Наша революция (Троцкий)/Европа и революция
| ← Рабочее правительство в России и социализм | Европа и революция |
| Опубл.: 1906. Источник: Троцкий Н. Наша революция. — СПб.: книгоиздательство Н. Глаголева, тип. «Север», 1906. — 286 с. |
В июне 1905 года мы писали:
«После 1848-го года прошло больше полустолетия Полвека непрестанных завоеваний капитализма во всем мире. Полвека «органического» взаимоприспособления сил буржуазной реакции и сил реакции феодальной. Полвека, в течении которого буржуазия обнажила свою бешеную жажду господства и свою готовность бешено бороться за него!
«Как фантаст-механик в погоне за perpetuum mobile натыкается на все новые и новые препятствия и нагромождает еханизм на механизм для их преодоления, так буржуазия изменяла и перестраивала аппарат своего господства, избегая 'внеправовых' столкновений с враждебной ей силой. Но как самоучка-механик в конце концов наталкивается на последнее непреодолимое препятствие: закон сохранения энергии, так буржуазия должна натолкнуться на последнюю неумолимую преграду: классовый антагонизм, неизбежно разрешающийся столкновением.
«Навязывая всем странам способ своего хозяйства и своих сношений, капитализм превратил весь мир в один экономический и политический организм. Подобно тому, как современный кредит, связывающий тысячи предприятий невидимой связью и придающий изумительную подвижность капиталу, устраняет многие мелкие частные крахи, но вместе с тем придает небывалый размах общим хозяйственным кризисам, так и вся экономическая и политическая работа капитализма, с его мировой торговлей, системой чудовищных государственных долгов и политическими группировками стран, вовлекшая все реакционные силы в одно всемирное товарищество на паях, не только противодействовала всем частным политическим кризисам, но и подготовила базу для социального кризиса неслыханных размеров. Вгоняя внутрь все болезненные процессы, обходя все трудности, отодвигая все глубокие вопросы внутренней и международной политики, затушевывая все противоречия, буржуазия отдаляла развязку, подготовляя тем самым радикальную мировую ликвидацию своего господства. Она жадно цеплялась за всякую реакционную силу, не справляясь об ее происхождении. Папа и султан были не последними из ее друзей. Она не связывала себя узами 'дружбы' с китайским богдыханом только потому, что он не представляет собой силы: буржуазии было выгоднее расхищать его владения, чем содержать его на должности всемирного жандарма, оплачивая его расходы из своих сундуков. Таким образом, мировая буржуазия поставила устойчивость своей государственной системы в глубокую зависимость от устойчивости добуржуазных оплотов реакции.
«Это с самого начала придает развертывающимся событиям интернациональный характер и открывает величайшую перспективу: политическое раскрепощение, руководимое рабочим классом России, поднимает руководителя на небывалую в истории высоту, передает в его руки колоссальные силы и средства и делает его инициатором мировой ликвидации капитализма, для которой история создала все объективные предпосылки»[См. мое предисловие к «Речи перед судом присяжных» Ф Лассаля, изд. «Молот».]
Если российский пролетариат, временно получивши в свои руки власть, не перенесет по собственной инициативе революцию на почву Европы, его вынудит к этому европейская феодально- буржуазная реакция. Разумеется, было бы праздным делом предопределять теперь те пути, какими русская революция перебросится в старую : капиталистическую Европу: эти пути могут оказаться совершенно неожиданными. Скорее для иллюстрации мысли, чем в виде предсказания мы остановимся на Польше, как на соединительном звене между революционным Востоком и революционным Западом.
Торжество революции в России означает неизбежно победу революции в Польше. Не трудно себе представить, что революционный режим в десяти польских губерниях русского захвата неизбежно поставит на ноги Галицию и Познань. Правительства Гогенцоллерна и Габсбурга ответят на это тем, что стянут военные силы к польской границе, чтобы затем ' перешагнуть через нее и раздавить врага в его центре — Варшаве. Ясно, что русская революция не сможет оставить в руках прусско-австрийской солдатчины свой западный авангард. Война с правительствами Вильгельма II и Франца-Иосифа станет при таких условиях законом самосохранения для революционного правительства России. Какое положение займет при этом германский и австрийский пролетариат? Ясно, что он не сможет оставаться спокойным наблюдателем контрреволюционного крестового похода своих национальных армий. Война феодально- буржуазной Германии против революционной России означает неизбежно пролетарскую революцию в Германии. Кому такое утверждение покажется слишком категорическим, тому мы предложим представить себе другое историческое событие, которое более было бы способно толкнуть германских рабочих и германскую реакцию на путь открытого соразмерения сил.
Когда наше октябрьское министерство неожиданно объявило Польшу на военном положении, распространились весьма правдоподобные слухи, что это сделано по прямому приказанию из Берлина. Накануне разгона Думы правительственная газета в форме угрозы сообщила о переговорах берлинского и венского правительств насчет вооруженного вмешательства во внутренние дела России с целью подавления смуты. Никакие министерские опровержения не могли затем изгладить потрясающего впечатления этого сообщения. Было ясно, что во дворцах трех соседних стран подготовляется кровавая контрреволюционная расправа. Да и могло ли быть иначе? Могут ли соседние полуфеодальные монархии пассивно смотреть, как пламя революции лижет границы их владений?
Еще далекая от победы русская революция через Польшу уже успела отразиться в Галиции,
«Кто год тому назад мог предвидеть то, что сейчас происходит в Галиции, — воскликнул Дашинский в мае этого года на львовском съезде польской социал-демократии, — это величественное крестьянское движение, приведшее в изумление всю Австрию! Зборац избирает социал-демократа вице-маршалом окружного совета. Крестьяне редактируют для крестьян социалистически-революционную газету и называют ее „Красное Знамя“, собираются тридцатитысячные крестьянские митинги, шествия с красными знаменами и революционными песнями тянутся по галицийским деревням, до сих пор таким спокойным, таким апатичным… Что будет, когда до этих нищих крестьян дойдет из России клич национализации земли!»
Больше двух лет тому назад в своей полемике с польским социалистом Люсней Каутский доказывал, что теперь нельзя уже видеть в России ядро на ногах Польши, а эту последнюю рассматривать, как восточный отряд революционной Европы, врезавшийся в степи московского варварства. В случае развития и победы русской революции «польский вопрос, — по словам Каутского, — снова обострится, но не в том смысле, как думает Люсня; его шипы будут направлены не против России, а против Австрии и Германии и, поскольку Польша будет служить делу революции, ей придется защищать революцию не от России, а из России нести ее в Австрию и Германию». Это предсказание оказывается теперь гораздо ближе к осуществлению, чем мог думать сам Каутский.
Но революционная Польша вовсе не единственный возможный исходный пункт европейской революции. Выше мы уже сказали, что буржуазия систематически уклонялась в течение ряда десятилетий от разрешения сколько-нибудь сложных и острых вопросов не только внутренней, но и внешней политики. Ставя под ружье колоссальные массы людей, буржуазные правительства не имеют, однако, решимости разрубать запутанные вопросы международной политики мечем. Посылать сотни тысяч людей в огонь может либо правительство, чувствующее за собой поддержку нации, затронутой в своих жизненных интересах, либо правительство, потерявшее всякую почву под ногами и охваченное мужеством отчаяния. Только глубокая уверенность и только безумный азарт могут в современных условиях политической культуры и военной техники, всеобщего избирательного права и всеобщей воинской повинности, толкнуть две нации друг на друга. В прусско- французской войне 1870 г. мы видим на одной стороне Бисмарка, который борется за пруссифицирование, т. е. все же за национальное объединение Германии, — элементарная потребность, которую чувствовал каждый немец; на другой стороне — правительство Наполеона III, наглое, бессильное, презираемое народом, готовое на всякую авантюру, которая могла бы обещать в результате еще двенадцать месяцев жизни. Таким же образом распределились роли и в русско-японской войне' с одной стороны, правительство Микадо, которое борется за власть японского капитала над Восточной Азией и которому не противостоит еще сильный революционный пролетариат; с другой стороны, пережившее себя самодержавное правительство, которое стремилось внешними победами искупить свои внутренние поражения.
В старых капиталистических странах нет таких «национальных» потребностей, т. е. потребностей всего буржуазного общества в целом, носительницей которых являлась бы правящая буржуазия. Правительства Англии, Франции, Германии или Австрии неспособны уже вести национальные войны. Жизненные нужды народных масс, интересы угнетенных национальностей или варварская внутренняя политика соседней страны не способны толкнуть ни одно из буржуазных правительств на путь войны, которая в этом случае имела бы освободительный и потому национальный характер. С другой стороны, интересы капиталистического хищничества, которые так часто заставляют то одно, то другое правительство на глазах всего мира примеривать шпоры и точить меч, совершенно не способны вызвать сочувственный отклик в народных массах. Таким образом, буржуазия либо не может, либо не хочет вызвать и провести национальную войну. К чему приводят в современных условиях антинациональные войны, это в последнее время показали два опыта: один — на юге Африки, другой — на востоке Азии. Жестокий разгром империалистского консерватизма в Англии не в последней мере обязан уроку англо- бурской войны; другим гораздо более важным и угрожающим английской буржуазии последствием империалистической политики является политическое самоопределение английского пролетариата, которое, раз начавшись, пойдет вперед семимильными шагами. О последствиях русско-японской войны для петербургского правительства напоминать не приходится. Но и без этих двух последних опытов европейские правительства с тех пор, как пролетариат стал на ноги, все более и более страшатся ставить его пред дилеммой: война или революция. Именно страх пред восстанием пролетариата заставляет буржуазные партии, вотирующие чудовищные суммы на военные расходы, торжественно манифестировать в пользу мира, мечтать о международных примирительных камерах, даже об организации Соединенных Штатов Европы — жалкая декламация, которая не может, разумеется, устранить ни антагонизма государств, ни вооруженных столкновений.
Вооруженный мир, установившийся в Европе после франко- прусской войны, опирался на систему европейского равновесия, которая предполагала не только неприкосновенность Турции, расчленение Польши, сохранение Австрии, этой этнографической мантии арлекина, но и существование русского деспотизма в роли вооруженного до зубов жандарма европейской реакции. Русско- японская война нанесла жестокий удар искусственно сохранявшейся системе, в которой самодержавие занимало первенствующее положение. Россия оказалась на неопределенное время вычеркнутою из так называемого концерта держав. Равновесие нарушилось. С другой стороны, успехи Японии разожгли завоевательные инстинкты капиталистической буржуазии, особенно биржи, играющей в современной политике колоссальную роль. Возможность войны на европейской территории выросла в огромной степени. Конфликты назревают здесь и там, и если до сегодняшнего дня они улаживались дипломатическими средствами, то ничто не обеспечивает завтрашнего дня. Но европейская война неизбежно означает европейскую революцию.
Уже во время русско-японской войны социалистическая партия Франции заявила, что в случае вмешательства французского правительства в пользу самодержавия, она призовет пролетариат к самым решительным мерам — вплоть до восстания. В марте 1906 г., когда назревал франко-германский конфликт по поводу Марокко, Интернациональное Социалистическое Бюро постановило в случае опасности войны «установить для всей интернациональной социалистической партии и всего организованного рабочего класса метод действия, наиболее пригодный для предупреждения и пресечения войны». Разумеется, это только резолюция. Чтобы проверить ее действительное значение, нужна война. У буржуазии есть все основания избегать этого опыта. Но к несчастью для нее логика международных отношений сильнее логики дипломатов.
Государственное банкротство России, будет ли оно вызвано затянувшимся хозяйничаньем бюрократии, будет ли оно объявлено революционным правительством, которое не захочет отвечать за грехи старого режима, — государственное банкротство России страшным сотрясением отразится во Франции. Радикалы, в руках которых теперь политические судьбы Франции, вместе с властью взяли на себя все охранительные функции, в том числе и заботу об интересах капитала. Есть поэтому серьезные основания предполагать, что финансовый крах вызванный банкротством России, непосредственно превратится во Франции в острый политический кризис, который закончится лишь с переходом власти в руки пролетариата. Так или иначе — через посредство революционной Польши, вследствие европейской войны, или как результат государственного банкротства России — революция перебросится на территорию старой капиталистической Европы
Но и без внешнего давления таких событий, как война или банкротство, революция может в ближайшем будущем возникнуть в одной из европейских стран в результате крайнего обострения классовой борьбы. Мы не станем здесь строить предположений о том, какая из европейских стран выступит на путь революции в первую очередь; но несомненно, что классовые противоречия во всех странах достигли за последние годы высокой степени напряжения.
В Германии, колоссальный рост социал-демократии в рамках полуабсолютистской конституции с железной необходимостью ведет пролетариат к открытому столкновению с феодально- буржуазной монархией. Вопрос об отпоре государственному перевороту посредством всеобщей стачки стал за последний год центральным вопросом политической жизни германского пролетариата. Во Франции, переход власти к радикалам решительно развязывает руки пролетариату, связанные в течение долгого времени сотрудничеством с буржуазными партиями в деле борьбы с национализмом и клерикализмом: социалистический пролетариат, богатый неумирающими традициями четырех революций, и консервативная буржуазия под партийной маской радикализма стоят лицом к лицу. В Англии, где в течение целого столетия две буржуазные партии правильно раскачивались на качели парламентаризма, начался в самое последнее время под влиянием целого ряда причин процесс политического обособления пролетариата. Если в Германии этот процесс потребовал четырех десятилетий, то английский рабочий класс, обладающий могучими профессиональными союзами и богатым опытом экономической борьбы, может в несколько скачков догнать армию континентального социализма.
Влияние русской революции на европейский пролетариат огромно. Помимо того, что она разрушает петербургский абсолютизм, главную силу европейской реакции, она создает, кроме того, необходимые революционные предпосылки в сознании и настроении европейского рабочего класса.
Задача социалистической партии состояла и состоит в том, чтоб революционизировать сознание рабочего класса, как развитие капитализма революционизировало социальные отношения. Но агитационная и организационная работа в рядах пролетариата имеет свою внутреннюю косность. Европейские социалистические партии — и в первую голову наиболее могучая из них, германская — выработали свой консерватизм, который тем сильнее, чем большие массы захватывает социализм и чем выше организованность и дисциплина этих масс. В силу этого социал- демократия, как организация, воплощающая политический опыт пролетариата, может стать в известный момент непосредственным препятствием на пути открытого столкновения рабочих с буржуазной реакцией. Другими словами, пропагандистско-социалистический консерватизм пролетарской партии может в известный момент задерживать прямую борьбу пролетариата за власть. Огромное влияние русской революции сказывается в том, что она убивает партийную рутину, разрушает консерватизм и ставит на очередь дня вопросы открытого соразмерения сил пролетариата и капиталистической реакции. Борьба за всеобщее избирательное право в Австрии, Саксонии и Пруссии обострилась под прямым влиянием октябрьской стачки в России. Восточная революция заражает западный пролетариат революционным идеализмом и рождает в нем желание заговорить с врагом «по-русски».
Российский пролетариат, оказавшись у власти, хотя бы лишь вследствие временной конъюнктуры нашей буржуазной революции, встретит организованную вражду со стороны мировой реакции и готовность к организованной поддержке со стороны мирового пролетариата. Предоставленный своим собственным силам рабочий класс России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией в тот момент, когда крестьянство отвернется от него. Ему ничего другого не останется, как связать судьбу своего политического господства и, следовательно, судьбу всей российской революции с судьбой социалистической революции в Европе. Ту колоссальную государственно- политическую силу, которую даст ему временная конъюнктура российской буржуазной революции, он обрушит на чашу весов классовой борьбы всего капиталистического мира. С государственной властью в руках, с контрреволюцией за спиной, с европейской реакцией пред собою, он бросит своим собратьям во всем мире старый призывный клич, который будет на этот раз кличем последней атаки: Пролетарии всех стран, соединяйтесь!