Начало революціи.
правитьПослѣ Баку — Петербургъ. Вулканическую, насыщенную подземными парами, почву нефтяныхъ промысловъ всколыхнули первые удары надвигающагося землетрясенія, которому суждено снести до основанія вѣковое зданіе отарой Россіи. Тысячекратнымъ эхо, громкимъ гуломъ отозвались эти удары въ наэлектризованной политической атмосферѣ столицы, стягивающей къ себѣ всѣ нити русской государственной жизни.
И какъ мало нужно было, на первый взглядъ, для того, чтобы привести въ движеніе колоссальную массу петербургскаго пролетаріата! Двое уволенныхъ рабочихъ — и встали заводы, фабрики и мелкія мастерскія огромнаго города. А затѣмъ — митинги, собранія, резолюціи, всеобщая стачка, покрытый тысячами подписей адресъ царю, атмосфера всеобщаго и необходимаго возбужденія, въ которой рождаются и разносятся по всему свѣту темныя предположенія, чудовищные слухи, самою неопредѣленностью и грандіозностью своею заставляющіе замирать сердца милліоновъ людей въ предчувствіи чего то великаго, чего то изъ ряда вонъ выходящаго, чего то острой гранью врѣзающагося въ исторію. Двое уволенныхъ рабочихъ — и грандіозное потрясеніе всей хозяйственной и политической жизни страны, рикошетомъ ударившее по странамъ всего міра, пріостановившее снаряженіе эскадры, поколебавшее курсы, напугавшее биржевого молоха… Такъ въ горахъ неосторожное движеніе, повышенный голосъ путника заставляетъ сдвигаться съ мѣста и падать всеразрушающую на своемъ пути лавину!
Двое рабочихъ, уволенныхъ за принадлежность къ рабочему «обществу»… Какъ будто не десятки и не сотни ихъ ежедневно, ежечасно, не только «увольняются», но арестовываются, ссылаются, заточаются въ казематы за участіе въ борьбѣ своего класса съ тяготѣющимъ надъ нимъ гнетомъ и эксплоатаціей! Но не даромъ мы переживаемъ время, когда мощные удары войны потрясли до основанія всѣ устои старой Россіи! И не даромъ въ десятилѣтней, неустанной борьбѣ росло и закалялось чувство протеста, чувство солидарности, боевое настроеніе и боевая сплоченность Россіи рабочей! Логика политической обстановки и логика революціоннаго положенія пролетаріата неизбѣжно, съ неумолимой необходимостью, вели къ такому положенію, когда достаточно искры, чтобы яркимъ пламенемъ вспыхнуло колоссальное движеніе народныхъ массъ. И та же логика, съ такою-же неизбѣжность" выводитъ эти массы на путь открытой, революціонной борьбы съ. абсолютизмомъ, въ желѣзныхъ объятіяхъ котораго задыхается пролетарскій исполинъ.
Тѣнь Зубатова стояла у колыбели того «Русскаго собранія фабрично-заводскихъ рабочихъ», протестъ котораго послужилъ сигналомъ къ началу всеобщей стачки. Грязныя полицейскія руки пестовали новорожденнаго, пытаясь влить отраву, холопства и предательства въ сердца тѣхъ рабочихъ, которые объединялись на борьбу за свои будничные экономическіе интересы, съ наивной вѣрой въ возможность вмѣстить хотя бы эту борьбу въ мертвящія рамки самодержавно-бюрократическаго режима. Но какъ быстро и легко, почти незамѣтнымъ движеніемъ плеча, порвалъ пролетаріатъ эти полицейскія шелковыя узы, которыми мечтала связать его жандармская фантазія! Какъ одесскіе стачечники 1903 г. однимъ фактомъ выступленія на путь открытой массовой борьбы далеко отбросили отъ себя грязную шайку зубатовскихъ агентовъ, такъ и петербургское «Общество», покончивъ съ зубатовщиной, теперь, можно сказать, въ первый же день участія своего въ движеніи могучаго массоваго потока, безповоротно рветъ послѣднія цѣпи, которыми старалась сковать его мнимая «благосклонность» правительствующихъ лицъ.
«Благожелательный» и «довѣрчивый» министръ внутреннихъ дѣлъ, принимавшій депутаціи земцевъ, адвокатовъ и иныхъ представителей либеральнаго общества, наотрѣзъ отказался и не могъ не отказаться принять депутацію забастовавшихъ рабочихъ. Не могъ не отказаться потому, что принять депутацію «либераловъ» — значило поощрять ихъ идти все по тому же пути чаянія конституціонныхъ благъ «сверху»; принять же депутацію рабочихъ — значило признать и поощрить массовое движеніе, требующее свободы «снизу» и уже потому революціонное. Вчерашній «покровитель» и «другъ» «собранія рабочихъ», петербургскій градоначальникъ Фуллонъ, забывая о печальной судьбѣ своего французскаго соименника, послужившаго 115 лѣтъ тому назадъ первымъ революціоннымъ украшеніемъ парижскихъ фонарей, сегодня грозитъ расправами требующимъ хлѣба и свободы рабочимъ. Думаетъ ли онъ, что завтра найдется въ Петербургѣ хотя бы одинъ пролетарій, готовый промѣнять свое классовое первородство на чечевичную похлебку его «благосклонности»?
Выходецъ изъ пропитанной всѣми предразсудками суевѣрія, невѣжества и холопства среды русскаго духовенства, священникъ церкви при пересыльной тюрьмѣ, Георгій Гапонъ стоялъ во главѣ е Собранія рабочихъ". И посмотрите, какъ все та же неизбѣжная революціонная логика пролетарской борьбы подчинила себѣ этого сына государственной церкви! Волна могучаго пролетарскаго потока подхватила его и уже теперь, въ самомъ началѣ своего подъема, взметнула такъ высоко, сакъ, конечно, никогда еще не случалось взлетать ни одному православному «пастырю». Какимъ языкомъ долженъ былъ заговорить «тотъ „смиренный“ служитель алтаря! „Не акціонеры разоряются, а рабочіе; такъ ли товарищи?“ вопрошаетъ Гапонъ депутацію, во главѣ которой онъ явился для переговоровъ съ директоромъ Путиловскаго завода, я тутъ же совершаетъ первый „революціонный“ актъ — отказа признавать „власти предержащія“, открытаго отказа считать директора завода представителемъ назначившихъ его акціонеровъ.
Въ маломъ, частномъ случаѣ съ Гапономъ видится великое, общее. Въ обстановкѣ надвигающагося на Россію великаго историческаго перелома, подъ давленіемъ соціалдемократіи, кто хоть на день, хоть на часъ связалъ свою судьбу съ судьбою массового движенія рабочаго класса, тотъ долженъ, неизбѣжно долженъ, въ этотъ день, въ этотъ часъ подыматься все выше и выше къ вершинамъ классовой идеологіи пролетаріата. Будетъ ли Гапонъ продолжать идти въ ногу съ разростающимся пролетарскимъ движеніемъ, и долго ли будетъ онъ идти — это частное, личное дѣло. Но что несомнѣнно, такъ это то, что, не желая отстать отъ движенія, онъ долженъ будетъ послѣдовательно идти впередъ; онъ долженъ будетъ сбросить свою рясу, свои предразсудки, свои „легальныя“ мечтанія, свою политическую близорукость и ограниченность, онъ долженъ будетъ все болѣе и болѣе становиться на революціонную, классовую точку зрѣнія. И если онъ этого не сможетъ, не сумѣетъ сдѣлать, — какъ выжатый лимонъ, отброситъ его въ сторону стихія рабочаго движенія, использовавъ въ своихъ революціонныхъ цѣляхъ всѣ тѣ элементы революціонности, которые, въ причудливой комбинаціи, таились подъ складками поповской рясы.
Революціонная логика пролетарскаго движенія подчиняетъ себѣ всякаго, такъ или иначе тѣсно связавшаго судьбу свою съ этимъ движеніемъ. Но болѣе того. Она такъ же неизбѣжно, такъ же стихійно, часто „за порогомъ сознанія“, подчиняетъ себѣ и самихъ участниковъ движенія, рядовую рабочую массу. Пусть политическое сознаніе этой массы еще безпомощно бродитъ посреди бугровъ и рытвинъ традиціонной идеологіи; пусть эта масса еще не отдаетъ себѣ отчета ни во всей полнотѣ своихъ интересовъ, ни въ томъ единственномъ пути, классовой организаціи и классовой борьбы, которымъ можетъ она придти къ освобожденію. Стихійная сила положенія толкаетъ ее, хотя бы ощупью, выбраться на этотъ вѣрный путь. Если на сознаніи массъ еще лежитъ печать реакціонныхъ предразсудковъ и политической ограниченности, то въ дѣйствіяхъ ея уже прорывается присущая ей революціонность.
Иностранныя газеты сообщаютъ, что стачечники рѣшили подать „петицію“ царю. Да, рабочая масса сохранила еще остатокъ вѣры въ то, что и помогутъ сверху. Да, она подхватила эту идею обращеніяхъ „верху“, которую съ такимъ усердіемъ со всѣхъ крышъ проповѣдуютъ мудрыя птицы либерализма… Но не съ униженнымъ самооправданіемъ, не черезъ переднія придворныхъ лакеевъ пытается она довести свое слово до царскихъ ушей. Тысячными толпами рѣшили рабочіе собраться къ Зимнему дворцу; они хотятъ, чтобы царь самолично вышелъ на балконъ принять „петицію“ и присягнулъ, что требованія народа будутъ исполнены.
Такъ обращались къ своему „доброму королю“ герои Бастиліи и похода въ Версаль! И тогда раздавалось „ура“ въ честь показавшагося толпѣ по ея требованію монарха, но въ этомъ „ура“ уже звучалъ приговоръ абсолютизму…
Рабочіе выставляютъ въ своей „петиціи“ тѣ требованія, которыя съ упорствомъ и послѣдовательностью не переставала пропагандировать соціалдемократія и только она: всенародное учредительное собраніе на основѣ всеобщаго избирательнаго права. Рабочіе не „забыли“ назвать учредительное собраніе его настоящимъ именемъ; они не оставили лишь „подразумѣваемой“ ни одной изъ гарантій народныхъ правъ! И въ этомъ мы видимъ, мы съ гордостью видимъ слѣдъ работы соціалдемократія, ея кровной связи съ пролетарскимъ движеніемъ. Правда „петиція“ повторяетъ и изношенныя либеральныя фразы насчетъ уничтоженія „средостѣнія“ возможности сліянія черезъ голову „бюрократіи“. Неискушенная въ политической борьбѣ, рабочая масса не думаетъ еще объ огражденіи своихъ классовыхъ пролетарскихъ интересовъ, я услужливо подсовываемую ей славянофильскую труху принимаетъ за чистое золото политической свободы для народа. Пусть такъ. Сегодня она не понимаетъ политическаго положенія. Завтра она пойметъ его. Но и сегодня, довѣрчиво взявъ въ свои руки одно изъ потертыхъ либеральныхъ знаменъ, какъ несетъ она его? Возьмите самый „смѣлый“, либеральный адресъ или резолюцію съ тѣми же требованіями, съ тѣмъ же обращеніемъ и посмотрите: какъ говорятъ либералы, и какъ говоритъ народъ. „Всѣхъ тѣхъ изъ насъ, которые осмѣливались возвышать свой голосъ въ защиту интересовъ народа и трудящихся классовъ, бросали въ тюрьму или ссылку“. „Бюрократія толкала страну на край гибели и разоренія и позорной войной привела ее въ разгрому“. „Если вы не удовлетворите нашей просьбы, мы умремъ на этой площади, передъ вашимъ дворцомъ. Намъ некуда больше идти, намъ открыты два только пути: путь, который ведетъ къ свободѣ и счастью, или тотъ, который ведетъ въ могилу“. „Если наша жизнь должна быть принесена въ жертву страданіямъ Россіи, мы не пожалѣемъ этой жертвы, мы охотно принесемъ ее“. Вотъ какимъ нелиберальнымъ языкомъ говоритъ даже либеральныя рѣчи петербургскій пролетаріатъ. „Мы готовы умереть“ — это значить: мы готовы биться за свободу, а не только просить ея. Отъ просьбы не умираютъ! Былъ ли слышенъ когда либо подобный языкъ? Да, онъ былъ слышенъ все въ тѣ же славные дни Великой революціи, когда зданіе стараго порядка трещало уже по всѣмъ швамъ, и когда революціонный народъ, сохраняя еще реакціонныя иллюзіи и политическую наивность, уже дѣлалъ революціонное дѣло. Но за революціоннымъ дѣломъ придетъ революціонное сознаніе, и уже то, какъ говоритъ сегодня пролетарская масса, показываетъ, что она будетъ дѣлать завтра. Мы уже видѣли, что во главу угла, какъ свои главныя требованія, рабочіе поставили демократическіе лозунги соціалдемократіи. Очевидно, что уже сегодня тысячи пролетаріевъ сознательно принимаютъ ихъ. Завтра ихъ такъ же сознательно примутъ десятки и сотни тысячъ. Мы знаемъ изъ иностранныхъ газетъ, что три завода бросили работу по призыву соціалдемократовъ, что, бросая работу, рабочіе поютъ свою пролетарскую „марсельезу“. Завтра стотысячная масса сплотится вокругъ краснаго знамени соціалдемократіи.
Соціалдемократія можетъ съ увѣренностью дѣлать такія предсказанія. Не она ли одна, при всеобщемъ скептицизмѣ, при всеобщихъ крикахъ объ „ограниченности“, „сектанствѣ“, „узости“, „нетерпимости“, не она ли одна съ самаго своего зарожденія неразрывно связала дѣло русской свободы съ дѣломъ рабочаго класса? Не она ли одна вѣрила въ силу и неизбѣжную революціонность пролетарскихъ массъ? Не она ли одна видѣла въ нихъ единственно надежную опору свободы и демократіи и клала всѣ свои силы на дѣло классовой) пробужденія и классовой организаціи этихъ массъ? И не она ли предсказала то выступленіе на арену борьбы съ абсолютизмомъ милліонныхъ рабочихъ массъ, начало котораго мы наблюдаемъ теперь въ Петербургѣ, и продолженіе котораго скоро — мы увѣрены въ этомъ — будемъ наблюдать по всему пространству Россіи?
Какой урокъ тѣмъ либеральнымъ маловѣрамъ, которые, оправдывая свою собственную ограниченность и трусость, говорили о томъ, что народъ „не участвуетъ“ въ политическомъ освобожденіи Россіи, что народъ „молчитъ“ и „врядъ ли заговоритъ“, что только „образованное“ общество „борется“ за свободу, и что тѣмъ самымъ „борьба“ непремѣнно должна быть втиснута въ рамки „легальности“! Какой урокъ этимъ трезвеннымъ и умѣреннымъ политиканамъ, которые же умѣли даже поднять своего взора къ вершинѣ того могучаго дуба, палыми жолудями котораго они питались! Пусть попробуютъ эти господа, хотя бы насильно, вдвинуть въ тѣсныя рамки „легальности“ борьбу стотысячныхъ массъ петербургскихъ рабочихъ, даже теперь, когда массы еще подхватываютъ ихъ ограниченные лозунги!
По, скажемъ мы сейчасъ же, какой урокъ и тѣмъ утопистамъ „конспиративной“ организаціи, которые считали возможнымъ во имя привычки въ повиновенію, во имя формально-организаціонной „дисциплины“, механическимъ рычагомъ „агентуры“ двигать по своему усмотрѣнію милліонную армію рабочаго класса! Пусть попробуютъ они приложить эту наивно-аракчеевскую мѣрку къ тому грандіозному движенію, которое развертывается передъ нашими глазами! Пусть попробуютъ они въ организаціонномъ уставѣ третьяго, четвертаго и пятаго съѣздовъ „профессіональныхъ революціонеровъ“ искать того магическаго средства, которое дастъ соціалдемократіи величайшее доступное ей счастье — одушевить этотъ массовый потокъ классовымъ сознаніемъ, политической самостоятельностью! Развѣ не ясно теперь, развѣ не очевидно, что ровно въ той мѣрѣ соціалдемократія сможетъ овладѣть этимъ движеніемъ, — а, стало быть, и это движеніе сможетъ усвоить соціалдемократическое сознаніе, — ровно въ той мѣрѣ сможетъ она направить это движеніе по классовому руслу, въ какой ея вчерашняя и сегодняшняя пропагандистская и агитаціонная работа выдвинула и выдвигаетъ кадры сознательныхъ соціалдемократовъ изъ среды самой рабочей массы, перелила и переливаетъ черезъ эти кадры въ самую массу элементы классового сознанія, сдѣлала и дѣлаетъ ее политически воспріимчивой въ лозунгамъ, выдвигаемымъ соціалдемократіей? Каждый атомъ этой „мелкой“, „подготовительной“ работы сторицею вернется ей теперь!
Совершенно ясны и тѣ задачи, огромныя, трудныя задачи, которыя ставитъ передъ с.-д. партіей выступленіе на авансцену русской исторіи, на революціонную авансцену, рабочихъ массъ. Почему не „узкая“ организація „профессіональныхъ революціонеровъ“ дала толчокъ движенію этой лавины, а „Собраніе рабочихъ“? Потому что „собраніе“ это было дѣйствительно широкою организаціею, основанною на самодѣятельности рабочихъ массъ. Задачи, которыя ставило себѣ это „собраніе“, были ограниченны; самодѣятельность концентрировалась на узкомъ полѣ „чисто экономической“ борьбы; неотмежеванность отъ „правящихъ сферъ“ неизбѣжно вносила сѣмена реакціонности. Потому и возникшее подъ руководствомъ этого „Собранія“ движеніе носитъ на себѣ на первыхъ порахъ печать ограниченности, зигзагами выбирается на правильный путь. Въ другихъ формахъ, сдавленныхъ „нелегальностью“ нашего движенія, намъ необходимы тоже широкія организаціи, которыя связали бы насъ съ массой, намъ тоже необходима самодѣятельность пролетаріата; но въ основу этихъ организацій и этой самодѣятельности мы должны положить всеобъемлющія цѣли классовой борьбы.
Начавшееся движеніе идетъ зигзагами, бродитъ въ потемкахъ, запинается о реакціонность, о малосознательности отсталыхъ слоевъ массы, дѣлаетъ ложные шаги. Должны ли мы отвернуться отъ него, осудить его, умыть руки? Должны ли мы, если революція въ началѣ пойдетъ „не по-нашему“, и мы не съумѣемъ овладѣть ею настолько, чтобы заставить ее идти иначе, нападать въ тылъ революціи? Это была бы преступная, самоубійственная политика, — отказъ отъ того самаго дѣла, именемъ котораго мы освящаемъ свое существованіе!
„Шагъ дѣйствительнаго движенія дороже дюжины программъ“, говорилъ Марксъ. И говорилъ не потому, конечно, чтобы онъ, всю жизнь свою посвятившій постановкѣ пролетарской программы на прочную научную основу, недооцѣнивалъ ея колоссальное значеніе. Но наша программа говоритъ намъ, что самая сущность массоваго пролетарскаго движенія революціонна, какими бы наносными пластами она ни заслонялась. И не для того программа существуетъ, чтобы во имя ея отворачиваться отъ непривлекательной для насъ внѣшности, а для того, и только для того, чтобы подъ всякою внѣшностью, подъ всѣми случайными проявленіями, отыскать искру революціонной сущности и раздуть ее въ революціонное пламя; чтобы заставить революціонное движеніе сдѣлать новый шагъ по революціонному пути. Какъ акушеры, мы должны помогать труднымъ и мучительнымъ, часто „неправильнымъ“ родамъ классового сознанія. Въ этомъ — оправданіе, въ этомъ — весь смыслъ нашей дѣятельности.
Петербургское движеніе громкимъ голосомъ диктуетъ всѣмъ, въ комъ живъ духъ соціалдемократіи, ихъ долгъ: на улицу, къ массамъ! На площадяхъ и улицахъ, у воротъ пустующихъ фабрикъ, въ рабочихъ кварталахъ, въ трактирахъ и чайныхъ долженъ непрерывно звучать голосъ соціалдемократа, несущаго въ „неправильное“ движеніе массъ правильное пониманіе классовыхъ интересовъ и методовъ борьбы пролетаріата, критикующаго сегодняшній день для того, чтобы подготовить болѣе революціонный завтрашній! Каждый день всеобщей стачки долженъ быть новымъ шагомъ впередъ, шагомъ въ сознаніи массы» шагомъ въ дѣйствительномъ движеніи ея.
И не только въ Петербургѣ, но вездѣ и всюду, гдѣ есть соціалдемократія, ея обязанность сейчасъ же развернуть всѣ свои силы, стремиться превратить петербургское движеніе въ движеніе всероссійское. Этой работой ваша партія сдѣлаетъ массы соціалдемократическими, а себя массовой; этой же работой она совершитъ революцію. Потому что наступила пролетарская весна, а она несетъ съ собою революцію! И если нынѣшнее движеніе уляжется, это не будетъ значить, что оно прошло безслѣдно. Оно будетъ повторяться и возвращаться все съ большей и большей силой, пока могучимъ революціоннымъ натискомъ не освободитъ Россію!
Великая русская революція началась… Среди треска ружейной пальбы и грохота пушечной канонады родилась эта, такъ страстно жданная, такъ горячо призываемая освободительница народовъ. Въ день 9 января, на площади передъ дворцомъ канула въ вѣчность та традиціонная идея о «народномъ» самодержавіи, которая слабыми отблесками еще связывала революціонную волю народа. Въ этотъ день, когда на обращеніе народа отвѣтили пули и картечь; въ этотъ день, когда сотнями падали безоружные, и улицы столицы впервые украсились баррикадами; въ этотъ день, когда все, что служитъ еще абсолютизму, явилось народу въ отвратительной наготѣ наемныхъ убійцъ; въ этотъ день — порвалась «цѣпь великая» самодержавной традиціи, и однимъ ударомъ создалась традиція революціонная; потому что въ этотъ день не осталось въ столицѣ равнодушныхъ: кто не за самодержавіе, тотъ непремѣнно противъ него, и крикъ: «долой самодержавіе»! сталъ выраженіемъ народной води! И такова великая логика революціи: тотъ народъ, который вчера, казалось, такъ покорно и безучастно сносилъ иго самовластья, сегодня встаетъ во весь свой ростъ и дѣйствуетъ такъ рѣшительно, смѣло и послѣдовательно, какъ будто проходилъ школу великой французской революціи.
Каждый день приноситъ новыя, захватывающія духъ извѣстія. И какъ ни свирѣпствуетъ цензура, не забывающая душить олово и мысль, въ то время какъ всѣ другіе опричники душатъ людей; какъ ни слабо отражаютъ доходящія вѣсти дѣйствительное положеніе дѣлъ, все же, быть можетъ, этотъ первый взрывъ петербургской революціи, дѣйствительно, уляжется. Но горе тому, кто подумаетъ, что вмѣстѣ съ нимъ уляжется и революція! Революція уже не можетъ остановиться, и, если можетъ быть о чемъ вопросъ, то лишь о темпѣ ея. Провинція рѣшитъ этотъ вопросъ. Уже волнуется Москва, уже возбужденіе перекинулось на окраины, и можно быть увѣреннымъ, что скоро загоритъ югъ. Задача соціалдемократіи — ускорить и сдѣлать одновременнымъ это распространеніе революціи. Въ этомъ залогъ скорой и быстрой побѣды.