Наука и женщины (Дом)/РМ 1882 (ДО)

Наука и женщины
авторъ Эдвига Дом, пер. К. В.

Оригинал: нѣмецкій, опубл.: 1882. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал «Русская Мысль», №№ 10-12, 1882.

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

Наука и женщины.
Эдвиги Домъ.
(Переводъ съ нѣмецкаго.)

No paedo desear mas, ni contentarme con menos!

Д—рѣ B—нъ.

Тебѣ, сестра моя, посвящаю я переводъ этой не большой, но прекрасной книги. Конечно, по твоему возрасту и при твоихъ знаніяхъ, ты еще не въ состояніи понять, сознательно проникнутыя величіемъ того дѣла, въ пользу котораго подняла свой мощный голосъ г-жа Домъ, авторъ этого труда; но, судя по твоему темпераменту, ты уже въ состояніи, такъ-сказать, инстинктивно почувствовать, сердцемъ отозваться на могучій, высоко-нравственный призывъ человѣка твоего же пола къ защитѣ своей человѣческой личности, въ борьбѣ съ профессіональнымъ эгоизмомъ, пытающимся забрать науку въ исключительное владѣніе «пѣтушьяго рода». Ты уже въ состояніи нравственно почувствовать высокую правду тѣхъ идей, которыя съ такою силой, талантомъ и высоко-благороднымъ негодованіемъ, изъ самой глубины женской души, вылиты на страницы этой книги…

Когда ты съ восторгомъ разсказываешь мнѣ о тѣхъ любопытныхъ опытахъ, которые дѣлаетъ твой учитель въ классѣ физики, я понимаю, что твой восторгъ проистекаетъ лишь изъ чувства удовольствія, которое ты испытываешь, вслѣдствіе удовлетворенія одного изъ естественныхъ требованій организма — требованія въ здоровой умственной пищѣ для роста и развитія твоего молодаго, еще не окрѣпшаго, мозга.

Но, милая моя, не въ томъ только назначеніе науки, чтобы служить удовольствіемъ, утѣшеніемъ, забавою для отдѣльныхъ людей. Дѣйствительно, было время, были люди, которые приписывали наукѣ такое мизерное, ничтожное назначеніе; но это время прошло, эти люди умерли — если не физической, то заживо умственной и нравственною смертью. Современная, нынѣшняя, — нѣтъ, не нынѣшняя, а настоящая, стало-быть исконная, — наука есть и была не наука для удовольствія, не наука — роскошь, а наука пользы, наука — кормилица человѣчества. Она кормитъ насъ; она возвышаетъ насъ; она разсѣеваетъ мракъ и водворяетъ свѣтъ; она — путеводная звѣзда на скорбномъ, тернистомъ пути нашемъ…

Слушай же. Цѣлые десятки столѣтій сестеръ твоихъ, всю женскую половину человѣческаго рода держали въ сторонѣ отъ науки, ревниво охраняли эту святыню отъ прикосновенія «нечистыхъ», и когда, свободныя отъ предразсудковъ, логика и справедливость вспомнили объ этомъ и пожелали измѣнить противуестественный порядокъ вещей, тогда нашлись такіе господа, которые, на основаніи той же науки, вздумали утвердить вѣковыя заблужденія и на вѣчныя времена узаконить великое зло монополизаціи науки въ рукахъ мужчинъ. Изъ эгоистическихъ интересовъ и личныхъ цѣлей, эти господа взялись доказывать вопіющую нелѣпость (развѣ не нелѣпость, имѣя въ виду пользу науки, во имя той же самой науки отвергнуть громадное число ея адептовъ?), будто бы цѣлая половина человѣчества не при звана и не должна заниматься науками наравнѣ съ другой?

«Изъ эгоистическихъ интересовъ», говоримъ мы, потому что одинъ аргументъ, по мнѣнію всѣхъ добросовѣстныхъ людей, могъ (но теперь уже нисколько не можетъ?) имѣть хотя нѣкоторую тѣнь искренности, по невѣжеству аргументаторовъ, погруженныхъ въ туманъ метафизической философіи.

«Одинъ изъ ихъ главнѣйшихъ аргументовъ, — говоритъ авторъ этой книги, — уже мною подробно разсмотрѣнъ. Женщина не должна заниматься науками, потому что она не можетъ заниматься ими. И это „не можетъ“, эта вѣра въ умственную несостоятельность женщины былъ и есть, по моему мнѣнію, единственный честно-продуманный аргументъ мужчинъ, — аргументъ, который приводили и защищали почти всѣ извѣстные писатели всѣхъ временъ, перемѣшивая его острословіемъ, злостью и искреннимъ убѣжденіемъ… Всѣ же остальныя возраженія противъ научной эмансипаціи женщины, — продолжаетъ авторъ далѣе, — суть только резервныя доказательства, нѣчто въ родѣ ландштурма устарѣлой теоріи, который лишь тогда отправляется въ битву, когда начинаетъ гнить и колебаться основной столбъ аргументаціи».

Аргументъ этотъ вытекалъ изъ того общаго міросозерцанія, на основаніи котораго признавалось, что всякому существу, въ томъ числѣ и человѣку, отъ рожденія вложены тѣ или другія способности и что онѣ существуютъ независимо отъ воспитанія, среды, здоровья или болѣзненности чувствующаго организма; то были нѣкія субстанціи, невѣсомыя, неистребимыя и неизмѣнной силы, заставляющія всякую тварь, какъ бѣлку въ колесѣ, двигаться въ точно ограниченной духовной сферѣ. Но вмѣстѣ съ торжествомъ положительной науки отброшена и эта недоказанная шарада, и могучее требованіе «а posteriori» нанесло смертельный ударъ всѣмъ_#подобнымъ мистеріямъ. Не умозрѣніями и не какими-либо хитросплетеніями рѣшаются вопросы жизни, а опытомъ, фактомъ, самою, такъ-сказать, живою жизнью. «Вы Богомъ обречены на животное прозябаніе, — говорили плантаторы Америки своимъ рабамъ-неграмъ, — и поэтому вы — нашъ вьючный скотъ и больше ничего». — «А вотъ мы увидимъ, — отвѣтили они, — на что мы способны! Можетъ, это только ваша выдумка». И, чрезъ рѣки крови, они пробрались въ университеты, начали учиться и, годъ отъ году, все выше подымаются по общественной лѣстницѣ.

— Вы неспособны къ занятіямъ науками вообще, а тѣмъ болѣе медициной, — говорятъ женщинамъ филистеры à la Бишофъ.

— Это мы посмотримъ на дѣлѣ, — отвѣчаютъ женщины и начинаютъ наполнять университеты (разумѣется, тѣ, которые открыты для нихъ).

Недавно на парижскихъ бульварахъ появились три женщины, обратившія на себя всеобщее вниманіе своимъ страннымъ костюмомъ: онѣ были одѣты въ поярковыя шляпы, короткія сѣрыя пальто, отороченныя чернымъ сукномъ, въ широкія шаровары и штиблеты. Женщины эти были: извѣстный американскій докторъ, миссъ Уокеръ, и двѣ ея помощницы. Миссъ Уокеръ — женщина лѣтъ пятидесяти и одна изъ главныхъ пропагандистокъ женской эмансипаціи въ Соединенныхъ Штатахъ. Она заѣхала въ Парижъ на пути въ Турцію, куда ее пригласили на должность старшаго врача въ сералѣ.

На первомъ мѣстѣ по успѣхамъ высшаго образованія женщинъ стоитъ Америка. Въ республикѣ Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ 141.629 школъ разныхъ разрядовъ, на которыя расходуется ежегодно 95.402.726 долл. (128.798.680 р.). Въ стихъ училищахъ подучаютъ образованіе 3.621.996 учениковъ я 3.587.542 ученицы; въ нихъ преподаютъ 93.329 учителей и 127.713 учительницъ. Кронѣ того существуютъ 82 университета, 507 высшихъ учебныхъ заведеній и 175 академій, исключительно предназначенныхъ для высшаго женскаго образованія, и въ этихъ университетахъ и заведеніяхъ преподаютъ 2.973 профессора и 929 женщинъ-профессоровъ 46.692 студентамъ и 124.152 студенткамъ, — 26 школъ правовѣдѣнія съ 78 учителями, 1.667 студентами и 6 студентками, — 66 школъ медицины съ 590 учителями и 9 учительницами, 9.609 студентами и 187 студентками и — 92 школы богословія съ 357 учителями, 4.015 студентами и 50 студентками.

Нѣкоторыя незначительныя медицинскія школы въ Соединенныхъ Штатахъ уже давно допускали въ свою среду женщинъ, но университеты Америки открылись для нихъ только съ 1869 года. Честь иниціативы по настоящему вопросу принадлежитъ университету штата Мичигана. Весною 1871 года миссъ Санфордъ (Sanford) получила первый медицинскій дипломъ, выданный женщинѣ университетомъ Америки.

Въ настоящее время, по словамъ г-жи Домъ, въ Америкѣ практикуютъ болѣе 300 женщинъ-врачей и пользуются большимъ успѣхомъ. Люси Абботъ и Элиза Шапенъ, завѣдуя нью-йоркскою больницей, въ одинъ годъ пользовали 6.877 женщинъ и дѣтей. Въ Филадельфіи 6 женщинъ-врачей зарабатываютъ 10 — 50.000 фр. каждая. Въ Оранжѣ (Нью-Джерсеѣ) доходъ одной женщины-медика простирается до 75.000 фр. и въ Нью-Йоркѣ другая зарабатываетъ 80.000 фр. Нѣкоторыя изъ нихъ соперничаютъ съ замѣчательнѣйшими и знаменитѣйшими хирургами.

И не только въ медицинѣ, но и въ другихъ сферахъ знаній американскія женщины пристыдили самого г. Бишофа, боннскаго философа, и всю его компанію.

Философское общество въ Филадельфіи выбрало въ свои члены четырехъ женщинъ, прославившихся научными изслѣдованіями и открытіями. Женщины эти: лэди Sommervill и миссъ Marie Mithel, директрисса обсерваторіи въ Poighkeepsie при Гудзоновомъ заливѣ (эти двѣ женщины пріобрѣли себѣ извѣстность въ области астрономіи), мистрисъ Agassiz — вѣрная сотрудница въ научныхъ трудахъ своего мужа, извѣстнаго естествоиспытателя и профессора при Haroord Collège, и, наконецъ, г-жа Emma Seiler, по происхожденію нѣмка, извѣстна своими открытіями въ физіологіи человѣческаго голоса.

Женщины-правовѣды: дѣвица Эмма Гунтъ выбрана секретаремъ канзасскаго законодательнаго собранія; Арабелла Канфильдъ, 24-хъ лѣтъ, допущена въ число адвокатовъ въ Іовѣ и практикуетъ вмѣстѣ съ своимъ мужемъ; г-жа Hobbs выбрана въ мировые судьи одной общины въ Иллинойсѣ.

Въ сѣверо-американскомъ городѣ Віоминга много женщинъ исполняютъ судейскія обязанности. Недавно въ камеру одного изъ этихъ судей приводятъ пьянаго мужчину, учинившаго какую-то пакость. Подсудимый оказался мужемъ женщины-судьи. Грозный судья не тронулся мольбами о прощеніи и приговорилъ своего буйнаго сожителя къ денежному штрафу.

Въ Австраліи, въ Мельбурискомъ университетѣ, въ числѣ 390 человѣкъ, записанныхъ въ декабрѣ 1873 года въ матрикулы, находится 35 женщинъ.

Въ Старомъ Свѣтѣ дѣло также, мало-по-малу, подвигается впередъ.

Большій контингентъ ученыхъ женщинъ доставляетъ Швейцарія, преимущественно университеты Цюриха и Берна.

Зимній курсъ 1864—1865 года на медицинскомъ факультетѣ Цюрихскаго университета слушала лекціи только одна женщина. Изъ таблицы, заимствованной изъ книги Бёмерта, читатели увидятъ, какъ быстро возросло число слушательницъ Цюрихскаго университета въ послѣдующіе годы.

Въ зимній семестръ 1872 года принято всего 48 слушательницъ, въ томъ числѣ: 30 на медицинскій факультетъ, 17 на философскій и 1 на юридическій. Изъ 48 женщинъ — одна швейцарка, одна нѣмка, одна родомъ изъ Австріи, одна сѣверо-американка и 44 русскихъ. Всего же со вступившими прежде 109 женщинъ. Студентовъ мужчинъ во время лѣтняго семестра 1872 года было 354, а на зимній записалось 452. Въ октябрѣ 1871 года допущена первая женщина въ швейцарскую политехническую школу и поступила въ механическое отдѣленіе; въ октябрѣ 1872 года поступила еще одна въ химическое отдѣленіе и одна въ инженерное училище. Всѣ онѣ — русскія и записаны въ политехнической школѣ въ качествѣ полноправныхъ слушательницъ. Сверхъ того, 80 женщинъ посѣщаютъ эту школу, какъ вольнослушающія.

Для поступленія въ названную школу приходится сдавать трудный экзаменъ. По словамъ Аугсбургской Всеобщей Газеты, одна женщина, получившая степень доктора, допущена директоромъ медицинской клиники, докторомъ Вермеромъ, въ качествѣ помощника ассистента, въ женское отдѣленіе цюрихскаго госпиталя. Другая, англичанка, получившая въ Цюрихѣ пятый дипломъ доктора медицины, поступила врачомъ во вновь открытый женскій госпиталь въ городѣ Бирмингемѣ.

Число студентовъ, посѣщавшихъ Бернскій университетъ въ январѣ 1874 года, простиралось до 30-ти.

Въ Парижѣ, въ теченіе послѣднихъ 10-ти лѣтъ, выдано 7 дипломовъ женщинамъ, изъ которыхъ нѣкоторыя посвятили себя искусствамъ и получили званіе академиковъ. Значительное число француженокъ изучаютъ и въ настоящее время медицину. Особенно число студентокъ по медицинѣ увеличилось съ тѣхъ поръ, какъ знаменитая École de Medecine и Collège de France стали, принимать ихъ на равныхъ правахъ съ мужчинами. Въ послѣдніе годы двѣ англичанки выдержали въ Парижѣ экзаменъ на доктора медицины; одна изъ нихъ, миссъ Гарретъ, послѣ пяти блистательныхъ экзаменовъ получила медицинскій дипломъ въ іюнѣ 1870 года. Вслѣдъ затѣмъ, въ 1871 году, дѣвица Марія Путнамъ (Putnam), изъ Нью-Йорка, получила дипломъ доктора медицины. Ей случилось пережить въ Парижѣ тяжелое время осады 1870—71 г. и примѣнять свои знанія на практикѣ. Въ Ліонѣ двѣ женщины получили званіе академиковъ въ 1861 и 1869 годахъ, а третья удостоена въ Монпасье, въ 1865 г., того же званія. Еще одна женщина-студентка выдержала экзаменъ въ École de Pharmacie Supérieure.

Въ Англіи только двѣ женщины законно уполномочены для медицинской практики. Онѣ съ успѣхомъ. занимаются лѣченіемъ и пріобрѣли не только славу, но и богатство. Благотворительное заведеніе женщины-медика, г-жи Гарретъ Андерсонъ, существующее подъ названіемъ «Женской лѣчебницы для приходящихъ», посѣщается очень усердно. Со дня открытія около 50.000 женщинъ получили тамъ облегченіе. Въ Лондонѣ нынѣ существуютъ 18 женщинъ-медиковъ, 20 женщинъ-врачей-хирурговъ, 17 дантистокъ и 29 ветеринарокъ. Въ числѣ 3.580 литераторовъ Англіи — 185 женщинъ и 7* всѣхъ появляющихся въ Англіи романовъ написаны женщинами.

При происходившей въ 1874 году раздачѣ премій въ Лондонскомъ университетѣ, первую премію по юриспруденціи получила одна молодая женщина, которая, два года тону назадъ, получила такую же премію по политической экономіи. Вторую премію и многія другія отличія также получили женщины.

Въ мартѣ 1874 года въ Лондонѣ была выставка общества женщинъ-художницъ. Публика приходила въ восторгъ отъ огромной картины, написанной 23-хъ-лѣтней художницей, миссъ Топнете. Сюжетъ картины — смотръ англійской арміи въ Крыму послѣ сраженія.

Всякому извѣстны похожденія пяти женщинъ въ Эдинбургскомъ университетѣ. Въ настоящее время на медицинскомъ факультетѣ этого университета находится 10 женщинъ.

Неимовѣрными усиліями и тяжелымъ трудомъ женщины штурмовали университеты и академіи, пока имъ не открыли доступъ въ нихъ. Любопытенъ въ этомъ отношеніи финалъ борьбы шотландскихъ женщинъ съ Эдинбургскимъ университетомъ, перенесенный въ стѣны парламента. Когда Куперъ-Темпль внесъ въ парламентъ билль о предоставленіи шотландскимъ университетамъ права производить женщинъ въ ученыя степени не только но! медицинѣ, но и по всѣмъ отраслямъ наукъ, то противъ этого предложенія возсталъ цѣлый сонмъ враговъ разныхъ мастей: протестовали во имя нравственности и цѣломудрія, защищали самостоятельность университетовъ, доказывали непригодность предлагаемой реформы для Шотландіи, — словомъ, исчерпанъ былъ весь обычный арсеналъ аргументовъ, употребляемыхъ въ подобныхъ случаяхъ. Куперъ-Темпль доказывалъ, вопреки протестамъ противъ посягательства на университетскую автономію, что дѣло идетъ не о нарушеніи ея, но о рѣшеніи вопроса въ принципѣ, которое впредь можетъ дать любому университету право допустить у себя возведеніе женщинъ въ ученыя степени, не опасаясь нарушить тѣмъ основныя законоположенія; такое рѣшеніе, по его словамъ, тѣмъ важнѣе въ настоящее время, что одинъ изъ шотландскихъ университетовъ уже обнаружилъ желаніе допустить просимую льготу. Послѣ рѣчи лорда-адвоката Шотландіи, начисто отвергавшаго умѣстность билля, онъ не былъ допущенъ до второго чтенія большинствомъ трехъ голосовъ.

Тѣмъ не менѣе, однако-жь, европейскія правительства мало-по-малу начинаютъ сознавать необходимость открыть женщинамъ двери въ храмъ науки.

Въ 1870 году въ Италіи правительству сдѣланъ былъ формальный запросъ: имѣютъ ли женщины законное право заниматься въ университетахъ, и отвѣтъ послѣдовалъ утвердительный.

Въ мартѣ 1870 же года было объявлено, какъ сообщаетъ Lancet, что Вѣнскому университету разрѣшено допустить женщинъ на лекціи, какъ студентокъ, и выдавать имъ медицинскія ученыя степени.

Королевскимъ указомъ разрѣшено допускать женщинъ во всѣхъ университетахъ и академіяхъ Швеціи и Норвегіи на всѣ факультеты, кромѣ богословскаго. Профессорамъ вмѣняется въ обязанность обучать и экзаменовать ихъ наравнѣ съ прочими студентами.

Въ Лондонскомъ университетѣ только въ 1874 году совѣтомъ постановлено распространить на женщинъ право поступленія на всѣ факультеты и полученія ими ученыхъ степеней.

У насъ, въ Россіи, дѣло женскаго образованія также замѣтно успѣваетъ. Но слѣдуетъ замѣтить, что успѣхами своими оно вполнѣ и совершенно обязано женщинамъ же и никому болѣе.

Всѣ наши ученыя соотечественницы получили свое образованіе въ иностранныхъ университетахъ.

Въ 1867 году г-жа Суслова выдержала экзаменъ въ Цюрихѣ на званіе доктора медицины и акушерства.

Въ 1870 году дѣвица Чечулина, по выдержаніи экзамена, принята въ число студентовъ Гельсингфорскаго университета.

Въ 1870 году г-жа Бокова получила въ Цюрихѣ докторскій дипломъ по медицинѣ и акушерству.

Д-ръ Гевфъ, въ Мюнхенѣ, ввелъ въ свою родовспомогательную клинику одну молодую русскую женщину, которая въ Цюрихѣ получила докторскій дипломъ.

Г-жа Евреинова выдержала въ Лейпцигѣ экзаменъ на д-ра юридическихъ наукъ.

Совѣтъ Гёттингенскаго университета пожаловалъ почетный дипломъ д-ра философіи г-жѣ Софіи Ковалевской (урожд. КориннъКруковской), изъ Москвы, за математическое сочиненіе.

7 и 10 декабря 1873 г. три русскія женщины — г-жи Яковлева, Пружанская и Клейманъ — блистательно выдержали въ Цюрихскомъ университетѣ письменные и устные экзамены на степень доктора медицины.

Г-жа Симоновичъ, дочь одесскаго купца (еврея), недавно очень удачно выдержала экзаменъ на степень доктора медицины въ Бернскомъ университетѣ.

У насъ на родинѣ удостоилась ученой степени стипендіатка башкирскаго народа, Варвара Кашеварова, получившая, въ 1868 году, въ Медико-Хирургической академіи дипломъ на званіе доктора медицины и золотую медаль.

Наше правительство разрѣшило 6 мая 1872 года открыть, «въ видѣ опыта», при Императорской Медико-Хирургической академіи въ С.-Петербургѣ особые четырехгодичные курсы для образованія ученыхъ акушерокъ. Учрежденію этихъ курсовъ также весьма способствовали 50.000 руб., пожертвованныхъ съ этой цѣлью г-жею Шанявскою, урожд. Родственною.

«Примѣрное прилежаніе и замѣчательная энергія, которую выказали ученицы курса, — сказано въ отчетѣ Медико-Хирургической академіи, — говорятъ въ пользу того, что онѣ вполнѣ сознаютъ важность задачи, осуществить которую выпадаетъ на ихъ долю. Мы можемъ надѣяться, что тысячи новорожденныхъ младенцевъ и родильницъ, погибающихъ въ глуши, въ нашихъ деревняхъ и селахъ, отъ несоблюденія простѣйшихъ гигіеническихъ и діетическихъ правилъ, спасены будутъ, когда и въ этихъ отдаленныхъ углахъ появятся скромныя и искренне преданныя своему дѣлу женщины, умѣлымъ рукамъ которыхъ суждено осушить много слезъ и предотвратить много горя и страданія».

Въ 1874 году занятія слушательницъ сосредоточились преимущественно на слѣдующихъ предметахъ: онѣ продолжали начатыя въ прошломъ году практическія занятія по анатоміи; затѣмъ патологическая анатомія, со вскрытіями и микроскопическими наблюденіями, всего болѣе привлекала слушательницъ. Талантливое чтеніе профессора Руднева весьма сильно повліяло на возбужденіе интереса къ этой наукѣ. Рвеніе слушательницъ такъ велико, что оставшіяся на лѣто въ Петербургѣ просили профессора продолжать съ ними занятія и лѣтомъ, на что онъ любезно согласился, жертвуя безвозмездно своимъ трудомъ и временемъ. Въ этомъ году окончена была химическая лабораторія, которая почти вплоть до экзаменовъ была полна занимавшимися аналитическою химіей подъ непосредственнымъ наблюденіемъ профессора Бородина. И здѣсь, какъ и вездѣ, онѣ сдѣлали больше, чѣмъ можно было требовать: въ ихъ руки былъ отданъ ключъ отъ лабораторія и многія занимались въ ней до поздняго вечера, сверхъ времени, которое было назначено для этого. Кромѣ этихъ предметовъ, онѣ слушали теоретически слѣдующіе предметы: физіологію, фармакологію, фармацію съ фармацевтической химіей. Переходные экзамены, какъ и слѣдовало ожидать, прошли великолѣпно. Всѣ профессора благодарили своихъ слушательницъ за отличные успѣхи въ преподаваемыхъ ими наукахъ. Изъ числа 74-хъ перешли на высшій курсъ всѣ, кромѣ 11-ти, не приступавшихъ къ экзаменамъ по разнымъ причинамъ.

Если вспомнить, какъ печально матеріальное положеніе многихъ курсистокъ, то ихъ блестящіе успѣхи въ наукахъ самъ Бишофъ et tutti quanti должны будутъ приписать исключительно природнымъ способностямъ женскаго пола.

Кстати замѣтимъ, что, въ виду удешевленія жизни, слушательницы академіи стараются, по возможности, устроиться раціональнѣе. Такъ, напримѣръ, лѣтомъ 1879 года между ними возникла мысль жить артелями. Три такія артели студентокъ поселились въ Парголовѣ, гдѣ ими были заняты три дачи. Хозяйство въ каждой изъ нихъ было возложено на одну изъ недостаточныхъ студентовъ, пользовавшуюся за это безплатнымъ содержаніемъ. Насколько выгодно это нововведеніе, можно судить по тому, что полное содержаніе со столомъ и квартирою обходится каждой изъ студентокъ не дороже 50 коп. въ сутки.

Невзгода, нынѣ постигшая эти курсы, глубоко потрясла русское общество. Хотимъ надѣяться, что оно сдѣлаетъ все отъ него зависящее, чтобы не дать погибнуть этому, уже доказавшему свою полезность, учрежденію.

Въ какого рода высшемъ учебномъ заведеніи для женщинъ чувствуется потребность, указываетъ проектъ яри Казанскомъ университетѣ. Мысль учредить въ Казани такіе курсы возникла въ средѣ членовъ казанскаго общества естествоиспытателей, состоящаго при университетѣ. Причиной, вызвавшей ее, послужило слѣдующее обстоятельство. Общество это, съ самыхъ первыхъ лѣтъ своей дѣятельности, открывало публичные курсы по естествознанію, медицинѣ и математикѣ. Слушателями этихъ лекцій явились главнымъ образомъ женщины; онѣ же и наполняли лабораторіи и кабинеты университета, когда лекторы приглашали публику собираться туда для лучшаго ознакомленія съ тѣми опытами, о которыхъ говорилось на лекціяхъ.

Цѣль учреждаемыхъ курсовъ — высшее общее образованіе женщинъ. При этомъ имѣется въ виду желающимъ изъ слушательницъ дать достаточную подготовку въ званію преподавательницъ въ женскихъ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ по нѣкоторымъ предметамъ, входящимъ въ составъ преподаванія. Предметы преподаванія женскихъ курсовъ будутъ: 1) исторія русской словесности, 2) исторія иностранныхъ литературъ, 3) всеобщая исторія, 4) русская исторія, 5) исторія искусства, 6) логика, 7) психологія, 8) математика, 9) физика, 10) космографія, 11) химія, 12) минералогія, 13) ботаника, 14) зоологія, 15) анатомія я физіологія, 16) физика земного шара съ геологіей и ученіемъ о распредѣленіи организмовъ и 17) гигіена. Предметы эти распредѣляются на три года. Для лицъ, желающихъ сдѣлаться преподавательницами, назначаются, по окончаніи третьяго года, полгода для спеціальныхъ занятій, подъ руководствомъ преподавателей, по слѣдующимъ отдѣламъ: 1) по русскому языку и словесности, 2) по исторіи и географіи, 3) по физикѣ и математикѣ и 4) по естественной исторіи и химіи.

Этотъ проектъ, 24 апрѣля 1880 года, совѣтъ университета опредѣлилъ представить г. попечителю округа; но что вышло изъ этого представленія, намъ пока неизвѣстно.

Въ 1874 году назначена была коммиссія для выработки проекта высшаго учебнаго заведенія для женщинъ. Надѣялись, что въ Россіи будетъ учрежденъ женскій, университетъ. Надежды оказались преждевременными. Предположено основать не университетъ для женщинъ, а только «высшее женское училище» съ чисто-педагогическою цѣлью — приготовлять учительницъ для женскихъ гимназій. Во всѣхъ отдѣленіяхъ училища, кромѣ физико-математическаго, латинскій языкъ будетъ преподаваться наравнѣ съ главнымъ факультетскимъ предметомъ. Факультетъ естественныхъ наукъ найденъ безполезнымъ и нецѣлесообразнымъ.

ВВЕДЕНІЕ.

Въ Германіи выступать на борьбу за политическія нрава женщины было бы, въ настоящее время, глупостью, радикальнымъ предупрежденіемъ будущаго. Сѣмена новыхъ идей, брошенныя на почву, которая не готова къ ихъ воспріятію, не приносятъ никакихъ плодовъ; и кто хочетъ пожинать плоды своихъ трудовъ, тотъ пусть слѣдуетъ основному правилу практической мудрости — желать лишь достижимаго.

Для приверженцевъ же политической равноправности женщины можетъ служить утѣшеніемъ то убѣжденіе, что тѣ же самыя реформы, тѣ же самыя соціальныя преобразованія, которыя одно поколѣніе съ негодованіемъ отвергаетъ, часто уже послѣдующее привѣтствуетъ съ одушевленіемъ.

Такъ какъ мы охотно причисляемъ себя къ практическимъ людямъ, то теперь мы не хотимъ стучаться въ двери парламента, но совсѣмъ въ другія — въ двери храма наукъ, университета.

Въ какой мѣрѣ нѣмцамъ чуждо всякое представленіе о народѣ (не исключая и женщинъ), облеченномъ политическими правами, можетъ показать слѣдующій примѣръ.

Лишь только мое послѣднее сочиненіе, толковавшее, между прочимъ, и о. политической равноправности женщины, оставило типографскіе станки, въ одной распространенной лейпцигской газетѣ, въ Лейпцигскомъ Ежедневникѣ, появилась о немъ коротенькая рецензія нѣкоего г. Виштлинга, въ которой встрѣчается такое мѣсто: «Въ прибавленіи авторъ сочиненія выступаетъ за политическую равноправность женщинъ. Съ того времени, когда необузданный народный разбой господствовалъ на германской землѣ, который имѣлъ своею героиней Эдвигу, ни одна носительница этого имени не выступала на публичную арену съ такимъ блескомъ, какъ наша берлинская памфлетистка».

Изъ книги, которую разбираетъ г. Виштлингъ, онъ знаетъ, что въ англійскомъ парламентѣ — собраніи серьезныхъ государственныхъ мужей — требованіе права голоса женщины годъ отъ году завоевываетъ себѣ больше почвы и даже, по преимуществу, въ средѣ консервативной партіи; онъ знаетъ, что премьеръ-министръ Гладстонъ склоняется въ пользу этой великой реформы; онъ знаетъ, что въ нѣкоторыхъ штатахъ Сѣверной Америки женщины уже добились права голоса и что въ другихъ штатахъ, какъ, наприм., въ Массачузетсѣ, великія республиканскія партіи вписали политическую равноправность женщинъ въ свою программу. Далѣе, возможно ли думать, чтобы нѣмецкій журналистъ гдѣ-нибудь не слыхалъ имени Стюарта Милля? И если онъ это имя слыхалъ, то онъ также, знаетъ объ одномъ сочиненіи Милля^[1], которое открыто выступаетъ за политическую равноправность женщинъ.

Всѣ сообщенія, которыя появились въ англійскихъ газетахъ послѣ смерти Милля, — смерти, потрясшей всю Англію, — единогласно признаютъ, что между англійскими современниками нѣтъ ни одного, который бы имѣлъ большее вліяніе на живущее поколѣніе, нежели онъ.

«Еслибы, — говоритъ Бокль въ одномъ этюдѣ, — назначить судъ присяжныхъ изъ величайшихъ европейскихъ мыслителей и предложить ему произпесть приговоръ, кто изъ всѣхъ живущихъ писателей больше сдѣлалъ для науки, то онъ, не колеблясь, произнесъ бы имя Стюарта Милля».

Цѣлая нація, не исключая и политическихъ противниковъ Милля, съ благоговѣніемъ воздвигаетъ ему монументъ.

Упомянувъ о величіи Милля, я тѣмъ не менѣе далека отъ той мысли, чтобы подать поводъ г. Виштлингу думать, что великій мыслитель всегда болѣе правъ, нежели никому неизвѣстный литераторъ; ибо изъ того, что г. Виштлингъ доселѣ націи еще неизвѣстенъ, вовсе не слѣдуетъ, чтобъ онъ отъ природы былъ обреченъ на неизвѣстность. Да и не всякому глубокомысленному философу суждено выплыть на поверхность. Однако, мнѣ кажется, что міровоззрѣнія такого человѣка, какъ Милль, никто не можетъ игнорировать, не исключая и нѣмецкаго журналиста. Смѣю даже утверждать, что тамъ, гдѣ дѣло касается зрѣлыхъ взглядовъ подобнаго мыслителя, тотъ, кто отвергаетъ ихъ, обязанъ подвергнутъ эти взгляды всестороннему и старательному разсмотрѣнію.

Однако-жь, г. Виштлингъ, быть-можетъ, раздѣляетъ мнѣніе тѣхъ, которые называютъ упомянутаго философа или кабинетнаго ученаго — непрактическою головой; и Милль, въ его взглядѣ на женскую половину человѣческаго рода, ему и его единомышленникамъ (а къ нимъ, за малыми исключеніями, принадлежатъ всѣ мужчины, коптящіе нѣмецкое небо) кажется философомъ-мечтателемъ, метафизирующимъ Робинзономъ Крузое, чѣмъ-то въ родѣ enfant terrible въ великолѣпной гармоніи мірового порядка.

Но, къ несчастію для г. Внштлинга, къ этому философу примыкаетъ такой человѣкъ, котораго врядъ ли кто-либо заподозритъ въ непрактичности. Я разумѣю «консервативнаго премьеръ-министра Дизраэли.

Этотъ практическій государственный мужъ всегда поддерживалъ билль Якоба Брайта. Въ 1866 году онъ, въ палатѣ общинъ, высказался въ пользу нрава голоса женщинъ. Въ прошломъ году (1873) ему былъ поданъ, черезъ Джоржа Лангтона, адресъ за подписью 11.000 женщинъ. Отвѣтъ его состоялъ, буквально, въ слѣдующемъ: „Я имѣлъ большую честь получить изъ вашихъ рукъ адресъ, за подписомъ 11.000 женщинъ (въ числѣ ихъ я нахожу славныя имена), въ которомъ мнѣ выражается благодарность за услуги, оказанныя мною въ попыткѣ уничтожить беззаконіе, которое лишаетъ права голоса въ дѣлахъ, касающихся собственности и домашняго хозяйства, женщинъ, обладающихъ этими послѣдними, хотя онѣ, при равномъ имущественномъ цензѣ, сохраняютъ это право во всѣхъ дѣлахъ мѣстнаго управленія. Будучи того мнѣнія, что это неравенство передъ закономъ вредитъ важнѣйшимъ интересамъ страны, я надѣюсь и ожидаю, что мудрость парламента устранитъ его“.

Но, еще болѣе, даже консервативный нѣмецкій профессоръ, отсталый человѣкъ но отношенію къ женскому вопросу, г. Зибель, соглашается, что кто вписываетъ вообще „suffrage universel“ въ свою программу, тотъ не имѣетъ никакого разумнаго основанія исключать женщинъ.

И вопреки всѣмъ этимъ знаменіямъ времени, разсмотрѣніе политическихъ правъ женщинъ кажется нѣмецкому литератору столь дикимъ и смѣшнымъ, что онъ не можетъ удержаться отъ мело-драматическаго содроганія и морально-эстетическаго ропота.

Читая Ежедневникъ, мнѣ пришло въ голову одно мѣсто изъ англійской газеты, которое, хотя и въ сильно-преувеличенномъ видѣ, заключаетъ въ себѣ нѣкоторую долю истины, — ту истину, что, между женщинами всѣхъ цивилизованныхъ народовъ, нѣмецкія женщины находятся въ самомъ жалкомъ положеніи. Мѣсто это гласитъ: „Германія, вопреки своимъ блестящимъ успѣха“ на поприщѣ войны и въ области реальныхъ званій, стоитъ на низшей ступени цивилизаціи, чѣмъ всѣ другія европейскія страны, за исключеніемъ Турціи, ибо нигдѣ женщина не занимаетъ такого низкаго и подчиненнаго положенія, какъ такъ. Въ Англія женщины пользуются уваженіемъ. Во Франціи и Америкѣ, во время ихъ молодости и красоты, имъ покланяются. Въ Германіи онѣ служатъ утилитарнымъ цѣлямъ».

I.

Вопросъ о правѣ женщинъ на высшее образованіе — не новъ. Въ XVI и XVII столѣтіяхъ вопросъ этотъ не только обсуждался во многихъ сочиненіяхъ, но часто иллюстрировался фактами самой жизни. Во всѣ времена, вплоть до начала нашего столѣтія, женщины занимали профессорскія каѳедры, особенно въ Италіи. Если кто усомнится въ справедливости сказаннаго, тотъ пусть перелистуетъ «Исторію женщинъ» Клемма, одного изъ безусловныхъ враговъ женской эмансипаціи, — и онъ удивится тому количеству женщинъ, которыя во всѣхъ странахъ и во всѣхъ отрасляхъ науки пріобрѣли себѣ общее уваженіе своихъ современниковъ и громкую извѣстность.

Относительно университетскаго образованія женщинъ и предложу себѣ и своимъ читателямъ отвѣтить на слѣдующіе три вопроса:

Надобно ли женщинамъ университетское образованіе?

Могутъ ли женщины получать университетское образованіе (въ смыслѣ ихъ способности)?

Должны ли женщины получать университетское образованіе?

Для меня лично эти изслѣдованія кажутся столько же смѣшными, какъ еслибы кто-нибудь спросилъ: нужно ли человѣку развивать своя силы? Должно ли ему употреблять свои ноги для ходьбы? и т. д. Но такъ какъ большинство моихъ нѣмецкихъ современниковъ уже успѣло отвергнуть право женщины на научную дѣятельность, то мы, незначительное меньшинство, не должны, изъ лѣности, оставить борьбу за наши убѣжденія, въ виду той несомнѣнной для насъ истины, что то, что нынѣ кажется страннымъ и парадоксальнымъ, въ непродолжительномъ времени можетъ сдѣлаться тривіальной аксіомой.

Чтобы не заслужить упрека въ произвольности, или избѣгнуть подозрѣнія въ умышленномъ невниманіи къ сильнѣйшимъ и главнѣйшимъ аргументамъ противъ дѣятельности женщинъ на научномъ поприщѣ и въ удовольствованіи опроверженіемъ лишь легкой, поверхностной болтовни, — я приведу противъ себѣ мнѣнія уважаемыхъ и извѣстныхъ профессоровъ, мнѣнія людей науки, которыя должно почитать продуманными и глубокомысленными. Если же ихъ аргументы тѣмъ не менѣе легко могутъ быть опровергнуты, то въ этомъ нисколько не будетъ повинна логика профессоровъ, а сила того дѣда, противъ котораго они выступили.

Говоря въ этомъ сочиненіи о высшемъ образованіи женщинъ вообще, я, однако-жь, обращу свое спеціальное вниманіе на изученіе медицины. Многосторонніе опыты утвердили меня въ томъ убѣжденіи, что здоровье женщины и, вмѣстѣ, всего человѣческаго рода существенно зависитъ отъ введенія женщины въ медицинскую практику. Поэтому я выбрала себѣ главнымъ своимъ противникомъ почтеннаго физіолога и анатома, профессора Мюнхенскаго университета, Бишофа, и я постоянно буду имѣть въ воду его небольшое сочиненіе: «Медицинская практика и изученіе медицины женщинами».

Извѣстный профессоръ философіи въ Боннѣ, добродѣтельный и благонамѣренный человѣкъ, напечатавшій въ одномъ распространенномъ журналѣ рядъ статей объ образованіи женщинъ, будетъ сопровождать г. Бишофа.

Прежде всего да будетъ мнѣ позволено сказать нѣсколько предварительныхъ словъ о женскомъ трудѣ вообще.

Упомянутые профессора, какъ и вообще всѣ противники эмансипаціи женщинъ, постоянно, съ полной опредѣленностью и рѣзкостью, различаютъ мужской и женскій трудъ и ставятъ въ нѣкоторомъ родѣ санитарный кордонъ между мужчиной и женщиной въ области труда.

Г. фонъ-Бишофъ въ одномъ мѣстѣ говоритъ: «каждый полъ имѣетъ свои особыя занятія, женщины не могутъ исполнять того, что исполняютъ мущины, и, наоборотъ, мущины — того, что женщины». Правда ли это? — Нѣтъ.

Кто назоветъ мнѣ хоть одно единственное занятіе (за исключеніемъ, разумѣется, функцій, связанныхъ съ самимъ тѣломъ), единственную форму труда, которая ограничивалась бы однѣми женщинами и участіе въ которой мужчинамъ было бы запрещено обычаемъ или закономъ? — Нѣтъ ни одной.

Мужчины шьютъ, варятъ, стираютъ, гладятъ, хозяйничаютъ я проч. Въ знатныхъ домахъ, вмѣсто кухарки и экономки, находятся поваръ и экономъ. Это — неотразимые факты, отъ которыхъ нѣтъ никакой возможности отпираться. Итакъ, надо признать, чти только женщинамъ указаны извѣстныя занятія; мужчины же пополняютъ все, что люди въ состояніи исполнять и къ чему они имѣютъ охоту и влеченіе.

Я надѣюсь въ дальнѣйшемъ моемъ изложеніи доказать, что женщины вынуждены исполнять такія работы, которыя имъ чужды, и устранены отъ такихъ, которыя соотвѣтствуютъ ихъ природѣ.

Я надѣюсь доказать, что, при распредѣленіи труда между мужчиной и женщиной, ясно и рельефно выступаютъ два принципа: умственный трудъ и выгодный — для мужчинъ, а механическій и дурно оплачиваемый — для женщинъ, Я надѣюсь доказать, что при распредѣленіи труда точкой исхода служитъ не право женщины, но польза мужчины, и что борьба противъ должностныхъ занятій женщины начинается лишь тамъ, гдѣ ея поденная плата перестаетъ считаться на гроши.

Хорошихъ сочиненій о женскомъ трудѣ въ Германіи мнѣ достать не удалось. Или такихъ сочиненій вовсе нѣтъ, или женщинѣ, которой нужно употребить непомѣрныя усилія я старанія, чтобы получить возможность пользоваться публичными библіотеками, — ихъ уже черезчуръ трудно добыть, Я должна была довольствоваться французскими и особенно англійскими сочиненіями, которыя, по счастію, даютъ достаточный и довольно надежный матеріалъ.

Экономическія отношенія, взгляды на трудъ и природу женщины въ цивилизованной Европѣ — почти всюду тождественны; стало-бытъ, вытекающія отсюда послѣдствія также не будутъ имѣть никакихъ существенныхъ уклоненій и порядокъ вещей въ Англіи и во Франціи будетъ соотвѣтствовать такому же порядку въ Германіи.

Всѣ лежащія предо мной сочиненія по этому предмету (женскому труду) не оставляютъ объ этомъ никакого сомнѣнія. Нигдѣ и никогда женщинъ не устраняли отъ труднѣйшихъ и непріятныхъ занятій, и развѣ такъ, гдѣ дѣло идетъ о высшихъ и прибыльнѣйшихъ отрасляхъ труда, — тамъ, говорю я, никогда не запаздывали ставить пограничные столбы, сообразуясь, будто бы, съ ихъ нѣжной комплекціей и стыдливостью. Напротивъ того, по отношенію къ низшимъ классамъ имѣетъ силу, повидимому, слѣдующее основное правило: чѣмъ грубѣе, чѣмъ тяжелѣе работа, тѣмъ лучше для женщинъ. Нѣсколько достовѣрныхъ свѣдѣній уважаемыхъ англійскихъ писателей о женскомъ трудѣ въ Англіи могутъ подтвердить оказанное.

Въ нѣкоторыхъ округахъ Англіи женщины занимаются выдѣлкою кирпича. Онѣ выкладываютъ рядами, на землѣ, кирпичи для просушки, помогаютъ при процессѣ вытаптыванія и ходятъ голыми ногами по мокрой глинѣ, а иногда и но горячимъ трубамъ. Тысячи женщинъ занимаются фабричными работами: при окраскѣ на химическихъ и шнуровальныхъ фабрикахъ, въ отданныхъ заводахъ, клееводныхъ, въ бумажныхъ, посудныхъ и табачныхъ фабрикахъ; онѣ работаютъ въ садахъ, огородахъ и на полѣ; и всегда на ихъ долю выпадаютъ самыя низкія, трудныя и грязныя работы.

Въ округѣ Вигана приготовленіе гвоздей составляетъ весьма частое занятіе женщинъ. Въ той странѣ можно также видѣть женщинъ работающихъ на каналахъ; онѣ открываютъ шлюзы, гонятъ лошадей, иныя даже встрѣчаются съ канатомъ на спинѣ.

Женщины работаютъ въ пылающихъ стѣнахъ хлопчато-бумажныхъ фабрикъ. Чтобъ имѣть возможность вынести раскаленный воздухъ, онѣ вынуждены работать полунагими. Вращеніе мельничныхъ колесъ поднимаетъ такое облако пыли и грязи, что эти женщины, чтобъ избѣгнуть медленнаго, но вѣрнаго удушья, должны затыкать себѣ ротъ и носъ тряпками и хлопчатою бумагой. Когда онѣ оставляютъ свою работу, онѣ покрыты слоемъ клейкой ныли и грязи.

Въ Ливерпулѣ и Дублинѣ женщины ежедневно выручаютъ 6 долларовъ отъ продажи песку, перевозя его на тачкахъ изъ улицы въ улицу. Около пятидесяти тысячъ женщинъ колесятъ по улицамъ, торгуя рыбой, плодами и желѣзными издѣліями, и никто не попытается поколебать ихъ страсть къ торговлѣ тѣмъ извѣстнымъ крикомъ нравственнаго негодованія, которое гремитъ противъ публичной дѣятельности женщинъ. Никто не крикнетъ къ такой торговкѣ: брось свои рыбы и рѣдьки, иди домой и покойся, ляжь на содому и умри съ голоду!…Большое число женщинъ вырываетъ и копаетъ картофель, полетъ сорныя травы, выбираетъ изъ земля камни, унавоживаетъ почву, снимаетъ хлѣбъ въ жатву и нагружаетъ возы во всякую погоду и во всякое время. По послѣдней переписи въ той мѣстности оказалось 43.964 женщины, занимающихся полевыми работами.

Прежде, чѣмъ вошелъ въ силу билль о регулированіи рудниковъ и угольныхъ копей, тысячи женщинъ и дѣвушекъ до того свыклись съ работами въ рудникахъ, что онѣ это занятіе считали настоящею цѣлью своей жизни.

Въ льнопрядильняхъ дѣло находятся въ самомъ жалкомъ положеніи. Ленъ приготовляется при очень высокой температурѣ и работа требуетъ большаго количества воды. Работницы принуждены скидать большую часть своей одежды и стоять часто по колѣни въ водѣ. Несчастныя, которыя занимаются этими работами, умираютъ, большею частью, въ возрастѣ отъ 28—50 лѣтъ въ медленномъ изнуреніи, или даже между 18 и 20 годами жизни отъ скоротечной чахотки, которая ихъ часто пожираетъ въ нѣсколько дней. Многія знаютъ судьбу, которая ихъ ожидаетъ, и предаютъ себя смерти, чтобы заработать баснословную сумму въ 1 фр. 50 сант. поденно.

Есть мастерскія и фабрики, въ которыхъ предпочитаются работницы, обремененныя дѣтьми. Богатый фабрикантъ знаетъ, что онѣ, во что бы то ни стало, должны доставать хлѣбъ своимъ дѣтямъ и, поэтому, не пренебрегаютъ никакою работой. Онѣ допускаютъ увеличеніе рабочихъ часовъ, которое въ короткое время отнимаетъ ихъ силы и жизнь.

Одинъ бѣглый взглядъ на данныя французской статистики подтверждаетъ результаты англійскихъ изслѣдованій.

Средняя цифра рабочей платы въ Парижѣ для мужчинъ — 4 фр. 41 сант., а для женщинъ — 2 фр. 41 сант. Главная причина подчиненнаго положенія женщины лежитъ въ ея недостаточномъ профессіональномъ образованіи.

Въ Парижѣ болѣе чѣмъ на 14.000 учащихся мальчиковъ приходится только 5.500 дѣвочекъ, изъ которыхъ громадное большинство довольствуется гораздо болѣе короткимъ временемъ обученія. Дѣвочки, которыя пользуются трехгодичнымъ обученіемъ, составляютъ исключеніе.

Укажемъ на разницу въ задѣльной платѣ изъ статистики отдѣльныхъ ремеслъ.

При изготовленіи платья, — ремеслѣ, которымъ занимаются больше мужчины, нежели женщины, — рабочая плата послѣднихъ составляетъ половину или треть платы мужчинъ. Слишкомъ короткое время обученія служитъ препятствіемъ въ развитію ея техническаго проворства и умѣнья.

По послѣдней статистикѣ позументской промышленности, поденная плата для мужчинъ равняется отъ 1 до 9—10 фр., тогда какъ для женщинъ — до 5 и 6 фр.

Перчаточное ремесло занимаетъ почти столько же женщинъ, сколько мужчинъ. Вознагражденіе работниковъ колеблется между 3 и 10 фр., а вознагражденіе работницъ — между І и 4 фр. Недостаточность профессіональнаго воспитанія дѣлаетъ ихъ неспособными для выкраиванія и глаженія перчатокъ. Имъ достается лишь шитье, стеганье и вышивка. Съ 1845 года вознагражденіе хорошихъ перчаточниковъ возвысилось на 35 процентовъ, въ то время какъ задѣльная плата перчаточницъ оставалась на прежнемъ уровнѣ, такъ что она простирается до 1 фр. 90 сантимовъ.

Ювелирный промыселъ и золотыхъ дѣлъ мастерство въ Парижѣ, обнимающіе собою различныя спеціальности, занимаютъ болѣе 4.000 работницъ; болѣе же высокій заработокъ формовщиковъ, чеканщиковъ, граверовъ и эмальеровъ для женщинъ не существуетъ. Онѣ употребляются почти исключительно при полировкѣ и глаженіи. Первымъ промысламъ обучаются 2.000 мальчиковъ и только 100 не съ большимъ дѣвочекъ.

Въ литографскомъ искусствѣ на 36 учениковъ приходится одна ученица. Переплетное ремесло приноситъ мужчинамъ поденной платы 3—8 фр., а женщинамъ 1—3 фр.

Различныя типографскія общества не позволяютъ своимъ принципаламъ нанимать наборщицъ даже и тогда, когда они соглашаются платить имъ, т. е. женщинамъ — наборщицамъ, одинаково. Въ 1870 году самъ императоръ утвердилъ одно общество, до статутамъ котораго съ каждаго наборщика взыскивается по 2 фр. въ день для вознагражденія убытковъ, единственно для того, чтобы преградить женщинамъ доступъ въ мастерскія.

Французскіе гранильщики доставляютъ большому числу людей работу при шлифованіи кристалловъ, очковъ, алмазовъ и т. д. И здѣсь также мы видимъ, что самый тяжелый и дурно-оплачиваемый трудъ, по полированію и вправливанію, приходится на долю женщинъ. День за днемъ онѣ вертятъ ногою колесо, на которомъ шлифуютъ вставочныя стеклышки. Гранильщицы кристалловъ работаютъ надъ точильней въ наклоненномъ положеніи и руками погруженными въ воду.

Во всѣхъ промыслахъ, требующихъ долголѣтняго обученія, женщины находятся въ подчиненномъ положеніи; напротивъ, въ нездоровыхъ ремеслахъ, для которыхъ достаточна кратковременная снаровка, онѣ господствуютъ. Въ работахъ по чесанію шерсти и плетенію изъ соломы, за пряжей и ткацкимъ станкомъ, фабриканты, для удешевленія производства, предпочитаютъ женщинъ. Въ самомъ Ліонѣ и вокругъ него тысячи женщинъ работаютъ по 14 часовъ въ день за ткацкимъ станкомъ одновременно руками и ногами. Въ набивныхъ ситцевыхъ фабрикахъ мужчины исполняютъ только тѣ работы, которыя требуютъ умѣнья и выгодны. Женщины, занимающіяся подготовительными работами, трудятся 12 часовъ въ день при температурѣ въ 26—40 градусовъ и ихъ здоровье подвергается внезапнымъ переходамъ отъ жары къ холоду.

Есть фабрики, въ которыхъ во всякое время года по 12-и часовъ въ день женщины работаютъ, стоя ногами въ водѣ.

Мы остановимся отъ дальнѣйшаго изложенія подобныхъ отраслей женскаго труда, легко можно было ими наполнить цѣлую книгу. Тѣ же самыя экономическія явленія повторяются вездѣ и повсюду: самыя низкія и дурно-оплачиваемыя занятія — удѣлъ женщины.

Еще только нѣсколько словъ о швейномъ ремеслѣ, — родѣ занятія, которому предаются не только низшіе классы, но и довольно замѣтный контингентъ женщинъ изъ средняго сословія.

Англичанинъ Джемсъ Кларкъ утверждаетъ, что изслѣдованія о положеніи швей дали еще болѣе страшные результаты, чѣмъ даже мануфактурное производство.

Оказалось, что швеи обыкновенно работаютъ 18 часовъ въ день и что только крѣпкій кофе дѣлаетъ ихъ способными такъ долго держать въ рукахъ иглу. Женщины эти, большею частью между 16—30-лѣтнимъ возрастомъ, буквально дорабатываются до смерти. Онѣ работаютъ изъ года въ годъ, крѣпко прикованныя къ своимъ стульямъ, съ утра до ночи, въ холоду ранняго зимняго утра, въ полуденномъ зноѣ жаркаго лѣта, неустанно, безъ перемѣны, безъ радости въ жизни, чтобы въ лучшемъ случаѣ получить 2 фр. въ день. Ихъ глаза и ихъ грудь страдаютъ; ихъ жизнь — медленное умираніе, постепенное изнеможете, и горе имъ, если онѣ заболѣютъ. Швеи въ Лондонѣ, по большей части, либо обременены неспособными къ труду и больными мужьями, либо онѣ вдовы и кормилицы своихъ дѣтей.

Свѣдѣнія, доставленныя одною управительницей національныхъ мастерскихъ въ Парижѣ, даютъ намъ возможность взглянуть поближе на несчастное положеніе этихъ работницъ, — наложеніе, приводящее въ ужасъ. Когда правительство въ 1848 году открыло нѣсколько мастерскихъ, болѣе 12.000 женщинъ хлынуло въ Парижъ. Между прочимъ 1.200—2.000 женщинъ наступили въ одно плохо вентилированное заведеніе, гдѣ онѣ чуть-чуть не задохлись въ пылающей жарѣ лѣтняго мѣсяца. Многія изъ нихъ, больныя и изнуренныя, должны были содержать цѣлую семью и зарабатывали 6 су поденно; у кругахъ, шившихъ рубахи, поденная плата равнялась 12 су.

Англичанинъ Валлей, почитаемый за полновѣсный авторитетъ въ этой области, держится того мнѣнія, что не менѣе 6.000 дѣтей ежегодно нисходитъ въ могилу, вслѣдствіе того, что женскій трудъ дурно оплачивается.

«Съ отяжелѣвшими и красными вѣками, въ рубищѣ, сидѣла женщина и утомленными, исхудалыми пальцами все шила, шила, на жизнь и смерть. Стегь, стегъ, стегь!… Голодъ, грязь и неисходная нужда. Голосомъ полнымъ отчаянной скорби она пѣла „Пѣсню о рубашкѣ“^[2].

Не по высокимъ поэтическимъ красотамъ „Пѣсня о рубашкѣ“ сдѣлалась всемірно-знаменитой, — нѣтъ, вслѣдствіе ужасной правдивости, съ которой Томасъ Гудъ выразилъ дикую, безнадежную скорбь цѣлаго класса людей… Эта „Пѣсня о рубашкѣ“ — „Марсельеза“ женщины иголки. Это — не гимнъ, а похоронная пѣснь надъ пучиной народнаго горя!

Когда женщины средняго и высшаго сословій, оставшись вдовами и незамужними, вслѣдствіе бѣдности, начинаютъ искать средствъ къ существованію, то имъ предлагаются лишь тѣ отрасли промышленности, которыя уже переполнены несчастнымъ людомъ. Эти области труда приносятъ имъ равно столько же, сколько неизбѣжно необходимо для поддержанія жизни, если только онѣ прилежно и старательно напередъ изучили искусство жить впроголодь.

Воспитанницы С.-Дени во Франціи — дочери и сироты высшихъ офицеровъ. Это заведеніе окончательно замарало свою репутацію; даже, доходило до того, что стали утверждать, будто между узницами С.-Лазаря находились прежнія ученицы этого заведенія. Воспитательная программа этого питомника заключаетъ въ себѣ всѣ необходимые, для будущей хозяйки, предметы: кулинарное я прачечное искусство, изготовленіе платья и т. д. Бѣлье всего питомника изготовляется самими ученицами. Это, безъ сомнѣнія, драгоцѣнныя знанія для женщины, которая можетъ жить у домашняго очага. Забываютъ, что большая часть дѣвушекъ средняго и высшаго класса, не имѣющихъ возможности купить себѣ мужа; должны собственными силами пріобрѣтать себѣ средства къ существованію. Когда ученикъ, воспитываемый на общественный счетъ, оставляетъ учебное заведеніе, ему открывается почетное, даже, можно сказать, блестящее поприще. Такая же ученица должна оставить школу восемнадцати лѣтъ; ее выбрасываютъ въ свѣтъ лишь съ знаніемъ швейнаго и кухоннаго искусства. Но она не сошьетъ ни одного платья, по той простой причинѣ, что для этого надобно имѣть матерію; она не будетъ ни варить, ни жарить, по той причинѣ, что варить и жарить нечего. Воспитаніе и общественное положеніе препятствуютъ ей идти въ швеи. Что же остается ей? — Нищета, отчаяніе, развратъ. Женщинъ воспитываютъ къ зависимому положенію; но найдется ли кто-нибудь, который поддержалъ бы ее во время неисходной нужды, объ этомъ не заботятся.

Мнѣ даже кажется, будто убѣжденіе, которое стараются вкоренить въ сердца индійскихъ женщинъ, что послѣ смерти своихъ мужей и кормильцевъ онѣ должны также добровольно предать себя смерти, — будто это убѣжденіе есть не что иное, какъ экономическое коварство. Мнѣ кажется, что это политическая утка швыряетъ на костеръ этихъ жертвенныхъ овецъ, въ виду, будто бы, небеснаго блаженства. Наши вдовы болѣе себя не сжигаютъ; тѣмъ не менѣе онѣ низводятъ себя въ преждевременную могилу горемъ и нуждой.

Низко оцѣниваемый и полуоплачиваемый трудъ есть рабство въ болѣе мягкой формѣ; а это — общее положеніе женщинъ относительно всѣхъ областей такъ-называемыхъ свободныхъ профессій.

Я въ государственныхъ дѣлахъ и политикѣ не слишкомъ-то много понимаю; но то я понимаю отмѣнно, что всякое законоположеніе должно, или должно бы, вытекать изъ нравственнаго принципа, изъ принципа справедливости и человѣколюбія.

Если обычай и законъ возбраняютъ женщинамъ трудъ, дающій возможность прокормить себя и дѣтей своихъ, то государство и общество, по простѣйшему понятію человѣколюбія и справедливости, обязаны содержать всѣхъ неимущихъ вдовъ и дѣвицъ сообразно съ общественнымъ положеніемъ послѣднихъ. Коль скоро же онѣ не признаютъ такихъ обязанностей, да, къ тому еще, ограничиваютъ область женскаго труда немногими, наименѣе оплачиваемыми, отраслями ея, то подобное законодательство указываетъ слѣды варварства; оно порабощаетъ женщину и привилегировываетъ одну половину общества на счетъ другой.

Когда, въ тысячный разъ, станутъ настаивать на томъ, что бракъ есть великое средство обезпеченія женщинъ, я дамъ, вмѣсто себя, говорить числамъ, — числамъ, которыя неотразимы и которыя не терпятъ фразъ и лжи. На одну Пруссію приходится болѣе 1¼ милл. незамужнихъ женщинъ.

Впрочемъ, можно съ такимъ же правомъ утверждать, что бракъ есть средство обезпеченія для мужчинъ, ибо какой же другой смыслъ имѣетъ та лихорадочная погоня за богатыми наслѣдницами, которой ежедневно мы бываемъ свидѣтелями?

Что вопросъ о конкуренціи, боязнь конкуренціи играетъ большую роль, сознательно или безсознательно, при ограниченіи правъ женщинъ на трудъ, для меня не подлежитъ никакому сомнѣнію. Большинство людей мыслитъ не головой, а желудкомъ. Доказательствомъ тому служитъ то обстоятельство, что каждый мужчина считаетъ то важное дѣло, которымъ онъ занимается, именно за такое, въ исполненіи котораго самъ Богъ и природа отказали женщинѣ. Г. фонъ-Бишофъ думаетъ, что женщина способна на все другое, только не на медицинскую практику. Между вредными послѣдствіями изученія медицины женщинами онъ выставляетъ „неизбѣжное стѣсненіе медиковъ-мужчинъ“^[3]. Но онъ тутъ же даетъ свое благословеніе женщинамъ на кое-какія занятія при почтовомъ и телеграфномъ вѣдомствахъ и при. этомъ забываетъ уже о „неизбѣжномъ стѣсненіи“ почтовыхъ чиновниковъ. Генералъ-почтдиректоръ, напротивъ, держится того мнѣнія, что женщина способна ко всему, кромѣ только почтовой службы. Опять же профессоръ фонъ-Зибель утверждаетъ, что женщина можетъ скорѣе изучать медицину, нежели какую-нибудь другую науку. Портные тоже подняли страшный шумъ, когда появились первыя портнихи: не дѣло женщины, — разсуждали они, — готовить платье съ нами наравнѣ.

Высоко ученый филологъ съ дружественной снисходительностью выражаетъ свое одобреніе бѣдной учительницѣ, которая обучаетъ маленькихъ дѣтей въ той же школѣ, въ которой онъ, за приличный гонораръ, преподаетъ высшую мудрость болѣе взрослымъ дѣвушкамъ. Но чуть только, скудно вознаграждаемая, учительница осмѣливается преподавать въ первыхъ классахъ физику или исторію и раздѣлять съ нимъ, симъ филологомъ, жалованье и почетъ, онъ важно, очень важно начинаетъ пожимать плечами надъ этимъ безнравственнымъ нововведеніемъ.

Трудъ, который исполняется даромъ, мужчина напередъ уступаетъ женщинамъ. Такъ было съ миссъ Найтингаль. Но попробуй она потребовать сотни двѣ фунтовъ жалованья, какъ директоръ госпиталя, — кто знаетъ, быть-можетъ громадная смертность больныхъ, съ помощью Бога и медиковъ-мужчинъ, стала бы уменьшаться!

Худо, когда, какъ это бываетъ, люди считаютъ свои предразсудки за нравственный образъ мыслей; но когда они выдаютъ свои безчестныя побужденія и склонности, какова боязнь конкуренціи, за нравственныя чувства, то мы едва въ силѣ удержаться отъ негодованія и презрѣнія.

Странное дѣло съ этой конкуренціей! Если мужчины въ самомъ дѣлѣ высшій родъ людей, т.-е. дѣйствительно одарены высшими силами для тѣхъ сферъ труда, изъ которыхъ они исключаютъ женщинъ, то они вѣдь не должны бояться никакой конкуренціи, — напротивъ того, женщины будутъ служить имъ же на пользу; но если ихъ силы не выше, то на нихъ падаетъ подозрѣніе, что они оттѣсняютъ женщинъ затѣмъ, чтобъ эти послѣднія не понижали ихъ цѣны, и въ такомъ случаѣ ихъ поступокъ становится насиліемъ, несправедливымъ присвоеніемъ монополіи.

Торговля, промышленность, ремесла и науки закрыты для женщинъ. Преподаваніе и обученіе запрещены для нихъ отчасти или вполнѣ. „Онѣ не призваны для этихъ занятій!“

Для чего же онѣ призваны? — Для голода, для самоубійства, для проституціи?…

Я подвожу итогъ всему изложенному и повторяю: исходною точкой въ вопросѣ о женскомъ трудѣ служитъ не право женщинъ, но выгода мужчинъ. Женщинъ принуждаютъ къ такому труду, который имъ несвойственъ, и устраняютъ отъ такого, къ которому онѣ несравненно лучше способны. У нихъ отнимаютъ человѣческое право, право на существованіе.

Но настанетъ день, когда женщина, возненавидѣвъ иглу и половникъ, отбросить прочь эти символы своего пола, — когда она, утомленная пошлыми фразами, которыми ее до сихъ поръ обманывали, проникнетъ въ храмы мужчинъ, взойдетъ на ихъ каѳедры и провозгласитъ новое евангеліе, радостную вѣсть о преображеніи женщины въ человѣка. Но не ужасайтесь, почтенные главы семействъ и мужья, время это еще не скоро настанетъ. Пока вы будете жить, и сыновья ваши, и сыновья сыновей вашихъ, — женщина будетъ продолжать и шить, и варить, и печь, и прозябать безъ всякаго проявленія своей индивидуальности. Она будетъ продолжать дѣлать васъ счастливыми и унижать себя.

II.

Нужно ли женщинамъ высшее образованіе? Давали ли ей и даютъ ли доступъ въ нему?

Мои противники даютъ на итогъ послѣдній вопросъ утвердительный, а и — отрицательный отвѣтъ.

Гг. профессора того мнѣнія, что женщинамъ искони была открыта дорога къ пріобрѣтенію научныхъ познаній, мое же мнѣніе состоитъ въ томъ, что и встарь и нынѣ предразсудки и обычай, законъ и фактическія отношенія преграждали женщинамъ доступъ къ высшему образованію. Послушаемъ сперва г-на профессора философіи изъ Бойна.

„Многіе примѣры, — говоритъ онъ, — убѣждаютъ насъ въ тонъ, что умственное развитіе даровитыхъ женщинъ подъ господствующимъ вліяніемъ мужчинъ рѣдко когда-либо встрѣчаетъ препятствіе, — наоборотъ, гораздо чаще самое горячее поощреніе. Исторія цивилизаціи не знаетъ примѣра, чтобы мужчины грубо оттолкнули отъ дверей храма наукъ даровитую и любознательную женщину. Слѣдовательно, внѣшнія отношенія не даютъ никакой точки опоры къ объясненію факта ничтожнаго вліянія женщинъ на успѣхи знанія“.

Да хоть бы „исторія цивилизаціи“ и въ самомъ дѣлѣ не знала подобнаго примѣра, но когда я сама знаю, то этого для меня совершенно достаточно. Серьезно, я здѣсь говорю по собственному опыту, который ужь конечно не можетъ быть доступенъ г. профессору. И я также принадлежала къ тѣмъ жаждущимъ знанія женщинамъ, которыя стучались въ двери святилища, чтобы… быть осмѣянными. И я не была исключеніемъ.

Въ одномъ статутѣ для испанскаго коллегіума при университетѣ въ Болоньи, относящемся къ 1377 г., говорится (по-латыни): „И такъ какъ женщина есть вершина грѣха, орудіе дьявола, причина изгнанія изъ рая и осквернительница древняго закона, и такъ какъ всякій обязанъ строжайше избѣгать сношенія съ нею, то мы приказываемъ и повелѣваемъ самымъ настоятельнымъ образомъ, чтобы никто ни одну женщину не осмѣливался ввести въ означенный коллегіумъ, будь она самая почтенная особа. И если кто-либо поступитъ противно сему постановленію, то подлежитъ строгому наказанію ректора“.

Когда, въ XVI-мъ столѣтіи, Franèoise de Saintonge попыталась основать дѣвичьи училища во Франціи, она сдѣлалась посмѣшищемъ для уличныхъ мальчишекъ, а отецъ ея призвалъ четырехъ докторовъ, чтобъ они, собравъ всѣ силы своего искусства, сообща рѣшили, не одержима ли его дочь бѣсомъ: pour s’assurer, qu’instruire des femmes n'était pas un oeuvre du démon».

Когда миссъ Гаретъ въ 1860 г. захотѣла изучить медицину, она переходила отъ одного англійскаго университета къ другому, прося принять ее. Вездѣ отвергнутая, она наконецъ нашла, что общество аптекарей есть единственная корпорація, которая, согласно своему уставу (въ которомъ вмѣсто слова «vir», мужчина, употреблялось «homo», человѣкъ), не имѣла права отказать ей.

Такимъ образомъ она трудилась пять лѣтъ я въ 1865 году получила свой дипломъ. Она слушала рядъ лекцій особо и, иногда, платила по 50-ти гиней за курсъ, тогда какъ за слушаніе въ классахъ, въ которые ее не допускали, обыкновенная плата — 2 гинеи.

Со взиманіемъ этого непомѣрнаго налога затрудненія, однако, еще не были устранены. Теперь, по окончаніи курса ученія, ей объявили о существованіи закона, по которому студентамъ запрещается проходить какую-либо часть медицины частнымъ образомъ.

Этотъ маневръ открыто присовѣтовалъ одинъ руководящій медицинскій журналъ, какъ вѣрный путь къ тому, чтобъ обойти обязательную силу упомянутыхъ статутовъ и отнять у женщинъ послѣдній выходъ^[4].

Профессоръ В….., въ Берлинѣ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, молча или по словесному обѣщанію, — этого я не знаю, — согласился допустить 12 дамъ на свои чтенія о Шекспирѣ. Но когда, въ одинъ прекрасный день, дамы, въ невинности своей, явились предъ святилище наукъ, глядь — у воротъ стоитъ вѣрный стражъ его, швейцаръ, и булавой гонитъ ихъ прочь.

Профессоръ даже считалъ не стоющимъ труда предупредить дамъ, что онъ долженъ былъ отказать себѣ въ удовольствіи ихъ видѣть. Г. профессоръ изъ Бонна, не желаете ли вы сопоставить вашу «исторію цивилизаціи, которая не знаетъ примѣра, чтобы закрывали двери университета передъ любознательными женщинами», съ исторіей этой дюжины дамъ? «Исторія цивилизаціи», которую вы имѣете сомнительное удовольствіе знать, кажется, не только, подобно Амуру, носитъ повязку на глазахъ, но и ватку въ ушахъ, ибо она ничего не видитъ и не слышитъ. Смѣю вамъ посовѣтовать, чтобы вы впредь, когда дѣло коснется права женщинъ на университетское образованіе, не спрашивали «исторію цивилизаціи», а университетскихъ швейцаровъ.

Сколько мнѣ извѣстно, къ услугамъ дѣвушекъ является лишь такъ-называемая «высшая дѣвичья школа». Но, статься можетъ, г. профессоръ не знакомъ съ этими «удивительными заведеніями и думаетъ, что въ ихъ стѣнахъ идетъ таинственное священнодѣйствіе чистой науки.

Какъ систематически губятъ въ этихъ женскихъ училищахъ умственныя силы дѣтей, объ этомъ краснорѣчиво свидѣтельствуютъ школьныя сочиненія, которыя имъ задаются и о которыхъ мы предоставляемъ себѣ когда-нибудь поговорить особо.

Такова, наприм., одна изъ новѣйшихъ темъ моей четырнадцатилѣтней дочери: „Культурно-историческое различіе между Китаемъ и Сѣверною Америкой“, — тема, которая требуетъ долголѣтняго труда серьезнаго ученаго и мыслителя.

„Удивительная быстрота, съ которою мыслятъ женщины, — говоритъ Бокль въ одномъ изъ своихъ этюдовъ, — вслѣдствіе злосчастной, презрѣнной, безалаберной системы женскаго воспитанія, при которой старательно избѣгаютъ дѣльныхъ предметовъ я старательно выставляютъ на первый планъ всякіе пустяки, притупляется, пока ихъ тонкій и живой умъ безвозвратно не оцѣпенѣваетъ“.

Гораздо энергичнѣе боннскаго профессора ставить свои положенія профессоръ фонъ-Бишофъ:

„Положительно никто не въ состояніи доказать, — думаетъ онъ, — что внѣшнія вліянія, сила или коварство препятствуютъ женскому полу принимать участіе въ умственномъ трудѣ въ равной степени съ мужскимъ. Да и рѣшительно нѣтъ никакой возможности ему въ этомъ препятствовать. Я твердо держусь того мнѣнія, что еслибы женщины отъ природы были способнѣе къ научнымъ занятіямъ, такъ онѣ давно стояли бы наравнѣ шли выше мужчинъ“»

Для меня это имѣетъ такой же смыслъ, какъ еслибы кто-нибудь сказалъ: будь пролетаріи отъ природы способны ѣсть устрицы и нить шампанское, они давно бы уже съѣдали столько же или болѣе устрицъ и выпивали бы болѣе шампанскаго, нежели капиталисты.

Г. фонъ-Бишофъ продолжаетъ: "Женщины не призваны въ занятію науками; объ этомъ не можетъ быть сомнѣніи. Каждый знакомый хоть сколько-нибудь съ исторіей цивилизаціи знаетъ, что это мнимое угнетеніе уже цѣлое тысячелѣтіе вовсе не существуетъ у культурныхъ народовъ христіанской Европы. Не во внѣшнихъ обстоятельствахъ, а въ самой сущности женскаго ужа лежитъ эта неспособность.

«Рѣшительно не существуетъ никакой возможности преградить женщинамъ доступъ въ университетскому образованію», — думаетъ г. фонъ-Бишофъ.

Мы не вѣримъ нашимъ глазамъ, читая такія вещи. Это пишетъ человѣкъ, который говоритъ (стр. 41 его брошюры): «Я твердо рѣшился никакъ не пускать женщинъ на свои лекціи», да еще прибавляетъ, что никто не можетъ принудить его читать дѣвушкамъ.

Онъ самъ своимъ собственнымъ образомъ дѣйствія доказываетъ исключеніе, выставляетъ этотъ образъ дѣйствія за единственно-нормальный, питаетъ въ профессорамъ, которые позволяютъ женщинамъ присутствовать на ихъ лекціяхъ, презрѣніе и приходитъ въ концѣ концовъ къ тому заключенію, что и возможности-то никакой не существуетъ закрывать женщинамъ двери университетовъ!… На подобныя умозаключенія мы ничего не можемъ отвѣчать, кромѣ безмѣрнаго удивленіи. Ужь не въ самомъ ли дѣлѣ здравый смыслъ и ученый смыслъ составляютъ діаметральную противоположность?

«Не внѣшнія вліянія, не сила или коварство лишаютъ ихъ (женщинъ) возможности заниматься умственнымъ трудомъ въ равной мѣрѣ съ мужниной».

Когда женщина пожелала бы изучать юриспруденцію, — не правда ли, г. фонъ-Бишофъ, — впослѣдствіи ничто не препятствовало бы ей, въ качествѣ гегеймрата или президента, занять мѣсто, соотвѣтствующее ея спеціальному образованію?

Но окончаніи курса политическихъ наукъ она можетъ разсчитывать на должность при какомъ-нибудь посольствѣ; какъ анатома, ее ждетъ каѳедра въ Мюнхенѣ, не такъ ли?

Знаете ли вы, какъ называются тѣ насилія, коварства или внѣшнія вліянія, которыя издавна не допускали женщинъ въ университеты, теперь не допускаютъ и не будутъ допускать даже тогда, когда послѣдніе настежь откроютъ передъ ними свои двери?

Ихъ много, но я упомяну лишь важнѣйшія изъ нихъ.

Одна форма насилія заключается въ томъ, что женщина не можетъ употреблять своихъ научныхъ познаній для пріобрѣтенія средствъ къ существованію (исключенія не въ счетъ). Законъ и государственный порядокъ вполнѣ помогаютъ этому насилію.

«Ничто не мѣшаетъ женщинамъ пріобрѣтать научное образованіе, ни коварство, ни насиліе и т. д.».

Это точь-въ-точь представленіе древне-египетскаго закона о правахъ женщинъ. Законъ этотъ гласилъ:

Статья первая. Женщина имѣетъ право выходить и являться куда хочетъ.

Статья вторая. Но безъ обуви она не должна выходить.

Статья третья. Каждому башмачнику воспрещается продавать женщинамъ обувь.

Аналогичный законъ à la Бишофъ будетъ таковъ:

Статья первая. Женщины могутъ посѣщать университеты какіе угодно и сколько угодно.

Статья вторая. Но швейцары обязаны гнать ихъ отъ дверей университетовъ и академій.

Статья третья. Онѣ не имѣютъ права на государственныя должности, соотвѣтствующія ихъ спеціальностямъ, а должны, на досугѣ, заниматься шитьемъ, завивкой волосъ и т. п. для снискиванія себѣ средствъ пропитанія.

Другая форма насилія, съуживающая умственный горизонтъ женщинъ, это — обычай.

Обычай и привычна могущественнѣе даже закона, легко преступаютъ послѣдній, чѣмъ первые.

Обычай и традиція — это та демоническая сила, которая цѣлыя тысячелѣтія держитъ женщинъ въ затхлыхъ гетто, за порогъ которыхъ только нынѣ осмѣливаются переступать самой отважныя изъ нихъ.

Привычка или традиція — это вампиръ, который покоится на груди человѣчества и высасываетъ всѣ его жизненные сони. Заколдованный кругъ, начертанный ею вокругъ послѣдняго, ость наркотическій ядъ, отравляющій самые смѣлые умы.

Что такое общественное мнѣніе? Кто его фабрикуетъ? — Толпа, большинство, посредственность.

И не появись въ каждомъ вѣкѣ отважные умы, которые бы; не высвобождали себя изъ-подъ деспотизма традиціи и не открывали новыхъ горизонтовъ мысли, мы и понынѣ жили бы въ свайныхъ постройкахъ нашихъ первобытныхъ родичей.

«Какъ долго, — говоритъ Ст. Милль, — какая-либо страна на эпоха упорно будутъ предавать анаѳемѣ образъ дѣйствій, несогласный съ обычаемъ и модою дня, такъ долго уклоненія отъ торной дороги будутъ рѣдкою смѣлостью. Поэтому намъ никогда не явится возможность узнать, насколько подобныя уклоненія полезны и желательны. Парализуя всякую новую попытку, мы ограничиваемъ кругъ нашихъ знаній. Вслѣдствіе ужь одного этого, оставляя въ сторонѣ всѣ другія основанія, было бы раціонально давать широчайшій просторъ самымъ оригинальнымъ и своеобразнымъ проявленіямъ человѣческаго ума и дѣятельности; ибо они, эти проявленіи, суть пробные камни, черезъ посредство которыхъ мы узнаемъ, цѣлесообразны ли извѣстныя дѣйствіи или нѣтъ».

Въ какой степени привычки и предубѣжденія въ состоянія извратить человѣческій разумъ и гуманизмъ, объ этомъ одна англичанка разсказываетъ намъ траги-комическій примѣръ: "Жена мореплавателя Патена, умершаго на кораблѣ, вѣрной и смѣлою рукой провела корабль въ Калифорнію, обогнувъ благополучно! мысъ Горнъ. Когда одна старая англичанка прослышала объ этомъ смѣломъ поступкѣ, то съ негодованіемъ воскликнула: «Несчастная мистрисъ Патенъ! Лучше весь экипажъ пошелъ бы ко дну, чѣмъ женщина выступила такимъ образомъ изъ своей сферы!»

«Нѣтъ никакой возможности препятствовать женщинамъ пріобрѣтать научное образованіе», — думаютъ профессора.

Вы, г. фонъ-Бишофъ, нѣтъ сомнѣнія, отмѣнный анатомъ. Ну, представьте же себѣ, что васъ воспитываютъ въ школѣ, подобной обыкновенному женскому училищу. Едва вамъ минуло 16 лѣтъ, васъ берутъ изъ этого училища и сажаютъ за швальный столъ, или даютъ вамъ утюгъ въ руки и отправляютъ въ кухню.

Какъ вы думаете, г. фонъ-Бишовъ, гдѣ и когда проявился бы вашъ анатомическій геній? Или, съ приготовленіемъ пуддинга, пищеварительный процессъ этого пуддинга въ вашемъ желудкѣ представился бы вашему чуткому уму физіологически и анатомически?

Или, при сдираніи кожи съ зайца, на васъ внезапно снизошелъ бы духъ анатоміи — и вы ни съ того, ни съ сего стали бы объяснять удивленной кухаркѣ различіе между скелетомъ самца и самки заячьей породы? Мнѣ что-то сомнительно; мнѣ скорѣе кажется, что вы сдѣлались бы столь же отличной швеей — «мамзелью», какъ вы нынѣ отличный анатомъ.

Никогда и никакимъ образомъ научныя познанія не являются какъ откровеніе, — они требуютъ глубокаго и основательнаго изученія.

Кузенъ, въ своей исторіи философіи, говорить о Вольтерѣ: «Истинный царь XVIII столѣтія — это Вольтеръ; но Вольтеръ, въ свою очередь, ученикъ Англіи. До знакомства Вольтера съ Англіей, — будь то черезъ посредство личныхъ посѣщеній или друзей своихъ, — онъ ее былъ Вольтеромъ и XVIII столѣтіи еще не существовало. Локкъ — истинный учитель Вольтера».

О Мирабо говорятъ его біографы, что онъ всею своей силой обязавъ старательному изученію англійской конституціи.

Другой примѣръ. Вообразите себѣ, г. фонъ-Бишофъ, что нашъ Фридрихъ Шидлеръ, въ своемъ семействѣ фельдшера, явился на свѣтъ Божій маленькой Фридерикою. Что великаго вышло бы изъ этой Фридерини въ мизерной дѣвичьей шкодѣ въ Марбахѣ?

Я могу себѣ это живо представить! Дѣвушка Шиллеръ въ школѣ, на сонливомъ урокѣ чтенія или ариѳметики, вмѣсто того, чтобы слушать, пачкала бы книги стихами; и учитель, ничего не подозрѣвая, за это сафическое бумагомараніе, прогуливался бы линейкой по пальчикамъ бѣдной поэтессы.

Дѣвушку часто заставали бы подъ липой мечтающей.

Дѣвушка давно потеряла бы свое доброе имя за неискусность въ рукодѣльи и неумѣнье изготовить угря. Она не нашла бы себѣ мужа, ибо грозный призракъ будущаго «синяго чулка» оттолкнулъ бы отъ нея всякаго солиднаго марбахца. Дѣвушка нашла бы себѣ преждевременную, могилу отъ болѣзни сердца.

Потомство, о милая моя, не знало бы твоего имени; и, однако-жь, какъ Рафаэдь (по Лессингу), рожденный безъ рукъ, все же былъ бы величайшимъ живописцемъ всѣхъ временъ, такъ точно и ты была бы величайшимъ поэтомъ Германіи, даже не напечатавъ ни одного сочиненія.

Сколько великихъ неизвѣстностей женскаго міра, въ смыслѣ Лессинга, скитались по нашей землѣ, не оставивъ никакого слѣда своего бытія! Большая часть этихъ женщинъ сходила въ могилу съ сомкнутыми устами.

Я на эту часть исторіи женщинъ Стюартъ Милль бросаетъ опять небольшую полосу свѣта. Весь цивилизованный міръ знаетъ этого мыслителя. Но кто знаетъ его жену? Много-много близко къ ней стоящій кругъ знакомыхъ; и, однако, вотъ что говоритъ Милль объ этой женщинѣ: «То, чѣмъ я ей обязанъ даже въ чисто интеллектуальномъ отношеній, въ отдѣльныхъ случаяхъ почти не имѣетъ мѣры. Тѣ духовныя блага, которыми она меня одарила, были далеко лучше всѣхъ тѣхъ, какія когда-либо я могъ надѣяться излить на ея голову… Въ обѣихъ сферахъ мысли я научился у своей жены больше, нежели изъ всѣхъ другихъ источниковъ, вмѣстѣ взятыхъ. Ея умъ былъ одинаково виртуозенъ какъ въ высочайшихъ областяхъ спекулятивной философіи, такъ и въ практическихъ дѣлахъ обыденной жизни: онъ всегда проникалъ въ самое сердце и мозгъ вещей, постоянно схватывалъ ихъ сущность. Точность и быстрота воспріятія чувствомъ и мыслью могла бы, при сильной фантазіи, сдѣлать изъ нея великаго художника; ея пламенная и нѣжная душа и страшная мощь краснорѣчія сдѣлала бы ее замѣчательнымъ ораторомъ; ея глубокое знаніе человѣческой природы, наконецъ, и ея острый даръ различенія въ практической жизни въ такую эпоху, когда этихъ свойствамъ дали бы широкое поприще развернуться во всей ихъ силѣ, доставили бы ей выдающееся мѣсто между владыками человѣчества. Ея умственныя дарованія, между тѣмъ, подчинялись самому благородному и высоконравственному характеру, какой когда-либо встрѣчался мнѣ въ жизни».

Говоря о Карлейлѣ, Милль замѣчаетъ, что, не довѣряя себѣ самому произнесть окончательный приговоръ надъ интуитивной природой поэзіи Карлейля, — онъ ясно понялъ сущность ея лишь тогда, когда ему открыла ее «одна особа, которая далеко превосходитъ насъ обоихъ, которая — болѣе великій поэтъ, чѣмъ онъ самъ, и большій мыслитель, нежели я».

Въ мужчинахъ глубоко вкоренилось отвращеніе даже къ мысли признать заслуги женщинъ въ области ума и духа. Между различными писателями различныхъ націй, которые высказали въ печати свои мнѣнія объ автобіографіи Милля, я не встрѣтила ни одного, который безъ оговорокъ принялъ бы это сужденіе о мистрисъ Милль. Одушевленныхъ отзывовъ философа о своемъ отцѣ никто не отвергаетъ; по даже тѣ критики, которые думаютъ все лучшее о мистрисъ Милль, не могутъ не позволить себѣ такихъ выраженій, какія, наприм., употреблены одною статьей въ Die neun. Zeit., «что поэзія страстной любви водила перомъ философа».

Упомяну теперь вкратцѣ о нѣкоторыхъ частностяхъ, которыя и понынѣ (не говоря уже о прежнихъ временахъ) служатъ почти непреодолимымъ препятствіемъ къ высшему образованію женщинъ..

Первое. Дѣвушка должна получать свое образованіе въ частныхъ учебныхъ заведеніяхъ или дома. Такое образованіе, понятно, стоитъ очень дорого.

Врядъ ли вы, г. фонъ-Бишофъ, или какой-нибудь вашъ коллега согласитесь отсрочить на неопредѣленное время любознательной дѣвушкѣ деньги за ея честное обученіе или же преподавать ей совсѣмъ даромъ. Вы даже и на одинъ часъ не отсрочите ей платы, такъ какъ дѣвушка не можетъ имѣть въ виду, въ будущемъ, никакой должности, чтобы пріобрѣсть деньги для уплаты долга.

Ergo, научное образованіе доступно только богатымъ дѣвушкамъ (предполагая, что между высокими стражами науки найдутся такіе, которые вообще снизойдутъ до преподаванія дѣвушкамъ). Но, по общему правилу, богатыя дѣвушки менѣе всего способны («почему?» — отвѣтъ на этотъ вопросъ завелъ бы меня здѣсь слишкомъ далеко) махнуть рукой на господствующее мнѣніе дня.

Второе. Дѣвушка, которая желаетъ заниматься науками, обязана доказать свои необыкновенныя дарованія, (такъ какъ она требуетъ необыкновеннаго права, то она должна имѣть обыкновенныя законныя основанія на это право) — безъ всякой на то причины, какъ мнѣ кажется. Дѣвушкѣ, не обнаруживающей большихъ талантовъ, какъ всякому бездарному юношѣ, долженъ быть открытъ университетъ и всякое другое учебное наведеніе, лишь только она хочетъ учиться.

Таково требованіе справедливости; такъ требуемъ мы, женщины, въ силу нашего права на индивидуальную свободу въ силу нашего человѣческаго достоинства.

И дѣвушкѣ, съ односторонними или слабыми способностями, существуетъ возможность, — какъ это мы видимъ въ большинствѣ мужчинъ, — солидными познаніями и добросовѣстнымъ прилежаніемъ завоевать себѣ достойное положеніе въ обществѣ, вмѣсто того, чтобы, занимаясь рукодѣльемъ, умереть медленною голодной смертью.

Третье. Необыкновенныя дарованія очень мало помогаютъ паче всего дѣвушкѣ, если они въ то же время не связаны съ энергическимъ и необыкновенно твердымъ характеромъ.

Надо обладать въ высшей степени благородными чувствами, чтобы, въ виду идеальной дѣли, отказаться отъ пріятнаго времяпрепровожденія, какое обыкновенно имѣетъ мѣсто между 16 и 24 годами жизни дѣвушки. Только высокія чувства не страшатся насмѣшекъ и порицаній.

Надо обладать сильной энергіей, чтобы выдержать борьбу съ предразсудками и обычаемъ.

Мальчикъ нисколько не нуждается въ энергіи и благородныхъ чувствахъ; онъ, напротивъ того, избавленъ отъ изумленія и неуваженія, когда вознамѣривается пріобрѣсти какія бы то ни было знанія, механическія или научныя. Честолюбіе и тщеславіе старшихъ — одно это уже слишкомъ часто и чрезмѣрно припшориваетъ силенки иныхъ тупоумныхъ юношей изъ бѣднаго класса.

О, sancta simplicitas! Отецъ имѣетъ двухъ дѣтей, Петра и Эльзу. Петръ глупъ; но отецъ — гегеймратъ, и тупоумный Петръ долженъ учиться, хотя бы выпотѣлъ изъ себя вою душу и проволокъ бы свою свѣжую юность въ горькой смѣси слезъ, чернилъ и непроходимыхъ дураковъ, чтобы впослѣдствіи, зрѣлымъ мужемъ и государственнымъ человѣкомъ, всѣми силами тормозить ходъ цивилизаціи. Эльза умна. «Жаль, — вздыхаетъ отецъ, — что она не мальчикъ!» — и старательно удаляетъ всѣ предметы, которые могли бы служить къ развитію этого ума.

Если Эльза владѣетъ темпераментовъ, то она, въ большей части случаевъ, употребятъ избытокъ своего уха къ возможному усиленію своихъ сумасбродствъ.

Но этого мало. Дѣвушка должна обладать оригинальностью мысля, можно почти сказать — способностью предвидѣнья, при помощи которой она угадала бы свое призваніе къ занятію наукою; ибо поверхностное школьное образованіе не даетъ ей возможности даже только мелькомъ заглянуть въ обширную область знанія.

Только въ позднѣйшіе годы, много прочитавъ и вращаясь въ кругу умныхъ людей, мыслительныя силы женщины начинаютъ развиваться, въ большинствѣ случаевъ, натурально, слишкомъ поздно, чтобъ имѣть возможность пріобрѣсти основательную подготовку, необходимую для научной дѣятельности, — трудъ, требующій свѣжести юныхъ лѣтъ.

Далѣе, слѣдуетъ обратить вниманіе на то, что духовное развитіе людей идетъ весьма различно. Даже высоко даровитыя натуры не всегда обнаруживаютъ въ ранней молодости свои способности.

Изъ біографической литературы мы знаемъ, что многія знаменитости въ школѣ нисколько не выдавались изъ среды своихъ товарищей. Ньютона, наприм., мать прочила въ сельскіе хозяева, вслѣдствіе, будто бы, его слабыхъ способностей.

Для многихъ натуръ лишь сама наука служитъ искрою, воспламеняющею ихъ дремлющій умъ.

Дѣвушки же, уму которыхъ суждено разцвѣсти именно подобнымъ образомъ, никогда не обнаружатъ скрытыхъ умственныхъ сокровищъ своихъ.

Между даровитыми дѣвушками, въ крайнемъ случаѣ, обращаютъ вниманіе за такъ-называемыхъ дивныхъ дѣтей, которыя отличаются уже въ самой ранней порѣ.

Но обладай дѣвушка всѣми превосходными свойствами характера и ума, которыя ей необходимы дли изученія наукъ, — врожденною любовью въ знанію, прилежаніемъ пчелы, благородными чувствами, энергіей, деньгами и т. д., — то всѣ эти дары природы и счастья нисколько ей не помогутъ, если судьба, вмѣстѣ съ тѣмъ, не надѣлила ее также родителями, отцомъ и матерью, которые, отрѣшившись отъ всякихъ предразсудковъ и разбивъ цѣпи обычая, помогли бы своей дочери въ ея стремленіяхъ.

Дочь, уже просто въ денежномъ отношеніи, еще болѣе по обычаю и закону, вполнѣ зависима отъ родителей.

Слѣдуетъ ли ввѣрить слѣпой судьбѣ ту остроумную комбинацію, чтобъ она всегда надѣляла даровитѣйшихъ дѣвушекъ умными и свободомыслящими родителями?

Но если мы даже допустимъ, что и это условіе дли успѣха научнаго поприща дѣвушки будетъ выполнено, то все-таки, наперекоръ всему этому, нѣжная и знающая свѣтъ мать, вопреки своему собственному убѣжденію, не рѣшится посвятить свою дочь занятію науками, послать ее въ какой-нибудь университетъ, хотя и съ добрыми намѣреніями;

Мы живемъ въ переходное время. Лишь небольшое число женщинъ до сихъ поръ выступило на путь эмансипаціи (контингентъ, приходящійся на Германію, микроскопически малъ). Часть этихъ женщинъ — смѣлые передовые борцы, піонеры, бросающіеся въ ущелье, наполняющіе пропасть, чтобы будущія генераціи легко переступали ее.

Неужели же нѣжная мать не устрашится послать свою дочь на поле битвы и подвергнуть ее тѣмъ порицаніямъ и насмѣшкамъ, которыя неизбѣжно вызываетъ собой необычное поведеніе? Не усомнится ли она въ способности своего дитяти выдержать борьбу?

Это раздумье и бремя материнской отвѣтственности до того тяжелы, что, въ большей части случаевъ, только иниціатива и сила воли дочери могутъ исторгнуть позволеніе у родителей.

Нѣкоторыя дамы, слушающія лекціи въ Цюрихѣ, суть именно такія героическія дѣвушки съ пламенной иниціативой. Иныя существа совершенно безсемейныя, или женщины, для которыхъ наука — единственное средство освобожденія отъ невыносимыхъ внѣшнихъ отношеній.

Другое основаніе, не позволяющее родителямъ давать согласіе на университетское образованіе своей дочери, даже въ случаѣ принципіальнаго признанія, уже приведено мною: дочь не монетъ употреблять своихъ познаній для пріобрѣтенія матеріальныхъ средствъ къ жизни.

Хотя г. фонъ-Бишофъ объявилъ рѣшеніе — никогда не пускать женщинъ въ свою аудиторію, но въ другомъ мѣстѣ брошюры въ немъ пробуждаются человѣческія чувства и онъ говоритъ, буквально, слѣдующее: «Почему не позволить (гдѣ дѣло идетъ не о принципѣ) интересной, образованной и красивой женщинѣ посѣтить тамъ или сямъ какую-нибудь лекцію, положимъ, о порядочномъ поведеніи?» А боннскій профессоръ говоритъ: «Нѣкоторые ученые рѣдко бывали въ состояніи отказать въ участіи и помощи любознательной и милой ученицѣ». (Какъ вы, г. профессоръ, себѣ представляете сцену, гдѣ застѣнчивая дѣвушка проситъ нѣкоторыхъ господъ объ участіи и помощи?)

Этой беззаботною болтовней гг. профессора даютъ намъ возможность заглянуть въ самую глубь ихъ понятій. Я обвиняю ажъ господъ въ томъ, что они подобными фразами унижаютъ достоинство науки, — я обвиняю ихъ въ легкомысліи и вѣтрености, ибо духовное спасете человѣка, развитіе его божественной природы они ставятъ въ зависимость отъ маленькаго процента чувственнаго наслажденія для нихъ, учителей. Я обвиняю ихъ и доношу, — нѣтъ, не я доношу на нихъ, — ихъ варварскій, архидеспотическій, эгоистическій образъ мыслей довольно ясно выраженъ ихъ собственными словами.

Недостатокъ въ примѣрахъ часто приводится какъ основательная причина противъ допущенія женщинъ въ университеты.

Что эта основательная причина есть не больше какъ уловка, доказываетъ слѣдующій фактъ. Полгода тому назадъ открыли въ Берлинѣ академію новыхъ языковъ, въ которую допускается всякій. Женскій полъ, само собою разумѣется, исключенъ, вопреки давнишнему убѣжденію, что онъ весьма способенъ въ изученію новыхъ языковъ.

Англійскій ученый, Нейманъ, сообщаетъ слѣдующее: деньги, завѣщаемыя съ воспитательною цѣлью безъ различія половъ, вслѣдствіе ходатайства мужчинъ, всегда идутъ лишь для удовлетворенія нуждъ по воспитанію мальчиковъ.

Въ XII dѣкѣ Гильдегунда, оставившая весьма цѣнныя сочиненія, не найдя нигдѣ никакой возможности пріобрѣсти основательныя познанія, облачилась въ мужскую одежду и поступила въ Ситоскій монастырь монахомъ.

Ведутъ рѣчь о томъ, что женщинамъ лучше подобаютъ занятія искусствами, нежели науками; я однако-жь имъ довольно прочно загородили доступъ и въ эту область.

Въ XVII и XVIII вѣкахъ во Франціи живописцамъ позволено было поступать въ члены академіи и въ актахъ послѣдней мы, въ пажомъ дѣлѣ, находимъ большое число членовъ женскаго пола.

Когда консульство возстановило, разрушенныя революціей, академіи, старые члены потребовали права исключить всѣхъ женщинъ, даже и мадамъ Лебрунъ. Это, столько же благородное, какъ и справедливое, требованіе натурально было удовлетворено.

Странно, что женщинъ считаютъ менѣе способными къ живописи, чѣмъ къ музыкѣ.

Наша высшая музыкальная школа въ Берлинѣ, напримѣръ, доступна для каждой талантливой дѣвушки, наша же академія рисованія и живописи недоступна ни для одной.

Живопись — искусство, которымъ можно заниматься дома. въ этомъ искусствѣ работы — сами по себѣ и личность художника остается вполнѣ на заднемъ планѣ. Дѣвушки же, изучающія музыку, напротивъ, употребляютъ свои познаніи и таланты, какъ оперныя и концертныя пѣвицы, вообще на театральныхъ подонкахъ, — стало-быть, онѣ приготовляютъ себя въ публичной дѣятельности. Тщетно я старалась себѣ объяснить, на основаніи какого принципа государство закрываетъ женщинамъ рисовальную и живописную академію и открываетъ для нихъ музыкальную школу, ибо о государствѣ нельзя думать, чтобъ оно поступало, подобно частному предпринимателю, по произволу, и еще меньше мы должны негодовать на него за то, что, гдѣ дѣло идетъ о развитія и поощреніи искусства, оно принимаетъ во вниманіе вкусы публики.

Мальчика почти безвозмездно (мнѣ кажется, плата не превышаетъ 4-хъ талеровъ за полугодіе) и безъ всякой подготовки впускаютъ въ академію черезъ однѣ двери и выпускаютъ червя другія готовымъ художникомъ.

А дѣвушекъ? — Для нихъ до самаго недавняго времени вообще не существовало никакой возможности пройти систематическій и основательный курсъ рисованія. Правда, нѣсколько времени назадъ, общество художницъ основало въ Берлинѣ рисовальную школу, но она вовсе не имѣетъ цѣлью образованіе художницъ, такъ какъ она слишкомъ дорога. За 12 тал. месячной платы дѣвушкамъ позволяется заниматься рисованіемъ съ 10-ти до 1 часа дня.

Веймарская портретистка Луиза Зейдлеръ разсказываетъ въ своихъ мемуарахъ о томъ, съ какими трудностями должна была бороться ея подруга, знаменитая въ свое время художница Марія Эленридеръ. Директоръ Лангё, въ Мюнхенѣ, ни въ какомъ случаѣ не хотѣлъ принять Марію Эленридеръ, пока, наконецъ, ея слезы и доводы, что она, по причинѣ глухоты, неспособна ни на какое другое занятіе, не смягчили его сердца.

Жаль, что педантизмъ еще не успѣлъ внушить ту прекрасную мысль, что музыкантша должна быть слѣпа, учительница хрома, телеграфистка горбата, чтобы хорошо исполнять свои обязанности.

Подобно нищимъ, женщины нуждаются въ разныхъ увѣчьяхъ, чтобы возбудить состраданіе общества и вымолить себѣ образованіе, какъ милостыню.

Луиза Зейддеръ разсказываетъ далѣе, что ея отецъ, умный человѣкъ, не хотѣлъ платить за дорогіе уроки живописи дли своей дочери и она принуждена была шить, вязать и вышивать часто цѣлыя ночи напролетъ, чтобы заработать деньги, необходимыя для своего обученія. Но лишь только ея учитель узрѣлъ въ ней будущую соперницу по части портретной живописи, онъ отказался отъ уроковъ.

По какому же праву осмѣливаемся мы, — мы, которые почитаемъ нравственною несообразностью активное участіе женщинъ въ сферѣ искусства и науки, — смотрѣть съ высокомѣрнымъ презрѣніемъ на народы Востока, обвиняющіе европейскихъ женщинъ въ безстыдствѣ за то, что онѣ принимаютъ у себя мужчинъ и являются съ непокрытымъ лицомъ?

Мнѣ первое воззрѣніе кажется ровно столько же абсурднымъ, какъ и второе.

Вопросъ о томъ, надобно ли женщинамъ университетское образованіе, въ настоящее время можетъ имѣть мѣсто только въ Америкѣ.

Тамъ, — такъ разсказываетъ Э. Гиппо, — въ 1868 году президентъ университета въ Мичиганѣ объяснилъ, что высокая цѣль, ради которой основывается Мичиганскій университетъ, можетъ быть лишь тогда достигнута, когда права и привилегіи университета будутъ распространены и на женщинъ.

III.

Могутъ ли женщины получать научное образованіе (въ смыслѣ ихъ способности)?

Послушаемъ сперва, какъ профессоръ философіи доказываетъ умственную несостоятельность женщины.

Онъ сначала опять бросаетъ взглядъ на исторію цивилизаціи и въ ней почерпаетъ свое первое произведенія женщинъ до сихъ поръ стоять ниже произведеній мужчинъ, — слѣдовательно, и способности женщинъ тоже должны быть ограниченнѣе способностей мужчинъ.

Что эти произведенія сами во себѣ, безъ добросовѣстнаго взвѣшиванія тѣхъ соціальныхъ, политическихъ и историческихъ отношеній, подъ вліяніемъ которыхъ они возникали, не имѣютъ никакой доказательной силы, въ томъ, вѣроятно, согласится со мной большинство мыслителей.

Женщинамъ достаточно твердили: за васъ думаютъ мужчины, — чтобъ онѣ рѣшительно перестали сами думать. Цѣлый радъ женскихъ генерацій воспитывался и выросталъ водъ гнетомъ презрѣнія къ его интеллектуальнымъ силамъ. И тамъ, гдѣ избранная женская душа, пламенѣя внутренней жизненною силой, расправляла крылья и громко протестовала противъ этого презрѣнія, — тамъ ее постигалъ остракизмъ общества, и, во многихъ случаяхъ, бабочка должна была снова превратиться въ личинку и возвратиться въ свою мрачную темницу. По-истинѣ, было бы величайшимъ чудомъ въ мірѣ, еслибы произведенія женщинъ не стояли бы ниже произведеній мужчинъ.

Съ большею вѣроятностью можно утверждать, что негры, которые цѣлыя тысячелѣтія бродятъ по пустыннымъ степямъ Африки, не зная никакой культуры, предопредѣлены на вѣчныя времена быть варварами.

И, однако, взглянемъ на Америку!

Родственныя племена тѣхъ же самыхъ негровъ тамъ эмансипированы менѣе двадцати лѣтъ, но результаты, которые мы видимъ, граничатъ съ чудеснымъ.

Я лично знала въ Римѣ дочь черной невольницы, превосходную скульпторшу, казавшуюся мнѣ не глупѣе дочерей европейцевъ.

Какимъ удивленіемъ поражаетъ насъ теперь Японія, воспрянувшая отъ тысячелѣтняго сна!

«Женщина не должна посвящать себя научнымъ занятіямъ, потому что ея способности ограничены».

Пишутъ ли женщины дурныя книги и рисуютъ ли онѣ гадкія картины — это дѣло книгопродавцевъ, торговцевъ художественными произведеніями и рецензентовъ. Но считать неудачныя попытки отдѣльныхъ женщинъ въ области литературы и искусства природнымъ недостаткомъ цѣлой половины рода человѣческаго и, на этомъ основаніи, обрекать ее, эту послѣднюю, на вѣковѣчную кастрацію духа, это… это высоко-мужественная галиматья.

Второе доказательство. «Три женщины, о которыхъ профессоръ достовѣрно знаетъ, что онѣ въ своихъ умственныхъ стремленіяхъ получали самую лучшую поддержку, какую только можно было желать въ ихъ время, — Олимпія Марата, фрау Дадіеръ и Анна-Марія Шурманъ, — однако, по его увѣренію, не принесли никакой существенной пользы наукѣ». Но все-таки эти женщины должны были быть весьма достойныя особы, ибо онъ самъ констатируетъ тотъ фактъ, что такіе писатели, каковы Бейль и Вольтеръ, посвящали имъ свои книги, что лучшіе люди своего времени считали за честь знакомство съ ними, что знаменитые путешественники отыскивали ихъ и т. д.

Но допустимъ даже, что профессоръ правъ и что женщины, будто бы, не въ состояніи оказать существенныхъ услугъ наукѣ, — все-таки онѣ должны получать высшее образованіе. Расширять границы науки, открывать человѣчеству новые горизонты мысли дано лишь избраннымъ натурамъ, которыя мы обыкновенно именуемъ геніями. Умы Ньютона, Кеплера, Ламарка, Дарвина суть не что иное, какъ кульминаціонныя точки напряженія творческой силы природы, и умственная экономія требуетъ большаго числа просто умныхъ и осмотрительныхъ рабочихъ, чтобы подготовить средства для проложенія первыми новыхъ путей и облегчить имъ побѣдное шествіе по этимъ путямъ.

Всякое ученіе нуждается въ умныхъ и любознательныхъ приверженцахъ, которые бы распространяли его, комментировали его и пополняли въ частностяхъ. Первостепенные умы находятся и между мужчинами довольно рѣдко.

Если женщинамъ отказываютъ въ высшемъ образованіи, по причинѣ ихъ слабыхъ умственныхъ силъ, то, вѣдь, должно точно также запирать двери университетовъ передъ носомъ неспособныхъ и глуповатыхъ (о тупоумныхъ и рѣчи вовсе быть не можетъ) мужчинъ.

Ученый мужъ отказываетъ въ признаніи за женщинами значительныхъ, составляющихъ эпоху въ области искусства, науки и политики, заслугъ.

Возможно ли предположить, чтобы профессоръ философіи не зналъ исторіи Елизаветы англійской, Екатерины русской и Изабеллы кастильской? Какой же еще другой политической дѣятельности онъ хочетъ?

Книга, которая къ нашъ вѣкъ произвела громадное вліяніе на соціальный міръ, была книга женщины: «Хижина дяди Тома». Величайшій, быть-можетъ, прозаикъ нашего столѣтія — женщина, Жоржъ-Зандъ. Величайшій романистъ настоящаго времени, по нашему мнѣнію, это — Джоржъ-Эліотъ, женщина.

Приговоръ профессора относительно нѣмецкихъ можетъ имѣть только условное примѣненіе.

Изъ природнаго различія половъ боннскій мудрецъ выводитъ необходимое различіе областей труда для мужчины и женщины.

Онъ признаетъ за женщиной не только силу логической мысли, но и необычайную силу воли и творческаго генія; но онъ отказываетъ ей въ постоянномъ и продолжительномъ присутствіи этой силы, необходимомъ для значительнаго и серьезнаго дѣла.

Не все ли это равно, какъ бы кто-нибудь сказалъ: у тебя самыя здоровыя, самыя сильныя ноги, какихъ только можетъ желать человѣкъ; но лишь только ты осмѣлишься пуститься въ дальній путь, онѣ у тебя подкосятся.

Благодарю за эту силу!

Формула, которою профессоръ категорически выражаетъ свой взглядъ на природное различіе половъ, гласитъ: Душевныя силы у обоихъ половъ равны, но только во взаимныхъ отношеніяхъ этихъ душевныхъ силъ между собою лежитъ различіе. Кто можетъ понять это изреченіе философа? Я — нѣтъ. Женщина, но его мнѣнію, имѣетъ столько же ума, столько же воля, столько же чувства, сколько мужчина; но… совокупность этихъ силъ, оказывающая въ мужчинѣ утѣшительныя послѣдствія, въ ней совсѣмъ не та.

Статься можетъ, профессоръ представляетъ себѣ работу женскихъ и мужскихъ душевныхъ силъ въ такомъ видѣ: въ то время, какъ у мужчины эти силы, подобно колесамъ плотно-схваченной машины, всегда сливаются воедино какъ разъ въ нужное время и къ нужной цѣли, — силы женщины обладаютъ свойствами кометы: безъ плана и порядка блуждаютъ онѣ на горизонтѣ ея внутренняго міра, гдѣ, того и гляди, предадутся неистовой революціонной пляскѣ, если мужчина, одаренный премудростью, своимъ непогрѣшимымъ умомъ не внесетъ плана и порядка въ дикій хаосъ углерода, азота и кислорода женскихъ мозговъ.

Что понимаемъ мы подъ здоровьемъ души?

Я разумѣю подъ этимъ приблизительное равновѣсіе силъ, изъ котораго вытекаетъ гармонія. Слишкомъ большой перевѣсъ одной какой-нибудь силы нарушаетъ гармонію и обнаруживаетъ болѣзненныя явленія.

Въ дальнѣйшемъ своемъ разсужденія нашъ философъ указываетъ прекраснымъ душевнымъ силахъ женщины на тѣ соціальные сферы, въ которыхъ онъ позволяетъ имъ свободно двигаться и дѣйствовать. Онъ говоритъ: «Женщина слѣпа волей во всѣхъ случаяхъ живого участія чувства; но она владѣетъ силой воли лишь до тѣхъ поръ, покамѣстъ видитъ, что счастье ея дома зависитъ отъ сохраненіи этой силы. Это самое чувство даетъ ей и ту силу воли, которая ей необходима дли перенесеніи страданій и мученій родовъ… Но въ треволненіяхъ обыденной практической жизни часто необходимо бываетъ, чтобы сила воли дѣйствовала безъ участіи чувства, по требованію одной холодной обязанности или голой потребности. Отсюда естественно вытекаетъ то, что свойственной ей сферы дѣятельности нельзя искать въ публичной жизни, въ которой умъ, приводимый въ заблужденіе чувствомъ, можетъ причинить другимъ значительный вредъ».

Но справедливо ли это?

Не были-ли бы мы безумны, еслибы всю силу своей воли употребили для достиженіи такой цѣли, которой не желали всѣмъ пыломъ своей души?

А какимъ же образомъ человѣкъ можетъ чего-нибудь пламенно желать, не участвуй при этомъ своимъ чувствомъ?

Съ желѣзною силой воли Лютеръ привелъ въ исполненіе свою великую реформу. Ужь будто бы его чувство оставалось хоти сколько-нибудь безучастно при этомъ?

Когда Наполеонъ, при завоеваніи Европы, обнаружилъ почти сверхчеловѣческую волю, то опять не исключительно абстрактная сила ума толкала его на поле брани, а пламенная, пожирающая жажда владычества.

Развѣ титаническія страсти проистекаютъ изъ чувства холоднаго долга?

Я убѣждена, что не разсчетливое влеченіе побуждаетъ человѣка прижимать къ груди своей голову своего ребенка и бросать подъ гильотину головы своихъ враговъ.

Вслѣдствіе того, что ихъ умъ легко приводится въ заблужденіе чувствомъ, сферы дѣятельности женщинъ нельзя искать въ общественной жизни.

Но чѣмъ же, осмѣливаюсь спросить, мужчины приводится въ заблужденіе въ дѣлахъ общественной жизни? — Только одной глупостью?…

Не было-ли бы, впрочемъ, совершенно безразлично для блага государства и общества, еслибъ ошибки и преступленія мужчинъ, на служебномъ поприщѣ, обязаны были своимъ происхожденію, мозгу или сердцу, избытку чувства или полному безчувствію?

Или, г. профессоръ, по вашему мнѣнію, мужчины, въ качествѣ гражданъ, вообще никогда не ошибаются, состоятъ изъ чистыхъ духовъ, которые фабрикуютъ въ фабрикѣ государственной жизни лишь однѣ добродѣтели?

Оглянитесь-ка вокругъ себя, г. профессоръ! Вы не найдете ни одной области мужской дѣятельности, въ которой не проявляли бы своего необузданнаго господства, поперемѣнно, то ненависть и партійные интересы, то тщеславіе, честолюбіе, месть, суевѣріе и сладострастіе.

Мнѣ разсказывали, что весьма серьезные люди науки пылали другъ къ другу ненавистью и, подобно базарнымъ бабамъ, осыпали одинъ другого площадными ругательствами потому единственно, что они не вполнѣ соглашались относительно происхожденія «Пѣсни о Нибелунгахъ».,

Я напомню моимъ читателямъ о томъ трагическомъ происшествіи во время Варѳоломеевской ночи, когда одинъ весьма почтенный философъ отыскалъ своего товарища въ его прибѣжищѣ и предалъ наемнымъ убійцамъ; причина этой смертельной ненависти лежала въ томъ, что они расходились въ мнѣніяхъ объ Аристотелѣ.

Я спрашиваю каждаго, свободнаго отъ предразсудковъ, человѣка: могутъ ли женщины, подъ вліяніемъ чувства, заблуждаться сильнѣе того, сколько нужно для того, чтобы предательски умерщвлять другъ друга?

Какого же еще болѣе заблужденія, вслѣдствіе вмѣшательствъ чувства, желаете, вы въ сильной половинѣ человѣчества, чтобъ имѣть право исключить мужчину изъ общественной службы?

Искони вѣковъ страсти обусловливали какъ дѣятельность мужчинъ, такъ и дѣятельность женщинъ вообще, — и кто знаетъ, быть-можетъ онѣ будутъ обусловливать ее и до скончанія вѣка.

Но, статься-можетъ, когда профессоръ высказывалъ свои мысли о дѣятельности женщинъ на публичной аренѣ, онъ менѣе всего думалъ объ этихъ всемірно историческихъ ужасахъ. Можетъ-быть онъ, по преимуществу, имѣлъ въ виду болѣе низменныя занятія, каковы, наприм., почтовыя, телеграфскія, учительскія и купеческія, къ исполненію которыхъ женщины неспособны вслѣдствіе преобладанія чувства.

Но, г. профессоръ, въ какомъ видѣ, по мнѣнію вашему, обнаруживается заблужденіе ума, вслѣдствіе вмѣшательства чувства, въ одной изъ этихъ профессій?

Не думаете ли вы, что внутри дома такихъ столкновеній между чувствомъ и здравымъ смысломъ ожидать не приходится, или что заблужденія на этой почвѣ не приносятъ никакихъ вредныхъ послѣдствій для человѣческаго общества?

Когда мать, приведенная въ заблужденіе чувствомъ, своимъ нелѣпымъ воспитаніемъ толкаетъ свое дитя къ нравственной и физической гибели, то вѣдь она причиняетъ государству непоправимый вредъ, лишая его полезнаго гражданина.

«Хорошо, — говоритъ философъ, — если въ тяжелой борьбѣ между чувствомъ и долгомъ ей (женщинѣ) не приходится выдержать слишкомъ сильнаго испытанія».

Гдѣ же, г. профессоръ, разыгрываются всѣ тѣ ужасныя женскія трагедіи, о которыхъ мы съ содроганіемъ, отъ времени до времени, читаемъ въ газетахъ, — трагедіи мужеубійства, проституціи, выстрѣловъ и т. д.? Гдѣ? — Дома!

Могу васъ увѣрить, милостивый государь мой, что женщины и въ тѣхъ кругахъ практической дѣятельности, которые ей отведены до сихъ поръ, часто дѣйствуютъ по требованіямъ одного «холоднаго долга» или «голой необходимости», даже наперекоръ своимъ чувствамъ. Да и вы сами, г. профессоръ, еслибы вы были хозяиномъ, а ваша кухарка была бы влюблена и, вслѣдствіе такой оказіи, пригорѣлъ супъ, — развѣ хладнокровно перенесли бы такое вмѣшательство чувства? А прачка, которая двѣ ночи сряду моетъ бѣлье въ сыромъ погребѣ и которая, можетъ, оставила въ домѣ больного ребенка, — не требовали-ли бы вы, чтобъ она, по одной холодной обязанности, доставила вамъ чистое и отлично выглаженное бѣлье?

Скажите на милость, кто изъ насъ, смертныхъ, не долженъ удовлетворять требованіямъ долга?! И женщины, по всей вѣроятности, почаще мужчинъ!

Въ Америкѣ женщины отправляютъ всевозможныя общественныя должности.

Я указываю профессору съ его слушателями на эту страну, если онъ на самомъ дѣлѣ желаетъ серьезно изслѣдовать вопросъ, сколько, среднимъ числомъ, женщинъ, находящихся на государственной службѣ, погибаетъ ежегодно вслѣдствіе помраченія та ума вмѣшательствомъ чувства.

Статистика въ подобныхъ вопросахъ есть лучшее орудіе для человѣка науки.

Всѣ эти диковинныя и замысловатыя противорѣчія имѣютъ своимъ единственнымъ источникомъ безчестность и трусость мужчинъ. Лицемѣріе мѣшаетъ имъ просто и опредѣлительно высказать то, что составляетъ главную мысль всѣхъ ихъ длинныхъ разглагольствованій: намъ, мужчинамъ, на основаніи нашего умственнаго и тѣлеснаго превосходства, слѣдуютъ высшія, а вамъ, женщинамъ, низшія области труда.

Другое объясненіе, по мнѣ, немыслимо.

IV.

Возвратимся теперь къ г. фонъ-Бишофу. Въ то время, какъ философъ валкимъ и невѣрнымъ шагомъ пробирается сквозь дремучій лѣсъ столь противорѣчивыхъ воззрѣній, что трудно уловить руководящую нить для точныхъ и методическихъ опроверженій, анатомъ ясно и опредѣленно, во всеоружіи своего ординарно-профессорскаго авторитета, ставитъ свои положенія. За одно съ философомъ, онъ тоже отказываетъ женщинамъ во всякомъ внутреннемъ призваніи въ научнымъ занятіямъ и мотивируетъ свой отказъ, во-первыхъ, органическимъ устройствомъ женскаго тѣла и, во-вторыхъ, свойствами души и характера женщины.

Займемся прежде всего вторымъ доводомъ.

Г. фонъ-Бишофъ справляется съ нимъ чрезвычайно легко, удовольствуясь однимъ спискомъ мужскихъ и женскихъ свойствъ, которыя онъ, по собственному сознанію, заимствовалъ у опытныхъ знатоковъ людей и психологовъ. Для подтвержденія своихъ измышленій онъ приволокъ Шиллера, Канта и Жанъ-Поля.

Великіе люди нисколько не теряютъ своего величія отъ того, что они повторяютъ общія мѣста о такихъ предметахъ, которые, въ ихъ время, не были надлежащимъ образомъ обслѣдованы. Платонъ и Сократъ, величайшіе мудрецы своей эпохи, считали рабство нормальнымъ и законнымъ учрежденіемъ, ничуть не навлекая на себя черезъ то порицаній своихъ современниковъ и потомства; тогда какъ новѣйшій философъ, который осмѣлился бы отстаивать рабство, покрылъ бы свое имя вѣчнымъ позоромъ.

«Время, — говоритъ Гейне, — это — сфинксъ, который низвергается въ пропасть, лишь только загадка разрѣшена». Но новыя загадки не отгадываются посредствомъ старыхъ формулъ.

Насколько ревниво г. фонъ-Бишофъ охраняетъ себя отъ малѣйшей оригинальности, могутъ показать слѣдующія положенія изъ его характеристики: «Мужчина бодръ, смѣлъ, силенъ, упрямъ, грубъ, несообщителенъ; женщина — робка, мягка, нѣжна, кротка, чувствительна, болтлива, лукава. Мужчина дѣйствуетъ на основаніи убѣжденій, женщина — по чувству; у того разумъ преобладаетъ надъ чувствами, у этой же, наоборотъ, чувства надъ разумомъ. Женщина стыдливѣе, и склонность въ грубымъ чувственнымъ наслажденіямъ у ней вообще слабѣе, нежели у мужчины. Ея благонравіе, кротость, терпѣніе, добросердечіе, способность самопожертвованія и состраданія, набожность — гораздо болѣе велики, чѣмъ у индивидуума мужскаго пола», и проч.

Какъ видите, г. фонъ-Бишофъ довольствуется признаніемъ такихъ гипотетическихъ свойствъ, которыя удовлетворяютъ его предубѣжденіямъ. Примите, какъ за доказанную, такую теорію, которая еще должна быть доказана, назовите эту наивную болтовню, это милое принятіе на вѣру и доброе слово настоящимъ способомъ доказательствъ и въ число прочихъ выводовъ влѣпите также этотъ: «Истинный духъ точнаго естествознанія останется для женщины навсегда непознаваемымъ…»

Согласимся, пожалуй, что распредѣленіе свойствъ человѣческихъ, какое соблаговолилъ учинить г. фонъ-Бишофъ между мужчиной и женщиной, совершенно правильно, — все же останется непонятнымъ, почему можетъ заниматься науками съ успѣхомъ только такой человѣкъ, который смѣлъ, силенъ, грубъ, скрытенъ, тогда какъ тотъ, котораго благосклонная природа одарила нѣжной, мягкой, чувствительной, кроткой, способной на самопожертвованіе душой, съ успѣхомъ заниматься науками не можетъ!

Между мужчинами мы находимъ столько же мягкихъ, сколько твердыхъ, — столько же жестокихъ, сколько добросердечныхъ натуръ. Одинъ обнаруживаетъ высокое остроуміе, другой — непроходимое безсмысліе. Вообще такихъ противоположностей въ характерахъ, которыхъ нельзя было бы найти между мужчинами, я не знаю.

И до тѣхъ поръ, пока не удалятъ отъ государственной службы и не выгонять изъ храмовъ науки, какъ неспособныхъ и недостойныхъ, всѣхъ кроткихъ, терпѣливыхъ, цѣломудренныхъ и способныхъ на самопожертвованіе индивидуумовъ мужскаго пола, я не буду видѣть никакого законнаго основанія лишать женщинъ, обладающихъ тѣми же свойствами, благословенія науки.

И не согласится ли всякій безпристрастный человѣкъ, что существуетъ не мало мирныхъ занятій, при которыхъ терпѣніе, кротость и самопожертвованіе гораздо умѣстнѣе, нежели грубость, упорство и жестокость.

Въ характеристикахъ à la Бишофъ, конечно, нѣтъ недостатка въ несогласимыхъ противорѣчіяхъ. Да будетъ мнѣ позволено привести нѣсколько, особенно бросающихся въ глаза, примѣровъ, которые мы неизбѣжно найдемъ у него тамъ, гдѣ дѣло касается душевныхъ свойствъ женщины.

Въ подобныхъ характеристикахъ постоянно съ особенною силой нападаютъ на чувственную природу женщины, которая, т.-е. чувственная природа, лишаетъ ее всякой способности къ отвлеченному мышленію. Составители государственнаго права (чтобъ оправдать законъ, лишающій женщинъ права голоса) говорятъ: трудно не согласиться съ тѣмъ, что у женщинъ вообще чувственная сторона непропорціонально развита и т. д.

Но вдругъ тамъ, гдѣ это свойство женскаго характера можетъ помѣшать благодушію и счастію мужчинъ, тамъ они зануздываютъ женщину и говорятъ: «Правда, ты — неразумное, чувственное созданіе, но въ половомъ отношеніи — нѣтъ: здѣсь мы чувственны, — таковъ законъ природы… Замѣть же себѣ, что для тебя поэтому нѣтъ оправданія, если ты осмѣлишься уклониться отъ стези добродѣтели въ этомъ отношеніи».

Второе противорѣчіе: «Женщина покорна и терпѣлива, мужчина — запальчивъ». Ужь не есть ли запальчивость доказательство того, что разумъ господствуетъ надъ чувствами? Или можетъ-быть, какъ разъ наоборотъ, запальчивость — результатъ такого смѣшенія духовныхъ силъ, въ которомъ чувства преобладаютъ надъ разумомъ?… Отвѣчать на этотъ вопросъ я предоставляю читателямъ.

Господинъ профессоръ, можете ли вы по доброй совѣсти утверждать, что васъ когда-либо въ жизни занималъ внутренній, духовный міръ какой-либо женщины? Я даже думаю, что вы, какъ хозяинъ, не имѣли дѣла съ какою-нибудь служанкой, иначе рѣчь о кротости, смиреніи и способности къ самопожертвованію женскаго пола навѣрно застряла бы въ вашемъ горлѣ, — развѣ только слѣдуетъ предположить, что въ Мюнхенѣ обитаетъ какая-то совершенно особая, невѣдомая для меня порода женщинъ. Я лично, по крайней мѣрѣ, въ жизнь свою, — а изъ нея, къ сожалѣнію, уже утекло больше, нежели я бы того желала, — никогда не знавала ни одной кроткой и безотвѣтной кухарки.

Нѣмецкіе мужчины вообще только разъ въ жизни интересуются внѣшней и внутреннею жизнью женщины, именно — въ молодости своей, когда они влюблены; ясно, что подобное ненормальное настроеніе мѣшаетъ правильному пониманію душевныхъ свойствъ женщины. И тѣмъ паче нѣмецкій профессоръ университета, который по уши погруженъ «во кладези премудрости», — какая же ему охота и гдѣ у него время дѣлать подобныя наблюденія? Если сей мужъ въ гостиной какого-нибудь сильнаго міра хоть разъ улыбнется на веселую болтовню своей сосѣдки, то онъ ужь весьма, весьма любезно обошелся съ прекраснымъ поломъ. Большаго вниманія онъ не позволяетъ себѣ въ отношеніи къ «Frauenzimmer», какъ онъ обыкновенно аттестуетъ всякую женщину.

Безспорно, конечно, что занятіе, воспитаніе и образъ жизни имѣютъ весьма существенное вліяніе на свойства характера. Женщина, въ ея нынѣшнемъ соціальномъ положеніи, имѣетъ мало случаевъ развивать и воспитывать извѣстныя нравственныя свойства. И я убѣждена, что салонная дама, не выкупавшаяся въ волнахъ житейскаго моря, выкажетъ мало воли и энергіи. Извѣстная же степень внѣшней скромности или нѣги часто будетъ считаться знакомъ ея внутренней пустоты…. то бишь…. полноты, и тонкій ароматъ ея характера и ея носоваго платка не преминетъ, въ глазахъ опытныхъ знатоковъ людей и психологовъ, украшать ея чело ореоломъ благородной женственности.

Но, г. фонъ-Бишофъ, можете ли себѣ представить содержательницу трактира кроткой, нѣжной, терпѣливой и т. д.? Или, если ваша солидность возбраняетъ вамъ посѣщать трактиры, то выйдите когда-нибудь изъ вашего ученаго кабинета на базаръ житейскій, или же просто на базаръ Шиллерплаца или Дёнгофсплаца, въ Берлинѣ, и осмѣльтесь какою-нибудь своеобразной оригинальностью — важно-разсѣянной миной, старомодною шляпой, необыкновенномъ пальто и т. д. обратить на себя вниманіе засѣдающихъ тамъ членовъ прекраснаго пола, — бѣдны! г; профессоръ, мнѣ кажется, что прохожденіе вашей достойной особы сквозь строй языковъ этихъ дѣтей природы существенно измѣнять ваше излюбленное мнѣніе о врожденной скромности и кротости женщинъ!…

Нѣмцы въ нашемъ любезномъ отечествѣ, какъ только дѣло касается женщинъ, вообще имѣютъ въ виду лить однѣхъ нѣмецкихъ женщинъ (чуть же только они попадаютъ за границу, ихъ, мнѣніе, конечно, весьма быстро измѣняется). Кто же могъ бы утверждать, не вызвавъ смѣха, что испанки, француженки, креолки и другія огнеглазыя южанки обладаютъ кроткимъ, терпѣливымъ, податливымъ темпераментомъ? А вѣдь онѣ такія же женщины, какъ и флегматическія сѣверянки. Тысячи женщинъ умнѣе, тверже, смѣлѣе тысячи мужчинъ, и тысячи мужчинъ смирнѣе, добросердечнѣе и болѣе способны къ жертвамъ, нежели тысячи женщинъ.

Не стройте изъ нѣкоторыхъ душевныхъ свойствъ женщины баррикады для защиты мужчинъ отъ предполагаемаго вторженій этой «спальной героини» въ завѣтную^: страну знанія, гдѣ млеко премудрости течетъ лишь для сильной половины человѣчества это — потѣшная, чудовищная дичь, которую по достоинству оцѣнитъ только позднѣйшее время.

Кромѣ свойствъ характера, неспособность женщины къ высшей умственной культурѣ, по свидѣтельству г. фонъ-Бишофа, доказываютъ также психологическія ея свойства, судя по устройству ея черепа.

У кого есть охота подробно ознакомиться съ разными недостатками женскаго черепа, тотъ пусть просмотритъ брошюру г. фонъ-Бишофа. Онъ узнаетъ, что малый объемъ мозговой массы, незначительное развитіе всѣхъ выступовъ и маховъ костной поверхности, что видимыя окостенѣлости на лбу и черепной плоскости, что малая высота черепа и т. д. доказываютъ, что женщина — особая и низшая порода вида «человѣка».

При этихъ изслѣдованіяхъ г. фонъ-Бишофъ обнаруживаетъ не только свое совершенное невѣжество, но и свою весьма совершенную честность.

Невѣжество потому, что онъ допускаетъ френологическую локализацію духовныхъ силъ, тогда какъ наше незнаніе законовъ природы относительно соціальныхъ отправленій мозга и тѣхъ условій, при которыхъ онъ развивается, не подлежитъ никакому сомнѣнію.

Произвольныя гипотезы выдавать за крупныя истины — будетъ уже черезчуръ «мужественно» — подобная попытка_: обманетъ лишь убогихъ разумомъ или круглыхъ невеждъ, но на научное достоинство она не имѣетъ никакого права.

Г. фонъ-Бишофъ поступаетъ нечестно, потому, что онъ приводитъ результаты только тѣхъ изслѣдованій, которыя отвѣчаютъ его предразсудкамъ, тѣ же, которыя имъ противорѣчатъ, онъ игнорируетъ.

Мои физіологическія познанія равны почти нулю; однакоже, я знаю, что и профессоръ, само собою разумѣется, долженъ, знать въ тысячу разъ лучше меня, что изъ другихъ различій, мужскаго и женскаго организма можно вывесть совершенно противуположныя заключенія.

Французскій физіологъ Тусснель, книгу котораго, къ сожалѣнію; я не могла добытъ, пытался доказать превосходство женщины, на основаніи физіологическихъ изслѣдованій.

Кювье, авторитетъ котораго ни одинъ анатомъ не рѣшится не признать, какъ я, уже упомянула въ другомъ мѣстѣ, опредѣлилъ низшія и высшія ступени лѣстницы животнаго царства изъ отношеній между лицевыми костями и черепною полостью. Зёммерингъ признаетъ, что насколько человѣкъ, въ этомъ отношеніи, стоитъ выше животныхъ, настолько женщина стоитъ выше мужчины.

Г. фону-Бишофъ самъ сознается, что, по Ветле, абсолютный средній вѣсъ мозга относительно равенъ у обоихъ половъ и что, по, Рейду и Бурдаху, голова и мозгъ женщинъ хотя не много меньше, чѣмъ у мужчины, но, по отношенію къ остальному тѣлу, они гораздо тяжелѣе и больше по объему, нежели у послѣдняго.

Профессоръ Рекламъ въ своей книгѣ — «Тѣло человѣка» — высказалъ ясно и совершенно рѣшительно слѣдующее: «Въ то время, какъ мозгъ женщины, по своему среднему вѣсу, самъ по себѣ немного меньше, чѣмъ мозгъ мужчины, — первый, не отношенію къ общему вѣсу всего тѣла или сравнительно со всей нервною системой, наоборотъ, имѣетъ относительно большій вѣсъ, нежели послѣдній. Слѣдовательно, мужчину и женщину нельзя сравнивать по вѣсу ихъ мозга, такъ какъ тѣлесныя отношенія обоихъ половъ образуютъ столь значительныя уклоненія, что одно сличеніе отдѣльныхъ частей ихъ организмовъ не можетъ привести ни къ какимъ вѣрнымъ заключеніямъ. Необходимо, поэтому, сравнивать между собою вѣсовыя тяжести мозга одного и того же пола, что возможно лишь относительно мозга мужчинъ, ибо мы имѣемъ весьма мало взвѣшиваній мозга высоко даровитыхъ женщинъ.

„Но если сравнивать вѣсовыя тяжести мозга извѣстныхъ умственно-даровитыхъ мужчинъ, подвизавшихся на поприщѣ науки, и средній вѣсъ мозга просто здоровыхъ мужчинъ заурядъ, — то окажется, что мозговая масса атлетовъ ума только не многимъ тяжелѣе, нежели средній вѣсъ мозга крѣпкихъ мужчинъ вообще, а то бываетъ и легче. Такъ, мозгъ знаменитаго натуралиста Кювье вѣсилъ 1.861 граммъ, поэта Байрона — 1.807 гр., глубокаго математика Диримлё — 1.520 гр., великаго мыслителя въ математической области Гаусса — 1.492 гр., мозгъ замѣчательнаго хирурга Дюшентрепа только 1.487, мозгъ Германна, проложившаго новые пути въ филологической наукѣ, только 1.353 гр., — вѣсъ же мозговой массы ученаго Гаусмана, очень высокаго человѣка, не превышалъ 1.226 граммовъ, уступая такимъ образомъ среднему вѣсу женскаго мозга. Итакъ, величина массы не обусловливаетъ продуктивной силы мозга“. Такъ заключаетъ Рекламъ^[5].

Или г. фонъ-Бишофъ въ подобныхъ данныхъ сомнѣвается, или онъ не придаетъ имъ никакого значенія. Удивительная сила субъективнаго пониманія!…

Онъ остается при своемъ: „подобно тому, — говоритъ онъ, — какъ большіе и крѣпчайшіе мускулы обусловливаютъ большую физическую силу, такъ точно и большій вѣсъ мозга неизбѣжно увеличиваетъ умственную силу“. Г. фонъ-Бишофъ замѣтилъ, что мужчина обладаетъ большимъ носомъ, нежели женщина, — лучше ли онъ, поэтому, обоняетъ?

Люди науки весьма сильно расходятся въ результатахъ своихъ френологическихъ изысканій. Приведу лишь два-три примѣра:

Различные изслѣдователи приписываютъ неграмъ меньшій мозгъ, чѣмъ европейцамъ, въ то время какъ столь же замѣчательные ученые держатся того мнѣнія, что никакой существенной разницы не существуетъ. Иные ученые считаютъ малайскій черепъ самой меньшей емкости, между тѣмъ Велькеръ (г. фонъ-Бишофъ часто его цитируетъ) нашелъ одинъ малайскій черепъ почти равный по внутренней вмѣстимости съ германскими черепами.

Наукѣ еще до сихъ поръ не удалось разгадать значеніе уклоняющихся формъ мужскаго и женскаго череповъ, и только шарлатану, фантазёру или фанатическому любителю скороспѣлыхъ выводовъ можетъ придти въ голову изъ различныхъ особенностей череповъ обоихъ половъ строить базисъ для серьезной аргументаціи противъ умственныхъ способностей женщины.

Впрочемъ, различія между мужскими и женскими черепами вовсе не такъ велики, какъ обыкновенно полагаютъ.

Карлъ Фогтъ считаетъ для антропологическихъ изслѣдованій величайшею трудностью съ достовѣрностью опредѣлить у разныхъ племенъ, кому принадлежитъ тотъ или другой черепъ, мужчинѣ или женщинѣ.

И еслибы мы знали хоть одну умершую женщину, которая мыслила глубже всѣхъ нынѣ живущихъ мюнхенскихъ профессоровъ (напримѣръ, Софья Жерменъ, математикъ и философъ, которую Дюрингъ, въ своей исторіи философіи, ставитъ, какъ оригинальнѣйшую мыслительницу, непосредственно подлѣ Огюста Конта), — то это было бы достаточнымъ доказательствомъ, что выпуклости на лбу, выдающіеся отростки на лобной и черепной поверхности не суть необходимые факторы мыслительной способности.

Но допустимъ еще разъ, что г. фонъ-Бишофъ и теперь правъ, и организація мозга женщины доказываетъ ея слабѣйшія умственныя силы. Мы знаемъ, что у животныхъ и у человѣка органы, которые не употребляются въ дѣло и остаются пассивными, съ послѣдующими генераціями атрофируются. „Рудиментарными органами“ наука называетъ такія части тѣла, которыя устроены для извѣстной цѣли, но не функціонируютъ, какъ, напримѣръ, нѣкоторые ушные мускулы у человѣка. Къ самымъ разительнымъ примѣрамъ рудиментарныхъ органовъ при надлежать глаза, которые не видятъ. Таковые мы находимъ у очень многихъ животныхъ, который живутъ въ темнотѣ, напримѣръ — въ пещерахъ, вообще подъ землею. Когда эти животныя, мало-по-малу, начинаютъ привыкать въ подземной жизни и взбѣгать дневнаго свѣта, ихъ глаза, отъ неупотребленія, постепенно вырождаются.

Другой, столь же наглядный, примѣръ рудиментарныхъ органовъ — крылья Животныхъ, которыя не умѣютъ летать.

Ужь не есть ли, въ самомъ дѣлѣ, мозгъ женщины такой же рудиментарный органъ?

Было ли бы удивительно, еслибъ умственныя очи, къ которымъ никогда не подносили свѣтила науки, разучились видѣть, еслибы крылья духа, связанныя четырьмя стѣнами дома и баррикадами изъ горшковъ, котловъ и тарелокъ, потеряли способность размаха и силу пареній?

Если это такъ, то улучшимте же эти вздорные женскіе черепа! Освѣтимъ же свѣтомъ эти кудрявыя головки, въ которыхъ еще доселѣ гнѣздятся влеченія дѣтей природы! Населимте же пустыри ихъ большихъ полушарій плодотворными мыслями мужчинъ! Быть-можетъ, съ теченіемъ тысячелѣтій, они также и у нихъ выработаютъ импозантные отростки и внушительные выступы…

Ученые естествоиспытатели признаютъ, что у цивилизованныхъ націй образованные классы вообще имѣютъ черепа большаго объема, нежели необразованные.

Согласно съ ученымъ Брока, черепа изъ частныхъ гробницъ имѣютъ большій объемъ, нежели черепа изъ общихъ гробницъ, въ которыхъ погребаютъ только людей изъ низшихъ классовъ.

Ане-Лалиманъ утверждаетъ, что черепъ американскихъ негровъ модифицируется и стремится къ кавказской формѣ.

Стало-быть, по признанію, стихъ ученыхъ, знаніе и умственное развитіе, въ теченіе столѣтій измѣняютъ форму черепа.

Какъ же должна быть трогательна эта забота ученыхъ мужей объ охраненіи вашихъ слабыхъ мозговъ отъ чрезмѣрнаго напряженія! Наука, должно-быть, очень, очень солоно приходилась этимъ мудрецамъ.

Мое личное мнѣніе таково: то, что можетъ вмѣститься въ черепѣ тупоумнаго юноши (всякому извѣстно, что даже между стражами храма наукъ удивительно часто попадаются совершенно невѣжественные и ограниченные субъекты), вмѣстится и въ черепѣ женщины.

Дозволяю себѣ предложить г. ф.-Бишофу еще одинъ вопросъ: есть ли мозгъ единственно мѣстопребываніе?

Сколько я знаю, всѣ анатомы, физіологи, медики etc. согласны въ томъ, что мозгъ — органъ души, центръ ощущенія и мысли, Многіе ученые новѣйшаго времени признаютъ, что полушарія большаго мозга, кромѣ работы мысли и чувства, исполняетъ еще какую-то тайную функцію.

Когда въ изслѣдованіяхъ череповъ различныхъ расъ, на основаніи развитости или неразвитости ихъ формъ, опредѣляютъ высшую или низшую расу, то, само собою разумѣется, подъ низшей расой понимаютъ такую, у которой слаба не только одна сила мысли, но равномѣрно мысль и чувства, способность ощущенія и пониманія.

Но подчиненность женщины доказывается лишь ея умственною несостоятельностью.

Что же касается ея чувствъ, то они намъ изображаются болѣе глубокими, тонкими, разнообразными и возвышенными, — уловомъ, количествомъ и качествомъ превосходящими чувства мужчинъ.

Слѣдовательно, недостаточная сила мыслительной функціи уравновѣшивается болѣе, богатою жизнью чувства. Не приходится ли думать, что, въ продолженіе тысячелѣтій, глубокое и мощное чувство женщины должно было организовать столъ же хорошій и богатый мозгъ, какъ и глубокая, мощная мысль мужчины?

Къ самымъ притупляющимъ чувствамъ принадлежать, безъ сомнѣнія, страданія, забота, скорбь.

Если мужчины такъ заботятся о благополучіи нашего мозга, отчего же они съ такою же нѣжною заботливостью не удаляютъ отъ насъ (сколько въ ихъ силахъ) горя и страданій, съ какою они оберегаютъ насъ отъ язвы науки?

Когда моя душа страдаетъ, я чувствую невыносимое угнетеніе въ задней части головы; когда я читаю брошюру, подобную гонгѣ г. фонъ-Бишофа, я чувствую сильное біеніе въ вискахъ — и не вслѣдствіе умственнаго напряженія, могу васъ увѣрить, а отъ гнѣва.

Откуда же вамъ, г. фону-Бишофъ, или какому-либо другому мужчинѣ знать, что ослабляетъ женщину и что нѣтъ?

Для меня, напримѣръ, очень затруднительно ежемѣсячно заниматься домашнимъ грязнымъ бѣльемъ. Я всегда, по выполненіи, этой черной обязанности, смертельно утомлена. Когда я полдня провожу за прессъ-бретонъ, то я должна вторую половину употребить для отдыха отъ этого убійственнаго труда.

Въ заключеніе г. фонъ-Бишофъ дѣлаетъ подробный очеркъ различій мужскаго и женскаго тѣла, какой мы можемъ найти во всякомъ руководствѣ по физіологіи.

Резюмируя тѣлесные (особенно мозговые) и душевные отличительные признаки обоихъ половъ, онъ заключаетъ: „Изъ этого различія половъ въ физическомъ и духовномъ отношеніи неотразимо вытекаетъ, что женскій полъ неспособенъ къ занятію науками, особенно же медициною“.

Ну, да, неотразимо, еслибы только г. фонъ-Бишофъ, вмѣсто обыкновеннаго смертнаго, былъ непогрѣшимымъ папою физіологіи!

Странно и непостижимо!. Можно ли, въ самомъ дѣлѣ, изъ того обстоятельства, что въ мужчинѣ обмѣнъ матеріи совершается быстрѣе и энергичнѣе, нежели у женщины, вывести то заключеніе, что онъ долженъ занимать всѣ выгодныя государственныя должности, кухня же и швейная машина составляютъ ея удѣлъ?

„Мужчина имѣетъ ноги длиннѣе, чѣмъ женщина“, — весьма справедливо замѣчаетъ г. Фонъ-Бишофъ.

Страстный любитель заключеній могъ бы, во всякомъ случаѣ, изъ этого вывести то, что мужчина можетъ быть лучшимъ почталіономъ, нежели женщина; но, на этомъ основаніи, возъимѣть поползновеніе запретить женщинамъ изученіе греческаго и латинскаго языковъ — будетъ болѣе отважно, чѣмъ логично. Длинныя ноги тутъ не при чемъ.

„Голосовая щель уже и гортань меньше“, поучаетъ насъ г. ф.-Бишофъ. Этимъ я объясню фактъ, что когда въ какомъ-нибудь дуэтѣ мужчина будетъ пѣть теноромъ, то женщина — сопрано. Но причинная связь между голосовою щелью и правомъ голоса для меня не выяснена нисколько.

„Женщина имѣетъ нѣжную, тонкую кожу“ — значится далѣе.

Еслибъ это было въ моей власти, я, на основаніи этой тѣлесной особенности, статью прусскаго закона, гласящую: „въ низшихъ классахъ мужу позволяется умѣренная потасовка по отношенію къ женѣ“ — переиначила бы такъ: женщинѣ позволяется умѣренная потасовка по отношенію къ мужу, — толстая кожа гораздо легче переноситъ затрещины, нежели тонкая.

„Желудокъ женщины меньше желудка мужчины“. Конечно, когда вопросъ о научномъ образованіи женщины имѣетъ точкою исхода желудокъ, то онъ, т.-е. вопросъ этотъ, долженъ имѣть мѣсто.

Быть-можетъ неравенство желудковъ можно объяснить и тѣмъ, что женскій чаще наполняется черствою булкой съ сывороткою, тогда какъ мужской предпочитаетъ филе и трюфели.

Какъ бы мало мы ни знали о таинственныхъ дѣйствіяхъ силъ природы, но то одно мы знаемъ достовѣрно и несомнѣнно, что развитію силъ человѣка нельзя положить никакого точнаго предѣла. Никто, ни даже ординарный профессоръ не можетъ сказать человѣческому уму, хотя бы и уму женщины: до сихъ поръ и не далѣе!

Цѣлые милліоны лѣтъ предстоитъ еще развиваться человѣческому уму. Только ребяческая дерзость можетъ отважиться уже нынѣ предначертать его границы.

V.

Послѣ полемики противъ научнаго образованія женщины вообще г. ф.-Бишофъ переходитъ къ изученію ими медицины въ частности. Здѣсь-то именно и лежитъ центръ тяжести всей его брошюры, имѣющей спеціальною цѣлью — отпугнуть женскій полъ отъ этой области знанія. Намъ кажется страннымъ, что такой ученый мужъ, какъ г. ф.-Бишофъ, повидимому, вовсе и не знаетъ, что женщины уже играли довольно видную роль въ исторіи медицины.

Насколько достовѣрныя свѣдѣнія позволяютъ намъ судить, женщины искони выказывали особенную склонность къ медицинѣ. У древнихъ сѣверныхъ народовъ друиды, по обычаю, отдавали на попеченіе женщинъ тяжело больныхъ, и суевѣріе приписывало имъ способность излѣчивать даже неизлѣчимыя болѣзни.

Въ одиннадцатой пѣснѣ „Иліады“ упоминается Мулій, у котораго былъ зять Эгей, „женатый на его старшей дочери, бѣлокурой Апамедѣ, знавшей всѣ цѣлебныя травы, которыя только растутъ на земномъ шарѣ“. И въ „Гиполитѣ“ Эврипида няня говоритъ больной Федрѣ: „И если болѣзнь, которою ты страдаешь, потайная, — женщины готовы тебѣ помочь“. Отсюда мы должны заключить, что въ древнемъ мірѣ женскія болѣзни лѣчили женщины.

Между гречанками мы находимъ Олимпію, родомъ изъ Ѳивъ, о которой упоминаетъ Плиній, и Аспазію, сочиненія которой о женскихъ болѣзняхъ сохранены Аэціемъ, знаменитомъ месопотамскимъ врачомъ.

Такому авторитету, какъ Гигіенъ, мы обязаны исторіей одной аѳинской дѣвушки, Агнодиссы, оказавшей такія услуги медицинѣ, которыя вынудили у государства допущеніе женщинъ къ изученію этой науки.

Изложеніе этой исторіи сдѣлано миссъ Целлеоръ, повивальною бабкой во время царствованія Якова ІІ, и хранится нынѣ въ Британскомъ музеѣ^[6].

М-ссъ Целлеоръ разсказываетъ, что долгое время въ Аѳинахъ дѣйствовалъ законъ, по которому женщинамъ, подъ страхомъ смертной казни, воспрещалось какъ изученіе медицины, такъ и медицинская практика, и что, вслѣдствіе этого постановленія, много женщинъ погибало отъ родовъ и другихъ болѣзней, такъ какъ ихъ стыдливость не позволяла имъ обращаться къ мужчинамъ. Но, — продолжаетъ она далѣе, — Господь пробудилъ духъ Агнодиссы, одной благородной дѣвы. Она преисполнилась состраданія къ злополучію своихъ сестеръ и, рискуя своей жизнью, задумала имъ помочь. Ода переодѣлась мужчиной и сдѣлалась ученикомъ Гіерофила, ученѣйшаго врача своего времени, и, изучивъ его искусство, нашла женщину, которая долго изпемогала отъ тайной болѣзни* она предложила ей свои услуги и обѣщала излѣчить ее. Когда же Агнодлсса открыла ей свой полъ, женщина ввѣрилась ей и выздоровѣла. Съ тѣмъ же искусствомъ и радѣніемъ она вылѣчила и много другихъ и въ непродолжительномъ времени сдѣлалась любимѣйшимъ врачомъ всѣхъ аѳинскихъ женщинъ. Но ея полъ провѣдали и, за нарушеніе закошу она была приговорена къ смертной казни. Когда эта вѣсть дошла до ушей благородныхъ аѳинянокъ, онѣ бросились къ ареопагу и окружили его; многія изъ нихъ предстали предъ судьями и громкимъ голосомъ обвиняли всѣхъ мужчинъ въ томъ, что они поступаютъ съ женщинами не какъ друзья и супруги ихъ, но какъ жесточайшіе враги, ибо они приговариваютъ къ смерти тѣхъ, которые сохраняютъ ихъ здоровье и жизнь; онѣ заклинали судей лучшей предать всѣхъ ихъ смерти вмѣстѣ съ Агнодиссою, нежели дѣлать ихъ зрительницами, какъ будутъ волочить ее на казнь». Этотъ случай побудилъ высокое судилище уничтожить старый законъ и утвердить новый, въ силу котораго благороднымъ женщинамъ позволялось практиковать и изучать всѣ отрасли медицины, которыя касаются ихъ пола.

Въ Греціи, даже во времена императоровъ, женщины посвящали себя изученію медицины. Историкъ Амеде Тьерри, разсказываетъ объ одной богатой и прекрасной дѣвушкѣ, по имени Никарета, которая, вмѣстѣ съ Хризоэтомусомъ и Эвдоксіа, прибыла къ Константинополь, въ виду того, что тамъ, гдѣ царствуютъ величайшія бѣдствія, можно съ большею пользой употребить свое наслѣдство. Одушевляемая почти сверхчеловѣческимъ милосердіемъ, она, по его свидѣтельству, стала изучать медицину и фармакологію и, превративъ свой домъ въ фармацевтическую лабораторію, отдала ее въ безплатное пользованіе больнымъ. Вскорѣ она сдѣлалась врачомъ константинопольскаго населенія, которое вѣрило ей до того, что сложило о ней поговорку: «Лѣкарства Никареты всегда помогаютъ».

Тысячи лѣтъ колдунья была единственнымъ врачомъ народа. Императоры, короли, папы и богатые феодалы держали при себѣ салернскихъ докторовъ, евреевъ и мавровъ; во народъ прибѣгалъ къ помощи знахарки^ (saga) или колдуньи. Когда Парацельзъ въ 1524 году сжегъ всѣ свои лѣкарства, онъ объяснилъ это тѣмъ, что не желаетъ знать больше того, чему научили его знахарки.

Въ средніе вѣка прославилось много врачей-женщинъ.

Именнымъ повелѣніемъ отъ 1225 года назначено одной женщинѣ, которая, въ качествѣ médecin royal, сопровождала Людовика IX и его семью въ крестовомъ походѣ, пожизненный пенсіонъ.

Особенно медицинскія знанія были распространены въ феодальныхъ замкахъ между дамами; которыя выказывали большую ревность въ пользованію своихъ слугъ и ловко умѣли перевязывать раны. Такъ, баронесса Рабутенъ-Шанталь была знаменита своимъ медицинскимъ искусствомъ. Въ средневѣковой поэзіи женщина-медикъ — типъ совершенной женщины. Врачомъ описываютъ ее бретонскія пѣсни; такою же она изображается въ одномъ знаменитомъ романѣ XIII столѣтій — «Патенопея» де-Блуа, героиня котораго изучила всѣ семь свободныхъ искусствъ, знала толкъ въ лѣкарствахъ и умѣла лѣчить болѣзни.

Изъ большаго числа врачей женскаго пола, упоминаемыхъ Влеммомъ и другими, я уважу лишь нѣкоторыхъ.

Въ Испаніи, въ XVI столѣтіи, въ Альцарецѣ жила Оливія Сабуно де-Нантесъ, которая имѣла громадныя познанія въ медицинской наукѣ и сочиненія которой напечатаны въ 1580 году въ Мадридѣ.

Даже тамъ, гдѣ заниматься медициной женщинамъ было запрещено, онѣ, повидимому, довольно часто практиковали тайно, ибо въ 1421 году Генриху V англійскому была подана петиція, содержаніе которой таково: «да будетъ женщинамъ, подъ опасеніемъ тяжелаго заключенія, воспрещена медицинская практика»^[7].

Между англійскими женщинами-врачами въ XVII вѣкѣ встрѣчаемъ знаменитую леди Анну Галькетъ^[8].

Нѣкоторые изъ первостепенныхъ врачей королевства нисколько не чувствовали себя оскорбленными, когда очень знатныя лица приглашали ату леди на консультаціи во время своей болѣзни, и многихъ больныхъ женщинъ, которымъ не въ состояніи бывали помочь, они сами препоручали ей.

Другая весьма извѣстная женщина-медикъ была Елизавета Лавренса, родившаяся въ 1644 году. Въ исторіи ея жизни, написанной ея мужемъ Самуиломъ Бюри^[9], онъ убѣждаетъ насъ, что въ мірѣ никогда не существовало такой кроткой, нѣжной и доброй женщины, какъ его жена. Онъ разсказываетъ, что лучшіе профессора факультета изумлялись ея точному и остроумному изложенію труднѣйшихъ вопросовъ медицины и тому великому недовѣрію, которое она, вопреки своимъ обширнымъ познаніямъ и необыкновеннымъ способностямъ, питала къ самой себѣ. Случаи, — прибавляетъ біографъ, — въ которыхъ она своимъ искусствомъ спасла людямъ жизнь, неисчислимы..

Французскія женщины-медики: m-lle де-Рецё, весьма извѣстная и родившаяся въ 1719 году, г-жа де-Цутландтъ, высоко-цѣнимая медицинская писательница, г-жи Сукардъ и Анжелика Лабурзьё-де-Кондрё. Какъ превосходный анатомъ, прославилась г-жа Буавенъ, которая въ 1814 году была назначена товарищемъ директора (при маркизѣ де-Беллуа) генеральнаго госпиталя Сены и Оазы, а въ 1815 — директоромъ военнаго лазарета. За услуги, которыя она оказала въ этой должности, ей была вотирована публичная благодарность^[10].

Итальянскія женщины-медики: 1400—1436 г. Доротея Лукка занимала въ Болоньи каѳедру по медицинѣ. Въ XVIII вѣкѣ Анна Маццалини Моранди, родомъ изъ Болоньи, кромѣ живописи и скульптуры, спеціально изучила анатомію и почти всѣ академіи Италіи считали ее своимъ членомъ. Знамениты ея анатомическіе препараты изъ воска, составляющіе нынѣ украшеніе болонскаго музея. Іосифъ II, въ 1769 году, призывалъ ее къ себѣ и, послѣ многократныхъ бесѣдъ, публично осыпалъ почестями.

Ея дочь, Цуффини Феретти, повидимому, унаслѣдовала талантъ матери. Она также въ Болоньи слушала курсъ медицины и удостоилась докторской степени. Далѣе: Марія делла-Донне, которая въ одной біографіи «Raccoglitore medico» приводится какъ одна изъ ученыхъ знаменитостей Болоньи. Замѣчательнымъ флорентинскимъ врачомъ была Марія-Магдалина Петрацини, супруга д-ра Феретти, издавшая сочиненіе о физическомъ воспитаніи дѣтей. Клеммъ особенно обращаетъ вниманіе на то, что она была прекрасною матерью и весьма достойною женщиной.

Марія Маштеллари-Боллицоли-Зега получила докторскую степень въ 1799 году. Клеммъ говоритъ, что она была превосходная хозяйка и отличная мать. Повторяю здѣсь, что этотъ писатель — самый закоренѣлый врагъ современныхъ стремленій женщинъ, но очень добросовѣстный ученый.

Изъ нѣмецкихъ знаменитостей въ медицинскомъ мірѣ приведу: фонъ-Зибольдъ и фокъ-Гейденрейхъ, Доротею Лепоринъ (1715—1762 г.), которая не повидала практики до самой смерти, и Анну, супругу курфирста Августа саксонскаго.

Что большая часть изъ этихъ женщинъ добились докторской степени черезъ посредство денегъ и большихъ усилій, которыя были бы совершенно излишни при другихъ условіяхъ, ясно какъ день.

Да будетъ мнѣ позволено сказать еще нѣсколько словъ о той части медицины, практика которой, По естественному и положительному праву, вполнѣ и безусловно принадлежитъ женщинѣ, — о родовспомогательномъ искусствѣ.

Въ древней Франціи законодательство воспрещало врачамъ родовспоможеніе, и церковь за нарушеніе этого воспрещеніи карала экскоммуникаціей.

Повивальныя бабки, отъ которыхъ требовались основательныя знанія, въ томъ числѣ секціи женскихъ и дѣтскихъ труповъ, пользовали также больныхъ женщинъ вообще и дѣтей.

Присяжныя повивальныя бабки экзаменовали кандидатовъ. Во время публичныхъ церемоній, бабки-повитухи сидѣли рядомъ съ врачами, украшенные орденами. Бабки королей носили зеленую шляпу (chaperon vert). Онѣ оставили цѣнныя сочиненія я почитались во всѣхъ отношеніяхъ наравнѣ съ врачами.

То же находимъ мы и въ Англіи; Одинъ англійскій врачъ констатируетъ тотъ фактъ, что въ прежніе вѣка родовспоможеніе исключительно находилось въ рукахъ женщинъ и что мужчины лишь въ исключительныхъ случаяхъ изучали акушерство, чтобы тамъ или сямъ помочь женщинѣ. Но дѣятельность, этихъ врачей, считалась не совсѣмъ пристойной, ибо ихъ иначе не называли, какъ «men midvives» (мужчины-повитухи). Въ одной нѣмецкой медицинской книгѣ XVI вѣка, попавшейся мнѣ въ руки,_: тамъ, гдѣ трактуется объ акушерствѣ, всегда рѣчь идетъ объ акушеркахъ, по никогда о врачахъ. Такъ, въ одномъ мѣстѣ говорится: «Ненормальные роды должны быть вспомоществуемъ! милостью Бога и — добрымъ совѣтомъ и содѣйствіемъ опытной повивальной бабки».

Однако-жь, акушеры уже въ XVII вѣкѣ начали мало-помалу пріобрѣтать право гражданства, съ половины же прошлаго столѣтія повивальныхъ бабокъ стали оттѣснять на задній планъ.

Въ царствованіе Карла II бабки-повитухи въ Лондонѣ пользовались большимъ благосостояніемъ и принадлежали къ почтеннѣйшимъ адептамъ медицины. Онѣ владѣли прекрасными домами въ лучшихъ мѣстностяхъ Лондона и считались gentlewomen’ами — не наперекоръ, а вслѣдствіе образа своего занятія.

Во франціи, въ XVII и XVIII вв., акушеровъ-мужчинъ употребляли только въ исключительныхъ случаяхъ.

Когда, во время родовъ m-me де-Лавальеръ, въ первый разъ былъ приглашенъ врачъ, то этотъ чудовищный поступокъ, старались скрыть отъ публики. Однако же фактъ вскорѣ сдѣлался извѣстнымъ и тотчасъ много знатныхъ людей стало подражать своему властелину.

Но какимъ же образомъ случилось, что мужчины могли завладѣть такой отраслью медицины, отъ которой и законъ, и церковь, и обычай въ прежніе вѣка, по возможности, держали ихъ въ сторонѣ? — Очень просто: законодательный произволъ въ одинъ прекрасный день воспретилъ женщинамъ заниматься медицинскою наукой и практикой. Законодатель вызвалъ къ жизни акушеровъ и, вопреки здравому смыслу, обычаю и индивидуальной свободѣ, извратилъ естественное право.

Одинъ писатель, конца XVIII столѣтія, который еще и вообразить себѣ не могъ, чтобъ акушерская практика мужчинъ въ XIX вѣкѣ будетъ освящена закономъ, испустилъ пророческій вопль надъ этимъ безобразнымъ нововведеніемъ и смотрѣлъ на него какъ на знакъ исчезновенія женской стыдливости. Но онъ не предвидѣлъ, что уже въ слѣдующемъ вѣкѣ заставятъ женщину приглашать врача и что въ наше время не та женщина будетъ считаться безстыдницей, которая пользуется услугами акушера, а та, которая посвящаетъ себя изученію акушерскаго искусства.

Еще въ прошломъ вѣкѣ бывали женщины, которыя, подобно прежнимъ вѣдьмамъ и колдуньямъ, владѣли превосходными медицинскими средствами. Вольтеръ, котораго никто не заподозритъ въ суевѣріи, при всякомъ случаѣ хвалилъ «les bonnes femmes» и не разъ предпочиталъ ихъ практическія знанія ученымъ теоріямъ доктора Трончина. Онъ хвалилъ ихъ за то, что онѣ прививали оспу, не взирая на запрещеніе парламента, который и знать не хотѣлъ ничего объ оспопрививаніи, и за то, что онѣ излѣчивали такія болѣзни, надъ которыми врачи только резонировали. Вотъ что Вольтеръ писалъ въ одномъ посланіи къ m-me Дюдеванъ: «Мои глаза почти цѣлыхъ два года были двумя болячками, но одна bonne femme меня почти-что совершенно вылѣчила». Онъ оканчиваетъ свой разсказъ слѣдующими словами: «C'était à mr. Tronchin a m’enseigner ce qu’il fallait faire, et c’est une vieille ignorante, qui m’a rendu le jour. Il faut à la gloire des bonnes femmes que je vous dise, que nous sommes fort sujets au ver solitaire, c’est encore une bonne femme qui en guérit, et le grand Tronchin en raisonne fort bien».

До самой французской революціи этотъ прирожденный медицинскій талантъ женщинъ проявлялся повсюду.

М-me Ролланъ, изучившая медицину, сообщаетъ, что она употребляла эти познанія для блага поселянъ.

Шатобріанъ разсказываетъ о трехъ сѣдыхъ сестрахъ, которыя днемъ и ночью ухаживали за больными. Онъ хвалитъ ихъ кротость и, особенно, умѣнье вправлять переломанные члены.

Только нашъ вѣкъ можетъ похвалиться печальною заслугой полнаго изгнанія врачей-женщинъ въ Старомъ Свѣтѣ. Что же касается Новаго Свѣта, Америки, то онъ въ настоящемъ же вѣкѣ разрѣшилъ этотъ вопросъ окончательно. Въ различныхъ частяхъ Америки въ настоящее время практикуютъ болѣе 300 врачей-женщинъ съ неоспоримымъ и неоспариваемымъ успѣхомъ. Елизавета Блеккуель — піонеръ, которая первая проложила этотъ путь для женскаго пола и тѣмъ оказала благодѣяніе человѣчеству, степень котораго нынѣ мы еще не въ состояніи оцѣнить.

Луси Абботъ и Элиза Шапенъ, завѣдуя нью-йоркскою больницей, въ одинъ годъ пользовали 6.887 женщинъ и дѣтей.

Въ Филадельфіи шесть женщинъ-врачей зарабатываютъ ежегодно отъ 10 до 50.000 фр. каждая. Въ Оранжѣ (Нью-Джерсеѣ) доходъ одной женщины-медика простирается до 75.000 фр. и другая въ Нью-Йоркѣ вырабатываетъ 80.000 фр. Нѣкоторыя изъ нихъ соперничаютъ съ замѣчательнѣйшими и знаменитѣйшими хирургами.

VI.

Возвратимся къ г. фонъ-Бишофу. Основаній, на которыхъ онъ строитъ свою теорію, долженствующую отпугнуть женщинъ отъ медицинской науки, пять. Вотъ онѣ: 1) возбужденіе чувства отвращенія, 2) нарушеніе стыдливости, 3) болѣзненность женщины, 4) грубость студентовъ и 5) неавторитетность женщины.

Такъ какъ я пламенно желаю служить новому порядку, рѣшительно несогласному съ воззрѣніями г. фонъ-Бишофа, то я не имѣю никакой возможности оставить безъ опроверженія его главныя основанія, относящіяся къ физической жизни женщины.

1. Медицинскія занятія возбуждаютъ

«Всякій мужчина, — говоритъ г. фонъ-Бишофъ, — долженъ имѣть великое уваженіе къ цѣли и въ высокой степени обладать силой абстракціи средствъ, чтобы быть въ состояніи побѣдить отвращеніе къ трупу и къ занятіямъ съ нимъ. Но побѣдить это отвращеніе-обязанность и задача мужчинъ. Для женщины это невозможно, или оно служитъ признакомъ чрезвычайной грубости чувства и характера. И это должны быть тѣ существа, которыя рекомендуются больнымъ, какъ гуманные и сострадательные врачи. Это — оскорбленіе и грѣхъ противъ природы, въ моихъ глазахъ столько же непростительный, сколько грѣхъ противъ Святого Духа».

Въ другомъ мѣстѣ г. фонъ-Бишофъ, напротивъ, утверждаетъ, что женщины очень способны ухаживать за больными и отъ природы превосходныя сидѣлки.

Я спрашиваю самыхъ нѣжныхъ изъ моихъ сестеръ: еслибы вамъ предоставили свободный выборъ, что бы вы лучше сдѣлали: вы согласились бы лучше у живого человѣка вымывать его гнойныя и кровавыя язвы, въ то время, какъ его стоны раздираютъ вамъ уши, — или на мертвомъ тѣлѣ изслѣдовать жилы, мускулы я кости съ научною цѣлью?

Я предпочла бы послѣднее; но о вкусахъ не спорятъ.

Статься можетъ, г. фонъ-Бишофъ скажетъ, что у одра болѣзни милосердіе и любовь къ человѣчеству помогаютъ женщинѣ превозмочь отвращеніе.

Я отвѣчу на это вотъ что. Всеобщая любовь въ человѣчеству есть самая абстрактная, самая возвышенная изъ всѣхъ добродѣтелей; и если женщина въ состояніи дѣйствовать подъ ея вліяніемъ, то она будетъ обладать такою же силой абстракціи, лакъ и любой глупый малый (или всѣ слушатели вашихъ лекцій по анатоміи поголовно даровитые юноши?), которому «возвышенность предположенной цѣли» даетъ возможность преодолѣть отвращеніе къ трупу.

Доколѣ г. фонъ-Бишофъ не можетъ гарантировать сидѣлкѣ, что солдатъ, переданный ея попеченію, будетъ настолько обладать чувствомъ приличія, что дозволитъ себя ранить лишь въ верхнюю часть тѣла; доколѣ каждый паціентъ госпиталя, одержимый сколько-нибудь неприличной болѣзнью, не будетъ обязанъ обходиться безъ сидѣлки; доколѣ ей не будетъ любезно предложено небольшое ведро eau de Cologne для ежедневнаго потребленія, — дотолѣ я позволяю себѣ думать, что у одра болѣзни настолько же оскорбляется чувство стыдливости и возбуждается отвращеніе, насколько въ этомъ обвиняется секціонный столъ.

И почему же, скажите, акушерки должны непремѣнно притупить свои нѣжныя чувства, а кухарки я женщины, торгующія мясомъ или дѣйствующія метлой въ зловонныхъ мѣстахъ, — нѣтъ?

Я убѣждена, еслибы поденный гонораръ сидѣлки равнялся 10-ти золотымъ, такъ не было бы въ мірѣ занятія менѣе свойственнаго женщинѣ, нежели это; ни одно не оскорбляло бы столько женскую стыдливость, не возбудило бы сильнѣйшаго отвращенія и, по обычной благосклонности, никогда болѣе не возлагали бы на слабую женщину столь тяжкой обязанности, какъ уходъ за больными!

Руку на сердце, г. фонъ-Бишофъ, что бы вы сдѣлали съ вашей кухаркой, которая отказывалась бы рѣзать угря, къ которому вы питаете слабость, и вздумала бы извиняться передъ вами своими нѣжными чувствами? Неужто вы не прогоните этой вашей кухарки именно вслѣдствіе такой умилительной нѣжности ея чувствъ и не замѣните ее другой, болѣе жестокосердой?

Когда кухарка, г. фонъ-Бишофъ, не считаетъ нужнымъ падать въ обморокъ передъ трепыхающейся курицей или рыбой, чтобы доказать свои женскія чувства, когда вы оставляете въ покоѣ повивальныхъ бабокъ, мясоторговокъ, сидѣлокъ etc., не тревожа ихъ своею полемикою, — то не проклинайте же и женщину-врача за то, что она владѣетъ здоровыми нервами, — за то, что она своей энергіей, нравственною силой и, вѣроятно, также силою привычки умѣетъ заглушать извѣстныя чувства и побужденія, которыя безполезны и для нея, и для другихъ людей.

Вы смѣшиваете двѣ различныя стороны дѣла: слабые нервы или нѣжныя чувствованьица съ истинными благородными чувствами, вытекающими изъ всего строя міросозерцанія и не состоящими въ вибраціи лишь той или другой пары нервныхъ волоконъ.

Въ виду этого положенія, вы навѣрное не сочтете меня за женщину съ нѣжными чувствами и подумаете, что у меня характеръ мужчины; и, однако, я могу васъ увѣрить, что уже одинъ взглядъ на мертвую мышь наполняетъ меня ужасомъ; мало того, чувство отвращенія такъ легко возбуждается во мнѣ, что мнѣ дѣлается дурно, когда я вижу свѣтлую капельку подъ носомъ ребенка.

Но вамъ, г. фонъ-Бишофъ, нѣтъ надобности, вслѣдствіе этого, почесть меня за «прекрасную душу». Это столь сильная отзывчивость чувства не есть симптомъ болѣзненныхъ нервовъ, и эта виртуозность чувства отвращенія, эта нѣжность ничего болѣе мнѣ не приносили, кромѣ насмѣшекъ или, въ лучшемъ случаѣ, состраданія со стороны серьезныхъ и солидныхъ людей.

Справедливо то, что милыя дамы общества, истомленныя тысячью и однимъ романомъ и снабженныя всѣми обычными аттрибутами нѣжныхъ чувствъ — нервными болями, косметиками, кружевами, вѣерами et tutti quanti, большею частью, при видѣ секціоннаго стола, упадутъ въ обморокъ. Но эти же самыя деликатныя чувства, при случаѣ, не помѣшаютъ имъ утонченнымъ кокетствомъ мучать вѣрное и преданное сердце или гнусною клеветой разрушить счастье жизни одной изъ самыхъ достойныхъ сестеръ своихъ.

Не безпокойтесь, милыя дамы, подобные маленькіе салонные грѣшки не скомпрометтируютъ вашей нѣжной женственности до тѣхъ поръ, пока мужчины рѣшаютъ, что женственно и что не женственно.

Впрочемъ, если г. фонъ-Бишофъ совершенно серьезно и вполнѣ искренне хлопочетъ о сохраненіи или возстановленіи нѣжныхъ чувствъ женщины, то я обращу его вниманіе на такое поле, гдѣ онъ можетъ величественно и широко развернуть свое рыцарское знамя.

Сотни двѣ женщинъ-врачей, уже по причинѣ оной своей малочисленности, не могутъ произвести значительнаго изъяна въ мірѣ женскихъ нѣжныхъ чувствъ.

Хотите ли знать, что искореняетъ нѣжныя чувства до послѣднихъ фибръ, истребляетъ безвозвратно?

Это — бѣдность!

Изъ ста проститутокъ 99 лишились своихъ деликатныхъ чувствъ въ интересѣ своего желудка.

Даже и о дантисткахъ г. фонъ-Бишофъ не хочетъ ничего знать.

«Положимъ, — говоритъ онъ, -женщина обладаетъ силой, увѣренностью и спокойствіемъ въ своихъ движеніяхъ настолько, что она въ состояніи выполнять зубныя операціи», по, вмѣстѣ съ тѣмъ, нельзя не признать, что эти послѣднія требуютъ извѣстной степени грубости и безчувственности, которая еще простительна мужчинѣ, — ибо мы отъ него ничего другого и не ожидаемъ, — въ женщинѣ же производись самое шокирующее и, можно сказать даже, самое отвратительное впечатлѣніе".

Никто не думаетъ, г. фонъ-Бишофъ, раздѣлять ваше снисхожденіе въ грубости и безчувственности мужчинъ! Каждый паціентъ, чуть только прослышитъ что-нибудь похожее на эти «естественныя» свойства врача, вышвырнетъ его за дверь. Я столько же презираю грубаго и безчувственнаго мужчину, сколько грубую и безчувственную женщину, и это, кромѣ васъ, дѣлаетъ всякій.

Я не могла безъ смѣха читать вышеприведенное мѣсто. Я при этомъ вспомнила о нашей первой берлинской дантисткѣ, о маленькой, чрезвычайно нѣжной и слабой женщинѣ, дочери Тибуртіуса, которая столь недавно, при помощи усыпленія, съ такою ловкостью выдернула у меня громадный коренной зубъ. Не забудьте, г. фонъ-Бишофъ, въ бытность вашу въ Берлинѣ, посѣтить эту достойную даму и превосходнаго зубного врача^[11]. Вѣдь вы нуждаетесь въ примѣрахъ для иллюстраціи вашихъ теорій.

«Какая женщина, — спрашиваетъ г. фонъ-Бишофъ, — въ состояніи выполнить операцію?»

Г-нъ анатомъ, думаете ли вы на самомъ дѣлѣ, что зубной врачъ, чтобы выдернуть зубъ, нуждается въ большей мышечной силѣ, нежели танцовщица въ силѣ ногъ, чтобы производить свои воздушные скачки? И вы не изрекаете анаѳемы противъ этихъ ногъ?

Да и прачка, которая стираетъ съ трехъ часовъ ночи вплоть до слѣдующаго вечера, должна имѣть больше мышечной силы, нежели врачъ при хирургической операціи. Почему же вы позволяете этимъ рукамъ и ногамъ тратить столько физической силы?

А канатная танцовщица съ своими стальными мускулами?… Разите же вашими громами эту живую пружину, которая можетъ надѣлить своей мускульною силой полдюжину ординарныхъ профессоровъ.

Эти дамы, въ глазахъ мужчинъ, являются осѣненными ореоломъ восхитительной женственности (за исключеніемъ, разумѣется, прачекъ), и — «anathema sit», при взглядѣ на нихъ, расплывается въ улыбку восторга. Эти женщины выполняютъ все, что мужчины обыкновенно требуютъ отъ прекраснаго пола: онѣ забавляютъ ихъ!

2. Другое основаніе противъ изученія женщинами медицины — поврежденіе стыдливости.

«Какъ вѣрно, — замѣчаетъ г. фонъ-Бишофъ, — что женскій полъ, отъ природы, благонравнѣе, стыдливѣе и цѣломудреннѣе мужского, такъ вѣрно и то, что необходимое пренебреженіе и игнорированіе этихъ свойствъ женскаго характера, которое влечетъ за собою занятіе медициной, уже само по себѣ есть безусловное проклятіе этой безнравственной затѣи нашего времени».

Я, просто, перифразирую это положеніе и говорю: Какъ вѣрно то, что женскій полъ отъ природы благонравнѣе, стыдливѣе, цѣломудреннѣе, нежели мужской и т. д., такъ вѣрно и то, что мы должны изречь безусловное проклятіе тому безнравственному обыкновенію многихъ вѣковъ, которое допускало мужчинъ къ лѣченію женскихъ болѣзней.

Daily News, въ апрѣлѣ 1860 года, сообщилъ слѣдующій фактъ. Въ одномъ городѣ Страфордишра, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, миссъ Гарріетъ Кордонъ просила должности въ регистратурѣ рождаемости и смертности. Она добилась того, что ее записали на ваканцію, требовавшую не болѣе трехъ кандидатовъ. Но одинъ священникъ горячо протестовалъ противъ ея назначенія, указывая, между прочимъ, на то, что, при исполненіи своей обязанности, она принуждена будетъ слушать грубыя слова. Ея защитникъ тщетно возражалъ, что она, главнымъ образомъ, будетъ имѣть дѣло съ родильницами; но мнѣніе священника взяло верхъ и миссъ Кордонъ получила отказъ.

Стыдливой женщинѣ должно быть невыносимо толковать въ дѣловомъ тонѣ съ другими женщинами о половыхъ отношеніяхъ! Но, натурально, ея стыдливости не наносится никакого ущерба, когда ее принуждаютъ толковать о такихъ вещахъ съ мужчинами, памятуя, конечно, что въ этомъ случаѣ мужчины не остаются въ убыткѣ.

Г. фонъ-Бишофъ совершенно увѣренъ въ томъ что «иная женщина гораздо охотнѣе открываетъ свои секретныя болѣзни, какъ это обыкновенно называла старая медицина, мужчинѣ, чѣмъ женщинѣ». Только безстыдная женщина можетъ позволить себѣ такую удивительную откровенность. Такой человѣкъ, какъ г. фонъ-Бишофъ, стоитъ рѣшительно выше всякаго подозрѣнія въ знакомствѣ съ такою женщиной и мы должны вмѣстѣ съ тѣмъ признать, что почтенному профессору эти смѣлыя слова были внушены только его геніемъ… Но я все-таки сомнѣваюсь.

Я была повѣренной многихъ больныхъ женщинъ и знаю, сколько печали и слезъ стоило даже женщинамъ съ сильнымъ характеромъ прежде, чѣмъ онѣ приходили къ рѣшенію — посовѣтоваться съ докторомъ.

Громадное большинство женщинъ предпочитаетъ медленную смерть изслѣдованіямъ врача.

Одна дама, которая въ бостонскомъ госпиталѣ изучала женскія и дѣтскія болѣзни, доказываетъ, что весьма часто грубыя женщины изъ низшихъ классовъ на вопросъ, почему, онѣ, страдая застарѣлою болѣзнью, прежде не прибѣгали къ помощи врача, — отвѣчали: «Какъ? Вѣдь я не могла съ своею болѣзнію обратиться къ мужчинѣ!… Но я до сихъ поръ не знала, что женщины занимаются такими вещами (did this work)»^[12]. Лишь въ скоротечныхъ болѣзняхъ женщины спѣшатъ посовѣтоваться съ врачомъ. Изабелла Кастильская умерла, стыдясь довѣриться врачу^[13].

Ничто, кажется мнѣ, не развращаетъ такъ нашей фантазіи, какъ этотъ фальшивый стыдъ, эта клевета на природу, которая набрасываетъ соблазнительное покрывало таинственности на все, что естественно и просто-человѣчно. Не всегда женщины стыдятся изъ чувства стыдливости. Во всякомъ случаѣ, было бы желательно, чтобы воспитаніе женщинъ было сильнѣе направлено на развитіе въ нихъ, вмѣсто гнусныхъ чувствованьицъ и вѣтреннаго образа мыслей, той благородной стыдливости, которую мы зачастую вовсе не находимъ въ женщинѣ.

Боятся замарать душу женщины прикосновеніемъ науки? Нашему юношеству спокойно даютъ въ руки греческихъ и римскихъ писателей — произведенія Аристофана и Платона, толкующія о такихъ вещахъ, о которыхъ и языкъ не повернулся бы у самыхъ фривольныхъ и дерзкихъ писателей новѣйшихъ вѣковъ.

Исходятъ изъ того положенія, что никто не имѣетъ права лишать юношество того, что можетъ обогатить его духъ и расширить его умственный горизонтъ, и что добродѣтель, которая уступаетъ передъ всякимъ соблазномъ, не имѣетъ никакой цѣны.

Это «noli me tangere», служащее девизомъ женскому міру, это милое невѣжество и полная неприкосновенность души, которую требуютъ отъ женщины (изъ эстетическихъ ли, или изъ чувственныхъ мотивовъ, объ этомъ я умолчу), ни въ какомъ случаѣ нельзя сохранить, по крайней мѣрѣ, въ умной женщинѣ, иначе вы не должны допускать, чтобъ она одна прошлась хотя бы до угла первой улицы; вы должны спрятать ее подъ колпакъ, чтобы застраховать отъ вѣянія времени, отъ знанія и жизни.

Пока незнаніе физическихъ законовъ будетъ почитаться щитомъ женской добродѣтели, до тѣхъ поръ мы не будемъ стоять выше поклоненія гарему.

Во всѣ вѣка мы находимъ безстыдныхъ женщинъ. Онѣ почти всѣ безъ исключенія принадлежатъ къ высшимъ кругамъ общества, къ кругамъ элегантныхъ, ничѣмъ не занятыхъ дамъ; и онѣ самымъ убѣдительнымъ образомъ доказываютъ намъ, что бездѣльная жизнь почти всегда деморализуетъ добрые нравы.

И между многими американскими врачами-женщинами нѣтъ ни одного примѣра безнравственной креатуры; и эти женщины безстыдны лишь настолько, что позволяютъ себѣ участвовать въ «безнравственной затѣѣ нашего времени», вѣроятно, также въ ущербъ карману медиковъ-мужчинъ.

Если хотятъ сохранить чистоту домашняго очага, то пусть женщины раздѣляютъ идеальные интересы времени, пусть черпаютъ изъ животворящаго источника знаній, пусть также заглядываютъ въ область искусства. Кто оріентируется въ царствѣ искусства и науки, тотъ, я убѣждена, не можетъ слишкомъ потерпѣть въ нравственномъ отношеніи.

3. Третій аргументъ противъ изученія женщинами медицины — грубость студентовъ.

Г. фонъ-Бишофъ говоритъ: «Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что женская часть слушателей постоянно будетъ подвергаться столкновеніямъ съ мужскою частью… Но студентки либо сразу будутъ уступать нападеніямъ со стороны мужской части слушателей, либо окажутъ имъ сопротивленіе — и тогда неизбѣжно вызовутъ непріязнь, оскорбленія, насмѣшки etc.»

Миссъ Путманъ — первая женщина, допущенная студенткою въ парижскую медицинскую школу — пишетъ: «Ни малѣйшія столкновенія не имѣли мѣста, во время моего студенчества, въ аудиторіяхъ университета; никакія затрудненія не возникали между мною и молодыми людьми не только на лекціяхъ, но и въ госпиталяхъ, въ читальняхъ, лабораторіяхъ и т. д. Со мною всегда обходились столько же дружественно, какъ и учтиво».

Одна молодая дама, которая въ настоящее время слушаетъ лекціи въ Цюрихскомъ университетѣ, описываетъ отношенія студентовъ въ дамамъ въ высшей степени дружественными, любезными и благопристойными.

Въ отвѣтъ на оффиціальный запросъ, деканъ медицинскаго факультета пишетъ: «Съ 1867 года женщины, по правилу, допущены въ число матрикулированныхъ студентовъ Цюрихскаго университета и пользуются всѣми привилегіями настоящихъ civium academicorum. Насколько мы знаемъ, этотъ опытъ никоимъ образомъ не повредилъ интересамъ университета. Женщины, которыя и до настоящаго времени посѣщаютъ университетъ, выказали большой тактъ и прилежно занимаются науками».

Обратите вниманіе: прежде сказано было, что изучающій медицину долженъ обладать силой абстракціи, чтобы «быть въ состояніи, въ виду предположенной цѣли, побѣдить отвращеніе къ ужасамъ анатоміи».

Увы, вдругъ «абстракція и высокая цѣль» не по-нутру пришлись и самому г. фонъ-Бишофу, и дѣло мигомъ получаетъ другой оборотъ: пара прелестныхъ глазъ заставляетъ студентовъ спуститься съ абстрактныхъ высотъ въ конкретный міръ грѣшныхъ вожделѣній…

И добрые люди не называютъ угнетеніемъ женщинъ, когда они закрываютъ этимъ послѣднимъ двери университета потому единственно, что нѣсколько студентовъ узрятъ въ нихъ новые объекты для изліянія своей грубости.

Г. фонъ-Бишофъ многократно повторяетъ, что идеализмъ студентовъ окончательно погибнетъ, когда женскій полъ появится въ аудиторіяхъ. Хорошъ идеализмъ, обладатели котораго не стыдятся клеветать и насмѣхаться надъ беззащитными созданіями за то, что тѣ отплевываются и открещиваются отъ ихъ распутныхъ поползновеній!…

Я не могу придти въ себя отъ удивленія, что учащаяся молодежь равнодушно переноситъ оскорбленія, которыя профессоръ ей наноситъ своей психологической діагнозой.

А эти загадочныя женщины, эти сфинксы, — нѣтъ, эти медузы науки, — предъ которыми коченѣетъ всякій идеализмъ, лишь только онѣ являются на порогъ университета, домой же (по общимъ отзывамъ) вносятъ и идеализмъ, и поэзію, и все прекрасное и возвышенное?!…

4. Четвертое основаніе: женщинамъ мѣшаетъ заниматься медицинскою практикой состояніе ихъ здоровья.

Само собою разумѣется, здѣсь на первый планъ выставляются беременность и роды.

Въ Германіи среднее число рожденій въ семьѣ, если мнѣ вѣрно сообщили, равняется 3—4.

У женщины низшихъ сословій разрѣшеніе отнимаетъ, въ высшей мѣрѣ, недѣлю времени.

Для хорошо-обставленной женщины мы будетъ считать, согласно предписаніямъ врачей, каждое рожденіе въ 6 недѣль, — стало-быть, на человѣческую жизнь придется около полу то да.

Что женщины, въ этихъ случаяхъ, охотно заступятъ другъ друга — безспорно.

Это полугодіе можетъ нанести такой же ущербъ занятіямъ женщины, какой возвратный ревматизмъ причиняетъ занятіямъ мужчины.

Были превосходные министры, которые ежегодно, въ теченіе десятковъ лѣтъ, страдали ревматическими болями, но при этомъ управляли цѣлою страной. Князь Бисмаркъ каждый годъ, вслѣдствіе припадковъ невралгіи, принужденъ нѣкоторое время провести въ Варцинѣ, и никто, по этой причинѣ, не будетъ считать его неспособнымъ къ государственной службѣ.

Признаюсь, этотъ доводъ кажется мнѣ болѣе комичнымъ, нежели серьезнымъ… И какой ужасною жестокостью дышетъ онъ! Женскій полъ терпитъ страданія и болѣзни для рожденія человѣчества. И какая же ей благодарность? — Порабощеніе!

Работница трудится въ потѣ лица своего до самой минуты разрѣшенія, а дама до послѣдней минуты забавляется. Она дѣлаетъ и принимаетъ визиты, она выѣзжаетъ и вообще неизмѣнно сохраняетъ свой обыкновенный образъ жизни.

У особенно болѣзненныхъ организацій состояніе беременности, конечно, сопровождается самыми печальными явленіями. Но эти болѣзненныя организаціи суть искаженіе, суть лишь продуктъ нашей общественной неурядицы, устраненіе которой — именно цѣль наша.

Но даже въ самыхъ печальныхъ случаяхъ серьезное, возбуждающее занятіе (я знаю это по личному опыту) служитъ для подобныхъ страдалицъ единственнымъ утѣшеніемъ.

Съ состояніемъ беременности г. фонъ-Бишофъ связываетъ такой ужасающій аргументъ, который долженъ всякаго, непривыкшаго къ грязнымъ воззрѣніямъ, ввергнуть въ величайшее изумленіе. Онъ говоритъ: «Какое непріятное, отталкивающее и непристойное впечатлѣніе должна производить женщина-медикъ во время беременности своей у постели больного и у операціоннаго стола!» И нѣсколько строкъ далѣе: «Все это такъ безсмысленно, такъ отвратительно и противоестественно, что, кажется, самая далекая мысль объ этомъ должна отнять всякую возможность выступить на подобный путь».

Появленіе беременной женщины въ комнатѣ больного наполняетъ г. фонъ-Бишофа желчью и отвращеніемъ.

Что же тутъ отвратительнаго?… Г. фонъ-Бишофъ можетъ здѣсь имѣть въ виду лишь двѣ вещи:

Либо появленіе такой женщины возбуждаетъ смѣхъ и отвращеніе черезъ посредство представленія, что она въ утробѣ своей носитъ новую жизнь, которую должна родить на свѣтъ Божій. На кого подобное представленіе производитъ подобное дѣйствіе, тотъ виновенъ въ богохульствѣ. Вообще взглядъ на беременную женщину возбуждаетъ во всѣхъ людяхъ (за исключеніемъ г. фонъ-Бишофа), даже въ грубыхъ субъектахъ, чувство симпатіи и уваженія. Достойная женщина ничего не теряетъ въ своемъ достоинствѣ, будучи беременна; напротивъ того, даже недостойной подобное состояніе придаетъ нѣкоторую тѣнь достоинства.

Либо — и это именно то, что г. фонъ-Бишофъ имѣлъ въ помышленіяхъ — появленіе женщины, находящейся въ интересномъ положеніи, вредитъ чувству прекраснаго окружающихъ, нарушаетъ ихъ эстетическое наслажденіе.

Ей-Богу, я не могу себѣ вообразить ничего такого, что бы производило столь безразличное впечатлѣніе на паціентку, какъ прекрасныя формы тѣла ея врача-женщины! Г. профессоръ запамятовалъ, что женщины хотятъ лѣчить лишь женщинъ же и дѣтей, а не мужчинъ.

И не пришлось ли бы, г. фонъ-Бишофъ, исходя отъ этой эстетической точки зрѣнія, всѣхъ мужчинъ, которые имѣли дерзость въ формахъ своего тѣла уклониться отъ своего образца, Аполлона Бельведерскаго, лишать общественныхъ должностей и права на медицинскую практику?

Есть очень, очень много достойныхъ и дѣльныхъ мужчинъ, которые своей наружностью не стыдятся вредить чувству прекраснаго. А между тѣмъ для нихъ нѣтъ того оправданія, которое существуетъ для женщинъ.

Странные люди — эти медики, анатомы и физіологи! Вслѣдствіе болѣзненнаго состоянія, свойственнаго женскому полу, ему отказываютъ въ практической дѣятельности; но попробуйте послать несчастную женщину, страдающую ужасными истерическими припадками, продолжительнымъ невыносимымъ мученіемъ, связаннымъ съ ея поломъ, ко врачу или въ цѣлой дюжинѣ врачей, — она постоянно, съ удивительнымъ единогласіемъ, услышитъ отъ нихъ все одно и то же: Пустяки! У васъ ничего нѣтъ, сударыня. Поступайте такъ, какъ бы вы были совершенно здоровы. Это ничего болѣе, какъ обманъ воображенія… Занимайтесь какимъ-нибудь дѣломъ, и вы будете здоровы!

Г. фонъ-Бишофъ полагаетъ, что женщины болѣзненны вслѣдствіе слишкомъ большого труда, которымъ дается образованіе.

«Если въ ходѣ развитія молодого женскаго организма, — продолжаетъ г. фонъ-Бишофъ, — дать непомѣрно большой перевѣсъ развитію мозга надъ общимъ равномѣрнымъ развитіемъ пола, то природа не преминетъ жестоко наказать за это».

Однако, г. фонъ-Бишофъ, наказаніе природы уже постигло женскій полъ, но какъ разъ обратно вашему предположенію: не потому, что женщина учится и думаетъ слишкомъ много, а потому, что не учится и думаетъ слишкомъ мало.

Спросите-ка любого женскаго врача, и онъ вамъ нарисуетъ страшную картину нервнаго разстройства нынѣшняго женскаго міра. Одинъ вашъ единомышленникъ утверждаетъ даже, какъ я уже упомянула въ другомъ мѣстѣ, что 75 % женскаго пола, вслѣдствіе чрезмѣрныхъ умственныхъ занятій, становятся косоглазыми.

Я вамъ скажу, что вы, какъ мужчина, вовсе и знать не можете, изъ какого источника, по крайней мѣрѣ отчасти, проистекаетъ это нервное разстройство.

Въ возрастѣ, въ которомъ пробудившійся духъ требуетъ здоровой, такъ-сказать положительной, пищи, дѣвушкѣ ничего болѣе не предлагаютъ, какъ раздражающія нервы свѣтскія забавы: балы, музыку, театры и механическія занятія по хозяйству. Весь избытокъ духовныхъ силъ дѣвушки, такимъ образомъ, уходитъ въ фантазію, она углубляется въ фантастическія мечтанія и представленія чувственнаго или религіознаго характера, смотря по темпераменту, и совершенно теряется въ нихъ. Чтеніе множества книгъ, которыя дѣйствуютъ лишь на чувство, загромождаетъ ея неразвитыя интеллектуальныя силы нелѣпыми идеями, ведущими въ міръ иллюзій, который не имѣетъ ничего общаго съ дѣйствительною жизнію. Болѣзненное безпокойство закрадывается въ молодую душу и разрушаетъ организмъ.

Вы, г. фонъ-Бишофъ, и представить себѣ не въ состояніи, что можно цѣлые десятки лѣтъ все мечтать да мечтать и пробудиться, когда уже слишкомъ поздно. Многія женщины борятся очень долго и, наконецъ, въ полномъ изнеможеніи, предаютъ себя на волю судьбы. И люди еще говорятъ, что онѣ довольны собой.

Тупоуміе или даже только ограниченность умственнаго кругозора, подобно толстой кожѣ, охраняютъ какъ отъ слишкомъ глубокихъ и энергическихъ увлеченій, такъ и отъ совершеннаго окоченѣнія духа.

Какъ гимнастика или какія-нибудь другія сильныя тѣлодвиженія укрѣпляютъ члены, такъ точно и непрерывная мозговая дѣятельность укрѣпляетъ силу мысли.

Что до чрезмѣрнаго напряженіи, то это вопросъ чисто-индивидуальный. Понимающій человѣкъ самъ въ состояніи будетъ контролировать силу своего умственнаго воспріятія. Ему нельзя отмѣривать умственной работы точно такъ же, какъ взрослому человѣку нельзя предписать количества и качества пищи.

Лѣнивое «far-niente» одинаково вредно какъ для ума, такъ и для тѣла. Послѣдствіемъ усыпленнаго или испорченнаго нездоровою пищей ума у женскаго пола является животно-подобный человѣкъ, — таковы, напримѣръ, обитательницы восточныхъ гаремовъ, или нервно-больныя женщины высшихъ классовъ европейскаго общества.

Что одной изъ главныхъ причинъ болѣзненности женскаго пола служитъ также недостатокъ въ женщинахъ-врачахъ, объ этомъ я уже упомянула. Врачи въ комедіи Мольера объясняютъ: «qu’il vaut mieux qu’un malade meure selon les règles que d’eu échapper contre les règles»^[14]. Пусть лучше женщины чахнутъ и умираютъ, чѣмъ выступаютъ на базаръ житейскій въ качествѣ врачей.

Собственно говоря, я могла бы и вовсе не вдаваться въ это разсужденіе о болѣзненности женщины, ибо — удивительное дѣло! — фактъ, что женщина болѣзненнѣе мужчины, ни чуть не безспоренъ. Сознаюсь, что я лично никогда не сомнѣвалась въ справедливости этого факта, по той простой причинѣ, что всегда и каждый объ этой тѣлесной слабости женщины толкуетъ съ увѣренностью, не допускающей, повидимому, и тѣни сомнѣнія. Но какъ въ-пору и кстати было бы въ данномъ случаѣ это сомнѣніе, доказываютъ слѣдующія свѣдѣнія.

Изъ французскихъ обществъ взаимнаго вспомоществованія (mutuell secours), основанныхъ въ прошломъ царствованіи, женщины были или совершенно исключены, или должны были, какъ, напримѣръ, въ Руэнѣ, платить большіе взносы и во время болѣзни не получать никакого вознагражденія.

Когда ассоціаціи (послѣ продолжительнаго бездѣйствія) снова были возстановлены декретомъ 26-го марта 1852 г. и получили денежныя пособія, — члены коммиссіи пытались дать имъ болѣе разумное и гуманное основаніе, представляя на видъ то, что равный взносъ обусловливаетъ также и равныя права женщинъ; они обѣщались доказать, что женщины обществу менѣе въ тягость, нежели мужчины, и что первыя рѣже болѣютъ послѣднихъ.

«Допущеніе женщинъ, — сказано въ рефератѣ, — скорѣе увеличиваетъ наши средства, чѣмъ уменьшаетъ (l’admission des femmes ajoute aux ressources plûtot, qu’elle ne les diminue)».

Такъ какъ женщины не имѣли совѣщательнаго голоса при распредѣленіи вспомоществованій, то онѣ, вопреки этой аргументаціи, и тутъ оставались въ убыткѣ.

Въ вѣдомости общества 1865 года сказано: «Число женщинъ, допущенныхъ въ теченіе года, относительно больше, нежели число мужчинъ; но равномѣрнаго распредѣленія вспомоществованій общества между обоими полами до сихъ поръ еще не достигнуто; и коммиссія должна выразить свое сожалѣніе, что она въ статутахъ различныхъ обществъ все еще встрѣчаетъ предразсудки, противъ которыхъ она такъ часто боролась во имя опыта и человѣколюбія и которые состоятъ въ несправедливомъ неравенствѣ».

Приведу здѣсь буквально статистическую таблицу этого общества касательно болѣзненныхъ случаевъ:

"Selons les rapports triennaux, la moyenne de pournée de maladie des sociétaires à été de:

Pour les hommes 18 jours en l’année 1857; pour les femmes 14 jours.

Pour les hommes 21 jours en l’année 1861; pour les femmes 18 jours.

Pour les hommes 5 jours en l’année 1864; pour les femmes 4 jours.

Pour les hommes 5,58 jours en l’année 1867; pour les femmes 4,37 jours.

Такимъ образомъ, на основаніи этихъ данныхъ, мы видимъ, что большая болѣзненность женщины есть только одна сказка, выдуманная съ цѣлью ея угнетенія.

Статистика — это разящее орудіе; она — орудіе незнающее сопротивленія, круто обрывающее всѣ голословныя разглагольствія и разсѣевающее пустыя фразы, какъ вѣтеръ солому.

Въ случаѣ подтвержденія статистическихъ данныхъ французскихъ вспомогательныхъ товариществъ, падетъ не только одинъ изъ главныхъ аргументовъ нашихъ противниковъ противъ общественной и научной дѣятельности женщинъ; но, желая быть столько же послѣдовательными, какъ мужчина, мы должны будемъ обратить орудіе и потребовать у мужчинъ сложенія съ себя всѣхъ общественныхъ должностей, вслѣдствіе ихъ большей болѣзненности.

Скажутъ, пожалуй, что приведенныя цифровыя данныя относятся лишь къ низшимъ сословіямъ Франціи. Это правда. Но они тѣмъ не менѣе доказываютъ, что тѣ оригинальныя женскія болѣзни, которыя господствуютъ въ высшихъ классахъ, не имѣютъ значенія.

Я даже полагаю: вздумай женщина выработать свои физическія силы до грубой степени, природа нисколько не воспротивится удовлетворить этому честолюбивому желанію.

Чтобы воспитать молодыхъ атлетокъ, ничего болѣе не требуется, кромѣ съ ранняго дѣтства начатыхъ непрерывныхъ тѣлесныхъ упражненій и укрѣпленія мускуловъ. Для любителей примѣровъ упомяну о томъ фактѣ, что въ Англіи между 1722 и 1728 г. женщины боксировали на публичной аренѣ.

Лимбурга, супруга эрцгерцога Эрнеста Желѣзнаго австрійскаго, урожденная принцесса Мазовецкая, была такъ сильна, что рукою вбивала гвозди въ стѣну и щелкала волошскіе орѣхи пальцами.

Елисавета, дочь герцога померанскаго Богуслава, послѣдняя супруга Карла II и мать Сигизмунда и Іоанна, ломала желѣзные прутья, какъ щепки. Желѣзныя кольчуги она рвала, какъ тряпки, и на одномъ турнирѣ, устроенномъ императоромъ въ 1371 г. въ Прагѣ, разломала на куски толстую подкову. Одинъ англійскій путешественникъ разсказываетъ, что въ Аравіи всѣ работы внѣ дома (out-door-work) исполняются женщинами и что эти послѣднія гораздо сильнѣе мужчинъ.

Я отнюдь не утверждаю, чтобы подобная выработка мускульной силы была желательна. Менѣе значительныя физическія силы — вовсе еще не доказательство интеллектуальной несоотвѣтственности.

5. Пятый доводъ противъ врачебной практики женщинъ: женщины немыслима никакая авторитетность.

«Вообразите себѣ, — говоритъ г. фонъ-Бишофъ, — женщину въ должности директора госпиталя или судебнаго врача. Не должно ли всякому смѣяться или даже плакать при той мысли, что женщина должна въ высокой степени оказать авторитетъ, необходимый директору госпиталя?» И въ другомъ мѣстѣ: «Я не могу себѣ представить, чтобы завитые волосы и шумящее платье женщины могли принести больнымъ ту надежду и то утѣшеніе, которыхъ ждетъ всякій паціентъ».

Отвѣтъ чрезвычайно простъ.

Предварительно замѣчу, что различнымъ людямъ кажутся смѣшными весьма различныя вещи. Толпѣ всегда кажется смѣшнымъ то, что несогласно съ обычною рутиной и традиціей. Я, напримѣръ, припоминаю то время, когда мода на большіе кринолины была всеобщей и я осмѣлилась выйти на улицу безъ этого украшенія. Я возбудила истинное ликованіе въ народѣ и школьникахъ и такъ была осмѣяна и оплевана, что никогда болѣе не отваживалась дѣлать изъ себя посмѣшище, не облекаясь въ бочку внушительныхъ размѣровъ.

Теперь какой же директоръ госпиталя долженъ казаться смѣшнымъ мыслящему европейцу? — Безъ сомнѣнія, всякая личность, притязанія которой на авторитетъ составляютъ прямой контрастъ съ ея дѣятельностью и заслугами…

Чѣмъ долженъ или можетъ директоръ пріобрѣсти авторитетъ?

Г. фонъ-Бишофъ можетъ здѣсь имѣть въ виду лишь двоякаго рода условія: одно — болѣе внѣшнее, относящееся до важности директорской персоны, а другое — внутреннее и болѣе существенное, вытекающее изъ самой дѣятельности директора.

Г. фонъ-Бишофъ навѣрное не усомнится въ томъ (что онъ именно не сомнѣвается, мы можемъ заключить изъ одного его положенія, о которомъ сейчасъ будемъ говорить), что есть такіе директора иныхъ учрежденій, которые дома находятся подъ башмакомъ своихъ женъ.

Думаю, что женщина, которая настолько обладаетъ энергіей и силой, что можетъ помыкать самимъ директоромъ и, сверхъ того, по всей вѣроятности, держать въ рукахъ цѣлую араву домашней прислуги, — такая женщина будетъ въ состояніи внушить повиновеніе въ госпиталѣ.

Если же вы, г. фонъ-Бишофъ, находите, что авторитетъ пріобрѣтается полезною дѣятельностью, — въ такомъ разѣ умѣнье и дѣло, а не полъ, должны имѣть первенствующее значеніе въ степени уваженія къ той или другой личности; и служители, и паціенты госпиталя будутъ имѣть столь же мало уваженія къ дрянному медику-мужчинѣ, какъ къ дурному медику-женщинѣ.

Я убѣждена, когда миссъ Найтингаль появлялась въ крымскихъ лазаретахъ, она въ глазахъ больныхъ казалась ангеломъ, и всѣ головы съ благоговѣніемъ склонялись предъ этой женщиной. Только одна голова не склонилась бы, только одинъ человѣкъ разразился бы хохотомъ при видѣ этого директора многихъ госпиталей, — г. фонъ-Бишофъ!…

Г. профессоръ не можетъ себѣ представить, чтобы завитые локоны и шумящія платья были въ состояніи принести больнымъ утѣшеніе и надежду.

Я же не вѣрю, чтобы скрипящіе сапоги, высокіе цилиндры или плѣшивыя головы, въ свою очередь, могли принести какую-нибудь надежду или утѣшеніе; сомнѣваюсь и въ томъ, чтобы прелесть хорошо завитаго парика могла кого-либо утѣшить и укрѣпить.

Но гдѣ же мужчины, которые если ужь никогда не болѣютъ, то вѣдь бываютъ несчастны, — гдѣ же, скажите, они находятъ надежду и утѣшеніе?… О, бѣдный, злополучный мужъ, ставшій банкротомъ, — тебя жена твоя не можетъ утѣшить!… Увы, ея платья шумятъ! Никакая мать не въ состояніи озарить надеждой помраченной любовью души своей дочери!… Создатели мои! она убираетъ себѣ голову…

Въ заключеніе позвольте мнѣ, какъ компетентному судьѣ въ подобныхъ дѣлахъ, еще сообщить вамъ, что шерстяныя платья не шумятъ;, шелковыя же платья суть вообще принадлежности лишь гостинаго туалета.

Г. профессоръ, на основаніи личнаго опыта, утверждаетъ, что даже мужчины должны напрягать всѣ силы свои, чтобы сохранить присутствіе духа и не сплоховать въ тѣхъ непредвидѣнныхъ затрудненіяхъ, которыя могутъ возникнуть во время всякой операціи. Женщина же, натурально, потеряетъ голову.

Самая трудная операція, которая только намъ извѣстна, это та, при которой на медленномъ огнѣ жгутъ члены живому человѣку. Это звѣрство испытали и мужчины, и женщины; а кто же когда-либо слыхалъ, чтобы на кострѣ или подъ гильотиной женщины выказали менѣе героизма и присутствія духа, чѣмъ мужчины?

Когда Антіохъ хотѣлъ заставить родоначальницу дома Маккавѣевъ съ ея семью сыновьями ѣсть свинину, она съ невѣроятнымъ героизмомъ увѣщевала своихъ сыновей умереть, и дѣйствительно умерла вмѣстѣ съ ними въ ужасныхъ мученіяхъ, не преступивъ завѣтъ отцовъ. Легко можно бы наполнить подобными доказательствами физическаго и нравственнаго героизма женщинъ цѣлые томы.

Вообразивъ себѣ, что подробно доказалъ подчиненность женщинъ, г. фонъ-Бишофъ прибавляетъ слѣдующее: «Еслибы женщины обладали высшими духовными силами, онѣ давно бы болѣе поработили себѣ мужчинъ, нежели теперь, уже во всѣхъ сферахъ жизни явной и тайной, за исключеніемъ науки».

Хотите ли, г. профессоръ, этимъ изреченіемъ осмѣять женщинъ?

Какъ, эти подчиненныя существа тайно и явно порабощаютъ себѣ мужчинъ?… Чѣмъ же?

У мужчинъ разумъ господствуетъ надъ чувствами, — такъ вы насъ учили; стало-быть, изъ чувства нельзя свить ту веревку, которою женщины зануздываютъ мужчинъ. О высшей интеллектуальной силѣ и рѣчи быть не можетъ, какъ сами знаете; преобладаніе мускульной силы столь же мало вѣроятно; слѣдовательно, не кулакъ превращаетъ мужчину въ раба женщины.

«Когда одинъ народъ, — говоритъ г. фонъ-Бишофъ, — покоряетъ себѣ другой, классъ подчиняетъ себѣ другой классъ, человѣкъ — человѣка, то это господство можетъ обусловливаться лишь однимъ изъ двухъ: во-первыхъ, высшею духовною либо высшею физическою силой, разумѣя подъ первой энергію ума или характера; во-вторыхъ, обладаніемъ, какъ наслѣдственнымъ достояніемъ, либо какъ достояніемъ закона и обычая».

Не слышится ли въ этомъ диковинномъ изреченіи г. фонъ-Бишофа нѣкоторая завистливая нотка? Ужь, чего добраго, не боится ли онъ соперничества со стороны тѣхъ, которыхъ онъ, повидимому, тщится заклеймить? И не напоминаютъ ли его слова признанія Лабуле: «Je me suis demandé tout bas, — говоритъ этотъ остроумный писатель, — si la femme n'était pas naturellement supérieure à l’homme. Elle a des passions moints violentes et un plus grande facilité d'éducation. Tandis qu’Adam s’en dormait dans son innocence, Eve était déjà curieuse de savoir. — Je crois, avec Molière, qu’il est prudent de ne pas trop instruire ce sexe malicieux est inquiet; à tenir les femmes dans une honnête ignorance, nous leur donnons touts les, mais aussi toutes les faiblesses de l’esclave; notre règne est assuré. Mais si nous élévions ces âmes ardentes et naives, si nous les enflammions de l’amour de la vérité, qui sait, si bientôt elle ne rougiraient pas de la sottise et de la brutalité de leurs maitres? Gardons le savoir pour nous seuls, c’est lui qui nous divinise: Notre empire est détruit si l’homme es reconnu»^[15].

VII.

Г. фонъ-Бишофъ подкрѣпляетъ свою аргументацію противъ изученія женщинами медицины также культурно-историческими данными.

«Прочную побѣду, — говоритъ онъ, — одерживаетъ всегда сильнѣйшій и тѣмъ самымъ доказываетъ превосходство своей силы. Побѣду, которую, въ концѣ концовъ, одерживаетъ мужской полъ надъ женскимъ всюду, при всѣхъ обстоятельствахъ и во всѣхъ отношеніяхъ, въ дѣлѣ науки и прогресса, доказываетъ слабѣйшія природныя силы второго… Продолжительное угнетеніе одной части человѣческаго рода другою немыслимо при равныхъ силахъ. Это угнетеніе вѣдь должно же было имѣть начало и мы вовсе не видимъ, почему оно должно было постичь именно женщинъ».

Угнетеніе постигло женщинъ? Какое чудовищное заблужденіе! А вы забыли рабство и крѣпостную зависимость?! Угнетеніе не только постигло, по и нынѣ еще постигаетъ часть мужского пола. Въ Азіи простой народъ и теперь, какъ тысячи лѣтъ тому назадъ, живетъ въ абсолютномъ рабствѣ. Слыхали ли вы о законодательныхъ постановленіяхъ у этихъ народовъ, которыя и нынѣ имѣютъ еще силу? Напримѣръ: «Если судръ (человѣкъ изъ простого народа, какъ сказано въ индійскихъ законахъ Ману) осмѣлится сѣсть рядомъ съ своимъ начальникомъ, то онъ долженъ либо быть сожженъ, либо посаженъ на колъ самимъ королемъ. Если онъ, изъ любознательности, позволитъ себѣ даже только слушать чтеніе святой книги, ему должно влить въ уши горячее масло; буде же онъ ее совсѣмъ выучитъ наизусть, то подлежитъ смертной казни».

Ясно ли теперь для васъ, г. профессоръ, что угнетеніе, которое терпѣли и терпятъ мужчины — не призракъ, а страшная дѣйствительность?

Если и это для васъ мало убѣдительно, то слушайте еще немного: «Буде кто убьетъ судра, то онъ долженъ быть наказуемъ точно такъ же, какъ за убіеніе собаки, кошки или пѣтуха». Законъ формально признаетъ слово «работникъ» заслуживающимъ презрѣнія, чтобы черезъ то ясно опредѣлить его положеніе въ обществѣ.

Если кто-либо изъ рабочаго класса мѣняетъ свое обычное ремесло, или интересуется политикой, то онъ подвергается тяжелому взысканію. За нерадѣніе въ работѣ его бьютъ плетьми, такимъ же точно образомъ обыкновенно наказывалась домашняя прислуга и даже женщины.

Однако намъ вовсе нѣтъ надобности отправляться въ Азію, чтобъ искать доказательствъ угнетенія мужчинъ. Историкъ Жиро въ своемъ «Précis de l’ancien droit» говоритъ: «Jusqu'à la révolution (1789) une division fondamentale partageait les personnes libres et les personnes sujétes à condition servile». И Кассаньякъ въ своемъ «Cause de la révolution»: «Chose suprenant, il-y-avait encore au 4 Août 1789, 15.000 serfs de corps en France».

Въ Германіи, во время Вѣнскаго конгресса, вошло въ поговорку слѣдующее гнусное выраженіе: «Человѣкъ только начинается съ барона».

«Продолжительное угнетеніе немыслимо», сказали вы, г. фонъ-Бишофъ.

Навѣрное нѣтъ. Два тысячелѣтія въ вѣчномъ развитіи міра — лишь одинъ короткій шагъ.

«Угнетеніе вѣдь должно было имѣть начало!»

Кто же вамъ говоритъ, что оно, въ самомъ дѣлѣ, никогда не начиналось?

По всѣмъ вѣроятіямъ, даже въ сѣдую древность первыя попытки угнетенія женщинъ получали энергическій и сильный отпоръ.

Черезъ всѣ древніе вѣка проходятъ сказанія про амазонокъ. Едва ли была хоть одна страна, въ которой не существовало бы. подобныхъ миѳовъ. Даже у китайцевъ мы находимъ сказанія объ амазонкахъ. Что же мы должны заключать изъ такихъ сказаній, по свидѣтельству людей науки? — То, что въ основѣ ихъ лежитъ темная историческая истина.

По аналогіи съ толкованіемъ другихъ сказаній, мы имѣемъ право вѣрить, что нѣкогда шла борьба между полами, въ которой, напослѣдокъ, женщины потерпѣли пораженіе.

Тезей и Геркулесъ, какъ разсказывается въ миѳологическомъ эпосѣ, побѣдили знаменитыхъ амазонокъ, Гипполиту и Меня липу, съ большими трудностями и употребленіемъ всѣхъ своихъ силъ. Геркулесъ, — повѣствуетъ далѣе сказаніе, — считалъ своей обязанностью освободить мужчинъ изъ-подъ владычества женщинъ. Но Геркулесъ — символъ грубой физической силы.

Значеніе этого миѳа ясно само по себѣ.

Въ женскомъ вопросѣ, какъ во всѣхъ великихъ соціальныхъ вопросахъ, нѣтъ нужды толковать о томъ, что и что, а о томъ, что должно быть.

VIII.

Должны ли женщины получать высшее образованіе?

Мой отвѣтъ и отвѣтъ профессора сами собою вытекаютъ изъ предъидущаго.

Чѣмъ мотивируютъ мужчины свое категорическое: «Не должна»?

Одинъ изъ ихъ главнѣйшихъ аргументовъ уже обстоятельно разсмотрѣнъ. Женщина не должна получать высшаго образованія потому, что она не можетъ получать его. И это «не можетъ», эта вѣра въ умственную несостоятельность женщины была и есть, по моему мнѣнію, единственнымъ честно-продуманнымъ аргументомъ мужчинъ, который повторяли и поддерживали почти всѣ лучшіе писатели всѣхъ временъ, въ перемежку съ острословіемъ, злостью и искреннимъ убѣжденіемъ.

«Женщина, которая мыслитъ, — говоритъ Лессингъ, — столь же смѣшна, какъ мужчина, который краснѣетъ». И Вольтеръ: «Идеи подобны бородѣ: юноши и женщины ихъ не имѣютъ», и т. д.

Всѣ остальные доводы противъ научной дѣятельности женщины и, прежде всего, тотъ, что женщины слишкомъ святы и чисты, чтобы рисковать прикоснуться къ грубой правдѣ науки — суть лишь резервныя доказательства, нѣчто въ родѣ ландштурма отсталой теоріи, который выдвигается только тогда, когда основной столбъ аргументаціи начинаетъ уже гнить и угрожать совершеннымъ паденіемъ.

Однако, бросимъ бѣглый взглядъ и на эти побочныя доказательства.

Наши противники постоянно пережевываютъ однѣ и тѣ же общія мѣста, не обращая рѣшительно никакого вниманія на какія-либо опроверженія, какой бы силы и какого значенія они ни были. Ихъ аргументація, само собою разумѣется, лишенная всякой научной силы, всякой логики, основана единственно на голословномъ утвержденіи.

«Само собою разумѣется» — сказала я, ибо никогда и ни въ какомъ случаѣ человѣческій мозгъ (будь онъ сама премудрость) не былъ и не будетъ въ состояніи открыть какого ни-на-есть доказательства, сколько-нибудь согласнаго съ здравою логикой, противъ научной эмансипаціи женщинъ. Результатъ самыхъ глубокомысленныхъ откровеній, таинствъ высочайшей міровой воли относительно судебъ женщины, квинтъ-эссенція самой тонкой дистилляціи мужской мысли отъ начала міра и до скончанія вѣковъ ничего другого не могла и не сможетъ намъ дать, кромѣ одного этого основного положенія: «Мы — мужчины, а вы — женщины!» Эта-то непреложная истина всегда производитъ потрясающее дѣйствіе на мужской міръ и заставляетъ его вѣрить въ подчиненный жребій женщинъ.

Вы — мужчины, а мы — женщины. Ладно! Но, вѣдь, половое назначеніе — только низшій и физическій аттрибутъ, и какъ духъ Божій паритъ надъ водами, такъ точно душа человѣческая воздымается надъ поломъ.

Тѣ quasi-доказательства, на основаніи которыхъ женщинамъ должно преградить доступъ въ храмъ науки, таковы:

1. Домашнее хозяйство и обязанности матери,

2. Равныя права обусловливаютъ равныя обязанности.

3. Научныя занятія — эстетическое для женщины, такъ какъ они лишаютъ ее всей прелести и женственности.

Домашнее хозяйство и материнскія обязанности — это старое, почтенное, мхомъ обросшее воззрѣніе, по которому научно-образованная женщина должна быть дурной женой и такою же матерью! Серьезные люди преданы тому эксцентрическому представленію, что изученіе классиковъ или сѣрный запахъ физическихъ экспериментовъ должны въ корень истребить материнскую любовь! За обѣденнымъ столомъ женщины, понимающей извлеченіе кубическихъ корней, имъ чудится и безнравственная рѣчь, и гнилая капуста, и горохъ съ запахомъ чернилъ…

И однако-жь греческій языкъ и извлеченіе корней врядъ ли не имѣютъ болѣе общаго съ материнской любовью, чѣмъ цвѣтъ платья, которое носитъ мать. Паллада-Аѳина была для грековъ не только изобрѣтательницею пряденія и ткацкаго искусства, но также богинею разума и строгаго критическаго изслѣдованія.

Въ концѣ XVI-го столѣтія Дуплесси Морнё выставилъ то положеніе, что «можно быть въ одно и то же время и добрымъ гугенотомъ, и добрымъ французомъ»^[16]; и оно показалось его современникамъ такимъ же невѣроятнымъ безуміемъ, какъ и нынѣшнимъ мужчинамъ представленіе о женщинѣ, которая была бы и учёной, и любящей матерью вмѣстѣ.

Объ обязанностяхъ матери и хозяйки я уже подробно говорила въ другомъ мѣстѣ и доказала, что раціональное воспитаніе дѣтей, въ которомъ отецъ долженъ принимать одинаковое участіе съ матерью, ни въ какомъ случаѣ не можетъ поглощать всего времени и труда этой послѣдней. Г-жа Ролланъ, въ своихъ мемуарахъ, разсказываетъ: «Мы провели четыре года въ Амьенѣ. Я сдѣлалась тамъ матерью и кормила свое дитя, не переставая участвовать въ работахъ моего мужа, который взялъ на себя значительную часть энциклопедіи».

Материнская любовь — это неистребимое влеченіе человѣческой природы, и ея инстинктивная и сознательная дѣятельность всегда будетъ обращена на благо дитяти.

Впрочемъ, я только тогда повѣрю въ искренность этого довода со стороны мужчинъ, когда они введутъ такія учрежденія, которыя обезпечивали бы всѣмъ матерямъ изъ простого народа, двумъ-третямъ всѣхъ матерей, средства къ жизни и вообще такое положеніе, которое бы позволило этимъ женщинамъ исключительно посвятить себя воспитанію своихъ дѣтей. Справедливость требуетъ одинаково-хорошаго воспитанія для всѣхъ дѣтей.

Что до кухни, то разрѣшеніе этого высоко-барскаго вопроса проще всего на свѣтѣ.

Пусть кухарки проходятъ курсъ кулинарнаго искусства, и проблема разрѣшена окончательно. Какая надобность была бы хозяйкѣ до кухни, имѣя кухарку — «спеціалистку» своего дѣла?

Такая кухарка, по всей вѣроятности, мигомъ спровадитъ свою госпожу за двери кухни, если послѣдняя обнаружитъ покушеніе вторгнуться въ ея сферу.

Мы еще не настолько утратили надежду на Бога и энергію будущихъ генерацій, чтобъ этотъ гигантскій шагъ человѣчества на пути прогресса никогда, хотя въ далекомъ будущемъ, не былъ совершенъ черезъ посредство кулинарныхъ заведеній для приготовленія кухарокъ! И утѣшимъ себя въ злополучіи настоящаго предвосхищеніемъ гастрономическихъ радостей нашихъ правнуковъ, которымъ доведется узрѣть великое чудо — кухарку, умѣющую стряпать!

Второй доводъ: равныя права — равныя обязанности.

Подъ этими «обязанностями» мужчины обыкновенно разумѣютъ военную службу, къ которой женщины вообще не способны.

На это я имѣю отвѣчать: во-первыхъ, гдѣ дѣло идетъ объ установленіи принциповъ, тамъ остатки варварства, на которые будущіе вѣка будутъ смотрѣть съ изумленіемъ и ужасомъ, не должны вліять на наши утвержденія.

По-истинѣ, не надо быть пророкомъ, чтобы предвидѣть, что, еслибы женщинамъ дарованы были политическія права, существованіе войнъ совратилось бы на нѣсколько столѣтій.

Во-вторыхъ, на этомъ же основаніи всякій мужчина, который, по какой-либо причинѣ, не можетъ отбывать воинской повинности, долженъ лишаться своихъ политическихъ правъ; и, дѣйствительно, по законамъ Солона, какъ извѣстно, каждый аѳинянинъ, не бывшій въ военной службѣ, не могъ пользоваться правами гражданства.

Не надобно забывать, что общая воинская повинность отнюдь не есть учрежденіе всѣхъ цивилизованныхъ странъ, и что даже у насъ, вопреки этой обязанности, довольно значительное число мужчинъ не въ состояніи отбывать военной службы.

Въ-третьихъ, мужчина долженъ быть готовъ умереть за отечество. Не можетъ ли почитаться эквивалентнымъ тотъ фактъ, что женщина какъ бы признана пополнить тѣ бреши, которыя ядро и мечъ мужчины пробиваютъ въ рядахъ человѣчества?

И если ужь непремѣнно требуется умереть за отечество, то статистикѣ не трудно будетъ доказать, что почти столько же женщинъ погибаетъ въ трудномъ дѣлѣ приготовленія новыхъ гражданъ государства, сколько мужчинъ ложатся костьми на кровавомъ полѣ отъ рукъ своихъ же братьевъ.

Наконецъ, можно прибавить еще и то, что, еслибы пользованіе и уходъ за больными въ военныхъ лазаретахъ вполнѣ были возложены на женщинъ, эта ихъ услуга могла бы принести одинаковую пользу отечеству, какъ и подвиги мужчинъ на полѣ брани. Конечно, большая разница будетъ здѣсь лишь въ количествѣ представителей обоихъ половъ.

Третій доводъ: научныя занятія — эстетическое несчастіе для женщинъ.

Съ понятіемъ умственно-сильной, т. е. мыслящей и знающей, женщины постоянно связываютъ представленіе о жесткихъ чертахъ лица, длинномъ носѣ, скрипящихъ сапогахъ съ толстыми подошвами и вообще о старческой фигурѣ. Нѣкоторые мужчины, одаренные особенно пылкимъ воображеніемъ, склонны также придать ей небольшіе усы и вороній голосъ.

Попробуемъ сличить это представленіе мужчинъ съ дѣйствительностью.

Италія и Франція дали сравнительно большее число женщинъ, пріобрѣвшихъ себѣ имя въ искусствѣ и наукѣ. Я опять сошлюсь на Клемма, противника женской эмансипаціи, который, заимствуя свои біографическіе очерки изъ подлинныхъ источниковъ, противъ своего желанія долженъ былъ выхвалять красоту, любезность и даже хозяйскія добродѣтели тѣхъ ученыхъ дамъ, исторію которыхъ онъ пишетъ. Изъ его отдѣла объ Италіи я упомяну лишь о «божественной Изотѣ», Новеллѣ д’Андреа, которая читала лекціи но правовѣдѣнію съ закрытымъ лицомъ, чтобы не смущать слушателей своей ослѣпительною красотой, — о Гаётанѣ Агнеси изъ Милана (1718—1799), которая владѣла обширными познаніями въ физикѣ, алгебрѣ и математикѣ, скромной и кроткой женщинѣ, жившей собственнымъ трудомъ. Притомъ (по Клемму) она была превосходной матерью 22-мъ сыновьямъ, прижитымъ ея мужемъ въ трехъ бракахъ, и съ примѣрною добросовѣстностью управляла значительнымъ хозяйствомъ. Самыя милыя и прелестныя женщины Франціи почти всегда были и самыя образованныя. Это долженъ знать всякій читавшій хоть кое-что о знаменитыхъ французскихъ салонахъ — начиная съ отеля Рамбуильё и кончая салономъ m-me Рекамьё. А очаровательныя интригантки и остроумныя дамы «фронды», герцогини Лонгвиль, Шеврезъ и какъ ихъ тамъ еще зовутъ?… Ужели, въ самомъ дѣлѣ, золотистые и темные локоны охотнѣе украшали бы пустыя головы, нежели умныя головы этихъ дипломатическихъ сиренъ? Я не могу себѣ вообразить, чтобы глубокомысленныя размышленія надъ горшками, о хозяйскихъ расходахъ и о крупномъ и мелкомъ бѣльѣ обладали косметическою силой, способной улучшить цвѣтъ лица, изгладить морщины и надѣлить граціей.

Что грація, благородная женственность и научныя познанія взаимно другъ друга исключаютъ, это — одна изъ нелѣпѣйшихъ идей, которыя когда-либо могла придумать только самая вздорная мужская голова.

Теперь весьма ученая дама иногда дѣйствительно можетъ нѣсколько кичиться своей ученостью, такъ какъ она составляетъ исключеніе изъ своего пола. Но когда такія женщины перестанутъ быть исключеніемъ, эта надменность исчезнетъ сама собою.

И еслибы въ самомъ дѣлѣ правда было то, что развитіе умственныхъ силъ женщины влечетъ за собою равномѣрную дегенерацію ея тѣлесныхъ силъ, что расширеніе ея познаній обусловливаетъ убыль женской прелести, то это было бы недостаткомъ лишь для тѣлесныхъ, но не для духовныхъ очей мужчинъ. Вѣдь нравственная и умственная сторона этихъ высшихъ натуръ не потерпитъ никакого ущерба, — напротивъ, она окрѣпнетъ и возвысится! Не правда ли, господа?

Когда ученая дама, примѣрно — врачъ, не имѣетъ особенно привлекательной наружности, то вы, мужчины, никогда на свѣтѣ, владѣй она хоть довольно изряднымъ доходомъ, не полюбите и не женитесь на ней!?

На одномъ женскомъ собраніи въ Нью-Йоркѣ нѣкій нѣмецкій врачъ энергически протестовалъ противъ учености женщинъ и, при радостныхъ кликахъ своихъ приверженцевъ, въ томъ числѣ собственной дражайшей половины, онъ воскликнулъ: «Скажите, милостивые государи, положа руку на сердце, желали бы вы имѣть ученую жену? Я, по крайней мѣрѣ, нѣтъ!»

Слава Богу, что природа, въ своей премудрой экономіи, для всякаго ученаго дурака имѣетъ въ запасѣ невѣжественную дуру!

И въ будущемъ такъ же мало женщинъ будетъ заниматься науками, какъ и нынѣ — мужчинъ; и для нашихъ профессоровъ и ихъ единомышленниковъ всегда останется еще большее число наивныхъ дѣтей природы, хорошихъ кухарокъ и беззаботныхъ хозяевъ со всѣми ихъ эстетическими прелестями.

Я говорю: женщина должна получатъ высшее образованіе.

1. Она должна получать высшее образованіе, потому что каждый человѣкъ имѣетъ право на индивидуальную свободу, имѣетъ право заниматься такимъ дѣломъ, которое соотвѣтствуетъ его склонностямъ. Всякая дѣятельность, которая удовлетворяетъ человѣка, есть въ нѣкоторомъ родѣ «зеркало» его внутренней, духовной жизни. Свобода призваній есть неизбѣжное условіе индивидуальнаго счастія.

2. Она должна получать высшее образованіе, потому что она, по всѣмъ вѣроятіямъ, обладаетъ отличной отъ мужской умственною организаціей (отличной, но не меньшей интенсивности), и, вслѣдствіе этого, надо ожидать, что она откроетъ новыя области знанія и новые горизонты мысли. Когда Бокль утверждаетъ, что женщины въ наукѣ болѣе склонны предпочесть дедуктивный и идеальный методъ и тѣмъ самымъ образуютъ противовѣсъ индуктивному методу мужчинъ, односторонность которой тормозитъ прогрессъ науки, то я, въ этомъ случаѣ, вовсе не намѣрена согласиться съ нимъ. Взглядъ Бокля, разумѣется, имѣетъ достоинство лишь остроумной гипотезы — не болѣе.

3. Въ особенности же мужчину должна изучать женщина, во-первыхъ, въ интересахъ морали и, во-вторыхъ, чтобы способствовать возстановленію здоровья женскаго пола.

4. Женщина должна получать университетское образованіе для ея существованія. Никто не имѣетъ нрава ограничивать какую бы то ни было часть человѣческаго общества въ его средствахъ въ жизни, — развѣ только государство и общество обязуются принять на себя заботу о надлежащемъ прокормленіи и содержаніи ея.

5. Женщина должна получать университетское образованіе, потому что наука и познаніе — величайшее благо земли.

IX.

Если умственныя и физическія способности женщины недостаточны для рѣшенія задачъ науки, то великій политико-экономическій законъ долженъ будетъ неизбѣжно вступить въ свою силу, и народъ самъ отвергнетъ ея безполезныя хлопоты на этомъ поприщѣ. Но, прежде чѣмъ это случилось, нельзя позволить предубѣжденію рѣшать вопросъ неизмѣримой важности.

Если веденіе хозяйства дѣйствительно назначено для женщины самою природой, то никакія силы земныя не въ состояніи будутъ истребить въ ней этого влеченія ея натуры: «Революціонная лягушка, — говоритъ Гейне, — которая охотно бросила бы родныя воды и которая смотритъ на жизнь птицъ по поднебесью, какъ на идеалъ свободы, не долго, однако, выдержитъ на сушѣ, на такъ-называемомъ свободномъ воздухѣ, и вскорѣ опять почувствуетъ тоску по топкимъ болотамъ, служившимъ убѣжищемъ для ея предковъ».

И далась же имъ эта «исторія цивилизаціи»! Чуть только заговорятъ о практической дѣятельности женщинъ, она тутъ какъ тутъ. Въ подобныхъ случаяхъ она, исторія цивилизаціи, обнаруживаетъ въ высшей степени оригинальное свойство: молчитъ и не шелохнется, а ты себѣ читай, что твоей душѣ угодно! Такимъ-то манеромъ жрецы науки вычитали въ ней то, что будто домашнее хозяйство было, есть и будетъ на вѣчныя времена единственною сферой дѣятельности женщинъ.

Я же, съ своей стороны, вычитала изъ исторіи цивилизаціи то, что испоконъ вѣковъ сильнѣйшій, — зависятъ ли его силы отъ его кулаковъ, отъ оружія его солдатъ или отъ привилегій, — угнеталъ слабаго и заставлялъ его жить своей волѣ и для своей пользы (т.-е. по волѣ и для пользы сильнѣйшаго), никогда даже не спрашивая о существованіи законовъ природы.

Я вычитала, какъ положеніе женщины въ человѣческомъ обществѣ измѣнялось изъ столѣтія въ столѣтіе, какъ оно мало-по-малу изъ позорнаго и жалкаго, посредствомъ страшныхъ усилій, подымалось до сколько-нибудь человѣческаго бытія. Я вычитала изъ исторіи цивилизаціи, какъ женщина въ докультурно-историческую эпоху служила добычею жадному мужу; какъ, впослѣдствіи, ее похищали и затѣмъ, когда нѣжный отецъ увидѣлъ въ своей дочери прибыльную статью дохода, продавали и промѣнивали; какъ ее потомъ, подобно стаду овецъ, гнали въ гаремы. Я видѣла ее битою, порабощенною, откармливаемою, какъ вьючное животное. Я видѣла ее изгнанною изъ храма, какъ «нечистую»; я видѣла ее полною рабыней мужа.

Но не одно только это я вычитала изъ исторіи цивилизаціи. Я вычитала тамъ же, что женщина изъ чисто-животнаго прозябанія пробивалась въ сознательный міръ чувства и мысли. И безсознательно-творящая сила природы будетъ толкать ее безостановочно все впередъ и впередъ, пока на челѣ женщины не засіяетъ ореолъ человѣка — подобія Божія.

Вы и вмѣстѣ съ вами большинство мужчинъ думаете, что Богъ и законы природы давно порѣшили съ женскимъ вопросомъ; я же думаю, что разумная борьба только начинается и что она кончится лишь тогда, когда женщина завоюетъ себѣ прирожденное ей право всякаго человѣческаго существа — быть человѣкомъ. Я раздѣляю мнѣніе Фихте: «Человѣкъ долженъ составлять самостоятельное, замкнутое въ самомъ себѣ, цѣлое. Только при такомъ условіи онъ — человѣкъ».

«Законы природы рѣшили»!

Но, вѣдь, тѣ азіяты, тѣ монголы, китайцы и турки, которые гнали, какъ стадо, своихъ женъ въ серали, тоже думали, что они поступаютъ сообразно съ «законами природы».

Когда индусъ сжигалъ трепещущую живую жену съ трупомъ ея мужа, онъ также исполнялъ «законъ природы».

Когда сѣверный дикарь обжигаетъ оленьимъ волосомъ посуду, до которой дотронулась его жена, «нечистая», — онъ, по его мнѣнію, подчиняется «закону природы».

«Богъ и природа опредѣлили сферу дѣятельности женщины». Въ такомъ случаѣ чего же хлопочутъ гг. профессора? Ужели Богъ нуждается въ ихъ помощи и самъ не въ состояніи удержать женщину въ ея сферѣ?

Г. фонъ-Бишофъ прямо говоритъ, что Богъ и природа (и нѣмецкіе профессора, слѣдовало бы ему еще прибавить) отказали женскому полу въ способности заниматься науками.

Еслибъ это зависѣло отъ гг. профессоровъ, они, во имя Бога и природы, возбудили бы преслѣдованіе противъ всякаго научнаго представленія въ головѣ женщины, какъ противъ контрабанды. Они предписали бы, что такія-то чувства и такія-то мысли, какъ умственное уродство и нравственную порчу, должно задушить въ котлахъ и утопить въ стиральныхъ кадкахъ!

Въ Индіи существуетъ законъ, который запрещаетъ рабочему пріобрѣтать какую бы то ни было собственность; въ то же время другая статья объясняетъ, что даже тогда, когда господинъ выпускаетъ его на волю, онъ, въ сущности, все же остается рабомъ, «ибо, по законамъ Ману, судръ, освобожденный Своимъ господиномъ, черезъ это еще не избавляется отъ рабскаго состоянія, потому что онъ отъ природы обреченъ на рабство».

Ни однимъ штрихомъ, ни малѣйшей мыслишкою не стоятъ воззрѣнія à la Бишофъ на женщину выше той мудрости, которую мы находимъ въ великой книгѣ законовъ древнихъ индусовъ.

Обратите ваши взоры назадъ, въ глубину тысячелѣтій, — вы, рабы традиціи и рутины, — и взгляните на время, какъ на несокрушимую пирамиду, въ которой вы мните закупорить ваши идеи, чтобы, подобно муміямъ, сохранить ихъ до скончанія вѣковъ! Тщетны ваши труды! Вѣка поклоненія древнимъ развалинамъ и античнымъ рѣдкостямъ безвозвратно минули; древнѣйшія пирамиды разрушаются, и заплѣсневѣлыя, мхомъ обросшія идеи и ископаемыя представленія неизбѣжно должны выйти на свѣтъ Божій и озариться солнцемъ истины, чтобы предстать удивленнымъ взорамъ человѣчества, какъ изумительныя диковины, — а надъ несостоятельнымъ антикваріемъ наряженъ судъ новаго времени, торжественно изрекающій: «Виновенъ!»

Я вторично привожу въ общему знаменателю и точно формулирую свои требованія: полная равноправность обоихъ половъ въ области науки и искусства, какъ относительно средствъ образованія, такъ и относительно приложенія пріобрѣтеннаго образованія къ практической дѣятельности. И я пишу на своемъ знамени тотъ же девизъ, который королева гранадская носила на своемъ: «No pue do desear mas, ni contentarme con menos» (я не могу ни требовать большаго, ни удовлетворяться меньшимъ).

X.

Появленіе женскаго вопроса на горизонтѣ общественнаго сознанія не заключаетъ въ себѣ ничего страннаго. Изъ того же источника, изъ котораго вытекли всѣ стремленія новѣйшей эпохи, возникъ и женскій вопросъ. Стремленія женщины совпали съ побѣдой идеи надъ предразсудками, традиціей и рутиной, съ торжествомъ того жизненнаго принципа, который положилъ начало всеобщаго нравственнаго возрожденія, — принципа безусловной индивидуальной свободы.

Не голодъ, не соціалистическій миражъ, не профанація брака, не m-me Сталь или Жоржъ-Зандъ вызвали къ жизни этотъ вопросъ, — нормальный ходъ цивилизаціи самъ по естественной необходимости исторгнулъ его изъ груди человѣчества.

Когда женщина желаетъ свободы, то она желаетъ ея не ради зла, а ради блага. Чѣмъ менѣе женщина пользовалась свободой и независимостью, тѣмъ болѣе возрастали куртизанство и развратъ. Это доказала Греція во время своего блеска и процвѣтаніе.

Въ заключеніе я позволяю себѣ сдѣлать слѣдующее замѣчаніе: если мужчина желаетъ писать о женскомъ вопросѣ, онъ долженъ обладать, во-первыхъ, сердцемъ, преисполненнымъ любви къ человѣчеству. Безъ этого онъ никогда не будетъ въ состояніи понять и оцѣнить тѣхъ страданій части человѣчества, которыя совершенно чужды ему, какъ человѣку другого пола. Привычка покрыла наше чувство справедливости ледяною корой, которая можетъ растаять лишь на огнѣ чистой и пламенной любви къ человѣчеству. Во-вторыхъ, онъ долженъ владѣть глубокой и оригинальною силой мышленія, ибо въ этомъ вопросѣ надобно раскрыть и объяснить духовную эпидемію, тяготѣвшую цѣлыя тысячелѣтія надъ всѣми народами земли, надобно разгадать первые проблески этой страшной заразы и указать причины, ее произведшія.

К. В.

"Русская Мысль", №№ 10—12, 1882

↑ «О подчиненіи женщины». На русскомъ языкѣ оно одновременно появилось фъ двухъ переводахъ: въ переводѣ г. Благосвѣтлова, съ приложеніемъ статьи Іог. Шерра: «Историч. женск. типы», съ предисловіемъ переводчика, г-жи Марка-Вовчка, съ предисловіемъ г-жи Цебриковой.
↑ „The Song of the Shirt“, при своемъ появленіи въ свѣтъ, произвела такую сенсацію, что, по желанію поэта, за его памятникѣ были вырѣзаны лишь только слѣдующія слова: „He sang the Song of the Shirt“ („Онъ написалъ Пѣсню о рубашкѣ“).
↑ Конечно, это прямо сказано. Но еще прямѣе высказался д-ръ А. Вудъ, профессоръ Эдинбургскаго университета. Миссъ Джевъ-Блевъ, съ своими товарками, ставшая поперегъ горла упомянутаго университета, заставила его устраивать разныя конференціи у совѣщанія. Вотъ на одномъ такомъ совѣщанія д-ръ. Вудъ „высказался открыто противъ допущенія женщинъ въ университетъ, основывая свое мнѣніе только на томъ, что у вето есть сыновья, желающіе поступить въ университетъ, и что женщины, занимая вакансіи студентовъ, послужатъ препятствіемъ къ исполненію ихъ желанія“. Примѣч. перевод.
↑ Такая же исторія приключилась съ миссъ Джекъ-Блэкъ. Въ ея брошюрѣ: «The practise of medecine by women» (переведена на русск. языкъ подъ заглавіемъ «Женщины-медики») читатели найдутъ цѣлую Одиссею странствованія автора по англійскимъ университетамъ и въ особенности интересная похожденія его, съ четырьмя другими женщинами, въ Эдинбургскомъ университетѣ. Въ этомъ послѣднемъ ихъ нѣсколько разъ принимали, отказывали, обманывали и разъ даже чуть-чуть не поколотили. Примѣч. перевод.
↑ Нашъ, русскій, профессоръ Груберъ, нѣсколько лѣтъ руководившій занятіями женщинъ по анатоміи, въ рѣчи во время своего юбилея высказался, что, по его мнѣнію, „съ анатомической точки зрѣнія женщины столько же способны въ ученымъ трудамъ, какъ и мужчины“. Не говоря о другихъ наукахъ, русскія женщины доказали на дѣлѣ свою способность также и къ трудамъ въ области медицины. Вѣнскій профессоръ и ученый Мейнертъ, въ цѣломъ рядѣ лекцій, недавно читанныхъ имъ въ вѣнскомъ домѣ умалишенныхъ, на основаніи собственныхъ изслѣдованій мозга, положительно приходитъ къ тому заключенію, что различія между мозговыми органами мужчинъ и женщинъ не существуетъ. Прим. перев.
↑ Это свѣдѣніе, какъ и нѣкоторыя изъ слѣдующихъ, заимствованы изъ англійскаго сочиненія: „Womаn’s Work aud Woman’s Culture“, edited by Josphine Butter.
↑ Нью-Йоркъ, Medical Gazette, 24 апрѣля 1702 г.
↑ Ballards: «Memoirs of several Ladies of Great-Britain». Oxford, 1752.
↑ «An account of the life and death of m-rs Elizabeth Bury». Bristol, 1721.
↑ Quérard:"Littérature Franèaise".
↑ Г-жа Генріэтта Тибуртіусъ (урожд. Гиршфельдъ) получила свое спеціальное образованіе въ филадельфійской коллегіи и тамъ же достигла докторской степени. Она въ короткое время пріобрѣла огромный успѣхъ на своей родинѣ и въ настоящее время помощи ея ищутъ преимущественно женщины высшаго берлинскаго общества, въ особенности для пользованія дѣтей. Прим. перевод.
↑ Дама эта — миссъ Джекъ-Блэкъ, фактъ этотъ сообщенъ ею въ вышеупомянутой брошюрѣ. Тамъ же она разсказываетъ и слѣдующій случай: Нѣсколько времени тому назадъ три женщины, изъ совершенно различныхъ слоевъ общества, обратились къ вамъ (т. е. къ самой миссъ Блэкъ) за медицинскою помощью; но такъ какъ въ Эдинбургѣ мы не имѣли права лѣчить, то и принуждены были отказать имъ, совѣтуя обратиться къ доктору-мужчинѣ. И всѣ эти три женщины, побуждаемыя стыдливостью, не рѣшилась воспользоваться нашимъ совѣтомъ и остались безъ медицинской помощи". Прим. перев.
↑ Въ Индіи настоятельно требуютъ женщинъ врачей для оказанія помощи женщинамъ и дѣтямъ (Delhi Gazette 1866 г.). Въ этой странѣ существуетъ обычай держать знатныхъ дамъ почти въ заточенія, и онѣ готовы скорѣе умереть, чѣмъ обращаться за помощью въ доктору-мужчинѣ (The Queen. 8 june 1872). Правительство Англіи уже распорядилось о подготовленіи туда женской врачебной миссіи. Какъ доказательство искренняго желанія индійскихъ женщинъ пользоваться помощью медиковъ-женщинъ, мы можемъ разсказать слѣдующій фактъ. Одна дама, обладавшая нѣкоторыми свѣдѣніями въ медицинѣ, но не имѣвшая медицинскаго диплома, была отправлена нѣкоторымъ обществомъ въ Индію (декабря 1870 г.). Treasurez F. В. Winter разсказываетъ, что ее тамъ буквально осадили больныя и что сама она посѣщала на дому знатныхъ дамъ (zenanas). Со временемъ число визитовъ ея еще больше увеличилось; ей приходилось дѣлать въ день, среднимъ числомъ, до 17-ти визитовъ на дому, а въ больницу, устроенную ею съ большимъ стараніемъ дать больнымъ уединеніе, приходило больныхъ вдвое болѣе. Докторъ de Bareilly, въ 1870 г., учредилъ въ Индіи медицинскую школу для приготовленія женщинъ-врачей и принималъ всѣхъ, безъ различія вѣроисповѣданія. Нѣкоторыя изъ обучающихся въ школѣ уже занимаются практикой. Имъ преподаются: химія, медицина и акушерство; спеціально же ихъ приготовляютъ къ умѣнью лѣчить дѣтскія болѣзни. Индійское племя высказало свое сочувствіе къ этому дѣлу въ лицѣ набоба рампурскаго, который подарилъ г. Bareilly прекрасное каменное зданіе для помѣщенія школы (British Medieal Journal, 25 may 1872). По словамъ одного англійскаго журнала, лѣтъ 8 или 10 тому назадъ, дикія племена Азіи, подвластныя Россіи, заявили русскому правительству о своемъ желаніи имѣть у себя опытныхъ акушеровъ. Киргизы въ своихъ требованіяхъ дошли далѣе. Они подали прошеніе о томъ, чтобы, предназначенныя для лѣченія ихъ женщинъ, акушерки обучались вмѣстѣ съ тѣмъ и другимъ отраслямъ медицины. Одна изъ этихъ акушеровъ тотчасъ же сообщила киргизамъ о своемъ твердомъ желаніи изучать медицину основательно и просила ихъ выхлопотать ей у правительства разрѣшеніе поступить въ медико-хирургическую академію, въ чемъ и успѣла, благодаря протекціи одного вліятельнаго лица. Пригласившіе эту женщину киргизы внесли извѣстную плату за ея обученіе въ академіи и вообще поддерживали матеріально, даже ассигновали особую сумму, потребовавшуюся за поѣздку ея за границу. «Женщины-медики» Джекъ-Блэкъ, стр. 24 и 25. — Не Кашеварова ли (Руднева), бывшая стипендіаткою башкирскаго, а не киргизскаго народа? Прим. перев.
↑ «Пусть лучше больной умираетъ по правиламъ, нежели выздаравливаетъ, не соблюдая правилъ».
↑ Я спрашиваю про себя, ужь не стоитъ ли женщина въ самомъ дѣлѣ выше мужчины. Она обладаетъ менѣе бурными страстями и большею воспріимчивостью ума. Въ то время, когда умъ Адама дремалъ въ совершенномъ невѣдѣніи, въ Евѣ уже пробуждалась любознательность. Я думаю, согласно съ Мольеромъ, что благоразуміе требуетъ не слишкомъ образовывать этотъ проницательный и безпокойный полъ; держа въ благодушномъ невѣжествѣ, придаемъ ему всѣ пороки, а также все безсиліе раба; наше господство обезпечено. Но если мы возвысимъ эти пламенныя и чистыя души, если мы воодушевимъ ихъ любовью къ истинѣ, — кто знаетъ, быть-можетъ онѣ въ непродолжительномъ времени не будутъ краснѣть отъ тупоумія и грубости своихъ наставниковъ? Будемъ же беречь науку для себя, — она дѣлаетъ насъ непобѣдимыми. Нашему царству наступитъ конецъ, когда женщина придетъ въ сознаніе.
↑ …"que n'était pas chose incompatible d'être bon Huguenot et bon Franèais tout ensemble".

[1] «О подчиненіи женщины». На русскомъ языкѣ оно одновременно появилось фъ двухъ переводахъ: въ переводѣ г. Благосвѣтлова, съ приложеніемъ статьи Іог. Шерра: «Историч. женск. типы», съ предисловіемъ переводчика, г-жи Марка-Вовчка, съ предисловіемъ г-жи Цебриковой.

[2] „The Song of the Shirt“, при своемъ появленіи въ свѣтъ, произвела такую сенсацію, что, по желанію поэта, за его памятникѣ были вырѣзаны лишь только слѣдующія слова: „He sang the Song of the Shirt“ („Онъ написалъ Пѣсню о рубашкѣ“).

[3] Конечно, это прямо сказано. Но еще прямѣе высказался д-ръ А. Вудъ, профессоръ Эдинбургскаго университета. Миссъ Джевъ-Блевъ, съ своими товарками, ставшая поперегъ горла упомянутаго университета, заставила его устраивать разныя конференціи у совѣщанія. Вотъ на одномъ такомъ совѣщанія д-ръ. Вудъ „высказался открыто противъ допущенія женщинъ въ университетъ, основывая свое мнѣніе только на томъ, что у вето есть сыновья, желающіе поступить въ университетъ, и что женщины, занимая вакансіи студентовъ, послужатъ препятствіемъ къ исполненію ихъ желанія“. Примѣч. перевод.

[4] Такая же исторія приключилась съ миссъ Джекъ-Блэкъ. Въ ея брошюрѣ: «The practise of medecine by women» (переведена на русск. языкъ подъ заглавіемъ «Женщины-медики») читатели найдутъ цѣлую Одиссею странствованія автора по англійскимъ университетамъ и въ особенности интересная похожденія его, съ четырьмя другими женщинами, въ Эдинбургскомъ университетѣ. Въ этомъ послѣднемъ ихъ нѣсколько разъ принимали, отказывали, обманывали и разъ даже чуть-чуть не поколотили. Примѣч. перевод.

[5] Нашъ, русскій, профессоръ Груберъ, нѣсколько лѣтъ руководившій занятіями женщинъ по анатоміи, въ рѣчи во время своего юбилея высказался, что, по его мнѣнію, „съ анатомической точки зрѣнія женщины столько же способны въ ученымъ трудамъ, какъ и мужчины“. Не говоря о другихъ наукахъ, русскія женщины доказали на дѣлѣ свою способность также и къ трудамъ въ области медицины. Вѣнскій профессоръ и ученый Мейнертъ, въ цѣломъ рядѣ лекцій, недавно читанныхъ имъ въ вѣнскомъ домѣ умалишенныхъ, на основаніи собственныхъ изслѣдованій мозга, положительно приходитъ къ тому заключенію, что различія между мозговыми органами мужчинъ и женщинъ не существуетъ. Прим. перев.

[6] Это свѣдѣніе, какъ и нѣкоторыя изъ слѣдующихъ, заимствованы изъ англійскаго сочиненія: „Womаn’s Work aud Woman’s Culture“, edited by Josphine Butter.

[7] Нью-Йоркъ, Medical Gazette, 24 апрѣля 1702 г.

[8] Ballards: «Memoirs of several Ladies of Great-Britain». Oxford, 1752.

[9] «An account of the life and death of m-rs Elizabeth Bury». Bristol, 1721.

[10] Quérard:"Littérature Franèaise".

[11] Г-жа Генріэтта Тибуртіусъ (урожд. Гиршфельдъ) получила свое спеціальное образованіе въ филадельфійской коллегіи и тамъ же достигла докторской степени. Она въ короткое время пріобрѣла огромный успѣхъ на своей родинѣ и въ настоящее время помощи ея ищутъ преимущественно женщины высшаго берлинскаго общества, въ особенности для пользованія дѣтей. Прим. перевод.

[12] Дама эта — миссъ Джекъ-Блэкъ, фактъ этотъ сообщенъ ею въ вышеупомянутой брошюрѣ. Тамъ же она разсказываетъ и слѣдующій случай: Нѣсколько времени тому назадъ три женщины, изъ совершенно различныхъ слоевъ общества, обратились къ вамъ (т. е. къ самой миссъ Блэкъ) за медицинскою помощью; но такъ какъ въ Эдинбургѣ мы не имѣли права лѣчить, то и принуждены были отказать имъ, совѣтуя обратиться къ доктору-мужчинѣ. И всѣ эти три женщины, побуждаемыя стыдливостью, не рѣшилась воспользоваться нашимъ совѣтомъ и остались безъ медицинской помощи". Прим. перев.

[13] Въ Индіи настоятельно требуютъ женщинъ врачей для оказанія помощи женщинамъ и дѣтямъ (Delhi Gazette 1866 г.). Въ этой странѣ существуетъ обычай держать знатныхъ дамъ почти въ заточенія, и онѣ готовы скорѣе умереть, чѣмъ обращаться за помощью въ доктору-мужчинѣ (The Queen. 8 june 1872). Правительство Англіи уже распорядилось о подготовленіи туда женской врачебной миссіи. Какъ доказательство искренняго желанія индійскихъ женщинъ пользоваться помощью медиковъ-женщинъ, мы можемъ разсказать слѣдующій фактъ. Одна дама, обладавшая нѣкоторыми свѣдѣніями въ медицинѣ, но не имѣвшая медицинскаго диплома, была отправлена нѣкоторымъ обществомъ въ Индію (декабря 1870 г.). Treasurez F. В. Winter разсказываетъ, что ее тамъ буквально осадили больныя и что сама она посѣщала на дому знатныхъ дамъ (zenanas). Со временемъ число визитовъ ея еще больше увеличилось; ей приходилось дѣлать въ день, среднимъ числомъ, до 17-ти визитовъ на дому, а въ больницу, устроенную ею съ большимъ стараніемъ дать больнымъ уединеніе, приходило больныхъ вдвое болѣе. Докторъ de Bareilly, въ 1870 г., учредилъ въ Индіи медицинскую школу для приготовленія женщинъ-врачей и принималъ всѣхъ, безъ различія вѣроисповѣданія. Нѣкоторыя изъ обучающихся въ школѣ уже занимаются практикой. Имъ преподаются: химія, медицина и акушерство; спеціально же ихъ приготовляютъ къ умѣнью лѣчить дѣтскія болѣзни. Индійское племя высказало свое сочувствіе къ этому дѣлу въ лицѣ набоба рампурскаго, который подарилъ г. Bareilly прекрасное каменное зданіе для помѣщенія школы (British Medieal Journal, 25 may 1872). По словамъ одного англійскаго журнала, лѣтъ 8 или 10 тому назадъ, дикія племена Азіи, подвластныя Россіи, заявили русскому правительству о своемъ желаніи имѣть у себя опытныхъ акушеровъ. Киргизы въ своихъ требованіяхъ дошли далѣе. Они подали прошеніе о томъ, чтобы, предназначенныя для лѣченія ихъ женщинъ, акушерки обучались вмѣстѣ съ тѣмъ и другимъ отраслямъ медицины. Одна изъ этихъ акушеровъ тотчасъ же сообщила киргизамъ о своемъ твердомъ желаніи изучать медицину основательно и просила ихъ выхлопотать ей у правительства разрѣшеніе поступить въ медико-хирургическую академію, въ чемъ и успѣла, благодаря протекціи одного вліятельнаго лица. Пригласившіе эту женщину киргизы внесли извѣстную плату за ея обученіе въ академіи и вообще поддерживали матеріально, даже ассигновали особую сумму, потребовавшуюся за поѣздку ея за границу. «Женщины-медики» Джекъ-Блэкъ, стр. 24 и 25. — Не Кашеварова ли (Руднева), бывшая стипендіаткою башкирскаго, а не киргизскаго народа? Прим. перев.

[14] «Пусть лучше больной умираетъ по правиламъ, нежели выздаравливаетъ, не соблюдая правилъ».

[15] Я спрашиваю про себя, ужь не стоитъ ли женщина въ самомъ дѣлѣ выше мужчины. Она обладаетъ менѣе бурными страстями и большею воспріимчивостью ума. Въ то время, когда умъ Адама дремалъ въ совершенномъ невѣдѣніи, въ Евѣ уже пробуждалась любознательность. Я думаю, согласно съ Мольеромъ, что благоразуміе требуетъ не слишкомъ образовывать этотъ проницательный и безпокойный полъ; держа въ благодушномъ невѣжествѣ, придаемъ ему всѣ пороки, а также все безсиліе раба; наше господство обезпечено. Но если мы возвысимъ эти пламенныя и чистыя души, если мы воодушевимъ ихъ любовью къ истинѣ, — кто знаетъ, быть-можетъ онѣ въ непродолжительномъ времени не будутъ краснѣть отъ тупоумія и грубости своихъ наставниковъ? Будемъ же беречь науку для себя, — она дѣлаетъ насъ непобѣдимыми. Нашему царству наступитъ конецъ, когда женщина придетъ въ сознаніе.

[16] …"que n'était pas chose incompatible d'être bon Huguenot et bon Franèais tout ensemble".

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]

[10]

[11]

[12]

[13]

[14]

[15]

[16]