На коварство французского возмущения и в честь князя Пожарского (Державин)

На коварство французского возмущения и в честь князя Пожарского
автор Гавриил Романович Державин (1743—1816)

См. Стихотворения 1790. Дата создания: 1790. Источник: РВБ (1957)

На коварство французского возмущения и в честь князя Пожарского

Доколь владычество и славу,
Коварство! будешь присвоять?
Весы, кадило, меч, державу
В руках злодейских обращать?
5Доколь ловитвой ухищренной
Ярем накладывать вселенной
Тебе чрез наглость и чрез лесть?
За святотатственны обманы
Доколе стяжут власть тираны,
10Кумиры божескую честь?

Кто возвращать возможет веки
И зрит деянья древних лет,
Тот знает, сколько человеки
Тобою претерпели бед!
15Лишь праотец в Эдем явился,
Твоим пронырством искусился, —
Исчез его блаженства сад;
Сокрылося златое время
С тех пор, как земнородных племя
20Вкусило твой тлетворный яд.

Лежат поверженные царства
Мятежною твоей рукой;
Чужие троны и начальства
Не раз похищены тобой;
25Не раз народным кровопийцам
И целых областей убийцам
Ты отверзало славы храм,
И небу щедрому, благому
Не раз в покров ты делу злому
30Курить дерзало фимиам.

Для властолюбия, богатства,
Для пагубных твоих страстей,
Не раз, преодолев препятства,
Достигло цели ты своей;
35Не раз ты честность очерняло^[1];
Не раз ты святость порицало
И высило чрез них твой рог;
Не уважаешь уз ты крови,
Не чтишь ты дружбы, ни любови;
40Корысть одна и ты — твой бог!

Предусмотря свою выгоду,
И сделать нужным чтоб себя,
Невинность, равенство, свободу^[2],
Покой и счастье истребя,
45Ты влило в нас свою отраву,
Любить прельстило злую славу
И буйную господства страсть;
Разбой вменяют там в геройство,
Жизнь безначальную — в спокойство,
50Насилие — в священну власть.

Твоя ужасна дальновидность
И скрытый, мрачный твой совет
Там ставят сети на невинность,
И слуха о тебе где нет.
55Для бедных, слабых обороны
Уставлены суды, законы,
Взаимность, должность, клятвы, брак;
Но коль сорвать с тебя личину,
В сию священну паутину
60Лишь вязнет чернь, — а ты? — никак!

Возьмем же истины зерцало,
Посмотрим в нем твоих путей;
Ехиднино раскроем жало,
Сокрытое в груди твоей;
65Исследуем твои деяньи,
Все виды, козни и желаньи,
И обнажим тебя всего:
Уже я зрю хамелеона,
Для польз твоих, для ближних стона,
70В изгибах сердца твоего.

Когда смеешься — ты сирена;
Когда ты плачешь — крокодил;
Когда молчишь, тогда геенна
Кипит в тебе всех адских сил.
75Чудовише! пороки злые
За добродетели святые
Умеешь в мир ты выдавать;
Велишь слова твои лукавы
Небесной правды за уставы
80Вселенной слепо обожать.

Велишь — и в недре кроткой веры,
Наместо агнца^[3] в алтарях,
С мольбой и пеньем изуверы
Свою собратью жгут в кострах.
85Велишь — и бредни лжепророка
Повергли знатну часть Востока
Под любострастный алкоран^[4].
Европа ужаснулась кову,
Что за любовь открыл Христову
90В Варфоломеев день тиран^[5].

Велишь — и Цезарь^[6], прослезяся,
Знамена бунта развернул;
Велишь — и Нерон^[7], притворяся,
Смиренством трона досягнул.
95Исчадьи гордости, распутства
Посредством твоего искусства
Дают себе нередко блеск.
Тот тьмы граждан поверг ко гробу,
Сей матерню пронзил утробу;
100Но им гремит народов плеск^[8].

Расстриги, Кромвели, Надыры^[9],
Вельможи злые и цари
Для хвал своих имеют лиры,
Для обожанья алтари;
105Чрез происки твои хвастливы
Велики, мудры, справедливы
Являются вселенной всей;
Но где им истина коснется,
Завеса лести раздерется,
110Из бога вскроется злодей.

Как острой сталью горорытство^[10]
Металлов ищет в недре гор,
Так разум, людскость, любопытство
И любомудрый тонкий взор
115Коварно сердце проницает,
Его все бездны разверзает
И тайны явными творит;
А время на весы всё точно,
Что хвально, весит, что порочно,
120И беспристрастно нас ценит.

О ты, который властью, саном
Себя желаешь отличить
И из пигмея великаном
Бессмертно в летописях жить!
125Хотя дела твои днесь громки,
Но если поздные потомки
Путей в них правых не найдут —
Не будешь помещен ты в боги;
Несправедливые дороги
130В храм вечной славы не ведут.

Ведут не в храм — на место лобно^[11]
Они содетелей неправд;
Души коварной чувство злобно —
Здесь дыба, а по смерти — ад.
135Насильственно реки стремленье,
Войною стран опустошенье,
Неправый суд, огнь, глад, бунт, мор!
Что след ваш? — плач и скорбь сердечна.
Что ваша слава? — клятва вечна^[12].
140Вы смрадный естества позор!

Обширный разум и надменный,
Могущий власть себе стяжать,
Могущий царствам дни блаженны
И злополучны даровать,
145Могущий утеснить природу
Иль ей отдать ее свободу,
Ты можешь сам себя решить:
Почтенну ль быть тебе с Сократом,
Или презренну с Геростратом?
150Героем иль злодеем слыть?

Когда бы бурный Нил волною
Своих брегов не утучнял,
Благотворящею рекою
Его бы свет не нарицал;
155Когда б Октавий козни злые^[13]
Не пременил в дела благие,
Поднесь бы Августом не слыл;
И Петр не назвался б великим,
Когда б по подвигам толиким
160Он свой народ не просветил.

Доколь сияние короны
Страстям мрачить не возбранишь,
Священну веру и законы,
И правый суд не сохранишь;
165Доколь не удалишь бесчинность,
Доколь не защитишь невинность
И с лихвой мзду не пресечешь;
Доколе роскошь и пороки,
Как быстрые с горы потоки,
170Своим примером не прервешь;

Доколь, драконов сея зубы,
Ты будешь новых змей рождать,
И ложной славы громки трубы
В свирельный глас не пременять;
175Доколь моря, страны и грады,
Разбойничьей алчбы награды,
Чужое злато и сребро
И лавр не претворишь в оливы;
Доколе не удобришь нивы
180И мира не пожнешь добро;

Доколе не возлюбишь правды,
Седин геройских не почтишь,
Народу не подашь отрады
И сирых гласу не внушишь^[14], —
185Дотоль, о смертный! сколь ни звучен
И сколь ты ни благополучен,
Хоть славой до небес возник,
Хоть сел на троне превысоком,
Пред любомудрым строгим оком
190Еще, еще ты не велик.

Не трон, но духа благородство
Дает велики имена;
Прямое духа превосходство —
Лишь к истине любовь одна;
195О ней лишь может быть рачитель,
О благе общем попечитель,
Отцом отечества монарх;
Лишь ею вождь героем чтится,
И богом судия нам зрится,
200И солнцем мира — иерарх.

Пусть позлащенна медь блистает,
Но блещет ли она собой?
Пусть ухищрение прельщает,
Но чем? — лишь истины корой.
205Повергни испытать в горнило —
Померкнет вмиг сие светило;
А злато завсегда равно.
И истина вовек сияет;
Она едина составляет
210Всех добродетелей зерно.

Зерно бессмертия и корень
Величия, доброт венец;
Природой храм ее построен
У нас во глубине сердец.
215В душе и страстна человека
Ее взывает глас от века^[15]:
«Тебе дан ум — меня познать;
Словесность — рассказать другому;
Бессмертный дух — коварству злому
220Без ужаса противостать».

О, коль видение прекрасно! —
Блажен, кто идет правде вслед!
Ничто ему, ничто не страшно
И никакой не смертен вред.
225Стремится ль злость с остервененьем,
Он ограждается терпеньем,
И непорочности щитом
Сжимает зев ее кровавый;
Поносна смерть короной славы
230Бывает в подвиге таком.

Когда ж в сии златые годы,
В сии блаженны, редки дни,
Как мыслить, говорить свободы
Законной мы не лишены;
235Как разум с истиной святою
Нас милосердия стезею
Стремятся к просвещенью весть;
Как всем оно не воспрещенно, —
Паук дерзает ухищренно
240Вкруг солнца паутину плесть!

Увы! когда ж, в которы веки
Добра не угнетало зло?
Где те велики человеки,
Которых сердце бы могло
245Предусмотреть страстей все виды?
Где Леониды, Аристиды?^[16]
Где те Эпаминонды днесь,
Где те Катоны, Сципионы,
Которых чрез времен запоны,
250Как огнь, нас озаряет честь?

Где толь простые, непритворны,
Прямые, чистые сердца,
Толь души тверды, благородны,
Достойные из звезд венца?
255Средь славных подвигов и боев
Мы зрим полки у нас героев;
Но чтит ли их взор мудрена?
Он ищет росса справедлива,
Благочестива, терпелива,
260Мужей великих образца,

Который бы в боях сражался
Лишь спасть народ, царя от бед;
Перунами не возвышался,
Отнес к другим весь звук побед;
265Красой и златом не был пленным,
Простил убийцам обличенным,
Сокрыту зависть наградил;
Не вняв к себе народа клику,
Избрал достойного владыку
270И над собою воцарил;

Который, быв покорен воле
Избранного собой царя,
Не возроптал и в низкой доле,
Его веления творя;
275Стократ излил своей ток крови,
Иссяк к отечеству в любови,
Доволен без наград собой;
Царя творец и раб послушный,
Не ты ль, герой великодушный,
280Пожарской, муж великий мой?^[17]

Ты спас от расхищенья царство,
Ты власть монарху утвердил,
Ты сверг любоначальств коварство,
Ты честь свою в себе сокрыл;
285Ни колесниц ты, ни трофеев,
Ни громких хвал, ни мавзолеев
Во мзду не получил заслуг;
Одна лишь персть твоя осталась,
В ней искра славы сохранялась,
290Которая возжгла мой дух.

Восстань, восстань на голос лиры,
Великая из мрака тень!
И, ночь когда скрывает миры
Или когда сияет день,
295Носись над нашими главами,
Ум гордый поражай громами,
Учи к царям благоговеть,
Подпорой будь в Европе тронов:
Твой сильный глас, как Цицеронов^[18],
300Заставит злобу оробеть.

Восстань! мечтайся в вображеньи,
Живи в уме, теки в крови,
Живи и делай наставленьи
В прямой к отечеству любви, —
305В любви, что свар нейдет в дорогу,
Верна царю, народу, Богу,
Готова всё сама терпеть,
Готова в бедствиях мужаться,
Нарзесов^[19] славе удивляться,
310О Велизариях^[20] жалеть.

Пусть Каталины^[21], Бедемары^[22],
И Мирабо, и Лафает^[23],
Готовя скрытые удары,
Крамолами колеблют свет;
315Пускай коварство Годунову^[24]
Возносит в память башню нову
За тысячу его заслуг;
А на твоей покрышке гроба
Простую надпись лишь: Прочь злоба!
320Отечества напишет друг.

1789, 1790

Примечания

Впервые — Изд. 1798г., стр.162, под заглавием: «На коварство во время возмущения французов, к чести князя Дмитрия Михайловича Пожарского, яко укротителя междоусобия и утвердителя монаршей власти». Печ. по Изд. 1808 г., т. 1, стр. 178. Об истории создания оды сам Державин писал: «Так как всякая несправедливость сильным образом, как бы какая болезнь, даже физически поражала автора, то, читая древнюю и новую историю и упражняясь сам в делах, видел, каким образом коварство сильных людей закрывает свои ухищрения, выдает самые гнусные деяния за добродетельные, — исполнен был горячими чувствованиями против того и также против деспотизма: то долгое время собирал мысли к объяснению подобных дел. Наконец написал сию оду по отлучении его от тамбовского губернаторства, в Петербурге (т е. во второй половине 1789 г. — В. З.). Но как нельзя было ее тогда сделать известною, дабы не подать никакого подозрения правительству, что тут против него было писано, то и скрывал ее до 1790 года. А как тогда открылась французская революция и можно было против тиранства и коварства их говорить, то и сделал ее известною, с осторожностью однако тою, что в 28 строфе употребил мысли Тацита о свободе мыслить, отнеся оное к милосердию предержащей тогда власти, а притом переменя в 5-м куплете речи: вместо «любить прельстило ложну», сказал: «злую славу», а вместо «под игом рабску жизнь» сказал: «жизнь безначальную в спокойство», и приготовясь отвечать, если б спросили, что он разумел под равенством свободы? то бы он сослался на наказ императрицы, данный Комиссии проекта нового уложения, где сказано, что о ней иначе разуметь нельзя, как только в том, что исполняются законы, а именно: 1) в правосудии всякому лицу, а 2) в хотении того, что закону не противно» (Грот, 9, 240—241). Впрочем, по справедливому замечанию Я. К. Грота, «в оде очень мало отношения к французской революции и у Державина не было бы особенного повода говорить о Пожарском, если б он не хотел противопоставить его некоторым из русских вельмож своего времени» (1, 316). Окончательная редакция оды «На коварство» является одним из наиболее сильных гражданских стихотворений Державина.

1. Не раз ты честность очерняло — намек на обстоятельства, вызвавшие отстранение Державина от тамбовского губернаторства.
2. Невинность, равенство, свободу. «Равенство и свобода здесь поставлены в том самом смысле, как и в Наказе о них сказано. Они нигде инде не существуют, как в том только царстве, где исполняются законы: первое — в правосудии всякому лицу; а вторая — в хотении того, что законам не противно» (примечание Державина в рукописи — см. Грот, 1, 318).
3. Агнец (ягненок) — «символ кротости» (Об. Д., 628).
4. Под любострастный алкоран. Коран, или Алкоран — «книга, содержащая закон магометанский, дозволяющая многоженство» (Об. Д., 628).
5. В Варфоломеев день тиран. Державин имеет в виду так называемую «Варфоломеевскую ночь» под 24 августа 1572 г., когда около 30 тысяч протестантов («гугенотов») было перерезано католиками якобы по приказу короля Карла IX.
6. Цезарь — Кай Юлий Цезарь (I в. до н. э.) выступил против республиканского правления древнего Рима.
7. Нерон (I в. н. э.) — римский император. До вступления на престол и в первые годы своего правления выказывал себя «человеколюбивым», «смирным», приверженным интересам народа; впоследствии стал одним из наиболее жестоких императоров древнего Рима. Он убил свою мать, своих воспитателей и т. п.
8. Но им гремит народов плеск. «Когда Цесарь по одержании победы при Фарсале, пролив реки крови граждан своих, а Нерон, по убиении матери своей Агриппины, торжественно вступал в Рим, тогда народ, как бы за какие полезные роду человеческому деяния, встречал их с радостными плесками и восклицаниями» (Об. Д., 629).
9. Расстриги, Кромвели, Надыры. «Гришка Отрепьев, или Расстрига, известный похититель российского престола. Кромвель, тоже известный истребитель в Англии монархической власти и основатель нового образа республиканского правления. Надир-шах (Тамасп-Кули-хан), похититель скипетра Персидской империи» (Об. Д., 629).
10. Горорытство — рудокопство.
11. Место лобно. На лобном месте казнили и наказывали преступников.
12. Клятва вечна — вечное проклятие.
13. Когда б Октавий козни злые и т. д. «Кай Юлий Октавий, император римский (I в. до н. э. — I в. н. э. — В. З.), домогся престола и утвердил себя на оном сперва кровопролитием и коварством; но, покоря Рим под единоначальную власть свою, щедростию и снисхождением приобрел любовь народа. Сенат почтил его именем Августа, т. е. величественного, а стихотворцы время царствования его назвали золотым веком» (Об. Д., 629).
14. И сирых гласу не внушишь. Сирый — сирота, бедный. Внушить — внимать.
15. В душе и страстна человека Ее взывает глас от века. В Изд. 1798 г. и в 1 т. Изд. 1808 г. читалось:

    Когда есть долг у человека,
    Ее в нем слышен глас от века.

    В. В. Капнист приписал против этого стиха: «невнятно» (т. е. неясно). И. И. Дмитриев предложил свою редакцию:

    Глас истины святой от века
    Так наставляет человека...

    Державин учел критику своих друзей и в личном экземпляре Изд. 1798 г. исправил эти два стиха, что по недосмотру не учтено в Изд. 1808 г.

16. Где Леониды, Аристиды? и т. д. «Леонид, вождь лакедемонский (спартанский. — В. З.), заслужил себе бессмертную славу, защищая с 300 воинов залив Термопильский (на самом деле — Фермопильский проход в горах. — В. З.) противу Ксерксовой армии, в десять тысяч раз его превосходящей. Аристид — полководец и казначей Афинской республики, прозванный правдивым; он заслужил себе бессмертие бескорыстною своею справедливостью. Со всем тем сей великий муж не избежал клеветы и осужден был острацизмом к изгнанию. Эпаминонд, славный полководец фивский, освободил отечество свое от ига лакедемонцев и был столько не самолюбив, что величайших своих качеств не признавал в себе только он один. Катон, славный римский сенатор, простирал любовь свою к отечеству до исступления, а добродетель до строгости. Публий Корнелий Сципион, прозванный Африканским, римский полководец, победивший Аннибала, Сифакса и Карфагену, а превосходнее всего то, что умел обладать своими страстями» (Об. Д., 630).
17. Пожарский, муж великий мой. Пожарский был одним из любимейших исторических героев Державина. Около 1780 г. Державин начал большую поэму «Пожарский» (план ее и отрывок см. у Грота, 3, 469—473) и написал эпитафию «На гроб Пожарского». В данной оде он противопоставил Пожарского вельможам своего времени. Наконец, в 1805 г. Державин написал «героическое представление» «Пожарской, или Освобождение Москвы». В обращении «К читателю», приложенном к этой пьесе, Державин почти дословно повторил характеристику князя Пожарского, данную в оде «На коварство»: «Когда Пожарской, пренебрегши свое спокойствие и несмотря на раны свои, в смутное время принял на себя главное предводительство собранного войска; не поступил по тогдашним обычаям жестоко со злодеями, на убивство его покушавшимися; не прельстился богатством бояр, из осажденной Москвы им выпущенных; не обходился с пленниками сурово, как другие, которые их имение (т. е. имущество. — В. З.) ограбили, а самих лишили жизни; не принял короны, от народа ему поднесенной, как некоторые иностранные писатели и все обстоятельства утверждают, а возложил ее на наследника по крови царской, учредя монархическое правление, — то не был ли он Герой высшей степени, человек самый добродетельный, великий, каковых мало история представляет и каковым я его представляю, придав ему слабости, не победя которых, никто великим почитаться не может?» (Изд. 1808 г., т. 4, стр. 215—216).
18. Твой сильный глас, как Цицеронов. «Цицерон, сенатор и консул, римский великий вития (т. е. оратор. — В. З.), прославился открытием заговора Катилины и спасением республики» (Об. Д., 630).
19. Нарзес — полководец византийского императора Юстиниана, победитель готов.
20. Велизарий — полководец Юстиниана, победитель Сиракуз, готов, вандалов, Рима, Неаполя и др. Готы, по преданию, поднесли ему корону, но Велизарий ее не принял. «Быв оклеветан, что будто домогается престола, лишен милости, брошен в тюрьму, ослеплен, скитался по миру, прося: «Дайте Велисарию полушку, которому зависть выколола глаза» (Об. Д., 630).
21. Катилина (I в. до н. э.) — организатор заговора против Римской республики.
22. Бедемар (Бедмар — XVI — XVII вв.) — испанский посланник в Венеции. Организовал заговор против Венецианской республики.
23. Мирабо и Лафайет — выдающиеся деятели первого этапа Великой французской буржуазной революции 1789 г.
24. Пускай коварство Годунову и т. д. «Борис Годунов, ближний боярин и брат царицы Ирины Феодоровны, супруги царя Феодора Ивановича, честолюбивыми своими происками и, наконец, опоением ядом царя Феодора и убийством царевича Дмитрия Иоанновича домогся всероссийского престола, имел великие качества государственного человека, издал многие полезные законы и учреждения, между прочими памятниками своими воздвиг известную колокольню Ивана Великого...» (Об. Д., 630—631).