НЕИСТОВЫЙ ОРЛАНДЪ.
правитьЛѣто и осень 18** года довелось мнѣ прожить въ одной изъ губерній средней полосы Россіи.
Я гостилъ у одного помѣщика, который, даже въ нашъ положительный и меркантильный вѣкъ, сохранялъ право называться вполнѣ русскимъ хлѣбосоломъ, и домъ его истинно былъ всегда открытъ для званныхъ и незванныхъ.
Превосходныя охотничьи мѣста; выписка всевозможныхъ книгъ, журналовъ и газетъ; вкусные столь и вино; превосходный садъ, раскинутый на пятидесяти десятинахъ; ежедневный пріѣздъ гостей-сосѣдей, людей большею частью добрыхъ и умныхъ; образованный, радушный и къ тому же страстный охотникъ-хозяинъ, — все это взятое вмѣстѣ сдѣлало то, что я почти не замѣтить какъ прошли или, выражаясь поэтически, канули въ вѣчность пять мѣсяцевъ. Былъ праздникъ. Гостей понаѣхало довольно.
Вечеромъ общество вышло на балконъ. Половина сада, противоположная западу, была освѣщена краснымъ свѣтомъ отъ заходящаго солнца. Воробьи, слетѣвшіеся на ближайшія клумбы на ночлегъ, ужасно шумѣли. Вечеръ былъ тихъ и тепелъ.
— Скажите, пожалуйста, началъ одинъ изъ гостей: — отчего у насъ на Руси очень мало встрѣчается охотничьихъ статей?
— Должно быть оттого, отозвался кто-то изъ толпы: — что мало литераторовъ охотниковъ.
— Вотъ Французы, другое дѣло, подхватилъ третій: — убьютъ какого-нибудь хорька, или крота, и сейчасъ готова статья въ охотничьемъ журналѣ на десяти страницахъ.
— За то они иногда и пишутъ такія нелѣпости, что порядочному охотнику трудно вѣрить, замѣтилъ четвертый.
— «Свѣжо преданіе, а вѣрится съ трудомъ», проговорилъ вновь пріѣхавшій господинъ.
Это былъ человѣкъ лѣтъ подъ сорокъ, очень красивой наружности, съ небольшими черными глазками и тщательно завитыми усами, которые онъ безпрерывно покручивалъ своими тонкими пальцами. Одѣтъ онъ былъ въ очень узкій черный фракъ, надѣвавшійся, вѣроятно, при важныхъ оказіяхъ, и потому еще почти новый. Отличительными частями одежды новопріѣзжаго были жилетъ и фуражка. Первая блестящаго серебристаго цвѣта изъ бѣлаго глазета; а вторая изъ краснаго сукна, носимая, должно-быть, въ знакъ памяти по военной службѣ, для приданія болѣе военнаго вида наружности носившаго и для напоминовенія проходящимъ мимо бородкамъ, чтобъ онѣ не забывали снимать свои поярковыя шляпы.
Прерванный на минуту разговоръ возобновился и незамѣтно перешелъ къ медвѣжьей охотѣ.
— Это должно-быть страшная и опасная охота, сказалъ одинъ изъ присутствующихъ на балконѣ.
— Какая тутъ опасность, отвѣчалъ молодой человѣкъ, причесанный à la Листъ, и вслѣдствіе этой прически сдѣлавшійся большимъ любителемъ музыки: — какая опасность, когда на одного звѣря идетъ десять человѣкъ охотниковъ съ двухъ-ствольными ружьями, да человѣкъ двѣсти кричанъ съ топорами, вилами и другими дреколіями! Вотъ у насъ въ губерніи иная рѣчь — тамъ охотникъ идетъ въ одиночку и съ однимъ можемъ.
— Позвольте, прервалъ другой изъ общества, человѣкъ среднихъ лѣтъ, чрезвычайно смуглый и большой охотникъ до возраженій: — изъ словъ вашихъ замѣтно, что вамъ не хорошо извѣстна медвѣжья охота. Вы, во первыхъ, говорите, что десять человѣкъ охотниковъ: этого почти никогда не бываетъ, а если и случается, то довольно рѣдко; обыкновенно, на эти охоты ѣздятъ трое, четверо, да и тѣ разстанавливаются, смотря, разумѣется, по мѣстности, другъ отъ друга шаговъ на семьдесятъ, восемьдесятъ, сто, а иногда и болѣе; слѣдовательно, опасность та же, еслибъ вы стояли и одни. Ежели вашъ выстрѣлъ неудаченъ и если медвѣдь вздумаетъ на васъ броситься, то врядъ ли товарищъ успѣетъ подоспѣть къ вамъ на помощь. Ему надо пробѣжать восемьдесять или болѣе шаговъ по глубокому снѣгу, а это довольно трудно; медвѣдь же бѣгаетъ чрезвычайно быстро, не затрудняясь на пути никакими препятствіями, кромѣ выстрѣла, да и стрѣляютъ по звѣрю обыкновенно не далѣе двадцати или двадцати-пяти шаговъ, почему и самое разстояніе между имъ и вами будетъ гораздо менѣе, нежели до вашего товарища. Во вторыхъ, вы сказали, двѣсти кричанъ: кричане берутся единственно для того, чтобъ окружить мѣстность на которой лежитъ звѣрь, чтобы не допустить его уйдти. Что же касается до помощи, то она здѣсь еще менѣе имѣетъ значенія, будь облавщиковъ хоть двѣсти, хоть пятьсотъ человѣкъ, потому что они разставляются на такое разстояніе отъ стрѣлковъ, чтобъ даже пуля, въ случаѣ промаха, до нихъ не долетѣла; слѣдовательно, кричанамъ еще затруднительнѣе явиться къ вамъ на выручку. Въ третьихъ, вы утверждаете, что у васъ въ губерніи охотникъ съ однимъ ножемъ идетъ на единоборство съ медвѣдемъ; но это едва ли вѣрно и я не могу съ этимъ согласиться.
— Почему же? спросилъ диллетантъ, нѣсколько обиженнымъ голосомъ, и тряхнувъ своими шелковистыми, длинными и черными какъ смоль волосами. — Ежели вы не довѣряете моимъ словамъ, то объ этомъ есть много печатаннаго, есть много авторитетовъ, подтверждающихъ мой разсказъ, авторитетовъ, которымъ можно повѣрить.
— Обо всемъ этомъ я очень хорошо знаю, много читалъ и еще болѣе слышалъ, началъ опять охотникъ до споровъ: — но все-таки, несмотря на мое уваженіе къ вамъ, авторитетамъ и печатному, я не могу съ этимъ согласиться.
— Да почему же?
— А вотъ почему: начнемъ, во первыхъ, съ того, что вамъ, вѣроятно, никогда не удавалось быть свидѣтелемъ подобной охоты, авторитетамъ, я думаю, тоже; потому что какой-нибудь вологодскій или олонецкій лѣсъ, простирающійся нерѣдко на нѣсколько сотъ верстъ, не циркъ, не арена; а русскій мужичокъ-промышленникъ не римскій гладіаторъ, вступающій въ единоборство съ звѣремъ для потѣхи публики; а все, что печатается, печатается со словъ разскащиковъ, которые, какъ всѣмъ извѣстно, нерѣдко охотники и до краснаго словца.
Во вторыхъ, какая необходимость промышленнику, добирающемуся единственно до шкуры медвѣдя, идти на него съ однимъ ножемъ и рисковать своей собственной, тогда какъ въ наше время, въ любомъ захолустьѣ, въ каждой почти деревнишкѣ, даже тамъ, гдѣ нѣтъ охотниковъ, вы найдете ружье? Охота съ однимъ ножемъ еще могла имѣть примѣненіе, когда не было извѣстію употребленіе огнестрѣльнаго оружія, т. е. во времена Владиміра или Святослава, да и тогда все-таки были бердыши, рогатины и другія средства понадежнѣе и подлиннѣе ножа.
Въ третьихъ, вникните, какъ вообще разсказываютъ про подобныя охоты, и вы найдете пропасть невѣрностей противъ дѣйствительности. Охотникъ, говорятъ, идетъ съ однимъ обоюдуострымъ ножемъ, обмотавъ предварительно лѣвую руку сыромятнымъ ремнемъ и взявъ въ нее желѣзную распорку. Подходитъ къ логову медвѣдя, старается его разсердить, подымаетъ на дыбы, и въ то время, когда раздраженный звѣрь, съ разверстой пастью бросается на охотника, онъ всовываетъ медвѣдю лѣвую руку въ пасть и ставитъ въ ней распорку, а правою рукой вонзаетъ ножъ въ животъ косматому чудовищу и распарываетъ его до грудныхъ полостей. На все это можно возразить однимъ довольно сильнымъ опроверженіемъ: медвѣдь страшный трусъ, и въ драку съ человѣкомъ не пойдетъ, а постарается отъ него дать тягу, спасая свою шкуру, до которой только лишь и добирается охотникъ. Далѣе, еслибъ, положимъ, звѣрь и рѣшился вступить въ бой, то сколько должно быть еще условій для удачной охоты: надо, чтобъ медвѣдь непремѣнно поднялся на дыбы, что онъ дѣлаетъ довольно рѣдко; нужно, чтобъ разинулъ пасть, въ которую охотнику необходимо поставить распорку и притомъ стоймя, и наконецъ, чтобъ звѣрь умеръ мгновенно, какъ пораженный громомъ; въ противномъ случаѣ онъ и при послѣднемъ издыханіи успѣетъ своротить черепъ своему противнику. Я видалъ примѣры, какъ медвѣдь перешибалъ въ одно мгновеніе толстые крестцы меделянскихъ собакъ; былъ такъ же свидѣтелемъ, когда онъ, смертельно раненный подъ сердце, на вылетъ, жеребьемъ въ 16 золотниковъ, въ послѣднія двѣ или три секунды своего существованія имѣлъ еще столько силы, что выворотилъ изъ мерзлой земли довольно порядочное еловое деревцо.
Удалые залпъ и отвага въ крови русскаго человѣка: урвать да уѣхать, въ одно ухо влѣзть въ другое вылѣзть — вотъ его любимыя поговорки, и потому найдется много молодцовъ, которые пойдутъ на медвѣдя не только съ однимъ ножемъ, а просто съ голыми руками; но русскій человѣкъ также и смышленъ, знаетъ, что изо ста медвѣдей, можетъ быть, одинъ, и то не навѣрное, пойдетъ на драку, а девяносто девять уйдутъ, и потому охотникъ не будетъ рисковать шкурой звѣря изъ одного молодечества, на которое некому будетъ даже и полюбоваться. Я знаю очень много охотниковъ дѣльныхъ, серьёзныхъ, убившихъ на своемъ вѣку по нѣскольку десятковъ медвѣдей, и всѣ они единогласно говорятъ, что медвѣдь бѣжитъ отъ человѣка. Исключенія чрезвычайно рѣдки.
— А все-таки охота на медвѣдя опасна и страшна, сказалъ кто-то изъ слушателей, выслушавъ доказательство противнаго.
— Не могу сказать утвердительно, началъ хозяинъ, молчавшій во время спора: — опасна эта охота или нѣтъ; но знаю, что не страшна, самый разительный тому примѣръ покойный Василій Ѳедорычъ, храбрость котораго извѣстна вамъ всѣмъ. Онъ бѣгивалъ отъ одной ружейной ложи, какъ отъ чумы; но во время охоты, на которой я убилъ медвѣдя, забылся дотого и пришелъ въ такой азартъ, что, по просьбѣ моего егеря, началъ вытаскивать изъ заряженнаго его ружья шомполъ, который второпяхъ былъ такъ плотно загнать въ стволъ, что одному человѣку вытащить его было невозможно. Василью Ѳедорычу сдѣлалось дурно уже послѣ, когда ему сказали, какой онъ подвергался опасности, вытаскивая шомполъ изъ дула заряженнаго ружья.
— Сдѣлайте одолженіе, почтеннѣйшій Н. В., доставьте намъ удовольствіе, разскажите о вашей охотѣ.
— Очень радъ, отвѣчалъ снисходительный хозяинъ: — хотя для многихъ изъ васъ это будетъ старая погудка и не на новый, а на тотъ же ладъ.
"Это было въ ноябрѣ. Погода стояла тихая и даже теплая, несмотря на мелкій снѣгъ, который едва-едва покрывалъ землю. Вечеромъ, не помню именно котораго числа, приходитъ ко мнѣ полѣсовщикъ и объявляетъ, что, обходя лѣсъ, наткнулся на медвѣжій слѣдъ. Ну, знаете, въ то время кровь была во мнѣ еще пожиже, расхаживала по венамъ и артеріямъ побыстрѣе, то и не удивительно, что сердце запрыгало и въ вискахъ застучало. Позвать, говорю, сюда ловчаго! Стая въ то время была у меня превосходная, охотники молодцы, лошади лихія, ловчій знатокъ своего дѣла, однимъ словомъ все было сформировано на самую щегольскую ногу.
"Явился ловчій. Ему отданъ былъ приказъ, чтобы чуть свѣтъ всѣ доѣзжачіе и псари были на коняхъ, а ружейникамъ, которыхъ набралось съ десятокъ, велѣно было зарядить ружья пулями.
"Не стану описывать, какъ провелъ я ночь наканунѣ охоты, какъ метался съ одного края кровати на другой, какіе видѣлъ сны, съ какимъ нетерпѣніемъ прислушивался къ бою часовъ, и думалъ не ошибся ли въ счетѣ, не больше ли пробило, какъ медленно и какъ долго тянулось время: охотнику все это понятно.
"Когда на другой день утромъ компанія добралась до лѣсу, и когда полѣсовщикъ указалъ намъ на слѣдъ, то всѣ мы остановились для совѣщанія, какъ начать охоту.
"Рѣшено было, чтобъ одну часть стрѣлковъ разставить по просѣкѣ, а другихъ по дорогѣ, которая шла черезъ лѣсъ. Двое же самыхъ отчаянныхъ доѣзжачихъ были посланы въ объѣздъ къ рѣчкѣ, протекавшей въ концѣ лѣса, на тотъ случай, что если звѣрь вздумаетъ переправиться черезъ нее вплавь, сбить его назадъ. Эта послѣдняя предосторожность оказалась не лишнею. Дѣйствительно медвѣдь покушался два раза переплыть рѣчку, и оба раза былъ отбиваемъ; одинъ разъ даже бросился на лошадь одного изъ доѣзжачихъ, но тотъ успѣлъ отдѣлаться палашемъ.
"Я же самъ съ гончими и остальными охотниками поѣхалъ прямо по слѣду.
"Прошедши съ охотой нѣсколько десятинъ, мы наткнулись на мѣсто, гдѣ медвѣдь отдыхалъ и пошелъ далѣе. Подавшись еще нѣсколько десятковъ саженъ, наѣхали на второе логово. Видно было, что звѣрь искалъ мѣсто для зимней своей квартиры, но не находилъ удобнаго.
"Слѣдъ былъ совершенно свѣжій, — по-нашему, по охотничьи, печатный. Я велѣлъ напустить гончихъ.
"Лишь только стая была брошена, какъ и закипѣла, какъ говорится, варомъ.
"Мнѣ очень понятно, какъ пріятно убить медвѣдя на облавѣ или на берлогѣ, но тамъ охота, а слѣдовательно и удовольствіе слишкомъ кратковременны, особенно въ послѣднемъ случаѣ: подошелъ къ логову, поднялъ медвѣдя, хлопъ — и конецъ. Тутъ же было совсѣмъ другое дѣло. Охота продолжалась не минуту, а около двухъ часовъ.
"Представьте себѣ тихій осенній день, тихій дотого, что уцѣлѣвшіе на деревьяхъ кое-гдѣ листочки не шевелились; ревъ лихой стаи изъ шестидесяти собакъ съ превосходнѣйшими голосами; крикъ и порсканье доѣзжачихъ; рявканье звѣря; изрѣдка выстрѣлъ, который отдавался прямо въ сердце и въ слѣдъ за нимъ опять гоньба, еще съ большимъ ожесточеніемъ, и воскресшая надежда, что звѣрь не убитъ, и въ добавокъ ко всему этому безпрестанное ожиданіе, что вотъ, вотъ онъ выскочитъ на тебя, и вы поймете всю прелесть подобной охоты. Надо быть не охотникомъ или каменнымъ и имѣть вмѣсто сердца кусокъ льду въ груди, чтобъ не придти въ восторгъ и по забыться въ подобныя минуты. Разумѣется, что объ опасности тутъ нѣтъ и помышленія.
"Наконецъ, послѣ самой жаркой двухъчасовой гоньбы стая начала близиться ко мнѣ; я ясно сталъ слышать охрипшіе голоса доѣзжачихъ: улю-лю, улю-лю, улю-лю, и гончія вынесли ко мнѣ загнаннаго звѣря, съ пѣною у рта, какъ говорится, на щипцахъ. Сердце мое забилось такъ сильно, при видѣ давно желаннаго гостя, что съ другимъ, болѣе короткошеимъ, на моемъ мѣстѣ, сдѣлался бы непремѣнно ударъ.
« — Я соскочилъ съ лошади и, подбѣжавъ къ медвѣдю, выстрѣлилъ въ него въ упоръ.»
Разскащикъ умолкъ, а всѣ какъ будто еще слушали.
— Въ самомъ дѣлѣ это была чудная охота! раздался чей-то голосъ изъ толпы.
— И какъ нельзя болѣе доказывающая, что она не страшна, подхватилъ спорщикъ. — А что медвѣдь трусъ, и, слѣдовательно, эта охота не такъ опасна, какъ вообще объ ней говорятъ и пишутъ, позвольте мнѣ представить случай, которому я былъ личнымъ свидѣтелемъ.
"Не далѣе какъ въ прошломъ году, одному моему хорошему знакомому и охотнику дали знать изъ Новгородской губерніи, Валдайскаго уѣзда, что обложенъ медвѣдь, и если есть желающіе охотиться, то чтобъ скорѣе пріѣзжали. На другой день мы, втроемъ, отправились по желѣзной дорогѣ. Вечеромъ прибыли на Бологовскую станцію, а на слѣдующее утро были уже въ деревнѣ, гдѣ насъ ожидала охота.
"Мѣстность, на которой лежалъ медвѣдь, представляла довольно длинную гряду крупнаго сосняка, соединяющаго своими оконечностями два большіе, сплошные лѣса.
"Гряда эта или полоса имѣла въ длину около трехъ четвертей версты, въ ширину же поболѣе 150 саженъ.
"Къ намъ присоединился еще одинъ стрѣлокъ и мы, вчетверомъ, заняли самое узкое мѣсто, примыкающее къ одному изъ упомянутыхъ лѣсовъ, изъ котораго медвѣдь и вышелъ. Остальныя же три стороны были охвачены цѣпью кричанъ, изъ которыхъ было человѣкъ десять взрослыхъ, а остальные (до пятидесяти) состояли изъ дѣтей обоего пола, отъ восьми до пятнадцати лѣтъ включительно, съ сковородами, лукошками, заслонками и тому подобной музыкой.
"День былъ ясный и тихій, но морозъ давалъ знать о себѣ таки порядкомъ.
"Кричане шумѣли и стучали уже около часа, а звѣрь не показывался.
"Мы продрогли и рѣшились послать въ кругъ человѣка три или четыре изъ облавщиковъ, думая, не наткнется ли кто изъ нихъ на берлогу.
"Предположеніе наше сбылось. Дѣйствительно одинъ изъ посланныхъ, вошедши въ середину облавы, набрелъ на берлогу и отъ ударовъ въ заслонку изъ-подъ самыхъ его ногъ выскочила медвѣдица и пошла прямо на меня; но взогнавшій ее, желая насъ порадовать тѣмъ, что медвѣдь найденъ и что въ берлогѣ находится четыре медвѣжонка, сдѣлалъ неосторожность: побѣжалъ также къ намъ. Звѣрь, вѣроятно замѣтивъ бѣгущаго человѣка, по одному съ нимъ направленію, не пошелъ на стрѣлковъ, а поворотилъ назадъ и началъ ходить въ кругу.
"Мы, разумѣется, по неопытности, а также частію отъ того, что страшно прозябли, посовѣтовавшись, рѣшились снять цѣпь кричанъ, оставаясь въ томъ убѣжденіи, что медвѣдица воротится къ дѣтямъ, и намъ на другой или на третій день удастся убить ее на берлогѣ; по вышло не такъ: какъ скоро облавщики сошли съ мѣстъ своихъ, медвѣдица вышла вонъ изъ кругу и къ дѣтямъ не возвращалась. На другое утро мы принуждены были взять медвѣжатъ, которые, оставаясь долѣе безъ пищи и на холоду, могли бы, разумѣется, околѣть.
"Мы прожили еще три дня, каждое утро повѣряли окладъ, но вхожаго слѣда не было, и мы воротились въ Москву съ одними малолѣтными.
"Спрашиваю васъ, много ли найдется животныхъ, которыя бросятъ своихъ крошечныхъ дѣтей умирать безъ пищи или отъ холода?
"Мнѣ случалось не одинъ разъ видѣть, какъ мелкія пташки съ ожесточеніемъ защищали свои гнѣзда и своихъ птенцовъ отъ врага вдесятеро ихъ сильнѣйшаго.
— Все это очень хорошо, заговорилъ кто-то изъ слушателей: — а все-таки, медвѣжья охота…
— А фазановъ кавказскихъ стрѣляли когда нибудь? неожиданно спросилъ одинъ мелкопомѣстный дворянинъ, имѣющій обыкновеніе издавать голосъ не прежде, какъ послѣ употребленія пяти или шести рюмокъ желудочной.
— Нѣтъ, не стрѣлялъ, отвѣчалъ довольно высокій, худощавый господинъ съ выразительной физіономіей, отличный стрѣлокъ и страстный любитель георгинъ и камелій, знавшій наизусть Вангутовскій каталогъ растеній, — а что?
— Такъ ничего, хотѣлъ бы посмотрѣть, какъ вы будете ихъ стрѣлять.
— Очень просто: приложусь, возьму птицу на цѣль и убью.
— Вотъ то-то что нѣтъ, пропуделяете.
— А какъ же по вашему? спросилъ съ улыбкой ботаникъ.
— А вотъ какъ: взлетѣлъ фазанъ, вы и цѣльтесь, и цѣльтесь, и цѣльтесь, и какъ скоро взяли промежь крыльевъ, спускайте скорѣй курокъ, и фазанъ убитъ.
Всѣ расхохотались; а любитель желудочной обидѣлся и пошелъ въ буфетъ. Воротившись, онъ опять обратился къ цвѣтоводу:
— А я опять насчетъ стрѣльбы фазановъ. Извольте взять вотъ чубукъ. Чубуку на этотъ разъ суждено было исправлять должность ружья.
Худощавый господинъ взялъ чубукъ.
— Приложитесь!
Стрѣлокъ приложился.
— Ну, теперь сейчасъ — подымется фазанъ; а вы цѣльтесь, и, какъ скоро возьмете промежь крыльевъ, то стрѣляйте.
Тутъ любитель ероѳеича издалъ губами странный звукъ, похожій, по сто мнѣнію, на взлетъ фазана и кричалъ:
— Цѣльтесь же, взяли ли на цѣль, какъ я васъ училъ?
— Взялъ, отвѣчалъ приложившійся охотникъ.
— Стрѣляйте!
— Ну, выстрѣлилъ.
— Поздравляю васъ: убили; а иначе пропуделяли бы.
Всѣ опять расхохотались.
— Человѣкъ! закричалъ любитель георгинъ, подай намъ водки, мы съ Викуломъ Софронычсмъ выпьемъ, въ честь убитаго кавказскаго фазана.
— Подавай ужь всѣмъ, прибавилъ хозяинъ, — время ужинать, господа! второй часъ.
"Въ аулѣ на своихъ порогахъ,
Черкесы праздные сидятъ.
Сыны Кавказа говорятъ
О бранныхъ, гибельныхъ тревогахъ, "
продекламировалъ въ заключеніе красавецъ, не выпускавшій изъ рукъ во весь вечеръ красной фуражки.
— Что это за оригиналъ, говорящій стихами? спросилъ я у моего сосѣда.
— Здѣшній помѣщикъ, Григорій Александрычъ Петруневичъ. Хотите, я разскажу вамъ его біографію? Мы прозвали его Неистовымъ Орландомъ.
— Сдѣлайте одолженіе; мнѣ ли, охотнику до чужихъ біографій, отказываться отъ такого предложенія?
Съ балкона всѣ ушли въ столовую, и я остался вдвоемъ съ разскащикомъ.
"Григорій Александровичъ воспитывался дома у старухи матери; на семнадцатомъ году былъ опредѣленъ въ гусарскій полкъ, а на восемнадцатомъ, не получивъ еще и чина корнета, женился.
"Въ полку онъ былъ нетерпимъ, потому что имѣлъ характеръ чрезвычайно сварливый и задорный. Григорій Александровичъ, хотя въ душѣ и не былъ человѣкомъ храбрымъ, но старался всячески доказывать противное, и потому безпрестанно ссорилъ своихъ товарищей, сплетничая одному на другаго. Однако, къ несчастію Григорія Александровича, общество офицеровъ, съ которыми онъ служилъ, состояло изъ людей порядочныхъ, которые наконецъ его поняли, и онъ, вскорѣ послѣ женидьбы, поставленъ былъ въ необходимость оставить полкъ, получа при отставкѣ чинъ корнета.
"Жена этого героя была урожденная княжна изъ очень древняго татарскаго роду, приходившаго нѣкогда раззорять Русскую землю.
"Когда она вышла замужъ, то была уже въ томъ возрастѣ, когда дѣвицы начинаютъ страдать флюсомъ, говорить о блаженствѣ безбрачной жизни, со слезами на глазахъ ласкать чужихъ дѣтей, носить темныхъ цвѣтовъ платья, и прочее.
"Она принадлежала, когда еще была молода, къ тѣмъ, по словамъ одного моего знакомаго, благовоспитаннымъ и дальновиднымъ дѣвицамъ, которыя передъ холостыми людьми, обладающими тысячью душами, присѣдаютъ; имѣющимъ пятьсотъ кланяются, двухъ-сотъ-душнымъ бросаютъ ласковый взглядъ; а мимо остальныхъ, то-есть болѣе малодушныхъ, проходятъ, вздернувъ носикъ, безъ присѣданій, поклоновъ и ласковыхъ взглядовъ.
"Когда же княжнѣ минулъ роковой и, какъ извѣстно, очень долголѣтній тридцатый годъ, то тактика была измѣнена; княжна стала присѣдать и кланяться даже и пятидесяти душнымъ; но дѣло не клеилось, и ей бы навѣрное пришлось остаться дѣвой, еслибъ въ то время не подвернулся нашъ гусарскій юнкеръ.
"Вскружить мальчику голову было не трудно, и дѣло, къ общему удовольствію, уладилось довольно скоро. Обѣ стороны остались довольны: юнкеръ былъ въ восторгѣ, что женатъ на княжнѣ, княжна, въ свою очередь, была въ восхищеніи, что послѣ столькихъ лѣтъ тяжкаго ожиданія ей послала судьба въ мужья такого красивенькаго и ловкаго мальчика.
"Говоря о женѣ, Григорій Александровичъ всегда съ гордостью выражался такъ: «Жена моя, урожденная княжна Монгольская, была вчера во Французскомъ спектаклѣ; а я…» и т. д.
"Бывшая княжна не называла своего мужа иначе, какъ красавцемъ, душкой, милочкой.
"Новобрачные переѣхали въ Москву, и здѣсь татарская эксъ-княжна занялась во первыхъ устройствомъ дома на англійскій ладъ. Двое дворовыхъ мальчиковъ, привезенные изъ деревни, были гладко острижены и одѣты въ полуфрачки съ металлическими пуговицами и въ штиблеты; а вмѣсто именъ: Егоръ и Евдокимъ, именъ, полученныхъ ими при крещеніи, стали называться Джоржемъ и Джемсомъ. Горничная же Фіона была переименована въ Фанни.
" — Джоржъ! говорила, напримѣръ, княжна томнымъ голосомъ, — поди, скажи Джемсу, чтобъ онъ велѣлъ Фанни принести мнѣ бархатную мантилью.
" — Евдошка, кричалъ Джоржъ, войдя въ переднюю, — поди скажи Фандюшкѣ, чтобъ несла къ барынѣ мантилью.
"Впрочемъ англоманія этимъ только и ограничивалась. Во всемъ остальномъ княжна была княжна: просыпалась въ полдень, вставала въ часъ, садилась за туалетъ, за которымъ просиживала тоже около часа, перемѣняя ежедневно прическу своихъ нѣкогда роскошныхъ волосъ и, разряженная въ пухъ, являлась въ гостиную, въ которой не рѣдко по цѣлымъ недѣлямъ не встрѣчала никого кромѣ Джоржа и Джемса.
"Во вторыхъ, занялась образованіемъ своего мужа, читая ему безпрерывно правила свѣтскаго приличія и разговаривая съ нимъ на Французскомъ языкѣ, который Григорію Александрычу не давался какъ кладъ; но Григорій Александрычъ независимо отъ этого и самъ предался наукамъ и сталъ въ свободныя минуты посѣщать университетскія аудиторіи. Разумѣется, что образованіе это шло наизнанку, т.-е. не зная, напримѣръ, при какой рѣкѣ стоитъ Тамбовъ, молодой ученый занялся политическою экономіей и перечитывалъ Сисмонди, Мальтуса и другихъ; началъ изучать эстетику Гегеля, не умѣя разставить знаковъ препинанія, и т. п. Всѣ эти верхушки знаній страшно перепутались въ головѣ Григорія Александрыча и произвели въ ней (простите за выраженіе) такой винегретъ, что къ нему чрезвычайно какъ шелъ стихъ изъ Хемницеровой басни «Метафизикъ»:
«Бывало глупые его не понимали,
А нынче разумѣть и умные не стали.»
Но исключительно Петруневичъ пристрастился къ поэзіи и самъ началъ писать стихи, особенно при торжественныхъ случаяхъ, на рожденіе, напримѣръ, своей жены, урожденной Монгольской, на смерть мимишки, любимой собачки, на посѣвъ конопли и такъ далѣе.
"Григорій Александрычъ не только писалъ стихи, но даже въ самыхъ обыкновенныхъ разговорахъ пересыпалъ ими рѣчь; такъ, разсказывая о счастіи деревенской жизни и о неудобствахъ городской, онъ прибавлялъ:
«Тамъ люди вѣчно за оградой,
Не дышатъ утренней прохладой.»
Или:
«Старинный звукъ меня обрадовалъ: и вновь
Пою мои мечты, природу и любовь,
И дружбу вѣрную, и милые предметы,
Плѣнявшіе меня въ младенческія лѣты.»
"Говоря о какомъ нибудь степномъ участкѣ земли, доставшемся ему при спеціальномъ размежеваніи, и, желая дать понятіе о его величинѣ, онъ начиналъ:
«Широко ты степь пораскинулась,
Къ морю Черному понадвинулась.»
"Ежели подходилъ къ играющимъ въ карты, то говорилъ:
«Такъ въ ненастные дни
Собирались они
Часто.
Гнули, Богъ ихъ прости,
Отъ пятидесяти
На сто.»
"Когда же Григорій Александрычъ говорилъ прозой, то выражался самымъ высокимъ слогомъ, блаженной памяти, реторикъ. Желая разсказать о травлѣ лисицы, онъ говорилъ: лисица профилью открылась мнѣ на горизонтѣ и, раскинувши трубу[1], поразила мой взоръ. Тамерланъ и Зюлійка воззрились, а я, давши шпоры моему лихому карабахскому коню, понесся быстрѣе вѣтра.
"Во время разсказа Григорій Александрычъ обыкновенно становился фертомъ, съ улыбкой посматривая на слушателей своими безпокойными глазами. Правую ногу выставлялъ впередъ, а грудь и голову откидывалъ назадъ, и, нюхая безпрестанно табакъ, пощелкивалъ пальцами, отряхивая съ нихъ ѣдкую пыль, разъѣдающую носовые органы. Или расхаживалъ по комнатѣ огромными, мѣрными шагами. Ноги его въ это время, по замѣчанію одного провинціальнаго остряка, походили на конторскія ножницы, когда ими кроятъ пакеты.
"Послѣ нѣсколькихъ лѣтъ, проведенныхъ Петруневичами въ Москвѣ, семейство ихъ увеличилось, а доходы сократились, и Григорій Александрычъ, посовѣтовавшись предварительно съ своею супругой, рѣшился переѣхать на жительство въ деревню, гдѣ и предался занятіямъ по сельскому хозяйству. Хотя, мимоходомъ сказать, ни онъ, ни жена его вовсе по части экономіи не походили на того Нѣмца, который, получивъ въ наслѣдство при берегахъ Балтійскаго моря клочокъ каменистой земли, которая ничего не производила, а въ морѣ у его береговъ ловилась только рыба камбала, изобрѣлъ средство вырабатывать изъ послѣдней отличной доброты сукно.
"Ученый помѣщикъ выписывалъ книги и игралъ въ карты, образованная супруга выписывала десятки паръ башмаковъ, мантильи и платья. Неизвѣстно, къ чему бы повела подобная экономія, еслибъ новопріѣзжіе помѣщики похозяйначали еще лѣтъ пять; но случилась катастрофа, которая нерѣдко останавливаетъ человѣческую дѣятельность въ самомъ разгарѣ, то-есть, просто-на-просто — урожденная княжна Монгольская умерла, оставивши послѣ себя троихъ или четверыхъ дѣтей и неутѣшнаго мужа.
"Одинъ любитель всѣхъ процессій вообще, а похоронныхъ въ особенности, разсказывалъ, что когда онъ пріѣхалъ къ Петруневичу, чтобъ утѣшить и разсѣять его, то засталъ хозяина, сочиняющаго на смерть жены эпитафію, которая начиналась такъ:
Увы! мой ангелъ въ небесахъ.
Онъ цвѣлъ какъ розанъ въ жизни этой,
Я на груди его согрѣтый
Блаженствовалъ. Теперь же — ахъ!
"Послѣднія два слова не правились поэту, а другая риѳма не давалась. Написать развѣ «теперь въ слезахъ?» бормоталъ онъ: ну, хорошо, да дальше-то что же? И Григорій Александрычъ началъ съ досады на непокорную риѳму грызть перо; а потомъ воскликнулъ:
«Жизнь! что ты? — садъ заглохшій
Подъ дикими безплодными травами.»
"Покойница лежала одѣтая въ новенькое, обшитое дорогими кружевами платье, присланное наканунѣ изъ Петербурга. Она и въ гробу какъ будто не измѣнила себѣ. Въ головахъ усопшей стоялъ дьячекъ и читалъ самымъ монотоннымъ голосомъ псалтырь; канарейка, повѣшенная подъ окномъ, весело посвистывала и по временамъ разсыпалась трелями; въ углу стояла старушка съ сморщеннымъ личикомъ, повѣсивъ голову. Она тихонько плакала и молилась. Это была кормилица покойницы. Легкія отрывистыя облака неслись по голубому небу. Со двора вѣяло запахомъ недавно скошенной травы. Джоржъ и Джемсъ подмигивали другъ другу, дѣлали гримасы и щипались; а хорошенькая горничная Фанни шила себѣ траурное платье, которое подарилъ ей неутѣшный вдовецъ.
«Любитель процессій остался недоволенъ рыбой на поминкахъ, и клялся, что впередъ ни за что на свѣтѣ въ домъ Петруневича на похороны не поѣдетъ.»
"Біографъ кончилъ.
"Въ послѣдній разъ я встрѣтилъ поэта на гороховомъ полѣ.
Въ одной рукѣ держалъ онъ записную книжку, а въ другой карандашъ.
— Куда вы? спросилъ меня Петруневичъ.
— На охоту, на дупелей; а вы что здѣсь подѣлываете?
— По хозяйству, нельзя же, знаете, вѣдь:
«Хозяйскій глазъ повсюду нуженъ.»
"Когда я обозрѣваю мѣстность моихъ владѣній, то ношу съ собою книжку, въ которую и вписываю всѣ впечатлѣнія, а также открытія и изысканія по части сельскаго хозяйства. Да кстати, заѣзжайте-ка на минуту ко мнѣ; я сейчасъ явлюсь, мы выпьемъ по стаканчику китайскаго нектара, и я вамъ прочту одно мѣсто изъ Гете, которое меня ужасно поразило, что за глубокая мысль, что за…
— Покорно благодарю, отвѣчалъ я, перервавъ потокъ восторженныхъ словъ поэта, — съ удовольствіемъ бы, но мнѣ некогда, товарищи дожидаются.
Отъѣхавъ нѣсколько шаговъ, я обернулся, агрономъ стоялъ на горохѣ съ поднятыми къ верху руками, что-то громко декламировалъ, лягавая собака съ лаемъ бѣгала по полю и гоняла воробьевъ, которые, по словамъ поэта, парили надъ его головой.
- ↑ Трубой зовется лисій хвостъ (охотничье выраженіе).