Гекторъ Мало.
Наслѣдство маркиза.
править
I.
правитьЗамокъ Рюдмонъ, нѣкогда такой шумный и оживленный, былъ почти необитаемъ; окна были заколочены, трубы не дымились.
Будетъ-ли онъ когда-нибудь обитаемъ, увидитъ-ли снова въ своихъ стѣнахъ маркиза де-Рюдмонъ, и въ лѣсахъ его повторятся-ли большія охоты, сопровождаемыя завтраками или обѣдами, о которыхъ столь многіе сохранили пріятное воспоминаніе? Это было обыкновеннымъ предметомъ разговора по всей окрестности.
Разсужденія и догадки объ этомъ шли своимъ чередомъ, принимая фантастическіе размѣры, если только у собесѣдниковъ было хотя немного воображенія.
Управляющій англійскаго проволочнаго завода въ Ганнебо, Робертсонъ, разсказывалъ, что онъ видѣлъ въ Лондонѣ, въ Langham-Hotel, маркиза съ молодой женщиной въ изящнѣйшемъ костюмѣ, которая была никто другая какъ Клементина Божонье, которой нѣкогда такъ занимались въ то время, какъ она прибыла въ замокъ, въ качествѣ гувернантки воспитанницы маркиза.
Этотъ разсказъ, разнесшійся немного спустя послѣ отъѣзда маркиза, объяснилъ исчезновеніе его и гувернантки, которое, своимъ совпаденіемъ, уже возбудило подозрѣнія.
— Маркизъ дѣлаетъ успѣхи!
— Въ его лѣта это очень натурально.
— Но сколько-же ему лѣтъ?
— Пятьдесятъ, это самое удобное время, чтобы подпасть подъ власть женщины.
— Говорятъ, что она умна и ловка.
— Во всякомъ случаѣ, она очаровательна.
— Она миніатюрна и нѣжна, маркизъ-же, напротивъ, гигантъ; они нисколько не походятъ другъ на Друга.
— Можетъ быть эта-то противоположность и увлекла маркиза.
— Совсѣмъ не то; кажется, что она его околдовала.
— Старый Каркбю разсказываетъ объ этомъ удивительныя вещи.
— Онъ взбѣшенъ; говорятъ, что онъ хотѣлъ себѣ маленькую гувернантку.
— Старое чудовище!
— Для женщинъ нѣтъ чудовищъ. Въ самомъ обиженномъ природою существѣ онѣ найдутъ какое-нибудь достоинство, которое, правда, онѣ одни только могутъ оцѣнить, но которое для нихъ достаточно, чтобы объяснить и оправдать (въ ихъ собственныхъ глазахъ) ихъ капризы.
— И у Каркбю оно было?…
— Это меня нисколько не удивило-бъц. во всякомъ случаѣ, есть люди, которые это предполагаютъ.
— Извѣстно только то, что онъ не перестаетъ гремѣть противъ нея и маркиза.
— Это понятно, потому что это бѣгство стоитъ ему очень дорого: во-первыхъ, онъ потерялъ любовницу, конечно если эти слухи основательны, и во-вторыхъ, его надежды подвергаются серьезной опасности.
Вся его жизнь была направлена сообразно съ идеей, которая въ немъ была чистѣйшимъ съумасшествіемъ, что онъ, рано или поздно, но будетъ наслѣдникомъ маркиза, своего двоюроднаго брата.
Шестидесяти-лѣтній старикъ, наслѣдникъ человѣка, которому нѣтъ еще и пятидесяти! Это можетъ показаться смѣшнымъ, но для Каркбю ничего не было естественнѣе’и законнѣе этого: онъ ближайшій родственникъ маркиза, онъ и долженъ ему наслѣдовать.
Онъ поселился въ замкѣ какъ хозяинъ и велъ себя такъ, какъ будто онъ уже принадлежалъ ему.
Этотъ отъѣздъ совершенно разстроивалъ его проэкты.
— Маркизъ не можетъ жениться на этой женщинѣ потому что она замужемъ.
— Конечно, но маркизъ можетъ раззориться для нея. Такъ, напримѣръ, Робертсонъ разсказываетъ, что въ Langham Hotel они вели блестящую жизнь. Онъ видѣлъ ихъ однажды въ ковентгарденскомъ театрѣ, и маленькая гувернантка, которая была здѣсь такъ скромна, была покрыта брилліантами.
Сидя въ ложѣ, рядомъ съ маркизомъ, привлекавшимъ на себя вниманіе своею осанкою, она производила сильное впечатлѣніе; всѣ лорнеты были направлены на эту француженку, которую зналъ одинъ только Робертсонъ. Въ антрактѣ онъ поклонился маркизу, но тотъ не отвѣтилъ на его поклонъ. Очевидно, что они скрывались.
— Отъ мужа, безъ сомнѣнія?
— О! Со стороны капитана Божонье нечего бояться мщенія; мнѣ разсказывалъ одинъ знакомый, который зналъ его еще ремонтеромъ въ Сен-Ло, что за деньги отъ него можно добиться чего угодно.
— Тогда зачѣмъ-же они скрываются?
— Можетъ быть маркизъ не хочетъ платить!
— Это не вѣроятно, онъ щедръ и деньги проходятъ черезъ его руки съ необыкновенной быстротой.
— Это-то и безпокоитъ кузена Артемія.
— Поэтому-то и старается старый Каркбю спасти всѣ, какіе только возможно, обломки отъ этого крушенія. Мнѣ разсказывали, что онъ продалъ охотничьихъ лошадей маркиза.
— Не только лошадей, но и лучшихъ собакъ. Въ лѣсу тоже сдѣланы большія порубки. Въ одинъ прекрасный день онъ продастъ свинецъ съ крыши замка. Онъ изъ всего извлекаетъ пользу.
— Это его способъ утѣшиться.
— Или отомстить. Все-таки надо сказать, что, не смотря на свой гнѣвъ, онъ не скучаетъ. Онъ ругается цѣлые дни, но въ часы обѣда и ужина ищетъ утѣшеній за столомъ. У него всегда есть кто-нибудь: барышники, лѣсные торговцы, съ которыми онъ заключаетъ сдѣлки со стаканомъ въ рукѣ. Иногда столъ бываетъ накрытъ съ утра до вечера или даже съ вечера до утра. Приносятъ карты, домино, кости, — для него всѣ игры одинаково хороши — и онъ играетъ до тѣхъ поръ, пока есть сколько-нибудь силы въ головѣ и въ пальцахъ. Иногда, конечно, и ссорятся; такъ напримѣръ, на прошлой недѣлѣ, Каркбю ходилъ съ подбитымъ глазомъ, который, вѣроятно, почернѣлъ не безъ посторонней помощи. Но все это происходитъ въ тихомолку и замокъ отъ этого не кажется оживленнѣе. Каркбю отпустилъ всѣхъ слугъ, чтобы не платить имъ, и оставилъ одну только кухарку. Всѣ ставни заперты и открыта одна только столовая, но и та больше походитъ на хлѣвъ; ее, кажется, никогда не метутъ и повсюду разбросаны пустыя и полныя бутылки.
— Да, погребъ маркиза трещитъ; счастье, что онъ хорошо снабженъ.
— Не только погребъ, но и все. Мнѣ разсказывалъ одинъ купецъ изъ Конде, что Каркбю продалъ за ничто старый фаянсъ, который маркизъ цѣнилъ очень дорого.
— Но вѣдь это ужь воровство.
— Скажите это ему и я увѣренъ, онъ вамъ отвѣтитъ, что спасаетъ то, что только можетъ. Этотъ фаянсъ принадлежалъ его дѣду, старому Фабю, а все что было у этого стараго разбойника принадлежитъ и ему. Вотъ какъ онъ понимаетъ законъ наслѣдства.
— Мнѣ нравится больше какъ понимаетъ его госпожа Меро.
— О! братъ и сестра нисколько не походятъ другъ на друга. Изъ того, что они стремятся къ одной и той-же цѣли, т. е. къ наслѣдству маркиза, еще не слѣдуетъ, чтобы они были одинаковы.
— Она съ достоинствомъ оставила замокъ, гдѣ могла жить точно также какъ и ея братъ.
— Не надо слишкомъ хвалить ее, это сынъ принудилъ ее къ такой жертвѣ; что-же касается до нея, то я думаю, она гораздо охотнѣе осталась-бы въ замкѣ; она такъ привыкла считать его своей собственностью.
— Однако, у нея хватило здраваго смысла послушаться сына, и теперь они вмѣстѣ.
— Они живутъ въ маленькомъ домикѣ въ Конде.
— А есть-ли у нихъ чѣмъ жить?
— Жалованье товарища прокурора, вотъ и все.
— Для него это значительная перемѣна, онъ вѣдь тоже будущій наслѣдникъ маркиза и, кромѣ того, если-бы онъ женился на его воспитанницѣ, то получилъ-бы хорошее приданое.
— Говорятъ, что молодые люди любили другъ друга.
— Очень можетъ быть, потому-что эта маленькая Денизъ очень хороша; я однажды обѣдалъ съ ней вѣзамкѣ.
— Это настоящее варварство запереть ее въ монастырь.
— Маркизъ имѣлъ на это право какъ опекунъ, и кромѣ того, не могъ же онъ взять ее путешествовать вмѣстѣ съ своей любовницей.
— Какъ это аббатъ Гилльсмитъ принялъ въ свой монастырь Святой Рутиліи дѣвушку, мать которой актриса и отецъ неизвѣстенъ?
— А! здѣсь навѣрно есть какая-нибудь интрига или въ настоящемъ или въ будущемъ.
— Мнѣ жаль дѣвушку. Когда въ сердцѣ любовь, въ монастырѣ не очень весело.
— Положеніе Людовика Меро не лучше; кажется, онъ страстно ее любитъ.
— Они видятся?
— Что за вопросъ! Какъ хотите вы, чтобы пустили въ монастырь двадцатишестилѣтняго юношу для свиданія съ дѣвушкой, которую онъ любитъ? Скажите-ка объ этомъ матери Алисѣ. Моя племянница, подруга Денизъ, говорила мнѣ, что ея печаль дѣйствительно трогательна, и вмѣстѣ съ тѣмъ она кротка и покорна. Думаютъ, что она пострижется.
— Зачѣмъ? Когда она достигнетъ совершеннолѣтія, ей можно будетъ уйти изъ монастыря и выйдти замужъ за Меро.
— Будьте увѣрены, если аббатъ Гилльсмитъ предвидитъ возможность получить хорошій вкладъ, онъ съумѣетъ сдѣлать ее монахиней. Онъ дѣлалъ дѣла и потруднѣе этого.
— Къ тому-же, если она незаконная дочь маркиза, а не только воспитанница, то инымъ можетъ быть выгодно запереть ее: женщина за стѣнами монастыря не очень-то опасна.
— Это не госпожу-ли Божонье вы подразумѣваете подъ этими «иными»?
— Чортъ возьми! неужели вы думаете, что она увезла маркиза въ Англію только изъ-за его красоты. Она навѣрно хочетъ получить отъ него кое-что получше тѣхъ брилліантовъ, которыми онъ ее осыпаетъ. Она не изъ тѣхъ, которыя довольствуются тѣмъ, что онѣ могутъ выманить у минутнаго любовника, чтобы затѣмъ перейти къ другому. Это честная женщина.
— Вы не взыскательны.
— Я хотѣлъ сказать, что у ней есть мужъ.
— Хорошъ этотъ мужъ!
— Все-таки онъ существуетъ. Сверхъ того, она не дѣлаетъ изъ любви ремесла. Когда такая женщина бросается на кого-нибудь, она уже не выпускаетъ его больше. При такихъ условіяхъ для нея невыгодно, чтобы Денизъ вышла замужъ за Меро. Этотъ союзъ образуетъ двойную силу, противъ которой госпожа Божонье должна будетъ бороться, потому-что маркизъ найдетъ тогда соединенными вмѣстѣ, свою дочь съ одной стороны и молодого племянника, къ которому онъ всегда чувствовалъ привязанность, съ другой. Если-же, кромѣ того, отъ этого брака будутъ дѣти, тогда маркизъ привяжется къ нимъ, и прощай вліяніе любовницы.
— Знаете, что я сдѣлалъ-бы на мѣстѣ Меро? Я отправился-бы къ мужу и предложилъ-бы ему большую сумму, чтобы только онъ потребовалъ-бы къ себѣ жену или возбудилъ-бы дѣло о прелюбодѣяніи. Шесть мѣсяцевъ тюремнаго заключенія совершенно охладили-бы маркиза.
— Меро слишкомъ деликатенъ, чтобы употребить подобное средство; да и кромѣ того, маркизъ теперь заграницей, и не такъ-то было-бы легко разъединить ихъ.
— Но останутся-ли они всегда за-границей?
II.
правитьЦѣлый годъ происходили разговоры на эту тему…
— Раззоритъ-ли госпожа Божонье маркиза деРюдмонъ?
— Скроются-ли они за-границею на столько хорошо, чтобы капитанъ Божонье не могъ заявить свои супружескія права?
— Денизъ будетъ-ли монахиней?
— Распродастъ-ли Каркбю весь замокъ по частямъ?
Каждый имѣлъ свои предположенія, которыя строилъ и защищалъ сообразно внушеніямъ своего характера.
— На мѣстѣ маркиза я бы поступилъ такъ.
— Я дѣйствовалъ бы такимъ образомъ.
Эти вопросы занимали не однихъ только болтуновъ и любопытныхъ, занимавшихся ими изъ любви къ разговорамъ; отъѣздъ маркиза и его возможное раззоренье возбудили различныя надежды.
До этой минуты Рюдмонъ считался во всей окрестности нераздѣльною собственностью, которая по смерти маркиза перешла бы въ руки, которыя также ревностно сохранили-бы ея цѣлость.
Конечно, эта мысль была очень печальна для наленькихъ капиталистовъ и разбогатѣвшихъ крестьянъ, которыми овладѣла лихорадка пріобрѣтенья, но это была судьба и ей покорялись, довольствуясь глядѣть съ завистью на эти поля и лѣса, которыя, будучи раздѣлены, составили-бы счастье столькихъ людей.
Но отъѣздъ маркиза положилъ конецъ этой покорности.
Желанія, до сихъ поръ платоническія, точно опредѣлились, принимая практическій оборотъ.
Каждый сдѣлалъ свой выборъ; этотъ хотѣлъ такую-то ферму, тотъ — такой-то кусокъ земли.
Во избѣжаніе конкуренціи, стали сговариваться, и такъ какъ было невозможно каждому получить желаемое, то рѣшили раздѣлить: жребій, обмѣнъ съ придачей и безъ нея, всѣ способы, допущенные закономъ при раздѣлѣ недвижимостей, были пущены въ ходъ.
Черезъ годъ, любопытство, утомившееся было перебирать одно и тоже, получило новую пищу въ видѣ разсказа одного молодаго адвоката изъ Конде, только-что возвратившагося изъ Италіи.
Восходя на Везувій онъ встрѣтилъ маркиза и госпожу Божонье.
Хотя онъ отлично зналъ маркиза, такъ какъ нѣсколько разъ бывалъ въ замкѣ со своимъ другомъ Меро, но тѣмъ не менѣе онъ изъ скромности счелъ своимъ долгомъ не кланяться имъ.
Но маркизъ самъ подошелъ и, тономъ не допускающимъ отказа, пригласилъ его провести съ ними день на ихъ виллѣ въ Сорренто, гдѣ они жили уже три мѣсяца.
Онъ провелъ этотъ день въ дружескихъ разговорахъ съ маркизомъ и госпожею Божонье, которую слуги называли маркизой.
Она и маркизъ много говорили о Рюдмонѣ и Конде, особенно маркизъ, который чрезвычайно безпокоился о Людовикѣ Меро, его настоящемъ положеніи и его будущности.
Они не выражали ни малѣйшаго намѣренія возвратиться во Францію, и ихъ пребываніе въ Сорренто, казалось, показывало, что они хотятъ пробыть долго въ Италіи.
Маркизъ былъ страстно влюбленъ въ эксъ-гувернантку; его любовь выказывалась во всемъ, во взглядахъ, въ словахъ и во всемъ его обращеніи съ ней, въ которомъ покорность смѣшивалась съ уваженіемъ.
Госпожа Божонье очень похброшѣла.
Что-же касается до маркиза, то онъ чрезвычайно постарѣлъ: волосы посѣдѣли, самъ онъ потолстѣлъ, но это была вялая опухлость. Онъ, нѣкогда такой прямой, теперь совершенно согнулся.
Послѣ обѣда онъ заснулъ за столомъ какимъ-то тяжелымъ сномъ, лицо его покраснѣло, какъ будто съ нимъ готовъ былъ сдѣлаться ударъ.
Понятно, что эти новости возбудили вновь вниманіе. Скоро узнали изъ газетъ, почему маркизъ не принималъ болѣе предосторожностей, которыя были необходимы въ Англіи. Подъ рубрикой судебныхъ извѣстій былъ напечатанъ однажды отчетъ о процессѣ возбужденномъ противъ директора «Fortune publique» по обвиненію въ мошенничествѣ.
Капитанъ Божонье, управляющій этого дома, который въ продолженіи цѣлаго года наполнялъ страницы журналовъ своими пышными объявленіями, защищался очень храбро.
Какъ безстрашный солдатъ, съ красной ленточкой въ петлицѣ, онъ защищался противъ прокурора, пытаясь доказать, что онъ игралъ въ этомъ предпріятіи только второстепенную роль, что ловкіе и хитрые люди употребили во зло его военную откровенность и его довѣріе и обманули его, человѣка простаго и честнаго.
Онъ былъ первой жертвой мошенничества, изъ-за котораго онъ имѣлъ позоръ попасть на скамью исправительной полиціи.
Къ несчастью, эта система защиты не подѣйствовала на судей, и у этихъ Презрѣнныхъ крючковъ хватило духу присудить къ тюремному заключенію этого храбраго воина, виновнаго болѣе всего въ небрежности..
Это обстоятельство и позволило маркизу признать открыто свою связь съ госпожею Божонье.
Пока капитанъ будетъ сидѣть въ Мелёнѣ или Пуасси, имъ нечего бояться этого мужа, мало совѣстливаго, но еще менѣе ловкаго.
Послѣ будетъ время объ этомъ подумать.
Это «послѣ» было душемъ холодной воды для надеждъ тѣхъ, которые уже видѣли прибитыя по стѣнамъ большія желтыя афиши, возвѣщавшія о продажѣ замка Рюдмонъ съ лѣсами, полями и службами.
— Если эта госпожа Божонье открыто пристроилась къ маркизу, — говорили крѣпкія головы, — ей нечего раззорять его; достаточно заставить сдѣлать себя наслѣдницей и затѣмъ спокойно ожидать наслѣдства.
— Въ такомъ случаѣ, будетъ-ли имѣть мѣсто продажа?
Дѣло казалось сомнительнымъ.
Но что затемняло его еще болѣе, такъ это то, что маркизъ ничего не заложилъ.
Справлялись въ ипотечномъ бюро и это только доказало, что маркизъ не надѣлалъ долговъ. Онъ жилъ доходами.
— Какое мѣщанство!
Тогда тѣ философы, которые одобряли цивилизаторскую миссію госпожи Божонье, перемѣнили свое мнѣніе.
— Какъ! она жила съ маркизомъ самымъ мѣщанскимъ образомъ, она не раззорила его?
Вся поэзія погибла.
— Какъ! Рюдмонъ не будетъ разрѣзанъ, раздробленъ, распроданъ съ аукціона?
— Онъ перейдетъ цѣликомъ въ руки этой авантюристки?
— Это скандалъ!
Законы нравственности, точно также какъ и политической экономіи противились этому. Для счастія страны было важно, чтобы Рюдмонъ не остался непроизводительнымъ въ слабыхъ рукахъ.
Нѣсколько мѣсяцевъ обсуждали дѣло съ этой точки зрѣнія.
Объ этомъ говорили безъ, большой надежды на какое-нибудь движеніе впередъ, какъ вдругъ, хозяинъ «Коронованнаго быка», который вмѣстѣ съ тѣмъ отдавалъ въ наемъ лошадей, получилъ телеграмму, которая черезъ нѣсколько минутъ была извѣстна всему Конде.
Въ этой телеграммѣ, посланной изъ Парижа, маркизъ приказывалъ прислать коляску къ приходу вечерняго поѣзда, чтобы везти его въ замокъ.
— Маркизъ возвратился-таки!
— Одинъ?
— Или съ любовницей?
Рѣшили дожидаться на станціи прихода поѣзда, чтобы знать о чемъ говорить.
Къ счастью, докторъ жилье, прибывшій съ этимъ поѣздомъ, могъ удовлетворить ихъ возбужденному любопытству. Собравшись въ кружокъ, любопытные разсуждали о маркизѣ и не могли согласиться между собойодни говорили, что онъ возвратится съ любовницей, другіе-же, напротивъ, увѣряли, подтверждая убѣдительными доводами, что невозможно, чтобы такой здравомыслящій человѣкъ, какъ маркизъ, подалъ провинціи примѣръ подобнаго скандала.
Докторъ жилье прибылъ въ то время, когда споръ уже разгорѣлся и прервалъ его, чтобы разрѣшить сомнѣнія.
— Я путешествовалъ вмѣстѣ съ маркизомъ, сказалъ онъ, улыбаясь.
При этихъ словахъ мгновенно водворилось молчаніе, прерываемое только нѣсколькими энергическими «штъ! штъ!»
— Не мучьте насъ, сказала какая-то нервная натура.
— Онъ одинъ? спросилъ другой.
— Съ нимъ двое слугъ: его лакей Валерій и одинъ итальянецъ.
— А!
— И кромѣ того, продолжалъ докторъ, — съ нимъ… госпожа Божонье.
— Я вамъ говорилъ это!
— Это невозможно!
Это былъ перекрестный огонь восклицаній.
Молчаніе возобновилось только тогда, когда докторъ прибавилъ, что, по его мнѣнію, здоровье маркиза можетъ внушать опасенія.
— У него апоплексическій видъ, спина согнулась, руки трясутся, глаза мутны. Онъ можетъ ходить только опираясь на слугу, который время отъ времени его поддерживаетъ. У него уже былъ ударъ въ Италіи, какъ я понялъ изъ запутанныхъ словъ этой дамы. Для меня онъ уже мертвъ; это не болѣе, какъ вопросъ времени.
И, обращаясь къ слушателямъ, онъ прибавилъ:
— Вы, молодые люди, и вы, люди зрѣлыхъ лѣтъ, пусть это послужитъ вамъ урокомъ:
III.
правитьКогда маркизъ прибылъ въ замокъ, Каркбю не было дома. Онъ вернулся только поздно вечеромъ, немного навеселѣ, такъ какъ онъ обѣдалъ съ друзьями.
Узнавъ отъ ожидавшей его служанки, что маркизъ и госпожа Божонье вернулись, онъ мгновенно протрезвился.
— Маркизъ! госпожа Клементина!
— И Валерій тоже.
— Вернулись, не увѣдомивъ меня! что это, они плюютъ на меня, что-ли? Не увѣдомить меня, тысяча громовъ!
Но если у него прежде всего вырвался крикъ оскорбленнаго достоинства, то и сознаніе отвѣтственности не замедлило къ нему вернуться.
— Что-же они сказали? спросилъ онъ.
Госпожа Клементина спросила дома-ли вы.
— Госпожа Клементина, а не маркизъ? — О! бѣдный маркизъ не въ состояніи пошевелить пальцемъ.
— А! да, такъ худо; а! да, но тогда…
Каркбю не окончилъ, но было очевидно, что положеніе его измѣнялось. Если маркизъ не въ состояніи пошевелить пальцемъ, то нечего было заботиться о томъ, что онъ можетъ сказать.
— Когда я услышала, что у подъѣзда остановился экипажъ, продолжала служанка, счастливая тѣмъ, что у ней было, что разсказывать, — я была на кухнѣ и готовила обѣдъ.
"Го! сказалъ чей-то голосъ, котораго я не знала, и экипажъ остановился,
"Это меня такъ и ошеломило. Боже мой! вскричала я, говоря сама съ собой, навѣрно, случилось какое-нибудь несчастіе; навѣрно, это привезли барина…. Конечно, я думала о васъ. Я выхожу — и что-же вижу?
"Госпожа Клементина стоитъ на подъѣздѣ, а Валерій помогаетъ господину маркизу выйти изъ коляски. Онъ поддерживалъ его подъ мышки какъ ребенка.
"Гдѣ господинъ де-Каркбю? спросила госпожа Клементина.
"Я отвѣчала, что вы на базарѣ въ Ганнебо и что вы не вернетесь раньше вечера.
"Хорошо, сказала она,^--впрочемъ, это все равно.
— Какъ! это все равно?
"Она это сказалаэто также вѣрно, какъ и то, что я васъ теперь вижу. Но я вамъ передаю только слова и не могу передать того тона, какимъ онѣ были сказаны: сурово, такъ что можно испугаться.
"Ахъ, она возвращается не такой снисходительной, эта госпожа Клементина, которая была прежде такъ вѣжлива съ прислугой. Потомъ она сказала, что надо приготовить чего нибудь холоднаго на ужинъ для маркиза и спросила, что у меня есть. Я была въ большомъ затрудненіи, потому что у меня была только одна индѣйка, которую я зажарила для васъ, на случай если вы, вернувшись, захотѣли-бы поѣсть…
— Я надѣюсь, что вы не отдали мою индѣйку?
— Но, Боже мой! да, господинъ; я не могла сдѣлать иначе.
— Тысяча громовъ! вскричалъ де-Каркбю; — они съѣли мою индѣйку!
— Если вы голодны, я для васъ сберегла грудинку.
— Я не голоденъ; но это значитъ плевать на меня? Дотронуться до моей индѣйки, индѣйки, сваренной для меня!
— Я думала, что вы будете недовольны; но что-же было дѣлать? Валерій отправился на кухню и не поцеремонился разрѣзать индѣйку, онъ хотѣлъ оставить мнѣ однѣ только кости, такъ что я едва спасла грудинку.
— Еще одинъ, котораго я усмирю.
— Что касается до него, то ему это будетъ подѣломъ, потому-что онъ еще болѣе гордъ и заносчивъ со всѣми. Если-бы вы знали, какъ онъ кричалъ, когда не нашелъ серебряннаго подноса, чтобы нести кушанье и тарелки. Можно подумать, что онъ можетъ касаться только серебра и золота.
"Потомъ онъ подалъ маркизу и госпожѣ Клементинѣ въ комнату маркиза.
— Они ужинали вмѣстѣ?
— Да; потомъ маркиза уложили спать, потому что онъ уже не можетъ сдѣлать это самъ, онъ, который два года назадъ еще великолѣпно ѣздилъ верхомъ. Надо-же такъ измѣниться!
"Когда маркизъ легъ, госпожа Клементина велѣла позвать меня въ столовую.
"Что это за хлѣвъ, сказала она, указывая на бутылки, разставленныя повсюду.
"Я отвѣчала, что это вы хотѣли, чтобы бутылки были такъ разставлены, потому-что это было для васъ удобнѣе, если-бы вы захотѣли выпить утромъ бѣлаго вина или освѣжиться днемъ. Въ то время когда я это говорила, Валерій взглянулъ на госпожу Клементину и разсмѣялся.
— А! онъ разсмѣялся? Онъ мнѣ за это поплатится.
— Но госпожа Клементина не смѣялась. Когда я кончила мои объясненія, она сказала, не глядя на меня, какъ будто-бы говорила стѣнѣ: Выбросьте все это вонъ.
"Вонъ! полынную господина Артемія? его коньякъ?
"Но она, не слушая меня, сказала Валерію, который, кажется, дѣлаетъ все, что она хочетъ: Подите въ деревню и велите столяру быть завтра утромъ къ пяти часамъ съ рабочими, чтобы поправить этотъ паркетъ; скажите также полотеру, чтобы онъ пришелъ натереть его,
"Надо, чтобы въ одиннадцать часовъ маркизъ могъ придти обѣдать въ эту столовую, которая теперь грязнѣе свинаго хлѣва.
— Она сказала «свинаго хлѣва»?
— Да, она эта сказала и потомъ ушла.
"Едва только она вышла за дверь, какъ этотъ проклятый Валерій принялся хохотать, глядя на меня и грозя пальцемъ.
"Мнѣ кажется, сказалъ онъ, что эта дама заставитъ васъ ходить по стрункѣ, васъ и…
— И кого?
— Боже мой! сударь, я не смѣю сказать.
— Я хочу этого.,
— И… и вашу старую высохшую мумію!
— Старую высохшую мумію! Кто эта старая высохшая мумія?
— Боже мой! сударь, я не знаю.
Де-Каркбю колебался нѣкоторое время, но. какъ кажется, онъ нашелъ несообразнымъ съ своимъ достоинствомъ понимать, къ кому это относилось.
— Гдѣ-же теперь госпожа Клементина? спросилъ онъ.
— Спитъ, я думаю.
— Гдѣ-же это?
— Не знаю. До одиннадцати часовъ я слышала какъ она ходила по замку и мнѣ пришло въ голову посмотрѣть, что она тамъ дѣлала.
— Отличная мысль!
— И я увидѣла, что она отпирала всѣ шкапы и буфеты, считала въ нихъ вещи и записывала.
При этихъ словахъ де-Каркбю не могъ болѣе сдерживать своего гнѣва и въ нѣсколько минутъ онъ истощилъ весь свой репертуаръ проклятій.
Потомъ, схвативъ свѣчу, онъ бросился въ первый этажъ; онъ хотѣлъ видѣть ее, эту Клементину.
Онъ хотѣлъ говорить съ ней. Но напрасно стучался онъ въ ту комнату, которую она занимала, будучи гувернанткой Денизъ: дверь была заперта. Удары кулакомъ и ногами раздавались подъ сводами корридора, но въ комнатѣ все было тихо.
Гдѣ-же была она?
Этотъ вопросъ возбудилъ еще болѣе ярость де-Каркбю и онъ былъ такъ взбѣшенъ, что, возвратившись въ свою комнату, онъ угостилъ пинками все, что только ему попалось подъ руку. Отчего онъ не могъ поступить также съ этой проклятой гувернанткой!
Какъ! она имѣла безстыдство бѣжать за границу съ этимъ дуракомъ маркизомъ, когда онъ, Артемій, любилъ ее и обѣщалъ на ней жениться! Она ему измѣнила, она его бросила! И теперь она смѣла возвратиться въ замокъ и распоряжаться въ немъ какъ хозяйка!
Первымъ ея дѣломъ было съѣсть индѣйку, приготовленную для него, для Артемія, и она съѣла ее съ Артуромъ.
Если-бы Клементина была тутъ, онъ задушилъ-бы ее. Ноукъ счастью для нея, она догадалась спрятаться.
Но гдѣ-же она спряталась?
Безъ сомнѣнія, у Артура.
Послѣдняя обида была самая оскорбительная, потому-что она была прямая.
Клементина была гдѣ нибудь тамъ, въ двухъ шагахъ отъ него.
Неподжечь-ли ему замокъ, не сжечь-ли ему ихъ обоихъ? Вѣтеръ дуетъ, какъ ураганъ; случайно подожженный занавѣсъ, и замокъ запылаетъ. Но они могутъ спастись и сожженный замокъ будетъ не что иное какъ развалина. А онъ не хотѣлъ наслѣдовать развалину онъ хотѣлъ Рюдмонъ такимъ, какимъ онъ зналъ и любилъ его съ дѣтства, какимъ онъ считалъ его всегда своей собственностью, и въ послѣднее время болѣе чѣмъ когда-либо, потому-что маркизу угрожала близкая смерть.
Онъ поговоритъ съ Клементиной, онъ объяснится съ ней, она узнаетъ, что значитъ гнѣвъ человѣка такого какъ онъ. А! какъ онъ съ ней обойдется! Онъ хотѣлъ-бы видѣть ее, лежащую у его ногъ.
Всю ночь онъ придумывалъ слова, съ которыми-бы онъ къ ней обратился, приготовлялъ цѣлыя фразы, презрительные жесты. Къ утру его одолѣлъ сонъ и онъ проснулся только отъ стука въ дверь. Это былъ Валерій.
— Барыня проситъ васъ, сказалъ лакей, — придти въ кабинетъ маркиза, она желаетъ съ вами поговорить.
Она будетъ говорить съ нимъ! Она велѣла его позвать! И онъ будетъ безпокоиться для нея, онъ!
Первою его мыслью было отвѣчать, что онъ самъ ожидаетъ госпожу Клементину и что скорѣе она должна придти къ нему.
Но она могла не придти, а онъ торопился употребить въ дѣло свою рѣчь.
Поэтому онъ обратился къ Валерію и сказалъ голосомъ, полнымъ достоинства: Скажите, что я сейчасъ приду; что-же касается до васъ, мой милый, будьте спокойны, при первомъ случаѣ, я васъ отпущу.
Странная вещь, лакей, казалось, нисколько не испугался этой угрозы, а когда онъ уходилъ, на его губахъ играла таже улыбка, съ которою онъ вошелъ — улыбка самодовольствія и насмѣшки.
Черезъ четверть часа де-Каркбю былъ уже готовъ, и когда онъ входилъ въ кабинетъ, гдѣ его ожидала Клементина, приличная фраза была уже у него на языкѣ; онъ гордо поднялъ голову, взглядъ его былъ внушителенъ, жесты угрожающіе.
Она ожидала его, сидя въ большомъ креслѣ, въ томъ самомъ, въ которомъ сидѣлъ нѣкогда маркизъ. Передъ ней на бюро были нагромождены толстыя кипы бумагъ, контрактовъ, облигацій. Пачки банковыхъ билетовъ лежали полуприкрытые прессъ-папье. Всѣ ящики бюро были открыты и желѣзная дверца кассы была полупритворена.
Клементина сводила счетъ на бумагѣ покрытой цифрами.
Когда она увидѣла входящаго Каркбю, она, полуприподнявшись, сказала, указывая перомъ на кресло:
— Извините, что я потревожила васъ такъ рано утромъ, но мнѣ нужно поговорить съ вами о важныхъ дѣлахъ, которыя не терпятъ отлагательства. Присядьте.
Услыша эти слова, которыхъ онъ вовсе не ожидалъ, де-Каркбю оглядѣлся вокругъ, желая видѣть нѣтъ-ли тутъ и маркиза, но больше не было никого, они были одни и дверь, ведущая изъ кабинета въ комнату маркиза была заперта. Тогда онъ скорѣе упалъ чѣмъ сѣлъ, такъ велико было его волненіе.
IV.
правитьКлементина молча продолжала свое занятіе, такъ что де-Каркбю могъ ее разсмотрѣть.
Какъ! эта женщина, которую онъ видѣлъ передъ собой въ этомъ большомъ креслѣ, холодная, занятая, съ твердымъ взглядомъ, была та самая, которую онъ видѣлъ когда-то такой любезной? А! маленькая богиня уже не была болѣе снисходительна. Однако, эта минута спокойствія позволила ему припомнить первую фразу его рѣчи.
Онъ поднялся и, откинувъ назадъ голову и протянувъ впередъ руку, только что открылъ ротъ, какъ Клементина жестомъ заставила его замолчать.
— Я знаю, что вы хотите сказать, тогда какъ вы не знаете зачѣмъ я васъ позвала; значитъ, вы меня должны выслушать. Не будемъ терять времени; это утро у меня не свободно.
— А! но, а! но…
— Позвольте, все, что вы хотите сказать я выслушаю, и даже отвѣчу, но не теперь; въ эту минуту у насъ есть болѣе нужныя дѣла.
— А я утверждаю…
— Изъ различныхъ документовъ, находящихся у меня, сказала она, положивъ передъ собой связку бумагъ, — слѣдуетъ, что вы продали на срубъ три участка лѣса: одинъ за 32,000 франковъ, другой за 24,000 и третій за 17,000. Правда-ли это?
— Вы смѣетесь надо мной? вскричалъ пораженный де-Каркбю.
— Кромѣ того, продолжала она, дѣлая видъ, что не слышала этого восклицанія, — вы продали трехъ охотничьихъ лошадей, пять упряжныхъ, восемь заводскихъ, четырехъ рабочихъ и четырнадцать собакъ.
Она перемѣнила бумагу и взяла другую, исписанную карандашемъ.
— Еще вы продали столовое серебро, вѣсомъ около двадцати-двухъ килограммовъ и стоящее 4,400 или 4,600 франковъ, фаянсъ; еще вы продали…
Но онъ не далъ ей продолжать. Какъ только прошла первая минута изумленія, къ нему возвратилась его увѣренность, а вмѣстѣ съ ней и его обыкновенная наглость.
— А! моя милая, сказалъ онъ, ударивъ кулакомъ но бюро, — такъ вы серьезно воображаете, что я позволю вамъ водить меня за носъ цѣлыхъ два часа? Вы меня спрашиваете, вы?
— Я имѣю эту честь.
— Можетъ-быть я ошибаюсь, сказалъ онъ насмѣшливымъ тономъ, — но я до сихъ поръ не зналъ, что вы сдѣлались владѣтельницей Рюдмона.
— Простите мнѣ эту разсѣянность, сказала она вѣжливо, — я должна была предупредить васъ, въ качествѣ кого я дѣлаю вамъ эти вопросы. Здоровье маркиза де-Рюдмонъ, какъ вы конечно знаете, въ настоящее время такъ слабо, что дѣла его утомляютъ.
Онъ поручилъ мнѣ замѣнить его и я говорю вамъ отъ его имени.
— У васъ есть довѣренность?
— Боже мой! нѣтъ. У насъ не было времени принять всѣ необходимыя мѣры, чтобы узаконить мою власть.
— Хорошо, такъ зачѣмъ-же вы тогда хотите, чтобы я отвѣчалъ вамъ!
— Затѣмъ, чтобы избавить васъ отъ труда идти въ Конде къ г. Піолинъ, повѣренному маркиза, которому будетъ поручено вмѣсто меня просмотрѣть вамъ отчетъ, если мы съ вами не согласимся. Предпочитаете вы имѣть дѣло съ г. Піолинъ? Я не настаиваю, я отправлю къ нему эти бумаги и онъ вамъ напишетъ; только, можетъ быть, вамъ не такъ легко будетъ сдать ему отчетъ, какъ мнѣ.
Де-Каркбю мгновенно потерялъ всю свою увѣренность и нахальство; къ этому Піолину онъ чувствовалъ глубочайшую антипатію.
— Вы должны понимать, продолжала Клементина, — что получивъ деньги для маркиза, вы должны отдать въ нихъ отчетъ. Кромѣ того, надо разсмотрѣть нѣкоторыя части вашего управленія. Я расположена сдѣлать это дружескимъ образомъ. Я должна буду передать маркизу все, что было сказано между нами.
— Все?
— Все, что касается до отчета. Если я ему скажу, что вы отказываете мнѣ въ объясненіяхъ, я знаю впередъ его отвѣтъ: «Піолинъ». И тогда мнѣ необходимо будетъ послать эти бумаги къ повѣренному.
— Но, моя маленькая богиня…
— Господинъ де-Каркбю!
Оскорбленная королева не могла-бы произнести это съ большимъ достоинствомъ. Что-же касается до г. де-Каркбю, то онъ совершенно перемѣнилъ тонъ. Страшный мститель, вошедшій одушевленный справедливымъ гнѣвомъ, нахальный забіяка, сдѣлался чело вѣкомъ согласнымъ на всякія сдѣлки и полнымъ добродушія. Такъ какъ она хотѣла просмотрѣть его счеты дружескимъ образомъ, то. надо было ее слушать, это было лучше чѣмъ объясненіе съ причудливымъ повѣреннымъ.
— Такъ-ли мы должны были встрѣтиться послѣ такой долгой разлуки? сказалъ онъ, страстно взглянувъ на нее.
— Кто-же въ этомъ виноватъ?
— Я, пришедшій къ вамъ со словами нѣжности на языкѣ.
— Въ самомъ дѣлѣ?
— Безъ сомнѣнія, я колебался между гнѣвомъ и нѣжностью… послѣ такого отъѣзда какъ вашъ, можно было…
— Что можно было?
— Я хочу сказать…
— Говорите, я понимаю, что пока вы не выскажете вашего гнѣва, о которомъ вы говорите, я ничего отъ васъ не добьюсь; вы всегда были человѣкомъ горячимъ.
— Страстнымъ!
— Страстнымъ, если хотите, и годы васъ нисколько не измѣнили.
— Не относительно васъ, во всякомъ случаѣ.
— Тогда къ чему-же этотъ гнѣвъ.
— Какъ! Вы спрашиваете?
— Да, безъ сомнѣнія.
— Я васъ любилъ, не правда-ли? Я просилъ васъ быть моей женой, говоря это, онъ приблизился къ Клементинѣ, — и въ это самое, время вы уѣхали съ маркизомъ; и вы не боитесь…
— Я не боюсь? сказала она.
— Да, я настаиваю на этомъ словѣ, и я. говорю: о вѣтрянная женщина, какъ вы не боитесь вносить отчаяніе въ сердце человѣка, который васъ обожаетъ? Какъ? вы не краснѣли…
— Поговоримъ, прервала она его; — знаете-ли вы исторію Юдифи и Одоферна? Да, не правда-ли? Что-же вы думаете о Юдифи?
— Мнѣ никогда не приходили такія мысли, отвѣчалъ онъ нетерпѣливо.
— По мнѣнію всѣхъ, Юдифь героиня, даже святая, она принесла себя въ жертву за свою страну, она пожертвовала своей добродѣтелью патріотизму. И то, что Юдифь сдѣлала для своей родины, я сдѣлала для васъ.
— О! Напримѣръ?
— Да, я пожертвовала собой для васъ, и когда я возвратилась, думая, что заслужила вашу благодарность….
— Мою благодарность?
— Скажу лучше, ваше уваженіе, я васъ встрѣчаю угрожающимъ.
— Вы знаете, вскричалъ онъ, — что меня нельзя считать за простяка, я не позволю самой хитрой женщинѣ соблазнить меня; вы хитры, но вѣдь и я не дуракъ.
— Такъ вы думаете, что я хочу васъ соблазнить, какъ вы говорите?
Онъ колебался одно мгновеніе; очевидно было, что если онъ отвѣтитъ утвердительно, она не пойдетъ дальше, онъ не узнаетъ какъ она заслужила его уваженіе и, кромѣ того, очень можетъ быть, что она не захочетъ покончить дружелюбно этотъ вопросъ о счетахъ, который для него былъ очень важенъ. Съ другой стороны любовь, которую онъ нѣкогда къ ней чувствовалъ, заглохшая было во время ея отсутствія, теперь снова пробудилась. Она была восхитительнѣе чѣмъ когда либо; въ ней было что-то возбуждающее и вмѣстѣ съ тѣмъ повелительное, чего въ ней прежде не было, и это придавало ей новую прелесть.
— Яникогда не слышалъ, сказалъ онъ уклончиво, — чтобы кто-нибудь поддерживалъ мнѣніе, что вы соблазнительница. Я не употребилъ подобнаго выраженія относительно такой особы, какъ вы. Но вы сказали, что я обязанъ вамъ благодарностью и даже уваженіемъ: вотъ что прошу я васъ объяснить, такъ какъ мы остановились на этомъ.
— Я тоже хочу это сдѣлать, но прежде прошу васъ посмотрѣть заперта-ли эта дверь; отъ того, что я вамъ скажу, зависитъ ваше счастіе и моя жизнь; если кто-нибудь, кромѣ васъ, узнаетъ эту тайну, то всѣ мои усилія, всѣ жертвы въ продолженіи этихъ двухъ лѣтъ будутъ потеряны.
Онъ всталъ и на ципочкахъ подошелъ къ двери, ведущей въ комнату маркиза, чтобы удостовѣриться, заперта ли она.
Онъ жестомъ показалъ ей, что да.
— А эта? сказала она, показывая на входную дверь.
Эта оказалась также запертой. Тогда онъ вернулся къ Клементинѣ и, садясь, пододвинулъ свое кресло еще ближе къ ней.
Тогда она устремила на него долгій взглядъ и, поднявъ руку къ небу, произнесла:
— Мнѣ оправдаться? Да, я должна оправдаться, и это вы, вы, де-Каркбю, принуждаете меня къ этому вашими подозрѣніями. Вотъ моя награда!
— Въ продолженіи послѣднихъ десяти лѣтъ, какая была цѣль вашей жизни?
— Но…
— Сдѣлаться владѣльцемъ Рюдмона, не правда-ли? Получить наслѣдство Артура, какъ вы говорили?
— Совершенно вѣрно.
— Хорошо! Такъ для того, чтобы это наслѣдство не ускользнуло отъ васъ, я рѣшилась отправиться съ маркизомъ.
— Ну, это ужь черезчуръ!
V.
править— Каково-же было на самомъ дѣлѣ положеніе дѣлъ, когда я рѣшилась сопровождать маркиза? продолжала Клементина. — Оно было для васъ тяжело, даже безнадежно. Дѣйствительно, письмо, которымъ вы хотѣли доказать маркизу, что Денизъ не его дочь, не произвело того дѣйствія, на которое вы имѣли право разсчитывать.
— Вы можете сказать, что «мы» имѣли право, потому-что это вы посовѣтывали мнѣ употребить это письмо, за которое я имѣлъ глупость заплатить такъ дорого.
— Но для чьей-же пользы я дала этотъ совѣтъ?
— Для моей, конечно; это очевидно, и не нуждается въ подтвержденіи, да я и не требую его отъ васъ; намѣреніе было хорошо.
— Наконецъ, продолжала она, — такъ какъ маркизъ не охладѣлъ къ Денизъ и былъ очень раздраженъ противъ васъ, то ваши надежды подвергались серьезной опасности. Въ глубинѣ души онъ не смѣлъ признать Денизъ своей дочерью, но, такъ какъ, съ другой стороны, не смѣлъ и отвергнуть ее, то онъ пришелъ къ рѣшенію, которое улаживало все, — ваши права въ сторону, конечно.
Надо было, чтобы Денизъ вышла замужъ за Людовика Меро и тогда единственный наслѣдникъ имѣнія маркиза раздѣлилъ-бы его съ своей женой, дочерью Эммы Лажоле.
— Но это было-бы просто мошенничество, воровство, убійство!
— Но какъ было помѣшать этой свадьбѣ? Представлялось одно только средство, средство ужасное, отъ котораго я долго отказывалась, и рѣшилась на него только въ крайности, подъ гнетомъ угрожающихъ событій, а также и подъ вліяніемъ того сочувствія, которое вы мнѣ внушали.
— Какъ это? спросилъ де-Каркбю, не совсѣмъ понявшій эту запутанную подробностями фразу.
— Уже давно, продолжала Клементина, не отвѣчая прямо, — маркизъ преслѣдовалъ меня своей любовью.
— И я этого не примѣтилъ?
— Почему-же вы замѣтили-бы это? Развѣ я перемѣнилась къ вамъ? Только измѣненіе чувствъ возбуждаетъ подозрѣніе въ тѣхъ, кто. любитъ. Любовь маркиза показалась мнѣ помощью Провидѣнія для васъ; только черезъ нее вы могли быть спасены. Денизъ была-бы удалена, а вашъ племянникъ возвращенъ на свое мѣсто. Но, чтобъ; достичь этого важнаго и неожиданнаго результата, я должна была отдаться и принести себя къ жертву. Борьба была ужасна.
Она замолчала, видимо подавленная воспоминаніемъ объ этой борьбѣ.
— Тогда, продолжала она снова, — мнѣ пришла идея обратиться къ вамъ за совѣтомъ.-Я жертвовала собой для васъ и потому должна была спросить, принимаете-ли вы эту жертву. Что-бы вы сказали, если-бы, объяснивъ вамъ откровенно положеніе дѣлъ и показавъ съ одной стороны любовь маркиза, а съ другой — его наслѣдство, я потребовала-бы отъ васъ выбора? Соглашаясь на любовь, вы пріобрѣли-бы это наслѣдство, но если-бы вы ее отвергли, то наслѣдство было-бы потеряно для васъ. Откровенно говоря, что-бы вы сказали?
Онъ остался нѣкоторое время въ изумленіи, но, сообразивъ, что этотъ отвѣтъ относился уже къ совершившемуся факту, онъ скоро рѣшился.
— Откровенно, сказалъ онъ…
— Откровенно говоря, пожертвовали-бы вы этимъ наслѣдствомъ вашей любви? вскричала она, прерывая его.
— Конечно, десять шансовъ противъ одного, что да. Мнѣ колебаться между любовью къ моей богинѣ и наслѣдствомъ маркиза!
— Я предугадала, что вашъ отвѣтъ будетъ таковъ, и потому я рѣшилась не обращаться къ вамъ съ этимъ вопросомъ. Я не хотѣла подвергать васъ необходимости выбора между этимъ богатствомъ и мной. Да, я не сомнѣвалась въ васъ, но я нашла, что мое достоинство предписывало мнѣ рѣшиться одной: жертвовать собой не есть-ли назначеніе женщины въ этомъ свѣтѣ?
Очевидно было, что де-Каркбю не воображалъ ничего подобнаго. Конечно, онъ не вѣрилъ безусловно всему, что она сказала, особенно тому, что относилось до самопожертвованія; онъ не былъ такъ простъ, чтобы повѣрить этому, и онъ зналъ по опыту, что жертвуютъ собою только тогда, когда изъ этого можно извлечь какую-нибудь выгоду.
Но на что могла разсчитывать Клементина?
Для него было не трудно угадать это: она хотѣла выйти за него замужъ, это было очевидно. Когда онъ обѣщалъ на ней жениться, онъ поставилъ необходимымъ условіемъ, чтобы она доставила ему наслѣдство Артура. Видя, что это наслѣдство ускользаетъ отъ нихъ, она рѣшилась, во что-бы то ни стало, удержать его; вотъ что она называла самопожертвованіемъ.
Но все-таки, въ этомъ самопожертвованіи, смѣшанномъ съ матерьяльными выгодами, было нѣчто такое, что ему льстило. Дѣйствительно, желаніе сдѣлаться его женой должно было быть въ ней слишкомъ сильно, если она рѣшилась отдаться любви этого осла Артура.
Его женой! А! она хотѣла быть его женой? Онъ ее понялъ.
— Теперь, продолжала она, — Денизъ въ монастырѣ и я имѣю основаніе думать, что она никогда оттуда не выйдетъ, вашъ племянникъ удаленъ, вы одни живете въ замкѣ и можете каждый день видѣться съ маркизомъ. Вотъ, что я для васъ сдѣлала. Я была увѣрена, что вы поймете роль, которую я играла, безъ моихъ объясненій. Увѣряю васъ также, я думала, что каковы бы ни были ваши чувства ко мнѣ, — и я понимаю, что онѣ должны были измѣниться, — я все-таки буду въ правѣ разсчитывать на вашу благодарность: обыкновенно, не отвращаются отъ успѣвшихъ въ своемъ намѣреніи, а я успѣла. Но вмѣсто благодарности я нашла въ васъ только гнѣвъ и угрозы.
Нѣсколько мгновеній онъ не отвѣчалъ, потомъ вдругъ, быстро поднявшись, вскричалъ: Ты ангелъ!
И онъ хотѣлъ ее обнять.
— Вы забываете, отчего я бѣжала изъ этого замка? вскричала она съ жестомъ ужаса.
Онъ взглянулъ на нее съ удивленіемъ, которое ясно показывало, что онъ ничего не понимаетъ.
— Когда я буду свободна, сказала она, — и вы найдете меня достойной быть вашей женой, я не откажу вамъ; но теперь я не свободна.
— А, маркизъ! вскричалъ онъ всплеснувъ руками.
— Да, маркизъ; и если вы хотите, чтобы я была когда-нибудь вашей женой, уважайте меня.
Нѣсколько минутъ онъ простоялъ въ недоумѣніи съ протянутыми къ ней руками.
Она помогла ему выйти изъ затруднительнаго положенія.
— Теперь, когда мы объяснились на счетъ этихъ обстоятельствъ, столь печальныхъ для насъ, продолжала она, — перейдемъ къ тому дѣлу, для котораго я васъ позвала. Я должна исполнить мое порученіе и я его исполню, какъ будто-бы вы были для меня только господинъ де-Каркбю.
— Вы хотите говорить о дѣлѣ, сказалъ онъ садясь, — теперь, въ эту минуту?
— Еще разъ я васъ прошу, чтобы прошедшее было позабыто, или, по крайней мѣрѣ, скрыто до того времени, когда мы будемъ въ состояніи продолжать его прерванное теченіе; конечно, если вы еще этого хотите.
— Если я этого хочу!
— Мы это увидимъ. Въ настоящее время дѣло идетъ только объ одномъ, именно о деньгахъ, которыя вы получили для маркиза, и въ которыхъ я спрашиваю у васъ отчета.
— Но, мой ангелъ…. Нѣтъ, я хочу сказать моя дорогая госпожа, я вовсе не отрицаю, что я получилъ деньги, принадлежащія по закону маркизу, но я употребилъ ихъ на свои личныя нужды и въ настоящее время никакимъ образомъ не могу ихъ отдать. Послѣ мы увидимъ.
— Да кто же вамъ говоритъ объ уплатѣ. Піолинъ, можетъ быть, сталъ принуждать бы васъ къ этому, но я не Піолинъ и поэтому думаю, что вамъ выгоднѣе бы было покончить это дѣло со мной. Чего я отъ васъ требую? Чтобы вы дали мнѣ отчетъ о томъ, что вы получили, чтобы я могла удовлетворить маркиза, желающаго видѣть свои дѣла ясными и правильными.
Составимъ-же этотъ отчетъ. Вы мнѣ скажете, какія суммы вы издержали на маркиза, съ квитанціями въ подтвержденіе, конечно; въ остальномъ напишите мнѣ росписку и я васъ оставлю въ покоѣ.
— Если это такъ?….
— Я отъ васъ не требую ничего другаго; мнѣ только надо исполнить свою обязанность относительно маркиза, и вы мнѣ облегчите это.
Если я возвращусь къ нему съ хорошо составленнымъ счетомъ, то мнѣ "не надо будетъ трудиться объяснять ему, что отъ васъ нельзя получить немедленно тѣ деньги, которыя вы должны: ваша росписка будетъ помѣщена въ числѣ недоимокъ, а такъ какъ сборъ ихъ будетъ порученъ мнѣ, то я, конечно, не буду васъ безпокоить этимъ. Готовы-ли вы говорить объ этомъ?
— Совершенно, мой милый…. моя дорогая госпожа; надо отыскать мои счеты: они, къ несчастью, не въ очень большомъ порядкѣ; я никогда не былъ дѣловымъ человѣкомъ.
Эти счеты были такъ перепутаны и въ такомъ безпорядкѣ, что пересмотръ былъ продолжителенъ; онъ продолжался бы безконечно, если бы де-Каркбю не замѣтилъ, что Клементина позабыла сосчитать три довольно большія суммы. Тогда онъ сталъ также торопиться покончить этотъ пересмотръ, какъ сначала старался ему препятствовать.
— Довольно, я полагаюсь на васъ, сказалъ онъ, — хотя я увѣренъ, что этимъ я ставлю себя въ затруднительное положеніе, но я не могу защищаться противъ женщинъ. Вы говорите, чтопо разсчету я даже долженъ 74,545 франковъ; не правда-ли?
— Да, такъ слѣдуетъ изъ моего счета.
— Этого не слѣдуетъ изъ моего, но, тѣмъ не менѣе, я соглашаюсь на вашу цифру.
И онъ съ радостью подписалъ росписку въ 74,545 франковъ.
VI.
правитьВъ то время какъ де-Каркбю выводилъ свою подпись на роспискѣ — великолѣпную подпись, украшенную всевозможными росчерками, которые встрѣчались, перемѣшивались и завивались, точно пружины и какъ бы поддерживали самую подпись, вошелъ Валерій и сказалъ, отвѣчая на вопросительный взглядъ Клементины: — Простите меня, что я васъ обезпокоилъ, но я увидѣлъ г. Меро, подходящаго къ дому и подумалъ, что хорошо сдѣлаю, если пойду предупредить васъ объ этомъ.
Это было сказано почтительнымъ и боязливымъ тономъ, который ясно показывалъ, что этотъ гордый Валерій нашелъ наконецъ волю, которой подчинился.
Пораженная этимъ прибытіемъ, котораго она не ожидала такъ скоро, Клементина, однако, быстро овладѣла собой.
— Хорошо, сказала она, — вы подождете г. Меро въ передней, и когда онъ войдетъ въ подъѣздъ, но не прежде, вы выйдете ему на встрѣчу и скажете, что маркизъ такъ утомленъ, что не велѣлъ никого принимать.
Валерій повернулся, чтобы выйти, но она-его удержала.
— Если г. Меро захочетъ меня видѣть, что, конечно, невѣроятно, то вы скажете ему, что меня нѣтъ дома и что я не вернусь раньше вечера.
Едва только лакей заперъ за собою дверь, какъ де-Каркбю быстро вскочилъ, схватилъ руку Клементины и нѣсколько разъ пожалъ ее, прежде чѣмъ та успѣла опомниться.
— Это хорошо, сказалъ онъ, — это твердо, это откровенновы его выгоняете за дверь! Это достойно; вы открыто принимаете мою сторону! Я вамъ отплачу за это; честное слово, вы будете, — тутъ онъ наклонился къ ея уху, — вы будете моей женой, госпожей де-Каркбю, ни больше, ни меньше.
Потомъ, пожавъ ей руку еще нѣсколько разъ, чтобы подтвердить свое обѣщаніе, онъ выбѣжалъ вонъ; ему хотѣлось увидѣть какую фигуру изобразитъ его племянникъ, услышавъ сообщеніе Валерія.
Убѣгая, онъ покатывался съ хохоту: — А! хороша будетъ фигура у чиновника! повторялъ онъ.
Клементина, оставшись одна въ кабинетѣ, спокойно обдумывала положеніе дѣлъ, созданное или, лучше сказать, выясненное этимъ посѣщеніемъ.
Въ цѣли этого визита не было никакого сомнѣнія: Людовикъ приходилъ просить у маркиза согласія на бракъ съ Денизъ. Она была такъ увѣрена въ этомъ, какъ будто-бы она уже слышала его просьбу; логика событій доказывала тоже самое; кромѣ того, она руководилась въ своихъ догадкахъ многочисленными письмами, написанными Людовикомъ къ маркизу во время ихъ пребыванія въ Сорренто. Когда они жили въ Англіи, ей нечего было бояться его писемъ. Куда бы онъ ихъ послалъ? Единственные люди, знавшіе ихъ адресъ, были аббатъ Гилльсмитъ и нотаріусъ Пенель и, конечно, ни тотъ, ни другой не были на столько нескромны, чтобы разоблачить эту тайну.
Но когда они поселились въ Сорренто, причины, заставлявшія ихъ окружать себя такой тайной, не существовали и она была принуждена не скрывать болѣе ихъ адреса. Маркизъ былъ бы удивленъ этой безполезной предосторожностью, а она прежде всего старалась не возбуждать его подозрѣній. Тогда Людовикъ написалъ своему дядѣ, и первое о чемъ онъ говорилъ, это была его любовь къ Денизъ. Они любили другъ друга! И онъ просилъ маркиза, опекуна Денизъ, чтобы тотъ отдалъ ее за него замужъ.
Конечно, Клементина перехватила это письмо.
Черезъ двѣ недѣли пришло второе, въ которомъ онъ выражалъ справедливое удивленіе, что не получилъ отвѣта на первое.
Конечно и это было утаено отъ маркиза.
Черезъ недѣлю еще письмо. Оно говорило въ самыхъ ясныхъ выраженіяхъ, что если маркизъ будетъ упорствовать въ своемъ необъяснимомъ молчаніи, то онъ, Людовикъ, пріѣдетъ самъ, чтобы лично добиться отъ него отвѣта.
Оно оканчивалось слѣдующими характеристическими строками, въ которыхъ справедливое раздраженіе влюбленнаго смѣшивалось съ разсудительностью чиновника:
«Я вамъ повторяю, мой дорогой дядя, что, хотя я и не видѣлъ Денизъ уже шестнадцать мѣсяцевъ, но, тѣмъ не менѣе, я люблю ее такъ, какъ будто-бы мы разстались только вчера, даже болѣе страстно, потому что я возбужденъ препятствіями, которыя представляются нашему союзу. Безъ сомнѣнія, въ настоящую минуту вы властны противиться моимъ желаніямъ, но, если это такъ (чего я не знаю, потому что вы не удостоили еще меня отвѣтомъ), то я позволю себѣ почтительно напомнить вамъ, что удерживать въ монастырѣ взрослую дѣвушку, утверждающую, что монастырская жизнь внушаетъ ей только отвращеніе и ужасъ — это значитъ злоупотреблять вашей властью.»
Это письмо Клементина не скрыла отъ маркиза, напротивъ, она сама принесла и прочитала ему, особенно ударяя на заключавшіеся въ немъ упреки.
— Между аббатомъ Гилльсмитъ, говорящимъ о склонности Денизъ къ монашеству, и Меро, отрицающимъ это, на что рѣшитесь вы? спросила она.
— Не знаю.
— Я не вижу интереса аббата Гилльсмитъ и отлично вижу интересъ Меро. Во всякомъ случаѣ, даже предполагая съ его стороны искренность, съ чѣмъ я охотно соглашаюсь, очевидно, что аббатъ Гилльсмитъ, видящій Денизъ каждый день, скорѣе можетъ знать, что она думаетъ, чѣмъ Людовикъ, который не видалъ ее уже шестнадцать мѣсяцевъ; сердце женщинъ, а особенно молодыхъ дѣвушекъ, очень измѣнчиво. Я расположена вѣрить, что Людовикъ ее любитъ, но я затрудняюсь рѣшить любила-ли его когда-нибудь Денизъ. Не написать-ли ей и спросить ея мнѣніе? Конечно, со всѣми предосторожностями.
Эти предосторожности такъ затруднили составленіе письма, что маркизъ, послѣ нѣсколькихъ дней размышленія, отказался писать.
— Черезъ нѣсколько времени мы вернемся во Францію, сказалъ онъ, — и тогда я самъ разспрошу Денизъ.
И подъ вліяніемъ неудовольствія, которое причинила ему эта отсрочка, онъ поручилъ Клементинѣ написать Меро, что въ настоящее время онъ не согласенъ на бракъ его съ Денизъ, но что послѣ онъ увидитъ.
Для Клементины много значило выгадать время.
Прежде чѣмъ она допустила-бы маркиза возвратиться во Францію, прошли-бы многіе мѣсяцы.
Въ это время могло бы многое произойти. Кромѣ того, предполагая даже, что Людовикъ, раздраженный ожиданіемъ, самъ явится въ Италію, чтобы лично потребовать отъ своего кузена формальнаго отвѣта, она обѣщала себѣ приготовить ему такой пріемъ, чтобы ему было невозможно приступить къ вопросу о свадьбѣ.
И для начала, она ему написала отъ имени маркиза, который подписался подъ письмомъ, что его не примутъ въ Сорренто. Такъ она жила увѣренная на этотъ счетъ, но все-таки побуждая аббата Гилльсмитъ уговорить Денизъ сдѣлаться монахиней, какъ вдругъ неожиданное событіе заставило ее рѣшиться привезти маркиза въ Рюдмонъ.
Однажды, когда она читала французскіе журналы, ей попались на глаза, подъ рубрикой судебныхъ извѣстій, слѣдующія слова:
«Завѣщаніе барона де-Наварё. — Просьба о признаніи его недѣйствительнымъ по причинѣ присвоенія наслѣдства хитростью. — Наслѣдники Наварё противъ дѣвицы Плесси.»
Исторія этого завѣщанія имѣла для нея интересъ. И она принялась читать этотъ процессъ, возбужденный наслѣдниками противъ молодой женщины; бывшей любовницей старика и принудившей его сдѣлать завѣщаніе въ ея пользу.
Наслѣдники, для поддержанія своего требованія, опирались на присвоеніе наслѣдства хитростью. Нумеръ журнала, который ей попался, содержалъ заключеніе прокурора, которое начиналось такъ: «Въ этомъ дѣлѣ прежде всего надо изслѣдовать, есть-ли тутъ присвоеніе хитростью, т. е. совершенное подчиненіе одной воли другой. Чтобы доказать это не достаточно сказать только, что госпожа Плесси была любовницей г. барона Наварё; въ этомъ случаѣ, одной только связи не достаточно. Необходимо доказать, что тутъ была употреблена хитрость и клевета, что завѣщатель нарочно былъ удаленъ отъ его наслѣдниковъ, однимъ словомъ, его воля была вполнѣ подчинена».
Изслѣдуя факты, прокуроръ заключилъ, что «присвоеніе хитростью» было доказано — и судъ уничтожилъ завѣщаніе.
Клементина нѣсколько разъ перечитала этотъ процессъ, выказавшій ей такія вещи, которыхъ она совершенно не знала. И такъ, завѣщаніе было уничтожено оттого, что завѣщатель не могъ свободно сообщаться съ членами своего семейства; въ противномъ случаѣ, оно было-бы подтверждено (не смотря на доказанную связь), какъ говоритъ прокуроръ.
Для того, чтобы кто-либо могъ сдѣлать дѣйствительнымъ завѣщаніе въ пользу того кого онъ любитъ, необходимо, чтобы обыкновенныя условія его жизни остались неизмѣнными; такимъ образомъ, пребываніе за границей, не могло быть поводомъ къ объявленію завѣщанія недѣйствительнымъ, а конечно, было-бы такъ, если-бы родственники завѣщателя не могли бывать у него.
Зачѣмъ она раньше не узнала всего этого, столь необходимаго для женщины, желающей проложить себѣ дорогу въ свѣтъ?
Ея рѣшеніе было скоро принято: она возвратится въ Рюдмонъ и помѣститъ маркиза въ средѣ его семейства. Прежде всего не надо было давать закону возможности придраться. Что-же касается до защиты противъ этого семейства, то это было дѣло ловкости; еслибы она не нашла въ себѣ довольно силы, чтобы выдержать эту борьбу, она должна была-бы отказаться отъ этого наслѣдства, которое она почти держала въ рукахъ.
Заставить маркиза сдѣлать завѣщаніе было только частью этой задачи; самое-же главное и существенное было сдѣлать его неуязвимымъ или, по крайней мѣрѣ, достаточно твердымъ, чтобы выдержать всѣ нападенія.
И она храбро рѣшилась возвратиться въ Рюдмонъ и открыто бороться съ своими врагами.
Она начала съ де-Каркбю, но этого она не боялась, она его отлично знала и понимала какъ съ нимъ надо дѣйствовать.
Успѣхъ ни удивилъ ее, ни польстилъ ей: она его предвидѣла. Но это было не все, потому что она ввела его въ свою игру.
Конечно, много значило быть въ состояніи отвѣчать на обвиненіе въ «присвоеніи хитростью».
«Но развѣ онъ не принадлежалъ тоже къ семейству маркиза, не былъ его прямымъ наслѣдникомъ? Развѣ я его отдалила отъ маркиза? Развѣ онъ не былъ въ самыхъ близкихъ отношеніяхъ съ завѣщателемъ?»
Къ несчастью, онъ былъ не одинъ; за нимъ слѣдовали: госпожа Меро, Людовикъ и Денизъ, не менѣе опасные. Какъ помѣшать Людовику увидѣться съ маркизомъ? Какъ помѣшать маркизу увидѣться съ Денизъ?
Какъ помѣшать этому браку? Теперь начиналась настоящая борьба, потому что то, что она сдѣлала до сихъ поръ была ничто въ сравненіи съ тѣмъ, что еще оставалось сдѣлать.
VII.
правитьУже не первый разъ она обдумывала свое положеніе, но никогда трудности, которыя ей предстояло преодолѣть, не казались ей такими огромными какъ теперь. Ей показалось, что прежде всего надо было вооружить маркиза противъ Людовика Меро и его матери.
Она вошла къ маркизу. Онъ сидѣлъ въ креслѣ и съ изнеможеннымъ видомъ, неподвижно смотрѣлъ на пылавшій огонь.
— Васъ очень долго не было, сказалъ онъ, — не надо оставлять меня одного, я не люблю быть однимъ.
— Я была не далеко если вы боялись, вы должны были только позвонить и я бы прибѣжала къ вамъ.
— Кто говоритъ, что и боюсь? Я сказалъ только, что я не люблю быть одинъ.
— Изъ за того, что у васъ было что-то въ родѣ удара, продолжала она, — вы не должны еще воображать, что это непремѣнно должно повториться. Эти мысли причиняютъ вамъ однѣ только непріятности, и вы должны прогонять ихъ, а не имѣть постоянно въ головѣ.
— Если вы хотите, чтобы я ихъ прогонялъ, то не напоминайте мнѣ объ нихъ.
— Я дѣлаю это только для того, чтобы предостеречь васъ.
— Особенно не надо оставлять меня одного; когда вы около меня, я думаю только о васъ.
— Я хотѣла вернуться скорѣе, но не такъ-то скоро можно развязаться съ де-Каркбю. Въ то время, когда я была погружена по уши въ разсчеты, приходилъ г. Людовикъ Меро.
— А! Людовикъ?
По живости этого восклицанія, она почувствовала, что старая привязанность маркиза къ его молодому племяннику не потушена, и что неудовольствіе, которое онъ выказывалъ противъ него въ послѣднее время, не имѣло прочнаго основанія.
Послѣ двухъ минутъ разговора между ними, исчезнутъ всѣ поводы къ несогласію, которое она съ такимъ трудомъ возбудила.
— Вы хотите его видѣть? сказала она.
— То есть, я охотно объяснился бы съ нимъ на счетъ его писемъ.
— Я думаю тоже самое. Поэтому я выбранила Валерія, зачѣмъ онъ его не принялъ. Но онъ думалъ, что вы устали и кромѣ того повиновался моему приказанію не пускать никого, хотя я относила это только къ прочимъ докучнымъ посѣтителямъ.
— Это очень жаль!
— Къ счастью, это легко поправить, я предлагаю вамъ написать къ госпожѣ Меро и пригласить ее съ сыномъ обѣдать завтра у насъ.
— Но….
— Вы боитесь, что не въ состояніи принять ихъ прилично?
Будьте спокойны на этотъ счетъ. Конечно, еслибы наше хозяйство было устроено такъ, какъ было у де-Каркбю, то намъ затруднительно было бы пригласить кого-нибудь къ столу, развѣ только барышниковъ, составлявшихъ общество де-Каркбю. Но поваръ, котораго я наняла въ Парижѣ, пріѣдетъ сегодня вечеромъ, а также и прислуга, нанятая Валеріемъ; такъ что завтра наше хозяйство будетъ настолько прилично, что мы можемъ принимать, по крайней мѣрѣ, родныхъ. Во всякомъ случаѣ, мнѣ кажется, что они менѣе будутъ обижены небрежностью сервировки, чѣмъ недостаткомъ съ вашей стороны стремленія пригласить ихъ.
— Безъ сомнѣнія, но…
— По правиламъ строгой вѣжливости, вы должны были-бы первый сдѣлать визитъ госпожѣ Меро, но вы больны, а она совершенно здорова, поэтому пусть она первая придетъ къ вамъ.
Маркизъ замолчалъ въ смущеніи.
— Какъ должна я писать? спросила Клементина, садясь передъ маленькимъ столикомъ, на которомъ стояла чернильница съ перьями и бумагой: — госпожа или моя любезная кузина?
И такъ какъ маркизъ продолжалъ молчать, то она вдругъ взглянула на него, утирая рукой слезу, катившуюся по щекѣ.
— А! я понимаю, сказала она печально, — вы не хотите принуждать вашу кузину сидѣть за однимъ столомъ со мной! Тогда зачѣмъ мы оставили Италію?
И она закрыла лице руками.
— Вы моя жена, сказалъ маркизъ.
— Я думала, что была ей.
— Вы ей и теперь.
— Да, въ этой комнатѣ я буду всегда вашей женой, потому что я не сомнѣваюсь въ вашей любви, но за дверями ея я буду вашей любовницей или служанкой.
Отправимся, возвратимся въ Сорренто.
Онъ поднялся и подошелъ къ ней маленькими шагами, широко раздвинувъ ноги и съ вывернутыми внутрь колѣнами; онъ взялъ ея руку и положилъ на бумагу.
— Пишите: моя любезная кузина, сказалъ онъ. — Если кто-нибудь позволитъ себѣ смотрѣть на васъ не какъ на маркизу де-Рюдмонъ, тотъ будетъ моимъ врагомъ, продолжалъ онъ.
Она рѣшилась написать письмо и маркизъ подписалъ его, что было для него большимъ трудомъ.
Надо послать Валерія снести это письмо, сказалъ онъ, — это будетъ всего лучше.
— Когда я писала, мнѣ пришло въ. голову, отвѣчала она, — что вы могли бы попросить де-Каркбю оказать вамъ эту услугу. Онъ не рѣшится вамъ отказать и это будетъ удобный случай заставить его сдѣлать шагъ къ сближенію съ сестрой, съ которой онъ въ дурныхъ отношеніяхъ съ тѣхъ поръ какъ она оставила замокъ.
— Превосходная мысль! я вамъ очень за нее благодаренъ; только женщинѣ могло придти это въ голову; это соединеніе семейства меня очень трогаетъ.
Слезы показались у него на глазахъ, потому что теперь его очень легко было разстрогать.
Де-Каркбю не замедлилъ явиться на зовъ.
Войдя, онъ протянулъ руки къ маркизу.
— Я очень счастливъ, что васъ снова вижу, дорогой кузенъ, вскричалъ онъ; — говорили, что вы совершенно разслабли, но этого вовсе нѣтъ. Слава Богу! У васъ бодрый видъ.
— Я былъ очень боленъ.
Де-Каркбю ударилъ руками по бедрамъ и сказалъ, подмигивая въ сторону Клементины.
— Не смѣйте жаловаться; честное слово, я вамъ завидую!
Маркизъ объяснилъ, какую услугу онъ ожидалъ отъ него: пригласить завтра къ обѣду г-жу Меро съ сыномъ и, въ подтвержденіе этого приглашенія, передать имъ письмо.
При этихъ словахъ, во всей фигурѣ де-Каркбю изобразилось такое изумленіе, что Клементина, стоявшая сзади маркиза, не могла удержаться отъ смѣха.
Она показывала ему знаками, чтобы онъ согласился, но чѣмъ эти знаки были выразительнѣе, тѣмъ болѣе возрастало его изумленіе. Онъ смотрѣлъ на нее съ вытаращенными глазами и открытымъ ртомъ, не зная что отвѣчать.
— Какъ, сдѣлать визитъ сестрѣ внушаетъ вамъ отвращеніе? спросилъ маркизъ. — Эту мысль мнѣ внушила Клементина.
— Она?
— Да; мы думали, что это будетъ средствомъ сблизить васъ съ сестрой.
— Мы оба желаемъ этого сближенія, продолжала Клементина, — если мнѣ позволено будетъ присоединить мое желаніе къ желанію маркиза.
— А! Вы желаете этого сближенія? вскричалъ де-Каркбю, все болѣе и болѣе смущавшійся ея знаками. — Тогда я не хочу вамъ отказывать, я отправлюсь въ Конде.
Она проводила его до другой комнаты; тутъ онъ обернулся и сказалъ: — Вы смѣетесь надо мной? Четверть часа назадъ, вы прогнали Людовика, а теперь вы посылаете искать его, и еще съ матерью.
— Вы думаете что они придутъ?
— Какъ? Придутъ-ли они?
— Да; вы воображаете, что госпожа Меро придетъ обѣдать со мной?
Нѣсколько мгновеній онъ колебался, потомъ вдругъ вскричалъ съ хохотомъ:
— Это ловушка! Ихъ приглашаютъ; они отказываются; по причинѣ… однимъ словомъ, отказываются; и маркизъ, взбѣшенный этимъ, вооружается противъ нихъ.
Потомъ, схвативъ руку Клементины и нѣсколько разъ ударивъ по ней, онъ сказалъ:
— Какъ она умна. Боже мой! какъ она умна! Я вамъ сказалъ и я не отступлюсь отъ этого; честное слово, вы будете госпожей Каркбю. Съ такой женой какъ вы, я сдѣлаюсь всѣмъ, чѣмъ вы хотите: генеральнымъ совѣтникомъ, префектомъ… Хотите вы быть женой префекта? Хорошо! Я буду префектомъ; нѣтъ, вы будете префектомъ.
Онъ удалился большими шагами и Клементина видѣла по движеніямъ его плечъ, что онъ смѣялся.
VIII.
правитьЧерезъ пять минутъ послѣ того какъ де-Каркбю оставилъ Клементину, онъ уже выѣзжалъ изъ Рюдмонаонъ скакалъ не въ Конде-ле-Шатель, а въ свою будущую префектуру. Онъ былъ въ восторгѣ.
Какая женщина! Какая изобрѣтательность и какое спокойствіе.
Онъ будетъ не префектомъ, онъ будетъ депутатомъ.
Почему не министромъ?
Она убудетъ руководить имъ, она будетъ давать ему идеи; главное, она будетъ писать ему трудныя письма, потому-что писать — это убивало въ немъ всякую изобрѣтательность.
Его орфографія была самая безобразная на свѣтѣ.
Это было еще ничего, когда онъ писалъ скоро, не думая о томъ, что пишетъ, но если онъ старался, тогда это никуда не годилось, если онъ обдумывалъ то, что хотѣлъ сказать, то запинался на каждомъ словѣ.
Она избавила-бы его отъ этихъ маленькихъ непріятностей, которыя, конечно, были ниже такого человѣка, какъ онъ.
Что-же касается до трибуны, то онъ вовсе ее не боялся. Не было такого смѣльчака, который устрашилъ бы его словами.
Вдругъ онъ дернулъ лошадь за узду и ударилъ себя; по лбу.
Каковы были убѣжденія «маленькой богини»?
Онъ никогда и не думалъ спрашивать ее объ этомъ.
Но послѣ первой минуты смущенія онъ скоро успокоился.
Она была слишкомъ умна, чтобы быть отсталой. Какъ и онъ, она была дитя революціи и, конечно, безъ малѣйшаго угрызенія совѣсти, стала-бы служить имперіи, потому-что, не смотря на все, императорское правительство было ничто иное, какъ правительство революціи. Онъ замедлилъ бѣгъ лошади и продолжалъ свои привольныя мечтанія.
Онъ похоронитъ ихъ обоихъ:, сначала Артура, потомъ капитана Божонье.
Относительно Артура это не оставляло никакого сомнѣнія; еще нѣсколько мѣсяцевъ и все будетъ кончено.
Онъ растаялъ въ Италіи какъ снѣжные болваны, дѣлаемые дѣтьми, для которыхъ достаточно одного солнечнаго дня, чтобы растаять. Какое разрушеніе! И были люди, которые смѣялись надъ нимъ, Артеміемъ де-Каркбю, когда онъ увѣрялъ, что будетъ наслѣдникомъ маркиза де-Рюдмонъ.
Онъ зналъ тогда, что говорилъ; малѣйшее излишество должно было погубить этого колосса, который имѣлъ только видъ силы и здоровья; тогда какъ онъ, Артемій, хотя и старше лѣтами, устоялъ-бы противъ всѣхъ трудовъ и излишествъ.
Его предсказанія относительно этого исполнились; почему-же бы не исполниться и тому, что онъ предсказывалъ относительно капитана Божонье?
У него, Каркбю, всѣ шансы на успѣхъесли надо поставить свѣчку Богородицѣ, то онъ поставитъ, и даже поставитъ потихоньку не одну свѣчу, чтобы капитанъ умеръ; онъ всегда былъ набоженъ, не ханжа, но обращался къ Богу тогда, когда въ немъ нуждался; въ дѣлахъ не надо быть ни гордымъ, ни вольнодумцемъ.
Когда онъ сошелъ съ лошади у гостинницы «Коронованнаго быка», онъ былъ въ такомъ расположеніи духа, такъ полонъ надеждъ и увѣренности, какъ онъ давно себя не чувствовалъ.
Весело направился онъ. къ дому, который занимала его сестра, и видѣвшіе его, идущимъ съ гордымъ видомъ, насвистывая какую-то охотничью арію, спрашивали себя, что это случилось съ де-Каркбю, что онъ выказываетъ такую радость, и тѣ, которые хорошо знали его, единодушно объявили бы, что онъ навѣрное сдѣлалъ кому-нибудь непріятность.
Домъ, въ которомъ жили Меро съ тѣхъ поръ какъ госпожа Меро переселилась къ сыну, былъ одинъ изъ самыхъ печальныхъ въ городѣ: не было ни саду, потому-что сады стоили дорого въ Конде, ни виду, по той-же самой причинѣ. Это было просто старое деревянное строеніе между двухъ обширныхъ отелей, въ которыхъ зимой, во время скачекъ, жили сосѣдніе богатые владѣльцы. Однако, не смотря на свою небольшую величину, онъ былъ еще довольно сносенъ, что и заставило Людовика выбрать его, когда онъ оставилъ площадь Замка. Кромѣ того, у него было еще одно важное для нихъ достоинство, а именно, онъ стоилъ всего 240 франковъ въ годъ.
Въ первомъ этажѣ Людовикъ устроилъ пріемную, а во второмъ довольно удобно помѣстилась госпожа Меро. Когда де-Каркбю вошелъ въ столовую, помѣщавшуюся вмѣстѣ съ кухней въ первомъ этажѣ, госпожа Меро, вся прислуга которой состояла изъ женщины, приходившей каждое утро на два часа для уборки, сама накрывала на столъ для завтрака.
— А! братъ! вскричала она, протягивая ему руки. — Какъ я рада васъ видѣть, мы такъ давно не видались. Вы завтракаете съ нами?
Де-Каркбю взглянулъ на столъ: между тарелкой съ орѣхами и масленницей съ соленымъ масломъ, лежали на блюдѣ двѣ небольшія сосиски съ картофельнымъ пюре. Это было все; не было ни мяса, ни овощей, а вмѣсто вина стоялъ графинъ съ сидромъ. Для человѣка, который часто отправлялся изъ Рюдмона въ Конде для того только, чтобы хорошенько поѣсть въ «Коронованномъ Быкѣ», такое угощенье было конечно плохо.
— Благодарю васъ, сказалъ онъ, — меня ждутъ въ «Коронованномъ Быкѣ». Кромѣ того, намъ надо серьезно поговорить, а я не могу говорить, когда ѣмъ.
— Тогда, сказалъ Людовикъ, — вы позволите намъ завтракать? Не надо давать простыть сосискамъ.
— Конечно, садитесь за столъ; въ то время, какъ вы будете завтракать, я объясню вамъ цѣль моего визита.
Де-Каркбю подождалъ нѣсколько минутъ; потомъ, когда Людовикъ прислуживалъ своей матери и самому себѣ, онъ протянулъ госпожѣ Меро письмо Клементины.
— Прежде всего, сказалъ онъ, — прочитайте это письмо.
Она взяла его, медленно прочитала и, не говоря ни слова, передала сыну.
Тотъ прочиталъ въ свою очередь.
Въ это время де-Каркбю чистилъ свою бархатную фуражку концемъ хлыста.
— Вы къ намъ пришли только для того, чтобы передать это письмо? спросилъ Людовикъ.
— Вы, кажется, считаете меня за комиссіонера? возразилъ де-Каркбю тѣмъ любезнымъ тономъ, котораго только онъ одинъ зналъ секретъ. — Нашъ кузенъ хотѣлъ оказать вамъ вѣжливость и написалъ вамъ это письмо.
— Онъ самъ?
— Онъ не можетъ болѣе писать; бѣдный мальчикъ! Когда письмо было написано, онъ попросилъ меня снести его вамъ, чтобы яснѣе выразить характеръ этого приглашенія, и я охотно согласился на это посольство, которое должно было соединить насъ всѣхъ вмѣстѣ.
— Съ госпожей Божонье?
— Что ты меня допрашиваешь, точно на судѣ? Ты знаешь, что я этого не люблю!
Потомъ, обращаясь къ сестрѣ, онъ спросилъ: Теперь ужь дѣти отвѣчаютъ за родителей?
— Мой сынъ знаетъ мое мнѣніе на этотъ счетъ, отвѣчала съ достоинствомъ госпожа Меро.
— Если-бы вы знали, какъ вы мнѣ досаждаете! вскричалъ де-Каркбю. — Я не знаю вашихъ чувствъ и прошу васъ объясниться со мной яснѣе, чтобы я могъ передать вашъ отвѣтъ Артуру. Что это за намекъ на госпожу Божонье?
— Это не намекъ, а вопросъ, дядя, и вы его очень хорошо поняли.
— Я ничего не понялъ. Да или нѣтъ? Принимаете-ли вы приглашеніе маркиза?
— Моя мать не можетъ сидѣть за однимъ столомъ съ госпожею Божонье.
— Людовикъ! прервала его госпожа Меро.
— Почему это? вскричалъ де-Каркбю. — Почему ваша мать не можетъ сидѣть за столомъ, за которымъ я сижу?
— Вы мущина, дядя, отвѣчалъ Людовикъ, — и можете понимать ваше достоинство, какъ хотите, но моя мать честная женщина и понимаетъ свое, какъ умѣетъ.
Де-Каркбю не удалось-бы побѣдить ихъ упорство, да и не за тѣмъ пришелъ онъ къ нимъ.
Но онъ не могъ позволить, чтобы обвиняли госпожу Божонье, потому что-то эти обвиненія относились къ его женѣ, женѣ «префекта» и «министра».
— Предупреждаю васъ, вскричалъ онъ, — что я не потерплю, чтобы вы оскорбляли госпожу Божонье. Она превосходная и честная женщина.
— Довольно, дядя, спокойно отвѣчалъ ему Людовикъ, — этотъ разговоръ слишкомъ длиненъ. Если вы позволите, я отвѣчу письменно моему кузену, я буду очень вамъ благодаренъ, если вы передадите ему мое письмо.
— Вѣжливое, надѣюсь?
Не отвѣчая на вопросъ. Людовикъ вышелъ, чтобы написать этотъ отвѣтъ.
— Мой другъ, сказалъ де-Каркбю въ полголоса, — твой сынъ дуракъ и ты напрасно позволяешь ему теперь руководить тобой, точно также, какъ ты напрасно послушалась его, когда онъ заставилъ тебя оставить замокъ. Это можетъ дорого обойтись тебѣ.
— Мой отвѣтъ былъ-бы не такъ рѣзокъ, отвѣчала госпожа Меро, — но смыслъ его былъ-бы тотъ-же.
— Я тебя не одобряю; ты прежде была умнѣе; напрасно ты позволяешь сыну господствовать надъ тобой; его характеръ самый несговорчивый.
— Мой сынъ совсѣмъ не несговорчивъ и вы напрасно его обвиняете; я никогда не была такъ счастлива, какъ теперь, когда я живу съ нимъ. Невозможно быть нѣжнѣе и деликатнѣе его.
— Я не отрицаю этого; но онъ неловокъ и, кромѣ того, я нахожу, что относительно госпожи Божонье онъ не выказываетъ той деликатности, о которой ты говоришь.
— У Луи есть причины негодовать на нее и, къ сожалѣнію, онѣ слишкомъ основательны.
— Она не хотѣла его принять?
— Какъ вы можете говорить подобныя вещи? Госпожа Божонье заперла Денизъ въ монастырь святой Рутиліи.
— И вы имѣете глупость вооружаться противъ нея за то, что она оказала намъ услугу, избавивъ насъ отъ этой дочери комедіантки.
— Кромѣ того, она велѣла препятствовать мнѣ видѣть это бѣдное дитя. Несчастный Артуръ игрушка въ ея рукахъ!
— Ты знаешь, что я не потерплю такихъ словъ?
— Берегитесь! Прежде вы были умнѣе и лучше умѣли защищать наслѣдство Артура.
Въ эту минуту вошелъ Людовикъ, держа въ рукѣ свой отвѣтъ маркизу, и сказалъ, отдавая его дядѣ: Что бы то ни было, но мы очень благодарны за вашъ поступокъ.
— Чего-же я хотѣлъ? Соединенія нашего семейства; мнѣ жаль тѣхъ, которые этому препятствуютъ.
Сказавъ эти слова, онъ направился къ двери. Госпожа Меро и Людовикъ поднялись, чтобы проводить его.
— Оставайтесь, ѣште ваши сосиски, сказалъ онъ имъ, — вы простяки и больше ничего; не забудьте того, кто говорилъ вамъ это, этотъ человѣкъ видитъ вѣрно.
IX.
правитьДе-Каркбю такъ торопился привезти въ Рюдмонъ письмо Людовика, что даже сократилъ свой завтракъ. Онъ употребилъ всего только полтора часа, чтобы съѣсть форель въ сметанѣ, нашпигованную телятину со щавелемъ и кусокъ сочнаго, кроваваго филея, которымъ славился «Коронованный быкъ»; все это было запито двумя бутылками Бордо и чашкой кофе, въ которую былъ перелитъ, рюмка за рюмкой, цѣлый графинъ Calvadosa.
Уничтожая это, онъ читалъ письмо, которое Людовикъ имѣлъ деликатность передать ему незапечатаннымъ и взвѣшивалъ каждую фразу.
«Дорогой дядя! Съ величайшимъ сожалѣніемъ мы должны отказаться, моя мать и я, отъ вашего приглашенія.»
— Конечно, питаясь сосиськами, они должны сожалѣть объ обѣдахъ въ Рюдмонѣ.
«Но обстоятельства болѣе сильныя, чѣмъ наша воля, лишаютъ насъ удовольствія провести съ вами завтрашній день.»
— Какъ-то Артуръ приметъ это извиненіе?
«Если вы желаете назначить день, въ который вы можете принять мою мать….»
— То есть, когда госпожи Божонье не будетъ въ замкѣ.
«То она будетъ очень счастлива васъ видѣть. Что же касается до меня, то я завтра, до начала засѣданія, сдѣлаю вамъ короткій; дружескій визитъ и надѣюсь, что я буду счастливѣе, чѣмъ сегодня утромъ.»
— Я хотѣлъ бы видѣть фигуру, которую сдѣлаетъ завтра господинъ товарищъ прокурора, сказалъ де-Каркбю.
Онъ весело отправился въ Рюдмонъ. Пыль на дорогѣ улеглась, воздухъ былъ свѣжъ и пріятенъ и онъ чувствовалъ себя въ отличномъ настроеніи духа. Передъ нимъ, на вершинѣ холма, покрытаго огромнымъ лѣсомъ, возвышался замокъ; на поляхъ откормленные быки паслись въ густой травѣ, превышавшей ихъ ростомъ.
Все это будетъ ему принадлежать!
Въ эту минуту онъ замѣтилъ какого-то мальчишку, срѣзавшаго прутъ въ изгороди, окаймлявшей дорогу.
Онъ подскакалъ къ нему и, ударивъ хлыстомъ по голымъ икрамъ ребенка, закричалъ: Какъ ты смѣешь портить мою изгородь! Это приключеніе нарушило ходъ его мыслей, и когда онъ повернулъ снова на дорогу, ему пришли въ голову слова сестры.
На что она намекала, говоря, чтобы онъ остерегался? Что Клементина женитъ на себѣ маркиза? Но капитанъ еще живъ и навѣрно Артуръ умретъ гораздо раньше его.
Что она заставитъ его сдѣлать завѣщаніе въ ея пользу?
Но было невѣроятно, чтобы маркизъ рѣшился ограбить свое семейство въ пользу совершенно чужой женщины, а это семейство, теперь когда Денизъ была удалена и предвидѣлся близкій разрывъ съ Меро и его матерью, состояло только изъ него, Артемія де-Каркбю. Безъ сомнѣнія, Клементинѣ могла придти такая идея, но онъ съумѣлъ-бы помѣшать ее осуществленію.
Если его «маленькая богиня» умна, то вѣдь и онъ великолѣпнѣйшимъ образомъ надулъ ее съ роспиской, и притомъ такъ, что она даже и не подозрѣваетъ этого.
Если Клементина принимаетъ столько предосторожностей, чтобы удалить госпожу Меро, это значитъ что завѣщаніе еще не сдѣлано. Теперь, когда маркизу такъ трудно писать, для него необходимо будетъ пригласить нотаріуса, а нотаріусъ и четыре свидѣтеля не могутъ проскользнуть незамѣченными, и тогда онъ успѣетъ принять свои мѣры.
Но одна вещь совершенно его успокоила, а именно: Клементина, которая такъ старается отстранить Денизъ и Меро, ничего не предпринимаетъ противъ него, даже поступаетъ совершенно напротивъ.
Что заставляло ее оставить Италію и возвратиться во Францію? Рѣшительно ничего. Если-же она возвратилась, то это значитъ, что она поняла, своимъ яснымъ и разсудительнымъ умомъ, что единственнымъ средствомъ завладѣть богатствомъ маркиза было сдѣлаться госпожею де-Каркбю. И, честное слово, она ей будетъ! Конечно, эта связь съ маркизомъ была нѣкоторымъ препятствіемъ. Но вѣдь это былъ бракъ.
Онъ будетъ ея третьимъ мужемъ, а не вторымъ, вотъ и все.
Наслѣдство, бракъ, префектура и министерскій портфель, все это было связано вмѣстѣ и онъ хотѣлъ имѣть все, не считая женщины, которая стоила своей цѣны, онъ зналъ въ этомъ толкъ.
Входя въ замокъ онъ встрѣтилъ Клементину, ожидавшую его въ передней. Одной изъ выгодъ Рюдмона было то, что никто немогъ подойти къ нему, не будучи замѣченъ.
Сидя у окна, она увидѣла подъѣзжающаго де-Каркбю и вышла ему навстрѣчу, спѣша узнать отвѣтъ Людовика.
— Я предвидѣла этотъ отвѣтъ, сказала она, прочитавъ письмо, — она погибла.
— Средство было рискованное.
— Всѣ средства рискованны; такъ какъ не существуетъ абсолютно хорошихъ, такъ же точно нѣтъ и абсолютно дурныхъ; все зависитъ отъ того, чтобы употребить ихъ сообразно съ характеромъ тѣхъ, противъ кого они должны дѣйствовать. Съ кѣмъ-либо другимъ, а не съ вашимъ племянникомъ, было-бы опасно рисковать этимъ приглашеніемъ; будучи адресовано къ человѣку, умѣющему соображать, оно привело-бы къ печальному результату, потому что тотъ понялъ бы, что для того, чтобы жениться на Денизъ, не надо выказывать своего гнѣва, а напротивъ, слѣдуетъ придти сюда, чего-бы это не стоило: разговаривать, разсуждать и наконецъ — вынудить согласіе на бракъ. Но вашъ племянникъ не такого характера; ему не сдѣлать низости, даже въ виду очевидной выгоды, даже для своей любви, никогда! Достоинство и долгъ прежде всего. Я его отлично знаю: онъ не ловокъ.
— А теперь? заключилъ де-Каркбю, на котораго мало подѣйствовалъ этотъ урокъ практической морали.
— А теперь, соображаясь съ характеромъ маркиза, вотъ что вы должны сдѣлать. Черезъ пять минутъ, когда я буду у него, вы войдете съ письмомъ въ рукахъ, и раскажете ему вашъ визитъ въ Конде и то, что тамъ произошло, безъ всякаго преувеличенія: не надо прибѣгать къ этому средству, когда дѣло и безъ того стоитъ кое-чего.
Согласно съ этой программой, Каркбю немного спустя вошелъ въ комнату маркиза, гдѣ тотъ все еще сидѣлъ передъ огнемъ; онъ нашелъ тамъ Клементину, сидѣвшую за фортепіано и спокойно игравшую какой-то вальсъ.
Она перестала играть, но не встала съ своего табурета и даже не обернулась.
— Уже вернулись? спросилъ маркизъ.
— Я спѣшилъ передать вамъ это письмо.
— А! Письмо!.
Де-Каркбю, съ видомъ, исполненнымъ сожалѣнія, который онъ умѣлъ принимать въ патетическія минуты, протянулъ ему отвѣтъ Людовика.
По маркизъ не взялъ его и сказалъ, обращаясь къ Клементинѣ: — Не будете-ли вы такъ любезны, прочитать мнѣ это письмо?
Она весело поднялась и подошла къ де-Каркбю, дѣлавшему маркизу отчаянные знаки, которыхъ тотъ совершенно не понималъ.
— Дайте-же мнѣ это письмо, сказала она ему.
— Вотъ оно.
Она развернула его, но едва только успѣла бросить взглядъ на первыя строки, какъ вдругъ поблѣднѣла и бумага задрожала въ ея рукѣ.
— Что съ вами? спросилъ маркизъ.
Не отвѣчая ничего, она закрыла лице платкомъ и, возвративъ письмо де-Каркбю, быстро вышла изъ комнаты въ страшномъ волненіи.
— Для какого дьявола хотѣли вы заставить ее читать это? спросилъ де-Каркбю грубымъ тономъ.
— Но…
— Развѣ вы не поняли знаковъ, которые я вамъ дѣлалъ?
— Я ничего не видѣлъ.
— Бѣдная женщина! Я не очень чувствителенъ, но, тысяча громовъ! теперь я совершенно разстроенъ.
— Что же говоритъ это письмо?
— Вы часто упрекали меня въ томъ, что я слишкомъ жестоко поступаю съ сестрой, продолжалъ де-Каркбю не отвѣчая на вопросъ маркиза; — я долженъ-бы быть въ тысячу разъ жестче: ея поведеніе постыдно. Видя съ отчаяніемъ, что около васъ есть преданные люди, она захотѣла заставить васъ разстаться съгоспожей Клементиной; она посмѣла даже сказать мнѣ, что, оставаясь около васъ, я принимаю участіе въ скандалѣ.
— Читайте, читайте мнѣ это письмо.
Де-Каркбю не заставилъ себя просить и прочиталъ съ надлежащими удареніями отвѣтъ Людовика.
Не говоря ни слова, маркизъ поднялся и направился, такъ скоро, какъ только позволяли ему дрожащія ноги, въ комнату, въ которую вошла Клементина.
Но дверь была заперта извнутри.
— Отворите, сказалъ онъ, — отворите!
Только черезъ нѣсколько минутъ она отвѣтила, что не можетъ отворить.
— Отворите, прошу васъ; если вы этого не сдѣлаете, я выломаю дверь.
И такъ какъ она медлила, то онъ ударилъ нѣсколько разъ; тогда ключъ повернулся.
Маленькій чемоданъ стоялъ на столѣ, въ него было уложено одно платье и кругомъ были разбросаны разныя принадлежности туалета. Клементина со слезами на глазахъ стояла неподвижно среди комнаты.
— Какъ! вскричалъ маркизъ раздирающимъ голосомъ, — вы уѣзжаете?
— Я вернусь, да я вернусь, я не могу васъ покинуть, но вы видите, что теперь мнѣ необходимо уѣхать; я не хочу становиться между вами и вашимъ семействомъ.
— Мое семейство — это ты! сказалъ онъ, взявъ ее за руки.
— Я не хочу отдалять отъ васъ вашихъ друзей.
— Кто будетъ меня любить, такъ какъ ты?
— Никто! вскричала она страстнымъ тономъ.
— Тогда зачѣмъ-же тебѣ уѣзжать?
— Какъ! вы хотите, чтобы я переносила подобныя оскорбленія, чтобы я осталась здѣсь для того, чтобы подвергаться имъ каждый день? Мнѣ нѣтъ мѣста въ замкѣ, ваша кузина права, что она не хочетъ встрѣтиться здѣсь со мной. Мнѣ необходимо уѣхать, для васъ, Артуръ, для меня; я умерла-бы отъ подобнаго мученія.
Говоря эти слова, она съ порывистымъ жестомъ укладывала кое-какъ въ чемоданъ вещи, лежавшія на столѣ.
Онъ хотѣлъ остановить ее, но она вырвалась изъ его рукъ.
— Нѣтъ, будьте тверды, сказала она — нельзя пренебрегать законами свѣта. Это Богъ насъ наказываетъ. О! какъ я несчастна!
Потомъ вдругъ она прекратила свои жалобы и вскричала, подойдя къ маркизу: — Взгляни на меня, чтобы я могла унести съ собой твое изображеніе!
Онъ обнялъ ее и долго на нее смотрѣлъ; потомъ подошелъ къ камину и позвонилъ.
Вошелъ Валерій.
— Завтра, сказалъ маркизъ, обращаясь къ нему, — когда придетъ г. Меро, вы ему скажете, что для него, также какъ и для его матери, меня всегда нѣтъ дома.
Она хотѣла прервать его, но онъ твердымъ жестомъ велѣлъ лакею выйти.
Когда тотъ заперъ за собою дверь, де-Каркбю проскользнулъ въ комнату и сказалъ, подойдя къ маркизу: — То, что вы сказали, достойно мущины, я слышалъ ваши слова и вполнѣ одобряю.
И, обратившись къ Клементинѣ, онъ продолжалъ: — Прошу васъ не смѣшивать меня съ моимъ племянникомъ, — въ семьѣ не безъ урода.
Говоря это, онъ протянулъ ей руку.
— Я васъ уважаю, а со мной и всѣ порядочные люди; говорю вамъ это, какъ честный человѣкъ.
И, просто, съ достоинствомъ, какъ человѣкъ, исполнившій свой долгъ, онъ вышелъ, оставивъ маркиза и Клементину другъ противъ друга.
X.
правитьКлементина не долго оставалась у маркиза.
Скоро тотъ, не спускавшій съ нея глазъ, замѣтилъ въ ней какое-то волненіе, какъ будто она чувстйовала себя нездоровой, она то закрывала, то открывала глаза и проводила руками по лбу.
— Что съ вами? спросилъ онъ.
— Мнѣ душно.
— Если вы хотите, я велю погасить этотъ огонь.
— Нѣтъ, это не отъ огня; меня душитъ волненіе. Ахъ, мой другъ, я тверда противъ физическихъ страданій, но ты видишь, какъ слаба я противъ нравственныхъ мукъ: онѣ меня убьютъ.
Что-же дѣлать? Она дѣйствительно была въ жалкомъ положеніи; дыханіе было прерывисто, губы дрожали. Изъ всѣхъ средствъ, предложенныхъ ей маркизомъ, она приняла только одно — это было выйти на воздухъ.
Онъ хотѣлъ провожать ее въ этой прогулкѣ, но она не позволила, чтобы онъ утомлялся.
Едва она вышла, какъ тотчасъ дыханіе сдѣлалось правильнымъ и губы перестали дрожать. Пройдя оврагомъ, она черезъ нѣсколько минутъ была въ деревнѣ, гдѣ наняла въ гостинницѣ экипажъ и три четверти часа спустя была уже въ Ганнебо, у дверей аббата Гилльсмитъ.
Уже кое-что значило оградить себя со стороны госпожи Меро и Людовика, но это была только одна часть ея задачи. Оставалась Денизъ, и съ ея стороны надо было больше всего опасаться.
Если она откровенно объяснится со своимъ крестнымъ отцемъ и скажетъ ему, что любитъ Людовика, то маркизъ, навѣрно, захочетъ ихъ женить.
Какую-же власть сохранитъ она тогда, когда Людовикъ и Денизъ соединятся противъ нея? Власть страсти? Да, конечно, но будетъ ли эта страсть въ состояніи такъ ослѣпить маркиза, чтобы заставить его позабыть въ завѣщаніи о тѣхъ, которыхъ онъ постоянно будетъ имѣть передъ глазами? Только подъ условіемъ совершеннаго удаленія отъ нихъ маркиза могла она льстить себя надеждой внушить маркизу, такъ сказать, продиктовать ему такое завѣщаніе, какое она хотѣла.
Имѣя постоянно передъ глазами ту, которую онъ любилъ, маркизъ въ минуту смерти думалъ бы только о ней. Но еслибы онъ видѣлъ у своей постели Людовика и Денизъ, то онъ думалъ-бы только о нихъ.
И такъ, было необходимо, чтобы эта свадьба не состоялась. Чтобы воспрепятствовать этому, прежде всего было нужно, чтобы маркизъ не видался съ Денизъ, или, по крайней мѣрѣ, не могъ свободно говорить съ ней.
Но для этого ей была необходима помощь аббата Гилльсмитъ; потому что маркизъ навѣрно захочетъ съѣздить въ монастырь святой Рутиліи, и она не въ состояніи будетъ удержать его въ Рюдмонѣ.
Но согласится-ли аббатъ оказать ей помощь?
Выйдя изъ экипажа, она вошла въ садъ декана.
Когда Клементина пришла къ монастырскимъ мастерскимъ, расположеннымъ на берегу рѣки въ промышленной части города, то ей тамъ сказали, что аббатъ Гилльсмитъ въ кузницѣ и при этомъ показали на дверь ея, отворенную настежъ.
Издали она замѣтила двухъ кузнецовъ, въ кожанныхъ передникахъ, ковавшихъ раскаленный до красна кусокъ желѣза. Цѣлый дождь искръ летѣлъ изъ подъ молота и усыпалъ почернѣвшую землю.
Около нихъ стоялъ какой-то священникъ съ чертежемъ въ рукахъ и внимательно слѣдилъ за работой. Это былъ аббатъ Гилльсмитъ, который, съ обнаженной головой и подобранной до пояса рясой, наблюдалъ за работами и указывалъ какъ дѣлать, не обращая никакого вниманія на сыпавшіяся около него искры, какъ будто-бы это были простыя деревянныя опилки. Только тогда, когда желѣзо было снова положено въ горнъ, онъ обернулся и замѣтилъ Клементину.
— Какъ, вы здѣсь? сказалъ онъ, не выказывая большаго удивленія.
— Мнѣ нужно съ вами переговорить и…
— Тогда пойдемте въ мою комнату, прервалъ онъ-ее.
XI.
правитьКомната, въ которую онъ провелъ Клементину, была настоящая фабричная контора, — вся въ сажѣ и наполненная пылью каменнаго угля. Счетныя книги лежали тамъ и сямъ въ безпорядкѣ и повсюду были разбросаны рисунки перомъ и карандашемъ. Кресло, стоявшее передъ пюпитромъ управляющаго, и два стула, засаленные посѣтителями, составляли всю меблировку.
Усѣвшись въ свое кресло, аббатъ предложилъ Клементинѣ одинъ изъ этихъ стульевъ.
Обыкновенно ее трудно было запугать; съ своимъ быстрымъ и находчивымъ умомъ она вездѣ умѣла находиться, но тутъ, начиная разговоръ, она ощутила какую-то неловкость. Ей лучше бы хотѣлось поговорить съ этимъ аббатомъ въ его домѣ, чѣмъ въ этой конторѣ. Эта обстановка ее смущала, а онъ былъ здѣсь совершенно на своей почвѣ. Стукъ молотовъ и машинъ, нисколько его не смущавшій, сильно на нее дѣйствовалъ и разстроивалъ нервы.
Кромѣ того, передъ этимъ человѣкомъ, умъ и хитрость котораго она хорошо знала, ей надо было собрать всѣ свои силы.
— Я хотѣла бы поговорить съ вами о вашей воспитанницѣ, сказала она.
Аббатъ Гилльсмитъ не отвѣчалъ ничего, но устремилъ на нее холодный взглядъ, казалось говорившій: «Дальше, я жду».
Надо было идти прямо.
— Наши предположенія не осуществились, сказала она, — Денизъ, судя по вашимъ послѣднимъ письмамъ, кажется, вовсе не расположена къ монашеской жизни. Я васъ спрашиваю, чему вы приписываете это сопротивленіе?
Казалось, что они играли въ шахматы и Клементина сдѣлала первый ходъ; теперь была очередь аббата.
Онъ тотчасъ сдѣлалъ второй.
— Я возвращаю вамъ этотъ вопросъ, сказалъ онъ, — вы были гувернанткой этой дѣвушки и, конечно, знаете ее лучше, чѣмъ я.
— Когда она была подъ моимъ руководствомъ, она выказывала расположеніе къ монашеству. Подъ вашимъ — сохранила-ли она его?
По тому, какъ она повела разговоръ, онъ понялъ, что ее не такъ-то легко заставить сдаться, и онъ не достигнетъ этого посредствомъ одного только хладнокровія и терпѣнія исповѣдника.
— Я расположенъ думать, сказалъ онъ, — что мы ошиблись насчетъ расположенія этой дѣвушки; то, что мы приняли за призваніе къ монашеской жизни, могло-быть просто желаніемъ выйти замужъ. Что вы на это скажете?
Ударъ былъ нанесенъ прямо.
— Но… я не знаю, отвѣчала Клементина, съ безпокойствомъ спрашивая сама себя, чего онъ хотѣлъ этимъ достичь.
— Уже нѣсколько времени, продолжалъ аббатъ, — я все сбирался написать г. маркизу де-Рюдмонъ и высказать ему мои недоумѣнія. Въ то-же время я думалъ разспросить объ этомъ и Денизъ. Но такъ какъ вы воротились, то моя отвѣтственность прекращается, я васъ предупреждаюлучше чѣмъ кто-либо вы можете узнать отъ нея, каковы ея настоящія намѣренія.
— Есть-ли у васъ какіе-нибудь поводы жаловаться на нее?
— Жаловаться! вскричалъ онъ, сложивъ руки и подымая ихъ къ небу. — О! конечно нѣтъ. Она самая нѣжная, почтительная и послушная дѣвушка, которая у насъ когда-либо была въ монастырѣ. Если бы не эта меланхолія, странная въ ея годы, она была бы образцемъ. Въ первое время ея пребыванія у насъ, я не обращалъ особеннаго вниманія на ея печаль, о которой мнѣ всѣ говорили и которую я самъ замѣчалъ. Для меня эта печаль имѣла весьма естественныя причины: съ одной стороны, разлука съ тѣми, кого она любила, асъ другой — совершенное уединеніе, тогда какъ она привыкла уже къ удовольствіямъ. Печаль, порожденная этими обстоятельствами не должна была быть продолжительною, но однако она не только не исчезла, но даже усилилась. Вотъ что меня безпокоитъ.
— Вы хотите, чтобы я съ ней поговорила? спросила Клементина.
— Хочу-ли я? Знайте, что я лично ничего не хочу.
— Мнѣ кажется, что если я должна разспросить Денизъ, то мнѣ было бы хорошо узнать сначала то, что вы думаете о ней, т. е. къ какому убѣжденію привели васъ ваши наблюденія въ теченіи этихъ послѣднихъ мѣсяцевъ. Будетъ-ли нескромностью спросить васъ объ этомъ?
«Рѣшительно, подумалъ аббатъ Гилльсмитъ, — мы проводимъ время въ взаимныхъ распросахъ. Странный разговоръ, вопросы безъ отвѣтовъ.»
Но онъ остерегся высказать эту мысль въ слухъ, а напротивъ, съ самымъ любезнымъ видомъ отвѣчалъ, что это требованіе кажется ему совершенно законнымъ, и что онъ постарается удовлетворить ему.
— Надо вамъ сказать, началъ онъ, — что я не руковожу самъ умами дѣвушекъ, находящихся въ монастырѣ святой Рутиліи, мои занятія препятствуютъ этому и съ величайшимъ сожалѣніемъ я долженъ былъ предоставить эту заботу моему викарію, аббату Коломбъ. Впрочемъ, никто не былъ такъ достоинъ этой щекотливой задачи какъ онъ. Терпѣніе, мягкость, снисходительность — съ одной стороны и горячая вѣра, охватывающая и воспламеняющая всѣхъ, кто только къ нему не приближается — съ другой. Онъ обладаетъ всѣми достоинствами и добродѣтелями, которыя только можно желать. Когда Денизъ прибыла въ монастырь, я передалъ ее ему, разсказавъ также и о намѣреніяхъ г. маркиза. Въ тоже время я увѣдомилъ о нихъ и настоятельницу. Денизъ не могла быть въ лучшихъ рукахъ, такъ-что, послѣ того, что вы мнѣ говорили о ея расположеніи къ монашеской жизни, я былъ увѣренъ, что результатъ, котораго желалъ г. маркизъ, будетъ достигнутъ. Но каково было мое удивленіе, когда аббатъ Коломбъ и мать Алиса увѣдомили меня, что наши надежды не оправдываются. Какъ ученицу, они не могли ее ни въ чемъ упрекнуть; она была прилежна, внимательна, готова на всякую работу, какую только ей назначали и, вмѣстѣ съ тѣмъ, умна, одарена мягкимъ характеромъ и превосходнымъ сердцемъ, что скоро заставило всѣхъ подругъ полюбить ее. Но она не выказывала ни малѣйшаго желанія сдѣлаться монахиней.
— Не получала-ли Денизъ какихъ нибудь писемъ, которыя могли-бы измѣнить образъ ея мыслей?
— Нѣтъ. Госпожа Меро, правда, являлась разъ, но мы ее не допустили видѣть Денизъ, сообразуясь съ вашими приказаніями. Что-же касается до писемъ, то она не получила ни одного.
— Даже тайно?
— Не думаю. Впрочемъ, позвольте вамъ замѣтить, что призваніе къ монашеству, которое можетъ быть уничтожено первымъ письмомъ пришедшимъ извнѣ, должно быть очень слабо, и надо подумать, прежде чѣмъ принять его.
— Вы не испытывали-ли Денизъ?
— Боже мой! нѣтъ. Я ожидалъ, какъ я вамъ уже говорилъ, и что еще болѣе заставило меня подождать, это — противорѣчащія слова этой дѣвушки. Были минуты, когда можно было думать, что она съ жаромъ стремится къ монашеской жизни, а иногда казалось, что она стремится вырваться въ свѣтъ съ неменьшимъ жаромъ. Какая же могла быть причина этихъ противоположностей? Не надо-ли отыскивать ее въ движеніяхъ отчаянія, которое часто заставляетъ насъ прибѣгать къ Богу, такъ какъ мы чувствуемъ тогда, что Онъ одинъ есть источникъ всякой радости? Я расположенъ этому вѣрить тѣмъ болѣе, что до меня дошли кое-какіе слухи.
— Какіе слухи? спросила Клементина съ безукоризненной наивностью.
— Какъ, вы ихъ не знаете? возразилъ аббатъ, не менѣе великолѣпный въ своемъ изумленіи. — Мнѣ передавали, что во время ея пребыванія въ замкѣ де-Рюдмонъ, она, не смотря на свою молодость, уже успѣла влюбиться въ своего кузена, Людовика Меро, и что этотъ послѣдній тоже почувствовалъ истинную страсть.
Пока онъ говорилъ, Клементина спрашивала себя, хочетъ-ли онъ отказаться принять Денизъ въ монастырь или-же потребуетъ увеличенія вклада?
Обдумывая это, она машинально смотрѣла на большую желтую афишу, прибитую на стѣнѣ, позади аббата.
Особенно рѣзко выдѣлялись нѣсколько словъ, напечатанныхъ большими буквами: Артистическое слесарное заведеніе въ Ганнебъ. Облигаціи, подписка, выгоды, безопасность.
Она устремила глаза на эту афишу и казалось не слушала болѣе аббата.
Тотъ, пораженный этимъ невниманіемъ, инстинктивно повернулъ голову, чтобы увидать, что такъ привлекло ея вниманіе.
Его афиша!
Они нѣсколько минутъ молча смотрѣли другъ на друга, но если ихъ уста молчали, то глаза говорили.
— Я не сообщалъ еще г. маркизу де-Рюдмонъ объ этомъ превосходномъ дѣлѣ, сказалъ наконецъ аббатъ, — такъ какъ я ожидалъ его возвращенія, чтобы объяснить ему это; я сберегъ для него пятьдесятъ акцій по пяти сотъ франковъ.
— Если дѣло такъ превосходно, какъ вы говорите — чему я охотно вѣрю — то вы могли бы записать на имя маркиза сто акцій. У него есть въ настоящее время деньги, которыя надо помѣстить, и такъ какъ онъ поручилъ эти деньги мнѣ, то я конечно буду руководиться въ этомъ помѣщеніи вашими познаніями и совѣтами. Но теперь дѣло идетъ не объ этомъ, а о Денизъ. Возвратимся къ этому дорогому дитяти! Когда мы сговоримся на ея счетъ, тогда перейдемъ и къ этой подпискѣ.
XII.
править— Мнѣ надо поговорить съ вами совершенно откровенно, сказала она, — и объяснить вамъ истину, какъ-бы я говорила съ вами на исповѣди. Потому что мы находимся теперь въ такомъ щекотливомъ положеніи, что намъ всѣмъ необходимы ваши совѣты и познанія. Когда я говорила съ вами въ первый разъ о Денизъ, я сказала вамъ, что она дочь маркиза и поэтому будетъ его наслѣдницей. Я тогда слишкомъ поторопилась.
— Она не будетъ его наслѣдницей? прервалъ аббатъ, взглянувъ на нее.
— Она не дочь его, продолжала Клементина. Какъ маркизъ далъ убѣдить себя, что она его дочь, я не знаю, потому что у меня нѣтъ точныхъ свѣдѣній о его связи съ этой актрисой. Достовѣрно только то, что онъ считалъ ее своей дочерью, и въ этомъ убѣжденіи онъ хотѣлъ выдать ее замужъ за Людовика Меро. Конечно, этимъ онъ принималъ въ свое семейство незаконнорожденную, но этотъ порокъ рожденія исчезалъ для него, такъ какъ, она была его дочерью. И надо слишкомъ оскорбляться этой слабостью или, скорѣе, отеческимъ тщеславіемъ: оно совершало браки незаконныхъ дѣтей Людовика XIV. Но когда маркизъ убѣдился, что онъ былъ обманутъ….
— У него были доказательства этого?
— Такія очевидныя, на сколько это возможно. Онъ узналъ, что мать Денизъ передъ смертью написала тремъ лицамъ, поручая имъ свою дочь и увѣряя каждаго, что она была также его дочерью.
— Возможно-ли это?
— Эта троичность, конечно, не удовлетворила маркиза. Какія мученія онъ вынесъ — я этого не знаю; но я убѣждена, что они были жестоки, потому что онъ очень любилъ Денизъ. По моему мнѣнію, онъ тогда испыталъ глубокое потрясеніе, которое послѣ выказалось въ видѣ апоплексическаго удара.
— Такъ вотъ чѣмъ объясняется эта страшная слабость, о которой такъ много говорятъ?
— Безъ всякаго сомнѣнія. Но дѣло не въ г. маркизѣ, а въ Денизъ. Послѣ этого открытія, маркизъ поручилъ мнѣ просить васъ принять его воспитанницу въ монастырь святой Рутиліи. Это разоблаченіе его поразило; но съ характеризующимъ его великодушіемъ и справедливостью, онъ не захотѣлъ вымѣщать свое горе на этомъ ребенкѣ, въ сущности нисколько не виновномъ въ этомъ позорномъ дѣлѣ. Онъ былъ привязанъ къ ней, и если не могъ болѣе считать ее своей дочерью, то еще болѣе не могъ оттолкнуть ее отъ себя, какъ чужую. Его положеніе было довольно печально. Ужасно! Тогда маркизъ подумалъ о монастырѣ святой Рутиліи. Такъ какъ я и всѣ, жившіе вмѣстѣ съ Денизъ, онъ былъ пораженъ ея религіознымъ настроеніемъ; ее одушевляла такая истинная набожность, что это можно было принять, и мы приняли, за призваніе къ монашеству.
Клементина говорила, не сводя глазъ съ аббата и, не смотря на его аффектированное равнодушіе, слѣдила за впечатленіемъ, которое производили на него ея слова. Очевидно, они его поражали; его вниманіе было возбуждено и казалось, онъ старался отдѣлить въ этомъ разсказѣ истину отъ лжи. Для нея это было уже большимъ успѣхомъ.
Она продолжала:
— Надо вамъ замѣтить, что когда маркизъ привезъ Денизъ въ монастырь, она не сдѣлала ни малѣйшаго намека на свою любовь. Она только плакала. Это было очень естественно и маркизъ приписалъ это отчаяніе ихъ разлукѣ, и я полагаю, что онъ былъ совершенно правъ. Какъ-бы то ни было, но маркизъ уѣхалъ съ убѣжденіемъ, что Денизъ будетъ монахиней и будетъ этимъ счастлива. Для него это было большимъ утѣшеніемъ, потому что, я повторяю, онъ очень любилъ и любитъ эту дѣвушку.
— Но если онъ не могъ узнать ея настоящихъ чувствъ, что я охотно допускаю, потому что она такъ осторожна на этотъ счетъ, что ни настоятельница, ни аббатъ Коломбъ, ни я, не могли проникнуть ее, то все-таки онъ долженъ былъ узнать, покрайней мѣрѣ, чувства своего племянника.
Это замѣчаніе, сдѣланное самымъ добродушнымъ тономъ, нисколько не смутило Клементину.
— Конечно, отвѣчала она. — Немного спустя послѣ отъѣзда отсюда, маркизъ получилъ письмо отъ Людовика Меро, въ которомъ тотъ говорилъ про свою любовь. Маркизъ былъ этимъ чрезвычайно разсерженъ; онъ находилъ справедливымъ, если-бы его племянникъ женился на его дочери, но ему казалось чудовищнымъ желаніе его жениться на незаконной дочери актрисы, не смотря на всю нѣжность, которую онъ могъ еще къ ней чувствовать.
Такъ какъ аббатъ продолжалъ смотрѣть на нее съ проницательнымъ вниманіемъ, то она, немного помолчавъ, продолжала:
— Эти чувства могутъ на первый взглядъ показаться противорѣчащими, но тотъ, кто знаетъ гордость маркиза, легко это пойметъ: его гордость не выносила мысли, что будущій наслѣдникъ имени и владѣній де-Рюдмонъ женится на дочери актрисы, незаконной дочери какого-нибудь негодяя. Въ этомъ смыслѣ маркизъ и отвѣчалъ своему племяннику, а такъ какъ тотъ настаивалъ, то между ними произошелъ разрывъ, который. сегодня еще усилился, такъ какъ г. Меро, узнавъ о прибытіи маркиза, сталъ опять настаивать на томъ, чтобы онъ далъ согласіе. Маркизъ, между нами будь сказано, взбѣшенъ противъ своего племянника и если тотъ какимъ-нибудь образомъ достигнетъ того, что женится на Денизъ, то конечно, онъ будетъ лишенъ наслѣдства.
— Въ самомъ дѣлѣ?
— Нѣтъ никакого сомнѣнія. Конечно, надо прибавить, что маркизъ не вѣритъ въ возможность этого брака, такъ какъ онъ убѣжденъ, что Денизъ рѣшилась сдѣлаться монахиней. Если-бы онъ пріѣхалъ сюда; раньше меня, и вы сказали-бы ему, также какъ и мнѣ, что вмѣсто призванія къ монашеской жизни вы замѣчаете въ ней только стремленіе выйти замужъ, то это было-бы для него страшнымъ ударомъ и, при его теперешней слабости, это могло бы даже убить его.
Но, рано или поздно, онъ будетъ пораженъ этимъ открытіемъ; для этого ему стоитъ только увидѣть Денизъ.
— Такъ надо, чтобы онъ ее не увидѣлъ.
Послѣ этихъ словъ водворилось продолжительное молчаніе. Клементина ждала, чтобы аббатъ обдумалъ эту мысль, а тотъ, въ свою очередь, видя къ чему она ведетъ, и понявъ ея уловки, интересовался, какъ-то она будетъ продолжать.
— Я хочу сказать, начала она снова, — что было-бы хорошо, если-бы онъ не могъ увидѣть ее хотя нѣсколько дней; потому-что я хорошо знаю, что мы живемъ не въ такое время, когда можно бы было скрыть молодую дѣвушку, заставляя ее странствовать изъ монастыря въ монастырь — Я не знаю, было-ли это когда-нибудь, возразилъ аббатъ твердымъ голосомъ, — но я знаю, что теперь этого уже не существуетъ.
— Такъ-что я хочу только, чтобы Денизъ не было въ монастырѣ Святой Рутиліи, когда туда пріѣдетъ маркизъ; она можетъ быть отправлена на югъ, на берегъ моря, или на какія-нибудь воды, для здоровья. Тогда, во время этого отсутствія, я постоянно пріучила-бы маркиза къ мысли, что она не будетъ монахиней, такъ какъ у ней нѣтъ къ этому призванія. У ней нѣтъ призванія! Противъ этого ничего нельзя сказать и никто не можетъ имѣть мысли насиловать ея волю и вѣру. Съ другой. стороны можно будетъ въ это время окончательно убѣдиться, дѣйствительно-ли у нея нѣтъ этого призванія.
Снова водворилось молчаніе.
— Если Денизъ, продолжала Клементина, — будетъ убѣждена, что отказываясь остаться въ монастырѣ, она этимъ лишаетъ г. Меро имени и состоянія, она можетъ быть, тронется этимъ. Кромѣ того, въ это время можетъ многое произойти. Тогда какъ, если г. де-Рюдмонъ увидитъ ее завтра или послѣ-завтра, я боюсь того, что можетъ отъ этого произойти. Во первыхъ, это страшное волненіе поразитъ маркиза и потрясетъ его здоровье, а потомъ непремѣннымъ слѣдствіемъ этого будетъ лишеніе наслѣдства г. Меро. Вы мнѣ только-что сказали, что, какъ вамъ кажется, лучше всего будетъ женить молодыхъ людей. Вы видите, что обстоятельства складываются не въ этомъ смыслѣ.
Нѣсколько секундъ аббатъ Гилльсмитъ не отвѣчалъ я эти секунды показались Клементинѣ очень долгими.
— Конечно, сказалъ онъ наконецъ, — не надо дѣйствовать грубо въ такихъ щекотливыхъ обстоятельствахъ. Я согласенъ отправить эту дѣвушку провести сезонъ на водахъ, въ Баньолѣ, гдѣ въ настоящее время есть наши сестры въ монастырѣ Святаго Іосифа. Черезъ нѣсколько времени она вернется и тогда, сообразно съ тѣмъ, что произойдетъ здѣсь, рѣшится ея судьба.
Разговоръ продолжался еще нѣсколько времени и было наконецъ рѣшено, что Денизъ отправится завтра въ Баньоль въ сопровожденіи одной изъ сестеръ.
Клементина уже направилась въ двери, какъ вдругъ остановилась:
— А эта подписка? сказала она, — я совсѣмъ было о ней позабыла; такъ сто акцій, не правда-ли? Черезъ нѣсколько дней я пришлю вамъ чекъ на банкъ братьевъ Моне въ Конде.
— Кстати, сказалъ аббатъ, не произнеся ни одного слова благодарности, — позвольте мнѣ спросить васъ много-ли денегъ лежитъ у васъ въ этомъ банкѣ? Во время вашего отсутствія распространились слухи, которые, конечно, клевета, но которые однако поколебали его кредитъ. Почему вы не помѣстите ваши деньги здѣсь, у г. Претавуань?
XIII.
правитьДе-Каркбю былъ совершенно подчиненъ и Клементина могла разсчитывать на него какъ на самаго вѣрнаго союзника.
Людовику Меро было отказано отъ дому; Денизъ изгнана въ Баньоль. Таковы были результаты, достигнутые ею въ одинъ день.
Она вернулась въ замокъ, удовлетворенная тѣмъ, что сдѣлала, и нѣжно отвѣчала на жалобы маркиза, недовольнаго тѣмъ, что онъ такъ долго оставался одинъ.
Она увлеклась удовольствіемъ ходьбы и воспоминаніями.
— Я хотѣла дойти до сосенъ Ландъ, сказала она, нѣжно взглянувъ на него.
— Такъ далеко, пѣшкомъ, это безуміе.
— Я хотѣла, чтобы моя первая прогулка была въ то мѣсто, гдѣ я видѣла ваши прекрасные глаза покоющимися на мнѣ съ любовью. Я хотѣла снова испытать тамъ то сладостное волненіе, которое я тогда чувствовала.
— И…
— И я испытала его; на дорогѣ тѣже самыя красныя иглы, скользящія подъ ногами; въ воздухѣ тотъ-же ароматъ; между вѣтвями таже музыка вѣтра. Но васъ не было тамъ, чтобы освѣтить этотъ пейзажъ, и я воротилась бѣгомъ. Простите мнѣ это отсутствіе.
— Мы возвратимся туда вмѣстѣ, сказалъ онъ, сжимая ея руку.
Часъ обѣда давно уже прошелъ. Они вошли въ столовую, гдѣ нашли де-Каркбю, шагавшаго вдоль и поперегъ. Но, совершенно противоположно тому, что бывало прежде, если ему приходилось ждать сѣсть за столъ, онъ не выказывалъ ни малѣйшаго дурнаго расположенія духа.
— Я хотѣлъ васъ ждать, сказалъ онъ подходя къ маркизу, — конечно, это самое меньшее, что я долженъ сдѣлать, чтобы отпраздновать ваше возвращеніе.
Три прибора были накрыты за столомъ, два съ одной стороны, для маркиза и Клементины, и одинъ, напротивъ нихъ, для де-Каркбю.
Маркизъ подошелъ, опираясь на руку Клементины; она помогла ему сѣсть и, при помощи шелковаго шнурка съ серебрянными щипчиками на концахъ, подвязала ему подъ подбородокъ салфетку.
Въ тоже время де-Каркбю также усѣлся на своемъ мѣстѣ, опираясь на спинку стула, раздвинувъ ноги и выставивъ впередъ грудь.
— Не правда-ли, сказалъ онъ, — какъ хорошо соединиться всѣмъ вмѣстѣ за хорошо сервированнымъ столомъ?
Маркизъ оглядѣлся вокругъ себя и его лобъ сморщился: не всѣ тѣ сидѣли за столомъ, кого онъ привыкъ видѣть за нимъ.
— Ну, полноте! сказалъ де-Каркбю, замѣтивъ это впечатлѣніе, — не надо трогаться этимъ, дорогой Артуръ. На этомъ праздникѣ недостаетъ одной женщины безъ сердца, я могу такъ говорить, потому-что она моя сестра, я уважаю мое семейство, но истина прежде всего. Вотъ каковъ я.
Клементина сдѣлала знакъ Валерію, который быстро поставилъ передъ маркизомъ полную тарелку супа и тотъ тотчасъ принялся ѣсть.
Онъ жадно глоталъ ложку за ложкой, какъ будтобы чувствовалъ сильный голодъ, по дрожащія руки при такой торопливости измѣняли ему и, поднося ложку ко рту, онъ проливалъ половину назадъ въ тарелку; брызги летѣли по всей скатерти.
Кто-бы узналъ въ немъ того изящнаго маркиза де-Рюдмонъ, какимъ онъ былъ два года назадъ!
Де-Каркбю мигнулъ Клементинѣ, но та прямо взглянула на него и казалось не понимала, что онъ хотѣлъ сказать.
Кромѣ того, у ней была одна забота о маркизѣ: когда подавали блюда, она выбирала куски, которые она хотѣла чтобы онъ съѣлъ и, если они были слишкомъ горячи, — она предупреждала его объ этомъ; по ея знаку наполняли стаканы и если она его не дѣлала, они оставались пусты.
Маркизъ, не говоря ни слова, ѣлъ все — мясо и овощи — съ одинаковой жадностью. Онъ всегда много ѣлъ и это легко объяснялось его ростомъ и сложеніемъ, но онъ ѣлъ изящно и былъ лакомка. Теперь же онъ болѣе не ѣлъ — онъ пожиралъ, онъ наполнялъ себя по скотски.
Всякаго другого, кромѣ де-Каркбю, тронуло-бы зрѣлище такого униженія, но онъ смѣялся и апплодировалъ.
— И увѣряютъ, что вы больны! За ваше здоровье, другъ мой!
Потомъ, обращаясь къ Клементинѣ, онъ продолжалъ:
— И за ваше! Я счастливъ, что мы снова находимся вмѣстѣ; крикъ сердца, вы знаете, нельзя удержать.
Когда, послѣ обѣда, перешли въ гостинную, Клементина усадила маркиза въ кресло передъ каминомъ, въ которомъ горѣлъ яркій огонь и платкомъ подвязала ему подбородокъ. Напоивъ его чашкой кофе, которую она сама подсластила и держала въ рукахъ, пока онъ совершенно не былъ готовъ, Клементина сѣла за фортепіано и стала тихо и медленно играть какой-то вальсъ.
Маркизъ не замедлилъ заснуть; его руки повисли вдоль кресла, и подбородокъ, не смотря на платокъ, опустился на грудь. Тогда де-Каркбю, сидѣвшій неподвижно передъ маленькимъ столикомъ и дѣлавшій только самыя необходимыя движенія чтобы размѣшать свой кофе съ водкой и влить туда безконечное число рюмокъ рому, кюрассо и шартрезъ, вдругъ поднялся и на ципочкахъ подошелъ къ фортепіано.
— За какимъ чортомъ ходили вы сегодня до обѣда? спросилъ онъ, наклонившись къ уху Клементины, не перестававшей играть.
Она обернулась на половину къ нему и медленно оглядѣла съ ногъ до головы.
— Такъ этого еще не довольно! вскричала она, какъ-бы говоря сама съ собой.
Потомъ, вдругъ прекративъ вальсъ, начала играть пѣснь Миньоны: «Ты знаешь-ли край?..», какъ будто-бы она хотѣла мысленно бѣжать изъ замка и удалиться въ идеальную страну.
Но это была только молнія. Такъ какъ де-Каркбю продолжалъ стоять около нея, она обернулась и быстро сказала ему:
— Въ послѣдній разъ я отвѣчаю на ваши глупые вопросы, но понимаете, что это въ послѣдній разъ. Не спрашивайте меня никогда; я буду нѣма, какъ это кресло. Вы меня спрашиваете куда я ходила до обѣда? Въ Ганнебо, чтобы помѣшать маркизу увидѣть Денизъ. Я успѣла въ этомъ. Денизъ нѣтъ болѣе въ Ганнебо и когда маркизъ захочетъ ее видѣть, онъ не найдетъ ее. Понимаете-ли вы?
Она наклонилась надъ фортепіано, тогда какъ де-Каркбю всплеснулъ руками отъ удивленія.
Черезъ часъ маркизъ проснулся. Тогда Клементина живо раскрыла передъ нимъ столъ и они стали играть въ экарте. Странная вещь, она почти никогда не выигрывала и въ концѣ концовъ маркизъ почти всегда одерживалъ верхъ въ этихъ горячо-оспариваемыхъ партіяхъ.
Де-Каркбю, смотрѣвшій на игру, замѣтилъ, что при рѣшительномъ ходѣ она сбросила своихъ козырей; онъ толкнулъ ее ногой подъ столомъ и такъ какъ она не поняла этого, то онъ поднялъ ея сбросъ и показалъ ей; она взяла у него карты и бросила ихъ въ кучу.
Онъ былъ изумленъ. Что это могло значить? При слѣдующемъ ходѣ она сдѣлала тоже самое; тогда онъ не могъ удержать восклицанія удивленія и досады.
— Плутовать, чтобы проигрывать! прошепталъ онъ сквозь зубы.
Но она, незамѣтнымъ знакомъ, приказала ему молчать.
Итакъ, она плутовала! Если-бы еще для того, чтобы выиграть! Они вѣдь играли на деньги, по луидору за партію. Нѣтъ, это было уже слишкомъ! Почему она не обыгрываетъ маркиза. Луидоръ за луидоромъ составили-бы наконецъ сумму..
Онъ смотрѣлъ только на эти луидоры и съ отчаяніемъ видѣлъ, какъ они переходили въ руки маркиза; онъ непонималъ, что она играла не на эти луидоры, лежавшіе на зеленомъ столѣ, а на этотъ замокъ, земли Рюдмонъ, на все состояніе Артура.
Въ одиннадцать часовъ маркизъ ушелъ къ себѣ и въ полночь Клементина могла запереться въ своей комнатѣ и вздохнуть свободно.
Наконецъ она освободилась.
Какъ тяжело было иго, которое она сняла съ своихъ плечъ!
Она зажгла двѣ свѣчи, стоявшія на каминѣ и, распустивъ волосы, посмотрѣла на себя въ зеркало.
Нѣтъ, они еще не посѣдѣли; нѣтъ, морщины не появились на ея лбу!
Но за этимъ днемъ, который былъ для нея такъ дологъ, послѣдуетъ много подобныхъ ему, также длинныхъ, также трудныхъ, если еще не болѣе.
Надо будетъ еще защищаться, выдумывать ложь за ложью; надо будетъ бороться то съ тѣмъ, то съ другимъ, то со всѣми заразъ, потому что хотя она успѣла поразить своихъ враговъ и удалить ихъ на мгновеніе, но они еще возобновятъ нападеніе.
Сколько времени продолжится эта отсрочка? Это было для нея важнымъ вопросомъ.
Но это было далеко не все, о чемъ она должна была заботиться.
Что нужно было, чтобы разрушить это зданіе лжи, которое она построила?
Ничего, какую-нибудь песчинку. Потому что всѣ средства, пущенныя ею въ ходъ были непрочны, такъ какъ были основаны на лжи.
Она нисколько не увлекалась на счетъ ихъ значенія, и если употребила ихъ, то только по той причинѣ, что въ ея распоряженіи не было лучшихъ.
Сама она не запутается-ли въ этомъ лабиринтѣ? Вспомнитъ-ли она, что она говорила маркизу, что аббату Гилльсмитъ; одному сегодня, другому вчера? Не такъ трудно выдумать ложь, какъ поддержать ее, помнить объ ней, знать въ тоже время кому она была сказана, всѣ обстоятельства, которыми воспользовались, чтобы сдѣлать ее правдоподобнѣе.
Жизнь, къ которой она приготовлялась не будетъ-ли жизнью борьбы и не будетъ-ли она обязана успѣхомъ только безпрестаннымъ усиліямъ?
Она шла по натянутому канату; одна минута смущенія или забывчивости — и она погибла.
И такъ каждый день будетъ уходить на эту борьбу. Что-же касается до настоящаго дня, то она могла отдать себѣ справедливость, что употребила его хорошо. И, удовлетворенная всѣмъ сдѣланнымъ, она заснула.
Ей снилось, что она слышитъ бальную музыку; въ роскошномъ нарядѣ, принимаетъ она гостей въ своемъ замкѣ де-Рюдмонъ. Въ глубинѣ залы ея мать, невидимая ни для кого, дѣлаетъ ей знакъ одобренія и говоритъ: «Ты не осталась бѣдной».
XIV.
правитьНа другой день утромъ ея первымъ дѣломъ было предложить маркизу отправиться повидаться съ Денизъ.
— Я думаю, что вы не слишкомъ утомлены сегодня, сказала она.
— Нисколько.
— Отлично! въ такомъ случаѣ, если вы хотите, мы отправимся послѣ завтрака въ Ганнебо; надо, чтобы вашъ первый выходъ былъ для этой бѣдной Денизъ. Пока вы будете у ней въ монастырѣ, я побываю у аббата Гилльсмитъ; онъ будетъ откровеннѣе со мною, чѣмъ съ вами.
При этихъ словахъ она замѣтила на; его лицѣ улыбку. Ахъ! какіе глубокіе корни пустила въ немъ привязанность къ Денизъ.
— Завтра, сказалъ онъ послѣ минутнаго размышленія, — мы отправимся въ Ганнебоа сегодняшній день я предполагалъ употребить для другаго визита.
Она взглянула на него съ удивленіемъ.
— Къ соснамъ Ландъ, сказалъ онъ, нѣжно пожимая ея руку, — хотите вы снова увидѣть ихъ вмѣстѣ со мной?
— Вы не могли доставить мнѣ большей радости, я васъ обожаю за эту мысль; но прежде себя намъ надо позаботиться о другихъ, и прежде всего о Денизъ.
Маркизъ опустилъ голову.
— Не бойтесь затруднить этимъ меня, продолжала она; — вы опасаетесь, что я ревную къ вашей дружбѣ съ этимъ ребенкомъ, и хотите доказать мнѣ, что я ближе вашему сердцу, чѣмъ она. Я надѣюсь на это; но еслибы я могла думать, что это не такъ, о! тогда я ревновала бы ужасно. Но я не боюсь этого — я знаю вашу любовь! Мы начнемъ съ Ганнебо, я хочу, я требую этого; завтра мы пойдемъ въ Ланды.
Маркизъ уступилъ съ такой легкостью, что это ясно показало какое удовольствіе доставило ему это распредѣленіе.
— Не говоря уже о моей симпатіи къ Денизъ, которая вамъ хорошо извѣстна, у меня есть другія причины желать, чтобы это посѣщеніе не было отложено. Надо, чтобы вы спросили Денизъ и узнали окончательно, чего вы должны держаться относительно ея религіознаго призванія: хочетъ-ли она вступить въ монастырь или выйти замужъ за вашего племянника? Да или нѣтъ, пусть она отвѣтитъ категорически. Увѣряю васъ, что меня лично интересуетъ ея отвѣтъ, потому-что все это дѣло такъ странно запутано, что я рѣшительно ничего не понимаюсъ одной стороны г. Меро пишетъ, что къ монастырской жизни она питаетъ отвращеніе, а съ другой стороны, аббатъ Гилльсмитъ пишетъ, что она чувствуетъ призваніе къ этой жизни. Между этими двумя увѣреніями, Денизъ не высказалась ни въ пользу котораго. Она сохраняетъ осторожность совершенно необъяснимую, если это не стыдливая скромность, доведенная до крайности. Надо это кончить; это мое сильнѣйшее желаніе.
— И мое также.
— О! Мы находимся не въ однихъ и тѣхъ же условіяхъ; потому-то я, надо въ томъ сознаться, очень боюсь Денизъ. Я помню, что она заставила меня вытерпѣть, когда я принуждена была удалиться отъ васъ, и я всегда боюсь подвергнуться подобнымъ же мученіямъ. Что будетъ, если она снова возвратится сюда?
— Но вы хорошо знаете, что это невозможно.
— Я это буду знать еще лучше, когда она пострижется или выйдетъ замужъ. Вотъ почему я такъ сильно желаю того или другаго рѣшенія, все равно котораго, только бы она защитила мою любовь отъ всякой опасности.
Онъ жестомъ попытался разувѣрить ее.
— Отъ всякой неожиданности, если вамъ это больше нравится; въ этомъ отношеніи я жестока. Вы знаете, что для меня на этомъ свѣтѣ существуетъ только одно: ваша любовь. Я не хочу, чтобы она подвергалась даже воображаемой опасности. Наконецъ, мнѣ кажется, что я не слишкомъ требовательна, побуждая васъ просить Денизъ высказаться, что монастырская жизнь не заключаетъ въ себѣ ничего ужаснаго. Что можетъ быть лучше для молодой дѣвушки въ ея положеніи, какъ посвятить себя Богу, благодаря вкладу, который вы конечно ей дадите, она сдѣлается настоятельницей въ томъ монастырѣ, въ который поступитъвъ безопасности отъ страстей міра, безъ борьбы, безъ горя, душа спокойна. Я не могу жалѣть о ней. — Съ другой стороны, если она предпочтетъ бракъ этому спокойному убѣжищу, тогда еще болѣе нечего о ней сожалѣть: жена г. Меро возбудитъ скорѣе зависть, чѣмъ сожалѣніе.
Въ то же время, когда маркизъ входилъ въ монастырь святой Рутиліи, Клементина всходила вверхъ по улицѣ по направленію къ дому аббата.
Велико было удивленіе маркиза, когда онъ узналъ, что Денизъ отправилась на воды въ Баньоль. Она была больна!
Его разувѣрили въ этомъ; она была только немного утомлена занятіями; эти воды ее укрѣпятъ и она возвратится такой, какой всегда была, образцемъ во всѣхъ отношеніяхъ. Сестра, принявшая маркиза, не переставала говорить объ этомъ. Денизъ дѣлала честь монастырю.
Выйдя изъ монастыря, маркизъ приказалъ проводить себя до дома аббата, но по дорогѣ онъ встрѣтилъ возвращающуюся оттуда Клементину.
— Не ходите дальше, сказала она, — визитъ къ аббату Гилльсмитъ будетъ вамъ дорого стоить. Онъ сбирается пустить въ ходъ новыя дѣла и разсчитываетъ на значительную подписку съ вашей стороны. Позвольте мнѣ переговорить съ нимъ объ этомъ.
Тутъ маркизъ разсказалъ ей объ отъѣздѣ Денизъ.
Сначала она, казалось, была удивлена этимъ и въ тоже время раздосадована.
Еще замедленіе, сказала она, — вѣрно назначено судьбой, чтобы этотъ мечъ постоянно висѣлъ надъ моей головой.
XV.
правитьРасположивъ все такимъ образомъ, Клементина могла вздохнуть свободно; спокойствіе ея было обезпечено впередъ на нѣсколько времени, въ продолженіи котораго она могла обдумывать. Потому-что послѣ разрыва между маркизомъ и семействомъ Меро и послѣ удаленія Денизъ ея партія еще не была выиграна.
Теперь надо было заставить маркиза написать въ ея пользу завѣщаніе, такое, какое она хотѣла; а это было не легко.
Будучи вдовой, она, конечно, могла-бы заставить жениться на себѣ маркиза. Надо было только вызвать порывъ страсти, и онъ любилъ ее на столько, чтобы дать увлечь себя даже до брака.
— Любишь-ли ты меня? Жена-ли я твоя? Любишь-ли ты меня на столько, чтобы дать мнѣ свое имя? Достойна-ли я этого доказательства любви? Но, нѣтъ, я только твоя любовница.
Онъ былъ ослѣпленъ, влюбленъ до безумія.
Но слово «завѣщаніе» было труднѣе искусно ввести въ сцену любви, чѣмъ слово «бракъ».
— Любишь-ли ты меня? Уважаешь-ли ты меня на столько, чтобы отдать мнѣ твое состояніе?.
Уваженіе, честь, страсть, состояніе, не идутъ другъ къ другу; эти слова какъ-бы отталкиваются одно отъ другаго, и умъ, точно также какъ и сердце, отказывается ихъ смѣшивать. Она была слишкомъ умна, чтобы рисковать этимъ. Кромѣ того, она поставила себя въ такое положеніе, что вопросъ о завѣщаніи становился труднѣе для нея, чѣмъ для кого-либо другаго. Она выказывала равнодушіе къ деньгамъ и безкорыстіе.
Двадцать разъ въ день, съ тѣхъ поръ какъ она жила въ близкихъ отношеніяхъ съ маркизомъ, она провозглашала во всеуслышаніе, что деньги для нея ничего не значатъ, и во всѣхъ возможныхъ случаяхъ старалась подтверждать эти слова своей щедростью; деньги скользили у нея между пальцевъ, и въ Италіи, этой обѣтованной землѣ благодѣяній, она составила себѣ репутацію истиннаго великодушія. За ней слѣдовали по улицамъ сорренто и маркизу доставляло безконечное удовольствіе видѣть какъ она распредѣляетъ свои подарки.
Для себя лично она не хотѣла ничего принимать, и маркизъ принужденъ былъ сердиться, чтобы заставить ее носить драгоцѣнности, которыя онъ ей дарилъ; какъ-бы хороши онѣ не были, она всегда принимала ихъ съ огорченнымъ видомъ и маркизъ не могъ добиться отъ нея слова благодарности или знака удовольствія.
— Вы хотите дать мнѣ этимъ доказательство вашей любви? говорила она. — Ваши глаза блестятъ для меня ярче этихъ брилліантовъ. Я прошу васъ, мой другъ, избѣгайте всего, что можетъ походить на поступки богатаго человѣка, вознаграждающаго свою любовницу за счастіе, которое она ему доставляетъ; моя награда заключается въ этомъ счастьѣ — видѣть тебя счастливымъ.
Единственные намеки, которыми она могла рискнуть, относились къ будущности ея и Артура.
— Мы слишкомъ счастливы, говорила она часто; — такъ не можетъ продолжаться вѣчно. Что сдѣлается, съ тобою, если ты меня лишишься? Что станется со мною, если я тебя потеряю?
Но онѣ не принималъ ни той, ни другой вѣроятности, или, по крайней мѣрѣ, не хотѣлъ говорить объ этомъ.
Когда она приступала къ этому предмету, онъ всегда такъ отклонялъ разговоръ, что его невозможно было продолжать. Особенно это сдѣлалось замѣтно послѣ его удара. Прежде онъ не очень любилъ говорить о смерти, но, по крайней мѣрѣ, позволялъ о ней говорить при немъ. Эта мысль была для него непріятна въ примѣненіи къ другимъ, но лично она его не касалась. Человѣку его лѣтъ и силы нечего было бояться смерти. Но, послѣ удара, онъ не выносилъ даже, чтобы при немъ произносили слово «смерть», и дошелъ до того, что просилъ Клементину, по пріѣздѣ въ Рюдмонъ, отвѣчать за него на всѣ приглашенія на похороны, не сообщая о нихъ ему.
Однако онъ не говорилъ, что боится смерти, но, казалось, онъ хотѣлъ удалить самую мысль, что онъ долженъ когда-нибудь умереть, какъ будто уничтожая мысль, въ тоже самое время онъ могъ уничтожить и самый фактъ.
Какъ было, при подобныхъ условіяхъ, говорить ему о завѣщаніи?
Какъ заставить его заниматься тѣмъ, что должно будетъ сдѣлаться, когда его не будетъ болѣе на свѣтѣ?
Единственный пунктъ, къ которому она могла приступить, было его здоровье и чрезъ него она умѣла косвеннымъ образомъ напоминать ему, что онъ можетъ умереть.
Правда, она не щадила его этими напоминаніями и расточала ихъ при каждомъ удобномъ случаѣ. Въ холодъ, въ жаръ, на солнцѣ, въ дождь, въ вѣтеръ, за питьемъ, за ѣдой, во время сна, на прогулкѣ, за чтеніемъ, каждую минуту она напоминала ему съ самой нѣжной заботливостью, что онъ уже не такой крѣпкій человѣкъ, какимъ былъ въ. продолженіи сорока лѣтъ.
Тогда съ ея стороны начинались утѣшенія, воззванія къ довѣрію, къ мужеству, къ надеждѣ.
— Не надо позволять себѣ ослабѣвать, особенно не надо бояться; силы возвратятся, здоровье возстановится.
Онъ трогался этими словами, но это было все; о завѣщаніи ни разу не было рѣчи.
Однако ей надо было немедленно найти средство побѣдить его упорство и заставить его отказать ей все состояніе.
Въ Италіи она могла ждать.
Теперь ожиданіе было невозможно.
Она привезла маркиза въ замокъ его предковъ, на его родину, въ среду своихъ; завѣщаніе, составленное въ Рюдмонѣ, было-бы неоспоримо.
Кромѣ того, если-бы она пропустила моментъ спокойствія и уединенія, котораго съ такимъ трудомъ добилась, то она, безъ сомнѣнія, не нашла-бы его снова. Она не могла-бы овладѣть волей маркиза тогда, когда онъ сталъ бы колебаться между Денизъ, Людовикомъ и ею. Потомъ, онъ могъ умереть. Сколько времени осталось ему еще жить? Сколько лѣтъ, мѣсяцевъ, дней? Доктора говорили ей, что второй ударъ будетъ навѣрно смертеленъ.
Она хотѣла бы посовѣтоваться съ адвокатомъ или нотаріусомъ о формѣ завѣщанія, такъ какъ то, что она случайно узнала относительно «присвоенія хитростью» внушило ей боязнь закона. Она надѣялась, проѣзжая чрезъ Парижъ, что ей будетъ можно найти тамъ адвоката; но маркизъ, что она только ни дѣлала, не хотѣлъ дать ей ни одной минуты свободы.
Въ Конде кому можно было довѣриться?
Всѣ адвокаты были въ сношеніяхъ съ Людовикомъ Меро, и, кромѣ того, какъ она думала, могли сдѣлаться послѣ опасными свидѣтелями. Безъ сомнѣнія она, могла посовѣтоваться съ нотаріусомъ въ Сенъ-Ло, который дѣлалъ ея свадебный контрактѣно это было возможно только посредствомъ письма, а ея правиломъ было не писать въ критическихъ обстоятельствахъ.
Она стала изучать кодексъ одна, въ постели, доставая тайкомъ изъ библіотеки комментаріи, которые могли его объяснить ей, и много ночей она засыпала съ этими книгами, спрятанными подъ одѣяломъ; ударившись во снѣ объ какую-нибудь изъ этихъ громадныхъ книгъ, она просыпалась, и продолжала занятія на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ усталость заставила ее прервать ихъ.
Такимъ образомъ, она узнала, что существуетъ три рода завѣщаній, два, окруженные многочисленными формальностями, и одинъ, столь же простой, какъ и легкій.
Конечно, она отвергла тѣ формы, при которыхъ нужно посредничество нотаріуса и присутствіе. многочисленныхъ свидѣтелей. Съ подобной свитой она не могла увлечь Артура.
И, кромѣ того, что сказалъ-бы де-Каркбю? Она знала всю свою власть надъ нимъ, но точно также знала, что это было единственною вещью, на которую она никогда не заставила-бы его согласиться.
Поэтому она остановилась на формѣ «собственноручнаго завѣщанія», которое, какъ говоритъ законъ, для того чтобы быть дѣйствительнымъ, «должно быть все написано, означено числомъ и подписано рукой завѣщателя, не подвергаясь никакимъ другимъ формальностямъ».
Двѣ строчки: «Завѣщаю все мое состояніе госпожѣ Клементинѣ Божонье», число, подпись — и наслѣдство Артура принадлежало-бы ей.
И она не добьется этихъ немногихъ словъ отъ человѣка, котораго она держала у своихъ ногъ, котораго она заставляла плакать нахмуривъ только брови и котораго могла-бы заставить; умереть отъ счастія, еслибы захотѣла сдѣлать его счастливымъ! Которое изъ этихъ двухъ могущественныхъ средствъ должна она употребить, чтобы заставить его взять въ руки перо?
Страданіе?
Счастіе?
Была одна хитрость, которую она нѣсколько разъ уже употребляла, и которая всегда производила ожидаемый эффектъ, — это ея отъѣздъ.
Должна-ли она сыграть еще разъ эту комедію?
Въ усиліяхъ удержать ее, въ своихъ мольбахъ, въ обѣщаніяхъ, въ предложеніяхъ, дойдетъ ли маркизъ до завѣщанія?
Напротивъ, не должна-ли она дѣйствовать при помощи счастія? Въ порывѣ страсти не напишетъ-ли онъ эти такъ горячо желаемыя ею строчки?
Сможетъ-ли она подсказать ему ихъ?
А если онъ умретъ отъ слишкомъ сильнаго горя или отъ чрезмѣрнаго счастія?
Не будучи поставлена въ необходимость дѣйствовать немедленно, она дала себѣ нѣсколько дней, чтобы хорошенько обдумать свой планъ и не предоставлять ничего случаю.
Разъ ея рѣшеніе принято, она пошла бы прямо къ цѣли, и ничто ее не остановило-бы.
Если-бы она не вырвала у него этихъ двухъ строчекъ счастіемъ, она достигла-бы этого при помощи страданія, одно вслѣдъ за другимъ: будучи въ ея рукахъ, которыя послѣдовательно переходили-бы отъ ласки къ мученіямъ, маркизъ долженъ былъ бы уступить.
Но, въ ту минуту когда она сбиралась подвергнуть его тому гнету, который долженъ былъ убить въ немъ всякую волю, она была остановлена новостью, странно ее поразившею.
Де-Каркбю, вернувшись изъ Конде, разсказалъ ей, что его сестра, госпожа Меро, нѣсколько дней тому назадъ, отправилась на воды въ Баньоль.
— Такіе бѣдняки не ѣздятъ на воды, сказалъ онъ.
— Я спрошу у Артура, не онъ-ли платитъ за это перемѣщеніе.
— Берегитесь говорить объ этомъ маркизу.
— Почему?
— У меня есть свои причины, вы послѣ ихъ узнаете.
XVI.
правитьГоспожа Меро могла быть въ Баньолѣ только для того, чтобы увидать Денизъ.
Необходимо было помѣшать этому свиданью, если только оно еще не произошло.
Клементина не долго колебалась относительно средствъ, которыя нужно было употребить; она хотѣла отправиться сама въ Баньоль; была крайняя необходимость дѣйствовать, а письма могли причинить задержки или недоразумѣнія.
Тотчасъ она вошла къ маркизу, держа въ рукѣ письмо, которое она только-что вынула изъ кармана своего платья; вся ея фигура выражала безпокойство и печаль.
— Что съ вами? спросилъ маркизъ, увидя ея входящею.
— Это письмо возвѣщаетъ мнѣ дурную новость; моя тетка умираетъ.
— Какая тетка?
— Моя единственная родственница, сестра моего отца; она хочетъ меня видѣть, мнѣ надо отправиться. Бозмите, читайте.
Она протянула ему письмо, но онъ съ грустнымъ видомъ отказался.
— Отправиться, сказалъ онъ, — вы хотите отправиться, оставить меня одного, для того чтобы подвергнуться этимъ страшнымъ волненіямъ.
— Она хочетъ обнять меня передъ смертью; развѣ могу я отказать ей въ этомъ утѣшеніи? Безъ сомнѣнія, мнѣ дорого стоитъ удалиться отъ васъ, но вы здоровы, а она умираетъ. Подумайте-же, мой другъ, о ея смертномъ одрѣ.
Умереть, умирающая, смертный, — эти слова въ ея устахъ имѣли значеніе, которое подавляло маркиза.
— Вы знаете, продолжала она, — корыстолюбива-ли я; но, надо сознаться, что мнѣ будетъ жаль, если маленькій домикъ моей тетки перейдетъ въ чужія руки, а это очень легко можетъ случиться, если я не дамъ ей этого послѣдняго доказательства моей привязанности. Глупо оставлять наслѣдство роднымъ, потому только, что они родные. Если они насъ любятъ, да, если же они насъ оставляютъ, тогда нѣтъ. Въ такомъ случаѣ, не лучше-ли оставлять его тѣмъ, которые окружаютъ насъ заботами, не обращая вниманія на родство? Моя тетка, конечно, не сдѣлаетъ этого, если я откажусь пріѣхать обнять ее. Я люблю этотъ домикъ не потому, что онъ будетъ когда-нибудь единственнымъ моимъ имуществомъ, но потому, что онъ для меня полонъ священныхъ воспоминаній. Тамъ проводила я вакаціи съ моимъ бѣднымъ отцемъ; тамъ я увидѣла въ первый разъ деревья, цвѣты. Ахъ! дорогой маленькій домикъ, съ поросшей мхомъ крышей и желтыми ставнями.
У ней, никогда не плакавшей, навернулись слезы на глазахъ; маркизъ былъ побѣжденъ этимъ волненіемъ.
— Поѣзжайте, сказалъ онъ, — такъ какъ это необходимо, но прошу васъ, возвращайтесь скорѣе, подумайте обо мнѣ.
— Чтобы я думала о васъ! О, Артуръ, какъ вы можете обращаться ко мнѣ съ такими просьбами?
— Когда вы хотите отправиться?
— Сейчасъ, если вы позволите.
Однако она не тотчасъ отправилась, такъ какъ ей надо было дать инструкцію сначала де-Каркбю, поручивъ ему защищать двери замка отъ Людовика, въ случаѣ если бы тотъ явился, потомъ Валерію, приказавъ прятать всѣ письма, присылаемыя маркизу по почтѣ или съ курьеромъ.
Принявъ эти предосторожности, она отправилась въ Конде, чтобы взять мѣсто въ дилижансѣ, отправлявшемся вечеромъ.
Но, когда она пришла въ контору, ей сказали, что больше нѣтъ мѣстъ, такъ какъ на другой день должна была быть большая ярмарка.
Она предложила заплатить, что они только захотятъ.
— Это невозможно, отвѣчалъ ей продавецъ билетовъ, — у насъ и такъ семь лишнихъ пассажировъ и я сейчасъ только отказалъ въ мѣстѣ г. Меро, который хотѣлъ отправиться во чтобы то ни стало, но, нечего дѣлать, долженъ былъ остаться до завтра. Если вы желаете поступить также, то у меня есть еще два мѣста въ купэ, такъ какъ первое занято г. Меро.
Планъ Клементины мгновенно былъ измѣненъ. Если Людовикъ отправлялся въ Паньоль, такъ это навѣрное потому, что госпожа Меро нашла средство дать ему увидѣться съ Денизъ; она съумѣла-бы помѣшать этому свиданью. Но прежде она хотѣла сдѣлать смѣлый поступокъ — путешествовать вмѣстѣ съ Людовикомъ и рискнуть на попытку, о которой она неопредѣленно думала еще въ Италіи и которой помѣшалъ быстрый разрывъ, происшедшій тотчасъ послѣ ихъ пріѣзда въ Рюдмонъ.
— Хорошо, сказала она, — я беру два мѣста въ купэ на завтра и плачу за нихъ впередъ. Если г. Меро случайно придетъ раньше меня, то я попрошу васъ не говорить ему съ кѣмъ онъ долженъ путешествовать; я хочу сдѣлать ему маленькій сюрпризъ.
Возвратившись въ Рюдмонъ, она объяснила свое возвращеніе тѣмъ, что опоздала, и сказала, что она отправится завтра. Дѣйствительно, на другой день она рано оставила Рюдмонъ и прибыла въ Конде, задолго до отхода дилижанса.
Она была закутана въ дорожную шубку, скрывавшую ея фигуру, а густая вуаль мѣшала видѣть ея лице.
Она сѣла въ конторѣ и молча, безъ движенія, ждала пока не вывели дилижансъ изъ сарая; какъ только онъ былъ приведенъ на дворъ, она велѣла открыть дверцу купэ и усѣлась тамъ въ углу, къ великому удивленію кондуктора, который старался убѣдить ее, что у ней есть еще болѣе часа времени и что она еще могла бы поѣсть чего-нибудь въ отелѣ; ночь будетъ долга.
Она взяла съ собой книгу, но не прочитала изъ нея не строчки, хотя и держала ее раскрытою на колѣняхъ. Она видѣла, какъ постепенно прибыли почта и багажъ, которые нагрузили на карету; потомъ лошади попарно пришли на дворъ, гремя привязанными къ хомутамъ колокольчиками; ихъ медленно запрягли.
Наконецъ, почтальонъ влѣзъ на козлы и кондукторъ вышелъ изъ конторы съ листомъ въ рукахъ.
— Пассажиры купэ?
Клементина отвѣчала въ дверь, что она занимаетъ два мѣста.
— Хорошо! но нехватаетъ еще одного, г. Меро! Здѣсь нѣтъ г. Меро?
Придетъ-ли Меро? Было уже пора звонить.
Когда она задавала себѣ этотъ вопросъ, Людовикъ вошелъ на дворъ.
Онъ влѣзъ въ купэ, не обращая вниманія на Клементину, нагнувшуюся надъ книгой, и занялъ свое мѣсто.
Кондукторъ заперъ дверь, почтальонъ подобралъ возжи и защелкалъ бичемъ, удерживая лошадей твердою рукою.
Пока ѣхали городомъ, Клементина не поднимала головы отъ книги. Но принятое ею положеніе позволяло ей разсматривать своего спутника такъ, что тотъ не замѣчалъ этого.
Впрочемъ, онъ и не думалъ замѣчать наблюдаетъ-ли кто за нимъ или нѣтъ. Онъ, какъ только сѣлъ, раскрылъ маленькую книжку и принялся читать. Клементина не могла прочитать заглавіе, но она увидѣла, что это были стихи.
Онъ долго читалъ со вниманіемъ, наклонивъ голову впередъ; когда онъ ее поднялъ, дилижансъ уже въѣхалъ на берегъ и находился на возвышенности, внизу которой построенъ городъ. Дорога бѣжала между живыхъ изгородей и насаженныя тамъ и сямъ высокія деревья образовывали родъ туннеля. Время отъ времени, попадался на дорогѣ какой-нибудь домикъ, покрытый соломой, на порогѣ дѣти ѣли свой вечерній супъ. Увидя дилижансъ, они ставили свои тарелки на землю, и, съ голыми ногами и растрепанными волосами, бѣжали около лошадей. Потомъ, уставъ, они отставали и скоро изчезали въ облакахъ пыли, подымавшейся за каретой. Быки въ загородкахъ или на поляхъ тоже хотѣли посмотрѣть на эту тяжелую машину, производившую столько шума; они поднимали головы надъ изгородью или протягивали свои шеи черезъ плетень и спокойно смотрѣли своими большими глазами.
Людовикъ положилъ свою книгу на скамью и, наклонившись къ полуоткрытому окну, казалось, былъ поглощенъ созерцаніемъ великолѣпной панорамы, развертывавшейся передъ его глазами.
Солнце понизилось надъ горизонтомъ и западъ былъ окрашенъ чуднымъ золотистымъ цвѣтомъ; на небѣ ни облачка. Воздухъ былъ пріятенъ, легкій вѣтерокъ, дувшій въ открытыя, окна кареты, былъ пропитанъ ароматомъ жимолости и дикихъ розъ въ полномъ цвѣту, составлявшихъ изгородь.
Только тогда, когда этотъ пейзажъ началъ уходить во мракъ, мало по малу густѣвшій, Людовикъ снова занялъ свое мѣсто.
Тогда его глаза машинально обратились на его спутницу.
Она подняла вуаль и послѣдніе лучи свѣта падали ей прямо въ лице.
— Госпожа Клементина! вскричалъ онъ.
И онъ отбросился назадъ, какъ бы желая скрыться отъ нея.
Она сдѣлала видъ, что не замѣтила этого движенія отвращенія, и сказала ему съ улыбкой:
— Мнѣ очень пріятно видѣть, что вы меня не узнали. Пока вы, опершись головой на руку, смотрѣли въ окно, я спрашивала себя, не происходитъ-ли ваше поведеніе отъ той же причины, которая заставила васъ избѣгать Рюдмона.
— Мнѣ заперли двери въ Рюдмонъ, вы должны это знать.
— Извините меня, но мнѣ кажется, что онѣ, напротивъ, были вамъ открыты, а вы сами отказались войти въ нихъ. Если ваше отсутствіе происходитъ отъ недоразумѣній, то будьте такъ добры, скажите мнѣ; я буду чрезвычайно рада прекратить его.
Людовикъ колебался одно мгновеніе.
— Мнѣ кажется, сказалъ онъ наконецъ, — что намъ неудобно разговаривать объ этомъ предметѣ.
— Я не знаю, удобно-ли это, отвѣчала она живо, — но я знаю, что ничего не можетъ быть полезнѣе для васъ, для тѣхъ, кого вы любите, — она сдѣлала удареніе на этихъ словахъ, — для г. маркиза де-Рюдмонъ, для меня самой; и такъ, я прошу у васъ позволенія поставить вопросъ о пользѣ прежде удобства и объясниться откровенно, такъ какъ случай соединилъ насъ въ этой каретѣ.
XVII.
правитьОна оставила уголъ, который занимала съ самаго отправленія и приблизилась къ Людовику, который, не двигаясь съ мѣста, наклонилъ только немного голову къ своей собесѣдницѣ.
— Прежде всего я должна вамъ замѣтить, сказала она, — что я не хочу жаловаться на отсутствіе вашей матери; оно меня глубоко оскорбляетъ, но, къ несчастью, я могу его объяснить.
— Если вы упорствуете во чтобы-то ни стало продолжать этотъ разговоръ, отвѣчалъ онъ, — то я буду вамъ очень благодаренъ, если не будете вводить въ него мою мать; ей нечего тутъ дѣлать, нечего видѣть.
Это было сказано гордымъ и оскорбительнымъ тономъ, который долженъ былъ лишить ее мужества; но, поднявъ руку съ печальнымъ жестомъ, чтобы показать, что она чувствовала себя оскорбленной этими словами, она все-таки продолжала:
— Извините, что я настаиваю, но письмо, написанное мною отъ имени г. маркиза, было адрессовано къ вашей матери, точно, также какъ и къ вамъ; поэтому несправедливо говорить, что она должна быть устранена отъ этого объясненія. Кромѣ того, я имѣю сказать на этотъ счетъ только два слова, а именно повторить, что я преклоняюсь предъ тѣмъ жестокимъ оскорбленіемъ, которымъ ваша мать сочла своею обязанностью поразить меня; я не протестую.
— Моя мать не составила общаго мнѣнія, она только приняла его, и съ ея стороны протестъ противъ него имѣлъ бы такое значеніе, за которое отвѣтственность она не хотѣла брать на себя.
— Вы хотите сказать, что я должна переносить послѣдствія моего неблагоразумія. Я согласна съ этимъ, но въ тоже время я хочу объяснить вамъ, какъ я принуждена была его совершить. Такъ какъ высчитали себя въ правѣ осудить меня, не выслушавъ, то я взываю къ вашей совѣсти; я обращаюсь къ вашей справедливости, къ вашей чести.
Людовикъ хотѣлъ избѣгнуть этого разговора, но какъ? Они были заперты въ купэ и онъ не могъ выйти вонъ, точно также какъ не могъ приказать молчать этой женщинѣ, рѣшившейся говорить. Также невозможно было закрыть уши отъ этого яснаго голоса, который достигалъ до него ясно и раздѣльно, не смотря на грохотъ каретъ. Надо было слушать.
— Это не тайна, продолжала она, — что когда маркизъ привезъ Денизъ въ замокъ, онъ считалъ ее своею дочерью, и какъ дочь — онъ окружилъ ее заботами и любовью. Одна особа, надеждамъ которой это сильно вредило, сочла своею обязанностью разузнать на чемъ это основано, и такимъ образомъ открыла, что маркизъ былъ постыднымъ образомъ обманутъ. Такъ какъ эти изслѣдованія были начаты съ цѣлью извлечь изъ нихъ выгоду, то эта особа рѣшилась объявить этотъ результатъ маркизу, и тогда тотъ измѣнилъ свои чувства относительно той, которая была его дочерью, а сдѣлалась его воспитанницей. Какъ дочь, онъ хотѣлъ держать ее у себя и воспитывать на своихъ глазахъ:, воспитанницу-же онъ счелъ за лучшее помѣстить въ монастырь, гдѣ она должна была окончить свое воспитаніе.
"Мнѣ нечего было больше дѣлать въ Рюдмонѣ. Мнѣ нисколько не стыдно сознаться, что когда маркизъ избралъ меня въ наставницы къ Денизъ, это оказало мнѣ большую услугу, потому-что мое положеніе было очень затруднительно вслѣдствіе замѣшательства въ дѣлахъ моего мужа. Во время пребыванія въ Рюдмонѣ я не сдѣлала никакихъ сбереженій, потому-что отсылала все мое жалованье въ Парижъ. Рѣшеніе маркиза ставило меня въ то же положеніе, въ какомъ я была до поступленія къ нему. Но, сообщая мнѣ свое рѣшеніе помѣстить Денизъ въ монастырь Святой Рутиліи, онъ въ то-же время предложилъ мнѣ остаться при немъ въ качествѣ секретаря.
Она на минуту прервала свою рѣчь и замолчала, потому-что очень рѣдко она только слегка касалась трудныхъ вещей, о которыхъ ей надо было говорить; напротивъ, она ихъ высказывала открыто и только тогда, когда они произвели уже все свое дѣйствіе, она возвращалась къ нимъ, чтобы объяснить и расположить въ свою пользу.
Она продолжала:
— Подобное предложеніе было-бы невозможно принять женщинѣ моихъ лѣтъ, если-бы оно исходило отъ кого-нибудь другаго, а не отъ маркиза де-Рюдмонъ. Но въ продолженіи моего пребыванія около него, я могла его узнать. Я знала его деликатность и справедливость, я знала также гордость его чувствъ. Я совершенно была увѣренна. Такой человѣкъ, какъ онъ, не позволитъ себѣ обратить свои взоры на женщину, принадлежащую къ его прислугѣ, какъ-бы соблазнительна она ни была. А положеніе, которое онъ мнѣ предлагалъ, было, очевидно, положеніемъ прислуги; я это хорошо знала, а также знала и то, что соблазнительность моей особы была не настолько велика, чтобы увлечь и унизить эту гордую натуру. Я согласна, что многіе, особенно женщины, способны увлекаться на счетъ себя, но мнѣ надо было имѣть чудовищное самолюбіе, чтобы вообразить, что я могу тронуть сердце такого человѣка, какъ маркизъ Артуръ де-Рюдмонъ, котораго любили лучшія женщины его времени.
Говоря эти слова, она наклонилась быстро къ Людовику и тотчасъ откинулась назадъ, изгибая свою гибкую талію и откинувъ назадъ голову, такъ что послѣдній слабый свѣтъ заката долженъ былъ вполнѣ освѣтить ее.
— Взгляните на меня, сказала она.
Ея матовое лицо рѣзко выдѣлялось во мракѣ; губы, полуоткрытыя улыбкой, позволяли видѣть рядъ безукоризненныхъ зубовъ и ея взоры бросали мрачное пламя.
Людовикъ опустилъ глаза.
Она продолжала:
— Взвѣшивая согласіе и отказъ, я думала только о маркизѣ и обо мнѣ. Совершенно спокойная съ той и съ другой стороны, я приняла. Я была не права, очень не права, не принявъ въ соображеніе мнѣнія свѣта и теперь я жестоко поплатилась за это. Но что вы хотите? Необходимость — плохой совѣтникъ, и подъ ея вліяніемъ часто сбиваются съ пути и окончательно увлекаются. Вы должны лучше всѣхъ знать это, вы, прокуроръ, привыкшій отыскивать причины нашихъ поступковъ. Сравненіе того спокойствія, которымъ я пользовалась, живя въ Рюдмонѣ, съ неизвѣстностью, которой я подвергала себя, повліяли на мое рѣшеніестрахъ неизвѣстнаго увлекъ меня. Скоро я почувствовала мою ошибку; мнѣ постарались освѣтить ее. Ужасный свѣтъ, заставившій меня пролить столько слезъ!
Воспоминаніе о вынесенномъ горѣ заставило ее замолчать, и она подождала минуту, чтобы дать время успокоиться волненію. Потомъ она продолжала:
— Я должна была тогда удалиться, скажете вы, безъ сомнѣнія. Я собиралась это сдѣлать, какъ вдругъ съ маркизомъ сдѣлался ударъ, поставившій его на волосокъ отъ смерти. Было-ли тутъ время заботиться о репутаціи? Должна-ли я была доказать ему мою благодарность, покинувъ его? Ему были необходимы разумныя попеченія и я осталась около него. Если я думала, что злословіе не можетъ сказать, чтобы прекрасный маркизъ де-Рюдмонъ былъ способенъ заниматься женщиной, принадлежащей къ его прислугѣ, то тѣмъ болѣе я была увѣрена, что клевета не нападетъ на женщину, которая не была и не могла быть ничѣмъ другимъ, какъ сидѣлкой несчастнаго больнаго. Я была также слѣпа въ этомъ случаѣ, какъ и въ первомъ. Злословіе не уважаетъ никого; для клеветы нѣтъ ничего невѣроятнаго или невозможнаго.
Г. маркизу нравилось въ Италіи и онъ тамъ охотно остался-бы. Мало по малу я съумѣла навести его на мысль возвратиться въ Рюдмонъ, потому-что, если я и могла презирать всѣ обвиненія, то все-таки было одно, отъ котораго я хотѣла себя обезопасить. Это было обвиненіе въ томъ, что я удерживаю маркиза въ удаленіи отъ его семейства. — Мы возвратились во Францію. Каковъ-же былъ пріемъ этого семейства?
Водворилось молчаніе, потому что Людовикъ не думалъ отвѣчать на этотъ вопросъ.
— Вы не хотите увеличить оскорбленіе вашими словами, сказала она; — благодарю васъ за это. Но, да будетъ мнѣ позволено сказать, что этотъ пріемъ былъ далеко не тотъ, котораго я ожидала. Что ваша мать забыла, чѣмъ я была въ Рюдмонѣ, и что она дала больше вѣры мнѣнію свѣта, чѣмъ тому, что она сама знала, я не возстаю противъ ея рѣшенія, къ которому она пришла по совѣсти, какъ честная женщина; такъ какъ я имѣла несчастіе дать пищу всеобщему любопытству и злословію, то я должна обвинять только самою себя въ томъ отверженіи, на которое я была осуждена. Это моя вина. Но, если я преклоняюсь передъ осужденіемъ такой женщины, какъ ваша мать, то я протестую противъ вашего. Что она не хотѣла сидѣть за однимъ столомъ съ женщиной, которую она считала виновной, я это принимаю. Но вы развѣ должны были обвинять меня, не зная, не видя своими глазами, не разсмотрѣвъ, что было истинно и ложно въ обвиненіяхъ свѣта? Однако вы это сдѣлали вашимъ письмомъ, нанесшимъ мнѣ самую жестокую обиду, какая только можетъ быть нанесена женщинѣ, и даже, если я была-бы любовницей г. маркиза де-Рюдмонъ, заслуживала-ли я отъ васъ подобнаго оскорбленія?
— Если моя мать не могла сидѣть рядомъ съ женщиной, которую она считала виновной, то и я не могъ сѣсть за одинъ столъ съ той, которую я обвинялъ въ томъ, что она заперла Денизъ въ монастырь.
Темнота ночи не позволяла Людовику увидѣть улыбку, съ которой Клементина приняла эти слова.
Наконецъ-то у ней былъ опредѣленный пунктъ, съ котораго она могла начать разговоръ, прямое обвиненіе, противъ котораго она должна была защищаться. Чтобы подѣйствовать на. Людовика ей надо было только доказать, что она не играла никакой роли въ помѣщеніи Денизъ къ святой Рутиліи. Для нея было нетрудно доказать это.
XVIII.
правитьМежду тѣмъ карета продолжала катиться; послѣдній свѣтъ сумерекъ погасъ и фонарь, освѣщавшій дорогу на нѣсколько метровъ впередъ, оставлялъ купэ во мракѣ.
Окна и двери домовъ были уже заперты; тамъ и сямъ виднѣлся сквозь стекла свѣтъ. Надъ крышами ни облачка дыма; улицы были пусты и безмолвны. Только по временамъ слышался лай собакъ или крикъ перепела въ полѣ.
При переѣздѣ черезъ деревни, почтальонъ, который былъ веселаго характера, забавлялся, щелкая усердно бичемъ и побуждаемыя этимъ лошади пускались во всю прыть; не спя самъ, онъ имѣлъ также удовольствіе заставлять просыпаться въ испугѣ и тѣхъ, которые уже улеглись-было по своимъ постелямъ.
Какъ разъ въ ту минуту, когда Людовикъ рѣшился дать отвѣтъ, который, какъ онъ думалъ, долженъ былъ прекратить разговоръ, дилижансъ въѣхалъ въ деревню и хлопанье бича, смѣшавшееся съ грохотомъ колесъ по мостовой, обратилось въ оглушительный шумъ.
Клементина молчала, потому что невозможно было бороться противъ этого содома.
Пять или шесть минутъ можно было слышать только брянчанье цѣпей, грохотъ кареты, удары бича, топотъ лошадей, и по временамъ голосъ почтальона, покрывавшій весь этотъ шумъ.
Когда онъ замѣчалъ въ окнѣ чью-нибудь голову въ ночномъ колпакѣ, съ просонокъ смотрѣвшую не загорѣлась-ли деревня:
— Ступай спать! кричалъ онъ грознымъ голосомъ.
Скоро мостовая замѣнилась гравіемъ, хлопанье бича прекратилось, лошади снова побѣжали спокойномъ аллюромъ, карета катилась медленно, и Клементина могла продолжать разговоръ.
— Такъ вы могли думать, сказала она, — что это я внушила маркизу мысль запереть Денизъ въ монастырь?
Людовикъ не отвѣчалъ, но его молчаніе говорило за него.
— Вы это думали, повторила она, — вы это думали. Позволите-ли вы мнѣ обратиться къ вашей справедливости и попросить васъ позабыть на минуту предубѣжденія, внушенныя вамъ клеветою? Пока Денизъ была въ замкѣ и пока я была открыто признана ея наставницей, я была пощажена клеветой, не правда-ли? Я прошу васъ сказать мнѣ, слышали-ли вы въ то время хотя самое ничтожное обвиненіе противъ меня?
— Я ничего такого не слышалъ, отвѣчалъ Людовикъ, не могшій не отвѣчать на это воззваніе.
— Что-же зажало ротъ клеветникамъ? Единственно мое положеніе. Я была гувернанткой воспитанницы маркиза де-Рюдмонъ и мое присутствіе въ замкѣ было оправдано. И вы хотите, чтобы я была такъ неискусна, что лишила бы себя вдругъ этой опоры? Нѣтъ, нѣтъ, это не я заперла Денизъ въ монастырь, это доказываетъ то, что моя выгода противилась этому.
Меро продолжалъ хранить молчаніе.
— Вы мнѣ не вѣрите! вскричала она, приближаясь къ нему, такъ что даже коснулась его плечомъ. — Заклинаю васъ, объясните мнѣ прямо почему; скажите мнѣ ваши причины, чтобы я могла бороться съ ними, и позвольте мнѣ выйти оправданной изъ этого разговора, который мнѣ послало Провидѣніе. Если-бы вы знали, какъ я цѣню ваше уваженіе! Почерпая силу въ моей совѣсти, я могу вынести презрѣніе нѣкоторыхъ людей, но не ваше. Если существуютъ другія обвиненія противъ меня, дайте мнѣ узнать ихъ, я васъ заклинаю, умоляю объ этомъ.
Людовикъ былъ смущенъ. То, чѣмъ Клементина хотѣла доказать, что она честнѣйшая женщина на свѣтѣ, мало на него подѣйствовало и онъ остался совершенно холоденъ. Но то, что относилось къ Денизъ, произвело совершенно другое дѣйствіе, и эти мольбы, эти просьбы, эти воззванія къ его справедливости и уваженію, потрясли его; выраженіе, съ какимъ она говорила это, взволновало его. Послѣ минутнаго колебанія, онъ рѣшился отвѣчать.
— Я не хотѣлъ произносить словъ, могущихъ оскорбить васъ, но такъ какъ вы желаете, чтобы я ничего не скрывалъ отъ васъ.?.
— Ахъ! я васъ умоляю объ этомъ.
— Я принужденъ сказать вамъ, что обвиняющіе васъ въ томъ, что вы заставили Денизъ поступить въ монастырь святой Рутиліи, полагаютъ, что у васъ были причины такъ дѣйствовать.
— И эти причины, эти причины?
— Удалить отъ маркиза ту, которую онъ такъ любилъ, замѣнить ея вліяніе вашимъ и, достигнувъ этого, принудить его назначить васъ своей наслѣдницей.
— Ахъ! Боже мой! вскричала она съ подавленнымъ воплемъ. — Боже мой! Какая бездна!
И она закрыла лице руками; но почти въ ту-же минуту снова продолжала неровнымъ голосомъ:
— Какъ ни ужасны эти слова, я должна васъ благодарить за то, что вы ихъ сказали; по крайней мѣрѣ, я знаю, какъ мнѣ защищаться и моя вѣра въ истину и справедливость такъ велика, что я убѣждена въ томъ, что нѣтъ такихъ обвиненій, противъ которыхъ нельзя было-бы восторжествовать невинной.
"Вы говорите, не правда-ли, что благодаря мнѣ, Денизъ была отправлена въ монастырь святой Рутиліи? Вы говорите также, что я дѣйствовала такъ съ цѣлью отстранить всѣхъ отъ маркиза и удалить отъ него ту, которую онъ болѣе всѣхъ любилъ и, оставшись полновластной госпожею, употребить мое вліяніе на то, чтобы заставить маркиза сдѣлать меня своей наслѣдницей. Я прошу васъ, поговоримъ еще объ этомъ. Когда Денизъ поступила въ монастырь?
— Вы знаете это такъ же хорошо, какъ и я.
— Я не о томъ хочу сказать. Я спрашиваю, была-ли Денизъ отправлена въ монастырь тогда, когда маркизъ считалъ ее своей дочерью, или-же тогда, когда онъ узналъ уже, что онъ не былъ ея отцемъ? Для меня весь вопросъ заключается во времени ея поступленія въ монастырь. Вы слишкомъ хорошо знаете, какую важность имѣетъ при такихъ условіяхъ это время, чтобы мнѣ нужно было настаивать на этомъ. Если Денизъ вошла въ монастырь тогда, когда маркизъ считалъ себя ея отцемъ, я сознаюсь, что меня можно было-бы обвинить въ желаніи удалить ее, чтобы ослабить то большое вліяніе, которое она имѣла на него, какъ дочь; потому-что, при такихъ обстоятельствахъ, для меня было бы важно (если я хотѣла сдѣлаться наслѣдницей) уничтожить это вліяніе. Но, если, напротивъ, она поступила въ монастырь тогда, когда маркизъ зналъ, что она не была его дочерью, то я отрицаю возможность этого обвиненія, такъ какъ невозможно показать, какая могла быть мнѣ выгода дѣйствовать такимъ образомъ.
Такъ какъ Людовикъ все еще молчалъ, то она продолжала:
— Я не хотѣла-бы обвинять никого, но для моей защиты необходимо сказать, что это г. де-Каркбю отыскалъ въ Парижѣ доказательство того, что Денизъ не дочь маркиза. Если вы соберете ваши воспоминанія, то вы должны увидѣть, что эта поѣздка была задолго до поступленія Денизъ въ монастырь. Теперь мнѣ надо еще прибавить нѣсколько словъ относительно того исключительнаго вліянія, которымъ я будто хотѣла пользоваться надъ маркизомъ. Гдѣ-же слѣды этого исключительнаго вліянія?
"Развѣ я дѣлала что-нибудь, чтобы удержать маркиза въ Италіи? Я не вѣрю, чтобы можно было это доказать. Со времени нашего возвращенія развѣ я сдѣлала что нибудь, чтобы отдалить его семейство?
"Г. де-Каркбю можетъ вамъ сказать, хотѣла-ли я отстранить его, а также не было-ли моей первой заботой, чтобы маркизъ пригласилъ васъ къ себѣ. Кромѣ того, что-же дѣлаю я теперь? Хочу я усилить существующее раздѣленіе или уничтожить его?
На этотъ разъ Людовикъ былъ еще болѣе смущенъ; потому что, если нѣкоторые пункты въ этой защитѣ и были темны, но за то сколько было и ясныхъ, и въ пользу Клементины.
Она продолжала, но уже болѣе спокойнымъ голосомъ; волненіе, которое дѣлало его дрожащимъ, уступило мѣсто нѣжному и печальному выраженію.
— Говорятъ о моемъ вліяніи на маркиза, сказала она; — я хотѣла бы, чтобы это было такъ, какъ предполагаютъ, потому что я съумѣла бы употребить его такимъ образомъ, чтобы доказать вамъ, какъ вы ошибаетесь, считая меня вашимъ врагомъ. Денизъ уже болѣе не наслѣдница маркиза, если даже она и была когда-нибудь ей, и все, что я знаю относительно его намѣреній, позволяетъ мнѣ сказать, что онъ хочетъ оставить ей только самое скромное состояніе. Какъ-бы я хотѣла, чтобы это вліяніе позволило мнѣ такъ направить его выборы между родственниками, чтобы это громадное богатство досталось бы самому достойному, который сдѣлалъ бы изъ него благородное и великодушное употребленіе, тому, наконецъ, который былъ-бы истиннымъ наслѣдникомъ, продолжателемъ маркиза деРюдмонъ!
Водворилось продолжительное молчаніе.
— Вы не забудете того, что я говорю, неправда-ли? сказала она, — и вы разсудите, заслуживаю-ли я вашего уваженія. Ахъ, какъ счастливъ будетъ тотъ день, когда я васъ увижу снова въ Рюдмонѣ!
Она сидѣла противъ Людовика, онъ слышалъ ея прерывистое дыханіе. Когда она сказала послѣднія слова, карета начала съѣзжать по крутому склону и стукъ колесъ заглушалъ слова. Они не говорили ни слова, Людовикъ, глубоко взволнованный, Клементина дрожащая. По движеніямъ ея руки, касавшейся его плеча, онъ чувствовалъ, что она дрожала.
Онѣ поднялъ на нее глаза и при свѣтѣ звѣздъ увидѣлъ, что ея лицо было все въ слезахъ. Она тихо улыбнулась ему.
Вдругъ карета получила толчекъ и быстро наклонилась; переѣзжали черезъ какую-то канаву.
Клементина упала на Людовика и обѣими руками удержалась за его шею.
— Ахъ, Боже мой! сказала она ему на ухо, — мы опрокинемся.
Но дилижансъ, послѣ двухъ, трехъ колебаній, снова получилъ свою устойчивость и продолжалъ съѣзжать внизъ.
Однако Клементина не возвратилась на свое мѣсто; она продолжала опираться на Людовика, который самъ невольнымъ движеніемъ обнялъ ее. Наклонившись къ нему, она повторяла:
— Обвинена вами, о, Боже мой! Боже мой!
Сколько времени оставались они въ такомъ положеніи — секунду, нѣсколько минутъ? Людовикъ не сознавалъ этого.
Вдругъ лошади остановились и люди съ фонарями окружили карету. Они пріѣхали къ концу спуска и перепрягали лошадей.
Клементина, освѣщенная однимъ изъ этихъ фонарей, быстро отбросилась въ свой уголъ, не произнося ни слова.
Людовикъ остался съ минуту неподвижнымъ, потомъ вдругъ отворилъ дверцу и вышелъ.
Прошли пять или шесть минутъ. Лошади были запряжены и почтальонъ вскарабкался на свое сѣдалище.
Людовикъ не возвращался. Что случилось? Что значило это отсутствіе?
Клементина наклонилась къ окну и посмотрѣла; "го не было около кареты.
Въ эту минуту кондукторъ явился у противоположной дверцы и сбирался ее запереть.
— Подождите, сказала она, — господинъ, который былъ здѣсь, вышелъ.
— Г. Меро? А! да, да, сказалъ кондукторъ, — онъ перемѣнилъ намѣреніе и не ѣдетъ дальше, онъ предупредилъ меня объ этомъ.
Потомъ онъ захлопнулъ дверцу и, вскочивъ на подножку и ухватившись за ремни, закричалъ:
— Пошелъ!
Лошади, подстрекаемыя ударами бича, пустились во всю прыть.
XIX.
править— Какъ? Онъ ушелъ, убѣжалъ! Значитъ исторія добродѣтельнаго Іосифа не басня?
Въ первомъ домѣ, гдѣ Клементина была гувернанткой, она жила въ большой дружбѣ съ девяносто-лѣтнимъ старикомъ, которому она нравилась своей игривостью, всегда хорошимъ расположеніемъ духа, а въ особенности тѣмъ, что она всегда готова была слушать его, какъ-бы нескромны ни были его слова. Дѣдъ матери учениковъ Клементины, графъ де-Гасильи выступилъ въ обществѣ въ блестящіе годы Маріи-Антуанетты; несмотря на свою молодость, графъ имѣлъ большой успѣхъ при дворѣ и отъ своихъ первыхъ любовницъ онъ заимствовалъ самыя чистѣйшія традиціи регенства, которыя послужили образцомъ для всей его послѣдующей жизни. Въ старости онъ былъ, что называется, прелестный старикъ, т. е. онъ былъ здоровъ, отлично спалъ, желудокъ его варилъ хорошо и всѣ непріятности своихъ близкихъ онъ встрѣчалъ вѣчной улыбкой. Онъ спокойно видѣлъ, какъ умерли многіе изъ его дѣтей и внуковъ, и даже смерть тѣхъ, которыхъ онъ при жизни, казалось, любилъ болѣе другихъ, не производила на него никакого впечатлѣнія. «Да будетъ воля Божья», говорилъ онъ совершенно спокойно, и это было все. Въ свободное отъ занятій время Клементина приходила слушать его разсказы о любовныхъ похожденіяхъ его времени. Къ этимъ разсказамъ онъ всегда присоединялъ практическія разсужденія, предназначенныя для поученія молодежи. Между этими разсужденіями, одно онъ повторялъ очень часто, вѣроятно потому, что оно было основаніемъ всѣхъ его вѣрованій, такъ сказать, выводомъ всей это жизни: «Видишь-ли, крошка, говорилъ онъ, теребя Клементину за волосы, что было у него знакомъ большаго расположенія, — одно ты должна всегда помнить, это то, что хорошенькая женщина, умѣющая искусно отдаться, получаетъ взамѣнъ все, чего она желаетъ. Помни это, ты увидишь впослѣдствіи, что старый графъ де-Гасильи, не даромъ говорилъ это.»
Оставшись одна въ купэ, Клементина вспомнила эти слова, такъ часто слышанныя ею.
И такъ правило графа было несправедливо?
Но задавая себѣ этотъ вопросъ, она забыла спросить себя, были-ли соединены ею главныя условія, на которыхъ старикъ основывалъ свое правило?
Несмотря на преждевременную опытность, она не познала одного: могущества истинной любви.
Такую любовь чувствовалъ Людовикъ къ Денизъ; онъ любилъ, и для него не существовало на свѣтѣ другой женщины кромѣ Денизъ.
Клементина завернулась въ свой плащъ и легла; напрасно было терять время на безплодныя сожалѣнія; лучше было уснуть и, пять минутъ спустя, она дѣйствительно спала крѣпкимъ сномъ.
Въ Ферте-Масе кондукторъ разбудилъ ее, она вышла и наняла экипажъ до Баньоля.
Домъ аббата Гилльсмита въ Баньолѣ былъ просто мѣстомъ, гдѣ въ продолженіи двухъ мѣсяцевъ, во время сезона на водахъ, продавалось бѣлье, такъ что все остальное время тамъ была только одна монахиня для присмотра, и только на время сезона, чтобы помочь ей при продажѣ, присылались двѣ дѣвушки изъ самыхъ красивыхъ.
Когда Клементина подъѣхала къ этому дому, солнце только что взошло. Но ставни были уже отперты и когда она постучалась, то ей сейчасъ же отворили.
Клементина спросила начальницу; одна изъ сестеръ, которая мела полъ, тотчасъ же провела ее въ маленькую пріемную, дверь которой заперла.
Въ нѣсколькихъ словахъ Клементина объяснила цѣль своего посѣщенія: надо было помѣшать одной молоденькой воспитанницѣ монастыря святой Рутиліи имѣть сношенія съ кѣмъ бы то ни было.
Начальница сначала слушала, точно ей разсказывали какую-то исторію съ того свѣта, и только тогда, когда Клементина достаточно доказала свои права заботиться объ этой воспитанницѣ, только тогда она рѣшилась отвѣчать.
Она отвѣчала, что невозможно, чтобы эта воспитанница имѣла сношенія съ кѣмъ бы то ни было.
Въ семь часовъ Денизъ приходила въ заведеніе, въ два ходила гулять, но всегда въ сопровожденіи сестры Урсулы, которая не оставляла ее ни на минуту. Цѣлый день затѣмъ она сидитъ у себя въ комнатѣ и можетъ видѣть приходящихъ въ магазинъ покупателей только черезъ закрытое окно. Съ тѣхъ поръ, какъ она въ Баньолѣ, ей было физически невозможно говорить съ кѣмъ бы то ни было. Впрочемъ, объ этомъ можно разспросить сестру Урсулу, хотя ея разсказъ навѣрное подтвердитъ все сказанное.
Дѣйствительно, позванная Урсула повторила все точно также; она была увѣрена, что никто не говорилъ съ Денизъ, также какъ и она не сказала ни слова ни единому человѣку, ни мущинѣ, ни женщинѣ.
— Хотите сами разспросить молодую дѣвушку? спросила сестра.
Но это предложеніе не было нимало привлекательно для Клементины, которая не имѣла ни малѣйшаго желанія видѣться съ Денизъ.
— Вашихъ словъ совершенно достаточно, сказала Клементина, — только лучше если въ продолженіи пяти или шести дней она совсѣмъ не выходитъ. Мы знаемъ изъ вѣрнаго источника, что будутъ дѣлать попытки войти съ нею въ сношенія, или посредствомъ разговора, или посредствомъ письма, а маркизъ де-Рюдмонъ очень желаетъ, чтобы этого не было. Мое прибытіе доказываетъ вамъ это. Аббатъ Гилльсмитъ также подтвердитъ мои слова.
Монахиня дала обѣщаніе, что до полученія письма отъ аббата, Денизъ не будетъ выходить. Клементинѣ нечего было больше дѣлать въ Баньолѣ, гдѣ она, къ тому же, вовсе не желала встрѣтиться съ г-жею Меро; поэтому она отправилась въ Аржантанъ, чтобы поспѣть туда къ девятичасовому поѣзду.
Клементина была очень довольна своей поѣздкой; во-первыхъ, она приняла мѣры, чтобы Людовикъ и его мать не могли видѣть Денизъ, да еслибы даже и увидали, то во всякомъ случаѣ не могли бы говорить съ нею; а это было главное.
Затѣмъ, она увидѣла, что Денизъ была поручена сестрѣ Урсулѣ, а для Клементины это было доказательствомъ, что аббатъ Гилльсмитъ, не говоря ей ни слова, тѣмъ не менѣе старался, чтобы Денизъ сдѣлалась монахиней.
Дѣйствительно, сестра Урсула была въ нѣкоторомъ родѣ знаменитостью; всѣ въ окрестности знали ея исторію.
Это была высокая дѣвушка, сангвиническаго темперамента, еще молодая, видѣвшая видѣнія, изъ которыхъ она узнавала судьбу душъ въ чистилищѣ. Въ то время, какъ ей начали являться эти видѣнія, она жила въ Баньолѣ, наблюдая за шитьемъ бѣлья, назначеннаго въ продажу; разсказами о своихъ видѣніяхъ, она произвела такое впечатлѣніе на умы подчиненныхъ ей сестеръ, что въ скоромъ времени всѣмъ имъ стали казаться видѣнія. Но аббатъ Гилльсмитъ не далъ распространиться этой болѣзни и твердой рукой прекратилъ ее.
Сестра Урсула была назначена исполнять садовыя работы и съ ней было запрещено говорить, точно съ прокаженной; тогда видѣнія перестали являться.
Долгое время сестра Урсула исполняла грубыя работы; затѣмъ, въ одинъ прекрасный день, аббатъ Гилльсмитъ приставилъ ее къ одной изъ своихъ духовныхъ дочерей, богатой дѣвицѣ Пинто-Сула, — черезъ нѣсколько мѣсяцевъ дѣвушкѣ тоже стали являться видѣнія, она видѣла своихъ умершихъ родственниковъ и могла говорить съ ними.
Дѣвица Пинто-Сула была слабаго здоровья; въ скоромъ времени видѣнія окончательно разстроили ее, и она впала въ чрезвычайную слабость, прерываемую нервными припадками, за которыми слѣдовало что-то въ родѣ паралитическаго состоянія. Что это была за болѣзнь? Объ этомъ долго спорили.
Для людей благочестивыхъ роль Урсулы была самая незначущая; для невѣрующихъ, напротивъ, роль ея была главная. Несчастная, полная вѣры въ свои видѣнія, была только орудіемъ въ ловкихъ рукахъ аббата Гилльсмитъ. Она заразила своей болѣзнью дѣвицу Пинто-Сула, такъ какъ всѣмъ извѣстно, что эта болѣзнь заразительна; затѣмъ, когда дѣвушка была возбуждена до необходимой степени, совершилось изцѣленіе
Среди этихъ ожесточенныхъ споровъ, сестра Урсула исчезла, и говорили, что аббатъ Гилльсмитъ отправилъ ее на Югъ, чтобы избавиться отъ стѣснявшаго его свидѣтеля.
Вотъ что знала Клементина о сестрѣ Урсулѣ и вотъ почему была довольна тѣмъ, что ея присмотру поручена Денизъ. Не безъ намѣренія аббатъ выписалъ. Урсулу и поручилъ ей Денизъ: чудесныя излеченія были не одни чудеса, которыя могла дѣлать сестра Урсула.
Съ этой стороны Клементина могла быть покойна; поэтому она рѣшилась начать дѣйствовать противъ Людовика и съ этой-то цѣлью она и отправилась въ Аржантанъ; оттуда она поѣдетъ въ Парижъ, гдѣ надѣялась навѣрно повредить ему.
XX.
правитьПріѣхавъ въ Парижъ, Клементина прямо отправилась къ генералу Пуарье.
Кузенъ капитана Божонье, генералъ Пуарье былъ важной особой въ государствѣ, его вліяніе было такъ велико, что онъ дѣлалъ почти все, что хотѣлъкъ несчастію для родныхъ, онъ употреблялъ свое вліяніе только для самого себя.
Клементина хорошо знала это, такъ какъ не разъ испытала на себѣ; поэтому, выходя изъ экипажа у дверей его дома, она была далеко не спокойна насчетъ пріема, какой онъ могъ ей сдѣлать. Она далеко не охотно прибѣгала къ его помощи, но только онъ одинъ могъ помочь ей въ составленномъ ею новомъ планѣ, а въ томъ случаѣ, когда этого требовала необходимость, Клементина не останавливалась ни передъ чѣмъ.
Въ ту минуту, какъ Клементина разговаривала со швейцаромъ, увѣрявшимъ что генерала нѣтъ дома, экипажъ послѣдняго остановился передъ подъѣздомъ.
Клементина быстро подошла къ выходившему изъ экипажа генералу.
— Что вамъ отъ меня угодно, сударыня? сказалъ генералъ, далеко не любезнымъ тономъ.
— Я пріѣхала не для того, чтобы просить васъ о мужѣ, поспѣшно сказала Клементина.
Генералъ разсмѣялся и сказалъ, тотчасъ же перемѣнивъ тонъ:
— Въ такомъ случаѣ пожалуйте, кузина.
Когда они оба сѣли, генералъ сказалъ, какъ бы говоря съ самимъ собой:
— Вы очень ловки.
Клементина отвѣчала на этотъ комплиментъ улыбкой.
— Какъ могло случиться, продолжалъ онъ, — что съ такой женой, какъ вы, Божонье сдѣлался тѣмъ, что есть? Отчего юнъ такъ плохо защищался во время своего процесса? Вы, значитъ, ише помогали ему?
— Меня въ это время не было во Франціи.
— Въ такомъ случаѣ, вы не знаете, что этотъ несчастный глупецъ хотѣлъ указать на наше родство; къ счастью, предсѣдатель былъ настолько уменъ, что заставилъ его замолчать. Въ самомъ дѣлѣ, было бы не дурно, еслибы всѣ газеты на другой день, объявили, что капитанъ Божонье, управляющій «Fortune publique», обвиненный въ мошенничествѣ, кузенъ генерала Пуарье, — какъ бы это было мило! Онъ получилъ то, что заслужилъ, и я не нахожу, чтобы приговоръ былъ слишкомъ строгъ; по крайней мѣрѣ, мы можемъ быть спокойны, что онъ не слишкомъ скоро выйдетъ изъ тюрьмы, чтобы снова приняться за свои похожденія. Честное слово, пожалѣешь иногда, что не незаконнорожденный! По крайней мѣрѣ, тогда не было бы родни. Но я говорю это не на вашъ счетъ, продолжалъ онъ, оглядывая ее съ ногъ до головы и протягивая ей руку, — родство имѣетъ свою пріятную сторону, когда даетъ возможность держать маленькія ручки такой кузины, какъ вы. Отчего вы. такъ рѣдко бываете у меня? Теперь, когда мы отдѣлались отъ Божонье, желавшаго эксплуатировать ваше вліяніе на меня, вы должны часто бывать у меня. Неправда ли, вы это сдѣлаете? Да? Ну, поглядите же на меня вашими прелестными глазками.
Она не отвернулась.
— Вы прелестны, сказалъ онъ, — вы увидите, что я умѣю служить тѣмъ, кто этого стоитъ. Если я отказывался заниматься нѣкоторыми личностями, то это потому, что это были люди надоѣдливые. Скажите, чего вы отъ меня желаете? Если, это возможно, то оно уже сдѣлано, если невозможно, то оно будетъ сдѣлано.
То, чего она желала, было вполнѣ возможно; надо было, чтобы одинъ молодой человѣкъ, Людовикъ Меро, въ то время товарищъ прокурора въ Конде-ле-Шатель, былъ переведенъ на Югъ.
— Развѣ вы отправляетесь на Югъ? Въ такомъ случаѣ я беру назадъ мое обѣщаніе.
Клементина объяснила, что она, напротивъ, разсчитываетъ остаться въ Рюдмонѣ, и что если она просила о повышеніи г-на Меро, то единственно потому, что этого желалъ маркизъ де-Рюдмонъ.
— Но этотъ маркизъ нашъ противникъФріардель говорилъ мнѣ о немъ.
— Но вѣдь васъ проситъ не маркизъ Рюдмонъ, а я, и я же буду вамъ благодарна, если вы исполните мою просьбу.
— Это правда. Я завтра же отправлюсь въ министерство, и если только возможно, то исполню вашу просьбу. Приходите завтра со мной позавтракать, тогда вы получите отвѣтъ. Я въ настоящее время живу какъ холостякъ, мы позавтракаемъ вдвоемъ и поговоримъ откровенно. До завтра, прелестная кузина.
— До завтра, генералъ.
— Генералъ?
— До завтра, кузенъ.
— Вотъ такъ-то лучше!
Клементина хотѣла-бы уѣхать въ тотъ же самый день въ Рюдмонъ, потому что, хотя она и приняла всѣ предосторожности, но, тѣмъ не менѣе, она всегда безпокоилась, когда маркизъ не былъ у нея на глазахъ.
Но прежде всего надо было добиться перевода Людовика. Тогда она успокоится. Денизъ будетъ подъ присмотромъ сестры Урсулы; Людовикъ за двѣсти миль отъ Рюдмона; значитъ, Клементинѣ останется достаточно времени, чтобы заставить маркиза написать такое завѣщаніе, какого она желаетъ.
Къ тому же, она могла воспользоваться своимъ пребываніемъ въ Парижѣ для того, чтобы посовѣтываться относительно завѣщанія съ какимъ-нибудь юристомъ. Кромѣ того, Клементина хотѣла добиться раздѣленія имущества. Она ни за что не хотѣла, чтобы въ тотъ день, когда она сдѣлается обладательницей состоянія Артура, подвергать это состояніе опасности быть прокученнымъ ея мужемъ и даже — управляемымъ имъ. Пока еще онъ не былъ приговоренъ, она могла его переносить, несмотря на всѣ его недостатки, но теперь это былъ человѣкъ, совершенно покончившій свою каррьеру.
Между различными адвокатами, преслѣдовавшими ихъ во время житья Клементины съ мужемъ въ Парижѣ, одинъ отличался особенной ловкостью и умѣньемъ вести дѣла.
Выйдя отъ генерала, Клементина отправилась къ этому адвокату, адресъ котораго ей былъ слишкомъ хорошо извѣстенъ: Кафье, улица Св. Анны, домъ № 19.
Когда Клементина позвонила къ нему, онъ только что собирался отправиться въ Пале-Рояль, но, тѣмъ не менѣе, онъ очень любезно принялъ свою кліентку и внимательно ее выслушалъ:
Дѣло о раздѣльности имущества было тотчасъ же устроено, какъ только Клементина обѣщала за него 500 франковъ.
— Если бы я былъ вашимъ совѣтникомъ тогда, когда я былъ вашимъ противникомъ, то дѣло было бы уже сдѣлано.
Только уже поднявшись, чтобы идти, Клементина рѣшилась заговорить о завѣщаніи, да и то сдѣлала это очень осторожно, говоря, что освѣдомляется объ этомъ не для себя, а для своего кузена, которому одна старая дама хотѣла оставить все свое состояніе.
— При этихъ условіяхъ, сказала она, — достаточно ли собственноручнаго завѣщанія?
— Такое завѣщаніе неоспоримо, но надо знать условія, при которыхъ оно сдѣлано. У этой старой дамы есть родственники?
— Только кузены.
— Хорошо. Въ какихъ отношеніяхъ вашъ кузенъ съ этой дамой?
— Но…. Это очень щекотливый вопросъ.
— Въ такомъ случаѣ, я не могу вамъ дать опредѣленнаго отвѣта. Вы должны знать, что въ дѣлѣ завѣщанія судъ смотритъ не только на самый актъ, но также и на обстоятельства, при которыхъ онъ былъ совершенъ. Вотъ почему, при тѣхъ условіяхъ, въ которыхъ находится вашъ кузенъ, слѣдуетъ дѣйствовать крайне осторожно. Въ этомъ родѣ есть одно завѣщаніе, которое я считаю; образцовымъ. Такъ какъ это завѣщаніе историческое, то о немъ можно говорить совершенно свободно; это завѣщаніе принца Конде. Кто былъ назначенъ наслѣдникомъ всего? Госпожа де-Фёшеръ? Нисколько. Третье лицо, имя котораго должно было имѣть значительное вліяніе. Госпожѣ де-Фёшеръ было оставлено только нѣсколько милліоновъ, но она ихъ получила, тогда какъ еслибъ она одна была назначена наслѣдницей, то я не далъ бы двухъ су за все ея наслѣдство. Если вы имѣете вліяніе на вашего кузена, то посовѣтуйте ему прикрыться какой-нибудь почтенной личностью, или, если онъ не найдетъ такого лица, то какимъ-нибудь уважаемымъ учрежденіемъ. Скажите ему, что это совѣтъ человѣка знающаго. Лучше получить часть, чѣмъ ничего.
Клементина была далеко не удовлетворена этимъ, совѣтомъ, который показался ей внушеннымъ трусостью.
Но на другой день это непріятное впечатлѣніе изгладилось подъ вліяніемъ извѣстія, что Людовикъ Меро былъ назначенъ прокуроромъ въ Графъ, гдѣ. только-что очистилась ваканція, и извѣстіе о смерти занимавшаго это мѣсто только что пришло. Людовикъ былъ назначенъ прежде чѣмъ успѣлъ явиться кто-либо изъ желающихъ.
— Довольны-ли вы мною, моя прелестная кузина?
Какъ же было ей быть не довольной, какъ не сознаться въ этомъ?
Такимъ образомъ, Клементина отправилась на желѣзную Дорогу, полная надеждъ; наслѣдство маркиза будетъ принадлежать ей.
Но, пріѣхавъ въ Рюдмонъ, она нашна Совсѣмъ не то, что ожидала найти; вмѣсто спокойствія, которое она думала, что обезпечила себѣ, она очутилась въ самомъ критическомъ положеніи.
XXI.
правитьВыйдя изъ дилижанса, Людовикъ отошелъ только на нѣсколько шаговъ, спрятался въ тѣни и сталъ ждать.
Какъ только дилижансъ тронулся, онъ вернулся въ гостинницу и сталъ требовать лошадь и кабріолетъ, чтобы вернуться въ Конде. Онъ долженъ былъ долго спорить и просить, но наконецъ досталъ то, что ему было надо, и въ три часа ночи вернулся въ Конде.
Вмѣсто того, чтобы лечь, онъ открылъ одинъ изъ ящиковъ своего бюро и вынулъ оттуда письмо, потомъ, положивъ это письмо въ бумажникъ, онъ снова вышелъ изъ дома и отправился пѣшкомъ по дорогѣ въ Рюдмонъ.
Онъ рѣшился идти туда, чтобы повидаться съ маркизомъ и объясниться съ нимъ. Клементина, ѣхавшая въ Баньоль, не могла загородить ему дорогу и, хитростью или силой, а онъ найдетъ средство добраться до своего дяди. Если сначала онъ чуть было не разстрогался словами Клементины, то конецъ доказалъ ему, что онъ чуть было не былъ обманутъ и ему хотѣлось поскорѣй загладить свою слабость.
Придя въ замокъ, онъ нашелъ въ передней только одного лакея, который мелъ полъ; никто еще не вставалъ, ни маркизъ, не г. де-Каркбю, ни даже господинъ Валерій.
Этотъ лакей не зналъ Людовика, но ему, какъ и всей остальной прислугѣ, было велѣно не пускать никого.
— Маркизъ спитъ, сказалъ онъ, — да и вообще онъ теперь никого не принимаетъ.
— Я подожду пока онъ встанетъ, сказалъ Людовикъ, — и увѣряю васъ, что когда онъ встанетъ, онъ меня приметъ.
Затѣмъ, не говоря болѣе ни слова, онъ рѣшительно прошелъ мимо лакея, вошелъ въ библіотеку и сѣлъ.
Лакей подумалъ съ минуту, что ему дѣлать, потомъ рѣшился пойти разбудить Валерія.
Когда послѣдній узналъ, что какой-то господинъ вошелъ въ библіотеку и усѣлся тамъ, то онъ вышелъ изъ себя.
— Вы дуракъ! закричалъ онъ, — я вамъ запретивъ принимать кого бы то ни было. Неужели я все долженъ дѣлать самъ! Теперь я принужденъ встать, такъ какъ спать невозможно.
Онъ поднялся въ очень дурномъ расположеніи духа.
— Какъ зовутъ этого господина? спросилъ онъ.
— Онъ не сказалъ, но мнѣ кажется, что это господинъ Меро.
— Господинъ Меро! Этого только недоставало! Какъ теперь его выжить?
И Валерій направился къ библіотекѣ въ большомъ безпокойствѣ. Что скажетъ барыня вернувшись? Валерій держалъ ея сторону, такъ какъ ему нечего было ждать отъ Людовика, тогда какъ Клементина имѣла интересъ хорошо вознаграждать преданныхъ ей людей. Къ тому же, она была установившаяся власть. Никогда Валерій не имѣлъ болѣе важнаго вида, какъ входя въ библіотеку.
— Въ которомъ часу встаетъ мой дядя? спросилъ Людовикъ.
— Маркизъ встаетъ, когда хочетъ, и звонитъ.
— Въ такомъ случаѣ, я подожду, какъ онъ позвонитъ.
— Я въ отчаяніи, что принужденъ вамъ это замѣтить, но маркизъ не принимаетъ.
— Я знаю, но сегодня я долженъ его видѣть и увижу; оставьте меня.
Валерій ушелъ, и хотя онъ вообще чувствовалъ очень мало уваженія къ господину Каркбю, но, тѣмъ не менѣе, въ этомъ случаѣ онъ счелъ полезнымъ къ нему обратиться.
Узнавъ, что его племянникъ въ библіотекѣ, де-Каркбю былъ также взбѣшенъ, какъ и Валерій, когда тотъ узналъ эту новость.
— Вы дуракъ! вскричалъ онъ.
— Г-нъ де-Каркбю, вы забываете, кому вы это говорите.
— Дураку. Отчего вы его не выгнали за двери?
— Подите, выгоните сами.
— Я это сейчасъ и сдѣлаю, вы увидите.
Одѣвшись наскоро, де-Каркбю сошелъ въ библіотеку.
— Ну! это что такое? вскричалъ онъ, отворяя дверь.
Людовикъ всталъ и слегка поклонился.
— Здравствуй, мой милый, -здравствуй!
Говоря это, де-Каркбю протянулъ руку, но Людовикъ не подалъ своей.
— Ты отказываешься пожать мнѣ руку? вскричалъ де-Каркбю, — ты однако не былъ такъ гордъ, когда мы видѣлись въ послѣдній разъ.
— Тогда мы были у моей матери, и передъ нею я долженъ былъ такъ вести себя.
— Я твой дядя!
— Передъ моей матерью, да…
— А здѣсь?
Людовикъ не отвѣчалъ.
— А! продолжалъ де-Каркбю, — ты мнѣ надоѣлъ съ твоими кривляньями; если ты будешь вести себя такимъ образомъ, то могъ бы и не приходить сюда.
— Я пришелъ сюда, чтобы видѣться съ маркизомъ.
— Онъ не хочетъ тебя видѣть и это результатъ твоего дурацкаго письма. Ты оскорбилъ Артура, онъ не хочетъ имѣть никакихъ сношеній ни съ тобой, ни съ твоей матерью. Я тебя предупреждалъ, но ты не хотѣлъ слушаться, вотъ теперь и кайся.
Людовикъ между тѣмъ снова сѣлъ на прежнее мѣсто.
— Понимаешь ли ты меня? закричалъ де-Каркбю — я тебѣ говорю, что маркизъ не хочетъ тебя видѣть. Кажется, это понятно.
— А я вамъ говорю, что пришелъ для того, чтобы повидаться съ нимъ.
— Что же, ты воображаешь, что можешь намъ предписывать законы? Или ты хозяинъ замка?
— А вы?
Когда де-Каркбю встрѣчалъ серьезное сопротивленіе, то онъ не имѣлъ обыкновенія стараться открыта побѣдить его, а, не сердясь, старался какъ-нибудь обойти; поэтому и на этотъ разъ онъ поступилъ также.
— Ну, ну, добродушно сказалъ онъ, — не будемъ, ссориться. Ты хочешь видѣть маркиза, не правда-ли? Онъ не хочетъ тебя принять, онъ. отдалъ на этотъ счетъ приказаніе, и я пришелъ для того, чтобы подтвердить тебѣ это.
Людовикъ наконецъ вышелъ изъ себя.
— Вы братъ моей матери, сказалъ онъ, вставая, — и я хотѣлъ бы не забывать этого, но вы сами виноваты, если я смотрю на васъ только какъ на врага. Кто поручилъ вамъ защищать противъ меня дверь моего дяди?
— Какъ кто?
— Никто. Въ такомъ случаѣ, дайте мнѣ пройти.
У меня есть дѣло къ нему, а не къ вамъ.
— Я только по дружески вступаюсь.
— Вы, по дружески?
— Я хочу сказать, какъ глава семейства. Ты доведешь до крайности ссору между Артуромъ и вами; я хочу помѣшать этой глупости. Ты не хотѣлъ слушать меня прежде, выслушай теперь. Я говорю въ твоихъ же интересахъ.
— Въ моихъ же вѣрно интересахъ, вы съ этой женщиной прячете отъ меня маркиза? Полноте по крайней-мѣрѣ притворяться, и скажите откровенно, что вы боитесь, какъ бы я не сталъ оспаривать у васъ наслѣдство маркиза.
— Ахъ нѣтъ! ахъ нѣтъ!
— Наслѣдство! Не изъ-за наслѣдства рѣшился-бы я перенести все униженіе этого разговора.
Вдругъ онъ совершенно успокоился, точно новая идея мелькнула у него въ головѣ.
— Вы думаете, сказалъ онъ, — что если помѣшаете мнѣ увидѣть маркиза, то это будетъ для васъ очень выгодно, и поэтому вы готовы употребить все, что отъ васъ зависитъ, чтобы достичь этого. Но вы не подумали, что это будетъ предусмотрѣнное закономъ «насильственное удаленіе» всѣхъ родственниковъ маркиза, и что у меня не будетъ недостатка въ свидѣтеляхъ, чтобы доказать это, если я захочу, на судѣ.
Въ одно мгновеніе манеры де-Каркбю измѣнились.
— Хорошо, сказалъ онъ съ достоинствомъ, — этого достаточно; если ты осмѣливаешься угрожать мнѣ процессомъ, мнѣ, твоему дядѣ, главѣ семейства, то ясамъ пойду, скажу Артуру, что ты хочешь его видѣть.
Въ началѣ разговора, дядя и племянникъ говорили тихо, но мало по малу гнѣвъ заставилъ ихъ кричать.
Въ ту минуту, когда де-Каркбю повертывался спиною къ Людовику, дверь, передъ которой они стояли, открылась и въ комнату вошелъ маркизъ.
Услышавъ шумъ, онъ всталъ съ постели, накинулъ халатъ, и вышелъ.
XXII.
правитьДядя и племянникъ посторонились и маркизъ медленными шагами вошелъ въ библіотеку.
— Ну! сказалъ онъ, — кто это такъ шумитъ?
— Я, отвѣчалъ Людовикъ, почтительно кланяясь; — для того чтобы видѣть васъ я долженъ былъ употребить силу.
— Я! отвѣчалъ въ тоже время де-Каркбю, принимая видъ побѣдителя; — для того, чтобы защитить васъ и себя противъ этого безумца.
Маркизъ поглядѣлъ вокругъ себя, точно не отдавая себѣ сразу отчета въ томъ, что происходило, потомъ, онъ протянулъ руку де-Каркбю и сказалъ:
— Благодарю васъ, кузенъ.
Потомъ продолжалъ, обращаясь къ Людовику:
— Вы знаете, сударь, что между нами нѣтъ болѣе ничего общаго.
— Ахъ! дядя.
— Я не вашъ дядя, сударь; вашими поступками вы уничтожили родственныя и дружественныя узы, соединявшія насъ. Прошу васъ удалиться. Вы знаете, что я болѣнъ, всякое волненіе для меня вредно, и я прошу избавить меня отъ него.
Людовикъ два года не видалъ маркиза и былъ испуганъ перемѣной, происшедшей съ нимъ въ это время. Неужели это былъ его дядя, маркизъ, на котораго онъ въ дѣтствѣ смотрѣлъ, какъ на сказочнаго великана, а позднѣе, какъ на рыцаря. Глядя на него, Людовикъ былъ такъ разстроганъ, что почти забылъ цѣль своего визита.
Де-Каркбю постарался напомнить ему ее.
— Ну, сказалъ онъ, стараясь подражать достоинству маркиза, — вы видѣли, сударь, что мы васъ не обманывали, самъ кузенъ повторяетъ вамъ мои слова. Какъ глава семейства, я запрещаю вамъ продолжать эту скандальную сцену, она недостойна порядочнаго человѣка, юриста.
Маркизъ, которому не нравился подобный родъ краснорѣчія, и который, къ тому же, торопился сократить тяжелое для него свиданіе, хотѣлъ уйти опять въ свою комнату, но Людовикъ сталъ между нимъ и дверью.
— Повѣрьте, вскричалъ онъ, — что только очень важныя обстоятельства заставляютъ меня настаивать. Вы не можете отказать выслушать меня; я обращаюсь къ вашей справедливости и вашему благородству.
— Вы пришли отказаться отъ вашего письма?
— Да, вскричалъ де-Каркбю, — отвѣтьте прежде всего на это, да или нѣтъ?
— Дѣло идетъ не о письмѣ, отвѣчалъ Людовикъ, — а о Денизъ, я о ней хочу говорить.
— А!
— Неужели, еслибы она была тутъ, вы отказались бы выслушать ее.
— Денизъ никогда не подавала мнѣ ни малѣйшаго повода къ неудовольствію.
— Ну, такъ дѣло идетъ о ней, о ея жизни, о ея счастьи; я пришелъ къ вамъ отъ ея имени.
— Отъ ея имени?
— Минуты драгоцѣнны.
— Отъ ея имени? повторилъ маркизъ.
При имени Денизъ, съ нимъ произошла перемѣна. Не смотря на привязанность, которую онъ чувствовалъ къ Людовику, маркизъ не принялъ бы его, еслибы имя Денизъ не было произнесено. Онъ обѣщалъ Клементинѣ прервать всѣ сношенія съ Людовикомъ и его матерью и хотѣлъ сдержать свое обѣщаніе. Это была его обязанность относительно Клементины. Но онъ приметъ не Людовика, а того, кто явился отъ имени Денизъ.
— Войдите, сказалъ маркизъ.
И, къ великому изумленію де-Каркбю, пропустилъ Людовика впередъ. Войдя-въ свою комнату, онъ указалъ Людовику на кресло и сказалъ, садясь самъ:
— Вы хотите говорить мнѣ о Денизъ, я готовъ васъ выслушать, но съ тѣмъ условіемъ, чтобы во время этого разговора, вы говорили только о ней. Вы говорите, что являетесь отъ ея имени, какъ это возможно?
— Я хотѣлъ бы подчиниться этому условію и даже обѣщаю вамъ соблюдать его, сколько возможно, но мнѣ будетъ очень трудно не примѣшивать моего имени къ имени Денизъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, не дѣлайте этого.
— Но развѣ я итогу раздѣлить наши имена, если наша судьба соединена.
— Да, вы писали мнѣ объ этомъ союзѣ, но, судя по словамъ людей, на которыхъ я могу положиться, этотъ союзъ не имѣетъ другаго основанія, кромѣ вашего личнаго желанія.
— Я не знаю, что вамъ говорили, но, съ своей стороны, я клянусь вамъ, что если васъ не обманываютъ, то сами обманываются.
— Если вы будете такъ выражаться, то я буду не въ состояніи васъ слушать.
— А я не могу не сказать вамъ, что я люблю Денизъ…
Я этому вѣрю.
— И что Денизъ любитъ меня.
— Денизъ хочетъ быть монахиней.
— Денизъ хочетъ быть моей женой; въ этомъ-то васъ и обманываютъ. Я хочу сказать, что въ этомъ-то и ошибка, жертвы которой я и Денизъ, и я вамъ покажу эту ошибку; съ этой-то цѣлью я и ворвался къ вамъ насильно, потому что Денизъ не можетъ болѣе оставаться среди интригъ, которыми ее окружаютъ.
— Какихъ интригъ? кого вы обвиняете?
— Я не хочу никого обвинять, но я долженъ спасти Денизъ.
— А какія это опасности угрожаютъ ей?
— Вамъ сказали, не правда-ли, что Денизъ хочетъ быть монахиней? Ну, такъ это неправда.
— Я вамъ говорю, что у меня есть доказательства противнаго.
— Доказательства — нѣтъ, увѣренія — можетъ быть. Но увѣренія не доказательства.
— Для меня они доказательства.
— Говорила-ли вамъ Денизъ, что она хочетъ быть монахиней, писала-ли она вамъ это? Нѣтъ, не правда-ли?
— Она никогда не писала, что не хочетъ быть еюмнѣ говорила о ея намѣреніяхъ особа, которой я вполнѣ вѣрю.
Людовикъ не отвѣчалъ тотчасъ же, но вынулъ изъ бумажника письмо.
— Я желалъ-бы, сказалъ онъ тогда, — не показывать этого письма, но я вижу, что Денизъ только сама можетъ себя спасти, вы предубѣждены и не вѣрите никому. Прочитайте же это. Вы не повѣрили мнѣ, но повѣрите Денизъ.
— Денизъ?
— Да, Денизъ, которая въ отвѣтъ на письмо, которое мнѣ удалось передать ей въ монастырь, отвѣчала мнѣ этимъ письмомъ.
Маркизъ поспѣшно взялъ подаваемое Людовикомъ, письмо и сталъ искать на столѣ очки.
— Мои глаза испортились, сказалъ онъ.
— Если вы хотите, отвѣчалъ Людовикъ, — то я скажу вамъ это письмо, которое знаю наизусть, а вы только слѣдите по бумагѣ, это сдѣлаетъ для васъ чтеніе не такъ утомительнымъ.
— Хорошо, говорите.
"Ваше письмо было мнѣ передано, не скомпрометировавъ особы, взявшейся его доставить; надѣюсь, что мой отвѣтъ будетъ вами также полученъ.
"Признаюсь, что я долго колебалась вамъ писать, и только то, что вы мнѣ писали о вашемъ безпокойствѣ и вашихъ мученіяхъ, заставило меня рѣшиться на это.
"Отчего вы безпокоитесь? Неужели ваша печаль и отчаяніе отняли у васъ даже вѣру?
"Вы хотите, чтобы я подтвердила вамъ, что мое сердце не измѣнилось. Но мнѣ кажется, что вы оскорбляете его, обращаясь ко мнѣ съ подобной просьбой. Со времени нашей разлуки, столь же долгой для меня, какъ и для васъ, я ни разу не сомнѣвалась въ вашей любви.
"Но если вамъ можетъ доставить поддержку и радость, если я подтвержу мою къ вамъ привязанность, то я не откажу вамъ въ этомъ подтвержденіи. Нѣтъ, мое сердце не измѣнилось; тѣмъ же, какимъ оно было въ Рюдмонѣ, такимъ же оно осталось и до сихъ поръ, и такимъ же будетъ всегда. Если вы хотите, чтобы я поклялась въ этомъ, то я клянусь. Ничто, понимаете-ли вы, ни отсутствіе, ни тѣ усилія, которыя употребляютъ противъ меня, ни время, ничто не измѣнитъ моей любви; завтра, какъ и черезъ десять лѣтъ, она будетъ одинакова.
"А между тѣмъ, усилія, употребляемыя для того, чтобы заставить меня поступить въ монастырь очень велики; но не бойтесь, что борьба для меня слишкомъ трудна. Эти усилія никогда не удалятъ меня отъ Бога, показавъ мнѣ какъ можно злоупотреблять Его святымъ именемъ, но точно также они никогда не заставятъ меня забыть даннаго вамъ обѣщанія. Не смотря ни на что и ни на кого, я останусь вѣрна Богу и моимъ чувствамъ.
"Если бы не борьба, которую я принуждена вести, то мнѣ оставалось бы только благодарить тѣхъ, кто заботится обо мнѣ въ монастырѣ. Конечно, это все-таки монастырь, со стѣнами и запертой дверью; ни прогулокъ, ни нашего замка, и для того, кто привыкъ къ чистому воздуху дни кажутся очень долгими, но они все-таки идутъ и проходятъ. Что за бѣда, если приходится теперь страдать, если увѣренъ въ будущемъ.
"Во имя этой увѣренности, я обращаюсь къ вамъ съ просьбой, которую, я увѣрена, вы исполните; пусть мой крестный ничего никогда не знаетъ изъ всего того, что я вамъ тутъ пишу, не старайтесь, прямо или косвенно, заставить его измѣнить рѣшеніе, о которомъ вы мнѣ пишете. Крестный не соглашается въ настоящее время на нашъ бракъ и говоритъ, что увидитъ позднѣе, чт.0 ему надо дѣлать. Воля моего крестнаго была отдать меня въ монастырь: я покорилась этому, какъ и было должно, безъ малѣйшаго сопротивленія или жалобъ. Теперь я опять хочу повиноваться и прошу васъ сдѣлать тоже. Мое правило исполнять всегда, зажмуря глаза, всѣ желанія и приказанія моего крестнаго, даже цѣною моего счастія; я не отступлю отъ этого. Я не хочу платить ему неудовольствіями и огорченіями за всю его доброту и любовь ко мнѣ. Этого требуетъ мое положеніе относительно его, но еще болѣе моя любовь къ нему. Покоримся поэтому настоящему, каково оно есть, и если для вашей поддержки нужно увѣреніе, что вы найдете меня въ будущемъ такой же, какой я была полтора года тому назадъ, то я могу вамъ подтвердить это отъ всего сердца. Да, вы можете разсчитывать на безконечную любовь той, которая есть и всегда будетъ вашей
XXIII.
правитьКогда Людовикъ замолчалъ, маркизъ остался безъ движенія; потомъ онъ схватился руками за голову и оставался такъ нѣсколько минутъ.
Наконецъ, онъ опустилъ руки и взглянулъ на Людовика совсѣмъ другимъ взглядомъ чѣмъ прежде.
— Но, въ такомъ случаѣ, сказалъ онъ, — въ такомъ случаѣ….
— Въ такомъ случаѣ, дядя, вы обманулись или васъ обманули. Денизъ, какъ вы видите, не хочетъ быть монахиней.
— Однако….
— Вамъ сказали, что она этого хочетъ и вы повѣрили.
— Я ничему не повѣрилъ; я хотѣлъ самъ узнать прежде чѣмъ сказать что-либо; я бы уже разспросилъ ее, еслибы нашелъ ее въ монастырѣ, когда я туда ѣздилъ, чтобы видѣться съ нею; но ее отправили на воды въ Баньоль.
— Гдѣ ее поручили попеченіямъ сестры Урсулы, а эта большая опасность.
— Сестры Урсулы? спросилъ маркизъ, стараясь припомнить почему это имя было ему знакомо. — Отчего-же эта монахиня опаснѣе другой?
— Это та самая сестра Урсула, которая играла такую характеристическую роль въ чудѣ, совершившемся надъ дѣвицей Пинто-Сула.
— Теперь я вспомнилъ.
— Вы понимаете, что Денизъ помѣстили туда не безъ намѣренія. Узнавъ объ этомъ, я рѣшился дѣйствовать, такъ какъ я боюсь за то вліяніе, какое можетъ оказать на Денизъ эта’несчастная, которой мѣсто скорѣе въ больницѣ, чѣмъ въ монастырѣ. Вы знаете, что эта болѣзнь заразительна, и чего она надѣлала въ монастыряхъ. Одна такая экзальтированная монахиня, какъ Урсула, можетъ заразить цѣлый монастырь. Цѣлыя книги были написаны про этотъ родъ помѣшательства; недавно я читалъ сочиненіе доктора Кальмейля, которое ужасно. Денизъ благочестива и наклонна къ мечтательности; она легко можетъ увидѣть въ этой несчастной святую, исполненную Духа Божія, вмѣсто того, чтобы видѣть въ ней больную, какой она есть на самомъ дѣлѣ. Да сихъ поръ я могъ молчать, но теперь это невозможно.
— Мнѣ говорили, что она хочетъ быть монахиней.
— Но вы видите, что этого нѣтъ?
— Да… да, я вижу, она говоритъ объ усиліяхъ, употребляемыхъ для того, чтобы заставить ее вступить въ монашество.
— И въ тоже время она говоритъ, что ничто не можетъ измѣнить ея чувствъ.
— Но для чего ее хотятъ заставить постричься? Кому какая отъ этого выгода?
Маркизъ взглянулъ пристально на Людовика, послѣдній отвернулся. Вопросъ, дѣйствительно, былъ очень важный. Долженъ-ли онъ былъ сказать дядѣ истину, какова она была или какъ онъ ее по крайней мѣрѣ подозрѣвалъ? Долженъ ли онъ былъ обвинять Клементину? Какъ приметъ маркизъ это обвиненіе своей любовницы?
— Не надо отворачиваться, сказалъ маркизъ, — отвѣчай мнѣ откровенно, скажи мнѣ, что ты знаешь, прошу тебя.
Это «ты» и дружескій тонъ, какимъ были сказаны эти слова, прекратили колебанія Людовика. Съ нимъ говорилъ не только опекунъ Денизъ, но тотъ человѣкъ, котораго онъ съ дѣтства привыкъ любить и считать своимъ отцомъ и другомъ. Неужели онъ долженъ былъ, отъ избытка осторожности, оставить его въ рукахъ этой женщины?
За нѣсколько времени до этого Людовикъ видѣлся съ докторомъ жилье, который прямо сказалъ ему, что если маркизъ не будетъ вести самой регулярной жизни, позволитъ себѣ хоть малѣйшее излишество, то онъ проживетъ не болѣе года, а можетъ быть даже и полгода. Въ вещахъ, касавшихся лично до него, Людовикъ не умѣлъ дѣйствовать ловкостью и хитростью, а, напротивъ, шелъ прямо къ цѣли.
Поэтому онъ рѣшился прямо и откровенно отвѣчать маркизу.
— Какая выгода аббату Гилльсмитъ, продолжалъ маркизъ, — чтобы Денизъ поступила въ монахини?
— Интересъ заключается въ томъ большомъ вкладѣ, который вы не преминете дать.
— Прежде чѣмъ разсчитывать на этотъ вкладъ, надо было заручиться моимъ согласіемъ, а я не видѣлъ аббата Гилльсмитъ съ того самаго дня, какъ Денизъ была отдана въ монастырь св. Рутиліи.
— Развѣ его не видѣли за васъ?
— Конечно; я просилъ госпожу Клементину уговориться съ нимъ тогда, когда мнѣ надо было разстаться съ Денизъ, что мнѣ было очень тяжело, но такъ надо было.
Такъ какъ Людовикъ не отвѣчалъ, то, послѣ минутнаго молчанія, маркизъ продолжалъ:
— Ну, ты не хочешь сказать всего, что ты знаешь.
— Я вамъ сказалъ.
— Какъ такъ?
— Заставивъ васъ самого назвать особу, которая сговорилась съ аббатомъ Гилльсмитъ.
— Клементина! Ахъ, мой другъ, ты огорчаешь меня, настаивая въ своей несправедливости относительно особы, которая ко мнѣ горячо привязана и которую я самъ очень -люблю. Это чувство у такого человѣка, какъ ты, удивляетъ и огорчаетъ меня. Оно уже было причиной нашей ссоры. Не настаивай, прошу тебя.
— Вы просили меня говорить откровенно, я сдѣлалъ это.
— А я говорю тебѣ, что твое обвиненіе несправедливо, не сердись, если я скажу, что оно даже безсмысленно. Повторяю тебѣ, что Клементина мнѣ безусловно предана. Ты говоришь это, наслушавшись глупыхъ сплетенъ и не зная истины. Безъ нея я былъ бы… я не буду говорить теперь объ этомъ, и если я поправляюсь, то только благодаря ея заботамъ. Это лучшая изъ женщинъ; однимъ словомъ, еслибы она была вдова, то я женился бы на ней.
Этого-то Людовикъ и боялся; но, тѣмъ не менѣе, онъ не хотѣлъ отступать.
— Ты не повѣришь, продолжалъ маркизъ, счастливый, что можетъ говорить о «своей дорогой Клементинѣ», — до чего доходитъ ея любовь: я могу сказать, что не зналъ счастія до того дня когда она отдала мнѣ свою любовь. Она не оставляетъ меня ни на минуту…
— Мнѣ кажется, что въ настоящее время ея нѣтъ здѣсь, прервалъ Людовикъ.
— Она была бы здѣсь, если-бы не была принуждена ѣхать въ окрестности Парижа къ своей умирающей теткѣ, ея единственной родственницѣ.
Людовикъ съ минуту подумалъ, потомъ сказалъ рѣшительно:
Мнѣ очень тяжело поражать васъ въ вашей привязанности, но я не могу не сказать, что васъ обманываютъ; госпожа Клементина не въ окрестностяхъ Парижа, какъ вы думаете, не около своей умирающей тетки. Она въ Баньолѣ, около Денизъ, или, по крайней мѣрѣ, около сестры Урсулы.
— Опять! вскричалъ маркизъ.
— Увѣряю васъ.
— А я увѣряю тебя, что это клеветы, которыми тебя обманули. Я знаю Клементину, она неспособна солгать.
— А меня вы считаете человѣкомъ способнымъ лгать?
— Я думаю, что ты ошибаешься.
— Но я самъ видѣлъ то, что я вамъ говорю.
Маркизъ съ нетерпѣніемъ пожалъ плечами.
— Я васъ увѣряю, что я путешествовалъ сегодня ночью съ госпожей Клементиной и оставилъ ее въ десять часовъ вечера на станціи Эрмитьеръ, откуда она продолжала свой путь, а самъ вернулся въ Конде. Надѣюсь, что эта дорога не ведетъ въ Парижъ?
— Въ Эрмитьеръ?
Маркизъ нѣсколько разъ повторилъ это названіе, точно хотѣлъ хорошенько запомнить его; онъ былъ пораженъ.
Слова Людовика, въ соединеніи съ письмомъ Денизъ, нанесли ему слишкомъ тяжелый ударъ. Что же такое происходило вокругъ него?
Онъ закрылъ глаза, точно боясь смотрѣть; нѣсколько минутъ онъ провелъ такимъ образомъ.
Людовикъ съ безпокойствомъ ждалъ; наконецъ маркизъ поднялъ голову.
— Оставимъ это, сказалъ онъ, — не будемъ объ этомъ никогда болѣе говорить; займемся Денизъ. Она не хочетъ быть монахиней. Ну, она ею и не будетъ. Ты ее любишь и она тебя любитъ. Хорошо! Она будетъ твоей женой.
— Ахъ! дядя, вскричалъ Людовикъ.
И, поспѣшно вскочивъ съ мѣста, онъ съ жаромъ пожалъ руки маркиза. Послѣдній былъ слишкомъ слабъ, чтобы переносить волненія, его глаза наполнились слезами.
— Я всегда любилъ тебя, сказалъ онъ, — и ты знаешь какъ велика моя привязанность къ Денизъ. Я хочу только вашего счастья. Еслибы я зналъ истину, то Денизъ давно бы была твоей женой.
— Но я вамъ говорилъ это.
— Ты мнѣ писалъ, что любишь Денизъ, но я не зналъ, что Денизъ любитъ тебя, я думалъ, что она хочетъ быть монахиней, и я не считалъ себя въ правѣ противиться ея влеченію. Почему, вмѣсто того, чтобы писать, ты самъ не пріѣхалъ ко мнѣ въ Италію? Мы бы объяснились.
— Вы запретили мнѣ это.
— Никогда.
— Увѣряю васъ, что вы самымъ формальнымъ образомъ запретили мнѣ видѣть васъ.
— Я многое забылъ въ послѣднее время, но все, что касается васъ, — тебя и Денизъ, — я очень хорошо помню и увѣряю тебя, что я не писалъ ничего, что могло бы быть похоже на разрывъ.
— Я вамъ покажу это письмо и вы увидите, могъ ли я, прочитавъ его, явиться къ вамъ; однако, сознаюсь, что я все-таки сдѣлалъ-бы это, еслибы почти въ тоже самое время Денизъ не запретила мнѣ этого.
— Но, наконецъ, все устроилось благополучно. Теперь ты займись собраніемъ семейнаго совѣта для Денизъ и когда всѣ формальности будутъ окончены, тогда мы сейчасъ устроимъ свадьбу. Только до тѣхъ поръ, мнѣ кажется, Денизъ слѣдуетъ остаться въ монастырѣ, такъ какъ она не можетъ жить здѣсь. Я напишу аббату Гилльсмитъ, чтобы ее снова перевезли въ монастырь св. Рутиліи, куда мы къ ней съѣздимъ. Что же касается тебя, то я надѣюсь, что ты не станешь упорствовать въ твоемъ рѣшеніи не ходить въ Рюдмонъ.
XXIV.
правитьЭто было уже много для Людовика. Маркизъ соглашался на бракъ его съ Денизъ, ему ничего болѣе не оставалось желать.
Но это согласіе, данное такъ легко сегодня, не будетъ ли взято назадъ завтра?
Если онъ убѣдилъ маркиза, то это потому, что тутъ не было Клементины. Не убѣдитъ-ли она его въ противоположномъ, когда вернется?
Все было возможно, всего надо было бояться отъ человѣка безхарактернаго; онъ былъ добръ и великодушенъ, но болѣе всего безхарактеренъ.
Что станется съ его рѣшеніемъ, когда онъ останется наединѣ съ Клементиной, которая успѣла пріобрѣсти надъ нимъ такую власть?
Къ какимъ средствамъ не прибѣгнетъ эта женщина, чтобы измѣнить его рѣшеніе?
Людовикъ зналъ, на что она была способна, и почти ясно представлялъ себѣ роль, какую она играла со времени своего прибытія въ Рюдмонъ до этого дня.
Трудно было себѣ представить, чтобы послѣ своего возвращенія, она сложа руки будетъ смотрѣть на уничтоженіе своего плана и покорится замужеству Денизъ.
Нѣсколько минутъ Людовикъ старался обсудить свое положеніе. Долженъ-ли онъ былъ удовольствоваться полученнымъ успѣхомъ, или же, напротивъ, воспользовавшись отсутствіемъ Клементины, продолжать съ нею борьбу и повернуть ее такимъ образомъ, чтобы она не могла болѣе возвратиться въ Рюдмонъ?
Это было очень трудно сдѣлать, но, тѣмъ не менѣе, Людовикъ рѣшился на послѣднее.
Во-первыхъ потому, что онъ былъ увѣренъ, что Клементина сама предприметъ эту борьбу, если онъ не начнетъ ее, такъ что онъ только потеряетъ, ожидая, тѣ выгоды, которыя даетъ ему его теперешнее положеніе. Кромѣ того это рѣшеніе подсказывала ему его совѣсть. Развѣ это было не единственное средство спасти маркиза?
Онъ рѣшился.
— Я приду обѣдать съ вами, сказалъ онъ, — и даже раньше, но теперь я долженъ вернуться въ Конде.
Онъ разсчиталъ, что Клементина не могла вернуться ранѣе ночи, а до этого времени онъ хотѣлъ успѣть привести къ маркизу людей, вліяніе которыхъ на него могло быть довольно сильно: доктора и священника.
Онъ хотѣлъ, чтобы докторъ жилье пріѣхалъ въ Рюдмонъ и въ разговорѣ съ маркизомъ открылъ ему по крайней мѣрѣ ту часть истины, которую можетъ открыть докторъ, т. е. ту, которая относилась къ тѣмъ предосторожностямъ, которыя маркизъ долженъ былъ принять, чтобы не убить себя въ непродолжительномъ времени. Съ другой стороны, Людовикъ хотѣлъ, чтобы аббатъ Марбёфъ, бывшій прежде священникомъ въ Мюльсанѣ и бывшій духовникъ маркиза, явился въ замокъ поговорить съ маркизомъ.
Маркизъ глубоко уважалъ аббата Марбёфъ, и кромѣ того, онъ былъ воспитанъ въ религіозномъ направленіи, которое никогда не исчезало въ немъ совершенно и которое всегда оказывало на него нѣкоторое вліяніе, даже въ годы его бурной молодости, такъ что было очень вѣроятно, что онъ послушается голоса стараго каноника, когда тотъ станетъ говорить ему о неприличіи его публичной связи съ замужней женщиной. Угрожаемый смертью со стороны доктора и проклятіемъ со стороны священника, онъ, можетъ быть, дастъ поколебать себя, и тогда настанетъ удобная минута рѣшительно напасть на Клементину.
Когда Людовикъ объяснилъ этотъ планъ доктору жилье, прося его содѣйствія, то послѣдній охотно согласился. Ему не было никакой выгоды щадить Клементину, которую онъ не зналъ, тогда какъ Людовикъ, во всякомъ случаѣ, заплатитъ ему — если дѣло не успѣетъ, то какъ юристъ, если же успѣетъ, то какъ наслѣдникъ маркиза, слѣдовательно, одинъ изъ богатѣйшихъ владѣльцевъ страны.
— Я очень радъ, что могу служить вамъ, сказалъ онъ, — и буду очень радъ думать, что помогу вамъ сдѣлаться владѣльцемъ Рюдмона.
Людовикъ не предполагалъ, чтобы его поступки могли быть перетолкованы въ эту сторону, но онъ не сталъ разувѣрять доктора, который, по всей вѣроятности, и не повѣрилъ бы.
— Когда надо ѣхать? спросилъ докторъ.
— Когда я уговорю аббата Марбёфа, потому что я хочу, чтобы его посѣщеніе слѣдовало за вашимъ; я васъ предупрежу О нашемъ отъѣздѣ, чтобы вы немного опередили насъ. Можетъ быть, васъ не будутъ пускать къ маркизу, но вы не такой человѣкъ, чтобы позволить лакею загородить себѣ дорогу.
Съ каноникомъ Людовику было не такъ легко сговориться.
Аббатъ Марбёфъ былъ дѣйствительно одинъ изъ лучшихъ священниковъ прихода, но ему было семьдесятъ-пять лѣтъ и его религіозное рвеніе значительно охладилось и замѣнилось снисходительностью, заставлявшею его говорить на все: «хорошо, это очень хорошо». Но, тѣмъ не менѣе, Людовикъ успѣлъ убѣдить и его, и, увидѣвъ какъ уѣхалъ докторъ жилье въ своемъ фаэтонѣ, Людовикъ имѣлъ наконецъ удовольствіе усадить аббата въ наемную коляску. Подъѣзжая къ Мюльсану, они встрѣтились съ докторомъ, возвращавшимся изъ замка.
Онъ остановился и, Людовикъ, выйдя изъ коляски, подошелъ къ нему.
— Къ счастью, сказалъ докторъ, — маркизъ страшно боится смерти, я еще болѣе возбудилъ эту боязнь и объяснилъ ему, что онъ долженъ дѣлать, чтобы не умереть и какъ онъ можетъ убить себя. Мнѣ кажется, что я произвелъ ужасное впечатлѣніе. Аббату остается сдѣлать остальное.
Визитъ аббата былъ не такъ коротокъ, какъ визитъ доктора; онъ два часа пробылъ съ маркизомъ. Эти два часа Людовикъ провалъ ходя взадъ и впередъ по библіотекѣ и видѣлъ какъ его дядя, Артемій, прогуливался подъ окнами съ безпокойствомъ и разстроеннымъ видомъ.
Наконецъ аббатъ вышелъ изъ комнатъ маркиза.
— Нашъ дорогой маркизъ прекрасный человѣкъ, сказалъ онъ Людовику, — онъ сознался въ своихъ ошибкахъ и, я надѣюсь, что у него хватитъ силъ и времени, чтобы исправить ихъ. Я буду молиться за него.
Усадивъ аббата въ коляску, Людовикъ въ свою очередь вошелъ къ маркизу.
XXV.
правитьОнъ нашелъ его сидящимъ въ креслѣ, съ опущенной головою и безжизненно висящими руками; казалось, онъ былъ безъ чувствъ. Только когда Людовикъ почти дотронулся до него, онъ поднялъ голову и съ ужасомъ оглядѣлся кругомъ.
— Что за день! вскричалъ онъ, — что за день!
Затѣмъ, схвативъ Людовика за руку, онъ вскричалъ:
— Ахъ! другъ мой, не оставляй меня, останься со мной!
Испуганный Людовикъ спрашивалъ себя, не принесли^ли эти визиты вреда вмѣсто пользы. Который изъ двухъ, докторъ или священникъ, зашелъ далеко? Можетъ быть оба вмѣстѣ?
Вѣрно было то, что на маркиза нельзя было смот, рѣть безъ ужаса, а еще болѣе безъ состраданія.
Онъ машинально повторялъ:
— Останься со мною, останься со мною.
И онъ жалъ руку Людовика.
Однако, мало по малу, онъ успокоился, онъ оглядѣлся вокругъ себя и вздохнулъ нѣсколько разъ. Кризисъ миновался.
Довольно долго пробыли они такимъ образомъ. Маркизъ молчалъ, Людовикъ также не смѣлъ начать разговора; но, по мѣрѣ того, какъ къ маркизу возвращались силы, Людовикъ сталъ успокоиваться: слабость, которой онъ былъ свидѣтелемъ, была необходимымъ слѣдствіемъ всѣхъ необходимыхъ операцій. Людовику предстояло кончить начатое докторомъ и священникомъ.
— Когда ты уѣхалъ, сказалъ наконецъ маркизъ, — ко мнѣ пріѣхалъ докторъ жилье; онъ циникъ, который ничего не уважаетъ. Была минута, когда я спрашивалъ себя, не хочетъ-ли онъ просто напугать меня. Если такова была его цѣль, то онъ вполнѣ успѣлъ. Онъ увѣряетъ, что я долженъ выбирать между жизнью и… особой, которую я люблю. По его мнѣнію, если я буду продолжать жить въ прежнихъ отношеніяхъ съ этой особой, то мнѣ осталось жить не болѣе полгода, если же, напротивъ того, я разстанусь съ нею, то нѣтъ причинъ не дожить до старости.
— Это мнѣніе докторъ жилье сообщилъ мнѣ уже нѣсколько времени тому назадъ и говорилъ, чтобы я передалъ его вамъ; я ему отвѣчалъ, что не бываю въ Рюдмонѣ и посовѣтовалъ переговорить съ вами лично, потому что подобное мнѣніе, выраженное такимъ человѣкомъ, какъ онъ, очень важно.
— Онъ это сдѣлалъ, и самымъ ужаснымъ образомъ. У этихъ докторовъ нѣтъ сердца. Разлучиться съ любимымъ существомъ имъ кажется очень и естественно и легко.
— Это потому, что для нихъ жизнь главное; привыкнувъ отрѣзать руки и ноги и дѣлать самыя ужасныя операціи для спасенія жизни больнаго, они не понимаютъ, чтобы можно было колебаться разстаться съ любовницей, когда отъ этого зависитъ жизнь.
— Зависитъ-ли она отъ этого въ самомъ дѣлѣ?
Людовикъ не отвѣчалъ. Достаточно было, что маркизъ, не смотря на свою страсть, могъ предложить этотъ вопросъ.
— Точно этого было еще не достаточно, продолжалъ маркизъ, — ко мнѣ пріѣхалъ еще аббатъ Марбефъ. Не странно-ли это стеченіе обстоятельствъ?
— Если эти посѣщенія послѣдовали одно за другимъ, то это потому, что узнали, что вы свободны; тѣ, которые васъ любятъ поспѣшили къ вамъ, когда узнали, что до висъ можно добраться.
— А кто же имъ мѣшалъ придти сейчасъ же послѣ моего возвращенія?
— Присутствіе особы, съ которой они не желали встрѣчаться, а также ея старанія не пускать къ вамъ никого.
— Людовикъ, другъ мой!…
— Я говорю только то, въ чемъ я увѣренъ.
— Ты знаешь Марбёфа, продолжалъ маркизъ, не желая говорить объ этомъ предметѣ, — ты знаешь какъ онъ снисходителенъ, и также какъ онъ расположенъ, ко мнѣ. Но, не смотря на все это, онъ былъ относительно меня еще болѣе жестокъ, чѣмъ докторъ. Ахъ! дитя мое, никогда не забывай Бога, потому что тотъ день, когда мы хотимъ вернуться къ Нему, — ужасенъ.
Онъ вдругъ закрылъ руками лице, точно для того, чтобы не видѣть ужасовъ, вдругъ представившихся ему.
— Также какъ и жилье, продолжалъ онъ послѣ; минутнаго молчанія, — добрый Марбёфъ требуетъ разлуки, одинъ говоритъ о спасеніи жизни, другой о спасеніи души.
— И вы колеблетесь?
— Но я люблю ее! Я не могъ этого сказать имъ, потому что они не поняли-бы меня, но ты долженъ это понять, такъ какъ ты молодъ и самъ любишь. Въ двадцать лѣтъ сердце измѣнчиво, но въ мои лѣта, напротивъ, человѣкъ жадно держится за страсть, какъ утопающій. Ахъ! При одной мысли о разлукѣ съ нею я чувствую себя уничтоженнымъ. Меня съ ней связываетъ слишкомъ многое. Не одна любовь, но и множество мелочей привязываютъ меня къ ней. Одинъ говоритъ мнѣ: «Будьте тверды», другой — «будьте христіаниномъ». Да, я хотѣлъ-бы быть и тѣмъ и другимъ, но я не могу болѣе хотѣть, я теперь не болѣе какъ ребенокъ, даже менѣе — я немощный старикъ!
Людовикъ, разстроганный этимъ отчаяніемъ, почти упрекалъ себя, что употребилъ такія жестокія средства, но самъ маркизъ, заговоривъ о Клементинѣ, укрѣпилъ свою рѣшимость.
— Въ этой разлукѣ, говорилъ маркизъ, — дѣло идетъ не обо мнѣ одномъ, а также и о ней. Чего только она не выстрадаетъ, такъ какъ она также любитъ меня!
При этихъ словахъ Людовикъ поспѣшно заговорилъ, такъ что маркизъ не могъ прервать его.
— Вы видѣли, вскричалъ онъ, — съ какимъ сочувствіемъ я слушалъ васъ; но есть вещи, противъ которыхъ я не могу не возражать. Вы думаете, что эта особа любитъ васъ и вслѣдствіе этой увѣренности вы хотите пожертвовати ей вашей жизнью и спасеніемъ вашей души. Я долженъ буду доказать вамъ, что, со времени своего пріѣзда сюда, эта женщина преслѣдовала цѣль, которая не имѣетъ ничего общаго съ любовью.
Тогда онъ объяснилъ маркизу, какую роль играла Клементина, на сколько самъ понималъ ее.
Нѣсколько разъ маркизъ хотѣлъ прервать его, говоря о привязанности Клементины, въ чемъ у него было тысяча доказательствъ, но, не смотря ни на его гнѣвъ, ни на просьбы, Людовикъ продолжалъ говорить.
— Вы видите, сказалъ онъ наконецъ, — что въ то время, когда вы думали, что она отправляется въ Парижъ къ больной теткѣ, она просто ѣхала въ Баньоль, чтобы сдѣлать заточеніе Денизъ еще болѣе строгимъ. Ито доказываетъ, насколько вы можете вѣрить ея словамъ. Теперь я вамъ докажу, что ея старанія удалить отъ васъ Денизъ и меня начались уже давно. Сегодня утромъ вы сказали, что никогда не писали мнѣ изъ Италіи, что запрещаете васъ видѣть. Прочитайте это письмо и вы увидите, что въ немъ написано самое формальное запрещеніе. Конечно, вы не сами писали это письмо, но вы подписали его, а надъ вашей подписью написали совершенно противоположное тому, что вы продиктовали или объяснили. Надѣюсь, что это ясно.
Сказавъ это, онъ подалъ маркизу письмо и заставилъ прочитать мѣсто, гдѣ формально запрещалось Людовику видѣть маркиза. Затѣмъ онъ продолжалъ:
— И вотъ какова женщина, для которой вы хотите пожертвовать собою, для которой вы отказываетесь слушаться совѣтовъ доктора и духовника! Вы говорите, что она будетъ слишкомъ страдать? А мы — моя мать, я и Денизъ, которая васъ такъ нѣжно любитъ — развѣ мы не страдали, когда эта женщина разлучила насъ съ вами? Вы говорите, что связаны съ нею крѣпкими узами, — это я понимаю, и отъ всего сердца сожалѣю, что вы принуждены разорвать эти узы, но развѣ тѣ, которыя привязываютъ васъ къ жизни не также крѣпки? — Эта разлука раздираетъ вамъ сердце, это я также понимаю, но мы будемъ всѣми силами стараться, чтобы вы менѣе чувствовали тяжесть этой разлуки. Ваши друзья вернутся къ вамъ, здоровье укрѣпится, совѣсть успокоится, вы будете вести счастливую жизнь среди людей любящихъ и уважающихъ васъ.
— Замолчи, замолчи! вскричалъ маркизъ.
Людовикъ дѣйствительно замолчалъ, предоставляя размышленіямъ маркиза о всемъ сказанномъ докончить дѣло. Около часа прошло въ молчаніи, но, по выраженію лица маркиза, видно было, что въ немъ совершалась тяжелая внутренняя работа.
Въ это время Людовикъ набросалъ въ нѣсколькихъ строчкахъ планъ письма къ Клементинѣ, зная, что въ Подобныхъ обстоятельствахъ не легче найти средства произвести разрывъ, чѣмъ рѣшиться на него.
Когда Людовикъ рѣшилъ, что маркизъ долженъ былъ достаточно обдумать все, онъ подалъ ему этотъ планъ письма, выраженія котораго были на сколько возможны приличны.
Онъ ожидалъ новаго спора и приготовился къ нему; но, прочитавъ письмо, маркизъ сказалъ только:
— Поѣзжай въ Конде за аббатомъ и за докторомъ, мнѣ ихъ непремѣнно надо видѣть.
Людовикъ взглянулъ на часы; было четыре часа. Онъ успѣетъ съѣздить въ Конде и вернуться оттуда прежде чѣмъ Клементина можетъ возвратиться; онъ велѣлъ заложить коляску и поѣхалъ.
Но какой трудъ для стараго аббата опять вернуться въ Рюдмонъ! Однако онъ сдѣлалъ это.
Какъ и въ первый разъ, сначала къ маркизу вошелъ докторъ, потомъ аббатъ.
Было девять часовъ вечера, когда послѣдній вышелъ. Съ какимъ волненіемъ Людовикъ ждалъ! Съ минуты на минуту Клементина могла вернуться.
— Богъ исполнилъ наши молитвы, сказалъ старый аббатъ, выйдя отъ маркиза, — ваше письмо подписано, другъ мой.
Людовикъ нашелъ маркиза въ самомъ плачевномъ состояніи. Знакомъ онъ указалъ племяннику на бюро, на которомъ лежало письмо и чекъ на 200,000 франковъ, на имя госпожи Клементины Божонье, къ нотаріусу Пенель.
— Ты отдашь это письмо и чекъ госпожѣ Божонье, сказалъ маркизъ, — ты объяснишь ей, что я далъ Богу обѣтъ болѣе съ ней не видаться. Будь къ ней снисходителенъ; ты здѣсь хозяинъ.
Крупныя слезы текли по лицу маркиза, когда онъ говорилъ это.
XXVI.
правитьПервымъ дѣломъ Людовика, оставивъ маркиза, было позвать Валерія.
— По приказанію моего дяди, сказалъ Людовикъ лакею, — я теперь здѣсь хозяинъ; впередъ вы должны слушаться одного меня. Передайте это прислугѣ замка, предупредивъ, что ослушникъ будетъ немедленно отпущенъ. Проводите меня въ комнаты госпожи Божонье.
Валерій не возразилъ ничего. Онъ былъ свидѣтелемъ того, что происходило въ теченіи дня, и хотя не слышалъ говорившагося, но зналъ достаточно, чтобы понять, что революція совершилась: династія Клементины перестала царствовать, Людовикъ былъ назначенъ правителемъ государства Рюдмонъ. Валерій былъ изъ тѣхъ, которые легко мирятся съ революціями. Насколько возможно, онъ былъ вѣренъ павшей власти, въ тѣхъ же границахъ онъ будетъ вѣренъ и новому владычеству. Ему было рѣшительно все равно, что власть перемѣняется, только бы мѣста оставались. Если при законныхъ короляхъ можно менѣе поживиться, чѣмъ при выскочкахъ, за то гораздо болѣе чести служить законнымъ королямъ, а для такого человѣка, какъ Валерій, честь значила кое-что.
Людовикъ вошелъ въ комнаты Клементины только для того, чтобы запереть снаружи двери.
Затѣмъ онъ заперъ изнутри дверь, соединявшую комнаты маркиза съ комнатами бывшей гувернантки и оставилъ открытой только дверь въ библіотеку. Послѣ этого онъ усѣлся въ этой комнатѣ, давъ приказаніе, чтобы когда пріѣдетъ госпожа Божонье, ей сказали, что онъ ждетъ ее въ библіотекѣ.
Не прошло нѣсколькихъ минутъ, какъ въ комнату вошелъ де-Каркбю.
— А! мой милый, сказалъ онъ любезно, подходя къ Людовику, — что случилось? Развѣ бѣдному Артуру плохо? Я видѣлъ доктора жилье, потомъ ты привезъ аббата Марбёфъ; что все это значитъ?
— Мой дядя объяснитъ вамъ это завтра.
— Ты со мной скрытничаешь?
— Я дѣлаю то, что надо.
— Это хорошо съ чужимъ, но я твой дядя, я кузенъ Артура, и мнѣ кажется, что ты можешь успокоить мои опасенія.
— О! что касается до этого, то могу. Докторъ жилье думаетъ, что при новомъ образѣ жизни маркизъ можетъ прожить болѣе двадцати лѣтъ.
Де-Каркбю сдѣлалъ гримасу.
— Какой это новый образъ жизни? сказалъ онъ.
— Завтра вы можете спросить объ этомъ у самаго маркиза, онъ вамъ отвѣтитъ, я же сказалъ все, что могъ.
Де-Каркбю прошелся два или три раза по библіотекѣ.
— Правда-ли, сказалъ онъ, подходя снова къ Людовику, — что прислуга говоритъ, будто маркизъ хочетъ разстаться съ госпожею Божонье, и что ты дѣлаешься хозяиномъ дома?
— Объ этомъ вы можете спросить самаго маркиза и онъ вамъ отвѣтитъ; если нѣтъ, это какъ ему будетъ угодно, я же не могу сказать ничего.
— Знаешь, что ты меня бѣсишь! вскричалъ наконецъ, выйдя изъ себя, де-Каркбю.
Нисколько не волнуясь, Людовикъ отвѣчалъ, что онъ сожалѣетъ, не имѣя возможности дѣйствовать иначе, но что никто не заставитъ его выйти изъ этой сдержанности, которую онъ считаетъ необходимой.
Де-Каркбю разсердился, успокоился, опять разсердился, кричалъ, просилъ, но все напрасно.
Черезъ полчаса Людовикъ хладнокровно объявилъ, что хочетъ быть одинъ и попросилъ дядю уйти.
Дѣйствительно, Клементина съ минуты на минуту могла возвратиться, а Людовикъ не хотѣлъ, чтобы де-Каркбю присутствовалъ при ихъ разговорѣ.
Выйдя въ гнѣвѣ изъ библіотеки, де-Каркбю вошелъ къ себѣ въ комнату и, надѣвъ плащъ, вышелъ изъ замка, чтобы подкараулить Клементину, когда она подъѣдетъ. Съ ней онъ надѣялся вернуться торжествующимъ и выбросить за дверь этого дерзкаго.
По время проходило, а Клементина не являлась.
И де-Каркбю на улицѣ, также какъ Людовикъ въ библіотекѣ, провели ночь въ безплодныхъ ожиданіяхъ.
Когда она возвратится?
Всѣ предположенія Людовика были перевернуты тѣмъ, что Клементина не возвратилась.
Въ самомъ дѣлѣ, его планъ, еслибы Клементина возвратилась ночью, былъ очень простъ: послѣ рѣшительнаго объясненія съ госпожею Божонье, онъ заставилъ бы маркиза въ тоже утро написать аббату Гилльсмитъ письмо, чтобы послѣдній отпустилъ Денизъ съ госпожею Меро; получивъ это письмо, Людовикъ сейчасъ же отправилъ бы его съ нарочнымъ къ своей матери, потому что самъ не желалъ оставлять замка изъ страха, что Клементина можетъ вернуться, и, меньше чѣмъ черезъ сутки, всѣ они соберутся вмѣстѣ въ Рюдмонѣ.
Но такъ какъ объясненія съ Клементиной не было, то письмо надо было подождать писать до ея пріѣзда, чтобы не заставить Денизъ присутствовать при сценахъ, которыя могли произойти по пріѣздѣ Клементины, такъ какъ трудно было предположить, до чего можетъ она дойти въ своемъ раздраженіи. Правда, дѣйствуя такимъ образомъ, Людовикъ оставлялъ маркиза на жертву его печали, не доставляя ему того утѣшенія, которое долженъ былъ ему принести одинъ пріѣздъ Денизъ, но Людовикъ думалъ, что все-таки надо выбрать это рѣшеніе. Предвидя, что маркизу будетъ трудно перенести этотъ первый день, Людовикъ не ошибся.
Маркизъ проснулся очень рано и первымъ его вопросомъ Людовику было: «Что произошло ночью?»
— Ничего, она не возвращалась.
Тогда начались вопросы и предположенія, чѣмъ можно объяснить ея отсутствіе. Можетъ быть, она больна, въ такомъ случаѣ, надо отложить разрывъ, чтобы не слишкомъ поразить ее.
До завтрака, накрытаго въ комнатѣ маркиза, чтобы избавиться отъ де-Каркбю, время тянулось очень медленно. Завтракъ, точно также, вмѣсто развлеченія былъ только еще большимъ затрудненіемъ, потому что Людовикъ не умѣлъ кормить маркиза такъ, какъ это дѣлала Клементина.
Напрасно старался Людовикъ находить предметы для разговора, тяжелое молчаніе водворялось все болѣе и болѣе, прерываемое только вздохами маркиза.
Настало время обѣда. Маркизъ былъ не голоденъ и отказался ѣсть.
— Отчего она не вернулась?
Этотъ вопросъ маркизъ повторялъ каждые четверть часа.
Наступившая ночь была большимъ облегченьемъ для Людовика, но прежде чѣмъ оставить маркиза, онъ долженъ былъ обѣщать, что не ляжетъ въ постель.
— Не спи, чтобы быть готовымъ принять ее, сказалъ маркизъ, — потому что, если она войдетъ ко мнѣ въ комнату, то, предупреждаю тебя, я буду не въ силахъ разстаться съ нею. Я слишкомъ люблю ее.
Людовикъ сталъ напоминать ему о Денизъ, о словахъ доктора и аббата.
— Все это справедливо, отвѣчалъ маркизъ — но я люблю ее.
Во второй разъ Людовикъ усѣлся на ночь въ библіотекѣ.
Только въ пять часовъ утра передъ замкомъ раздался стукъ колесъ, такъ какъ Клементина, задержанная генераломъ Пуарье, могла пріѣхать только, съ ночнымъ поѣздомъ.
Вмѣсто того, чтобы ждать когда Клементина придетъ къ нему, Людовикъ рѣшился идти къ ней на встрѣчу.
Войдя въ переднюю, онъ увидѣлъ, что она говоритъ съ Валеріемъ.
Замѣтя Людовика, она отошла отъ лакея и подошла къ молодому человѣку; она была блѣдна, но не казалась взволнованной.
— Вы меня ждете для того, чтобы продолжать нашъ разговоръ на томъ мѣстѣ, гдѣ онъ былъ прерванъ? спросила она его.
— О, нѣтъ! Такъ какъ я узналъ уже изъ нашего разговора все, что мнѣ надо было знать. Я васъ жду для того, чтобы передать вамъ одно порученіе маркиза. Если вамъ угодно, то послѣдуйте за мною въ библіотеку.
— Съ удовольствіемъ.
Войдя въ библіотеку, Клементина бросила кругомъ поспѣшный взглядъ.
Людовикъ подалъ ей письмо, которое онъ заставилъ маркиза подписать.
— Вотъ, что я долженъ былъ вамъ передать, сказалъ онъ.
— Письмо?
— Отъ маркиза.
— Написанное маркизомъ?
— Написанное мною, но подписанное имъ, т. е. написанное при тѣхъ же условіяхъ, какъ письма, которыя вы мнѣ присылали изъ Италіи.
— Въ такомъ случаѣ, мнѣ нечего его читать.
— Мнѣ кажется, что вы напрасно такъ поступаете; кромѣ письма тутъ есть еще, одно слово, написанное рукою маркиза, которое имѣетъ для васъ интересъ.
— Посмотримъ.
Сначала она прочитала чекъ, и Людовикъ замѣтилъ, что руки ея слегка дрожали, потомъ она прочла письмо.
Тогда, сложивъ чекъ, она подала его Людовику, говоря:
— скажите маркизу, что я согласна на разлуку, но отъ денегъ отказываюсь.
Не возражая, Людовикъ взялъ чекъ и положилъ въ карманъ.
— Скажите ему еще, продолжала она, — что….
Но вдругъ она остановилась.
— Всѣ ваши слова будутъ вѣрно переданы маркизу, сказалъ Людовикъ.
— Я въ этомъ не сомнѣваюсь и благодарю васъ, но, кажется, лучше будетъ ничего не говорить.
Затѣмъ, послѣ минутнаго молчанія, она продолжала:
— Одно только слово: могу я войти въ мои комнаты?
— Конечно. Только я долженъ предупредить васъ, что вы напрасно будете стараться войти къ маркизу; двери, соединяющія его комнаты съ вашими, заперты.
Клементина прикусила губы.
— Въ такомъ случаѣ, сказала она, — я вижу, что мнѣ здѣсь нечего дѣлать. Вы приняли всѣ предосторожности, подумали обо всемъ.
— Не смѣю льстить себя мыслью, что это такъ.
— Напротивъ; вы отлично вели дѣло. Поздравляю васъ.
— Похвала особы, подобной вамъ, имѣетъ для меня большую цѣну.
— Я была глупа, не подавляйте меня вашимъ торжествомъ. До свиданья, сударь!
Людовикъ проводилъ ее до крыльца и увидѣлъ какъ она удалилась, ни разу не обернувшись.
XXVII.
правитьКлементина медленно сходила съ горы, на которой стоялъ замокъ, думая о происшедшемъ и упрекая себя за громадную ошибку, которую она сдѣлала, оставивъ маркиза.
Въ особенности она напрасно такъ презрительно судила о Людовикѣ.
Она не должна была, послѣ того какъ онъ вышелъ изъ дилижанса, такъ спокойно ѣхать въ Баньоль, а потомъ въ Парижъ.
Но не въ ея характерѣ было сожалѣть о томъ, что уже сдѣлано, она всегда смотрѣла впередъ, никогда — назадъ. Теперь надо было хладнокровно обсудить положеніе дѣлъ и найти средство выйти изъ него съ выгодой для себя, такъ какъ она и не думала оставлять борьбы.
Она вошла въ бывшую подъ горой гостинницу, гдѣ потребовала для себя комнату, къ великому удивленію хозяина и его жены.
— Почему она оставила замокъ?
— Неужели маркизъ разстался съ нею?
Новость эта съ быстротою молніи распространилась по всей деревнѣ. Среди толковъ, возбужденныхъ этимъ извѣстіемъ, увидѣли сына трактирщика, мальчика лѣтъ тринадцати, идущимъ поспѣшно къ замку. Его остановили. Оказалось, что онъ несъ въ Рюдмонъ письмо г-ну де-Каркбю, которое было приказано отдать ему въ собственныя руки; если же ему не дали-бы войти въ замокъ, то мальчикъ долженъ былъ подкараулить де-Каркбю и тогда передать ему посланіе. Не успѣлъ онъ взойти на гору, какъ на половинѣ дороги встрѣтилъ самаго де-Каркбю, шедшаго ему на встрѣчу.
Ни слова ни говоря, мальчикъ протянулъ ему письмо.
— Мнѣ некогда останавливаться, пусти меня, негодяй, закричалъ де-Каркбю.
Тогда мальчикъ сказалъ, что письмо отъ госпожи Божонье; услышавъ это, де-Каркбю поспѣшно схватилъ письмо.
Въ немъ было написано слѣдующее:
"Какъ только вамъ будетъ можно, приходите, пожалуйста, въ гостинницу подъ горой, гдѣ вы найдете меня; у меня есть къ вамъ просьба.
— Бѣги, сказалъ де-Каркбю, — и скажи, что я иду.
Просьба! Это слово измѣнило расположеніе его духа. Узнавъ отъ Валерія, что произошло между Людовикомъ и Клементиною, де-Каркбю поспѣшно одѣлся и торопился въ деревню, гдѣ надѣялся догнать Клементину. Но онъ сильно безпокоился о томъ, какъ она его приметъ. Не станетъ-ли она упрекать его за то, что онъ позволилъ Людовику добраться до маркиза? Конечно, онъ старался воспротивиться этому; но удовольствуется-ли она этимъ? Съ ней было не легко спорить, и, по правдѣ сказать, онъ боялся спора.
Но, увидя, что она въ немъ нуждалась, де-Каркбю успокоился и вмѣсто того, чтобы думать о своей защитѣ, онъ приготовился къ нападенію. — Почему она имѣла неосторожность уѣхать? Развѣ ей слѣдовало оставлять маркиза одного?
Онъ вошелъ, высоко поднявъ голову, въ комнату, гдѣ его ждала Клементина.
— Ну! закричалъ онъ, едва войдя въ комнату, вотъ такъ славное дѣло! Право я васъ считалъ умнѣе. Какъ! вы уѣзжаете и не можете устроиться такъ, чтобы Людовикъ не зналъ, что вы уѣхали?
Клементина сидѣла у стола: услышавъ возгласъ де-Каркбю, она не пошевелилась.
Ободренный ея молчаніемъ, онъ продолжалъ:
— Какъ-же вы хотите что мы защищали двери замка? Валерій попробовалъ; я дошелъ до того, что угрожалъ выбросить этого нахала за окно; но все было безполезно. Теперь онъ завоевалъ позицію, а вы выгнаны. Сознайтесь, что вы получили то, что заслужили.
— Сознаюсь.
— И все кончено; не правда-ли? Ну, я, признаюсь, считалъ васъ умнѣе, а главное — рѣшительнѣе. Вы сознаетесь. Очень хорошо, нечего сказать! Я думалъ, что женщины никогда не сознаются.
Мало по малу онъ пришелъ въ совершенный азартъ; еслибы могъ, онъ прибилъ-бы Клементину.
— Ахъ! я очень ошибся въ васъ. Вы сознаетесь, сознаетесь! Что мнѣ дѣлать съ вашимъ сознаніемъ? Не надо было уѣзжать, нечего бы теперь было и сознаваться. Я вамъ довѣрялъ, а вы обманули мое довѣріе. Я принялъ бы свои предосторожности, если бы не положился на васъ. Вы во всемъ виноваты; что вы на это скажете?
— Я жду пока вы кончите.
— Ну, вамъ долго придется ждать. Если вы такъ думаете сдѣлаться моей женой, то я долженъ вамъ сказать, что вы избрали ложный путь. Вы понимаете, что послѣ всего происшедшаго я болѣе не считаю себя связаннымъ.
— Но что же такое произошло?
— Я не знаю, что произошло между Артуромъ и Людовикомъ, между Артуромъ и докторомъ жилье, потомъ Марбёфомъ…
— А! докторъ жилье и аббатъ Марбёфъ были въ Рюдмонѣ?
— Да! Людовикъ привезъ ихъ. Я не знаю, что они говорили и дѣлали, но вы видите результатъ: Людовикъ заперъ вамъ передъ носомъ дверь. Еслибы вы хотѣли бороться, то я, можетъ быть, простилъ-бы васъ, но нѣтъ, вы только сознаетесь. Вы меня изумляете. Посмотримъ теперь, какая у васъ ко мнѣ просьба? Надѣюсь не насчетъ денегъ? Предупреждаю васъ, что у меня теперь нѣтъ ни су.
— Дѣло не въ деньгахъ.
— Тѣмъ лучше, мы вѣроятно сговоримся; такъ какъ, не смотря ни на что, я все-таки готовъ вамъ служить.
— Мнѣ это именно и надо.
— Какъ такъ?
— Я хотѣла просить васъ уложить мои платья и бѣлье, оставшіяся въ замкѣ и отправить ихъ ко мнѣ въ Парижъ.
— И вы для этого ко мнѣ писали! вскричалъ де-Каркбю. — Вы объ этомъ думали въ такую минуту!
— Конечно. Я надѣялась, что вы мнѣ не откажете въ этомъ. Если это для васъ трудно, то я напишу къ Валерію.
— Пишите хоть къ чорту, если хотите.
— Значитъ, вы мнѣ отказываете?
— Нѣтъ; но я такъ пораженъ вашей покорностью, что не знаю самъ что говорю.
— Значитъ, это рѣшено; вы уложите мои вещи и потрудитесь ихъ отправить сегодня-же. Не старайтесь скрывать это отъ господина Меро, я даже желаю, чтобы онъ зналъ, что я уѣхала въ Парижъ.
— Значитъ вы дѣйствительно ѣдете?
— А что же мнѣ дѣлать? Передо мной закрываютъ дверь, не могу же я выломать ее.
— Можно по крайней мѣрѣ искать, безпокоиться.
— Я слишкомъ устала. Чаша была полна, вы ее переполнили вашими упреками. Я отказываюсь идти далѣе. Вы раздѣлите «наслѣдство Артура» съ вашими племянниками, если только Денизъ не заставитъ оставить себѣ все.
Де-Каркбю мгновенно смягчился.
— Ну, ну, сказалъ онъ, беря ее за руки. — Забудьте, если я сказалъ вамъ что-нибудь обидное, я былъ очень разсерженъ, но вы знаете, что я добръ, и что вы будете моей женой. Ну, моя женочка, не будемъ отчаиваться. Главное, не уѣзжайте. Что со мной будетъ, если вы меня оставите? Вы знаете, что я васъ обожаю и что выбудете госпожею де-Каркбю. Поищемъ вмѣстѣ, можетъ быть, что-нибудь и найдемъ.
— Что же мы можемъ придумать? Вашъ племянникъ не оставитъ замка до пріѣзда Денизъ, а когда та пріѣдетъ, сватьба тотчасъ же состоится.
— Для чего вы уѣхали?
— Видите-ли вы какое-нибудь средство увидѣть мнѣ маркиза сегодня же?
— Нѣтъ; ночью Людовикъ спитъ въ библіотекѣ, а днемъ, не разстается съ маркизомъ.
— Что же я могу сдѣлать?
— Я не знаю, но, мнѣ кажется, что подумавъ, вы придумаете что-нибудь.
— Я думаю.
Въ самомъ дѣлѣ, она погрузилась въ соображенія, тогда какъ де-Каркбю барабанилъ пальцами по столу.
Черезъ нѣсколько минутъ она подняла голову.
— Есть одно средство, сказала она, — но оно такъ смѣшно, что я даже не рѣшаюсь говорить -о немъ.
— Скажите, скажите; что бы вы ни придумали не можетъ быть смѣшно.
— Надо имѣть неограниченное желаніе доказать вамъ мою привязанность, чтобы я могла остановиться на подобной мысли.
— Да скажите же ее.
— Если Людовикъ спитъ ночью въ библіотекѣ, то къ маркизу можно попасть только черезъ окно. Ну, надо, чтобы одно изъ оконъ осталось на ночь открытымъ, пусть ставни и рамы будутъ только притворены, но не заперты на задвижки. Часовъ около двѣнадцати, когда маркизъ уляжется спать, а Людовикъ уйдетъ въ библіотеку, я влѣзу въ окно. Войдя въ комнату маркиза, я начну съ того, что. запру дверь въ библіотеку и, можетъ быть, успѣю достигнуть того, что поступлю съ вашимъ племянникомъ также, какъ онъ со мной.
— Вы ангелъ! вскричалъ де-Каркбю. — Да, моя маленькая богиня, ангелъ! Окно будетъ устроено какъ вы хотите. Вамъ надо будетъ только потянуть ставни, онѣ легко откроются. Ваша идея великолѣпна. Я былъ правъ, говоря, что вы придумаете. Ахъ! я желалъ бы видѣть, какую гримасу сдѣлаетъ Людовикъ, когда вы откроете ему дверь въ спальню маркиза.
— А кто знаетъ, не придется-ли мнѣ выйти также, какъ я войду — черезъ окно?
— Полноте! А что вы будете дѣлать до вечера?
— Возьму экипажъ и поѣду на станцію желѣзной дороги; потому что я желаю увѣрить всѣхъ, а вашего племянника въ особенности, что я уѣхала въ Парижъ. Поэтому я разсчитываю на васъ, что вы отправите мои вещи въ Парижъ.
— Вы непремѣнно хотите этого?
— Чѣмъ болѣе вашъ племянникъ будетъ считать себя въ безопасности, тѣмъ болѣе я буду имѣть шансовъ на успѣхъ, и тѣмъ болѣе будетъ хороша его гримаса, если я буду имѣть этотъ успѣхъ.
— Вы несомнѣнно будете имѣть успѣхъ, мой ангелъ, и, честное слово, вы будете госпожею де-Каркбю.
XXVIII.
правитьПока Клементина ѣхала на станцію, де-Каркбю, вернувшись въ замокъ, приказалъ уложить вещи госпожи Божонье.
Найдя двери ея комнатъ запертыми, онъ поднялъ такой шумъ, что этотъ шумъ привлекъ Людовика.
— Вамъ надо войти въ эти комнаты? спросилъ онъ.
— Что тебѣ за дѣло? отвѣчалъ угрюмо де-Каркбю.
То, что я ихъ заперъ на ключъ.
— Въ такомъ случаѣ, открой ихъ. Госпожа Божонье написала мнѣ, я ходилъ къ ней въ гостинницу, и она просила меня отправить ея вещи, какъ можно скорѣе, по желѣзной дорогѣ въ Парижъ.
Людовикъ удивился такой покорности, но, не довѣряя ей, онъ рѣшился ни на минуту не оставлять своего дяди, до пріѣзда Денизъ и госпожи Меро.
Какъ и наканунѣ маркизъ обѣдалъ у себя въ комнатѣ, что разстроивало планъ де-Каркбю. Какъ устроить, чтобы окно было открыто, когда онъ не могъ войти въ комнату!
Пойлѣ обѣда онъ рѣшился, и, не спрашивая у маркиза позволенія, прямо вошелъ въ его комнату.
— Дорогой Артуръ, сказалъ онъ, протягивая руку маркизу, лежавшему въ креслѣ, — я хотѣлъ васъ видѣть; какъ ваше здоровье?
— Нельзя сказать, чтобы хорошо.
— Послѣ испытанныхъ вами потрясеній это очень естественно.
При этихъ словахъ Людовикъ сдѣлалъ знакъ дядѣ, чтобы онъ замолчалъ, но послѣдній сдѣлалъ видъ, что не видитъ или, покрайней мѣрѣ, не понимаетъ.
— На вашемъ мѣстѣ, продолжалъ онъ, — я чувствовалъ бы себя еще хуже; надо было много энергіи, чтобы принять подобное рѣшеніе.
— Это было необходимо, дѣло шло о моей жизни и о спасеніи моей души.
— Впрочемъ, это ваше дѣло, а не мое. Вы конечно, поступили къ лучшему, я васъ не порицаю, но и не хвалю. Я говорю только, что на вашемъ мѣстѣ, ни для спасенія моей жизни, ни для спасенія души, я не могъ бы рѣшиться на подобную жертву.
Такъ какъ Людовикъ снова началъ дѣлать знаки, то де-Каркбю поспѣшно обернулся къ нему и вскричалъ:
— Ну? Что съ тобой? Что за таинственные знаки? Развѣ я не имѣю права утѣшать его. Не хочешь-ли ты мнѣ запретить говорить, что разстаться съ госпожою Божонье было большой жертвой? Не хочешь-ли ты измѣнить мое мнѣніе на счетъ этой дамы? Я тебя предупреждаю, что это напрасно. Ничто не помѣшаетъ мнѣ говорить, что она прелестная женщина. Не правда-ли Артуръ?
Маркизъ вздохнулъ.
— Бѣдный другъ! вскричалъ де-Каркбю, одной рукой пожимая руку маркиза, а другой вытирая воображаемую слезу.
Но затѣмъ онъ вскричалъ, встряхивая головой:
— Ну, довольно, будемъ мужчинами, чортъ возьми! Намъ надо, развлекаться, Артуръ! Не сыграть-ли въ экарте?
Маркизъ отрицательно покачалъ головой.
— Я знаю, продолжалъ де-Каркбю, — что со мной не такъ пріятно играть, какъ съ хорошенькой женщиной, но я сдѣлаю все возможное, чтобы время тянулось для васъ не такъ печально. Честное слово! Мнѣ жаль на васъ смотрѣть.
Говоря это, онъ принесъ маленькій столикъ и поставилъ его передъ маркизомъ, потомъ принесъ карты и марки и разложилъ все на столѣ.
Но, прежде чѣмъ сѣсть, де-Каркбю остановился, Какъ разъ противъ маркиза было открыто окно, де-Каркбю пошелъ его закрыть.
— Вамъ дуетъ изъ окна прямо въ лице, сказалъ онъ; — ночная сырость можетъ повредить вашимъ глазамъ; если хотите, я открою то, которое сзади васъ.
И, не дожидаясь отвѣта, де-Каркбю отворилъ окно, указанное ему Клементиной..
Сдѣлавъ это, онъ сѣлъ и игра началась.
Тогда произошла вещь, совершенно чудесная для тѣхъ, кто зналъ де-Каркбю и увидѣлъ бы это; въ первый разъ въ жизни онъ сталъ плутовать, чтобы проиграть.
Маркизъ выигралъ.
— Значитъ, пословица права, говорилъ де-Каркбю, — несчастливъ въ любви, счастливъ въ картахъ.
Вторую партію онъ опять проигралъ.
— Это ужъ слишкомъ! вскричалъ онъ, — что это такое? Этого со мной никогда не бывало.
Онъ оглядѣлся кругомъ.
— А! знаю, сказалъ онъ, — вѣтеръ изъ окна гонитъ мнѣ дымъ отъ лампы прямо въ лице, онъ ослѣпляетъ меня.
Затѣмъ продолжалъ, вставая:
— Вамъ не будетъ непріятно, Артуръ, если я закрою это окно?
— Вы же его открыли; закрывайте, если хотите.
— Благодарю васъ.
И онъ подошелъ къ окну; но, вмѣсто того, чтобы закрыть раму, онъ сначала съ шумомъ захлопнулъ ставни, потомъ закрылъ окно, наконецъ задернулъ занавѣсы.
Потомъ, вернувшись на мѣсто, онъ снова взялъ карты.
— Теперь, сказалъ онъ, — дѣло пойдетъ лучше.
Дѣйствительно, дѣло пошло лучше и настала очередь маркиза проигрывать.
— Я былъ увѣренъ, говорилъ де-Каркбю, каждый разъ какъ выигрывалъ партію, — что причиной моего проигрыша окно.
Маркизъ игралъ хорошо и спокойно, но постоянный проигрышъ наскучилъ ему, онъ сталъ жаловаться на усталость и выразилъ желаніе лечь въ постель.
— Еще одну партію, сказалъ де-Каркбю; — пока мы будемъ, ее играть, вамъ приготовятъ постель.
И, вставъ съ мѣста, онъ позвонилъ. Первымъ дѣломъ вошедшаго Валерія было закрыть окна.
Этого и ждалъ де-Каркбю.
— Это закрыто, сказалъ онъ, когда Валерій подошелъ къ тому, которое онъ закрывалъ, — я самъ закрывалъ его, а за что я берусь, то дѣлаю какъ слѣдуетъ!
Затѣмъ продолжалъ, обращаясь къ игрѣ:
— Козырь, козырь и козырь. Ну, Артуръ, вы проигрались, но я васъ не жалѣю, такъ какъ по пословицѣ: несчастливъ въ картахъ, счастливъ въ… Вы знаете въ чемъ.
Не было еще одиннадцати часовъ, когда де-Каркбю и Меро вышли изъ комнаты маркиза.
Проходя по библіотекѣ, де-Каркбю увидѣлъ, что тамъ постлана постель.
— Для кого это? спросилъ онъ.
— Для меня, отвѣчалъ Людовикъ, — я хочу быть вблизи отъ дяди, если я ему понадоблюсь.
— И, кромѣ того, ты стережешь его дверь. Хочещь я тебѣ дамъ револьверъ?
Людовикъ не отвѣчалъ.
— Спокойной ночи, жандармъ; спи хорошенько.
И де-Каркбю, громко стуча каблуками, отправился къ себѣ въ комнату, дверь которой онъ съ шумомъ захлопнулъ.
Но спустя десять минутъ, надѣвъ спальные сапоги, онъ осторожно вышелъ изъ замка и сѣлъ подъ дерево, не далеко отъ спальни маркиза.
Когда пробило половина двѣнадцатаго, онъ увидѣлъ приближающуюся тѣнь, такъ хорошо закутанную, что, не знай онъ заранѣе кто это, онъ не узналъ бы Клементину.
Когда она подошла къ его дереву, онъ неожиданно поднялся, но она не выразила ни малѣйшаго удивленія.
— А! это вы? сказала она, — вы хорошо сдѣлали, что ждете меня. Приготовили-ли вы все, какъ мы условились?
— Да, я самъ закрылъ окно, т. е. оставилъ его не запертымъ. Вамъ надо только потянуть ставни и слегка толкнуть раму.
— Хорошо.
— Что касается до Артура, то я его приготовилъ нѣсколькими словами, я пролилъ нѣсколько слезъ о вашемъ отъѣздѣ.
— Онъ былъ разстроганъ?
— Я думаю.
— Въ такомъ случаѣ все отлично. Не провожайте меня дальше, я пройду тише васъ, не надо, чтобы вашъ племянникъ, если онъ еще не спитъ, услышалъ наши шаги.
И она удалилась, легкая какъ тѣнь. Вскорѣ она исчезла въ темнотѣ.
Подойдя къ окну, она тихо открыла ставни, затѣмъ, отворивъ обѣ половинки окна, она перелѣзла черезъ подоконникъ и очутилась въ комнатѣ за занавѣсками.
Она стала прислушиваться. Все было тихо. Она осторожно выглянула изъ за занавѣски. Ночникъ горѣлъ на обыкновенномъ мѣстѣ, большая часть комнаты была въ тѣни.
Клементина тихонько высунула голову, слышно было ровное дыханіе спящаго.
Тогда Клементина тихонько закрыла ставни и окно, и вышла изъ за занавѣсокъ. Первымъ дѣломъ ея было запереть дверь, выходившую въ библіотеку.
Теперь маркизъ былъ въ ея власти.
XXIX.
правитьКлементина не думала будить маркиза, напротивъ, его сонъ благопріятствовалъ исполненію ея плана.
Прежде всего она сняла съ себя вуаль и верхнее платье, потомъ поставила въ ногахъ постели кресло такимъ образомъ, чтобы свѣтъ ночника освѣщалъ его. Приготовивъ все такимъ образомъ, она сѣла въ кресло, такъ что маркизъ, проснувшись, прежде всего увидалъ бы ее.
Послѣ этого она терпѣливо стала ждать пробужденія, рѣшившись просидѣть хоть до утра, если будетъ надо.
Маркизъ спалъ, но сонъ его былъ безпокоенъ, онъ метался по постели и тяжело дышалъ.
— Онъ видитъ меня во снѣ, подумала Клементина, — и горе о разлукѣ давитъ его. Бѣдный флюгеръ, который поварачивается по вѣтру!
— Послѣ этого она улыбнулась, вспомнивъ о Людовикѣ, спокойно спавшемъ въ библіотекѣ, и о-томъ какую онъ, по словамъ де-Каркбю, сдѣлаетъ гримасу, когда она ему откроетъ дверь, которую онъ такъ усердно сторожитъ.
Скоро волненіе маркиза еще болѣе увеличилось; онъ протянулъ руки, точно стараясь оттолкнуть кого-то, его губы раскрылись, произнося какія-то неразборчивыя слова.
Она встала съ кресла и наклонилась надъ нимъ, чтобы лучше слышать.
— Денизъ… прости! дочь моя! раздался совершенно явственно голосъ маркиза. Затѣмъ дальше нельзя было разобрать.
Его дочь! Онъ бредилъ о своей дочери! Еслибы Клементина была сколько-нибудь разстрогана, еслибы она могла колебаться, то это одно имя заставило бы ее рѣшиться.
Значитъ бороться надо было противъ Денизъ, и при томъ такимъ образомъ, чтобы ея очарованіе было совершенно уничтожено.
Что давало ей такую прелесть въ глазахъ маркиза? Ея грація, красота, доброта? Конечно, все это имѣло значеніе, но главную причину надо было искать не въ этомъ. Въ маркизѣ было затронуто его отеческое чувство. Его нѣжность была вызвана тѣмъ, что онъ считалъ себя отцемъ Денизъ и если, несмотря на все, онъ любилъ ее, то это потому, что онъ допускалъ еще возможность смотрѣть на дочь Эммы Лажоле, какъ на свою собственную.
Войдя въ комнату маркиза, Клементина еще не рѣшилась, какія средства употребить для того, чтобы возвратить себѣ свое прежнее положеніе, но теперь ея планъ былъ готовъ.
А Людовикъ спалъ!
Вдругъ, маркизъ открылъ глаза, но почти въ ту же секунду снова закрылъ ихъ, какъ человѣкъ, желающій продолжить свой сонъ.
— Онъ меня увидѣлъ, сказала себѣ Клементина, — и закрываетъ глаза, чтобы дольше видѣть меня.
Скоро онъ снова открылъ глаза и съ ужасомъ оглядѣлся вокругъ.
Тогда она ласково улыбнулась ему.
Онъ со страхомъ протянулъ руки и видно было, что только потому не закричалъ, что ужасъ сковалъ ему языкъ.
— Ну да, это я, сказала Клементина, вставая и наклоняясь къ нему, — это я, а не моя тѣнь. Вы не спите, это я.
— О! Боже мой! Боже мой! прошепталъ онъ, и сдѣлалъ слабое движеніе, чтобы оттолкнуть ее.
— Не отталкивайте меня, сказала она, — я сама сейчасъ уйду, когда скажу вамъ то, что вы должны узнать.
— Гдѣ Людовикъ? спросилъ онъ, точно не понявъ ее.
— Онъ сторожитъ въ библіотекѣ, и потому, что загораживаетъ мнѣ дверь, я вошла къ вамъ черезъ окно; въ моемъ появленіи нѣтъ ничего сверхъестественнаго, я не дьяволъ. Успокойтесь.
Онъ слушалъ Клементину, пристально глядя на нее, съ полуоткрытомъ ртомъ, и мало по малу его испугъ прошелъ и онъ началъ понимать происшедшее.
— И такъ, продолжала она, — вы желаете разстаться?
— Не я хотѣлъ этого, а докторъ жилье и аббатъ Марбёфъ представили мнѣ эту разлуку необходимымъ условіемъ моего физическаго и душевнаго спасенія.
— Я понимаю, и не для того я пришла сюда, чтобы упрекать васъ или стараться измѣнить ваше рѣшеніе. Я нахожу, что рѣшеніе, внушенное вамъ аббатомъ слишкомъ справедливо, чтобы возмущаться противъ него. Если вы должны заботиться о спасеніи вашей души, то я точно также должна заботиться о спасеніи своей, я не меньше васъ страдала отъ нашей связи. Не бойтесь же ничего съ этой стороны. Что же касается до вмѣшательства доктора жилье, то противъ него я могла бы многое сказать, потому что, если вы нуждаетесь въ попеченіяхъ, то я смѣло могу сказать, что нигдѣ вы не найдете такихъ преданныхъ заботъ, какъ мои.
— Не надо такъ понимать доктора жилье.
— Теперь мнѣ все равно; я вамъ повторяю, что не для этого я пробралась сюда, черезъ окно, какъ воровка. У васъ хватило мужества на то, на что у меня его никогда бы не достало…. я соглашаюсь на разрывъ, котораго вы пожелали. Конечно, вы могли это сдѣлать не такъ, но я объ этомъ не хочу думать. Я не для себя рѣшилась на этотъ послѣдній шагъ, а для васъ и еще…. и еще для другаго существа.
Маркизъ съ глубокимъ волненіемъ глядѣлъ на женщину, которую онъ такъ любилъ, которую еще любилъ и теперь, которую онъ не думалъ болѣе никогда увидѣть, и которая была теперь передъ нимъ, опиралась на его постель, глядѣла ему въ глаза.
Вдругъ, точно онъ не слышалъ того, что она ему говорила, маркизъ сказалъ:
— Будьте такъ добры, зажгите свѣчу.
Она поняла какому чувству онъ повиновался, обращаясь къ ней съ этой просьбой, и поторопилась исполнить ее, но вмѣсто того, чтобъ зажечь одну свѣчу она зажгла всѣ свѣчи въ канделабрѣ.
Вся комната ярко освѣтилась; тогда, вернувшись къ постели, она поставила канделабръ на столикъ, гдѣ прежде стоялъ ночникъ, такъ что свѣтъ прямо падалъ ей въ лице.
Нѣсколько минутъ они молча смотрѣли другъ на друга; глаза маркиза сверкали прежнимъ блескомъ; губы дрожали: «Она! это была она!»
— Если я хотѣла васъ видѣть, снова продолжала она, — то это для того, чтобы спросить васъ, въ какой домъ или въ какое мѣсто я должна удалиться, потому что если наши прежнія отношенія прерваны на всегда, то все-таки между нами существуетъ связь, которой уничтожить мы не можемъ, такъ какъ это уже не въ нашей власти.
— Не думайте, чтобы я пересталъ васъ любить; еслибы я и хотѣлъ это сдѣлать, то не могъ бы.
— Дѣло не въ любви, которую вы можете еще ко мнѣ чувствовать, ни въ той, которую я къ вамъ имѣю и всегда буду имѣть, но въ вещи, гораздо болѣе священной.
Она помолчала, потомъ сказала, глядя маркизу прямо въ глаза:
— Дѣло идетъ о нашемъ ребенкѣ.
— Нашемъ ребенкѣ?
— Да, о ребенкѣ, котораго я ношу подъ сердцемъ, о моемъ сынѣ и вашемъ. Только для того, чтобы сказать вамъ объ этомъ, я рѣшилась на такой безумный поступокъ, только для того, чтобы спросить васъ, гдѣ вы желаете, чтобы я провела послѣдніе мѣсяцы моей беременности, гдѣ вы хотите, чтобы я произвела на свѣтъ мое дитя, ваше дитя, Артуръ!
— Мое дитя! мое дитя!
Онъ погибъ.
— Уже давно, продолжала она, — я считала себя беременной, и если не говорила вамъ объ этомъ, то только для того, чтобъ не заставить васъ напрасно обрадоваться, если, я ошибалась. Но сегодня я убѣдилась въ этомъ, я почувствовала, что ребенокъ зашевелился во мнѣ; подъ вліяніемъ ужаснаго волненія, которое я сегодня испытала, жизнь пробудилась въ немъ и, когда меня выгнали изъ этого дома, онъ какъ бы хотѣлъ протестовать противъ этого и сказать мнѣ: «Останемся подлѣ моего отца.»
Она закрыла лице рукам и потомъ, вдругъ схвативъ руку маркиза, она приложила ее къ своему боку, говоря:
— Ты слышишь? Ты чувствуешь его?
Но рука маркиза слишкомъ дрожала, чтобы что-нибудь чувствовать, да ему и не было надобности въ матеріальныхъ доказательствахъ, чтобы быть убѣжденнымъ; онъ былъ подъ вліяніемъ сверкавшихъ глазъ женщины, которую онъ обожалъ, и вмѣстѣ со страстью къ нему возвратилась и вѣра въ нее.
Чего до сихъ поръ недоставало ихъ любви? Ребенка.
И этого ребенка она дарила ему въ ту самую минуту, когда, подавленный рѣшеніемъ, которое его заставили принять, и разбитый горемъ, которое ему причиняла разлука, онъ былъ совершенно неспособенъ устоять противъ радости этого извѣстія и долженъ былъ слѣпо броситься на малѣйшую надежду, которую она почла ему дать.
Онъ обнялъ Клементину и вскричалъ:
— О! моя милая жена! моя милая жена!
Вдругъ нѣсколько ударовъ въ дверь вывели его изъ забвенія.
— Стучатъ? спросилъ онъ.
— Да, отвѣчала Клементина.
— Это Людовикъ. Онъ спитъ въ библіотекѣ и мы его разбудили.
Въ дверь снова постучались и ручка повернулась; но запертая изнутри дверь не поддалась.
— Отвѣчайте, сказала Клементина.
— Но….
— Не дайте выломать дверь.
— Кто тамъ? громко спросилъ маркизъ.
— Я. Я слышалъ у васъ шумъ, и пришелъ спросить не надо-ли вамъ чего-нибудь.
— Ничего, благодарю!
Тогда Клементина поспѣшно подошла къ двери и сказала, наклонясь къ замочной скважинѣ:
— Благодарю, когда я около маркиза, онъ йи въ комъ не нуждается. Вы можете спать спокойно.
Потомъ, вернувшись къ маркизу, она сказала:
— Теперь мы можемъ говорить громко, будемъ же продолжать нашъ разговоръ съ того мѣста, гдѣ его прервалъ вашъ сторожъ. Я васъ спрашивала, куда я должна удалиться?
XXX.
правитьТеперь ей оставалось только кончить начатое.
— Я не хочу, сказала она, — чтобы вы могли испытывать относительно вашего ребенка такія-же сомнѣнія, какія какъ такъ мучили относительно Денизъ. Вы знаете, что только вы одинъ можете быть отцемъ моего ребенка. Прежде, когда я еще не была увѣрена въ своей беременности, я говорила себѣ, что мой ребенокъ родится въ этомъ замкѣ и что вы сами примете его въ ваши объятія, что вы услышите его первый крикъ….
Но это такъ и будетъ, прервалъ ее маркизъ, — Разлука между нами теперь невозможна, она была бы преступленіемъ. Развѣ я послушался бы кого-нибудь, еслибы зналъ о вашей беременности? Развѣ можно оставить своего ребенка? Мы постараемся загладить наши проступки, но разстаться теперь, значило бы сдѣлать новый. Мы прежде всего должны заботиться о нашемъ ребенкѣ, а потомъ уже о себѣ.
Такъ какъ она ничего не говорила, то онъ остановился.
— Развѣ вы не чувствуете, какъ и я, вскричалъ онъ, — что это дитя соединяетъ насъ неразрывными узами?
— Я чувствую, что вы снова сдѣлались маркизомъ де-Рюдмонъ, человѣкомъ благороднымъ и великодушнымъ, котораго я такъ любила.
— Я долженъ сдѣлать только одно важное измѣненіе въ вашемъ планѣ: нашъ ребенокъ не долженъ родиться въ этомъ замкѣ.
— Вы видѣли, что я на это болѣе и не надѣюсь, такъ какъ я пришла сюда именно затѣмъ, чтобы узнать мѣсто, куда вы хотите, чтобы я удалилась.
— Вы удалитесь туда же, куда и я. Мѣсто ничего не значитъ, такъ какъ мы будемъ тфіъ вмѣстѣ; надо только, чтобы его не могли найти. Вы должны понять, что нашъ ребенокъ не можетъ родиться во Франціи, гдѣ его отцемъ будетъ считаться капитанъ Божонье, такъ какъ передъ закономъ вы его жена; поэтому нашъ ребенокъ родится за-границей, гдѣ я признаю его. Это возможно, если о вашей беременности не будетъ извѣстно, а вѣдь ее никто-не подозрѣваетъ, не правда-ли?
— О! клянусь вамъ, никто. Какъ это могло случиться, если я сама еще не была убѣждена въ этомъ!
— Ну, вы сдѣлаете все, чтобы скрыть ее, пока это возможно, когда это сдѣлается невозможнымъ, мы оставимъ Рюдмонъ, исчезнемъ такъ, что насъ нельзя будетъ найти; мы примемъ первое попавшееся имя; ваши роды должны будутъ произойти въ большомъ городѣ: въ Лондонѣ, Вѣнѣ, Неаполѣ, чтобы этого нельзя было открыть, и тамъ, какъ вы надѣялись, я приму въ свои объятія нашего ребенка, услышу его первый крикъ.
— Ахъ! Артуръ! вскричала она, всплеснувъ руками.
— Чтоже касается остальнаго, продолжалъ маркизъ, — т. е. законнаго признанія ребенка, то, будьте покойны, я съумѣю устроить вре такъ, чтобы передъ закономъ я неоспоримо, былъ его отцемъ.
Этотъ отъѣздъ за-границу не могъ быть удобенъ для Клементины. Если она вернулась изъ Сорренто въ Рюдмонъ для того, чтобы избѣжать обвиненія, что она нарочно удалила маркиза отъ родныхъ, то она нисколько не хотѣла снова подвергаться этому обвиненію, отправившись куда бы то ни было изъ Рюдмона. Но объ этомъ она не нашла удобнымъ говорить сейчасъ же, такъ какъ у нея еще было время впереди. Въ настоящее время ей надо было только возвратить свое потерянное вліяніе.
Зная характеръ маркиза, Клементина нисколько не ошибалась на счетъ причинъ его радости. Конечно, онъ былъ счастливъ тѣмъ, что она ему сообщила, но не одно родительское чувство говорило въ немъ. Онъ радъ былъ, что она подавала ему поводъ вернуться назадъ. Не смотря на горе, которое ему причиняла разлука, онъ согласился на нее и не измѣнилъ бы можетъ быть своего рѣшенія. Но теперь дѣло шло не о немъ одномъ и ему былъ поводъ вернуться назадъ, нисколько не тревожа своей совѣсти. Онъ возвращался не къ своей любовницѣ, а къ матери своего ребенка. Если вчера совѣсть требовала разлуки, то сегодня она заставляла его не разлучаться. Вотъ отчего онъ былъ такъ счастливъ.
Онъ долго и съ такимъ жаромъ говорилъ о своихъ планахъ для ребенка, что можно было подумать, что онъ сдѣлался прежнимъ маркизомъ Рюдмонъ.
Время быстро шло въ такихъ разговорахъ.
Однако былъ одинъ вопросъ, котораго Клементина еще не касалась, но который она отлично помнила: это Людовикъ и Денизъ.
Когда минута показалась ей благопріятной, она перешла къ нему.
— Когда я рѣшилась придти къ вамъ, чтобы говорить о нашемъ ребенкѣ, сказала она, то я не думала, что это свиданіе поведетъ къ такимъ результатамъ. Мнѣ казалось невозможнымъ, чтобы, рѣшившись на разлуку вы измѣнили это рѣшеніе; но такъ какъ это случилось, то я прошу у васъ позволенія сказать, на какихъ условіяхъ я согласна на ваше желаніе.
— На условіяхъ?
— Конечно, вамъ можетъ показаться страннымъ, что я говорю объ условіяхъ такому великодушному человѣку, какъ вы, но одно изъ этихъ условій должно обезпечить мнѣ спокойствіе, а другое — вашу привязанность нашему ребенку. Поэтому вы должны мнѣ простить эти условія. Первое изъ этихъ условій то, чтобы вы не ссорились съ вашимъ племянникомъ; мое мщеніе ему будетъ совершенно противоположно его мщенію мнѣ. Онъ закрылъ передо мною двери замка, я хочу открыть ему ихъ.
Маркизъ былъ глубоко тронутъ этимъ доказательствомъ великодушія. — Ахъ! какъ Людовикъ плохо зналъ ее!
— И такъ, продолжала она, — рѣшено, что вы сдѣлаете все возможное, чтобы удержать его близь васъ; дѣйствуя такъ, вы не только докажете мнѣ свою любовь, но это будетъ полезно и для нашего ребенка. Будетъ очень хорошо, если вашъ племянникъ будетъ убѣжденъ, что я не беременна.
— Вы лучшая изъ женщинъ, сказалъ маркизъ, — и самая умная.
— Что касается втораго условія, продолжала Клементина, — то оно болѣе деликатно, и я сознаюсь, что оно будетъ для васъ тяжело, но я считала бы себя дурной матерью, еслибы остановилась передъ боязнью васъ огорчить. Вы видите, другъ мой, что я должна дѣлить мою привязанность и мои заботы между вами и нашимъ ребенкомъ; я желаю и требую, чтобы Денизъ осталась въ монастырѣ.
— Но она не хочетъ быть монахиней, у меня есть доказательство, что она любитъ Людовика.
— Я не прошу, чтобы она всю жизнь оставалась въ монастырѣ, я никогда не стала бы просить ничего глупаго или преступнаго. Если Денизъ не хочетъ быть монахиней, то и не надо; если она любитъ Людовика, то пусть выходитъ за него. Это совершенно справедливо и вы должны припомнить, что я всегда это говорила.
— Однако…
— Я прошу, чтобы Денизъ осталась въ монастырѣ до рожденія нашего ребенка, и настаиваю на этомъ, потому что я ревную къ ней. До сегодняшняго дня я очень любила ее и не разъ говорила вамъ объ этой привязанности, но то, что произошло въ мое отсутствіе, открыло мнѣ глаза. Не правда-ли, что къ вамъ пришли отъ ея имени?
— Правда, мнѣ говорили о ней.
— Правда также, что именемъ привязанности къ ней, васъ заставили написать письмо, которымъ вы выгоняли меня отсюда? Въ васъ боролись двѣ привязанности и привязанность къ Денизъ взяла верхъ.
— Неужели вы думаете, что я пересталъ васъ любить?
— Нѣтъ, но я думаю, что вамъ говорили о привязанности Денизъ, и что мысль о ней дала вамъ утѣшеніе въ разлукѣ со мной. Ну! я была бы дурной матерью, еслибы позволила употребить противъ моего ребенка тоже орудіе, которое употребили противъ меня. Когда вы увидите своего сына, о! тогда мнѣ будетъ все равно; тогда, онъ и я, мы будемъ оба неуязвимы; но до тѣхъ поръ я боюсь Денизъ, да, другъ мой, страшно боюсь. О, я знаю какъ она невинна и какъ ловки тѣ, которые сдѣлали ее такимъ опаснымъ орудіемъ! Если вы не хотите, чтобы моя беременность прошла въ безпокойствѣ и мученіяхъ, то согласитесь на мою просьбу. Да и что мы будемъ съ ней дѣлать, когда уѣдемъ?
— Къ тому времени она выйдетъ замужъ.
— Да, и можетъ быть также, къ тому времени она вызоветъ новый разрывъ между нами.
Маркизъ хотѣлъ защищать себя и Денизъ.
— Денизъ или я, повторила Клементина.
На этотъ разъ Денизъ была побѣждена. Было рѣшено, что маркизъ попроситъ Людовика не разрывать съ нимъ сношеній, обѣщаетъ ему руку Денизъ, но съ условіемъ, что свадьба будетъ отложена на нѣсколько мѣсяцевъ.
XXXI.
правитьУслышавъ обращенныя къ нему изъ-за двери слова Клементины, Людовикъ былъ пораженъ.
Его удивленіе не знало границъ, такъ какъ, хотя онъ и ожидалъ ея возвращенія, но никакъ не въ этомъ родѣ.
Онъ скоро понялъ, какъ все произошло, а воспоминаніе о словахъ де-Каркбю, объяснило то, о чемъ онъ не догадался сразу.
Что теперь было дѣлать?
Ему пришло сначала въ голову уйти, не дожидаясь утра. Къ чему оставаться? Если было такъ трудно заставить маркиза рѣшиться на разлуку тогда, когда Клементина была въ отсутствіи, то чего можно было надѣяться, когда она была тутъ и могла защищаться? Людовику оставалось только переносить ея насмѣшливыя улыбки и насмѣшки дяди Артемія.
Но потомъ Людовикъ подумалъ, что было бы подлостью съ его стороны бѣжать съ поля битвыему слѣдовало идти до конца.
Онъ зажегъ лампу и, взявъ книгу, сталъ читать, чтобы убить время.
Около половины седьмаго, дверь библіотеки, выходившая въ пріемную, открылась и вошелъ де-Каркбю.
У него былъ насмѣшливый видъ и онъ потиралъ руки, какъ человѣкъ, проснувшійся въ духѣ.
— Съ утра за работой, сказалъ онъ, глядя на книгу, которую читалъ Людовикъ, — это нездорово, мой милый; надо работать, но не надо слишкомъ утомляться. Ты плохо спалъ?
Людовикъ посмотрѣлъ дядѣ въ глаза и сказалъ послѣ минутнаго молчанія:
— Меня разбудилъ приходъ къ маркизу госпожи Божонье.
Де-Каркбю отскочилъ, но скоро къ нему возвратилась его увѣренность.
— Значитъ она прошла черезъ тебя? Вотъ видишь, что я былъ правъ, предлагая револьверъ!
— Она вошла черезъ окно, которое вы позаботились оставить открытымъ, спокойно сказалъ Людовикъ.
Де-Каркбю расхохотался.
— Ты угадалъ, вскричалъ онъ — неправда-ли, что штука была хорошо устроена.
И онъ продолжалъ хохотать, держась за бока.
— А какой у тебя видъ! Ты меня право уморишь со смѣха.
Потомъ онъ вдругъ остановился:
— Она, значитъ, говорила съ тобой? спросилъ онъ.
Людовикъ не отвѣчалъ, но взглядъ, брошенный имъ на дядю, заставилъ его опустить глаза.
— Ну, ну, сказалъ онъ, — надо лучше играть, ты проигралъ, что же дѣлать! Развѣ я дѣлалъ такой презрительный видъ, когда ты сталъ сторожемъ Артура? Однако, я признаюсь, что мнѣ это не нравилось. Я нашелъ средство повредить тебѣ и воспользовался имъ, что же тутъ дурнаго? Къ тому же мною руководило и другое побужденіе. Къ чему ты хотѣлъ сдѣлать несчастіе Артура? Я не хочу, чтобы его, бѣднягу, мучили; дадимъ ему умереть спокойно. Неужели ты думаешь, что твои доктора и попы не сократили-бы его жизни? По какому праву отнялъ ты у него госпожу Божонье? Я каждый день вижу ихъ и могу тебя увѣрить, что, лишивъ маркиза ея попеченій, ты сократишь его жизнь. Я не хотѣлъ этого. Тогда-то мы и выдумали штуку съ окошкомъ и она отлично удалась.
Де-Каркбю могъ цѣлые часы говорить такимъ образомъ, Людовикъ сидѣлъ опершись локтями на столъ, не моргнувъ, точно онъ былъ глухой.
Это молчаніе смутило наконецъ де-Каркбю и даже испугало его; онъ почувствовалъ себя неловко. Онъ предпочелъ бы какое-нибудь слово, которое позволило бы ему продолжать.
— Ты не отвѣчаешь мнѣ? сказалъ онъ.
— Мнѣ нечего вамъ отвѣчать, такъ какъ вы мой дядя.
— А! вотъ какъ! вскричалъ де-Каркбю. — Ну, а у меня есть нѣчто тебѣ сказать: ты неблагодарный нахалъ. Я хотѣлъ помочь тебѣ помириться съ Артуромъ, теперь можешь дѣлать что хочешь, я умываю руки, неблагодарный!
Сказавъ это, онъ съ достоинствомъ вышелъ изъ библіотеки.
Людовикъ хотѣлъ продолжать чтеніе, но не могъ; въ ушахъ его звучали слова де-Каркбю и ему стало стыдно: этотъ человѣкъ былъ братъ его матери!
Наконецъ, около восьми часовъ, дверь спальни маркиза отворилась и Клементина вышла.
Людовикъ всталъ, по наружности совершенно спокойный, но внутренно дрожа отъ негодованія.
— Вчера, когда я пріѣхала, сказала она, — вы стали между мною и этой дверью, сегодня же я вамъ ее открываю; не угодно-ли вамъ войти? Вашъ дядя желаетъ съ вами говорить.
Ни слова не говоря, Людовикъ пошелъ за нею.
Маркизъ всталъ и сидѣлъ въ креслѣ.
Увидя Людовика, онъ опустилъ глаза и молчалъ нѣсколько минутъ.
— Милый мой, сказалъ онъ наконецъ, — со вчерашняго вечера произошло многое, о чемъ надо поговорить; для этого я и позвалъ тебя.
Людовикъ стоялъ передъ маркизомъ, а Клементина сзади Людовика, облокотясь на каминъ, такъ что, говоря, маркизъ глядѣлъ на нее.
Изъ-за спины Людовика, она сдѣлала маркизу знакъ продолжать.
— Я принялъ рѣшеніе выше моихъ силъ, поэтому я оставилъ его; но эта перемѣна не будетъ имѣть никакого вліянія на наши отношенія; недоразумѣніе, существовавшее между нами, разсѣялось, поэтому мнѣ нѣтъ никакого повода измѣниться относительно тебя.
Людовикъ былъ въ страшномъ затрудненіи. Онъ не ожидалъ подобнаго пріема. Когда Клементина съ улыбкой отворила ему дверь, онъ думалъ, что она хочетъ отплатить ему за вчерашнее и думалъ только о томъ какъ-бы съ достоинствомъ выйти изъ этого дома. Но ему, напротивъ, говорили, чтобы онъ остался.
Можетъ быть, это была хитрость со стороны Клементины, чтобы заставить его отказаться? Это было очень вѣроятно; конечно, она хотѣла употребить ту же хитрость, которая ей такъ удалась съ пригласительнымъ письмомъ. Такимъ образомъ, она выставляла себя съ хорошей стороны, а своего противника съ дурной.
Она заставила маркиза предложить Людовику продолжать дружескія съ нимъ сношенія только для того, чтобы онъ не принялъ этого предложенія. Тогда она съумѣетъ воспользоваться въ свою пользу этимъ отказомъ. Положеніе Людовика было тяжело; съ одной стороны долгъ предписывалъ ему отказаться, тогда какъ съ другой, интересы его и Денизъ заставляли его щадить обидчивость маркиза, чтобы снова не разсориться съ нимъ.
Сохранивъ за собою право посѣщать Рюдмонъ, Людовикъ могъ наблюдать за Клементиной и до нѣкоторой степени мѣшать исполненію ея плановъ.
Отказавшись же, онъ, напротивъ, давалъ ей полную возможность предпринимать все, что угодно.
Пока онъ колебался, не зная что предпринять, маркизъ продолжалъ:
— Ну, что же ты мнѣ не отвѣчаешь?
— Я думаю о Денизъ. Что будетъ съ нею при этой перемѣнѣ?
— Она будетъ твоей женой, я далъ тебѣ обѣщаніе и не беру его назадъ. Вы любите другъ друга, она будетъ твоей женой.
Людовикъ невольно взглянулъ на Клементину.
Она улыбнулась.
— Спросите маркиза, сказала она, — какъ я настаивала на этомъ бракѣ.
Людовикъ пересталъ понимать, что такое происходитъ, онъ смотрѣлъ то на маркиза, то на Клементину, стараясь угадать, что могло скрываться за этими словами. Дядя говорилъ чистосердечно, но что скрывалось за ея словами? Чего она хотѣла?
— Она будетъ твоей женой, продолжалъ маркизъ, — только я прошу тебя подождать нѣсколько мѣсяцевъ.
— Нѣсколько, мѣсяцевъ!
— Да, мы скоро уѣдемъ, а по возвращеніи мы васъ женимъ. Ты видишь теперь, что всѣ твои опасенія были однѣ химеры.
— Химеры! О! Дай то Богъ! Къ несчастію, онѣ слишкомъ справедливы, и опасности, о которыхъ Оговорилъ, никогда не были болѣе угрожающими. Ахъ, бѣдная Денизъ, желая тебя спасти, я жертвовалъ тобою.
Онъ говорилъ съ жаромъ, пристально глядя на Клементину.
— Не правда-ли, сударыня, продолжалъ онъ, — для вашихъ плановъ будетъ очень выгодно, если мы не явимся въ замокъ? Для этого будетъ достаточно этихъ нѣсколькихъ мѣсяцевъ, а въ продолженій ихъ Денизъ будетъ во власти сестры Урсулы!
Тогда, обернувшись къ маркизу, пораженному этимъ жаромъ, онъпродолжалъ:
— Я говорилъ вамъ вчера, что васъ обманываютъ, и доказалъ вамъ это; сегодня я повторяю, что васъ обманывали два года и продолжаютъ обманывать.
— А кто обманываетъ маркиза? спросила Клементина, дѣлаяшагъ впередъ.
— Вы, сударыня, вы, которая, боясь чистаго вліянія, которое имѣла Денизъ на моего дядю, заставили помѣстить этого ребенка въ монастырь, вы, которая хотѣли заставить ее поступить въ монахини; вы, которая сегодня, я не знаю, благодаря какимъ темнымъ средствамъ, стараетесь опять противъ воли удержать ее въ этой тюрьмѣ.
Клементина пожала плечами.
— Смѣйтесь надо мной и позовите, если угодно, на помощь господина де-Каркбю, онъ васъ поддержитъ.
Клементина сдѣлала знакъ маркизу, который сейчасъ же всталъ.
— Довольно, сказалъ онъ, — намъ остается только разстаться. Вы оттолкнули руку, которую я вамъ протягивалъ, я отнимаю ее. Прощайте, сударь.
Людовикъ колебался съ минуту, точно хотѣлъ говорить во чтобы то ни стало. Но что онъ могъ сказать или, вѣрнѣе, что могъ онъ заставить выслушать?
XXXII.
правитьКлементина вышла побѣдительницей изъ этой борьбы съ Людовикомъ.
Но еще одна такая побѣда и ея дѣло будетъ проиграно, если не при жизни маркиза, то по крайней мѣрѣ послѣ его смерти.
Какъ отрицать, что она хотѣла сдѣлать въ замкѣ пустоту, чтобы остаться въ немъ единственной хозяйкой?
Въ свидѣтеляхъ не было бы недостатка: докторъ жилье, аббатъ Марбёфъ, трактирщикъ, его жена, ихъ сынъ, слуги замка!
Значитъ, первой ея заботой должно было быть запастись противоположными свидѣтельствами, т. е. надо было доказать, что если одни члены семейства были въ ссорѣ съ маркизомъ, за то другіе (де-Каркбю) остались, если нѣкоторыя знакомства были прерваны, за то другія были заведены. Развѣ на свѣтѣ не всегда такъ бываетъ?
До отъѣзда маркиза въ Италію съ Клементиной они очень часто принимали гостей въ Рюдмонѣ. Не только онъ давалъ каждый годъ три или четыре праздника, на которые приглашалъ всѣхъ своихъ окружныхъ знакомыхъ, но также давалъ, для болѣе близкихъ друзей, два раза въ мѣсяцъ, обѣды, перваго и пятнадцатаго числа каждаго мѣсяца и, кромѣ того, охоты и т. п.
Но со времени ихъ возвращенія эти праздники и вечера не были возобновлены.
Да и какъ могъ маркизъ, не садившійся болѣе на лошадь, охотиться въ такомъ лѣсу, какъ лѣсъ Рюдмона?
Какой видъ былъ бы у него за столомъ, съ подвязаннымъ салфеткой подбородкомъ и дрожащими руками?
Главная же причина того, что никого не приглашали, была увѣренность Клементины, что приглашенія не были бы приняты. Не въ провинціи, строго слѣдящей за приличіями, могла Клементина найти людей, которые согласились бы обѣдать за тѣмъ столомъ, гдѣ она играла роль хозяйки. Клементина знала это очень хорошо. Всякій могъ пожать руку де-Каркбю, не смотря на жизнь, которую онъ велъ, но нельзя было сознаться, что возвращаешься изъ Рюдмона, гдѣ обѣдалъ въ обществѣ маркиза и его любовницы. Конечно, обѣды Рюдмона были великолѣпны, вина самыя тонкія, охота отлична, но… была любовница, которая портила все это. Развѣ можно, когда имѣешь такое положеніе, какъ маркизъ Рюдмонъ, имѣть любовницу… съ которой живешь публично?
Однако было необходимо, чтобы этотъ карантинъ, наложенный на Рюдмонъ. окончился; надо (шло привлечь въ него гостей, если не женъ, о которыхъ Клементина не заботилась, то хоть мужей.
Клементина сказала объ этомъ маркизу; конечно, не объясняя ему настоящихъ причинъ, заставлявшихъ ее желать этого.
Напротивъ, она выдумала поводъ, который долженъ былъ тронуть маркиза и дѣйствительно тронулъ его.
— Если вы хотите, чтобы мою беременность не могли подозрѣвать; сказала она, — то мнѣ кажется, что не мѣшало-бы имѣть свидѣтелей, которые не замѣтили-бы во мнѣ никакого измѣненія.
— Конечно, но гдѣ можемъ мы найти такихъ свидѣтелей?
— Между лицами, которыя будутъ здѣсь бывать и увидятъ меня.
— Никто не ѣздитъ въ Рюдмонъ.
— Почему вы не пригласите никого изъ вашихъ прежнихъ друзей?
Маркизъ молчалъ, не зная какъ объяснить ей то, что онъ хотѣлъ сказать;
— Потому что мое положеніе здѣсь неправильно? продолжала она. — Вы не рѣшаетесь этого сказать изъ боязни огорчить меня. Неужели вы думаете, что я сама этого не знаю?
— Но тогда чего же вы хотите?
— Я лично, ничего не хочу и даже признаюсь, что я нисколько не хочу скрывать моей беременности.
— Но въ такомъ случаѣ нашъ ребенокъ передъ закономъ не будетъ моимъ?
— Онъ будетъ моимъ, и вы должны сознаться, что для матери это имѣетъ свою важность; Тогда какъ вы хотите, чтобы онъ былъ только вашимъ.
— Я не хочу, чтобы онъ принадлежалъ тому, чье имя вы носите.
— Я знаю, но повторяю вамъ, что тогда мой ребенокъ будетъ принадлежать одному вамъ, и если вы меня когда-нибудь оставите, если вы полюбите другую женщину, болѣе молодую и болѣе достойную васъ…
При этихъ словахъ маркизъ сталъ возражать, но не разсердился, потому что это сомнѣніе было пріятно ему. Другую женщину! Она ревновала его!
— Если вы меня хотѣли бросить вчера, продолжала Клементина, — почему не захотѣть вамъ сдѣлать это завтра, черезъ мѣсяцъ, черезъ десять лѣтъ? Тогда мое дитя останется вашимъ, оно будетъ носить ваше имя. Какія права буду я имѣть на него? Вотъ почему я говорю, что лично я не имѣю большаго желанія скрывать своей беременности.
— Но я желаю, чтобы вы скрывали ее!
— И я вамъ уступаю, какъ я это дѣлала всегда. Я отдаю вамъ наше дитя, въ доказательство безграничной моей къ вамъ любви. Но разъ согласившись на это, я нахожу, что необходимо, чтобы у насъ были свидѣтели, люди уважаемые, что я не была беременна, и я думаю, что при небольшой ловкости, мы найдемъ ихъ. Слава Богу, не всѣ люди женаты, а между женатыми найдется, навѣрно, много такихъ, которые очень счастливы, когда могутъ бѣжать изъ дома.
Но Клементина лгала, утверждая, что нужно только немного ловкости, чтобы залучить въ Рюдмонъ гостей; для этого надо было много хитрости и умѣнья.
Еслибы Клементина хотѣла принять всѣхъ, то ничего не было-бы легче; но она хотѣла выбрать такихъ людей, которые могли-бы быть приняты въ судѣ, какъ вполнѣ безукоризненные свидѣтели.
У нея не было никого, кто-бы могъ ей указать, кто изъ тѣхъ, кого она хотѣла видѣть въ замкѣ, могъ скорѣе склониться на принятіе ея приглашенія.
Что, если кто-нибудь изъ приглашенныхъ станетъ на сторону Людовика и пріѣдетъ только для того, чтобы говорить о Денизъ?
Что если откажется?
Когда она боялась отрицательнаго отвѣта, то старалась вырвать неожиданностью то, чего прямо не осмѣливалась просить.
Тогда, вмѣсто того, чтобы приглашать къ обѣду, она писала отъ имени маркиза, чтобы его пріѣхали просто навѣстить. Они такъ давно не видались, маркизъ самъ-бы пріѣхалъ, если-бы не былъ болѣнъ, поэтому надѣлся, что не откажутся его навѣстить. Послѣ прогулки по парку онъ каждый день возвращался домой въ пять часовъ, тогда его навѣрно можно было застать.
Когда по этому приглашенію пріѣзжали, то Клементина тянула визитъ почти до самаго обѣда; тогда было трудно отказаться отъ приглашенія отъобѣдать; къ этому времени собирались другіе приглашенные и очень часто, не зная какъ, оказывались обѣдающими въ Рюдмонѣ.
Также точно она поступала со всѣми, кто имѣлъ съ маркизомъ дѣловыя отношенія: его нотаріусомъ, управляющимъ, архитекторомъ, однимъ словомъ всѣми, кто какъ-нибудь зависѣлъ отъ богатаго кліента; они составляли обязательныхъ гостей, нѣчто въ родѣ мебели
Такое же средство она употребила относительно мюльсанскаго священника. До отъѣзда священникъ очень часто обѣдалъ въ Рюдмонѣ, и когда маркизъ скучалъ, онъ просто посылалъ за «своимъ священникомъ», который забавлялъ его своими шутками. Дѣйствительно, онъ былъ очень смѣшной и забавный: веселый, всегда въ хорошемъ расположеніи духа, онъ великолѣпно подражалъ крикамъ всякихъ животныхъ и съ замѣчательнымъ талантомъ представлялъ своихъ собратьевъ. Онъ много разъ представлялъ такія сцены въ замкѣ, и маркизъ, любившій эти шутки, очень полюбилъ его. Когда маркизъ вернулся въ Рюдмонъ, священникъ принужденъ былъ сдѣлать ему визитъ, но онъ выбралъ такое время, когда его не могли оставить ни обѣдать, ни завтракать. Его пригласили на завтра; но онъ не могъ принять приглашенія, отговариваясь какимъ-то дѣломъ. Послѣ завтра за нимъ послали, онъ спрятался.
Тогда ему написали, прося его придти навѣстить маркиза въ пять часовъ, потомъ, затянувъ разговоръ, его удержали до обѣда, и онъ, противъ воли, долженъ былъ остаться обѣдать, но за столомъ, смущенный и пристыженный, онъ все время не открывалъ рта.
Маркизъ тѣмъ охотнѣе помогалъ Клементинѣ, что эти обѣды доставляли ему развлеченіе. Хотя онъ мало принималъ участія въ разговорѣ, но любилъ, чтобы около него разговаривали и шумѣли, онъ улыбался гостямъ и старался возбудить ихъ веселость. Въ особенности онъ любилъ, чтобы много ѣли и когда съ нимъ были только Клементина и де-Каркбю, то онъ обращался къ нимъ, настаивая, чтобы они ѣли.
Каркбю исполнялъ это съ удовольствіемъ.
Но Клементина чувствовала отвращеніе къ такой неумѣренной ѣдѣ, и только уступала усиленнымъ настояніямъ маркиза.
Конечно, это было для нея тяжело, но надо было дѣлать все, чтобы нравиться маркизу, къ тому же, чѣмъ больше времени проводили за столомъ, тѣмъ менѣе долги были часы, въ которые она, какъ бы то ни было и чѣмъ-бы то ни было, должна была занимать маркиза.
Поэтому она старалась быть, какъ можно любезнѣе съ тѣми гостями, которые соглашались оставаться въ замкѣ до вечера.
Для нея это было освобожденіемъ.
XXXIII.
правитьПринять всѣ предосторожности противъ того, чтобы нельзя было признать завѣщаніе маркиза недѣйствительнымъ было, конечно, очень предусмотрительно, но, съ другой стороны, это было слишкомъ поспѣшно.
Прежде чѣмъ-заботиться о томъ, чтобы завѣщаніе было признано дѣйствительнымъ, надо было, чтобы оно было написано, а этого именно и не было.
Надо было, значитъ, заставить написать это завѣщаніе; тогда можно было позаботиться о томъ, чтобы оградить его отъ всякихъ нападеній.
Тѣмъ болѣе надо было торопиться, что Клементина чувствовала опасность, которой могла подвергнуться со стороны Людовика, не зная въ какой формѣ могла явиться эта опасность.
То, что Клементина устроила во время своей поѣздки въ Парижъ, не имѣло успѣха.
Людовикъ отказался отъ повышенія. Узнавъ о немъ, онъ тотчасъ же отправился къ своему прокурору, чтобы узнать, ему-ли онъ обязанъ своимъ назначеніемъ. Тотъ отвѣчалъ, что самъ онъ ничего не зналъ, что назначеніе состоялось безъ его вѣдома въ министерствѣ.
Тогда Людовикъ понялъ, кому онъ этимъ обязанъ, и откровенно объяснился съ прокуроромъ, сказавъ ему, что не принимаетъ этого повышенія и скорѣе выйдетъ въ отставку, чѣмъ оставитъ Конде.
Прокуроръ написалъ въ министерство и результатомъ этой корреспонденціи было то, что Людовика по прежнему оставили въ Конде.
Узнавъ о происшедшемъ, генералъ Пуарье написалъ Клементинѣ, говоря, что не можетъ насильно заставить Меро принять повышеніе, если тотъ отъ него отказывается.
Затѣмъ, какъ добрый родственникъ, а главное, какъ человѣкъ опытный, онъ кончалъ свое письмо слѣдующими практическими совѣтами:
«Если вы хотите, во чтобы то ни стало, чтобы этотъ молодой человѣкъ не остался товарищемъ прокурора въ Конде, то надо сдѣлать такъ, чтобы его не перемѣстили, а просто отставили. Конечно, это будетъ довольно трудно, потому что этотъ юноша, на столько глупый, что не старался понравиться такой прелестной женщинѣ, какъ вы, на очень хорошемъ счету въ министерствѣ, но все-таки это не совсѣмъ невозможно. Для этого надо его компрометировать въ политическомъ отношеніи.. Если вы можете доставить мнѣ доказательство (или почти доказательство), что онъ въ сношеніяхъ съ орлеанистами или легитимистами (лучше орлеанистами, такъ какъ намъ нужны клерикалы), то я, можетъ быть, успѣю отставить его, или, по крайней мѣрѣ, заставить подать въ отставку. Но для этого вы должны сами привезти мнѣ это доказательство, чтобы мы могли, съ глазу на глазъ, переговорить объ этомъ дѣлѣ».
Клементина не постаралась даже узнать, можетъ ли она достать такое доказательство, такъ какъ, еслибы Людовикъ и вышелъ въ отставку, то все-таки остался бы въ Конде, значитъ, цѣль ея не была бы достигнута.
Къ тому же, у нея были другія дѣла кромѣ того, чтобы ѣхать въ Парижъ, даже на одинъ день. Она должна была дѣйствовать въ Рюдмонѣ, чтобы заставить маркиза написать завѣщаніе, которое она ему продиктуетъ.
Тогда ей припомнился совѣтъ, данный ей парижскимъ адвокатомъ.
Сначала совѣтъ этотъ показался ей глупымъ и внушеннымъ трусостью. Прикрыться какимъ-нибудь уважаемымъ лицемъ или учрежденіемъ, сказалъ Кафье, т. е. оставить другимъ часть того богатства, которое стоило ей столькихъ трудовъ. Объ этомъ нельзя было думать серьезно.
Но пріемъ, сдѣланный ей въ Рюдмонѣ, и все затѣмъ происшедшее, сильно убавили ея самоувѣренность.
Конечно, мысль о раздѣлѣ не могла быть особенно пріятна Клементинѣ, потому что она уже давно привыкла думать, что получитъ все состояніе Артура.
Но это было необходимо, а чтобы спаніи лучшую часть груза, она не колебалась бросить за бортъ нѣсколько сотенъ тысячъ франковъ. Къ тому же она прежде разсчитывала дать эти деньги за вкладъ въ монастырь, еслибы Денизъ постриглась, теперь же, не давая ничего Денизъ, она могла отказать эти деньги тому лицу или учрежденію, которое выберетъ, и такимъ образомъ не измѣнить этого. Было бы глупо обогатить Людовика, послѣ всего, что онъ противъ нея сдѣлалъ.
Они любили другъ друга; чтобы быть счастливыми они не нуждались въ деньгахъ.
Рѣшивши вопросъ въ принципѣ, она стала искать на чье бы имя сдѣлать завѣщаніе.
Между друзьями и окружающими маркиза она не могла найти никого.
Тогда она стала искать учрежденіе, которое отвѣчало бы всѣмъ нужнымъ для нея условіямъ и остановилась на монастырѣ св. Рутиліи.
Не только этотъ монастырь былъ учрежденіе вполнѣ достойное, но онъ имѣлъ еще то преимущество, что былъ управляемъ человѣкомъ чрезвычайно ловкимъ, имѣвшимъ большое вліяніе, который всегда успѣвалъ въ самыхъ трудныхъ и невозможныхъ предпріятіяхъ.
Тогда Клементина рѣшилась отправиться въ Ганнебо переговорить съ аббатомъ Гилльсмитъ.
XXXIV.
правитьПутешествіе изъ Рюдмона въ Ганнебо очень непродолжительно, но, взявъ въ разсчетъ то, что Клементинѣ надо было переговорить съ аббатомъ, ей приходилось оставить маркиза на два или на три часа, и это сильно безпокоило ее.
Кругомъ нея были все враги и только одинъ союзникъ, да и то потому, что она убѣдила его, будто ихъ интересы общіе, но много ли надо было, чтобы это убѣжденіе исчезло?
Принужденная во чтобы то ни стало отправиться въ Ганнебо, Клементина рѣшилась поручить маркиза попеченіямъ де-Каркбю.
— Четыре часа съ глазу на глазъ съ этой муміей, нечего сказать, весело! сказалъ де-Каркбю. — Вы знаете, что съ нимъ говорить, вы его забавляете, я восхищаюсь вами, но самъ я на это неспособенъ и, сказать по правдѣ, это надоѣдаетъ мнѣ. Этотъ бѣдняга Артуръ, никогда не былъ забавенъ, а теперь онъ одуряетъ.
Она пожала плечами и усмѣхнулась.
— Я могу, если хотите, дать вамъ сюжетъ для разговора.
— Не думаете ли вы, что я выучу цѣлый урокъ, чтобы доставить удовольствіе Артуру?
— Я вамъ хочу сдѣлать удовольствіе, а не ему, сказала Клементина, не обижаясь его грубой манерой говорить, — по крайней мѣрѣ я думаю, что этотъ сюжетъ не можетъ быть для васъ непріятенъ.
— Послушаемъ!
— Отчего бы вамъ не воспользоваться этимъ временемъ, чтобы поговорить маркизу о завѣщаніи?
— Но я разсчитывалъ на васъ.
— И вы были правы, но вы должны понять, что теперь я не могу говорить объ этомъ.
— Почему?
— Потому что это будетъ похоже на то, что я хочу отмстить вашему племяннику, а вы знаете, что маркизъ питаетъ отвращеніе къ такимъ низкимъ чувствамъ. Онъ не станетъ слушать совѣтовъ, внушенныхъ интересомъ.
— Мнѣ кажется, что мои совѣты будутъ имѣть въ его глазахъ этотъ недостатокъ.
— О! ваши — другое дѣло; они исходятъ изъ законнаго права и поэтому естественны и законны. Къ тому же, не надо прямо говорить, чтобы маркизъ сдѣлалъ завѣщаніе въ вашу пользу, достаточно, если вы вообще подадите ему мысль сдѣлать завѣщаніе, сами обстоятельства заставятъ его сдѣлать своимъ наслѣдникомъ васъ. Изъ всѣхъ родныхъ онъ въ дружбѣ съ одними вами, съ тѣхъ поръ какъ одна особа съумѣла закрыть для другихъ дверь въ Рюдмонъ. Вы знаете эту особу?
— Вы ангелъ! вскричалъ де-Каркбю, — маленькій, хитрый ангелъ.
— Я не ангелъ, и еще менѣе хитрый. Я просто женщина, преданная тѣмъ, кого она…. уважаетъ. Если вы вѣрите этому чувству и благодарны мнѣ за него, то я вполнѣ вознаграждена за мои труды.
— Вы будете вознаграждены гораздо лучшея обѣщалъ, что вы будете моей женой и не отступлюсь отъ этого обѣщанія.
— Я хочу вамъ вѣрить, но отчего вамъ не поступить, какъ многіе другіе? Вы будете богаты, вы въ такихъ лѣтахъ, что можете жениться, почему вамъ не плѣниться какими-нибудь прелестными глазами. Тогда «маленькая богиня» будетъ скоро забыта….
— Никогда!
Де-Каркбю былъ великолѣпенъ, говоря это «никогда». Клементина вообще не баловала его комплиментами, напротивъ, очень часто смѣялась надъ нимъ. Дѣйствительно, она вообще не льстила своимъ обожателямъ; она говорила что испытываетъ ихъ вліяніе, но не до ослѣпленія. Сто разъ говорила она де-Каркбю, что чувствуетъ къ нему…. уваженіе, какъ она выражалась, но въ тоже время давала ему понять, что это уваженіе, не мѣшало ей видѣть его недостатки. Этимъ она держала его постоянно въ страхѣ и заставляла его питать къ ней родъ уваженія, отъ котораго онъ безъ этого давно бы отдѣлался.
— Мнѣ слишкомъ пріятно вѣрить вамъ, сказала она, — чтобы не положиться на ваши слова. Впрочемъ, ничто не можетъ вамъ болѣе доказать моего довѣрія, какъ совѣтъ, который я вамъ даю.
— Какъ это?
— Такъ какъ связь, существующая между нами никому неизвѣстна, то злые языки віогутъ говорить, что я хочу получить наслѣдство маркиза. Если до васъ дойдутъ эти подозрѣнія, то вы будете знать, какъ принять ихъ. Вамъ надо будетъ только вспомнить, что я не хотѣла поднимать съ маркизомъ вопроса о завѣщаніи, и что, удаливъ изъ замка всѣхъ вашихъ соперниковъ, я предоставила вамъ полную свободу. Имѣя это доказательство моего благородства, вы будете знать, какъ смотрѣть на тѣхъ, кто сталъ бы выражать вамъ подобныя подозрѣнія. Воспользуйтесь же моимъ совѣтомъ и поговорите прямо о завѣщаніи.
— Артуръ не любитъ, когда говорятъ о смерти.
— Это правда, но мнѣ кажется, вы не такой человѣкъ, чтобы остановиться передъ этимъ. Заставьте его сначала подумать о завѣщаніи вообще и остановитесь на этомъ. Я сдѣлаю остальное.
Часъ спустя, маркизъ садился въ коляску съ де-Каркбю, а Клементина, слишкомъ больная, чтобы выѣхать, вышла съ усиліемъ на подъѣздъ, чтобы проводить ихъ.
Какъ только коляска исчезла, Клементина вернулась въ свою комнату и, надѣвъ амазонку, поѣхала одна въ Ганнебо.
XXXV.
правитьПріѣхавъ къ аббату, Клементина застала его въ кабинетѣ, приготовляющимъ отчетъ, который долженъ былъ быть прочитанъ въ будущемъ собраніи акціонеровъ артистической слесарни. Когда ему доложили о пріѣздѣ госпожи Божонье, онъ спокойно оставилъ свое занятіе и велѣлъ просить ее войти.
Не видавъ Клементины послѣ ея путешествія въ Баньоль, онъ прежде всего спросилъ ее осталась-ли она довольна этимъ путешествіемъ, о которомъ онъ слышалъ.
— Такъ мало довольна, какъ только возможно, потому что я получила доказательство, не во время самаго путешествія, но по возвращеніи, что Денизъ ни за что не согласится исполнить желаніе маркиза.
— Но для насъ это доказательство еще не достаточно, мы, напротивъ того, имѣемъ поводъ, надѣяться на то, что желаніе маркиза, въ скоромъ времени, осуществится.
— Если вы это говорите, то значитъ, не знаете того, что происходитъ у васъ въ монастырѣ и вы недостаточно хорошо наблюдаете за ввѣренными вамъ воспитанницами.
— Я не думаю.
— А между тѣмъ, я могу васъ увѣрить, что Денизъ переписывается съ господиномъ Меро.
— Это невозможно!
— Она получила отъ господина Меро письмо и отвѣчала ему.
— Я васъ увѣряю, что это физически невозможновасъ обманули ложнымъ донесеніемъ.
— Дѣло не въ донесеніяхъ, а у маркиза есть письмо, написанное Денизъ.
— И вы не прислали мнѣ этого письма?
— Къ чему?
— Какъ, къ чему? Я произведу слѣдствіе, я стану искать и найду, какъ могла произойти эта корреспонденція. Надо все это открыть, для насъ это очень, очень важно. Тутъ есть небрежность, которая будетъ наказана, какъ слѣдуетъ.
Еслибы виновные въ этой небрежности слышали, какъ аббатъ сказалъ слово «наказать» и какъ при этомъ сжались его тонкія губы, то они бы задрожали отъ страха и поняли бы, что это наказаніе будетъ примѣрное.
— Если я сказала вамъ сейчасъ «къ чему»? когда вы мнѣ говорили, чтобы я дала вамъ это письмо, продолжала Клементина, — то я думала только о будущемъ. Очевидно, что это письмо имѣло на Денизъ рѣшительное вліяніе; можно сказать навѣрно, что, безъ вліянія господина Меро, Денизъ послѣдовала бы своему религіозному влеченію и сдѣлалась бы монахиней, но что сдѣлано, того уже не воротишь: Денизъ не будетъ монахиней — она выйдетъ замужъ за господина Меро.
— А! въ самомъ дѣлѣ? прервалъ аббатъ, внимательно глядя на Клементину.
— Что же можетъ сдѣлать маркизъ? Не смотря на все свое желаніе видѣть Денизъ монахиней, онъ никогда не думалъ насиловать ея волю. Онъ не отецъ ей и его права надъ нею, какъ опекуна, скоро окончатся; поэтому она выйдетъ за господина Меро; если, по достиженіи совершеннолѣтія, не измѣнитъ своего рѣшенія. Только маркизъ не хочетъ дѣлать для нея того, что хотѣлъ сдѣлать прежде и тѣ деньги, большія деньги, которыя онъ хотѣлъ дать ей на вкладъ въ монастырь, онъ употребитъ на другое.
— Онѣ возвратятся ей въ той части наслѣдства, которую получитъ г-нъ Меро.
— Я не думаю.
Къ чему она шла? Этотъ вопросъ аббатъ Гилльсмитъ напрасно задавалъ себѣ съ самаго начала разговора. У нея, очевидно, была опредѣленная цѣль, но какая?
Изъ сказаннаго ею слѣдовало, что Денизъ выйдетъ замужъ за Людовика Меро по достиженіи совершеннолѣтія и что послѣдній, по всей вѣроятности, не получитъ той части наслѣдства, которая ему слѣдовала по закону.
— Въ такомъ случаѣ, сказалъ аббатъ, — вы, значитъ, пріѣхали за Денизъ?
— Не совсѣмъ. Напротивъ, маркизъ желаетъ оставить ее у васъ до свадьбы.
— О! вскричалъ аббатъ, — я понимаю до извѣстной степени, что маркизъ можетъ думать, что я оставлю здѣсь его крестницу, но я непонимаю, какъ вы, сударыня, можете думать, чтобы мнѣ было возможно держать въ такомъ монастырѣ, какъ нашъ, дѣвушку, которая ведетъ любовную переписку съ своимъ женихомъ.
Аббатъ пристально глядѣлъ на Клементину, которая, не смотря на все свое самообладаніе, не могла удержаться онъ легкаго движенія удивленія, услышавъ, что аббатъ не хочетъ болѣе держать у себя Денизъ. Этого было достаточно, чтобы аббатъ понялъ, что она желала оставить Денизъ въ монастырѣ; тогда онъ сталъ настаивать, что ему невозможно ее оставить.
Это былъ скандалъ; необходимо было, чтобы Денизъ оставила монастырь.
Клементина, придя въ себя послѣ перваго удивленія, не стала его перебивать и только, когда онъ замолчалъ, сказала:
— Я не могу вамъ выразить, аббатъ, какъ ваши слова огорчаютъ меня, потому что ваше рѣшеніе, если оно непоколебимо, разстроитъ цѣлый устроенный мною планъ, для сообщенія вамъ котораго я сегодня сюда пріѣхала. Я вамъ уже сказала, что господинъ Меро не будетъ наслѣдникомъ маркиза.
Аббатъ сдѣлалъ удивленный видъ, который могъ значить, что угодно.
— Увидя, какъ дѣйствовалъ господинъ Меро относительно Денизъ, маркизъ разссорился съ своимъ племянникомъ и объявилъ свое полное желаніе лишить его наслѣдства. Въ тоже время, чтобы быть увѣреннымъ, что это состояніе какимъ-нибудь косвеннымъ образомъ не перейдетъ къ господину Меро, маркизъ рѣшился оставить свое состояніе одной посторонней особѣ.
— Все состояніе?
— По крайней мѣрѣ, большую часть. Тутъ нѣтъ ничего удивительнаго, потому что, если онъ оставитъ что-нибудь Денизъ, то все это перейдетъ къ господину Меро, точно также какъ и то что получитъ де-Каркбю. При этихъ условіяхъ маркизъ желаетъ оставить все постороннему лицу или, лучше сказать, ищетъ такое лице, потому что онъ еще не рѣшился окончательно, но, желая оставить большую часть состоянія этой особѣ, маркизъ желаетъ оставить нѣчто и другимъ. Такъ, аббатъ, онъ подумалъ о васъ.
— Обо мнѣ?
— Да, и я должна сказать, что всѣми силами поддерживала въ немъ эту мысль и пріѣхала спросить васъ, на какое изъ вашихъ учрежденій вы хотите, чтобы маркизъ оставилъ то, что хотѣлъ вамъ оставить.
Аббатъ долго не отвѣчалъ, пристально глядя на Клементину, потомъ сказалъ:
— Я вамъ очень благодаренъ за ваше намѣреніе, но, къ сожалѣнію, я вамъ не могу ничего указать. На сколько я благодаренъ за вклады, даваемые мнѣ изъ рукъ въ руки, на столько же я мало расположенъ принимать то, что мнѣ оставляютъ въ завѣщаніи, такъ какъ завѣщаніе почти всегда бываетъ поводомъ къ процессу. Если маркизъ хочетъ теперь-же дать какую-нибудь сумму на нашъ монастырь, то я буду очень благодаренъ, но если онъ оставитъ эту-же сумму мнѣ по завѣщанію, то я отказываюсь принять ее.
XXXVI.
правитьКлементина была поражена.
Какъ могло случиться, что, аббатъ, извѣстный за человѣка жаднаго къ деньгамъ и постоянно въ нихъ нуждающагося, который десять лѣтъ постоянно борется съ кредиторами, который былъ замѣчателенъ тѣмъ, что умѣлъ создать себѣ неистощимые источники средствъ, который, только силою своего ума и твердостью воли, съумѣлъ создать милліоны, какъ могло случиться, что такой человѣкъ отказывался отъ предложенной ему большой суммы денегъ?
«Онъ хочетъ заставить увеличить свою часть, подумала она, — для этого онъ говоритъ, что не можетъ болѣе оставлять въ монастырѣ Денизъ». Потомъ продолжала громко: — Если вы на это не согласны, о чемъ я очень сожалѣю, то позвольте попросить васъ объ одномъ.
— Будьте увѣрены, что я сдѣлаю все возможное.
— Я попрошу васъ оставить Денизъ еще на нѣсколько дней въ монастырѣ; вы понимаете, что мы не можемъ ее въ одну минуту помѣстить ее въ какое-нибудь другое заведеніе.
— Нѣсколько дней я согласенъ, хотя эт.о заставитъ меня отложить мое слѣдствіе, такъ какъ я, конечно, не могу говорить объ этой корреспонденціи, пока Денизъ въ монастырѣ. Ищите-же другой монастырь, если Денизъ не можетъ оставаться Въ замкѣ.
— Это совершенно невозможно, отвѣчала Клементина, — маркизъ никогда не измѣняетъ своихъ рѣшеній! Онъ навѣки разссорился съ Денизъ и Людовикомъ. И эта-то черта его характера и заставитъ его, во что-бы то ни стало, оставить вамъ ту сумму, которую онъ рѣшился вамъ оставилъ.
— Онъ вполнѣ свободенъ писать въ своемъ завѣщаніи, что ему угодно, но я, въ свою очередь, точно также свободенъ принять или отказаться.
— Можетъ быть, величина суммы заставитъ васъ измѣнить рѣшеніе.
— Я не думаю.
— Однако, еслибы дѣло шло о такой суммѣ, которая позволила-бы вамъ возобновить вполнѣ вашъ монастырь и вмѣсто этого некрасиваго строенія выстроить зданіе, достойное вашей церкви?…
На минуту аббатъ поколебался; ему представилось великолѣпное зданіе съ золотыми рѣшетками, но онъ удержался отъ поспѣшнаго отвѣта и подумалъ. Въ немъ имѣли нужду, но какую?
— Зданіе, зданіе! нѣсколько разъ повторилъ онъ, чтобы выиграть время, — Для подобнаго, зданія нужно соотвѣтствующее мѣсто, сказалъ онъ. — Посмотрите на нашу церковь, была-ли бы она то, что теперь есть, гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, а не на этой возвышенности?
Мнѣ кажется, что въ странѣ есть и другія возвышенности.
— Я знаю только одну, которая стоитъ этой — это Рюдмонъ.
— А! въ самомъ дѣлѣ?
Аббатъ улыбнулся.
— Признаюсь, сказалъ онъ, — еслибы вы могли заставить маркиза отказать замокъ Рюдмонъ, чтобы въ него мы могли перенести монастырь, то соблазнъ былъ-бы для меня такъ силенъ, что я измѣнилъ бы свое рѣшеніе.
— А! въ самомъ дѣлѣ? повторила Клементина.
Она тоже улыбнулась, но далеко не такъ весело какъ аббатъ, потому что она поняла, что сдѣлала ошибку, которая будетъ ей дорого стоить.
Нѣсколько минутъ они молча глядѣли другъ на друга, потомъ аббатъ отвернулся.
— Поговоримъ серьезно, сказалъ онъ, поправляя рясу.
— Охотно, но я должна вамъ замѣтить, что мои предложенія были вполнѣ серьезны.
— Будьте увѣрены, что и я отвѣчалъ вамъ вполнѣ серьезно; таково было мое мнѣніе. Съ тѣхъ поръ, какъ я священникъ, я былъ запутанъ въ два дѣла по завѣщанію и оба вовлекли меня въ серьезныя затрудненія.
— Завѣщаніе маркиза не должно навлечь на васъ никакихъ затрудненій.
— Да, когда завѣщаніе пишется, тогда не бываетъ никакихъ затрудненій, но совсѣмъ другое, когда приходится приводить его въ исполненіе. Въ настоящее время мнѣ некогда заниматься такими вещами, я и безъ того заваленъ дѣлами. Я уже не молодъ. Вы понимаете, что, при такихъ условіяхъ, я не могу тратить мое время на то, чтобы получить небольшую, сравнительно, сумму денегъ.
— Въ такомъ случаѣ, откажемся отъ этого плана, поспѣшно сказала Клементина, довольная случаемъ возвратиться назадъ.
— Откажемся, если дѣло идетъ о деньгахъ. Для этого я не стану бросать драгоцѣнное для меня время. Но для цѣлаго состоянія, которое обогатило бы навсегда мой монастырь, я не имѣю права поступать такъ. Вы должны понимать эту разницу.
Она не возражала, испуганная оборотомъ, который принималъ разговоръ.
— Объяснимтесь откровенно, продолжалъ аббатъ. — Вы сказали мнѣ, что маркизъ де-Рюдмонъ хочетъ оставить свое состояніе лицу совершенно постороннему. Это до извѣстной степени понятно, такъ какъ у него только дальніе родственники, которые своей привязанностью не съумѣли заслужить наслѣдство. И я понимаю, что подобное завѣщаніе не встрѣтитъ никакихъ препятствій со стороны правосудія, если будетъ сдѣлано въ пользу лица, вполнѣ безукоризненнаго по своему положенію, стоящаго выше всякихъ упрековъ въ нравственномъ отношеніи, пользующагося извѣстнымъ уваженіемъ въ обществѣ. Соединяетъ-ли въ себѣ эти условія та особа, которой маркизъ хочетъ оставить свое состояніе?
Клементина не сочла нужнымъ отвѣчать.
— Я ничего этого не знаю, продолжалъ аббатъ, — такъ какъ не знаю, кто эта особа. Однако, руководясь ходомъ событій, мнѣ кажется, что она не соединяетъ въ себѣ этихъ условій.
— Почему же это?
— Такъ какъ мы говоримъ откровенно, то я вамъ сейчасъ скажу это. Мнѣ кажется совершенно естественно, что маркизъ подумалъ обо мнѣ, какъ человѣкъ религіозный, такъ что очень легко допустить, что такому человѣку, какъ онъ, могло придти въ голову помочь мнѣ, какъ основателю многихъ благотворительныхъ учрежденій.
— Такъ и есть на самомъ дѣлѣ.
— О! я это угадалъ; но что не такъ естественно, это то, что мнѣ пришли говорить объ этомъ. Если такъ дѣйствуютъ, то это для того, чтобы узнать стану-ли я на сторону главнаго наслѣдника, чтобы получить завѣщанное мнѣ. Ну! сударыня, я говорю прямо, что я на это не согласенъ изъ-за опредѣленной, но, во всякомъ случаѣ, ничтожной суммы, я слишкомъ много потерялъ бы при подобномъ союзѣ. Но если, наоборотъ, маркизъ оставитъ все свое состояніе монастырю, то я согласенъ поддержать такое завѣщаніе всѣмъ моимъ авторитетомъ.
Клементина хотѣла перебить его, но онъ продолжалъ:
— О! я не хочу, чтобы маркизъ отдалъ монастырю сейчасъ же это состояніе, я хотѣлъ сказать, что онъ можетъ отдать это состояніе въ пожизненное пользованіе той особѣ, о которой вы говорите. Не все ли намъ равно, что мы не сейчасъ получимъ это состояніе? Мы безсмертны. Не все-ли равно этой особѣ, что она лишится этого состоянія лѣтъ черезъ пятьдесятъ или шестьдесятъ, такъ какъ она смертна? О! вы видите, какъ тогда измѣнится характеръ этого завѣщанія: оно будетъ не въ пользу лица, болѣе или менѣе достойнаго уваженія, а въ пользу благочестиваго учрежденія. Благодаря этому, особа, которой будетъ оставлено состояніе, можетъ-быть спокойна, что оно останется ей, чего бы безъ этого не случилось.
Помолчавъ немного, онъ продолжалъ:
— Передайте, сударыня, эти слова той особѣ, отъ имени которой вы предложили мнѣ этотъ проэктъ. Скажите ей, что въ такомъ видѣ, какъ вы мнѣ предлагали, я не стану защищать этого завѣщанія, но что, напротивъ, я употреблю все мое вліяніе, если она съумѣетъ устроить завѣщаніе такъ, какъ я вамъ сказалъ. Эта особа должна быть умна; послѣ перваго момента разочарованія, она пойметъ, я увѣренъ, всѣ выгоды предлагаемаго мною плана.
Сказавъ это, онъ всталъ, чтобы проводить Клементину.
XXXVII.
правитьОна вышла изъ церкви задыхаясь и возвратилась въ Рюдмонъ въ галопъ; ей необходимы были сильныя движенія, чтобы стряхнуть съ себя тягостныя впечатлѣнія.
Въ послѣднее время она находилась въ серьезныхъ затрудненіяхъ — въ борьбѣ съ Людовикомъ и когда ее бросилъ маркизъ; но она нисколько этимъ не смущалась, зная, что съумѣетъ выпутаться изъ этого къ своей выгодѣ.
Но въ церкви ею овладѣло безпокойство и она почувствовала какой-то страхъ.
Передъ этимъ священникомъ съ проницательнымъ взглядомъ, тонкими губами, выказывавшими острые зубы, взволнованнымъ борьбой, она не нашла въ себѣ обычной увѣренности, составлявшей ея силу, она потеряла вѣру въ свое превосходство; онъ побѣдилъ ее.
Какъ онъ разсматривалъ ее и съ какимъ проницательнымъ умомъ онъ съумѣлъ открыть истину!
Зная тайну, какъ смѣло онъ ее эксплуатировалъ! Въ немъ нуждались, онъ охотно предлагалъ свою помощь, но требовалъ себѣ львиную часть.
Ему нечего было торговаться, такъ какъ онъ зналъ цѣну своихъ услугъ.
Онъ не произнесъ ни одного, лишняго слова; даже тогда, когда казалось, что онъ употребляетъ разныя уловки, онъ все-таки шелъ прямо къ цѣли.
Съ одной стороны онъ высказывалъ свои условія, свои требованія, съ другой показывалъ ясно тѣ выгоды, которыя доставлялъ союзъ съ нимъ, и не допускалъ никакихъ разсужденій; надо было только принять или отказаться.
А! Это былъ дѣйствительно мужчина!
Пока она скакала по пыльной дорогѣ, ей все еще казалось, что она видитъ передъ собой аббата, сидящаго въ креслѣ съ высоко поднятой головой, съ блестящими глазами, машинально сбирающаго въ складки свою рясу, какъ будто-бы онъ хотѣлъ завернуться въ нее для защиты.
Было очевидно, что у этого тщедушнаго человѣка, голова была полна силы и единственнымъ его чувствомъ было честолюбіе, уничтожавшее все, что не могло служить ему орудіемъ.
Вся его жизнь была сосредоточена на этомъ и все, что не могло помочь ему достигнуть цѣли было уничтожено.
Какъ дѣйствовать съ такимъ человѣкомъ?
Она вернулась въ Рюдмонъ, не найдя отвѣта на этотъ вопросъ, потому что единственный, представившійся ея уму, она не хотѣла принять; онъ никогда не согласился бы на это требованіе.
Маркизъ еще не возвращался съ прогулки и она имѣла время перемѣнить свой дорожный костюмъ.
Проходя по комнатамъ, ведущимъ въ ея спальню, она еще болѣе утвердилась въ своемъ рѣшеніи.
Какъ? Надо отдать все этому попу!
Нѣтъ, нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ! Она не согласится на его проектъ, и такъ какъ онъ хотѣлъ все или ничего, то онъ будетъ удовлетворенъ, онъ не получитъ ничего.
Услышавъ стукъ подъѣзжавшей кареты, она выбѣжала, чтобы встрѣтить маркиза; сходя съ лѣстницы, она приняла печальный видъ, и казалось, что едва держится на ногахъ.
Ее мучило любопытство узнать, что между ними произошло, но она не могла удовлетворить ему раньше вечера, потому что маркизъ не оставлялъ ее ни на одну минуту.
— Не оставляйте меня, говорилъ онъ, видя, что она хочетъ уйти, — мы такъ долго были въ разлукѣ.
— Это не моя вина, если я страдала; я не часто жалуюсь.
— Я васъ не упрекаю въ этомъ, только я долженъ былъ выдержать разговоръ съ кузеномъ Артеміемъ, и это было для меня тяжело.
— Онъ вамъ сказалъ что-нибудь непріятное?
— Онъ мнѣ наскучилъ и оскорбилъ меня, и, что всего больше меня разсердило, такъ это то, что онъ, кажется, вздумалъ настаивать на томъ, что, какъ отлично зналъ, для меня было непріятно.
Это было все, чего она могла добиться; но вечеромъ де-Каркбю далъ ей, съ своей обычной грубостью, всѣ объясненія, какія только она хотѣла.
— Стоило заставлять меня скучать на этой глупой прогулкѣ съ вашимъ маркизомъ.
— Рядомъ со скукой была и выгода, которой нельзя было пренебрегать.
— Какая это? Вѣдь Артуръ сдѣлалъ свое завѣщаніе.
— Завѣщаніе?
— Онъ мнѣ сказалъ, что сдѣлалъ.
Клементина была такъ этимъ поражена, ея удивленіе выказалось съ такой поразительною откровенностью, что де-Каркбю понялъ, что она совершенно не подозрѣвала о существованіи этого завѣщанія.
— Когда Артуръ сказалъ мнѣ, что онъ сдѣлалъ завѣщаніе, продолжалъ онъ, — я подумалъ, что вы надо мною смѣялись, и увѣряю васъ, попадись вы мнѣ тогда подъ руку, я свернулъ бы вамъ шею. Но я скоро увидѣлъ, что вы больше ничего какъ простофиля, также какъ и я. Да, моя милая, онъ сдѣлалъ завѣщаніе. Вѣроятно-ли это? Такой больной, какъ онъ. Я всегда говорилъ: не вѣрьте толстымъ людямъ, они способны на всякія низости.
— Но когда-же онъ сдѣлалъ это завѣщаніе? прервала Клементина, не обращая вниманія на афоризмы де-Каркбю. — Когда? Все дѣло въ этомъ.
— Передъ вашимъ отъѣздомъ въ Англію.
— Это невозможно!
— Но тѣмъ не менѣе это такъ. Какъ только мы сѣли въ карету, я тотчасъ прямо приступилъ къ этому вопросу, я не люблю, чтобы дѣло затягивалось. Конечно, я не сказалъ Артуру: «вамъ надо сдѣлать за вѣщаніе». Я только сказалъ ему, что я хочу сдѣлать мое и назначаю его моимъ наслѣдникомъ. Это довольно ловко, не правда-ли? То, что я дѣлаю для него, онъ, конечно, можетъ съ своей стороны сдѣлать для меня.
— Что же онъ отвѣтилъ на это?
— Глупости! Что онъ не любитъ говорить о подобныхъ вещахъ, что я могу сдѣлать мое завѣщаніе какъ хочу, что это до него нисколько не касается, что, однако, онъ совѣтуетъ мнѣ оставить мое имущество тому, кто въ немъ нуждается, а что онъ не будетъ знать, что съ нимъ дѣлать. Но это меня нисколько не смутило, и я продолжалъ настаивать. Надо было видѣть его мину. Когда мое завѣщаніе было совершенно устроено, я перешелъ къ его собственному, и объяснилъ ему, что онъ хорошо сдѣлаетъ, если послѣдуетъ моему примѣру:, конечно, онъ моложе меня, но кто можетъ знать, что случится? Надо подумать и о другихъ. Я такъ приставалъ къ нему, что наконецъ, выйдя изъ себя, онъ сказалъ мнѣ, что уже сдѣлалъ свое завѣщаніе. Конечно, я вскрикнулъ. Артуръ, который не совершенно еще скотина, старался успокоить меня и сказалъ, что онъ не забылъ меня въ завѣщаніи. Не забылъ! Значитъ оно сдѣлано въ пользу другаго, а не въ мою. Говорятъ, будто я горячъ; однако я не задушилъ Артура.
— Это было бы не во время.
— Слишкомъ поздно или слишкомъ рано. Поэтому я постарался успокоиться и снова принялся за это завѣщаніе. Тутъ Артуръ, въ свою очередь, вышелъ изъ себя. Я никогда не видалъ его въ такомъ гнѣвѣ. Онъ говорилъ, что я хочу его убить. Мы кричали, сердились, но наконецъ я узналъ почти все, что хотѣлъ.
— Онъ сказалъ имя своего наслѣдника?
— Ну, нѣтъ; впрочемъ для меня это все равно, такъ какъ я знаю, что: это не я.
— Такъ что-же вы узнали?
— Я узналъ, что онъ сдѣлалъ завѣщаніе въ. тотъ самый день, когда онъ уѣхалъ съ вами изъ Рюдмона, и что онъ положилъ его у нотаріуса Пенеля въ Конде. Вы скажете, что эти свѣдѣнія неважны. Можетъ-быть. Но для меня они имѣютъ свое значеніе. По крайней мѣрѣ, я знаю, что вы меня не обманули и что вы дѣйствительно не знали объ этомъ завѣщаніи; будучи сдѣлано въ день вашего отъѣзда, оно не могло быть въ вашу пользу.
— О! конечно нѣтъ.
— Я былъ очень доволенъ, узнавъ это, такъ какъ во-первыхъ это показывало, что вы не хитрѣе меня и, кромѣ того, это позволяло намъ оставаться въ союзѣ. Такъ какъ Артуръ сдѣлалъ уже одно завѣщаніе, то было необходимо, чтобы онъ сдѣлалъ и другое. Вы должны заставить его уничтожить первое и сдѣлать новое въ мою пользу, т. е. въ вашу, потому-что все мое вмѣстѣ съ, тѣмъ и ваше, какъ это и должно быть между мужемъ и женою.
И де-Каркбю сталъ вдругъ столь же кротокъ и нѣженъ, сколько прежде былъ грубъ: — Если «маленькая богиня» позволитъ, онъ на колѣняхъ будетъ умолять ее о помощи.
Чтобы только отвязаться, она обѣщала ему все, что онъ хотѣлъ.
Дѣйствительно, положеніе было странно.
Аббатъ Гилльсмитъ и де-Каркбю, оба хотѣли завѣщанія въ свою пользу и оба поручали ей достичь этого. А она? Что будетъ съ ея интересами между этимі^ двумя соперниками, что будетъ съ ея завѣщаніемъ?
Къ счастью, она держала въ рукахъ нити, которыя нужно было только привести въ дѣйствіе.
А добрые люди воображали, что она будетъ работать въ ихъ пользу!
XXXVIII.
правитьЕслибы у Клементины не было другаго оружія, кромѣ того, которое доставляла ей страсть Артура, то ей было-бы трудно достичь уничтоженія того завѣщанія, о существованіи котораго узналъ де-Каркбю; но, къ счастью для нея, средство, употребленное ею однажды для возстановленія своей власти надъ маркизомъ, не, произвело еще всего своего дѣйствія, и изъ него можно -было еще извлечь выгоду.
Всемогущее въ настоящую минуту, это средство не осталось бы такимъ на долго: рано или поздно, но надо было увѣрить маркиза, что эта удивительная беременность не существовала, или, по крайней мѣрѣ, не существуетъ; поэтому необходимо употреблять это средство пока еще есть время.
На другой день она рѣшилась прямо приступить къ дѣлу.
— Вчера, сказала она маркизу, — я была очень озабочена тѣмъ мрачнымъ видомъ, который былъ у васъ; при возвращеніи съ прогулки; я васъ спрашивала, но вы отвѣчали мнѣ уклончиво. Я не могу удовольствоваться этими отвѣтами. Вы мнѣ сказали, что причина вашего неудовольствія — разговоръ съ де-Каркбю, и я хочу знать, о чемъ вы говорили. Не примите это за нескромность или за любопытство, вы знаете, что я неспособна на это, я хочу только знать причину вашего гнѣва, чтобы разсѣять васъ, если можно; кромѣ того, я хочу предупредить г. де-Каркбю, чтобы онъ не былъ больше такъ нескроменъ. Онъ мнѣ передалъ все, что было сказано во время вашей прогулки.
— А!
— Все. Конечно, я ему сдѣлала замѣчаніе на счетъ того, что онъ затронулъ вопросъ, который для васъ непріятенъ. Это было-бы глупо съ его стороны, еслибы тутъ не былъ замѣшанъ его интересъ. Онъ говорилъ о своемъ завѣщаніи только для того, чтобы заставить васъ тоже сдѣлать свое.
— Я въ этомъ сомнѣваюсь.
— Вы ему отвѣтили, что его совѣты запоздали; это была большая ошибка. Зачѣмъ вы не сказали ему, что завѣщаніе сдѣлано исключительно въ его пользу? Это обезпечило-бы вамъ спокойствіе навсегда.
— Я не могъ сказать ему того, что не существуетъ.
— Мнѣ кажется, однако, сказала она, смѣясь, — что ваша совѣстливость не помѣшала вамъ разсказать ему эту исторію о завѣщаніи; выдумавъ завѣщаніе, вы могли-бы прибавить къ нему и имя наслѣдника. Сказавъ одну несуществующую вещь, вы отлично прибавили-бы къ ней и другую.
Маркизъ казался чрезвычайно смущеннымъ; было очевидно, что онъ хотѣлъ-бы избѣгнуть продолженія этого разговора; но, послѣ минутнаго молчанія, онъ рѣшился отвѣчать.
— Я ничего не выдумалъ, сказалъ онъ, — вы знаете, что я никогда не лгу.
— Извините, я не понимаю; развѣ вы не сказали г. де-Каркбю, что ваше завѣщаніе уже сдѣлано?
— Я это сказалъ.
— Хорошо! А развѣ это не выдумка?
Маркизъ, казалось, все болѣе и болѣе приходилъ въ смущеніе.
— Нѣтъ, отвѣчалъ онъ.
— Какъ! Такъ это правда, что вы сдѣлали завѣщаніе?
Послѣ минутнаго молчанія, она разразилась смѣхомъ.
— А! я понимаю, вскричала она; — вы были откровенны, но еще болѣе искусны; вы сказали ему, что завѣщаніе сдѣлано, но умолчали о томъ, что оно уже уничтожено. Видно, что васъ воспитывалъ каноникъ: онъ научилъ васъ; искусству умалчиванія.
Она знала, что, говоря такимъ образомъ, заставитъ его объясниться, потому что онъ не могъ переносить, чтобы подозрѣвали его откровенность.
Это дѣйствительно и произошло.
— Я говорилъ только строгую истину, отвѣчалъ онъ.
— Про завѣщаніе, да, но что касается до его уничтоженія….
— Оно не уничтожено.
Она осталась нѣсколько мгновеній неподвижна, поднявъ брови, съ открытымъ ртомъ; вся ея фигура показывала, удивленіе.
— Къ моему величайшему сожалѣнію, сказала она наконецъ, — я должна подражать примѣру г. де-Каркбю и затронуть непріятный для васъ вопросъ; но это моя обязанность, а я никогда не отступаю, когда мнѣ нужно исполнить мою обязанность. Вы должны сознаться, что я не дѣлала вамъ ни малѣйшаго намека на завѣщаніе. Сдѣлали вы его или нѣтъ, для меня это Все равно. Слава Богу, вы уже сто разъ имѣли доказательства, что я люблю васъ не изъ-за вашего богатства. Я говорю-откровенно, что я очень чувствительна къ удовольствіямъ, доставляемымъ этимъ богатствомъ, къ той роскоши, которою вы меня окружаете. Но я никогда не отдѣляла этихъ удовольствій отъ васъя хочу сказать — я дурно выразилась — что я никогда не воображала, чтобы они могли существовать безъ васъ. Въ моей жизни они были какъ бы дополненіемъ счастья. Вы исчезли, и все погибло. Считаете-ли вы мои чувства дѣйствительно такими? Отвѣчайте мнѣ откровенно.
— Да, я считаю.
— Эти слова будутъ моей наградой, что бы ни произошло, и я ихъ вызвала только для того, чтобы узнать, какъ вы обо мнѣ думаете. Теперь я приступаю къ этому непріятному вопросу о завѣщаніи. Какъ вы думали распорядиться вашимъ имуществомъ годъ или два тому назадъ, это для меня рѣшительно все равно. Имя наслѣдника имѣетъ для меня важность только въ томъ случаѣ, если наслѣдникъ этотъ — я; потому что, если завѣщаніе сдѣлано въ мою пользу, тогда все, что я должна вамъ сказать сдѣлается безполезнымъ, и мы можемъ прекратить этотъ печальный разговоръ. И такъ, я васъ спрашиваю, не въ мою-ли пользу сдѣлано это завѣщаніе?
Послѣ минутнаго колебанія, маркизъ отвѣчалъ тихимъ голосомъ
— Нѣтъ, не въ вашу.
— Тогда я должна предложить вамъ одинъ вопросъ, который меня безпокоитъ: какъ вы не уничтожили это завѣщаніе на другой день послѣ того, какъ вы узнали, что я вамъ дамъ ребенка? Такъ это дитя для васъ ничего не значитъ?
— Изъ моего отвѣта на вашъ первый вопросъ вы почувствуете, какъ несправедливъ второй. Я не уничтожилъ этого завѣщанія потому, что оно уничтожится само собой, когда я признаю своимъ, этого ребенка.
— Мнѣ кажется, что законъ не позволяетъ, чтобы все состояніе отца переходило къ незаконному сыну, если есть другіе наслѣдники.
— Безъ сомнѣнія, но я думалъ, что часть, которой будетъ лишенъ нашъ ребенокъ будетъ не настолько значительна, чтобы нужно было сдѣлать новое завѣщаніе, назначающее его наслѣдникомъ всего. Вы знаете, что для того, чтобы ребенокъ могъ наслѣдовать по завѣщанію, достаточно чтобы оно было написано въ эпоху смерти завѣщателя, поэтому я могу завѣщать все нашему ребенку и я это сдѣлаю, если вы желаете, несмотря на всѣ опасности завѣщанія подобнаго рода.
— Нѣтъ! вскричала она, — этого я не хочу, потому что, хотя я и не знаю всѣхъ опасностей, о которыхъ вы говорите, тѣмъ не менѣе, я вижу ихъ достаточно, чтобы рѣшительно отказаться отъ подобнаго завѣщанія.
Клементина, нѣсколько мѣсяцевъ изучавшая кодексъ, знала очень хорошо, что такое завѣщаніе, о которомъ говорилъ маркизъ, сдѣланное въ пользу еще не родившагося ребенка, будетъ дѣйствительно только до тѣхъ поръ, пока ребенокъ будетъ живъ. Къ чему-же могло ей послужить завѣщаніе въ пользу ребенка, который никогда не увидитъ свѣта?
— Теперь, продолжалъ маркизъ, — я надѣюсь, вы видите, что я не забылъ о нашемъ ребенкѣ. Конечно, я могъ сдѣлать завѣщаніе въ вашу пользу, на случай того, если это дитя родится послѣ моей смерти; но вы прежде всего госпожа Божонье, и мысль о томъ, что мое состояніе можетъ перейти въ руки капитана, всегда меня удерживала.
— Я просила о раздѣльности имущества.
— Объ этомъ я не зналъ; но, кромѣ того, вы все-таки, безъ согласія мужа, не можете получить наслѣдства, и только цѣною большей его части, вы могли-бы добиться отъ капитана этого согласія. Развѣ вы находите, что я дѣлаю дурно, не желая, чтобы мое богатство послужило къ удовлетворенію фантазій г. Божонье? Нѣтъ, не правда-ли? Хорошо! И такъ теперь оставимъ въ сторонѣ этотъ вопросъ о завѣщаніи, чтобы никогда къ нему не возвращаться. Слава Богу, я еще не умираю, и я надѣюсь что мнѣ удастся еще обнять мое дитя. Тогда я сдѣлаю все, чтобы удовлетворить васъ и его, а до тѣхъ поръ, вмѣсто того, чтобы заниматься печальными мыслями, будемъ наслаждаться радостью, которая доставитъ намъ долгую жизнь.
XXXIX.
правитьРезультатомъ этого разговора были два факта, которые Клементина ясно видѣла.
Во-первыхъ, было очевидно, что маркизъ не хотѣлъ сдѣлать завѣщанія въ ея пользу, изъ боязни, чтобы его богатство не перешло въ руки капитана Божонье, къ которому онъ чувствовалъ непобѣдимое отвращеніе.
Во-вторыхъ, если она, несмотря на это, будетъ настаивать на завѣщаніи, то маркизъ сдѣлаетъ его только въ пользу ребенка, котораго онъ считалъ своимъ.
Конечно; этотъ мѣшающій ребенокъ будетъ скоро устраненъ. Но что тогда произойдетъ въ душѣ маркиза?
Его отчаяніе, безъ сомнѣнія, будетъ ужасно; но не вѣроятно, чтобы изъ него нельзя было извлечь какой-нибудь пользы.
Не усилитъ-ли оно еще болѣе ея власть надъ нимъ?
Не измѣнитъ-ли также оно его отвращенія къ капитану и его боязни видѣть свое богатство добычей послѣдняго?
Наконецъ, вмѣсто того, чтобы облегчить уничтоженіе завѣщанія въ пользу Людовика и Денизъ, не будетъ-ли оно препятствовать этому? Зачѣмъ было маркизу уничтожать это завѣщаніе, если онъ удерживалъ его въ продолженіи двухъ лѣтъ? Всѣ шансы были за то, что, обманутый въ своихъ надеждахъ на ребенкѣ, онъ еще сильнѣе привяжется къ той, которую любилъ какъ дочь, и къ тому, кого онъ уже много лѣтъ считалъ своимъ сыномъ.
Таково было положеніе дѣлъ.
Не будетъ ли Клементина принуждена необходимостью слѣдовать системѣ Кафье, которую она сначала съ такимъ Презрѣніемъ отвергла?
Или она должна будетъ согласиться на союзъ съ аббатомъ?
Ей надо было нѣсколько дней для того, чтобы все это обдумать. Сначала она отвергла эти мысли, даже не желая разсмотрѣть тѣ выгоды, которыя онѣ ей представляли; но, мало по малу, первое впечатлѣніе изгладилось и она стала искать средство соединить совѣты своего адвоката съ требованіями аббата Гилльсмитъ.
Обдумавъ и взвѣсивъ всѣ планы, она увидѣла, что достигнетъ успѣха, только принявъ союзъ и согласившись раздѣлить наслѣдство; союзъ поможетъ ей вынудить у маркиза завѣщаніе, а раздѣленіе наслѣдства послужитъ-ей опорой на судѣ.
При такихъ условіяхъ, главнымъ дѣломъ было найти союзника, который удовольствовался бы при дѣлежѣ меньшею частью, чѣмъ та, которую требовалъ себѣ аббатъ.
Гдѣ-же достать такого союзника?
Не имѣя привычки останавливаться ни передъ совѣстью, ни передъ убѣжденіями, когда дѣло шло о ея выгодѣ, она подумала о Людовикѣ.
Почему бы ей не раздѣлить съ нимъ наслѣдства маркиза? Правда, онъ былъ ея врагомъ; но должно считать сильнѣйшими врагами тѣхъ, которые дѣлаютъ намъ больше зла.
Если Людовикъ согласится на меньшую часть чѣмъ аббатъ, то онъ будетъ для нея менѣе враждебенъ, чѣмъ тотъ.
Съ этой точки зрѣнія и надо было разсматривать, ихъ вражду: обиды, месть, клеветы — все это ничего не значило въ сравненіи съ выгодой.
Не таковы-ли и правила политики?
Но Клементина скоро отвергла эту мысль, хотя ей и показалось сначала, что были шансы на успѣхъ. Съ кѣмъ-либо другимъ, а не съ Людовикомъ, она можетъ быть и успѣла бы, но съ нимъ она должна была отказаться отъ всякой надежды. Она хорошо знала, что онъ не способенъ понимать эти правила практической философіи.
Послѣ Людовика она обратилась было къ де-Каркбю. Почему бы не заставить ей маркиза назначить его наслѣдникомъ вмѣстѣ съ ней?
Онъ былъ родственникъ; ничего не было законнѣе этого выбора.
Конечно, это имѣло бы важное значеніе на судѣ, и очень можетъ быть заставило-бы признать завѣщаніе, основанное на такомъ фундаментѣ.
Но рядомъ съ этой очевидной выгодой сколько было неудобствъ и даже опасностей!
Прежде всего, какъ заставить маркиза выбрать де-Каркбю своимъ наслѣдникомъ? Для этого надо было побѣдить сопротивленіе, почти неодолимое.
Даже если-бы она и восторжествовала надъ этимъ, то какъ заставила бы она де Каркбю согласиться на раздѣлъ? Онъ хотѣлъ имѣть все состояніе Артура, а не часть его. Какъ только онъ увидитъ, что его надежды не осуществились, онъ возбудитъ противъ нея процессъ.
Слѣдовательно, его надо было отстранить, точно также какъ и Людовика.
Такъ какъ она отстраняла всѣхъ родственниковъ, то надо было искать необходимаго союзника между чужими.
Гдѣ искать? Гдѣ найти такого человѣка, который соединялъ-бы въ себѣ всѣ достоинства, необходимыя для успѣха?
Ей представлялся только одинъ: аббатъ Гилльсмитъ.
Дѣйствіе, произведенное посѣщеніями каноника, показало, какую пользу можно было извлечь изъ вліянія духовенства. Имя аббата Гилльсмитъ позволило бы. ей затронуть эту слабую струну.
Если было не ловко сказать маркизу: «оставьте мнѣ въ наслѣдство ваше состояніе», то наоборотъ, было чрезвычайно легко сказать ему: "сдѣлайте богоугодное дѣло, искупите грѣхи вашей жизни, откажите ваше имущество какому-нибудь учрежденію аббата Гилльсмитъ, а между прочимъ не позабудьте и меня. Навѣрно онъ будетъ тронутъ этими словами. Тогда надо будетъ только стараться, чтобы это впечатлѣніе не изгладилось изъ его памяти.
XL.
правитьВъ то время, когда она отыскивала чѣмъ-бы напугать маркиза, чтобы напомнить ему о томъ, что онъ долженъ позаботиться о спасеніи своей души, случай пришелъ къ ней на помощь и доставилъ средство исполнить ея желаніе; она поспѣшила употребить его въ дѣло.
Вслѣдствіе большаго стеченія рабочихъ, превратившаго Ганнебо изъ ничтожнаго городишка въ важный промышленный городъ, санитарныя условія страны измѣнились. Эпидемическія болѣзни, прежде почти совершенно неизвѣстныя, теперь сдѣлались часты и губительны.
Какъ разъ въ то время, когда Клеметина отыскивала средство для устрашенія маркиза, между ирландскими рабочими прядильнаго завода открылась холера.
Въ нѣсколько дней заболѣло десять человѣкъ и ни одинъ изъ нихъ не былъ спасенъ. Паническій страхъ распространился по всей странѣ. Болѣзнь проникла въ сосѣднія общины, и одинъ рабочій изъ Мюльсана, ходившій каждый день на работу въ Ганнебо, сдѣлался ея жертвой.
Узнавъ объ этомъ, Клементина отправилась въ деревню, чтобы оказать помощь семерымъ дѣтямъ этого несчастнаго поденщика. Другая на ея мѣстѣ удовольствовалась-бы тѣмъ, что послала-бы имъ помощь, вмѣсто того, чтобы нести самой; но Клементина не боялась заразы и любила разыгрывать роль сестры милосердія.
Кромѣ того, тутъ былъ также замѣшанъ ея интересъ, а не одно только тщеславіе.
Время обѣда уже наступило, когда она вернулась въ замокъ, и ее ждали чтобы сѣсть за столъ.
— Извините меня, что я васъ забыла, сказала юна, обращаясь къ маркизу, — этому виной то печальное зрѣлище, при которомъ я присутствовала; оно такъ меня тронуло, что я забыла и часъ обѣда, и то, что вы меня ждете, и даже васъ самихъ.
— Какое зрѣлище? спросилъ де-Каркбю между двумя ложками супа.
— Которое представляетъ семейство этого несчастнаго Пуантёля.
— Какъ! Вы видѣли этихъ людей? вскричалъ онъ, роняя изъ рукъ ложку.
— Я сдѣлала лучше, я ихъ умыла и одѣла.
— Вы дотрогивались до дѣтей Пуантёля, умершаго отъ холеры?
— Такъ вы думаете, что прежде, чѣмъ помочь дѣтямъ въ нуждѣ, надо спросить отчего умеръ отецъ?
— Вы входили къ нимъ, въ ихъ домъ?
— Конечно. Или надо было ихъ позвать въ замокъ?
— Только этого не доставало.
— Дѣло въ томъ, сказалъ маркизъ, — что ваше посѣщеніе этихъ бѣдныхъ дѣтей есть дѣло великодушнаго сердца, но также и неблагоразумія.
— Неблагоразумія! вскричалъ де-Каркбю; — скажите лучше, глупости, любезный Артуръ. Какъ! Вы идете въ домъ, гдѣ еще сегодня утромъ лежалъ больной въ холерѣ! Вы тамъ остаетесь, возитесь съ дѣтьми и, послѣ этого, какъ ни въ чемъ не бывало, садитесь съ нами за столъ!
— Такъ вы хотите, чтобы я обѣдала на кухнѣ?
— Я не говорю этого, но мнѣ кажется, что если у васъ есть вкусъ къ подобнымъ занятіямъ, то вы должны, по-крайней-мѣрѣ, принимать предосторожности, если не для себя, такъ для другихъ; передъ тѣмъ, чтобы сѣсть за столъ, вы должны были окурить себя и перемѣнить платье.
Онъ былъ взбѣшенъ. и Клементина внутренно смѣялась надъ этимъ гнѣвомъ.
Вдругъ онъ обратился къ маркизу и сказалъ:
— Вамъ не будетъ это непріятно, если, я закурю сигару?
— Спрашивайте объ этомъ не у меня, отвѣчалъ тотъ, — а у госпожи Клементины.
Но этотъ страхъ слишкомъ много помогалъ ей, чтобы она согласилась позволить де-Каркбю выкурить міазмы холеры.
— Не бойтесь, сказала она.
— Мнѣ бояться! вскричалъ онъ; — я никогда не боюсь, никого и ничего; я говорю не ради себя, а ради Артура. Я нахожу, что вы поступили неблагоразумно, что вы охотно подвергаете опасности тѣхъ, которые васъ окружаютъ. Я говорю прямо, именно потому, что не боюсь ни кого.
Однако, не смотря на свое презрѣніе къ опасности, онъ остерегался даже коснуться ногъ своей «маленькой богини», и когда почувствовалъ, что та хочетъ это сдѣлать, то онъ быстро отдернулъ свои ноги.
Онъ не боялся, нѣтъ! Но онъ былъ сердитъ на нее за ея выходку и хотѣлъ ей это показать.
— Вы не можете себѣ представить, продолжала Клементина, обратясь къ маркизу, — какъ несчастно это семейство: семеро дѣтей, и ни отца, ни матери, старшей дочери едва тринадцать лѣтъ. Я велѣла вымести домъ, купила платья для дѣтей, и приказала отъ вашего имени булочнику давать имъ даромъ хлѣбъ. Но это только первыя необходимыя мѣры, теперь надо подумать объ этомъ спокойнѣе. Г. Де-Каркбю можетъ сходить сегодня туда, чтобы узнать не нуждаются-ли они въ чемъ нибудь.
— Я? Нѣтъ, чортъ побери! Не разсчитывайте на это. Вотъ славная идея! Я, точно также какъ и вы, могу принести сюда болѣзнь. Лучше всего отдѣлить ихъ совершенно отъ другихъ. Дѣло идетъ объ общественномъ здравіи.
— Правда-ли, что этотъ несчастный принесъ холеру изъ Ганнебо? спросилъ маркизъ.
Онъ ушелъ здоровымъ, какъ всегда, и его принесли назадъ умирающимъ.
— Это ужасно!
— Именно ужасно, отвѣчалъ де-Каркбю, — и я думаю, что лучше всего не говорить болѣе объ этомъ.
— Это почему? спросила Клементина.
— Потому что безполезно постоянно думать о такихъ ужасныхъ вещахъ; во время эпидеміи это можетъ быть опасно.
Я не знаю, опасно-ли это для здоровья, но я увѣрена, что въ въ нравственномъ отношеніи ничего не можетъ быть лучше. Когда постоянно можно ожидать смерти, тогда хорошо о ней подумать и къ ней приготовиться.
— А! Это другое дѣло, отвѣчалъ де-Каркбю, перемѣняя тонъ, такъ какъ онъ понялъ наконецъ, чего она добивалась. — Когда нужно еще позаботиться о завѣщаніи, то, конечно, надо торопиться при эпидеміи. Въ этомъ я съ вами согласенъ. Но когда это дѣло кончено, тогда лучше постараться разсѣяться.
— Я говорю о распоряженіяхъ, касающихся не имущества, а души, возразила Клементина.
— Она права, сказалъ важнымъ голосомъ маркизъ, — и я совѣтую вамъ, кузенъ, послушаться ея словъ.
— Позаботьтесь объ этомъ сами, любезный мой Артуръ, приберегите для себя ваши совѣты.
— Не бойтесь, я не забуду объ этомъ.
Разговоръ продолжался еще нѣкоторое время на эту тему, пока Клементина, довольная достигнутымъ успѣхомъ, не прекратила его.
Впечатлѣніе, произведенное имъ на маркиза было сильнѣе, чѣмъ она желала. Весь вечеръ онъ былъ погруженъ въ мрачную меланхолію, перемежавшуюся ка; кимъ-то смущеніемъ и безпокойствомъ.
— Холера производитъ дѣйствіе, сказала про себя Клементина, взглянувъ на него украдкой. — Черезъ недѣлю мы примемся за молебны.
Но ей не пришлось этого дожидаться. Въ тотъ, же вечеръ, какъ только де-Каркбю вышелъ, маркизъ объяснилъ ей причину своего безпокойства.
— Я думалъ весь вечеръ объ этой эпидеміи, сказалъ онъ, — и мнѣ кажется, что было-бы неблагоразумно подвергаться ей, оставаясь здѣсь. Мы уѣзжаемъ завтра.
— Завтра! вскричала она, пораженная этимъ неожиданнымъ рѣшеніемъ.
— Никто насъ здѣсь не удерживаетъ.
— Зачѣмъ подвергаться опасности, когда никто насъ къ этому не принуждаетъ?
— Мнѣ кажется, что у насъ есть причины не удаляться отсюда, по крайней мѣрѣ, въ эту минуту. Подумайте только….
— Я думаю только объ опасности, угрожающей намъ обоимъ, намъ троимъ. Что будетъ со мною, если вы умрете? Что станетъ съ нашимъ ребенкомъ, если я умру?
— Это правда, сказала она, послѣ минутнаго колебанія, — если вы хотите, мы отправимся завтра съ вечернимъ поѣздомъ.
Очевидно было, что она зашла слишкомъ далеко, и что страхъ смерти заставилъ маркиза рѣшиться на этотъ неожиданный отъѣздъ. Это бѣгство не входило въ ея разсчеты и поэтому надо было, чтобы оно не состоялось. Но такъ какъ она взяла за правило никогда не противорѣчить маркизу, то она и уступила его желанію. Многое могло случиться до завтра, что сдѣлало-бы этотъ отъѣздъ невозможнымъ. Теперь было не время колебаться или ждать; на сколько она медлила при составленіи своего плана, на столько же и торопилась привести его въ исполненіе.
Утромъ ея горничная сказала, что «барыня» захворала ночью и не можетъ встать.
— Что съ ней?
— Она ничего не говоритъ, но она очень блѣдна.
— Надо послать за докторомъ, сказалъ Валерій, любившій отдавать приказанія.
— Она не хочетъ.
— Такъ надо разбудить маркиза.
— Она и это не позволила; она хочетъ только, чтобы его предупредили тогда, когда онъ самъ проснется.
— Ужъ не холера-ли у ней?
Въ эту минуту де-Каркбю проходилъ черезъ переднюю, въ которой происходилъ этотъ разговоръ, и слово «холера» поразило его слухъ.
— Что тутъ такое? спросилъ онъ.
Ему повторили разсказъ горничной.
— Вотъ, хорошо! вскричалъ онъ._--Только этого не доставало. Это ужасно! На кой прахъ она ходила къ этой канальѣ, которая имѣла глупость умереть?
Потомъ, вдругъ прекративъ свои восклицанія, онъ сказалъ, обращаясь -къ Валерію:
— Я отправляюсь въ Конде, и вы мнѣ напишете сегодня вечеромъ въ гостинницу «Коронованнаго быка», какъ она провела день. Я вернусь не раньше какъ завтра или послѣ завтра.
Когда маркизу сообщили, что госпожа Клементина больна, ему не пришла въ голову, какъ де-Каркбю, благоразумная мысль отправиться провести день въ Конде; напротивъ, онъ быстро одѣлся, и въ страшномъ испугѣ и волненіи поспѣшилъ въ комнату, гдѣ она лежала.
XLI.
правитьОна лежала на постели блѣдная, разбитая, и ея лице показывало, что она вынесла сильныя мученія.
Глаза были мутны, углы рта опустились и лобъ покрылся морщинами, брови перекосились и это придавало ея лицу какое-то странное выраженіе, которое поразило-бы наблюдателя, болѣе внимательнаго, чѣмъ маркизъ.
Но онъ не былъ въ состояніи дѣлать какія-либо наблюденія; его волненіе было такъ велико, что онъ едва держался на ногахъ.
— Вы больны! сказалъ онъ, подходя къ ней такъ скоро, какъ только позволяли ему дрожащія ноги.
— Разбита, уничтожена! отвѣчала она печальнымъ голосомъ.
Онъ взялъ ее за руку.
— Ахъ, мой другъ, мой другъ! вскричала она, заливаясь слезами и закрывъ руками лице.
— Что съ вами? Ради Бога, скажите.
Она не отвѣчала, но все ея тѣло вздрагивало отъ рыданій, которыя она не могла удержать.
Наклонившись надъ ней, маркизъ смотрѣлъ на нее въ испугѣ.
— Что у васъ болитъ? повторялъ онъ. — Я пошлю за жилье.
При этомъ имени, она быстро поднялась и вскричала, удерживая маркиза за руку:
— О! Нѣтъ, нѣтъ!…
— Однако…
— Не надо доктора, заклинаю васъ, не надо доктора.
И она снова закрыла лице руками и одѣяломъ.
Маркизъ совершенно растерялся.
Что-же съ ней такое случилось?
— Я прошу васъ, сказалъ онъ, — отвѣтьте мнѣ, вы видите какъ я испуганъ, не оставляйте меня въ этомъ страхѣ. Вамъ надо помочь.
— Всякая помощь безполезна.
— Господи!
Тутъ она отняла отъ лица руки и, взглянувъ на него помраченными отъ слезъ глазами, вскричала:
— О! Артуръ! Это Богъ насъ поражаетъ. Мы были слишкомъ счастливы, и теперь мы наказаны за это.
— Но что-же съ вами? Что случилось?
— Самое ужасное несчастіе, какое только насъ могло постигнуть; приготовьтесь твердо перенести его.
— Но ваше положеніе не безнадежно; не надо такъ отчаиваться.
— Мое положеніе! О, мой бѣдный другъ! Вы думаете только обо -мнѣ. Увы! Дай Богъ, чтобы дѣло шло только обо мнѣ!
Онъ въ страхѣ глядѣлъ на нее, ничего не понимая; вдругъ, неожиданная мысль озарила его взволнованный умъ.
— Наше дитя! вскричалъ онъ.
— У насъ нѣтъ его болѣе, сказала она глухимъ голосомъ, вытянувъ впередъ руки и скрывъ лице въ подушкахъ.
Для маркиза это волненіе было слишкомъ сильно; онъ упалъ на кресло, стоявшее около ея постели.
Взглянувъ на него сквозь пальцы, она была испугана: онъ лежалъ неподвижно въ креслѣ, руки безпомощно болтались, голова повисла на грудь.
Не слишкомъ-ли сильно она его поразила? Для его истощеннаго организма не былъ-ли этотъ ударъ слишкомъ тяжелъ? Будетъ дурно, если онъ захвораетъ. Во время эпидеміи безразсудно было употреблять такія энергическія средства, которыя могли убить его.
Чтобы вывести его изъ этого разслабленнаго состоянія, она начала говорить о страданіяхъ, перенесенныхъ ею въ эту ночь.
Она-стала разсказывать ему съ мельчайшими подробностями, чтобы разсѣять его и отвлечь его мысли отъ того, что повергло его въ такое отчаяніе.
Сначала маркизъ, казалось, не слушалъ и не понималъ ничего, но, мало-по-малу, онъ пришелъ въ себя и, поднявъ голову, взглянулъ на нее со слезами на глазахъ.
— Бѣдная женщина! повторялъ онъ, — бѣдная женщина!
И, приблизившись къ ней, онъ взялъ ея руку и нѣжно поцѣловалъ.
— Зачѣмъ вы не велѣли разбудить меня? спросилъ онъ.
— Ваше горе только увеличило-бы мои страданія, я не могла-бы ихъ перенести. Вы никогда не узнаете, что я выстрадала.
— Я послалъ-бы за докторомъ.
— Къ чему? Надо было-бы сказать ему истину, а я лучше согласилась-бы умереть. Нѣтъ, намъ остается только преклонить голову передъ Богомъ и покориться жестокому испытанію, которое онъ намъ, посылаетъ.
Видя, что маркизъ вышелъ изъ своего разслабленнаго положенія, и что ему не угрожаетъ ударъ, какъ она сначала опасалась, она продолжала развивать идею о Богѣ — мстителѣ:
— Подумайте объ этомъ, Артуръ, пусть это ужасное несчастіе послужитъ вамъ предостереженіемъ. Мое искупленіе началось, скоро придетъ и ваша очередь.
— Такъ вы думаете, сказалъ онъ разбитымъ голосомъ, — что я наказанъ меньше васъ? Развѣ я не желалъ этого ребенка также пламенно, какъ и вы?
— Для васъ его еще не было, а я уже чувствовала его движенія, его первыя ласки.
— И эти проэкты, которые я строилъ о его будущности? Все уничтожено. Вы правы, Богъ жестокъ для насъ.
— О! да, жестокъ, очень жестокъно мы были-бы слѣпы, если-бы смотрѣли только на одну его жестокость и не обращали вниманія на то предостереженіе, которое онъ намъ посылаетъ. Въ тишинѣ этой ужасной ночи я бросила взглядъ на мое прошлое и опомнилась. Богъ противъ насъ, мой Артуръ. Вы счастливѣе меня; вы менѣе виновны, мой другъ, вы не измѣнили вашему долгу, и, кромѣ того, ваше великодушіе и милосердіе искупили хоть часть вашихъ грѣховъ. Мнѣ кажется, что Богъ не будетъ строгъ въ будущей жизни къ тому, къ кому онъ былъ добръ на землѣ. Но я, что сдѣлала я для Бога? Чѣмъ искупила я мои грѣхи? Какъ? Когда я подумала объ этой ужасной отвѣтственности, я сказала сама себѣ, что намъ необходимо разстаться.
— Намъ разстаться!… И выдумали, что это возможно….
— Это должно было-бы быть, -но я чувствую, что это невозможно. Мы соединены навсегда въ этой жизни, пусть не разлучимся мы и въ вѣчности. Какъ Богъ, насъ проститъ? Я этого не знаю. Но мы будемъ искать и найдемъ искупленіе. Отнынѣ мы будемъ думать только о нашемъ спасеніи. Я сдѣлаюсь слугой несчастныхъ, а вы, мой другъ, вы употребите ваше богатство на благочестивыя дѣла.
Она долго говорила на эту тему. Самъ Марбёфъ не могъ бы говорить убѣдительнѣе. Казалось, что слова ея были внушены самой истинной набожностью, самой сердечной вѣрой.
Въ заключеніе, она попросила маркиза послать за священникомъ въ Мюльсанъ.
Она не могла медлить ни одного часа: кто знаетъ, будетъ-ли она завтра жива.
Она была такъ слаба, что отъѣздъ сдѣлался неосуществимъ, по-крайней-мѣрѣ, его надо было отложить, и она рѣшилась употребить время своей болѣзни на приготовленіе къ новой жизни, которую она сбиралась вести.
Маркизъ было воспротивился выбору мюльсанскаго священника, но она возстала противъ этого несправедливаго исключенія.
— Развѣ онъ не священникъ? Зачѣмъ огорчать и унижать его, приглашая другаго? Я знаю все, что говорятъ противъ него. Но если онъ былъ очень веселаго характера и не слишкомъ уменъ, то, съ другой стороны, онъ былъ полонъ истинной набожности. Я не въ такомъ положеніи, чтобы быть разборчивой.
Маркизъ, конечно, не сталъ противиться, и отдалъ приказаніе позвать священника.
Это приказаніе возбудило между прислугой цѣлый потокъ восклицаній. Поваръ, хваставшійся своимъ знаніемъ женщинъ, объявилъ, что онъ совершенно пораженъ. Одинъ только Валерій не удивлялся и не дѣлалъ никакихъ неприличныхъ комментарій. У него были свои убѣжденія и онъ находилъ совершенно естественнымъ, чтобы у другихъ они также были. Умѣть хорошо умереть составляетъ часть воспитанія.
Горничная возразила на это, что барыня и не думаетъ умирать.
— Замолчите, дочь моя, вскричалъ Валерій; — еслибы барыня не была при смерти, она не позвала-бы священника, потому что это не имѣло-бы никакого смысла, а я утверждаю, что она неспособна сдѣлать что-нибудь безсмысленное, увѣряю васъ въ этомъ.
Мюльсанскій священникъ не замедлилъ явиться, и пришелъ даже раньше, чѣмъ вернулся слуга, который былъ посланъ за нимъ.
Его ввели въ комнату Клементины, и маркизъ, обмѣнявшись съ нимъ нѣсколькими словами, оставилъ ихъ наединѣ.
Священникъ пробылъ у кающейся болѣе двухъ часовъ, и когда онъ вышелъ, то былъ такъ взволнованъ, что не нашелъ дороги въ замкѣ, въ которомъ онъ очень часто, бывалъ.
Послѣ ухода священника, маркизъ вернулся въ комнату Клементины и провелъ остатокъ дня, сидя въ ногахъ ея постели.
Вечеромъ больная потребовала молитвенникъ, но ея слабость оказалась такъ велика, что она не могла читать.
Послѣ нѣсколькихъ безплодныхъ попытокъ, она протянула книгу маркизу.
— Прочитайте мнѣ въ слухъ вечернюю молитву, сказала она, — я повторю ее за вами.
Онъ велѣлъ принести лампу и, вооружившись синими очками, принялся за чтеніе.
На слѣдующій день они вооружились четками.
XLII.
правитьКлементина не вставала цѣлую нёдѣлю и маркизъ провелъ все это время у ея постели.
Они проводили время большею частью въ важныхъ разговорахъ и въ чтеніи благочестивыхъ книгъ.
Клементина читала сама, чтобы избавить маркиза отъ утомленія. Онъ смотрѣлъ на нее, неподвижно сидя въ своемъ креслѣ. Слушалъ-ли онъ или нѣтъ? Это было трудно рѣшить; во всякомъ случаѣ, эти чтенія, казалось, ему не надоѣдали и онъ сидѣлъ по цѣлымъ, часамъ, устремивъ глаза на читальщицу. Никогда еще не была она такъ дорога ему, никогда еще не казалась такой очаровательной.
На седьмой день, утромъ, маркизъ, придя въ комнату Клементины, нашелъ ее вставшею и одѣтою.
Это была уже не прежняя Клементина. На ней было надѣто черное шерстяное платье съ высокимъ корсажемъ. Она не надѣла ни серегъ, ни брошекъ, и ея прическа гармонировала съ прочимъ туалетомъ.
Она подошла къ маркизу и, протягивая ему руку съ дружескимъ жестомъ, сказала, что чувствуетъ себя достаточно сильной, чтобы сойти завтракать въ столовую
Де-Каркбю, узнавъ изъ записки Валерія, что у Клементины не холера, возвратился въ Рюдмонъ и жилъ въ замкѣ во все время ея болѣзни. Но изъ скромности, а особенно изъ благоразумія, онъ не старался увидѣть ее. Къ чему? Онъ не умѣлъ занимать больныхъ; что-же касается до ухода за ними, то это било совершенно не его дѣло.
Когда Клементина вошла въ столовую, опираясь на маркиза, а не поддерживая его, какъ было прежде, Каркбю былъ такъ пораженъ происшедшей въ ней перемѣной, что первую минуту остался неподвиженъ отъ изумленія, вмѣсто того, чтобы идти къ ней на встрѣчу. Но онъ скоро пріобрѣлъ свою обычную самоувѣренность.
— Вотъ сюрпризъ! вскричалъ онъ, — какъ я радъ! Уже на ногахъ! Позвольте мнѣ взглянуть на васъ.
И, отступя нѣсколько шаговъ назадъ, онъ оглядѣлъ ее съ головы до ногъ.
— Вы прелестны, сказалъ онъ тихо, подойдя къ ней.
Но она приняла этотъ комплиментъ не такъ какъ тѣ, которыми прежде преслѣдовалъ ее де-Каркбю; вмѣсто того, чтобы улыбнуться, она стыдливо опустила глаза.
Видя, что она не обращаетъ должнаго вниманія на его любезность, де-Каркбю быстро усѣлся за столъ. Но его удивленіе этимъ не кончилось.
Положивъ на колѣни салфетку, онъ поднялъ голову и вдругъ увидѣлъ, что маркизъ и Клементина, вмѣсто того, чтобы сѣсть въ свою очередь, продолжали стоять у стола съ самымъ серьезнымъ и сосредоточеннымъ видомъ.
Онъ только-что собрался спросить ихъ объ этомъ, сопровождая свой вопросъ хорошенькой шуткой, какъ вдругъ Клементина, перекрестившись, начала въ полголоса читать молитву, а маркизъ, уставивъ на нее глаза, началъ за ней повторять.
Возможно-ли это?
И онъ, разинувъ ротъ, неподвижно смотрѣлъ на нихъ.
Прежде чѣмъ онъ успѣлъ выйти изъ этого остолбененія, они сѣли за столъ и завтракъ начался.
Но это было еще не все. Обыкновенно за завтракомъ было много блюдъ: мясо, рыба, фрукты — всего было въ изобиліи, такъ какъ маркизъ любилъ это разнообразіе, возбуждавшее его аппетитъ, но этотъ завтракъ вовсе не походилъ на прежніе.
Послѣ яицъ въ смятку, подали рыбу, потомъ два блюда зелени — одно съ масломъ, другое со сливками — и это было все.
Де-Каркбю ѣлъ яйца, рыбу, зелень, не обращая ни на что вниманія, но, увидя, что подаютъ пирожное, онъ вскричалъ:
— Какъ! Сегодня у насъ нѣтъ мяса?
Клементина опустила глаза.
— У меня волчій аппетитъ, продолжалъ де-Каркбю, — этотъ завтракъ хорошъ для больныхъ, но я не боленъ, точно также, какъ Артуръ. Мы безпокоились о васъ, это правда, ужасно безпокоились, но теперь, когда все прошло, нашъ аппетитъ возвратился, и даже сильнѣе, чѣмъ прежде. О чемъ-же думаетъ поваръ?
— Сегодня среда, сказала Клементина.
— Чортъ побери! Я это отлично знаю, да развѣ теперь не ѣдятъ мяса по средамъ!
Нѣтъ, потому-что теперь постъ.
— Честное слово, я совершенно пораженъ, вскричалъ де-Каркбю, — у меня просто голова идетъ кругомъ.
— Почему это? спросилъ серьезнымъ тономъ маркизъ. Что вы находите удивительнаго въ этой воздержанности?
Де-Каркбю, разразившійся было хохотомъ, былъ внезапно остановленъ этимъ вопросомъ, а еще болѣе тѣмъ тономъ, которымъ онъ былъ сдѣланъ.
— Перемѣну вашихъ привычекъ, сказалъ онъ, — вотъ и все. Вы обращаете Рюдмонъ въ монастырь; мнѣ кажется, что можно этому удивиться.
— Это наша ошибка, продолжалъ маркизъ,. — что мы давно не произвели этой перемѣны. Отнынѣ мы будемъ стараться загладить наши грѣхи. Никогда не поздно раскаяться.
— Подумайте объ этомъ, сказала Клементина, обращаясь къ де-Каркбю, — конечно вы можете ѣсть въ вашихъ комнатахъ по средамъ и субботамъ, если вамъ угодно, но мнѣ кажется, что для васъ лучше было-бы завтракать за этимъ столомъ.
— Оглянитесь на себя, кузенъ, сказалъ маркизъ.
— Вы ужь не молоды, продолжала Клементина.
— Теперь опасное время, прибавилъ маркизъ; — каждую минуту можно ожидать смерти.
— Завтра, можетъ быть даже сегодня, сказала Клементина.
— Будьте готовы предстать передъ Богомъ, заключилъ маркизъ.
— Искупите ваши грѣхи.
Де-Каркбю въ изумленіи глядѣлъ на нихъ, видимо пораженный этимъ градомъ увѣщаній. Но, послѣ первой минуты смущенія, онъ скоро опомнился.
— Что это, вы смѣетесь надо мной? вскричалъ онъ. — Вы думаете, что я не знаю моихъ лѣтъ? Я моложе васъ, и переживу васъ обоихъ. Что-же касается до раскаянія, то я не говорю, что я не покаюсь въ грѣхахъ, но только какъ можно позже. Если я проживу еще тридцать лѣтъ, неужели вы воображаете, что я буду такъ скучать двадцать-девять лѣтъ, одиннадцать мѣсяцевъ и тридцать дней? На это будетъ время и въ послѣдній часъ.
Господинъ де-Каркбю! вскричала въ ужасѣ Клементина.
— Кузенъ! сказалъ маркизъ съ огорченнымъ видомъ.
— Да что тутъ! нахально возразилъ де-Каркбю. — Дѣлайте что хотите, это до меня не касается, но только оставьте меня въ покоѣ. Если вы хотите, чтобы я сидѣлъ съ вами за этимъ столомъ, такъ не говорите о смерти и о спасеніи души, или я удеру.
Однако они продолжали говорить о «смерти и спасеніи души», но уже не обращаясь прямо къ кузену Артемію; они нисколько имъ не стѣснялись, да и онъ, въ свою очередь, не очень церемонился. Онъ долженъ былъ-бы заткнуть уши, или, по его выраженію, удрать, если онъ не хотѣлъ слышать разговора маркиза съ Клементиной. Для нихъ было невозможно перемѣнить направленіе ихъ мыслей, ихъ головы были наполнены чтеніемъ благочестивыхъ книгъ, и они, противъ воли, возвращались къ занимавшему ихъ сюжету.
Принужденный волей-неволей слушать о «смерти и спасеніи души», де-Каркбю; испыталъ нѣчто въ родѣ такъ называемаго возвратнаго удара, который, какъ извѣстно, состоитъ въ томъ, что молнія поражаетъ предметы, находящіеся на нѣкоторомъ разстояніи отъ того, въ который она ударила. Клементина цѣлила въ маркиза, а былъ пораженъ и де-Каркбю.
Хотя онъ велъ жизнь далеко не примѣрную, однако у него сохранились кое-какія религіозныя идеи, и даже можно сказать, что смутныя понятія о вѣрованіяхъ и обычаяхъ христіанской религіи, было все, что осталось у него въ памяти отъ его воспитанія.
Подъ вліяніемъ разговоровъ, которые онъ постоянно слышалъ, а также страха холеры, продолжавшей свирѣпствовать въ окрестностяхъ, онъ ощутилъ страхъ смерти, а особенно ада, о которомъ онъ постоянно слышалъ.
Чтобы разсѣяться, онъ не нашелъ другаго средства, какъ шататься по ярмаркамъ и рынкамъ.
Его можно было навѣрняка найти въ которой-нибудь изъ хорошихъ гостинницъ, въ которыхъ онъ сиживалъ по цѣлымъ часамъ за столомъ. Но роскошные завтраки побѣды, вмѣсто того, чтобы укрѣпить его, еще болѣе разслабили.
Возвращаясь въ Рюдмонъ, онъ чувствовалъ припадки меланхоліи. Сначала онъ приписывалъ это вліянію бордо, но, перемѣнивъ его на бургонское, потомъ на шампанское, онъ увидѣлъ, что не винные пары были причиною его безпокойства.
Надо было положить этому конецъ, или, во всякомъ случаѣ, устроиться такъ, чтобы послѣ не жариться на томъ свѣтѣ на сковородахъ.
Однажды онъ возвращался подъ гнетомъ такихъ мыслей, на этотъ разъ болѣе тяжелыхъ, чѣмъ когда-либо, такъ какъ онъ узналъ о смерти одного изъ своихъ друзей, и не могъ найти утѣшенія ни въ бордо, ни въ бургонскомъ, ни въ шампанскому. Проѣзжая черезъ Фромантель, онъ увидѣлъ, что окна церкви еще освѣщены.
Ему пришла въ голову мысль зайти къ священнику и поговорить съ нимъ.
Они разговаривали болѣе двухъ часовъ, и было уже далеко за полночь, когда де-Каркбю садился на свою лошадь, чтобы ѣхать, домой.
Клементина узнала объ этомъ посѣщеніи и конечно заговорила о немъ за столомъ.
— Говорятъ, что вы были ночью у фромантельскаго священника, сказала она; — вѣроятно вы были въ крайности, если рѣшились его безпокоить въ такое позднее время?
— Всякій выбираетъ для разговора такое время, которое ему кажется лучше, отвѣчалъ де-Каркбю.
— Безъ сомнѣнія, только довольно странно, что, желая поговорить, вы отправились ночью къ фромантельскому священнику, вмѣсто того, чтобы обратиться къ мюльсанскому, котораго вы всегда можете найти.
— Мюльсанскій священникъ слишкомъ хитеръ; онъ надулъ-бы меня, а я этого не люблю.
— Да, я знаю, что вы любите больше надувать другихъ, поэтому-то вы и выбрали фромантельскаго священника.
— Онъ священникъ, и этого для меня совершенно достаточно.
XLIII.
правитьУдаръ грома, поразившій де-Каркбю на фромантельской дорогѣ, не пощадилъ и маркиза.
Скоро Клементина увидѣла, что ея усилія увѣнчались успѣхомъ: маркизъ просто умиралъ отъ страха ада.
Онъ почти не спалъ, его сонъ постоянно прерывался страшными видѣніями.
Часто, среди ночи, онъ сильно дергалъ за сонетку, и, войдя къ нему, она находила его сидящимъ на постели, блѣднымъ, покрытымъ потомъ.
Она подбѣгала къ нему, но и тогда онъ часто нѣсколько минутъ не могъ произнести ни слова, изъ его стѣсненнаго горла вылетали только какіе-то глухіе звуки.
Его глаза безпокойно бѣгали по сторонамъ и онъ протягивалъ впередъ руки, какъ-бы желая оттолкнуть какой-то ужасный призракъ.
Однажды, ночью, когда онъ звонилъ сильнѣе обыкновеннаго, она нашла его въ самомъ печальномъ положеніи.
— Я осужденъ! кричалъ онъ, — адъ! адъ!
Она зажгла нѣсколько свѣчь и его страхъ мало по малу разсѣялся по мѣрѣ того, какъ комната освѣщалась.
За этимъ припадкомъ ужаса послѣдовалъ полнѣйшій упадокъ силъ.
Онъ долго не могъ говорить и, наклонившись надъ нимъ, Клементина видѣла, что его глаза наполнились слезами.
— Какое видѣніе! вскричалъ онъ — мнѣ невозможно спастись! Да и къ чему стараться? Дѣйствительность еще ужаснѣе.
— Такъ будемъ-же осуждены вмѣстѣ, вскричала она, бросаясь въ его объятія, — не разлучимся ни въ этой жизни, ни въ будущей!
— Нѣтъ, нѣтъ! продолжала она послѣ нѣсколькихъ минутъ молчанія, — я не должна увлекать васъ вмѣстѣ съ собой, вы должны спастись. Да почему вы не спасетесь? Вы можете искупить ваши грѣхи, а я не могу ничего сдѣлать.
— Ваша вѣра такъ же жива, какъ и моя.
— Ваша дѣйствуетъ, она имѣетъ тысячи случаевъ выказаться, а моя — недѣятельна.
Дѣйствительно, въ послѣднее время маркизъ не пропускалъ ни одного дня, чтобы не сдѣлать какого-нибудь благодѣянія; онъ раздавалъ обѣими руками, не ожидая, чтобы у него попросили, а самъ отыскивая кому-бы дать: бѣднымъ, церквамъ, благотворительнымъ учрежденіямъ.
— Давать — это не единственный способъ выказать свою вѣру, сказалъ онъ.
— Конечно, но онъ самый лучшій;
Маркизъ не отвѣчалъ ничего, но на другой день утромъ онъ послалъ Валерія въ Конде взять у нотаріуса 20,000 франковъ и отдалъ ихъ Клементинѣ.
— Вы можете дѣлать тоже, что и я, сказавъ онъ, — и мы будемъ соединены на всегда.
— Нѣтъ никакой заслуги, отвѣчала она печально, — благотворить деньгами другаго. Я не дѣлаю никакого пожертвованія, подражая вамъ. Это благодѣяніе зачтется въ вашу пользу, а не въ мою, и оно еще болѣе увеличиваетъ разстояніе между нами.
— Но что-же дѣлать? Чего вы хотите?
— Ахъ! я не знаю, и это меня приводитъ въ отчаяніе. Все будетъ безполезно. Я не найду ничего. Если мы будемъ соединены въ этой жизни, то разлучимся въ будущей. Это ужасно.
Но на другой день, она, казалось, нашла рѣшеніе.
— Мнѣ было внушеніе, сказала она, — и конечно это Богъ, сжалившись надо мной, послалъ его мнѣ. Отнынѣ я не успокоюсь, пока не уговорю васъ отказать все ваше имущество какому-нибудь благотворительному учрежденію. Всевидящій Богъ узнаетъ, что въ этомъ жертвованіи участвовала и я. Конечно, я не пожертвую сама, но я уговорю пожертвовать, и этимъ докажу мое безкорыстіе; потому что, если-бы я захотѣла, чтобы вы сдѣлали меня наслѣдницей, мнѣ надо было-бы только попросить васъ, не правда-ли? Но я не прошу васъ объ этомъ, я, напротивъ, умоляю васъ, пусть все ваше богатство пойдетъ на добрыя дѣла. Какая радость будетъ для меня, если я успѣю въ этомъ намѣреніи! Я буду въ состояніи искупить мои грѣхи и мы будемъ соединены на вѣки.
Говоря эти слова, она внимательно смотрѣла на маркиза; но, къ величайшему сожалѣнію, она замѣтила, что онъ былъ скорѣе удивленъ, чѣмъ увлеченъ этой идеей.
— Это васъ удивляетъ, продолжала она; — однако это весьма естественно. Развѣ множество великихъ грѣшниковъ не искупили свои преступленія дѣлами, подобными тому, которое я вамъ совѣтую. Исторія показываетъ намъ тысячи такихъ примѣровъ. Я прочитаю вамъ нѣкоторые изъ нихъ, такъ какъ я не покидаю этой идеи, хотя она васъ и смущаетъ. Я стараюсь для себя, для васъ, для насъ обоихъ, и ничто не можетъ остановить меня.
Дѣйствительно, каждый день происходило чтеніе отрывковъ изъ исторіи, въ которыхъ говорилось о знаменитыхъ преступникахъ, построившихъ церкви, обогатившихъ монастыри.
Маркизъ слушалъ, правда, не отвѣчая, но все-таки слушалъ, и это уже значило много; въ концѣ концовъ эти чтенія должны были произвести на него дѣйствіе, благопріятное для ея плана.
Въ началѣ этихъ уроковъ исторіи Клементина находилась въ большомъ затрудненіи, какъ ей продолжать свое дѣло. Выдумывать каждый день новое, чтобы поддерживать маркиза въ тѣхъ-же мысляхъ, было для нея трудной задачей. Постоянно изобрѣтать, не имѣя другаго источника, кромѣ собственной фантазіи, могло быть опасно и даже гибельно. Тогда ей пришло въ голову прибѣгнуть къ помощи книгъ, но такъ какъ она затруднялась выборомъ, то и обратилась за помощью къ аббату Гилльсмитъ.
Отправившись однажды къ нему, чтобы попросить его удержать Денизъ въ монастырѣ до начала вакацій, она объяснила ему свои намѣренія, и просила его указать книги, которыя помогли бы ей довести дѣло до конца.
Хотя Клементина въ своихъ объясненіяхъ не сдѣлала ни малѣйшаго намека на завѣщаніе, однако аббатъ понялъ, что вопросъ скоро рѣшится такъ, какъ онъ хотѣлъ, и поэтому онъ съ полною готовностью далъ ей необходимыя указанія. Онъ не только продиктовалъ ей (аббатъ не любилъ оставлять своихъ автографовъ) названія тѣхъ книгъ, которыя было бы полезно дать прочитать маркизу, но даже далъ ей нѣкоторыя указанія для методическаго управленія совѣстью кающагося.
Такимъ образомъ, время маркиза было такъ строго распредѣлено, что ему не оставалось ни одной свободной минуты. Молитвы, благочестивыя чтенія, отрывки изъ исторіи, литаніи, псалмы, все это, перемѣшиваясь и слѣдуя одно за другимъ, образовало какую-то безконечную цѣпь, опутавшую маркиза съ ногъ до головы и не дававшую ему свободно вздохнуть съ утра до вечера, не считая ужасныхъ видѣній, смущавшихъ его ночью.
Дѣйствуя по внушенію свыше, Клементина могла безпрепятственно постоянно напоминать о своемъ совѣтѣ: она исполняла свою обязанность. Поэтому она старалась каждую минуту, всѣми возможными способами, находить средство говорить объ этомъ благотворительномъ учрежденіи, которое должно было обезпечить ихъ соединеніе въ вѣчности.
Однако, маркизъ не уступалъ, и это упорство въ его положеніи было въ высшей степени странно.
Въ ту минуту, когда она уже думала, что онъ уступилъ и покорился ея воли, онъ вдругъ перемѣнялъ намѣреніе, и надо было начинать все снова.
Но, по мѣрѣ того, какъ увеличивалось безпокойство маркиза и возрастали мученія его совѣсти, это сопротивленіе ослабѣвало.
Наконецъ, Клементинѣ показалось, что настало удобное время привести въ исполненіе рѣшительный маневръ, который долженъ былъ довести маркиза до полнѣйшаго подчиненія.
— Ахъ, мой другъ, сказала она дрожащимъ голосомъ, входя однажды утромъ въ комнату маркиза, — мой сонъ, также какъ и вашъ, прерывается ужасными видѣніями. Эту ночь мнѣ явилась душа моей матери; она говорила со мной, и знаете, что она сказала? То-же самое, что говоритъ каждый день нашъ священникъ. Для того, чтобы мы были соединены въ вѣчности, намъ необходимо разстаться въ этой жизни, это необходимо, это необходимо. Не правда-ли это ужасно?
Для маркиза это было дѣйствительно ужасно. Что станетъ съ нимъ, если она его покинетъ? Она составляла все его счастіе, всю его радость. Если она удалится, это будетъ его смертью.
Онъ такъ настаивалъ, былъ въ такомъ отчаяніи, такъ умолялъ ее, что наконецъ она тронулась этимъ.
— Хорошо! вскричала она, — я не уѣду; я принесу себя въ жертву. Я поступлю противъ воли священника, моей матери, самаго Бога, я послушаюсь только васъ, и я сдѣлаю васъ счастливымъ.
И, оставивъ въ сторонѣ молитвы, исторію, псалмы, литаніи, они провели такой день, какихъ давно уже не было.
Но на другой день, утромъ, Клементина вошла къ маркизу еще болѣе испуганная, чѣмъ наканунѣ, и быстро заставила его перейти отъ блаженства къ страху.
— Я снова видѣла мою мать, сказала она, — но на этотъ разъ раздраженную и опечаленную. Она обратилась ко мнѣ съ упреками, и сказала, что получила отъ Бога позволеніе явиться мнѣ въ послѣдній разъ, чтобы убѣдить меня рѣшиться на разлуку съ вами. Я ей отвѣчала, что это невозможно, и что я никогда не удалюсь отъ васъ.
— Бѣдная женщина! сказалъ маркизъ, съ чувствомъ сжимая ея руки.
— Бѣдная женщина, да! Но моя мать еще несчастнѣе, ея печаль меня огорчаетъ болѣе, чѣмъ мое отчаяніе. «Ты его любишь! сказала она, — но онъ тебя не любитъ, если не хочетъ помочь тебѣ искупить твои грѣхи основаніемъ того учрежденія, которое ты ему совѣтуешь». Что было отвѣчать на это? Я не нашла ничего, и вдругъ проснуласьмоя подушка была мокра отъ слезъ. Ахъ, Артуръ, какая ужасная ночь! Я умру отъ мученій.
Маркизъ, молча, погрузился въ раздумье.
Потомъ, вдругъ поднявъ голову и взглянувъ на Клементину, сказалъ:
— Что же надо сдѣлать? Чего вы, хотите? Я это сдѣлаю.
XLIV.
правитьКлементина схватила руку маркиза и поцѣловала ее.
— Самъ Богъ внушилъ вамъ это! вскричала она. —
Боже мой! благодарю тебя.!
И, бросившись на колѣна, она стала молитызя.
Нѣсколько минутъ она, казалось, была вся поглощена молитвой.
Когда она подняла глаза, только одно слово, одно имя было на ея губахъ: «Артуръ! о, Артуръ!»
— На что употребить мое состояніе? спросилъ маркизъ, какъ бы спѣша покончить съ этой мыслью.
Клементина колебалась отвѣтомъ. Довести-ли побѣду до конца, или удовольствоваться полученнымъ результатомъ?
Она рѣшилась ждать.
— Кому отдать ваше состояніе? сказала она наконецъ. — Я не знаю что отвѣчать на это. Въ послѣднее время я часто говорила себѣ, что надо чтобы вы сдѣлали это благодѣяніе, но я никогда не думала, въ пользу кого оно должно быть сдѣлано.
Я могу посовѣтоваться съ Пенелемъ, сказалъ маркизъ.
— О! нѣтъ, возразила живо Клементина, — зачѣмъ звать нотаріуса, къ чему? Вы, конечно, знаете настолько законы, чтобы написать завѣщаніе безъ помощи нотаріуса. У меня есть причины настаивать на этомъ. Я хочу, чтобы завѣщаніе было сдѣлано по моему внушенію, и я скорѣе буду водить вашей рукой, если это необходимо, чѣмъ соглашусь прибѣгнуть къ помощи нотаріуса. Что-же касается до того, кому отказать ваше богатство, то мы объ этомъ подумаемъ и найдемъ. Слава Богу, ничто насъ не заставляетъ спѣшить. Вы совершенно, здоровы, и теперь, освободившись отъ гнета безпокойства и страха, вы еще болѣе поправитесь. Самое главное было принять это высокое рѣшеніе, и оно принято. Теперь передъ нами открывается будущность.
Но эта будущность, которую она такъ великодушно ему давала, на самомъ дѣлѣ ограничилась тремя днями. Но въ продолженіи этихъ дней Клементина старалась сдѣлать маркиза самымъ счастливымъ человѣкомъ на свѣтѣ.
Какъ рай отличается отъ ада, такъ эти блаженные дни отличались отъ тѣхъ, которые проводилъ маркизъ, пока не рѣшился пожертвовать своимъ богатствомъ.
На четвертый день утромъ Клементина пришла къ маркизу съ сіяющимъ видомъ.
— Я нашла, сказала она:
— Что вы нашли такое пріятное? спросилъ маркизъ. — Чтобы это ни было, но было-бы грѣшно смутить вашу радость.
— Я надѣюсь, что вы раздѣлите ее со мной, вмѣсто того, чтобы смущать.
— Посмотримъ, что это такое.
— Откажите ваше имущество монастырю Святой Рутиліи.
Ударъ былъ жестокъ и совершенно неожиданъ. Завѣщаніе! Въ эти три дня маркизъ совершенно его забылъ. И ей доставляло такую радость напомнить ему о немъ!
Онъ не могъ не замѣтить ей объ этомъ.
— Конечно, я рада, отвѣчала она. — Отчего-же мнѣ не радоваться? Развѣ не было условлено, что я должна буду отыскать какое-нибудь благотворительное учрежденіе, которое соединяло-бы всѣ необходимыя для насъ условія? Развѣ вы не просили объ этомъ?
— Я просилъ, это правда; но вы отвѣчали, что передъ нами еще цѣлая будущность, и ничто не заставляетъ насъ спѣшить.
— Конечно, ничто не заставляетъ; но мнѣ кажется, что будетъ большой ошибкой для насъ, если мы отвергнемъ это внушеніе, посланное, безъ сомнѣнія, Богомъ. Подумайте объ этомъ. Это внушеніе не показываетъ-ли, что Богъ одобряетъ мои усилія? Развѣ я не должна радоваться этому доказательству Его милосердія?
Съ этой точки зрѣнія легко было объяснить радость Клементины, и поэтому, послѣ нѣсколькихъ минутъ размышленія, непріятное чувство, возбужденное въ маркизѣ этой радостью, разсѣялось.
— Но почему вы выбрали монастырь Святой Рутиліи, а не какое-нибудь другое учрежденіе? спросилъ онъ.
— Этотъ монастырь, отвѣчала Клементина, занимается воспитаніемъ дѣвушекъ, не правда-ли? Въ воспоминаніе о нашемъ потерянномъ ребенкѣ, мы должны подумать и о дѣтяхъ другихъ. Что можетъ быть великодушнѣе и полезнѣе воспитанія бѣдныхъ дѣвушекъ, которыя безъ вашего великодушія остались-бы необразованными? Для этого вамъ стоитъ только прибавить въ завѣщаніи условіе, чтобы монастырь воспитывалъ даромъ двадцать дѣвушекъ. Эти дѣвушки молились-бы за васъ не день, не нѣсколько дней, а вѣчно.
Въ продолженіи всего дня, Клементина не говорила болѣе ни слова о завѣщаніи, но только, отъ времени до времени, старалась завести разговоръ о монастырѣ Святой Рутиліи, и, такимъ образомъ, наводила маркиза на мысль о томъ, что онъ долженъ былъ сдѣлать.
Но вечеромъ она прямо приступила къ этому вопросу и рѣшилась покончить съ нимъ во что-бы то ни стало.
Они были одни, такъ какъ де-Каркбю отправился послѣ обѣда на базаръ въ Конде. Вмѣсто того, чтобы перейти по обыкновенію въ гостинную, они остались сидѣть въ комнатѣ маркиза передъ пылавшимъ каминомъ.
Клементина казалась погруженною въ мрачную задумчивость.
Это поразило маркиза, и онъ спросилъ, что ее такъ занимаетъ.
— Все тоже, отвѣчала она — все это завѣщаніе. Мнѣ кажется, что мы должны-бы были торопиться, вмѣсто того, чтобы оставаться подъ гнетомъ этой мысли. Почему-бы вамъ не сдѣлать его сегодня?
— Но я не думалъ объ этомъ, я не приготовился.
— Я думала за васъ, такъ какъ я полагала, что для насъ будетъ большимъ облегченіемъ кончить это дѣло. Какое спокойствіе чувствуемъ мы съ тѣхъ поръ, какъ приняли это рѣшеніе! Отчего-бы не устроить все окончательно? Я составила черновое завѣщаніе, которое, какъ мнѣ кажется, лучше всего выражаетъ ваши намѣренія.
— Посмотримъ, сказалъ маркизъ, протягивая руку.
Но, вмѣсто того, чтобы дать ему бумагу, которую она держала въ рукахъ, Клементина быстро ее отдернула.
— Вы найдете здѣсь, сказала она, — измѣненія, или, скорѣе, дополненія моей первоначальной мысли. Рѣшивъ, что вы оставите ваше состояніе какому-нибудь благотворительному учрежденію, мы думали, что умремъ въ одно и то-же время. Но какъ быть, если одинъ изъ насъ переживетъ другаго? Это не имѣетъ никакого значенія, если переживете вы, но если я буду имѣть несчастіе лишиться васъ, тогда дѣло приметъ другой оборотъ. Какъ я буду слѣдовать тогда по тому пути, который вы мнѣ указали? Что отвѣчу я тѣмъ, которые будутъ приходить ко мнѣ съ просьбами? Чтобы избѣжать это неудобство, я рѣшилась ввести въ нашъ проэктъ нѣкоторыя измѣненія, которыя, вы, конечно одобрите. Если вы хотите, я прочитаю вамъ мою черновую.
И, усѣвшись на табуретѣ у ногъ маркиза, она начала читать:
"Этимъ завѣщаніемъ я уничтожаю всѣ предшествовавшія. Чувствуя глубочайшую благодарность къ Богу за Его милости и благодѣянія, я назначаю наслѣдникомъ всего моего имущества монастырь Святой Рутиліи, какъ могущій, по моему мнѣнію, оказать большія услуги нашей святой религіи.
"Я предоставляю госпожѣ Клементинѣ Божонье пожизненное пользованіе всѣмъ моимъ движимымъ и недвижимымъ имуществомъ.
"Я назначаю ей также въ полное ея владѣніе сумму въ милліонъ пятьсотъ тысячъ франковъ.
Послѣдніе два параграфа Клементина прочитала мелькомъ, какъ будто-бы дѣло шло о какихъ-нибудь не важныхъ распоряженіяхъ; но въ то-же время она внимательно наблюдала за маркизомъ.
По движенію, сдѣланному имъ, она поняла, что надо прервать чтеніе.
— Эти распоряженія удивляютъ васъ, сказала она; — я вамъ ихъ объясню. Эти полтора милліона я хочу раздѣлить между Денизъ, Людовикомъ Меро и г. де-Каркбю: этимъ я заставлю ихъ простить мнѣ мое вмѣшательство.
Она снова начала читать:
"Сверхъ того, я поручаю монастырю Святой Рутиліи воспитывать двадцать бѣдныхъ дѣвушекъ изъ Конде. Онѣ должны быть выбираемы его преосвященствомъ епископомъ и проводить въ монастырѣ четыре года.
«Дано въ Рюдмонѣ….
Клементина остановилась и положила бумагу на колѣна маркиза.
— Что вы скажете объ этомъ? спросила она. — Согласны вы на это?
Маркизъ не отвѣчалъ.
Она встала съ табурета и сѣла въ уголъ у камина. Она задыхалась.
Нѣсколько минутъ продолжалось мертвое молчаніе. Тишина ночи прерывалась только стукомъ часовъ и трескомъ огня.
Наконецъ, не будучи болѣе въ состояніи сопротивляться своему страху, Клементина встала на колѣна передъ маркизомъ.
— Мы переживаемъ теперь рѣшительный часъ. Я не хочу васъ принуждать, я высказываю вамъ только мое желаніе. Если оно кажется вамъ несправедливымъ, откажитесь его исполнить; но тогда не жалуйтесь, если я должна буду повиноваться голосу моей совѣсти.
Маркизъ долго колебался отвѣтомъ, наконецъ онъ рѣшился:
— Мы не можемъ разстаться, сказалъ онъ; — дайте мнѣ бумагу и перо.
Клементина тотчасъ поставила передъ нимъ маленькій столикъ со всѣми принадлежностями для письма.
Маркизъ приготовился писать завѣщаніе. Но его рука такъ дрожала, что онъ не былъ въ состояніи удержать пера.
— Подождите, сказала Клементина; — не торопитесь.
Она принесла ему чашку чаю съ ромомъ.
Но это нисколько не укрѣпило руку маркиза.
— Постойте, сказала тогда Клементина, — я буду водить вашей рукой. И, сѣвъ рядомъ съ нимъ, она обняла его одной рукой, взявъ въ другую пальцы его правой руки.
XLV.
правитьМаркизъ, кажется, захотѣлъ оправдать народное повѣрье, которое говоритъ, что для того, чтобы умереть, надо только сдѣлать завѣщаніе.
Дѣйствительно, черезъ недѣлю послѣ того, какъ Клементина написала его рукой завѣщаніе, онъ слегъ въ постель.
Маркизъ захворалъ, или, лучше сказать, былъ ослабленъ или той борьбой, которую онъ вынесъ съ Клементиной и съ самимъ собою, или страхомъ смерти, или какимъ нибудь другимъ обстоятельствомъ.
Хотя Клементина ненавидѣла доктора жилье, однако она не осмѣлилась ни не приглашать его, ни замѣнить его другимъ.
Жилье не призналъ существованія болѣзни; онъ сказалъ, что это только всеобщая слабость, которая, однако, его серьезно безпокоитъ.
Онъ постарался ободрить маркиза.
— Вы не хотѣли меня слушать, сказалъ онъ, смѣясь, — я васъ не виню: на вашемъ мѣстѣ я поступилъ-бы точно также. Не безпокойтесь, вы просто малокровны, и это легко пройдетъ при помощи гигіены, даже безъ помощи лекарствъ.
Но съ де-Каркбю, встрѣтившимъ его при выходѣ, жилье былъ гораздо откровеннѣе.
— Кончено, сказалъ онъ, — мы поддержимъ немного его жизнь, но на совершенное излеченіе невозможно разсчитывать. Надъ вами часто смѣялись, г. де. Каркбю, когда вы говорили, что будете наслѣдовать маркизу, однако это исполнится.
Но, къ удивленію доктора, отлично знавшаго характеръ де-Каркбю, тотъ не выказалъ ни малѣйшаго удовольствія; даже, казалось, что это извѣстіе его обезпокоило.
— Ужъ не любитъ-ли онъ своего кузена? спросилъ самъ себя докторъ. — Но нѣтъ, это невозможно: этотъ безсердечный старикъ не любилъ никого кромѣ себя; онъ должно быть боится, что наслѣдство отъ него ускользнетъ.
Это-то и было причиной безпокойства г. де-Каркбю, и онъ, проводивъ доктора, поспѣшилъ объясниться съ Клементиной.
Онъ послалъ за ней, но она отвѣчала, что не можетъ оставить маркиза. Онъ долженъ былъ ждать два часа, которые показались ему очень долгими. Никогда еще не былъ онъ въ такомъ волненіи.
Что-бы убить время, онъ забавлялся, разрывая на куски листы какой-то книги, которую онъ нашелъ открытой на одномъ изъ столовъ библіотеки. Разорвавъ всю книгу на маленькіе куски, онъ бросалъ ихъ за окно и смотрѣлъ, какъ они летали.
Наконецъ Клементина пришла.
— Жилье говоритъ, что Артуръ безнадеженъ, сказалъ живо де-Каркбю, идя къ ней навстрѣчу.
— Ахъ! Боже мой!
— Теперь не до сожалѣній. Что вы мнѣ скажете про завѣщаніе? Вы уже давно не говорили мнѣ ни слова.
— Мнѣ нечего было говорить, и я не хотѣла выдумывать, чтобы удовлетворить вашему нетерпѣнію.
— Вы видите, однако, теперь, что мое нетерпѣніе было вполнѣ справедливо; мы обмануты, и это благодаря вамъ.
— Какъ благодаря мнѣ?
— Зачѣмъ вы не заставили маркиза сдѣлать завѣщаніе.
— А вы сами отчего этого не сдѣлали?
— Я довѣрялъ вамъ.
— А развѣ я обманула ваше довѣріе? Развѣ я не сдѣлала, напротивъ, все, что было возможно для того, чтобы оправдать его? Я хотѣла, внушая маркизу религіозныя идеи, заставить его сознаться въ заблужденіяхъ молодости и уничтожить завѣщаніе въ пользу Денизъ, если оно было сдѣлано, что мнѣ кажется очень возможнымъ. Еслибы не эта болѣзнь, я достигла-бы этого результата. Что-же я могу теперь?
— Необходимо заставить маркиза уничтожить это завѣщаніе.
— Вы думаете, что нужно давать мнѣ совѣты? Позвольте мнѣ вернуться къ маркизу, и будьте увѣрены, что я сдѣлаю все, что только возможно. Довѣряете вы мнѣ?
Послѣ минутнаго колебанія, де-Каркбю отвѣчалъ, что для нея онъ дѣлаетъ, исключеніе изъ своего правила не вѣрить никому.
— Тогда надѣйтесь, сказала Клементина. — Идите прямо къ цѣли, безъ всякой чувствительности и замедленія, маркизъ уже погибъ, не все-ли равно, умретъ онъ днемъ раньше или позже?
— Вы оставайтесь въ замкѣ и наблюдайте, чтобы госпожа Меро или ея сынъ не могли проникнуть къ больному. Докторъ Жилье навѣрно уже предупредилъ ихъ о болѣзни маркиза и мы, конечно, будемъ подвергаться нападеніямъ съ ихъ стороны.
— Зачѣмъ вы позвали этого жилье?
— Не все-ли равно, тотъ или другой докторъ? Мы не можемъ скрывать болѣзни маркиза.
На другой день Клементина сказала де-Каркбю:
— Завѣщаніе, котораго мы такъ боялись, уничтожено.
— Отлично; но сдѣлалъ-ли маркизъ другое, благопріятное для насъ?
— Этого я не знаю.
— Какъ вы не знаете? Вы смѣетесь надо мной?
— Вы думаете, что моя задача легка? Это чудо, что я узнала то, что я теперь знаю; вы не можете себѣ представить, чего мнѣ стоило удалить сестру милосердія, запереть дверь въ кабинетъ, гдѣ сидитъ чтецъ, кромѣ того, сколькихъ усилій стоило мнѣ заставить говорить маркиза! Въ нѣсколько часовъ я едва добилась отъ него отвѣта, что это завѣщаніе уничтожено. Тогда я попыталась узнать, не сдѣлалъ-ли онъ другаго, но ничего не добилась отъ него, кромѣ слѣдующаго отвѣта; я повторяю его собственныя слова: „Я исполнилъ свой долгъ и умираю со спокойной совѣстью“.
— Но что-же онъ подразумѣваетъ подъ „своимъ долгомъ“? Это надо узнать.
— Это все, чего я могла добиться; мнѣ кажется, что это довольно много. Если этого мало, узнавайте сами. Однако, остерегайтесь сердить маркиза! Въ минуту гнѣва онъ способенъ уничтожить все, что сдѣлалъ въ спокойномъ расположеніи духа.
Де-Каркбю былъ въ сильномъ смущеніи.
Что хотѣлъ сказать маркизъ этими словами? Его долгомъ было отказать все имущество ему, Артемію де-Каркбю. Но такъ-ли онъ понималъ свой долгъ? При такомъ слабомъ умѣ все возможно.
Какъ удостовѣриться на этотъ счетъ? Было очень трудно спросить маркиза.
Не говоря уже объ опасности разсердить его прямыми вопросами, было невозможно даже остаться съ нимъ наединѣ. Удалить Клементину было легко, для этого стоило только сказать ей слово; но эта сестра милосердія, этотъ чтецъ въ сосѣдней комнатѣ! Какъ отъ нихъ избавиться?
И зачѣмъ только Клементина пустила этихъ людей въ замокъ? Она говоритъ, что маркизъ этого требовалъ. Надо было отказать ему. Къ чему эти двѣ сестры, которыя не оставляли маркиза ни на минуту, дежуря при немъ по очереди?
Особенно, зачѣмъ тутъ этотъ чтецъ?
Зачѣмъ было пускать въ замокъ этого человѣка, настоящимъ занятіемъ котораго было не читать надъ больнымъ, а напоминать умирающимъ, чтобы они пожертвовали что-нибудь одному изъ многочисленныхъ учрежденій аббата.
Пожертвованіе аббату Гилльсмитъ! Только этого не доставало!
Ахъ! какъ худо шло дѣло. Сколько трудностей, сколько безпокойства, сколько страха! И, въ довершеніе всего, надо было оставаться въ замкѣ и стеречь его двери. Какое печальное положеніе для законнаго наслѣдника!
Но въ этомъ несчастій у де-Каркбю были два утѣшенія, затрогивавшія его чувствительную струну.
Во-первыхъ, онъ помѣшалъ-бы Людовику и его матери видѣться съ маркизомъ. Это было для него не малымъ торжествомъ.
Второе утѣшеніе было совершенно другаго рода, хотя и не менѣе пріятное.
Маркизъ любилъ овощи въ маслѣ и не любилъ, чтобы въ кушаньяхъ было много соли и прянностей, а де-Каркбю это очень нравилось. И теперь, когда маркизъ принужденъ былъ слечь въ постель, де-Каркбю немедленно отправился на кухню и заказалъ обѣдъ по своему вкусу.
Еслибы только онъ зналъ, что содержится въ новомъ завѣщаніи!
Онъ долго ломалъ голову, но наконецъ долженъ былъ сознаться въ своемъ безсиліи.
Надо было ждать; и онъ, чтобы убить время, пилъ не переставая.
— Это удивительно, какъ безпокойство возбуждаетъ жажду! говорилъ де-Каркбю:
Онъ забывалъ, что соль также обладаетъ этимъ свойствомъ.
Однако, болѣзнь маркиза шла своимъ чередомъ и его слабость все болѣе и болѣе увеличивалась.
Онъ ничего не ѣлъ, почти не говорилъ. Два раза въ сутки, въ опредѣленное время, маркизъ выходилъ на нѣсколько часовъ изъ тяжелаго забытья; это бывало около десяти часовъ утра и между восемью и девятью вечера. Только въ эти часы онъ подавалъ признаки жизни.
Тогда онъ обыкновенно звалъ къ себѣ Клементину и высылалъ сестру милосердія въ сосѣднюю комнату.
Когда они оставались одни, маркизъ нѣжно привлекалъ къ себѣ Клементину и долго смотрѣлъ ей въ глаза.
— Глядите на меня прямо, говорилъ онъ, когда она опускала глаза.
Чего онъ хотѣлъ? Нѣсколько разъ Клементина спрашивала маркиза, но онъ постоянно давалъ одинъ и тотъ-же отвѣтъ:
— Я смотрю на васъ.
Не смотря на всѣ попытки, она ничего болѣе не добилась.
Было очевидно, что въ немъ происходила какая-то борьба. Чѣмъ она кончится? Вопросъ былъ сомнителенъ, тревоженъ. Къ счастью, у Клементины было уже завѣщаніе.
Въ тѣ-же часы пробужденія маркиза являлся и докторъ жилье, пріѣзжавшій два раза въ день, утромъ и вечеромъ.
Ночь седьмаго дня своей болѣзни маркизъ провелъ очень дурно и много жаловался; передъ пробужденіемъ у него былъ бредъ, потомъ съ нимъ сдѣлался обморокъ.
— Ахъ! докторъ, сказалъ онъ, увидя входящаго жилье, — я очень радъ, что вы пріѣхали, мнѣ надо переговорить съ вами наединѣ. Пусть насъ оставятъ однихъ и запрутъ двери.
Сестра милосердія тотчасъ-же вышла, но Клементина осталась на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ.
— Я просилъ, чтобы насъ оставили однихъ, сказалъ маркизъ
— Я это слышала, но не думала, чтобы это относилось и ко мнѣ. Должна я уйти?
Говоря эти слова, Клеметина подошла къ маркизу и взглянула ему въ лице.
— Да, я прошу васъ объ этомъ, сказалъ онъ, не глядя на нее.
XLVI.
правитьКогда Клементина вышла изъ комнаты, маркизъ знакомъ попросилъ доктора приблизиться.
— Докторъ, сказалъ онъ въ полголоса, — я хочу обратиться къ вамъ съ вопросомъ, на который просилъ-бы васъ отвѣтить откровенно. Вы слишкомъ искусны, чтобы обманываться, но, можетъ быть изъ состраданія, вы считаете полезнымъ обмануть меня. Я васъ заклинаю, не дѣлайте этого. Для меня и для другихъ очень важно, чтобы я зналъ истину. Вы видите, что мои силы совершенно истощены.
Дѣйствительно, онъ говорилъ отрывисто, пріискивая слова.
Всякій другой, кромѣ доктора, былъ-бы тронутъ при видѣ этого преждевременнаго старика, нѣкогда полнаго силы и здоровья, а теперь блѣднаго, истощеннаго, съ провалившимися глазами, сохранившаго отъ своей прежней красоты только густой лѣсъ сѣдыхъ волосъ.
Но доктора, къ счастью для нихъ самихъ и еще къ большему счастью для больныхъ, привыкнувъ видѣть страданія, не очень ими трогаются.
Пока маркизъ говорилъ, жилье старался угадать, кого тотъ разумѣлъ подъ „другими“, для которыхъ было важно, чтобы онъ зналъ состояніе своего здоровья.
Конечно, Людовика Меро. Можетъ быть, маркизъ хотѣлъ видѣть его, или сдѣлать завѣщаніе.
Послѣ своего перваго визита докторъ увѣдомилъ Людовика о болѣзни маркиза, и сказалъ, что, хотя по его мнѣнію, положеніе маркиза безнадежно, однако катастрофа еще не близка. Узнавъ это, Людовикъ отправился съ матерью въ замокъ, чтобы увидѣть маркиза, но пріемъ, который сдѣлалъ имъ де-Каркбю, заставилъ ихъ отказаться отъ своего намѣренія.
Желая избѣжать скандала, они не пытались болѣе проникнуть къ маркизу и только попросили доктора предупредить ихъ, когда положеніе маркиза станетъ опаснымъ, рѣшившись тогда силой проникнуть въ замокъ, во чтобы то ни стало.
Въ этихъ словахъ маркиза нельзя-ли было найти средство ввести Людовика въ замокъ? Не этого-ли желалъ маркизъ? Хотя жилье былъ мало услужливъ, однако онъ хотѣлъ, единственно изъ желанія оказать услугу, помочь Людовику сдѣлаться владѣльцемъ Рюдмона; онъ разъ уже пытался въ союзѣ съ Людовикомъ достичь этого, и пораженіе, нанесенное имъ Клементиной, очень раздражило его противъ нея. Она сыграла съ ними скверную шутку и онъ былъ бы очень доволенъ, еслибы могъ отплатить ей тѣмъ-же.
Всѣ эти соображенія заставили жилье рѣшиться отвѣчать маркизу откровенно.
Онъ былъ уже почти мертвъ, и, кромѣ того, надо было подумать о живыхъ.
— Правду, дорогой докторъ, продолжалъ маркизъ видя, что жилье колеблется, — скажите мнѣ правду, прошу васъ!
— Вы серьезно больны, сказалъ наконецъ докторъ, — но ваше положеніе не безнадежно$ мы постараемся поставить васъ на ноги.
Маркизъ наклонилъ голову съ жестомъ отчаянія.
— Конечно, продолжалъ жилье, — если вы намѣрены сдѣлать какія-нибудь распоряженія, то сдѣлайте ихъ: нотаріусъ и священникъ не убиваютъ, напротивъ они обезпечиваютъ спокойствіе духа.
Маркизъ поднялъ руку, показывая, что онъ хочетъ говорить, но долгое время изъ сжатаго горла вырывались только несвязные звуки.
— Довольно, довольно, сказалъ онъ наконецъ, — благодарю васъ за то, что вы меня предупредили. Мнѣ надо дѣйствовать осторожно, а это очень трудно для такой слабой головы, какъ моя$ я не долженъ преждевременно огорчать дорогую мнѣ особу, но, съ другой стороны, я также не долженъ болѣе забывать, я хочу сказать, удалять отъ себя тѣхъ, кого я люблю, такъ какъ я рискую не увидѣть ихъ болѣе.
Не было никакого сомнѣнія, что дѣло шло о Людовикѣ Меро; та особа, которую маркизъ не хотѣлъ огорчать, была его любовница, та-же, которую онъ хотѣлъ увидѣть, былъ его молодой племянникъ.
— Я бы желалъ, продолжалъ маркизъ, — чтобы вы съѣздили въ Ганнебо, въ монастырь Святой Рутиліи и привезли-бы оттуда одну молодую дѣвушку, Денизъ Лажоле.
— Я сейчасъ отправлюсь, но отпустятъ-ли со мной эту дѣвушку? Вы, кажется ея опекунъ?
— Да, да, ея опекунъ.
— Одно ваше слово уничтожитъ всѣ препятствія, если мнѣ они представятся.
— Такому человѣку, какъ вы, докторъ, не сдѣлаютъ никакихъ препятствій, этого быть не можетъ.
— Надо все предвидѣть.
— Писать это меня истощаетъ, а мнѣ необходимо беречь остатокъ моихъ силъ; вы видите, что этотъ разговоръ совершенно меня обезсилилъ. Поѣзжайте, умоляю васъ; скажите, что вы пріѣхали отъ моего имени.
— Я только напишу рецептъ и сейчасъ-же поѣду; черезъ два часа я вернусь.
Написавъ рецептъ, жилье отворилъ дверь въ комнату, въ которой была, сестра милосердія, и попросилъ позвать госпожу Клементину. Ее стали искать, но нигдѣ не нашли. Тогда докторъ далъ нужныя инструкціи сестрѣ милосердія и вышелъ, ободривъ нѣсколькими словами маркиза.
Клементина не явилась на зовъ доктора не потому, чтобы ее не могъ найти посланный за ней слуга.
Оставивъ комнату маркиза, когда тотъ объявилъ, что онъ желаетъ остаться наединѣ съ докторомъ, Клементина прокралась въ кабинетъ, соединявшійся со спальной маркиза вышитой портьерой, и тамъ неподвижно и сдерживая дыханіе, слушала все, что было говорено между маркизомъ и докторомъ.
— А! такъ онъ хотѣлъ видѣть Денизъ!
Выйдя изъ своей засады, пока жилье писалъ рецептъ, она направилась въ столовую, гдѣ де-Каркбю спокойно занимался леченьемъ своей лихорадки.
— Бѣгите въ конюшню, сказала она, обращаясь къ лакею, который прислуживалъ де-Каркбю, — пусть запрягутъ въ фаэтонъ „Дочь вѣтра“. Живѣе! Потомъ, обращаясь къ де-Каркбю, который, со стаканомъ въ рукѣ, неподвижно смотрѣлъ на нее, она прибавила:
— А вы сейчасъ отправитесь въ Ганнебо.
— Артуру хуже?
— Не спрашивайте меня; минуты теперь стоятъ милліоновъ. Вы поѣдете въ монастырь святой Рутиліи и скажете настоятельницѣ, чтобы она, если пріѣдутъ за Денизъ….
— За Денизъ! вскричалъ де-Каркбю.
— Да слушайте-же меня, прервала его нетерпѣливо Клементина; — если кто-нибудь пріѣдетъ за Денизъ, чтобы ее не довѣряли никому, безъ приказанія аббата Гилльсмитъ. Потомъ вы отправитесь къ аббату и скажете ему отъ моего имени, что его присутствіе здѣсь необходимо, и привезете его сюда. Возвращайтесь черезъ Шевильеръ.
— Это будетъ дальше.
— Такъ надо. Не пытайтесь угадывать; когда вы вернетесь, я объясню вамъ все. Знайте только, что если вы не исполните всего этого точно и, главное, скоро, то черезъ два часа Денизъ будетъ въ замкѣ, и маркизъ сдѣлаетъ ее своей наслѣдницей.
Эти слова заставили вскочить де-Каркбю.
— Я ѣду, сказалъ онъ.
И, не допивъ даже своего стакана, бросился вонъ. Фаэтонъ былъ уже заложенъ, и Клементина увидѣла, какъ де-Каркбю помчался во всю прыть „Дочери вѣтра“, лучшаго рысака во всей окрестности.
Тогда, немного успокоившись, Клементина отправилась въ комнату маркиза; проходя черезъ библіотеку, она встрѣтила доктора.
— Какъ находите вы нашего больнаго? спросила она.
Жилье хотѣлъ поскорѣе отдѣлаться отъ нея, но она съумѣла задержать его своими вопросами добрыхъ четверть часа.
Этой четверти часа было болѣе чѣмъ достаточно для того, чтобы де-Каркбю успѣлъ исполнить во время свое двойное порученіе.
Когда жилье объяснилъ матери Алисѣ цѣль своего посѣщенія, она выказала удивленіе, соединенное съ замѣшательствомъ.
— Вы требуете, сказала она, — чтобы я отпустила съ вами молодую дѣвушку, довѣренную намъ; я не смѣю взять на себя такую отвѣтственность, обратитесь, если вамъ угодно, къ г. декану.
— Но время не терпитъ; необходимо, чтобы эта дѣвушка увидѣла своего умирающаго опекуна. Сегодня вечеромъ, можетъ быть, будетъ уже поздно; жизнь маркиза виситъ на волоскѣ.
— Я все это понимаю, и я увѣрена, что г. аббатъ тронется этимъ. Обратитесь къ нему, это не долго, задержитъ васъ. Черезъ десять минутъ вы можете уже вернуться съ разрѣшеніемъ.
Докторъ отправился въ церковь, но тамъ ему сказали, что г. деканъ ушелъ и неизвѣстно когда вернется.
Жилье опять явился въ монастырь, но настоятельница осталась непреклоннапросьбы, увѣщанія все было безполезно; она объявила, что позволитъ взять Денизъ только съ разрѣшенія аббата Гилльсмитъ или по письменному приказанію маркиза де-Рюдмонъ.
Это было сказано вѣжливо, но твердо.
Жилье возвратился въ Рюдмонъ, но онъ нашелъ маркиза въ забытьи и не посмѣлъ употребить сильныхъ средствъ, чтобы пробудить въ немъ сознаніе.
Онъ не могъ предвидѣть результата, а въ томъ положеніи, въ которомъ находилась болѣзнь маркиза, ничего не должно было предоставлять случаю. Тогда, не зная что дѣлать, жилье рѣшился отправиться въ Конде и разсказать все Людовику Меро.
XLVII.
правитьПоручая де-Каркбю привезти въ Рлодмонъ аббата Гилльсмитъ и помѣшать Денизъ оставить монастырь Святой Рутиліи, Клементина хотѣла только выиграть время.
Видя ясно положеніе маркиза, она поняла, что лучшимъ средствомъ уменьшить опасность было сдѣлать такъ, чтобы она разразилась какъ можно позднѣе.
Конечно, лучше всего было бы ее уничтожить. Но какъ? Какъ открыто помѣшать Денизъ и Людовику войти въ замокъ, когда маркизъ ихъ звалъ?
Надо было употреблять въ дѣло хитрость, а не открытое сопротивленіе.
Увидя подъѣзжавшую карету доктора, Клементина почувствовала сильное волненіе.
Былъ-ли онъ одинъ? Или съ Денизъ? Разстояніе помѣшало ей удостовѣриться, не смотря на все ея вниманіе.
Наконецъ, карета появилась передъ замкомъ. Онъ былъ одинъ. Значитъ де-Каркбю поспѣлъ во время.
Конечно, опасность еще не прошла, но время было выиграно.
Черезъ часъ послѣ отъѣзда доктора, аббатъ Гилльсмитъ явился въ Рюдмонъ.
Клементина встрѣтила его съ изъявленіями живѣйшей благодарности.
Она объяснила ему, что маркизъ выразилъ желаніе его видѣть и она поспѣшила послать г. де-Каркбю въ Ганнебо. Но, къ несчастію, маркизъ теперь въ безпамятствѣ, и неизвѣстно, когда къ нему снова вернется сознаніе. Ей очень жаль, что напрасно она потревожила г. аббата.
— Это ничего, отвѣчалъ аббатъ, — я подожду.
Но это не входило въ планъ Клементины.
Поставивъ аббата въ невозможность позволить взять Денизъ изъ монастыря, она достигла всего, чего она отъ него хотѣла. Изъ его свиданія съ маркизомъ она не могла ожидать ничего хорошаго, а, напротивъ, могла бояться худаго. Могъ зайти разговоръ о завѣщаніи, и аббатъ съумѣлъ бы устранить невыгодныя для него распоряженія. Съ такимъ человѣкомъ надо было держать ухо остро.
И такъ, надо было помѣшать этому свиданію, но какъ?
Можно было прямо сказать аббату, что маркизъ намѣренъ просить его привезти Денизъ, но что если это случится раньше извѣстнаго времени, то завѣщаніе въ пользу монастыря Святой Рутиліи будетъ уничтожено.
Но это простое средство было въ тоже время очень грубо. Аббатъ, котораго Клементина знала за человѣка осторожнаго, могъ испугаться такого прямаго сообщничества. Онъ могъ воспротивиться ея плану, надо было бы убѣждать его, а время было дорого.
Поэтому Клементина рѣшила употребить другое, вѣрное средство, имѣвшее еще то преимущество, что оно вполнѣ согласовалось съ ея обыкновеннымъ образомъ дѣйствій.
— Я не знаю, сказала она, понизивъ голосъ, — будетъ-ли благоразумно дожидаться пробужденія нашего бѣднаго больнаго.
— Почему же это?
— Потому что, мнѣ кажется, что для васъ было бы лучше не видѣть его совсѣмъ.
— Если это такъ, то зачѣмъ же вы посылали за мной?
— Маркизъ этого желалъ, и совѣсть запрещала мнѣ не исполнить желанія больнаго; но, отправивъ за вами де-Каркбю, я въ тайнѣ надѣялась, что онъ васъ не найдетъ.
— Онъ меня нашелъ.
— Безъ сомнѣнія; но, съ другой стороны, само Провидѣніе помѣшало вашему свиданію съ маркизомъ.
— Еще одинъ вопросъ: почему вы считаете неблагоразумнымъ это свиданіе?
— Я отвѣчу вамъ откровенно; я имѣю причины думать, что маркизъ сдѣлалъ завѣщаніе въ пользу монастыря Святой Рутиліи. Если это такъ, то благоразумно-ли будетъ, чтобы вы, основатель и начальникъ этого монастыря, посѣщали маркиза во время его болѣзни, которая, увы! угрожаетъ убить его. Я очень не свѣдуща въ дѣлахъ, но мнѣ кажется, что законъ запрещаетъ доктору и священнику, ухаживавшимъ за больнымъ, получать послѣ него наслѣдство.
Аббатъ Гилльсмитъ, отлично знавшій 909-й параграфъ кодекса, былъ очень удивленъ, услышавъ его почти слово въ слово отъ этой „несвѣдущей въ дѣлахъ“ молодой женщины.
— Мнѣ кажется, отвѣчалъ онъ, — что въ законахъ есть что-то подобное.
— Такимъ образомъ, ваше присутствіе у постели маркиза можетъ быть истолковано въ дурную сторону и сдѣлаться въ рукахъ вашихъ враговъ средствомъ къ уничтоженію завѣщанія.
— Однако, если г. маркизъ желаетъ меня видѣть?…
— Да, онъ желалъ, но я не думаю, чтобы это имѣло серьезное основаніе:, проснувшись, онъ, можетъ быть, даже не вспомнитъ о своемъ желаніи.
Аббатъ колебался одно мгновеніе, но онъ не видѣлъ чего она добивается, она могла быть откровенной и дѣйствительно бояться за завѣщаніе.
— Если вы думаете, что мое присутствіе здѣсь безполезно, сказалъ онъ наконецъ, — я не настаиваю; у меня есть другія дѣла, которыя я не хотѣлъ-бы бросать. Если г. маркизу мои услуги не могутъ принести большой пользы, то я прошу у васъ позволенія возвратиться къ моимъ занятіямъ. Только я долженъ васъ предупредить, что я возвращусь въ Ганнебо не раньше какъ послѣ завтра утромъ.
Услышавъ эти слова, Клементина подумала, какъ пріятно говорить о важныхъ дѣлахъ съ людьми, понимающими съ полусловъ. Она спросила аббата, куда онъ желаетъ, чтобы его проводили.
— На станцію.
Она была спасена! Пока аббатъ будетъ далеко отъ Ганнебо, Денизъ останется въ монастырѣ на все необходимое время.
Послѣ отъѣзда аббата, Клементина дала наконецъ де-Каркбю всѣ объясненія, которыхъ тотъ нетерпѣливо ждалъ.
— А Людовикъ? сказалъ онъ, когда Клементина кончила свой разсказъ. — Я не вижу, чтобы вы приняли какія-нибудь предосторожности противъ его вторженія въ Рюдмонъ.
— Какихъ-же вы хотите предосторожностей? Я не могу велѣть жандармамъ арестовать его.
— Я ничего не понимаю въ этихъ тонкостяхъ; но вы должны найти средство, это ваше дѣло. Это входитъ въ нашъ уговоръ. Я не отступаю отъ своихъ словъ, но только подъ условіемъ, что и вы исполните вашу задачу.
— Хорошо! Я нашла средство, но вы должны привести его въ исполненіе.
— Я только что вернулся изъ Ганнебо и страшно голоденъ.
— То, что я вамъ посовѣтую, не помѣшаетъ вамъ ѣсть. Я хочу, чтобы вы не допустили Людовика войти къ маркизу.
— Какъ это?
— Я не знаю… затѣйте съ нимъ какой-нибудь пустой споръ, скажите ему, что онъ хочетъ убить маркиза, что вы этого не допустите… однимъ словомъ, сдѣлайте такъ, чтобы онъ могъ пройти только силой. Я увѣрена, что онъ никогда не рѣшится поднять на васъ РУКУ — Хотѣлъ бы я это увидѣть!
Къ счастью, де-Каркбю не пришлось этого увидѣть, потому что Людовикъ не приходилъ въ Рюдмонъ.
Вернувшись въ Конде, докторъ жилье тотчасъ отправился въ судъ, чтобы увѣдомить Людовика Меро о случившемся, но не нашелъ его тамъ. Ему сказали, что г. Меро отправился производить слѣдствіе о какомъ-то пожарѣ, случившемся въ окрестностяхъ.
— Когда онъ вернется, сказалъ докторъ, — скажите ему, что я его ожидаю.
Но вмѣсто того, чтобы ждать, докторъ принужденъ былъ отправиться въ семь часовъ вечера къ маркизѣ Вильпердри, которая мучилась родами.
Только въ семь часовъ утра все было кончено, и жилье прямо отправился къ маркизу де Рюдмонъ не заѣзжая въ Конде.
Во время его отсутствія болѣзнь приняла серьезный оборотъ;маркизу осталось жить уже не нѣсколько дней, а едва нѣсколько часовъ. Агонія еще не началась, но все предвѣщало ея близость.
Маркизъ узналъ доктора и, вмѣсто того, чтобы отвѣчать на его вопросы, онъ повторялъ: „Денизъ, Денизъ!“
— Маркизъ уже нѣсколько разъ требовалъ свою воспитанницу, сказала Клементина. — Я сейчасъ только послала за ней.
Довольный тѣмъ, что ему не придется ѣхать въ Ганнебо, жилье тотчасъ отправился въ Конде, спѣша привезти Людовика въ Рюдмонъ.
Если-бы Людовикъ и Денизъ застали маркиза еще въ живыхъ!
Жилье сдѣлалъ все, что было возможно, и не его вина, если стеченіе неблагопріятныхъ обстоятельствъ разрушило всѣ его соображенія.
XLVIII.
правитьВидя, что сознаніе не вернется болѣе къ маркизу, Клементина рѣшилась уступить его безпрестаннымъ просьбамъ и послать за Денизъ.
Сестра милосердія и чтецъ слышали эти просьбы, и ихъ показанія на судѣ могли послужить доказательствомъ, что она не допускала никого къ постели маркиза.
Но это рѣшеніе было такъ важно и могло привести къ такимъ печальнымъ послѣдствіямъ, что Клементина не рѣшилась привести его въ исполненіе до пріѣзда доктора.
Она хотѣла знать навѣрное, что она не обманывается, и что это свиданіе Денизъ съ маркизомъ, не представляя никакой опасности въ настоящемъ, могло послужить предосторожностью для будущаго.
Увѣрившись въ этомъ, она не поколебалась выставить уже исполненнымъ то, съ чѣмъ она такъ долго медлила. Этимъ она выказывала свою готовность исполнять желанія умирающаго, и вмѣстѣ съ тѣмъ достигала того, что Денизъ пріѣдетъ въ замокъ одна, а не въ сопровожденіи доктора.
Когда Клементина сообщила о своемъ намѣреніи де-Каркбю, тотъ началъ кричать, и объявилъ, что не пуститъ никого въ замокъ.
Однако, она успѣла объяснить ему, что если въ извѣстное время было хорошо держать двери запертыми, то также надо было искусно открыть ихъ въ извѣстный моментъ, чтобы показать, что онѣ никогда и не были заперты.
— Такъ мы принуждены будемъ увидѣть здѣсь эту проклятую дочь комедіантки?
— И вашего дорогаго племянника.
— Но увѣрены-ли вы, что маркизъ ихъ не узнаетъ? Вѣдь это значитъ играть съ огнемъ.
— Посмотрите на него сами.
— Вы знаете, что я не люблю смотрѣть на умирающихъ; это внушаетъ печальныя мысли.
— Я считала васъ безсмертнымъ.
— Не шутите съ этимъ, я вамъ запрещаю.
Войдя въ комнату больнаго, де-Каркбю невольно отступилъ назадъ.
Смерть уже поразила маркиза: его дыханіе было прерывисто, раскрытый воротъ рубашки выказывалъ исхудалую грудь, которая отъ времени до времени судорожно вздрагивала. Капли пота выступали на его лицѣ; глаза были широко открыты, но зрѣніе уже потухло.
Гробовое молчаніе, царившее въ этой комнатѣ, нарушалось только голосомъ сестры милосердія, которая, стоя на колѣняхъ у постели, въ полголоса читала молитвы.
Въ сосѣдней комнатѣ чтецъ старался доказать, что онъ добросовѣстно исполняетъ свою обязанность.
— Денизъ! звалъ больной, — Денизъ!
На его лицѣ изображался ужасъ, и онъ судорожно протягивалъ впередъ руки.
Даже мало чувствительный де-Каркбю былъ взволнованъ.
Клементина увидѣла, что онъ поблѣднѣлъ.
— Что съ вами? сказала она.
— Я не люблю этого, прошепталъ онъ, пятясь вонъ изъ комнаты маркиза.
Де-Каркбю былъ страшно взволнованъ, все около него плясало; къ счастью, запахъ рома во время укрѣпилъ его.
Дѣйствительно, на столикѣ, на который онъ случайно оперся, стояла откупоренная бутылка, изъ которой чтецъ почерпалъ отъ времени до времени новыя силы.
— Хорошій ромъ, хорошій ромъ! сказалъ де-Каркбю, взявъ машинально въ руки эту бутылку и наслаждаясь ея ароматомъ.
И, повторяя эти слова, онъ вышелъ изъ комнаты.
Клементина заняла свое обыкновенное мѣсто у постели маркиза. Вдругъ послышался стукъ подъѣзжавшаго экипажа.
Клементина приподняла занавѣсъ: это была Денизъ съ монахиней.
Критическая минута наступила. Дверь спальни отворилась, и Денизъ вошла.
Окинувъ ее быстрымъ взглядомъ, Клементина тотчасъ-же обратилась къ маркизу; онъ былъ главнымъ лицемъ начинавшейся драмы.
Денизъ стала на колѣни у постели маркиза и поцѣловала его руку.
Онъ не пошевелился. Тогда Денизъ устремила на Клементину съ нѣмымъ вопросомъ свои полные слезъ глаза.
— Да, отвѣчала та шепотомъ, — ему очень плохо.
— Боже мой! Боже мой! прошептала Денизъ.
И она снова поцѣловала нѣсколько разъ руку умирающаго.
— Денизъ! сказалъ онъ наконецъ, — Денизъ!
— Да, я здѣсь… я, Денизъ.
— Денизъ? прошепталъ больной, перемѣняя тонъ и какъ-бы спрашивая самаго себя.
Она наклонилась надъ нимъ.
— Я здѣсь, мой крестный, сказала она.
При этомъ знакомомъ словѣ маркизъ вздрогнулъ, и въ его потухшихъ глазахъ блеснулъ огонь.
— Посмотрите на меня, продолжала Денизъ, — узнаете-ли вы меня, крестный?
— Крестный? повторилъ онъ.
Клементина съ безпокойствомъ слѣдила за этой сценой.
Очевидно, въ маркизѣ происходила страшная борьба жизни со смертью. Чѣмъ она кончится?
Маркизъ сдѣлалъ усиліе и, повернувъ голову къ Денизъ, онъ смотрѣлъ на нее уже не потухшими глазами, но яснымъ и живымъ взоромъ.
Онъ смотрѣлъ на нее пристально нѣсколько минутъ и его губы шевелились, какъ-бы произнося безсвязныя слова.
— Говорите, сказалъ наконецъ маркизъ, — говорите!
— Чего вы хотите крестный?
— Ея голосъ! прошепталъ онъ, не отвѣчая на вопросъ Денизъ. — Это ея голосъ! Однако вы не Денизъ.
Дѣйствительно, эти два года ее значительно измѣнили: она развилась, выросла, и дѣтская живость замѣнилась спокойной и ясной красотой, которую еще болѣе увеличивалъ ея строгій костюмъ, состоявшій изъ сѣраго шерстянаго платья съ чернымъ капюшономъ и большимъ серебряннымъ крестомъ на груди.
Ея сходство съ матерью поразило маркиза.
— Эмма! сказалъ онъ.
Но въ туже минуту сознаніе освѣтило его умъ, и онъ вскричалъ уже болѣе сильнымъ голосомъ:
— Денизъ! моя дочь! моя дочь!
Клементина была поражена этимъ, какъ громомъ.
Слишкомъ рано! Она доставила это свиданіе слишкомъ рано! Маркизъ далеко не былъ такъ безнадеженъ, какъ она думала, какъ думалъ и докторъ жилье.
Теперь всего можно было бояться, все было возможно! Она знала, что иногда умирающіе въ послѣднюю минуту сбираютъ остатокъ энергіи, чтобы бороться противъ смерти. Не случится-ли это съ маркизомъ?
Думая это, Клементина не спускала съ него глазъ.
Денизъ обнимала его со слезами.
— Я здѣсь, говорила она, — я останусь возлѣ васъ, мой крестный.
— Не называй меня крестнымъ, прервалъ ее маркизъ, — называй меня отцемъ; ты моя дочь.
Она взглянула на него съ удивленіемъ. Что онъ сказалъ? Прежде онъ никогда не говорилъ ей „ты“.
— Дочь моя! Дочь моя! повторялъ маркизъ.
Въ эту минуту онъ увидѣлъ Клементину, смотрѣвшую на него черезъ плечо Денизъ.
— Я хочу, чтобы меня оставили одного съ Денизъ, сказалъ онъ твердымъ голосомъ.
Сестра милосердія тотчасъ встала, чтобы выйти, но, видя, что Клементина не думаетъ за ней слѣдовать, она остановилась въ недоумѣніи среди комнаты.
Клементина поняла это колебаніе; одну минуту она спрашивала себя, что ей дѣлать. Остаться во что бы то ни стало, или, напротивъ, уйти и оставить маркиза наединѣ съ его дочерью? Она рѣшилась на послѣднее. До этой минуты она показывала, что всегда исполняетъ всѣ желанія маркиза. Поэтому, ей было невыгодно противиться ему въ послѣднюю минуту при свидѣтеляхъ, которые могли легко угадать причину ея неповиновенія. Ей было только нужно знать, что будетъ говорить маркизъ своей дочери. Для этого стоило только спрятаться за портьерой, изъ-за которой она подслушала разговоръ маркиза съ докторомъ; зная опасность, легко будетъ устранить ее.
И Клементина вышла, сдѣлавъ знакъ сестрѣ милосердія, чтобы та слѣдовала за ней.
XLIX.
правитьЧтобы дойти до того-мѣста, гдѣ она пряталась, Клементина должна была сдѣлать обходъ, пройти нѣсколько комнатъ, и, кромѣ того, стараться не дѣлать шуму: все это требовало времени.
Когда она спряталась наконецъ и могла слышать то, что говорилось между маркизомъ и Денизъ, она увидѣла, что ихъ слова не служили продолженіемъ того, что при ней говорилось.
— Дай мнѣ все нужное для письма, говорилъ маркизъ.
Онъ хотѣлъ писать! Клементина тихонько раздвинула портьеру, за которой она была спрятана.
Маркизъ былъ какъ разъ противъ нея.
Съ помощью Денизъ, которая подложила ему подъ спину нѣсколько подушекъ, онъ могъ на половину приподняться, лице его было оживлено, чего съ нимъ не было ни разу со времени его болѣзни.
Это было дѣйствительно чудесно, сколько времени будетъ его поддерживать это оживленіе? Вотъ вопросъ, который Клементина задавала себѣ. Она должна была позволить Денизъ войти въ эту комнату не раньше, какъ послѣ смерти маркиза. Какую глупость она сдѣлала! Нечаянно проведя рукою по лбу, она почувствовала его покрытымъ холоднымъ потомъ.
Неужели она боялась? Надо было дѣйствовать, не медля ни минуты.
— Я былъ очень виноватъ передъ тобою, дочь моя, продолжалъ маркизъ прерывающимся голосомъ; — но я могу еще исправить главную вину. Скорѣе, скорѣе, дай мнѣ бумагу и перо.
Денизъ оглядѣлась кругомъ.
Столикъ, на которомъ докторъ жилье писалъ свои рецепты, стоялъ на обычномъ мѣстѣ, и на немъ лежало все нужное для письма.
Денизъ подбѣжала къ столу и принесла его весь къ постели.
— Скорѣе, сказалъ маркизъ. — О, Боже мой, дай мнѣ силу окончить начатое!
Денизъ положила передъ нимъ бумагу, и обмакнувъ перо въ чернила, подала его маркизу.
Кровь застыла въ жилахъ Клементины, она глядѣла, не переводя духа. Неужели онъ напишетъ? Тогда все пропало. Довольно было одной строчки, чтобы завѣщаніе, которое она носила зашитымъ въ карманѣ, превратилось въ клочекъ ничего нестоющей бумаги. Неужели маркизъ напишетъ эту строчку?
Маркизъ хотѣлъ взять перо, но рука не повиновалась ему.
— О Боже мой! со вздохомъ сказалъ онъ, — я не могу….
Клементина вздохнула свободно.
— Дай мнѣ перо, повторилъ маркизъ.
— Вотъ оно, крестный.
— Скажи, отецъ; зови меня отцемъ, можетъ быть, это слово придастъ мнѣ силы.
— Вотъ оно, отецъ!
— О! дочь моя, дитя мое!
Но волненіе, вмѣсто того, чтобы укрѣпить маркиза, сдѣлало его руки еще болѣе дрожащими.
— Я не могу, сказалъ онъ.
— Прошу васъ, сказала Денизъ, — не утомляйтесь такъ, къ чему писать?
— Я долженъ исправить зло, обезпечить твое замужество съ Людовикомъ. Дай перо; помоги мнѣ, я хочу написать: „Я оставляю все мое состояніе Денизъ Лажоле“, поставить число и подписать. Ты будешь повторять мнѣ буквы, по мѣрѣ того, какъ я буду писать. Положи мою руку на бумагу и сожми пальцы.
Она хотѣла это сдѣлать, но не могла, его пальцы не сгибались. Тогда онъ опустился на подушку.
— Это невозможно, я никогда не буду въ состояніи написать это. Надо послать за нотаріусомъ. Пошли скорѣе Валерія за нотаріусомъ въ Фромантель, онъ самый ближайшій. Надо торопиться…
Она позвонила, но Валерій не пришелъ.
Въ ту минуту, какъ маркизъ сказалъ: „Пошли Валерія за нотаріусомъ“, Клементина поспѣшно оставила свое мѣсто и побѣжала въ переднюю. Маркизъ самъ былъ не въ состояніи писать, но могъ передать свою волю; надо было, значитъ, помѣшать этому и не дать нотаріусу прибыть во время.
Когда Валерій, услышавъ звонокъ Денизъ, пошелъ по этому зову, Клементина встрѣтила его передъ спальней маркиза.
— Возьмите экипажъ, сказала она, — и поѣзжайте въ Ганнебо, въ монастырь Св. Рутиліи, скажите настоятельницѣ, что Денизъ остается въ замкѣ. Поѣзжайте сейчасъ-же.
Отправить Валерія въ Ганнебо значило выиграть время и, съ другой стороны, отдѣлаться отъ человѣка, который имѣлъ обыкновеніе быстро исполнять приказанія маркиза и понимать его съ полусловъ.
Скоро послышался вторичный звонокъ, который Валерій не могъ слышать, лотомъ Денизъ позвонила въ третій разъ.
Тогда Клементина рѣшилась вмѣсто Валерія послать горничную.
— Если позовутъ Валерія, то вы скажете, что онъ вышелъ.
Черезъ нѣсколько минутъ горничная вернулась.
— Маркизъ приказалъ послать сейчасъ-же за фромантельскимъ нотаріусомъ.
— Самъ маркизъ?
— Нѣтъ… барышня, которая у него.
— Хорошо, подите и скажите маркизу, что я сейчасъ пошлю за нотаріусомъ г-на де-Каркбю.
Сказавъ это, Клементина пошла въ курительную комнату, гдѣ сидѣлъ де-Каркбю.
— Оправились-ли вы? спросила она его.
— Въ первый разъ въ жизни ромъ кажется мнѣ горекъ, сказалъ онъ.
— Вамъ нужно движеніе, и я вамъ доставлю случай. Вы знаете, что Денизъ пріѣхала?
— Да, я слышалъ.
— Она видѣла маркиза и, что удивительно, онъ узналъ ее.
— Онъ узналъ ее! вскричалъ, вскакивая съ мѣста, де-Каркбю. — Что я вамъ говорилъ?
— Онъ не только ее узналъ, продолжала Клементина, — но еще хочетъ сдѣлать завѣщаніе…
— Въ пользу Денизъ?
— Въ пользу Денизъ.
— Что я вамъ говорилъ!
И онъ сталъ браниться.
— Успокойтесь, онъ не могъ написать его.
— Что-же вы этого сразу не сказали?
— Тогда онъ потребовалъ нотаріуса, и я для того пришла сюда, чтобы передать вамъ, чтобы вы ѣхали за нотаріусомъ въ Фромантель.
— Чтобы я ѣхалъ за нотаріусомъ для того, чтобы онъ написалъ завѣщаніе въ пользу этой змѣи? Вы или считаете меня за дурака, или съ ума сошли.
— Я оттого обращаюсь къ вамъ, что если за нотаріусомъ поѣдетъ кто-нибудь другой, то онъ привезетъ его, вы же — другое дѣло. Вы сядете въ шарабанъ и выѣдете какъ можно скорѣе изъ Рюдмона, но, отъѣхавъ немного, пустите лошадь шагомъ и такъ доѣдете до первыхъ домовъ Фромантеля, оттуда повернете и поѣдете назадъ опять шагомъ, а въ Рюдмонъ пріѣдете опять въ галопъ и скажете, что не нашли нотаріуса. Вы понимаете, что въ это время нашъ больной потеряетъ остатокъ силъ, возвращенныхъ ему чудомъ и если онъ еще не умретъ, то будетъ уже во всякомъ случаѣ въ агоніи. Тогда завѣщанія не будетъ и мы будемъ спокойны, что сдѣлали все возможное.
Де-Каркбю вздрогнулъ.
— Вы меня пугаете! сказалъ онъ.
Но Клементина его не слушала; она торопилась возвратиться на свой наблюдательный постъ.
Придя туда, она нѣсколько минутъ ничего не слыхала, кромѣ тяжелаго дыханія маркиза.
Она тихонько раздвинула занавѣсъ и увидѣла, что маркизъ лежитъ, устремивъ глаза на Денизъ, которая сидѣла у постели, держа его руки въ своихъ. Онъ казался почти такъ-же слабъ, какъ во время пріѣзда Денизъ. Нотаріуса нечего было бояться.
Вдругъ онъ прошепталъ:
— Нотаріуса все нѣтъ… онъ пріѣдетъ слишкомъ поздно.
Потомъ, помолчавъ немного, онъ прибавилъ:
— Надо позвать Клементину, она можетъ все спасти, уничтоживъ завѣщаніе; но тогда, дочь моя, ты должна будешь дать ей то, что она хотѣла дать Людовику и тебѣ.
Не понимая ничего въ этихъ словахъ, Денизъ глядѣла на маркиза, думая не бредитъ ли онъ.
— Прошу васъ, сказала она, не тревожьтесь такъ.
— Ты обѣщаешь, неправда-ли? продолжалъ онъ. — Еслибы ты знала, какъ она была добра ко мнѣ! Скажи, что ты обѣщаешь.
Денизъ подумала, что для его успокоенія слѣдуетъ отвѣчать утвердительно.
— Да, сказала она, — я сдѣлаю все, что вы хотите.
— Въ такомъ случаѣ, скажи, чтобы ее попросили сюда.
Денизъ позвонила и передала приказаніе маркиза.
Но Клементина не вышла изъ-за скрывавшей ее портьеры, и ее напрасно искали по всему замку. Право, этотъ бѣдный маркизъ былъ очень наивенъ, предполагая, что она могла своими руками уничтожить завѣщаніе, стоившее ей столькихъ трудовъ.
Въ эту минуту на дворѣ замка раздался стукъ пріѣхавшаго экипажа. Кто это могъ быть?
Можетъ быть Людовикъ?
Она не ошиблась.
Скоро дверь спальни маркиза отворилась и въ нее поспѣшно вошелъ Людовикъ, а за нимъ г-жа Меро.
Клементина взглянула на маркиза: казалось, онъ впалъ въ безпамятство. Людовикъ опоздалъ!
L.
правитьТо, что произошло при пріѣздѣ Денизъ, возобновилось опять: маркизъ, казалось, оживился. Но Клементина видѣла, что это второе оживленіе было гораздо слабѣе перваго: очевидно было, что силы его истощались; эти два возбужденія, слѣдовавшія одно за другимъ, должны были ускорить развязку.
Послѣ перваго впечатлѣнія радости, маркизъ соединилъ руки Людовика и Денизъ.
— Останьтесь, сказалъ онъ, — не оставляйте меня болѣе, не оставляйте другъ друга.
Потомъ, помолчавъ немного, онъ сказалъ, обращаясь къ Денизъ:
— Объясни, чего я хочу.
Когда Людовикъ узналъ, что за нотаріусомъ отправился его дядя, онъ поспѣшно всталъ и сдѣлалъ матери знакъ, что желаетъ съ ней поговорить.
Тогда, отойдя съ нею въ ту сторону, гдѣ была спрятана Клементина, онъ сказалъ шепотомъ:
— Если дядя согласился ѣхать за нотаріусомъ, то тутъ кроется какая-нибудь хитрость. Останься здѣсь съ Денизъ, я отправлюсь самъ въ Фромантель и вернусь ранѣе, чѣмъ черезъ часъ. Сдѣлай такъ, чтобы маркиза не очень утомляли.
Клементина не предвидѣла этого новаго удара; она была застигнута врасплохъ и не знала, какъ отстранить его. Невозможно было помѣшать Людовику ѣхать, еще менѣе возможно помѣшать ему привезти нотаріуса.
Она могла разсчитывать только на то, что нотаріусъ пріѣдетъ слишкомъ поздно, или, что, по крайней мѣрѣ, маркизъ будетъ не въ состояніи выразить свою волю.
Такъ какъ Клементинѣ нечего было болѣе дѣлать за портьерой, то она рѣшилась наконецъ войти въ комнату, гдѣ долженъ былъ разыграться послѣдній актъ драмы, заставлявшей ее испытывать такъ много волненій.
Увидя, что она вошла, госпожа Меро быстро встала, но Клементина, слегка поклонясь ей, направилась прямо къ маркизу.
— Какъ вы себя чувствуете? сказала она, беря его за руку.
— Очень слабъно вы избавите меня отъ терзающаго меня мученія.
Рука маркиза, которую Клементина держала въ своей, была холодна, какъ ледъ. Клементина пристально взглянула на него и замѣтила, что глаза его приняли стеклянный оттѣнокъ, который означаетъ приближеніе смерти.
— Попросите госпожу Меро и Денизъ, сказалъ маркизъ, — выйти на нѣсколько минутъ въ сосѣднюю комнату.
Онѣ не ждали, чтобы Клементина повторила имъ эти слова, но, выходя, госпожа Меро оставила дверь открытой.
— Я хочу просить васъ, сказалъ маркизъ, — чтобы вы возвратили мнѣ завѣщаніе, сдѣланное мною нѣсколько дней тому назадъ.
— А! вы измѣнили ваше намѣреніе?
— Денизъ моя дочь, я въ этомъ увѣренъ: умирающіе не ошибаются. Богъ открылъ мнѣ, что она моя дочь; нельзя раззорять свое дитя для чужихъ. Надо уничтожить это завѣщаніе, тогда сдѣланное два года назадъ сдѣлается дѣйствительнымъ. Что касается лично васъ, то Денизъ исполнитъ то, что написано въ послѣднемъ завѣщаніи.
Онъ остановился, совершенно истощенный.
— Это завѣщаніе тутъ, сказала Клементина, указывая на свой карманъ, — но я не возвращу вамъ его. Богъ не желаетъ, чтобы оно было уничтожено, Онъ не далъ вашей рукѣ силы держать перо. Онъ же не дастъ нотаріусу пріѣхать. Раскайтесь скорѣе въ вашемъ отступничествѣ; развѣ вы не чувствуете, что смерть приближается? Адъ раскрывается передъ вами.
Она говорила шепотомъ, такъ, чтобы Денизъ и госпожа Меро не могли ее слышать.
Наклонясь надъ постелью, Клементина пристально глядѣла на маркиза.
Окончивъ говорить, она осталась въ этомъ положеніи. Тогда маркизъ хотѣлъ оттолкнуть ее, но его руки безсильно опустились; испуганный, не будучи въ состояніи пошевельнуться, онъ громко вскрикнулъ.
Въ ту же минуту Денизъ, госпожа Меро и сестра милосердія были у его постели.
Одинъ и тотъ же вопросъ былъ на всѣхъ устахъ:
— Что съ нимъ?
— Вѣроятно, припадокъ, отвѣчала Клементина.
Стали употреблять всевозможныя средства и скора вся комната наполнилась народомъ. Былъ-ли маркизъ безъ чувствъ, или онъ умеръ?
Клементина велѣла выйти всѣмъ постороннимъ и соблюдать тишину.
Послѣ довольно продолжительнаго промежутка, дыханіе возвратилось, но разсудокъ — нѣтъ. Маркизъ не дѣлалъ ни малѣйшаго движенія и лежалъ съ неподвижными глазами и открытымъ ртомъ.
Вдругъ, глаза его закрылись; испуганная Денизъ вскрикнула.
— Нѣтъ, дитя мое, сказала госпожа Меро, — онъ заснулъ.
Дѣйствительно, онъ заснулъ или, по крайней мѣрѣ, впалъ въ безчувствіе.
Между тѣмъ, Людовикъ ѣхалъ къ Фромантелю. Обѣщаніе хорошаго вознагражденія придало крылья наемнымъ клячамъ. Немного не доѣзжая до Фромантеля, Людовикъ встрѣтился съ дядей, послѣдній сдѣлалъ ему знакъ остановиться, но его знаки и крики остались безполезны.
— Не останавливайтесь, сказалъ Людовикъ кучеру.
Нотаріусъ былъ въ конторѣ.
— Я пріѣхалъ за вами для составленія завѣщанія маркиза де-Рюдмонъ, который умираетъ, сказалъ Людовикъ.
— Завѣщаніе маркиза де-Рюдмонъ!
— Тридцать или двадцать тысячь вознагражденія!
Нотаріусъ поспѣшно взялъ нѣсколько листовъ гербовой бумаги и легко вскочилъ въ экипажъ.
— Мы возьмемъ четырехъ нужныхъ свидѣтелей, проѣзжая черезъ Мюльсанъ, сказалъ онъ:, — это дастъ намъ возможность потерять меньше времени. Надо надѣяться, что маркизъ будетъ еще въ памяти.
— Онъ былъ въ полномъ разсудкѣ, когда я оставилъ его.
— А! тѣмъ лучше.
Это было откровенное выраженіе радости, такъ какъ, несмотря на то, какое бы большое вознагражденіе ему не предстояло, фромантельскій нотаріусъ ни за что не составилъ бы завѣщаніе, еслибы. маркизъ не былъ въ „здравомъ умѣ“.
Они скоро доѣхали до Мюльсана.
— Попросите мэра быть свидѣтелемъ, сказалъ нотаріусъ, — въ это время я пойду за другими.
Когда Людовикъ вошелъ, мэръ, богатый торговецъ сѣномъ, приготовлялся самъ мести сарай.
— Сейчасъ, господинъ прокуроръ, отвѣчалъ онъ на просьбу Людовика, — дайте мнѣ только переодѣться.
И, позвавъ своего сына, онъ закричалъ:
— Бѣги за Филиберомъ и скажи ему, чтобы онъ сію-же минуту пришелъ меня выбрить.
Людовикъ съ трудомъ могъ отговорить его отъ бритья, но ни за что не могъ не дать ему позволенія надѣть сапоги.
— Нѣтъ, говорилъ мэръ, — я ни за что не рѣшусь явиться къ маркизу въ деревянныхъ башмакахъ; я знаю, чѣмъ я ему обязанъ.
Наконецъ, онъ былъ готовъ. Нотаріусъ уже сидѣлъ въ экипажѣ съ двумя свидѣтелями, третій-же былъ на козлахъ.
Наконецъ, они доѣхали до замка. Людовикъ вышелъ первый.
— Слѣдуйте за мною, господа! сказалъ онъ.
Войдя въ библіотеку, они очутилась лицемъ къ лицу съ де-Каркбю, успѣвшимъ уже получить отъ Клементины инструкціи, какъ дѣйствовать.
Онъ пошелъ навстрѣчу къ нимъ.
— Нельзя входить, сказалъ онъ, — мой бѣдный кузенъ отдыхаетъ.
Но Людовикъ не устанавливался, и де-Каркбю попятился.
— Гдѣ вы искали нотаріуса? спросилъ Людовикъ.
Де-Каркбю былъ нѣсколько сконфуженъ.
— Одинъ человѣкъ, встрѣченный мною по дорогѣ, отвѣчалъ онъ, — сказалъ мнѣ, что нотаріуса нѣтъ дома, тогда я повернулъ назадъ.
— Господа, сказалъ Людовикъ, обращаясь къ свидѣтелямъ, — запомните то, что вы слышите.
Затѣмъ, такъ какъ они дошли до дверей библіотеки, которыя де-Каркбю, все подаваясь назадъ, наконецъ заслонилъ собою, Людовикъ сказалъ ему:
— Позвольте намъ пройти.
— Я вамъ повторяю, что маркизъ спитъ; неужели вы хотите убить его неожиданнымъ пробужденіемъ?
Затѣмъ онъ продолжалъ, обращаясь къ свидѣтелямъ:
— Неужели, господа, можно безпокоить умирающаго?
— Вы видите, господинъ нотаріусъ, что намъ хотятъ помѣшать войти къ маркизу Рюдмонъ.
Нотаріусъ былъ не такой человѣкъ, чтобы выпустить даромъ изъ рукъ 40,000 франковъ.
— Маркизъ де-Рюдмонъ призвалъ меня сдѣлать его завѣщаніе. Угодно вамъ или нѣтъ пропустить меня?
Де-Каркбю, повинуясь приказанію Клементины, сдѣлалъ все возможное; идти дальше было неудобно, не могъ-же онъ употребить силу, чтобы не пустить ихъ!
— Развѣ я когда-нибудь не пускалъ васъ? сказалъ онъ. Я хотѣлъ только пощадить жизнь бѣднаго кузена, и думалъ, что поступаю хорошо. Проходите!
Сказавъ это, онъ посторонился и пропустилъ всѣхъ въ спальню, войдя самъ сзади, да и то остался у самой двери, не глядя на постель.
Шумъ вошедшихъ не вывелъ маркиза изъ безпамятства, онъ по прежнему лежалъ неподвижно и ничто не показывало, чтобы онъ видѣлъ или слышалъ вошедшихъ. А между тѣмъ комната была ярко освѣщена и вошедшіе все-таки произвели нѣкоторый шумъ, смѣнившій гробовое молчаніе. Людовикъ пошелъ къ постели, но Клементина поспѣшно стала передъ нимъ.
— Развѣ вы не видите, что онъ спитъ? въ полголоса сказала она.
Людовикъ остановился и шедшій за нимъ слѣдомъ нотаріусъ точно также.
Послѣ минутнаго колебанія, Людовикъ, сдѣлавъ знакъ нотаріусу не идти дальше, снова направился къ постели, но Клементина рѣшительно стала между нимъ и постелью.
— Вы не пойдете далѣе, рѣшительно сказала она.
— А кто мнѣ помѣшаетъ? Если мой дядя потерялъ сознаніе, то хозяинъ здѣсь теперь я, его родственникъ, а не вы, сударыня.
Клементина, не смущаясь, сдѣлала знакъ де-Каркбю, который неувѣренно подошелъ.
— Я также родственникъ, сказалъ онъ, — и я противлюсь, чтобы убили этого несчастнаго.
Эти разговоры и ходьба вывели маркиза изъ оцѣпенѣнія.
Онъ вздохнулъ и открылъ глаза.
LI.
правитьПередъ возраженіемъ своего дяди Людовикъ остановился, до нѣкоторой степени смущенный его вмѣшательствомъ, а еще болѣе отчаяннымъ взглядомъ, брошеннымъ на него Денизъ. Долженъ-ли онъ былъ уступить комедіи, которую играли его дядя и Клементина, или, напротивъ, до конца исполнить свой долгъ?
Вздохъ маркиза положилъ конецъ его колебанію, онъ рукою отстранилъ Клементину и подошелъ къ постели.
— Я вернулся, громко сказалъ онъ маркизу, — и привезъ нотаріуса.
Сначала маркизъ, казалось, не услыхалъ, или, по крайней мѣрѣ, не понялъ сказаннаго. Но скоро онъ поднялъ руку ко рту, точно стараясь ею помочь себѣ говорить.
— Нотаріусъ… медленно сказалъ онъ; — ахъ, да, нотаріусъ…
При этихъ словахъ, нотаріусъ, въ свою очередь, подошелъ къ постели.
— Я къ вашимъ услугамъ, сказалъ онъ. — Вы меня звали, не такъ-ли?
Наступило молчаніе.
— Вы хотите, чтобы я составилъ ваше завѣщаніе, не такъ-ли?
Маркизъ не отвѣчалъ.
Всѣ глаза были устремлены на постель, и слышно было какъ летала муха.
Такъ какъ маркизъ продолжалъ хранить молчаніе и смотрѣть въ пространство, то нотаріусъ, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ впередъ, сказалъ:
— Узнаете-ли вы меня, маркизъ?
Маркизъ съ трудомъ поднялъ руку и сдѣлалъ утвердительный знакъ.
— Если вы хотите, чтобы я написалъ ваше завѣщаніе, продолжалъ нотаріусъ, и вы видите, что я привелъ свидѣтелей, то вы должны указать намъ опредѣленнымъ образомъ кого вы хотите сдѣлать вашимъ наслѣдникомъ.
— Мою дочь! сказалъ маркизъ.
Клементина сдѣлала знакъ де-Каркбю, который, послѣ минутнаго колебанія, сдѣлалъ шагъ впередъ, но не подходя къ умирающему, на котораго онъ, очевидно, не смѣлъ глядѣть.
— Извѣстно, сказалъ онъ смущеннымъ голосомъ, — что у моего кузена нѣтъ дочери.
— Вы видите, господинъ нотаріусъ, поспѣшно сказала Клементина, — что маркизъ не можетъ въ настоящую минуту выразить вамъ свою волю.
— Сударыня, сказалъ твердымъ голосомъ Людовикъ, — вы не имѣете права вмѣшиваться во все это; не ваше дѣло указывать господину нотаріусу, что онъ долженъ дѣлать.
— Я ухаживала за маркизомъ во время его болѣзни, и, мнѣ кажется, должна знать лучше другихъ въ состояніи-ли онъ теперь отвѣчать; всѣ видѣвшіе его во время болѣзни знаютъ, что онъ не сразу, послѣ того какъ проснется, можетъ придти въ себя; подождите — вотъ все, что я хочу сказать.
— Вы хотите выиграть время.
— Я не понимаю, что вы хотите сказать, но, во всякомъ случаѣ, мнѣ кажется, что здѣсь не мѣсто говорить оскорбленія.
Произошло именно то, чего Людовикъ хотѣлъ во чтобы то ни стало избѣжать, т. е. споръ. Если онъ дастъ Клементинѣ говорить, то она, вѣроятно, найдетъ средство помѣшать нотаріусу составить завѣщаніе. Поэтому онъ сказалъ, обращаясь къ нотаріусу:
— Мой дядя хочетъ сдѣлать завѣщаніе и съ этой цѣлью послалъ меня за вами. Вы видите, что здѣсь затронуты различные интересы; если вы дадите имъ высказываться, то никогда не успѣете узнать волю завѣщателя.
— Я прошу, чтобы меня и свидѣтелей, насъ оставили наединѣ съ маркизомъ.
— Законъ позволяетъ вамъ, продолжалъ Людовикъ, — удалить всѣхъ, кто бы могъ помѣшать вамъ исполнить вашу обязанность. Если кто-нибудь не желаетъ повиноваться закону, пусть онъ скажетъ это.
Онъ взглянулъ на де-Каркбю и Клементину, которые ничего не отвѣчали.
— Что касается меня, кончилъ Людовикъ, — то я ухожумамаша, Денизъ, идите за мной, прошу васъ.
Затѣмъ, обернувшись къ маркизу, глядѣвшему на эту сцену, не будучи въ состояніи говорить, онъ сказалъ:
— Мы васъ оставляемъ съ нотаріусомъ, скажите ему, чего вы желаете.
Потомъ, проходя мимо Клементины и де-Каркбю, онъ прибавилъ:
— А вы, сударыня, и вы, сударь, желаете, во чтобы то ни стало, остаться въ этой комнатѣ?
Де-Каркбю боялся одного слова „законъ“, и, по правдѣ сказать, въ эту минуту онъ боялся всего, поэтому онъ, не сопротивляясь, послѣдовалъ за Людовикомъ.
Оставшись одна среди комнаты, Клементина колебалась нѣсколько секундъ, но что могла она сдѣлать? Было-ли благоразумно упрямствомъ подвергать опасности то завѣщаніе, которое лежало у нея въ карманѣ. Предположивъ даже, что маркизъ будетъ въ состояніи продиктовать нотаріусу новое завѣщаніе (что было очень сомнительно), то это завѣщаніе будетъ легко опровергнуть.
Она вышла изъ комнаты. Но, вмѣсто того, чтобы запереть дверь, она оставила ее открытой и, вставъ въ простѣнкѣ, сказала:
— Если законъ позволяетъ добивать умирающаго, то я надѣюсь, что онъ не приказываетъ оставлять его. Могу-ли я остаться здѣсь, господинъ прокуроръ, или должна дать ему умереть, не подавъ помощи, если онъ позоветъ меня?
Людовикъ не отвѣчалъ. Занятый утѣшеніемъ Денизъ, онъ даже не повернулъ головы въ сторону Клементины.
Но вскорѣ, оставивъ Денизъ попеченіямъ своей матери, онъ пошелъ и всталъ напротивъ Клементины.
— Вы знаете, маркизъ, говорилъ нотаріусъ, — что для того, чтобы завѣщаніе было дѣйствительнымъ, достаточно, чтобы вы опредѣленно сказали мнѣ вашу волю; вамъ нечего заботиться о подписи: мы засвидѣтельствуемъ,, что при вашей болѣзни вы были не въ состояніи писать. Какова ваша воля, маркизъ?
Маркизъ дѣлалъ страшныя усилія, чтобы заговорить, дыханіе его было страшно тяжело.
— Вы меня понимаете? продолжалъ нотаріусъ.
Маркизъ сдѣлалъ утвердительный знакъ.
— Кому хотите вы оставить ваше состояніе?
Со страшнымъ усиліемъ маркизъ выговорилъ:
— Моей… дочери.
— Вашей дочери? Но кто ваша дочь? Вы должны назвать ее.
— Моя… дочь.
— Если у васъ есть незаконная дочь, которую вы желаете признать, и которой вы хотите все завѣщать, то вы должны назвать ея имя.
Маркизъ сдѣлалъ знакъ, что понимаетъ.
— Вы должны опредѣленно назвать вашу наслѣдницу. Сдѣлайте усиліе, маркизъ. Вы видите, я готовъ писать.
Маркизъ сдѣлалъ снова усиліе и прошепталъ:
— Моя… дочь, моя… дочь…
Борьба была ужасна; нотаріусъ былъ взволнованъ, свидѣтели также, у Людовика были полные глаза слезъ, одна Клементина была, повидимому, равнодушна, только лице ея страшно поблѣднѣло.
— Мы ждемъ, маркизъ, сказалъ нотаріусъ, — не волнуйтесь, придите въ себя.
Но по перемѣнѣ, происходившей въ умирающемъ, было очевидно, что чѣмъ болѣе станутъ ждать, тѣмъ менѣе можно было дождаться отъ него яснаго слова: смерть приближалась быстрыми шагами.
Тогда нотаріусъ всталъ.
— Мы возвратимся сейчасъ, сказалъ онъ.
И онъ сдѣлалъ знакъ свидѣтелямъ слѣдовать за нимъ.
— Моя дочь, моя дочь! закричалъ умирающій, дѣлая слабый жестъ, чтобы удержать ихъ.
Тогда Клементина кинулась въ комнату съ сверкающими глазами, щеки ея снова покраснѣли.
Она поспѣшно сѣла къ постели, рѣшившись не покидать этого мѣста, пока смерть не окончитъ своего дѣла.
Немного спустя, вошли Денизъ и госпожа Меро, и за ними двѣ сестры милосердія.
Между тѣмъ, нотаріусъ и свидѣтели прошли въ библіотеку, куда за ними послѣдовалъ Людовикъ.
— Я всѣми средствами старался добиться отъ маркиза имени того, кого онъ хотѣлъ оставить своимъ наслѣдникомъ, сказалъ Людовику нотаріусъ.
— Я знаю, отвѣчалъ послѣдній, — я на васъ глядѣлъ и слушалъ васъ.
— Въ такомъ случаѣ, вы знаете, что я не могъ отъ него добиться ничего, кромѣ двухъ словъ: „Моя дочь!“
— Онъ хочетъ оставить свое состояніе мадемуазель Денизъ Лажоле, его дочери. Таковы его намѣренія, онъ передалъ мнѣ ихъ часъ тому назадъ.
— Я тоже такъ думаю; но вы знаете лучше меня, что для дѣйствительности завѣщанія, воля завѣщателя должна быть имъ продиктована при свидѣтеляхъ.
— Продиктована?
— Я не говорю слово въ слово, но для дѣйствительности завѣщанія оно должно быть выраженіемъ воли завѣщателя. А гдѣ эта воля? Какъ она была выражена?
— Словами: „моя дочь“. Онъ хочетъ сдѣлать дочь наслѣдницей.
— Какую дочь? Вы знаете это, потому что онъ сказалъ вамъ раньше. Но мы, что мы знаемъ? Я спрашиваю у васъ, господа.
Свидѣтели молча опустили головы.
Однако мэръ рѣшился.
— Для меня, сказалъ онъ, — ясно, что маркизъ хотѣлъ сдѣлать своей наслѣдницей эту молодую особу.
— Наслѣдницей, чего? сколького? спросилъ нотаріусъ.
— А! да. Однако, очень жаль, что такое хорошее состояніе, какъ состояніе маркиза, пропадетъ потому, что онъ не можетъ сказать имени, когда онъ объяснилъ дѣло.
— Вы видите! вскричалъ Людовикъ.
— Я вижу на сколько положеніе дѣлъ важно, поэтому я и хочу обратиться къ вамъ. Вы прокуроръ, скажите по совѣсти, могу-ли я сдѣлать завѣщаніе при такихъ условіяхъ?
Людовикъ съ минуту не отвѣчалъ: въ его рукахъ было богатство Денизъ.
Черезъ нѣсколько секундъ онъ поднялъ голову и сказалъ твердымъ голосомъ:
LII.
правитьПослѣднимъ словомъ маркиза былъ отчаянный крикъ его вслѣдъ уходившему нотаріусу: „Моя дочь“! Онъ умеръ два часа спустя, не придя въ себя. Въ эти два часа Клементина не отошла отъ него ни на минуту.
Денизъ и госпожа Меро, отстраненныя такимъ образомъ, должны были стоять сзади нея.
Послѣ перваго мгновенія замѣшательства, послѣдовавшаго за смертью маркиза, Людовикъ подошелъ къ Клементинѣ, ставшей на колѣна у постели, и тронулъ ее пальцами за плечо, чтобы заставить обернуться, сказавъ, что ему надо съ нею поговорить и что онъ проситъ ее для этого пройти въ библіотеку.
Она встала и, ни слова не говоря, пошла за нимъ.
— Пока мой дядя былъ живъ, сказалъ Людовикъ, — вы могли думать, что ваше мѣсто около него; но теперь, я надѣюсь, что вы дадите его семейству исполнить послѣдній долгъ относительно его. Я не прошу васъ, впрочемъ, оставлять замокъ.
— А! въ самомъ дѣлѣ?
— Я надѣюсь, однако, что вы удалитесь въ ваши комнаты; послѣ похоронъ вы покажете ваши права, если они у васъ есть.
— Для этого, я надѣюсь, вы позволите мнѣ выбрать какое угодно время.
— Вполнѣ.
Преждѣ чѣмъ уйти къ себѣ, Клементина хотѣла видѣть де-Каркбю, который исчезъ въ то время какъ ушелъ нотаріусъ.
Она принялась искать его, но никакъ не могла найти.
Гдѣ онъ былъ?
Наконецъ она нашла его внизу, въ комнатѣ, гдѣ хранились фамильные документы маркизовъ Рюдмонъ.
Де-Каркбю стоялъ на колѣняхъ передъ шкапомъ, рядомъ съ нимъ стояла чашка песку.
Что онъ дѣлалъ?
Вдругъ онъ наклонился и, взявъ песку въ карту свернутую трубкой, приставилъ одинъ конецъ трубки къ замочной скважинѣ, и, приставивъ другой къ губамъ, сталъ тихонько вдувать песокъ въ замокъ.
— Что вы дѣлаете? спросила съ удивленіемъ Клементина.
Онъ поспѣшно всталъ, точно пойманный въ какомъ-нибудь проступкѣ.
Но онъ скоро оправился.
— Вы видите, отвѣчалъ онъ, — я прикладываю печати.
— Какъ такъ?
— Я не вѣрю никому. Артуръ умеръ, надо принять предосторожности; въ ожиданіи пока явится мировой судья наложить печати, я наложу свои. Хитеръ будетъ тотъ, кто откроетъ замокъ, когда я насыплю въ него неску!
— Я именно хотѣла поговорить съ вами о мировомъ судьѣ, сказала Клементина. — Не послать-ли за нимъ?
— Не разсчитывайте на меня; я не уйду отсюда. Вы знаете, мой девизъ: не довѣряй никому.
— Я не говорю, чтобы вы шли за нимъ, но чтобы послали его предупредить. Развѣ вы не имѣете на это права, какъ наслѣдникъ?
— О! Это я сейчасъ сдѣлаю.
Затѣмъ Клементина пошла въ свою комнату и, заперевъ дверь на ключъ и на замокъ, взяла ножницы и, вывернувъ карманъ, распорола его и вынула вшитое въ него завѣщаніе.
Хотя она и отлично знала его, но тѣмъ не менѣе хотѣла перечитать.
О! конечно, это было не то, на что она надѣялась, но полтора милліона франковъ не бездѣлица, она не будетъ въ бѣдности.
Не будучи довольна тѣмъ, что нѣсколько разъ перечитала завѣщаніе, она захотѣла списать его, и только сдѣлавъ это, она рѣшилась отнести его сама къ нотаріусу. Пенелю, не смѣя никому повѣрить такого важнаго порученія.
Часъ спустя послѣ ея ухода, явился мировой судья, за которымъ посылалъ де-Каркбю, но, вмѣсто того, чтобы спросить его, мировой судья послалъ лакея сказать Людовику, что желаетъ его видѣть. Послѣдній не заставилъ себя ждать.
— Нотаріусъ Пенель, сказалъ мировой судья, — поручилъ мнѣ передать вамъ это письмо, чтеніе котораго, я надѣюсь, будетъ вамъ пріятно, и я радъ, что могу первый поздравить васъ.
Людовикъ взялъ письмо, не понимая, что хочетъ сказать судья и, открывъ письмо, прочиталъ:
„Я имѣю честь и удовольствіе сообщить вамъ, что завѣщаніемъ отъ 15 мая 1865 года маркизъ де-Рюдмонъ, вашъ дядя, смерть котораго мы оплакиваемъ, назначилъ васъ своимъ единственнымъ наслѣдникомъ. Это завѣщаніе сдѣлано съ тѣмъ, чтобы вы заплатили мадемуазель Денизъ Лажоле милліонъ франковъ и платили ежегодно вашему дядѣ, де-Каркбю, двѣнадцать тысячъ франковъ пожизненной пенсіи. Даже болѣе, маркизъ де-Рюдмонъ, выражаетъ желаніе, если между вами и мадемуазель Денизъ существуетъ привязанность, то чтобы эта привязанность кончилась бракомъ между вами и вышеназванной дѣвицей.“
Людовикъ остановился; глаза его наполнились слезами, онъ не могъ болѣе читать.
Черезъ нѣсколько минутъ онъ дочиталъ письмо, касавшееся дальше однихъ формальностей; затѣмъ онъ позвалъ мать.
Радость госпожи Меро была безгранична. Ея сынъ наслѣдникъ маркиза! Людовику оставлено все!
Но Людовикъ скоро охладилъ этотъ восторгъ.
— Ты, значитъ, не видѣла года завѣщанія? сказалъ онъ. — Оно сдѣлано болѣе двухъ лѣтъ тому назадъ. Вѣроятно, его воля измѣнилась, доказательствомъ чего служатъ тѣ затрудненія, которыя намъ дѣлали, чтобы не дать нотаріусу добраться до маркиза. Мы должны ожидать другаго завѣщанія, которое уничтожитъ это. Во всякомъ случаѣ, прошу тебя не говорить ничего Денизъ, она и безъ того много страдала, я хочу, чтобы ни слова о дѣлахъ, даже никакой намекъ на нашу, свадьбу, не безпокоили ее въ такихъ тяжелыхъ для нея обстоятельствахъ. Къ тому же, для чего занимать ея умъ вещью, которая завтра перестанетъ существовать?
На другой день, когда истина сдѣлалась еще болѣе извѣстной, она удивила всѣхъ.
Людовикъ ожидалъ завѣщанія вполнѣ въ пользу госпожи Божонье и онъ былъ вполнѣ убѣжденъ, что его признаютъ недѣйствительнымъ; но теперь вліяніе аббата Гилльсмитъ давало ему силу, которая сбивала всѣ планы Людовика. Что касается госпожи Меро, она была поражена; потому что, не смотря на все видѣнное и слышанное, не смотря на слова сына, она была увѣрена, что наслѣдство маркиза будетъ принадлежать Людовику и не можетъ даже принадлежать никому, кромѣ него.
Но болѣе всѣхъ былъ пораженъ де-Каркбю. Сначала онъ не хотѣлъ вѣрить, и думалъ, что надъ нимъ смѣются. Потомъ онъ кинулся въ конюшню, самъ осѣдлалъ лошадь и поскакалъ въ Конде, чтобы увидѣть завѣщаніе своими глазами.
Надо бы покориться очевидности; но онъ перенесъ этотъ ударъ, какъ приговоренный къ смерти, узнавшій что его казнь назначена: онъ былъ разбитъ, уничтоженъ, и почти безъ памяти опустился на кресло.
Нотаріусъ былъ испуганъ, думая что съ нимъ ударъ, и позвалъ на помощь одного изъ клерковъ, но въ ту минуту, когда тотъ входилъ, де-Каркбю выпрямился, ни слова не говоря, выбѣжалъ вонъ и сѣлъ на лошадь.
— Ну, сказалъ нотаріусъ своему главному клерку, — я думаю, что если де-Каркбю не сломаетъ себѣ по дорогѣ шею, то въ Рюдмонѣ произойдутъ странныя вещи.
Де-Каркбю не сломалъ себѣ шею и пріѣхалъ въ замокъ цѣлъ и невредимъ, по крайней мѣрѣ, физически.
Вбѣжавъ къ себѣ въ комнату, онъ зарядилъ пару пистолетовъ и, положивъ ихъ въ карманы, отправился къ Клементинѣ.
Очень можетъ быть, что еслибы онъ встрѣтилъ ее, то въ Рюдмонѣ, какъ говорилъ нотаріусъ, произошли бы странныя вещи.
Но Клементина, отлично знавшая своего Каркбю, сочла за лучшее не попадаться ему, когда онъ узнаетъ о завѣщаніи; поэтому, передавъ завѣщаніе нотаріусу и велѣвъ ему писать обо всѣхъ дѣлахъ по завѣщанію къ Кафье, ея совѣтнику, она отправилась въ Парижъ.
Утомленная борьбой, она нуждалась въ отдыхѣ. У нея было двадцать тысячъ франковъ, данныхъ ей маркизомъ на добрыя дѣла, кромѣ того, въ маленькомъ саквояжѣ у нея были брилліанты, которые могли стоить отъ трехъ-сотъ до трехъ-сотъ-пятидесяти тысячъ франковъ; съ этимъ она могла спокойно ожидать, пока кончится процессъ, который, вѣроятно, будетъ съ нею заведенъ.
Не стоило труда заниматься тѣмъ, чтобы успокоить де-Каркбю.
Позднѣе, если по ходу процесса ей встрѣтится въ немъ нужда, то она райдетъ средство перетянуть его на свою сторону. Она знала, какъ поступать съ нимъ, и къ тому же у нея была росписка въ 74,000 франковъ, которая будетъ могущественнымъ орудіемъ, если ее ловко употребить.
Послѣ двухъ такихъ лѣтъ, какіе она прожила, пора было вздохнуть свободно.
Теперь она была свободна и…. богата!
LIII.
правитьМаркизъ де-Рюдмонъ былъ похороненъ въ старинной капеллѣ, гдѣ покоились кости его предковъ.
Когда печальная церемонія была кончена, госпожа Меро взяла подъ руку Денизъ и повела ее къ экипажу, ждавшему не далеко отъ церкви, чтобы отвезти ихъ въ Конде.
Пожавъ руки нѣсколькимъ друзьямъ, Людовикъ хотѣлъ присоединиться къ нимъ, когда его остановилъ де-Каркбю.
Во время церемоніи всѣ были поражены перемѣной, происшедшей съ де-Каркбю. Онъ постарѣлъ на десять лѣтъ. Глаза его были мутны, нижняя губа отвисла.
Не смотря на это, де-Каркбю ни на минуту не терялъ Людовика изъ виду и ловко выбралъ минуту, чтобы подойти къ нему.
— Людовикъ, сказалъ онъ, останавливая его за рукавъ, — одно слово. Прежде чѣмъ оставить эту церковь, гдѣ покоится прахъ нашего родственника и друга, я чувствую потребность сказать тебѣ, что я на тебя не сержусь. Забудемъ наши ссоры и пожмемъ другъ другу руки надъ гробомъ… однимъ словомъ, надъ этимъ гробомъ.
Людовикъ былъ не въ такомъ расположеніи духа, когдасердце ко всему холодно и нечувствительно.
Къ тому же онъ, какъ и всѣ, былъ пораженъ перемѣной, происшедшей въ его дядѣ.
Онъ протянулъ руку.
— О! семейство! вскричалъ де-Каркбю дрожащимъ голосомъ — я всегда говорилъ, что семейство — главная вещь на свѣтѣ.
И онъ потеръ глазъ.
— Слушай, продолжалъ онъ, — заключимъ теперь союзъ. Клянусь, что ты можешь разсчитывать на мое содѣйствіе. Я стану на твою сторону, чтобы напасть на завѣщаніе, которое эта воровка вырвала у слабости… того, кто здѣсь лежитъ.
— Моя мать ждетъ меня, сказалъ Людовикъ.
— Сейчасъ мы пойдемъ къ ней, потому что ты, я надѣюсь, не думаешь, чтобы я остался здѣсь. Что я буду дѣлать въ замкѣ? Вездѣ печати… Я ѣду съ тобой.
Людовикъ сдѣлалъ шагъ назадъ.
— Куда-же мнѣ идти? продолжалъ де-Каркбю. — Ты не прогонишь своего дядю, брата твоей матери, такъ какъ теперь мы помирились и все забыто.
— Но…
— Скажи откровенно, можешь ты меня принять или нѣтъ? Только, если ты оттолкнешь своего больнаго, стараго дядю, которому нечѣмъ жить, то, значитъ, я ошибся въ тебѣ, вотъ и все; я не стану жаловаться, потому что у меня осталось мое самолюбіе. Кромѣ того, я не хотѣлъ бы, чтобы тебя стали обвинять въ томъ, что у тебя нѣтъ родственныхъ чувствъ. О! семейство, миръ, согласіе! Жить вмѣстѣ, вмѣстѣ помогать другъ другу!
Людовикъ продолжалъ идти къ экипажу и де-Каркбю слѣдовалъ за нимъ.
Денизъ и госпожа Меро уже сидѣли и ждали только Людовика, чтобы ѣхать.
Подойдя къ экипажу, де-Каркбю вскочилъ на подножку и, скорѣй чѣмъ это можно было ожидать отъ человѣка его лѣтъ, сѣлъ напротивъ сестры.
— Я ѣду съ вами, сказалъ онъ, — это рѣшено между мной и Людовикомъ.
Людовикъ сѣлъ, въ свою очередь, напротивъ Денизъ.
Дорога прошла въ молчаніи.
Но, не доѣзжая Конде, де-Каркбю наклонился къ Людовику и сказалъ:
— Я не хочу васъ стѣснять и ночую сегодня въ „Коронованномъ Быкѣ“, завтра мы постараемся лучше устроиться. Когда я былъ у тебя, я видѣлъ на дворѣ маленькое строеніе, которое вамъ ни къ чему не служитъ, я могу его преобразить въ комнатучто мнѣ нужно до тѣхъ поръ, пока мы вернемся въ Рюдмонъ хозяевами? Постель, два стула, столъ — это тебя не раззоритъ.
Затѣмъ, не дожидаясь отвѣта, онъ велѣлъ кучеру свезти его въ гостинницу „Коронованнаго Быка“.
Наконецъ, наши герои доѣхали до Конде. Помогши матери выйти, Людовикъ поднялъ Денизъ и тихонько поставилъ ее на землю.
— Вы здѣсь у себя, сказалъ онъ, — и если вамъ угодно пойти за моей матерью, то она укажетъ вамъ вашу комнату.
Второй этажъ, также какъ и первый, состоялъ изъ двухъ комнатъ: одна была спальня госпожи Меро, другая — ея рабочая комната. Эта комната была предназначена для Денизъ.
— Вы видите, сказалъ онъ, — что мы васъ ждали. Когда мы узнали, что мой дядя при смерти, мы приготовили для васъ эту комнату, потому что предчувствовали, что должно было произойти.
Въ самомъ дѣлѣ, ни въ чемъ не было недостатка. Кровать была задернута бѣлыми занавѣсками, полъ покрытъ вышитыми ковриками, стѣны оклеены новыми обоями, на столикѣ, около постели, лежалъ первый томъ „Размышленій“ Ламартина.
Денизъ медленно обвела комнату взглядомъ, глаза ея наполнились слезами, чтобъ скрыть которыя она нѣжно обняла госпожу Меро.
— О! какъ вы добры, сударыня, сказала она.
— Зовите меня матерью, дитя мое; я хочу быть для васъ ею.
На этотъ разъ Денизъ не стала болѣе скрывать своихъ слезъ и, увлеченная своимъ волненіемъ, протянула руку Людовику.
Нѣсколько минутъ они всѣ молчали.
Наконецъ, Людовикъ заговорилъ.
— Теперь не время говорить объ этомъ, однако, если позволите, я хотѣлъ-бы сказать вамъ, что, по моему мнѣнію, намъ слѣдуетъ предпринять: первое — это собрать для васъ семейный совѣтъ, который далъ-бы вамъ законное положеніе. Мы обсуждали этотъ вопросъ съ покойнымъ дядей, и если вы согласны, то я сдѣлаю то, что тогда было рѣшено между нами, прежде чѣмъ посторонняя воля не измѣнила его намѣренія.
— Дѣлайте все, что хотите, только бы я не должна была снова возвращаться въ монастырь.
— О! этого не бойтесь, никто теперь не можетъ заставить васъ туда вернуться; но вы должны имѣть свободу не только идти куда хотите, но также и…. располагать собою.
— Неужели вы думаете, что я откажусь отъ даннаго мною обѣщанія?
— О! конечно, нѣтъ; я говорю только съ точки зрѣнія закона. Я хочу сказать, что въ тотъ день, когда мы захотимъ обвѣнчаться, насъ не должны остановить формальности. Къ несчастью, этотъ день долженъ отложиться по случаю процесса, который мы должны начать. Для меня, дорогая Денизъ, вы единственная наслѣдница маркиза; его послѣдняя воля была оставить вамъ все свое состояніе. Еслибы завѣщаніе, сдѣланное въ мою пользу, было дѣйствительно, то я отдалъ бы вамъ все. Но послѣ него сдѣлано другое, которое лишаетъ васъ всего. Это-то завѣщаніе мы должны уничтожить по суду. Держась закона, вы не имѣете права требовать его уничтоженія.
— Въ такомъ случаѣ, стоитъ только не требовать его. Къ чему затѣвать процессъ?
— Къ чему? вскричала и госпожа Меро.
Но Людовикъ не далъ матери договорить.
— Если вы не имѣете права начинать этотъ процессъ, сказалъ онъ, — то мы не въ такомъ положеніи. Моя мать законная наслѣдница, а я наслѣдникъ маркиза по его завѣщанію отъ 15-го мая. Значитъ, я и начну процессъ-если я его выиграю, то я буду имѣть удовольствіе исполнить волю моего дяди и передать вамъ все состояніе, которое онъ желалъ вамъ оставить. Тогда, если вы найдете меня достойнымъ раздѣлить его съ вами, то я буду счастливъ получить вашу руку. Но я хочу, чтобъ вы были тогда свободны, и поэтому, вмѣсто того, чтобы говорить вамъ теперь о свадьбѣ, какъ этого желало-бы мое сердце, моя совѣсть заставляетъ меня говорить о процессѣ.
— Все, что объяснилъ вамъ мой сынъ, вмѣшалась госпожа Меро, — было рѣшено между нами; онъ говоритъ отъ своего и отъ моего имени. Я одобряю все, что онъ говоритъ и горжусь его рѣшеніемъ. Точно также я одобряю, что онъ подаетъ въ отставку, чтобы сдѣлаться адвокатомъ; такимъ образомъ, онъ будетъ вполнѣ чужимъ членамъ суда, и, съ другой стороны, онъ можетъ вполнѣ посвятить себя этому процессу. Конечно, эта отставка немного стѣснитъ насъ.
— Будучи раздѣлено, это стѣсненіе станетъ легче, прервалъ Людовикъ.
И, не желая говорить на эту тему, онъ вышелъ изъ комнаты.
Не задолго до обѣда явился де-Каркбю; Денизъ накрывала на столъ, тогда какъ госпожа Меро готовила въ кухнѣ супъ.
— Людовикъ сказалъ вамъ, чтобы вы накрыли и для меня? Онъ такъ занятъ, что могъ забыть. Если это такъ, то я не сержусь на него; къ тому же, я никогда не былъ обидчивъ и слишкомъ уважаю его, чтобы сердиться.
Затѣмъ, направляясь къ кухнѣ, онъ закричалъ:
— Сестра! не жалѣй соли, во-первыхъ это полезно для здоровья, а во-вторыхъ — возбуждаетъ жажду. Кстати, прошу тебя, дай мнѣ бутылку вина; я вижу на столѣ только сидръ, а съ нѣкотораго времени я не могу его переносить.
LIV.
правитьЖивя прежде въ предмѣстьѣ Сентъ-Оноре, Клементина часто любовалась на меблированную квартиру въ первомъ этажѣ дома около Елисейскихъ полей и тогда же рѣшила, что если ея обстоятельства улучшатся, то она найметъ эту квартиру.
Пріѣхавъ изъ Рюдмона, она вспомнила объ этой квартирѣ и велѣла везти себя въ Елисейскія поля. Какъ разъ, нѣсколько дней тому назадъ, изъ этой квартирѣ выѣхало жившее въ ней американское семейство. Клементина оставила за собой квартиру и, нанявъ горничную и кухарку, поселилась въ ней. Наконецъ-то она была у себя и могла быть сама собой!
Послѣ обѣда, она послала нанять экипажъ и поѣхала въ Булонскій лѣсъ. Вечеръ былъ теплый. У озера было множество экипажей. Никогда Клементина не была такъ счастлива.
Въ этомъ пріятномъ расположеніи духа она уснула. Но, среди ночи, она вдругъ проснулась, думая, что слышитъ звонокъ маркиза, такъ часто будившій ее ночью въ Рюдмонѣ. Она прислушалась, но потомъ, опомнившись, пожала плечами». Кто могъ ее теперь будить? Она была свободна.
На другой день, взявъ копію съ завѣщанія маркиза, она отправилась пѣшкомъ къ Кафье.
Онъ былъ у себя въ кабинетѣ.
— Я спрашивала у васъ, нѣсколько времени тому назадъ, совѣта, сказала она.
— Какого совѣта? спросилъ съ удивленіемъ Кафье, казавшійся всегда удивленнымъ.
— Совѣта относительно завѣщанія, которое одна старуха хотѣла сдѣлать въ пользу моего родственника. Ну, случай устроилъ такъ, что я сама воспользовалась имъ. Не странно-ли это?
— Если угодно, я найду, что это чудесно.
— Однимъ словомъ, въ мою пользу сдѣлано завѣщаніе, такое о какомъ мы говорили, и я хотѣла-бы васъ спросить, чего оно стоитъ.
— Отлично, сказалъ Кафье, два раза перечитавъ копію завѣщанія, безукоризненнаго по формѣ, — но это не значитъ, что его не будутъ оспаривать.
— О, это мнѣ все равно, я не боюсь процесса, когда я должна его выиграть.
— Отлично, сказалъ Кафье, также не боявшійся никакихъ процессовъ, — если на насъ нападутъ, мы будемъ защищаться. Только вы знаете, что мы нуждаемся въ вашемъ мужѣ, чтобы получить его согласіе на полученіе вами по завѣщанію.
— Но капитанъ въ тюрьмѣ, а я думала, что люди, сидящіе въ тюрьмѣ, лишаются своихъ правъ.
— Къ несчастью, онъ былъ приговоренъ только на три года въ тюрьму, а вы знаете, что заключеніе въ тюрьмѣ есть наказаніе исправительное, не лишающее никакихъ правъ и не дающее женѣ повода требовать развода, или, даже имущественно раздѣленной съ мужемъ женѣ, обращаться прямо къ суду. А! еслибы его сослали въ каторжную работу!… Но это не случилось, къ несчастію, и намъ надо обратиться къ нему самому, а онъ такой человѣкъ, что способенъ дорого продать свое согласіе.
— Не возьмете-ли вы на себя это порученіе? Надо-ли, чтобы капитанъ зналъ о завѣщаніи?
— Этого трудно избѣжать, но я все-таки постараюсь. Завтра я буду имѣть честь извѣстить васъ о результатѣ моего посѣщенія.
Но на другой день Кафье явился къ Клементинѣ съ печальной миной:, капитанъ Божонье былъ прощенъ и уже съ недѣлю, какъ выпущенъ изъ тюрьмы.
— Вотъ еще дурная карта въ нашей игрѣ; намъ надо найти его, но не надо, чтобы онъ нашелъ васъ.
Но надежды Кафье не сбылись, и случилось совершенно противоположное тому, чего онъ хотѣлъ.
Однажды утромъ, когда Клементяна еще спала, горничная разбудила ее и сказала, что какой-то господинъ непремѣнно желаетъ ее видѣть, но не говоритъ своего имени.
Клеметина тотчасъ догадалась, что ей предстоитъ увидѣть своего супруга.
— Проведите этого господина въ гостинную, сказала она, — и попросите его подождать минуту. Я сейчасъ встану.
— Въ гостинную! вскричала горничная. — Да онъ ее заразитъ. Отъ него пахнетъ всѣми крѣпкими напитками, ромомъ, коньякомъ, абсентомъ…
— Дѣлайте, что я вамъ приказываю.
Наскоро одѣвшись, Клементина заглянула въ гостинную черезъ портьеру, чтобы узнать, былъ-ли этотъ утренній посѣтитель именно тотъ, кого-она опасалась.
Это былъ дѣйствительно капитанъ, но очень измѣнившійся, постарѣвшій и оборванный. Его впалыя щеки придавали необыкновенную длину носу, походившему на клювъ хищной птицы. На немъ было надѣто пальто неопредѣленнаго цвѣта, безъ пуговицъ, рваные сапоги, покрытые слоемъ пыли, и на шеѣ былъ повязанъ синій бумажный платокъ.
Въ одной рукѣ онъ держалъ шляпу, бывшую нѣкогда сѣраго цвѣта, а въ другой — палку изъ терновника. Горничная ничего не преувеличила, сильный запахъ алькоголя наполнялъ гостинную.
Клементина невольно отступила назадъ. Но надо было защищаться и снова начинать борьбу.
Она взглянула въ зеркало и, вызвавъ на своемъ искаженномъ лицѣ улыбку, вошла въ гостинную.
Капитанъ обернулся.
— Это моя маленькая кошечка! вскричалъ онъ.
Потомъ, махая шляпой и палкой, онъ началъ декламировать:
Oui, puisque je retrouve une femme fidele,
Ma fortune va prendre une face nouvelle.
— Говоря откровенно, она въ этомъ нуждается, продолжалъ капитанъ, разразившись хохотомъ. — Къ счастью, ты не подражала твоему старому капу, и съумѣла натаскать изъ огня каштановъ: Не смотря на раздѣльность имущества, мы вѣдь не въ разводѣ; я былъ-бы очень несчастливъ, еслибы не былъ болѣе мужемъ такой красивой козочки, какъ ты. Честное слово, ты восхитительнѣе, чѣмъ когда-либо! Что-же касается до раздѣльности имущества, то ты очень умно распорядилась. Это позволитъ тебѣ неплатить долги твоего негодяя-мужа; узнавъ о твоемъ "богатствѣ, мои кредиторы не замедлятъ на тебя напасть. Убирайтесь, милостивые государи, у насъ имущество отдѣльно!
И капитанъ ударилъ по воздуху палкой.
— Что-же ты мнѣ не предлагаешь сѣсть? продолжалъ онъ. — Я прибылъ издалека, это доказываетъ безпорядокъ моего костюма. Изъ нашего замка де-Рюдмонъ, ни больше ни меньше. Выйдя изъ больницы, въ которой лечили, но, увы! не излечили мою хроническую болѣзнь, я хотѣлъ обнять жену. Ты знаешь, что я не гордъ съ чернью, поэтому я разговорился съ кондукторомъ омнибуса и узналъ отъ него, что Геркулесъ моей маленькой кошечки умеръ и оставилъ ей триста или четыреста тысячъ франковъ доходамъ тѣмъ, чтобы она употребила ихъ на добрыя дѣла. Что можетъ быть лучше, какъ помочь мужу. Сдѣлай мнѣ удовольствіе, пошли сейчасъ-же за портнымъ, сапожникомъ, парикмахеромъ…. Когда я перемѣню свой костюмъ, мы поговоримъ, и я разскажу, какъ я тебя нашелъ; такъ какъ ты имѣла неделикатность не оставить адреса, что вовсе нейдетъ къ милліонершѣ. Пожалуйста, брось эти цыганскія привычки, наши обстоятельства намъ это позволяютъ. Вели подать мнѣ что-нибудь, я умираю отъ жажды.
Результатомъ этого разговора было соединеніе супруговъ.
Чего хотѣлъ этотъ несчастный мужъ, котораго несправедливость разлучила съ его дорогой кошечкой? Жить со своей женой и не покидать ее болѣе. Разлука была слишкомъ продолжительна. Кромѣ того, онъ долженъ былъ быть около нея, чтобы защищать ее и противъ клеветы.
И Клементина думала, что она свободна! Какое ужасное пробужденіе!
Она была во власти этого человѣка, котораго она нѣкогда любила, но который теперь внушалъ ей только ужасъ.
Онъ будетъ слѣдовать за ней, какъ тѣнь, онъ не оставитъ ея ни днемъ, ни ночью, она будетъ его женой!
Всѣ ея усилія привели только къ тому, что ея богатство будетъ разстроено этимъ пьяницей!
И она-должна была покориться!… Зачѣмъ не былъ онъ строже наказанъ?
Клементина начала съ того, что заплатила за все, что капитанъ заказалъ, и дала ему денегъ/ сколько онъ потребовалъ, но въ одинъ прекрасный день объявила, что не можетъ дать ему болѣе ни одного луидора до окончанія процесса, возбужденнаго Людовикомъ Меро.
Капитанъ просилъ, сердился, увѣрялъ, что онъ непремѣнно долженъ заплатить пари, что иначе онъ лишится всѣхъ занятій въ «Omnium», которыя могли доставить ему вѣрныхъ сто тысячъ франковъ… Клементина была непреклонна.
— Ты хочешь, чтобы я тебя прибилъ! вскричалъ капитанъ, сжимая кулаки, — но ты этого не добьешься; не бьютъ жену съ четырьмя тысячами франковъ дохода… въ будущемъ. Я тебя накажу иначе.
На другой день, вернувшись съ прогулки, Клементина увидѣла, что всѣ ея драгоцѣнности украдены.
Въ то время, когда она посылала за полицейскимъ коммиссаромъ, явился капитанъ.
— Что тутъ случилось? спросилъ онъ спокойно.
— Мои брилліанты украдены.
— Пусть ничего не дѣлаютъ безъ моего приказанія, сказалъ капитанъ. — Я распоряжусь обо всемъ.
Потомъ, сдѣлавъ знакъ Клементинѣ слѣдовать за нимъ, онъ вошелъ въ ея комнату и заперъ дверь на ключъ.
— Не позволимъ арестовать невиннаго, сказалъ онъ, — я знаю кто взялъ брилліанты, точно также какъ и ты это знаешь. Ихъ было всего на тридцать тысячъ франковъ. Я думалъ, что будетъ тысячъ на сто-пятьдесятъ или двѣсти, но тридцать тысячъ — это просто западня, которую ты мнѣ устроила! Я воспользовался случаемъ, тѣмъ болѣе, что мнѣ нечего бояться. Знай, что мужъ не обкрадываетъ жены, и что за это не судятъ. Моя защита была бы очень легка; хотя я увѣренъ, что они тебѣ достались честно, но это не помѣшаетъ мнѣ сказать, что я употребилъ ихъ на добрыя дѣла, не желая пользоваться безчестно пріобрѣтенными деньгами. Я давно уже играю роль предателя, меня-бы позабавило разыграть роль добродѣтельнаго человѣка, я очень люблю эту личность… на сценѣ. Если ты хотѣла заставить, чтобы меня приговорили къ каторжной работѣ, чтобы имѣть возможность обойтись безъ моего содѣйствія въ дѣлѣ завѣщанія, или даже требовать развода, то ты ошиблась, моя кошечка. Если ты хитра, то и я не дуракъ. Не даромъ-же я былъ въ Мелёнѣ!
LV.
правитьМежду тѣмъ, процессъ, возбужденный Людовикомъ, шелъ своимъ чередомъ.
Адвокаты подали жалобы.
Гонто, со стороны Людовика, требовалъ уничтоженія завѣщанія въ пользу монастыря Св. Рутиліи, какъ «вынужденнаго хитростью». Николай, напротивъ, отъ имени монастыря, просилъ признать это завѣщаніе.
Имена двухъ лучшихъ адвокатовъ, величина наслѣдства, романическая причина жалобы, скандальныя подробности, обнаруженныя слѣдствіемъ, религіозный вопросъ, вмѣшанный въ дѣло — все соединилось, чтобы придать дѣлу большую огласку.
Даже политическіе журналы занялись этимъ дѣломъ, и общественное любопытство было возбуждено. Различнымъ толкамъ не было конца.
— Завѣщаніе въ пользу монастыря не можетъ быть утверждено!
— Напротивъ, очевидно, что оно не можетъ быть уничтожено..
— Какъ! вы не видите въ этомъ дѣлѣ мошенничества? Эта женщина удалила законныхъ наслѣдниковъ…
— Я вамъ отвѣчаю, что Николай убѣдитъ, что до монастыря не касается нисколько то, что сдѣлала или не сдѣлала госпожа Божонье. Когда маркизъ сдѣлалъ завѣщаніе, онъ уже нѣсколько лѣтъ не видалъ аббата Гилльсмитъ.
— Вы знаете очень хорошо, что завѣщаніе въ пользу монастыря, только прикрываетъ госпожу Божонье. Гонто доказалъ это ясно; какъ день.
— Скажите, былъ-ли маркизъ передъ смертью въ религіозномъ настроеніи?
— Скажите лучше, что его привели въ это настроеніе, чтобы заставить написать завѣщаніе.
— Развѣ она посылала за Марбёфомъ?
Дойдя до религіознаго вопроса, поднимались самые ожесточенные споры, и городъ раздѣлился на два лагеря, на либераловъ и клерикаловъ. Да и то послѣдній еще раздѣлялся: одни желали во чтобы-то ни стало утвержденія завѣщанія въ пользу аббата Гилльсмитъ, другіе, желая этого, въ тоже время сожалѣли объ участи Людовика и Денизъ.
— Эти молодые люди очень интересны…
— Она очень хороша…
Говорили, что въ епископствѣ этотъ вопросъ также вызвалъ цѣлую войну между епископомъ и старшимъ викаріемъ. Но монсиньоръ Гіацинтъ, кроткій по обыкновенію, лѣниво велъ борьбу, тогда какъ Фишонъ употребилъ все въ дѣло, чтобы дать восторжествовать Гилльсмиту.
Такимъ образомъ, вся страна была болѣе или менѣе замѣшана въ борьбу.
Даже скептики и насмѣшники вставляли свое слово:
— Чѣмъ госпожа Божонье заставила маркиза сдѣлать завѣщаніе?
— Отчего маркизъ умеръ?
Этотъ сюжетъ давалъ обширное поле для грязныхъ намековъ. Къ тому-же, когда наконецъ разговоры на эту тему стали истощаться, одно обстоятельство дало имъ новую пищу.
Госпожа Божонье, не показывавшаяся со времени смерти маркиза, пріѣхала въ гостинницу «Коронованнаго Быка», и послала за де-Каркбю, съ которымъ пробыла, запершись, часа три. Послѣ чего де-Каркбю выѣхалъ отъ своего племянника и поселился въ «Коронованномъ Быкѣ», гдѣ началъ вести широкую жизнь и говорилъ всѣмъ, что желаетъ, чтобы его племянникъ проигралъ процессъ. Конечно, это завѣщаніе лишало его всего, но такова была послѣдняя воля маркиза, и, послѣ первой вспышки гнѣва, онъ, де-Каркбю, находитъ его совершенно справедливымъ. Справедливость прежде всего. Поэтому онъ даже уѣхалъ отъ племянника, который затѣялъ процессъ. Правда, послѣдній не зналъ, какъ завѣщаніе было сдѣлано, но онъ, Артемій де-Каркбю, зналъ, каковы были идеи и желанія маркиза. Эта перемѣна дала новый поводъ къ разнообразнымъ догадкамъ.
— Что могла сдѣлать госпожа Божонье, чтобы довести до этого стараго де-Каркбю?
— Она была у него цѣлыхъ три часа!
— Это дьяволъ, а не женщина!
Никогда судьи не подвергались такимъ преслѣдованіямъ; всѣ старались узнать, каково будетъ ихъ рѣшеніе.
Наконецъ, насталъ день суда.
Госпожа Меро хотѣла присутствовать на засѣданіи, но Людовикъ отговорилъ ее.
— Въ твоемъ волненіи, говорилъ онъ, — больше безпокойства, чѣмъ боязни. Въ глубинѣ сердца ты увѣрена, что мы выиграемъ. Если это не будетъ такъ, то ударъ будетъ слишкомъ тяжелъ, и я не хочу, чтобы публика видѣла твое огорченіе.
— Невозможно, чтобы судъ не оказалъ намъ справедливости! Это будетъ чудовищно!
— Посмотри на общественное мнѣніе. Развѣ оно не раздѣлилось? Кто наши судьи? Почему имъ также не раздѣлиться во мнѣніяхъ? Кампоръ, я думаю, за насъ. За кого Легренъ, я не знаю. Что касается до предсѣдателя, то ты знаешь, точно также какъ я, что онъ согласится во всемъ безусловно съ Легреномъ. Умно-ли при такихъ условіяхъ обольщать себя надеждами. Мы можемъ выиграть, но можемъ также и проиграть.
Не смотря на свое обожаніе сына, госпожа Меро не могла не пожать плечами.
Выйдя изъ кабинета, чтобы идти въ Засѣданіе, онъ нашелъ въ передней ожидавшихъ его Денизъ и мать.
— Мы можемъ тебя проводить? спросила госпожа Меро.
Глядя, какъ они проходили, имъ вслѣдъ дѣлали предсказанія:
— Черезъ часъ они будутъ богаты.
— Черезъ часъ они будутъ то же, что и теперь.
Когда, передъ судомъ, Денизъ протянула Людовику руку, она почувствовала, что его рука дрожала.
— Изъ-за денегъ? сказала она.
— Эти деньги не мои, но ваши!…
LVI.
правитьВся зала засѣданія была биткомъ набита, такъ что Людовикъ едва могъ пробраться до скамьи адвокатовъ. Все, что было самаго знатнаго въ судѣ, было въ залѣ засѣданія; за кресломъ предсѣдателя сидѣлъ су-префектъ, направо Фишонъ, старшій викарій, налѣво Ситисъ, второй викарій, другъ епископа, и, слѣдовательно, противникъ настоятеля Святой Рутиліи.
Піолинъ наклонился къ Людовику и сказалъ:
— Посмотрите направо, на этого господина съ сѣдыми волосами; это капитанъ Божонье.
— Онъ осмѣлился…
— Я думаю, что ему придется много понаслышаться.
Вдругъ раздался голосъ судебнаго пристава:
— Судъ идетъ!
Всѣ встали.
Открылась дверь и вошли судьи и прокуроръ.
Не поворачивая головы, предсѣдатель занялъ свое мѣсто.
Настало глубокое молчаніе. Но, прежде чѣмъ перейти къ самому дѣлу, надо было соблюсти тысячу формальностей.
Наконецъ, предсѣдатель сказалъ:
«Приговоръ по завѣщанію маркиза де-Рюдмонъ.»
Мгновенно всѣ разговоры смолкли, всѣ глаза устремились на предсѣдателя, Бонома-де-ла-Фардуйеръ, который величественно надѣлъ на себя судейскую шапочку.
Сдѣлавъ это, онъ поправилъ очки, и, взявъ бумагу, началъ медленно читать приговоръ.
"Судъ, имѣя въ виду, что маркизъ де-Рюдмонъ собственноручнымъ завѣщаніемъ отъ 15 мая 1865 года, положеннымъ у натаріуса Пенеля въ Конде-ле-ПІателѣ, назначилъ своимъ наслѣдникомъ своего двоюроднаго племянника Людовика Меро;
"Имѣя въ виду, что вторымъ завѣщаніемъ, онъ, маркизъ де-Рюдмонъ, 7-го августа 1867 года, уничтожилъ всѣ свои предъидущія завѣщанія;
"Имѣя въ виду, что этимъ вторымъ завѣщаніемъ, маркизъ назначаетъ своимъ наслѣдникомъ монастырь Св. Рутиліи, съ тѣмъ, чтобы онъ выплатилъ извѣстную сумму Клементинѣ Обріо, замужемъ Божонье;
"Имѣя въ виду, что Людовикъ Меро жаловался въ судъ, прося признать недѣйствительнымъ второе завѣщаніе, какъ «вынужденное хитростью»;
«Что Людовикъ Меро указалъ на доказательства этого „вынужденія“, прося доказать ихъ…»
Люди, не знавшіе юридическаго языка, спрашивали себя, не лучше-ли бы они сдѣлали, если-бы остались дома завтракать. Не смѣялся-ли надъ ними президентъ? Неужели онъ не сжалится надъ ихъ любопытствомъ и нетерпѣніемъ?
Точно желая еще болѣе возбудить это любопытство, предсѣдатель остановился и оглядѣлъ все засѣданіе. Скоро онъ снова началъ:
"Имѣя въ виду, что постановленіемъ отъ 17-го ноября судъ приказалъ произвести слѣдствіе, которое было произведено членомъ суда, Кампоромъ;
«Что изъ этого слѣдствія слѣдуетъ…»
Не останавливаясь, предсѣдатель обернулся къ капитану Божонье.
"Что, два года тому назадъ, Клементина Божонье, бывшая сначала только гувернанткой въ замкѣ, съумѣла хитростью овладѣть умомъ маркиза;
"Что, злоупотребляя пріобрѣтеннымъ вліяніемъ, она съумѣла воспользоваться слабостью маркиза де Рюдмонъ, чтобы вынудить у него завѣщаніе въ свою пользу;
«Что всѣ обстоятельства дѣла, также какъ и многочисленные свидѣтели, доказываютъ, что эта женщина употребляла въ дѣло всѣ средства…»
Всѣ взоры обратились на капитана. Божонье, но онъ переносилъ это любопытство съ презрѣніемъ и наглостью. Онъ не заботился о разсужденіяхъ, а ожидалъ результатовъ. Онъ мало заботился о томъ, что скажутъ.
Что касается до Людовика, то эти разсужденія начали внушать ему вѣру въ выигрышъ дѣла: «вынужденіе» было доказано судомъ.
Предсѣдатель продолжалъ:
"Что Клементина Божонье, желая овладѣть вполнѣ волею маркиза, заставила помѣстить въ монастырь его воспитанницу Денизъ Лажоле, у которой госпожа Божонье была сначала гувернанткой;
"Что, 15 мая 1865 года, означенная Божонье увезла маркиза за границу, чтобы отвлечь его отъ родныхъ и друзей;
"Что, по возвращеніи въ замокъ, она принимала въ замкѣ только людей, могшихъ быть ея сообщниками;
"Что, въ тоже время, она вызвала ссору между маркизомъ и его родными, которые были его наслѣдниками;
"Что она заставляла маркиза дѣлать различныя излишества, которыя ослабили его умственно и физически;
"Что, во время короткаго ея отсутствія, Людовикъ Меро, проникшій къ маркизу, поторопился позвать доктора, котораго она, по своемъ возвращеніи, не пустила въ замокъ;
"Что она также поступила съ аббатомъ Марбёфъ, которому, такимъ образомъ, помѣшала исполнить долгъ религіи относительно маркиза;
"Что, во время послѣдней болѣзни послѣдняго, она старалась помѣшать нотаріусу дойти до маркиза, пославшаго за Нимъ;
«Имѣя въ виду, что изъ всего этого слѣдуетъ, что маркизъ, относительно того, что касалось его распоряженій, сдѣланныхъ въ пользу госпожи Божонье, дѣйствовалъ подъ вліяніемъ, отъ котораго ему было невозможно избавиться, и которое можетъ быть признано за нравственное насиліе…»
Публика думала, что резу льтатомъ будетъ уничтоженіе завѣщанія и лица партизановъ аббата уже опечалились. Но Людовикъ не раздѣлялъ этого. Ни одно соображеніе не касалось монастыря. Что это значило?
Онъ скоро узналъ это.
Предсѣдатель обратился въ его сторону и продолжалъ:
"Но, имѣя въ виду, что если то, что оставлено Божонье должно быть строго обсуждено, нельзя сказать того же про все завѣщаніе, сдѣланное въ пользу монастыря;
"Что это завѣщаніе доказываетъ благочестіе маркиза;
"Что, оставивъ все монастырю, онъ дѣйствовалъ, повинуясь внушеніямъ своей совѣсти;
"Что ничто не доказываетъ; чтобъ какой-нибудь членъ этого монастыря дѣлалъ попытки, чтобы получить въ свою пользу завѣщаніе, и что маркизъ де-Рюдмонъ всегда былъ человѣкъ религіозный;
"Что, значитъ, очень естественно, что передъ смертью онъ захотѣлъ оставить все религіозному учрежденію;
"Что онъ могъ завѣщать все имѣніе монастырю для того, чтобы тотъ продолжалъ его добрыя дѣла;
«Что, вѣроятно, эта мысль руководила маркизомъ, который хотѣлъ своимъ поступкомъ подтвердить свои чувства, которыя долженъ питать всякій христіанинъ и французъ….»
Услышавъ эту запутанную фразу, адвокаты переглянулись съ улыбкой. Очевидно, эта часть принадлежала перу самаго президента, желавшаго всенародно выразить свою вѣру. Но предсѣдатель уже продолжалъ:
"По этимъ причинамъ, судъ постановилъ:
«Признавъ дѣйствительнымъ завѣщаніе 19-го августа 1867 года въ пользу монастыря Св. Рутиліи, отказать Людовику Меро въ его просьбѣ и принудить его къ уплатѣ судебныхъ издержекъ.»
Среди поднявшагося шума, Людовикъ съ трудомъ могъ выйти изъ залы и отдѣлаться отъ выраженій симпатіи и дружбы.
Какъ передать этотъ ударъ матери? Но, придя домой, Людовикъ узналъ, что она уже предупреждена клеркомъ Піолина, успѣвшимъ прибѣжать раньше его.
— Это невозможно, не правда-ли? вскричала, увидя Людовика, госпожа Меро.
— Однако, это такъ.
И, пока госпожа Меро убивалась, Людовикъ отвелъ въ сторону Денизъ.
— Угодно вамъ назначить день нашей свадьбы? сказалъ онъ. — Простите меня, что я ждалъ, но я хотѣлъ вернуть вамъ ваше состояніе: этотъ замокъ, этотъ лѣсъ, гдѣ мы были такъ счастливы.
— Но вѣдь въ этотъ лѣсъ насъ будутъ пускать?
— Я думаю.
— Въ такомъ случаѣ, мы еще будемъ въ немъ гулять. И взявъ его за руку, она крѣпко пожала ее.
LVII.
правитьСвадьба Людовика и Денизъ подала поводъ къ чему-то въ родѣ публичнаго протеста противъ приговора суда.
Когда Людовикъ проходилъ по церкви, то онъ видѣлъ вокругъ себя не только лица знакомыхъ, но даже и людей, совершенно неизвѣстныхъ ему, которые пришли въ церковь, чтобы выразить свой протестъ «противъ интригъ поповъ». Можетъ быть, мѣсто для подобнаго протеста было не совсѣмъ удачно выбрано, но когда желаютъ сдѣлать подобный протестъ, то не останавливаются на подобныхъ соображеніяхъ.
Среди благословенія, произнесеннаго аббатомъ Марбёфъ, слышны были голоса, говорившіе довольно громко:
— Состояніе маркиза было-бы для нихъ получше вашихъ благословеній, отдайте деньги.
Въ ризницѣ продолжались тѣже разговоры, и многіе говорили Людовику, чтобы онъ аппеллировалъ.
— Вы выиграете, говорили ему.
Но онъ думалъ не о процессѣ. Сидя рядомъ съ Денизъ, онъ не спускалъ съ нее глазъ. Теперь она принадлежала ему, она была его жена!
Онъ охотно погрузился-бы весь въ радости медоваго мѣсяца, но мать принудила его дѣятельно заняться аппелляціей.
— Передъ вами цѣлая жизнь, чтобы любить другъ друга, говорила она, — и только нѣсколько недѣль, чтобы пріобрѣсти состояніе, которое вамъ принадлежитъ.
Наконецъ, приговоръ былъ сдѣланъ. Онъ вполнѣ подтвердилъ приговоръ суда въ Конде.
Приговоръ суда, уничтожившій всѣ притязанія семейства Меро, не окончилъ еще дѣла о завѣщаніи маркиза де-Рюдмонъ. Оставалось еще Клементинѣ требовать съ монастыря слѣдовавшую ей часть наслѣдства.
Какъ-то поступитъ аббатъ Гилльсмитъ, отдастъ-ли добровольно или нѣтъ?
Три дня спустя послѣ послѣдняго приговора, госпожа Божонье явилась въ Ганнебо.
Аббатъ Гилльсмитъ заставилъ ее два часа прождать въ передней.
Наконецъ онъ принялъ ее, стоя, облокотись на каминъ.
Онъ рукой указалъ ей на кресло, но не сѣлъ самъ; потомъ сказалъ отрывисто:
— Вы желали со мной говорить, сударыня?
— Я просто пришла затѣмъ, чтобы сговориться на счетъ полученія моего наслѣдства.
— Сговориться со мною? сказалъ съ изумленіемъ аббатъ.
— Развѣ вы перестали заниматься дѣлами монастыря Св. Рутиліи, или не знаете, что судъ призналъ дѣйствительнымъ наше завѣщаніе?
— Наше завѣщаніе?
— Если угодно, я скажу мое завѣщаніе.
Настоятель не отвѣчалъ, но, подойдя къ своему бюро, вынулъ изъ него два журнала, которые подалъ Клементинѣ, говоря:
— Развѣ вы узнали только постановленіе суда, безъ соображеній, на которыхъ оно основывается?
— Я читала ихъ.
— А! вы читали? Въ самомъ дѣлѣ! Въ такомъ случаѣ, я право не знаю, что вамъ отвѣчать; если угодно, то объ этомъ переговоритъ нашъ повѣренный съ вашимъ.
— Я пріѣхала къ вамъ для того, чтобы получить опредѣленный отвѣтъ.
— Но намъ нечего вамъ отвѣчать: отвѣтъ находится въ приговорѣ. Возьмите журналъ и прочитайте (онъ подалъ ей газету); «Имѣя въ виду, что оставленное въ цользу госпожи Божонье должно быть строго обсуждено» и потомъ дальше въ приговорѣ кассаціоннаго суда, «что, дѣйствительно, эта часть завѣщанія показываетъ, до какой, степени маркизъ былъ подчиненъ госпожѣ Божонье, которая овладѣла его волей черезъ цѣлый рядъ предосудительныхъ дѣйствій». Въ виду этихъ соображеній и другихъ, которыхъ я не привожу, какъ вы хотите, чтобы мы уговаривались съ особой, которая дѣйствуетъ предосудительно? Это значило бы сдѣлаться ея сообщниками.
— И такъ, вы формально отказываетесь исполнить то, что было между нами условлено?
— Я отказываюсь только условливаться въ томъ, чего вы требуете. Я не имѣю на это права. Приговоръ суда дѣлаетъ всякое дружеское соглашеніе невозможнымъ. Обратитесь, къ суду.
Въ это время зазвонилъ колоколъ. Аббатъ направился къ двери.
— Я долженъ идти въ церковь, сказалъ онъ, кланяясь, — я принужденъ васъ оставить.
Клементина обратилась къ суду, но, какъ судъ въ Конде, такъ и аппеляціонный, отказали ей: приговоръ былъ данъ въ томъ смыслѣ, что та часть завѣщанія, которая написана въ пользу госпожи Божонье уничтожается, какъ «вынужденная хитростью». Такъ что монастырь Св. Рутиліи получилъ все наслѣдство маркиза.
Нашлись люди, которые говорили, что этотъ приговоръ самый справедливый.
Госпожа Меро не дошла до этого, но между друзьями она говорила, что ее все-таки утѣшаетъ, что эта негодяйка получила возмездіе.
Что касается де-Каркбю, то въ день окончательнаго приговора онъ вернулся къ своему племяннику.
— Изъ уваженія къ памяти Артура, сказалъ онъ, — я не хотѣлъ принимать участія въ этомъ процессѣ, но теперь, слава Богу, все кончено, и я возвращаюсь туда, куда меня влечетъ мое сердце — въ лоно семейства.
Много причинъ не позволяли Людовику согласиться на это. А главное дѣло то, что имъ самимъ не хватало чѣмъ жить. Такъ какъ адвокатская практика давала ему всего нѣсколько тысячъ, а процессы заставили его даже войти въ долги. Съ другой стороны, какъ могъ онъ дать своей женѣ общество такого человѣка, какъ де-Каркбю?
Денизъ рѣшила эти вопросы.
— Именно потому, что мы бѣдны, мы и должны принять твоего дядю; нельзя же оставить его жить въ гостинницѣ, гдѣ, говорятъ, за него платила госпожа Божонье. Къ тому же это время пройдетъ, всѣ говорятъ, что года черезъ два ты будешь самымъ лучшимъ адвокатомъ въ Конде.
Капитанъ Божонье, услышавъ приговоръ суда, возвратился домой въ ужасномъ гнѣвѣ, и такъ какъ передъ нимъ была уже не женщина, которая «будетъ имѣть 400,000 годоваго дохода», то онъ не поцеремонился поднять надъ нею свой хлыстъ и даже не разъ опустить его.
Къ счастью для Клементины съ нимъ сдѣлалась бѣлая горячка изъ нѣсколько дней покончила съ нимъ.
Она была свободна, но безъ средствъ, потому что процессъ, а въ особенности капитанъ, совершенно раззорили ее.
Что дѣлать?
Въ это время генералъ Пуарье овдовѣлъ, у него осталось шестеро дѣтей. Клементина поступила къ нему въ гувернантки.
Но самъ онъ, оставивъ ее въ Парижѣ съ дѣтьми, отправился посланникомъ къ одному иностранному двору. Послѣ революціи 4-го сентября она соединилась съ нимъ въ Швейцаріи, куда онъ удалился разбитый и раззоренный, считая свою политическую карьеру оконченной.
Клементина не отчаивается въ будущемъ, какъ онъ, говоря, что колесо фортуны должно перевернуться.
Въ мартѣ Клементина сдѣлалась генеральшей Пуарье; прошло тринадцать мѣсяцевъ, какъ она овдовѣла.
Позднѣе увидимъ, какъ оправдались ея предчувствія.