На Балканахъ.
правитьІ.
правитьПослѣднюю свою статью по поводу балканскихъ событій, напечатанную въ № 7 «Современника», я писалъ, когда уже зажглась заря братоубійственной войны между вчерашними союзниками хотя еще не была потеряна надежда, что правительства балканскихъ государствъ найдутъ мирный исходъ изъ конфликта. Но уже 17 іюня загрохотали у Штипа и Генгели пушки; сперва онѣ грохотали такъ сказать офиціознымъ образомъ, такъ какъ посланники оставались на своихъ постахъ и продолжали переговоры о соглашеніи. Не прошло, однако, и недѣли, какъ война была объявлена офиціально (23 іюня) Греціей, Сербіей и Черногоріей; еще черезъ четыре дня румынскія войска перешли границу Болгаріи, а 3 іюля турецкія войска вступили въ присоединенную къ болгарскимъ владѣніямъ Ѳракію и подвигались къ Адріанополю. Но уже 18 іюля заключено перемиріе, а 24-го подписанъ прелиминарный миръ, которому, повидимому, суждено стать и окончательнымъ, — до новой войны, врядъ ли далекой.
Война, такимъ образомъ, была очень непродолжительна, и несмотря на это, по количеству пролитой крови, по сопровождавшимъ ее жестокостямъ и по роковымъ послѣдствіямъ для принимавшихъ въ ней участіе народовъ, а отчасти и для постороннихъ зрителей, она принадлежитъ къ числу наиболѣе значительныхъ и наиболѣе замѣчательныхъ войнъ послѣднихъ ста лѣтъ.
Время войны я пробылъ въ самомъ центрѣ событій, въ Софіи и отчасти другихъ мѣстностяхъ Болгаріи, а также въ Константинополѣ, и позволю себѣ подѣлиться съ читателями нѣкоторыми своими впечатлѣніями. Читатель, хорошо помнящій русско-японскую войну, — если только онъ провелъ ее не въ Манджуріи, на самомъ театрѣ военныхъ дѣйствій, — не долженъ по своимъ воспоминаніямъ судить о послѣдней балканской войнѣ. И у насъ война сильно затрагивала паши интересы. Близкіе люди были на войнѣ, война обѣщала крупныя перемѣны въ нашемъ общественномъ строѣ, война тяжело отражалась на всемъ народномъ хозяйствѣ, о войнѣ всѣ говорили. И тѣмъ не менѣе, наша жизнь, большая часть нашей жизни, можетъ быть, девять десятыхъ нашей жизни, — я говорю о жизни Европейской Россіи, — шли по своимъ обычнымъ рельсамъ, сравнительно мало затронутыя войной. Фабрики работали, крестьяне обрабатывали землю, чиновники ходили въ свои департаменты, учителя и профессора учили, студенты и гимназисты учились, священники служили, торговцы торговали, желѣзнодорожные поѣзда за небольшими исключеніями ходили правильно, даже театры и общественныя увеселенія не прекращали своей дѣятельности.
Совсѣмъ не то въ послѣднюю войну. Она захватила всю жизнь населенія. Я прибылъ въ Варну 25 іюня, черезъ два дня послѣ офиціальнаго объявленія войны, и если бы я никогда не читалъ газетъ и ничего не зналъ о политическихъ событіяхъ дня, то все-таки съ перваго же взгляда я не могъ бы не понять, что вся жизнь города, — а при дальнѣйшей поѣздкѣ и всей страны,! — идетъ какимъ-то ненормальнымъ ходомъ. Улицы довольно значительнаго, и лѣтомъ очень оживленнаго курорта, были почти совершенно пусты; извозчиковъ, проѣзжающихъ, почти не было; пѣшеходовъ тоже очень мало; и притомъ безъ помощи всякой статистики прямо на глазъ нельзя было въ числѣ пѣшеходовъ не замѣтить совершенно ненормальнаго преобладанія женщинъ надъ мужчинами; сравнительно немногіе мужчины были либо турки (мѣстные жители или же плѣнные, теперь, послѣ заключенія мира съ Турціей и до новаго нашествія турокъ пользовавшіеся полной свободой, но еще не эвакуированные на родину), либо какіе-нибудь иностранцы. Было видно, что городъ еще недавно переживалъ періодъ строительной горячки. Въ немъ строился большой новый вокзалъ, строилось также не мало новыхъ частныхъ домовъ. Всѣ эти зданія были брошены недостроенными; у одного выведенъ лишь фундаментъ, у другого полтора или два этажа, и затѣмъ каменная громада стояла мертвая и пустая, съ зіяющими дырами вмѣсто оконъ; ни одного рабочаго около. Изъ лавокъ, магазиновъ значительное число заколочено. Я зашелъ въ одинъ магазинъ бакалейныхъ товаровъ, въ которомъ по его видимымъ размѣрамъ должно было быть въ обычное время нѣсколько приказчиковъ, и увидѣлъ за прилавкомъ всего одного гимназиста. Я вступилъ съ нимъ въ бесѣду.
— Почему вы одинъ въ такомъ большомъ магазинѣ?
— Отецъ на войнѣ, приказчики на войнѣ; дома мать и я; мать по хозяйству, я въ магазинѣ.
— А какъ же вы справляетесь въ такомъ магазинѣ?
— Какъ справляюсь! На меня одного работы не хватаетъ.
Присматриваясь къ вывѣскамъ магазиновъ, я замѣтилъ, что магазины, принадлежащіе какому-нибудь Аристиду или Фемистоклу, работали, хотя, можетъ быть, и неудовлетворительно; заколоченными же же оказывались исключительно магазины, принадлежащіе какимъ-нибудь Драганамъ и Стоянамъ.
Въ послѣднюю войну были призваны подъ знамена запасные призывовъ 1883, 1884, 1885 годовъ; младшія поколѣнія были призваны еще раньше. Такимъ образомъ, все мужское населеніе страны до пятидесятилѣтняго возраста оказалось въ арміи. Пользовавшіеся различными льготами по семейному или служебному положенію, и даже по болѣзни, всѣ тѣ, кто до войны платилъ такъ называемую военную дань, т. е. подать, налагаемую на освобожденныхъ отъ отбытія воинской повинности. Всѣ, они за весьма немногими исключеніями были привлечены къ несенію военной повинности, причемъ пользовавшіеся льготою по нездоровью обращены на различныя нестроевыя должности. И только иностранные подданные, главнымъ образомъ, греки, — а ихъ въ Болгаріи не мало, — пользовались совершенно неизбѣжной льготой и въ силу этой льготы оказались въ привилегированномъ положеніи: въ качествѣ торговцевъ они могли сравнительно бойко торговать за счетъ ушедшихъ на войну конкурентовъ, въ качествѣ рабочихъ получать повышенную, благодаря тому же ослабленію конкуренціи, плату. Такимъ образомъ, мы встрѣчаемся здѣсь съ парадоксальнымъ явленіемъ: враги, съ которыми ведутъ войну, получаютъ премію, а болгары разоряются. Нужно замѣтить, что Болгарія обращалась съ подданными враждебныхъ государствъ съ совершенно исключительной культурностью: они не только не были насильственно выселены, но никакихъ стѣсненій ихъ дѣятельности не ставилось. Можетъ быть эта культурность объяснялась необходимостью сохранить при общей мобилизаціи хоть какія-нибудь рабочія руки, хоть какую-нибудь торговлю. Однако, ни на Сербію, ни на Грецію аналогичныя соображенія вліянія не оказали, и какъ я слышалъ, болгарскіе подданные оттуда должны были убраться. Точно такъ же во время послѣдней русско-японской войны японцы на русской территоріи не оставались.
Столица Болгаріи по своему внѣшнему виду нѣсколько отличалась отъ другихъ городовъ страны. Чиновники значительнаго числа правительственныхъ учрежденій, функціонированіе которыхъ было признано безусловно необходимымъ для государства, были все-таки частью избавлены отъ воинской повинности. Кромѣ того, Софія кишѣла постороннимъ людомъ: большое число турецкихъ плѣнныхъ являлись завсегдатаями нѣкоторыхъ излюбленныхъ кафе и ресторановъ Софіи. Имѣлось на лицо и множество военныхъ: офицеровъ и солдатъ, — частью несшихъ военную службу въ софійскомъ гарнизонѣ или прибывшихъ сюда по долгу службы, а частью находившихся въ краткосрочныхъ отпускахъ. Наконецъ, здѣсь толпилось значительное число иностранцевъ (служащихъ въ посольствахъ, корреспондентовъ, иностранныхъ торговцевъ и т. д.). Благодаря всѣмъ этимъ чуждымъ элементамъ Софія во время войны не выглядѣла обезлюденной, и въ частности здѣсь нельзя было замѣтить особеннаго преобладанія женщинъ; скорѣе наоборотъ. При томъ это населеніе города, — частью чуждое жизни страны, частью командующее ею, частью, можетъ быть, даже выигрывающее отъ войны, все-таки не казалось такимъ явно пришибленнымъ, явно несчастнымъ, какъ въ другихъ мѣстахъ. И тѣмъ не менѣе, война и на Софіи лежала тяжелымъ, замѣтнымъ гнетомъ.
Торгово-промышленная жизнь въ Софіи, какъ и вообще во всей Болгаріи, почти совершенно пріостановилась; фабрики не работали, или работали съ значительно пониженнымъ составомъ рабочихъ; торговыя заведенія почти пустовали, — исключеніе составляли весьма немногія, которыя развили свою дѣятельность благодаря войнѣ, или въ связи съ нею, — сюда, кромѣ различныхъ торговыхъ и промышленныхъ предпріятій, занимающихся поставками на армію, входятъ и нѣкоторыя кафе, являющіяся излюбленными мѣстами политическихъ бесѣдъ. Въ Софіи, которая прекрасно оборудована городскими путями сообщенія (электрическимъ трамваемъ), этотъ послѣдній почти бездѣйствовалъ; изъ пяти городскихъ маршрутовъ дѣйствовали только два, (а въ нѣкоторые дни и одинъ), и то съ значительно пониженнымъ числомъ вагоновъ.
Учебныя заведенія, какъ университетъ, такъ и гимназіи и большая часть школъ были закрыты въ теченіе всего осенняго семестра 1912 г. Въ весенній семестръ 1913 г. они открылись, но дѣйствовали крайне неудовлетворительно. Большая часть профессоровъ и учителей была на войнѣ, значительная часть студентовъ тоже, а часть гимназистовъ, хотя и не призванная подъ знамена, должна была нести домашнія обязанности вмѣсто отсутствующихъ отцовъ, обязанности, фактически несовмѣстимыя съ ученіемъ. Такимъ образомъ, весенній семестръ также пропалъ для учащейся молодежи Болгаріи; въ началѣ іюня (вмѣсто обычнаго конца этого мѣсяца), онъ былъ и офиціально закрытъ.
Въ первые дни войны желѣзныя дороги еще дѣйствовали. Вмѣсто нѣсколькихъ,! — трехъ или четырехъ паръ поѣздовъ въ сутки, пускалась одна пара; она ходила съ значительнымъ опозданіемъ, часовъ на 15 или болѣе на короткомъ разстояніи,! — но все-таки ходила. Съ конца іюня, когда румыны вошли въ сѣверную Болгарію, движеніе поѣздовъ въ ней почти прекратилось. А такъ какъ румыны сочли зачѣмъ то нужнымъ взорвать мостъ около Плевны, то главная ея магистраль (Софія — Варна) оказалась испорченной на долгое время даже послѣ заключенія мира. Линія между Софіей и Бѣлградомъ прекратила свою дѣятельность на нѣсколько недѣль раньше, а линія между Софіей или лучше сказать южной границей Болгаріи и Константинополемъ бездѣйствовала уже за все время турецкой войны, — и не возобновляла движенія и во время послѣдней войны между союзниками. Оставалась только одна магистраль, которая не вполнѣ прекращала свое дѣйствіе за все время войны: между Софіей и Бургасомъ (черезъ Филиппополь и Старую Загору). Но и она дѣйствовала слабо. И это не благодаря присутствію непріятеля, — здѣсь страна была отъ него свободна, а благодаря недостатку служебнаго персонала, который былъ забранъ на войну.
Бездѣйствовали по большей части и правительственныя, и общественныя учрежденія, если только они не связаны непосредственно съ дѣятельностью арміи. Кметы (городскіе головы) были избавлены отъ военной службы, но члены управъ! — нѣтъ, и кметы должны были безъ ихъ помощи вести все городское хозяйство, съ дополнительными очень сложными и отвѣтственными обязанностями, возложенными на города благодаря войнѣ. Судьи, до кассаціонныхъ включительно, были по большей части на войнѣ, и суды засѣдали въ сильно уменьшенномъ составѣ; присутствія составлялись изъ стариковъ, перешедшихъ предѣльный для военной службы возрастъ. Впрочемъ, въ судебной дѣятельности не оказывалось и особенной надобности. Число преступленій значительно сократилось противъ обычнаго, — можетъ быть, вслѣдствіе общаго подъема, а можетъ быть, вслѣдствіе того, что вся та активная часть населенія, изъ которой обычно рекрутируются преступники, попала въ солдаты и была связана военной дисциплиной. Къ тому же многія преступленія отнынѣ вѣдались военными судами (кстати, въ составъ военныхъ судовъ вошли по большей части тѣ же гражданскіе судьи, лишь переряженные въ военные мундиры, и ни отъ одного адвоката я не слышалъ жалобъ ни на стѣсненія защиты, ни на чрезмѣрную легкость обвиненій или жестокость приговоровъ). Что же касается гражданскихъ процессовъ, то ихъ число было сведено почти къ нулю однимъ важнымъ законодательнымъ актомъ, имѣвшимъ почти революціонное значеніе, именно актомъ о мораторіумѣ, который былъ установленъ указомъ 19 сент.1912 г. (за 2 недѣли до начала войны съ Турціей) и черезъ 4 дня одобренъ народнымъ собраніемъ. Въ силу это акта всѣмъ частнымъ лицамъ, обществамъ и банкамъ давалась общая отсрочка (moratorium) для исполненія всѣхъ ихъ торговыхъ и гражданскихъ обязательствъ, если только эти обязательства были приняты ими до 17 сеит., и въ судѣ нельзя было предъявить ко взысканію ни векселя, ни другого документа. Въ силу этого акта квартиронанимателямъ были отсрочены платежи квартирныхъ денегъ, и домохозяинъ не имѣлъ права выселить неаккуратнаго плательщика. Сперва мораторіумъ былъ принятъ на 3-мѣсяч. срокъ, потомъ продленъ на неопредѣленный срокъ до окончанія демобилизаціи. Так. образомъ, состояніе страны, когда въ ней нельзя было судебнымъ порядкомъ преслѣдовать за неисполненіе гражданскихъ обязательствъ, длилось фактически около года — съ сент. 1912 по сент. 1913. Трудно себѣ даже представить всѣ практическія послѣдствія такого акта для современнаго государства съ его огромнымъ гражданскимъ оборотомъ.
Всего важнѣе и тяжелѣе для страны было вліяніе войны на земледѣліе. Не смотря на то, что все мужское населеніе почти поголовно было призвано подъ знамена, несмотря на это весной болгарскія поля были засѣяны, засѣяны почти исключительно женскими руками, и повидимому, засѣяны вполнѣ удовлетворительно. По крайней мѣрѣ урожай, и притомъ одинаково на хлѣбъ, на сѣно, на овощи, на фрукты, на виноградъ и т. д. въ этомъ году въ Болгаріи оказался исключительно хорошимъ. Казалось, жатва можетъ, если не вполнѣ, то до нѣкоторой степени смягчитъ бѣдствія, причиненныя войной. Съ самаго начала, однако, возможность снять эту жатву только женскими руками внушала большія сомнѣнія. Правительство сдѣлало попытку организовать при помощи общинныхъ управленій особыя странствующія дружества изъ мужчинъ-работниковъ, спеціально для этого освобожденныхъ отъ воинской повинности; была сдѣлана попытка приспособить къ этимъ работамъ также плѣнныхъ турокъ. Но когда въ сѣверную Болгарію вторглись румыны, то населеніе отъ нихъ пряталось, и работы въ ихъ присутствіи оказались невозможными.
Благопріятная жатва въ Южной Болгаріи не покрыла ущерба, причиненнаго ея гибелью въ большей части сѣверной Болгаріи. Точныхъ статистическихъ данныхъ, въ настоящее время, конечно, еще нѣтъ, по всѣми признается, что недоборъ весьма значителенъ.
Значительная часть скота въ мѣстахъ, гдѣ проходила армія, болгарская или румынская, — а она проходила по всей Болгаріи, — взята, реквизиціоннымъ образомъ на военныя надобности.
Къ этому нужно прибавить громадную потерю людьми. Во время турецкой войны Болгарія потеряла убитыми около 33.000 человѣкъ и 25.000 тяжело раненными, не считая нѣсколькихъ десятковъ тысячъ легко раненныхъ. Война съ союзниками была гораздо кровопролитнѣе, по даже приблизительныхъ цифръ еще нѣтъ. Во всякомъ случаѣ, въ общемъ, Болгарія лишилась гораздо болѣе, чѣмъ 100.000 человѣкъ убитыми и искалѣченными, т. е., удвоеннаго годичнаго прироста населенія (въ 1909 приростъ равнялся 59,000 человѣкъ).
Такимъ образомъ, война совершенно разорила Болгарію. Точно такъ же дѣло обстоитъ, конечно, и въ Сербіи, и въ Греціи, и въ Черногоріи, — въ послѣдней даже еще хуже. Во всѣхъ этихъ странахъ мужское населеніе было взято на войну, промышленная жизнь страны пріостановлена, жатва плохо собрана, moratorium нарушилъ весь нормальный ходъ гражданскаго оборота. Но еще безконечно хуже оно обстоитъ, въ такъ называемыхъ освобожденныхъ земляхъ — въ Македоніи и во Ѳракіи. Здѣсь жатва тоже не была собрана, но по совсѣмъ другой причинѣ: здѣсь просто ея не было, такъ какъ поля не были засѣяны.
Торгово-промышленной дѣятельности здѣсь не было даже въ тѣхъ скромныхъ размѣрахъ, какъ въ Болгаріи, Сербіи, Греціи. Зато здѣсь луга, поля, огороды, бахчи, виноградники были потоптаны; скотъ истребленъ или угнанъ, деревни, даже города созкжены; отъ города Сереса, нѣсколько разъ переходившаго изъ рукъ въ руки, — отъ турокъ къ болгарамъ, потомъ къ грекамъ, потомъ опять къ болгарамъ, и вновь наконецъ къ грекамъ, остались однѣ развалины. Въ довершеніе всего народъ избитъ, изувѣченъ, истребленъ массами; массами принужденъ бѣжать. Сколько народа погибло или бѣжало, никто этого не знаетъ; 100000 бѣженцевъ изъ Македоніи въ Болгарію, и въ томъ числѣ 25000 въ одну Софію, — эта цифра, фигурировавшая въ болгарскихъ газетахъ, а вслѣдъ за ними и въ русскихъ, конечно, преувеличена. Въ Софіи, въ послѣдніе дни моего пребыванія въ ней, около 15 іюля, македонскій комитетъ давалъ пріютъ и кормилъ 6000 бѣженцевъ изъ Македоніи; нѣсколько ихъ тысячъ размѣстились у частныхъ лицъ (родныхъ, знакомыхъ, просто добрыхъ людей) и не были регистрированы. Всего, значитъ, тысячъ 10. Но такія же толпы были и въ Филиппополѣ, и въ другихъ городахъ, и даже деревняхъ Болгаріи, и слѣдовательно, общее число ихъ опредѣлялось во всякомъ случаѣ десятками тысячъ. И это въ одной Болгаріи; но бѣженцы были и въ Сербіи, и въ Греціи, и даже въ Константинополѣ; въ послѣднемъ я видѣлъ также толпу болгарскихъ бѣглецовъ, — правда, не изъ Македоніи, а изъ Ѳракіи (Родосто), — они спаслись въ турецкую столицу отъ арабовъ и курдовъ, которые явились сюда въ качествѣ турецкой кавалеріи, чтобы отнять городъ отъ и не Думавшихъ сопротивляться имъ болгаръ, и начали въ немъ жестокую рѣзню. Врядъ-ли будетъ преувеличеніемъ сказать, что для Македоніи (и почти также для Ѳракіи) нынѣшнія войны, турецкая и союзническая, по своей жестокости, разорительности, по количеству жертвъ изъ числа мирнаго населенія, напоминали не войны послѣдняго столѣтія, а войны средневѣковья, Атиллы и Тамерлана. Македонія разорена въ конецъ, и разоренной досталась она подѣлившимъ ее счастливымъ завоевателямъ, а ея обнищавшее населеніе лежитъ теперь тяжелымъ бременемъ на общественной и государственной благотворительности какъ побѣдителей (Сербіи и Греціи), такъ и въ еще большей мѣрѣ побѣжденныхъ (Болгаріи).
II.
правитьВойна разорила населеніе; само собою разумѣется, она разорила также и государство. Болгарское народное собраніе въ нѣсколько пріемовъ ассигновало на веденіе военныхъ дѣйствій — съ Турціей, потомъ съ союзниками, 300 милл. франковъ. Эта сравнительно скромная сумма есть все, что пока истрачено на войну непосредственно деньгами, — я говорю тутъ только о Болгаріи. Сумма эта была получена изъ слѣдующихъ источниковъ. Въ нее вошло около 25 милл. франковъ, полученныхъ отъ ранѣе заключеннаго, но еще не израсходованнаго займа на постройку желѣзной дорога; насильственный заемъ, заключенный у собственныхъ чиновниковъ посредствомъ вычета изъ ихъ жалованья извѣстной части жалованья[1]; заемъ у народнаго банка; краткосрочный заемъ у французскихъ банковъ, покрытый бонами государственнаго казначейства, которые подлежатъ тоже скорой оплатѣ. Кромѣ того, исчерпаны всѣ свободныя суммы, находившіяся въ казначействѣ, и въ настоящее время Болгарія находится въ состояніи самаго удручающаго безденежья. Но эти 300 милл. составляютъ ничтожную долю стоимости войны. Почти на ту же сумму забрано у населенія скота, хлѣба и другихъ продуктовъ, забрано въ реквизиціонномъ порядкѣ съ выдачей реквизиціонныхъ росписокъ, которыя подлежатъ оплатѣ въ самомъ скоромъ времени послѣ заключенія мира. Приблизительно въ ту же сумму — 800 милл. франковъ — слѣдуетъ оцѣнить капитализованную стоимость всѣхъ пенсій, которыя придется выплачивать изувѣченнымъ и семьямъ убитыхъ на войнѣ солдатъ и офицеровъ. Милліоновъ въ 400 оцѣнивается утрата и порча орудій, военныхъ снарядовъ и т. д. Конечно, при иномъ настроеніи народа и правительства можно было бы отложить на неопредѣленное время возстановленіе этихъ потерь, но при существующемъ настроеніи, когда вся Болгарія дышетъ мыслью о реваншѣ, именно онѣ будутъ возстанавливаться едва ли не въ первую голову. Милліоновъ въ 70 опредѣляется стоимость желѣзнодорожныхъ мостовъ, рельсоваго пути, желѣзнодорожнаго подвижного состава, и пр., пострадавшаго во время войны. Такимъ образомъ, стоимость войны для болгарскаго правительства нужно оцѣнить приблизительно въ полтора милліардовъ франковъ — сюда не входятъ потери городовъ и общинъ, недоборъ отъ поступленія налоговъ, недоборъ отъ несобранной жатвы и непосредственныя потери населенія людьми; имуществомъ, деньгами. Эти полтора милліарда будетъ необходимо покрытъ въ ближайшіе годы. Единственный источникъ — займы. Государственный долгъ Болгаріи до войны равнялся 600 милл. франковъ, т. е. по 60 руб. на душу населенія, — долгъ приблизительно равный русскому, если принять во вниманіе сравнительные размѣры двухъ государствъ. Черезъ нѣсколько лѣтъ по окончаніи войны онъ долженъ будетъ утроиться и достигнуть двухъ милліардовъ, болѣе чѣмъ удесятереннаго нынѣшняго годичнаго бюджета страны (доходы Болгаріи по росписи на 1912 г. опредѣлились въ 190 м.). Между тѣмъ, въ 1913 г., финансовый годъ, дастъ, конечно, огромный дефицитъ: вѣдь налоги почти не поступали, даже обыкновенно вѣрные источники государственныхъ доходовъ, — желѣзныя дороги, почта, таможня, — на этотъ разъ измѣнили: желѣзнодорожные поѣзда почти не ходили въ теченіе полугода, а поскольку они ходили, они перевозили безплатные грузы и безплатныхъ пассажировъ; почта почти бездѣйствовала, таможня тоже, " — сперва только по границѣ съ Турціей, а потомъ по всей границѣ (кромѣ Бургасскаго порта, все время открытаго для торговли, однако, и тутъ сократившейся). Въ ближайшіе годы, безъ сомнѣнія, тоже предстоятъ значительные недоборы.
Найдетъ ли въ виду всего этого разоренная и побѣжденная страна кредиторовъ, которые согласятся дать ей этотъ заемъ и на какихъ условіяхъ вопросъ, который въ настоящее время не легко разрѣшить.
Одно важное и весьма печальное финансовое послѣдствіе войны уже имѣется на лицо. Лѣтъ десять назадъ Болгарія, имѣвшая до тѣхъ поръ серебряную валюту, возстановила свободное золотое обращеніе. Золотой 20-ти-франковикъ размѣнивался въ Болгаріи свободно на 20 болгарскихъ бумажныхъ или серебряныхъ левовъ; и обратно, за 20 серебряныхъ франковъ безъ всякаго ажіо можно было получить золотой. Правительство хорошо знаетъ цѣну прочнаго золотого обращенія и потому употребляетъ героическія усилія, чтобы спасти его. Въ офиціальныхъ биржевыхъ бюллетеняхъ печатается до сихъ поръ, что 20 франковъ золотомъ равны 20 франкамъ серебра, и народный банкъ даетъ за нихъ не болѣе этой суммы. Но къ сожалѣнію, въ этомъ уже теперь заключается фактическая неправда. Обратнаго обмѣна серебра на золото народный банкъ не производитъ, а частные банки требуютъ ажіо, хотя еще и незначительнаго. Такимъ образомъ, золотая валюта пошатнулась, и врядъ ли правительству удастся ее возстановить.
Аналогичныя явленія мы видимъ и въ Сербіи, и въ Греціи, и при томъ, въ степени нисколько не меньшей, чѣмъ въ побѣжденной Болгаріи.
III.
правитьВойна была начата на основаніи тайнаго договора между Болгаріей и Сербіей, заключеннаго 29 февраля 1912 г., и военной конвенціи между Болгаріей и Греціей. Какъ хорошо знаетъ читатель[2], договоръ 29 февраля имѣлъ характеръ завоевательный и вовсе не свидѣтельствовалъ о намѣреніи союзниковъ освобождать кого бы то ни было отъ чьего бы то ни было ига. Между тѣмъ, именно эта задача выдвигалась манифестомъ болгарскаго царя Фердинанда объ объявленіи войны 5 октября 1912 г.
«Наше миролюбіе исчерпано. Кромѣ оружія, не осталось другого средства помочь угнетенному христіанскому населенію Турціи Гуманныя христіанскія чувства, священный долгъ помощи братьямъ, честь и достоинство Болгаріи, принудили меня призвать подъ знамена сыновей Болгаріи, готовыхъ къ защитѣ родины… Рядомъ съ нами и за общую съ нами цѣль сражаются противъ общаго непріятеля союзныя съ Болгаріей балканскія державы Сербія, Греція и Черногорія и въ этой борьбѣ креста противъ полумѣсяца, свободы противъ тираніи, мы имѣемъ на своей сторонѣ симпатіи всѣхъ тѣхъ, кто любитъ правду».
Несмотря на печальную и явно неискренную фразу о борьбѣ креста съ полумѣсяцемъ, придающую борьбѣ оттѣнокъ изувѣрства, рѣзкое, грубое противорѣчіе между договоромъ 29 февраля и общимъ смысломъ манифеста не можетъ подлежать сомнѣнію.
Въ настоящее время болгарскіе политическіе дѣятели, вызвавшіе войну съ Турціей, говорятъ, что уступка Сербіи части Македоніи была совершенно необходима: безъ нея Сербія не примкнула бы къ союзу, а начинать войну безъ ея помощи было невозможно. Къ тому же болгары надѣялись, что вердиктъ Россіи, къ которой они апеллировали въ договорѣ, будетъ въ пользу Болгаріи. Объясненіе очевидно неудовлетворительное.
Было бы близоруко видѣть въ словахъ манифеста одну пустую фразеологію, прикрывающую истинныя стремленія, и всецѣло отрицать идеалистическій мотивъ въ войнѣ съ Турціей. Нѣтъ, конечно, широкія народныя массы вѣрили въ то, что дѣло шло дѣйствительно объ освобожденіи братьевъ, страдающихъ подъ тяжелымъ режимомъ тиранническаго правительства, и этотъ мотивъ создалъ тотъ общественный подъемъ, который пережила Болгарія въ первые мѣсяцы турецкой войны. Но съ этимъ благороднымъ мотивомъ въ одинъ клубокъ сплеталось стремленіе правящихъ круговъ къ захвату Македоніи въ своекорыстныхъ цѣляхъ, безъ спроса у населенія; и именно эти стремленія создали балканскій союзъ, опредѣлили начало и истинное содержаніе войны. Изъ многочисленныхъ политическихъ партій Болгаріи только обѣ соціалъ-демократическія партіи (въ Болгаріи имѣются двѣ отдѣльныхъ, другъ съ другомъ враждующихъ соціалъ-демократическихъ партіи: партія «широкихъ» съ Сакызовымъ во главѣ, и партія «тѣсныхъ», съ Благоевымъ; своего рода меньшевики и большевики) и партія радикальная, съ самаго начала войны съ Турціей агитировали противъ нея. Они предвидѣли, — и это предвидѣніе впослѣдствіи вполнѣ оправдалось, " — что «война съ Турціей приведетъ не къ освобожденію Македоніи, а къ ея расхищенію»[3]. По ихъ агитація не могла быть особенно успѣшной уже потому, что даже соціалъ-демократы, тѣмъ болѣе, радикалы, но были вполнѣ единодушны въ своемъ отрицательномъ отношеніи: и въ рядахъ ихъ вождей (по крайней мѣрѣ, среди широкихъ) имѣлись люди, вѣрившіе въ демократическій смыслъ начинавшейся войны, а въ массахъ ихъ призывы находили лишь совсѣмъ недостаточный отзвукъ.
Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ, когда стало извѣстно содержаніе договора 29 февр., и когда хищническія вожделѣнія правительствъ стали проглядывать яснѣе, тогда были возмущены многіе даже изъ тѣхъ, кто раньше горячо поддерживалъ болгарское правительство въ его воинственной политикѣ. «Преступный договоръ», говорилъ о договорѣ 29 февр. на одномъ общественномъ собраніи Петко Тодоровъ, одинъ изъ наиболѣе благородныхъ и уважаемыхъ болгарскихъ писателей.
Черезъ два мѣсяца войны союзники отняли у Турціи всю Македонію и стояли уже подъ Адріанополемъ и Чаталджей, т. е. у самыхъ воротъ Константинополя. Было заключено перемиріе, и 3 декабря начались въ Лондонѣ переговоры о мирѣ. Послѣ непродолжительныхъ споровъ Турція согласилась отказаться отъ Албаніи, Македоніи, Крита, и только упорно настаивала на сохраненіи за собою Ѳракіи съ Адріанополемъ, и второстепенныхъ Эгейскихъ острововъ. На Адріанополь турки смотрѣли, какъ на важную крѣпость, защищающую Константинополь.
Если бы освобожденіе Македоніи было дѣйствительной цѣлью войны, то миръ былъ бы заключенъ уже въ декабрѣ.
Впослѣдствіи, во время моего пребыванія въ Болгаріи, я даже отъ представителей правящихъ партій (народняковъ и цанковистовъ), слышалъ горестное признаніе, что вторая половина войны съ Турціей была роковой ошибкой. И это несомнѣнная правда.
Именно завоеваніе Ѳракіи съ Адріанополемъ, давшее Болгаріи гораздо болѣе, чѣмъ она разсчитывала въ началѣ войны, усилило аппетиты Сербіи и Греціи и дало имъ формальное основаніе предъявить къ болгарамъ требованія, далеко выходившія за предѣлы ихъ собственныхъ первоначальныхъ плановъ и договоровъ.
Но тогда, въ декабрѣ 1912 и январѣ 1913, у побѣдоноснаго болгарскаго правительства и правящихъ круговъ Болгаріи настроеніе было иное, и они пожелали продлить войну. Адріанополь палъ, и по миру 17 мая союзники получили гораздо больше, чѣмъ они могли желать. Въ результатѣ и произошла отвратительная бойня изъ-за дѣлежа добычи.
Въ самомъ ея началѣ я имѣлъ случай наблюдать въ Варнѣ характерную сцену. Я отправился на вокзалъ, чтобы узнать, ходятъ ли, и когда поѣзда въ Софію, и засталъ тамъ толпу народа. Преобладали женщины всѣхъ возрастовъ и всѣхъ общественныхъ классовъ. Были дряхлыя старухи въ черныхъ платьяхъ съ черными платками на головѣ; были молодыя крестьянки; были дамы изъ общества въ изящныхъ шляпкахъ съ убійственными шляпными булавками; у иныхъ на рукахъ были маленькія дѣти, иныя везли ихъ въ колясочкахъ. Были и мужчины, какъ изъ крестьянъ, такъ и изъ интеллигенціи, но почти исключительно старики и подростки; у всѣхъ въ рукахъ цвѣты. Сразу бросалось въ глаза, что это не обычная толпа. При всемъ разнообразіи лицъ и выраженій, на всѣхъ было явственно написано горе. Оказалось, что толпа ожидаетъ воинскаго поѣзда, который черезъ нѣсколько времени долженъ отправиться въ Софію.
Съ нимъ должна были ѣхать частью запасные, только теперь взятые въ армію, частью солдаты, которые уже были на войнѣ, но лечились здѣсь отъ ранъ или болѣзней, и послѣ выздоровленія вновь отправлялись на войну, или же отпущенные въ краткосрочный отпускъ.
Наконецъ, они прибыли. Одни въ сапогахъ, другіе въ «царвулякъ», — своеобразныхъ болгарскихъ не то лаптяхъ, не то туфляхъ; одни въ потрепанныхъ и оборванныхъ солдатскихъ мундирахъ, другіе тоже въ потрепанныхъ блузахъ, или даже рубашкахъ, а многіе въ своихъ домашнихъ крестьянскихъ «дрехахъ», или же въ европейскихъ пиджакахъ. Одни — заправскіе солдаты, другіе еще не приняли военнаго вида. Всѣ, однако, одинаково производили впечатлѣніе людей пришибленныхъ, людей глубоко несчастныхъ. Тутъ обнимался солдатикъ съ рыдающей навзрыдъ матерью, тамъ дѣти вѣшались на шею отцу. Солдаты крѣпились, но увы, героическаго вида не было ни у кого. Я много слышалъ о взрывѣ патріотизмѣ въ турецкую войну, о матеряхъ, женахъ и невѣстахъ, съ непреклонной твердостью посылавшихъ сыновей, мужей и жениховъ на войну за родину. Теперь ничего подобнаго: совершенно то самое, что нѣсколько лѣтъ назадъ я видѣлъ въ Россіи во время японской войны: толпу людей, которыхъ насильно гонятъ на убой. Заиграла военная музыка. Бодрый, красивый болгарскій маршъ долженъ былъ поднять настроеніе толпы, по онъ этого не сдѣлалъ и врывался диссонансомъ въ рыданія и всхлипыванія. Солдатъ загнали въ товарные вагоны, на которыхъ красовалась традиціонная надпись: «55 души или 8 коня», загнали чуть ли не въ удвоенномъ числѣ противъ положеннаго. Солдаты жались, какъ сельди въ боченкѣ; стояли на подножкахъ, держались за поручни вагоновъ. Многіе забрались на крыши вагоновъ и разсѣлись на нихъ. Въ такомъ видѣ поѣздъ тронулся. Военный оркестръ снова заигралъ маршъ, кое-кто изъ солдатъ крикнулъ «ура», но общій характеръ картины отъ этого ура нисколько не измѣнился.
Я разговорился съ однимъ крестьяниномъ-старикомъ, изъ числа провожающихъ. Родныхъ среди отправляющихся солдатъ у него не было, — внукъ его убитъ въ турецкую войну, — но много знакомыхъ я друзей.
— Братъ пошелъ на брата, говорилъ онъ мнѣ. А кто виноватъ?
— Кто же виноватъ? — переспросилъ я.
— Я знаю, кто виноватъ.
— Ну, такъ скажите.
Но онъ упрямо повторялъ одно: «я знаю, кто виноватъ» уклоняясь отъ отвѣта, и вдругъ обратился ко мнѣ съ неожиданнымъ вопросомъ:
— Вы знаете свои грѣхи?
— Конечно, знаю.
— А говорите о нихъ всякому встрѣчному?
— Нѣтъ, не говорю.
— Ну то то же — сказалъ онъ и замолчалъ, а потомъ неожиданно прибавилъ:
— Гегемонія виновата.
— Кто?
— Балканская гегемонія, вотъ кто.
Смыслъ отвѣта былъ ясенъ. А еще яснѣе стало, когда онъ сообщилъ:
— Уродился хлѣбъ у насъ хорошо, и пшеница, и ячмень. А кому его убирать? Однѣ бабы остались, мужчинъ совсѣмъ нѣтъ. Развѣ бабы управятся? Охъ, что то будетъ.
Мой собесѣдникъ не составлялъ исключенія. Новая война была крайне непопулярна въ народныхъ массахъ, и, однако она являлась строго логическимъ выводомъ изъ предыдущей войны съ Турціей, изъ условій гарныхъ договоровъ 29 февраля и 17 мая и въ этотъ историческій моментъ врядъ ли смогло бы ее предотвратить какое бы то ни было министерство. Въ самомъ дѣлѣ. Была одержана блестящая, рѣдкая по своей безспорности и широтѣ побѣда, — и тѣмъ не менѣе ни одна изъ цѣлей, поставленныхъ себѣ Болгаріей, ни освобожденіе Македоніи, ни ея завоеваніе, не была достигнута. Значительная часть Македоніи оказалась въ рукахъ либо сербовъ, либо грековъ, и тамъ началось такое преслѣдованіе всѣхъ болгарскихъ элементовъ страны, такой національный гнетъ, какого несчастная страна не знала за столѣтія турецкаго владычества. Болгарія не могла не протестовать, а при неуступчивости Сербіи и Греціи не могла не начать войны, хотя въ то же время вскрывшійся и выяснившійся характеръ союза и турецкой предстоявшей войны, вмѣстѣ съ бѣдствіями, уже перенесенными народомъ, и неизбѣжной тяжестью и позорностью новой войны, произвели рѣшительную перемѣну въ настроеніи народа. Но какъ отступить безъ борьбы, когда всѣ плоды тяжелой войны и блестящей побѣды вырывались изъ рукъ, когда національная задача, казалось, была уже совсѣмъ почти разрѣшена! Въ этомъ внутреннемъ противорѣчіи безплодно билось правительство и не находило исхода.
Министерство Гешова, заключившее договоръ 29 февраля съ Сербіей, проведшее войну съ Турціей, отказавшееся закончить ее безъ Адріанополя, слѣдовательно отвѣтственное и за предстоящую войну съ союзниками, 1 іюня подало въ отставку и предоставило расхлебывать кашу своему замѣстителю, новому министерству, во главѣ котораго сталъ Даневъ. Это была смѣна лицъ, а не направленій: оба министерства были коалиціонными и составились изъ двухъ господствующихъ въ народномъ собраніи партій: народняковъ и цанковистовъ, съ преобладаніемъ въ первомъ первыхъ и во второмъ послѣднихъ. При Даневѣ и началась новая война,
Военныя дѣйствія были начаты 17 іюня болгарами, но начаты они были не по распоряженію правительства. Ее началъ главнокомандующій (формально носившій званіе помощника главнокомандующаго, такъ какъ главнокомандующимъ считался царь Фердинандъ) ген. Савовъ, ставленникъ Фердинанда, persona grata при дворѣ, стоявшій во главѣ военной партіи. Правительство поспѣшило немедленно удалить Савова и замѣнить его Р. Дмитріевымъ, приказало войскамъ отступить и готово было дать Сербіи любое удовлетвореніе. Но было уже поздно: Сербія и Греція, обрадованныя весьма удобнымъ для нихъ поводомъ, поспѣшили объявить войну.[4].
Кто же виноватъ въ этой послѣдней братоубійственной войнѣ? Формально — Болгарія; вѣдь ея главнокомандующій началъ ее; по существу дѣла — кто то Другой. Вторая война — логически неизбѣжный выводъ изъ первой (турецкой) войны; слѣдовательно, виноваты тѣ, кто началъ войну съ Турціей, подмѣнивъ въ ней освободительныя задачи задачами завоевательными. Виновата въ этомъ и Болгарія, но не больше другихъ союзниковъ; виновата и русская дипломатія, благословившая союзниковъ на заключеніе преступнаго договора 29 февр.; виновато и русское общество, такъ какъ оно своимъ сочувствіемъ поддержало начало войны съ Турціей, проглядѣвъ въ ней ея завоевательное содержаніе. Но непосредственно въ союзнической войнѣ Болгарія виновата гораздо меньше, чѣмъ Сербія и Греція; у этихъ послѣднихъ хищническія вожделѣнія проявились гораздо грубѣе, чѣмъ у Болгаріи; именно онѣ оказались неудовлетворенными даже договоромъ 29 февр., и грубо нарушили его, притомъ не въ интересахъ обойденныхъ ими македонцевъ (которые во всякомъ случаѣ ближе къ болгарамъ, чѣмъ къ сербамъ), а исключительно въ собственныхъ своекорыстныхъ интересахъ.
Если бы не вмѣшательство Румыніи, а потомъ Турціи, то побѣда почти навѣрное осталась бы на сторонѣ Болгаріи: ея военныя силы были значительнѣе и лучше, и она одержала рядъ побѣдъ надъ сербами и греками. Но когда румыны, вступивъ на территорію Болгаріи, заняли всю сѣверную половину страны, прекратили дѣйствіе желѣзныхъ дорогъ; затруднили, почти уничтожили подвозъ припасовъ къ арміи; каждоминутно грозили вступленіемъ въ Софію; вообще парализовали весь государственный организмъ, то война стала немыслимой, и Болгарія начала терпѣть пораженія, въ особенности со стороны Греціи. Гаснетъ ея правительства на помощь Россіи не оправдался; совершенно напротивъ; Россія заняла явно сербофильскую позицію, и тогда министерство Данева заявило вождямъ политическихъ партій, что его политика обанкротилась. Мѣсто его заняло австрофильское правительство Радославова.
24 іюля былъ заключенъ бухарестскій миръ. Оставляя теперь въ сторонѣ общее разореніе, о которомъ я уже говорилъ, что далъ этотъ миръ Болгаріи, Балканамъ и всей Европѣ?
Онъ нанесъ тяжелый, можетъ быть, непоправимый ударъ Болгаріи, какъ государству.
Прежде всего онъ отнялъ у нея въ пользу Румыніи полосу земли съ 300.000 душъ населенія. Онъ обязалъ Болгарію срыть крѣпости въ Рущукѣ и Варнѣ, и, такимъ образомъ, обнажилъ ее въ стратегическомъ отношеніи со стороны Румыніи. На западной сторонѣ она тоже почти обнажена со стороны значительно усилившейся Сербіи, а если она не получитъ Адріанополя, что въ настоящее время можетъ считаться почти окончательно рѣшеннымъ, то она окажется обнаженной и со стороны юга. Такимъ образомъ, въ стратегическомъ отношеніи Болгарія изъ недавно еще самаго могущественнаго государства Балканскаго полуострова обращается въ государство, легко уязвимое со всѣхъ сторонъ. Теряя полосу земли на сѣверовостокѣ въ пользу Румыніи, Болгарія теряетъ наиболѣе плодородныя свои земли, теряетъ свою житницу. Благодаря этому ея казначейство теряетъ значительную долю налоговъ, ея заграничная торговля получаетъ ущербъ, такъ какъ хлѣбный ея экспортъ создавался въ значительной мѣрѣ именно этою областью. Взамѣнъ этого она получаетъ совершенно разоренныя земли Македоніи и не получаетъ ни Салоникъ, ни Кавалы, двухъ лучшихъ гаваней на Эгейскомъ морѣ, которыя до нѣкоторой степени могли бы компенсировать эту потерю. Что же касается третьей гавани на Эгейскомъ морѣ, Дедеагача, то ея судьба еще не вполнѣ рѣшена, а если даже она достанется Болгаріи, то она, какъ по самымъ свойствамъ этой гавани, такъ и по сравнительной отдаленности отъ болгарскихъ центровъ, не можетъ имѣть для Болгаріи большого значенія. Такимъ образомъ, болгарское государство, начавшее войну съ Турціей при такихъ, казалось бы, благопріятныхъ предзнаменованіяхъ, пережило настоящую катастрофу.
А это было во всякомъ случаѣ наиболѣе демократическое и наиболѣе культурное государство Балканскаго полуострова.
Но не только государство. Балканская народность, разрѣзанная между сосѣдними государствами, теряетъ возможность своего дальнѣйшаго культурнаго развитія.
И этого мало. Населеніе сѣверовосточной Болгаріи, уступленной румынамъ, переходитъ изъ государства, гдѣ оно пользовалось политическими правами и прежде всего правомъ голоса въ народное собраніе, изъ государства, признававшаго полную національную терпимость, въ государство, издавна культивировавшее грубый зоологическій націонализмъ, жестоко преслѣдовавшее инородцевъ, стремившееся насильственнымъ образомъ ихъ романизировать, и, что можетъ быть, всего хуже, государство, лишенное всеобщаго избирательнаго права даже въ своемъ ядрѣ. Подвластная же ему инородная Добруджа, на которую румыны смотрѣли, какъ на враждебную государственности, вовсе не имѣла представительства, и врядъ ли можно надѣяться, что новая территорія будетъ поставлена въ лучшія условія. Если Болгарія всегда, даже въ худшія времена стамбуловскаго деспотизма, была государствомъ демократическимъ и мужицкимъ, то Румынія является государствомъ помѣщичьимъ, и болгарскому, турецкому и даже румынскому мужику, который изъ-подъ власти Болгаріи переходитъ подъ власть Румыніи, станетъ, конечно, гораздо хуже. Еще въ іюнѣ мѣсяцѣ, т. е. задолго до заключенія бухарестскаго мира, я слышалъ отъ многихъ людей изъ этой полосы земли, мелкихъ торговцевъ и крестьянъ, притомъ даже отъ людей, принадлежащихъ къ румынской народности, но болгарскихъ подданныхъ, выраженіе страха передъ возможной отдачей ихъ подъ власть аристократическаго румынскаго правительства. Тѣмъ болѣе, такой страхъ должны были испытывать болгары и турки.
Въ не менѣе печальное положеніе попало населеніе большей части Македоніи.
Выиграли ли что-нибудь Сербія и Греція?
Какъ государства, безспорно да. Ихъ правительства будутъ имѣть подъ своею властью гораздо болѣе значительныя территоріи, гораздо болѣе многочисленное населеніе, а также гораздо болѣе удобныя въ торговомъ я стратегическомъ смыслѣ границы. Но необходимость удерживать свою власть надъ чуждымъ и даже враждебнымъ населеніемъ, необходимость готовиться къ неизбѣжной или, по крайней мѣрѣ вѣроятной въ будущемъ новой войнѣ, заставитъ ихъ всѣ силы тратить не на поднятіе культурныхъ условій жизни новыхъ и старыхъ земель, а на возвышеніе своихъ военныхъ силъ.
Но этого мало. Граница между сербскими и греческими владѣніями далеко не удовлетворяетъ обѣ стороны, и въ особенности Грецію. Монастырь (Битолія) достался Сербіи, а между тѣмъ, Греція очень настойчиво выражала на него претензіи. Одно время передъ самымъ заключеніемъ мира отношенія межу Сербіей и Греціей обострились настолько, что на македонскомъ театрѣ военныхъ дѣйствій произошла даже форпостная стычка между греками и сербами. Казалась возможной война между Сербіей и Греціей, война, которая была бы яркимъ художственнымъ завершеніемъ художественной дѣльности всей этой печальной картины взаимныхъ отношеній балканскихъ государствъ. Война была избѣгнута, можетъ быть, потому, что и Сербія, и Греція истощены предыдущими войнами; но кто знаетъ, не окажется ли она только отсроченной на время.
Сама Болгарія, конечно, будетъ лелѣять мечту о реваншѣ и на нее истощать всѣ свои жизненныя силы.
Такимъ образомъ, бухарестскій миръ является шагомъ назадъ, а не шагомъ впередъ въ развитіи народовъ Балканскаго полуострова; а кромѣ того онъ является въ дѣйствительности только перемиріемъ.
Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ я, указывая на печальную ошибку, которую сдѣлалъ кружокъ лицъ съ Карѣевымъ, М. Ковалевскимъ и другими во главѣ, выпустившихъ воззваніе къ обществу съ призывомъ оказать братскую помощь союзнымъ народамъ балканскаго полуострова, высказалъ слѣдующее мнѣніе:
"Врядъ ли правы авторы воззванія въ своей вѣрѣ въ то, что за народами останутся плоды ихъ побѣдъ. Народы понесутъ тяжелыя кровавыя жертвы, это безспорно; народы одержатъ побѣду, — это вѣроятно; но плоды побѣдъ достанутся, главнымъ образомъ, дипломатіямъ, династіямъ, вообще кому-нибудь другому, но не народу; это почти несомнѣнно[5].
Это соображеніе, въ особенности въ своей послѣдней части, оправдалось, къ несчастью, въ полной мѣрѣ. Народы Балканскаго полуострова одержали побѣду, но ничего отъ этой побѣды не получили. Получили ли эту побѣду и въ какой мѣрѣ династіи и дипломаты, это пока остается вопросомъ спорнымъ.
Въ настоящее время, изъ Македоніи отправилась депутація или делегація общественныхъ дѣятелей, которая предполагаетъ объѣхать европейскія столицы съ цѣлью расположить правительства и общественное мнѣніе различныхъ державъ въ пользу несчастнаго македонскаго народа. Къ сожалѣнію, судя по всему, что мы знаемъ, эта депутація,
Какъ челобитчикъ у дверей
Ему не внемлющихъ судей,
останется не выслушанной тѣми, отъ кого зависитъ удовлетворить ея совершенно законныя желанія. Но пусть ее выслушаетъ хотя бы русское общественное мнѣніе, къ несчастью, столь же безсильное, какъ и она сама.
10 Августа, 1912 г.
- ↑ У чиновниковъ, не бывшихъ на войнѣ и получающихъ свыше 4000 фр. въ годъ, удерживалась треть ихъ содержанія. Чиновникамъ, взятымъ на войну, для содержанія ихъ семей выдавалась только одна треть жалованья. У чиновниковъ, получавшихъ менѣе 4000 фр., вычеты были менѣе значительными. Предполагалось, что эти вычеты есть не сокращеніе жалованія, а заемъ, подлежащій уплатѣ по окончанія войны. Въ связи съ мораторіумомъ это значительное сокращеніе доходовъ бюрократіи было однимъ изъ замѣтныхъ въ экономической жизни страны явленій.
- ↑ О значеніи договора 29 февраля я подробно говорилъ въ своей предыдущей статьѣ.
- ↑ «Ново Врѣме» (органъ «тѣсныхъ») 1 авг. 1912 г. № 14. Въ той же статьѣ, однако, изъ которой я заимствую приведенныя, оказавшіяся пророческими словами, высказана также совершенно опровергнутая ходомъ дальнѣйшихъ событій увѣренность, что правительство только побряцаетъ оружіемъ и войны не начнетъ.
- ↑ Я оставлю пока въ сторонѣ исторію дипломатическихъ переговоровъ, предшествовавшихъ несчастной войнѣ между вчерашними союзниками, а также крайне печальную, — что бы не употребить болѣе сильнаго выраженія, — роль Россіи въ ходѣ этихъ переговоровъ и послѣдовавшихъ затѣмъ военныхъ дѣйствій.
- ↑ Современникъ, 1912, № 11, стран. 339.