Года четыре тому назад нам пришлось упомянуть в разговоре с женой одного южно-русского фабриканта об обыскивании рабочих, выходящих с фабричного двора. Наша собеседница очень удивилась.
— Неужели их обыскивают? Каким же образом?
— Очень просто! — объяснили мы. — Рабочий подходит с приподнятыми руками к барьеру, у которого стоит сторож. Последний проводит ладонями по туловищу рабочего, с большей тщательностью останавливаясь на карманах… Этой операции подвергаются решительно все рабочие: старые и молодые, поступившие вчера и отдающие заводу свои силы в течение двух десятилетий.
Почтенная дама была окончательна смущена.
— Как странно, — заметила она в заключение, — мне никогда не приходилось читать об этом…
Так говорила жена фабриканта.
Если бы описанный разговор происходил в настоящее время, мы имели бы возможность указать почтенной даме на краткое, но весьма выразительное описание сцены обыска рабочих в превосходном очерке г. Вересаева[1] «Ванька» («Журнал для всех», № 3).
После того нам приходилось еще несколько раз замечать выражение крайнего изумления, соединенного с негодованием, на лице людей, впервые узнавших о том, что грубому ощупыванию подвергаются изо дня в день люди, не виновные ни в чем, кроме собственной нужды, заставляющей их продавать свои рабочие руки…
Фабрикант Н. И. Прохоров в «Письме к редактору „Русских Ведомостей“» говорит, что «осмотр» (заметьте: осмотр, — как деликатно!) рабочих, уходящих из фабричных помещений, практикуется на всех существующих в России фабриках и производится «согласно „Правилам внутреннего распорядка“, утверждаемым фабричной инспекцией».
«Мера эта, к сожалению (скромная дань гуманности), представляется необходимой в интересах охраны фабричного имущества от противозаконных посягательств на него со стороны неблагонадежной части фабричного населения» («Р. В.» № 170).
Для того, чтобы обыскать смиренного российского «обывателя» необходимо соблюдение известных, правда минимальных, формальностей. По отношению же к фабрично-заводским рабочим эти, установленные законом, скромные формальности исключаются еще более скромными «Правилами внутреннего распорядка», утвержденными фабричной инспекцией.
Оберегайте, оберегайте мм. гг., ваши имущества: в этом ваше законное право. Но разве опасность существует только со стороны фабричных рабочих? Разве профессиональные воры не приходят под видом покупателей в магазин, под видом «публики» — в театры, в качестве молящихся — в церкви, в качестве моющихся — в бани? Почему бы, в таком случае, не обыскивать всех покупателей, зрителей, молящихся, моющихся? Наконец, всех вообще обывателей, — ибо именно они, обыватели, эти тихони, выделяют из своей среды «неблагонадежную часть», делающую себе профессию из «противозаконных посягательств»?