НА ЗАРѢ.
правитьI.
править14 декабря 1825 г. весь Петербургъ былъ взволнованъ: разнесся слухъ, что двѣ роты Московскаго полка гвардейскихъ войскъ выступили изъ казармъ съ распущенными знаменами; -они мятежно отказывались присягать на вѣрность только что вступившему на престолъ императору Николаю I и громко провозглашали законнымъ царемъ его родного старшаго брата Константина. Нѣсколько офицеровъ поддерживали мятежное настроеніе солдатъ; они выстроили ихъ четырехугольникомъ на Сенатской площади и, очевидно, ждали прихода другихъ единомыслящихъ съ ними отрядовъ. Но, кромѣ небольшой толпы любопытныхъ да нѣсколькихъ не военныхъ людей — на площадь, изъ сосѣднихъ улицъ, никакихъ подкрѣпленій не подходило. Вся Сенатская площадь представляла въ это утро необыкновенное зрѣлище; здѣсь была масса какихъ то странныхъ людей въ шинеляхъ и мужицкихъ шапкахъ; подпоясаны они были красными полотенцами вмѣсто кушаковъ. Между ними часто появлялись извѣстный въ Петербургѣ поэтъ того времени К. Рылѣевъ и другъ его Бестужевъ. Вотъ въ блестящемъ экипажѣ подъѣхалъ генералъ-губернаторъ Петербурга графъ Милорадовичъ; но только что онъ приготовился призывать мятежниковъ къ покорности, какъ мѣткая пуля одного изъ нихъ смертельно его ранила. Слѣдомъ за этимъ къ непокорнымъ солдатамъ вышелъ самъ молодой императоръ во главѣ вѣрнаго ему Преображенскаго гвардейскаго полка. Но ни его угрозы, ни увѣщанія не подѣйствовали ни на солдатъ, ни на офицеровъ. Николай долженъ былъ ни съ чѣмъ вернуться во дворецъ. Воззваніе Петербургскаго митрополита тоже не тронуло мятежную кучку. Вечеромъ привезены были на Сенатскую площадь пушки, приведены были войска, и площадь была очищена: солдаты частью сдались, частью разбѣжались, всѣ офицеры были арестованы. По улицамъ Петербурга ѣздили патрули и хватали всякаго, казавшагося имъ подозрительнымъ. Бунтъ въ нѣсколько часовъ былъ усмиренъ.
Чего же хотѣли эти бунтовщики, что заставляло ихъ итти противъ молодого, еще мало знакомаго императора?
II.
правитьНиколай I былъ братомъ только что умершаго императора Александра I. У Александра не было дѣтей и наслѣдовать престолъ долженъ былъ его старшій братъ Константинъ. Но Константину не по сердцу была отвѣтственная жизнь правителя и царя, и онъ отказался отъ всякихъ правъ на царскую корону въ пользу младшаго своего брата Николая. Но почему-то Александръ I держалъ въ тайнѣ отреченіе Константина. Умеръ онъ далеко отъ Петербурга и Варшавы (гдѣ жилъ Константинъ), въ Таганрогѣ, и когда получено было извѣстіе о его смерти, Николай немедленно присягнулъ своему старшему брату Константину, какъ царю русской земли. Узнавъ объ этомъ, Константинъ пришелъ въ большое раздраженіе и не хотѣлъ и слышать о своемъ воцареніи. Недѣли двѣ продолжалось неопредѣленное положеніе, никто не зналъ, кому быть царемъ? Большая часть войскъ знала суровый характеръ великаго князя Николая и предпочитала видѣть царемъ болѣе мягкаго Константина. Но только немногіе рѣшились открыто это высказать, какъ это сдѣлала кучка въ 300—400 солдатъ на Сенатской площади. Однако, не ими одними ограничивалось число недовольныхъ. За послѣдніе годы царствованія Александра I недовольство управленіемъ страной проникло въ самые широкіе круги общества. Далеко уже казалось то время, когда Радищевъ, совершенно одинокій, возвышалъ свой голосъ въ защиту крѣпостныхъ и противъ притѣсненій свободы. Теперь Россія вся какъ будто проснулась отъ долгаго сна. Поэты, литераторы — писали о свободѣ. Общество зачитывалось стихами Жуковскаго, Пушкина, узнавало исторію своей родной страны въ первой знаменитой «Исторіи Государства Россійскаго» Карамзина. Россія уже пережила страшное нашествіе Наполеона и соединенными силами всего народа отразила его. Войска наши побѣдоносно прошли черезъ всю Европу и низвергли Наполеона; русскому императору принадлежало первое мѣсто на съѣздѣ всѣхъ европейскихъ государей въ г. Вѣнѣ въ 1815 г. Никогда еще Россія не пользовалась такой славой, такимъ величіемъ извнѣ.
А между тѣмъ, внутри ея шли тѣ же непорядки, оставалось то же безправное положеніе крѣпостныхъ, тотъ же произволъ помѣщиковъ и всесильныхъ чиновниковъ. Въ самомъ началѣ своего царствованія кроткій и хорошо образованный Александръ самъ ясно понималъ необходимость кореннымъ образомъ измѣнить все управленіе своего обширнаго государства. Екатерина при жизни очень любила своего старшаго внука и поручила его воспитаніе честному, умному швейцарцу Лагарпу. Въ Швейцаріи уже давно народъ пользовался свободой, и страна имѣла республиканское управленіе, въ которомъ участвовалъ весь народъ. Лагарпъ внушалъ своему царственному ученику любовь къ свободѣ и уваженіе къ народу. Въ тотъ годъ, когда Екатерина съ непонятной жестокостью осудила несчастнаго Радищева на десятилѣтнюю ссылку въ крайніе предѣлы государства — маленькій 13 лѣтній внукъ ея далъ клятву, когда онъ станетъ царемъ — «утвердитъ благо Россіи на основаніяхъ непоколебимыхъ».
Насколько французская революція пугала постарѣвшую императрицу, настолько она интересовала ея подраставшихъ внуковъ; они живо сочувствовали «объявленію правъ человѣка», провозглашенному въ Парижѣ; въ карманахъ цесаревича хранились трехцвѣтныя кокарды — въ подражаніе тѣмъ кокардамъ, какія носили революціонеры въ Парижѣ; онъ съ искреннимъ увлеченіемъ распѣвалъ революціонныя французскія пѣсни въ залахъ дворца, въ отсутствіи старшихъ придворныхъ. Когда въ концѣ царствованія Екатерины II вспыхнуло возстаніе въ Польшѣ, Александръ выражалъ своему другу Адаму Чарторыжскому (поляку) полное сочувствіе полякамъ. Польскій герой возстанія Костюшко въ его глазахъ былъ великимъ человѣкомъ, потому что «онъ защищалъ дѣло человѣчества и справедливости». Въ разговорахъ со своими друзьями Александръ Павловичъ часто говорилъ, что онъ «ненавидитъ деспотизмъ повсюду, гдѣ бы онъ его ни видѣлъ, а любитъ свободу, на которую имѣютъ одинаковое право всѣ люди».
Когда на престолъ вступилъ отецъ Александра, сынъ Екатерины II — Павелъ I, молодой цесаревичъ съ глубокой скорбью описываетъ Лагарпу (уже уѣхавшему тогда на родину) ужасное положеніе Россіи подъ страшнымъ деспотизмомъ императора Павла, жестокаго, суроваго и подозрительнаго государя: «мое несчастное отечество находится въ ужасномъ положеніи. Хлѣбопашецъ измученъ, торговля стѣснена, свобода и личное благосостояніе уничтожены».
Готовясь самъ быть императоромъ Россіи, Александръ совершенно опредѣленно намѣревается дать ей свободу, образовать постепенно народное представительство; надлежащимъ образомъ руководимое, оно составило бы «конституцію, послѣ чего моя власть совершенно прекратилась бы».
Александру не долго пришлось ожидать своего воцаренія: грубое обращеніе императора Павла такъ раздражило противъ него придворныхъ, что они составили заговоръ на его жизнь. Въ заговорѣ участвовали тѣ именно роты гвардейскаго Преображенскаго полка, которымъ особенно довѣрялъ императоръ. Онѣ безпрепятственно прошли во дворецъ и совершили свое злодѣяніе[1].
Это убійство произвело страшное впечатлѣніе на Александра; смерть отца какъ будто застала его врасплохъ, и хотя онъ зналъ, что всѣ ждутъ отъ него сразу, чтобы онъ объявилъ себя не самодержцемъ, а государемъ съ властью, ограниченной народными представителями, но онъ этого не объявилъ, у него не хватило рѣшимости. Его нерѣшительный характеръ и дальше, въ продолженіе всего его царствованія, мѣшалъ ему итти по тому пути къ освобожденію народа и страны, о которомъ онъ такъ мечталъ, будучи наслѣдникомъ престола. Онъ нѣсколько разъ громко обѣщалъ Россіи «конституцію», утвердилъ представительное правленіе въ Польшѣ и Финляндіи — а всей Россіи не далъ его и даже удалилъ отъ себя Сперанскаго, которому въ началѣ царствованія поручено было выработать уставъ новаго представительнаго правленія всей Россіи. Подъ конецъ царствованія онъ подчинился вліянію жестокаго человѣка, Аракчеева[2] и сталъ также преслѣдовать свободную мысль, свободное слово, какъ преслѣдовала его бабка. Но русское общество уже выросло изъ давившихъ его пеленокъ, оно рвалось къ свободѣ. Въ отечественной войнѣ дрались за спасеніе родины рядомъ и крестьяне и князья, Россія была спасена общимъ усиліемъ всего народа и крѣпостные, подневольные рабы, выказали въ этой войнѣ такую же горячую любовь къ родной странѣ, какъ и ихъ владѣльцы; кровь крѣпостныхъ слилась съ кровью ихъ притѣснителей на великомъ полѣ Бородино. Такія минуты не забываются: бѣдный, невѣжественный, безправный народъ вдругъ выросъ послѣ этой войны, и всѣ почувствовали невозможность держать его дольше въ цѣпяхъ рабства.
Съ другой стороны и общество стало лучше понимать свои права. Офицеры русскіе прожили больше года заграницей и присмотрѣлись къ тамошнимъ свободнымъ порядкамъ. Некрасивой, оскорбительной для достоинства человѣка показалась имъ русская жизнь послѣ ихъ возвращенія на родину. Вездѣ на собраніяхъ, гдѣ только сходились русскіе образованные люди, начинались теперь разговоры о свободѣ, о необходимости дать Россіи такія же права, какими пользовались уже многіе народы въ Европѣ. Въ городахъ составлялись всевозможныя общества, на ихъ собраніяхъ читались стихи, поэмы молодыхъ поэтовъ, обсуждались разные вопросы управленія, гражданской свободы. На такихъ собраніяхъ выступали и молодые писатели, и старые сѣдые генералы, и князья, и графы. Они соединялись въ братскіе союзы. Члены Союза Добродѣтели старались жить какъ можно добродѣтельнѣе, многіе освобождали своихъ крѣпостныхъ, стыдясь оставаться владѣльцами людей, многіе раздавали свои земли крестьянамъ, стараясь вознаградить ихъ за вѣковую неправду и обиду, отъ которой они такъ долго страдали. Честные благородные люди и въ средѣ помѣщиковъ, и среди войска, и среди служащаго чиновнаго люда вездѣ возвышали свой голосъ за свободу, за правду, — эти голоса звучали все громче и громче; въ книгахъ писались пламенныя страницы противъ гнета и притѣсненія, пѣлись хвалы свободѣ, высказывалось сочувствіе всѣмъ страдающимъ, униженнымъ, притѣсненнымъ. Карамзинъ написалъ первую повѣсть изъ быта сельскихъ людей «Бѣдную Лизу», и много слезъ пролили читатели того времени надъ этой чувствительной повѣстью. Въ другой своей повѣсти «Марфа Посадница» Карамзинъ съ восторгомъ прославлялъ былую независимость и народную волю древняго Новгорода; Жуковскій своими, переводами лучшихъ нѣмецкихъ поэмъ и стиховъ тогдашнихъ поэтовъ пробуждалъ въ русскихъ сердцахъ благородныя, высокія чувства; Пушкинъ чаровалъ небывалымъ сильнымъ языкомъ и прекрасными картинами русской жизни, писалъ простыя народныя сказки, какія складывались тѣмъ самымъ униженнымъ народомъ и были такъ художественно прекрасны: «Русланъ и Людмила», «Сказка про Царя Салтана» и др. Не даромъ самъ про себя Пушкинъ сказалъ:
И долго буду тѣмъ любезенъ я народу,
Что чувства добрыя я лирой пробуждалъ,
Что въ мой жестокій вѣкъ возславилъ я свободу
И милость къ падшимъ призывалъ!
III.
правитьСреди поэтовъ того времени былъ одинъ, особенно горячо отзывавшійся на тогдашнее общественное настроеніе. Талантъ его, конечно, былъ слабѣе таланта Пушкина, но въ его стихахъ, въ его поэмахъ звучитъ гордый призывъ къ свободѣ. Этотъ поэтъ былъ Рылѣевъ, котораго тайные сыщики петербургской полиціи хорошо разсмотрѣли въ шинели на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. Многіе стихи Рылѣева поражали смѣлостью своихъ обличеній, и долго его произведенія были издаваемы въ самомъ сокращенномъ видѣ. Особенно сильно написано было его стихотвореніе «Къ временщику», всѣ догадались, что оно направлено противъ всесильнаго любимца Александра II — Аракчеева. Онъ такъ вѣрно изобразилъ «временщика», что всѣхъ жителей Петербурга охватилъ страхъ за дерзкаго поэта, но обиженный самъ постыдился узнать себя въ такомъ образѣ, и Рылѣева не тронули.
Чуткая, нѣжная душа Рылѣева горячо отзывалась на всякій порывъ общества къ свободѣ, на всякій отпоръ противъ угнетенія. Нигдѣ не могъ онъ переносить несправедливости, всегда вставалъ на защиту обиженныхъ. Среди всѣхъ борцовъ того великаго времени въ Рылѣевѣ свобода Россіи имѣла одного изъ самыхъ преданныхъ рыцарей «безъ страха и упрека».
Мало веселаго было въ раннемъ дѣтствѣ Рылѣева: отецъ его былъ типичный самодуръ тогдашняго времени, онъ не терпѣлъ ни малѣйшаго противорѣчія, издѣвался надъ всѣми слабыми. Онъ на глазахъ дѣтей истязалъ ихъ родную мать, запиралъ ее въ холодный погребъ. Чтобы спасти любимаго сына отъ такой тяжелой семейной жизни, мать Рылѣева очень рано отдала его въ Первый кадетскій корпусъ въ Петербургѣ. Трудно тогда жилось и въ корпусѣ; кромѣ двухъ, трехъ хорошихъ, ласковыхъ къ дѣтямъ учителей, всѣ остальные, начиная съ директора и кончая сторожемъ, были грубы, суровы и требовательны. Живому мальчику очень часто доставалось: его безпощадно сѣкли, при чемъ онъ никогда не жаловался, не плакалъ и попрежнему держалъ себя съ начальствомъ гордо и независимо. Наказанія, однако, не мѣшали ему оставаться очень изобрѣтательнымъ шалуномъ. Товарищи его любили, онъ часто являлся атаманомъ и коноводомъ многихъ игръ, часто принималъ на себя чужую вину и мужественно терпѣлъ жестокія незаслуженныя кары, ни единымъ звукомъ не выдавая товарищей. Разъ даже его чуть не исключили изъ корпуса за какую-то шалость. Мало по малу мальчикъ смиряется и входитъ въ рамки казенныхъ требованій; его любознательный умъ увлекается чтеніемъ, скоро онъ прочитываетъ книгу за книгой по русски и по французски, и перечитываетъ всю корпусную народную библіотеку. Тогдашніе французскіе писатели оказали на него первое сильное впечатлѣніе; живая мысль заработала надъ вопросами жизни. Въ письмѣ къ отцу Рылѣевъ, передъ выходомъ изъ корпуса, высказываетъ всѣ свои пожеланія быть хорошимъ, быть достойнымъ сыномъ своего отечества, всѣ свои страхи передъ открывающейся передъ нимъ жизнью. Онъ боится роковой минуты перехода изъ закрытаго заведенія въ широкій міръ, полный волненій, борьбы, желаній. «Я знаю свѣтъ, пишетъ будущій поэтъ, только по. однѣмъ книгамъ и онъ кажется уму моему страшнымъ чудовищемъ, но сердце видитъ въ немъ тысячи радостныхъ надеждъ. Тамъ разсудокъ мой видитъ бѣдность во всей ея обширности и горестномъ состояніи… Тамъ умъ мой видитъ въ свѣтѣ рядъ непрерывныхъ бѣдствій — обманы, грабительство, вѣроломство, испорченность. Но сердце мое вѣчно споритъ съ умомъ и учитъ меня: или смѣло и презирай всѣ несчастія, всѣ бѣдствія, и, если они тебя постигнутъ, переноси ихъ съ истинной твердостью, и ты будешь героемъ, получишь мученическій вѣнецъ и вознесешься превыше людей. Быть героемъ! Какія сладостныя мечты, и я повинуюсь сердцу!»
Какъ въ этомъ письмѣ виденъ весь пылкій, увлекающійся юноша. О какой же славѣ онъ мечталъ? Стиховъ онъ еще не писалъ, ему грезились бранные подвиги на войнѣ, его «до безумія плѣняетъ чинъ артиллерійскаго офицера», онъ рвется поскорѣе стать въ ряды защитниковъ «отечества, монарха кроткаго, любезнаго, возблагодарить его за попеченія о насъ, кадетахъ». То были годы военнаго героизма — 12-й и 13-й годъ XIX вѣка. Рылѣеву удалось попасть въ войско только въ 1814 г. въ числѣ офицеровъ 1-й резервной артиллерійской бригады и умчаться за границу, гдѣ разыгрывались уже послѣдніе акты наполеоновской трагедіи. Передъ нимъ шумятъ волны великой исторической рѣки Рейна, разступаются его красивые живописные берега, онъ ходитъ по улицамъ Парижа, политымъ кровью борцовъ за свободу, Дрезденъ раскрываетъ передъ нимъ въ своихъ музеяхъ сокровища міровой живописи и ваянія. Жадно воспринимаетъ молодой Рылѣевъ всѣ эти новыя впечатлѣнія. Теперь онъ уже много и постоянно пишетъ: то описываетъ сраженія, мѣстности, поразившія его своей красотой, то переводитъ на русскій языкъ французскіе стихи, то самъ въ насмѣшливыхъ стихахъ осмѣиваетъ слезливыя произведенія нѣкоторыхъ русскихъ поэтовъ, берется и за серьезныя историческія описанія. Но все это еще пробы молодого увлекающагося ума.
Послѣ Парижа, когда во Франціи и во всей Европѣ все пришло въ спокойствіе, войска русскія вернулись въ Россію. Бригада Рылѣева стояла въ Воронежской губ. Рылѣевъ велъ пріятную жизнь въ средѣ образованныхъ товарищей, знакомыхъ помѣщиковъ и среди живописнаго приволья горныхъ степей. Онъ любилъ югъ, любилъ населеніе степей и въ немъ живую еще память былой свободы. Тамъ задумывались имъ и мало-по-малу складывались въ его поэтическомъ воображеніи великіе образы народныхъ борцовъ за свободу Украйны: Наливайко, Богдана Хмельницкаго, тамъ задумана лучшая его поэма «Войнаровскій»; въ этихъ поэмахъ и отрывкахъ вылились всѣ симпатіи Рылѣева къ Украйнѣ и къ ея упорной долгой борьбѣ за свободу. Такъ, Наливайко говоритъ въ своей предсмертной исповѣди о своихъ возстаніяхъ противъ поляковъ:
Не говори, отецъ святой,
Что это грѣхъ! Слова напрасны!
Чтобъ Малороссіи родной
Вновь возвратить ея свободу,
Грѣхи татаръ, грѣхи жидовъ,
Отступничество уніатовъ,
Всѣ преступленія сарматовъ
Я на душу принять готовъ.
Мнѣ адъ — Украйну зрѣть въ неволѣ,
Ее свободной видѣть — рай!
Еще отъ самой колыбели
Къ свободѣ страсть зажглась во мнѣ,
Мнѣ мать и сестры пѣсни цѣли
О незабвенной старинѣ…
Душа безъ вольности тоскуетъ,
Одна мечта и ночь и день
Меня преслѣдуетъ, какъ тѣнь,
Она мнѣ не даетъ покоя
Ни въ тишинѣ степей родныхъ,
Ни въ таборѣ, ни въ вихрѣ боя,
Ни въ часъ мольбы въ церквахъ святыхъ
«Пора!» мнѣ шепчетъ голосъ тайный,
"Пора губить враговъ Украйны!
"Извѣстно мнѣ: погибель ждетъ
"Того, кто первый возстаетъ
"На утѣснителей народа;
"Судьба меня ужъ обрекла.
"Но гдѣ, скажи, когда была
"Безъ жертвъ искуплена свобода?
"Погибну я за края родной, —
"Я это чувствую, я знаю,
"И радостно, отецъ святой,
«Свой жребій я благословляю!» 1)
1) См. Сочин. К. Ф. Рылѣева, изд. подъ род. Ефремова, 1871 г.
Этотъ отрывокъ прекрасно обрисовываетъ душевное настроеніе самого Рылѣева: его искреннюю любовь къ родинѣ и всегдашнюю готовность отдать за нее жизнь.
Въ 1820 г. Кондратій Федоровичъ женился на дочери одного изъ помѣщиковъ Воронежской губ. — Баталіи Михайловнѣ Тевяшевой. Женившись, Рылѣевъ сейчасъ же вышелъ въ отставку. Въ письмахъ къ матери онъ объясняетъ свое удаленіе со службы тѣмъ, что она требуетъ отъ него слишкомъ большихъ расходовъ, а пользы ему «не принесла никакой, и съ моимъ характеромъ я вовсе для военной службы неспособенъ», намекъ на строгость тогдашней военной дисциплины. Но выйдя въ отставку, Рылѣевъ не думаетъ оставаться въ тишинѣ степей и сельской природы и вести жизнь хозяина-помѣщика; иная жизнь манила его, другая цѣль влекла его въ Петербургъ:
"Чтобъ я младые годы, — пишетъ онъ —
"Лѣнивымъ сномъ убилъ!
"Чтобъ я не поспѣшилъ
"Подъ знамена свободы!
"Нѣтъ, нѣтъ, тому во вѣкъ
"Со мною не случиться…
"Итакъ, простите вы,
"Краса благой природы,
"Цвѣтущіе сады
"И пышные плоды,
"И Дона тихи воды,
"И миръ души моей,
"И кровъ уединенный,
"И тишина полей
"Страны благословенной… 1)
1) Тамъ же.
Его влечетъ къ берегамъ Невы. Въ головѣ его тѣснятся планы разныхъ работъ и серьезныхъ историческихъ и стихотворныхъ, настроеніе становится все болѣе и болѣе боевымъ, оно и выразилось въ его одѣ «Къ временщику».
IV.
правитьОкончательно Рылѣевъ устроился въ Петербургѣ въ 1821 г. Самый городъ съ его мрачными казарменными постройками, чиновническимъ обществомъ, сѣрымъ небомъ, холоднымъ гранитомъ и густымъ туманомъ, удручающе дѣйствовалъ на поэта послѣ яркаго солнца Украйны и ея чистаго голубого неба. «Петербургъ тошенъ для меня, — писалъ онъ Пушкину, — онъ студитъ вдохновеніе; душа рвется къ степи, тамъ ей просторнѣе, тамъ только могу я сдѣлать что-либо достойное вѣка нашего; но какъ бы на зло желѣзныя обстоятельства приковываютъ меня къ Петербургу».
Но тосковать было некогда: приходилось работать изъ-за куска хлѣба, чтобъ окружить хоть небольшими удобствами семью. Такую работу Кондратій Федоровичъ нашелъ себѣ въ петербургской судебной палатѣ. Она была ему по душѣ, потому что ему можно было въ судѣ часто оказывать помощь простому народу и ограждать его отъ несправедливостей.
Одинъ изъ пріятелей Рылѣева разсказываетъ такой случай: "однажды военный губернаторъ Петербурга пригрозилъ одному мѣщанину, подозрѣваемому въ какомъ-то преступленіи, уголовнымъ судомъ. Къ его удивленію, мѣщанинъ упалъ ему въ ноги и со слезами сталъ благодарить за милость: «вы меня отдали подъ судъ, и теперь я знаю, что избавлюсь отъ всѣхъ мукъ и привязокъ: знаю, что буду оправданъ: тамъ въ судѣ есть Рьтлѣевъ! онъ не даетъ погибать невиннымъ!» Четыре года прослужилъ Рылѣевъ въ петербургской судебной палатѣ, а въ 1824 г. оставилъ судъ и перешелъ на службу въ торговую Россійско-Американскую К°. Вездѣ Рылѣева любили за его пеподкупную честность и добросовѣстность. Въ литературныхъ и свѣтскихъ кружкахъ Рылѣевъ сталъ скоро всеобщимъ любимцемъ: его вдохновенное лицо, его пламенная рѣчь, его чувствительность и дружеская искренность привлекала къ нему всѣ сердца. Съ выходомъ въ печать его «Думъ», его «Войнаровскаго», литературная слава Рылѣева выдвинула его на видное мѣсто, какъ поэта-граждашша. Онъ былъ въ дружбѣ съ лучшими писателями того времени: Пушкинымъ, Грибоѣдовымъ (авторомъ лучшей сатирической русской комедіи «Горе отъ ума»), Бестужевымъ (Марлинскимъ), Дельвигомъ и др. Пушкинъ хотя очень строго судилъ поэтическія произведенія Рылѣева, но высоко цѣнилъ его гражданскую смѣлость и чистоту. Рылѣева всѣ уважали за особенную возвышенность души и благородство поступковъ. Но часто его чувствительность направляла его къ неблагоразумнымъ, необдуманнымъ выходкамъ. Его уваженіе къ женщинамъ вовлекло его два раза въ дуэли, одинъ разъ ему показалось, что какой-то князь Ш. въ чемъ-то провинился передъ дальней родственницей Рылѣева, и «рыцарь Полярной Звѣзды»[3] немедленно вызвалъ князя на дуэль, въ которой и былъ самъ раненъ. Другой разъ онъ участвовалъ, какъ секундантъ, въ дуэли своего пріятеля Чернова съ флигель-адъютантомъ Новосильцевымъ. Оба противника пали, и эта дуэль получила особенное общественное значеніе, какъ дуэль мелкаго подпоручика съ оскорбителемъ — высокимъ сановникомъ. Похороны Чернова превратились въ величественную демонстрацію, за его гробомъ шла огромная толпа и всѣ петербургскіе члены Союза Благоденствія. На памятникъ безвѣстнаго раньше подпоручика въ нѣсколько дней собрано было 10.000 руб.
Въ началѣ 1823 г. Рьглѣевъ былъ принятъ въ петербургское или сѣверное тайное общество. Цѣлью этого общества было измѣненіе государственнаго управленія въ Россіи. Общество состояло главнымъ образомъ изъ военныхъ и писателей. Въ бумагахъ общества были найдены планы и записки новаго конституціоннаго управленія Россіи. Эти записки горячо обсуждались въ тѣсныхъ кружкахъ единомышленниковъ и друзей. На всѣхъ такихъ собраніяхъ Рылѣевъ принималъ самое дѣятельное участіе, всегда отстаивалъ демократическія, т. е. народныя начала. Его обаяніе привлекало къ нему людей и на него возложена была товарищами обязанность привлекать въ общество какъ можно больше новыхъ членовъ и устраивать собранія. Квартира его скоро стала главнымъ мѣстомъ политическихъ сходокъ и совѣщаній. Кромѣ того Рылѣевъ часто ѣздилъ съ порученіями общества въ другіе города. Въ Кронштадтѣ онъ устроилъ между моряками и военными мѣстное отдѣленіе сѣвернаго общества. На молодежь особенное впечатлѣніе Рылѣевъ производилъ, когда громко на вечерахъ читалъ свои стихи — свои вольнолюбивыя Думы. Особенно нравилось его стихотвореніе «Гражданинъ»:
Я ль буду въ роковое время
Позорить гражданина санъ
И подражать тебѣ, изнѣженное племя
Переродившихся славянъ?
Нѣтъ, неспособенъ я
Въ постыдной праздности
Влачить свой вѣкъ младой
И изнывать кипящею душой.
Въ спорахъ онъ всегда говорилъ рѣзко и казался гораздо болѣе крайняго направленія мыслей, чѣмъ могъ имъ быть въ дѣйствительности, благодаря своей чувствительности. Вообще Рылѣевъ и въ политикѣ участвовалъ больше сердцемъ, чѣмъ умомъ, что не мѣшало ему именно быть душой петербургскаго кружка, душой всего заговора.
Когда въ Петербургѣ разнеслась вѣсть о кончинѣ императора Александра I, члены сѣвернаго тайнаго общества поняли, что настало время имъ привести въ дѣйствіе свои замыслы. Въ Петербургѣ ихъ было больше 60 человѣкъ, но многіе изъ нихъ пользовались полнымъ довѣріемъ различныхъ частей войскъ. Каждый день они собирались и обсуждали, какимъ способомъ добиться отъ новаго императора согласія на ограниченіе его власти.
Необходимо было воспользоваться временемъ, когда вся Россія не знала, кто долженъ быть ея законнымъ царемъ: старшій ли братъ покойнаго императора Константинъ, пользовавшійся больше симпатіями общества, или нелюбимый суровый Николай. Про него даже мягкосердечный Жуковскій, бывшій воспитателемъ дѣтей Николая, не могъ дать лучшей характеристики: «Суди самъ, отвѣчалъ онъ на разспросы одного пріятеля: я никогда не видалъ у него книги въ рукахъ; единственное занятіе-фрунтъ и солдаты».
Гвардія охотно присягнула Константину. Но когда пошли слухи о томъ, что Константинъ отрекается отъ престола, въ войскахъ и въ населеніи началось колебаніе и сомнѣніе. Само правительство было очень подозрительно: солдатъ не выпускали изъ казармъ, даже не водили ихъ въ баню, запрещали вести какіе-либо общіе разговоры. Полковымъ командирамъ приказано было подготовлять людей къ новой присягѣ; за успѣшное веденіе дѣла обѣщались чины и награды. Все это знали члены сѣвернаго общества и поняли, что имъ необходимо воспользоваться именно этой минутой всеобщаго замѣшательства. «Теперь или никогда!», горячо сказалъ Рылѣевъ на послѣднемъ ихъ собраніи 13 декабря. Всѣ были взволнованы; всѣ были готовы дѣйствовать, но никто ясно не представлялъ себѣ, какими силами располагаетъ общество для выполненія своего намѣренія. Рылѣевъ казался разстроеннымъ, но бодрился и ставилъ товарищамъ опредѣленные вопросы.
«Можно ли навѣрное положиться на содѣйствіе 1-го и 2-го батальона гвардейскаго полка?»
Отвѣтъ былъ сомнительный, почти безнадежный. «Да, мало видовъ на успѣхъ, продолжалъ Рылѣевъ но все-таки надо, все-таки надо начать; начало и примѣръ принесутъ плоды. Судьба наша рѣшена, къ нашимъ сомнѣніямъ теперь прибавятся, конечно, всѣ препятствія. Но мы начнемъ. Лучше быть взятымъ на площади, нежели въ постели. Пусть лучше узнаютъ, за что мы погибнемъ, нежели будутъ удивляться, когда мы тайкомъ исчезнемъ изъ общества, и никто не будетъ знать, гдѣ мы и за что пропали. Я увѣренъ что мы погибнемъ, но примѣръ останется».
Однако, не надѣясь на свою распорядительность, Рылѣевъ на 14-е декабря не взялъ на себя главной роли, всѣмъ долженъ былъ распоряжаться князь Трубецкой. Сборное мѣсто назначено было на Сенатской площади.
Наконецъ, оно настало — это роковое 14-е декабря: сумрачное, декабрьское, петербургское утро, безъ солнца съ 8й морозомъ, такъ начался этотъ, памятный для всей Россіи, день. Рылѣевъ рано вышелъ изъ дому; лицо его еще носило слѣды только что пережитаго имъ мучительнаго прощанія съ женой и любимой дочкой, Настенькой. Его опасенія оправдались: на Сенатской площади въ этотъ ранній часъ еще никого не было. Онъ направился къ знакомымъ казармамъ.
Между тѣмъ во дворцѣ, еще до 9 часовъ утра, уже собрался весь Сенатъ для принесенія присяги Николаю I. Во всѣхъ гвардейскихъ полкахъ тоже производилась присяга. Каждую минуту скакали гонцы во дворецъ и доносили, какъ шло дѣло. Все казалось тихо и на улицахъ не замѣтно было особаго движенія. Вдругъ, около 10 часовъ, на Гороховой раздался барабанный бой и повторное громкое «ура»! То часть Московскаго полка, со знаменемъ, подъ предводительствомъ князя Щепина-Ростовскаго и двухъ Бестужевыхъ, вышла на Адмиралтейскую площадь, повернула къ Сенату и тамъ выстроилась карре |~|. Вскорѣ Арбузовъ привелъ туда же гвардейскій экипажъ, а Пановъ и Сутгофъ — батальонъ лейбъ-гренадеровъ. Позднѣе баронъ Розенъ вывелъ часть Финляндскаго полка и стоялъ съ нею около Исакіевской церкви.
Сбѣжалось много простого народа, и весь Конногвардейскій и Адмиралтейскіе бульвары наполнились любопытными. Послѣ убійства Милорадовича всѣмъ, какъ-то вдругъ, стало ясно, что дѣло заговорщиковъ проиграно: Трубецкой не являлся, идти впередъ не знали куда, да и собравшихся было слишкомъ мало. Оставалось одно: стоять и ждать, что будетъ.
Во дворцѣ уже знали о неповиновеніи отдѣльныхъ частей войска. Государь вышелъ изъ дворца и вынесъ самъ на рукахъ своего семилѣтняго сына, онъ ввѣрялъ его охраненію самихъ преображенцевъ. Это произвело сильное впечатлѣніе на всѣхъ. Затѣмъ Николай сѣлъ на бѣлаго коня и поѣхалъ на Адмиралтейскую площадь, но близко къ войскамъ не подъѣзжалъ. Окончаніе этой первой военной революціи въ Петербургѣ извѣстно.
Рылѣевъ скитался цѣлый день по улицамъ, собирая отдѣльныхъ людей, появлялся раза два-три въ толпѣ на Сенатской площади, видѣлъ, какъ все дѣло, все задуманное для освобожденія родины предпріятіе гибло на этой злополучной площади, и вечеромъ вернулся домой печальный, пасмурный, съ отчаяніемъ въ душѣ и съ рѣшительностью передъ ожидавшей его судьбой. Напившись чаю, онъ старался, какъ можно спокойнѣе приготовить свою жену.
— Худо, мой другъ, — обратился онъ къ ней, — всѣхъ моихъ друзей берутъ подъ стражу, вѣроятно, и мнѣ не избѣгнуть общей участи.
Онъ попросилъ ее уничтожить немедленно кое-какія бумаги, а самъ провелъ время до ночи съ собравшимися у него въ послѣдній разъ друзьями. Проводивъ ихъ, Рылѣевъ пошелъ къ себѣ въ кабинетъ и легъ отдохнуть на диванѣ. Послѣ полуночи пріѣхалъ оберъ-полиціймейстеръ арестовать его. Рылѣевъ наскоро одѣлся, благословилъ свою дочку, крѣпко сжалъ въ объятіяхъ жену, совершенно обезсиленную страшнымъ горемъ, и быстро вышелъ изъ комнаты, чтобы никогда больше не вернуться въ свой домъ, къ своей семьѣ.
Рылѣева повезли прямо во дворецъ. Тамъ Николай I самолично, коротко и злобно, допрашивалъ всѣхъ выдающихся заговорщиковъ этого дня, оставшихся извѣстными въ русской исторіи подъ именемъ «Декабристовъ».
V.
правитьИзъ дворца Рылѣева повезли въ Петропавловскую крѣпость и помѣстили въ 17 No Алексѣевскаго равелина. Началась томительная жизнь въ одиночномъ заключеніи, въ допросахъ и мучительномъ ожиданіи суда и судебнаго приговора. Рылѣевъ въ этой горькой долѣ не палъ духомъ, напротивъ того: его чувствительная нѣжная душа особенно ясно проявила себя, его религіозное чувство сильно поддерживало его, а его благородство и искренность обезоруживали даже суроваго Николая I, который разрѣшилъ ему переписку съ женой, заботился о ней и о дочкѣ Рылѣева, самъ часто бывалъ на допросахъ его. Эта внимательность императора подкупала довѣрчиваго поэта, и онъ часто на допросахъ слишкомъ откровенно говорилъ, Забывая, что передъ нимъ враги, готовые изъ каждаго его слова создать противъ него новое обвиненіе. Вообще Рылѣевъ все время оставался вѣренъ себѣ: онъ всѣмъ говорилъ только правду, на всѣхъ допросахъ старался взять на себя какъ можно большую долю вины и выгородить своихъ товарищей. Нѣсколько разъ онъ обращался къ императору лично и письменно, прося милосердія для участниковъ заговора; въ своемъ послѣднемъ показаніи онъ пишетъ императору: «Открывъ откровенно и рѣшительно, что мнѣ извѣстно, я сказалъ все, что повелѣвала мнѣ совѣсть. Прошу объ. одной милости: будь милосердъ къ моимъ товарищамъ: они всѣ люди съ отличными дарованіями и прекрасными чувствами».
Въ письмахъ къ женѣ онъ нѣжно заботится о ея здоровьѣ и о маленькой Настенькѣ, учитъ жену, какъ устроить ихъ денежныя дѣла, и проситъ ее покорно переносить ихъ общее несчастье и молиться Богу. Самъ онъ молился много. Въ тишинѣ каменной камеры, почти похороненный заживо подъ темными сводами сырого каземата, Рылѣевъ продолжалъ любить людей и вѣрить въ силу добра. Онъ съ восторгомъ читалъ и перечитывалъ евангеліе и присланную ему женой книгу: «Подражаніе Христу».
Ни одинъ звукъ извнѣ не проникалъ въ глубину Алексѣевскаго равелина, кругомъ одни суровые часовые. И Рылѣевъ, въ своемъ христіанскомъ незлобіи, все вѣрилъ въ милосердіе своихъ жестокихъ судей, все надѣялся, что они не лишатъ его жизни, не осиротятъ его малютку. Эта надежда и вѣра давали покой его великой душѣ, давали ему смиреніе и мужество. Но иногда и на него находили тяжкія минуты невыносимой тоски. Эти минуты отразились въ стихахъ, написанныхъ имъ на листочкахъ клена:
Мнѣ тошно здѣсь, какъ на чужбинѣ!
Когда я сброшу жизнь мою?
Весь міръ, какъ смрадная могила!
Душа изъ тѣла рвется вонъ:
Творецъ! Ты мнѣ прибѣжище и сила —
Услышь мой вопль, услышь мой стонъ!
Приникни на мое моленье —
Пошли друзьямъ моимъ спасенье,
А мнѣ даруй грѣховъ прощенье..
Только въ маѣ закончилось слѣдствіе и въ іюнѣ Рылѣеву вынесенъ былъ слѣдующій приговоръ: «Отставной подпоручикъ К. Ф. Рылѣевъ, 32 лѣтъ, обвиняется въ томъ, что умышлялъ противъ царской фамиліи, въ томъ, что усилилъ дѣятельность сѣвернаго общества и приготовлялъ способы къ бунту, распространялъ возмутительные стихи и пѣсни, привлекалъ въ общество членовъ, возбуждалъ къ мятежу солдатъ и во время мятежа самъ приходилъ на Сенатскую площадь». Многія изъ этихъ обвиненій составились по одному довѣрчивому признанію самого Рылѣева. Верховный судъ приговорилъ его къ смертной казни черезъ повѣшеніе.
Рылѣевъ узналъ о своей казни съ истинно христіанскимъ спокойствіемъ. Чтобъ не нарушить этотъ покой и не лишиться необходимаго мужества онъ отказался отъ послѣдняго свиданія съ женой и дочерью. Его письмо къ ней полно кротости и того величія души, какимъ Рылѣевъ отличался всю жизнь: «доля и государь, писалъ онъ за нѣсколько часовъ передъ казнью: рѣшили участь мою: я долженъ умереть и умереть смертью позорной. Да будетъ Его святая воля! Мой милый другъ, предайся и ты волѣ Всемогущаго и онъ утѣшитъ тебя. За душу мою молись Богу, онъ услышитъ твои молитвы. Не ропщи ни на него, ни на государя. Это будетъ и безразсудно и грѣшно. Намъ ли понять неисповѣдимые суды непостижимаго? Я ни разу не возропталъ во все время моего заключенія и за то духъ святой давно утѣшилъ меня. Подивись, мой другъ, и въ эту минуту, когда я занятъ только тобой и нашей малюткой, я нахожусь въ такомъ утѣшительномъ спокойствіи, что не могу выразить тебѣ. Благодарю моего Создателя, что онъ меня просвѣтилъ и что я умираю съ вѣрою во Христа. Ради Бога не предавайся отчаянію»!
Дальше онъ проситъ жену уѣхать изъ Петербурга къ ея матери въ Воронежскую губ., проситъ больше всего заботиться о маленькой Настенькѣ, благодаритъ жену за то счастье, какое она давала ему въ семьѣ. Письмо кончается роковыми словами: «Прощай, велятъ одѣваться. Да будетъ Его Святая воля!»
Казни обыкновенно совершались на обширномъ полѣ позади Петропавловской крѣпости. Къ смертной казни былъ приговоренъ не одинъ Рылѣевъ, съ нимъ должны были пасть 4 его товарища: Муравьевъ, Пестель, Каховскій и Бестужевъ-Рюминъ. 13-го іюля 1826 г. это пустынное поле наполнилось войсками гвардіи, и посторонней публикой, человѣкъ 150—200. Осужденныхъ вывели на разсвѣтѣ изъ ихъ камеръ, въ корридорѣ они обнялись другъ съ другомъ и пошли со священникомъ, окруженные карауломъ; лица ихъ были совершенно спокойны и въ ожиданіи всѣхъ приготовленій они сѣли на траву и тихо между собой разговаривали. Грубымъ издѣвательствомъ надо всей этой человѣческой трагедіей звучала военная музыка, все время игравшая на бульварѣ. Когда наконецъ все было готово, священникъ подошелъ къ нимъ и поднесъ къ нимъ крестъ. «Господа, сказалъ Рылѣевъ товарищамъ: надо отдать послѣдній долгъ». Всѣ встали на колѣни и глядя въ высокое небо, молились. Рылѣевъ молился за Россію, за ея благоденствіе.
Затѣмъ встали и, цѣлуя крестъ, попрощались со священникомъ, при чемъ Рылѣевъ твердымъ голосомъ сказалъ ему: «Батюшка! помолитесь за наши грѣшныя души, не забудьте моей жены и благословите мою дочь»…
Казненныхъ положили въ гробы и ночью свезли, какъ говорятъ, на островъ Голодай (тогда еще не застроенный).
Роднымъ не позволили даже похоронить ихъ, какъ людей.
Такъ кончилъ свою жизнь Рылѣевъ — благородный «рыцарь полярной звѣзды», въ которомъ даже Николай I видѣлъ «соединеніе всѣхъ добродѣтелей».
Рылѣевъ можетъ быть и не вполнѣ годился въ политическіе заговорщики, у него была совершенно не боевая натура. Но время тогда было такое, что ни одинъ благородный человѣкъ не могъ не отозваться на ужасное положеніе Россіи. Чуткій, сердечный поэтъ-гражданинъ К. Ф. Рылѣевъ отдалъ своей несчастной родинѣ всѣ свои лучшія силы, свой поэтическій талантъ и свою молодую чистую жизнь. Про него можно сказать только его же словами:
Васъ будутъ гнать и продавать,
Осмѣивать и дерзостно безславить;
Торжественно васъ будутъ убивать,
Но тщетный страхъ не долженъ васъ тревожить:
Счастливъ, кого Отецъ мой изберетъ,
Кто истины здѣсь будетъ проповѣдникъ.
Онъ предпочелъ небесное земному.
- ↑ Подозрительный Павелъ I выстроилъ себѣ особый дворецъ, весь обведенный каналами; проникнуть въ него можно было только черезъ мостикъ, охраняемый часовыми и подинмаемый на ночь. Это такъ наз. Михайловскій дворецъ, около Лѣтняго сада.
- ↑ Изъ всѣхъ дѣйствій Александра I общество больше всего упрекало его за устройство военныхъ поселеніи: населеніе цѣлыхъ волостей, цѣлыхъ уѣздовъ обращено было въ солдатъ. Жизнь ихъ была невыносима, за ними былъ самый строгій надзоръ военнаго начальства, за малѣйшее невыполненіе самой строгой военной дисциплины крестьянъ, насильно превращенныхъ въ солдатъ на всю жизнь, на наказывали плетьми, розгами, разстрѣливали безъ суда. Главный начальникъ этихъ военныхъ поселеній и былъ Аракчеевъ. Вся Россія ненавидѣла его за жестокость, свирѣпый нравъ. Онъ не зналъ жалости и когда крестьяне въ Новгородской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской и др. губерніяхъ отказывались подчиняться военнымъ начальникамъ, Аракчеевъ усмирялъ ихъ кровавыми расправами. Много русской неповинной крови пролилъ безнаказанно Аракчеевъ, а Александръ I довѣрялъ ему, видѣлъ въ немъ самаго преданнаго друга!
- ↑ Рылѣевъ издалъ около этого времени литературный сборникъ «Полярная Звѣзда».