ былъ пугаломъ, выдуманнымъ Катковымъ. Съ теоріей Бунге культурнаго развитія Россіи толчками можно, конечно, спорить; но онъ былъ совершенно правъ, когда утверждалъ, что Петръ Великій и Александръ II не могли бы совершить и малой доли того, что они совершили на благо и во славу Россіи, если бы не обладали полнотою власти. [44]

XIX.

Говоря о нашей формѣ правленія, не слѣдуетъ забывать, что Россія не только европейская, но и азіатская держава. Ей нельзя, поэтому, имѣть режимъ, который былъ бы чуждъ и непонятенъ не только громадному большинству русскаго народа, но и тѣмъ азіатскимъ племенамъ, которыя живутъ въ предѣлахъ Имперіи. Конституціонный гарантіи были бы понятны финляндскимъ свекоманамъ, балтамъ и „непримиримой“ части польскаго общества. Но какъ отразились-бы онѣ въ умѣ текинцевъ? Азіаты привыкли видѣть въ русскомъ Монархѣ Бѣлаго Царя, держащаго въ своихъ рукахъ всѣ милости и всѣ грозы могущественнаго Самодержавія. Если бы Императоръ Всероссійскій сдѣлался конституціоннымъ Государемъ, Онъ утратилъ бы всякое обаяніе въ глазахъ сибирскихъ, туркестанскихъ, кавказскихъ и закавказскихъ инородцевъ. Могутъ сказать: „уживается же, однако, Японія съ конституціоннымъ строемъ“. Но Японія еще такъ недавно обзавелась парламентаризмомъ, что никакъ не можетъ служить доказательствомъ его пригодности для Азіи. Всѣ азіатскіе народы, за исключеніемъ турокъ, персіянъ и индусовъ, считаютъ китайскаго богдыхана величайшимъ изъ монарховъ именно потому, что смотрятъ на него, какъ на обладателя верховной власти во всемъ ея объемѣ. Императорамъ всероссійскимъ, Которымъ Провидѣніе назначило такую важную миссію на Дальнемъ Востокѣ и, вообще, въ Азіи, нельзя поступаться прерогативами Бѣлаго Царя».

Въ брошюрѣ князя Э. Ухтомскаго «Къ событіямъ въ Китаѣ» находимъ рядъ цѣнныхъ замѣчаній о русскомъ Самодержавіи съ только что указанной точки зрѣнія. Приводимъ нѣкоторыя изъ нихъ.

«Изъ этой то святыни убѣжденія, (авторъ говоритъ о русскомъ воззрѣніи на божественное происхожденіе царской власти), зародилась незыблемая вѣра правившихъ нами и самихъ управляемыхъ въ то, что Русь есть источникъ и очагъ непреоборимой мощи, которая лишь усугубляется отъ натиска враговъ. Востокъ вѣритъ не меньше насъ и совершенно подобно намъ, вѣритъ въ сверхъестественныя свойства русскаго народнаго духа, но цѣнитъ и понимаетъ ихъ исключительно, посколько мы дорожимъ изъ завѣщаннаго намъ родною стариной Самодержавіемъ. Безъ него Азія [45] не способна искренно полюбить Россію и безболѣзненно отождествиться съ нею. Безъ него въ Европѣ, шутя, удалось бы расчленить и осилить насъ, какъ это ей удалось относительно испытывающихъ горькую участь западныхъ славянъ».

«Исторія нашихъ отношеній въ Азіи и къ инородцамъ, населявшимъ когда то добрыхъ двѣ трети Европейской Руси, еще не написана и намъ самимъ извѣстна (въ осмысленно-правдивомъ освѣщеніи) гораздо менѣе прошлаго иностранныхъ государствъ. Когда невѣдѣніе по этой части съ годами разсѣется, мы естественно придемъ къ сознательному непреклонному убѣжденію, что Тотъ, на Чьемъ челѣ магическими лучами сіяютъ слитые воедино вѣнцы Великихъ Князей Югорскаго, Пермскаго и Болгарскаго на Волгѣ, Царей Казанскаго, Астраханскаго и Сибирскаго, — Чьи предки еще въ Бѣлокаменной исдавна величались „всея сѣверныя страны повелителями и иныхъ многихъ великихъ государствъ государями и обладателями“, является единственнымъ настоящимъ вершителемъ судебъ Востока. Крылья Русскаго Орла слишкомъ широко прикрыли его, чтобы оставлять въ томъ малѣйшее сомнѣніе. Въ органической связи съ этими благодатными краями--залогъ нашего будущаго».

Посягать на русское Самодержавіе значитъ подрывать уваженіе азіатскихъ народовъ къ Россіи и къ ея Монархамъ.

"Востокъ вообще проникнутъ и живетъ поражающими и смущающими западный умъ предчувствіями, такъ сказать, «вѣщими» идеями. Я помню, напримѣръ, разсказъ нашего маститаго поэта А. Н. Майкова о томъ, какъ онъ допрашивалъ европейски образованнаго киргизскаго султана Валиханова, --имя котораго хорошо извѣстно слѣдящимъ за новой жизнью въ нашей Азіи, --что у него за философія исторіи. Сынъ Турана лишь на минуту задумался и съ одушевленіемъ изрекъ: «Всемогущій Богъ даровалъ міровое владычество моему предку Чингисъ-хану: за грѣхи оно отнято у его потомства и передано Бѣлому Царю. Вотъ вамъ моя философія исторіи!»

«Въ составъ іероглифа „Hwang-ti“ (Хуангъ-ти, верховный государь), т. е. въ исконный титулъ богдыхановъ входитъ понятіе „бѣлый князь, Цаганъ-ханъ, Бѣлый Царь!“ Англійскіе ученые объясняютъ это позднѣйшимъ искаженіемъ слова, первоначально [46] означавшаго ,,тотъ, кто умѣетъ управлять самимъ собою». Но не все ли равно, разъ что въ данное время смыслъ столь краснорѣчивъ?" (стр. 64).

Разгадка, почему Россія должна ненарушимо сохранять Самодержавіе, помимо всего прочаго для Азіи, которою мы должны дорожить, очень проста: Востокъ охотно покоряется только силѣ. Онъ преклонялся и преклоняется только передъ силою. Вотъ почему онъ всегда чтилъ завоевателей, могущественныхъ и неогранченныхъ монарховъ [Намомнимъ мѣткія слова Грановскаго объ Александрѣ Македонскомъ «Востокъ не забылъ о немъ до сихъ поръ. Почти на всѣхъ языкахъ Азіи сохранились сказанія объ Александрѣ. О немъ поютъ древнія пѣсни арабовъ и разсказываютъ преданія европейскаго народа. Персы внесли его въ число героевъ своего народнаго эпоса. Персидскій поэтъ говоритъ, что Искандеръ былъ родомъ персъ и только случайно родился на европейской почвѣ. Востокъ не хочетъ уступить намъ своего завоевателя. Странствуя по пустынямъ средней Азіи, европейскій путешественникъ безпрестанно слышитъ странные намеки на Искандера. Въ Туркестанѣ его считаютъ строителемъ великихъ городовъ и зданій, которыхъ развалины свидѣтельствуютъ о прежнемъ богатствѣ края. Даже въ унылой пѣснѣ кочевого монгола слышится иногда отголосокъ зашедшихъ въ эти степи разсказовъ о великомъ Искандерѣ»]. Конституціоннаго англійскаго короля ужъ, конечно, никогда не будутъ такъ высоко ставить, на Востокѣ, какъ Бѣлаго Царя. Вотъ почему парламентъ и далъ королевѣ Викторіи титулъ «императрицы индійской». Вотъ почему Англія, понимающая значеніе силы для Востока, окружаеть такою помпою индійскихъ вице-королей, вотъ почему былъ отправленъ въ Индію принцъ Уэльскій въ 1876 г. поражать индусовъ великолѣпіемъ и блескомъ своихъ выѣздовъ и пріемовъ. Декораціями, однако, нельзя замаскировать дѣйствительности…

Одно изъ главныхъ преимуществъ Самодержавія въ томъ именно, и заключается, что оно, будучи самою естественною формою правленія, одинаково доступно пониманію какъ европейскихъ, такъ и азіатскихъ и африканскихъ народовъ, какъ христіанскаго, такъ и мусульманскаго или языческаго міра. Для Россіи, какъ для державы, имѣющей міровое значеніе и занимающей обширныя территоріи въ двухъ частяхъ свѣта, эта особенность неограниченной монархіи представляетъ неисчислимыя удобства. [47]

ХХ.

Всѣмъ извѣстно, что государство, принужденное въ силу своего географическаго положенія и другихъ причинъ, вести частыя и ожесточенныя войны, держать подъ ружьемъ многочисленную армію и напрягать всѣ свои силы для расширенія своихъ владѣній и для сохраненія разъ пріобрѣтенныхъ территорій, нуждается въ сильной центральной, и при томъ, единоличной власти. Почему первая французская республика, несмотря на пламенное увлеченіе французовъ «великими принципами» 1789 года, уступила мѣсто имперіи? Потому что Франція конца ХtІІІ и начала XIX вѣка вела цѣлый рядъ войнъ и должна была искать спасенія въ цезаризмѣ. Почему древній Римъ, покоривъ множество европейскихъ, азіатскихъ и африканскихъ народовъ, превратился въ монархію? Потому что республиканская форма правленія оказалась для него непригодною, когда онъ началъ стремиться къ всемірному владычеству. Исторія русскаго Самодержавія является также однимъ изъ самыхъ краснорѣчивыхъ подтвержденій указаннаго нами историческаго закона. Могущество Россіи созидалось и поддерживалось войнами и завоеваніями. Ей не разъ приходилось отражать нападенія грозныхъ коалицій, ей приходилось вести упорную и долголѣтнюю борьбу съ европейскими и азіатскими государствами, ей и въ настоящее время приходится приносить громадныя жертвы въ интересахъ своей безопасности. Безъ Самодержавія Россія не могла бы раздвинуть свои предѣлы отъ Балтійскаго и Чернаго моря до Восточнаго океана и пережить благополучно и татарское иго, и нашествіе Карла XII, и 1812 годъ, и Крымскую кампанію. Изъ всѣхъ своихъ испытаній Россія выходила съ обновленными силами и заняла столь почетное положеніе среди великихъ державъ только потому, что она не знала и не знаетъ многовластія и въ трудныя минуты внѣшней обороны дѣйствовала и дѣйствуетъ, какъ одинъ человѣкъ, въ точности исполняя велѣніе своихъ Государей. Если бы Россія не была неограниченной Монархіей, она никогда не пріобрѣла бы всемірно-историческаго значенія. Стоитъ только вспомнить, чѣмъ была наша родина въ эпоху удѣловъ, и чѣмъ она сдѣлалась, благодаря московскимъ великимъ князьямъ, поставившимъ своею задачей соби[48]раніе русскихъ земель, чтобы убѣдиться, какъ необходима для Россіи царская власть.

«Намъ, русскимъ, обожаніе Самодержца доставляло всегда величайшее преимущество надъ другими народами. Всѣ колебанія и разнорѣчія во взгядахъ пропадали въ народѣ, разъ состоялось повелѣніе Царя. Это единомысліе съ Помазанникомъ Божіимъ даетъ намъ несокрушимую силу, ибо, благодаря ему, многіе милліоны людей постоянно направляетъ свои усилія къ одной цѣли. Что обожаніе Царя къ массѣ нашего народа не оскудѣло и коренится и теперь въ глубочайшихъ нѣдрахъ его чувствъ, это ясно видно всякому стоящему близко къ народной средѣ» [Масловъ. Научныя изслѣдованія по тактикѣ. Вып. ІІ, стр 395].

Канцлеръ князь Горчаковъ былъ правъ, говоря [На обѣдѣ въ англійскомъ клубѣ при пріемѣ чрезвычайнаго американскаго посольства. Тамъ же, стр. 395], что могущество Россіи не заключается только въ пространствѣ ея владѣній и въ количествѣ ея населенія: оно проистекаетъ изъ тѣсной и неразрывной связи, соединяющей народъ съ Государемъ, сосредоточивающей въ Его рукахъ всѣ умственныя и вещественныя силы страны.

Для того, чтобы понять, что сталось бы съ Россіей, еслибъ великій русскій поэтъ не въ правѣ былъ сказать:

Иль русскаго Царя безсильно стало слово?

Иль намъ съ Европой спорить ново?

Иль русскій отъ побѣдъ отвыкъ?

достаточно сдѣлать справки о числѣ и значеніи войнъ въ исторіи Россіи. Остановимся поэтому на нѣкоторыхъ соображеніяхъ, вытекающихъ изъ превосходной работы генерала Н. Н. Сухотина «Война въ исторіи русскаго міра».

Н. Н. Сухотинъ исходитъ изъ мысли, что война у насъ была всегда не ремесломъ, какъ на Западѣ, а дѣломъ священнымъ, великимъ, народнымъ дѣломъ.

Въ достопамятномъ приказѣ Великаго Петра наканунѣ полтавскаго сраженія эта идея выражена въ слѣдующихъ словахъ: «вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за родъ свой, за отечество, за православную нашу вѣру и церковь!» [49]

"На зарѣ появленія на историческомъ поприщѣ русскаго государства и въ теченіе первыхъ четырехъ вѣковъ (862—1240 гг.) великокняжеская Русь, оборонительными войнами отстаивая себя, наступательными походами своихъ дружинъ и ратей далеко раздвинула свои предѣлы на сѣверъ и востокъ, утвердилась на берегахъ Финскаго залива и стремилась къ обращенію Чернаго моря въ «русское озеро», отважно доходя, сухопутьемъ и на утлыхъ ладьяхъ моремъ, до самой столицы Византійскаго государства--до Царьграда. Въ ХІІІ столѣтіи зарождавшееся государство, только что становившееся на ноги, постигаетъ великая бѣда — монгольскій погромъ, раззоръ и затѣмъ двухвѣковое рабство подъ игомъ монгола. Въ эту же бѣдственную пору (1240—1380— 1480 гг.) западные сосѣди отрываютъ отъ Руси ея земли, города и веси. Въ XIV столѣтіи начинается возрожденіе Русскаго государства подъ главенствомъ московскаго великаго князя (особенно со времени Димитрія Донского), затѣмъ московскаго Царя. Русскія дружины и рати, сначала отбиваясь, а потомъ наступательными походами возвратили утраченное въ тяжелые годы татарскаго ига и не только возстановили прежніе предѣлы государства, но еще далѣе раздвинули ихъ, и стало Русское государство отъ Балтики до Урала, обезпеченное на западѣ и востокѣ. Создалось могучее и обезпеченное основаніе и положеніе, какъ для новаго фазиса въ военно-исторической жизни Россіи, для разрѣшенія какъ стародавней задачи--обращенія Чернаго моря въ русское, --намѣченной еще въ самомъ младенческомъ періодѣ жизни Руси, такъ и для осуществленія новыхъ задачъ, порожденныхъ новыми условіями обстановки самостоятельнаго государства, --задачъ, обусловленныхъ культурною миссіею на востокѣ, въ Средней Азіи съ одной стороны, а съ другой--являвшихся вслѣдствіе непосредственнаго соприкосновенія съ западными государствами. Въ силу новой обстановки, Императорская Россія, въ отличіе отъ царскаго періода и въ подобіе великокняжескому, по образцу Петра Великаго, заполняетъ свою военную исторію почти исключительно наступательными походами. Русское знамя отъ времени до времени развѣвается въ разныхъ мѣстахъ Европы и Азіи, на обширномъ пространствѣ, отъ береговъ Атлантическаго до береговъ Тихаго океановъ, отъ Ледовитаго океана до Средиземнаго моря и до переваловъ въ богатую долину Инда. [50]

"Войны Россіи, когда она зажила самостоятельнымъ государствомъ и, въ особенности, въ императорскій періодъ, независимо зиждительныхъ результатовъ для самой Россіи, въ смыслѣ строенія государства, были въ то же время историческимъ подвигомъ? великою службою на благо человѣчеству, культурѣ и цивилизаціи, въ самомъ широкомъ и глубокомъ смыслѣ.

«Разрушая турецкій міръ, Россія своими войнами даровала самостоятельность народамъ Турціи и создала на бывшей ея территоріи государства: Грецію, Румынію, Сербію, Болгарію. Борьбою съ Наполеономъ, Россія неоднократно поддерживала, даже выручала изъ большой бѣды Австрію, Пруссію и спасла весь нѣмецкій міръ, всю Европу; русскія войны, на востокѣ и на югѣ, пріобщали къ культурной жизни десятки милліоновъ разныхъ племенъ, нарѣчій, вѣрованій».

Послѣ войнъ, веденныхъ Россіею, всегда какому-нибудь народу, какому-нибудь государству становилось лучше и легче жить. И въ исторіи Россіи--многіе народы, молодыя и старыя государства найдутъ не мало страницъ, свидѣтельствующихъ, насколько они обязаны своимъ благоденствіемъ русскому народу и его арміи.

Н. Н. Сухотинъ ни слова не говоритъ о государственномъ устройствѣ Россіи. Въ его брошюрѣ, небольшой по объему, но значительной и важной по содержанію, подводятся итоги лишь военной исторіи Россіи, разъясняется сущность вѣковой борьбы на югѣ, приводятся данныя о напряженіи Россіи въ ея войнахъ, выясняются основанія, смыслъ, цѣли, результаты и нѣкоторыя особенности войнъ русскаго міра, и все это наглядно иллюстрируется цѣлымъ рядомъ схемъ. Но трудъ генерала Н. Н. Сухотина, независимо отъ своей задачи, приводитъ къ убѣжденію, что Россія погибла-бы, если-бъ не сплотилась въ неограниченную Монархію, и никогда не достигла бы того, что ей было предназначено самой исторіей, если-бъ имѣла дѣло съ многовластіемъ.

Хронологическіе и статистическіе итоги генерала Н. Н. Сухотина доказываютъ съ очевидностью, что Россія пользуется безопасностью и одержала верхъ въ долголѣтней борьбѣ съ другими народами только потому, что дѣйствовала за одно съ сво[51]ими Государями и напрягала всѣ свои силы для достиженія намѣченныхъ ими цѣлей.

Н. Н. Сухотинъ исходитъ изъ того положенія, что войны имѣли громадное значеніе въ исторіи Россіи, что Россія всегда была военною державою, что ея границы, пространство, этнографическій составъ и внѣшняя политика опредѣлились подъ вліяніемъ войнъ. Это не значитъ, что русскій народъ любилъ воевать для того, чтобы воевать. Это значитъ только, что въ силу своего географическаго положенія и неотвратимаго хода событій онъ долженъ былъ затрачивать великія усилія, чтобы защищаться отъ иноземныхъ вторженій, отражать нападенія сосѣднихъ народовъ и, вообще, упрочивать свою безопасность и свое политическое бытіе. Съ кѣмъ не приходилось сталкиваться нашимъ предкамъ? Взять хотя бы первые вѣка исторіи нашей родины. Древнему Новгороду надо было отбиваться отъ шведовъ, новгородскіе удальцы совершали походы въ борьбѣ съ финскими племенами и въ видахъ распространенія новгородской колонизаціи и къ берегамъ Бѣлаго моря, и къ берегамъ Балтійскаго моря. Они бились и съ ливонцами, и около Уральскихъ горъ. А съ кѣмъ не приходилось имѣть дѣло кіевскимъ князьямъ? Литовцы, ятвяги, поляки, венгры, волохи, греки, половцы, печенѣги, яссы, хазары, косоги, камскіе болгары, вятичи--вотъ тѣ народы, съ которыми долженъ былъ сводить военные счеты древній Кіевъ. Со второй роловины IX вѣка до начала ХІІ столѣтія Русь совершила 5 походовъ на Византію (860, 907, 941, 967—972 и 1116 г.г.). Все это наглядно показывается на первой схемѣ Н. Н. Сухотина. А чѣмъ была русская земля, хотя бы въ XIV вѣкѣ, когда уже созрѣвала великая идея объединенія Руси? Въ составъ ея входили только Москва, Тверь, Рязань и Новгородъ, верхнее теченіе Волги, берега Бѣлаго моря, Ладожское и Онежское озера. Смоленскъ и Кіевъ были тогда не русскими городами, Днѣпръ — не русской рѣкою, Западный и Юго-Западный край принадлежали Польшѣ и Литвѣ, среднее и нижнее теченіе Волги--татарамъ, Южная Россія, Крымъ, Приазовскій край, Кавказъ, берега Каспійскаго моря, --все это не принадлежало къ русской землѣ, а теперь Россія занимаетъ шестую часть суши. Почему? Потому, что территорія Россіи сложилась подъ вліяніемъ войнъ и политики русскихъ Царей, неуклонно стремившихся къ [52] осуществленію историческаго призванія русскаго народа, которому суждено было создать громадную Имперію въ Европѣ и Азіи.

Но, можетъ быть, война, имѣвшая громадное значеніе въ исторіи русскаго міра, не можетъ имѣть его въ будущемъ и, такъ сказать, отжила свое? Н. Н. Сухотинъ такъ отвѣчаетъ на этотъ вопросъ:

«Справедливо трепещетъ современное общество, особенно богатый культурнымъ счастьемъ западный міръ, въ предвидѣніи надвигающагося боевого урагана, угрожающаго пронестись по всей вселенной, оставить сдѣды небывалаго разрушенія, обозначиться неслыханною истребительностью и завершиться кореннымъ измѣненіемъ политической жизни государствъ.

„Кто въ этой міровой катастрофѣ сохранится и восторжествуетъ, кто исчезнетъ и погибнетъ--дѣло будущаго; но всѣ государства, большія и малыя, дѣятельно готовятся къ событіямъ, и никогда еще въ исторіи народовъ на подготовку къ войнѣ не отдавалось повсюду столько средствъ, времени, умственныхъ силъ, какъ въ настоящее время; безъ преувеличенія можно сказать, что мысль и дѣло подготовки къ войнѣ захватываютъ всю жизнь современнаго общества, проникая во всѣ сферы дѣятельности его“.

Выходитъ, такимъ образомъ, что въ настоящее время Самодержавіе необходимо Россіи не только не меньше, но даже еще больше, чѣмъ прежде.

Хронологическіе итоги Н. Н. Сухотина чрезвычайно поучительны. Изъ нихъ оказывается, между прочимъ, вотъ что:

„Съ XIV вѣка, съ котораго можно считать начало возрожденія русскаго государства, и до нашихъ дней, въ теченіе 525 лѣтъ (1368—1893 гг.) Россія провела въ войнахъ 353 года, т. е. двѣ трети всей жизни, въ томъ числѣ во внѣшней войнѣ 305 лѣтъ (считая войну на Кавказѣ—329 лѣтъ, считая же годы и междуусобныхъ войнъ—353 года“). На западѣ (съ Ливоніей, Литвой, Швеціей, Польшей, Франціей, Пруссіей, Австріей, Англіей и съ коалиціями европейскихъ державъ) Россія провела въ войнахъ до 1725 года 146 лѣтъ, а послѣ 1725 года—34 года, на югѣ (съ Турціей, Крымомъ, Кавказомъ и Персіей) Россія воевала до Екатерины 31 годъ; со временъ Екатерины—98 лѣтъ. На востокѣ [53] Россія воевала въ Сибири, съ монголо-татарами, на Амурѣ--съ Кульджею, съ Хивою, съ Бухарою, съ Кокандомъ, съ Теке и съ Афганистаномъ до смерти Петра 128 лѣтъ, а послѣ смерти Петра — 28 лѣтъ».

Подводя итоги своимъ таблицамъ и схемамъ, Н. Н. Сухотинъ говоритъ:

"Особенно сильно напряженіе Россіи въ ея борьбѣ съ Западомъ; на весь періодъ въ 525 лѣтъ приходится 180 лѣтъ войны, почти треть всей жизни государства; затѣмъ слѣдуетъ по числу лѣтъ войны борьба на Востокѣ 156 лѣтъ и, главнымъ образомъ, съ монголо-татарами.

"Если принять въ разсчетъ, что продолжительное время съ XIV и до начала XVII относительно Запада, а въ XIV и XV столѣтіяхъ относительно Востока, Россія находилась въ положеніи обороны, то значительную часть войнъ въ періодъ съ 1362 г. по 1725 г. слѣдуетъ отнести на долю оборонительныхъ войнъ. Напротивъ, послѣ Петра Великаго, почти всѣ наши войны наступательныя, за исключеніемъ, однако, войнъ на Западѣ, которыя или абсолютно оборонительныя (1812 г. и 1854—1856 гт., а также войны со Швеціей) въ защиту своихъ предѣловъ и противъ нападенія на насъ, или же войны, которыя мы предпринимали въ защиту другихъ, преимущественно противъ Франціи (1799 г., 1805—1808 гг., 1813—1814 годовъ).

"Съ 1362 г. по 1725 г., на 360 лѣтъ, Россія употребила 165 лѣтъ, почти половину жизни, на войну съ западными сосѣдями, закончившуюся побѣдою надъ Литвою, Ливоніей, Польшею, Швеціей, и 100—130 лѣтъ войны, чтобы покончить съ монголо-татарами. Эта послѣдняя цифра вырастетъ въ своемъ значеніи, если принять во вниманіе, что эта болѣе чѣмъ вѣковая война съ монголами собственно закончилась въ 1559 г., а слѣдовательно ее надо относить не ко всему періоду въ 528 л., а только къ періоду 1362—1559 гг., т. е. только къ 200 годамъ жизни государства.

"Послѣ Петра Великаго, съ 1725 г., въ теченіе 170 лѣтъ, Россія провела въ войнѣ, главнымъ образомъ, въ южномъ направленіи, почти 100 лѣтъ, въ томъ числѣ, собственно, съ Турціей 35 лѣтъ. [54]

Въ частности, число войнъ Россіи и число лѣтъ, проведенныхъ въ войнѣ, представляется въ слѣдующей таблицѣ:

Западъ. Литва Польша Ливонія Швеція Пруссія Франція Италія Австрія Англія Германія Венгрія [*] Югъ. Крымъ Турція Кавказъ Персія Востокъ. Монголы Сибирь Амуръ Кульджа Хива Бухара Кокандъ Теке Афганистанъ

……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. …………….

5 войнъ 10 ? 3 войны 8 войнъ 2 войны 4 ? 2 ? 1 война 1 ? 1 ? 1 ? 8 войнъ 11 ? 2 войны 4 ? ? войнъ 1 война 1 ? 1 ? 4 войны 1 война 3 войны 1 война 1 ?

55 лѣтъ. 64 года. 55 лѣтъ. 81 годъ. 8 лѣтъ. 10 ? 4 года. 1 годъ. 3 года. 1 годъ. 1 ? 37 лѣтъ. 44 года. 66 лѣтъ. 28 ? 130 лѣтъ. 35 ? 1 годъ. 1 ? 6 лѣтъ. 5 ? 15 ? 3 года. 1 годъ.

[*] — За исключеніемъ Польши и Литвы, съ Западнымъ міромъ --собственно съ государствами Европы, съ 1482 г по 1856 г. въ теченіе 374 лѣтъ, Россія провела въ войнѣ 118 лѣтъ, въ томъ числѣ съ Ливоніей и Швеціей 100 лѣтъ, съ Пруссіей —8 лѣтъ, съ Италіей—4 года, съ Англіей — 3 года.

"По упорству борьбы, насколько она выражается числомъ лѣтъ войны, которую пришлось вести Россіи для окончанія борьбы съ однимъ изъ сосѣдей, на первомъ мѣстѣ стоитъ борьба съ монголо-татарами (не считая ихъ набѣговъ, которымъ и счета [55] нѣтъ). Затѣмъ, по продолжительности и по числу лѣтъ войны, стоятъ борьбы съ Литвой и Польшей--на 300 лѣтъ борьбы, если считать до похода Алексѣя Михайловича 1667 г., приходится 110 лѣтъ войны (или на 496 лѣть борьбы, считая позднѣйшія войны до 1863 года, приходится 119 лѣтъ войны); съ Ливоніей-Швеціей на 328 лѣтъ борьбы—100 лѣтъ войны; послѣднимъ слѣдуетъ Крымъ, съ которымъ покончили послѣ 40 лѣтъ войны, опять не считая безчисленныхъ набѣговъ его. Столько лѣтъ войны, такого напряженія потребовалось Россіи для того, чтобы покончить съ врагами стараго времени! Въ борьбѣ съ новыми врагами, съ Турціей и западно-европейскими государствами, по-днесь Россіи пришлось вести войну съ первою 41 годъ, въ теченіи 200 лѣтъ (1667—1878 гг.), а со вторыми 15 лѣтъ, въ теченіе 100 лѣтъ (1756—1856 гг.).

Какое требовалось напряженіе отъ Россіи, свидѣтельствуетъ также нижеслѣдующая таблица данныхъ о войнахъ ея, которыя она должна была вести:

До смерти Петра Великаго (до 1725 г.). Единоборство Противъ двухъ враговъ ? трехъ ? четырехъ ? пяти Всего до Екатерины І противъ Союзовъ Послѣ Петра Великаго (съ 1726 г.). Единоборство Итого (считая единоборство и допетровскихъ временъ) Противъ двухъ враговъ ? трехъ ? четырехъ ? пяти ? девяти Всего противъ союзовъ послѣ Петра В.

……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. ……………. …………….

21 годъ. 11 лѣтъ. 3 года. — -- 1 годъ.

87 лѣтъ. 37 ? 32 года. 25 лѣтъ. 2 года. 96 лѣтъ. 86 лѣтъ. 173 года. Всего [*] 58 лѣтъ. ? 43 года. ? 28 лѣтъ. ? 2 года. ? 1 годъ. 36 лѣтъ.

[*] — Считая и войны предшествовавшаго періода.

Брошюра Н. Н. Сухотина, съ ея поразительными итогами, помимо всякой предвзятой мысли и намѣреній автора, имѣетъ значеніе вѣсскаго и хорошо мотивированнаго довода въ пользу [56] русскаго Самодержавія. «Всѣ пути ведутъ въ Римъ» --гласитъ средневѣковое западноевропейское изреченіе. Всѣ историческія и всякаго рода другія изслѣдованія о Россіи приводятъ къ убѣжденію, что ей нельзя обойтись безъ Самодержавія, можемъ сказать мы, русскіе люди.

XXI.

Самые убѣжденные сторонники представительныхъ учрежденій признаютъ, что народное представительство имѣетъ смыслъ только въ тѣхъ государствахъ, гдѣ есть почва для правильной организаціи общественнаго мнѣнія, а для нея, помимо широкаго распространенія политической печати, замѣняющей нынѣ древній форумъ, и помимо образованія народныхъ массъ, необходимо, прежде всего, чтобы народъ пользовался достаточнымъ досугомъ и достаткомъ, ибо безъ досуга и достатка нельзя систематически слѣдить за государственными дѣлами, серьезно обсуждать ихъ и, вообще, располагать тѣми свѣдѣніями, безъ которыхъ не могутъ обходиться люди, желающіе разумно пользоваться активными и особенно пассивными избирательными правами. Кто хочетъ заниматься политикой съ пользою для государства, тотъ долженъ затрачивать много времени на чтеніе разныхъ спеціальныхъ сочиненій и на собираніе и группировку фактическаго матеріала, относящагося къ тѣмъ или другимъ вопросамъ, стоящимъ на очереди. Все это доступно только тѣмъ, кто можетъ не думать о кускѣ хлѣба и посвятить многіе годы научной подгоговкѣ и тщательному изученію потребностей и учрежденій страны. Никто не споритъ, что медициной должны заниматься только врачи, а строить желѣзныя дороги — только инженеры, прошедшіе хорошую школу, политика же донынѣ считается какою-то общедоступною профессіей, которую смѣло можетъ отправлять каждый, не поврежденный въ умѣ, человѣкъ. Для того, чтобы сдѣлаться сапожникомъ или портнымъ, нужно учиться ремеслу; для того, чтобы сдѣлаться таперомъ, нужно позаняться музыкой; для того же, чтобы сдѣлаться избирателемъ и оказывать, такимъ образомъ, косвенное вліяніе на составъ парламента и на его дѣятельность, нужно, по мнѣнію многихъ, только пользоваться правами избирателя, точно будто способность дѣльно разсуждать о поли[57]тикѣ не требуетъ ни особаго призванія, ни особыхъ дарованій, ни особыхъ знаній. Всеобщая подача голосовъ и, вообще, привлеченіе многихъ къ прямому или косвенному участію къ дѣламъ правленія есть величайшая изъ нелѣпостей. Кому придетъ въ голову отдавать на обсужденіе толпы рѣшеніе научныхъ вопросовъ? Никому. Между тѣмъ, поклонники народнаго представительства считаютъ весьма естественнымъ отдавать на обсужденіе массъ самые сложные и запутанные политическіе вопросы, рѣшеніе которыхъ требуетъ, помимо серьезной теоретической и практической подготовокъ, особой осторожности, особаго такта и особаго чутья. Эти простыя и безспорныя соображенія краснорѣчиво говорятъ въ пользу монархическихъ началъ. Нѣтъ и не можетъ быть народа, который бы сплошь состоялъ изъ людей, способныхъ самостоятельно разсуждать о политикѣ и осмысленно разбираться въ партійныхъ счетахъ и разногласіяхъ. Политическія дарованія всегда были и будутъ столь же рѣдки, какъ и всякаго рода таланты. Приглашать весь народъ управлять государствомъ тоже самое, что составлять хоръ изъ нѣсколькихъ хорошихъ пѣвцовъ и множества безголосыхъ людей да еще и не имѣющихъ никакого слуха. Всякому свое. Можно быть прекраснымъ земледѣльцемъ и превосходнымъ техникомъ, но очень плохимъ политикомъ, и наоборотъ. Конституціи, построенныя на забвеніи этой истины, не могутъ не страдать внутреннимъ разладомъ. Благодареніе Богу, въ Россіи эта истина твердо хранится въ памяти, въ Западной же Европѣ она сдана въ архивъ.

Поклонники демократическаго строя ссылаются на древне-греческія демократіи, но онѣ всецѣло держались на рабствѣ и не могутъ быть названы чистыми демократіями. Гражданину, который имѣлъ возможность съ утра до вечера слушать философовъ и ораторовъ и посвящать труду лишь немногіе часы, можно было оріентироваться среди кипѣвшихъ вокругъ форума политическихъ споровъ. Несмотря на то, исторія древней Аттики представляетъ рядъ эпизодовъ, свидѣтельствующихъ о непостоянствѣ и легкомысліи толпы. Чего же ждать отъ новѣйшихъ демократій, граждане которыхъ, поглощенные заботами о хлѣбѣ насущномъ, не могутъ удѣлять государственнымъ дѣламъ и сотой доли того вниманія, которое удѣляли ему аѳиняне? [58]

Въ мартовской книжкѣ «Русскаго Экономическаго Обозрѣнія», за 1898 годъ, помѣщена посмертная статья А. А. Рихтера, который, пользуясь свѣдѣніями о поступленіи пошлинъ съ наслѣдственныхъ имуществъ, сдѣлалъ попытку выяснить вопросъ о распредѣленіи богатствъ въ Россіи. Изъ выводовъ, къ которымъ онъ пришелъ, видно, что мечтать о введеніи въ Россіи представительныхъ учрежденій--сущее безуміе.

За коэффиціентъ періодичности смѣны наслѣдственныхъ владѣльцевъ, А. А. Рихтеръ принимаетъ норму въ 41 годъ.

При 41-лѣтней періодичности смѣны владѣльцевъ, общая цѣнность имуществъ состоятельныхъ классовъ населенія выразится въ 298 милл. руб. (средняя цѣнность имуществъ, ежегодно оплаченныхъ наслѣдственною пошлиною въ 1885—1890 гг.), взятыхъ 41 разъ, т. е. въ 12,237 милл. руб. Но въ составъ этой суммы входитъ 2,060 милл. руб. долгового имущества, изъ которыхъ 1,190 милл. руб. обезпечены недвижимымъ имуществомъ. Поэтому общая цѣнность имуществъ, за вычетомъ долговъ, опредѣляется въ 10,177 милл. руб.

По различнымъ видамъ собственности, означенная сумма распредѣляется слѣдующимъ образомъ:

Милл. руб.

4,018 земель.

2,523 городскихъ имуществъ.

___________________

6,541 причемъ долгъ достигаетъ 1,190 милл. руб.

5,005 денежныхъ капиталовъ, въ томъ числѣ долговыхъ претензій на

2,060 милл. руб.

691 товара.

___________________

11,047 а за вычетомъ 870 милл. руб., распредѣленіе которыхъ по

видамъ собственности неизвѣстно, остается 10,177 милл. руб.

Въ процентномъ отношеніи къ общей суммѣ 11,047 милл. руб. (оставляя нераспредѣленными долговыя обязательства на 870 милл. руб.), денежные капиталы составляютъ 48,4 проц. ея, недвижимыя имущества—45,4 проц. и товары--всего 6,2 проц. [59]

Между сколькими лицами и какъ именно распредѣляется означенная сумма 10,177 милл. руб.?

Первое имущественное наслоеніе поверхъ малоимущей массы образуется всего 273 тыс. семей (въ составѣ около 1113000 человѣкъ), которымъ достается отъ 1 тыс. до 20 тыс. руб. наслѣдственнаго имущества, т. е. которыя получаютъ не болѣе одной тысячи рублей годового дохода, независимо отъ личнаго заработка.

Остальная наслѣдственная масса, въ суммѣ около 8 Ґ милліардовъ рублей, поступаетъ въ собственность всего 74,722 семействъ (374 тысячи человѣкъ). Эти семьи образуютъ слѣдующія имущественныя группы:

Семьи, владѣющія отъ 20 тыс. до 100 тыс. руб. наслѣдственнаго имущества. Такихъ семействъ 57,810 (около 290 тыс. человѣкъ), которымъ принадлежитъ 3,255 милл. руб., въ среднемъ около 56,000 руб. на семью;

семьи отъ 100 тыс. до 500 тысячъ наслѣдственнаго имущества. Этимъ 14,063 семьямъ (70,300 человѣкъ) принадлежитъ 2,800 милл. руб., въ среднемъ--около 200 тыс. руб. на семью;

семьи, владѣющія отъ 500 тыс. руб. до 1 милл. руб. Общее число такихъ семей 1,476 (около 7,400 человѣкъ), съ наслѣдственнымъ имуществомъ въ 1,014 милл. руб., около 660 тыс. руб. въ среднемъ на семью;

семьи, получившія свыше 1 милл. руб. каждая. Всего 992 семьи (около 5,000 человѣкъ), съ общею суммою наслѣдственнаго имущества въ 2,255 милл. руб., или около 2,300 тыс. руб. на семью.

Въ группѣ милліонеровъ числится 82 семьи (около 400 человѣкъ), съ наслѣдственнымъ имуществомъ по 7 Ґ милл. руб. въ среднемъ на каждую. Всѣ вмѣстѣ, эти 82 семьи владѣютъ по наслѣдованію 618 милл. руб.

По вычисленіямъ А. А. Рихтера, «надъ безграничною и скудною равниною, представляемою имущественнымъ уровнемъ безъ малаго 20 милл. семей нашего народа, высится тонкій шпиль наслѣдственныхъ сбереженій», сосредоточеныхъ въ рукахъ 423 тыс. семей.

Очевидно, что 130-ти-милліонное населеніе Россіи, принужденное, считаться съ суровыми условіями русской природы-ма[60]чихи, не можетъ заниматься политикой и не будетъ заниматься ею не только теперь, но и въ будущемъ. Ввести въ Россію представительныя учрежденія значило бы отдать весь народъ въ кабалу ничтожному по численности богатому меньшинству, которое можетъ посвятить себя политическому карьеризму.

ХХІІ.

Необходимость царской власти для Россіи до того очевидна, что можетъ отвергаться лишь политическими фанатиками и людьми, не имѣющими никакого понятія ни объ исторіи, ни о государственномъ правѣ. Первый и блестящій опытъ теоретическаго оправданія неограниченной Монархіи въ Россіи былъ данъ Іоанномъ Грознымъ въ перепискѣ съ княземъ Курбскимъ. Цѣлый рядъ мѣткихъ замѣчаній и соображеній объ особенностяхъ и заслугахъ русскаго Самодержавія можно найти въ сочиненіяхъ Татищева, въ проповѣдяхъ и въ «Правдѣ воли Монаршей» Ѳеофана Прокоповича, въ книгѣ Посошкова «О скудости и богатствѣ», въ «Наказѣ» и письмахъ Екатерины Великой и у Болтина. Записка Карамзина «О древней и новой Россіи» и его же «Исторія Государства Россійскаго» заключаютъ въ себѣ всестороннее и глубокое объясненіе происхожденія русскаго Самодержавія и подробный обзоръ всего того, что сдѣлано имъ на благо Россіи. Смѣло можно сказать, что у насъ не было ни одного крупнаго писателя и ни одного крупнаго мыслителя, который не принадлежалъ бы къ числу глубоко убѣжденныхъ сторонниковъ строго-монархическихъ началъ. Сочиненія всѣхъ нашихъ историковъ-- Погодина, Устрялова, Соловьева, Костомарова, Забѣлина, Иловайскаго и т. д. —составляютъ сплошную апологію русскаго Самодержавія. Нѣтъ ни одного даровитаго русскаго публициста, который не признавалъ бы, что Россія обязана своимъ могуществомъ и своими культурными успѣхами широкому развитію царской власти. Передъ нею преклонялся даже Герценъ, въ статьяхъ же Каткова и братьевъ Аксаковыхъ разбросано множество драгоцѣнныхъ указаній на великое призваніе и на великіе заслуги неограниченной Монархіи въ Россіи. Всѣ наши лучшіе юристы, начиная съ Морошкина и Неволина, были поклонниками русскаго Самодержавія и его зиждительной дѣятельности. Всѣ даро[61]витѣйшіе государственные люди въ Россіи были монархистами чистой воды и не допускали никакихъ сдѣлокъ съ началами, болѣе или менѣе враждебными Самодержавію. Всѣ даровитѣйшіе русскіе поэты, начиная съ Ломоносова и Державина и кончая А. Н. Майковымъ, воспѣвали величіе царской власти.

Многіе писали о русскомъ Самодержавіи, но едва ли кто нибудь сгруппировалъ такъ сжато и такъ ясно всѣ доводы, которые можно привести въ его пользу, какъ А. М. Бакунинъ, одинъ изъ дипломатовъ временъ Александра I, въ письмѣ къ М. Н. Муравьеву, по поводу замысловъ «Союза Спасенія». Въ книгѣ Кропотова «Жизнь графа М. Н. Муравьева» содержаніе письма, о которомъ идетъ рѣчь, излагается такъ:

«Необходимость въ измѣненіи образа правленія существуетъ только въ воображеніи весьма небольшого кружка молодежи, не давшей себѣ труда взвѣсить всѣхъ бѣдственныхъ послѣдствій, которыя неминуемо произойдутъ отъ малѣйшаго ослабленія верховной власти въ странѣ, раскинутой на необъятномъ пространствѣ и не имѣющей, кромѣ Самодержавія, никакой органической связи между своими частями. Только благодаря этой власти, Россія хотя медленно, но безастоновочно подвигается къ сплоченію посредствомъ законовъ, вѣры и языка разразненныхъ народностей въ одно здоровое политическое тѣло. Успѣшный ходъ этой великой внутренней работы невозможенъ безъ пособія той правительственной силы, которая создается только единствомъ власти. Усиленіе, а не умаленіе этой власти можетъ обезпечить развитіе народнаго благосостоянія въ нашемъ небогатомъ и рѣдко населенномъ государствѣ. На это не останавливающееся развитіе иностранцы смотрятъ съ опасеніемъ и завистью, предчувствуя, можетъ быть, что со временемъ порабощенные славяне въ Австріи и Турціи также предъявятъ свои права на самобытное существованіе. Всенародное участіе въ управленіи страною есть мечта, навѣянная намъ микроскопическими республиками древней Греціи; но всѣмъ извѣстно, долго ли онѣ просуществовали? Всѣ эти паутинныя государства были развѣяны однимъ взмахомъ перваго орлиннаго крыла. Въ странахъ теплыхъ, богатыхъ и густо населенныхъ, обилующихъ множествомъ образованныхъ и праздныхъ людей, ограниченныя монархіи еще могутъ существовать безъ особаго не[62]удобства; но при нашихъ пространствахъ, суровомъ климатѣ и въ виду неустанной европейской вражды, мы не можемъ переносить аттрибуты верховной власти въ руки того или другого сословія, не только не приготовленнаго къ политической жизни, но, по своему младенчеству, и не научившемуся еще уваженію къ законамъ, если только законъ не подкрѣпленъ механической силой. Поэтому Самодержавіе представляется у насъ явленіемъ не столько необходимымъ или нужнымъ для интересовъ династическихъ, сколько потребностью для народа и безопасности государственной. Къ этому нужно еще присовокупить, что всѣ конституціонныя монархіи устраивались до сихъ поръ на католической или протестантской почвѣ; но еще понынѣ не было произведено опыта подобныхъ насажденій на почвѣ, проникнутой Православіемъ. Ученіе о происхожденіи верховной власти у насъ совсѣмъ иное, чѣмъ въ Западной Европѣ. Тамъ оно имѣетъ основу гражданскую, у насъ же — чисто нравственную, патріархальную. Поэтому связь между Монархомъ и народомъ у насъ несравненно крѣпче и безопаснѣе отъ попытокъ всякихъ антрепренеровъ конституцій, чѣмъ въ другихъ странахъ. Наконецъ, если уроки прошлаго должны руководить нашими настоящими дѣйствіями, то мы увидѣмъ, что всѣ усопшія славянскія государства: Чехія, великое княжество Галицкое, Польша, Новгородъ и Псковъ — погибли отъ одной и той же причины — отъ ослабленія или упадка верховной власти. Поэтому для всякаго честнаго и просѣщеннаго человѣка существуетъ только одинъ путь — посильное поддержаніе власти».

Вотъ какъ ясно понимали значеніе неограниченной Монархіи для Россіи еще при Александрѣ І, въ самый разгаръ республиканскихъ и революціонныхъ увлеченій! [63]

Монархическія убѣжденія русскаго народа.

І.

Развитіе русскаго политическаго самосознанія вообще и относительно царской власти въ частности, прежде чѣмъ оно сказалось въ литературѣ и облеклось въ форму болѣе или менѣе обстоятельныхъ разсужденій и логическихъ выводовъ о значеніи и необходимости монархическихъ началъ для Россіи, дало себя знать путемъ народнаго творчества: въ пословицахъ, пѣсняхъ, легендахъ и т. д. Русскій народъ — монархистъ до мозга костей своихъ иуже давно усвоилъ себѣ монархическія убѣжденія, забывъ удѣльно-вѣчевые порядки и удѣльно-вѣчевую свободу, сплошь и рядомъ переходившую въ безтолочь и анархію. Побесѣдуйте съ русскимъ крестьяниномъ о государственномъ устройствѣ Россіи и другихъ земель, и вы убѣдитесь, что онъ чтитъ только самодержавіе и иного режима не хочетъ. Онъ, конечно, не въ состояніи будетъ объяснить, почему самодержавіе близко и дорого ему, но это не помѣшаетъ ему остатъся при своемъ, не взирая на самыя заманчивыя описанія республиканскаго или конституціоннаго уклада. Наши революціонеры, ходившіе въ народъ, извѣдали это на опытѣ. Свои неудачи по части возбужденія мужиковъ противъ царской власти они приписывали ихъ неразвитости, совершенно упуская изъ виду, что дѣло объяснялось преданностью народа государямъ и его вѣрой, что Россіи нельзя обойтись безъ самодержавія. Доказательствомъ сказаннаго являются прежде всего пословицы о Царѣ. Будучи порожденіемъ народной мудрости и народнаго міросозерцанія, слагавшагося и укрѣплявшагося вѣками, онѣ показываютъ, какъ смотритъ на Царя многомилліонное коренное населеніе Россіи. Сгруппируемъ ихъ, руководствуясь сборникомъ Даля (Пословицы русскаго народа, изд. 2-е, 1879 г., главнымъ образомъ, т. I, стр. 285—290). [64]

II.

Называя себя крестьяниномъ, т. е, христіаниномъ, русскій мужикъ смотритъ на власть съ христіанской, православной точки зрѣнія. Онъ видитъ въ царѣ — властелина, поставленнаго самимъ Богомъ. Отсюда рядъ пословицъ, сопоставляющихъ Бога съ Царемъ: «Богъ на небѣ, Царь на землѣ»; «Одинъ Богъ, одинъ Государь»; «Никто противъ Бога да противъ Царя»; «Никто какъ Богъ да Государь»; «Все во власти Божіей да Государевой»; «Все Божье — да Государево»; «Вѣдаетъ Богъ да Царь» и т. д.

Дѣлать изъ этихъ пословицъ, подобно нѣкоторымъ иностраннымъ писателямъ, выводъ, что русскій народъ обожествляетъ Царя, конечно, нелѣпо. Правда, наши предки нерѣдко называли Царя земнымъ богомъ, и Императоръ Александръ I въ одномъ изъ своихъ указовъ даже запрещалъ духовенству уподоблять государя, въ привѣтственныхъ къ нему обращеніяхъ, Богу. Смиреніе и религіозное чувство Александра I возмущались такого рода уподобленіями, но само собой разумѣется, что церковные ораторы, прибѣтавшіе къ нимъ, были далеки отъ мысли отождествлять Бога съ царемъ: они лишь прибѣгали къ метафорамъ, заимствованнымъ изъ Ветхаго Завѣта (вспомнимъ 81-й псаломъ, обличающій нечестіе и несправедливость Царей и въ тоже время, называющій ихъ богами). Земной Богъ — такое же метафорическое выраженіе, какъ Царъ небесный или Царица небесная. Употребляя его, старинные русскіе люди были далеки отъ мысли придавать ему буквальный смыслъ и творить себѣ изъ смертнаго кумиръ. Любя и почитая своихъ Царей, русскій народъ смотритъ на нихъ съ строго христіанской точки зрѣнія и не приписываетъ имъ никакихъ сверхчеловѣческихъ свойствъ. Цѣлый рядъ народныхъ пословицъ напоминаетъ носителямъ верховной власти о недостаткахъ и немощахъ ихъ человѣческой природы и о томъ, что міромъ управляютъ не Цари, а Богъ. «Не боюсь никого кромѣ Бога». «У Бога и живыхъ Царей много». «Передъ Богомъ всѣ равны». «Передъ Богомъ всѣ холопы». «Сегодня въ порфирѣ, завтра въ могилѣ». «Царь и народъ — всѣ въ землю пойдетъ». (Даль, I, стр. 6 и 241, II, стр. 45).

Съ народной точки зрѣнія, какъ видно изъ вышеприведенныхъ пословицъ о Богѣ и Царѣ, русскому Государю принадлежитъ власть надъ всей землей, надъ всѣми народами. «Свѣтитъ [65] одно солнце на небѣ, а Царь русскій на землѣ». Иноземныхъ и иновѣрныхъ государей народъ считаетъ какъ бы вассальными правителями. Кому не случалось слышать старыхъ солдатъ, объяснявшихъ наши войны тѣмъ, что турокъ «взбунтовался», и что Царь приказалъ «усмирить» его? Такое пониманіе политическихъ отношеній русскаго Царя къ заграничнымъ государствамъ и монархамъ отразилось, между прочимъ, въ стихѣ, о Голубиной книгѣ:

У насъ Бѣлый Царь — надъ царями Царь,

И онъ держитъ вѣру крещеную,

Вѣру крещеную, богомольную;

Стоитъ за вѣру христіанскую,

За домъ Пресвятыя Богородицы;

Всѣ орды ему преклонилися,

Всѣ языцы ему покорилися:

Потому Бѣлый Царь — надъ царями Царь

III.

По народнымъ понятіямъ, Россія немыслима безъ Царя; «Безъ Бога свѣтъ не стоитъ, безъ Царя земля не правится»; «Нельзя землѣ безъ Царя стоять»; «Нельзя быть землѣ русской безъ государя»; «Безъ Царя — земля вдова»; «Государь — батько, земля — матка». Если крестьянинъ хочетъ сказать, что въ томъ или другомъ государствѣ происходитъ неурядица, онъ говоритъ: «У нихъ ни Царя, ни закона». Гдѣ нѣтъ Царя, тамъ, по народному воззрѣнію, не можетъ быть и закона, т. е. порядка. Гдѣ нѣтъ Царя, тамъ не можетъ быть ничего разумнаго. Отсюда иносказательное употребленіе слова Царь въ пословицахъ: «У всякаго свой царь въ головѣ» и «Свой умъ — царь въ головѣ». О глупыхъ людяхъ народъ говоритъ, что у нихъ «нѣтъ царя въ головѣ». Народъ не допускаетъ, чтобы государство могло обойтись безъ Царя, ибо «Безъ пастуха овцы — не стадо». «Гдѣ ханъ (царь), тутъ и орда» (народъ), говоритъ одна пословица. «Каковъ ханъ (царь), такова и орда» (народъ), прибавляетъ другая (Даль, I, 291), указывая на тѣсную духовную связь монарха съ подданными.

Народъ потому высоко ставитъ Царя, что видитъ въ немъ избранника, которому Богъ удѣлилъ часть своей власти надъ народомъ. Эта идея сказывается въ большинствѣ пословицъ о Царѣ [66]и въ нѣкоторыхъ изъ тѣхъ пословицъ, которыя мы только что привели, и во многихъ другихъ. «Богъ батько, Государь дядько»; «Правда Божья, а воля царская»; «Душой Божьи, а тѣломъ Государевы»; «Царь отъ Бога приставъ».

Въ качествѣ «Божьяго пристава», Царь, по народнымъ представленіямъ, долженъ блюсти безопасность страны отъ внутреннихъ и внѣшнихъ враговъ, управлять народомъ, творить судъ и расправу, водворять между людьми правду. «Царь города бережетъ»; «Правда Божья, а судъ Царевъ».

Народъ не допускаетъ и мысли, что царская власть можетъ стоять въ зависимости отъ согласія подданныхъ. Онъ считаетъ ее выше всякихъ юридическихъ опредѣленій и ограниченій. «Что Богъ, то Богъ, свята и воля Царская». «На все святая воля Царская». «Воля Царя — законъ». «Царское осужденіе безсудно» (или: суду не подлежитъ). «Не Москва Государю указъ, Государь Москвѣ»… Смыслъ послѣдней пословицы доказываетъ, что нашъ крестьянинъ не понимаетъ и не допускаетъ самодержавія народа, а признаетъ только самодержавіе царей. Русскій простолюдинъ смотритъ на Царя, какъ на орудіе Промысла, и считаетъ его отвѣтственнымъ только передъ Богомъ. Библейское изреченіе: «Сердце Царево въ руцѣ Божьей» повторяется народомъ, какъ пословица. «Царскій гнѣвъ и милость въ рукѣ Божьей». «Одному Богу Государь отвѣтъ держитъ».

Царь, по воззрѣніямъ народа, долженъ уклоняться отъ грѣховной жизни не только изъ страха Божія, но и изъ состраданія къ землѣ. Въ добромъ и благочестивомъ Государѣ благословляется вся страна; пороки Царя навлекаютъ на нее гнѣвъ Божій. «За царское согрѣшеніе Богъ всю землю казнитъ, за угодность — милуетъ». «Коли Царь Бога знаетъ, Богъ и Царя, и народъ знаетъ». «Народъ согрѣшитъ — Царь умолитъ». Такъ смотритъ народъ на гибельныя послѣдствія царскихъ прегрѣшеній. По его воззрѣніямъ, они важнѣе тяжкихъ всенародныхъ грѣховъ. Благоговѣніе, которое чувствуетъ народъ къ русскимъ Царямъ, ярко проявляется въ послѣдней пословицѣ. Изъ нея видно, что народъ смотритъ на Царей, какъ на своихъ предстателей и молитвенниковъ передъ Богомъ, и думаетъ, что царская молитва имѣетъ громадное значеніе для народа, ибо можетъ спасать его отъ гнѣва Божія. [67]

Съ представленіемъ о Царѣ въ народѣ нераздѣльно соединяется представленіе о великомъ могуществѣ. «У Бога да у Царя всего много». «У Царя руки долги», говоритъ пословица, намѣкающая, что злодѣй и врагъ Царя не укроются отъ него. Народъ проникнутъ непоколебимой вѣрой въ мудрость и прозорливость Царей. «Царскій глазъ далече сягаетъ», гласитъ пословица, опредѣляющая политическую и правительственную дальнозоркость Царя и желающая сказать, что такъ какъ Царь стоитъ выше всѣхъ, то ему все и виднѣе всѣхъ. Такой же смыслъ имѣютъ пословицы: «Всякая вещь передъ Царемъ не таится», «Государство на водѣ не тонетъ, на огнѣ не горитъ» и «У Царя колоколъ по всей Россіи» [Даль (I, 296) почему то связываетъ эту пословицу только съ рекрутскимъ наборомъ. Ея смыслъ заключается въ томъ, что Царь всегда можетъ кликнуть кличъ ко всей странѣ, возвѣстить свою волю всему народу и собрать его вокругъ себя]. Объявляетъ ли Царь войну, заключаетъ ли миръ, вступаетъ ли съ кѣмъ нибудь въ союзныя отношенія, народъ вѣритъ, что такъ и слѣдуетъ поступать: «Государь знаетъ, кто ему другъ, кто ему недругъ».

«Гдѣ Царь, тамъ к правда», говоритъ русскій человѣкъ и чтитъ въ своемъ Государѣ блюстителя и насадителя правды въ высшемъ и широкомъ значеніи этого слова. Есть пословица: «Богу пріятно, а Царю угодно». (Даль, I, 127). Изъ нея можно сдѣлать и обратный выводъ, что угодное Царю, пріятно и Богу. Такъ, именно, и думаетъ народъ, не допускающій, чтобы Царь могъ желать или требовать что-нибудь противное волѣ Божьей.

«На сильнаго Богъ да Государь» (Даль, I, 292). Другими словами: Царь защищаетъ народъ отъ сильныхъ міра сего и является убѣжищемъ отъ ихъ притѣсненій.

Есть пословицы, опредѣляющія обязанности подданныхъ въ отношеніи къ Государю. Главная изъ этихъ обязанностей — послушаніе царской власти. «Царь думаетъ, а народъ вѣдаетъ», то есть, Царь обсуждаетъ и рѣшаетъ государственныя дѣла, а народъ хранитъ въ памяти его повелѣнія, чтобы исполнять ихъ. «Не всякъ Царя видитъ, а всякъ за него молитъ». Это значитъ, что русскій человѣкъ считаетъ, по примѣру Церкви, нравственнымъ долгомъ [68 ]молиться за Царя. «Царю люди (или: слуги) нужны», ибо «Царь безъ слугъ, какъ безъ рукъ», они же должны помнить, что «Царю правда нужна», и что «Вѣрный слуга Царю всего дороже». Итакъ, вѣрность и готовность отстаивать правду составляютъ долгъ совѣтниковъ Царя и исполнителей царской воли. «Безъ правды боярской Царь Бога прогнѣвитъ», ибо неумышленно можетъ сдѣлать дурное дѣло и тѣмъ навлечь гнѣвъ Божій на себя и на всю землю. Тяжкій грѣхъ, слѣдовательно, брали на свою душу тѣ бояре, которые утаивали отъ Царя правду. Неправъ и тотъ, кто нарушаетъ вѣрность царю подъ видомъ благочестія: «Божьи дѣла проповѣдуй, а тайну Цареву храни». Никто изъ подданныхъ не долженъ уклоняться отъ царской службы, и всѣ они служатъ ему такъ или иначе: «Гдѣ ни жить, одному Царю служить» (Даль, I, 297). Про пустыхъ и безполезныхъ людей народъ говоритъ: «У Бога небо коптитъ, у Царя земного землю топчетъ» (Даль, I, 305).

Чтя Царя, народъ не предъявляетъ къ нему невозможныхъ требованій, прекрасно понимая, что и Царь долженъ считаться съ ограниченностью и недостатками человѣческой природы. «До Бога высоко, до Царя далеко», говоритъ народъ и не требуетъ отъ Царя, чтобы онъ входилъ во всѣ мелочи и устраивалъ участь каждаго изъ своихъ подданныхъ. «До неба умомъ не сягнешь, до Царя рукою». «Не всякъ Царя видитъ, а всякъ его знаетъ». «Ни солнышку на всѣхъ угрѣть, ни Царю на всѣхъ не угодить». Этими тремя пословицами народъ хочетъ сказать, что Царь не можетъ быть одинаково близокъ ко всѣмъ подданнымъ, ибо онъ правитъ всей землей, и что объ его распоряженіяхъ не слѣдуетъ судить съ точки зрѣнія личныхъ выгодъ. Сознавая, что царь на всѣхъ не можетъ угодить, народъ скептически относится къ ропоту и неудовольствію тѣхъ, которые считаютъ себя задѣтыми тѣмъ или другимъ указомъ Государя. Сознавая, что «До Бога высоко, а до царя далеко», народъ вѣритъ, что Царь готовъ придти на помощь каждому изъ своихъ подданныхъ, и что онъ прислушивается къ нуждамъ народа: «Зовъ великое дѣло; взывая и Царя дозовешься»; «Коли всѣмъ міромъ воздохнутъ и до Царя слухи дойдутъ». (Даль, I, 274 и 515). Пословица: «Какъ міръ вздохнетъ, и временщикъ издохнетъ» (Даль, I, 515), дожна быть [69] также отнесена къ числу пословицъ, опредѣляющихъ духовное общеніе, существующее между царемъ и народомъ.

Видя въ Царѣ своего защитника и верховнаго блюстителя правды, народъ не допускаетъ и мысли, что Царь можетъ притѣснять своихъ подданныхъ и быть несправедливымъ. Будучи недоволенъ дѣйствіями правительства, народъ, обыкновенно, слагаетъ всю отвѣтственность на царскихъ слугъ и нимало не винитъ царя. Отсюда болѣе десяти пословицъ: «Не отъ царей угнетеніе, а отъ любимцевъ царскихъ»; «Не царь гнететъ народъ, а временщикъ»; «Царскія милости въ боярское рѣшето сѣются»; «Царь гладитъ, а бояре скребутъ»; «Жалуетъ Царь, да не жалуетъ псарь»; «Воля Царю, дать ино и псарю»; «Не вѣдаетъ Царь, что дѣлаетъ псарь»; «Царю гастятъ, народъ напастятъ»; «Царю изъ--за тына невидать». Ту же мысль въ иносказательной формѣ выражаетъ, по толкованію Даля, народъ въ пословицахъ: «Ограда выше колокольни», «Столъ (т. е. престолъ, тронъ) здоровъ, да заборъ плохъ». Сѣтуя иногда на «ограду и заборъ», народъ не допускаетъ, чтобы царь могъ желать зло своимъ подданнымъ.

Есть очень характерная пословица: «Не бойся царскаго гоненія, бойся царскаго гонителя». Въ этой пословицѣ выражается довѣріе, съ которымъ народъ привыкъ относиться къ царю. На царскаго гонителя, то-есть, на царскаго врага, онъ смотритъ, какъ на своего врага, и не будетъ поддерживать его, не смотря ни на какія обѣщанія. Въ царскомъ гонителѣ, расточающемъ народу заманчивыя посулы, русскій человѣкъ видитъ данайца, предлагающаго опасные дары, и сообразно тому поступаютъ съ нимъ.

Сопоставляя царскую власть съ Божьей и сравнивая царя съ солнцемъ и солнышкомъ, народъ видитъ въ немъ своего отца и прирожденнаго защитника Церкви. Отсюда выраженія: «Государь-Батюшка» и «Надёжа Православный Царь», свидѣтельствующія о любовномъ отношеніи народа къ Царю. Царь долженъ внушать подданнымъ не только любовь, но также уваженіе и страхъ, ибо нельзя управлять государствомъ, опираясь исключительно на привязанность народа, такъ какъ въ массѣ населенія всегда есть люди, склонные злоупотреблять царской добротою. Вотъ почему народъ говоритъ безъ малѣйшаго ропота: «Гдѣ Царь, тутъ и страхъ»; «Гдѣ Царь, тутъ и гроза». Народъ пони[70]маетъ, что «Грозно, страшно, а безъ Царя нельзя». Пословицы: «Близь Царя, близь смерти», «Гнѣвъ Царя — посолъ смерти», и «Царь не огонь, а, ходя близь него, опалишься», (то-есть, можешь пострадать отъ опалы) сложились, вѣроятно, во времена Грознаго и относятся только къ нему. Очень можетъ быть даже, что первая изъ этихъ пословицъ не имѣетъ никакого отношенія къ Бѣлому Царю (къ русскимъ государямъ), а имѣетъ въ виду татарскихъ хановъ, которые тоже назывались царями. Тоже самое можно сказать про пословицу: «До Царя дойти — голову нести» (пословица «До Царя дойти — голову на поклонъ нести» сложилась, конечно, и про русскихъ царей). Наша догадка подтверждается тѣми пословицами, изъ которыхъ видно, что народъ глубоко вѣритъ въ доброту царя и въ его отзывчивость на горе подданныхъ. Вотъ эти пословицы: «Богъ милостивъ, а Царь жалостливъ»; «Богатъ Богъ милостью, а Царь — жалостью»; «Нѣтъ больше милосердія, какъ въ сердцѣ царевомъ»; «Царь помилуетъ, Царь и пожалуетъ». Русскій человѣкъ не смѣлъ и помыслить объ осужденіи царскаго суда и, когда искалъ высшей справедливости, то восклицалъ: «Суди меня Богъ да Государь!» или «Суди Богъ да великій Государь». Народъ привыкъ смотрѣть на царскія милости, какъ на проявленіе Божьяго благословенія: «Милуетъ Богъ, а жалуетъ Царь»; «Кого милуетъ Богъ, того жалуетъ Царь»; «Богъ помилуетъ, а Царь пожалуетъ»; «Богъ помилуетъ, такъ и Царь пожалуетъ». Твердо вѣря въ царскую справедливость, народъ говоритъ: «Виноватаго Богъ проститъ, а праваго Царь пожалуетъ»; «За Богомъ молитва, за Царемъ служба не пропадаютъ». Пословица «Праваго Царь пожалуетъ» — значитъ: Царь наградитъ его. Кого же слѣдуетъ подразумѣвать въ данномъ случаѣ подъ правымъ? Вѣроятно, невинно осужденныхъ или невинно заподозрѣнныхъ, испытавшихъ всю тягость судейской волокиты.

Замѣчательна пословица: «Кто Богу не грѣшенъ, Царю не виноватъ.» Съ народной точки зрѣнія нѣтъ ни одного подданнаго, который могъ бы смѣло и прямо смотрѣть въ глаза своему Государю, ибо всѣ, въ большей или меньшей степени, неправы передъ нимъ, ибо всѣ, въ большей или меньшей степени, тормозятъ осуществленіе его благихъ стремленій, направленныхъ къ водворенію [71]правды. Смыслъ разбираемой пословицы состоитъ въ томъ, что только тѣ подданные могутъ считать себя невиноватыми передъ Царемъ, которые сочетали въ себѣ полноту гражданскихъ доблестей съ истинно христіанской жизнью. Въ этомъ взглядѣ, какъ и во всѣхъ другихъ воззрѣніяхъ народа на царскую влзсть, отражается то благоговѣйное чувство, съ какимъ онъ къ ней относится.

Подводя итогъ всему тому, что говорится нашими пословицами о царской власти, его можно выразить въ двухъ пословицахъ, — прекрасно обрисовывающихъ политическія воззрѣнія русскаго народа: «Русскимъ Богомъ да Русскимъ Царемъ святорусская земля стоитъ» и «Русскій народъ — царелюбивый». (ДальI, 405).

IV.

Изъ пословицъ, въ которыхъ народъ выразилъ свой взглядъ на сепаратистическія стремленія нѣкоторыхъ окраинъ и на олигархическія затѣи нашего стариннаго боярства, нѣкоторыя также свидѣтельствуютъ о его преданности единовластію и самодержавію. Пропаганда федеративчаго строя, который хотѣли навязать Россіи нѣкоторые изъ нашихъ публицистовъ и историковъ, не можетъ разсчитывать на сочувствіе крестьянъ. «Царство раздѣлится, скоро разорится», говорятъ они. (Даль, I, 516). Свой приговоръ надъ семибоярщиной народъ произнесъ въ нѣсколькихъ пословицахъ, насквозь проникнутыхъ сарказмомъ. Вотъ эти пословицы: «У одной овечки да семь пастуховъ»; «У семи пастуховъ не стадо»; «Не великъ городъ, да семь воеводъ»; «Видно городъ великъ, что семь воеводъ»; «У семи нянекъ дитя безъ глазу». Семибоярщину народъ иронически называлъ московской разнобоярщиной. (Даль, 1, 293 и 409). О древнемъ вѣчѣ не сохранилось въ народѣ ни одной пословицы, но изъ пословицъ, сложившихся о мірѣ и мірскихъ сходкахъ, ясно видно, что у русскаго народа нѣтъ ничего общаго съ демократическими стремленіями, и что его трудно сбить съ толку прелестями «народоправствъ». Большая часть пословицъ о мірѣ выражаетъ его силу и его рѣшающее значеніе, т. е. отмѣчаетъ явленіе, присущее русскому деревенскому быту. Хвалебныхъ же пословицъ о мірѣ очень мало: «Что міръ порядилъ, то Богъ разсудилъ»; «Никто отъ міра непрочь»; «Міръ — великъ человѣкъ, міръ — великое дѣло». Всѣмъ [72] извѣстна пословица: «Гласъ народа, — гласъ Божій», но есть и другая, противоположная ей пословица: «Гласъ народа Христа предалъ» (распялъ). Болѣе десяти пословицъ осмѣиваютъ рознь и безтолочь поголовныхъ и всенародныхъ совѣщаній: «Былъ бы запѣвало, а подголоски найдутся»; «Попалъ въ стаю, лай не лай, а хвостомъ виляй» (а то заѣдятъ); «Міръ съ ума сойдетъ, на цѣпь не посадишь»; «Въ народѣ, что въ тучѣ; въ грозу все наружу выйдетъ»; «Крестьянская сходка — земскимъ водка»; «Міръ на дѣло сошелся: — виноватаго опить»; (намекъ на обычай требовать отъ виновнаго угощенія міра виномъ); «Быть на сходкѣ — согрѣшить», (т. е. разсудить неправо, смолчать, или побраниться); «Сходка — голдовня, дымъ коромысломъ, паръ столбомъ, а ни тепла, ни сугрѣву»; «Сошелся міръ — хоть сейчасъ воевать; разошелся міръ — на палатьяхъ лежать»; «Силенъ, какъ вода, а глупъ, какъ дитя» (міръ); «Народъ глупъ: все въ кучу лѣзетъ»; «Міръ сутки стоялъ, небо подкоптилъ и разошелся»; «Мужикъ уменъ, да міръ дуракъ» (Даль, I, 514 и 518). Мысль послѣдней пословицы заключается въ томъ, что большія совѣщательныя собранія нерѣдко ведутъ къ безтолочи даже и тогда, когда они не страдаютъ недостаткомъ разумныхъ головъ.

V.

О конституціонныхъ порядкахъ Западной Европы не могло сложиться въ Россіи пословицъ по той простой причинѣ, что народъ объ этихъ порядкахъ ничего не зналъ и не знаетъ. Но онъ составилъ себѣ весьма опредѣленный взглядъ на «вольности» старинной Польши, одной изъ ближайшихъ сосѣдокъ Московскаго Государства и Россійской Имперіи. Къ этимъ «вольностямъ» русскій человѣкъ относился съ удивленіемъ и съ насмѣшкой. Польскій сеймъ былъ для него синонимомъ шума и безтолочи. Говоря о шумѣ и безтолочи, онъ прибавлялъ: «какъ на польскомъ сеймѣ». Называя поляка «безначальнымъ» и противополагая свою родину Посполитой Рѣчи, русскій человѣкъ говорилъ: «У насъ не Польша: есть и больше» (т. е. «У насъ есть власть и надъ боярами, и панами»). Иронизируютъ надъ своеволіемъ польской шляхты и, вообще, надъ польскими порядками, и пословицы: «У насъ не въ Польшѣ, мужъ жены больше»; «Что дальше въ Польшу, то разбою больше». Безначаліе польскихъ пановъ и безсиліе [73] польскихъ королей казались нашимъ предкамъ чѣмъ то дикимъ и безсмысленнымъ; они называли поляковъ безмозглыми. Пословица: «На всю Польшу одинъ комаръ глузду (мозгу) принесъ» — доказываетъ, что «политическая свобода» Посполитой Рѣчи ничего не вызывала въ русскомъ человѣкѣ, кромѣ презрѣнія и насмѣшки (Даль, I, 433 и 434, II, 594).

VI.

Такой же взглядъ на Царей и на Царскую власть, какой сказывается въ пословицахъ, сказывается въ народныхъ пѣсняхъ и въ былинахъ. Всего яснѣе это видно въ пѣсняхъ объ Іоаннѣ Грозномъ. Объ его жестокостяхъ народъ сохранилъ смутное воспоминаніе, но удержалъ въ памяти его славу и величіе. Въ одной изъ пѣсенъ про Грознаго (см. Пѣсни, собранныя Кирѣевскимъ, вып. 6, стр. 104), Никита Романовичъ, обращаясь къ народу, говоритъ:

Ино кто хочетъ за Царя умереть?

Того Господь избавитъ отъ грѣховъ,

Отъ грѣховъ, отъ муки вѣчныя.

Отмѣчая въ нѣкоторыхъ, немногихъ пѣсняхъ необузданный и суровый нравъ Грознаго, народъ сохранилъ вѣру въ тѣ объясненія, которыми Іоаннъ оправдывалъ свои казни, и не сомнѣвается, что онѣ вызывались борьбою съ крамолою. Въ одной пѣснѣ (Пѣсни, собр. Кирѣевскимъ, вып. VI, стр. 67) бояре обращаются къ Грозному съ такими словами:

Ужъ не вывести тебѣ измѣнушки изъ Кіева,

И не вывести измѣнушки изъ Новгорода

Да изъ матушки, да каменной Москвы!

А тотъ выведетъ ту измѣнушку,

Кто за однимъ съ тобой столомъ сидитъ,

За столомъ сидитъ да хлѣбъ кушаетъ,

Милый сынъ твой, Ѳедоръ Ивановичъ

Послѣдній стихъ, замѣтимъ къ слову, проникнутъ самой нѣжной любовью къ благодушному Ѳедору Ивановичу. Такой любви къ Грозному въ народныхъ пѣсняхъ не проявляется, но онѣ насквозь проникнуты почтительнымъ отношеніемъ къ Іоанну, глубокимъ уваженіемъ къ его царственной натурѣ и къ религіозному значенію его власти, какъ Царя православнаго. Объ этомъ сви[74]дѣтельствуетъ, между прочимъ, пѣсня о томъ, какъ Іоаннъ Грозный проклялъ Вологду и протекающую въ ней рѣку, раздраженный тѣмъ, что при постройкѣ церкви въ этомъ городѣ кирпичъ вывалился изъ свода и попалъ ему на голову. Въ пѣснѣ «Проклятіе Вологдѣ» (Пѣсни, собран. Кирѣевскимъ, вып. VI, стр. 11), проклятію Грознаго придается мистическая, таинственная сила.

Отъ того проклятья Царскаго

Мать сыра земля трехнулася,

И въ Насонъ градѣ гористоемъ

Стали блата быть топучія.

Рѣка быстра, славна Вологда,

Стала быть рѣкой стоячею,

Водою мутною, вонючею,

И покрытая все тиною,

Скверной зеленью, со плѣсенью.

Изъ народныхъ пѣсенъ, посвященныхъ нашимъ Царямъ, Императорамъ и Императрицамъ, можно составить большую книгу. Всѣ онѣ проникнуты такимъ же доброжелательствомъ къ русскимъ Государямъ, какъ старинная величальная пѣсня:

Слава Богу на небѣ, слава!

Государю нашему на всей землѣ, — слава!

Чтобы нашему Государю не старѣться, — слава!

Его цвѣтному платью не изнашиваться, — слава!

Его добрымъ конямъ не изъѣзживаться, — слава!

Его вѣрнымъ слугамъ не измѣниваться, — слава!

Вился, вился ярый хмѣль, — слава!

Около тычинки серебряныя, — слава!

Такъ вились бы князья и бояре, — слава!

Около Царя православнаго. — Слава!

VII.

Восьмой выпускъ "Пѣсенъ, собранныхъ П. В. Кирѣевскимъ, изданный въ 1878 году, въ Москвѣ, П. А. Безсоновымъ, доказалъ, что народъ съ великимъ уваженіемъ и признательностью относится и къ Петру Великому, преобразовательная дѣятельность котораго требовала столькихъ жертвъ отъ населенія страны. Характеризуя взглядъ народа на личность и дѣятельность Петра Великаго, Я. Гротъ говоритъ:

"Пробужденный внѣшнею силой, вызванный къ чрезвычайнымъ напряженіямъ, народъ хотя иногда и ропталъ, но смотрѣлъ [75] на своего энергическаго Царя съ изумленіемъ и любовью, и какъ-бы безсознательно чувствовалъ великое значеніе наступившаго времени.

"Несмотря на многіе новые налоги, на тяжкія повинности и изнурительныя работы, которымъ подвергся народъ, онъ сочувственно пѣлъ подвиги безпримѣрнаго Государя и Его сподвижниковъ. Вѣра въ заботливость его о народѣ выражается, напр., въ одной изъ пѣсенъ о правежѣ, въ которой, послѣ описанія, какъ «били добраго молодца на жемчужномъ перекресточкѣ во морозы, во крещенскіе, во два прутишка желѣзные», вдругъ является самъ Государь и спрашиваетъ:

«Вы за что добротнаго казните,

Бьете, казните казнью смертною?»

вымыселъ, показывающій, какъ цѣнилъ народъ, что Петръ входилъ во всѣ нужды его, не чуждаясь общенія съ людьми всѣхъ состояній.

«Въ другой пѣснѣ, Петръ, „свѣтъ нашъ батюшка, первый Императоръ“, ѣдетъ въ Сенатъ:

Подъ нимъ лошади вороныя,

На самомъ на немъ платье черно,

Платье черное да все кручинно.

„Отчего же онъ въ траурѣ? Пріѣхавъ въ Сенатъ, онъ пишетъ куда-то въ чужую землю объявленіе войны. Здѣсь опять кроется та же мысль объ участіи Петра въ судьбѣ подданныхъ: онъ готовится къ войнѣ, но заранѣе скорбитъ о народѣ и облекается въ трауръ“. („Петръ Великій, какъ просвѣтитель Россіи“, стр. 43).

„Народъ не только не поминаетъ лихомъ Петра Великаго, но еще идеализируетъ его на свой ладъ“.

Кончина преобразователя произвела такое-же потрясающее впечатлѣніе на народъ, какъ и на людей, сознательно относившихся къ необходимости реформы. Особенно трогателенъ плачъ солдата надъ гробницею Петра.

Ахъ, ты, батюшка, свѣтелъ мѣсяцъ!

Что-ты свѣтишь не по старому,

Не по старому, не по прежнему,

Закрываешься тучей черною?

Что у насъ было на святой Руси,

Въ Петербургѣ, въ славномъ городѣ,

Во соборѣ Петропавловскомъ,

[76]Что у праваго у крылоса,

И гробницы государевой,

Молодой солдатъ на часахъ стоялъ.

Стоючи онъ призадумался,

Призадумавшись, онъ плакать сталъ,

И онъ плачетъ — что рѣка льется,

Возрыдаетъ — что ручьи текутъ.

Возрыдаючи, онъ вымолвилъ:

Ахъ, ты, матушка, сыра земля,

Разступись ты на всѣ стороны,

Ты раскройся, гробова доска,

Развернися ты, золота парча,

И ты встань — проснись, православный Царь,

Посмотри на всю армію:

Что всѣ полки во строю стоятъ,

И всѣ полковнички при своихъ полкахъ,

Подполковнички на своихъ мѣстахъ,

Всѣ маіорушки на добрыхъ коняхъ,

Капитаны передъ ротами,

Офицеры передъ взводами,

А прапорщики подъ знаменами, —

Дожидаютъ они полковничка,

Что полковничка Преображенскаго,

Капитана бомбардирскаго».

VIII.

Въ статьѣ г. Пыпина: Петръ Великгй въ народномъ преданіи («Вѣстникъ Европы», 1897-й годъ, августъ), написанной по поводу нѣкоторыхъ выводовъ В. Н. Щепкина, изложенныхъ въ брошюрѣ «Два лицевыхъ сборника Историческаго Музея», составляющей отдѣльный оттискъ изъ «Археологическихъ Извѣстій и Замѣтокъ», за 1897 г., есть нѣсколько любопытныхъ замѣчаній о взглядахъ народа на Петра Великаго и его преобразованія. Въ брошюрѣ г. Щепкина, между прочимъ, описывается Толковый Апокалипсисъ второй четверти XVIII вѣка, снабженный рисунками, объясняющими содержаніе книги и неоднократно изображающими Петра Великаго антихристомъ. Г. Щепкинъ дѣлаетъ предположеніе, что эти рисунки принадлежатъ одному изъ представителей крайнихъ раскольничьихъ толковъ, а именно — секты бѣгуновъ. Г. Пыпинъ не соглашается съ этимъ предположеніемъ въ виду того, что представленіе о Петрѣ, какъ объ антихристѣ, было вообще до такой степени распространено въ расколѣ, что [77] приписать его преимущественно сектѣ бѣгуновъ не оказывается возможнымъ. Если это представленіе принадлежало и всякимъ инымъ толкамъ, то среди нихъ возможно и составленіе подходящихъ рисунковъ.

Въ видѣ доказательствъ, г. Пыпинъ приводитъ нѣсколько эпизодовъ изъ дѣлъ московскаго Преображенскаго приказа временъ Петра Великаго, пользуясь, преимущественно, извѣстнымъ сочиненіемъ г. Есипова: «Раскольничьи дѣла въ XVIII столѣтіи, извлеченныя изъ дѣлъ Преображенскаго приказа и Тайной розыскныхъ дѣлъ канцеляріи».

Нѣкоторыя изъ данныхъ, приводимыхъ г. Пыпинымъ, дѣйствительно, подтверждаютъ его основное положеніе. Замѣчательно при этомъ, что никто изъ раскольниковъ временъ Петра не выражалъ ни малѣйшаго протеста противъ царской власти. Они роптали лишь противъ новшествъ Преобразователя, которыя казались имъ богопротивными, исполненными духа антихриста. Не крутыя мѣры Петра, а направленіе реформы возбуждали ропотъ и негодованіе. Провозглашая Петра антихристомъ, фанатики раскола оставались тѣмъ не менѣе убѣжденными монархистами.

Изувѣры раскола готовы были поднять бунтъ противъ Петра и низложить его съ престола, но они дѣйствовали не подъ вліяніемъ антимонархическихъ стремленій, а подъ вліяніемъ невѣжественнаго пониманія Православія. Что и люди, причастные къ расколу, питали къ Петру чувство благоговѣнія, это подтверждается поэтическою молитвою, сложенной Аленой Ефимовой.

"Это не была ни кликуша, ни бѣснующаяся, но, по словамъ историка, отличалась «странною маніей», а именно: "ей хотѣлось умолить Бога, чтобъ онъ вразумилъ Царя Петра Алексѣевича на путь истины, даровалъ бы ему намѣреніе прекратить гоненіе на раскольниковъ. Сама она была не то раскольница, не то православная — крестилась двухперстнымъ сложеніемъ, по внушенію какого то пустынника, который приходилъ къ ней въ домъ и говаривалъ: «трехперстнымъ сложеніемъ не умолишь Бога», но ходила въ православную церковь, имѣла православныхъ духовниковъ и молилась за Царя Петра Алексѣевича. Алена ходила по монастырямъ, давала деньги старицамъ, чтобы [78] въ теченіе шести недѣль читали за царя акаѳистъ; она клала въ день по двѣ и по три тысячи поклоновъ за Петра, но всего этого казалось мало, и она придумала, наконецъ, рѣшительное, по ея мнѣнію, средство. Она призвала своего племянника, четырнадцатилѣтняго мальчика, и продиктовала ему молитву о Царѣ Петрѣ Алексѣевичѣ, приготовила пелену подъ образъ и зашила молитву между верхомъ и подкладкой; она отдала пелену въ Успенскій соборъ попу, не говоря ему о скрытомъ письмѣ, и просила его читать въ теченіе шести недѣль акаѳистъ за здравіе Его Величества: за это она заплатила ефимокъ и шесть алтынъ. Впослѣдствіе она показывала въ Преображенскомъ приказѣ: «Молитву писала для того, что многіе раскольники въ пустыняхъ живутъ, и учинила ту молитву собою, дабы различіе вѣры соединено было, и хотѣла объявить отцу духовному, но не показала, затѣмъ, что написано плохо».

Молитва чрезвычайно любопытна. Это оригинальная, наивная и не лишенная трогательной поэзіи смѣсь молитвы и причитаній:

«Услышь, святая соборная церковь со всѣмъ херувимскимъ престоломъ и Евангеліемъ и сколько въ томъ Евангеліи святыхъ словъ, — всѣ вспомните о нашемъ Царѣ, Петрѣ Алексѣевичѣ. Услышь, святая соборная апостольская церковь, со всѣми мѣстными иконами и съ честными мелкими образами, со всѣми съ апостольскими книгами и съ паникадилами, и съ мѣстными свѣщами, и со святыми пеленами, и съ честными ризами, съ каменными стѣнами и съ желѣзными плитами, со всякими плодоносными деревами… О, молю, прекрасное солнце, взмолись Царю Небесному объ Царѣ Петрѣ Алексѣевичѣ! О, младъ свѣтелъ мѣсяцъ со звѣздами! О, небо съ облаками! О, грозныя тучи съ буйными вѣтрами и вихрями! О, птицы небесныя и поднебесныя! О, синее море, съ рѣками и съ мелкими источниками, и съ малыми озерами! Взмолитеся Царю небесному о Царѣ Петрѣ Алексѣевичѣ, и рыбы морскія, и звѣри дубровные, и поля, и вся земнородныя, возмолитеся къ Царю Небесному о Царѣ Петрѣ Алексѣевичѣ!»

«Составленіе молитвы тѣмъ болѣе любопытно, что хотя Алена не была совсѣмъ раскольницей, но находилась въ расколь[79]ничьемъ кругу, и мужъ ея былъ „иконоборецъ“, не поклонялся иконамъ».

Очевидно, что если бы фанатиковъ раскола не отдѣляло отъ Петра религіозное изувѣрство, они преклонялись бы передъ нимъ такъ же, какъ и весь русскій народъ. Во всякомъ случаѣ, молитва Алены Ефимовой составляетъ драгоцѣнный документъ для пониманія и для оцѣнки той любви, которую всегда питалъ русскій человѣкъ къ своимъ Царямъ.

*  *  *

Горько оплакалъ народъ и смерть Екатерины II. Въ девятомъ выпускѣ «Пѣсенъ, собранныхъ Кирѣевскимъ», напечатана слѣдующая пѣсня:

Какъ во славномъ было городѣ:

Въ Петропавловской славной крѣпости,

Засажены добры молодцы,

Засажены — думу думали:

Думу думали, слезно плакали,

Во слезахъ они рѣчь говорили:

«Подымитеся, вѣтры буйные,

Вѣтры буйные, полунощные,

Вы раздуйте мать сыру землю,

Разнесите вы желты пески,

Желты пески, мелки камушки:

Раскройся ты, гробова доска,

Распахнись, золота парча;

Ужъ встань — проснись, наша матушка,

Ты Россійская государыня,

Катерина Алексѣевна!

Посмотри-ка на свои полки,

На любезной-то полкъ Семеновской,

На Семеновской, на Конную Гвардію!

Какъ у насъ въ полкахъ не по прежнему:

Караулы стали частые,

Перемѣны стали рѣдкія,

А начальство пошло строгое!»

IX.

Глубокое уваженіе и преданность къ царямъ сказываются въ народныхъ пѣсняхъ и легендахъ и объ Императорѣ Александрѣ Павловичѣ. Въ четвертомъ томѣ сочиненія Н. К. Шильдера «Императоръ Александръ I», авторъ, перечисляя толки, вызванные неожиданною смертью Александра I въ Таганрогѣ, говоритъ, что [80]сначала въ Сибири, а затѣмъ и по всей Россіи, распространилась молва, будто въ 1825 году былъ погребенъ не Александръ I, а кто-то другой, а что Александръ I скрылся изъ Таганрога отъ Императрицы Елизаветы Алексѣевны и своихъ приближенныхъ, и велъ въ теченіе болѣе сорока лѣтъ отшельническую жизнь близь Томска, получивъ даръ прозорливости и чудотворенія. Въ народѣ доселѣ держится молва, смѣшивающая Александра Павловича съ однимъ сибирскимъ подвижникомъ, умершимъ въ 1864 году, 87 лѣтъ отъ роду и называвшимся Ѳедоромъ Кузьмичемъ. Загадочная личность Ѳедора Кузьмича и его громкая извѣстность, вмѣстѣ съ разсказами о благочестіи Императора Александра I, послужили поводомъ къ образованію легенды, о которой идетъ рѣчь. «О жизни Ѳедора Кузьмича до его появленія въ Сибири, говоритъ Н. К. Шильдеръ, ничего не извѣстно. Въ 1836 году, около города Красноуфимска, въ Пермской губерніи, мужчина лѣтъ шестидесяти былъ задержанъ какъ бродяга, наказанъ двадцатью ударами плетей и сосланъ въ Сибирь. Съ 1837 года, началась извѣстная уже по различнымъ описаніямъ отшельничесйая жизнь старца, которая прославила его въ Сибири, окружила его ореоломъ святости и прекратилась лишь въ 1864 году. На могилѣ его, въ оградѣ Томскаго Алексѣевскаго монастыря, былъ поставленъ крестъ, съ надписью: „Здѣсь погребено тѣло Великаго Благословеннаго старца, Ѳеодора Кузьмича, скончавшагося въ Томскѣ 20-го января 1864 года“. Тайну свою Ѳедоръ Кузьмичъ унесъ въ могилу; незадолго до кончины, на просьбу объявить хотя-бы имя своего ангела, загадочный старецъ отвѣчалъ: „это Богъ знаетъ“. На подобный-же вопросъ, сдѣланный старцу ранѣе, онъ замѣтилъ: „я родился въ древахъ; если-бы эти древа на меня посмотрѣли, то-бы безъ вѣтра вершинами покачали“.

По разсказамъ, Ѳедоръ Кузьмичъ былъ роста высокаго, плечистый, съ величественной осанкой, такъ что этой своей благообразной наружностью и вмѣстѣ съ тѣмъ тихой и степенной рѣчью онъ производилъ на своихъ собесѣдниковъ обаятельное впечатлѣніе. Всѣхъ сразу поражала какая-то необыкновенная величавость во всемъ обликѣ, въ пріемахъ и движеніяхъ старца, въ поступи и въ говорѣ и особенно въ благолѣпныхъ чертахъ лица, въ кроткихъ [81] глазахъ, въ чарующемъ звукѣ голоса и въ скудныхъ рѣчахъ, выходившихъ изъ устъ его. Иногда онъ казался строгимъ и даже повелительнымъ. Все это побуждало посѣтителей невольно преклонять предъ старцемъ колѣна и кланяться ему въ ноги.

На очень распространенныхъ фотографическихъ снимкахъ съ портрета Ѳедора Кузьмича, онъ представленъ сидящимъ въ кельѣ, въ длинной бѣлой рубахѣ, подвязанной поясомъ, сѣдымъ старцемъ съ бородою; одна рука покоится на груди, другая заткнута за поясъ. Въ углу убогой кельи виднѣются распятіе и икона Божіей Матери. Лицо старца напоминаетъ нѣсколько черты Императора Александра Павловича».

Вотъ одинъ разсказъ изъ жизни Ѳедора Кузьмича въ Сибири.

«Таинственный старецъ, по убѣжденію народному, имѣлъ какой-то особенный даръ утолять страданія, не только тѣлесныя, но и душевныя, единымъ словомъ, часто въ видѣ прозорливаго предсказанія объ исцѣленіи или указаніи средствъ къ тому. Съ молвою росла и слава о немъ въ Сибири, и скоро не было нигдѣ тѣлесно или душевно страждущихъ или движимыхъ благочестивыми чувствами, которые не старались бы посѣтить, видѣть и слышать отшельника во что бы то ни стало. Въ той же мѣстности, въ которой былъ водворенъ старецъ, жили двое сосланныхъ, бывшихъ придворныхъ служителей; одинъ изъ нихъ тяжко заболѣлъ и, не имѣя возможности лично отправиться къ старцу, упросилъ своего товарища посѣтить его и испросить исцѣленія больного. Товарищъ его, при содѣйствіи одного человѣка, имѣвшаго доступъ къ Ѳедору Кузьмичу, былъ принятъ послѣднимъ въ его келіи, провожатый же остался въ сѣняхъ. Посѣтитель, войдя въ келію, тотчасъ бросился въ ноги къ старцу и, стоя передъ нимъ на колѣняхъ, съ поникшей головой, съ невольнымъ страхомъ, разсказываетъ ему, въ чемъ было дѣло. Кончивъ, онъ чувствуетъ, что старецъ обѣими руками поднимаетъ его, и въ то же время онъ слышитъ — и не вѣритъ своимъ ушамъ — чудный, кроткій, знакомый ему голосъ… Встаетъ, поднимаетъ голову, взглянулъ на старца и съ крикомъ, какъ снопъ, повалился безъ чувствъ на полъ. Передъ нимъ стоялъ и говорилъ въ лицѣ отшельника (какъ онъ утверждалъ потомъ) самъ Императоръ Александръ Пав[82]ловичъ, со всѣмъ его наружнымъ обликомъ, но только старецъ, съ сѣдой бородой. Ѳедоръ Кузьмичъ отворилъ дверь и кротко сказалъ провожатому: „возьмите его бережно, онъ очнется и оправится, но скажите ему, чтобы онъ никому не говорилъ, что онъ видѣлъ и слышалъ — больной же товарищъ его выздоровѣетъ“. Такъ, дѣйствительно, и случилось. Очнувшійся посѣтитель повѣдалъ, однако, провожатому и товарищу, что въ лицѣ старца онъ узналъ Императора Александра Павловича, и съ тѣхъ поръ въ Сибири распространилась народная молва о таинственномъ происхожденіи Ѳедора Кузьмича».

Разсказъ о легендѣ, преобразовавшей Ѳедора Кузьмича въ Александра Павловича, Н. К. Шилдеръ заканчиваетъ замѣчаніемъ одного французскаго поэта о томъ, какъ создаются легенды. «Онѣ распускаются, подобно роскошнымъ цвѣтамъ подъ лучезарнымъ блескомъ, озаряющимъ жизнь героевъ. Человѣкъ уже сошелъ въ могилу, а легенда переживаетъ его. Она слѣдуетъ за его переходомъ въ вѣчность, подобно слѣду, оставляемому метеоромъ, и вскорѣ становшся болѣе блестящей, болѣе сіяющей».

А сколько поэтическихъ легендъ создалъ русскій народъ о своихъ Царяхъ!

X.

Пѣсни о Царяхъ слагаются народомъ и въ наши времена. Въ № 271 «Петербургскихъ Вѣдомостей» 1898 года г. Е. Марковъ обнародовалъ пѣсню о мученической кончинѣ Императора Александра II, распѣваемую, между прочимъ, на «радѣніяхъ» нѣкоторыхъ сектантовъ, и записанную съ ихъ словъ:

Какъ всплакалась Россеюшка по Бѣломъ по Царѣ,

Всплакаласъ, сколебалась,

Питеръ, Москва вся смѣшалась

Нашъ батюшка, Бѣлый Царь,

Скончалъ во Свой санъ

Господь блюлъ Его до время

…………..

День и ночь они слѣдили,

Царю жизнь прекратили

…………….

Нашъ батюшка, Бѣлый Царь,

Александръ Государь,

За Своихъ вѣрныхъ дѣтей

[83]Стоялъ Онъ среди сѣтей

…………….

Онъ во царскомъ во дворцѣ

Сказалъ слово при концѣ

Онъ потребовалъ Синодъ

И весь Царскій Божій родъ

…………….

Кровь и слезы онъ пролилъ,

Александра благословилъ

«Вотъ Вамъ скипетръ и вѣнецъ,

Весь царскій мой дворецъ,

Моя шпага и корона,

Мнѣ прискорбная дорога

Еще лента голубая

И печать моя златая,

Изволь право управлять

Моихъ вѣрныхъ соблюдать»

……………

Господь душу принималъ,

За ней ангеловъ всылалъ

За ней ангелы слетали

Съ семигранными мечами

[См также Пѣсню на кончину Императора Александра II, записанную въ Области Войска Донского, со словъ одного слѣпого — лирника, въ іюньской книжкѣ «Русской Старины» 1900 г]

и т. д.

Приводя эту пѣсню, г. Марковъ замѣчаетъ, что у нашихъ сектантовъ народная душа осталась вѣрною себѣ въ отношеніяхъ къ Царю. Было время, когда наши политическіе агитаторы возлагали большія надежды на старообрядцевъ и раскольниковъ. Оказалось, однако, что и раскольники отличаются такою же преданностью монархическимъ началамъ, какъ и другіе русскіе люди, не утратившіе своего національнаго нравственкаго облика. Въ этомъ убѣдился Герценъ, въ этомъ убѣдился и Кельсіевъ.

XI.

Любовное, довѣрчивое отношеніе къ Царю сказывается въ народѣ всегда и во всемъ; — сказывается даже и тогда, когда между крестьянами начинаютъ ходить смутные толки и слухи, доставляющіе правительству не мало хлопотъ. Оно проявилось и въ то время, когда по Россіи пронеслась молва о предстоявшемъ будто бы равненіи всей земли, то есть, о передѣлѣ ея. Вспоминая [84] объ этой молвѣ, которую министръ внутреннихъ дѣлъ Маковъ счелъ нужнымъ опровергнуть путемъ оффиціальнаго сообщенія, Энгельгардъ въ своихъ письмахъ «Изъ деревни» (стр. 447—449) говоритъ: «Толковали о томъ, что будутъ равнять землю и каждому отрѣжутъ столько, сколько кто можетъ обработать. Никто не будетъ обойденъ. Царь никого не выкинетъ, каждому дастъ соотвѣтствующую долю въ общей землѣ. По понятіямъ мужика, каждый человѣкъ думаетъ за себя, о своей личной пользѣ, каждый человѣкъ эгоистъ, только міръ да Царь не эгоисты. Царь хочетъ, чтобы всѣмъ было ровно, потому что всѣхъ онъ одинаково любитъ, всѣхъ ему одинаково жалко. Функція Царя — всѣхъ равнять»… «Вся земля принадлежитъ Царю, и Царь властенъ, если ему извѣстное распредѣленіе земли невыгодно, распредѣлить иначе поравнятъ»… «Видя, что у помѣщиковъ земли пустуютъ или обрабатываются не такъ, какъ слѣдуетъ, видя, что огромныя пространства плодороднѣйшей земли, напримѣръ, изъ подъ вырубленныхъ лѣсовъ, остаются невоздѣланными и заростаютъ всякою дрянью, не приносящей никому пользы, мужикъ говорить, что такой порядокъ Царю въ убытокъ. Хлѣба нѣтъ, хлѣбъ дорогъ, а отчего? Оттого, что нѣтъ настоящаго хозяйства, земли заброшены, не обрабатываются, пустуютъ. Царю выгоднѣе, чтобы земли не пустовали, обрабатывались, приносили пользу. По понятіямъ мужика, земля — царская, конечно, не въ томъ смыслѣ, что она составляетъ личную царскую собственность, а въ томъ, что Царь есть распорядитель всей земли. На то онъ и Царь. Если мужикъ говоритъ, что Царю невыгодно, когда земля пустуетъ, то его царская польза требуетъ, чтобы земля воздѣлывалась, то тутъ дѣло вовсе не въ личной пользѣ Царя, — Царю ничего не нужно, у него все есть, — а въ пользѣ общественной. Общественная польза требуетъ, чтобы земли не пустовали, хозяйственно обрабатывались, производили хлѣбъ. Общественная польза и справедливость требуютъ равнять землю, производить передѣлы».

Въ апрѣльскихъ NoNo «Правительственнаго Вѣстника» за 1898 годъ печаталися матеріалы для исторіи послѣдней переписи. Здѣсь сообщались, между прочимъ, народные толки, связавшіе перепись съ заботою Государя объ Его подданныхъ. «Вѣра въ то, [85] что чрезвычайная государственная мѣра переписи принята въ видахъ улучшенія крестьянскаго быта, была общая въ народѣ и коренилась въ глубокомъ убѣжденіи его въ томъ, что въ ней выразилось участіе Царя-Батюшки, „Который хочетъ, видно, дать крестьянамъ какія-нибудь льготы“ (Мологскій уѣздъ). „Онъ хочетъ узнать, сколько у Него народу“ (Ярославскій уѣздъ), „а Ему нужно знать не только то, что записываютъ, а и больше того“ (Бѣжецкій уѣздъ). „Если ужъ Царь-Батюшка приказалъ сдѣлать перепись, стало нужно для Него“ (Новоторжскій уѣздъ), „доброе Онъ дѣло придумалъ — Онъ о насъ грѣшныхъ заботится“ (Новоторжскій уѣздъ). „Какой молодой Государь любознательный: все-то Ему хочется узнать про насъ, и кто чѣмъ кормится“.

Эти объясненія переписи связывали всегда ея начало и иниціативу съ желаніемъ Государя и, благодаря, главнымъ образомъ такому убѣжденію народной массы, перепись прошла безпрепятственно и въ общемъ удачно, несмотря на поднятые ею отнюдь не безопасные толки. Не понимая значенія переписи, не довѣряя всѣмъ разъясненіямъ ея, толкуя ее по своему, народъ все таки считалъ ее дѣломъ Государевымъ (Ярославскій уѣздъ), Царскимъ (Любимскій уѣздъ). „Царь знаетъ, что дѣлаетъ“, — говорилъ онъ (Мологскій уѣздъ) „и молился о здоровьи Царя-Батюшки за его заботы о крестьянскомъ людѣ“ (Любимскій уѣздъ).

Вообще, толки, въ которыхъ такъ или иначе замѣшано было имя Государя, были весьма характеристичны и нерѣдко трогательны въ ихъ наивности.

Такъ, напримѣръ, одинъ изъ счетчиковъ Костромского уѣзда говоритъ: Царь-Батюшка захотѣлъ всѣхъ знать своихъ дѣтокъ, и будетъ теперь помогать, въ чемъ у кого нужда, а начальство-то, видно, не все ему сказывало…» Тому же счетчику довелось слышать и болѣе оригинальное разсужденіе о переписи: «Молодая-то наша Царица и говоритъ Самому-то: что это у Тебя сколько бѣдныхъ, у Моего папаши въ царствѣ всѣ богаты, узнай-ка хорошенько гдѣ кто какъ живетъ, да и придумаемъ, что дѣлать». Что народъ толковалъ объ участіи молодой Государыни въ его судьбѣ, свидѣтельствуетъ слухъ, ходившій въ одномъ изъ захолустій такого дальняго уѣзда Костромской губерніи, какъ Варнавинскій, гдѣ въ народѣ говорили, что «Молодая Царица [86] взята изъ страны, гдѣ нѣтъ безземельныхъ, поэтому она хочетъ сдѣлать, чтобы и у насъ ихъ не было».

Приписывая почти вездѣ иниціативу переписи Государю, народъ, по свидѣтельству земскаго начальника, завѣдывавшаго однимъ изъ переписныхъ участковъ Юрьевецкаго уѣзда, Костромской губерніи, простодушно разсказывалъ, что «лѣтомъ Государь ѣздилъ за границу въ гости, гдѣ въ то время гостили и всѣ прочіе государи-короли. Во время разговора всѣ стали сказывать, у кого сколько народу въ царствѣ. Когда спросили нашего Государя о количествѣ народа, то Онъ отвѣтилъ, что не знаетъ, и какъ только возвратился домой, приказалъ пересчитать народъ во всемъ царствѣ».

На ряду съ этимъ объясненіемъ, въ Мологскомъ уѣздѣ ходило другое, свидѣтельствующее о благодарной памяти народа къ Царю-Освободителю: «Государь хочетъ знать», говорили крестьяне, «какъ живутъ Его подданные, чтобы что-нибудь сдѣлать новое. Вотъ и покойный Государь Александръ Николаевичъ, какъ узналъ, какъ плохо живутъ крестьяне у помѣщиковъ, такъ и освободилъ насъ (дай Ему Богъ Царство небесное). Умирать станемъ, такъ и дѣтямъ закажемъ поминать Его вѣчно».

Благоразумные и болѣе бывалые крестьяне, по своему объясняя перепись, говорили, «что хозяйство провѣрки требуетъ, хорошій хозяинъ и курицу, и скотинушку считаетъ, такъ какъ же народъ не пересчитать! Царю-Батюшкѣ захотѣлось свое хозяйство въ извѣстность привести, вздумалъ насъ сосчитать, о насъ заботится нашъ Кормилецъ» (Новоторжскій уѣздъ). Сельская бѣднота полагала, что Государь приказалъ перепись сдѣлать, чтобы бѣднымъ помочь; увидя нужду, дастъ вспомоществованіе" (Любимскій уѣздъ).

Для этого, между прочимъ, по слухамъ, ходившимъ въ Новоторжскомъ уѣздѣ, во время коронаціи была, будто бы, назначена особая сумма. Уповая, что малоземелье въ Варнавинскомъ уѣздѣ будетъ прекращено дополнительнымъ надѣломъ, крестьяне связывали дарованіе такового съ ожиданіемъ рожденія Наслѣдника Престола и служили молебны. Ожидаемое уравненіе надѣловъ объяснялось желаніемъ Государя (Бѣжецкій уѣздъ). «Онъ хочетъ все знать для того, чтобы надѣлить безземельныхъ и малоземель[87]ныхъ землею», говорили въ Вышневолоцкомъ уѣздѣ. «Онъ самъ назначилъ перепись, чтобы узнать количество земли у крестьянъ, чтобы ее раздѣлить равномѣрно между крестьянами», толковали ростовцы. «Должно быть нашъ Милостивецъ, нашъ Батюшка-Царь, какъ настоящій Отецъ и Кормилецъ, хочетъ получше знать весь Свой народъ; не будетъ ли послѣ этой переписи настоящаго передѣла и надѣленія землею каждаго крестьянина», догадывались крестьяне Мологскаго уѣзда.

Съ своей стороны, весьегонскіе мѣщане полагали, что цѣль переписи заключается не иначе, какъ въ томъ, что Царь пожелалъ узнать, кто и какъ живетъ, много ли въ государствѣ богатыхъ и бѣдняковъ, а потому, когда Царь узнаетъ, что больше всего бѣдняковъ изъ мѣщанъ, то и велитъ дать мѣщанамъ земли, чтобы они, подобно крестьянамъ, занимались хлѣбопашествомъ, имѣли постоянный и вѣрный кусокъ хлѣба, а независѣли бы отъ случайностей, какъ теперь.

XII.

До сихъ поръ мы говорили о монархическихъ убѣжденіяхъ великороссовъ. Не нужно думать, однако, что другія племена, составляющія разновидности русской народности, не проникнуты преданностью къ царской власти. И въ малороссійскихъ пѣсняхъ, напримѣръ, эта преданность выражается совершенно опредѣленно, хотя малороссы, долго жившіе особнякомъ отъ Московскаго государства и никогда не стоявшіе такъ близко къ русскимъ царямъ, какъ великороссы, не могли сложить о царяхъ и о царской власти столько пѣсенъ, сколько сложилось ихъ въ сѣверныхъ и центральныхъ областяхъ Россіи. Нѣкоторые историки изображаютъ Екатерину II злою мачихою для Украины, а между тѣмъ у черноморскихъ казаковъ распѣвается вотъ какая пѣсня про императрицу, уничтожившую Запорожскую Сѣчь.

Годи вже намъ журытыся, — пора перестаты

Заслужилы видъ Царыци — за службу заплаты,

Дала хлибъ, силь и грамоты за вирной службы.

Отъ теперь мы, мылы братья, забудемо нужды!

Въ Таманѣ жыть, вирно служыть, — граныцю держаты,

Рыбу ловить, горылку пыть, — ще й будемъ богаты,

Та вже можно женытыся — и хлиба робыты,

[88]А хто итыме изъ невирныхъ, — якъ ворога быты,

Слава-жъ Богу, та Царыци, — а покой Гетману

Подякуемо Царыци, — помолымось Богу,

Що вона намъ показала — на Кубань дорогу

[См. «Старосвѣтскій бандуристъ» Закревскаго].

М. Драгомановъ издалъ въ 1881 году въ Женевѣ цѣлую книгу съ цѣлью доказать, будто въ Малороссіи, въ массахъ населенія, происходитъ соціально-политическое броженіе, которымъ могутъ воспользоваться въ своихъ интересахъ наши революціонеры. Книга, о которой мы говоримъ, носитъ названіе: «Нови украински писни про граматскы справы». Драгоманову очень хотѣлось доказать, что взглядъ малороссовъ на царя имѣетъ мало общаго со взглядомъ великоросса, но «нови украински писни», которыя онъ приводитъ, доказываютъ совершенно противоположное. Въ нѣкоторыхъ изъ этихъ пѣсенъ идетъ рѣчь объ Императорѣ Александрѣ II и объ освобожденіи крестьянъ.

На многія лита нашему цареви,

Що зробывъ увольненья нашему краеви!

На многія лита ще й нашіи царевни,

Що насъ поривняла зъ панами наривни.

На многія лита нашей царыци,

Що не ходятъ на панщыну нашы молодыци!

На многія лита щей царевымъ дитямъ,

Що позволылы добрымъ людямъ въ корчми посылиты.

Ой, будемъ зароблять, на Боже даваты.

…………………………

Нихто жъ теперь мужика, нихто жъ не забудетъ.

……………………..

……………………..

……………………..

Помолытця, люды, Богу до святой матки,

Подарувавъ царь панщиноньку, подаруе й податки,

Помолытця, молодыцы, до святой фыгуры,

Що подарувавъ вамъ царь яйца матки куры.

(Стр. 78).

Ой, подружылысь паны зъ хлопамы:

Слава царевы ридному, слава!

Александръ Вторый въ насъ въ серцяхъ буде,

Діи его святыхъ Богъ не забуде;

Александръ Вторый въ насъ въ серцяхъ буде —

Для него зъ любовью кровъ наша й груды.

(Стр. 75).

[89]Нема свята, ни недили — а голосить въ церкви дзвинъ,

Мыло гуде въ опивночы, всихъ сзывае въ Божій димъ.

Кажутъ есть щось видъ царя

Чи не крыкнемъ ему: ура!

Дзвинъ гуде про нашу мылу долю, прійшовъ царскій манифесъ

Молимося за царя.

И вси крыкнемъ ему: ура!

(Стр. 76).

*  *  *

Народныя пѣсни, былины, пословицы, сказки и легенды о русскихъ царяхъ и о царской власти могутъ дать обильный матеріалъ для обширной монографіи о политическихъ инстинктахъ и воззрѣніяхъ русскаго народа. Ея отсутствіе составляетъ замѣтный и существенный пробѣлъ въ нашей ученой литературѣ. Монографія, о которой мы говоримъ, если бы она была написана съ талантомъ и знаніемъ дѣла, разсѣяла бы цѣлый рядъ иллюзій и миражей, которыми тѣшатъ себя наши политическіе скитальцы, считающіе возможнымъ передѣлать русскій государственный строй по французскому, или по англійскому образцу, по образцу Швейцарской республики или Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ.

Въ день Священнаго Коронованія Ихъ Императорскихъ Величествъ (14-го Мая 1896 г.).

Сегодня Всероссійскій Императоръ, могущественнѣйшій изъ монарховъ всего міра, возложитъ на себя корону, будетъ мuропомазанъ на царство, прочтетъ вслухъ православный Символъ вѣры и, колѣнопреклоненный, произнесетъ трогательную молитву, прекрасно выражающую возвышенный и мистическій характеръ нашего Самодержавія: «Господи, Боже отцевъ и Царю царствующихъ, сотворивый вся словомъ Твоимъ и премудростію Твоею устроивый человѣка, да управляетъ міръ въ преподобіи и правдѣ! Ты избралъ Мя еси Царя и судію людемъ Твоимъ. Исповѣдую неизслѣдимое Твое о Мнѣ смотрѣніе, и, благодаря, Величеству Твоему поклоняюся. Ты же, Владыко и Господи Мой, настави Мя въ дѣлѣ, на неже послалъ Мя еси, вразуми и управи Мя въ великомъ служеніи семъ. Да будетъ со мною присѣдящая престолу Твоему премудрость. Посли ю съ небесъ святыхъ Твоихъ, да разумѣю, что есть угодно предъ очима Твоима и что есть право въ заповѣдехъ Твоихъ. Буди сердце Мое въ руку Твою, еже вся устроити къ пользѣ вручевныхъ мнѣ людей и къ славѣ Твоей, яко да и въ день суда Твоего непостыдно воздамъ Тебѣ слово».

Кто изъ русскихъ не откликнется всей душой на эту молитву своего Государя и не пожелаетъ Ему долгихъ и долгихъ лѣтъ счастливаго царствованія во славу и на благо русскаго народа и русскаго государства?

Высокопреосвященный Амвросій, архіепископъ Харьковскій, въ одной изъ своихъ проповѣдей наглядно опредѣляетъ значеніе Священнаго Коронованія Русскихъ Государей. «Восшествіе нашего наслѣдственнаго Царя на престолъ, говоритъ знаменитый церков[185]ный ораторъ нашего времени, есть событіе, заранѣе признанное народомъ, не представляющееся нечаяннымъ, не возбуждающее сомнѣній и недоумѣній, — какъ при перемѣнѣ правительствъ у другихъ народовъ, — есть такой же актъ въ нашей народной жизни, какъ въ природѣ неотложное и всегда ожидаемое, урочное восхожденіе солнца, а Священное Коронованіе есть какъ бы обрученіе Царя Его царству для единодушнаго и нераздѣльнаго служенія благу страны и государству».

Какъ просты и вмѣстѣ съ тѣмъ какъ мѣтки эти сравненія! «Священное Короновавіе есть какъ бы обрученіе Царя Его царству»… Вотъ почему на сегодняшнемъ торжествѣ въ Успенскомъ соборѣ будетъ присутствовать духовно вся Россія, ибо то, что совершится нынче въ стѣнахъ этого храма, близко касается всей Русской Земли, неразрывно связанной съ своимъ Государемъ.

Священное Коронованіе Императоровъ Всероссійскихъ является не только русскимъ торжествомъ, но и торжествомъ чистой монархіи вообще, спасительное значеніе которой перестали понимать на Западѣ, — монархіи, чуждой всякихъ сдѣлокъ съ парламентаризмомъ, аристократическими и демократическими началами, и сочетающей въ себѣ неограниченную власть съ покровительствомъ разумной свободѣ, твердость и единство государственнаго правленія съ стремленіемъ къ общему благу. Иностранцы, съѣхавшіеся въ Москву, увидятъ въ ней то, чего они не увидятъ ни на Западѣ, ни внѣ европейскихъ государствъ: Монарха-автократа, любимаго "своимъ народомъ и руководящагося въ своихъ дѣйствіяхъ христіанствомъ временъ апостоловъ и вселенскихъ соборовъ.

Намъ припоминаются слова Грановскаго: «Монархическое начало лежитъ въ основаніи всѣхъ великихъ явленій русской исторіи; оно есть корень, изъ котораго выросли наша государственная жизнь, наше политическое значеніе въ Европѣ. Это начало должно быть достойнымъ образомъ раскрыто и объяснено въ нашихъ учебныхъ заведеніяхъ. Для достиженія такой цѣли нѣтъ надобности прибѣгать къ утайкамъ и лжи. Дѣло науки и преподаванія показать, что Русское Самодержавіе много отличается отъ тѣхъ формъ, въ которыя монархическая идея облеклась въ другихъ странахъ. Непросвѣтленныя христіанствомъ, [186] чуждыя понятію о правѣ и законности, деспотіи Востока и основанная на случайномъ успѣхѣ и матеріальной силѣ Римская имперія являются равно искаженіемъ монархической формы. Даже въ христіанскихъ государствахъ новой Европы форма эта не всегда сохранялась въ должной чистотѣ. Латино-германскія государства возникли большею частью вслѣдствіе завоеванія, результатомъ котораго было рѣзкое отдѣленіе и потомъ борьба сословій, образовавшихся изъ покорившихъ и покоренныхъ племенъ. Государи западной Европы не могли не принять участія въ этихъ междоусобныхъ спорахъ, чрезъ это дѣятельность ихъ утратила тотъ высокій характеръ безпристрастія и безкорыстія, который, по мирному происхожденію своему и ходу нашей исторіи, сохранило Русское самодержавіе. Между тѣмъ, какъ развитіе западныхъ народовъ совершалось во многихъ отношеніяхъ не только независимо отъ монархическаго начала, но даже наперекоръ ему, у насъ Самодержаніе положило свою печать на всѣ важныя явленія русской жизни: мы приняли христіанство отъ Владиміра, государственное единство — отъ Іоанновъ, образованіе — отъ Петра, политическое значеніе въ Европѣ — отъ его преемниковъ» [Сочиненія Грановскаго, II, «Записка и программа учебника всеобщей исторіи»].

Священное Коронованіе служитъ напоминаніемъ обо всемъ этомъ и поэтому имѣетъ не только важное религіозное значеніе, но является и крупнымъ политическимъ событіемъ, какъ символическое воплощеніе тѣхъ упованій и надеждъ, которыя возлагаетъ Россія на своихъ Государей, и тѣхъ нравственныхъ узъ, которыя соединяютъ Имперію съ ея Главою.

*  *  *

Разъясненіе смысла и значенія мuропомазанія, которое совершается при Священномъ Коронованіи надъ Русскими Государями, находится во второмъ томѣ (ї 210) «Православно-догматическаго, богословія» Макарія, покойнаго митрополита Московскаго.

"Такъ какъ таинство мuропомазанія знаменуетъ или запечатлѣваетъ насъ «печатію дара Духа Святаго», (Еф. 1, 13; 4, 30; 2 Кор. 1, 29), и такъ какъ извѣствуяй (утверждающій) и помазывающій насъ Богъ, и иже запечатлѣваетъ насъ и даетъ че[187]резъ, это таинство обрученіе Духа въ сердца наша (2 Кор. 1, 22), вѣренъ пребываетъ: отрещися бо себе не можетъ (2 Тим. 2, 13), то таинство мuропомазанія, подобно таинству крещенія, всегда считалось и нынѣ считается неповторяемымъ («Православ. испов.», ч. 1, отв. на вопр. 105). Разность только въ томъ, что крещеніе, если оно совершено правильно, не повторяется ни для кого, хотя бы кто даже отрекся имени Христова и потомъ обратился вновь къ православной церкви, а мuропомазаніе для отрекшихся имени Христова повторяется въ случаѣ обращенія ихъ къ православію («Правосл. испол», ч. 1, отв. на вопр. 15).

"Что же касается до священнодѣйствія, когда православная церковь помазуетъ св. мuромъ благочестивѣйшихъ Государей при вѣнчаніи ихъ на царство, соотвѣтственно тому, какъ помазываемы были цари елеемъ святымъ въ церкви ветхозавѣтной, по повелѣнію самого Бога (Пс. 88, 21; 1 Цар. 10, 1; 15, 3; 12, 13), — отчего и назывались Христами Его или помазанниками (I, Царств. 12, 3, 5; 24, 7 и др.), то это не есть повтореніе таинства мuропомазанія, черезъ которое сообщаются всѣмъ вѣрующимъ благодатныя силы, необходимыя собственно въ жизни духовной, но есть только иная, высшая степень сообщенія даровъ Св. Духа, потребныхъ для особеннаго, чрезвычайно важнаго, указываемаго самимъ Богомъ (Дан. 4. 22, 29), служенія царственнаго. И прія Самуилъ рогъ со елеемъ, повѣтствуется о мuропомазаніи на царство царя Давида, и помаза его посредѣ братіи его. И ношашеся Духъ Господенъ надъ Давидомъ отъ того дне и потомъ (I Царств. 16, 13). Извѣстно, что не повторяется и таинство священства; однако, оно имѣетъ свои степени, и рукоположеніе вновь и вновь совершаетъ священнослужителей для высшихъ служеній; такъ и мuропомазаніе Царей на царство есть только особая высшая степень таинства, низводящая сугубый Духъна помазанниковъ Божіихъ. Самыя молитвы, читаемыя при этомъ великомъ священнодѣйствіи, указываютъ на особенные дары, какіе испрашиваетъ Православная Церковь Богоизбранному Монарху. «О еже помазаніемъ всесвятаго мuра пріяти Ему съ небесе, — возглашаетъ, между прочимъ, протодіаконъ, — къ правленію и правосудію силу и премудрость, Господу помолимся». И первосвятитель, совершающій таинство, взываетъ потомъ: "Господи, [188] Боже нашъ, Царь царствующихь и Господи господствующихъ, иже черезъ Самуила пророка избравый раба Своего Давида и помазавый его въ царя надъ людомъ Твоимъ Израилевымъ! Самъ и нынѣ услыши моленіе насъ недостойныхъ, и вѣрнаго раба Твоего, великаго Государя,.. помазати удостой елеемъ радованія, одѣй Его силою съ высоты, посади Его на престолѣ правды, огради Его всеоружіемъ Святаго Твоего Духа, укрѣпи Его мышцу, покажи Его извѣстнаго хранителя святыя Твоея каѳолическія церкви догматовъ…

О нѣкоторыхъ ложныхъ взглядахъ на русскій государственный строй.

Русская образованность и русскій царизмъ. — Его будущность. — Онъ развивается все болѣе и болѣе. — Самобытность русской неограниченной монархіи. — Сознательность русскаго политическаго творчества. — Попытки ограниченія Царской власти въ Россіи. — Оппозиція Русскому Самодержавію и его критики. — Объ одномъ изреченіи въ романѣ Тургенева «Дымъ».

I.

Есть мнѣніе, будто неограниченная монархія можетъ существовать только у мало образованныхъ народовъ.

Это мнѣніе ни на чемъ не основано.

Развѣ монархическія привязанности и монархическія убѣжденія могутъ быть только у людей мало образованныхъ? Но какъ же быть съ тѣми знаменитыми мыслителями, поэтами и писателями, которые проповѣдывали монархическія начала? Какъ быть въ такомъ случаѣ съ Карамзинымъ, братьями Аксаковыми, Катковымъ, Пушкинымъ, Шекспиромъ и т. д.? Развѣ они были менѣе образованы, чѣмъ члены Общества Соединенныхъ Славянъ, составлявшіе крайнюю лѣвую декабристовъ? Развѣ Глинка, написавшій Жизнь за Царя, былъ менѣе образованъ, чѣмъ «композиторы», клавшіе на музыку разныя революціонныя пѣсни?

Та или другая форма правленія опредѣляется не только числомъ образованныхъ или ученыхъ людей въ странѣ, а цѣлымъ рядомъ историческихъ, бытовыхъ и иныхъ условій.

Пока древній Римъ былъ мало образованъ, онъ управлялся республиканскимъ режимомъ, когда же онъ сдѣлался центромъ всей древней цивилизаціи, онъ подчинился императорской власти. Германія, далеко не утратившая уваженія къ монархическому прин[194]ципу, гораздо образованнѣе южно-американскихъ республикъ, а Китай ужъ, конечно, гораздо образованнѣе республики Либеріи.

Вообще, только люди, зараженные политическими предразсудками, могутъ воображать, будто образованные народы управляются посредствомъ республиканскаго аппарата и представительныхъ учрежденій, а необразованные — монархами.

Въ теперешней Россіи процентъ грамотныхъ людей, конечно, больше, чѣмъ въ Новгородѣ временъ Ганзы. И что же? Теперешняя Россія управляется самодержавными монархами, а въ Новгородѣ временъ Ганзы были и выборные князья, и вѣче.

Нѣтъ никакого основанія думать, что развитіе монархическихъ началъ находится въ противорѣчіи съ распространеніемъ образованія.

Въ повѣсти Гоголя «Портретъ» Екатеринѣ II приписываются слова и мысли, имѣющія прямое отношеніе къ вопросу о вліяніи монархическихъ началъ на развитіе образованности.

«Государыня замѣтила, что не подъ монархическимъ правленіемъ угнетаются высокія, благородныя движенія души, не тамъ презираются и преслѣдуются творенія ума, поэзіи и художествъ; что, напротивъ, одни монархи были ихъ покровителями; что Шекспиры, Мольеры, процвѣтали подъ ихъ великодушною защитой, между тѣмъ, какъ Дантъ — не могъ найти угла въ своей республиканской родинѣ; что истинные геніи возникаютъ во время блеска и могущества государей и государствъ, а не во время безобразныхъ политическихъ волненій и терроризмовъ республиканскихъ, которые доселѣ не подарили міру ни одного поэта».

II.

Говорятъ: «Почемъ знать, что будетъ лѣтъ черезъ 100, черезъ 200? Ничто не вѣчно подъ луною. Россія была когда-то удѣльно-вѣчевою страною, потомъ сдѣлалась неограниченною монархіей; очень можетъ быть, что наступитъ такое время, когда она будетъ монархіей конституціонною, или усвоитъ себѣ иную форму правленія, федеративно-республиканскую, напримѣръ».

Будущее извѣстно одному Богу, но, на основаніи историческихъ указаній и всего того, что мы знаемъ о современной Рос[195]сіи, можно сказать, что наше Самодержавіе тѣсно связано съ политическимъ бытіемъ Россіи, что оно растетъ, а не малится.

Извѣстно, что ни одна форма правленія не отличается такою устойчивостью, какъ неограниченная и наслѣдственная монархія. Демократическія и аристократическія республики держались обыкновенно не долго и быстро погибали отъ междоусобныхъ распрей и внѣшнихъ ударовъ (вспомните древнюю Грецію, древній Римъ, средневѣковую Венецію, Новгородъ и Псковъ), нѣкоторыя же монархіи держались и держатся цѣлыя тысячелѣтія. Можно думать, поэтому, что бытіе Русскаго Самодержавія потомство будетъ считать тоже тысячелѣтіями. Все говоритъ за то, что, пока будетъ Россія, будетъ и Русское Самодержавіе, ибо существованіе такого громаднаго политическаго организма, какъ наша родина, немыслимо безъ Самодержавія.

Но долго ли будетъ существовать Россія? Она уже отпраздновала тысячелѣтнюю годовщину, но, вѣдь, не безъ причины же на Западѣ господствуетъ убѣжденіе, даже среди нашихъ заклятыхъ враговъ, что русскій народъ — народъ молодой, о дряхлости котораго говорить совсѣмъ странно. Тысячелѣтіе — срокъ, конечно, не малый, но Россія во всякомъ случаѣ гораздо моложе западно-европейскихъ державъ, отнюдь не помышляющихъ о смерти.

Къ тому же еще вопросъ и большой вопросъ: слѣдуетъ ли принимать за начало историческаго бытія современной Россіи 862-ой годъ? Россійская Имперія, если даже отождествлять ее съ Московскимъ государствомъ даровитѣйшихъ собирателей Земли Русской, еще не скоро будетъ праздновать тысячелѣтнюю годовщину. Московское государство можетъ быть уподоблено громадному зданію, построенному на гробницахъ множества давно погибшихъ княжествъ и царствъ, а Россійская Имперія — еще болѣе громадному зданію, сооруженному на развалинахъ или, вѣрнѣе, на костяхъ Московскаго Государства. Россійской Имперіи нѣтъ еще и 200 лѣтъ, а Русскому Самодержавію нѣтъ еще и пятисотъ лѣтъ, если считать его начало отъ Іоанна III.

Кто-то сравнивалъ Россію съ роскошнымъ плодомъ, уже носящимъ въ себѣ зародыши гніенія. Эти зародыши, насколько можетъ догадываться человѣческое предвидѣніе, могутъ заключаться [196] въ распространеніи безвѣрія, сектанства, антимонархическихъ началъ, нищеты, роскоши и т. д., и т. д. Но жизненность Россіи не оскудѣвала и не оскудѣваетъ. XIX вѣкъ ознаменовался для нея появленіемъ цѣлаго ряда геніальныхъ умовъ, дарованій и характеровъ. Жизненность Россіи донынѣ проявляется и чисто-внѣшнимъ образомъ: въ развитіи ея политическаго могущества, въ томъ почетномъ положеніи, которое она занимаетъ среди другихъ державъ, въ ея міровой политикѣ, въ ея территоріальномъ разростаніи.

Политическіе организмы обладаютъ такою же жизненностью, какъ и біологическія особи, и растутъ, подобно имъ, впредь до полной возмужалости. Россія еще не достигла полной возмужалости, иначе она не пріобрѣтала бы новыхъ территорій, и притомъ не гдѣ-нибудь за океаномъ, а у самыхъ границъ своихъ.

Жизненность Россіи наглядно сказывается въ томъ, что ея территорія увеличивается какъ бы сама собой, даже въ самыя мирныя царствованія.

А чѣмъ больше увеличивается Россія, тѣмъ больше она нуждается въ Самодержавіи [См. ниже, стр. 2-15 и 96].

III.

Съ каждымъ новымъ царствованіемъ Царская власть въ Россіи не ослабѣвала, а возрастала и укрѣплялась, и не потому только, что съ теченіемъ времени Россія увеличивалась и требовала, въ силу своихъ географическихъ особенностей, все болѣе и болѣе твердыхъ скрѣпъ, но и потому, что каждое, сколько-нибудь крупное, историческое событіе въ Россіи имѣло своимъ необходимымъ послѣдствіемъ возвышеніе Царской власти.

Всѣ наши монархи были Самодержцами, но самодержавіе каждаго изъ нихъ имѣло свои оттѣнки. Эти оттѣнки зависѣли отъ духа времени и индивидуальныхъ особенностей того или другого государя.

Михаилъ Ѳедоровичъ былъ самодержцемъ, но еще болѣе самодержцемъ былъ его сынъ Алексѣй Михайловичъ, ибо при Але[197]ксѣѣ Михайловичѣ были окончательно опредѣлены отношенія Царя къ Церкви.

Благодушный Ѳедоръ Алексѣевичъ укрѣпилъ самодержавіе, положивъ конецъ мѣстничеству и тѣмъ самымъ развязавъ своимъ преемникамъ руки въ дѣлѣ замѣщенія государственныхъ постовъ и должностей.

Петръ Великій отмѣнилъ многое изъ того, что чтилось древнею Русью, но онъ не только не пошатнулъ Царской власти, но систематически старался укрѣплять и возвышать ее. Къ этой именно цѣли были направлены уничтоженіе патріаршества и Боярской Думы, введеніе табели о рангахъ, учрежденіе Синода, Сената, коллегій и т. д. Окруживъ свой тронъ ореоломъ новаго величія и громкой славы, сдѣлавшись основателемъ и повелителемъ регулярной арміи и военнаго флота, Петръ Великій и своими реформами, и своими побѣдами довершилъ созиданіе Русскаго Самодержавія, начатое его предшественниками, великими князьями и царями Московскими.

То, что мы сказали о Петрѣ Великомъ и первыхъ царяхъ изъ Дома Романовыхъ, можно сказать и по поводу позднѣйшихъ царствованій. Возьмемъ хотя бы царствованіе Александра II, когда кипѣла крамола, и когда на тронѣ возсѣдалъ одинъ изъ благодушнѣйшихъ монарховъ, какихъ знаетъ исторія. Величайшая изъ его реформъ — освобожденіе крестьянъ — несомнѣнно имѣла своимъ послѣдствіемъ утвержденіе Царской власти на чисто-народной основѣ. Эта реформа поставила Царя лицомъ къ лицу съ крестьянами. А судебная реформа и всѣ другія реформы Александра II, имѣвшія цѣлью упраздненіе судебнаго и административнаго произвола? Развѣ онѣ, по замыслу Царственнаго Законодателя, не должны были содѣйствовать укрѣпленію Самодержавія? Развѣ онѣ не были направлены къ тому, чтобы законность, а, слѣдовательно, и воля Царя, признавались въ самыхъ отдаленныхъ закоулкахъ государства?

Принято думать, что Александръ II ослабилъ бразды правленія послѣ, Николая Павловича. Императоръ Николай Павловичъ былъ, правда, строже своего преемника, но при Николаѣ Павловичѣ законъ нарушался гораздо чаще, чѣмъ послѣ реформъ его сына. Гоголевскіе чиновники, конечно, признавали Царскую власть [198] и не были ни республиканцами, ни конституціоналистами, но они торговали правосудіемъ и гнули законъ, какъ хотѣли. Вотъ почему Николай Павловичъ и сказалъ на первомъ представленіи Ревизора, что Ему больше всѣхъ досталось отъ автора комедіи. Самодержавіе, по духу своему требуетъ неуклоннаго исполненія на всемъ пространствѣ Имперіи ясно выраженной и даже подразумѣваемой въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ воли Государя. Съ этой точки зрѣнія Императоръ Александръ II, безъ сомнѣнія, много сдѣлалъ для укрѣпленія Самодержавія.

Вообще, какое бы изъ событій русской исторіи мы ни взяли, каждое изъ нихъ окажется связаннымъ съ дальнѣйшимъ развитіемъ Самодержавія.

Остановимся хотя бы на дѣлахъ Китая, нежданно-негаданно ополчившагося противъ христіанства и бѣлой расы. Теперь намъ еще нельзя считать Китай безопаснымъ сосѣдомъ, а вѣдь наша граница съ Китаемъ тянется на 8000 верстъ, и нынѣ самъ собою выдвигается вопросъ, тревожащій даже Западную Европу: что будетъ, если Имперія богдыхановъ усвоитъ себѣ европейскую технику, введетъ у себя всеобщую воинскую повинность, обучитъ и вооружитъ на европейскій ладъ всѣ свои войска? Еслибъ у насъ не было Самодержавія, его нужно было бы создать въ виду новой угрозы, являющейся на Дальнемъ Востокѣ.

Нѣкоторые писатели предрекаютъ неизбѣжность грознаго нашествія монгольскихъ племенъ и чуть не всесвѣтное монгольское иго, причемъ возлагаютъ свои упованія на Россію. Если даже не взирать на будущее со столь мрачной точки зрѣнія и не думать_,что въ Китаѣ можетъ появиться второй Аттила, то намъ все-таки нельзя смотрѣть на китайцевъ, какъ на безобидныхъ сосѣдей, войны съ которыми нѣтъ основанія опасаться. Сама жизнь выдвигаетъ для Русскихъ Государей новую и великую задачу, и тѣмъ самымъ указываетъ на необходимость дальнѣйшаго укрѣпленія и развитія монархическихъ началъ въ Россіи, какъ въ государственной практикѣ, такъ и въ умахъ, и сердцахъ всѣхъ русскихъ людей.

IV.

Есть мнѣніе, что русское Самодержавіе не представляетъ ничего своеобразнаго. [199]

Пишущій эти строки столкнулся съ этимъ мнѣніемъ еще въ студенческіе годы, перечитывая курсъ государственнаго права одного даровитаго, давно умершаго профессора, принадлежавшаго къ числу западниковъ. Опровергая славянофиловъ, указывавшихъ на самобытность Россіи и русской культуры, этотъ профессоръ сближалъ московское самодержавіе съ западно-европейскимъ абсолютизмомъ и приходилъ къ заключенію, что оно составляетъ лишь одну изъ не разъ повторявшихся въ исторіи разновидностей неограниченной монархіи.

Всѣ формы правленія можно подвести подъ нѣсколько основныхъ категорій. Но изъ этого не слѣдуетъ, что всѣ монархіи, за исключеніемъ древнѣйшихъ изъ нихъ, были повтореніемъ первоначальныхъ прототиповъ. Форма правленія — понятіе родовое, неограниченная монархія — видовое, Русское Самодержавіе — понятіе недѣлимое. Исторія знаетъ много монархій, но изъ этого не слѣдуетъ, что всѣ монархіи тождественны. И орелъ, и ласточка, и страусъ — птицы, но ихъ нельзя смѣшивать. Разъяснять столь простую истину значитъ разъяснять основныя начала логики объ объемѣ понятій.

Нѣтъ сомнѣнія, что у всѣхъ неограниченныхъ монархій есть нѣкоторыя общія черты, вытекающія изъ ихъ природы, но у каждой изъ нихъ есть и свои особенности. И египетскіе фараоны, и китайскія богдыханы, и цари древней Персіи, и турецкіе султаны, и византійскіе басилевсы были неограниченные монархи. Но какая громадная разница между ихъ идеалами, правительственными пріемами, представленіями о власти, стремленіями, задачами и дѣлами!

Русское Самодержавіе столь же мало похоже на монархіи древняго Востока, какъ Царь Алексѣй Михайловичъ на какого-нибудь индійскаго раджу. Русское самодержавіе столь же рѣзко отличается отъ западно-европейскаго абсолютизма, какъ отличался Петръ Великій отъ Людовика XIV или Александръ II отъ Фридриха II прусскаго или Филиппа II Испанскаго.

Каждая неограниченная монархія развивалась и развивается подъ вліяніемъ цѣлаго ряда условій мѣста и времени и поэтому имѣетъ, помимо видовыхъ чертъ, ей одной присущія черты. Религія народа, природа занимаемой имъ территоріи, его культу[200]ра, его психическій строй, исторія, бытъ, достоинства и недостатки, привычки и понятія, — все это налагало и налагаетъ на каждую неограниченную монархію свой отпечатокъ. Въ томъ и заключается задача науки, чтобы рельефно выдѣлить этотъ отпечатокъ.

Задача русской исторіи и русскаго государственнаго права заключается, между прочимъ, въ томъ, чтобы показать особенности Русскаго Самодержавія сравнительно со всѣми другими самодержавіями, отмѣтить его своеобразный, русскій, національный характеръ.

Необходимо выяснить точно и раздѣльно, какъ отразилось на Русскомъ Самодержавіи вліяніе русской природы, вліяніе минувшихъ судебъ Россіи, вліяніе тѣхъ народовъ, съ которыми она сталкивалась, вліяніе русской народности, и т. д._,и т. д., и т. д. A prіorі можно сказать, что Русское Самодержавіе въ высшей степени самоцвѣтно. Всестороннее изслѣдованіе его — дѣло будущаго, но смѣшивать его съ самодержавіями, возникавшими на языческой почвѣ и доходившими до обоготворенія монарховъ, или съ самодержавіями римско-католическими и протестанскими, видѣвшими въ монархѣ то ставленниковъ Ватикана, то «первыхъ между равными» имъ вассалами, то первыхъ слугъ (иначе: высшихъ сановниковъ) государства, — значитъ впадать въ грубую ошибку.

V.

Особенности каждой формы правленія, въ ея реальномъ выраженіи у того или другого народа, познаются какъ мы сказали, изъ ея происхожденія, изъ мѣста и времени ея дѣйствія, изъ ея стремленій, изъ ея общаго духа и т. д. Особенности Русскаго Самодержавія могутъ быть предметомъ отдѣльнаго и обширнаго этюда. Намѣтимъ ихъ здѣсь лишь въ самыхъ общихъ чертахъ:

1) Наше Самодержавіе есть организація верховной власти, созданная русскимъ народомъ или, точнѣе сказать, великорусскимъ племенемъ, чѣмъ оно и отличается отъ всѣхъ другихъ самодержавій восточнаго, западно-европейскаго, а также и славянскаго типовъ.

2) Наше Самодержавіе — самодержавіе христіанское. Въ этомъ заключается его отличіе отъ языческихъ и мусульманскихъ мо[201]нархій. Наше Самодержавіе, кромѣ того, выросло на православной почвѣ. Въ этомъ заключается его отличіе отъ неограниченныхъ монархій, возникавшихъ на почвѣ римско-католической или протестантской.

3) Наше Самодержавіе дѣйствуетъ подъ такими широтами, до которыхъ не простиралась власть никакихъ монарховъ, кромѣ русскихъ. Наше Самодержавіе, если можно такъ выразиться, самое сѣверное изъ всѣхъ когда-либо существовавшихъ самодержавій. Южныя и среднія полосы Имперіи еще могутъ быть сравниваемы, по ихъ географическому положенію, съ территоріями другихъ неограниченныхъ монархій, прежде бывшихъ или теперешнихъ, но сѣверныя области Русской Державы далеко отстоятъ отъ всѣхъ территорій, входившихъ или входящихъ въ какія-либо неограниченныя монархіи.

Наше Самодержавіе, можно сказать, акклиматизировало монархическія начала на сѣверѣ. Русскій Царь, поэтому, всегда представлялся западнымъ народамъ, въ противоположнось другимъ неограниченнымъ монархамъ, «сѣвернымъ властелиномъ». Это прекрасно выражено въ стихотвореніи А. Н. Майкова, посвященномъ памяти Шекспира:

Но въ дни, когда ты цвѣлъ, и смѣло и свободно

Британскій флагъ вступалъ ужъ въ чуждыя моря;

Ты смутно лишь слыхалъ объ Руссіи холодной,

Великолѣпіи Московскаго Царя,

Боярахъ въ золотой одеждѣ, свѣтозарныхъ

Палатахъ, гдѣ стоитъ слоновой кости тронъ,

И возсѣдаетъ самъ владыка странъ полярныхъ,

Безмолвіемъ и славой окруженъ…

Въ предѣлахъ Россіи есть нынѣ и подтропическія страны, но славянамъ Балканскаго полуострова и жителямъ знойнаго юга Русскій Монархъ и теперь представляется «владыкой странъ полярныхъ».

4) Наше Самодержавіе рѣзко отличается отъ другихъ самодержавій своимъ сродствомъ съ нѣкоторыми другими неограниченными монархіями. Оно не испытывало прямого воздѣйствія ни древне-восточныхъ монархій, ни римскаго цезаризма, но извѣдало вліяніе сначала византійское и отчасти монгольское, а, затѣмъ, вліянія западно-европейскія, а именно: вліяніе французскаго и [202] нѣмецкаго абсолютизма и новѣйшаго германо-романскаго государственнаго строя.

5) Наше Самодержавіе принадлежитъ къ числу позднѣйшихъ самодержавій. Когда оно зародилось, древне-восточныя монархіи и римскій цезаризмъ уже давно отошли въ область преданій. Когда оно окрѣпло, Византійская имперія уже пала или была близка къ паденію. Въ эпоху блестящаго развитія нашего Самодержавія произошло крушеніе монархическихъ началъ на Западѣ. Теперь же, когда въ Европѣ остались, кромѣ Россіи, лишь двѣ неограниченныя монархіи: маленькая Черногорія и… княжество Монако, — которое скорѣе можетъ быть названо не неограниченною монархіей, а каррикатурой на нее, — наше Самодержавіе является хранителемъ огня на алтарѣ, единственною великою неограниченною монархіей во всемъ христіанскомъ мірѣ и, даже болѣе того, на всемъ земномъ шарѣ.

Чтобы наглядно показать значеніе и призваніе Русскаго Самодержавія въ XIX и XX столѣтіяхъ, можно набросать такую картину: вся земля покрыта разливомъ антимонархическихъ идей: въ Старомъ Свѣтѣ залиты уже всѣ германо-романскія державы. Залита потокомъ и Японія, а также и Турція, номинально считающаяся конституціоннымъ государствомъ. Новый Свѣтъ — Америка — совсѣмъ не виденъ изъ-подъ воды. Берега Китая уже сравнялись съ уровнемъ моря и, быть можетъ, скоро сдѣлаются добычей волнъ.

Изъ воды высоко поднимается лишь одинъ материкъ, въ берега котораго яростно бъютъ волны съ разныхъ сторонъ.

Этотъ материкъ — Россія.

Къ юго-западу отъ нея изъ-подъ воды, выглядываютъ: одна небольшая скала, гнѣздо Черногорскихъ орловъ, а еще дальше крошечный клочекъ земли, на которомъ построенъ игорный домъ. Къ востоку отъ Россіи, тамъ, гдѣ находится Азія, давшая міру столько монархій, высится нѣсколько острововъ, за будущность которыхъ трудно ручаться. Это — Персія, Афганистанъ, Сіамъ и Корея…

Вотъ въ какія времена приходится крѣпнуть и исполнять свою миссію нашему Самодержавію никогда еще не было неограниченной монархіи, которая должна была бы считаться съ такими міровыми условіями, съ какими должно считаться наше Само[203]державіе, уже болѣе ста лѣтъ отражающее напоръ революціонныхъ стихій, которыя рвутся къ намъ

Какъ вѣтеръ, свистя въ наши щели.

Русское Самодержавіе отличается отъ всѣхъ былыхъ самодержавій тѣмъ, что ему суждено сохранить монархическія начала не только для Россіи, но и для всего міра.

VI.

Существуетъ мнѣніе, что русскій народъ потому создалъ неограниченную монархію и, возстановивъ ее послѣ смутнаго времени, предложилъ корону Михаилу Ѳедоровичу Романову, что не имѣлъ понятія о другихъ формахъ правленія.

Съ этимъ мнѣніемъ можно будетъ согласиться развѣ только въ томъ случаѣ, если будетъ доказано, что дубъ обладаетъ твердостью и крѣпостью лишь потому, что онъ не знаетъ о существованіи мягкой и ломкой сосны, или что негры родятся черными потому, что ихъ предки не знали, что люди могутъ быть и бѣлыми.

Та или другая форма правленія создается и утверждается не подъ вліяніемъ извѣстной суммы знаній по государственному праву, а подъ вліяніемъ множества разнообразныхъ историческихъ и бытовыхъ условій.

Въ созданіи Русскаго Самодержавія проявились духъ, разумъ и политическое творчество русскаго народа.

Русское Самодержавіе зарождалось въ то время, когда въ народѣ еще свѣжи были воспоминанія объ удѣльно-вѣчевыхъ порядкахъ. Создавая Самодержавіе, русскій народъ, слѣдовательно, зналъ, что существуютъ и другія формы правленія. Но онъ отвергъ ихъ, потому что онѣ были для него непригодны, отвергъ въ силу непреодолимаго хода событій, а не въ силу какихъ-либо теоретическихъ соображеній. Нашимъ предкамъ были извѣстны также польская и шведская конституціи, но они не прельстились ихъ вольностями; когда возводили на престолъ Михаила Ѳедоровича. [204]

VII.

Въ доказательство, что Русское Самодержавіе можетъ въ болѣе или менѣе отдаленномъ будущемъ рухнуть, ссылаются на конституціонныя попытки, которыя дѣлались у насъ съ конца XVI столѣтія, на конституціонную агитацію временъ Александра II и, вообще, на стремленіе къ ограниченію Царской власти, которое не разъ обнаруживалось на Руси на дѣлѣ или на словахъ.

Попытки ограниченія Царской власти доказываютъ непоколебимую устойчивость Русскаго Самодержавія. Ни одна изъ этихъ попытокъ не удалась, хотя нѣкоторыя изъ нихъ и предпринимались, повидимому, при самыхъ благопріятныхъ для нихъ обстоятельствахъ, и даже при поддержкѣ представителей верховной власти, или, по крайней мѣрѣ, при отсутствіи энергичнаго отпора съ ихъ стороны. Вспомнимъ, напримѣръ, 1730 годъ, или возведеніе на престолъ Василія Шуйскаго. Несмотря на то, что царь Василій и Анна Іоанновна безъ всякаго сопротивленія дали тѣ гарантіи, которыхъ отъ нихъ требовали, эти гарантіи были вслѣдъ затѣмъ быстро устранены и не оставили послѣ себя никакихъ слѣдовъ. А между тѣмъ, въ 1605 и въ 1730 году подкапывались подъ Царскую власть самые вліятельные люди государства. Въ тѣ же годы, а также въ 1598 году, когда избирали на царство Бориса Годунова, и въ 1613 году, когда избирали на царство Михаила Ѳедоровича, русскіе люди, повидимому, имѣли возможность навсегда покончить съ Самодержавіемъ. И что же? Оно не только было возстановлено, но даже крѣпло все болѣе и болѣе.

Исторія приводитъ къ убѣжденію, что на Руси могли появляться конституціонные замыслы лишь вотъ въ какихъ случаяхъ:

1) Когда прекращалась прежде царствовавшая династія, и когда странѣ, поэтому, приходилось избирать новаго царя и, вмѣстѣ съ тѣмъ, родоначальника будущихъ царей (1598, 1605 и 1613 гг.).

2) Когда, вслѣдствіе отсутствія законовъ о престолонаслѣдіи, представители Царствующаго Дома не рѣшались заявлять свои права на престолъ и предоставляли рѣшеніе вопроса о пре[205]столонаслѣдіи олигархамъ, захватывавшимъ власть въ свои руки (1730 г.).

3) Когда сами Государи утрачивали временно вѣру въ необходимость и правду Самодержавія и подготовляли своими мѣрами, предположеніями и начинаніями конституціонныя броженія. Бунтъ декабристовъ, напримѣръ, несомнѣнно былъ подготовленъ колебаніями Императора Александра I. Онъ далъ конституцію Царству Польскому, торжественно объявивъ при этомъ о своемъ намѣреніи надѣлить конституціей и всѣ подвластные Россіи народы. Онъ, не стѣсняясь, рѣзко высказывался противъ неограниченной монархіи, приводя тѣмъ въ недоумѣніе даже Чарторыйскаго; онъ поручалъ Сперанскому и Новосильцеву составленіе конституціонныхъ законопроектовъ для Имперіи и всѣмъ этимъ далъ толчекъ къ заговору декабристовъ, разрѣшившемуся мятежемъ. Крамола временъ Александра II съ ея конституціонными вожделѣніями возгорѣлась тогда, когда въ обществѣ стали ходить слухи о мнимой готовности Императора до извѣстной степени ограничить царскую власть. Созваніе и личное открытіе Александромъ II Финляндскаго Сейма; надѣленіе Болгаріи одною изъ либеральнѣйшихъ конституцій, снисходительное отношеніе власти къ конституціоннымъ манифестаціямъ, — все это сильно вліяло на нашихъ революціонеровъ и окрыляло ихъ самыми несбыточными надеждами. Императоръ Александръ II былъ убитъ въ то время, когда подготовлялась и вырабатывалась реформа, имѣвшая своею задачей введеніе выборнаго начала въ организацію Государственнаго Совѣта, съ раздѣленіемъ его какъ бы на двѣ палаты: на палату, состоящую изъ лицъ, назначаемыхъ Государемъ, и на палату, состоящую изъ представителей отъ земствъ. При Императорѣ Николаѣ Павловичѣ никакихъ конституціонныхъ затѣй не было потому, что всѣмъ было извѣстно Его глубокое отвращеніе ко всякимъ сдѣлкамъ съ революціей.

Устойчивость и необходимость Самодержавія въ Россіи подтверждаются, между прочимъ, событіями Смутнаго времени. Нигдѣ и никогда междуцарствіе не сопровождалось такими потрясеніями, какъ въ Россіи. Оставаясь безъ Царя, Русская земля дѣлалась безгосударною въ полномъ смыслѣ слова. Отсутствіе Царя было для нея равносильно распаденію самого государства, [206] крушенію порядка и водворенію анархіи хотя и не въ бакунинскомъ смыслѣ слова. Вотъ почему лучшіе русскіе люди и спѣшили покончить съ междуцарствіемъ: они видѣли и понимали, что Русская земля не можетъ существовать безъ государя, и притомъ безъ полновластнаго государя.

Устойчивость Русскаго Самодержавія видна изъ того, что Царскую власть пытались у насъ упразднить или ослабить и путемъ интригъ, (1598, 1605 и 1613 гг.), и путемъ военныхъ мятежей (декабристы), и путемъ политическихъ убійствъ и террора (1867—1881 г.), и путемъ разныхъ манифестацій. Но изъ этого обыкновенно ничего не выходило. Царскій инстинктъ и политическій смыслъ страны въ концѣ концовъ обыкновенно брали верхъ надъ разными скоропреходящими теченіями, и они быстро исчезали при первомъ же проявленіи Царской рѣшимости не покидать историческаго пути и не поступаться нерушимостью Царской власти.

VIII.

Есть ли въ Россіи почва для политической оппозиціи единовластію? Историческій опытъ доказалъ, что такой почвы нѣтъ ни въ народѣ, ни въ дворянствѣ, ни въ духовенствѣ, ни въ купечествѣ, ни въ арміи, ни во флотѣ. Вотъ почему всѣ революціонныя затѣи нашихъ антимонархистовъ и кончались ничѣмъ: онѣ предпринимались обыкновенно немногими лицами, которымъ удавалось иногда причинять своей родинѣ не мало зла и тревогъ, но которые не могли достигнуть своей цѣли, такъ какъ ихъ безсиліе было очевидно и не могло не обнаружиться для всѣхъ черезъ нѣкоторое время.

Безсиліе русской антимонархической оппозиціи всего яснѣе сказывалось въ ея пріемахъ. Эти пріемы заключались обыкновенно въ обманѣ и самообманѣ. Декабристы, напримѣръ, сознавая, что нѣсколько офицеровъ не могутъ захватить власть въ свои руки, морочили себя и другъ друга завѣдомо лживыми разсказами о своихъ связяхъ и средствахъ, и тѣмъ подбодряли одинъ другого, но въ концѣ концевъ они до того изолгались, что перестали вѣрить своимъ единомышленникамъ. Такая же система лжи практиковалась и относительно солдатъ. Сознавая, что солдаты не пойдутъ [207] со своими командирами, если тѣ будутъ дѣйствовать напрямикъ, декабристы распускали нелѣпые слухи о томъ, что Константинъ Павловичъ закованъ въ цѣпи, что съ нимъ заключена въ крѣпость и его супруга, что ее зовутъ Конституція, и что солдаты, какъ вѣрноподданные своего Государя, должны стоять за «конституцію» до послѣдней капли крови. Теперь кажется невѣроятнымъ, что декабристы возлагали свои упованія на такія продѣлки, но они дѣйствительно прибѣгали къ нимъ, плохо вѣря въ осуществимость своихъ замысловъ. Примѣру декабристовъ слѣдовала и крамола временъ Императора Александра II. Остановившись, подобно декабристамъ, на мысли о цареубійствѣ, революціонеры 60-хъ, 70-хъ и 80-хъ годовъ пустили въ ходъ политическія убійства и взрывы съ цѣлью обратить на себя общее вниманіе, раздуть свое значеніе и запугать верховную власть. Весьма естественно, что крамола не могла ни ограничить, ни упразднить Царской власти. Террористы убили благороднѣйшаго изъ Монарховъ, а Его кровь еще болѣе укрѣпила Русское Самодержавіе, ибо была кровью Мученика, пострадавшаго за Русскую землю. Ни систематическая ложь, ни безумная отвага политическихъ фанатиковъ не могутъ пошатнуть вѣкового зданія Русскаго Самодержавія. Возставать противъ него — все равно, что стараться разбить лбомъ толстую каменную стѣну.

IX.

Враги Русскаго Самодержавія обыкновенно утверждаютъ, будто оно держится на грубой силѣ. Подъ грубою силой въ данномъ случаѣ подразумѣваются милліоны штыковъ. Но вѣдь штыки дѣйствуютъ не сами, а направляются людьми, которые имѣютъ свои представленія о добрѣ и злѣ, правдѣ и несправедливости, о народномъ благѣ и народныхъ нуждахъ. Русская армія плоть отъ плоти Россіи; она должна быть разсматриваема не иначе, какъ въ связи съ нею. Утверждать, будто Царская власть держится на силѣ — значитъ морочить себя и другихъ. Русская земля никѣмъ не завоевана, она не находится подъ чужеземнымъ игомъ. Неограниченная монархія въ Россіи была бы необъяснима, если бы не опиралась на чисто-нравственные устои. Одинъ человѣкъ не [208] могъ бы управлять милліонами, если бы эти милліоны не хотѣли ему подчиняться. Это ясно, какъ свѣтлый день.

Замѣчательно, что наши антимонархисты пускали въ ходъ противъ Русскаго Самодержавія и заговоры, и политическія убійства, и искусственно организованные бунты, но никто изъ нихъ не только не умѣлъ, но даже не пробовалъ доказать, что неограниченная монархія не нужна или вредна для Россіи. А между тѣмь, нѣтъ режима, который бы могъ устоять противъ правдивыхъ разоблаченій. Истина всегда и вездѣ торжествуетъ надъ ложью. Почему же наши антимонархисты, направлявшіе свои удары противъ Самодержавія, не подвергли его научной, безпощадной критикѣ и не поколебали такимъ образомъ его устойчивости? Противъ разрушительнаго дѣйствія мысли не можетъ устоять никакая неправда. Но въ томъ-то и дѣло_, что неограниченная монархія въ Россіи можетъ выдержать самую строгую и придирчивую критику. Въ томъ-то и дѣло, что у насъ нѣтъ ни одного революціонера или конституціоналиста, который не сдѣлался бы убѣжденнымъ монархистомъ, еслибы далъ себѣ трудъ поработать надъ русскою исторіей и вникнуть въ русское государственное право.

Намъ можетъ-быть, скажутъ, что отсутствіе серіозныхъ сочиненій, направленныхъ противъ Русскаго Самодержавія, объясняется нашими цензурными условіями. Но развѣ нѣтъ типографій за границей? Развѣ у насъ не было подпольной печати? Но что же издавали наши эмигранты и революціонеры, желавшіе навязать Россіи парламентаризмъ и республиканскія учрежденія? Легковѣсныя брошюрки, прокламаціи да газетные листы, наполненные сплетнями и крѣпкими словами, — вотъ и вся русская антимонархическая литература! А между тѣмъ, среди нашихъ эмигрантовъ встрѣчались и даровитые люди, и люди, обладавшіе хорошею научною подготовкой. Назовемъ хоть бы Герцена, Бакунина, Драгоманова, князя Крапоткина и т. д. Гдѣ же ихъ труды, которые могли бы убѣдить Россію, что ей можно существовать безъ неограниченной монархіи? Такихъ трудовъ нѣтъ и не было. Полярная Звѣзда и Колоколъ, эти столь популярныя въ свое время изданія знаменитаго Искандера, и все послѣдующіе журналы и газеты революціоннаго лагеря, всѣ эти Набаты, Впередъ и проч., и проч., не дали ничего, кромѣ сердитыхъ выходокъ [209] противъ Русскаго Самодержавія. Какою ненавистью противъ царской власти проникнуты воспоминанія Герцена, изданныя подъ заглавіемъ Былое и Думы! Но вы не найдете въ этихъ воспоминаніяхъ ничего, кромѣ непровѣренныхъ разсказовъ объ императорѣ Николаѣ Павловичѣ, о которомъ Герценъ судилъ по наслышкѣ, хватая на лету всякій вздоръ. А между тѣмъ онъ обладалъ блестящимъ литературнымъ талантомъ и имѣлъ возможность подвергнуть Русское Самодержавіе строжайшей критикѣ, еслибы только такая критика имѣла логическое основаніе.

Герценъ долго прожилъ за границей, работая въ сторонѣ отъ русской цензуры, и чѣмъ же онъ окончилъ? Тѣмъ, что утратилъ вѣру въ спасительность революціонныхъ началъ и конституціоннаго аппарата, сталъ отзываться съ уваженіемъ о русскомъ царизмѣ и напоминать Западу, что «Россія никогда не сдѣлаетъ революціи съ цѣлью отдѣлаться отъ своего Царя и замѣнить его царями-представителями, царями-судьями, царями-полицейскими» [Борьба съ Западомъ Страхова, 1882 г, стр. 121].

Не одинъ Герценъ извѣдалъ за границей только-что отмѣченную метаморфозу. Декабристъ Н. И. Тургеневъ, проживъ за границей болѣе 40 лѣтъ, напечаталъ въ концѣ жизни слѣдующія характерныя строки:

«Если… я былъ такъ преданъ Александру Первому за одно его желаніе освободить крестьянъ, то каковы должны быть мои чувства къ Тому, кто совершилъ это освобожденіе и совершилъ столь мудрымъ образомъ? Ни одинъ изъ освобожденныхъ не питаетъ въ душѣ болѣе любви и преданности къ Освободителю, нежели сколько я питаю, видя, наконецъ, низвергнутымъ то зло, которое мучило меня въ продолженіе всей моей жизни!»

Н. И. Тургеневъ издалъ за границей цѣлый рядъ сочиненій публицистическаго содержанія. Въ главномъ изъ нихъ («La Russіe et Ies Russes») онъ имѣлъ въ виду подвергнуть строгой критикѣ русскій государственный строй и мотивировать свои конституціонные проекты. Эта трехтомная работа производитъ нынѣ впечатлѣніе весьма поверхностныхъ очерковъ. Но и въ этихъ очеркахъ есть поучительныя страницы объ отношеніяхъ русскихъ государей къ Церкви. Н. И. Тургеневъ доказывалъ, что отождествле[210]ніе единодержавія русскихъ императоровъ съ цезарепапизмомъ составляетъ сущую ложь…

Ничтожество нашей антимонархической литературы составляетъ безспорный фактъ и бросается въ глаза. Зато какими капитальными трудами обладаетъ русская монархическая литература! «Исторія Государства Россійскаго» Карамзина — сплошная апологія Русскаго Самодержавія. Была ли она опровергнута нашими конституціоналистами и республиканцами? Нѣтъ. Впрочемъ, кто-то замѣтилъ, что бунтъ декабристовъ можно разсматривать, какъ боевое возраженіе на «Исторію» Карамзина. Можетъ быть. Но тутъ-то и сказалось, что выстрѣлами и прикладами можно убивать людей, но нельзя убить истину и правдивые выводы строго научныхъ изслѣдованій. Сколько ни стрѣляйте по таблицѣ умноженія, а дважды два все-таки будетъ четыре, и не пять. А необходимость Самодержавія для Россіи столь же очевидна, какъ таблица умноженія. Въ этомъ и заключается горе нашихъ антимонархистовъ. Составить тайное общество или написать зажигательную прокламацію не трудно, но опровергнуть «Исторію Россіи» Соловьева не такъ то легко. Сила русскаго Самодержавія заключается въ томъ, что оно опирается на политическій смыслъ и династическія привязанности народа и на сознательный монархизмъ лучшихъ русскихъ людей. Историкъ Костомаровъ видѣлъ въ древней Россіи зародыши федерализма и тяготѣлъ къ преданіямъ малороссійскихъ вольностей. Онъ относился съ крайнимъ предубѣжденіемъ къ собирателямъ Русской земли. Но многолѣтнія занятія русскою исторіей сдѣлали его въ концѣ концовъ монархистомъ: онъ пришелъ къ заключенію, что Самодержавіе пустило глубокіе корни въ русскую почву, и что антимонархическая революція немыслима въ Россіи [Начало самодержавія въ древней Руси]. Разгадка явленія, столь ясно отмѣченнаго у Костомарова, заключается не только въ минувшихъ судьбахъ Россіи, но и во всѣхъ ея современныхъ особенностяхъ.

X.

Въ четвертой главѣ Дыма, Тургеневъ устами Литвинова высказываетъ слѣдующую мысль: «Мнѣ кажется, намъ, русскимъ, [211] еще рано имѣть политическія убѣжденія, или воображать, что мы ихъ имѣемъ». Литвиновъ при этомъ не безъ самодовольства заявляетъ, что у него нѣтъ никакихъ политическихъ убѣжденій. Это признаніе обращаетъ на себя вниманіе тургеневскаго любимца, Потугина, и сразу располагаетъ его въ пользу Литвинова.

«Еще рано»! Когда же, однако, русскіе люди получатъ право имѣть политическія убѣжденія? И почему это русскимъ рано имѣть политическія убѣжденія? Или болѣе чѣмъ тысячелѣтнее существованіе Россіи все еще недостаточно для того, чтобы русскіе люди выработали свой собственный взглядъ, хотя бы, напримѣръ, на непригодность для нихъ иной формы правленія, кромѣ неограниченной монархіи? Русскій народъ несогласенъ съ Тургеневымъ и уже давнымъ давно усвоилъ себѣ монархическія начала. Въ мнѣніи Литвинова сказывается то высокомѣрное отношеніе Тургенева къ Россіи и къ русской исторіи, которое проглядываетъ въ цѣломъ рядѣ его произведеній и было у него проявленіемъ западничества 40-хъ годовъ. Не странно ли считать русскій народъ, оказывающій столь могущественное вліяніе на дѣла всего міра, народомъ какихъ-то полулюдей или малолѣтковъ? Вѣдь если «развернуть скобки» въ изреченіи Литвинова, такъ получится вотъ какое сужденіе: «Англичане, нѣмцы и французы могутъ имѣть политическія убѣжденія, а мы, русскіе, не имѣемъ и не должны имѣть ихъ, а можемъ только принимать къ свѣдѣнію политическія убѣжденія иностранцевъ, вникать въ нихъ и, такъ сказать, мотать ихъ себѣ на усъ, въ ожиданіи тѣхъ временъ, когда и мы созрѣемъ».

— Что такъ? Не одумались еще? спрашиваетъ Губаревъ Литвинова, выслушавъ его признаніе.

Когда же Литвиновъ заканчиваетъ свою тираду о русскихъ людяхъ, Губаревъ замѣчаетъ: «Ага! изъ недозрѣлыхъ».

Губаревъ, въ сущности, былъ совершенно правъ, удивившись политической пустопорожности Литвинова. Взрослый да вдобавокъ еще образованный русскій человѣкъ, не имѣющій политическихъ убѣжденій — это дѣйствительно нѣчто странное, это дѣйствительно какой-то умственный недоросль, Молчалинъ. Онъ можетъ позавидовать каждому русскому безграмотному крестьянину, [212] имѣющему несокрушимое убѣжденіе въ благодѣтельномъ значеніи Царской власти для Россіи.

Но, можетъ быть, Литвиновъ не точно выразился?

Литвиновъ или, лучше сказать, Тургеневъ, сказали именно то, что они хотѣли сказать. Вѣдь и у «постепеновца» Тургенева, собственно говоря, не было никакихъ политическихъ убѣжденій. Съ его точки зрѣнія, русскіе могли только воображать, что они имѣютъ политическія убѣжденія. Вполнѣ сознательно и годами вырабатывавшійся монархизмъ Карамзина, братьевъ Аксаковыхъ митрополита московскаго Филарета, Пушкина, Гоголя, Грибоѣдова, Каткова, Достоевскаго и т. д., и т. д., — не болѣе, какъ своего рода иллюзія. Въ Россіи нѣтъ и не можетъ быть убѣжденныхъ монархистовъ!

Русскимъ не рано имѣть политическія убѣжденія, а стыдноне быть убѣжденными монархистами. Только тѣ русскіе могутъ не быть монархистами, которые не умѣютъ думать самостоятельно, плохо знаютъ исторію своей родины и принимаютъ на вѣру политическія доктрины Запада. [213]

Народный гимнъ и авторъ его музыки, А. Ѳ. Львовъ.

Боже, Царя храни!

Сильный, державный,

Царствуй на славу намъ,

Царствуй на страхъ врагамъ,

Царь православный!

Боже, Царя храни.

Жуковскій.

(25-е мая 1799 г. -- 25-е мая 1899 г.).

Наканунѣ 100-лѣтней годовщины дня рожденія А. С. Пушкина истекло 100 лѣтъ со дня рожденія даровитаго русскаго композитора, автора музыки нашего Народнаго гимна, Алексѣя Ѳедоровича Львова. — Львовъ былъ замѣчательный человѣкъ.

Въ справочномъ Словарѣ русскихъ ученыхъ и писателей Геннади сообщаются объ А. Ѳ. Львовѣ слѣдующія свѣдѣнія:

«Львовъ, Алексѣй Ѳед., оберъ-гофмейстеръ, сынъ тайн. сов. Ѳед. Петр., род. въ 1799 г. Окончивъ курсъ первымъ ученикомъ въ Институтѣ путей сообщенія въ 1818 г., онъ служилъ у графа Аракчеева адъютантомъ и по инженерному вѣдомству, съ 1824 г. флигель-адьютантомъ, а съ 1837 г. назначенъ директоромъ придворной Пѣвческой каппелы, которою управлялъ 25 лѣтъ. Участвовалъ въ турецкой войнѣ; съ 1839 слѣдовалъ за Государемъ во всѣхъ его путешествіяхъ, съ 1851 г. назначенъ управляющимъ дѣлами Импер. главной квартиры и Конвоя. Впослѣдствіи переименованъ въ тайные совѣтники съ званіемъ гофмейстера, въ 1855 г. — назначенъ сенаторомъ, потомъ оберъ-гофмейстеромъ. Послѣдніе годы жизни былъ пораженъ глухотою. Сконч. 16 дек. 1870 г., въ имѣнии своемъ близъ Ковно». [361]

Дополняемъ эти свѣдѣнія справками изъ «Музыкальнаго словаря» Перепелицына.

«Львовъ, Алексѣй Ѳедоровичъ, сенаторъ, гофмейстеръ Императорскаго Двора и директоръ Пѣвческой капеллы, род. въ 1796 г. въ Ревелѣ; даровитый виртуозъ на скрипкѣ, авторъ русскаго національнаго гимна „Боже Царя храни“, оперъ: „Ундина“, „Біанка и Гвалтьери“, „Эмма“, „Сельскій староста“; переложилъ на хоръ и инструментовалъ „Stabat mater“ Перголезе; написалъ много церковныхъ пьесъ для придворнаго хора, — изъ нихъ особенно выдаются: „Иже херувимы“ и „Вечери Твоея тайныя“, — нѣсколько композицій для смычковыхъ инструментовъ; извѣстенъ также музыкальными статьями, изъ коихъ особенно интересны: „О свободномъ или несимметричномъ ритмѣ“, „О пѣніи въ Россіи“. Во время своихъ путешествій заграницею сблизился съ Мейерберомъ, Мендельсономъ, Р. Шуманомъ, былъ въ перепискѣ съ Берліозомъ. Львовъ устраивалъ у себя музыкальные вечера, на которыхъ исполнялись квартеты Гайдна, Моцарта, Бетховена, Мендельсона; первую скрипку всегда игралъ самъ Львовъ, 2-ю скрипку Всеволодъ Мауреръ или Николай Аѳанасьевъ, альтъ — Вильде, віолончель — гр. Матвѣй Віельгорскій или солистъ нѣмецкой и итальянской оперы Кнехтъ. Онъ скончался въ имѣніи дочери своей П. А. Ваксель Роймане, близъ Ковно, въ 1870 г.»

А. Ѳ. Львовъ былъ назначенъ, по волѣ Императора Николая Павловича, директоромъ придворной Пѣвческой капеллы нѣсколько дней спустя послѣ того, какъ М. Н. Глинка былъ назначенъ ея регентомъ. Въ запискахъ автора «Жизни за Царя» и «Руслана и Людьмилы» разсказывается вотъ что:

"1 января 1837 года я былъ назначенъ капельмейстеромъ придворной Пѣвческой капеллы. Это случилось слѣдующимъ образомъ:

"Въ концѣ 1836 года, зимою, скончался директоръ придворныхъ пѣвчихъ, Ѳедоръ Петровичъ Львовъ [Отецъ А. Ѳ. Львова]. Графъ Михаилъ Юрьевичъ [Віельгорскій] и князь Григорій Волконскій, по искренему ко мнѣ расположенію, воспользовались этимъ обстоятельствомъ, чтобы пристроить меня соотвѣтственно моимъ способностямъ, ибо [362] они ясно видѣли, что, кромѣ другихъ выгодъ, сопряженныхъ съ этимъ званіемъ, для меня нелишними были и матеріальныя пособія, какъ-то: окладъ и казенная квартира съ дровами.

«Министръ Двора приказалъ объявить мнѣ, чрезъ управлявшаго его канцеляріею Панаева (автора „Идиллій“), что есть мнѣ назначеніе и чтобы я далъ отвѣтъ. Я распросилъ, въ чемъ должна была состоять моя обязанность и, узнавъ, сказалъ, что соглашаюсь принять званіе капельмейстера Придворной капеллы, но спросилъ, однако-же, предварительно, кто у меня будетъ начальникомъ и какія къ нему будутъ отношенія. Панаевъ объяснилъ мнѣ, что директоръ долженъ будетъ завѣдывать единственно хозяйственной частью, и на вопросъ мой: кого именно предполагаютъ назначить? отвѣчалъ, что или князя Григорія Волконскаго» или графа Матвѣя Юрьевича. Хотя я могъ предполагать, что они также будутъ вмѣшиваться и въ музыкальную часть, однако-же, радовался служить съ ними, какъ съ людьми пріятными и искренно ко мнѣ расположенными.

"Того-же дня вечеромъ, за кулисами, Государь Императоръ, увидя меня на сценѣ подошелъ ко мнѣ и сказалъ: «Глинка, я имѣю къ тебѣ просьбу и надѣюсь, что ты не откажешь мнѣ. Мои пѣвчіе извѣстны по всей Европѣ и, слѣдовательно, стоятъ, чтобы ты занимался ими. Только прошу, чтобы они не были у тебя итальянцами». Эти ласковыя слова привели меня въ столь пріятное замѣшательство, что я отвѣчалъ Государю только нѣсколькими почтительными поклонами. На другой день я отправился къ графу Матвѣю Юрьевичу Віельгорскому, онъ принялъ меня радушнѣе обыкновеннаго, мы оба радовались служить вмѣстѣ и заранѣе помышляли о возможныхъ улучшеніяхъ Придворной капеллы. Вышло, однако жъ, черезъ нѣсколько дней, что назначенъ былъ директоромъ Алексѣй Ѳедоровичъ Львовъ, что нѣсколько смутило меня, ибо тогдашнія къ нему отношенія измѣнились по весьма странной для меня причинѣ.

"Старикъ Ѳедоръ Петровичъ Львовъ, уже въ преклонныхъ лѣтахъ, навѣщалъ меня вскорѣ по моемъ пріѣздѣ въ Петербургъ въ 1834 г., когда я жилъ у Стунуева, несмотря на то, что квартира наша была на самомъ верху. Онъ оказывалъ мнѣ необыкновенное вниманіе; письмо, посланное ко мнѣ съ его книжкой о [363] русскомъ пѣніи, еще болѣе высказывало эти чувства. Однажды я былъ въ ложѣ, не помню въ какомъ театрѣ, вмѣстѣ съ невѣстою моей, Марьей Петровной, и въ тоже время въ другой ложѣ былъ Ѳедоръ Петровичъ Львовъ съ своимъ семействомъ; когда онъ увидѣлъ меня съ невѣстой, то отвернулся отъ меня съ видомъ неудовольствія, и мы съ той поры не кланялись.

"Несмотря на это, Алексѣй Ѳедоровичъ Львовъ принялъ меня съ искреннимъ радушіемъ, и мы рѣшились идти рука объ руку на нашемъ новомъ поприщѣ.

«Мы съ Львовымъ видались часто; въ теченіе зимы, въ началѣ 1837 г., иногда приглашалъ онъ къ себѣ Нестора Кукольника и Брюлова и угощалъ насъ дружески. Не говорю о музыкѣ (онъ иногда игралъ превосходно Моцарта и Гайдна; у него же слышалъ я тріо для 3 скрипокъ Баха). Но онъ, желая привязать художниковъ къ себѣ, не жалѣлъ и завѣтной бутылки какого-нибудь рѣдкаго вина».

Глинка неоднократно упоминаетъ въ своихъ запискахъ объ А. Ѳ. Львовѣ съ самымъ теплымъ чувствомъ, какъ о даровитомъ и свѣдущемъ композиторѣ и хорошемъ человѣкѣ. Такъ же отзываются объ А. Ѳ. Львовѣ всѣ близко знакомые съ его композиціями, сочиненіями о нашемъ церковномъ пѣніи и съ его многолѣтней дѣятельностью по управленію придворной Пѣвческой каппелою, которую онъ довелъ до совершенства. Композиторскій талантъ Львова и его музыкальныя познанія высоко цѣнились Берліозомъ и Листомъ, а заслуги Львова для нашего церковнаго пѣнія признаны всѣми, понимающими дѣло и, между прочимъ, такимъ авторитетнымъ и ученымъ знатокомъ, древне церковныхъ напѣвовъ, какъ протоіерей Д. В. Разумовскій. Графъ Д. Н. Толстой, близко знавшій А. Ѳ. Львова, отзывался о немъ съ чувствомъ глубочайшаго уваженія къ его характеру, таланту и заслугамъ (см. «Русскій Архивъ», 1871 г., 1306—1311).

Въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ» за 1897 годъ напечатанъ интересный очеркъ г. Шелонскаго, составленный по запискамъ графини Толстой, подъ заглавіемъ «Вечеръ въ царской семьѣ 17-го іюля 1837 года». Въ этомъ очеркѣ разсказывается при какихъ обстоятельствахъ написана А. Ѳ. Львовымъ музыка Народнаго гимна. [364]

,,Съ самой зимы 1837 года Алексѣй Ѳедоровичъ Львовъ находился въ нервно-возбужденномъ настроеніи духа, которое къ лѣту дошло до болѣзни: ежедневно видя Государя Николая Павловича, онъ тщетно старался угадать по выраженію Его лица отвѣтъ, котораго ожидалъ со страстнымъ и понятнымъ нетерпѣніемъ.

"Еще въ мартѣ мѣсяцѣ Львовъ написалъ музыку для «Отче нашъ». Государь, прослушавъ молитву на репетиціи Придворной капеллы, не сдѣлалъ никакого замѣчанія, но Великимъ постомъ, наканунѣ принятія Св. Таинъ, неожиданно позвалъ Львова и сказалъ ему:

— Если я пожелаю во время обѣдни, чтобы «Отче нашъ» было исполнено по твоему распѣву, то сложу руки на груди. Если этого не будетъ, то надо пѣть распѣвомъ Сарти.

"Въ день принятія Государемъ Св. Таинъ Львовъ съ затаенной тревогой оглянулся на Государя передъ тѣмъ моментомъ, когда по чину служенія должна была быть воспѣта молитва Господня. Императоръ благоговѣйно преклонилъ голову и скрестилъ руки на груди. "Я, разсказывалъ Львовъ, въ душевномъ умиленіи обернулся къ хору и тихо прошепталъ подрегенту: "мое «Отче нашъ».

"Когда въ парадныхъ залахъ Зимняго дворца приносились Царской четѣ поздравленія съ принятіемъ Св. Таинъ, Императоръ поцѣловалъ Львова и тихо сказалъ ему:

— Спасибо! Но у меня есть къ тебѣ еще просьба. Будь вечеромъ у Государыни.

"Въ тотъ же вечеръ, когда на половинѣ Императрицы собрались близкіе друзья Царской семьи, Николай Павловичъ взялъ подъ руку Львова и отвелъ его въ боковую комнату, предшествовавшую входу въ жилыя комнаты Императрицы. Эта комната вся была заставлена тропическими растеніями, среди которыхъ устроенъ былъ гротъ и фонтанъ, изъ котораго вода била въ мраморный бассейнъ. Здѣсь Александра Ѳеодоровна любила отдыхать, окруженная дѣтьми, родными и ближайшими вѣрноподданными друзьями. Сюда же часто спускался изъ своихъ аппартаментовъ, по узкой деревянной витой лѣстницѣ, и самъ Го[365]сударь, если имѣлъ возможность выбрать свободный часъ отъ занятій.

— Вотъ и моя просьба къ тебѣ, — сказалъ Государь, приведя Львова въ эту любимую комнату своей семьи, — я хочу поручить тебѣ важное дѣло. Ты будешь работать не для меня, а для Россіи. Можешь ли ты написать русскій Народный гимнъ?

"Въ одно мгновеніе Львовъ созналъ всю важность возлагаемой на него работы и, припавъ къ рукѣ Государя, проговорилъ:

— Это было бы счастіемъ моей жизни, но я не могу…

— Можешь! — прервалъ Государь, — можешь, во первыхъ, потому, что ты русскій и сразу понялъ, что надо, а во вторыхъ, — потому, что сегодня я слушалъ въ твоемъ распѣвѣ молитву Господню и тоже понялъ, что ты можешь сдѣлать то, что я тебѣ поручаю.

"Въ маѣ того же 1837 года Львовъ представилъ Государю текстъ русскаго Народнаго гимна. Государь внимательно прочиталъ его и сказалъ:

— Здѣсь выражено все, что надо. Твое дѣло написать музыку къ этимъ словамъ. Музыка должна дополнить мысль и выразить то, чего нельзя передать словами. Тогда это будетъ дѣйствительно народный гимнъ. Когда его исполнятъ и за границею даже, то и тамъ поймутъ, что такое Россія.

"Уже скоро послѣ этого Государь слушалъ гимнъ «Боже, Царя храни» опять-таки на репетиціи Придворной капеллы и оркестра. Гимнъ былъ повторенъ сразу пять разъ. Во время той же репетиціи были исполнены произведенія на ту же тему и другихъ авторовъ и композиторовъ (?), но повторено ни одно изъ нихъ не было. Однако, Государь ничего не сказалъ Львову. Молчаніе Государя продолжалось и въ послѣдующее время. Алексѣй Ѳедоровичь, вообще нервный, томился и мучилъ не только самъ себя, но и свою семью.

"Въ концѣ лѣта 1837 года предстоялъ отъѣздъ Императора Николая Павлович на Кавказъ, гдѣ въ то время шла ожесточенная и упорная война. Императрица-Супруга чрезвычайно опасалась этой поѣздки: ею овладѣвалъ страхъ не только потому, что Государь ступитъ на землю, гдѣ каждый шагъ грозитъ ему опасностью, но и потому, что свое путешествіе Императоръ [366] рѣшилъ предпринять моремъ на старомъ парусномъ фрегатѣ. Но воля Николая Павловича была всегда не преклонна.

— Я, — отвѣчалъ онъ на всѣ просьбы, — долженъ быть на Кавказѣ, потому что послалъ туда моихъ дѣтей. А на старомъ фрегатѣ нѣтъ никакой опасности, потому что тамъ тоже будутъ охранять меня мои дѣти…

"Этими словами поѣздка была рѣшена. 14 іюля дворъ изъ Петергофа переѣхалъ въ Петербургъ, а 16 прибылъ и Государь со всей семьей.

"А. Ѳ. Львовъ, зная о близкомъ отъѣздѣ Государя, рѣшилъ положить конецъ мучительной для него неизвѣстности и самому спросить Императора, удостоено ли его произведеніе Высочайшаго одобренія.

"17 іюля въ церкви Зимняго дворца Государь опять подалъ знакъ, чтобъ исполняли «Отче нашъ» Львова. Вернувшись домой, композиторъ былъ въ неописанномъ волненіи.

— Поймите, говорилъ онъ своимъ домашнимъ, — вѣдь я вложилъ душу въ свое произведеніе и чувствую, что другого ничего и написать нельзя было. А Государь молчитъ!.. Ну, такъ я спрошу Его самъ!

"Вечеромъ же 1837 года А. Ѳ. Львовъ явился во дворецъ съ твердой рѣшимостью привести въ исполненіе свой дерзкій замыселъ. Онъ прошелъ на половину Государыни, но остановился въ нерѣшительности, когда увидѣлъ, что въ пріемныхъ комнатахъ не было никого.

— Ея Величество въ «Гротовой» комнатѣ, доложилъ ему камеръ-лакей, — и васъ повелѣно просить туда.

"Во второй разъ въ жизни вошелъ Львовъ въ эту комнату. Кромѣ Государыни, окруженной своею семьей, здѣсь же были князь Волконскій, графъ Орловъ, графиня Толстая и молодой графъ Віельгорскій.

— Знаете, что мы придумали? обратилась Императрица къ Львову, — сегодня Государь проводитъ послѣдній передъ отъѣздомъ вечеръ дома, Онъ сейчасъ долженъ сойти сюда. Какъ только мы заслышимъ его шаги, запоемте «Боже, Царя храни!»… Я думаю, что Государя это порадуетъ! А теперь тише!.. [367]

"Прошло нѣсколько минутъ, и послышался скрипъ деревянной лѣстницы подъ могучими шагами Императора.

"Львовъ далъ тонъ, и Государыня Александра Ѳеодоровна, вставъ съ кушетки, запѣла вполголоса: «Боже, Царя храни!»… Къ ея голосу присоединился свѣжій дискантъ Великихъ Князей, ихъ сверстника графа Віельгорскаго и басъ графа Орлова, которымъ вторилъ старческій голосъ министра, князя Волконскаго, и рыданія самого композитора и дирижера царственнаго хора. Шаги Императора смолкли. Тогда, по знаку Государыни, вторично раздались торжественные звуки. Маленькая фанерная дверь растворилась, и появилась могучая фигура Императора, а передъ нимъ, во главѣ съ Императрицей, стоялъ поющій царственный хоръ. Николай Павловичъ склонилъ голову, дослушалъ гимнъ до конца, потомъ быстрыми шагами подошелъ къ своей супругѣ, поцѣловалъ ея руку, обнялъ Наслѣдника Александра Николаевича и сказалъ:

— Еще разъ!.. Прошу, еще разъ!..

И снова торжественно прозвучалъ гимнъ русскаго народа…

— Алексѣй Ѳедоровичъ — передаетъ графиня Толстая въ своихъ разсказахъ, — даже на смертномъ одрѣ не забылъ объ этомъ часѣ… Да и я не забуду.

"Когда замерли послѣдніе звуки, Государь подошелъ къ своей супругѣ и сказалъ:

— Большаго утѣшенія для меня быть не могло.

"Предполагавшійся «вечеръ» не состоялся. Государь все время провелъ въ кругу своей семьи.

18 іюля 1837 г. А. Ѳ. Львовъ получилъ повелѣніе сопровождать Императора въ его поѣздкѣ на Кавказъ. Когда осенью, въ страшную бурю, Государь совершалъ переѣздъ изъ Керчи въ Редутъ-Кале, всѣ, кромѣ него и А. Ѳ. Львова, ушли съ палубы.

— Львовъ, — приказалъ Государь, — пой «Боже, Царя храни!»…

— Я не имѣю никакого голоса! — возразилъ Львовъ.

— Неправда! — засмѣялся Императоръ, — ты пѣлъ гимнъ! Я это помню и не забуду! Ты молись только, чтобы этотъ гимнъ пѣли всегда съ тою же искренностью, съ которой я пою. [368]

"Государь, завернувшись въ свою старую шинель, чистымъ, свѣжимъ басомъ въ полголоса запѣлъ: «Боже, Царя храни!»…

«Неизвѣстно, когда именно былъ впервые исполненъ публично нашъ гимнъ, но никакъ не ранѣе 1842 года, если безусловно вѣрить запискамъ граф. Толстой. Но то, что написанъ гимнъ былъ въ 1837 году, не подлежитъ сомнѣнію».

*  *  *

Когда возникла и чѣмъ была вызвана въ Россіи первая мысль о необходимости создать Народный гимнъ? Она явилась, по всей вѣроятности, еще при императорѣ Александрѣ I, который во время своихъ заграничныхъ путешествій и разъѣздовъ по Россіи осязательно чувствовалъ значеніе, которое пріобрѣли народные гимны на Западѣ, и тотъ пробѣлъ въ нашей государственной жизни, который составляло отсутствіе народнаго гимна въ Россіи. Можно думать, что не безъ вліянія осталось въ данномъ случаѣ и сближеніе Россіи съ Англіей. Англійскій народный гимнъ, принятый за образецъ для прусскаго народнаго гимна и другихъ нѣмецкихъ народныхъ гимновъ, навелъ, вѣроятно, на мысль и Жуковскаго перенести его на русскую почву.

Первый стихъ Народнаго гимна, написаннаго Жуковскимъ въ 1814 году [См. стр. 290—291 этой книги]_, составляетъ буквальный переводъ перваго стиха англійскаго народнаго гимна (God, save the king) съ замѣною слова король словомъ царь. Несомнѣнно, не безъ мысли объ англійскомъ народномъ гимнѣ писалъ Жуковскій и «Народную пѣсню» — «Боже, Царя храни», положенную Львовымъ на музыку. То же самое можно сказать и о наброскѣ «Пѣсня русскихъ солдатъ», найденномъ въ бумагахъ Жуковскаго и относящемся, повидимому, къ 1831 году: она тоже начиналась стихомъ:

Боже, Царя храни! (Соч. Жуковскаго, изд. IV, III, 59).

Доказательствомъ, что необходимость создать для Россіи Народный гимнъ была сознана при Александрѣ I, служитъ, между [369] прочимъ, и стихотвореніе Пушкина "Боже, Царя храни! «(1816 года) [*] первая строфа котораго составляла дословное воспроизведеніе первой строфы „Народнаго гимна“ Жуковскаго, написанаго двумя годами раньше.

[*] — Боже, Царя храни!

Славному долгіе дни

Дай на земли!

Гордыхъ смирителю,

Слабыхъ хранителю,

Всѣхъ утѣшителю

Все ниспошли.

Тамъ — громкой славою,

Сильной державою

Міръ онъ покрылъ.

Здѣсь — безмятежною

Сѣнью надежною,

Благостью нѣжною

Насъ осѣнилъ.

Брани въ ужасный часъ

Мощно хранила насъ

Вѣрная длань;

Гласъ умиленія,

Благодаренія.

Сердца стремленія —

Вотъ наша дань.

Весь Народный гимнъ Жуковскаго въ 1816 году еще не былъ напечатанъ, но первая строфа его была извѣстна Пушкину, такъ какъ появилась въ „Сынѣ Отечества“ (1815 года, № 48) подъ заглавіемъ „Молитва русскихъ“. Императору Николаю Павловичу было, конечно, извѣстно желаніе Александра I, чтобы Россія имѣла свой Народный гимнъ. Николай Павловичъ не могъ не раздѣлять этого желанія, причемъ, вѣроятно, на него тоже оказывали вліяніе его заграничныя путешествія, его путешествіе въ Англію (1816 года) и его частыя поѣздки въ Пруссію. Вліяніе англійскаго гимна на Жуковскаго не могло вызывать неудовольствія Императора Николая I. Въ первую половину своего царствованія онъ благосклонно относился къ Англіи и ко всему англійскому, „Почти до самаго паденія Людовика — Филиппа императоръ Николай мечталъ о возобновленіи единодушнаго союза монархическихъ дер[370]жавъ, а союзъ этотъ представлялся недостаточнымъ и неполнымъ, пока къ нему не приступитъ Англія“ [Татищевъ „Императоръ Николай и иностранные дворы“, стр. 4].

*  *  *

Жуковскій далъ своему стихотворенію, послужившему текстомъ для музыки Львова, названіе Народной пѣсни. Императоръ Николай Павловичъ избралъ и утвердилъ для словъ Жуковскаго и композиціи Львова другое названіе, названіе Народнаго гимна. Почему же онъ предпочелъ русскому слову пѣснь иностранное слово гимнъ? На этотъ вопросъ можно отвѣтить только предположеніями, весьма, впрочемъ, правдоподобными.

Пѣсни бываютъ разныя. Названіе Народная пѣсня не указывало бы на государственный и національный характеръ народнаго гимна. Въ русскомъ языкѣ трудно было найти подходящее слово для выраженія его сущности.

Что такое Народный гимнъ?

Это не молитва въ собственномъ смыслѣ слова. Первый стихъ Народнаго гимна составляетъ обращеніе къ Богу, но оно лишено характера церковности и составляетъ скорѣе сердечное пожеланіе, чѣмъ молитвенное воззваніе. То же самое можно сказать и о дальнѣйшихъ стихахъ Народнаго гимна. Онъ состоитъ изъ добрыхъ пожеланій Государю и Россіи и изъ прославленія Его власти, могущества Самодержавія, славы и благодѣтельной для народа дѣятельности Царской власти. Поэтому названіе гимна наиболѣе къ нему подходитъ.

Hymn — по англійски значитъ и пѣснь, и славить, славословить. Le hymne или La hymne по французски значитъ и пѣснь, и хвалебная пѣснь. Canter des hymnes — значитъ то же самое, что и celebrer. Нѣмцы употребляютъ слово die Hymne, какъ синонимъ слова der Lobgesang, а слова Нутпе sangen — какъ синонимъ слова preisen. О греческомъ корнѣ слова гимнъ императоръ Николай Павловичъ, конечно, не думалъ, когда былъ занятъ текстомъ и музыкой Народнаго гимна [Англiйское слово hymn происходитъ отъ греческаго слова hymnos, означающаго свадебную пѣсню, пѣснь въ честь бога брака Гименея].

Во всякомъ случаѣ, нѣтъ ничего загадачнаго въ тѣхъ соображеніяхъ, которыми руководился императоръ Николай Павловичъ, [371] давая Народному гимну Жуковскаго — Львова то самое названіе, которое было дано Жуковскимъ стихотворенію „Боже, Царя храни“ въ его первоначальной редакціи [Сочиненія В. А. Жуковскаго, изд. IX, I, 351].

Смѣло можно сказать, что ни одно произведеніе свѣтской музыки не пользуется въ Россіи такою широкою извѣстностью, какъ Народный гимнъ. Онъ исполняется и полковыми, и школьными оркестрами, и хорами, и въ театрахъ, и подъ открытымъ небомъ, — исполняется на всемъ пространствѣ Россійской Имперіи. Къ сожалѣнію, имя Львова забыто. Оно извѣстно лишь весьма немногимъ. Жаль. Народный гимнъ доказываетъ, что у Львова былъ выдающійся композиторскій талантъ. Музыка Народнаго гимна не оставляетъ въ томъ никакого сомнѣнія. Она оригинальна и находится въ полномъ соотвѣтствіи съ словами Жуковскаго. Ея строго выдержанный, величавый, торжественный, важный и грандіозный стиль, какъ нельзя лучше передаетъ духъ русскаго государственнаго строя, духъ русскаго Самодержавія. Ни въ одномъ государствѣ нѣтъ такого прекраснаго Народнаго гимна, какъ въ Россіи. Въ сравненіи съ нимъ кажется блѣднымъ не только англійскій, но и австрійскій гимнъ, написанный въ 1797 г. Гайденомъ; съ нимъ можетъ соперничать, до нѣкоторой степени, развѣ только французская ,,Марсельеза» Руже-де-Лиля. Музыка нашего Народнаго гимна — истинно вдохновенное произведеніе. Видно, что композиторъ выразилъ въ ней то, что было имъ глубоко прочувствовано. Очень можетъ быть, что Львовъ не справился бы со своей задачей столь блистательно, если бы онъ жилъ не при Императорѣ Николаѣ Павловичѣ, время котораго совпадало съ высшимъ развитіемъ русскаго искусства и съ "полнымъ гордаго довѣрія покоемъ,, Россіи и который въ своемъ лицѣ являлъ Львову какъ бы воплощеніе русской государственной идеи. Нашъ Народный гимнъ въ полномъ смыслѣ слова Народный. Онъ былъ написанъ по мысли русскаго Царя и привился къ Россіи очень крѣпко. Герценъ старался выставить созданіе Народнаго Гимна ненужнымъ, но Императоръ Николай Павловичъ зналъ, что дѣлалъ, когда поручалъ Львову написать на слова Жуковскаго музыку Народнаго гимна. Герценъ потому и порицалъ [372] Гимнъ, что видѣлъ въ немъ одно изъ средствъ укорененія и распространенія монархизма въ Россіи. Противъ Гимна высказывался, по преданію, и митрополитъ московскій Филаретъ, хотя, разумѣется, по соображеніямъ, не имѣвшимъ ничего общаго съ соображеніями Герцена. Онъ говорилъ, что русскимъ не нуженъ Народный гимнъ, что онъ уже есть у нихъ въ тропарѣ: «Спаси, Господи, люди Твоя». Но «Спаси, Господи, люди Твоя» — не гимнъ, а молитва, которая можетъ быть возносима лишь въ церкви и во время молебныхъ пѣній. Императоръ Николай Павловичъ въ виду этого, вѣроятно, и почувствовалъ необходимость въ Гимнѣ. Доказательство, что Народный гимнъ нуженъ былъ Россіи, налицо: онъ привился къ ней, какъ нельзя лучше, и производитъ сильное впечатлѣніе при сколько-нибудь удовлетворительномъ исполненіи даже на иностранцевъ.

Гармонизація Народнаго Гимна и его инструментовка могутъ быть, конечно, съ теченіемъ времени улучшаемы, но то, что составляетъ сущность или, такъ сказать, душу композиціи Львова, ея мелодія, не должно быть измѣняемо. Всякое измѣненіе въ этой области будетъ искаженіемъ одного изъ лучшихъ произведеній русскаго искусства.

Музыка Народнаго гимна, подобно первой нашей національной оперѣ, служитъ свидѣтельствомъ, что лучшая опора нашего Самодержавія заключается въ душевномъ складѣ русскихъ людей. Дѣлались попытки выставить Народный гимнъ порожденіемъ казенщины, но изъ этого ничего не вышло. Народный гимнъ съ каждымъ годомъ дѣлается все болѣе и болѣе народнымъ. Львовъ, очевидно, превосходно справился съ своей задачей и удовлетворилъ одной изъ важныхъ потребностей своей родины. Народный гимнъ Львова можетъ разсчитывать на такое же безсмертіе, какъ и геніальный финальный хоръ «Жизни за Царя» Глинки, который тоже можетъ получить значеніе Народнаго гимна.

• ) См. ст. 292 этой книги.

No Оцифровано православнымъ братствомъ во имя св. Царя-искупителя Николая для переизданія въ царской орѳографіи. www.monar.ru