Переносясь воображеніемъ на позорище проистествій нынѣшнихъ со всѣми ихъ впечатлѣніями на чувства, со всѣми ихъ дѣйствіями на мысли; возвращаясь умственно отъ послѣдняго случая къ первому; проходя памятью всѣ оные постепенно и удивляясь чудесной, изумительной ихъ цѣли, которую вижу въ невидимой рукѣ Вседержителя, простершаго ее съ Благословеніемъ къ Избранному Имъ на спасеніе цѣлаго міра отъ ужаснѣйшихъ бѣдствій, вспоминаю между прочимъ то, что убѣдительнѣйшимъ образомъ доказываетъ священную истину: Не превозносись сильный силою, мудрый мудростію, равно какъ и ничтожность всѣхъ земныхъ надеждъ, замысловъ и успѣховъ человѣческихъ.
Когда непріятель подходилъ къ Смоленску, одинъ Французской плѣнный Офицеръ въ разговорѣ со мною[1] сказалъ мнѣ со всею гордостію несомнѣннаго увѣренія: «Наполеону не возможно только взойти на небо[2].» А когда Французы были уже въ Москвѣ, то умный и ученый Польской Генералъ говорилъ чистосердечно, что «Россіи нельзя при Наполеонѣ вмѣшиваться въ дѣла Европы; что Россія зналась бы только съ другою своею сосѣдкою, съ Азіей; занималась бы единственно ею; искала бы выгодъ своихъ только отъ нее, и терпѣливо ожидала бы смерти Наполеона, которой (примолвилъ онъ) поправя усы свои) смѣется надъ всѣми противъ него умышленіями[3].»
Въ то же время Французской конногвардейской гренадеръ, при жаркихъ похвалахъ войскамъ своимъ, сказалъ мнѣ съ нѣкоторымъ родомъ сожалѣнія: «Рускіе солдаты имѣли славу храбрыхъ назадъ тому пятнадцать лѣтъ — при Суворовѣ,» и съ восторгомъ началъ говорить о подвигахъ Суворова въ Италіи, гдѣ гренадеръ служилъ подъ республиканскими знаменами, Франціи[4].
Ежели сіи люди живы, то очень любопытно, что они думаютъ, чувствуютъ и говорятъ при нынѣшнемъ магическомъ поворотѣ вещей! какія внутреннія движенія заступили мѣсто ихъ упоенія и энтузіама! Но эти вопросы можно, или должно распространить на всѣ Европейскіе народы твердой земли — кромѣ Россіи.
Для меня, которой видѣлъ которой испыталъ печальное состояніе Москвы, и въ ней высокомѣрное безчеловѣчное Господство Французовъ, — для меня торжество сей Столицы еще радостнѣе, неувядаемые Лавры вселюбезнѣйшаго нашего Монарха АЛЕКСАНДРА Благословеннаго еще восхитительнѣе, слава Отечества еще лучезарнѣе! Но какъ выразитъ чувствованія къ Герою ЦАРЮ, Который за оскорбленіе великаго Своего народа и Священной Особы Своей отмстилъ — великодушіемъ?
1-го Мая, 1814 г.
Москва.
- ↑ За Можайскимъ — въ Колодскомъ монастырѣ, гдѣ было на тотъ разъ очень много плѣнныхъ.
- ↑ Я замѣтилъ офицеру, что его столь могущественный Наполеонъ не можетъ еще — переплыть съ арміями къ Англичанамъ.
- ↑ На это я возразилъ Генералу правиломъ: Конецъ вѣнчаетъ дѣло.
- ↑ Спасибо, гренадеръ! — сказалъ я ему за справедливость, которую отдаетъ нашему безсмертному Герою. Но у насъ есть другой Суворовъ — фельдмаршалъ Кутузовъ, который недалеко отъ Москвы и можетъ быть скоро въ Россіи, откроетъ и совершитъ Италіянскую кампанію. (Гренадеръ насмѣшливо улыбнулся. Извѣстно, что въ три мѣсяца сей кампаніи Суворовъ выгналъ французовъ изъ Италіи. Пророчество мое въ Историческомъ извѣстіи о пребываніи въ Москвѣ, франиузовъ, что Наполеонъ рыцарскіе подвиги свои окончитъ поприщемъ Донъ-Кишота, сбылось равномѣрно).