ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. № 2,
НА КЛАДБИЩѢ. править
28 іюля. Гулянье на Смоленскомъ кладбищѣ. Часъ дня. Обѣдня только-что кончилась. На могилахъ стоитъ, сидитъ и лежитъ самая разношерстная публика. Пока все чинно. Идутъ сдержанные разговоры. Разносчики съ сластями и ягодами (выкрикиваютъ названіе товаровъ. Поминальщики на могилахъ вынимаютъ изъ корзинъ принесенные съ собой съѣстные припасы и сбираются закусывать. Слышны сѣтованія на запрещеніе приносить съ собою водку.
— Нѣтъ, коли ежели въ большомъ количествѣ, такъ она вредитъ, а въ маломъ завсегда на потребу, — ораторствуетъ пожилой купецъ, помѣщающійся около двухъ нарядныхъ памятниковъ, среди своего многочисленнаго семейства.
— Это вы Прохоръ Захарычъ, дѣйствительно, — откликается другой купецъ помоложе. — И какое-же, спрашивается, можетъ быть поминовеніе безъ водки? Ни чувства настоящаго, ничего… Къ тому-же и мораль. Теперича семейный ты человѣкъ и иди за ограду въ трактиръ. Нешто это хорошо? А прежде все это бывало, вкупѣ, при семействѣ… Ну и дамы, которыя ежели потребляющія, тоже выпьютъ. Что-жъ, добѣжимте до желтенькаго трактира, тамъ и закупоросимъ передъ закуской-то…
— Не надо, не надо бѣгать! Сидите ужъ лучше тутъ. Я пронесла для васъ. Вотъ она, — успокоиваеть ихъ купчиха и съ улыбкой на устахъ показываетъ лѣкарственную банку синяго стекла съ налитой въ нее водкой. — Семь баночекъ такихъ нацѣдила. Двѣ у меня въ карманѣ, двѣ у Настеньки, а три у Васеньки съ Петенькой.
— Ну тебя! Еще притянутъ да протоколъ составятъ! Лучше до трактира пройтись.
— Не притянутъ, я тебѣ говорю. Сиди. Ты съ ложечки прими. Возьми столовую ложку да и пей съ нея сколько потребно. Будто лекарство.
Купцы разражаются легкимъ хохотомъ.
— Что, Прохоръ Захарычъ? Каково? А еще говорятъ, что у бабы волосъ дологъ, да умъ коротокъ! Нѣтъ, онѣ эти самыя бабы умнѣе насъ. Гдѣ нашему брату такой карамболь придумать? Ну, ну, давай лѣкарство-то! полѣчимся.
Начинается выпивка съ ложки.
— Федоръ Федорычъ, ты куда? — окликаетъ изъ-за полисадника чиновникъ съ орденомъ другаго чиновника въ фуражкѣ съ кокардой, поспѣшно протискивающагося среди гуляющаго по мосткамъ народа.
— Я-то? Въ трактиръ, водочки хлобыснуть. Вѣришь-ли: принесли съ собой закуску, началъ ѣсть и кусокъ въ горло безъ водки нейдетъ.
— А ты чайку чашечку хлобысни, вотъ кусокъ-то и пойдетъ.
— Ну, тебя! Ты знаешь, я чаю не люблю.
— Хлобысни, говорю. Заходи къ намъ въ полисадъ, я тебя поподчую!
— А! — догадывается чиновникъ въ фуражкѣ съ кокардой, улыбается и заходитъ. Чиновникъ съ орденомъ наливаетъ ему чего-то изъ мѣднаго чайника въ чашку. Тотъ пьетъ, крякаетъ и закусываетъ селедкой.
— Повторить не хочешь-ли? Выпьемъ еще по чашечкѣ. Чай не вредитъ.
— Пожалуй. Ахъ ты хитрецъ, хитрецъ!
— Еще-бы. Недаромъ шестнадцать лѣтъ въ Управѣ Благочинія служилъ.
Два военныхъ писаря съ женами расположились на могилкѣ закусывать. Тутъ-же съ ними и отставной ундеръ. У одной изъ женщинъ корзинка съ съѣстными припасами, у другой грудной ребенокъ, завернутый въ байковое одѣяло.
— Ну, Марья Ивановна, чтожъ ты? Открой младенца-то. Пусть онъ хоть легкимъ воздухомъ подышетъ, — говоритъ одинъ изъ писарей своей женѣ и при этомъ улыбается. — Не бойся, не бойся, открывай!,
Женщина развертываетъ байковое одѣяло и вынимаетъ оттуда четвертную бутыль съ водкой.