На заре (Белозерский)/ДО

На заре
авторъ Евгений Михайлович Белозерский

Опубл.: 1886. Источникъ: az.lib.ru

Евгеній Бѣлозерскій.

НА ЗАРѢ.

Область сердца — бездна моря,

Міръ души — магнитъ ума,
Сумма радостей и горя
Есть поэзія сама.

МОСКВА.
Русская типо-литографія Тверская, д. Гинцбургъ.

1886.

НА ЗАРѢ.

КЪ МОИМЪ ДРУЗЬЯМЪ.

(вмѣсто предисловія).

Мнѣ тридцать лѣтъ, мои друзья!

Полжизни скрылось въ безконечность.

Что жизнь? Частичка бытія,

Преддверіе въ сѣдую вѣчность.

Полжизни нѣтъ! Какъ бы цвѣтокъ

Увяла юность молодая;

Къ концу дорога на востокъ, —

На западъ стелется другая.

Я той дорогой, что пчела,

Сбиралъ съ людей и плачъ и вздохи;

Теперь пора моя пришла

Собрать въ одно святыя крохи.

Пора, пора! я опоздалъ:

Не ждутъ отставшихъ жизнь и время;

Въ груди носимый идеалъ

Мнѣ сердце давитъ, словно бремя…

ДИТЯ.

Привѣтливо смотрятъ лучистые глазки,

Проста, откровенна улыбка твоя,

Ты слушаешь дѣтскія мамины сказки,

Довольства, восторга отъ насъ не тая.

Открытый твой взоръ еще чистъ, безупреченъ,

И звонокъ чарующій правдою смѣхъ;

Ты въ помыслахъ, въ чувствахъ своихъ непороченъ,

Ты явный источникъ семейныхъ утѣхъ.

Года тебя грузомъ свинцовымъ не жали,

Глядишь ты, довѣріемъ къ людямъ дыша;

Не знаетъ твой лобикъ морщинъ и печали,

Душа твоя точно цвѣтокъ хороша!

Останься-жъ дитятей на долгіе годы,

Чтобъ свѣжесть невинной души сохранить,

И дай тебѣ Богъ всѣ земли непогоды

Съ прекрасной лазурью небесъ примирить.

Г-жѣ ЕНГАЛЫЧЕВОЙ.

(послѣ концерта въ Парижѣ въ 1880 г.).

Я слышалъ знакомые звуки,

Родимые стоны впивалъ;

Ихъ отзвукъ всѣ струны разлуки

Глубоко во мнѣ задѣвалъ.

Отъ вызванной пѣсней печали

Жестоко сжималась душа;

Мы оба съ тобою страдали,

Далекой отчизной дыша.

Спасибо за мигъ наслажденья,

Его не забуду года:

Крикъ сердца и сердца мученья

Меня возвышаютъ всегда.

РОМАНСЪ.

Не при блескѣ свѣчей,

При мерцаньи свѣтилъ,

Сколько чудныхъ ночей

Я съ тобой проводилъ!

Все смотрѣлъ на глаза,

Этотъ дивный сапфиръ:

Въ нихъ, какъ жемчугъ, слеза

Для меня цѣлый міръ.

Вновь теперь мы вдвоемъ,

Страсть бушуетъ въ груди…

Настоящимъ живемъ

И безъ думъ впереди.

РОМАНСЪ.

(посвящается Своенравной).

Люблю задумчивый твой взглядъ

И лепетъ трепетныхъ рѣчей:

Такъ только листья говорятъ

Съ зефиромъ царственныхъ ночей.

Люблю я твой ревнивый гнѣвъ,

За нимъ волненіе страстей…

Ужасенъ, можетъ, львиный ревъ,

Но левъ не страшенъ безъ когтей.

Но, Боже, какъ хорошъ твой смѣхъ!

Нѣтъ, рокотъ арфы не нѣжнѣй!

Любить тебя — великій грѣхъ,

А не любить — еще грѣшнѣй.

• * * *

Наша жизнь на волоскѣ,

А надежды на пескѣ —

непрочны!

Счастье лишь самообманъ,

Честолюбіе — тиранъ

порочный!

Жизнь для многихъ нить и ѣсть,

Для немногихъ выше честь,

но рѣдко!

Мѣра духа — умъ, добро,

Мѣра жизни — серебро —

монетка!

ПЕРВАЯ ВЕСЕННЯЯ ГРОЗА.

Весь день какъ-то хмурилось небо,

Бродили гурьбой облака,

Дыханье стѣснялось удушьемъ,

На жизни читалась тоска.

Вотъ молнія ярко сверкнула

И грянулъ торжественно громъ,

Природа омыла ланиты

Живительнымъ первымъ дождемъ.

Повѣяло жизнію новой,

Душа встрепенулась моя:

Опять эти чудныя пѣсни,

Опять молодая земля.

ВЕЧЕРОМЪ.

Звѣздочки свѣтлыя,

Очи безмолвныя,

Очи свидѣтели

Дѣланныхъ радостей,

Горя глубокаго,

Гнета тяжелаго,

Лейте намъ ласково

Въ души угрюмыя

Вѣру въ грядущее,

Къ силамъ довѣріе.

Вотъ-то засвѣтится

Жизнь нашей родины,

Точно вы, звѣздочки,

Очи небесныя!

ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ?

Помню, какъ ходилъ я

На балу съ тобой,

Ты меня спросила

Съ рѣзвостью живой:

— Что такое счастье?

— Счастье? Это тѣнь:

Тѣмъ она короче,

Чѣмъ яснѣе день.

КЪ ПОРТРЕТУ.

О ты, радость моя ненаглядная,

О ты, счастье мое безъ конца!

Ты, что звѣздочка съ неба отрадная,

Свѣтишь въ душу мнѣ свѣтомъ лица.

Вся ты, точно святая, сіяніемъ

Лучезарно облита вокругъ,

Исполняешь меня трепетаніемъ,

Неиспытаннымъ мною, мой другъ!

Будь мнѣ добрымъ, живительнымъ геніемъ,

Лей мнѣ въ сердце любви благодать,

И я буду въ тебѣ съ удивленіемъ

Идеалъ мой всю жизнь созерцать!..

СЛАВА И ЗАВИСТЬ.

Слава и Зависть — двѣ сестры родныя,

Разнятся тѣмъ, что ихъ роли иныя:

Слава стыдливо міръ цѣлый ведетъ,

Зависть за Славой надувшись идетъ.

КЪ С…

Повстрѣчались мы,

Познакомились,

И нѣтъ съ той поры

Мнѣ спокойствія:

Думу-ль думаю,

Сердцемъ трепетнымъ

Въ твою сторону

Рвуся мысленно;

Припадаю-ли

Я съ молитвою

Предъ иконою

Богоматери,

Ликъ твой дѣвственный

Въ очи мечется,

Голосъ бархатный

Въ душу просится.

Радость дней моихъ,

Ненаглядная!

Долго-ль буду я,

Воскомъ таючи,

По тебѣ страдать,

Сердцемъ мучиться?

РОМАНСЪ.

Я любилъ тебя,

Какъ земля росу,

Какъ цвѣты лучи

Иль весна красу.

Я любилъ тебя,

Какъ мать любитъ дочь,

Какъ зарница блескъ

Или звѣзды ночь.

Я любилъ тебя,

Какъ прохладу тѣнь,

Какъ людей печаль

Или солнце день.

Я любилъ тебя

Больше первыхъ розъ,

Глубже тайныхъ думъ,

Слаще сладкихъ грёзъ.

ЖАВОРОНОКЪ.

Пѣсня жаворонка льется

И несется къ небесамъ,

А пѣвецъ на мѣстѣ бьется,

Въ душу вешній льетъ бальзамъ.

Самъ доволенъ пѣснью сладкой,

Позабылъ онъ цѣлый міръ,

Только будто бы украдкой

Пьетъ живительный эѳиръ,

А затѣмъ поетъ онъ снова,

Къ небу шлетъ свою мольбу,

Чтобъ оно сказало слово,

Какъ со зломъ вести борьбу…

Пѣсня жаворонка льется

И несется къ небесамъ,

А пѣвецъ къ эѳирѣ бьется,

Въ душу вешній льетъ бальзамъ.

ТЕБЯ ЗАБЫТЬ!

Коль въ небѣ нѣтъ больше лазури,

Коль нѣтъ на землѣ больше мукъ,

Коль морю невѣдомы бури, —

Такъ мной ты забыта, мой другъ!

Коль солнце безъ блеска и свѣта,

Коль сѣверъ безъ снѣгу зимой,

Коль съ чувствами нѣту поэта, —

Такъ ты позабыта, другъ мой!

Коль смерть не приходитъ однажды,

Коль радость есть всякій недугъ,

Коль люди не вѣдаютъ жажды, —

Такъ мной ты забыта, мой другъ!

Коль тигръ отказался отъ крови,

Коль вѣтеръ не гнетъ камыша,

Коль міръ не прекрасенъ въ основѣ, —

Такъ мной ты забыта, душа!

*  *  *

Въ душѣ моей теперь хаосъ, —

Померкъ въ ней видно чудный свѣтъ

Хотѣлъ бы плакать — нѣту слезъ,

Желалъ бы вѣрить — вѣры нѣтъ.

Но все-жъ душа свѣтлѣй живетъ

Подъ звукъ твоихъ со мной рѣчей-

Не такъ ли таетъ вешній лёдъ

Отъ ласки солнечныхъ лучей?

*  *  *

Я не продамъ одушевленья

Свободной искренней души

За всѣ Востока украшенья,

За блёстки славы и гроши:

Оно одно имѣетъ право

Карать преступное въ глаза,

Иль возноситься величаво,

Какъ облака, подъ небеса.

КЪ А…

Я чувствую въ сердцѣ какую-то сласть

При встрѣчѣ съ тобою случайной;

Во мнѣ загорается пламенемъ страсть.

Съ чарующей нѣгою тайной.

Я смаялся сердцемъ, душой изнемогъ,

Боряся съ мятежной природой,

Такъ гонитъ собою весенній потокъ

Свои же бурливыя воды.

Въ теченьи ничто не удержитъ его —

Онъ долженъ пройти всѣ преграды;

Ничто не затушитъ огня моего

Внѣ ласки твоей какъ награды.

*  *  *

Вотъ она, Волга широкая.

Славная наша рѣка,

Потомъ народнымъ политая,

Словно нашъ умъ глубока.

Стелется лентой гигантскою.

Мутныя воды несетъ,

Моетъ пространства далекія,

Кормитъ нашъ русскій народъ:,

Съ нашею жизнью народною

Связана тысячи лѣтъ,

Видѣла русскія радости,

Видѣла насъ въ годы бѣдъ.

Слышала пѣсни раздольныя

Съ ихъ задушевной тоской —

Въ пѣсняхъ тѣхъ горе дѣлилося

Съ матушкой Волгой-рѣкой.

Ну, такъ прими-же, родимая.

Мой отъ народа привѣтъ,

Будь, какъ была ты, кормилицей

Многія тысячи лѣтъ.

ПѢСЕНКА СЕРДЦУ.

Что-то ноетъ ретивое, —

Знать, не предъ добромъ.

Успокойся же, родное:

Ты со мной вдвоемъ.

Мы взросли, что незабудки,

Въ сырости земной:

Намъ не страшны жизни шутки —

Ливень проливной.

Много мы переносили

Горя и заботъ,

Съ вѣрой въ лучшее проплыли

Океанъ невзгодъ.

Вновь мы рянемъ въ море страстно,

Нашъ компасъ есть цѣль;

Гдѣ глубоко — неопасно,

Хуже жизни мель.

ЗНАКОМАЯ ДОЛЯ.

(На смерть идеалиста).

Сгинула, сгинула жизнь молодая,

Точно не въ пору разцвѣтшій цвѣтокъ;

Больше не станетъ душа, улетая,

Клясть злополучный, тяжелый свой рокъ.

Кончилось время надеждъ, ожиданій,

Счеты подписаны алчной рукой:

Гость на дорогѣ въ страну безъ страданій,

Мчится какъ вѣтеръ на вѣчный покой.

Много въ немъ было прекрасныхъ стремленій,

Щедро природой онъ былъ награжденъ;

Только для пѣсенъ, любви, наслажденій

Видно судьбою ошибкой рожденъ.

Пѣсни запѣтыя сладки и новы,

Но… оборвался пѣвецъ молодой:

Горькая жизнь заковала въ оковы

Душу свободную крѣпкой нуждой.

Вмѣсто любви, наслажденій и ласки

Доля дала ему злую жену;

Дрязги семьи не ушли отъ огласки —

Онъ пристрастился, что къ другу, къ вину.

Дружба съ напиткомъ крѣпчала съ годами,

Воля слабѣла, даръ пѣсенъ заглохъ,

Кончились счеты съ земными бѣдами —

Умеръ онъ нищимъ и духомъ убогъ.

ТРЕХЛѢТНЕЙ «БЬЮТИ» *)

• ) Англійское: «красота».

Чиста, какъ совѣсть херувима,

Голубки кротче дивный взглядъ,

Будь Провидѣніемъ хранима,

Какъ рѣдкій, рѣдкій жизни кладъ.

Твоя улыбка — откровенье,

Печать невинности земной,

Твой лепетъ, что благословенье

Съ небесъ душѣ моей больной.

Ты то и есть земное счастье,

Что всѣхъ присутствіемъ живитъ^,

Такъ солнце, выглянувъ въ ненастье,

Всему даетъ веселый видъ.

МОМЕНТЪ.

Есть въ жизни угрюмой

Моментъ просвѣтлѣнья:

Родятся въ насъ думы

И въ сердцѣ стремленья.

Мы выше насилья

Житейскаго гнета,

Расправили крылья

Для мысли полета,

Уносимся выше

Куда-то въ пространство,

Міръ кажется тише —

Нѣтъ больше тиранства,

Отъ жизни далёко,

Внѣ всѣхъ колебаній,

Нѣтъ больше намёка

На море страданій.

Какъ чудно, отрадно

Души просвѣтлѣнье,

И сердце пьетъ жадно

Чувствъ сладкихъ томленье.

M-lle А. ГИВАРТОВСКОЙ.

Какъ малый птенчикъ беззаботна,

Какъ серна рѣзвая легка,

Проста, мила, словоохотна,

Живѣй, подвижнѣй мотылька.

Въ душѣ твоей кипитъ веселье,

Какъ съ шумомъ бьющая волна;

Міръ для тебя что новоселье,

А жизнь отраднаго полна.

ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ.

Воздушные замки кому незнакомы?

Кто не былъ смущаемъ ихъ видомъ хоть разъ?

То въ образахъ свѣтлыхъ прекрасныя дрёмы,

И обликъ души, оживляющей насъ.

Обманчива близость холмовъ отдаленныхъ,

Но всѣ ошибаются, зная обманъ;

Обманчивы замки надеждъ затаенныхъ,

Одѣтые въ розовый нѣжный туманъ.

Манятъ человѣчество ихъ очертанья,

Путь къ нимъ и влечетъ и дивитъ красотой,

Мысль жадно впиваетъ розъ пышныхъ дыханье,

Разсудокъ молчитъ, опьяненный мечтой:

Людей не смущаетъ сомнѣнія дума,

Что въ жизни разбито такъ много надеждъ;

Стремятся къ тѣмъ замкамъ и тихо и съ шумомъ

Избранники мысли и орды невѣждъ.

Всѣмъ будто живется скорѣй, веселѣе

Въ пространствѣ мечтами излюбленныхъ мѣстъ:

Жизнь въ платьѣ Фантазіи людямъ милѣе,

И каждому легче несть собственный крестъ.

Съ надеждою легче людское несчастье,

Сживаются съ нею и радость, и плачъ;

Бѣднякъ принимаетъ въ ней долю участья,

Дань платитъ ей также и первый богачъ.

Какъ жизнь въ возрожденьи существъ безконечна

И катится дальше куда-то впередъ,

Такъ царство надежды широко и вѣчно

И только съ кончиною міра пройдетъ.

ВЕШНЯЯ ПѢСНЯ ЖАВОРОНКА.

Чу! пѣсня герольда весны раздается

И тонетъ въ атласной степи облаковъ,

Широкой волною въ пространство несется,

Въ міръ нашихъ Фантазій, надежды и сновъ.

Повѣдай, свободный глашатай веселья,

Что значатъ тѣ пѣсни, тѣ трели твои?

Избытокъ ли радости, чадъ опьянѣнья

И полный гимнъ счастья взаимной любви,

Иль рядъ безконечныхъ душевныхъ созвучій, —

Гармоніи жизни, красы бытія, —

Излился въ аккорды напѣвовъ пѣвучихъ,

И ихъ-то заслушалась жадно земля?

Все выше манящія трели въ эѳирѣ

Несутся и льются журчащей волной,

А я, какъ бы званный на жизненномъ пирѣ,

Внимаю веселью душою больной.

УТРЕННЯЯ ПѢСНЯ ЖАВОРОНКА.

Безконечная пѣсня веселья,

Безконечная пѣсня любви,

Льется звучнымъ, свободнымъ потокомъ

Съ безграничной лазурной степи.

Сколько въ мірѣ разлито созвучій,

Ощущеній, желаній и сновъ,

Но все тонетъ въ невѣдомомъ морѣ —

Въ всеобъемлющемъ словѣ любовь!

Въ ней и скрытъ тотъ рычагъ всемогущій,

Чѣмъ весь міръ повернулъ бы мудрецъ:

Отнимите любовь и — мгновенно

Жизни міра настанетъ конецъ.

СОГЛАСНАЯ СЕМЬЯ.

Да, въ мірѣ лести, лжи, страданья,

Бываю мученикомъ я^,

Но есть и въ немъ очарованье —

То мира полная семья.

Въ ней неподдѣльное согласье,

Довѣрьемъ дышетъ каждый взглядъ,

На всякой вещи видно счастье, —

Здѣсь жизни праздничный нарядъ.

Просты межъ членовъ отношенья,

Рѣчей фальшивыхъ не слыхать,

На всѣхъ, на всемъ безъ исключенья

Лежитъ гармоніи печать.

Но мнѣ милѣй всего на свѣтѣ

Та благодатная семья,

Въ которой радостныя дѣти,

Какъ пчелы вьются вкругъ улья.

Рой этихъ пчелъ жужжитъ такъ дивно,

Везъ страха смотритъ на отца,

Мать тормошитъ свою наивно

Въ вопросахъ дѣтскихъ безъ конца.

Гдѣ дѣти есть, тамъ нѣтъ покою,

Но дѣтскій сонъ завидно тихъ

И не смущается тоскою

Такъ годы долгіе для нихъ.

Несчастье въ той семьѣ случайно,

Бѣда сравнительно легка;

Благословенье шлетъ ей тайно

Съ небесъ Всевышняго рука.

Здѣсь міръ поэзіи реальной,

Созвучье въ жизни дѣлъ и словъ;

Такъ въ степи мертвой и печальной

Оазисъ — отдыхъ средь песковъ.

НЕСОГЛАСНАЯ СЕМЬЯ.

Въ знакомствѣ съ жизнью міровою

Тогда страдалъ ужасно я,

Какъ мнѣ встрѣчалася норою

Согласьемъ бѣдная семья.

Извращены въ ней отношенья,

Улыбка, взглядъ собой язвятъ,

На мѣсто дружбы — оскорбленья,

Намёки, горечь и разладъ.

Упрёки женъ, съ мужьями ссоры,

Съ презрѣньемъ ложь переплелась,

Другъ къ другу ненависть, раздоры —

Въ семьѣ единственная связь.

Худая почва — худо сѣмя,

Вольна семья — больной приплодъ,

Здѣсь дѣти тягостное бремя,

Источникъ горя и хлопотъ.

Ихъ слёзы — высшее несчастье,

Ихъ крики слухъ не веселятъ,

Но вызываютъ на участье —

Тутъ жизни будничный нарядъ.

Всегда здѣсь дуетъ вѣтръ холодный.

Весна безжизненнѣй зимы;

Такъ выростаетъ плодъ негодный

Подъ кровомъ холода и тьмы.

Нѣтъ на поэзію намёка

И отдохнуть не можетъ взоръ:

Прочтетъ здѣсь всякій издалёка

На жизни смертный приговоръ.

СЛЁЗЫ.

Клянусь, не знаю чище слёзъ,

Какъ въ дѣтскій возрастъ съ колыбели,

Онѣ, что лепестки отъ розъ,

Лишь появились — облетѣли,

Не такъ скрывается роса

Отъ солнца ласковаго свѣта,

Какъ таетъ дѣтская слеза

Отъ ласкъ любви и словъ привѣта.

И въ первой дѣвственной любви

Порой невольно льются слёзы,

Какъ жизнь ключемъ кипитъ въ крови,

А нашу мысль чаруютъ грёзы.

Тогда вся жизнь — какой-то сонъ

И безсознательныя дрёмы,

Терзаній тѣла милліонъ

Отъ страстной внутренней истомы.

Но слёзы есть еще святѣй,

Дороже въ счастьи и несчастьи:

То слёзы нашихъ матерей

И слёзы рѣдкаго участья.

Тѣ слёзы жизненный бальзамъ,

Любви источникъ безконечный:

Чрезъ нихъ мы ближе къ небесамъ

Отъ этой жизни безсердечной.

Есть слёзы жгучѣй во сто кратъ,

Вольнѣй для сердца безконечно,

Коль наше «я» въ насъ оскорбятъ,

Задѣнутъ душу безсердечно.

Тогда душа, какъ въ вихрь тростникъ,

Занывъ, приходитъ въ содраганье, —

И какъ тяжелъ тотъ страшный мигъ

Для нашихъ нервовъ и сознанья?

Мы проклянемъ суровый рокъ,

Въ груди сожмется сердце больно

И вдругъ горячихъ слёзъ потокъ

Рѣкой польетъ изъ глазъ невольно.

Да, плакать мы тогда должны,

Иль тяжесть мукъ себѣ умножимъ;

Тѣ слёзы горче полыни,

Которыхъ выплакать не можемъ.

НА СВѢТЛОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ ВЪ МОСКОВСКОМЪ КРЕМЛѢ.

Народъ до, полночи въ Кремлѣ собрался рано;

На берегу Москвы рѣки стоитъ рой словъ…

Вотъ загудѣлъ великій колоколъ Ивана,

За нимъ, какъ дѣти, цѣлый рядъ колоколовъ —

И общій дружный гулъ гигантскою волною

Понесся отъ Москвы до внутреннихъ небесъ;

Взвилася вверхъ ракета огненной змѣею,

За крестнымъ ходомъ хоръ запѣлъ: «Христосъ воскресъ!»

Великій въ правду часъ, великое мгновенье,

Какъ Русь, шестая часть земли, страна чудесъ,

Шлетъ къ небесамъ одно сердечное моленье,

Мильономъ устъ произнося: «Христосъ воскресъ!»

Какое зрѣлище для торжества идеи

И человѣческой возвышенной любви!

Что можетъ быть свѣтлѣе и святѣе,

Какъ ночь на Свѣтлый День по всей святой Руси!

РУССКІЙ ДВУГЛАВЫЙ ОРЕЛЪ.

На дальнемъ Востокѣ, у дикихъ народовъ

Свѣтлѣй, лучезарнѣе нашъ ореолъ:

Расправивши крылья, въ Туркменскія степи

Пронесся могучій двуглавый орёлъ.

Пари, нашъ красавецъ и символъ Россіи,

Паря возносись до лазурныхъ небесъ,

Несися побѣдно къ сѣдымъ Гималаямъ,

Въ страну величавыхъ природныхъ чудесъ.

Тебѣ предстоитъ міровая задача,

Что раньше начертана волей судебъ:

Нести къ мусульманскому тёмному міру

Идею о правѣ, какъ истинный хлѣбъ.

Теперь къ отступленью нѣтъ больше возврата,

Разъ твёрдо начертанъ судьбою нашъ путь;

Такъ: молнія вмѣстѣ съ раскатами грома

Должна золотой полосой промелькнуть.

1885.

Красноводскъ.

*  *  *

У меня ль, у добра молодца,

Очи ясны, соколиныя,

Кудри лосны, словно шелковы.

На меня въ селѣ частёхонько

Красны дѣвицы заглядывались,

Въ деревняхъ, на нашихъ посѣдкахъ,

Погулять со мной напрашивались.

Но люблю я больше душеньки

Дочку Старостину Дунюшку:

У нея-ли поступь гордая,

Поступь гордая павлиная,

Пѣсня сладка, соловьиная-

Косы русы, словно двѣ змѣи,

По плечамъ бѣгутъ дѣвичіимъ,

На груди высокой стелятся

Я съ колѣнями цѣлуются;

Горятъ очи — свѣтятъ звѣздочки,

Въ сердце молодцу заглядываютъ,

Обѣщаютъ зорьку красную;

Улыбнётся — глянетъ солнышко,

Захохочетъ, что русалочка —

Имъ мурашки сквозь прохватываютъ.

Отчего-жъ она, красавица,

Свое личико румяное

Отъ меня всегда ворочаетъ?

Оттого, что есть у молодца

Ужъ другая другъ-подруженька:

Съ нею вмѣстѣ мы родилися,

Съ нею вмѣстѣ мы пелёнаны,

Съ самой люльки перевѣнчаны.

Той подружкѣ старо прозвище —

Горе горько, бѣдность бѣдная.

Думы крѣпки есть у молодца

Крылья сильныя у волюшки:

Полечу я въ степь раздольную,

Чтобы волей сердце тѣшилось,

Позабыло свою Дунюшку.

КЪ РУССКОЙ ПѢСНѢ.

Глубока ты, пѣсня русская!

Глубже Волги, нашей матушки,

Шире Каспія широкаго

И вольнѣй степей Украинскихъ.

Бѣды русски тебя вскармливали,

Снѣга рыхлы были люлькою,

Вѣтры буйные укачивали,

Шумомъ съ свистомъ убаюкивали,

Сказки чудныя разсказывали;

Холода тебя унизывали

Рѣзвымъ словомъ, точно жемчугомъ,

Освѣщали ночи лунныя,

Согрѣвало солнце красное…

Такъ явилась пѣсня мощная,

Полилася, разудалая,

Понеслись напѣвы звонкіе

На веселье міру русскому.

Все сказала пѣсня складная,

Въ золотыхъ рѣчахъ повѣдала

И на все она откликнулась

Съ колыбели до могилушки

Живетъ пѣсней душа русская,

Только ею она тѣшится:

Пѣсня въ счастьи — другъ испытанный,

Пѣсня въ горѣ еще большій другъ;

Безъ ней было-бъ сердцу русскому

На семъ свѣтѣ тяжко маяться,

Все равно что малу мѣсяцу

Ясну быть безъ брата — солнышка.

Исполать народу русскому

За тѣ пѣсни задушевныя.

Задушевны, незаемныя,

Незаемны, самобытныя.

НОКТЮРНЫ

НОКТЮРНЪ 1-й.

Затихли небеса въ нѣмомъ очарованьи,

Раскинулъ млечный путь свою тафту,

И тихо спитъ земля въ торжественномъ молчаньи,

Забывъ свою дневную суету

Лишь изрѣдка кой-гдѣ, въ пространствѣ безконечномъ,

Промчится брилліантомъ метеоръ

И сразу скажетъ то очамъ души о вѣчномъ,

Чего иной всю жизнь не видитъ взоръ.

Прими, Господь, мое моленіе нѣмое:

Ты далъ въ себя глубоко заглянуть,

Постичь, Отецъ, твое величье міровое

И вѣрой оживить больную грудь.

Я жизнь свою влачилъ, какъ брошенный въ пустынѣ,

Везъ утѣшенья, безъ любви, — одинъ,

Теперь я сталъ другимъ: въ Тебѣ, Творецъ, отнынѣ

Я буду жить, какъ вѣрный, кроткій сынъ.

Несчастье, счастье, радость, горе испытанья

И плачъ души, истерзанной борьбой,

Сомнѣнья духа, горечь слёзъ — безъ колебанья

Все, все, Отецъ, я раздѣлю съ тобой.

НОКТЮРНЪ 2-й.

Нѣтъ силы во мнѣ, нѣтъ терпѣнія

Ждать счастья, бороться съ судьбой:

Душа изнываетъ въ томленіи,

Какъ травка въ мучительный зной.

Ужели какое проклятіе

Лежитъ на моей головѣ,

Что съ дѣтства, всѣ дни безъ изъятія,

Отрады не видѣлось мнѣ?

Судьбы-ли коварной велѣніе,

Души-ли потребность моей —

Въ даль вѣчно больное стремленіе,

Исканіе истины въ ней?

Нѣтъ мнѣ на землѣ утѣшенія,

Покоя въ душѣ моей нѣтъ:

Знать къ истинѣ вѣчной влеченіе

Мнѣ данный отъ Бога завѣтъ.

НОКТЮРНЪ 3-й.

Поймешь-ли ты всю горечь слезъ моихъ,

Всю тяжесть душащихъ меня рыданій?

Поймешь-ли ты, что значитъ каждый стихъ

И сколькихъ стоитъ онъ душѣ страданій?

Одна лишь пѣснь восторженной души

Изъ груди льется беззаботной трелью;

Такъ жавронокъ въ торжественной тиши

Безъ боли платитъ пѣснью дань веселью.

За то нашъ каждый стихъ есть сердца стонъ

И нашихъ чувствъ отзывчивое эхо,

А наша пѣснь — терзаній милліонъ,

Одно страданіе безъ смѣха.

Теперь поймешь ты горечъ слёзъ моихъ

k тяжесть душащихъ меня рыданій?

Теперь поймешь, что значитъ каждый стихъ,

И сколькихъ стоитъ онъ душѣ страданій?

НОКТЮРНЪ 4-й.

Засвѣтились очи Неба,

Зашепталъ зефиръ,

И повѣялъ въ душу свѣта

Благодатный миръ.

Улеглися всѣ заботы,

Отдыхъ наступилъ —

Началося міровое

Обновленье силъ.

Завтра снова за работу,

Въ тотъ же міръ заботъ, —

Жизнь въ движеньи безконечномъ

Свой свершаетъ ходъ.

И слѣдятъ за этимъ ходомъ,

Цѣлый міръ обнявъ,

Золотыя очи Неба

Тайно или въявь.

НОКТЮРНЪ 5-й.

Когда, заиграетъ, взбушуется море

И вѣтеръ погонитъ съ небесъ облака,

Тогда я душой оживаю, бодрѣю,

И вдругъ изчезаетъ злодѣйка-тоска.

Во мнѣ пробуждаются скрытыя силы

Для крайней, отчаянной, страстной борьбы:

Борьба насъ возноситъ надъ узостью жизни,

Когда мы разсчета и выгодъ рабы.

Пусть царствуютъ страсти, живутъ увлеченья,

Лишь холодъ души не проникъ бы въ людей:

Безстрастные люди, что брага безъ хмѣля,

Холодныя души, что жизнь безъ страстей.

Какъ море, и міръ мнѣ противенъ въ покоѣ:

Тогда успѣваютъ ничтожества въ немъ:

И въ правду, заслуга-ли плыть по теченью

Безъ всякихъ усилій, не тронувъ весломъ?

Что можетъ быть хуже безличности въ мірѣ?

Нѣтъ пусть не царитъ она въ нашихъ сердцахъ:

Тогда вся поэзія жизни и духа

Была-бъ поцѣлуемъ на мертвыхъ устахъ.

НОКТЮРНЪ 6-й.

Нѣтъ! не понять тебѣ страданій

Моей истерзанной души,

Какъ не слыхать моихъ рыданій

Въ ночной томительной тиши.

Я плачу за несчастья братій,

За ихъ страданія и гнётъ,

За узость жизни и понятій,

За тяжесть горя и невзгодъ.

Да, слёзы мнѣ туманятъ взоры

За боль обманутыхъ надеждъ,

Ушедшихъ въ даль что метеоры.

За жизненный успѣхъ невѣждъ,

За испытанія отчизны

И горечь выплаканныхъ слёзъ, —

Я самъ присутствую на тризнѣ

Моихъ горячихъ юныхъ грёзъ.

Прощайте вы, мои святыя,

Отрада юности мечты,

И идеалы золотые

Среди мертвящей пустоты.

Нѣтъ! не понять тебѣ страданій

Моей истерзанной души,

Какъ не слыхать моихъ рыданій

Въ ночной томительной тиши.

НОКТЮРНЪ 7-й.

РОДИНА.

Я жилъ въ прекраснѣйшихъ долинахъ,

Я былъ и въ царствѣ облаковъ,

Но мнѣ милѣй въ моихъ равнинахъ

Среди пестрѣющихъ луговъ,

Гдѣ скромныя поля и нивы

И синій лѣсъ ласкаютъ взоръ,

Гдѣ вѣтеръ царственно-гульливый

И страшно царственный просторъ.

О, Русь моя! страна родная!

Ты слаще мнѣ моей любви.

Пусть ты бѣдна, пусть ты простая,

Пусть бѣдны прелести твои,

Но я не дамъ за пальмы юга

Дремящихъ колосомъ полей,

За корабли — рѣчного струга,

За горы — царственныхъ степей.

Лишь я, твой сынъ, душой широкой

Твое пространство обойму

И смыслъ твоей души глубокой

Безъ затрудненія пойму.

НОКТЮРНЪ 8-й.

НАРОДЪ.

О, славный народъ мой, простой, ненадменный.

Устойчивый въ горѣ, сердечный въ бѣдѣ,

Ты держишь на плечахъ двѣ трети вселенной,

А въ скромности равенъ вечерней звѣздѣ.

Вѣка ты выдерживалъ рабство и иго

И вѣренъ остался роднымъ небесамъ;

Природа великая, чудная книга,

Ты истину въ ней разобралъ по складамъ.

Въ святой простотѣ ты позналъ безконечность,

Боролся съ стихійной враждою, титанъ!

Подъ саваномъ снѣжнымъ прочелъ слово «вѣчность»

И въ смыслъ бытія заглянулъ, великанъ!

Ни тяжесть лишеній, ни скорбь, ни невзгоды

Души твоей рѣдкой убить не смогли,

И будетъ то время, признаютъ народы,

Что ты украшенье великой земли.

Глубокъ и спокоенъ твой умъ величавый,

А сердце прекраснѣй и чище цвѣтка;

По крайности чувства и крайніе нравы,

По шири страны и душа широка.

НОКТЮРНЪ 9-й.

МОЛОДЕЖЬ.

Мнѣ тяжело, порой во мнѣ бываетъ дрожь,

За Русь въ грядущемъ страхъ и трепетъ небывалый,

Чѣмъ больше я гляжу на нашу молодежь,

Ея стремленья, взглядъ на жизнь и идеалы.

Она увѣренно къ погибели идетъ,

Кружась въ водоворотѣ жизни торопливой,

И пропасть силъ на обольщенья отдаетъ

Въ больной погонѣ за позорною наживой,

И, чуждая стремленій чистыхъ къ очагу,

Гордится легкимъ отъ отцовъ наслѣдствомъ,

Нисходитъ съ важностью кичливой къ бѣдняку

И гнется предъ тельцомъ съ ърезрѣннымъ раболѣпствомъ.

Скажи, ужель изсякъ питательный родникъ

Порывовъ, благородныхъ цѣлей и стремленій,

И молодой душѣ понятенъ лишь языкъ

Льстецовъ, одни слова безъ искреннихъ значеній?

Ужель изсякла жизнь, и свѣжая волна

На душу міра больше не плеснётъ отрадно,

А молодое сердце высохло до дна,

Любовь же къ людямъ стала шуткой безпощадной?

Гдѣ истина? гдѣ чистое стремленье къ ней?

Ужель намъ суждено душой переродиться?

Ужель подъ бременемъ давящихъ нашихъ дней

Нѣтъ больше воли въ насъ къ той истинѣ стремиться?

Нѣтъ! я не занесу кинжала надъ собой,

Въ грядущее Россіи вѣрю безъ сомнѣнья:

Ей роль великая начертана судьбой —

Въ славянство и Востокъ влить жизнь и обновленье.

Въ насъ есть и сердце, и любовь, и свѣтъ идей,

И море скрытыхъ силъ, — такъ вѣрится поэту,

Впередъ, друзья, на благо родины своей,

Иль лучше умереть, чѣмъ не стремиться къ свѣту!.

НОКТЮРНЪ 10-й.

КЪ ИСТИННО-РУССКОЙ ЖЕНЩИНѢ.

Терпѣнье, кротость, нѣжность, состраданье,

Душа и сердце рѣдкой доброты,

Всѣмъ жертвовать собой безъ колебанья,

Глубокій умъ и море теплоты —

Вотъ чѣмъ украшена твоя корона,

Вокругъ которой дѣти что вѣнокъ.

Ты такова отъ хижины до трона,

Твой ореолъ и свѣтелъ и высокъ,

Нѣтъ для тебя дѣяній вполовину,

Ты вся горишь душой, когда живешь,

Съ стоячей жизни поднимаешь тину

И презираешь все, что — фальшь и ложь.

Люблю тебя, прекрасное созданье,

И преклоняюсь низко предъ тобой:

Ты жизни жизнь даешь, даешь сознанье,

Какъ море глубь свою мутитъ волной.

Въ тебѣ такъ много мощныхъ силъ сокрыто,

Ты лучшая и женщина и мать.

Ужели-жъ нами будетъ позабыто,

Что твой удѣлъ всю Русь пересоздать?

ПОЭТИЧЕСКІЯ ДРЕМЫ.

ПОЭТИЧЕСКІЯ ДРЕМЫ.

Спалъ зной дневной, сошла прохлада,

Длиннѣе тѣни налегли,

Зажглась вечерняя лампада

Предъ образомъ святой земли-

Лѣсъ погрузился тихо въ думу,

Смолкъ говоръ радости жрецовъ,

Всплылъ мѣсяцъ царственный безъ шуму

Изъ-за прозрачныхъ облаковъ.

Всѣ звѣри, птицы, мошки сыты

И сномъ здоровымъ, тихимъ спятъ;

Въ поляхъ невидимо разлиты

Цвѣточный мёдъ и ароматъ.

Одинъ покоя нарушитель,

Безспорный баловень людей,

Весны пѣвецъ — обворожитель,

Играетъ трелью соловей.

Вотъ стихъ и онъ въ вѣтвяхъ сирени

Подъ кровомъ сладостнаго сна….

Еще длиннѣе стали тѣни,

И снова спряталась луна.

Тѣней гигантскіе размѣры,

Случайный гдѣ-то легкій шумъ,

Всѣ сказки дѣтства, всѣ химеры —

Все, все тревожитъ чуткій умъ.

Что за восторгъ, за очертанья

Земли прекраснаго лица!

Картина стоила-бъ писанья,

А Формы тонкаго рѣзца.

Сильна призвавшая десница

Міръ изъ безформенныхъ основъ…

Но что въ дали тамъ? Колесница

Всплываетъ вдругъ изъ облаковъ!

На ней красавица-дѣвица

Прекраснѣй утренней мечты.

Кто это? дивная зарница?

Нѣтъ, то богиня красоты.

Не кони въ упряжи, но змѣи,

Предъ колесницею дельфинъ;

По сторонамъ стоятъ двѣ феи,

Держа надъ нею балдахинъ.

— Садись, поэтъ, со мною рядомъ,

Пѣвуче молвила краса:

Тогда своимъ пытливымъ взглядомъ

Увидишь ближе небеса.

Не такъ дитя внимаетъ слову,

Когда отецъ его зовётъ,

Какъ внялъ богинину я зову

Свершать по небу съ ней полётъ.

Когда я сѣлъ съ богиней рядомъ,

Глазъ оторвать отъ ней не могъ;

Она въ меня метнула взглядомъ,

Который сердце мнѣ обжогъ.

Не такъ во тьмѣ дрожитъ лучъ свѣта.

Или кружатся мотыльки,

Какъ бьется сердце у поэта,

Коль страсть стучитъ ему въ виски.

Быть вмѣстѣ съ радостію міра,

Впивать дыханье красоты,

Дышать одной волной ЭФира

Съ осуществленіемъ мечты!

Такъ въ чудно-сладкомъ онѣмѣньи

Ея черты я созерцалъ

И думалъ въ тайномъ удивленьи:

Вотъ красоты мой идеалъ!

Чѣмъ дольше длилось созерцанье,

Тѣмъ я вѣрнѣе погибалъ,

Теперь дерзну я описанье,

Коль описуемъ идеалъ.

Не дымка горнаго тумана

Прозрачно холмъ заволокла,

Нѣтъ! вкругъ божественнаго стана

Туника складками легла.

Казалось, складки обоняли

Душистый тѣла ароматъ,

И страстно формы облегали,

Групясь въ изгибахъ въ стройный рядъ

На головѣ была корона

Изъ виноградныхъ тонкихъ лозъ,

Въ которыхъ для оттѣнковъ тона

Былъ воткнутъ рядъ прекрасныхъ розъ

Не изумруды, не топазы

Въ корону вдѣланы съ боковъ,

Но, какъ бразильскіе алмазы,

Сіялъ рядъ майскихъ свѣтляковъ.

Но волоса — другое диво,

Что гладко вычесанный лёнъ:

Ихъ лоскъ и отблескъ прихотливый

Червоннымъ златомъ оттѣнёнъ;

На плечи падаютъ ихъ пряди,

Касаясь дѣвственныхъ грудей;

Не такъ плющъ вьется по оградѣ,

Какъ къ стану льнутъ ряды кудрей.

Дугою черной гнутся брови,

А очи, что клочки небесъ;

Въ нихъ ласка свѣтится въ основѣ —

Надъ мыслью страсти перевѣсъ.

Когда-бъ единое мгновенье

Ей глубже въ очи заглянуть

И вызвать страсти дуновенье,

Чѣмъ такъ ея богата грудь!

Я превратился во вниманье,

Всѣмъ тѣломъ внутренно дрожа:

Въ прекрасномъ также есть страданье,

Коль въ смыслъ его вошла душа.

Высока прелесть тѣхъ мгновеній,

Восторгъ души тогда великъ…

Зачѣмъ подобныхъ ощущеній

Не въ силахъ выразить языкъ?

Сидя съ красавицею рядомъ,

Я чуть скрывалъ страстей наплывъ

И жёгъ ее кипучимъ взглядомъ,

Весь міръ съ красотами забывъ.

Богиня. Ты будто чѣмъ-то озадаченъ?

Иль мой не нравится нарядъ?

Поэтъ. Я страстью бурною охваченъ.

Во мнѣ желанія кипятъ.

Богиня. Сдержи, поэтъ, свои порывы —

Смѣшно земное небесамъ:

Въ васъ всѣ желанія Фальшивы,

Ихъ не приписывайте намъ,

Пѣвуче молвила возница.

Я смолкъ, потупивши глаза;

Межъ тѣмъ катилась колесница,

Въѣзжая тихо въ небеса.

Богиня палочкой волшебной

Касалась тверди голубой,

На встрѣчу, съ пѣснею хвалебной,

Являлись звѣздочки толпой,

Блестя такимъ невиннымъ взоромъ,

Какого между смертныхъ нѣтъ,

Провозглашая стройнымъ хоромъ

Богинѣ радостный привѣтъ.

Она, взглянувъ довольнымъ окомъ.

Зардѣлась радости полна;

Въ пространствѣ-жъ вѣчномъ и глубокомъ

Опять дарила тишина.

Богиня. Земля, песчинка міровая,

Смотри, свершаетъ стройный ходъ,

Кружась, качаясь и блистая,

Летитъ стремительно впередъ,

Неся безуміе людское

На старой, сгорбленной спинѣ,

Ища покоя въ непокоѣ

На этой страшной вышинѣ.

Поэтъ. За то теперь слѣдить за нею

Прекрасно съ выспреннихъ высотъ.

Богина. Я къ ней пристрастіе имѣю,

Но не люблю ея народъ.

Вся жизнь земли одни контрасты,

Они что краски налегли:

Нигдѣ такъ крайности ни часты,

Какъ на поверхности земли.

Народы все употребили,

Чтобъ извратить смыслъ бытія-.

Вѣка служивши грубой силѣ,

Не стали мудры, какъ змѣя.

Имъ въ прошломъ мало поученьи,

На разумъ ихъ легла кора:

Вѣка въ тискахъ, въ порабощеньи,

Рабы сегодня, какъ вчера.

Ихъ утѣшенье только вздохи,

Да рабски пошлое авось,

Всю жизнь какъ псы сбираютъ крохи,

Какой цѣной бы ни пришлось.

Играютъ вѣчно въ лицемѣрье;

Хотя свободны, ищутъ правъ;

Возводятъ въ догматы безвѣрье,

Отъ вѣры истинной отставъ.

Они — рабочіе пигмеи —

Погрязли въ выгодахъ своихъ,

И смыслъ живительной идеи

Доступенъ многимъ-ли изъ нихъ?

Боготвореніе природы,

Ея чудесъ и красоты,

Есть мѣрка истинной свободы

И знакъ духовной высоты.

Возьми меня ты для примѣра,

Чтобъ Факты лучше освѣтить:

Прекрасное — такая сфера,

Гдѣ можно много прослѣдить.

То я считалась за куміра

И пѣлись гимны предо мной,

То обагрялася порфира

Моя неистовой толпой.

Такъ было прежде; да и нынѣ

Все повторенье прежнихъ дней.

Или насилье надъ святыней,

Иль умиленье передъ ней.

Поэтъ. Міръ сдѣлалъ все, чтобъ обаянье

Твое упрочить на всегда:

Скульптура, живопись, ваянье —

Плоды великаго труда.

Кто можетъ счесть безъ удивленья

Земной поэзіи тома.

Гдѣ глубь души, страстей движенья

Открыты геніемъ ума?

Богиня. Умъ тотъ же обращалъ музеи,

Дворцы, шедевры въ соръ и хламъ,

Уничтожалъ плоды идеи

И не одинъ разрушилъ храмъ!

Народовъ какъ бы назначенье

То разрушать, что создаютъ.

Они, что дѣти, въ увлеченьи

Не цѣнятъ собственный же трудъ.

Поэтъ. Въ народной жизни есть мгновенья

Все безъ разсчета разрушать,

Но общей жизни направленье

Всегда творить и создавать.

Гдѣ страсти, — чувства безотчетны

И нѣтъ сознанья красоты:

Инстинкты всякіе животны,

Духовны всякія мечты.

Взгляни отсюда, на озёра,

Моря, холмы, лѣса, поля,

На степи — дочери простора, —

Скажи, прекрасна-ли земля?

Они твое лишь отраженье,

Твои прекрасныя черты…

Гдѣ-жъ оправданье обвиненью,

Что на землѣ гонима ты?

Богиня. О я, поэтъ, прекрасно знаю,

Что мной исполнена земля,

Иль лучше, съ краю и до краю,

Сама вселенная есть я.

Мое значенье міровое,

Посколь я истина сама:

Во мнѣ и счастіе людское,

И вся поэзія ума.

Умы высокіе, согласна,

Ко мнѣ подходятъ иногда,

Трудясь надъ тѣмъ съ любовью страстной

Въ ихъ жизни многіе года

За то-же сотни милліоновъ

Въ тюрьмѣ межъ небомъ и землей,

Моихъ не вѣдая законовъ,

Идутъ невѣжества тропой.

Ужель для грязныхъ ощущеній

Тѣ массы въ міръ порождены

И самыхъ чистыхъ наслажденій,

Какъ хлѣба сердца, лишены?

За муки — горечь безъ пощады

И трудъ съ зари и до зари, —

Нѣтъ имъ живительной отрады

Ни внѣ себя и ни внутри.

Въ природѣ-жъ вѣчной есть творенья —

На сушѣ, небѣ, средь морей,

Съ которыми ничто въ сравненьи

Богатство, роскошь, блескъ царей.

Взгляни на звѣзды, на пространство.

На каждый свѣтлый метеоръ,

Все полно жизни, и тиранства

Въ природѣ не отыщетъ взоръ.

Гармонія — ея законы,

Прогрессъ — ея императивъ,

И каждый червь — краса короны —

Свершаетъ ходъ свой и счастливъ.

Но кто нарушитъ ходъ движенья,

Тотъ свой подпишетъ приговоръ:

Коль хочешь, вотъ и подтвержденье:

Вонъ полетѣлъ внизъ метеоръ.

Кто отклонился отъ дороги,

Стези великой, міровой,

Тотъ на погибели порогѣ —

Шагъ всякій дальше — роковой.

Во время рѣчи охватила

Меня несказанная дрожь;

Такъ близость красоты есть сила

И правдой ликъ ея хорошъ.

Ея красою упоённый,

Хотѣлъ обнять роскошный стань,

Съ грѣховной мыслью затаённой

Въ ней вызвать страсти ураганъ….

Но оттолкнувъ меня рукою,

Сказала съ жалостью она:

"Дитя страстей! Любовь, не скрою,

Тебѣ со мной не суждена.

Вамъ, людямъ, Смертію гонимымъ,

Меня коснуться не дано:

Я съ Временемъ неумолимымъ

Уже обвѣнчана давно.

На небѣ было обрученье,

МУЗЫКА ЗЕМЛИ.

Лирическая поэма.

МУЗЫКА ЗЕМЛИ.

Какой глупецъ, плывя по морю,

Захочетъ моремъ управлять?

Великій инструментъ — Природа,

Съ безсчетнымъ рядомъ дивныхъ струнъ,

На немъ играетъ годъ отъ года

Сѣдое Время свой канунъ.

Оно уперлось въ центръ Вселенной,

Простерло руки къ небесамъ

И въ часъ раздумья вдохновенный

Беретъ аккорды тамъ и сямъ.

И чрезъ пространство міровое

Волнами льется рой октавъ

И проникаетъ все живое,

Лѣса, поля и стебли травъ.

Прошли мелодіи, нѣтъ слѣда —

Услышатъ ихъ въ чужихъ краяхъ:

Въ отчизнѣ жаркой Ганимеда

Иль въ знойныхъ Африки степяхъ.

Вотъ Время руку опустило

На дальній сѣверъ и на льды —

Аккордъ раздался съ страшной силой

На всевозможные лады.

Бушуетъ вѣтръ и плачетъ вьюга,

Изъ глазъ роняя съ искрой снѣгъ,

Трепещетъ жалкая лачуга,

Отъ сна проснулся дикій брегъ.

Играя пылью серебристой,

Крутится снѣжный ураганъ;

На горизонтѣ, въ теми мглистой,

Всплываетъ мѣсяцъ-великанъ.

Такъ свистъ вѣтровъ и вьюга-злюка,

И трескъ отъ льдинъ, и водъ бурунъ —

Все полно музыки и звука

Отъ тѣхъ волшебно-чудныхъ струнъ.

Летимъ, летимъ скорѣе, къ югу —

Коснулось Время струнъ и тамъ;

Оставимъ сзади вѣтръ и вьюгу

Гулять по чистымъ звонкимъ льдамъ.

На югѣ мы. Весна въ разгарѣ,

И вышла жизнь изъ береговъ:

Такъ пламя лижетъ на пожарѣ

Домъ — жертву въ видѣ языковъ.

Здѣсь утро дивное, какъ небо,

Лицо земли — веселый рай.

Всмотрись во все, служитель Феба,

Учись высокому, внимай:

Концертъ Природы вдохновенной, —

Какъ звонки, чисты голоса!

Въ чудесномъ смыслъ обыкновенный,

Въ реальномъ мірѣ — чудеса.

Какъ искры, стаи насѣкомыхъ,

Общинныхъ мошекъ, буйныхъ мухъ,

Тепломъ на солнышко влекомы

Согрѣть остывшій жизни духъ.

Несутся съ юга вереницы

Бродячихъ вѣчно журавлей,

Запѣли дружнымъ хоромъ птицы

Въ тѣни лѣсовъ, въ травѣ полей.

Жужжатъ язвительныя пчелы.

Бормочетъ басомъ черный жукъ, —

Весна даетъ концертъ весёлый,

Значенья полонъ каждый звукъ.

Въ Природѣ нѣтъ поддѣльныхъ тоновъ,

Фальшивыхъ пѣсенъ, трелей, нотъ:

Отъ радости любви до стоновъ

Она сердечно пѣснь поётъ.

Я пью ту пѣснь до опьянѣнья

На счетъ и нервовъ и души:

Отъ звуковъ сладкое томленье,

Порывы чувства хороши!

Идётъ по нервамъ замиранье…

Вотъ колетъ иглами извнѣ:

Я слышу самъ души сгоранье:

Въ Природѣ я, она — во мнѣ.

Журчатъ ручьи.

Вы кто? и чьи?

Мы кудри рѣкъ,

Въ движеньи вѣкъ.

Течетъ рѣка;

Въ ней облака,

Лазурь небесъ,

Прибрежный лѣсъ,

На свой нарядъ

Смѣясь глядятъ.

Чу! пѣсни въ поляхъ…

Откликнись, пѣвцы!

Мы въ здѣшнихъ краяхъ

Веселья жрецы.

Подъ пѣсни ложась,

Веселые спимъ,

Съ природою связь.

Какъ око, хранимъ.

Ты можешь ногой

Сверчка раздавить,

Природы-жъ благой

Не рушится нить:

Одна лишь волна

Ничто въ массѣ водъ,

Одна и струна

Аккорда не льетъ.

Потоки вешняго веселья

Во всей природѣ разлиты

И, обновляя новоселье,

Подъ общій хоръ поютъ цвѣты:

"Мы — дѣти природы,

"Улыбка небесъ,

"Мы искры свободы

"И центры чудесъ.

"Безъ насъ тяжелѣе

"Земной былъ бы крестъ;

"Такъ небо темнѣе

«Безъ радостныхъ звѣздъ».

Такъ съ пѣсней чудныя созданья

На солнце смотрятся цвѣты;

Имъ вторитъ съ жалобнымъ жужжаньемъ

Рой пчелъ завѣтныя мечты:

"Съ утра до вечера

"Бьемся безъ отдыха,

"Все запасаемся

"Пищею скромною

"На зиму долгую.

"Люди-жъ, какъ хищники,

"Жадно бросаются

"Къ сотамъ узорчатымъ,

"Къ мёду душистому:,

"Намъ же изъ нашего,

"Точно изъ милости,

"Крохи кидаются,

"Чтобъ мы не умерли

"Смертью голодною.

Запасы пчелъ всегда съѣдаетъ

Здоровыхъ трутней шумный рой^,

Онъ сытъ и громко напѣваетъ

Другія пѣсенки порой:

"Мы въ жизнь порождаемъ

"Желудки и рты,

"Съѣдать помогаемъ

"Чужіе труды,

"А сами тяжелый

"Не можемъ несть трудъ:

"Рабочія пчелы

"За насъ понесутъ.

"Въ томъ ихъ назначенье

"И выпавшій крестъ.

"Что намъ ихъ мученье?

«Что намъ ихъ протестъ?»

Ту слышатъ пѣснь небезучастно

Въ своей работѣ муравьи:

Они по своему несчастны

И тянутъ пѣсенки свои:

"Пчелы летаютъ на волѣ,

"Дань собираютъ съ цвѣтовъ;

"Мы же, къ намъ выпавшей долѣ,

"Трудимся больше рабовъ.

"Трудъ, какъ даяніе Неба,

"Съ полнымъ терпѣньемъ несемъ,

"Ради насущнаго хлѣба

"Падаемъ, бьемся, встаемъ.

"Пусть намъ труднѣе жить вдвое,

"Пусть упадёмъ мы опять,

"Только-бъ насилье людское

«Намъ не мѣшало вставать!»

Здѣсь холодно еще; южнѣе

Летимъ ласкать усталый слухъ,

Гдѣ звуки легче и нѣжнѣе

И къ небу рвутся точно пухъ.

Тутъ въ пѣсняхъ слышится усталость,

Надъ сластью горечь верхъ берётъ;

Въ природѣ можетъ горя малость

Нарушить пѣснь. И такъ вперёдъ!

Летимъ эфиромъ раскалённымъ —

Кругомъ величье и просторъ;

Крыломъ, полетомъ утомлённымъ,

Спустились мы къ подошвѣ горъ.

Какъ воздухъ чистъ и ароматенъ!

Дыханье чаще и быстрѣй….

Небесный сводъ безъ млечныхъ пятенъ

И даже индиго синѣй.

Тутъ брызжетъ щедрая Природа

Волшебно-чудной красотой:

Вонъ дикій персикъ безъ ухода,

Вотъ и бананъ, какъ плодъ простой.

Какъ нѣжны сизыя оливы,

Пахучъ душистый ананасъ!

Здѣсь что ни шагъ, природы диво

Встрѣчаетъ изумлённый глазъ.

Вонъ, что кораллы, аппельсины

И, какъ янтарь, блеститъ лимонѣ,

Краснѣютъ въ гущѣ мандарины….

Здѣсь красоты всегдашній тронъ!

Глядятъ на солнце пальмы гордо,

Что сторожа храня родникъ….

Здѣсь строй вселеннаго аккорда

Въ жизнь глубже сѣвера проникъ.

Вдругъ странный шумъ коснулся слуха,

Какъ будто съ темени горы;

За нимъ раскатъ громовый глухо

Потрясъ лицо земной коры…

Гора приходитъ въ содроганье

Отъ скрытыхъ гдѣ-то страшныхъ силъ.

Что это значитъ? съ замираньемъ

Себя я мысленно спросилъ.

Здѣсь признаки землятресенья!

Гора та — огненный вулканъ!

Ищи, живое все, спасенья —

Приходитъ въ ярость великанъ.

Но поздно: горная вершина

Взвилась на воздухъ, трахнулъ громъ,

Открылась пламени пучина,

Надъ нею черный дымъ столбомъ.

Внизъ градомъ сыплются каменья

И тучей пеплъ со всѣхъ сторонъ.

Очей напрасно напряженье —

Міръ плотной тьмою окружонъ.

Бальзамный воздухъ сталъ отравой,

Наполненъ сѣрнымъ веществомъ,

Вулканъ рыгаетъ жидкой лавой

И гонитъ внизъ ее ручьёмъ.

Ручьи огня ползутъ что змѣи,

Повсюду грохотъ, трескъ и шумъ…

Нѣмѣетъ мозгъ: судьба Помпеи

Невольно просится на умъ.

Страхъ обуяетъ и томленье…

Но этотъ страхъ великъ для насъ:

Умъ познаетъ стихій значенье,

Природы ярость видитъ глазъ.

И даже самый клокотъ лавы —

Звукъ мощной музыки земной,

Аккордъ единственной октавы,

Неподражаемой, глухой….

Всѣхъ передать нельзя созвучій:

Они безсчетны, что пески;

Ихъ только слышитъ духъ кипучій,

Да тотъ, въ комъ чувства глубоки.

Чу! воютъ жалобно гіены,

Зачуявъ гдѣ-то трупный смрадъ!

Нѣтъ, это вѣтръ: другія сцены,

Другихъ стихій большой парадъ.

Отъ дикой ярости вулкана,

Отъ колебанія земли,

Смутились бездны океана,

Смотрѣть на зрѣлище пришли.

Вотъ волны пѣнятся, клокочутъ

И алчно лижутъ гладкій брегъ,

Отпрянувъ пляшутъ и хохочутъ.

Чтобъ вновь къ нему направить бѣгъ;

Свирѣпо плещутъ, гнутся, скачутъ,

Гребни сѣдые внизъ крутя,

Безумно воютъ, дико плачутъ,

Какъ мать, погрёбшая дитя.

Имъ съ суши глухо вторитъ эхо,

Внимаетъ робкая земля,

Уноситъ жизнь стихій потѣха —

Плывутъ обломки корабля.

Жмутъ душу страхъ и вѣтра стоны,

И волнъ клокочущихъ прибой…

Но какъ глубоки эти тоны

Великой музыки земной!

Такъ мечетъ страшные перуны

Природа въ ярости своей,

Перстами схватываетъ струны —

И звуки громче и страшнѣй.

Бѣда тому, у кто въ ослѣпленьи

Сокрытыхъ силъ не замѣчалъ:

Пощады нѣтъ при столкновеньи

Злыхъ и божественныхъ началъ.

Мы, люди, жалкіе атомы,

Ничто съ величіемъ стихій:

Нашъ мирный шумъ и пушекъ громы,

И крикъ разгнѣванныхъ витій,

И произволъ, и самовластье,

И месть скрипящаго пера,

И вопли счастья иль несчастья

Въ сравненьи — дѣтская игра.

Но Духъ разумный всей Вселенной

Съ землей соперничалъ не разъ,

Какъ вмѣсто кротости смиренной

Вздымался гнѣнъ народныхъ массъ.

Не такъ течетъ струями лава,

Не такъ бушуетъ океанъ,

Какъ массы силой ищутъ права,

Стряхая съ плечъ своихъ обманъ.

Тогда могучія октавы

Берутся волею людской

И чрезъ искусныя заставы

Текутъ бурливою рѣкой.

Нашъ умъ внимаетъ тѣмъ аккордамъ,

Великой музыкой плѣнёнъ,

И какъ тогда, въ сознаньи гордомъ,

Величья полонъ вправду онъ!

Хотѣлъ бы чувствовать я тоже,

Когда засну въ землѣ на вѣкъ,

Тѣ-жъ звуки слышать въ мрачномъ дожѣ

И ихъ аккордовъ чудный бѣгъ!

Да, міръ одинъ и тотъ же вѣчно,

И смыслъ его всегда глубокъ;

Въ той глубинѣ и есть конечно

Для мысли геніевъ залогъ.

1882 г.

Виндзоръ.