На хлебах из милости (Крылов)/ДО

На хлебах из милости
авторъ Виктор Александрович Крылов

Опубл.: 1892. Источникъ: az.lib.ru • Комедия в четырех действиях.

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ Виктора Крылова. (Александрова). ТОМЪ ПЕРВЫЙ С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія Г. Шредера, Гороховая, 49. 1892.

НА ХЛѢБАХЪ ИЗЪ МИЛОСТИ.

КОМЕДІЯ ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДѢЙСТВІЯХЪ. Сюжетъ заимствованъ. ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Карниковъ — присяжный повѣренный.

Раиса — жена его.

Виницынъ — отецъ Раисы, помѣщикъ.

Виницына — жена его.

Лиза — ихъ дочь.

Курятинъ — помѣщикъ, сосѣдъ Виницына.

Саввушка — отставной кавалеристъ, его сынъ.

Груминъ.

Григорій, Ефимъ, лакеи у Карникова.

Саша, Катя, горничныя у Карникова.

Кучеръ.

Дворникъ.

Дѣйствіе происходитъ въ Москвѣ — у Карникова.

ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ.

У Карникова. Красивая гостинная, двери въ глубинѣ и по бокамъ, мягкая мебель. Слѣва на первомъ планѣ каминъ, справа — окно. По открытіи занавѣса, вечернее освѣщеніе. Григорій слѣва у лампы полуразвалясь читаетъ газету. Саша дремлетъ въ креслахъ. Вьетъ десять часовъ.

I.

ГРИГОРІЙ и САША. Григорій.

Ишь ты, вѣдь до чего засидѣлись: десять часовъ!.. (Зѣваетъ.) Люди спать ложатся, а они вишьли за обѣдами разсиживаютъ… И то сказать: народъ молодой, недавно поженились, денегъ много… что имъ?.. трава не рости…

Саша — потягиваясь.

А я, Григорій Иванычъ, соснула…

Григорій.

Поневолѣ заснешь.

Саша — пожимаясь въ креслѣ.

Да холодно что-то…

Григорій.

И вамъ холодно?… то-то меня какъ будто ознобъ прошибаетъ.

Саша.

Надуло, что-ль, изъ окна?..

Григорій.

Выстыла комната къ вечеру-то…

Саша.

Растопить-бы каминъ теперь хорошенько.

Григорій.

Славно-бы погрѣться…

Саша.

Такъ что-жь вы?

Григорій.

Что?

Саша.

Затопите.

Григорій.

Я думалъ, вы затопите…

Саша.

Развѣ это мое дѣло? я за барыней хожу…

Григорій.

Ну и дрогни.

Саша.

Затопи, Григорій Иванычъ; ишь, лѣнивый.

Григорій — встаетъ.

Какія-же мнѣ будутъ за это награжденія?

Саша.

Согрѣешься.

Григорій.

А на счетъ поцѣлуйчика?

Саша.

Это подождать надо…

Григорій — идетъ и растапливаетъ каминъ.

Вотъ тутъ, небось, подождать… А какъ что услужить, такъ: Григорій Иванычъ, сдѣлай милость. (Сидя на корточкахъ и глядя, какъ каминъ разгорается.) И-и-ихъ полѣшки голубчики! горите, родименькія, разгорайтесь… Гляди, какъ забрало… что-бъ изъ трубы не выкинуло.

Саша.

Угорѣлъ ты, что-ли? этакъ и домъ сожжешь.

Григорій — встаетъ и потягивается.

Тутъ часть недалече… пожарные пріѣдутъ — потушатъ. Вотъ я затопилъ, теперь поцѣлуйчикъ.

Саша.

Ну, это завтра.

Григорій.

Завтра… Больно ужъ вы нонче дорожиться стали, какъ обкарналинились-ти. Въ прежнее время не стали бы на ваши финти-фанты смотрѣть… съ наскоку брали вашу сестру; не пуще вотъ нашего барина… пріѣхалъ въ деревню; тяпъ-ляпъ, выхватилъ невѣсту и былъ таковъ.

Саша.

Какъ-же не выхватилъ… ты наскажешь…

Григорій.

Я скажу… я ужъ у него въ тѣ поры былъ въ услуженьи; знаю, какъ все дѣло было…

Саша.

Ну, какъ?..

Григорій.

А такъ и было… Вѣдь онѣ… барыня-то наша… полтавскіе помѣщики…

Саша.

Ну, полтавскіе.

Григорій.

А онъ туда по дѣламъ ѣздилъ, хлопотать… въ деревнѣ ихной и познакомились.

Саша.

Ну, познакомились…

Григорій.

Онъ и говоритъ мнѣ: «Что, Григорій, хороша»?.. Хороша, говорю, Сергѣй Павлычъ… — Брать, что-ли?.. — Берите, говорю.

Саша.

Такъ тебя все и спрашивалъ?…

Григорій.

Ей богу, спрашивалъ… Ну… а тамъ недѣли не прошло, все и покончили.

Саша.

Все ты врешь… Онъ за ней, сказываютъ, пять мѣсяцевъ ухаживалъ, да умасливалъ… она все не соглашалась.

Григорій.

Зачѣмъ ему было ухаживать, коли онъ за ней и приданаго никакого не взялъ?!

Саша.

И опять ты врешь… Я отъ самой барыни слыхала, что ея тятенька богатый.

Григорій.

Ну, что-жь, что богатый?.. Это онъ прежде былъ богатъ-то, при крѣпостныхъ, а теперь, небось, не раскутится… Я это вѣрно знаю, что, окромя тряпокъ, ничего за барыней не дано, потому намъ не нужно… мы сами въ достаточности имѣемъ… А у него, у стараго-то, другая дочка ростетъ… та, можетъ, за офицера замужъ выйдетъ… такъ офицеру больше останется, на мундиръ да на штаны.

Саша.

Оставьте, пожалуйста; ничего мнѣ тутъ интереснаго нѣтъ… все равно.

Григорій.

Что-же мнѣ съ вами разговаривать? о какихъ предметахъ?

Саша.

Ничего не разговаривать; я спать хочу.

Григорій — беретъ газету.

Какая политика сегодня странная: пишутъ, пишутъ, а что пишутъ — ничего не поймешь…

Саша.

Хоть-бы вы замолчали, дали-бы уснуть… коли не умѣете вы дѣвицу занять, такъ ужъ оставили-бы въ покоѣ…

Григорій.

Я-то не умѣю?

Саша.

Ну, ну, умѣешь… сиди только смирно.

Григорій — подымаясь.

Нѣтъ, ты почему-же такъ говорить, что я не умѣю?

Саша.

Сиди, говорятъ, а то закричу… ей богу, закричу…

Григорій — подходя къ ней.

А за что я каминъ растапливалъ?..

Саша.

Григорій!..

Григорій — наступая.

Теперь Григорій!? знаю, что не Иванъ… поцѣлуйчикъ пожалуйте…

Саша.

На вотъ, кушай.

Даетъ ему пощечину и отбѣгаетъ. Григорій.

Постой-же, коли такъ.

Преслѣдуетъ ее. За сценой звонокъ. Саша.

Полно-же, не балуй… слышишь, пріѣхали.

Бѣжитъ въ среднюю дверь отворять. Григорій — потирая щеку.

Вотъ ты тутъ и облизывайся…

II.

ТѢ-ЖЕ, КАРНИКОВЪ и РАИСА МИХАЙЛОВНА. Kарниковъ — пропустивъ жену впередъ, входитъ быстро, потирая руки и дрожа всѣмъ тѣломъ.

Эка стужа, эка стужа!.. еще августъ мѣсяцъ, а ужъ какіе холодки завернули… Мамочка, сюда поди… сюда, къ камину, душа. (Снимаетъ съ нея верхнее платье и усаживаетъ на кресло передъ каминомъ.) Спасибо, спасибо, что затопили… Видишь, мамочка, какая у насъ заботливая прислуга — догадались, что мы съ тобой прозябнемъ… Спасибо, голубчики.

Саша.

Я давно говорю: Григорій Иванычъ, затопите, господа сейчасъ пріѣдутъ…

Григорій.

Ну, ну, безъ васъ не знаю, что-ли?..

Карниковъ.

Не ссориться, пожалуйста… Что это у васъ, Григорій, одна щека такая красная?

Григорій.

Отъ камина должно быть… капельку… того… разожгло.

Карниковъ.

Злодѣи, они тутъ грѣются, когда моя мамочка дрожитъ отъ холода…

Суетится около жены. Григорій.

Платье, сударь, пожалуйте…

Карниковъ.

Что?.. ахъ, да… платье, — возьмите, вотъ…

Саша.

Прикажете снять цвѣты, сударыня?

Раиса.

Сними.

Карниковъ — садясь къ ногамъ жены.

Дай, я сниму сапожки… Ножкамъ не холодно?

Раиса.

Нѣтъ.

Онъ снимаетъ теплые сапожки. Григорій.

Самоваръ прикажете?

Карниковъ.

Разумѣется.

Григорій уходитъ съ платьемъ и, во время слѣдующей сцены, приноситъ маленькій самоваръ и чайный приборъ. Раиса.

Ай! больно…

Карниковъ — вскакиваетъ.

Сумасшедшая, оставьте…

Раиса.

Папочка, я отъ этого не умру.

Саша.

Почемъ знать, сударыня?

Снимаетъ цвѣты. Карниковъ.

Она-же еще насмѣхается надо мной, разбойница!.. развѣ можно такъ обращаться съ такой головкой? (Цѣлуетъ жену въ голову.) Милыя мои волосики… собственность моя. (Сашѣ.) Ступайте, Александра Ильинишна, вы намъ больше не нужны…

Саша уходить.

III.

КАРНИКОВЪ и РАИСА. Они садятся рядышкомъ къ чайному столу, она разливаетъ чай и оба пьютъ. Карниковъ — цѣлуя ее нѣсколько разъ.

Радость моя, блаженство мое… моя Раинька, мой рай… Пять часовъ я промучился на этомъ проклятомъ обѣдѣ… Что за варварское изобрѣтеніе: сидѣть и ѣсть въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ… и не имѣть возможности сѣсть съ тобой рядышкомъ; близко, близко, какъ теперь… поцѣловать тебя, шепнуть тебѣ еще и еще разъ, что ты мое сокровище, моя собственность…

Раиса.

Да, я сама не люблю этихъ званыхъ обѣдовъ… Подаютъ, подаютъ, скука смертная; а вѣдь и поѣсть-то хорошенько не удастся.

Карниковъ.

Нѣтъ, ты представь себѣ мое положеніе: посадили меня подлѣ какого-то генерала, который счелъ долгомъ развивать мнѣ свои взгляды на преступленія въ печати… и во весь обѣдъ: диффамація, диффамація, — такъ и сыплетъ… Чуть я кусокъ въ ротъ, а его превосходительство спрашиваетъ моего мнѣнія. Мое мнѣніе было укусить его, и я готовъ былъ отказаться отъ всякой адвокатуры… Но, мама, я былъ благоразуменъ: я дѣлалъ учтивыя гримасы и говорилъ любезности…

Раиса — цѣлуя его.

Вотъ тебѣ и награда за твое поведеніе…

Карниковъ.

Невѣрно толкуете, мамочка… Какая-же это награда? — ЭТО мое право, законное право. (Цѣлуетъ ее.) Ахъ, да… Жизнь прекрасная выдумка… И еще говорятъ, что нѣтъ на свѣтѣ счастливыхъ людей!.. А мы-то съ тобой?.. правда?

Раиса — нѣсколько томно.

Правда… мнѣ иногда даже совѣстно становится, что мы счастливѣе всѣхъ.

Склоняетъ голову ему на плечо. Карниковъ.

А глазенки слипаются у Раиньки.

Раиса.

Устала я немножко…

Онъ цѣлуетъ ее; въ это время раздается сильный звонокъ и вскорѣ вслѣдъ на нимъ другой и третій. Карниковъ.

Что это значитъ?!.. (Взглянувъ на часы.) Скоро одиннадцать часовъ, — поздненько…

Раиса.

Можетъ быть, какая нибудь дѣловая телеграмма.

Карниковъ.

Увидимъ… Кажется, Григорій пошелъ отворять.

IV.

ТѢ-ЖЕ, ГРИГОРІЙ, потомъ САША и ВИНИЦЫНЪ. Григорій — вбѣгая.

Тятенька пріѣхали.

Карниковъ.

Кто?

Григорій.

Баринъ, тятенька, Михайло Семенычъ.

Раиса.

Папаша? гдѣ-жь онъ?

Григорій.

Доложить приказали… потому съ ними несчастье случилось, такъ чтобы…

Раиса — испуганно.

Несчастье? онъ одинъ? безъ мамаши?

Григорій.

Одни-съ…

Раиса.

Сережа!..

Карниковъ — Григорію.

Зови-же его скорѣй сюда!..

Григорій уходить. Карниковъ.

Рая, что ты?

Раиса — задыхающимся голосомъ.

Несчастье, Сережа… Можетъ быть, съ мамашей, съ сестрой!..

Карниковъ.

Раинька, будь покойна… сейчасъ все узнаемъ… что ты?.. что ты?..

Раиса.

Можетъ быть…

Падаетъ безъ чувствъ. Карниковъ.

Люди! Саша! ей дурно!..

Саша — вбѣгаетъ.

Иду, сударь, иду…

Карниковъ — глядя пристально на жену.

За докторомъ!.. Скорѣй за докторомъ!.. Она умретъ…

Виницынъ — который только что вошелъ.

Умретъ!.. Ну, гибнуть, такъ гибнуть… все сразу… все!

Бѣшено бросаетъ шляпу на полъ и бѣжитъ къ Раисѣ. Карниковъ.

Она открыла глаза…

Раиса.

Папаша!!..

Виницынъ.

Дитя мое!..

Обнимаются. Карниковъ — людямъ.

Ступайте…

Григорій, который въ это время поднялъ шляпу Виницына, и Саша уходятъ.

V.

РАЦСА, ВИНИЦЫНЪ, КАРНИКОВЪ. Раиса.

Что случилось?.. Мамаша, Лиза?..

Виницынъ.

Слава богу, здоровы.

Карниковъ.

Однако, простите… вы крикнули: «все сразу гибнетъ!!.» что-жь это — все?..

Виницынъ.

Мое состоянье… Я раззорился!

Карниковъ — отходя спокойно.

Ну, помогай вамъ богъ, какъ вы насъ напугали.

Виницынъ.

Сергѣй Павловичъ-съ… Это жёсткое слово, мой зятекъ дорогой… Надо уважать несчастья людскія…

Раиса.

Но, папаша…

Виницынъ.

Я, конечно, ждалъ, что меня здѣсь примутъ холодно.

Карниковъ.

Позвольте…

Виницынъ.

Впрочемъ, я васъ не осуждаю, — всѣ вы на одинъ покрой…

Карниковъ.

Да выслушайте… Вѣдь мы себѣ вообразили, что потеря гораздо болѣе важная: мы боялись за вашу супругу и дочь, понимаете?

Виницынъ.

Понимаю-съ, какъ не понять… мое несчастье еще мнѣ весь умъ не отшибло.

Карниковъ.

Ну?

Виницынъ.

Какая-жь тутъ причина сказать мнѣ: убирайтесь къ чорту?

Раиса.

Развѣ онъ вамъ такъ сказалъ?

Карниковъ.

Ну, бросимъ это. Любезнѣйшій Михаилъ Семеновичъ, очень радъ васъ видѣть… Садитесь къ камину, въ мягкое креслецо, и разскажите…

Виницынъ.

На что-же-съ кресло?.. не нужно-съ… Гдѣ ужъ намъ теперь на креслахъ разсиживаться… дрянной стулъ кое-какъ сколоченный — или скамья деревянная, съ меня и довольно.

Карникокъ.

Однако, за неимѣніемъ скамьи…

Раиса.

Садитесь, садитесь сюда, папаша. (Усаживаетъ его.) И мы сядемъ… Ну-съ, разсказывайте… какъ? что?..

Виницынъ.

Зачѣмъ чужую бѣду да навязывать постороннимъ людямъ? нашимъ дегтемъ да вашъ медъ портить?.. Зачѣмъ?.. Живете вы счастливо, весело, посмѣиваясь, — а я…

Останавливается. Раиса.

Что вы смотрите?.. на мой туалетъ?.. мы только что вернулись со званаго обѣда.

Виницынъ.

Странное дѣло эта жизнь!!. въ то время какъ мать и сестра твоя разливаются, плачутъ… ума не приложатъ, что съ собой сдѣлать… ты вотъ тутъ рядишься, угощаешься…

Карниковъ.

Почемъ же она…

Раиса.

Мы вѣдь не знали, что съ вами случилось несчастье.

Виницынъ.

Тебѣ могъ сказать объ этомъ…

Карниковъ.

Телеграфъ.

Виницынъ.

Нѣтъ, сударь, — тайный голосъ природы, предчувствіе.

Карниковъ.

Позвольте, любезный тестюшка, моя жена не кликуша.

Виницынъ.

Виноватъ-съ, не взыщите со стараго дурака… Я говорю глупости.

Раиса.

Перестань, Сережа, дай разсказать папашѣ. (Отцу.) Неужели вы въ самомъ дѣлѣ совсѣмъ раззорились?.. все пропало?..

Виницынъ.

Все… пожаръ былъ только послѣднимъ ударомъ.

Карниковъ.

Пожаръ?!

Виницынъ.

Съ недѣлю тому назадъ, у меня загорѣлся овинъ, и вся наша усадьба сгорѣла… Насилу отстояли часть главнаго барскаго дома; но службы, флигеля, амбаръ и весь собранный хлѣбъ въ амбарѣ — все погибло.

Раиса.

Отчего-жъ это загорѣлось, папаша?

Виницынъ.

Отчего?! — съ нынѣшними порядками это бываетъ на каждомъ шагу… Мужики подожгли, конечно.

Карниловъ.

Развѣ поймали поджигателя?

Виницынъ.

Поймали!!.. вамъ сейчасъ съ поличнымъ подай… Нѣтъ-съ, никого не поймали; они умѣли спрятать концы… они даже объяснили, что пожаръ произошелъ оттого, что въ тотъ вечеръ, — это было рожденье жены, — въ тотъ вечеръ мы сожгли фейерверкъ на лужайкѣ… что какая-то шальная искра, вѣроятно… ха, ха… вѣроятно залетѣла въ амбаръ и… Но я васъ спрашиваю: есть-ли тутъ хоть частица здраваго смысла?.. не естественнѣе-ли предположить, что амбаръ сожженъ крестьянами, которые меня ненавидятъ и хотѣли мнѣ отомстить за то, что я не давалъ никогда потачки ихъ мошенничеству и воровству.

Карниковъ.

Ну… какъ вамъ сказать…

Виницынъ.

Знаю, мой зять, знаю, что и вы будете противъ меня… Мы вѣдь народъ отсталый, — мы должны замолкнуть… и я молчу… я не пророню ни слова… но если бы я могъ говорить, я бы показалъ, кто они — виновники всѣхъ этихъ разбоевъ, грабежей, поджоговъ… я-бы назвалъ ихъ поименно, потому что и у насъ въ уѣздѣ есть своя — такъ называемая — молодая партія, которая воображаетъ, что отъ нея всѣ благополучія по Россіи пошли; а насъ, людей опытныхъ, со свѣту сживать надо… Не спорьте, батюшка, со мной; меня не убѣдите, я самъ это испыталъ… на себѣ самомъ испыталъ… я предлагалъ имъ мои услуги: я баллотировался въ члены земской управы — не выбрали; я баллотировался въ мировые судьи — провалили; и, наконецъ, ихъ ненависть ко мнѣ доходитъ до того, что они возмущаютъ противъ меня мужиковъ!.. И все это еще для васъ не доказательство?.. и послѣ всего этого для васъ не ясно, что овинъ мой подожгли?

Карниковъ.

Ну, полноте, Михаилъ Семеновичъ, вы раздражены потерей, вотъ и все… Но скажите, пожалуйста, какъ могъ пожаръ амбара васъ окончательно раззорить?

Виницынъ.

Послѣдняя надежда была на продажу хлѣба… вѣдь его, батюшка, на пять тысячъ сгорѣло.

Карниковъ.

А имѣнье?

Виницынъ.

Будетъ продано съ молотка.

Карниковъ.

Какъ такъ?

Виницынъ.

Да такъ-съ, такія ужь справедливости у насъ… Подрядъ я взялъ, изволите видѣть: на желѣзную дорогу лѣсной матеріалъ поставлятъ… ну, что-жь? какъ можно меня къ этому допустить?.. на это есть люди молодые; а я ужъ, конечно, гнилой матеріалъ поставлю… Выискали пріемщика тоже какого-то, со школьной скамьи подросточка, — ну, все и забраковали… да еще на закупкѣ хапнули, да на перевозкѣ покрали… деньгами запутался, долга по контракту въ срокъ не отдалъ; неустойка такая выросла… ну, словомъ, что говорить, — все пошло къ чорту.

Карниковъ.

Да кто-жь у васъ тамъ распоряжался: — и закупкой этой, и перевозкой?..

Виницынъ.

Еврей одинъ у насъ есть такой… коммерсантъ.

Карниковъ.

Шебель?!

Виницынъ.

Да, онъ.

Карниковъ.

И вы ему таки довѣрились?..

Виницынъ.

Довѣрился…

Карниковъ.

Ну, онъ, какъ водится, васъ и надулъ?

Виницынъ — со вздохомъ.

Можетъ быть.

Карниковъ.

Вѣдь я вамъ тогда еще говорилъ, что это мошенникъ. Нѣтъ, вы меня слушать не хотѣли, вы польстились на большіе барыши. Ясное дѣло, что онъ сулилъ вамъ ихъ, чтобъ только заманить васъ… Это непростительно!..

Виницынъ.

Продолжайте, продолжайте… теперь я все долженъ выслушивать…

Раиса — съ упрекомъ, мужу.

Сережа…

Виницынъ.

Оставь, Раиса… онъ имѣетъ полное право… я заслужилъ и упреки эти всѣ, и наставленія…

Карниковъ.

Какіе тутъ упреки?.. я…

Виницынъ.

Хоть оно было-бы гораздо любезнѣе меня отъ нихъ избавить.

Карниковъ.

Ахъ, господи! да…

Раиса.

Сережа!..

Карниковъ.

Михаилъ Семеновичъ, вы сдѣлали прекрасно, что связались съ мошенникомъ.

Виницынъ.

Сергѣй Павловичъ, насмѣшка еще тяжелѣе упрековъ.

Карниковъ.

Какъ мнѣ съ вами говорить?

Виницынъ.

Но не бойтесь: я не буду просить у васъ ничего ни для себя, ни для моей несчастной подруги… Я прошу васъ только, чтобъ вы позволили нашей младшей дочери быть… компаньонкой, что-ли… или хоть даже ключницей въ вашемъ домѣ…

Раиса.

Лиза? у меня ключницей?..

Виницынъ.

А мы, старики, богъ дастъ, еще найдемъ себѣ какой-нибудь пріютъ… мы никому не будемъ въ тягость.

Раиса.

Грѣхъ вамъ такъ говорить, папаша. У насъ, слава богу, довольно мѣста, чтобъ пріютить васъ всѣхъ троихъ… Вы останетесь здѣсь, потому что я такъ хочу и мой мужъ тоже… Правда, Сережа?

Карниковъ.

Конечно…

Виницынъ — сухо.

Благодарю васъ; я этого принять не могу.

Раиса.

Отчего?

Виницынъ.

Оттого, что это дѣлается скрѣпя сердце… Потому, что это одно слово «конечно» говорится съ такой холодностью, съ такимъ презрѣніемъ къ человѣку, который принужденъ просить, какъ милости…

Карниковъ.

Господи, боже мой, не могу-же я ему пропѣть это «конечно» на мотивъ: «Ахъ, какъ я люблю военныхъ».

Раиса.

Ну, ну, будетъ объ этомъ… Теперь надо поскорѣй привезти сюда мамашу и Лизу.

Карниковъ.

Да, мы сегодня-же телеграфируемъ имъ…

Виницынъ.

Какой тутъ телеграфъ, — пошлите дворника.

Карниковъ.

Куда? въ Полтавскую губернію?

Виницынъ.

На Тверскую, въ гостинницу Мамонтова, — онѣ тамъ.

Раиса.

Какъ? мамаша и Лиза въ Москвѣ? Зачѣмъ-же вы ихъ сейчасъ съ собой не привезли?

Виницынъ.

Мой другъ, я не зналъ, будетъ-ли это пріятно твоему мужу.

Раиса.

Какой вздоръ. (Звонитъ. Входитъ Григорій.) Пошли скорѣй дворника…

Григорій.

Двѣ барыни къ вамъ пожаловали…

Раиса.

Онѣ, можетъ быть… (Увидя входящихъ Виницыну и Лизу.) Мамаша!!..

Общія объятія. Григорій уходитъ.

VI.

ВИНИЦЫНЪ, ЛИЗА, РАИСА, ВИНИЦЫНА и КАРНИКОВЪ. Виницына.

Сюда, дитя мое, — сюда, къ сердцу моему!.. О, что всѣ потери, когда еще у насъ остается такая дочь!?.. (Карникову.) Михаилъ Семеновичъ ужъ извѣстилъ васъ?..

Карниковъ.

Да, мамаша, мы знаемъ все.

Виницына.

И вы не оттолкнули вашу нищую родню? Это очень, очень великодушно. Признаюсь, я даже никакъ не ожидала…

Карниковъ.

Спасибо вамъ за хорошее мнѣніе обо мнѣ.

Виницына.

Лиза, благодари же твоего благодѣтеля… у ногъ его благодари и со слезами.

Лиза.

У ногъ?… вотъ еще что вздумали… я просто его поцѣлую отъ всей души.

Бросается Карникову на шею. Карниковъ.

И хорошо дѣлаете.

Виницына.

Простите ей ея вѣтренность, Сергѣй Павловичъ. У ней все-таки доброе сердце.

Лиза.

Да что за извиненія, мамаша?! Вы видите, онъ совсѣмъ не такой людоѣдъ, какимъ вы его описывали.

Карниковъ.

Людоѣдъ?!

Лиза.

Да, Сереженька, я вамъ пожалуюсь на мамашу: она вѣдь не хотѣла ѣхать сюда безъ приглашенія, Это я настояла… за то же и досталось мнѣ: всю дорогу бранили…

Карниковъ.

Бѣдная сестрица!

Лиза.

Бѣдная… да, бѣдная… совсѣмъ бѣдная, ни гроша приданаго… ну, за то, по крайней мѣрѣ, теперь если кто меня замужъ возьметъ, такъ ужъ, конечно, по любви.

Виницына.

Мнѣ, право, такъ совѣстно…

Карниковъ.

Чего-же-съ?

Лиза — озираясь въ глубинѣ.

А здѣсь мило… очень мило… Гдѣ-же будетъ моя комната?

Раиса.

Тебѣ сейчасъ ее приготовятъ…

Звонитъ и передаетъ свои распоряженія Сашѣ. Лиза.

Я хочу, чтобъ тамъ было много цвѣтовъ.

Карниковъ.

Все будетъ, моя милая, — все, что прикажешь.

Виницына.

Дитя мое, ты должна помнить, что будешь здѣсь жить изъ милости; ты должна сообразоваться съ желаніями твоего благодѣтеля, а не высказывать свои.

Лиза.

Ну, это увидимъ… Во-первыхъ, благо самоваръ на столѣ, я сажусь за чай…

Садится, наливаетъ себѣ и пьетъ. Карниковъ.

А вы, мамаша, чайку съ дорожки?

Виницына.

Non, merci.

Виницынъ.

Пожалуйста, вы за насъ не безпокойтесь; мы ѣли и пили на послѣдней станціи. (Женѣ.) Софи, какъ ты раскраснѣлась!.. тебѣ жарко здѣсь?

Виницына.

Душно немножко… это ничего…

Виницынъ.

Какъ ничего? — у тебя опять появятся твои мигрени… (Отворяетъ окно.) Съ вашего позволенія, Сергѣй Павловичъ.

Раиса.

Сними-же шляпу, мамаша…

Подходитъ къ ней и развязываетъ ей шляпу. Карниковъ — подбѣгая.

Пожалуйста, въ такомъ платьѣ подальше отъ окна.

Виницына.

Не браните ее, Сергѣй Павловичъ; дочь не унижается тѣмъ, что прислуживаетъ матери.

Карниковъ.

Я боюсь не униженія, а простуды.

Виницына.

Вы ея не боялись, отправляясь въ гости?

Карниковъ — накидывая женѣ шаль.

Потому что на Раисѣ была шаль и салопъ, а на мнѣ пальто и пледъ.

Виницына — закрывая окно.

Простите… я знаю, что я избалована; я съ дѣтства привыкла, чтобы за мной ухаживали…

Карниковъ.

Нѣтъ, нѣтъ… развѣ…

Виницына.

Но теперь, когда несчастье вдругъ на насъ обрушилось, я поневолѣ должна принизиться… Несчастье никогда не надо навязывать другимъ; несчастный обязанъ удаляться отъ людей…

Виницынъ.

Правда, Софи, правда… Всѣ эти знакомства теперь и пріемы, — все по боку… Наймемъ себѣ кануру у какого нибудь пономаря въ глуши московской… подъ заставой…

Виницына.

Ахъ, нѣтъ… это будетъ слишкомъ далеко отсюда… Вѣдь мнѣ только и радости осталось, что навѣщать моихъ дочерей.

Карниковъ.

Зачѣмъ-же вамъ уѣзжать?

Виницынъ.

Сергѣй Павловичъ, я вѣдь не въ васъ: я это говорю безъ всякаго желанья уколоть васъ… безъ всякой злобы, ей богу… Мы все таки можемъ остаться добрыми друзьями… по чистой совѣсти говорю. — и вотъ вамъ доказательство: я готовъ принять отъ васъ свой кусокъ хлѣба.

Виницына.

О! много ли намъ нужно!? теперь, въ нашемъ положеніи…

Карниковъ.

Да полноте!, во-первыхъ, вы оба остаетесь жить здѣсь, у меня…

Виницынъ.

Но…

Карниковъ.

Еще слово, я пошлю за полиціей и употреблю насиліе… мы всѣхъ васъ устроимъ при помощи Григорія и Саши. (Идя къ женѣ.) Ну, ты довольна, Раинька?

Раиса.

Ты былъ къ нимъ добръ, и я тебя люблю!

Горячо цѣлуетъ его. Карниковъ — про себя.

А можетъ быть, было-бы гораздо лучше нанять имъ особую квартиру…

Григорій — входя.

Сергѣй Павловичъ, еще два господина…

Карниковъ.

Незнакомые?

Григорій.

Да-съ.

Карниковъ.

Меня дома нѣтъ.

Григорій.

Михайла Семеныча спрашиваютъ.

Виницынъ.

Ко мнѣ?

Григорій.

Вотъ карточку подали.

Виницынъ — взявъ карточку.

Курятинъ съ сыномъ!!

Лиза.

Мой женихъ противный!

Виницынъ.

Какое счастье, — онъ въ Москвѣ… мой лучшій другъ… Эй, человѣкъ, позови… нѣтъ… стой… (Карникову.) Виноватъ… (Григорію.) Скажи, что я прошу ихъ подождать меня на крылечкѣ; я сейчасъ выйду, и мы вмѣстѣ отправимся куда нибудь въ трактиръ…

Раиса.

Примите ихъ здѣсь, папаша.

Виницынъ.

Душа моя, это можетъ не понравиться твоему мужу.

Карниковъ.

Напротивъ… я очень радъ познакомиться съ господиномъ Курятинымъ и съ госпожей Курятиной, и, пожалуй, со всѣмъ курятникомъ, если вамъ угодно… (Григорію). Проси господъ сюда.

Григорій уходитъ. Виницынъ.

Мой другъ вдовецъ, милостивый государь!

Карниковъ.

А! очень жаль.

Виницынъ — патетическимъ голосомъ.

И онъ любитъ меня… не смѣйтесь надъ нимъ…

VII.

ТѢ-ЖЕ, КУРЯТИНЪ и САВВУШКА. Курятинъ — бѣжитъ въ объятія Виницына.

А, вотъ онъ, мой голубчикъ!..

Виницынъ.

Трифонъ!.. родной мой…

Объятія. Саввушка.

Михаилъ Семеновичъ!..

Курятинъ — Виницыной.

Софья Ивановна!..

Цѣлуетъ руку. Саввушка — Лизѣ.

Лизавета Михайловна!..

Лиза — тѣмъ-же тономъ, передразнивая его.

Что вамъ угодно?..

Отходитъ отъ него. Курятинъ — Виницыну.

Еще разъ…

Обнимаются. Саввушка — Виницыной.

Позвольте и мнѣ…

Виницына.

Милое дитя…

Саввушка.

Удивительное дѣло… вотъ я… кажется, крѣпкій человѣкъ… а я тронутъ до слезъ.

Курятинъ.

И я готовъ заплакать.

Карниковъ — про себя.

Они мнѣ тутъ наводненіе сдѣлаютъ.

Курятинъ.

Но виноватъ… (Виницыну.) Мой другъ, приличіе требуетъ, чтобъ ты меня представилъ…

Виницынъ.

Ахъ, да. (Представляя.) Мой зять… дочь Раиса… Трифонъ Саввичъ Курятинъ…

Рукопожатія. Курятинъ.

Бога ради, извините меня… мнѣ, право, очень совѣстно являться невзначай, и въ такой часъ… но я страдалъ отъ нетерпѣнія… мнѣ такъ хотѣлось обнять друзей моихъ… расцѣловать ихъ…

Саввушка.

Ахъ!! и мнѣ тоже… и мнѣ…

Карниковъ.

Цѣлуйте, молодой человѣкъ, цѣлуйте…

Виницынъ.

Присядь-же, присядь, другъ…

Они усаживаются. Такимъ образомъ, справа составляется группа изъ Курятина, Виницына, Виницыной и стоящаго подлѣ нихъ Саввушки, — слѣва — другая группа: Раиса, которая все время уговариваетъ мужа, Карниковъ и Лиза.

Карниковъ.

Я очень люблю, когда люди такъ привольно располагаются, къкъ у себя дома… Намъ, кажется, сегодня во всю ночь уснуть не придется…

Виницынъ — Курятину.

Ну, Трифонъ, голубчикъ, разсказывай: какъ ты узналъ, что мы здѣсь?

Курятинъ.

Очень просто: ты знаешь, мы ужъ три недѣли какъ выѣхали изъ деревни… я пріѣхалъ въ Москву…

Саввушка.

Чтобъ сдѣлать разный закупки… Мы вѣдь весь домъ въ деревнѣ заново отдѣлываемъ… для меня… на случай свадьбы…

Курятинъ.

Саввушка, молчи… Да; ну, все равно, для чегобы ни пріѣхали… Только вдругъ сегодня ночью получаю телеграмму отъ моего управляющаго…

Саввушка.

Папаша ужасно испугался; думалъ, что у насъ въ имѣньи случилось несчастье.

Курятинъ.

Саввушка, молчи… Читаю: Виницынъ овинъ сгорѣлъ — прогорѣлъ — въ трубу — улетѣлъ въ Москву — имѣнье съ молотка.

Саввушка.

Тутъ папаша вздохнулъ свободно и сказалъ: слава богу, не у меня.

Курятинъ.

Молчи, Саввушка, ради самаго создателя, молчи… Совсѣмъ я не говорилъ: слава богу! — я заплакалъ… Тутъ мнѣ вспомнилось, что у меня записанъ адресъ твоего зятя. Я и говорю: Саввушка, зять вѣрно знаетъ, гдѣ они остановятся; пошлемъ справиться! — послали… дворникъ сказалъ: только что пріѣхали и остановились здѣсь… Тутъ я не могъ выдержать; схватилъ шапку…

Саввушка.

Я тоже…

Курятинъ.

Бѣгу сюда…

Саввушка.

Я тоже.

Курятинъ.

И Саввушка… и что-же?!. измѣнникъ!..

Карниковъ — про себя.

Жаль! Жаль, что я не нанялъ имъ особую квартиру…

Курятинъ.

Ты прогорѣлъ! ты раззоренъ! — и забываешь, что у тебя есть старый другъ, который для тебя готовъ въ огонь и въ воду!? Ты летишь въ Москву, когда у твоего стараго друга огромный домина пустехонекъ стоитъ!?.

Карниковъ — про себя.

Вотъ, въ самомъ дѣлѣ, прекрасный случай, чтобъ наполнить огромный домина…

Курятинъ.

Но теперь ты отъ меня не улизнешь.

Виницынъ — тронутъ,

Трифонъ!.. дружище!..

Курятинъ.

Вы всѣ трое ѣдете ко мнѣ… опять въ нашу милую Полтавскую губернію… Нашъ домъ будетъ вашимъ домомъ…

Саввушка — Лизѣ.

Наше семейство будетъ вашимъ семействомъ.

Лиза поворачивается къ нему спиной, онъ идетъ въ глубину, чтобъ взять стулъ. Раиса — встаетъ.

А! Позвольте…

Идетъ къ нимъ; Курятинъ уступаетъ ей свое мѣсто и садится рядомъ. Раиса.

Каковы-бы ни были права друга, но мнѣ кажется, что права дочери…

Курятинъ.

Какъ?..

Раиса.

Мы ихъ не отпустимъ: ни папашу, ни мамашу, ни сестру.

Саввушка — останавливаясь со стуломъ.

Ни сестру!! когда изъ-за нея только…

Курятинъ.

Молчи, Саввушка, молчи (Виницыну.) Такъ ты остаешься жить на хлѣбахъ у зятя?

Виницынъ.

Я долженъ остаться…

Курятинъ.

Напрасно.

Карниковъ.

Напрасно?!

Курятинъ — Карникову.

Онъ васъ стѣснитъ; повѣрьте честному слову. (Виницыну.) Ты стѣснишь твоего зятя… Неужели ты не чувствуешь, что ты имъ не компанія?.. у нихъ свои интересы, свои удовольствія… Ты отравишь ихъ существованіе.

Виницынъ.

Я самъ отказывался…

Карниковъ — про себя.

Этотъ Курятинъ, кажется, добрый малый…

Курятинъ — Карникову.

Отдайте ихъ намъ…

Карниковъ.

Да я…

Раиса.

Нѣтъ, это невозможно.

Курятинъ.

Я знаю, что васъ останавливаетъ: общественное мнѣніе… Такъ я буду всѣмъ говорить, что силой увезъ ихъ отъ васъ, что имъ необходимъ климатъ Полтавской губерніи… скажу, что докторъ имъ для здоровья полтавскій воздухъ прописалъ…

Раиса.

Нѣтъ и нѣтъ!

Курятинъ.

Вы раскаетесь, милая барынька, вы раскаетесь… У вашего папаши претяжелый характеръ.

Виницынъ.

Трифонъ Саввичъ!..

Курятинъ.

Да, да, — претяжелый, обидчивый.

Карниковъ.

И вообразите — это совсѣмъ не замѣтно.

Курятинъ.

О, я его хорошо знаю… Мы нестерпимы оба: не разлучайте насъ…

Карниковъ — про себя.

Рѣшительно, онъ добрый малый..

Курятинъ.

Такъ рѣшено?

Раиса.

Нисколько… Папаша, скажите-же, что вы остаетесь!..

Виницынъ.

Дитя мое, если ужъ я молчу въ отвѣтъ на приглашеніе…

Курятинъ.

Мой другъ… Ты воленъ поступать, какъ знаешь; но и ты не забудь, что иногда пріятнѣе одолжаться чужимъ человѣкомъ, чѣмъ жить изъ милости хотьбы и у роднаго.

Карниковъ.

Однако, позвольте…

Курятинъ.

Простите, простите, ради бога; я не хотѣлъ сказать вамъ что нибудь такое — непріятное… но я былъ такъ счастливъ, такъ счастливъ… Жена у меня умерла, въ нихъ я видѣлъ новую семью… и вдругъ все пошло прахомъ… По крайней мѣрѣ, милостивый государь, я надѣюсь, вы позволите намъ время отъ времени приходитъ сюда, чтобъ пожать руку друзьямъ нашимъ…

Саввушка.

Я надѣюсь, вы позволите и мнѣ…

Карниковъ.

Сдѣлайте милость… Развѣ я…

Курятинъ.

Не спорю, вы добры… вы очень добры къ намъ… хотя все-таки это будетъ не то, чего я ожидалъ… Я думалъ, что буду видѣть ихъ каждый день, каждый часъ…

Утираетъ глаза; то-же дѣлаютъ Саввушка, Виницынъ и Виницына. Виницына.

Перестаньте, перестаньте… Пощадите мои нервы… Я не въ силахъ видѣть ваши слезы…

Раиса.

Ахъ, господи, папаша… Да если вамъ такъ горько разставаться… можно-бы… въ домѣ есть мѣсто…

Карниковъ — съ ужасомъ, про себя.

Что она говоритъ?!.

Раиса.

Такъ какъ вашъ другъ все-таки долженъ вернуться въ Полтаву, то, пока онъ здѣсь…

Курятинъ.

Но мнѣ, право, такъ совѣстно… Извольте, я переѣзжаю къ вамъ.

Саввушка.

И я тоже.

Карниковъ — тихо Раисѣ.

Да ты съума сошла…

Раиса — тихо мужу.

Милый мой, ты видишь, какъ они несчастны. (Громко.) Всѣмъ найдемъ мѣсто, всѣмъ… (Звонитъ). Папаша съ мамашей займутъ кабинетъ Сережи… (Курятину.) Васъ мы помѣстимъ въ большой комнатѣ наверху… а Лиза ляжетъ въ моей спальнѣ…

Карниковъ — про себя.

Вотъ прекрасно!

Лиза.

Ты мнѣ поставишь чистенькую, свѣженькую кроватку, какъ у насъ въ деревнѣ…

Виницына — Раисѣ.

Милое дитя, это напоминаетъ тебѣ лучшіе годы… счастливое время, когда еще ты не была замужемъ.

Карниковъ — про себя.

Счастливое! да что-жъ я бью, что-ли, свою жену?..

Виницынъ — Курятину.

Бѣдный Трифонъ, тебѣ будетъ здѣсь не удобно.

Курятинъ.

Ничего, я покладистъ; стѣснюсь какъ нибудь… за то я буду съ вами.

Рукопожатіе. Раиса — входящимъ Григорію и Сашѣ.

Приготовьте большую комнату наверху для этихъ господъ.

Курятинъ.

Такъ до свиданья… Мы сейчасъ привеземъ сюда наши чемоданы.

Саввушка.

До свиданья.

Прощаются и уходятъ. Виницына.

Нельзя-ли мнѣ приготовить умыться…

Раиса — Сашѣ.

Проводите папашу и мамашу въ кабинетъ Сережи…. (Виницынъ и Виницына уходятъ направо.) Пойдемъ, Лиза; ты, чай, съ дороги устала, да и я не прочь лечь спать немножко пораньше… Покойной ночи, Сережа…

Карниковъ — печально.

Да, не мѣшаетъ пожелать.

Раиса.

Ты на меня сердишься?

Карниковъ.

Нѣтъ… только все-таки покойной ночи пожелать не мѣшаетъ.

Лиза — цѣлуетъ его.

Дайте-же и я вамъ пожелаю, голубчикъ мой: спите спокойно… Пойдемъ, Рая: какъ-то мы съ тобой поболтаемъ, безъ папаши, безъ мамаши… что я тебѣ разскажу…

Цѣлуются съ Карниковымъ и уходятъ налѣво. Карниковъ.

Спите спокойно… гдѣ?!. здѣсь, на этомъ диванчикѣ?.. чтобы свалиться съ него ночью… или въ столовой на столѣ?.. такъ вѣдь я еще не покойникъ… Гдѣ-же еще?

Григорій.

Окромя что въ кухнѣ, либо въ Сашиной комнатѣ, гдѣ-же?

Карниковъ.

Молчи! не смѣйся надо мной… давай пальто и шляпу… (Надѣваете пальто.) И вѣдь есть-же такіе счастливцы, что женятся на круглыхъ сиротахъ!.. Ну, что осклабился?.. тебѣ смѣшно?.. Если утромъ кто нибудь меня спрашивать будетъ… скажи, что я ночую…

Григорій — едва сдерживая смѣхъ.

Какъ-съ.

Карниковъ.

Что ночую въ госинницѣ «Миръ» на Тверской.. Да не смѣйся, дурачина…

Быстро уходитъ. Григорій хохочетъ ему вслѣдъ.

ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.

Та-же декорація.

I.

ГРИГОРІЙ и ЕФИМЪ. Григорій — входя съ Ефимомъ.

Здѣсь, братецъ ты мой, у насъ гостинная была, а теперь ужъ и не могу тебѣ сказать, что будетъ; потому теперь старая барыня, какъ всѣми нашими порядками недовольна, весь домъ вверхъ дномъ поставила…

Ефимъ.

Такъ-съ… скажи-же мнѣ, любезнѣйшій: вотъ теперь меня наняли сюда вторымъ лакеемъ быть… а какая моя должность будетъ, не сказывали.

Григорій.

И этого посейчасъ сказать невозможно… потому старая барыня такъ рѣшила, чтобъ безпремѣнно были въ домѣ два лакея: одинъ для приборки, а другой выѣздной и парадный… такъ въ какіе тебя пожалуютъ, а въ какіе меня, еще не говорили.

Ефимъ.

А что господа здѣсь… какъ, чтобы… хорошіе?

Григорій.

Ничего господа… молодые господа — жить можно… Вотъ на стариковъ потрафлять труднѣе будетъ.

Ефимъ.

Труднѣй?

Григорій.

Барственны очень. (Звонокъ.) Поди ты, братецъ, отвори; мнѣ надо повару посуду сдать.. Вишь ты, опять это у насъ все новости: кухарку але маширъ согнали, — поваръ нанятъ…

Уходитъ. Ефимъ идетъ отворять. Входитъ быстро Карниковъ въ пальто и шляпѣ. Ефимъ гонится за нимъ.

II.

ЕФИМЪ и КАРНИКОВЪ. Ефимъ.

Позвольте, сударь, — вамъ кого нужно?

Карниковъ — про себя.

Пять дней нѣтъ возможности поговорить наединѣ съ женой… они ее забрали въ руки, и путаютъ и путаютъ, и если не остановить во время…

Ефимъ.

Къ кому вы пожаловали?

Карниковъ.

Нарочно пораньше пришелъ, авось старые спятъ…

Ефимъ — беретъ его за руку.

Сударь!..

Карниковъ.

А? — что?

Ефимъ.

Развѣ этакъ дѣлаютъ-съ порядочные господа? — въ чистую комнату, въ самую гостинную, не снявши пальто и этакъ въ шляпѣ..

Карниковъ.

Что?!

Ефимъ.

Въ прихожей сняли-бы верхнее-то платье… коли вы знакомый, — подождите, я доложу…

Карниковъ.

Да вы кто такой?

Ефимъ.

Я-то?.. извѣстно… служитель…

Карниковъ.

Ну, любезный служитель, ступайте вонъ… вы мнѣ не нужны… (Подходя къ дверямъ налѣво, стучитъ.) Рая!.. Раинька, ты спишь?!..

Ефимъ — беретъ его за руку.

Позвольте, сударь, нельзя-съ… Это неприлично-съ… здѣсь комната молодой барыни…

Карниковъ — сердито.

Да кто вы такой?.. что вы ко мнѣ пристали?.. Григорій!.. Саша!.. Григорій!.. всѣ люди, какъ сквозь землю провалились…

III.

ТѢ-ЖЕ, КАТЯ, потомъ САША. Катя — входя справа.

Кто это тутъ раскричался?

Ефимъ.

Да вотъ господинъ какой-то безобразничаютъ.

Карниковъ.

Тьфу, чортъ возьми, да куда-жь это я попалъ?!. Это не мой домъ… Григорій! Саша!!

Саша — входя.

Ахъ, баринъ, это вы…

Карниковъ.

Скажите на милость, что это за люди? откуда они взялись?

Саша.

Это вотъ-съ Ефимъ, новый лакей.

Карниковъ.

А Григорій?

Саша.

И Григорій дома… а это для старой барыни горничная нанята, Катя.

Карниковъ.

Кто-жъ ихъ нанималъ?

Саша.

Старая барыня… онѣ сказывали: совсѣмъ нельзя жить при такой прислугѣ — что я только вдвоемъ съ Григоріемъ…

Карниковъ.

Прекрасно…

Саша.

Старая барыня вообще очень всѣмъ здѣсь недовольны… онѣ такъ сказывали, что все передѣлаютъ по своему…

Карниковъ.

Еще лучше… Ну, новопріобрѣтенные друзья, честь имѣю рекомендоваться: я супругъ молодой барыни… я хозяинъ здѣшняго дома — поняли?

Ефимъ.

Виноватъ-съ… вѣдь мы, сударь, не могли знать…

Карниковъ.

Ступайте-же по своимъ мѣстамъ… (Ефимъ и Катя уходятъ. Сашѣ.) Жена встала?

Саша.

Ихъ дома нѣтъ.

Карниковъ.

Такъ рано?

Саша.

Ихъ маменька заставили съ собой идти къ ранней обѣднѣ, — и барышню тоже.

Карниковъ.

Опять надо отложить… Ну, дѣлать нечего, мнѣ некогда долго дожидаться; велите мнѣ подать позавтракать.

Саша.

Завтракъ еще не готовъ.

Карниковъ.

Развѣ надо еще готовить?.. Что есть, то и давайте.

Саша.

Да вѣдь вчера кухарку нашу смѣнили… Старая барыня повара наняли; а съ поварами, изволите знать, какія церемоніи… Заказанъ завтракъ на семь персонъ къ двѣнадцати часамъ, такъ раньше отъ него куска чернаго хлѣба не добьешься.

Карниковъ.

Экая глупость!.. Пойду завтракать въ трактиръ… Велите кучеру заложить коляску, и чтобъ онъ ѣхалъ…

Саша.

Кучера нѣтъ-съ.

Карниковъ.

Какъ нѣтъ?

Саша.

Старый баринъ, Михайло Семенычъ, съ утра на немъ уѣхали.

Карниковъ — со сдержаннымъ бѣшенствомъ.

Ступайте, Саша… Я вижу, мнѣ сегодня во всемъ неудача… Если это пойдетъ такъ дальше, то все мое утреннее веселое расположеніе духа пойдетъ къ чорту… Такъ ужъ лучше больше не разспрашивать… Ступайте…

Саша уходитъ.

IV.

КАРНИКОВЪ, потомъ ГРУМИНЪ. Карниковъ — одинъ.

Это, ей-богу, ужъ ни на что не похоже!.. Они, во имя своего несчастья, распоряжаются въ моемъ домѣ, какъ въ своемъ собственномъ; лишаютъ меня всякой возможности говорить съ женой безъ вѣчнаго своего соприсутствія; — чуть-чуть не выгоняютъ отсюда… Нѣтъ, надо положить этому конецъ… Только бы мнѣ поскорѣй обдѣлать мою покупку домика въ Кривомъ переулкѣ… Пересажу туда весь цвѣтникъ: и тестюшку, и тещу, и ихъ друзей… Тамъ пускай себѣ хоть швейцара въ красныхъ штанахъ съ булавой на крыльцо ставятъ; но здѣсь я хочу жить, какъ мнѣ угодно.

Идетъ къ средней двери и встрѣчаетъ Грумина. Груминъ — входя.

Насилу-то я тебя поймалъ…

Карниковъ.

Митя!! Давно-ли ты въ Москвѣ?

Обнимаются. Груминъ.

Почти съ недѣлю будетъ, — и каждый день хожу къ тебѣ; никогда нѣтъ дома… я радъ проклинать тебя на всѣхъ соборахъ: нуженъ мнѣ до зарѣзу, а поди ищи его по Москвѣ…

Карниковъ.

Что дѣлать, другъ, что дѣлать? Живи не такъ, какъ хочется… Я въ моемъ домѣ сталъ послѣднимъ человѣкомъ; можешь представить…

Груминъ.

Знаю все… Твой Григорій мнѣ все разсказалъ; но въ настоящую минуту я къ этимъ твоимъ горямъ отношусь совершенно хладнокровно… Дѣло идетъ о моемъ счастьи, о счастьи всей моей жизни — и на тебя вся надежда; поможешь мнѣ, тогда…

Карниковъ.

Что такое? что такое? не далъ мнѣ даже хорошенько взглянуть на себя, съ первыхъ-же словъ — и такъ-то… Значитъ, что нибудь серьезное? тяжба, что-ли?

Груминъ.

Нѣтъ, мой милый адвокатъ, я попрошу твоей защиты не передъ правительственнымъ судомъ; а передъ судомъ человѣка, который меня отъ всей души ненавидитъ.

Карниковъ.

Хорошія данныя, чтобы выиграть процессъ.

Груминъ.

Какія-бы ни были, ты одинъ можешь и долженъ мнѣ помочь: садись и слушай.

Карниковъ — взглянувъ на часы.

Дѣлать нечего. Постой-же, дай мнѣ снять пальто. (Снимаетъ пальто и садится.) Ну, говори.

Груминъ.

Я тебѣ все изложу въ видѣ повѣсти.

Карниковъ.

Только, пожалуйста, коротенькой… самой, самой коротенькой.

Груминъ.

Вообрази себѣ молодаго человѣка, которому въ какомъ нибудь скромномъ уголкѣ нашего отечества, при постройкѣ какого нибудь участка желѣзной дороги, поручено принять отъ подрядчика весь необходимый для работъ лѣсной матеріалъ: бревна, брусья, шпалы…

Карниковъ.

И такъ дальше, — вообразилъ.

Груминъ.

Вообрази, что подрядъ ставитъ нѣкій помѣщикъ. Какъ это часто бываетъ, помѣщикъ, прежде всего, знакомится съ молодымъ пріемщикомъ, зоветъ его къ себѣ въ домъ, знакомитъ съ семьей… Въ семьѣ оказывается дочь… умная, бойкая, живая… Словомъ, такая дочь, которую трудно было ожидать въ деревенской глуши… Молодые люди сближаются… влюбляются…

Карниковъ.

Другъ въ друга?

Груминъ.

Проврался… Впрочемъ, отъ тебя что скрывать? Адвокату все должно быть извѣстно… Да, другъ въ друга, — стало быть, и она тоже… но тутъ на горе имъ, наступаетъ пріемъ лѣснаго матеріала. Бревна и брусья оказываются никуда не годными.

Карниковъ.

И молодой человѣкъ попадаетъ на шаткую дорогу; онъ принужденъ по негоднымъ брусьямъ пробираться къ рукѣ своей красавицы?

Груминъ.

Фи! вздоръ какой!.. Брусья были, конечно, забракованы; но папенька понесъ отъ того громадные убытки и, разумѣется, разсердился на молодаго человѣкъ. Такимъ образомъ, возникла проклятая комбинація: съ одной стороны — гнѣвъ отца, съ другой — любовь дочери…

Карниковъ.

Этотъ молодой человѣкъ ты?

Груминъ.

Я.

Карниковъ.

А почему-же, молодой человѣкъ, именно мнѣ нужно вмѣшиваться въ ваши романическія приключенія?

Груминъ.

Потому, во-первыхъ, что никто такъ не оцѣнитъ, никто такъ не одобритъ мой выборъ, какъ именно ты.

Карниковъ.

Въ этомъ ты увѣренъ?

Груминъ.

Еще-бы, когда моя невѣста совершенное подобіе твоей жены.

Карниковъ.

Это вздоръ, — моя жена безподобна… а во-вторыхъ?

Груминъ.

Во-вторыхъ, господинъ присяжный повѣренный, оттого, что моя возлюбленная, моя прелесть, мое божество — никто иная, какъ родная сестра вашей супруги.

Карниковъ.

Лиза!?.. и этотъ помѣщикъ съ негодными брусьями…

Груминъ.

Если онъ отецъ ихъ, — такъ твой тесть, разумѣется; не мудрено догадаться.

Карниковъ.

Ба, ба, ба… такъ вотъ она, исторія несправедливостей и гоненій на него… Прелестно… превосходно… Ты вѣрно узналъ, что они всѣ здѣсь?

Груминъ.

Я ѣхалъ съ ними въ одномъ поѣздѣ… Видишь ли, если сознаваться во всемъ откровенно, я долженъ тебѣ сказать, что, еще недѣли двѣ тому назадъ, я кончилъ свою полтавскую работу и ужъ давно бы мнѣ надо было ѣхать въ Москву… Ну, не могъ… что ты хочешь, не могъ рѣшительно… все обдумывалъ, какъ мнѣ уладить это дѣло съ моей милой… Вдругъ слышу, что у нихъ пожаръ, что они сами ѣдутъ сюда… я выжидаю благодатнаго поѣзда, который повезетъ мою многолюбимую: ѣду съ ней въ одно время; на станціяхъ избѣгаю встрѣчи съ родителями, что не мѣшаетъ мнѣ встрѣчаться съ дочкой… Особенно это сдѣлалось удобнымъ, когда старики уснули и ужъ больше не выходили на платформу… сталъ уговариваться, гдѣ и какъ намъ видѣться въ Москвѣ, и тутъ только узнаю, что они ѣдутъ къ тебѣ, что твоя жена ей сестра… Я въ восторгѣ, она тоже…

Карниковъ.

То-то она такая веселая.

Груминъ.

На другой-же день по пріѣздѣ являюсь къ тебѣ; говорятъ: и не ночевалъ… А папенька пріѣхали? — пріѣхали. Только этого мнѣ и было нужно… По указаніямъ Григорія, ѣду въ гостинницу «Миръ» и тамъ ужъ тебя нѣтъ… и такъ-то пять дней — понимаешь, пять дней! — и хоть-бы на смѣхъ какъ нибудь случайно съ ней встрѣтиться; держу пари, что и теперь…

Карниковъ.

Ея нѣтъ дома? — да. Она въ церкви съ матерью.

Груминъ.

Ну вотъ!.. Но я дождусь ее, — и ты мнѣ поможешь помириться съ родителями… Начиная съ того, что вѣдь не совсѣмъ же изъ-за меня одного у него подрядъ прогорѣлъ… да и пустяки-же это… Я богатъ, я заплачу ему всѣ его убытки… постарайся ему внушить…

Карниковъ — прерывая его.

А, любезный другъ, плохаго защитника ты себѣ выбралъ; съ тѣхъ поръ, какъ дорогой тестюшка поселился въ моемъ домѣ, у насъ дня не проходитъ безъ брани… Ты знаешь, пожаръ его окончательно срѣзалъ, и теперь онъ совсѣмъ раззоренъ.

Груминъ.

Слава богу: не будетъ пренебрегать богатой партіей для дочери.

Карниковъ.

Спасибо… а между тѣмъ, благодаря его нищетѣ, теперь ему слова сказать нельзя: все принимается за колкость… Я въ эти пять дней намаялся, какъ поденщикъ каторжный, и съ меня довольно… Я теперь торгую для него совсѣмъ особый домикъ… совсѣмъ, совсѣмъ, совсѣмъ особый, — и далеко отсюда… въ Кривомъ переулкѣ… Ты вѣрно знаешь этотъ домъ: тамъ жила красавица Берта… извѣстная Берта, примадонна всѣхъ маскарадовъ и шпицъ-баловъ… Она уѣзжаетъ въ Питеръ и продаетъ весь домъ съ мебелью и со всѣми прочими принадлежностями… Обстановка шикарная; немножко напоминаетъ кокотку; но для тестя, и особенно для тещи, которая такъ бредитъ аристократизмомъ, это будетъ какъ разъ то, что имъ нужно… Я ихъ перевезу туда…

Груминъ.

Ни за что на свѣтѣ!.. съ ума ты сошелъ?.. ради бога, не дѣлай этого…

Карниковъ.

Нечему-же?

Груминъ.

Какъ-же, помилуй; теперь я могу всякій день ходить сюда къ тебѣ; а тогда каждой встрѣчи съ Лизой нужно будетъ дожидаться, какъ свѣтлаго праздника.

Карниковъ.

Эгоистъ!! ты только о себѣ думаешь.

Груминъ.

Нѣтъ, и о Лизѣ тоже.

Карниковъ.

Скромно сказано.

Груминъ.

Не доводи ты меня до отчаянія… Что-жъ мнѣ въ самомъ дѣлѣ: не похищать-же ее, какъ въ оное время у строгихъ родителей дочекъ похищали. (Звонокъ.) Не они-ли!?.. Вѣдь этакая нелѣпость, право: отъ одной мысли, что вотъ она сейчасъ можетъ войти сюда, меня въ жаръ бросаетъ.

Карниковъ.

А если войдетъ маменька?

Груминъ.

Да, объ этомъ я не подумалъ… съ маменькой я не хотѣлъ-бы встрѣчаться… Я пойду въ твой кабинетъ.

Карниковъ.

Тамъ-то ужъ ты навѣрно попадешься прямо въ руки старикамъ; мои комнаты отданы имъ.

Груминъ.

Ахъ, въ самомъ дѣлѣ… такъ я стану здѣсь въ уголокъ, меня не замѣтятъ; а ты постарайся скорѣй спровадить добрую старушку.

Карниковъ.

Ты думаешь, это легко?

Груминъ.

А!! чортъ возьми! въ такомъ случаѣ, пускай идутъ сюда всѣ, кому угодно: друзья или враги, мнѣ все равно!… Я не видалъ мою Лизу пять дней, и хочу ее видѣть теперь, сейчасъ, къ чему-бы это ни повело…

Карниковъ.

Ишь ты, горячка какая! Стало-быть, даже при всемъ моемъ отчаянномъ настроеніи я все-таки благоразумнѣе тебя… Становись въ уголокъ, постараюсь сдѣлать, что можно…

Груминъ отходитъ въ глубину.

V.

ТѢ-ЖЕ и ЛИЗА. Лиза.

Ахъ, господи, какъ я устала… какъ у васъ долго служатъ обѣдню, ужасно… Сереженька, дайте стулъ, голубчикъ…

Полуразваливается въ креслѣ. Карниковъ.

А Рая гдѣ?

Лиза.

Рая зашла по дорогѣ въ магазинъ… она сейчасъ будетъ… Надѣюсь, вы сегодня не уйдете, Сережа?

Карниковъ.

А мамаша?

Лиза.

Устала тоже, прошла въ свою комнату.

Груминъ — выступая.

Урра!!

Лиза — вскакивая.

Дмитрій… (Протягиваетъ руку.) Петровичъ…

Карниковъ.

Хорошо, что прибавила Петровича-то, а то-бы я могъ подумать…

Лиза — подходя къ нему.

Ну! ну! говорите: что-бы вы могли подумать?

Карниковъ.

Что этотъ Дмитрій для васъ хорошее лекарство отъ усталости.

Лиза — Грумину.

Таки не выдержали…

Карниковъ.

Что такое?

Лиза — Карникову.

Что такое?.. Вижу, что онъ вамъ все разболталъ.

Груминъ.

Лизанька, дорогая моя… Вѣдь онъ мнѣ другъ, самый близкій…

Карниковъ — Лизѣ.

И вамъ тоже, надѣюсь…

Груминъ.

Притомъ-же адвокатъ… А съ адвокатомъ, какъ съ попомъ на исповѣди, какъ съ докторомъ на консультаціи, все наружу.

Лиза — Грумину.

Такъ ты все сказалъ?

Карниковъ.

Ого!.. Вотъ у васъ какъ?.. Ты?!. Нѣтъ про это «ты» онъ мнѣ ничего не говорилъ.

Лиза.

Ну, что онъ все старается меня поймать!..

Груминъ.

Что ты, въ самомъ дѣлѣ, все ее конфузишь…

Карниковъ.

Такъ вотъ оно какъ у васъ, такъ оно у васъ уже дѣло совсѣмъ рѣшеное…

Лиза.

Ну, рѣшеное, такъ рѣшеное; что-жь тутъ дурнаго? Мнѣ сдѣлано предложеніе, и предложеніе мною принято, потому что я люблю моего Дмитрія…

Карниковъ — Грумину.

А вѣдь хорошія эти слова выдуманы: мой, твой, нашъ…

Лиза.

Противный крючокъ судейскій!..

Карниковъ.

Такимъ образомъ, вы дѣло покончили, поцѣловались…

Груминъ.

Этого ты могъ-бы и не говорить.

Карниковъ.

А!! злодѣи!.. Вы выбираете меня своимъ посредникомъ и не хотите мнѣ за это платить вашимъ полнымъ довѣріемъ?.. Не даете даже порадоваться на ваше счастье?

Лиза — беретъ его подъ руку.

Ну, да! ну, да! говорите… спрашивайте, что-хотите…

Карниковъ — держа ее подъ руку.

Такъ цѣловались? — да?.. (Она киваетъ головой и припадаетъ къ нему на плечо.) Поздравляю… (Протягиваетъ руку Грумину.) Лучшей невѣсты ты не могъ себѣ выбрать… Да и вы, барышня, подхватили таки очень хорошаго женишка… Сядемте-же сюда, голубчики мои; сюда на диванъ, — и поговоримъ серьезно… (Идетъ къ дивану.) Нѣтъ, не рядомъ… Невѣста съ одной стороны, женихъ Съ другой. (Садятся.) Мы будемъ живымъ олицетвореніемъ стишка: «Ручей два древа раздѣляетъ».

Лиза.

О! какая водянистая поэзія…

Карниковъ.

Итакъ, засѣданіе открыто… Обсуждается вопросъ: кто долженъ сообщить пріятную новость родителямъ?.. Я, какъ предсѣдатель, полагаю, что это дѣло жениха.

Груминъ.

Ни, ни! — этимъ все сразу погубишь.

Карниковъ.

Такъ невѣсты…

Лиза.

Нисколько… Вы должны сдѣлать предложеніе отъ имени вашего друга.

Груминъ.

Да, разумѣется.

Карниковъ.

Тише, господа, — я предсѣдатель!

Лиза.

Но нашихъ два голоса противъ вашего одного.

Карниковъ.

У васъ не два голоса, у васъ два повторенія одного голоса.

Груминъ.

Да перестань-же; хочешь говорить серьезно, такъ полно паясничать!..Ты долженъ обѣщать мнѣ, прежде всего, помирить стариковъ со мной… Потомъ ты сдѣлаешь отъ моего имени формальное предложеніе…

Карниковъ.

Вѣдь васъ не переспоришь, — хорошо, попытаюсь.

Груминъ.

Честное слово!?

Карниковъ. Не надо-ли росписку на гербовой бумагѣ? Груминъ.

Намекни имъ сторонкой, что у меня двадцать тысячъ годоваго дохода, опиши мои два завода…

Карниковъ.

Я ихъ никогда не видалъ, но изъ дружбы къ тебѣ…

Груминъ.

Скажи имъ, что я почту за счастье взять на себя заботу объ ихъ жизни, покоить ихъ старость…

Карниковъ — вскакивая и почти съ крикомъ.

О! вотъ за что я тебѣ въ ножки поклонюсь… ты меня избавишь…

Лиза.

Не стыдно вамъ…

Карниковъ.

Не стыдно, Лизанька… Поглупѣлъ вѣдь я за это время: ничего не дѣлаю, работа запущена; вчера простаго прошенья въ судъ написать не съумѣлъ… Съ утра до ночи только сержусь да волнуюсь… Да кстати, — хорошую новость слышалъ я сегодня про болтамаза-то про этого Куринаго… Онъ своего тятеньку-то, кажется, на пять тысячъ смазалъ.

Груминъ.

Кто это?

Лиза.

Гусарь Курятинъ… ты его знаешь…

Груминъ.

А, Саввушка ротозѣй!?

Лиза.

Да, ротозѣй, говори… Папаша до сихъ поръ серьезно думаетъ выдать меня за него замужъ… Они вѣдь оба здѣсь въ Москвѣ — и отецъ, и сынъ… и живутъ даже въ этомъ домѣ…

Груминъ.

Ужъ лучше-бы не говорила мнѣ… не возбуждала-бы моей зависти…

Отходитъ съ досадой. Лиза — подходя къ нему.

Глупый!! за то вѣдь я тебя люблю…

Звонокъ. Карниковъ.

Вѣрно, тестюшка… Ну, жениху лучше пока убираться… ступай сюда; пережди его въ корридорѣ и уходи домой.

Груминъ.

Но ты меня не забудешь?.. при первомъ удобномъ случаѣ…

Карниковъ.

Вѣдь сказано.

Лиза.

А то такъ я напомню.

Груминъ.

До свиданья, Лиза…

Лиза.

До свиданья…

Курятинъ.

Вижу, вижу, что поцѣловаться хочется… ну, что-жъ?!.. я вамъ не мѣшаю… только поскорѣй, пожалуйста…

Груминъ — горячо.

До свиданья, моя милая.

Цѣлуетъ Лизу и уходитъ въ глубину. Лиза — Карникову.

Вы добрый, вы хорошій человѣкъ… если я когда-нибудь чѣмъ-нибудь могу помочь вамъ…

Виницынъ — за сценой.

Проклятая скотина!!

Карниковъ.

Ну, чѣмъ-то недоволенъ.

Лиза.

А! въ такомъ случаѣ, я не намѣрена съ нимъ встрѣчаться.

Уходитъ налѣво. Карниковъ.

Вотъ вамъ и помощница.

VI.

КАРНИКОВЪ, ВИНИЦЫНЪ, котораго поддерживаетъ ГРИГОРІЙ, РАИСА, потомъ ВИНИЦЫНА, потомъ КУЧЕРЪ. Виницынъ.

О! проклятая скотина… чуть-чуть было меня… чуть-чуть…

Карниковъ.

Что случилось?

Раиса.

Лошадь понесла и вывалила папашу изъ пролетки.

Виницынъ.

О тумбу, что-ль, задѣла, пролетку на бокъ и…

Карниковъ.

Пролетку на бокъ? (Григорію.) Позови сюда кучера.

Григорій уходитъ. Виницина — вбѣгая.

Ахъ, господи! ты упалъ? ты расшибся!?

Виницынъ.

Ничего… ничего…

Виницына.

Доктора!.. доктора скорѣй…

Карниковъ.

Успокойтесь, мамаша, — зачѣмъ?

Виницына.

Затѣмъ, что для многихъ онъ еще дорогъ, и не всѣ такъ рады избавиться отъ него, какъ вы.

Карниковъ.

Да чего-же вы такъ испугались? смотрите: онъ цѣлехонекъ и здоровехонекъ, — блеститъ, какъ маковъ цвѣтъ.

Виницынъ.

Вамъ смѣшно, Сергѣй Павловичъ, что я себѣ шею не сломалъ? — насмѣхайтесь, батюшка, насмѣхайтесь…

Карниковъ.

Я не насмѣхаюсь — я утѣшаю.

Входитъ кучеръ. Раиса.

Кирила, какъ это ты такъ правишь?

Кучеръ.

Какъ правишь?.. извѣстно какъ правятъ… возжами.

Карниковъ.

Да ты толкомъ говори: отчего пролетка опрокинулась?

Кучеръ.

Отчего опрокинулась, Сергѣй Павлычъ; — такъ нельзя-съ… Васька нашъ, изволите знать, лошадь пужливая; — ну, и наровишь ее всячески оберегать… а баринъ говорятъ: бей ее да хлещи, — да возжи натяни; у ней, говорятъ, рысь лучше пойдетъ… я имъ докладываю, а они и слушать не хотятъ… схватили у меня кнутъ, да какъ огрѣютъ ее по животу; — она и понесла… на тумбу наѣхали вотъ и… ось пополамъ, и кузовъ попорченъ.

Виницынъ.

Мнѣ очень жаль, что я такъ грубо обошелся съ деликатной пугливостью вашего Васьки… но я никакъ не думалъ, чтобъ ваши клячи… на которыхъ, мимоходомъ скажу, могутъ ѣздить только такіе несчастные нищіе, какъ я… чтобъ ваши клячи имѣли такіе слабые нервы…

Кучеръ.

Наши кони добрые, а бить ихъ не надо, — вотъ что!

Карниковъ.

Молчи, пожалуйста.

Кучеръ.

Что, Сергѣй Павлычъ, молчи… сами кругомъ виноваты, а гнѣваться изволятъ… Я вотъ, можетъ быть, рожу раскровянилъ, больше ихняго поплатился, — а они взыскиваютъ… словно ужъ мы и править не умѣемъ!…

Карниковъ.

Ступай.

Кучеръ.

Я говорю: садились-бы кучеромъ на козлы, коли лучше знаютъ; а я бы бариномъ поѣхалъ… право…

Кучеръ уходитъ.

VII.

ТѢ-ЖЕ безъ ГРИГОРІЯ и КУЧЕРА. Виницынъ.

Напрасно вы его прогнали… напрасно… онъ меня вотъ тутъ въ кучера пожаловалъ, можетъ быть, еще въ ваши лакеи произвелъ-бы…

Виницына — со вздохомъ.

Бѣдняга ты мой, бѣдняга!!!

Виницынъ.

Жаль, конечно, что онъ раскровянилъ себѣ рожу, а не я…

Раиса.

Папаша…

Карниковъ.

Однако, позвольте, Михаилъ Семеновичъ; скажите ради-бога, за что вы такъ разсердились на мою лошадь? зачѣмъ вамъ было бить ее?

Виницынъ.

Зачѣмъ?… Вамъ стыдно будетъ, когда я скажу, зачѣмъ… Я зналъ, Сергѣй Павловичъ, что вамъ сегодня нужна лошадь, и я спѣшилъ скорѣй вернуться…

Карниковъ.

Такъ и отложили-бы поѣздку до другого разу… Куда-же это вамъ такъ необходимо было ѣхать именно сегодня?

Виницынъ.

Вы хотите знать? — вы узнаете.

Виницына.

Мишель…

Виницынъ.

Нѣтъ, Софи, ему нуженъ этотъ урокъ… Во-первыхъ, милостивый государь, вы должны знать, что я, желая избавиться отъ того рабскаго положенія, въ которое здѣсь поставленъ вашимъ благодѣяніемъ…

Карниковъ.

Какъ «рабскаго?»

Виницынъ.

Рабскаго!! чтобы избавиться, я всѣ эти дни обошелъ немногихъ моихъ московскихъ знакомыхъ, умоляя ихъ отыскать мнѣ какое-нибудь мѣсто, гдѣ бы я могъ заработать свое пропитаніе самъ… понимаете: самъ, своими руками.

Раиса.

Не грѣхъ вамъ…

Виницынъ.

Я это сдѣлалъ, дитя мое, но… (Вздыхая.) Въ наше время всюду нужны люди молодые… опытность въ наше время плохая рекомендація… отечеству нужны люди незрѣлые… Вы безбородый молокососъ, — пожалуйте, дверь открыта! вотъ вамъ президентское мѣсто… учите насъ, старыхъ ословъ, какъ намъ жить… гони вонъ стараго, куда онъ годенъ… онъ человѣкъ заскорузлый… онъ всѣхъ этихъ прогрессовъ не понимаетъ, въ подпольныхъ заговорахъ не участвовалъ, возмутительныхъ прокламацій не писалъ… поджоговъ не учинялъ…

Карниковъ — крайне мягко.

Напрасно вы себя раздражаете, Михаилъ Семеновичъ…

Виницынъ.

Напрасно!? Нѣтъ, сударь, не напрасно… Я былъ три года дворянскимъ предводителемъ; сообразите это: дворянскимъ предводителемъ!.. Я составлялъ общественное мнѣніе всего уѣзда… И къ чему же я теперь пришелъ? Къ чему?.. Я принужденъ просить частнаго мѣста у разжившагося мужика купчины, котораго бы въ прежнія времена я дальше прихожей въ свой домъ не пустилъ… И знаете, что мнѣ предложилъ этотъ мужикъ, послѣ того, какъ я ему описалъ мое безвыходное положеніе?

Карниковъ.

Безвыходное!!.. Ну, ладно… Что-же онъ предложилъ вамъ?

Виницынъ.

Мѣсто тысченки въ три жалованья.

Карниковъ.

Вотъ какъ? — прекрасно!

Виницынъ.

Я такъ и думалъ, что это васъ обрадуетъ… Но сказать-ли вамъ: что за эти три тысченки я долженъ дѣлать!?.. Я долженъ быть на ногахъ въ семь часовъ утра; таскаться по амбарамъ во всякую погоду… Ни дождь, ни вѣтеръ, ни палящее солнце…

Карниковъ — впадая въ тонъ.

Степей африканскихъ.

Виницынъ — съ упрекомъ.

И въ Москвѣ бываетъ тридцать градусовъ на солнцѣ… Я долженъ просиживать цѣлые часы въ трактирахъ, угощая чаемъ какую-нибудь грязную бороду и засаленное брюхо…

Карниковъ.

Да вѣдь…

Виницынъ.

Я, Виницынъ, бывшій дворянскій предводитель, долженъ до такой степени унизиться?! — Никогда! Нѣтъ, Сергѣй Павловичъ, никогда!.. И не надѣйтесь.

Карниковъ.

И не надѣялся.

Виницына.

Это невозможно, Мишель; твоя дочь не допуститъ…

Раиса.

Конечно.

Виницына.

Она втолкуетъ своему мужу.

Карниковъ.

Мнѣ?

Раиса.

Успокойтесь, мамаша, Сережа все-таки добрый человѣкъ.

Карниковъ.

Какъ «все-таки»? Неужели я это не доказываю, даже до глупости?

Раиса — мужу.

Во-первыхъ, дружокъ мой, папаша слишкомъ старъ для такой работы; у него силъ не хватитъ…

Виницына.

Онъ умретъ, Сергѣй Павловичъ!.. Онъ умретъ — и смерть его будетъ на вашей совѣсти.

Карниковъ — раздосадованный.

А! чортъ меня возьми!! Развѣ я его заставлялъ искать мѣста? Развѣ я его посылалъ къ какому-то купчинѣ?..

Виницынъ.

Сергѣй Павловичъ, этотъ купчина не какой-то… это — коммерціи совѣтникъ и первой гильдіи купецъ Бобриковъ…

Карниковъ.

Мнѣ что за дѣло?

Виницынъ.

Вы думаете, что всякій, кто только не присяжный повѣренный, ужъ непремѣнно дуракъ и мерзавецъ…

Карниковъ.

Когда-жь я это говорилъ?

Виницынъ.

Пушкинъ былъ великій писатель, а онъ не былъ присяжнымъ повѣреннымъ.

Карниковъ.

Гомеръ тоже не былъ присяжнымъ повѣреннымъ.

Виницынъ.

Мой зять, вы шутите зло; — но острота не оправдываетъ несправедливости… Можно быть простымъ купцомъ и все-таки остаться честнымъ человѣкомъ…

Карниковъ.

Несомнѣнно.

Виницынъ.

Бобриковъ, не смотря на свое званіе, никого не обманулъ… Онъ воспиталъ на свои труды все свое семейство… (Съ особеннымъ удареніемъ.) У него семеро дѣтей, милостивый государь!

Карниковъ.

Вы мнѣ это говорите, словно съ упрекомъ!

Виницынъ.

Полноте…

Карниковъ.

Однако, позвольте: что-бы вы сказали, еслибы у меня было семь человѣкъ дѣтей послѣ трехъ мѣсяцевъ женитьбы?

Раиса.

Сережа, это ужъ слишкомъ!..

Виницынъ.

Да нѣтъ, да нѣтъ… онъ мой благодѣтель, онъ вправѣ издѣваться надо мной… онъ меня кормитъ…

Карниковъ.

О!..

Виницынъ — Карникову.

Вы заплатили ваши деньги, Сергѣй Павловичъ, — кутите на всѣ… сдѣлайте изъ меня шута вашего…

Карниковъ.

Любезный Михаилъ Семеновичъ, если я смѣюсь, такъ это для того только, чтобъ не взбѣситься.

Виницынъ.

А вы еще и не то готовы сказать мнѣ?! вы готовы забыться до дерзости и брани!?

Виницына — умоляющимъ голосомъ.

Нѣтъ, я этому не вѣрю!

Раиса.

И я тоже.

Карниковъ.

И она тоже?! О, господи!!

Отходитъ влѣво и садится у камина.

VIII.

ТѢ-ЖЕ и КУРЯТИНЪ, блѣдный и разстроенный. Курятинъ.

Ахъ! друзья мои!

Карниковъ — про себя.

Вотъ не было печали… Этотъ, вѣрно, пришелъ жаловаться на своего шелопая.

Курятинъ.

Друзья мои, — не вы одни несчастны, я тоже…

Всѣ — кромѣ Карникова.

Несчастны?!

Карниковъ.

Для компаніи.

Курятинъ.

И Саввушка тоже… бѣдный мальчикъ! Вотъ она ваша столичная жизнь, такъ и сосетъ молодаго человѣка, какъ водоворотъ какой, такъ и засасываетъ… Всѣ чѣмъ нибудь заняты, всякій спѣшитъ нажить поскорѣй, да побольше… Жадность какая-то!.. на биржѣ крикъ, шумъ, шабашъ жидовскій… Но я васъ спрашиваю: развѣ могутъ всѣ заразъ наживаться?! вѣдь если кто нибудь выигрываетъ, не съ вѣтру-же это; а значитъ, кто нибудь проигралъ ему!? вотъ и попадаются…

Карниковъ.

Совершенно справедливо.

Виницынъ.

Кто-же попался, Трифонъ? — Что это могло тебя такъ разстроить?

Курятинъ.

Саввушка! мой бѣдный Саввушка… увлекся тѣмъ, что рязанскія акціи упали на десять рублей, и купилъ ихъ на срокъ. Завтра платить надо, а онѣ, проклятыя, еще на тридцать рублей упали… Пять тысячъ разницы и выкладывай изъ кармана.

Карниковъ — про себя.

Пять тысячъ, я такъ и слышалъ.

Курятинъ.

Ахъ, Сергѣй Павловичъ, зачѣмъ мы съ вами познакомились?

Карниковъ.

Ей-богу, не знаю.

Курятинъ.

Если-бъ Саввушка не видѣлъ, что къ вамъ тутъ безпрестанно ходятъ дѣловые люди, если-бъ онъ за вами не слѣдилъ, какъ вы разъѣзжаете по Москвѣ съ вашимъ портфелемъ подъ мышкой, — ему-бы никогда и въ голову не пришло, что онъ тоже можетъ наживать деньги; но въ вашемъ кругу кто не заразится страстишкой быть дѣловымъ человѣкомъ… И платись теперь за васъ.

Карниковъ.

Да что-же — его за воротъ, что-ли, тянули, акціи-то покупать? Я, что-ли, училъ его этой премудрости?

Курятинъ.

Зачѣмъ вы отъ насъ такъ открещиваетесь, Сергѣй Павловичъ? Я васъ не безпокою… какъ нибудь перебьемся своими средствами… продамъ харьковское имѣнье.

Виницынъ.

Ни за что! — Мы не допустимъ.

Виницына.

Конечно… и стоитъ-ли говорить изъ-за такихъ пустяковъ: пять тысячъ!

Виницынъ.

Мы — причина твоего несчастья, мы и должны его поправить; мой зять заплатитъ эти деньги.

Виницына.

Да.

Карниковъ.

Я?!

Курятинъ.

Вашъ зять заплатитъ, прекрасно… но отдастъ-ли вашъ зять моего сына такимъ-же невиннымъ и ничего незнающимъ, какимъ былъ онъ прежде? Кто поручится мнѣ, что, разъ попробовавши сдѣлаться дѣловымъ, онъ завтра-же опять не повторитъ пробу?

Виницынъ — Карникову.

Вотъ до чего вы довели насъ!

Карниковъ — бѣшено.

А! провалъ меня возьми! (Съ отчаяніемъ.) Милостивый государь, Трифонъ Саввичъ — что-ли, какъ васъ тамъ зовутъ… и вы, любезный тестюшка, Михаилъ Семеновичъ… На все это мнѣ остается вамъ дать только нижеслѣдующій адресъ… (Пишетъ судорожно и подаетъ.) Пожалуйте, не угодно-ли прогуляться вотъ сюда.

Виницынъ.

Что это?

Карниковъ.

Адресъ доктора Красовскаго.

Виницынъ.

Въ желтый домъ?

Курятинъ.

Въ домъ сумасшедшихъ?.. Благодарите бога, Сергѣй Павловичъ! — Если-бы не уваженіе мое къ вашему тестю, дорого-бы вамъ обошлась эта выходка…

Виницынъ.

Я вамъ этого никогда не прощу.

Виницына.

Это ужасно!!

Раиса.

Папаша…

Курятинъ — Виницыну.

Ну, Михаилъ Семеновичъ, теперь я вижу, что ты былъ правъ, когда горевалъ за свою старшую дочь.

Карниковъ.

Довольно! довольно! — или я не выдержу!

IX.

ТѢ-ЖЕ и ЛИЗА. Лиза.

Что это вы такъ раскричались?

Курятинъ.

Да, Сергѣй Павловичъ, такъ-то лучше!.. Изнанку-то на лицо… чтобы всѣ ее видѣли!.. Признаюсь, мнѣ вчужѣ за васъ стыдно.

Виницынъ.

Молчи, Трифонъ, молчи… Что-жь еще остается?.. Чтобъ онъ началъ бить насъ… Оставь ты его; вѣдь онъ не задумается вышвырнуть тебя за дверь…

Карниковъ.

А!! коли ужъ говорить правду!..

Виницынъ.

Слышишь! слышишь!.. Благодарю васъ, Сергѣй Павловичъ, — вы выгоняете единственнаго человѣка, который здѣсь любилъ насъ и уважалъ… Такъ не нужно-же мнѣ вашего ничего, и я ухожу съ нимъ вмѣстѣ…

Курятинъ.

Пойдемъ, братъ, пойдемъ… Ничего; не умремъ съ голоду.

Виницынъ.

Пойдемъ, Софи… Лиза, собирайся…

Раиса.

Нѣтъ, нѣтъ, вы такъ не уйдете… Я не могу позволить… Сережа, да что-жь это наконецъ?!. Да останови-же ихъ!

Карниковъ.

Не безпокойся, душа моя, не уйдутъ; такіе люди никогда не уходятъ.

Раиса.

Сережа, неужели и ради меня ты не попросишь ихъ?

Карниковъ.

Неужели ты хочешь, чтобъ ради тебя я дѣлалъ глупости?

Раиса.

Сережа, мы были очень, очень счастливы; но вѣдь и счастливые люди могутъ поссориться…

Карниковъ.

Что? Рая… что?

Раиса.

Мнѣ больно съ тобой ссориться; но если для тебя такъ ничтожны мои просьбы…

Виницына.

Поссориться? мужу съ женой — и изъ-за насъ? да сохрани васъ господи!

Карниковъ.

Но вѣдь мнѣ кажется, Софья Александровна…

Виницына.

Да, да, я васъ понимаю… Ну, богъ съ вами, богъ съ вами… мы остаемся.

Виницынъ — строго.

Софи…

Виницына.

Для дочери я все готова перенести… я не хочу разстраивать ихъ счастье…

Виницынъ.

Хорошо… оставайся съ Лизой; но я, послѣ всего, что мнѣ здѣсь было высказано…

Раиса.

Забудьте, папаша…

Виницынъ.

О! дочка моя милая, радъ бы забыть, еслибъ не зависѣлъ отъ него; но онъ мнѣ, какъ нищему, кинулъ черствый кусокъ хлѣба, и за это наругался надо мной!.. Моя гордость не позволяетъ мнѣ забыть.

Раиса.

Ну, послушайте… Ну, Сережа у васъ проситъ прощенья…

Карниковъ.

Я? на смѣхъ, что-ли?

Раиса — мужу.

Голубчикъ, умоляю тебя… Они такъ несчастны… Ну, что тебѣ стоитъ? Ну, докажи, что ты меня любишь…

Карниковъ.

Какъ будто нужны доказательства!?

Раиса.

Видишь-ли, я такъ люблю тебя, что, если-бъ ты меня попросилъ объ чемъ нибудь, я бы ни за что тебѣ не отказала… если-бъ я даже считала глупостью твою просьбу, и то бы не отказала…

Карниковъ.

Жаль.

Раиса — съ упрекомъ.

Сережа, Сережа… и это на третій мѣсяцъ послѣ свадьбы…

Карниковъ.

Рая, ты знаешь, что ты можешь сдѣлать изъ меня какого угодно дурака… ты этимъ пользуешься… Не хорошо, Рая…

Раиса.

Ужъ будто много пользуюсь!.. Пойдемъ, пойдемъ… Папаша, онъ проситъ у васъ прощенья… онъ протягиваетъ вамъ руку… Ну, ну, не упрямьтесь… Давайте руку… (Соединяетъ ихъ руки.) Вотъ такъ.

Карниковъ.

У меня въ глазахъ позеленѣло!

Раиса.

Итакъ, вы остаетесь?

Виницынъ — съ усиліемъ.

Мы… мы остаемся.

Виницына.

Благодарю тебя, Мишель… благодарю; — и за себя, и за моихъ дѣтей… Ахъ!.. право, я вижу какое-то величіе въ томъ, что ты его gрощаешь.

Виницынъ.

Я отецъ… ради дѣтей мы многое способны вытерпѣть…

Карниковъ — про себя.

Не знаю, что буду способенъ вытерпѣть ради дѣтей моихъ: но что я терплю ради жены моей, я знаю!..

ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ,

Та-же декорація.

I.

САША и ГРУМИНЪ. По открытіи занавѣса, сцена пуста. Саша выходитъ изъ двери налѣво и бѣжитъ черезъ сцену въ дверь направо. Въ то же мгновеніе Груминъ является въ средней двери. Груминъ.

Саша, Саша, Саша, погодите…

Саша — останавливается.

Здравствуйте, Дмитрій Петровичъ… Некогда, Дмитрій Петровичъ, извините…

Хочетъ идти. Груминъ.

Погодите, Саша… минутку… Дайте хоть спросить.

Саша.

Ну, что вамъ надо?.. Ей-богу, вѣдь некогда… кутерьма у насъ такая…

Груминъ.

Какая кутерьма? Что такое?

Саша.

Да что? — право-съ… У насъ, Дмитрій Петровичъ, съ тѣхъ поръ какъ пріѣхали старые господа, все ходуномъ пошло. Первое вотъ, изволите видѣть, наняли повара, лакея, еще другую горничную, Катю… ну, оно вѣдь и резонъ: намъ съ Григоріемъ теперь не управиться со всѣми… сколько ихъ теперь у насъ въ домѣ живетъ; своихъ однихъ господъ пять человѣкъ, а то еще Курятиныхъ двое… Только что же-съ? — третьяго дня этотъ лакей, — новый-то, — ушелъ на прежнее мѣсто за паспортомъ, да чтобъ вещи перевезти…

Груминъ.

Ну?

Саша.

Вотъ до сихъ поръ глазъ и не кажетъ.

Груминъ.

Улепетнулъ?

Саша.

А горничную старая барыня вчера прогнали, — не понравилась.

Груминъ.

Вотъ-те на.

Саша.

А поваръ сегодня утромъ самъ отказался… Ищите, говоритъ, другого; я на васъ угодить не могу.

Груминъ.

Солоно стряпать приходится?

Саша.

Опять мы съ Григоріемъ вдвоемъ. и остались. Какъ угорѣлая и бѣгаешь, не знаешь, за что взяться. Да прежде хоть кухарка была; а тутъ узнали, что я, бывало, ей помогала, и стряпню на меня взвалили.

Груминъ.

Эге, Саша, да вы на всѣ руки.

Саша.

И хоть-бы дѣло требовали, Дмитрій Петровичъ; что-жь, — мы работать не лѣнивы; а то вѣдь сидитъ старая, пальцемъ для себя не шевельнетъ: «Саша, вынь манишку изъ чемодана!.. Саша, причеши меня!..» Расчесывай ея сѣдыя косьмы-то, когда постели еще не убраны и въ кухнѣ огонь не разведенъ…

Груминъ.

Мудреное ваше дѣло, какъ погляіку.

Саша.

Вотъ и съ Григоріемъ тоже: у него работы полны руки, а старый баринъ его за газетой посылаетъ къ Страстному бульвару; сходилъ-бы самъ… Да ужъ коли правду говорить, и мы-бы съ Григоріемъ отказались отъ мѣста, — молодыхъ господъ жаль… все думаешь, можетъ и уладится какъ нибудь.

Груминъ.

Да, да, непремѣнно уладится. Скажите прежде всего, Саша: кто дома?

Саша.

Всѣ дома.

Груминъ.

И Сергѣй Павловичъ?

Саша.

Сергѣя Павловича мы здѣшнимъ ужъ не считаемъ; они въ гостинницѣ живутъ…

II.

ТѢ-ЖЕ и КАРНИКОВЪ, потомъ безъ САШИ. Карниковъ — вошедшій во время послѣднихъ словъ Саши.

Слышишь, что она говоритъ? — хозяинъ въ своемъ собственномъ домѣ слыветъ гостемъ…

Груминъ.

А! — слава богу…

Рукопожатіе. Карниковъ.

И это тянется почти двѣ недѣли… Довольно съ меня, — слишкомъ довольно…

За сценой звонокъ. Саша.

Иду, сударыня, иду!

Убѣгаетъ. Груминъ.

Ну, дружокъ, ну… чѣмъ ты меня порадуешь?

Карниковъ — не слушая его.

И сколько непріятностей мнѣ ужъ пришлось изъ за этого вытерпѣть!.. Нигдѣ въ гостинницѣ больше трехъ дней держать не хотятъ, — безпаспортнаго… Вездѣ: «пожалуйте паспортъ, надо прописать въ полиціи…» А какъ мнѣ паспортъ показать? что про меня могутъ подумать? — Постоянный московскій житель, здѣшній присяжный повѣренный, наконецъ, женатый человѣкъ и вдругъ проживаетъ одинъ въ гостинницѣ… Что-же мнѣ дѣлать? Я лгу… я вездѣ лгу… Въ одномъ мѣстѣ я пріѣзжій изъ Саратова, въ другомъ изъ Крыма… прожилъ три дня въ гостинницѣ «Миръ», переѣхалъ въ «Александрію», оттуда въ Кокоревъ домъ… И вездѣ-то тебя разспрашиваютъ: кто ты такой? зачѣмъ ты? и вездѣ поглядываютъ на тебя косо, какъ на какого-то жулика… Но повторяю: съ меня довольно!

Груминъ.

Что мнѣ за интересъ во всемъ этомъ, когда я хочу…

Карниковъ.

Что ты хочешь?.. Ты хочешь жениться на Лизѣ? Бери ее; я тебѣ ее отдаю… и тестя, и тещу тоже отдаю, — съ величайшимъ удовольствіемъ… и друзей… да, да… и друзей тоже… всѣхъ этихъ Курятиныхъ, со всѣмъ потомствомъ… Чего же тебѣ еще?..

Груминъ.

Позволь-же сказать… я хочу…

Карниковъ.

Знаю, знаю, — но, мой милый Дмитрій, при всей моей любви къ тебѣ, я отказываюсь вмѣшиваться въ твое сватовство… Вчера утромъ я совершилъ купчую на домикъ Берты въ Кривомъ переулкѣ, она сама въ два часа уѣхала канканировать въ Петербургъ, — и сегодня я только и думаю о томъ, чтобъ сдѣлать великое переселеніе народовъ и вернуться въ страну обѣтованную, какъ евреи послѣ плѣненія вавилонскаго.

Груминъ.

Но…

Карниковъ.

Всякій за себя и любезные родители для всѣхъ… Сватайся самъ, какъ знаешь, — мнѣ не до тебя…

III.

ТѢ-ЖЕ и ЛИЗА. Лиза — входя.

Что? что?

Груминъ.

Ахъ, Лиза… голубушка моя, онъ насъ оставляетъ.

Лиза.

Вотъ еще?!

Груминъ.

А я еще его считалъ своимъ пріятелемъ!

Лиза.

А я думала, что онъ добръ!

Карниковъ — садясь.

Эгоисты!!. но я буду твердъ, и всѣ ваши моленія отпрянутъ отъ меня, какъ волны отъ скалы…

Лиза — лаская его.

Онъ шутитъ… Сереженька, вы шутите… это не можетъ быть… Я достовѣрно знаю, что вы добры… и Рая мнѣ обѣщала, что вы объ насъ похлопочете…

Карниковъ.

Рая?.. Да это коварная интрига! вы подбираетесь ко мнѣ съ той стороны, откуда я всего слабѣе могу обороняться.

Лиза.

Ну, для нея… Неужели вы захотите, чтобъ она по вашей милости сдѣлалась лгуньей?

Карниковъ.

Вы интриганы, говорю я вамъ!

Лиза.

Ну-ка. что бы вы сказали, если-бъ вамъ такъ-же трудно было ваше сватовство, какъ намъ? войдите въ наше положеніе…

Груминъ.

Стань на мое мѣсто.

Карниковъ.

На твое мѣсто? — изволь… Знаешь, какъ-бы я поступилъ на твоемъ мѣстѣ?

Груминъ.

Какъ?

Карниковъ.

Я подошелъ-бы къ этой прелестной барышнѣ и сказалъ-бы ей: «милая моя Лизанька, ты меня любишь, я тебя тоже. Доходъ мой таковъ, что мы можемъ безбѣдно жить вмѣстѣ, но родители твои меня ненавидятъ… итакъ, сдѣлай по писанію: оставь матерь твою и отца твоего — и гряди за мной…»

Лиза.

Куда?

Карниковъ.

И это говоритъ влюбленная!.. Поймите-же, что вамъ остается только убѣжать съ нимъ и обвѣнчаться тайно.

Груминъ.

И это говоритъ законовѣдъ!.. Поймите же, что она еще не совершеннолѣтняя и можетъ подвергнуться преслѣдованію по закону.

Карниковъ.

Тогда и обращайтесь ко мнѣ; я буду вести процессъ… а не теперь, когда все мое заступничество ни къ чему не поведетъ.

Лиза.

Почемъ знать? попробуйте.

Карниковъ — рѣшительно.

Извольте, только съ условіемъ: если мнѣ не удастся, вы слѣдуете моему совѣту, вы дѣйствуете рѣшительнымъ путемъ, оставляете почтенныхъ родителей…

Карниковъ.

Ну вотъ, ну вотъ… сейчасъ и отступленіе… Мельчаютъ люди въ наше время…

Лиза.

Такъ нѣтъ-же!.. Вотъ вамъ рука моя: не удастся уговорить папашу, я сдѣлаю все, что вы мнѣ прикажете…

Карниковъ — Грумину.

И ты тоже?

Груминъ.

На что я не соглашусь, чтобъ добыть мою Лизу?!

Карниковъ.

Ну, благославляю васъ, дѣти мои, поцѣлуйтесь…

Лиза.

Я не прочь.

Цѣлуетъ Грумина. Карниковъ.

Условіе заключено, поцѣлуемъ припечатано; — женихъ можетъ убираться вонъ и гдѣ нибудь въ трактирѣ ждать отвѣта.

Груминъ.

Въ Троицкомъ.

Карниковъ.

Хорошо.

Входитъ Раиса съ сюртукомъ въ рукахъ.

IV.

ТѢ-ЖЕ и РАИСА. Раиса.

Здравствуй, Сережа!… (Цѣлуетъ мужа.) Дмитрій Петровичъ, здравствуйте.

Карниковъ — обнимая жену.

Раинька, наконецъ-то ты моя…

Раиса.

Погоди, Сережа, надо вотъ папашѣ къ сюртуку пуговицу пришить.

Карниковъ.

Отдай Сашѣ.

Раиса.

Саша занята, гладитъ мамашину манишку.

Карниковъ.

Боже милосердый! — Они скоро заставятъ насъ сапоги себѣ чистить.

Раиса.

А вамъ-бы, Дмитрій Петровичъ, я совѣтовала лучше уйти; а то Григорій началъ прибирать папашину комнату, и папаша сейчасъ придетъ сюда.

Карниковъ.

Ступай, ступай…

Груминъ.

Прощайте… такъ въ Троицкомъ.

Карниковъ.

Да, да.

Груминъ уходитъ. Лиза.

Пойдемъ и мы, Рая; ему тутъ дано порученіе… Оставимъ его наединѣ съ папашей.

Карниковъ.

Но, Лизанька, помните, — это въ послѣдній разъ. (Женѣ). Какъ ихъ преподобіе сегодня: сердиты или милостивы?

Раиса.

Все со злобой, Сережа; а посмотрѣлъ-бы ты, какъ онъ сегодня былъ ласковъ со мной… какъ нѣженъ…

Карниковъ.

Нѣженъ? не добрый знакъ.

Лиза.

Пойдемъ, Рая, пойдемъ.

Обѣ уходятъ. Карниковъ.

Вотъ вамъ судьба адвоката: въ самомъ пустомъ дѣлѣ люди себѣ помочь не умѣютъ; взвалятъ тебѣ на плечи какую нибудь путаницу и выгораживай ихъ потомъ…

Отходитъ въ глубину, въ это время справа входитъ Виницынъ съ газетой въ рукахъ. Онъ подходитъ къ авансценѣ, не замѣчая Карникова.

V.

КАРНИКОВЪ и ВИНИЦЫНЪ. Виницынъ — про себя.

Какое счастье, что Курятинъ случился въ Москвѣ… Онъ, какъ исправный полицейскій, слѣдитъ за каждымъ шагомъ моего зятя и… о, господи!.. я боюсь, что это приведетъ къ такому открытію! къ такому открытію!.. А! Сергѣй Павловичъ! вотъ вы какъ ведете себя, даже въ первые мѣсяцы брака?.. Вы ѣздите къ какой-то канканеркѣ, къ какой-то Бертѣ въ Кривой переулокъ… зачѣмъ?

Карниковъ.

Здравствуйте, добрѣйшій Михаилъ Семеновичъ.

Виницынъ — оглядываясь.

А!.. (Про себя.) Притворимся… (Ему.) Здравствуйте, добрѣйшій Сергѣй Павловичъ.

Карниковъ — про себя.

Онъ, въ самомъ дѣлѣ, сегодня благосклоненъ…

Виницынъ.

Если у васъ есть минутка свободная, Сергѣй Павловичъ, — сядьте ка сюда, — поговоримъ-те-ка…

Карниковъ.

Съ величайшимъ удовольствіемъ.

Виницынъ.

У меня есть просьба къ вамъ…

Садятся. Карниковъ.

Очень радъ…

Виницынъ.

Чему? что я принужденъ просить?… Не радуйтесь, — это и съ вами можетъ случиться… Ну-съ, такъ вотъ: по зрѣломъ обсужденіи, я убѣдился, что гораздо приличнѣе будетъ для меня не обращаться къ чужимъ людямъ…

Карниковъ — не понимая его.

Да-съ?!.

Виницынъ.

А потому я хочу просить васъ, не найдете-ли вы возможнымъ сдѣлать меня своимъ секретаремъ?

Карниковъ.

Что вы? Михаилъ Семеновичъ… зачѣмъ?

Виницынъ.

Чтобъ я могъ заработать мой хлѣбъ, а не брать его у васъ даромъ.

Карниковъ.

Полноте, голубчикъ… Что вы, въ самомъ дѣлѣ все… ну, бросимте, родной мой, разъ навсегда всѣ такіе разговоры…

Виницынъ.

Отчего-же-съ? развѣ вы боитесь близости со мной?.. Можетъ быть, вы думаете, что, сдѣлавшись вашимъ секретаремъ, мнѣ пришлось-бы иной разъ отыскивать васъ въ такихъ мѣстахъ, куда вы, такъ сказать, гласно для всѣхъ не пойдете?.. что, перебирая ваши бумаги, мнѣ можетъ попасться какая нибудь рукопись, которую… собственно… не долженъ-бы читать отецъ вашей жены?.. но слушайте: я буду снисходителенъ къ вашимъ тайнамъ…

Карниковъ.

Какія тайны?.. я говорю только, что не для чего вамъ принуждать себя къ какой нибудь работѣ., не для чего, цѣли нѣтъ. Я понимаю еще, если-бы мнѣ было стѣснительно на васъ тратиться; но вѣдь я, слава богу, человѣкъ съ состояніемъ… Зачѣмъ-же вамъ ломать себя въ пятьдесятъ пять лѣтъ?

Виницынъ.

Не считайте меня такимъ неспособнымъ, Сергѣй Павловичъ… Ну, положимъ, я въ моихъ несчастьяхъ по подряду былъ самъ виноватъ; но отчего виноватъ, Сергѣй Павловичъ?.. Оттого, что я довѣрился жиду Шебелю… Развѣ, вы думаете, я не видѣлъ, что онъ привезъ сдавать оглобли вмѣсто бревенъ? вините мое довѣріе, а не что иное…

Карниковъ.

Ай, ай, ай, Михаилъ Семеновичъ… вотъ вы сами сознаетесь, что бревна были негодныя, а пріемщика бранили, что онъ ихъ забраковалъ…

Виницынъ.

Такъ что-же-съ?

Карниковъ.

А хотите, я вамъ скажу, кто этотъ пріемщикъ? Я его знаю. Онъ былъ сегодня здѣсь.

Виницынъ.

Здѣсь?

Карниковъ.

Это одинъ изъ моихъ самыхъ близкихъ пріятелей и товарищъ по университету, Дмитрій Петровичъ Груминъ.

Виницынъ.

Жалѣю, что у васъ такіе пріятели.

Карниковъ.

За что-же вы его не взлюбили? да всякій на его мѣстѣ сдѣлалъ-бы то же самое… да вы сами-бы забраковали негодный матеріалъ.

Виницынъ.

Какимъ это манеромъ?.. Вы, Сергѣй Павловичъ, не знаете, какъ онъ былъ принятъ въ моемъ домѣ… Вѣдь онъ у насъ по цѣлымъ днямъ проводилъ въ семьѣ моей… по двѣ ночи сряду ночевалъ въ деревнѣ… Бывало, часами съ Лизой въ саду прогуливаются, не выманишь ихъ ничѣмъ… а вѣдь это, какъ хотите, — у Лизы женихъ… Груминъ человѣкъ молодой: и разговоры могутъ бытъ, и все этакое… Молчалъ-же я, сквозь пальцы смотрѣлъ… и за все это — что онъ со мной сдѣлалъ? Онъ меня мошенникомъ въ глазахъ цѣлаго уѣзда поставилъ.

Карниковъ.

Какъ-же вы хотите…

Виницынъ.

Нѣтъ, Сергѣй Павловичъ, нѣтъ; — ради бога, вы мнѣ объ немъ не поминайте… Я вамъ очень благодаренъ, что вы меня предупредили… Я здѣсь завишу отъ васъ… понятное дѣло: я-съ не смѣю требовать, чтобъ вы его не принимали; но я постараюсь хоть не встрѣчаться съ нимъ и предостерегу отъ этого жену и дочь… особенно дочь… Я прикажу ей уходить въ свою комнату всякій разъ, когда вамъ угодно будетъ, чтобъ этотъ господинъ приходилъ сюда.

Карниковъ.

Зачѣмъ-же, Михаилъ Семеновичъ?

Виницынъ.

Затѣмъ-съ, что Лиза молода, что вашъ пріятель человѣкъ умный и ужъ въ деревнѣ подводилъ ей разные турусы на колесахъ… ей можетъ войти въ голову какая нибудь блажь… Ну, сохрани господи, понравится ей этотъ вашъ Груминъ, что тогда будетъ?

Карниковъ.

Что всегда бываетъ, когда люди полюбятъ другъ друга: они женятся.

Виницынъ — вскакивая.

Что-съ?!

Карниковъ — усаживая его.

Позвольте, позвольте, Михаилъ Семеновичъ, дайте мнѣ высказаться… Вы такъ добры ко мнѣ сегодня, такъ милы, такъ любезны… Браните меня потомъ, какъ угодно, не соглашайтесь; но ради бога, дайте высказаться… Ваше предчувствіе васъ не обмануло…

Виницынъ.

Оно никогда меня не обманывало; и теперь я предчувствую, что разговоръ нашъ добромъ не кончится.

Карниковъ.

Позвольте, Михаилъ Семеновичъ… Вы эти дни часто сердились на меня… ну, можетъ быть, какое нибудь неловкое слово… забудемъ объ этомъ… все таки вы знаете-же, что я честный человѣкъ и, родной мой, не можете-же вы мнѣ не вѣрить, что я отъ всей души желаю добра Лизѣ… Ну… вѣдь не будь этого проклятаго столкновенія съ вами изъ за подряда, вѣдь вы-бы сами смотрѣли на Грумина, какъ на хорошаго жениха… Вы сами говорите, что онъ ловокъ и уменъ, — и я васъ увѣряю: онъ добрѣйшій малый и работящій, да еще богатый… Съ другой стороны, развѣ-бы вы его назвали порядочнымъ человѣкомъ, еслибъ онъ покривилъ душой и не забраковалъ ваши негодныя бревна?.. Михаилъ Семеновичъ, я буду говорить прямо: что прошло, то прошло, не вернешь его и плюнемъ на это… Груминъ во всѣхъ отношеніяхъ прекрасный женихъ… (Виницынъ встаетъ и отходитъ. Карниковъ идетъ за нимъ слѣдомъ.) Онъ меня просилъ какъ нибудь обинякомъ расположить васъ къ нему, но я обинякомъ не умѣю… я выкладываю мои мысли чистоганомъ… Груминъ ждетъ меня въ Троицкомъ трактирѣ; я долженъ передать ему нашъ разговоръ… Отвѣчайте-же мнѣ, мой добрый Михаилъ Семеновичъ, отвѣчайте такъ-же искренно, какъ я спрашиваю… глядите только впередъ и совсѣмъ безпристрастно… Ваша догадка справедлива: Груминъ любитъ Лизу, Лиза любитъ его, — и отъ васъ зависитъ сдѣлать ихъ счастливыми.

Виницынъ.

А!! Сергѣй Павловичъ!!

Карниковъ — про себя, отходя.

Я выпалилъ, — теперь глотай, какъ знаешь!

Виницынъ.

Вы сдѣлали изъ дома вашего мѣсто пытки для меня, — но я никогда не думалъ, чтобъ вы такъ низко воспользовались моимъ довѣріемъ къ вамъ, чтобъ вы помогали друзьямъ вашимъ увлекать несчастную невинную дѣвушку!.. и вы еще называете себя честнымъ человѣкомъ!!

Карниковъ.

Михаилъ Семеновичъ, я вамъ отъ имени моего друга дѣлаю формальное предложеніе.

Виницынъ.

Такъ я долженъ отдать дочь мою сыну какого-то цеховаго мастера?.. Я вѣдь знаю, что отецъ вашего Грумина былъ слесарь… Отдать потому только, что онъ работящій?.. Вотъ мило!.. какъ ему не быть работящимъ: его тятенька-то, чай, съ дѣтства ремнями на станкѣ поролъ…

Карниковъ.

Мнѣ странно…

Виницынъ — перебивая его.

Вы скажете, онъ богатъ… не для того-ли онъ и раззорилъ-то меня, чтобы потомъ вѣрнѣе достигнуть своей цѣли?! Отецъ, молъ, теперь нищій; онъ радоваться долженъ, что я, богатый женихъ, беру его дочь; онъ благодарить меня долженъ за это… Вашъ Груминъ воображаетъ, что можно купить у меня дочь, какъ овёсъ или пеньку; но онъ ошибается, милостивый государь!.. мнѣ не нужно богатство, я горжусь моей нищетой и дочь мою никогда не отдамъ за чернорабочаго…

Карниковъ.

По вашему, ей нуженъ мужъ съ гербомъ праздношатающагося, вмѣсто головы!

Виницынъ.

Нѣтъ-съ, я хочу только оберечь хотя вторую-то дочь мою отъ мужа развратника, если ужъ бѣдная моя Рая…

Карниковъ — бѣшено.

Уйти отъ васъ лучше!.. иначе, богъ знаетъ… Вы способны довести человѣка до изступленія!

Виницынъ.

Вы — злодѣй, Сергѣй Павловичъ!

Карниковъ.

А вы!!. вы — ангелъ небесный…

Уходитъ налѣво.

VI.

ВИНИЦЫНЪ, потомъ КУРЯТИНЪ и САВВУШКА. Виницынъ.

Честный человѣкъ! смѣетъ говорить о честности, когда ѣздитъ къ какой-то Бертѣ въ Кривой переулокъ!?… Такъ господинъ Груминъ ждетъ отвѣта въ Троицкомъ трактирѣ? — мы сейчасъ ему пошлемъ отвѣтъ… (Садится за маленькій письменный столикъ, который стоитъ у стѣны направо.) Мы ему напишемъ отвѣтъ… Очки мои… (Шаритъ въ карманѣ.) А, вотъ…

Надѣваетъ очки и собирается писать. Входитъ Курятинъ съ сыномъ. Саввушка.

Вы, папашечка, вѣчно все только ругаетесь.

Курятинъ.

Молчи, Саввушка, ради бога, молчи.

Саввушка.

Что все: молчи да молчи! — точно я дуракъ какой!

Виницынъ — пишетъ.

Милостивый государь…

Курятинъ — Саввушкѣ.

Пишетъ къ кому-то.

Виницынъ — продолжая писать.

Михаилъ Семеновичъ и Софья Александровна Виницыны, съ душевнымъ прискорбіемъ извѣщая… тьфу!.. нѣтъ… Виницыны покорнѣйше просятъ пожаловать на бракосочетаніе дочери ихъ, Елизаветы Михайловны, съ корнетомъ Саввою Трифоновичемъ Курятинымъ…

Курятинъ — Виницыну.

Аминь! дай мнѣ пожать твою руку, Михаилъ Семеновичъ, и расцѣловать тебя.

Виницынъ.

А! ты былъ здѣсь?.. (Цѣлуются.) Можешь себѣ представить, какую еще штучку подтасовалъ мнѣ мой зятёкъ!?

Курятинъ — участливо.

Что такое?

Виницынъ.

Обрадовался тому, что я такъ довѣрчиво поселился со всей моей семьей въ его домѣ и — какъ-бы ты думалъ? — устраиваетъ здѣсь любовныя свиданія моей дочери, Лизы, съ своимъ другомъ, съ мошенникомъ…

Курятинъ.

Любовныя свиданія!!?

Виницынъ.

Увѣряетъ, что Лиза сама влюблена въ этого негодяя… и знаешь, кто другъ-то? одного поля ягода… пріемщикъ, который раззорилъ-то меня… предложеніе дѣлаетъ!.. Каково?! породниться со мной хочетъ!… Изверги!!

Курятинъ — про себя.

Дѣло дрянь!!

Виницынъ.

Ну, да ужъ и я же отвѣчу ему… Онъ теперь ждетъ отвѣта, такъ вотъ я и пишу… (Пробѣгая письмо). «Покорнѣйше просятъ пожаловать»… нѣтъ, это не хорошо; это не достаточно зло… я сильнѣе сочиню… (Садится къ столу). Только не мѣшай мнѣ… я такъ напишу…

Курятинъ — отходя.

Пиши, пиши, я тутъ съ Саввушкой поболтаю.

Во время послѣдующей сцены Виницынъ пишетъ, нѣсколько разъ мѣняя и разрывая листы бумаги. Саввушка.

Папаша, что-жъ это значитъ? — я… я лучше откажусь.

Курятинъ.

Какъ откажусь? отъ чего?

Саввушка.

Отъ Лизаветы Михайловны… я не хочу на ней жениться… вѣдь этакъ нельзя.

Курятинъ.

Дуракъ! дуракъ! что ты?!

Саввушка.

Опять дуракъ, только отъ васъ и услышишь… я не дуракъ — я офицеръ.

Курятинъ.

Какъ-же не дуракъ? — такая невѣста…

Саввушка.

Да что мнѣ въ ней, когда она, вонъ видите, влюблена въ какого-то мошенника… Я ужъ давно замѣчаю, что она совсѣмъ ко мнѣ не расположена… а я, папашечка, позвольте, — я тоже гордъ!.. что-жь мнѣ ухаживать за ней, когда она все спину мнѣ ворочаетъ?

Курятинъ.

Да ты скажи, пожалуйста… ты какъ о себѣ воображаешь? — что ты такое?

Саввушка.

Какъ что?.. я…

Курятинъ.

Болванъ.

Саввушка.

Папаша!

Курятинъ — скороговоркой.

Болванъ, болванъ, болванъ…

Саввушка.

Я вамъ прощаю, потому что вы мнѣ отецъ.

Курятинъ.

Зачѣмъ я три года ухаживаю за этой семьей?.. Зачѣмъ я нарочно подослалъ къ Виницыну жиденка Шебеля, впуталъ старика въ подрядъ, раззорилъ его?!. для чего?! — чтобъ они вынуждены были отдать дочь за тебя… Безъ моего ухаживанья да безъ ихъ бѣдности какая имъ корысть въ такомъ женихѣ, какъ ты?.. Вѣдь ты и не чуешь, глупая голова, какъ я о тебѣ стараюсь… Жениться ты, что выйдетъ изъ этого?.. первое — перестанешь ты шелопайничать; будетъ у тебя семья… солидность явится; второе — Лизавета Михайловна барышня умная, не захочетъ, чтобы въ людяхъ мужъ ея дуракомъ слылъ… она всегда тебя поддержитъ: она твоему дому тонъ дастъ… Станете жить въ деревнѣ, гоняй собакъ да зайцевъ!.. выберутъ тебя въ почетные мировые судьи, будешь сидѣть на съѣздахъ, да глазами хлопать — и любёхонко!.. Чего-жь тебѣ еще?.. Вѣдь если не удастся мнѣ тебя здѣсь пристроить, куда мнѣ тебя дѣвать?! Кто за тебя пойдетъ?

Саввушка.

Вы, папашечка, все меня въ грязь топчете… ну — merci!… что-жь мнѣ еще сказать? — merci!

Курятинъ.

И зачѣмъ я тебѣ толкую, ты этого не поймешь… Лучше вотъ я тебя предупреждаю: ты теперь получаешь отъ меня двѣсти рублей въ мѣсяцъ на всемъ готовомъ: если ты мнѣ будешь противорѣчивъ, я тебѣ двухсотъ копѣекъ не дамъ, — это ты поймешь.

Саввушка.

Что-жь вы сердитесь-то? что вы сердитесь?.. Я говорю: вы отецъ, я вамъ все прощаю — и слушаюсь. Я принужденъ слушаться — вы отецъ…

Курятинъ.

Ступай-же, сейчасъ купи хорошій букетъ бѣлыхъ розъ и поднеси его Лизаветѣ Михайловнѣ.

Саввушка.

Извольте. Развѣ я противорѣчу?.. Сейчасъ пойду и куплю…

Хочетъ идти. Курятинъ.

Постой. (Саввушка возвращается). Сколько разъ я тебѣ говорилъ, ты все забываешь: когда ты встрѣчаешься съ Лизаветой Михайловной, не пускайся въ разговоры… Что тебя всегда дергаетъ сказать какую нибудь глупость?! Пожалуйста, больше молчи да понѣжнѣе взглядывай, — это придаетъ тебѣ видъ страдальца и доброй души. Ступай.

Саввушка.

Вы видите, какъ я послушенъ.

Хочетъ идти. Курятинъ.

Погоди… еще… пожалуйста, когда ты улыбаешься, не разѣвай ротъ до ушей.

Саввушка — обидчиво.

Прощайте, папаша!!

Уходитъ.

VII.

ВИНИЦЫНЪ и КУРЯТИНЪ, потомъ РАИСА. Виницынъ — самодовольно понюхавъ табаку.

Послушай-ка, я, кажется, это довольно ѣдко выразилъ. (Читаетъ). «Милостивый государь!! аристократизмъ вашихъ предковъ»… нѣтъ, погоди, у меня есть лучше… вотъ: «Милостивый государь, господинъ желѣзнодорожный пріемщикъ»!.. чувствуешь, какъ это колко?

Курятинъ.

Чувствую, чувствую . Ну?

Виницынъ — читаетъ.

«Пріемщикъ… такъ какъ вы другъ моего зятя, — вы никогда не будете моимъ зятемъ!!»

Звонитъ.

Раиса — которая только что вошла.

Такъ это правда, папаша? (Виницынъ запечатываетъ письмо). Вы отказываете Дмитрію Петровичу?

Виницынъ.

Кто-съ это, Дмитрій Петровичъ?

Раиса.

Груминъ.

Виницынъ.

А, онъ Дмитрій Петровичъ?.. Я ему отказываю… (Вошедшему Григорію). Ты знаешь господина Грумина?

Григорій.

Знаю-съ.

Виницынъ.

Онъ теперь въ Троицкомъ трактирѣ ждетъ Сергѣя Павловича, — такъ снеси ему туда вотъ это письмо отъ меня.

Григорій — про себя.

Эхъ!! опять кидай работу…

Уходитъ. Раиса.

Папаша, остановите его, дайте мнѣ сказать…

Виницынъ.

Пускай идетъ.

Раиса.

Отчего-же вы отказываете Дмитрію Петровичу?

Виницынъ.

Оттого что онъ мнѣ не нравится.

Раиса.

Но онъ нравится Лизѣ.

Виницынъ.

Раиса!..

Раиса.

А! пожалуй, браните меня, но дѣло идетъ о счастьи сестры, и я молчать не могу… Я сейчасъ говорила объ этомъ съ Сережей и совершенно согласна съ нимъ…

Курятинъ.

Милая барынька, это вы прекрасно дѣлаете, что соглашаетесь… Жена всегда должна соглашаться съ мужемъ, хоть бы даже мужъ…

Раиса.

Что?

Курятинъ.

Нѣтъ, я ничего не хотѣлъ сказать… Это такъ…

Виницынъ.

Началъ, такъ ужъ договаривай… когда нибудь вѣдь узнаетъ-же.

Курятинъ.

Нѣтъ, нѣтъ, пускай лучше она ошибается въ немъ…

Раиса.

Вы меня обижаете… (Слѣва входитъ Виницына). Мама, заступитесь за меня: они въ чемъ-то обвиняютъ моего мужа, и не хотятъ мнѣ сказать… Я, наконецъ, требую, — я сейчасъ позову Сережу.

VII.

ТѢ-ЖЕ и ВИНИЦИНА. Виницына — останавливая Раису.

Успокойся, Рая, они скажутъ.

Виницынъ.

Ты требуешь? — изволь, мы скажемъ… но съ условіемъ… Бѣдная моя Рая, — мы о твоемъ счастьи заботимся, обѣщай-же не мѣшать намъ… Обѣщай, что до поры до времени ты ничего объ этомъ не скажешь твоему мужу.

Раиса.

До поры до времени? хорошо.

Виницынъ.

Итакъ, дружокъ мой, вотъ Трифонъ Саввичъ былъ такъ добръ, что въ продолженіе двухъ дней слѣдилъ за нимъ…

Курятинъ.

Случайно.

Виницынъ.

Да, случайно и — безотлучно. И что-же?.. Нѣтъ, не могу; разскажи самъ, Трифонъ.

Курятинъ.

Я замѣтилъ, что онъ особенно часто ѣздитъ въ одинъ красивенькій домикъ въ Кривомъ переулкѣ… Какъ вамъ покажется: по три раза въ день тамъ бывалъ!.. Я поинтересовался узнать, кто живетъ въ этомъ домѣ… Случайно встрѣчаю дворника, спрашиваю, оказывается — Берта… извѣстная канканерка Берта, которая…

Виницына.

Довольно!!, пожалуйста, не разъясняйте больше…

Раиса.

Что-же изъ этого?

Виницына.

Какъ — что?! твой мужъ ѣздитъ къ такой… Фи!!, сказать противно — а тебѣ все равно?!

Раиса.

Онъ присяжный повѣренный; можетъ быть, онъ ведетъ какой-нибудь процессъ этой Берты.

Виницынъ.

Ну вотъ, ну вотъ, — все это прогрессъ… присяжный повѣренный! Въ наше время ихъ стряпчими звали и глядѣли на нихъ, какъ на кляузниковъ; а теперь, помилуйте, почетное званіе, защитники невинности!.. его разговоры, его поступки священны; они должны оставаться тайной даже для жены…

Раиса.

Почему-же вы подозрѣваете его именно въ томъ, что…

Виницынъ.

Рая моя, мнѣ больно это говорить; но развѣ ты сама не видишь во всемъ его обращеніи со всѣми нами, какъ онъ чувствуетъ, что совѣсть его нечиста?… Почему онъ насъ принялъ сухо? — мы, кажется, ему люди близкіе и любимъ его… Онъ понималъ, что мы можемъ подмѣтить то, чего ты не видишь… Откуда такая приторная любезность съ тобой? «Мамочка, мой рай, собственность моя, я зацѣлую тебя!» Фи!!. я вѣдь тоже люблю твою мать, но развѣ я такъ выражаюсь?

Виницына.

Я-бы прогнала отъ себя мужчину за такія скандальныя слова.

Курятинъ.

Зачѣмъ онъ не живетъ здѣсь? зачѣмъ онъ переѣхалъ въ гостинницу?… Надѣюсь, мы его не стѣсняемъ… вашъ домъ великъ… вотъ эти комнаты стоятъ пустыя.

Виницынъ.

Онъ воспользовался случаемъ, чтобъ пожить посвободнѣй.

Курятинъ.

И, наконецъ, ужъ если ему такъ необходимо жить въ гостинницѣ, отчего онъ не живетъ въ одной болѣе трехъ дней?.. то онъ въ гостиницѣ «Миръ», то въ «Александріи», то у Кокорева… Не явно-ли, что это для того, чтобъ труднѣе было слѣдить, какъ онъ тамъ живетъ и кого принимаетъ?

Раиса.

Не можетъ быть!!, не можетъ быть!!

Виницынъ.

Есть привычки, Рая, отъ которыхъ ничто не спасаетъ.

Раиса — почти плача.

Зачѣмъ? зачѣмъ вы мнѣ это говорите?!

Виницынъ.

Ты сама просила…

Раиса.

Я-бы хотѣла сейчасъ при васъ спросить его. Я увѣрена, что онъ оправдается.

Виницына.

Успокойся, Раинка, успокойся… Не нужно заводитъ ссору… Пойдемъ въ наши комнаты, дай отцу переговорить съ нимъ.

Виницынъ.

Нѣтъ, я не могу… онъ попрекнетъ меня своимъ благодѣяніемъ — и я долженъ буду замолчать.

Курятинъ.

Я за васъ буду говорить, — мои лѣта даютъ мнѣ на это право… Будьте покойны, милая барынька, можетъ быть, все какъ нибудь благополучно объяснится…

Виницына.

Пойдемъ, Рая, мы должны обдумать, что намъ дѣлать.

Раиса и Виницына уходятъ направо.

IX.

КУРЯТИНЪ, потомъ КАРНИКОВЪ. потомъ САША. Курятинъ — одинъ.

Ступайте, голубчики, ступайте… теперь мнѣ остается только окончательно взбѣсить балбеса мужа, поссорить влюбленную молодежь и дѣло слажено…

Идетъ въ глубину. Карниковъ — высовывая голову въ дверь, слѣва.

Разговоры утихли… кажется, можно уйти, не встрѣчаясь ни съ кѣмъ. (Входить). Интересно, однако, знать, удалось-ли Раѣ уговорить почтеннаго родителя?.. но я ужъ больше не стану вмѣшиваться… Ахъ!! грустно, грустно, что сталось съ моимъ райскимъ домикомъ: экипажъ сломанъ, лошадь хромаетъ, людей не докличешься, и во всѣхъ углахъ завелись ядовитые пауки въ видѣ тестя и тещи, и… пора, пора, все это вымести… (Пораженный внезапной мыслью.) А! есть еще средство… (Входитъ Саша съ засученными рукавами и въ фартукѣ.) Саша!.. что это вы какъ вырядились?

Саша.

Кухаркой сдѣлали, стряпаю… Гдѣ барыня-то, спросить, какой саладъ къ жаркому?

Карниковъ.

Никакого не нужно… Бросьте этотъ фартукъ и бѣгите скорѣй, наймите мнѣ извощика, — коляску.

Саша.

Какъ-же?..

Карниковъ.

Прошу васъ, торопитесь.

Саша.

Сейчасъ, сейчасъ!

Убѣгаетъ. Карниковъ.

Теперь оповѣстимъ молодое поколѣнье. (Замѣчаетъ Курятина, который все это время скрывался за кресломъ.) А! еще паукъ!

Идетъ налѣво. Курятинъ — останавливая его.

Позвольте, Сергѣй Павловичъ, — два слова…

Карниковъ.

Мнѣ некогда.

Курятинъ.

Два слова только…

Карниковъ.

Что прикажете?

Курятинъ — садясь.

Садитесь…

Карниковъ — про себя.

Ну…

Курятинъ — съ особенною чувствительностью.

Добрый… милѣйшій Сергѣй Павловичъ!.. позвольте прежде всего пожать вашу руку.

Рукопожатіе. Карниковъ.

О, господи!

Курятинъ.

Простите; но мнѣ довелось хорошо узнать васъ, и я вижу, что вы, не смотря на вашу грубую внѣшность, все таки прекрасный человѣкъ.

Карниковъ.

Сдѣлайте милость, пожалуйста…

Курятинъ — отеческимъ тономъ.

Скажите, бога ради, отчего вы, при всей своей добротѣ къ чужимъ, такъ жестки, такъ безжалостны къ людямъ, которые, кажется, вправѣ разсчитывать на ваше уваженіе и любовь?

Карниковъ.

О комъ вы говорите?

Курятинъ — пожимая ему руку.

Вы не догадываетесь? — о вашемъ достойномъ тестѣ… о вашей любезной тещѣ…

Карниковъ.

Такъ это къ нимъ-то я?..

Курятинъ.

Я только что говорилъ съ ними, мой другъ… позвольте мнѣ такъ называть васъ… Я говорилъ съ ними, и не скрою отъ васъ: ихъ горе тронуло меня до глубины души…

Карниковъ.

А!?

Курятинъ — кроткимъ упрекомъ,

Вы ихъ жестоко обидѣли.

Карниковъ.

Я?

Курятинъ.

Впрочемъ, Михаилъ Семеновичъ васъ не обвиняетъ… онъ говоритъ: я не вѣрю, чтобъ это Сергѣй Павловичъ самъ; его навѣрно кто-нибудь на насъ натравляетъ…

Карниковъ.

Натравляетъ?

Курятинъ.

Есть такія гнусныя женщины… какая нибудь прежняя связь, увлеченіе холостой жизни…

Карниковъ.

Что?!

Курятинъ.

Это не я говорю, это Михаилъ Семеновичъ… Такія женщины умѣютъ держать на привязи человѣка; страсти молодости ужасны, ихъ не можетъ ослабить даже чистая, возвышенная любовь законной жены.

Карниковъ — вставая.

Трифонъ Саввичъ!!

Курятинъ.

Это не я говорю, это Михаилъ Семеновичъ.

Карниковъ.

Вашъ Михаилъ Семеновичъ дуракъ!

Отходитъ отъ него. Курятинъ — про себя.

Начинается, начинается… (Ему.) Берегитесь, Сергѣй Павловичъ, богъ наказываетъ неблагодарныхъ дѣтей…

Карниковъ.

Неблагодарныхъ!! за что мнѣ его благодарить?

Курятинъ.

Напротивъ, напротивъ, — онъ долженъ благодарить васъ… онъ вамъ кругомъ обязанъ, онъ у васъ на хлѣбахъ изъ милости…

Карниковъ.

Господи, боже мой! когда меня избавятъ отъ этой «милости»?

Курятинъ.

Но признаюсь вамъ, я не могу не согласиться съ нимъ: хлѣбъ, которымъ вы его кормите, очень черствый хлѣбъ, — онъ смоченъ слезами!..

Карниковъ.

Вы не логичны: если хлѣбъ смоченъ слезами, онъ не можетъ быть черствымъ.

Курятинъ.

Ваша насмѣшка…

Карниковъ.

Однако, наконецъ, чего отъ меня хотятъ? Я прошу только, чтобы меня оставили въ покоѣ, — вотъ и все.

Курятинъ.

Наконецъ, что-жь вамъ сдѣлалъ Михаилъ Семеновичъ?

Карниковъ.

Что онъ сдѣлалъ? — съ тѣхъ поръ, какъ онъ здѣсь, онъ отравилъ все мое существованіе… и… хотите-ли знать правду… вы этому дѣлу тоже не посторонній человѣкъ… Вы, въ качествѣ друга, съумѣли таки понакаверзничать…

Курятинъ — кроткимъ упрекомъ, нѣсколько раздраженный.

Сергѣй Павловичъ! хоть-бы изъ уваженія къ годамъ нашимъ, къ нашимъ сѣдымъ волосамъ!..

Карниковъ.

Ну, по чести говоря, здѣсь слишкомъ злоупотребляютъ волосами, которые рѣдѣютъ, и годами, которые накопляются.

Курятинъ.

Сергѣй Павловичъ, мнѣ кажется…

Карниковъ.

Я это не вамъ говорю, я говорю Михаилу Семеновичу, — и смѣю увѣрить его, что надо имѣть достоинства старости, чтобы пользоваться ея правами, и что одно метрическое свидѣтельство еще не можетъ считаться добродѣтелью!…

Курятинъ — болѣе раздражаясь.

Сергѣй Павловичъ!…

Карниковъ.

Я не вамъ говорю, я говорю Михаилу Семеновичу… Есть на свѣтѣ престранные люди: они воображаютъ, что года и уродство замѣняютъ все. Зачѣмъ имъ быть добрыми? у нихъ подагра; — снисходительными? у нихъ ревматизмъ; — благодарными? у нихъ хроническій катарръ желудка… Болваны, считающіе себя мудрецами, потому что шестьдесятъ лѣтъ дѣлали глупости, — невѣжды, считающіе себя учеными, потому-что шестьдесятъ лѣтъ ничему не учились, — тунеядцы, считающіе себя дѣловыми людьми, потому-что шестьдесятъ лѣтъ ничего не работали… наконецъ, ослы, отрицающіе свое ослиное происхожденіе, подъ предлогомъ, что шестьдесятъ лѣтъ хлопаютъ ушами…

Курятинъ — нѣсколько разъ уже порывавшійся говорить, въ бѣшенствѣ, забывая прежній тонъ.

Сергѣй Павловичъ!!

Карниковъ.

Это я не вамъ говорю, это я говорю Михаилу Семеновичу.

Курятинъ.

Это неправда! это вздоръ!! у меня нѣтъ ни ревматизма, ни подагры!…

Карниковъ.

Поздравляю васъ…

Курятинъ.

Хроническій катарръ желудка! Да я могу еще съѣсть кулебяку въ полтора аршина, отъ которой вы на тотъ свѣтъ отправитесь, а мнѣ она будетъ нипочемъ!!

X.

ТѢ-ЖЕ и ГРУМИНЪ. Груминъ.

Спасибо, другъ, благодарю… хорошо ты обо мнѣ постарался…

Карниковъ.

Вотъ теперь этотъ еще…

Груминъ.

Смотри, какое письмо я получилъ отъ твоего тестя.

Карниковъ.

Отказъ; я зналъ.

Курятинъ.

Еще мы поспоримъ, кто изъ насъ здоровѣй?!

Груминъ.

И ты такъ хладнокровно мнѣ говоришь: я зналъ?

Курятинъ.

Мы-то въ сравненіи съ вами кремни!!

Карниковъ.

Какъ мнѣ отъ нихъ избавиться? (Грумину.) Что-жь ты ко мнѣ-то пристаешь? — развѣ я тебѣ отказываю? — что-жь мнѣ дѣлать, если Михаилъ Семеновичъ души не чаетъ въ сыночкѣ вотъ этого господина?

Отходитъ въ глубину. Груминъ.

А!, Трифонъ Саввичъ!.. виноватъ, я васъ было и не замѣтилъ… вѣдь мы съ вами старые, полтавскіе, знакомые…

Курятинъ — нѣсколько смущенъ.

Да-съ, кажется…

Груминъ.

Такъ это изъ-за вашего гусара мнѣ отказываютъ?

XI.

ТѢ-ЖЕ и САВВУШКА. Саввушка — входя съ букетомъ.

Изъ-за меня!

Груминъ.

Изъ-за васъ? и не стыдно вамъ совать свой носъ, куда васъ не спрашиваютъ?

Саввушка.

Не спрашиваютъ?!

Груминъ.

Разумѣется: Лизавета Михайловна никогда не выйдетъ замужъ за такого пустозвона, какъ вы.

Саввушка. Что? пустозвона? — такъ вотъ-же вамъ за это! Бросаетъ въ Грумина букетъ, но Груминъ подхватываетъ его на лету и бросаетъ обратно Саввушкѣ въ лицо. Саввушка.

Милостивый государь!!

Курятинъ.

Саввушка, молчи!! ради создателя, молчи!

Саввушка — отряхивая лепестки, приставшіе къ платью.

Папаша, онъ мараетъ мой мундиръ.

Курятинъ.

Вычистимъ, голубчикъ, ничего.

Саввушка.

Я требую удовлетворенія!

Груминъ.

Что?

Саввушка.

Мы будемъ драться.

Груминъ.

Подите къ чорту!

Куритинъ.

Молчи, Саввушка!

Саввушка.

Нѣтъ, извините, — вы отъ меня не отвертитесь… Я себя такъ оскорблять не позволю! — я вамъ сейчасъ-же пришлю моихъ секундантовъ!

Курятинъ.

Саввушка!!

Саввушка.

Сейчасъ-же!

Убѣгаетъ. Курятинъ.

Экая дубина! опять онъ меня втянетъ въ бѣду!

Убѣгаетъ за нимъ.

XII.

КАРНИКОВЪ, ГРУМИНЪ и ЛИЗА, потомъ САША и ГРИГОРІЙ. Лиза — входитъ слѣва.

Что за Содомъ у насъ: цѣлый божій день кто нибудь ссорится…

Груминъ.

Лиза, твой отецъ мнѣ отказалъ.

Лиза.

Ахъ, господи! что-же намъ дѣлать?!

Карниковъ.

И до сихъ поръ все еще спрашиваетъ: что дѣлать? бѣжать отсюда, и бѣжать безъ оглядки!

Лиза.

Но…

Карниковъ.

А ваше обѣщаніе?

Лиза.

Да куда-же?

Карниковъ.

У меня явилась превосходная мысль: драгоцѣнные родители слишкомъ крѣпко засѣли въ этомъ домѣ, ихъ отсюда не вытянешь, — такъ я рѣшилъ, что, вмѣсто ихъ, мы отправимся жить въ Кривой переулокъ.

Саша — входя.

Привела коляску.

Карниковъ.

Слышите, — лошади готовы; надѣвайте шляпы и маршъ.

Лиза.

Не говоря объ этомъ никому?

Карниковъ.

Вы хотите выйти замужъ за гусара?

Груминъ.

Лизанька, мы обѣщали, — мы должны дѣлать, что онъ намъ приказываетъ.

Лиза.

Такъ вѣдь собраться надо, вещи взять.

Карниковъ.

Не берите ничего; — оставьте имъ все, что здѣсь есть… все, все, до послѣдней тряпки!.. Я васъ заново одѣну съ головы до ногъ.

Лиза.

Давайте, Саша, бурнусъ и шляпу.

Саша.

Сейчасъ, барышня…

Приноситъ бурнусъ и шляпу которые Лиза надѣваетъ передъ каминомъ. Груминъ и Саша подлѣ нея. Карниковъ — на авансценѣ справа про себя.

Какъ-бы только шепнуть Раинькѣ?…

Григорій — входя, Карникову.

Записка къ вамъ-съ.

Карниковъ.

Отъ кого?!

Григорій — подаетъ.

Отъ маменьки-съ.

Карниковъ — беретъ записку.

Отъ Софьи Александровны? Это что за новость: изъ комнаты въ комнату переписываться. (Читаетъ.) «Милостивый государь, намъ необходимо еще разъ съ вами видѣться, чтобы установить миролюбивое соглашеніе, безъ котораго невозможны прежнія ваши отношенія къ намъ и къ нашей дочери, вашей супругѣ»… Что? — «Она все знаетъ» — что знаетъ? — «и поручила намъ переговорить съ вами… Софья Виницына». Приписка рукой жены: «Сережа, мнѣ бы не хотѣлось вѣрить тому, что я про тебя слышала!» И только не хотѣлось-бы? стало быть, все-таки ты вѣришь?!.. и чему-же? какимъ новымъ ядомъ прыснули въ тебя эти тарантулы?! — но я вырву тебя изъ ихъ лапъ!.. (Дѣлаетъ движеніе къ двери.) Нѣтъ! я чувствую, я слишкомъ взволнованъ… слишкомъ золъ… я тамъ могу надѣлать глупостей. Она одумается… Богъ съ тобой, Рая, стыдно тебѣ будетъ… Ну, да это пустяки, это пройдетъ…

Лиза — подходя къ нему.

А Рая?

Карниковъ — сдерживая волненіе.

Она пріѣдетъ… она потомъ пріѣдетъ…

Саша.

Сергѣй Павловичъ… вѣдь если всѣ отсюда уѣзжаютъ, такъ какъ-же безъ горничной?

Карниковъ.

Хорошо, Саша; собирайте свой узелъ… да скорѣй, коляска ждетъ.

Саша убѣгаетъ. Григорій.

Сударь!

Карниковъ.

А?!

Григорій.

Въ меня сегодня Михаилъ Семеновичъ стуломъ пустили.

Карниковъ.

Ладно, ладно, ступайте, садитесь на козлы. (Грумину и Лизѣ.) Да что-жь вы стоите? вѣдь старики могутъ войти сюда и застать васъ.

Лиза.

Идемъ-съ…

Убѣгаетъ. Груминъ за ней. Карниковъ — Григорію.

Сажайте господъ въ коляску… (Григорій уходитъ. Карниковъ, со шляпою въ рукахъ, колеблется уходить, дѣлаетъ движенье къ двери направо и останавливается). Нѣтъ, нѣтъ! надо быть благоразумнымъ… Рая! Рая! — не ожидалъ я этого; ей-ей, не ожидалъ.

Уходитъ. Сцена нѣсколько секундъ остается пустою.

XIII.

ВИНИЦЫНЪ и ВИНИЦЫНА, потомъ ДВОРНИКЪ. Входятъ торжественно — сперва она, потомъ онъ. Виницынъ — озираясь.

Его еще нѣтъ.

Виницына — садясь.

Будь покоенъ, придетъ; — онъ знаетъ, что Рая въ нашихъ рукахъ…

Виницынъ.

Бѣдная Раинька! — что-бы съ ней было, если-бъ не мы?

Виницына.

Да!

Виницынъ.

А! боже мой! что я вспомнилъ: можетъ быть, Сергѣй Павловичъ разговариваетъ съ Лизой; — этого тоже теперь допустить нельзя.

Виницына.

Мы ее позовемъ сюда.

Беретъ колокольчикъ и звонитъ. Немного подождавъ, звонитъ Виницынъ. Потомъ понемножку оба дѣлаются нетерпѣливыми и звонятъ въ двѣ руки. Виницына.

Надо будетъ согнать и эту дѣвчонку, и этого лакея.

Виницынъ.

Непремѣнно.

Виницына.

Что въ нихъ? — лѣнтяи какіе-то!

Виницынъ.

И грубіяны!

Виницына — бросаетъ колокольчикъ.

Да что-жъ это такое, наконецъ?

Виницынъ — кличетъ.

Григорій! Гришка! каналья этакая!!

Виницына — кличетъ.

Саша! Саша!

Виницынъ — кличетъ.

Григорій! Саша! Охъ, чортъ васъ побери!! (Дворникъ появляется въ дверяхъ.) Тебѣ ЧТО Надо?

Дворникъ.

Я поглядѣть пришелъ.

Виницынъ.

Что? глядѣть?

Дворникъ.

Ктой-то тутотка шумитъ?

Виницынъ.

Да развѣ, кромѣ тебя, никого нѣтъ въ домѣ?

Дворникъ.

Никого.

Виницына.

Какъ никого? — а Григорій?

Дворникъ.

Уѣхали.

Виницынъ.

Куда?

Дворникъ.

Не знаемъ куда; — только съ бариномъ, съ барышней уѣхали.

Виницына.

Съ барышней?

Дворникъ.

Съ Лизаветой Михайловной.

Виницынъ.

Да ты это спьяна, что-ли, или такъ врешь?

Дворникъ.

Что мнѣ врать?! всѣ, какъ есть, въ коляску сѣли… и Митрій Петровичъ при нихъ, Груминъ… Скажи, говорятъ, тятенькѣ съ маменькой, что мы — тю-тю! уѣхали!

Виницынъ.

Похитили! дочь мою! увезли!!.

Виницына — угасающимъ голосомъ.

Мишель…

Дворникъ.

А коли, говорятъ, кушать захотятъ, въ трактиръ, говорятъ, сбѣгай для нихъ.

Виницына.

Мнѣ дурно! дурно!

Падаетъ въ кресло. Виницынъ.

Творецъ всемогущій!

Падаетъ въ другое кресло.

ЧЕТВЕРТОЕ ДѢЙСТВІЕ.

Красивая гостинная, нѣсколько ухарски обставленная, въ домѣ, купленномъ у Берты, въ Кривомъ переулкѣ. Слѣва — изящный столикъ, окруженный креслами, на столикѣ кипсеки. Справа — легкія ширмочки, отгораживаютъ маленькій диванчикъ. Коверъ во всю сцену.

I.

ГРУМИНЪ, КАРНИКОВъ и CAUIA. При поднятіи занавѣса, Карниковъ спитъ на диванѣ справа, въ крайне неудобномъ положеніи; Груминъ спитъ въ глубинѣ въ креслахъ. Нѣкоторое время на сценѣ тишина. Саша входитъ, тихонько озирается и идетъ къ авансценѣ слѣва. Саша.

Все еще спять… Даромъ, что, кажется, не больно-то имъ ловко тутъ… нѣжиться… И что задомъ такой, право? — всю мебель продали и посуду, и всякую дрянь, а кровати увезли; надо было для барышни на-скоро изъ магазина на прокатъ брать, а то бы и ей пришлось… (Показываетъ на спящихъ) Этакъ-то спину вытягивать… (Осматривается.) Красиво убрано… лучше, чѣмъ у насъ… Вотъ и лампа, и книжки, все намъ осталось… Ишь-ты какія красивыя… (Раскрываетъ книгу.) И все съ картинками… А это что? — альбомъ; какой толстый… зачѣмъ это такой?.. (Раскрываетъ альбомъ, въ альбомѣ играетъ музыка.) А! чтобъ тебя! разбудишь еще… (Закрываетъ альбомъ торопливо, но музыка въ немъ продолжается.) Да что-жь это? Какъ тебя, чорта, остановить? (Вертитъ альбомъ въ рукахъ, не зная на что рѣшиться.) Вѣдь выдумаютъ же этакое… цыцъ! проклятый!!

Карниковъ — потягиваясь.

Ничего… ничего, Раинька… милая моя… (Открываетъ глаза и не можетъ придти въ себя.) Это я спалъ… гдѣ это я!? (Прислушивается.) Что такое? музыка? (Вглядывается.) Саша, это вы тутъ?

Саша — смущена.

Я, Сергѣй Павловичъ, ненарочно… открыла вотъ, а онъ заигралъ. И не уймешь теперь, такой скверный…

Музыка смолкла. Карниковъ — садится.

А! альбомъ съ музыкой; тоже новое пріобрѣтеніе… (Зѣваетъ.) Ахъ! мнѣ совсѣмъ не это грезилось во снѣ. Моя Раинька, мое сокровище, какъ-то ты спала эту ночку, моя милая?.. Ну, сегодня все должно окончательно разъясниться… сегодня я вполнѣ могу владѣть собой и приложить къ дѣлу мои адвокатскія способности. (Встаетъ.) Лиза встала?

Саша.

Какой?! — такъ спитъ, что любо… онѣ будить себя приказывали, такъ я никакъ не добужусь… вскочитъ этакъ на постель-то, говоритъ: «хорошо, хорошо», — а тамъ, глядишь, опять какъ снопъ и валится на подушку.

Карниковъ.

Бѣдняжка устала отъ вчерашней передряги. (Замѣтивъ Грумина.) А, и онъ еще тутъ. Вотъ вамъ современная влюбленная молодежь: въ нѣкоторомъ родѣ мечъ Демоклесовъ виситъ надъ ихъ головами, а они себѣ почиваютъ, какъ новорожденные.

Саша.

Сергѣй Павловичъ, надо-бы кофею купить, вѣдь здѣсь ничего нѣтъ.

Карниковъ.

Да; вотъ вамъ десять рублей. (Даетъ деньги,) Распорядитесь, пожалуйста, чтобы завтракъ былъ, да хорошій… и лишній приборъ поставьте… можетъ быть, Раинька моя… Ну что-жь вы стоите? — ступайте-же, распорядитесь!

Саша уходить.

II.

КАРНИКОВЪ, ГРУМИНЪ, потомъ САВВУШКА. Карниковъ.

Можетъ быть! — понятно, что пріѣдетъ. Радость моя, что-то ты теперь?.. проснулась-ли?.. думаешь-ли обо мнѣ… Эхъ!! (Идетъ къ Грумину.) Дмитрій! а Дмитрій!? полно дрыхнуть-то!

Груминъ — просыпаясь.

А?!

Карниковъ.

Будетъ тебѣ спать-то, — одиннадцать часовъ.

Груминъ — встаетъ.

Неужели?

Карниковъ.

Посмотри-ка, на что ты похожъ? галстухъ на сторону, волосы всклокочены…

Груминъ — оправляясь.

Въ самомъ дѣлѣ; ишь вѣдь какъ меня сномъ пришибло… Долго мы съ тобой вчера ночью заговорились; и во снѣ-то я все съ почтенными родителями объяснялся.

Карниковъ.

Да; теперь сраженье будетъ на славу.

Саввушка — за сценой.

Пусти!! какъ ты смѣешь!!

Отталкиваетъ кого-то за сценой и рѣзко отворяетъ дверь. Карниковъ.

Это еще что? (Саввушкѣ.) Что вамъ угодно?

Саввушка.

Мнѣ? — Здравствуйте…

Карниковъ.

Здравствуйте.

Саввушка — увидавъ Грунина.

А! — вотъ они-съ… мнѣ вотъ ихъ угодно…

Груминъ.

Меня?

Саввушка.

Васъ. Я только-что былъ на вашей квартирѣ…

Груминъ.

Вы на моей?

Саввушка.

А вы думали, что я не узнаю, гдѣ вы живете? — очень напрасно… я спросилъ у дворника; мнѣ объяснили…

Груминъ.

Ну?

Саввушка.

Вы хотѣли скрыться отъ меня, оттого и не ночевали дома? Но я васъ сыщу на днѣ морскомъ!

Груминъ.

Не безпокойтесь, на днѣ морскомъ не сыщете.

Саввушка.

Вы меня оскорбили и вы должны со мной стрѣляться.

Груминъ.

Вы съ ума сошли.

Саввушка.

Какъ съ ума сошелъ?!

Груминъ.

Что я за дуракъ?

Саввушка.

Надѣюсь, поединокъ со мной васъ нисколько не унижаетъ: вамъ предлагаетъ его не мастеровой какой-нибудь, — вамъ предлагаетъ офицеръ…

Груминъ.

Да кто бы ни предлагалъ.

Саввушка.

Вы бы во всякомъ случаѣ отказались?

Груминъ.

Непремѣнно.

Саввушка.

Почему-же?

Груминъ.

Потому-что это глупо, потому-что на дуэли дерутся только люди помѣшанные, да дураки непроходимые.

Саввушка.

Однако, господа, если честь моя замарана… долженъ-же я…

Карниковъ.

Калѣчить себя или другого?

Саввушка.

Вы трусы, господа, больше ничего… Вотъ что я вамъ скажу.

Груминъ.

Душа моя, Савва Трифоновичъ, храбрость и мужество почтенны только тамъ, гдѣ они тратятся на пользу ближняго, во имя честныхъ убѣжденій; но когда люди храбры только затѣмъ, чтобы удовлетворять свою личную злобу и ненависть, — я презираю такую храбрость… Для нея иному довольно только пьянымъ напиться и онъ вамъ полѣзетъ головой въ дуло пушки.

Саввушка.

Что вы мнѣ зубы заговариваете? Я вамъ не прощу.

Груминъ.

И то съ вами говорить нечего… ступайте вонъ по добру, по здорову.

Саввушка.

Вы драться не будете?

Груминъ.

Нѣтъ.

Саввушка.

Такъ я васъ публично ударю.

Груминъ.

Вы меня этимъ разсердите, и я васъ поколочу.

Саввушка.

Такъ я васъ изъ за угла убью.

Груминъ.

Васъ отправятъ на каторгу.

Саввушка.

Что-жь мнѣ дѣлать?.. Ну, послушайте, Дмитрій Петровичъ, вспомните, какіе мы съ вами пріятели были въ Полтавѣ… Ну, ради меня, душечка, давайте драться; хоть для виду только… Мы станемъ на двадцать пять шаговъ, и навѣрно оба промахнемся.

Груминъ.

Хоть бы вы на сто шаговъ стали и горохомъ, пистолеты зарядили, не стану.

Карниковъ.

Да что это вамъ такъ приспичило непремѣнно драться?

Саввушка.

Какъ-же, господа, вѣдь онъ мнѣ въ лицо букетъ кинулъ, — вѣдь я за свою честь вступаюсь…

Карниковъ.

Есть другой способъ удовлетворенія: Дмитрій Петровичъ можетъ извиниться передъ вами.

Саввушка.

Правда!! Дмитрій Петровичъ, миленькій, извинитесь передо мной!

Груминъ.

Ахъ, отстаньте пожалуйста!…

Карниковъ.

Но только смѣшной-же вы человѣкъ: хотите, чтобъ онъ вамъ сдѣлалъ любезность, а сами у него невѣсту отбиваете.

Саввушка.

Я отбиваю?! Неправда-съ. Это папаша отбиваетъ, а не я.

Груминъ.

Что? Вашъ папаша хочетъ жениться на Лизаветѣ Михайловнѣ?

Саввушка.

Нѣтъ; онъ меня хочетъ женить, только насильно, — ей-богу насильно… Я вѣдь вижу, что Лизавета Михайловна все надо мной смѣется, да отъ меня отворачивается; какая-же она мнѣ жена? Она меня совсѣмъ слушаться не будетъ.

Карниковъ.

Такъ что-же вы не откажетесь?

Саввушка.

Да я было сунулся отказаться, такъ папаша говоритъ, что онъ мнѣ ни копѣйки давать не станетъ. Что-жь мнѣ тогда? — съ голоду надо умереть, больше ничего?

Карниковъ.

Такъ вы-то не хотите жениться?

Саввушка.

Нисколько.

Карниковъ.

Въ такомъ случаѣ, сдѣлайте, чтобъ вамъ Виницыны сами отказали.

Груминъ.

И тогда я буду готовъ извиниться передъ вами, какъ вамъ желательно будетъ.

Саввушка.

Публично?

Груминъ.

Хоть на площади.

Саввушка.

Ей богу?

Груминъ.

Хоть на колѣняхъ.

Саввушка

Зачѣмъ-же на колѣняхъ! — не надо… Только какъ-же мнѣ это устроить?

Карниковъ.

Очень просто: поссорьте какъ нибудь вашего папашу съ нашимъ папашей. (Саввушка вдругъ начинаетъ хохотать во все горло.) Что съ вами?

Саввушка.

Ахъ!! не могу!! ха, ха, ха… вотъ штука-то! какъ я его поддѣну!..

Груминъ.

Кого?

Саввушка.

Папашу… ха, ха, ха, ха… Онъ все говоритъ: Саввушка, молчи… смотри, не проврись, что я Михайла Семеновича въ подрядъ затянулъ, да вмѣстѣ съ жидомъ обобралъ…

Груминъ.

Такъ это онъ?

Саввушка.

Онъ, онъ, господа. Онъ и этого Шебеля училъ, какъ что дѣлать… и бревна-то эти дрянныя въ папашиномъ имѣньи покупались… Папаша за это дѣло чистыми взялъ тридцать пять тысячъ.

Груминъ.

Нѣтъ?!

Саввушка.

Какъ нѣтъ? у меня до сихъ поръ есть письмо, въ которомъ Шебель говоритъ объ Михаилѣ Семеновичѣ и проситъ обождать уплату остальныхъ двухъ тысячъ.

Карниковъ.

Превосходно! Можете вы намъ дать это письмо?

Саввушка.

Хоть сейчасъ. Папаша велѣлъ мнѣ беречь его; онъ говоритъ, это документъ, иначе жидъ, пожалуй, откажется платить.

Карниковъ.

Ступайте-же скорѣй за этимъ документомъ.

Саввушка.

Хорошо-съ… прощайте… (Хочетъ идти и возвращается; Карникову.) Только вы ни говорите, что я вамъ далъ письмо.

Карниковъ.

Нѣтъ, нѣтъ… вѣдь вы могли обронить его изъ кармана…

Саввушка.

То-то… (Хочетъ идти и возвращается; Грумину.) А вы, Дмитрій Петровичъ, вѣдь вы извинитесь передо мною?

Груминъ.

Извинюсь, извинюсь.

Саввушка.

Такъ я сейчасъ.

Убѣгаетъ.

III.

ГРУМИНЪ и КАРНИКОВЪ, потомъ ЛИЗА и САША. Карниковъ.

Ха, ха, ха!.. съ добрымъ утромъ!

Груминъ.

И васъ тоже.

Карниковъ.

Ну, меня еще пока не за что… А?! каково? среди враговъ союзниковъ находимъ — это хорошій знакъ.

Груминъ.

Не радуйся преждевременно, письмо еще не въ нашихъ рукахъ.

Лиза — вбѣгаетъ.

Здравствуйте-съ. (Становясь между ними и протягивая одну руку Карникову, другую Грумину.) Сереженькѣ… Митенькѣ… вы еще чаю не пили?

Карниковъ.

Нѣтъ, по завтракъ заказанъ; — только кофе, а не чай.

Лиза.

Все равно. Я буду хозяйкой. (Кличетъ.) Саша! Сашенька!!

Груминъ — переходя къ Карникову.

Экая прелесть, дѣвочка!! такъ и блеститъ.

Карниковъ.

Да, да, хорошая.

Садятся справа. Входитъ Саша. Лиза.

Сашенька, завтракъ приготовьте… въ столовой, Сережа?

Карниковъ.

Гдѣ хотите, голубушка.

Лиза.

Въ столовой, Саша, гдѣ вчера ужинали.

Саша.

Будьте покойны-съ, мы и сами распорядились. Сейчасъ вотъ только кофе сжарю.

Лиза.

Очень хорошо-съ.

Саша уходитъ. Груминъ слѣва.

Ну-съ. Лизанька. какъ вы почивали на новосельѣ.

Лиза.

Изумительно.

Груминъ.

Видѣли меня во снѣ?

Лиза.

Очень нужно! ни тебя, никого; спала, какъ убитая… (Взглянувши на Карникова). Что-же это нашъ хозяинъ-то такой пасмурный?!

Карниковъ.

Что-же? что-же? Лиза, — какъ будто это такъ непонятно?

Лиза.

Вы правы, — я глупа, что спрашиваю… Но Рая придетъ, ей богу, придетъ; не можетъ быть, чтобы…

Карниковъ.

Вѣрю, милая моя, вѣрю, — и стараюсь прогнать печальныя мысли… Вонъ тутъ гусаръ приходилъ, такъ даже смѣялся и на путь истины его наставлялъ… и все таки… все таки…

Груминъ.

Все это вздоръ, все это перемелется…

Карниковъ.

Друзья мои, прошу васъ, только не утѣшайте меня… я лучше васъ понимаю, что мнѣ больно, что нѣтъ… Я знаю: одного поцѣлуя довольно, чтобъ взорвать на воздухъ всѣ подкопы драгоцѣнныхъ родителей; одно слово, одинъ шагъ, — и Рая снова моя, моя, какъ прежде, и всѣ глупыя сплетни забыты, и ея приписки — какъ не бывало!.. Но я этого слова не скажу, я этого шага не сдѣлаю. Въ моихъ глазахъ такое снисхожденіе оскорбительно для Раи, — и меня мучитъ, что она виновата… Я не хочу ее видѣть виноватой!

Лиза.

Митенька, дайте мнѣ шляпу и пальтецо!

Карниковъ.

Не дѣлайте глупостей, Лиза; къ чему это?

Лиза.

Къ тому, что я больше не могу и не хочу все только пользоваться вашими услугами, и не двинуться съ мѣста, когда я могу помочь вамъ. Я пойду къ сестрѣ и буду твердить ей, что это стыдно, стыдно… и докажу ей, что стыдно такъ поступать!.. Мы очень дружны съ сестрой; Сереженька; но теперь, когда я васъ такъ хорошо узнала, послѣ всего, что вы для меня сдѣлали, послѣ нашего разговора вчера вечеромъ… за васъ, Сереженька… я и съ ней поссорюсь…

IV.

ТѢ-ЖЕ и РАИСА. Раиса.

Со мной?!

Лиза.

Рая!!

Карниковъ.

Раинька!!. (Бѣжитъ къ ней, обнимаетъ ее и вмѣстѣ выходитъ на авансцену). Ты таки Пришла.

Раиса.

А ты таки ушелъ! и не простясь?!

Лиза — вспыливъ.

Ушелъ для насъ, Раиса, и не тебѣ, послѣ твоихъ глупыхъ подозрѣній, упрекать его.

Карниковъ — вспыливъ въ свою очередь.

Лизанька, если вы, въ благодарность мнѣ, станете обижать ее, такъ мнѣ не нужно вашей благодарности.

Груминъ.

Сережа, это не хорошо.

Лиза.

Пускай бранится; а я все-таки выскажу ей: стыдно, Рая, стыдно вѣрить гнуснымъ сплетнямъ… да еще про человѣка, который чуть-чуть не захворалъ отъ одной мысли, что ты на него сердишься.

Раиса.

Довольно, Лиза, я и безъ тебя знаю, что виновата передъ нимъ, — и безъ тебя наказана. Я вчера навзрыдъ проплакала весь вечеръ…

Карниковъ — обнимая ее.

Раинька моя!..

Раиса.

Сережа…

Карниковъ.

Чего-жь теперь-то плакать, глупая? — чего-жь теперь-то?

Цѣлуетъ ее. Лиза — наскоро вытирая слезы.

А!! ужъ меня-то вы оставьте въ покоѣ; мнѣ совсѣмъ не до слезъ.

V.

ТѢ-ЖЕ и ГРИГОРІЙ. Григорій — вбѣгая впопыхахъ.

Сергѣй Павловичъ, старики пріѣхали.

Карниковъ.

Сюда?

Григорій.

Я изъ окна увидѣлъ, они у будочника, должно быть, про домъ спрашиваютъ.

Карниковъ.

Ступайте, встрѣтьте ихъ. Вы ихъ приведете въ эту комнату.

Григорій уходитъ. Карниковъ.

Ну, друзья, спрячьтесь покамѣстъ, а я ихъ здѣсь приму. Я чувствую, теперь я такъ настроенъ, что въ грязь лицомъ не ударю.

Раиса.

Ахъ, знаешь что, Сережа: они ужасно разсержены на тебя за Лизу; они хотятъ съ тобой вести процессъ.

Карниковъ.

Процессъ? ха, ха, вотъ мило!

Раиса.

Я ушла тайкомъ чрезъ заднее крыльцо, пока они одѣвались; они думаютъ, что я теперь одна дома.

Лиза.

Пойдемте-же, пойдемте… кажется, ужъ позвонили…

Всѣ уходятъ, кромѣ Карникова.

VI.

КАРНИКОВЪ, потомъ ГРИГОРІЙ, вслѣдъ за нимъ ВИНИЦЫНЫ. Карниковъ.

Болтомаза съ письмомъ еще нѣтъ, надо выиграть время.

Григорій — торжественно.

Господинъ и госпожа Виницыны приказали доложить!

Карниковъ — такъ-же.

Просите.

Григорій раскрываетъ обѣ половинки двери. Входитъ: сперва Виницына съ ручнымъ мѣшкомъ, потомъ Виницынъ съ портфелемъ. Строгій поклонъ съ обѣихъ сторонъ. Виницына.

Вы должны удивляться, милостивый государь, что, послѣ всего случившагося, я, женщина, прихожу къ вамъ первая. Я бы могла требовать, чтобъ вы явились ко мнѣ сами, но счастье дочерей мнѣ такъ дорого, что ради ихъ я готова…

Карниковъ — поставляя кресло.

Покорнѣйше прошу, Софья Александровна…

Виницына садится. Виницынъ.

Мы пришли въ послѣдній разъ объясниться съ вами.

Карниковъ.

Очень пріятно. Будьте такъ добры…

Подставляетъ ему стулъ, Виницынъ садится. Виницына.

Но мы должны предупредить васъ, что, въ случаѣ вашего несогласія, начнемъ противъ васъ уголовный искъ.

Карниковъ.

Даже уголовный!!. а позвольте спросить: въ какомъ преступленіи я обвиняюсь?

Виницынъ — вынимая изъ портфеля большой томъ свода законовъ.

По статьѣ… (Надѣваетъ очки.) По статьѣ…

Ищетъ. Карниковъ.

Эге, да вы успѣли и законами обзавестись?!

Виницына.

Мы вчера до поздней ночи просидѣли надъ уложеніемъ о наказаніяхъ и подробно познакомились со всѣмъ, что можетъ васъ касаться.

Виницынъ.

По статьѣ двѣ тысячи сто двадцатой… (Читаетъ.) «Кто чрезъ обманъ успѣетъ совершить бракъ лица не съ тѣмъ лицомъ, которое имъ избрано, тотъ подвергается лишенію всѣхъ правъ состоянія и ссылкѣ на поселеніе въ отдаленныя мѣста Сибири».

Карниковъ.

Чей-же это бракъ я успѣлъ совершить?

Виницына.

Бракъ дочери нашей, Елизаветы.

Виницынъ.

Которую вы обманомъ похитили и обманомъ выдаете за своего пріятеля, Грумина, тогда какъ избранный ей женихъ — Курятинъ.

Карниковъ.

Ха, ха, ха… Да вѣдь еще и бракъ-то не совершенъ.

Виницына.

Не смѣйтесь, Сергѣй Павловичъ, на этотъ случай есть статья… статья…

Тоже надѣваетъ очки, вынимаетъ изъ мѣшка томъ свода законовъ и перелистываетъ его. Карниковъ.

А — и у нея тоже?

Виницынъ.

Сто двадцать седьмая.

Виницына.

Да… Сто двадцать седьмая… (Читаетъ.) «Когда, при покушеніи на преступленіе, подсудимымъ сдѣлано все, что онъ могъ считать нужнымъ для приведенія своего намѣренія въ дѣйствіе, и только по особеннымъ непредвидѣннымъ обстоятельствамъ зло не совершилось, то онъ наказывается столь-же строго, какъ и за совершенное преступленіе». А вѣдь это только богъ помогъ намъ придти сюда во-время.

Виницынъ.

Замѣтьте еще, что послѣдствія осужденія въ ссылку на поселеніе по статьѣ… (Ищетъ), статьѣ тридцатой, — есть также потеря правъ семейственныхъ и правъ состоянія: вы лишитесь и супруги, и имущества.

Виницына.

Не забудьте, что по статьѣ сто сорокъ первой есть обстоятельства, увеличивающія вину.

Карниковъ.

Напримѣръ?

Виницынъ.

Напримѣръ… (Читаетъ.) «Чѣмъ выше были: состояніе преступника, его званіе и образованность»… у васъ большое состояніе; ваше званіе самое почетное, вы кандидатъ университета… и безъ лести скажу: вы чрезвычайно образованный, развитой и талантливый молодой человѣкъ.

Карниковъ.

Благодарю васъ.

Виницына — читаетъ.

«Чѣмъ болѣе лицъ преступникъ привлекъ къ участію»… Вы всю прислугу увезли у насъ, я сегодня утромъ должна была сама одѣваться.

Виницынъ — читаетъ.

«Чѣмъ болѣе преступникомъ нарушено особыхъ личныхъ обязанностей въ отношеніи къ мѣсту, въ коемъ преступленіе учинено, и въ отношеніи къ лицамъ, противъ коихъ оное предпринято»… Вы совершили преступленіе въ вашемъ собственномъ домѣ и въ отношеніи къ вашимъ ближайшимъ родственникамъ, которые такъ довѣрчиво остались жить у васъ… Я даже думаю, что вы упрашивали насъ объ этомъ для того, чтобъ совершить свое преступленіе…

Карниковъ.

Я упрашивалъ? — О, господи!!

Виницына.

Наконецъ: «чѣмъ важнѣе зло и вредъ, преступленіемъ причиненные»! я едва не умерла вчера, вы почти отцеубійца!

Карниковъ.

Да этакъ вы меня, чего добраго, къ смертной казни присудите…

Виницынъ — подходя къ Карникову; ласково.

Сергѣй Павловичъ, мы ни къ чему не хотимъ присуждать васъ… Хоть мы и понимаемъ, что всѣ ваши благодѣянія намъ вы дѣлаете не отъ чистаго сердца, а потому-что вы адвокатъ, знаете хорошо законы — и помните статью двѣ тысячи сто шестьдесятъ пятую уложенія о наказаніяхъ…

Карниковъ.

Еще статья! что-жь въ ней говорится?

Виницынъ — читаетъ.

«Дѣти, которыя, имѣя надлежащія къ тому средства, будутъ отказывать въ доставленіи родителямъ пищи, одежды и другихъ необходимыхъ»…

Виницына.

«Необходимыхъ пособій, — подвергаются тюремному заключонію до года».

Карниковъ.

А!!…

Виницынъ.

Положимъ, вы насъ приняли и содержали изъ боязни тюремнаго заключенія, все-таки, вы намъ благодѣтель… Я не разбираю причины — почему; я цѣню благодѣяніе… и повторяю: я не хочу присуждать васъ ни къ чему, если вы исполните всѣ наши требованія.

Григорій — входя.

Господинъ Курятинъ съ сыномъ.

Виницынъ.

Вы позволите? мы пригласили ихъ быть свидѣтелями нашего разговора.

Карниковъ.

Милости просимъ.

Григорій впускаетъ Курятиныхъ и уходитъ.

VII.

ТѢ-ЖЕ, КУРЯТИНЪ и САВВУШКА.

Курятинъ сухо раскланивается съ Карниковымъ и отходитъ влѣво къ Виницынымъ. Саввушка справа подходитъ быстро къ Карникову.

Саввушка — тихо Карникову.

Вотъ вамъ письмо. (Передаетъ тайкомъ письмо.) Пріѣзжай я одной минутой позже — и не удалось-бы его захватить. За то-же я всю дорогу колотилъ извощика въ шею и за это удовольствіе заплатилъ два рубля.

Отходитъ. Карниковъ — быстро пробѣжавъ письмо.

Теперь они въ моихъ рукахъ. (Курятину.) Садитесь, пожалуйста. (Курятины садятся.) И слушаю ваши требованія.

Виницынъ — женѣ.

У тебя списокъ?

Виницына — передаетъ мужу бумагу.

Вотъ.

Карниковъ.

Да у васъ ихъ много?!

Виницынъ.

Тридцать два пункта и два примѣчанія.

Карниковъ.

Хорошо-съ. Итакъ…

Виницынъ.

Первое: мы требуемъ правды.

Карниковъ — про себя.

Ого, какое широкое требованье… правды, правды, — точно ее на рынкѣ продаютъ.

Виницынъ.

Второе: мы требуемъ здраваго смысла.

Карниковъ — про себя.

Хорошо, что требуете, — у васъ въ немъ недостатокъ. (Громко.) Михаилъ Семеновичъ, все это требованія, такъ сказать, общаго свойства; я на нихъ соглашаюсь безспорно. Перейдите къ болѣе частнымъ требованіямъ.

Виницынъ.

Извольте… Пятнадцатое: мы требуемъ, чтобъ вы намъ отдали нашу дочь.

Карниковъ — про себя.

Словно украденный портъ-монне. (Громко.) Лиза не арестована, она можетъ идти, куда хочетъ.

Виницынъ.

Шестнадцатое: мы требуемъ, чтобъ вы насъ оставили въ покоѣ.

Карниковъ — горячо.

Я молебенъ отслужу за это требованіе.

Виницыны бросаютъ на него презрительный взглядъ и отворачиваются. Виницынъ — продолжаетъ читать.

Семнадцатое: мы требуемъ, чтобъ вы не вмѣшивались въ сватовство нашей дочери… Восемнадцатое: мы требуемъ, чтобъ въ этомъ дѣлѣ вы употребили все свое вліяніе на нее…

Карниковъ.

Позвольте, какъ-же я буду употреблять свое вліяніе, если я не долженъ вмѣшиваться?

Виницынъ — подумавъ.

Тутъ вкралось противорѣчіе… (Мимическая сцена: онъ шепчется съ женой, потомъ подзываетъ Курятина и шепчется съ нимъ. Послѣ всего громко.) Мы отказываемся отъ пункта семнадцатаго.

Карниковъ.

Ну-съ… такъ по пункту восемнадцатому я обязанъ употребить все свое вліяніе на Лизу…

Виницынъ.

Чтобъ уговорить ее не вступать ни въ какія сношенія съ человѣкомъ, бывшимъ причиною нашего раззоренія.

Карниковъ.

О! въ этомъ отношеніи я хоть поклянусь.

Виницынъ.

Какъ?

Карниковъ.

Отчего-же нѣтъ? Теперь я вполнѣ убѣдился, Михаилъ Семеновичъ, что человѣкъ, васъ раззорившій, дѣйствительно большой негодяй.

Саввушка.

Сергѣй Пав….

Курятинъ.

Саввушка, молчи…

Виницынъ.

Да-съ, онъ негодяй… и я никогда не допущу, чтобъ онъ женился на Лизѣ.

Карниковъ.

Ни онъ, ни его ближайшіе родственники?

Виницынъ.

Ни его родственники.

Карниковъ.

Честное слово?

Виницынъ.

Честное слово.

Хочетъ читать дальше. Карниковъ.

Погодите… Мы еще забыли одно маленькое обстоятельство. Кого именно вы считаете причиной вашего раззоренія?

Виницынъ.

Странный вопросъ, Сергѣй Павловичъ! какъ будто мы въ первый разъ объ этомъ съ вами разговариваемъ…

Карниковъ.

У меня есть кое-какіе новые документы по этому дѣлу… Не угодно-ли вамъ прочитать вотъ это письмо.

Передаетъ письмо. Виницына.

Что такое?!..

Виницынъ — читаетъ.

«Милостивый государь, ваше высокородіе, Савва Трифоновичъ».

Курятинъ — безпокойно.

Къ Саввушкѣ.

Виницынъ — читаетъ.

«Хотя я съ вашимъ папенькой совершенно согласенъ, что такихъ дураковъ, какъ господинъ Виницынъ, на свѣтѣ мало»…

Курятинъ.

Постойте, постойте, это письмо я знаю, — это къ Саввушкѣ, это нельзя читать..

Карниковъ.

Читайте, читайте…

Курятинъ.

Это грабежъ!! это воровство! какъ къ вамъ могло попасть это письмо?

Карниковъ.

Я нашелъ его у себя въ залѣ на полу.

Саввушка.

Я вѣрно какъ нибудь обронилъ, папаша…

Курятинъ — многозначительно.

Саввушка! молчи!!.

Карниковъ.

Отчего-же, Трифонъ Саввичъ, вамъ не угодно, чтобъ письмо читалось?.. Михаилъ Семеновичъ вашъ другъ, письмо его лично касается и какія-же тайны…

Курятинъ.

Гдѣ моя шляпа? Саввушка, гдѣ моя шляпа?

Саввушка.

Вотъ, папаша.

Курятинъ.

Пойдемъ, Саввушка.

Виницыны.

Какъ это?.. Даже не прощаясь?!

Курятинъ.

Идемъ! что-же ты стоишь?

Саввушка.

Папаша, онъ еще не извинился передо мной; онъ обѣщалъ извиниться…

Курятинъ.

Если ты скажешь еще одно слово…

Саввушка.

Пожалуйста, не сердитесь, какая мнѣ нужда говорить?!

Оба уходятъ.

VIII.

ТѢ ЖЕ, безъ КУРЯТИНЫХЪ. У дверей прислушиваются Раиса, Груминъ и Лиза, — и потомъ постепенно являются на сцену. Виницына.

Непостижимо!.. Это даже невѣжливо…

Карниковъ.

Читайте письмо, читайте письмо, Михаилъ Семеновичъ, и все будетъ понятно…

Виницынъ — пробѣгая письмо.

Гм… да… «на свѣтѣ мало, все-таки его оплести не такъ легко, какъ вашъ папенька думаетъ. Старикъ упирается и платить за бревна, взятыя у васъ, не хочетъ; а Трифонъ Саввичъ требуетъ еще двѣ тысячи. Будьте милостивы, упросите папеньку, чтобъ онъ повременилъ малость. Не хотѣлось мнѣ подавать ко взысканію; но ужъ если меня тѣснятъ, въ пятницу подамъ, и какъ получу деньги, сейчасъ къ вамъ. Премного васъ любящій Шебель»… (Вскрикиваетъ.) Шебель?! Не можетъ быть!..

Виницына.

Мнѣ дурно!.. Дурно мнѣ!..

Виницынъ.

Мошенникъ!!. Я змѣю отогрѣлъ на груди…

Кидаетъ письмо. Виницына.

Ужасно! Ужасно!!.

Виницынъ.

Чему-же вѣрить теперь, когда узы родства и дружбы дѣлаются посмѣшищемъ?! О!! мнѣ жаль, что онъ ушелъ; иначе бы я сказалъ ему, что никогда, никогда его сынъ не будетъ моимъ зятемъ… Я… я бы послалъ просить сюда Грумина, и нарочно самъ бы предложилъ ему руку Лизы…

Груминъ — входя.

Предложите, Михаилъ Семеновичъ!

Виницына.

Да это заговоръ!?

Виницынъ.

Откуда вы взялись?!

Груминъ.

Вотъ изъ этой комнаты, гдѣ и я, и она, — мы оба съ утра ждемъ вашего согласія.

Виницына.

И Лиза?

Лиза — входя.

Здѣсь, мамаша.

Виницына.

Дочь моя!?.. Ты насъ очень оскорбила…

Карниковъ.

Чѣмъ-же, Софья Александровна?

Виницынъ.

Она убѣжала отъ родного отца, отъ родной матери…

Карниковъ.

Виноватъ: она не убѣжала, она уѣхала.

Виницына.

Опять насмѣшки, Сергѣй Павловичъ!

Карниковъ.

Ей-богу-же, нѣтъ… Она уѣхала къ родной сестрѣ, уѣхала съ роднымъ зятемъ; совсѣмъ не для того, чтобъ съ вами ссориться, а только не спросясь… Такъ вѣдь ей девятнадцать лѣтъ!

Виницынъ.

Еслибъ сестра ея была здѣсь, Сергѣй Павловичъ, она бы сказала вамъ, что она не одобряетъ поступка Лизы и на ея мѣстѣ не стала бы такъ поступать.

Карниковъ-- зоветъ.

Рая, скажи…

Раиса выходитъ. Виницынъ.

Какъ? и ты съ ними за-одно?!

Раиса.

Папаша! Вы видѣли, что я всѣми силами старалась угодить вамъ… Я вѣрила вамъ во всемъ, папаша, на столько, что даже могла хоть на минуту заподозрить моего милаго Сережу.

Карниковъ.

Ахъ да, кстати, — что это такое вы ей про меня наговорили?

Виницынъ.

Я-ничего… Это Трифонъ Саввичъ распустилъ, что вы сюда въ домъ ѣздите къ какой-то Бертѣ, что вы ухаживаете за женщинами сомнительнаго поведенія…

Карниковъ.

Ай, ай, ай!.". Тогда какъ я сюда ѣзДилъ, чтобы купить этотъ домъ — и купить его для васъ!

Виницынъ — женѣ.

Ну, вотъ… Я говорилъ: что нибудь да не такъ… Обошелъ меня, совсѣмъ обошелъ этотъ… Ахъ, боже мой, можно-ли такъ обмануться!..

Карниковъ.

Но теперь вы убѣдились, что ваши друзья были вашими врагами, пора вамъ понять, что тѣ, кого вы считали врагами, вамъ скорѣе друзья… Михаилъ Семеновичъ, я вторично вамъ дѣлаю предложеніе отъ имени моего друга.

Раиса.

Папаша, еслибы меня спросили, я бы сказала, что лучшаго жениха сестрѣ не желаю.

Лиза — ласкаясь къ родителямъ.

Да онъ согласенъ…. Конечно, согласенъ, мой папа… И мамаша тоже.

Виницына.

Ты у насъ балованный ребенокъ.

Виницынъ — протягивая руку Грумину.

Дмитрій Петровичъ, богъ вамъ прости… Во всякомъ случаѣ, теперь вы видите, что я этими бревнами не мошенничалъ. Я самъ былъ обманутъ.

Груминъ.

Я и не подозрѣвалъ…

Виницынъ.

Ну, забудемъ это… Забудемъ… Лиза васъ любитъ, а для счастья дочери я себя самого легко могу принести въ жертву.

Виницынъ — Грумину.

И пускай это вамъ покажетъ, какъ велико родительское самоотверженіе: вы у насъ все отняли, а мы еще отдаемъ вамъ и дочь нашу.

Груминъ — про себя.

Тьфу! чортъ возьми, точно я ихъ ограбилъ…

Лиза — зажимая ему ротъ.

Довольно.

Карниковъ.

Поздравляю васъ.

Рукопожатіе. Раиса цѣлуетъ сестру. Карниковъ.

А чтобъ миръ былъ прочнѣе, позвольте вамъ, Михаилъ Семеновичъ, подарить этотъ домъ; онъ купленъ на ваше имя.

Виницынъ.

Что-жь это вы мнѣ взятку даете, чтобъ потомъ имѣть право укорять своимъ благодѣяніемъ?!

Карниковъ.

Простите мнѣ разъ навсегда всѣ мои благодѣянія… Ничего я вамъ больше дарить не буду, ничего рѣшительно…

Виницына.

Нѣтъ, Мишель, ты не правъ; я вижу, онъ хотѣлъ загладить свою вину, и посмотри, какъ онъ предупредителенъ: этотъ домъ, это жилище порока, въ самое короткое время онъ обратилъ въ аристократическую квартиру.

Карниковъ — одно себя.

Еслибъ она знала, что въ жилищѣ порока ни одного стула не переставлено…

Виницынъ.

Merci, Сергѣй Павловичъ; это любезно… Мы принимаемъ вашъ подарокъ и за это маленькое вниманіе съ вашей стороны забываемъ все зло, которое вы намъ сдѣлали…