На пороге 9-го года
На пороге 9-го года Октябрьской революции оглянемся на пройденный путь, сравним наше прошлое с настоящим, заглянем в будущее.
Если бы мы писали отчет за восьмилетнее существование советской народной связи, мы привели бы длинный ряд цифр, графики, диаграммы.
Но все эти «кривые» обмена и дохода, весь этот сухой и холодный язык цифр, — не всем понятный и интересный, — говорил бы только о внешнем, «официальном» отражении живой действительности.
Мы видим восходящую кривую графика о ходе ремонтной кампании. Мы удовлетворены результатами. Но мы не видим за этим мертвым чертежом живых людей, которые в ветер и стужу шагают по беспредельным равнинам, карабкаются по телеграфным столбам и красными, закоченевшими руками крепят связь города с деревней…
Так и во всех графиках за истекшие годы мы не увидим всех усилий, поражений и побед на фронтах гражданской войны и борьбы с разрухой. А между тем, только при освещении этого внутреннего содержания пройденного пути мы в состоянии понять «диалектику эпохи» и оживить мертвый «количественный» язык цифр качественным анализом.
В настоящем очерке мы и попытаемся сделать посильную попытку осветить эту внутреннюю динамику истекших лет, прибегая к цифрам лишь как к подсобному материалу.
Для нашей цели пока нам достаточно будет сказать, что всю «внешнюю историю» восьми лет, в смысле материального разрушения и затем постепенного восстановления п.-т. хозяйства, можно представить в виде кривой, напоминающей римскую цифру V: с дореволюционных «вершин» народная связь головокружительно падала, достигая «дна» в восемнадцатый, девятнадцатый и отчасти двадцатый годы; затем, чем дальше, тем быстрее «кривая» поднималась, чтобы достигнуть почти исходной высоты, а кое в чем и превысить ее к порогу 9-го года.
Такова в этом грубом и общем графическом изображении «кривая» пережитой нами эпохи. Оценка этой «кривой» может быть совершенно различна в зависимости от того, под каким углом зрения мы будем рассматривать наш график.
Дух нэп’а, который все меряет рублем, может значительно извратить оценку прошлого, и от этой ошибки мы прежде всего должны уберечься.
Мы законно можем гордиться нашими финансовыми достижениями, нашей бездефицитностью, наконец, нашими доходами. Но было бы большой несправедливостью и исторической ошибкой, если бы мы, с высоты наших бесспорных успехов, посмотрели на годы нашей «разрухи» с чувством горделивого превосходства. Такому чувству не должно быть места. Наше падение 1919-20 годов, наше «дно» превращается в вершину, если мы подойдем к этому падению с общественным мерилом.
И тогда окажется, что пассивнейшие (по бюджету) годы имеют свой высочайший актив. Но актив этот нужно искать не на страницах бумажных отчетов, а на фронтах гражданской войны, в победах Красной армии, закрепивших победу Октябрьской революции.
Народная связь может по праву разделить часть их побед, — хотя бы в скромной доле. Она купила эту часть дорогой ценой.
Приведем далеко не полные цифры статистики того времени о том, что дала народная связь Красной армии, какие жертвы потребовала гражданская война. (Цифры из докладов НКПиТ VIII, IX и X Съездам Советов).
Народным Комиссариатом Почт и Телеграфов было предоставлено для связи Красной армии:
._%D0%A2%D0%B0%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0_01.jpg)
Почти 20 % запасов проволоки передано в 1920 г. исключительно на военные нужды, а в 1919 г. — около половины всех телеграфных аппаратов.
Квалифицированных работников, не считая тех, которые были мобилизованы в отдельных областях и районах фронтов во время отступлений помимо нарядов центра, а также по обычным мобилизациям:
._%D0%A2%D0%B0%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0_02.jpg)
Почти одна треть механиков и надсмотрщиков была снята с «мирной» работы для нужд Красной армии. Механиков и надсмотрщиков осталось в 1920 г.:
._%D0%A2%D0%B0%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0_03.jpg)
Были моменты, когда все учреждения связи и все линии (как это было в особенности на западном и южном фронтах), отдавались совершенно, со всем штатом и оборудованием, связи Красной армии.
Наконец, все автомобили, кроме нескольких машин, оставшихся в Москве и Ленинграде, были мобилизованы.
Мы уже не говорим о том, сколько вреда было причинено имуществу народной связи интервенцией и гражданской войной. Разрушали враги. Но железная необходимость войны заставляла иногда разрушать и собственными руками: так, красными войсками была взорвана после эвакуации аппаратов Детскосельская радиотелеграфная станция во время наступления Юденича.
Рабочая сила, п.-т. имущество, — все бросалось без счета туда, где этого требовала "защита Октябрьской революции. Хозяйство народной связи дошло до полного упадка. Но эта самоотверженная работа связи способствовала победам Красной армии.
Таким образом, годам «развала» нашего хозяйства мы обязаны, в конечном счете, нашими настоящими хозяйственными успехами.
Грандиозный хозяйственный пассив первых лет Октябрьской революции дал политический актив, на котором теперь строим и мы свои бездефицитные и доходные бюджеты.
И не одной только помощью Красной армии может гордиться народная связь. Не лишне отметить, что, напр., в 1920/21 г. почтовый обмен по общему количеству отправлений превышал обмен 1913 года на 100 % с лишним, а телеграфный по количеству исходящих слов — на 148 %. Правда, это было результатом широких тарифных льгот и покупалось ценой дефицитности. Но, в этой же финансовой «нерасчетливости» сказалась основная линия советской народной связи, коренным образом отличающая ее от дореволюционной: наибольшая доступность народной связи самым широким слоям трудящихся. Посмотрим теперь, как шел наш рост… Здесь, прежде всего, нам надо остановить внимание на организационной работе по улучшению аппарата. Известно, какое большое значение придавал в свое время вопросу об улучшении советского аппарата В. И. Ленин. В улучшении весь государственный аппарат, и в частности аппарат Связи, очень нуждался, он был «из рук вон плох», по выражению Владимира Ильича.
В наследие от дореволюционного времени советской властью была получена очень неудовлетворительная, расшатанная бюрократическая машина Главного Управления Почт и Телеграфов, — притом машина, совершенно не приспособленная к новым задачам.
В довершение всего работать приходилось со старым бюрократическим, и, в большинстве случаев, враждебным советской власти п/т чиновничеством.
В. Н. Подбельский так описывает обстановку работы в 1918 г. («Почтово-Телеграфный Журнал» 1918 г.):
«Комиссариат делился на 19 совершенно самостоятельных частей, весьма мало между собой связанных и выполнявших временами одну и ту же работу».
В результате, когда, например, I — «законодательным» — отделением был издан весьма существенный закон о пользовании прямыми телеграфными проводами, то закон этот долгое время не проводился в жизнь, так как I отделение считало, что это — дело VIII, а VIII надеялось на I и т. д.
«Как это ни странно, но в Комиссариате Почт и Телеграфов не было специального почтового отделения».
Хаос в делопроизводстве был необычайный. Когда заболел заведывающий журнальной частью, случайно обнаружилось, что срочные бумаги и даже телеграммы, требующие немедленного ответа, месяцами валялись без движения, даже незарегистрированными; часть их оказалась на дому у заведывающего; новое лицо не могло разобраться в делопроизводстве; вся машина остановилась…
Причина таких фактов коренилась, конечно, не в одних «недостатках механизма», но и в людях.
В. Н. Подбельский рисует несколько красочных картин из своих поездок. Когда он в одном из п/т. отделений отправлял телеграмму В. И. Ленину, написанную на бланке НКПиТ с печатью и за подписью самого наркома, телеграмму отказались принять бесплатно, несмотря на все доводы наркома.
— Как ваша фамилия? — спросил В. Н. Подбельский чиновника.
— Узнайте в отделении, — грубо и нахально ответил чиновник.
Подобных случаев было с В. Н. Подбельским несколько.
С таким аппаратом и с такими работниками приходилось строить советскую народную связь.
Коренной реорганизации требовал не только аппарат самого наркомата, но и весь аппарат связи.
Если в наркомате было «19 независимых отделений», то по всей Республике еще в 1920 году существовало 84 самостоятельных управлений связью… А именно: 18 управлений в независимых автономных республиках, а также в автономных областях и экономических объединениях, 34 губернских отдела, непосредственно подчиненных Народному Комиссариату РСФСР, и 32 губотдела, входящих в объединения, возглавляемые уполномоченными Наркомпочтеля РСФСР (отчет НКПиТ IX Всероссийскому Съезду Советов).
Уже в 1921 году это ненормальное явление было в значительной степени изжито. Управление народной связью все более централизовалось как территориально, так и в смысле внутренней структуры: управление устанавливалось не по родам связи, как это было ранее, а по функциональным признакам.
Так, постепенно усовершенствуясь, аппарат связи достиг современных организационных форм.
Они, разумеется, не могут быть признаны пределом достижения.
Но насколько велико значение уже достигнутого, мы можем видеть хотя бы по сравнению с организацией почты в Китае.
Если вы развернете последний опубликованный (за 1923 г.) отчет о состоянии почты в Китае, то уже в предисловии вы встретите огорчительное заявление, что, несмотря на горячее желание Севера и Юга, Китай еще не достиг политического объединения, что сказалось и на состоянии связи. Китай имеет более 2-х десятков самостоятельных местных провинциальных управлений. Правда, имеется и Главное Управление (в Пекине), но оно пристегнуто к министерству путей сообщения. Вся отчетность до сих пор ведется по отдельным провинциям.
Нечего и говорить, как это отзывается на работе китайской почты в целом. Словом, и сейчас, на 14-м году своей половинчатой «февральской» революции, создавшей демократическую республику, в которой, по существу, управляют генерал-губернаторы, Китай все же не создал единых политических и организационных центров, тогда как мы далеко ушли вперед, и только потому, что не побоялись далеко «уйти назад» в годы разрухи, в годы гражданской войны.
А мы, действительно, были далеко отброшены назад… Небезынтересно в этом отношении привести некоторые сопоставления.
Возьмем для примера 1922/23 год. В этом году общий исходящий почтовый обмен выражался суммою (в тысячах отправлений) 348.135. Это количество обмена соответствовало в прошлом приблизительно 1887/88 годам[2].
Иначе говоря, в 1922/23 году мы еще были отброшены на 35 лет назад. Но уже в 1923/24 году мы имели обмен 470.400 т., что соответствует обмену 1893/94 года. За один год мы шагнули вперед на шесть лет… А обмен 1924/25 года, который определялся в 1.021.425, соответствует обмену 1902/03 года, т.-е. в этом году мы шагнули на девять лет…
Такими поистине семимильными шагами мы догоняем довоенные цифры обмена. Правда, наш наркомпочтелевский довоенный «старт» (1913 г.) мы перейдем, по-видимому, к 1927 году.
Но и достигнутые уже успехи надо признать колоссальными.
В самом деле, сравним наш послевоенный рост с другими странами, пережившими войну, — напр., с Германией. Она перенесла тягость разорительной войны, потеряла часть территории, испытала начало революционной встряски.
Как же «растет» послевоенный обмен в Германии, остановившейся, как и Китай, на этапе своей «февральской» революции?..
Из официальных отчетов мы видим, что обмен простых писем и карточек в 1920 году составлял на 11,5 % меньше, чем в 1919 году, в 1921 году — на 3,5 % меньше предыдущего, а за 1922 и 23 года обмен уменьшился еще на 42,1 % (за два года суммарно) по сравнению с 1921 годом. Количество посылок также уменьшалось в таком проценте к предыдущему: 1920 г. — минус 11,6 %, 1921 г. — минус 2,8 %, 1922 и 23 г.г. (суммарно) — минус 38,6 %.
Обмен пострадавшей от войны Бельгии увеличивался, но весьма медленно: обмен писем и почтовых карточек в 1920 г. дал прирост к предыдущему году всего в 1,9 %, 1821 г. + 0,8 %, 1922 и 23 г.г. (суммарно) + 10,1 %.
К сожалению, международные формы отчетности, менее полные и дифференцированные, чем наши, и отчасти неполнота наших статистических данных за первые годы революции но дают возможности сделать точные сопоставления по всем годам и видам корреспонденции. Но и вышеприведенных отрывочных цифр достаточно, чтобы убедиться в том, что почта европейских государств очень медленно и тяжко Преодолевает депрессию послевоенного периода.
Советская народная связь имеет законное право гордиться своими успехами. Об этих успехах говорят и финансовые достижения, но мы не будем подробно останавливаться на них, так как они общеизвестны.
Укажем лишь несколько цифр и фактов. Из 16.353 предприятий (на 1/VII — 25 г.) мы имеем 12.092 на селе, иначе говоря, 74 % или почти 3/4 всех предприятий обслуживают сельское население. Около 65.000 сел, 20 % всего количества, уже обслуживаются почтой, тогда как в дореволюционное время их обслуживалось всего 3 %. Интенсивно растет обмен деревни, обгоняя город.
Восстанавливается основной капитал телеграфа и телефона. Междугородная телефонная связь увеличилась за один 1924 год на 34 %. Телефонизировано еще 51.000 км телефонного провода. Быстро растет и радиофикация СССР. Мы имеем уже 331 радиостанцию, из них 43 — передающих, тогда как в 1913 г. их было всего 12.
Работник связи вырастает в общественного деятеля на селе. Он распространяет книгу и газету, принимает налоги, вклады в сберкассы, распространяет заем, дает ответы на различные вопросы крестьян из области крестьянского законодательства, продвигает в деревню товары…
Таково наше прошлое и таковы наши достижения накануне 9-го года.
Они велики, но велики и задачи, стоящие еще на пути.
Прежде всего, — вопрос организационный. Наш современный аппарат связи несравним с тою громоздкою, неуклюжею бюрократической машиной, над улучшением которой с таким упорством работал В. Н. Подбельский.
Но все же, и современный аппарат еще далек от совершенства. Мы только старую соху заменили плугом, а жизнь повелительно требуют перехода на трактор. Создать стройную организационную систему, гибкий аппарат управления, механизировать и экономизировать производство — это задача научной организации труда. О ней пока у нас больше писалось и говорилось. Правда, кое-что и делалось, и делалось не плохо. Есть известные достижения, интересны достижения на местах. Но в общем мы еще не вышли в сфере НОТа из периода кустарничества. У нас еще не было наркомпочтелевской научной лаборатории,) — по примеру наших технических научных учреждений, — если не считать состоявших при ЦК Связи, за счет НКПиТ, Научно-Консультационного Бюро и Психотехнической Станции. Только с октября 1925 года при НКПиТ открывается специальный Отдел рационализации, которому предстоит громадная, в первую очередь лабораторная, работа по изучению лучших организационных форм, трудовых процессов и стандартизации их, а потом и по инструктированию мест.
Затем пред нами громадные «идеологические» задачи по укреплению смычки с деревней. Здесь, как мы отметили, тоже уже сделано много. Но всего этого мало, слишком мало по сравнению с тем, что еще нужно сделать.
В течение ближайших двух лет нам предстоит охватить 90 %, всех населенных пунктов. Организация агентуры и сельских письмоносцев еще требует огромных работ.
Не меньшая работа предстоит и по телефонизации волостной связи, имеющей столь важное значение в системе советского строительства.
Наконец, и радиофикация деревни находится лишь в начальной стадии своего развития.
Да и старая «бумажная» газета далеко не проникла в деревню в такой степени, как это требуется задачами советской общественности.
XIII партийный съезд, как известно, дал директиву «бросить 2 миллиона газет в деревню, не менее одной газеты на 10 крестьянских дворов».
В какой степени выполнено это задание? По данным на июнь с/г., в сельские местности было отправлено 21.794.670 печатных произведений, или 838.257 экз. в день (исключая после праздничные дни). Число крестьянских хозяйств (по данным НКФ за 1924/25 г.) составляло на всей территории СССР без Закавказья, Туркестана и ДВО 22.740 тыс. Всего же крестьянского населения на территории всего Союза насчитывалось 116.724.100 чел. Получается, что одна газета приходится пока не на 10, а, на 27 дворов (даже исключая Закавказье, Туркестан и ДВО), если же считать на все крестьянское население СССР, то одна газета приходится на 139 крестьян. Таким образом, директива. XIII партсъезда выполнена только на 41,9 %, а считая с ДВО, Туркестаном и Закавказьем — и того менее.
Скорейшее выполнение директив XIII партсъезда, разумеется, не зависит только от НКПиТ. Вопрос связан и с платежеспособностью населения, и с ценою на газеты, и их соответствием с запросами крестьян, и, наконец, с бюджетом НКПиТ.
Если в капиталистических САСШ почта дефицитна, то у нас 100 % проведение чисто идеологических задач возможно, конечно, только путем соответствующего подкрепления бюджета.
Но и в пределах данных финансовых возможностей НКПиТ должен напрячь все усилия к дальнейшему укреплению смычки. Нужно иметь в виду, что 1925/26 бюджетный год имеет особо благоприятную почву для развития в деревне народной связью работы, имеющей общественное значение.
Но реализации урожая в предстоящем бюджетном году у крестьян, по подсчетам НКВТ, окажется около 2 миллиардов рублей, тогда как наша промышленность может предложить крестьянству товаров всего на 1,725 милл. р., таким образом, 275 милл. рубл. не найдут товаров, и окажутся свободной наличностью. При умелом подходе значительная часть этого излишка может быть направлена по каналам «культурных потребностей» — на газету и книгу, — а также привлечена в сберкассы на укрепление внутреннего кредита, в госстрах и т. п.
Предстоит громадная работа как центра НКПиТ, так и местных работников по реализации этой благоприятной конъюнктуры в деревне.
Худшее позади. СССР выходит на широкую дорогу международного рынка. Но именно это заставляет нас удвоить работу, так как, по выражению тов. Троцкого, мы только пересаживаемся с товарного поезда на скорый, а Европа и С.-А. С. Ш. (в экономическом отношении) едут на курьерском.
Мы должны догнать и обогнать их. Это не бахвальство, а вопрос существования.