Изданіе книжнаго магазина П. В. Луковникова.
Лештуковъ переулокъ, домъ № 2.
На большой дорогѣ.
(Сцены).
править
I.
правитьПолдень. На небѣ нѣтъ ни одной тучки. Солнце палитъ. Но лѣвой сторонѣ сперва поле съ желтѣющей рожью, слегка покачиваемой вѣтеркомъ; потомъ небольшая полоса лѣсу; потомъ мѣстность немного поднимается, а далѣе гора, идущая по всей лѣвой сторонѣ различными направленіями, то поднимаясь, то опускаясь и кажущаяся съ большой дороги очень небольшой. На горѣ лѣсу нѣтъ, а поверхность ея голая сѣрая, а тамъ, куда солнце заглядываетъ только съ двухъ до пяти часовъ утра и восьми до девяти вечера, поверхность красная, глинистая; по временамъ, когда идутъ дожди, отъ нея отламываются порядочные куски земли и даже камни. Вокругъ поля рѣдкій лѣсъ. Въ лѣсу никто не стукнетъ, не свистнетъ, не щелкнетъ. Направо косогоръ, мѣстность низменная, но холмистая; въ однихъ мѣстахъ кустарники, въ другихъ лѣсъ сперва зеленый, а потомъ кажущійся издали чернымъ. Если поглядѣть его да подольше да примѣрить, сколько приблизительно это пространство занимаетъ верстъ, то такъ и кажется, тутъ всего не болѣе какъ двадцать верстъ; но вонъ до бѣлаго камня Перемета, отсюда съ большой дороги, статистики насчитываютъ сорокъ верстъ, а отъ Перемета вонъ до той бѣленькой тучки, только-что появившейся на горизонтѣ и будто сѣвшей на верхушки сотенъ деревьевъ, такъ Богъ вѣсть сколько верстъ. И изъ этого необъятнаго пространства не слышится ни стука, ни звука, ни теньканья; не видно ни человѣка, ни звѣря, а между тѣмъ въ углу изъ двухъ лѣсныхъ грядъ
валитъ то сѣрый, то черный дымъ, то изрѣдка вылетитъ оттуда капелька золотистаго пламени.
Въ воздухѣ тяжело, пахнетъ палениной… Даже на большой дорогѣ пусто. Идетъ путникъ и удивляется: неужели здѣсь нѣтъ ни одной живой души никогда? Но вотъ онъ увидалъ въ канавкѣ лапоть, и это доказываетъ, что не безлюдна же здѣсь мѣстность. А эта бичевочка на телеграфной проволокѣ? Али и она попала сюда случайно, вѣтромъ, или какая-нибудь неразумная голова закинула ее съ какою-нибудь цѣлью? И знаетъ путникъ, что большая это дорога, да теперь-то отчего такъ безлюдно на ней?
Но вотъ показалась на дорогѣ лошадь съ возомъ; она точно выплыла снизу, поднялась, постояла и стала спускаться съ косогору; за ней выплыла другая, третья… выплыло и растянулось по дорогѣ сорокъ лошадей, сорокъ возовъ. На переднемъ возу сидитъ мужичекъ въ синей изгребной рубахѣ и такихъ же штанахъ въ сапогахъ; спитъ онъ, лежа на животѣ, спрятавши лицо между руками; также спятъ мужички на пятомъ, десятомъ, двадцать седьмомъ, тридцатомъ возахъ, а около одиннадцатой, двадцать девятой и сороковой телѣгъ идутъ мужички въ шляпахъ на подобіе горшка, въ сапогахъ, въ пестрядинныхъ или пзгребныхъ штанахъ и рубахахъ. Идутъ они задумчиво, изрѣдка скидывая свои шамшурки (шляпы), вытаскивая оттуда ситцевые платки, и этими уже пропитанными грязью и пылью платками утирали свои щеки. Лошади идутъ шагомъ, не отставая другъ отъ друга, и если остановится передняя лошадь, за ней остановятся и прочія, а впередъ не забѣгаютъ. Передній ямщикъ тотчасъ просыпается, свистнетъ разъ — лошадь пошла, за ней пошли и остальныя, а ямщикъ опять спитъ. Да и то еще удивительно: шелъ обозъ по тракту, потомъ вдругъ передняя лошадь своротила налѣво и пошла по неудобренной глинистой дорогѣ, за ней пошли остальныя лошади, а ямщики не воспрепятствовали.
Подулъ вѣтерокъ; отъ поля, отстоящаго отъ дороги очень близко, пахнетъ хорошо, только пыль, поднимаемая лошадиными ногами, садится на все, что находится на пространствѣ, обширномъ настолько, чтобъ ей снова усѣсться гдѣ-нибудь: такъ пылью покрыты березовыя листья, сосновыя и осиновыя деревья, а о ямщикахъ, идущихъ около телѣгъ, и говорить-то жалко: сапоги побѣлѣли, переды рубашекъ, щеки и бороды посѣрѣли отъ пыли.
Одинъ ямщикъ остановился. Какъ видно, онъ поджидалъ приближенія товарища. Товарищъ, глядя въ землю, поровпялся съ этимъ ямщикомъ; ямщикъ пошелъ рядомъ.
— Сивко-то ничего?! — не то спросилъ, не то удивился ямщикъ.
— Ась?
— Я говорю, Сивко претъ… Кабы онъ, чтобъ ему ни дна ни покрышки, не слупилъ эдакую кучу, ничего бы.
— А что?
Ямщикъ замолчалъ. Впереди остановилась лошадь, и ямщикъ пошелъ скорѣе. Къ неговорливому ямщику подошелъ задній ямщикъ и сказалъ, указывая на уходящаго ямщика:
— Что онъ тѣ?
— А? — и онъ сплюнулъ въ кусты.
— Я все, слышь, что думаю?
— Ну?
— Кабы Яковъ-то Заковыркинъ не схлыдзилъ… Вотъ что!
— Ну!!
Ямщики разошлись; немного погодя они развалились на возахъ.
Жаръ не стихаетъ, а еще жжетъ сильнѣе. Стали подниматься на гору. Всѣ ямщики слѣзли съ возовъ и шли вразсыпную; навстрѣчу ѣдетъ тройка.
— Держи лѣвѣ! — кричитъ почтовый ямщикъ. Передній ямщикъ и не глядитъ на почтоваго ямщика.
Дорога широкая, по несмотря на ея ширину, въ этомъ мѣстѣ ѣздятъ только по одной ея половинѣ, неудобной для встрѣчныхъ; по остальной же части дороги потому не ѣздятъ, что хрящъ только ссыпается на дорогу, а измельчаніе его предоставляется обозамъ.
— Тебѣ говорятъ? — крикнулъ почтовый ямщикъ, остановивъ свою тройку.
— Чего держать-то? Самъ поѣзжай… Обозъ-то сорокъ возовъ! — крикнулъ недовольно передній ямщикъ обоза, сворачивая.
Немного погодя, ямщики опять своротили обозъ на удобный проѣздъ, лошади пошли, пошли и ямщики около своихъ возовъ, задумчивые, злые.
Впереди ѣхалъ навстрѣчу обозъ съ колокольцами. На передкѣ телѣги сидѣлъ солдатъ, на другихъ телѣгахъ тоже.
— Стой! — крикнулъ солдатъ переднему обозному ямщику.
— Пошто? — спросилъ ямщикъ.
— Не видишь, что порохъ веземъ!
Обозъ остановился; обозъ съ порохомъ прошелъ медленно. Проѣхала мимо обоза тройка, но пороховые ея не остановили.
Дорога спускалась подъ-гору, но спускъ былъ почти-что незамѣтный, такъ-что впереди за десять верстъ виднѣлись поля, холмы и высокіе гребни горъ и между ними по косогору тянулось какое-то селеніе. Здѣсь жжетъ не очень, зато понесло непріятнымъ запахомъ: вѣроятно въ лѣсу лежитъ подохлая лошадь.
Черезъ четверть часа дорога поворотила вправо; стали опять подниматься, поднялись; впереди только одна дорога — по обѣимъ сторонамъ высокій густой сосновый и березовый лѣсъ.
Черезъ два часа обозъ сталъ придвигаться къ селу.
II.
правитьЧасу въ восьмомъ вечера обозъ выѣхалъ изъ воротъ постоялаго двора. Выѣхавши на трактъ, онъ растянулся, по крайней мѣрѣ, на протяженіи полутораста саженъ. Все село, построенное но обѣимъ сторонамъ тракта, было запружено обозами, то плетущимися на роздыхъ къ постоялымъ дворамъ, то выползающими изъ постоялыхъ дворовъ, то растянувшимися вдоль тракта въ разныя стороны: однѣ лошади стояли головами на Сибирь, другія на Россію. Поэтому для проѣзжающихъ на тройкахъ оставалось проѣзду немного, но сценъ и самоуправствъ, какъ со стороны почтовыхъ ямщиковъ, такъ и проѣзжающихъ, здѣсь не было, вѣроятно, потому, что мирные обитатели селенія, послѣ дневныхъ тяжелыхъ трудовъ, отдыхали за воротами своихъ домовъ на заваленкахъ. Дѣти играли въ мячъ, бѣгали со змѣйками, или изощрялись въ искусствѣ закидывать на телеграфныя проволоки бичевки съ каменьями.
Два обоза тронулись. Тронулись еще три обоза.
Стало свѣжѣть. Солнышко закатываясь за верхушки деревьевъ, золотило горизонтъ; на небѣ, съ восточной стороны, тихо двигались на юго-западъ тучи, впрочемъ, маленькія.
— Господи, кабы дождичка! — шепталъ одинъ ямщикъ, глядя на тучки и помахивая своимъ витаемъ.
Одна, средняя, лошадь остановилась.
— Ну!.. — крикнулъ ямщикъ.
Лошадь стоитъ.
Ямщикъ стегнулъ ее витнемъ; она рванулась, но не могла итти.
— Чего глядишь! Ткни ей въ морду-то! — крикнулъ другой ямщикъ.
— Стоять, что ли, здѣсь по твоей милости!
— Ну, ну… Богъ съ тобой.
Передняя половина обоза далеко уже была. Къ стоявшей лошади подошла богомолка, шедшая изъ села за обозомъ и отдавшая одному мужичку за узелокъ полтинникъ.
— Ты бы водицей попоилъ ее, — сказала она съ участіемъ ямщику.
— Чего водицей! Не знаютъ?.. — взъѣлся на богомолку ямщикъ.
Богомолка, недовольная ямщикомъ, отошла. Обозъ пошелъ, но лошадь часто останавливалась.
— Говорили: подкуй, нѣтъ! — взъѣлся на хозяина лошади ямщикъ.
— Самъ знаю.
— То-то знаешь!
— Не впервые ходимъ…
Попался навстрѣчу небольшой обозъ, проѣхалъ, ямщики поздоровались другъ съ другомъ: шедшіе за руки, сидящіе сняли шляпы и спрашивали.
— Съ чѣмъ вы?
— Чаи.
— А! а мы стекло… Прощайте.
Лошадь едва шла. Хозяинъ боялся бить ее, не дозволялъ дотрогиваться до нея товарищамъ, но наконецъ и побои ни къ чему не привели. Принудили ямщика ѣхать позади.
— Говорили, не дойдетъ.
— Дойдетъ… Съ жару, братцы.
— Толкуй. А вотъ сиди теперь съ ней назади… Поглядимъ, какъ ты поскачешь.
— Бога вы не боитесь! Газѣ я виноватъ? — говорилъ чуть не со слезами ямщикъ.
Богомолка говорила своему ямщику:
— Это зато, что онъ страннаго человѣка обидѣлъ… Я вездѣ въ почетѣ, сколько мѣстовъ исходила.
Но на это ея ямщикъ отвѣчалъ только посвистываньемъ.
Темнѣло. Становилось все свѣтлѣе, на юго-востокѣ стояла луна.
Ямщики облачились въ зипуны и большею частью шли около телѣгъ.
Вдругъ задняя лошадь пала.
Ямщикъ, шедшій около нея, поблѣднѣлъ.
— Братцы! — крикнулъ онъ, и это слово далеко раздалось въ горахъ эхомъ, точно раскатъ грома.
Въ нѣсколько минутъ обозъ остановился; къ несчастному ямщику подошло пять ямщиковъ.
— Что жъ ты, всталъ?
— Глядите!
— Наказаніе!! — говорили ямщики, разводя руками.
— Бѣда!.. И не говорили мы тебѣ: не бери, Шилохвостовъ, лошади, плоховата; нѣтъ!.. Вотъ и плачься. Впередъ умнѣе будешь.
— Братцы!.. Я!.. право…
Ямщики стали разнуздывать павшую лошадь, оттащили ее немного, задумались. Хозяинъ лошади утиралъ ладонями глаза.
— Дѣло дрянь. Какъ теперь?.. А?
— Спроси Якова Семеныча… А у те, тѣ лошади-то, свезутъ ли?
— Охъ, братцы!.. Охъ… животъ болитъ…
— Ну-ну.
Четыре ямщика оттащили павшую лошадь въ кусты и помогли ему переложить съ телѣги кладь на другія телѣги.
— Ну, на косушку дашь, такъ и быть, возьмемъ.
— Что дѣлать: всяко бываетъ…
Тронулись, назади обоза ѣхала пустая телѣга.
Богомолка просилась въ нее, ея не пустили.
— Коли пять цалковыхъ дашь, ладно.
Ямщикъ, потерявшій лошадь, сидѣлъ теперь въ
телѣгѣ и то плакалъ, то ругался. Въ обозѣ у него шло три лошади; теперь только двѣ, и это обстоятельство принесло ему большую потерю.
Стали тормозить телѣги, спустились съ крутой горы, черезъ часъ стали опять подниматься на крутую гору, съ которой тоже спускался обозъ. Вдругъ что-то грохнуло, застучало; затрещали деревья. Ямщики поглядѣли кругомъ въ изумлепіи, перекрестились. Спускавшійся съ горы обозъ остановился.
— Что у васъ стряслось?
— Здорово!.. Бѣда! Бочка соскочила.
— Что ты? Вонъ у Шилохвостова лошадь пала… Какъ же она слетѣла-то, проклятая?
— Чортъ ее угораздилъ! Съ виномъ — вотъ что обидно!
— Эка бѣда! Ямщики съ чаемъ хохотали.
— Что дѣлать!.. Вонъ Шилох… Такъ какъ? уцѣлѣла ли?
— Врядъ та! Не видать, а какъ спускаться-то?.. Нельзя! Грѣхъ! грѣхъ!
Потужили ямщики о своихъ горестяхъ и тронулись.
Кое-какъ взобрались на гору, перекрестились.
III.
правитьВѣтеръ дуетъ холодный. Равнина имѣетъ нѣсколько десятковъ верстъ. Луна свѣтитъ и обливаетъ своимъ свѣтомъ рѣки подъ горой, гдѣ все, какъ будто, покрыто мракомъ. Скучно, мертво здѣсь, даже жилымъ не пахнетъ. Отъ вѣтра гудятъ телеграфные столбы. Ямщики, позѣвывая, идутъ около своихъ лошадей, озираясь по сторонамъ, оглядываясь назадъ. То-и-дѣло слышатся ихъ возгласы, далеко раздающіеся эхомъ.
— Алексѣ-евъ?
— Ау-у!
— Погляды-за-й!
— Ау-у!
Такъ шли ямщики, перекликиваясь и дерзка каждый въ рукѣ толстую палку съ гирькой на случай обороны.
Вдругъ къ задней телѣгѣ подъѣхала телѣга, запряженная въ одну лошадь. Въ телѣгѣ сидѣли двое мужчинъ.
— Эй вы! кто тутъ? — крикнулъ задній ямщикъ и подошелъ къ телѣгѣ.
— Свои. Лошадь, пріятель, захворала; съ желѣзомъ ѣдемъ…
— То-то съ желѣзомъ! Поди прочь!
— Не горячись, другъ; съ обозомъ-то веселѣе… Самъ знаешь, однимъ ѣхать опасно: съ ярмонки ѣдемъ… Кожи на желѣзо вымѣняли, съ барышами ѣдемъ.
Ямщикъ почесалъ голову, заглянулъ въ телѣгу.
— Не вѣришь? Загляни, пощупай, Христосъ съ тобой.
Ямщикъ пощупалъ: дѣйствительно въ телѣгѣ полосы желѣза.
Онъ пошелъ скорѣе къ своей телѣгѣ, часто оглядываясь назадъ, но было еще темно.
— Василь, что ты? — окликнулъ задняго ямщика передній.
— Ничего: съ желѣзомъ ѣдутъ.
— Доглядывай!
Ямщикъ остановился и, поравнявшись съ телѣгою, спросилъ мужчину:
— А что много людей на ярмонкѣ было?
— Страсть, такъ много, такъ много… Главное барыша сколь… Я вотъ рублей на сто вывезъ.
— А что жъ, почтенный, гдѣ товарищъ-то твой? Въ телѣгѣ, дѣйствительно, былъ одинъ человѣкъ, а не двое, какъ раньше.
— А онъ вонъ гдѣ!.. — указалъ назадъ сидѣвшій въ телѣгѣ человѣкъ. Ямщикъ обернулся и вдругъ почувствовалъ такой сильный ударъ въ голову, что свалился. Сидѣвшій въ телѣгѣ ударилъ по лошади; лошадь пошла скоро и какъ только поравнялась съ третьимъ возомъ, оттуда полетѣло вдругъ въ телѣгу два мѣста чая, и въ телѣгу соскочилъ съ воза человѣкъ. Лошадь пошла еще скорѣе, а сидѣвшій въ телѣгѣ кричалъ залихватски:
— Эхъ ты, голубчикъ!
— Стой! — крикнулъ одинъ ямщикъ.
— Держи! — кричалъ другой. И вмигъ мѣстность огласилась крикомъ: держи!! воры!! разбойники!!
Телѣга пошла въ сторону, за ней погнался ямщикъ; въ него выстрѣлили, но не попали.
Передній ямщикъ, услыхавъ издали крикъ, побѣжалъ въ ту сторону, куда ѣхала телѣга, погналъ лошадь, ударилъ ее по ногамъ, лошадь упала, онъ ударилъ кистенемъ вора; другой сталъ заряжать пистолетъ, но въ это время двое ямщиковъ уже схватили другого вора.
— А такъ-то тебѣ!
Вора стали бить.
— Ахъ бы день! Поронь бы ему?..
— На осину бы!
— Гдѣ осина-то?.. На столбъ къ телеграфу, — не достать.
Воровъ постарался поколотить каждый. Упавшій отъ удара ящикъ -кое-какъ оправился и просилъ товарищей представить воровъ въ село.
— Что ихъ представлять! Знамъ мы эвти дѣла. Языки имъ надо обрѣзать, вотъ что…
Однако ограничились тѣмъ, что воровъ проучили такъ, что они не могли шевельнуть ни ногами, ни руками; мѣста съ чаемъ у нихъ отобрали.
Начало свѣтать. Ямщики осмотрѣли возы, увязали разрѣзанный возъ и тронулись въ путь, ругая воровъ.
— Братцы, хоть лошадь-то подымите, Христа ради… Мы пошутили… — молили ямщиковъ воры.
— Сидите! Мы еще въ станъ объявимъ, подлые вы люди!
Обозы пошли, а воры, лежа въ телѣгѣ, не могли тронуться съ мѣста; лошадь ихъ лежала.
— Надо бы, ребята, связать ихъ, да въ нашу телѣгу положить, — говорилъ одинъ ямщикъ.
— Хлопоты чтобы были! Нѣтъ, лучше такъ-ту: опасаться будутъ.
— А вотъ надо рѣшить вотъ како дѣло: у Шилохвостова лошадь околѣла.
— Надо эти мѣста показать украденными.
— Дѣло!
— Дворникъ староста; бумагу пропишетъ по намъ. Шилохвостовъ же избитъ.
— Это вѣрно. Только, ребята, всѣмъ за одно чуръ стоять!
— Ну?
Ямщики разошлись по своимъ возамъ.
Солнышко начало золотить горизонтъ, дышится хорошо, на душѣ дѣлается веселѣе.
Въѣхали въ село. Вдругъ мимо нихъ проѣхала та самая телѣга, въ которой сидѣли воры. Только въ телѣгѣ было уже три человѣка. Это удивило ямщиковъ. Они обругали воровъ, тѣ не остались въ долгу, и одинъ показалъ имъ ножъ. Скоро телѣга съ ворами завернула налѣво по тракту, а ямщики, сказавъ другъ другу: теперь пять мѣстъ чаю покажемъ украденными, и дѣло въ шляпѣ, оставили обозъ передъ воротами постоялаго двора.