Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860—1886)
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси». Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Нѣмецкія газеты и «Голосъ».
правитьБерлинская газета «National-Zeitung», органъ германскихъ такъ-называемыхъ «націоналъ-либераловъ» разразилась недавно самою ругательною, самою оскорбительною статьею для чести и достоинства Русскаго народа и государства. Россіи этому не дивиться стать. Брань, насмѣшки, клеветы, клокотаніе тайной злобы подъ видами высокомѣрнаго къ намъ презрѣнія — это явленіе въ иностранной журналистикѣ заурядное, хотя нельзя не признать, что въ послѣднее время, и именно въ Германіи, такое отношеніе печати къ Россіи приняло характеръ какой-то установленной системы, какого-то условленнаго согласія, словно бы по командѣ. Команда не команда, а нѣчто въ родѣ внушенія или вдохновенія свыше несомнѣнно чувствуется въ этомъ единодушіи усиленныхъ на Россію нападокъ, въ этой одновременности повсемѣстнаго въ Германіи преизбытка враждебныхъ къ намъ чувствъ. Какъ всегда водится въ отношеніяхъ Европы къ Россіи, — чувствуя или предчувствуя свою вину предъ послѣдней, т. е. замышляя что-либо для Россіи невыгодное или прямо вредное, притомъ съ нарушеніемъ общепринятыхъ основъ справедливости, — Европа взводитъ на Россію же обвиненіе въ небывалыхъ злыхъ замыслахъ. Россія — это козелъ отпущенія европейскихъ грѣховъ, — это своего рода decorum, которымъ Европа прикрываетъ собственную алчбу новыхъ захватовъ (конечно, не иныхъ какихъ земель, а именно славянскихъ), собственную лютость въ насилованіи свободы или правъ чужихъ племенъ — конечно, опять-таки славянскихъ! Такъ и свою собственную ненависть въ Русскому народу Нѣмцы маскируютъ теперь выдуманнымъ ими (умышленно-выдуманнымъ) russische Deutschenhetze, т. е. никогда небывалымъ «русскимъ нѣмцененавидѣніемъ». Это новое словечко — russische Deutschenhetze — пущено недавно въ Германіи въ самый живой оборотъ, и воспламеняетъ теперь Нѣмецкія сердца пущимъ браннымъ духомъ и жаждою мести. Откуда же этотъ внезапный воинственный азартъ? Перспектива схватиться съ «Русскимъ медвѣдемъ» никогда до сихъ поръ не представлялась заманчивою для Германцевъ и еще менѣе для Пруссаковъ, которые, содержа въ благоговѣйной памяти дѣянія своего «великаго Фрица», безъ сомнѣнія твердо знаютъ, во что было обошлась имъ единственная война, которую, лѣтъ слишкомъ за сто назадъ, вела съ ними Россія (и какая же Россія — тогдашняя!), и не менѣе же твердо вѣдаютъ, какія, напротивъ, неизмѣримыя выгоды доставила Пруссіи дружба Русской державы. Не Россія ли могущественно способствовала созданію Германскаго единства съ Пруссіей во главѣ, иначе сказать Германской Имперіи? Правда, есть мнѣніе, будто нѣтъ ничего тягостнѣе и раздражительнѣе для самолюбія, какъ сознавать себя кому-либо нравственно обязаннымъ за содѣянное добро; но такое мелкое чувство недостойно великаго народа, — это можетъ быть къ лицу только развѣ Австріи, въ которой никакого великаго народа и единаго національнаго духа не имѣется, и которая, дѣйствительно, и щеголяла, и хвасталась неблагодарностью въ своей спасительницѣ-Россіи. Стало быть не здѣсь, не въ оказанныхъ нами Германіи услугахъ должны мы искать объясненія настоящаго нахальнаго задора Германской печати, — тѣмъ болѣе, что Россія никогда даже и не предъявляла правъ на Нѣмецкую признательность, никогда даже и не ставила своихъ услугъ Германіи въ счетъ или «въ дебетъ». Русскій «медвѣдь» съ своей стороны желаетъ лишь одного: чтобъ сосѣди не забирались въ нему въ берлогу…
Наша такъ-называемая «либеральная пресса» — въ своихъ отношеніяхъ въ Западной Европѣ сильно смахивающая на того «мѣщанина во дворянствѣ», который, изо всѣхъ силъ поддѣлываясь подъ «дворянскій» тонъ, стыдится своего низкаго происхожденія и родства, — всю причину распалившейся Нѣмецкой на васъ злости видитъ, разумѣется, въ извѣстныхъ «рѣчахъ» Русскаго «знаменитаго генерала». Она, въ запуски съ Нѣмецкой печатью, не перестаетъ до сихъ поръ пятнать это славное Русское имя, а вмѣстѣ и всякое открытое проявленіе Русскихъ патріотическихъ убѣжденій. Но развѣ «знаменитый генералъ» въ своихъ, не рѣчахъ, а бесѣдахъ, заявлялъ себя когда-либо врагомъ Германскаго единства, или же порочилъ Германскую націю и къ ней именно выражалъ ненависть? Никогда и нисколько. Онъ объявилъ себя врагомъ Германскаго напора на Востокѣ (Drang nach Osten), онъ произносилъ угрозы не Нѣмцу у него дома, а Нѣмцу, ломящемуся въ чужой домъ — Славянскій (чужой для него и родной для насъ); онъ порочилъ не Германскую націю, а Германскую политику, посягающую на свободу и независимость православныхъ Славянскихъ племенъ, и именно къ этому вопіющему нарушенію международнаго права и Божеской правды отнесся такъ, какъ естественно и подобаетъ отнестись каждому Русскому Славянину. Кто же неволитъ Германію, — величіе и миръ которой были упрочены самою Россіей, — лѣзть за предѣлы своей имперіи, въ область прямыхъ, кровныхъ Русскихъ интересовъ, лѣзть такъ-сказать въ берлогу въ самому медвѣдю, да еще съ притязаніями на радушное гостепріимство! Руководителямъ Германской политики хотѣлось бы, чтобы захватъ Нѣмцами Славянскихъ земель и порабощеніе въ той или другой формѣ Славянскихъ племенъ совершались не только втихомолку, въ мирѣ, не только при соблюденіи спокойствія и даже благодушнаго настроенія, какъ порабощаемыми, такъ и самою Россіей, — но чтобъ такое дѣйствіе захвата и порабощенія признавалось еще какъ нѣчто Богомъ повелѣнное, вмѣнялось Славянскими племенами въ величайшую себѣ честь и благо. Само собою разумѣется, что такія притязанія не могли не встрѣтить отпора, если не въ Русской дипломатіи, такъ въ значительной части Русскаго общества, — той, которая сознаетъ себя Русскою и сердцу которой дороги честь и интересы Русскаго народа и государства.
Что таковы именно замыслы Германской политики, это не можетъ подлежать теперь никакому сомнѣнію; да ихъ теперь громко, беззастѣнчиво исповѣдуютъ во всеуслышаніе отчасти и сами Германскія, но еще болѣе Австрійскія, Нѣмецкія и Мадьярскія газеты. Конечно, натискъ на Балканскій полуостровъ творится не непосредственно Германіей, а черезъ Австрію, но развѣ это не все равно? Развѣ не во имя Германской культуры, развѣ не съ благословенія только Германской державы и опираясь лишь на ея могучую поддержку могла отважиться Австрія на такое колоссальное хищничество? Вина и отвѣтственность за дѣянія Австріи лежитъ исключительно на Германіи.
И тѣмъ не менѣе, кажется намъ, Австрійскіе интересы не настолько дороги сердцу Берлинскаго или Саксонскаго Нѣмца, чтобъ онъ, ради ихъ, воспламенился жаждою боя съ Россійской Имперіей. Мы продолжаемъ думать, что это воинственное, полное ярой къ намъ ненависти возбужденіе Германской печати произведено болѣе или менѣе искусственно. Въ вопросахъ внѣшней политики Нѣмецкая печать проявляетъ замѣчательную дисциплину и никогда не компрометируетъ видовъ своего правительства. Хотя, мы въ томъ убѣждены, князь Бисмаркъ менѣе чѣмъ кто-либо въ Германіи расположенъ вовлекать ее въ войну съ Россіей и ставить на карту, въ этой отчаянной игрѣ, единство и бытіе созданной имъ имперіи, однако же, такое, имъ же самимъ можетъ быть вызванное или подогрѣтое настроеніе Германскаго общества, свидѣтельствуемое печатью, представляется, конечно, удобнымъ подспорьемъ для его политическихъ соображеній, одновременно съ сохраненіемъ самыхъ, повидимому, дружественныхъ отношеній между обоими Кабинетами!.. «Успокойте Германію, уважьте ея общественное мнѣніе, утишите ея тревоги, порожденныя вашими „панславистами“ (т. е. людьми съ Русскимъ образомъ мыслей и національнымъ направленіемъ въ политикѣ), — иначе намъ трудно будетъ сдержать Германскій патріотизмъ! помогите намъ соблюсти миръ, а для этого пожалуйте намъ какой-либо новый звавъ дружбы и вниманія къ Германскимъ интересамъ». Вотъ какого рода ласковый шепотъ — сдается намъ — несется на берега Невы съ береговъ Шпреи, при аккомпанементѣ неистовыхъ ругательствъ, заносчивыхъ угрозъ и оскорбительныхъ глумленій надъ Россіей и Русскимъ народнымъ духомъ.
Въ самомъ дѣлѣ, откуда могла появиться эта нелѣпая басня о нѣмце-ненавидѣніи, Deutsebenhetze, обуявшемъ будто бы нашу Россію? Русскій народъ едва ли не болѣе всѣхъ народовъ въ мірѣ чуждъ человѣконенавидѣнія вообще и въ частности ненависти въ иноземцамъ, — пока, разумѣется, эти иноземцы сами, лично, не посягаютъ на его свободу. Развѣ во-время Крымской нашей войны съ Французами, пребывавшіе въ Россіи до начала военныхъ дѣйствій Французы, не покинувшіе ея и затѣмъ во все время войны, — развѣ подверглись они, въ эту годину тяжкихъ для Русскаго народа испытаній, хоть бы одинъ изъ нихъ — хоть бы малѣйшему оскорбленію?!. Не сотни ли тысячъ настоящихъ, коренныхъ Нѣмцевъ (не однихъ прибалтійскихъ) благоденствуютъ у насъ теперь, не только въ Петербургѣ, но въ самой Москвѣ и на пространствѣ всего государства, — благоденствуютъ, благодушествуютъ, торгуютъ, наживаются, богатѣютъ себѣ по добру-по здорову? Пусть господа Кнопы, Вогау, Беры, Берги, Листы и весь этотъ почтенный легіонъ негоціантовъ потрудится свидѣтельствовать предъ своими «ко-націоналами»: испытывалъ ли кто изъ нихъ когда-либо на себѣ проявленіе той Deutschenhetze, которою, по словамъ Германскихъ газетъ, такъ и трепещетъ Россія? Да наконецъ, въ какой иной Европейской стрпнѣ такъ распространено знакомство съ Германской литературой, такъ чтутся безсмертныя заслуги Германскаго генія въ области отвлеченной мысли и положительнаго знанія? Конечно, не во Франціи, не въ Италіи, и даже не въ Англіи!..
Если мы такъ сильно возмущаемся подобнымъ обвиненіемъ, то лишь потому, что оно предполагаетъ ту узкость и односторонность національнаго духа, которыхъ именно въ Русскомъ духѣ и нѣтъ. Особенность Русскаго народнаго духа заключается именно въ его многосторонности, шири и общечеловѣчности. Онъ не питаетъ племенной вражды ни къ Нѣмцу собственно, ни въ Нѣмцу вообще (такъ какъ извѣстно, что въ нашемъ простонародьѣ этимъ названіемъ, какъ родовымъ, обозначаются нерѣдко, и особенно обозначались встарину, всѣ виды западныхъ Европейцевъ). Не питаетъ онъ племенной и религіозной вражды ни къ Турку, ни къ Татарину, да и ни въ какому чужеземцу и иновѣрцу, пока всѣ они обращены къ Русскому народу своею общечеловѣческою стороною. Но какъ скоро они начинаютъ употреблять во зло его терпимость и даже уступчивость; какъ скоро они, именно во имя своей племенной исключительности, являются насильниками его собственной національной самобытности, само собою разумѣется, и въ немъ просыпается инстинктъ самосохраненія, и онъ въ потребномъ случаѣ съумѣетъ дать насильникамъ надлежащій отпоръ. Изъ того, что въ Русскомъ народѣ никогда и тѣни не бывало глупаго, наклепаннаго на него въ Германіи нѣмцененавидѣнія, вовсе не слѣдуетъ, чтобы его долготерпѣнію, въ виду этого невыносимаго Нѣмецкаго высокомѣрія и всяческихъ оскорбленій Русскаго достоинства и чести, не было мѣры. Вовсе не слѣдуетъ также, чтобъ онъ, во свидѣтельство своего невраждебнаго отношенія къ Нѣмецкой народности, пожертвовалъ ей своими государственными интересами. Еще менѣе, изъ чего бы то ни было, слѣдуетъ, что Русскіе люди, способствовавшіе Германскому политическому усиленію и объединенію, стали врагами нравственнаго объединенія и свободнаго взаимнаго другъ къ другу тяготѣнія Славянскихъ племенъ, или рукоплескали явному заговору Германскаго канцлера, Римскаго папы и Габсбургскаго дома, Нѣмцевъ-протестантовъ и Нѣмцевъ-іезуитовъ: обезличить духовно и поработить матеріально православныхъ Славянъ Балканскаго полуострова. Мириться съ этимъ торжествомъ Нѣмецкой корысти и «культурнаго» разбоя Русскіе люди, конечно, не могутъ; это значило бы принять на душу грѣхъ братоубійства, и если Русское государство вынуждено бездѣйствовать, то никакая власть и никакія соображенія въ мірѣ не могутъ упразднить горечи и негодованія въ Русскомъ сердцѣ. Если Нѣмцы почитаютъ такое накопленіе горечи и негодованія въ Русскихъ сердцахъ для себя невыгоднымъ, пусть сѣтуютъ сами на себя: зачѣмъ сами презрѣли задатки мира и дружбы, всѣ условія для взаимнаго прочнаго союза обѣихъ державъ? зачѣмъ, сдвигая свое политическое зданіе съ основанія правды, подводятъ подъ него ненадежную опору кривды и лжи?..
Мы воспользовались статьей берлинской «Національной Газеты» какъ поводомъ для отвѣта на весь шумъ и гвалтъ современной Нѣмецкой печати о Россіи и о Русскомъ отношеніи въ Германской народности. Что же касается самой статьи газеты National-Zeitung, то сака по себѣ она не заслуживала бы никакого вниманія, еслибъ не возгласилъ о ней, съ замѣчательною патріотическою безтактностью, Петербургскій «Голосъ». Статья эта озаглавлена «Русскій геній» и имѣеть цѣлію доказать, что никакого Русскаго національнаго генія не бывало и нѣтъ, никакой самобытности, особенноcти, оригинальности, никогда онъ не проявлялъ въ теченіи всей своей тысячелѣтней исторіи, да и не проявитъ, потому что къ таковой и не способенъ, — онъ безличенъ, онъ безсодержателенъ, онъ ничтоженъ, равняется нулю, а потому долженъ отказаться отъ всякихъ притязаній на личность и самостоятельность, и безъ лишнихъ околичностей присоединиться къ общему Европейскому концерту — запѣть въ унисонъ съ остальною Европою, потому-де, что «попытка на китайскій ладъ выработать изъ себя свою собственную музыку никогда не удается». (Неудачно и сравненіе газеты, такъ какъ именно въ Русской музыкѣ открываютъ даже сами Германскіе ученые музыканты новые, невѣдомые Западной Европѣ законы или формы гармоніи!) Однимъ словомъ, по увѣренію статьи Берлинской газеты, Россія не больше какъ пустой сосудъ, въ который Европа имѣетъ положить свое содержаніе; голая доска, на которой она пропишетъ свои законы; матеріалъ, изъ котораго она вылѣпитъ фигуры по своему образцу, подобію, вкусу и потребности!.. Статья — свидѣтельствующая о грубомъ невѣжествѣ и ограниченности автора, котораго умственный горизонтъ замыкается весь одною Западною Европою, но статья все же, какъ выражается самъ «Голосъ», «оскорбительная для нашего національнаго чувства». Тѣмъ не менѣе самому «Голосу» она очевидно не кажется оскорбительною, такъ какъ самъ же онъ объявляетъ, что "отвѣчать на нее слѣдуетъ не ему, «Голосу», а славянофильскимъ органамъ, и прежде всего «Руси». Почему же самъ «Голосъ» не признаетъ себя обязаннымъ дать отпоръ оскорбленію? почему же защищать честь Россіи, по его мнѣнію, слѣдуетъ не ему? Или онъ вовсе не испытываетъ никакого чувства оскорбленія (что и вѣроятно, иначе не предоставилъ бы честь отместки за оскорбленное Русское чувство своимъ противникамъ), или же, если и признаетъ, что статья для народнаго нашего самолюбія оскорбительна, то всегда вполнѣ съ нею сочувствуетъ. Оно, разумѣется, такъ и есть. Хотя онъ конечно, приличія ради, и оговаривается, будто приводитъ воззрѣнія Берлинской «печати не потому, чтобы ихъ раздѣлялъ», однакожъ этому нельзя вѣрить, такъ какъ онъ тутъ же прибавляетъ, что мнѣнія-де о насъ другихъ полезно знать, ибо они «служатъ зеркаломъ, въ которомъ можетъ-де народъ видѣть хоть сколько-нибудь свое отраженіе». Онъ не оговаривается тутъ, что зеркало можетъ быть и кривое, напротивъ, нѣсколько ниже замѣчаетъ, что «она написана не безъ знанія дѣла и не безъ пониманія нашего положенія».
Да и какъ же не сочувствовать «Голосу» этой статьѣ, когда онъ о народномъ Русскомъ геніи сотни разъ разсуждалъ въ этомъ же смыслѣ и духѣ, вмѣстѣ съ мыслителями «Вѣстника Европы» и всей остальной печати одного съ ними лагеря? Если нѣсколько смягчить нѣкоторыя выраженія статьи Берлинской газеты, она могла бы цѣликомъ появиться на страницахъ «Голоса» или любаго изъ органовъ такъ-называемой у насъ «либеральной» прессы какъ бы за оригинальную, и никого бы даже не удивила. Поэтому, какъ ни лестно для насъ патріотическое порученіе «Голоса»: мстить оскорбленія наносимыя Берлинскою газетой Русской народной чести и (какъ иронически прибавляетъ «Голосъ»), «непремѣнно фактами и строгими выводами доказать Западу ошибочность его мнѣнія о культурной силѣ и историческомъ значеніи Русскаго генія», причемъ и «посрамить враговъ силою нашего горячаго слова», — но мы не послѣдуемъ его совѣту. Ни горячихъ, ни холодныхъ словъ не потратимъ мы на такую полемику, признавая неприличнымъ и несогласнымъ съ Русскимъ достоинствомъ усердно, усиленно доказывать (да еще органу партіи Прусскихъ «націоналъ-либераловъ», которая вовсе еще не весь «3ападъ»), что Русскій стомилліонный народъ съ его тысячелѣтней исторіей — не пустой-де сосудъ и не tabula rasa, не совсѣмъ-таки нуль въ человѣчествѣ! Мы вообще не придаемъ особенной цѣны мнѣнію о Россіи иностранцевъ, отъ которыхъ даже мудрено и ожидать вѣрныхъ сужденій, когда огромный разрядъ Русской интеллигенціи, именующій себя либеральныхъ, оказывается по части своего отечества и своего народа еще менѣе свѣдущимъ и смысленнымъ, чѣмъ они. Несравненно болѣе важности придаемъ мы именно этому печальному обстоятельству.
«Голосъ» приводитъ въ подлинникѣ слѣдующее мѣсто изъ Нѣмецкой статьи, въ которой видитъ «главную мысль», выраженную «въ болѣе приличномъ тонѣ»:
«Когда Русскіе начинаютъ говорить о Святой Руси и гниломъ Западѣ, можно подумать, что всѣ Гасконцы назначили себѣ свиданіе въ Петербургѣ и стараются одинъ передъ другимъ, разсказами о своихъ геройскихъ подвигахъ, придать себѣ храбрости противъ невидимаго непріятеля…»
Можно подумать, право, что читаешь переводъ какой-либо статьи изъ самого «Голоса»! Далѣе:
«Вотъ уже одиннадцать мѣсяцевъ ждетъ Европа, что сдѣлаетъ Россія, но… совершенно напрасно стегаетъ себя левъ своимъ хвостомъ: онъ не можетъ сдѣлать ни одного прыжка»…
«Берлинская газета хочетъ этимъ сказать, — поясняетъ „Голосъ“, — что заявивъ на весь міръ о своемъ желаніи идти независимымъ чисто Русскимъ путемъ въ исполненію своего національнаго признанія, мы не двинулись впередъ ни на одинъ шагъ и не въ состояніи двинуться»… Что Европа ждетъ вотъ уже одиннадцать мѣсяцевъ — до этого намъ нѣтъ никакого дѣла, и мы ради ея не поторопимъ наше шествіе ни на вершокъ времени, если не признаемъ этого для себя нужнымъ. А «Голосу» вотъ наша отповѣдь:
Мы можемъ быть недовольны положеніемъ дѣлъ у васъ дома, находить, что они идутъ медленно или же криво, — но, во-первыхъ, въ эти домашніе наши счеты иностранцевъ впутывать не зачѣмъ. Это по меньшей мѣрѣ не патріотично. Затѣмъ, какъ бы ни туго подвигалось наше благоустройство, какъ бы ни безотраденъ подчасъ казался намъ нашъ отечественный горизонтъ, поправимъ ли мы положеніе дѣлъ и дождемся и свѣтлыхъ историческихъ дней, если сами будемъ упорно сгущать мракъ нашего общественнаго сознанія? Если упорно, неистово будемъ, вторя иностранцамъ, плевать на самихъ себя, на свой народъ, свою народность, топтать въ грязь свою исторію, свои преданія, шпынять, издѣваться, глумиться по поводу малѣйшаго заявленія, что и Русскій человѣкъ, въ семьѣ человѣческой, не лишенъ своей личности и своего призванія? Отрицать въ себѣ всякую способность самостоятельнаго національнаго развитія, предаваться даже какой-то свистопляскѣ отрицанія всего, въ чемъ одномъ заключается для насъ условіе почетнаго въ человѣчествѣ бытія, въ чемъ самый нервъ нашей жизни — какъ историческаго народа, въ чемъ единственный залогъ нашего оздоровленія и выходъ изъ современнаго невзрачнаго положенія дѣлъ, — вѣдь это значитъ добиваться, чтобы самая соль обуяла, а тогда чѣмъ же будетъ и осолиться?! Изъ того, что Русскій мужикъ осипъ или заболѣлъ горломъ, слѣдуетъ ли непремѣнно требовать, чтобъ онъ, вмѣсто «Внизъ но матушкѣ, по Волгѣ», ухищрился пѣть, хотя бы фальшивя, Французскую шансонетку, ибо это-де «общечеловѣческое», и отрекся отъ надежды, что когда-нибудь да оправится же онъ и полнымъ своимъ Русскимъ голосомъ запоетъ свою, Русскую пѣсню?!. Для того, чтобъ пойти «чисто Русскимъ путемъ въ исполненію своего національнаго призванія», необходимъ прежде всего успѣхъ Русскаго народнаго самосознанія въ самомъ Русскомъ обществѣ, именно въ той его многочисленной средѣ, которая настолько духовно разрознена съ родною народностью, такъ мало вѣдаетъ и разумѣетъ свой народъ, судитъ и рядитъ о Россіи такъ легкомысленно, на основаніи иностранныхъ воззрѣній, доктринъ и теорій, что этою своею рознью, невѣжествомъ, безнародностью, легкомысліемъ — созидаетъ главное условіе нашей общественной расшатанности и безсилія…