Неизданныя стихотворенія А. В. Кольцова.
правитьРедакторъ „Воронежскаго Листка", П. В. Малыхинъ и издатель этой газеты г. Гольдштейнъ въ мартѣ мѣсяцѣ этого года пріобрѣли покупкою отъ одного изъ воспитанниковъ Воронежской семинаріи нѣсколько тетрадей стихотвореній, принадлежащихъ Кольцову и Серебрянскому. Тетради эти достались семинаристу отъ какого-то Воронежскаго мѣщанина Дубинина и пріобрѣтены послѣднимъ за нѣсколько копѣекъ на толкучемъ рынкѣ, куда, кажется, ушла вся литературная собственность покойнаго Кольцова, на сколько объ этомъ можно судить по пріобрѣтеннымъ теперь тетрадямъ и по сборнику пословицъ, напечатанному въ „Воронежской Бесѣдѣ". При ближайшемъ разсмотрѣніи этихъ тетрадокъ, оказалось, что семь изъ нихъ принадлежатъ Кольцову, три Серебрянскому, т. е. въ нихъ переписана большая его поэма Безсмертіе; въ четырехъ тетрадкахъ переписаны неизвѣстно кому принадлежащіе стихи; на одной изъ нихъ сдѣлана слѣдующая помѣта рукою А. В. Кольцова: „Стихи: Усова, Краснопольскаго, Артемьева, Введенскаго, Волкова, Попова, Цуровскаго, Веденіоса, Дарагана, Негровскаго“; пятая тетрадь содержитъ въ себѣ стихи Краснопольскаго, вѣроятно, одного изъ товарищей Серебрянскаго по семинаріи. Если не всѣ изъ послѣднихъ осьми тетрадей, то три, въ которыхъ написано Безсмертіе, несомнѣнно принадлежали Кольцову. Это доказывается тѣмъ, что первая часть поэмы (одна тетрадь) вся переписана рукою Кольцова, а на второй тетради (и части) есть такая надпись: „Алексѣя Васильевича г-на Кольцова“. Но кому бы ни принадлежали эти восемь тетрадокъ, — дѣло не въ нихъ, а въ семи первыхъ, заключающихъ въ себѣ стихотворенія Воронежскаго поэта, къ описанію которыхъ мы и приступаемъ.
А. ТЕТРАДЬ № 1. Тетрадь эта въ 6 листовъ простой синей бумаги, форматъ въ листъ; вся исписана рукою Кольцова и озаглавлена имъ такъ:
Алексѣя Кольцова
в стихахъ;
съ 1826 года, съ октября 1 дня.
| Здѣсь слѣдуетъ эпиграфъ изъ Ломоносова, извѣстные стихи: «Науки юношей питаютъ» и т. д. |
Переписано 1827 года, марта 20 дня.
На оборотной сторонѣ заглавнаго листа находится Оглавленіе, въ которомъ обозначено 30 стихотвореній, хотя на самомъ дѣлѣ ихъ 36 (вмѣстѣ съ мелкими), съ указаніемъ перенумерованныхъ страницъ. За исключеніемъ двухъ, всѣ стихотворенія относятся къ 1827 году. Каждое стихотвореніе помѣчено числомъ и мѣсяцемъ, хотя бы въ день было написано по два (какъ 8 генваря, 15 января, 4 Февраля, марта 16, марта 25, марта 27) и по три (генваря 12) стихотворенія; но не каждое помѣчено годомъ. Послѣднее обстоятельство весьма затрудняетъ точное опредѣленіе времени, тѣмъ болѣе, что Кольцовъ, переписывая тщательно свои стихотворенія, имѣлъ странную привычку путать мѣсяцы и числа, какъ это видно изъ слѣдующаго. Первое стихотвореніе этой тетради помѣчено такъ: 1827 г. марта 12; 2-е — марта 15; 3-е — марта 12; 4-е — марта 13; 5-е — февраля 1; 6-е — марта 14; 7-е — марта 18; 8-е — марта 16; 9-е —idem; 10-е — 26 года октября 10; 11-е — 1827 генваря 4; 12-е — 1826 октября 20; 13-е — 1827 генваря 6; і4-е — Генваря 8; 15-е — idem; 16-е — генваря 15; 17-е — генваря 12; 18-е — 1827 марта 25; 19-е — 27 марта 25; 20-е — 1827 марта 25; 21-е — марта 27; 22-е — марта 27; 23-е — генваря 15; 24-е — генваря 12; 25-е — idem; 26-е — генваря 25; 27-е — генваря 28; 28-е — февраля 4; 29-е — февраля 4; 30-е — февраля 10; 31-е — марта 3; 32-е — генваря 9; 33-е — марта 27; 34-е — февраля 30 (?!); 35-е — безъ числа и мѣсяца; 36-е — 1827 апрѣля 2 дня.
Б. ТЕТРАДЬ №2 въ 9¾ листа такой же бумаги, въ поллистъ; вся исписана рукою Кольцова, за исключеніемъ заглавнаго листа, носящаго слѣдующую надпись:
Алексѣй Кольцовъ. 1830.
Надпись эта сдѣлана постороннею рукою, которую мы приписываемъ Серебрянскому, другу нашего поэта, вотъ на какомъ основаніи. Осенью прошлаго 1863 года мы имѣли въ рукахъ поэму Серебрянскаго Безсмертіе, писанную тою же самою рукою и подписанною: А. Серебрянскій, хотя владѣлецъ этой рукописи, оставившій намъ съ нея копію, не имѣлъ возможности поручиться за подлинность руки Серебрянскаго; сверхъ того, множество поправокъ и передѣлокъ, встрѣчающихся въ найденныхъ стихотвореніяхъ Кольцова, сдѣланы тѣмъ же самымъ почеркомъ; наконецъ, прочитавшій Безсмертіе, замѣтитъ много общаго между нимъ и этими передѣлками. На задней оберткѣ этой тетради рукою самаго Кольцова написано: Мои стихи съ 1825 года по 1831-й годъ. Но въ самой тетради только одно стихотвореніе не имѣетъ даты; всѣ же остальныя принадлежатъ 1828—30 годамъ и, за исключеніемъ четырехъ, обозначены числомъ, мѣсяцемъ и годомъ, но все это также перепутано, какъ и въ первой тетради. Всѣхъ стихотвореній 35, изъ нихъ нигдѣ не напечатанныхъ 20. Въ срединѣ тетради, на пятомъ листѣ, есть другой заголовокъ, сдѣланный самимъ поэтомъ: Пѣсни.
В. ТЕТРАДЬ № 3, въ пять листовъ простой бѣлой бумаги, въ поллистъ, обернута синимъ полулистомъ; вся исписана рукою поэта. На заглавномъ листѣ находится слѣдующая надпись, сдѣланная Кольцовымъ:
Алексѣя Кольцова.
1829 года февраля 3 дня.
Но подъ стихотвореніями тотъ же безпорядокъ въ обозначеніи чиселъ и мѣсяцевъ. Четыре стихотворенія совсѣмъ не имѣютъ даты и только одно обозначено годомъ (1828). Всѣхъ стихотвореній въ этой тетради 16, изъ нихъ 9 нигдѣ не напечатано. Въ концѣ этой тетради, на послѣднемъ листѣ, написаны 3 стихотворенія на малорусскомъ нарѣчіи, съ особымъ наверху заголовкомъ:
Г. ТЕТРАДЬ № 4, въ два листа сѣрой и синей бумаги, форматъ въ поллистъ; вся исписана рукою Кольцова; въ ней пять стихотвореній 1829 и 1839 гг., изъ которыхъ 4 ненапечатанныхъ. Въ концѣ тетради переписана рукою Кольцова басня: Чижь-Подражатель; соч. И. Волкова (7 Февр. 1839 г.), одного изъ Воронежскихъ стихотворцевъ. Три стихотворенія не имѣютъ даты.
Д. ТЕТРАДЬ № 5, въ 4½ листа простой синей бумаги, форматъ въ полулистъ; вся исписана рукою Кольцова. Въ ней всего два стихотворенія, безъ означенія числа, мѣсяца и года: 1-е большое: Алій, несчастный пѣвецъ. Баллада, и 2-е Ода дружбѣ. Надъ балладою стоитъ слѣдующій заголовокъ: Опытъ повѣствовательной поэзіи, что заставляетъ предполагать, что баллада эта несомнѣнно написана Кольцовымъ[1]. Гораздо большее сомнѣніе въ принадлежности Кольцову можетъ возбудить слѣдующая
Е. ТЕТРАДЬ № 6, въ 5¾ листа простой синей бумаги, въ поллистъ. Вся эта тетрадь весьма тщательно переписана рукою Воронежскаго мѣщанина Якова Переславцова, что доказывается его подписью на оборотѣ 20-й страницы, внизу: Переписывалъ Воронежскій мѣщанинъ 1834 года Яковъ Переславцовъ. Переславцовъ имѣлъ претензію на знаніе нѣмецкаго языка, что выразилъ пятью подписями, въ концѣ страницъ, въ родѣ слѣдующей: Habe ich geschrieben Jacob Pereslawzof; въ одной изъ нихъ есть дата: 1834 jar, genuarr 25 Tag. На оборотѣ же 21-й страницы, внизу, сдѣланъ (вѣроятно) имъ же грубый, раскрашенный рисунокъ, изображающій: 1) Вензель Я. П. въ вѣнкѣ; 2) пылающее на жаровнѣ сердце, пронзенное молніей; 3) руку, протянутую къ распустившейся розѣ; 4) лягавую собаку съ сердцемъ въ зубахъ и подлѣ нея 5) охотничій снарядъ. Переславцовъ былъ несомнѣнно другомъ юности нашего поэта. Въ тетради № 1 есть Посланіе Якову Яковлевичу Переславцову (1827), заставляющее предполагать объ этой дружбѣ. Въ разбираемой нами тетради находится тридцать одно стихотвореніе, но безъ датъ. Заглавный листъ тетради оторванъ; на немъ могло быть обозначено—кому именно принадлежатъ эти стихотворенія. Доказательства въ пользу принадлежности ихъ Кольцову могутъ служить: а) кое-какія поправки, сдѣланныя его рукою; б) надпись надъ нѣкоторыми (12-го) изъ нихъ: послано Бѣлинскому, также написанная Кольцовымъ, хотя Бѣлинскимъ ни одно изъ посланныхъ къ нему стихотвореній не напечатано и в) нѣкоторыя изъ стихотвореній напоминаютъ позднѣйшую (30-хъ годовъ) манеру Кольцова, такъ какъ ранніе его стихи, вообще плохіе, были не только не лучше, но гораздо хуже другихъ Воронежскихъ, современныхъ ему, стихотворцевъ, Серебрянскаго, Усова, Краснопольскаго, Артемьева и т. п. Пожалуй, можно предположить, что тетрадь № 6 заключаетъ въ себѣ, такъ сказать, антологію Воронежскихъ стихотворцевъ, произведенія которыхъ Кольцовъ могъ пересылать для печати и къ Бѣлинскому; но доказать этого предположенія пока не чѣмъ. По правильности и разнообразію метра, по многостопности стиховъ, по философичности и отчасти религіозности содержанія, стихотворенія эти могли принадлежать и Серебрянскому; хотя и трудно допустить, чтобы Кольцовъ, плохой ученикъ въ дѣлѣ стихотворства, рѣшился на поправки стихотвореній своего друга - ментора. Нѣкоторыя изъ этихъ стихотвореній поправлены рукою Серебрянскаго. Впрочемъ, напримѣръ, слѣдующее 26-е стихотвореніе, отосланное къ Бѣлинскому, кажется безошибочно можно приписать Кольцову:
Хмуритъ брови сине небо;
Идутъ съ неба тучи
Вы гдѣ, тучи, воду брали?
Куда понесете?
Не тоска ли въ васъ чернѣетъ
Мутными волнами?
Вы не слезы ль собирали
Для дождей, для града?
Вы не брали ль съ буйнымъ вѣтромъ
Вздохи изъ Украйны?.
Выше, выше нодымайтесь:
Гулъ вашъ не привѣтенъ!
Мчися, вѣтеръ, лугомъ—лѣсомъ;
Несись черезъ поле!
Свѣй ты съ сердца думу-горе,
Свѣй кручину злую!
Ж. ТЕТРАДКА № 7, въ 1¼ листа простой бѣлой бумаги, въ форматѣ полулиста; написана рукою А. В. Кольцова. Въ ней всѣхъ четыре стихотворенія, изъ коихъ три (одно варіантъ) нигдѣ не напечатаны; всѣ они, за исключеніемъ варіанта, не имѣютъ даты.
И такъ во всѣхъ семи тетрадяхъ находится сто двадцать девять стихотвореній, распредѣляющихся погодно такимъ образомъ:
| 1826 года | — | 2 | стихотворенія | ||
| 1827 — | — | 34 | — | — | — |
| 1828 — | — | 25 | — | — | — |
| 1829 — | — | 37 | — | — | — |
| 1830 — | — | 10 | — | — | — |
| 1839 — | — | 2 | — | — | — |
| Неизвѣстныхъ лѣтъ | 40 | — | — | — | |
Небольшая часть стихотвореній послѣдней категоріи опредѣляются, впрочемъ, Бѣлинскимъ. Изъ 129 отысканныхъ стихотвореній Кольцова сто четыре (и во всякомъ случаѣ безъ сомнѣній и споровъ—73) нигдѣ не были напечатаны. Остается пожелать, что бы въ послѣдствіи были найдены черновыя тетради стихотвореній Кольцова съ 1830 по 1842 г. — Изданіе стихотвореній Кольцова, принадлежащихъ г. Малыхину, приготовляется къ печати и выйдетъ въ свѣтъ въ Воронежѣ на иждивеніе г. Гольдштейна.
Неизданныя стихотворенія Кольцова весьма любопытны: не прибавляя ничего къ поэтической его славѣ, онѣ проливаютъ новый свѣтъ на него, какъ на человѣка и стихотворца, и на нѣкоторыя отношенія къ разнымъ, окружавшимъ его, лицамъ; не говоримъ уже о библіографическомъ интересѣ варіантовъ стихотвореній, напечатанныхъ Бѣлинскимъ. Для насъ лично они имѣютъ тѣмъ большій интересъ, что фактически подтверждаютъ нѣкоторые выводы нашей статьи А. В. Кольцовъ, напечатанной въ Ворон. Бесѣдѣ. Но прежде всего мы должны опровергнуть собственное наше сомнѣніе въ эстетическомъ вліяніи Серебрянскаго на Кольцова. Знакомство съ стихотвореніями Серебрянскаго положительно убѣдило насъ въ силѣ этого вліянія. Какъ стихотворецъ, Серебрянскій выше Кольцова, вообще весьма плохаго версификатора: стихъ его по времени очень хорошъ, метръ весьма разнообразенъ; несомнѣнно, что если не на дѣлѣ, то въ душѣ Серебрянскій былъ поэтъ, а потому мнѣніе Бѣлинскаго, что „дружескія бесѣды съ Серебрянскимъ были для Кольцова истинною школою развитія въ эстетическомъ отношеніи“, мы снова возстановляемъ. Для любопытныхъ приводимъ небольшой отрывокъ изъ поэмы Серебрянскаго Безсмертіе[2]; вотъ, напримѣръ, начало поэмы:
или восторгъ души при наступленіи
весны.
О, чародѣйственная сила!
О, непостижное волшебство красоты!
Какъ дивно ты
Располагаешь мной! Какъ чудно пробудила
Въ душѣ тоскующей моей
И радость вдругъ, и умиленье!
Я мнилъ, что на пиру волшебницы твоей
Весны, не для меня наполнитъ міръ веселье (sic),
Не для меня польется наслажденье.
Я думалъ: майскіе цвѣты
И игры младости средь поля
Ужь не прельстятъ моей мечты,
Веселье не моя ужь доля; и т. д.
Если можно будетъ въ послѣдствіи доказать, что приведенное нами стихотвореніе Къ Тучамъ принадлежитъ Серебрянскому, то объ эстетическомъ вкусѣ его не можетъ быть и рѣчи, а слѣдов. и о благотворности его вліянія на Кольцова. Но это, какъ и другія вліянія (Н. В. Станкевича, Бѣлинскаго и пр.), развивая въ Кольцовѣ поэтическое чувство, образовывая его, все-таки, какъ мы сказали въ В. Бесѣдѣ, вело талантъ его по ложной дорогѣ; ибо внѣ пѣсни Кольцовъ не имѣетъ никакого значенія, а взглядъ на русскую пѣсню въ то время былъ ложенъ. Неизданныя стихотворенія Кольцова даже нагляднымъ образомъ показываютъ, — съ кѣмъ мы имѣемъ дѣло. Если сличить ихъ съ правильными, настроенными на высокій тонъ стихами Серебрянскаго, съ произведеніями Н. В. Станкевича и тѣхъ поэтовъ, которыми увлекался Кольцовъ, если бы при этомъ можно было забыть Кольцова-пѣсенника, то читатель будетъ пораженъ нелѣпостію и безобразіемъ начальныхъ опытовъ въ стихотворствѣ Воронежскаго прасола. Выбираемъ на удачу нѣсколько доказательствъ:
Разлучаетъ страсть въ предметѣ
И велитъ любя терпѣть.
Горячѣе любовь станетъ,
Образъ милой сохрани,
Разъ, ахъ, тѣнь ея лѣтаетъ
Евтой милой вкругъ меня.
Съ зарей красною восходитъ
Солнце яркое съ востокъ.
Всѣхъ плѣняло (солнце), веселило
Милый взоръ среди природъ.
Когда моя Прелеста
Порхаетъ на грудяхъ,
У пріюта, у мѣста,
Не въ заботѣ, въ трудахъ.
Любя тебя, братъ двоюродный,
Посвящаю сей досугъ;
Ты для братства въ часъ ненужный (?)
Утѣшь, прими, будь братъ и другъ.
Эти неуклюжіе стихи, написанные самымъ безграмотнѣйшимъ образомъ, сами собою говорятъ читателю, что изъ автора ихъ, мужичка-прасола (хотя Кольцовъ никогда мужичкомъ и не былъ), никогда не выработается хорошій стихотворецъ и хотя бы второстепенный поэтъ, какихъ было не мало въ періодъ поэтической дѣятельности Жуковскаго, Батюшкова и Пушкина. Какъ ни муштровался и какъ ни муштровали Кольцова россійскою версификаціей, — она не давалась ему, какъ и презрѣнная почтовая проза. Но за то, въ тоже самое (т. е. очень раннее) время, въ массѣ безобразныхъ звуковъ стихотворческой какофоніи, не рѣдко слышится у Кольцова иная струна — крѣпкій и здоровый голосъ нашего гордаго народнаго языка, какъ напримѣръ, вотъ это:
Скучно и не радостно
Я провелъ вѣкъ юности:
Жилъ въ степи съ коровами,
Грусть въ лугахъ разгуливалъ.
По полямъ съ лошадкою
Одинъ горе мыкивалъ;
Дикаремъ-степникою
Домой въ городъ ѣзживалъ,
За дѣлами крайними,
Чаще жъ за отцовскими
Мудрыми совѣтами;
И въ такихъ занятіяхъ
Двадцать лѣтъ ударило.
Но клянусь вамъ совѣстью,
Я еще не зналъ любви.
Въ городахъ всѣ дѣвушки
Какъ-то мнѣ не нравились;
Въ слободахъ-селеніяхъ
Всѣми брезгалъ-гребовалъ и т. д.
Стихотвореніе это имѣетъ двѣ редакціи; мы печатаемъ по второй. Первая редакція принадлежитъ 1829 г.; по ней стихотвореніе посвящается Воронежскимъ дѣвушкамъ. Вообще въ начальныхъ стихотвореніяхъ Кольцова есть не мало автобіографическаго и мѣстнаго. При этомъ мы должны указать на фактъ, бросающій тѣнь на Кольцова и оправдывающій нашу мысль, высказанную въ статьѣ о немъ (См. Вор. Бесѣда, стр. 401—432), — что Кольцовъ своею неумѣстною пропагандой цивилизатора, крайнихъ идей кружка Бѣлинскаго, раздражилъ своихъ Воронежскихъ знакомыхъ, изъ которыхъ не мало было людей образованныхъ. Намъ возражали, между прочимъ, такимъ страннымъ аргументомъ: какіе же въ то время могли быть въ Воронежѣ образованные люди, когда даже Воронежскіе педагоги били по щекамъ своихъ учениковъ въ классѣ (См. статью въ Русской Рѣчи 1861 г.: Кольцовъ и Воронежскіе педагоги)? Но вѣдь при существованіи крѣпостнаго права и не такія вещи случались въ отношеніяхъ между помѣщиками и крестьянами, однакоже это не мѣшало очень многимъ изъ первыхъ быть людьми вполнѣ образованными. Но дѣло вотъ въ чемъ. Въ изданіи Бѣлинскаго, на страницѣ XLV есть стихотвореніе А. П. Серебрянскому, начинающееся стихами:
Не посуди: чѣмъ я богатъ,
Послѣднимъ подѣлиться радъ;
Вотъ мой досугъ; въ немъ умъ твой строгій
Найдетъ ошибокъ очень много.
По черновымъ тетрадямъ оказывается, что стихотвореніе это носитъ названіе Посвященія Дмитрію Антоновичу Кашкину и начинается словами:
Тебѣ, безцѣнный, милый другъ,
Я посвящаю свой досугъ;
Но признаюсь, въ немъ умъ твой строгій
Найдетъ ошибокъ много, много. (Тетр. № 3)
У Кольцова въ черновыхъ тетрадяхъ есть еще два стихотворенія Д. А. Кашкину: Письмо Дмитрію Антоновичу и На отъѣздъ Д. А. К-на въ Одессу. Въ обѣихъ стихотвореніяхъ Кольцовъ называетъ Кашкина милымъ, безцѣннымъ другомъ. Въ первомъ стихотвореніи вотъ что говоритъ Кольцовъ о Кашкинѣ:
мечты младыя,
И незавидливый фіалъ (sic)
И чувствъ волненье ты впервые
Во мнѣ какъ ангелъ разгадалъ.
Ты, помнишь, разъ сказалъ: Разсѣй
Съ души туманъ непросвѣщенья
И на крылахъ воображенья
Лети къ Парнасу поскорѣй.
Кашкинъ былъ тотъ книгопродавецъ, о которомъ говоритъ Бѣлинскій на XI страницѣ своей статьи о Кольцовѣ; но только совсѣмъ не необразованный, какъ онъ увѣряетъ, а напротивъ по времени довольно хорошо образованный, провинціальный книгопродавецъ. Кашкинъ не такъ давно умеръ, оставивъ семейство, извѣстное въ Воронежѣ своею любовію къ музыкѣ. Старика Каш-кина мы знали лично и, признаемся, не вѣрили его словамъ о томъ, что̀ теперь разсказываемъ сами. Кольцову не довольно было скрыть отъ литературы свои отношенія съ Кашкинымъ: онъ несомнѣнно его уязвляетъ въ извѣстномъ письмѣ къ Бѣлинскому, послѣ вторичнаго своего возвращенія въ Воронежъ изъ Петербурга въ 1838 г.; „Я повернулъ себя отъ нихъ (Воронежскихъ друзей) на другую дорогу... всѣхъ ихъ хвалю во всю мочь; всѣ они у меня люди умные... образцовые купцы, образцовые книгопродавцы...“ Если ангелъ въ понятіяхъ Кольцова подвергнулся такой метаморфозѣ, то объ остальныхъ друзьяхъ и говорить нечего: съ ними еще легче было разойтись, успокоивъ свою совѣсть яко бы пошлостію ихъ разговора, какъ это дѣлаетъ нашъ поэтъ въ письмѣ къ Бѣлинскому. Но обо всемъ этомъ мы достаточно говорили въ первой статьѣ своей о Кольцовѣ, высказавъ мысль, что пора перестать только увлекаться имъ, пора разсмотрѣть исторически его поэтическую дѣятельность, которой такъ много повредила миссія пропагандиста. Насъ упрекали въ худо скрытомъ недоброжелательствѣ къ Кольцову; но мы только старались быть безпристрастными, — условіе, необходимое при каждомъ историко-литературномъ трудѣ. Но сожалѣя о Кольцовѣ, какъ о жертвѣ, павшей во имя идей, теперь далеко несостоятельныхъ, мы высоко ставили и ставимъ его народный лирическій геній, изъ уваженія къ которому и возникло въ насъ это сожалѣніе. — Въ исторіи отношеній Кольцова къ своимъ Воронежскимъ знакомымъ интересна басня И. Волкова, Чижъ-Подражатель, переписанная самимъ Алексѣемъ Васильевичемъ (7 февр. 1839 г. См. Тетр. № 4). Въ баснѣ разсказывается, какъ Чижъ, большой мастеръ пѣть, прельстившись похвалою баръ,
Съ гнѣзда родимаго слетѣлъ,
Къ хоромамъ барскимъ подлетѣлъ;
Лишь свиснетъ онъ, въ хоромахъ кричатъ: браво!
Въ барскихъ хоромахъ было много ученыхъ птицъ; Чижъ рѣшается подражать имъ и выходитъ, разумѣется, вздоръ. Нравоученіе басни совѣтуетъ поэту творить но вдохновенію. Очевидно, что эта басня есть ни что иное, какъ пародія на Кольцова.
Нѣтъ надобности распространяться о томъ, что между неизданными стихотвореніями Кольцова 1829, 1830 и 1839 годовъ читатели найдутъ нѣсколько истинно поэтическихъ произведеній, и что малороссійскіе стихи Кольцова — очень любопытная новость.
Воронежъ.
17 іюня 1864 г.
Русскій архивъ 1864, вып. 9.
Примечания
править- ↑ Статья эта была уже кончена и готовилась къ отправленію на почту, когда мы получили отъ П. В. Малыхина еще 3½ полулиста, исписанныхъ рукою Кольцова. На одномъ изъ нихъ есть такая замѣтка: Три пѣсни о безсмертіи Сребрянскова, Мысли о музыкѣ, «Алій» и мелкія. Замѣтка эта даетъ поводъ предполагать, что Алій, Ода дружбѣ и стихотворенія, вошедшія въ тетрадь № 6, принадлежатъ Серебрянскому. — На одномъ изъ этихъ полулистовъ написано Кольцовымъ письмо къ какой-то своей родственницѣ, которую онъ очень любилъ и которую называетъ сестрою. Въ этомъ письмѣ онъ, между прочимъ, вотъ что пишетъ: «Что за обязанность сохранять до гроба вынужденную предъ олтаремъ клятву! Ничтожному рабу послушной быть рабыней! Хранить къ нему вѣрность, любить его противъ желанія и вѣчно, вѣчно быть рабыней, — и страшно и смѣшно!» — Прибавимъ отъ себя, что пропаганда подобныхъ идей должна была въ то время многихъ вооружить въ Воронежѣ противъ Кольцова.
- ↑ Стихотвореніе это будетъ также издано г. Гольдштейномъ вмѣстѣ съ начальными опытами Кольцова.