СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА
править
НАСЛѢДНИЦА.
правитьПервый признакъ эксцентричности завѣщателя проявился, если не ошибаюсь, весной 1854 года. Въ эту пору онъ былъ обладателемъ большого имѣнія, заложеннаго одному изъ его пріятелей, и довольно миловидной жены, на расположеніе которой имѣлъ притязаніе другой пріятель. Однажды оказалось, что онъ втихомолку вырылъ или велѣлъ вырыть, передъ дверью своего дома, глубокую яму, куда въ теченіе вечера попадало нѣсколько человѣкъ его пріятелей. Это обстоятельство, неважное само по себѣ, какъ-будто указывало на извѣстную юмористическую складку ума, которая могла бы сослужить ему службу въ литературѣ, но любовникъ его жены, который при паденіи въ западню сломалъ себѣ ногу, взглянулъ на дѣло иначе.
Нѣсколько времени спустя, сидя у себя за обѣдомъ, въ обществѣ нѣкоторыхъ другихъ пріятелей своей жены, чудакъ вдругъ извинился, всталъ и вышелъ, а чрезъ минуту стоялъ уже на улицѣ, подъ окномъ, съ трубою отъ водяного насоса въ рукахъ и преспокойно поливалъ честную компанію.
Была попытка предать этотъ поступокъ общественному суду, но большинство гражданъ «Редъ-Дога» (Красной собаки), разумѣется, изъ тѣхъ, которые не сидѣли тогда за столомъ, рѣшили, что каждый воленъ забавлять своихъ гостей, какъ находитъ лучшимъ. Были, впрочемъ, и намеки на ненормальное состояніе ума; жена разсказывала о немъ такія вещи, которыя могли быть приписаны только помѣшательству; искалѣченый любовникъ утверждалъ, основываясь на собственномъ опытѣ, что если она не уйдетъ отъ мужа, нельзя поручиться, чтобы у нея всѣ члены остались цѣлы и невредимы; а кредиторъ по закладной, опасаясь дальнѣйшаго поврежденія имущества, наложилъ на него запрещеніе.
Но предметъ всѣхъ этихъ толковъ рѣшилъ все дѣло по своему… Онъ скрылся.
Когда мы вторично услыхали о немъ, онъ какимъ-то, ему одному извѣстнымъ, путемъ уже успѣлъ избавиться, какъ отъ жены, такъ и отъ имущества. Онъ жилъ одинъ въ Роквилѣ, за пятьдесятъ миль отъ насъ, и былъ — издателемъ газеты. Оригинальность, выказанная имъ въ вопросахъ его личной жизни, въ примѣненіи къ политикѣ на столбцахъ «Роквильскаго авангарда» положительно не имѣла успѣха. Забавно преувеличенный разсказъ, гдѣ однако въ точности излагалось, какимъ образомъ кандидатъ оппозиціи убилъ китайца, занимавшагося у него стиркой, вызвалъ, я долженъ сознаться, грубое нападеніе и драку. Чисто вымышленное описаніе религіознаго торжества въ Каловерѣ, на которомъ шерифъ этого графства — извѣстный атеистъ — будто бы исполнялъ должность старшаго проповѣдника, повело лишь къ тому, что оффиціальныя объявленія стали помѣщаться въ другой газетѣ.
Среди всей этой путаницы и неудачъ, онъ внезапнр умеръ. Тутъ-то обнаружилось явное доказательство его безумія: онъ завѣщалъ все свое имущество служанкѣ въ мѣстной гостинницѣ, некрасивой дѣвушкѣ, съ лицомъ покрытымъ веснушками. Нелѣпость этого поступка приняла серьезные размѣры, когда въ числѣ отказаннаго имущества оказались тысяча паевъ компаніи «Восходящее Солнце», которая дня два спустя послѣ смерти завѣщателя, когда всѣ еще хохотали надъ его уморительнымъ благодѣяніемъ, внезапно разбогатѣла и получила извѣстность. Имущество, такъ легкомысленно брошенное, теперь цѣнилось въ три милліона долларовъ. Надо отдать справедливость предпріимчивости и энергіи жителей недавно основаннаго и уже процвѣтающаго Роквиля — между ними, вѣроятно, не нашлось бы ни одного, кто не чувствовалъ бы себя способнымъ лучше наслѣдницы распорядиться имуществомъ покойнаго чудака. Нѣкоторые изъ нихъ сомнѣвались, въ силахъ-ли они содержать семью; другіе, будучи выбраны въ присяжные и, быть можетъ, черезъ-чуръ глубоко сознавая связанную съ этимъ отвѣтственность, уклонились отъ пополненія общественнаго долга; еще нѣсколько лицъ отказались отъ мѣстъ съ небольшимъ содержаніемъ, но не нашлось ни одного, кто отказался бы заступить мѣсто Пегги Моффетъ — наслѣдницы трехъ милліоновъ.
Завѣщаніе, какъ водится, стали оспаривать. Во-первыхъ, вдова, которая, какъ теперь оказывалось, не была формально разведена съ покойнымъ; затѣмъ четыре двоюродныхъ братца, увы! слишкомъ поздно оцѣнившихъ нравственныя и матеріальныя достоинства умершаго родственника. Но скромная наслѣдница — замѣчательно некрасивая, простая и неотесанная дѣвушка изъ западнаго края — выказала неодолимое упорство въ отстаиваніи своихъ правъ. Она отвергла всѣ попытки войти съ ней въ соглашеніе. Всѣ сомнѣвались въ ея способности управиться съ такой уймой денегъ. Врожденное чувство справедливости подсказывало однако мѣстному населенію, что ей слѣдуетъ дать триста тысячъ долларовъ — съ тѣмъ, чтобъ она удовольствовалась ими.
— Она и тѣ, разумѣется, броситъ какому-нибудь треклятому негодяю, но дать три милліона подлецу за то, что онъ сдѣлаетъ ее несчастною, — это ужъ черезъ-чуръ много. Одно искушеніе мошенникамъ.
Единственный голосъ, раздавшійся противъ этого рѣшенія, принадлежалъ Джэку Гемлину, который съ сардоническою усмѣшкой на губахъ возразилъ говорившему:
— А что еслибы въ пятницу вечеромъ, когда вы у меня выиграли двадцать тысячъ долларовъ, я, вмѣсто уплаты, поднялся бы на дыбы и сталъ говорить: «Слушайте, Виль Ветерсби, вы сущій безумецъ, провалъ васъ возьми! Если я отдамъ вамъ эти двадцать тысячъ — вы навѣрное оставите ихъ въ игорномъ домѣ въ Санъ-Франциско, или проиграете первому шуллеру, на котораго нападете. Вотъ вамъ тысяча — этого довольно, чтобы бросить собакѣ подъ хвостъ — берите деньги и убирайтесь къ чорту!» — Положимъ, мои слова были бы чистѣйшая правда, и вы сами знали бы это, но честно-ли бы я поступилъ въ вами?
— Сравненіе неудачное! вскричалъ Ветерсби: — я выигралъ деньги на чистоту, выложилъ на ставку свои собственныя.
— А вы почему знаете, вспылилъ Гемлинъ, устремивъ свои черные глаза на изумленнаго казуистика: — что дѣвушка, съ своей стороны, не поставила ставки?
Ветерсби невнятно пробормоталъ что-то въ отвѣтъ.
— Вѣрьте мнѣ, дружище, сказалъ Гемлинъ, положивъ ему на плечо свою руку: — каждая дѣвушка ставитъ весь свой капиталъ, какъ бы ея игра ни была мелка. Еслибъ она вооружилась картами вмѣсто чувствъ, еслибъ она ставила деньги, а не тѣло и душу, — ручаюсь головой, не уцѣлѣло бы ни одного банка на всемъ протяженіи отсюда до Санъ-Франциско! Вотъ что!
Часть этого разговора была передана самой Пегги Моффетъ, только, боюсь, далеко не въ такой чувствительной формѣ. Лучшій адвокатъ въ Санъ-Франциско, приглашенный защищать интересы вдовы и родственниковъ покойнаго, воспользовался свиданіемъ съ наслѣдницею, чтобы указать ей. что она поставлена въ положеніе чуть ли не преступницы, незаконно воспользовавшейся расположеніемъ полу-умнаго старика, чтобы выманить у него состояніе, и намекнулъ, что репутація ея окончательно погибнетъ, если она, чтобы отстоять свое право, доведетъ дѣло до суда. Говорятъ, будто Пегги, которая мыла въ это время тарелку, вдругъ остановилась, и крутя полотенцо вокругъ пальцевъ, устремила на адвоката свои маленькіе блѣдно-голубые глаза.
— Такъ вотъ что люди-то лопочутъ? сказала она.
— Къ сожалѣнію, я долженъ сознаться, любезная моя миссъ Моффетъ, что свѣтъ злорѣчивъ, отвѣтилъ адвокатъ и прибавилъ съ плѣнительной откровенностью: — Не скрою и того, что мы, юристы, изучаемъ мнѣніе свѣта, слѣдовательно таковъ же будетъ взглядъ и съ нашей стороны.
— Когда такъ, храбро сказала Пегги: — значитъ, все равно придется идти въ судъ защищать свою честь, такъ ужъ я лучше прихвачу и три милліона.
Если вѣрить слухамъ, Пегги заключила рѣчь желаніемъ «задать трепку» своимъ клеветникамъ и съ словами: «вотъ я какова» — окончила бесѣду катастрофой для тарелки, оставившей жестокую мѣтку на лбу юриста-собесѣдника. Но этотъ разсказъ, очень популярный въ пивныхъ и закусочныхъ, не нашелъ подтвержденія въ высшихъ сферахъ. Болѣе достовѣрной казалась легенда о свиданіи Пегги съ ея собственнымъ адвокатомъ. Онъ объяснялъ ей, какъ выгодно было-бы для нея указать, разумную причину страннаго великодушія завѣщателя.
— Хотя законъ, говорилъ онъ, — не уничтожаетъ и не признаетъ завѣщанія изъ-за повода, по которому оно составлено, все же это будетъ имѣть большой вѣсъ въ глазахъ судьи и присяжныхъ, — особенно, если будутъ настаивать на помѣшательствѣ. Подумайте, какъ было бы хорошо доказать, что завѣщатель поступилъ вполнѣ естественно и логично. Между нами, миссъ Моффетъ, вы, конечно, знаете, почему покойный Байзейтъ надѣлилъ васъ съ такой удивительной щедростью.
— Нѣтъ, не знаю, рѣшительно отвѣтила дѣвушка.
— Подумайте хорошенько. Не выражалъ ли онъ вамъ — разумѣется, это останется между нами, хотя я, право, не вижу причины, почему не сказать этого и всѣмъ — не выражалъ ли онъ вамъ чувствъ такого свойства, которыя могли быть въ связи съ будущими супружескими отношеніями?
Тутъ большой ротъ Пегги медленно открылся, обнаживъ неровные зубы, и она прервала его рѣчь.
— Вы хотите сказать, что онъ намѣренъ былъ жениться на мнѣ — нѣтъ!
— Понимаю. Но не предлагалъ ли онъ вамъ какого-нибудь условія? — Само собой законъ имѣетъ въ виду только условія, выраженныя въ духовной, — но для подтвержденія вашихъ правъ было бы весьма полезно знать — не ставилъ-ли онъ какихъ-нибудь условій, передавая вамъ свое имущество?
— Вы хотите спросить, не требовалъ-ли онъ отъ меня чего-нибудь взамѣнъ?
— Вотъ именно, любезная миссъ, — вотъ именно…
Лицо Пегги приняло съ одной стороны темно-багровую тѣнь, съ другой посвѣтлѣе — вишневую, носъ сдѣлался пунцовымъ, а лобъ горѣлъ, словно стручокъ индѣйскаго перца. Для довершенія эффекта этой некрасивой и неизящной формы ея мучительнаго ощущенія, она молча стала вытирать руки о платье.
— Понимаю, поспѣшилъ успокоить ее адвокатъ. — Все равно, что бы ни было. — но условіе вы исполнили?
— Нѣтъ, съ изумленіемъ возразила Пегги: — какъ же я могла исполнить до его смерти?
Тутъ ужъ адвокатъ вспыхнулъ и не зналъ, какъ ему быть.
— Онъ сказалъ мнѣ одну вещь и условія свои поставилъ, продолжала Пегги съ твердостью, хотя ей очевидно было неловко: — только это никого не касается, кромѣ его да меня. Ни вамъ нѣтъ дѣла до этого, ни другимъ.
— Но, любезная миссъ Моффетъ, если эти условія явно доказываютъ, что онъ былъ въ здравомъ умѣ, вы вѣроятно согласитесь открыть ихъ, хотя бы только для того, чтобы доставить себѣ возможность исполнить его волю.
— А если судъ не останется ими доволенъ? — лукаво спросила Пегги. — Ну, какъ онъ найдетъ ихъ странными? Что тогда?
Такимъ образомъ у защиты былъ отнятъ послѣдній рессурсъ. Дѣло перешло въ судъ. Кто не помнитъ, какъ въ теченіе шести недѣль, оно было насущною пищею Каловерскаго графства, какъ цѣлыхъ шесть недѣль умственная, нравственная и духовная правоспособность Джемса Байвейза распорядиться своимъ имуществомъ, обсуждалась въ залѣ суда со всѣми формальностями ученаго невѣжества, и въ трактирахъ и у костровъ подъ открытымъ небомъ, съ предразсудкамъ присущими невѣжеству неграмотному и независимому. Къ концу этого срока, когда путемъ логическихъ выводовъ судъ пришелъ къ убѣжденію, что, по меньшей мѣрѣ, девять десятыхъ населенія графства безвредные сумасшедшіе, и у всѣхъ же остальныхъ обитателей разумъ тоже какъ будто пошатнулся на своемъ основаніи, измученныхъ присяжныхъ окончательно побѣдило въ одинъ прекрасный день появленіе въ залѣ суда самой Пегги.
Она никогда не была красива, но волненіе и неловкая попытка принарядиться выставили ея недостатки въ такомъ яркомъ свѣтѣ, что она казалась просто безобразной. Каждая веснушка на ея лицѣ выдавалась отдѣльно: ея блѣдно-голубые глаза, не дававшіе никакого понятія о силѣ ея характера, смотрѣли нерѣшительно, перебѣгая отъ одного къ другому, наконецъ съ смущеніемъ остановились на судьѣ; непропорціонально большая голова кончалась самою мизерною свѣтлою косичкою посреди узкихъ плечъ, и казалась такою же жесткою и неинтересною, какъ деревянные шары на рѣшеткѣ, у которой она сидѣла. Присяжные, которымъ въ теченіе почти шести недѣль истцы изображали ее хитрою и лукавою очаровательницею, подточившей слабѣющій разсудокъ Джемса Байвейза, возмутились всѣ до одного. Она была такъ страшно дурна, что даже три милліона едва-ли могли вознаградить за такое безобразіе, — думалось каждому.
— Если деньги ей даны, то она заслужила ихъ, братцы; это вѣрно, сказалъ старшина присяжныхъ. — Тутъ не было никакой поблажки со стороны старика.
Когда присяжные удалились, всѣ сознавали, что репутація дѣвушки спасена. Когда же они вернулись въ залу объявить приговоръ, оказалось, что ей присуждены три милліона, какъ бы въ видѣ возмездія за клевету.
Она получила деньги. Но тѣ, кто ожидалъ, что она будетъ сорить ими, очень ошиблись. Напротивъ, стали поговаривать, что она до крайности скупа. Добрѣйшая Стайверъ, изъ «Редъ-Дога», которая вызвалась сопровождать ее въ Санъ-Франциско, чтобы помочь ей сдѣлать закупки, громко выражала свое негодованіе:
— Она такъ трясется надъ двумя пенсами, какъ я не стала бы — и надъ пятью долларами. Въ «Городѣ Парижѣ» она ничего не купила, потому, изволите-ли видѣть, что дорого очень: а нарядилась сущей дурой, въ какой-то дешевой лавкѣ готоваго платья въ Рыночной улицѣ. А мы то съ Дженъ, какъ трудились для нея, сколько времени на нее потратили, и хоть бы она что-нибудь подарила Дженъ.
Общественное мнѣніе, видѣвшее одинъ разсчетъ въ обязательности этой дамы, нисколько невозмутилось такою невыгодною развязкою; но когда Пегги отказалась пожертвовать что-нибудь на уплату долга, лежавшаго на новой пресвитеріанской церкви, и даже не захотѣла взять акцій Союзнаго Канала, который многими считался дѣломъ настолько-же святымъ какъ и вѣрнымъ, — она почти утратила популярность.
Сама она оставалась по прежнему равнодушной къ общественному мнѣнію. Она наняла небольшой домикъ, поселилась въ немъ съ служившею нѣкогда вмѣстѣ съ нею старою женщиною, на условіяхъ полнѣйшаго равенства, и сама управляла своими капиталами. Желалъ бы я имѣть право и тутъ похвалить ея благоразуміе, но, къ сожалѣнію, она дѣлала крупныя ошибки. То же упорство, какое она выказала, отстаивая свои права, проявлялось и теперь въ ея неудачныхъ затѣяхъ.
Она просадила двѣсти тысячъ долларовъ на истощенную шахту, которую началъ разработывать покойный завѣщатель. Она поддерживала плачевное состояніе «Роквильскаго авангарда» долго послѣ того, какъ онъ пересталъ интересовать даже своихъ враговъ; она не закрывала Роквильской гостинницы, хотя посѣтители давно уже бросили ее; она лишилась содѣйствія и расположенія своего компаньона капиталиста изъ-за пустаго недоразумѣнія, въ которомъ выказала себя упрямой и не хотѣла сознаться въ винѣ; наконецъ у нея было три процесса на рукахъ, которые можно было бы уладить за бездѣлицу. Я отмѣчаю эти недостатки, чтобы показать, что она была вовсе не героиня: но теперь опишу ея исторію съ Джэкомъ Фолинсби, изъ которой видно, что она едва-ли была женщина дюжинная.
Этотъ красивый распутный шатунъ носился по окрестностямъ «Редъ-Дога» въ вихрѣ развлеченій, и кончилъ тѣмъ, что очутился, въ видѣ развалины, хотя и нелишенной привлекательности, въ ветхой избушкѣ, невдалекѣ отъ дѣвственнаго жилища Пегги Моффетъ. Блѣдный, истощенный всякими излишествами, съ голосомъ, дрожащимъ отъ особой чувствительности, болѣе или менѣе развитой употребленіемъ возбудительныхъ средствъ, онъ томно прозябалъ, не зная куда дѣвать время и почти не имѣя сосѣдей. Въ такомъ обаятельномъ общемъ неглиже, нравственности, костюма и чувства, онъ явился къ Пегги. Онъ сталъ сопровождать ее, ковыляя вслѣдъ за нею по улицамъ мѣстечка, и видя эту степенную парочку: Джэка — разговорчиваго, но страждущаго повидимому отъ раскаянія, стыда и болѣзни, и Пегги съ разинутымъ ртомъ, неуклюжую и раскраснѣвшуюся отъ восторга, зоркіе жители «Редъ-Дога» выразительно подмигивали другъ другу. Никто не зналъ, что происходило между ними, но всѣ замѣтили, что въ одинъ прекрасный лѣтній день Джэкъ проѣхалъ по главной улицѣ «Редъ-Дога» въ открытомъ кабріолетѣ рядомъ съ наслѣдницей трехъ милліоновъ. Джэкъ немного покачивался, но правилъ съ остатками прежней граціи, а миссъ Пегги, въ огромной шляпѣ съ лентами жемчужнаго цвѣта, чуть-чуть потемнѣе ея волосъ, держа короткими пальцами въ розовыхъ перчаткахъ букетъ желтыхъ розъ, рдѣла чистѣйшимъ малиновымъ цвѣтомъ отъ конфузливаго восхищенія. Они выѣхали изъ шумнаго города и углубились въ лѣсъ, любуясь багрянымъ блескомъ заката. Сами они, положимъ, не представляли красивой картины, но все же, когда темная сѣнь высокихъ сосенъ приняла ихъ въ свои нѣдра, рудокопы опирались на свои заступы и работники бросали свое дѣло, чтобы посмотрѣть имъ вслѣдъ глазами, влажными, быть можетъ, отъ яркаго отблеска вечерней зари, а можетъ быть и оттого, что эти люди сами были молоды и имъ жилось также весело.
Луна стояла уже высоко, когда наша парочка вернулась съ катанья. Многіе разсчитывали поздравить Джэка съ счастливою перемѣною судьбы въ близкомъ будущемъ, но испытали грустное разочарованіе. Благополучно доставивъ свою даму обратно въ ея домъ, онъ уѣхалъ изъ «Редъ-Дога». Отъ Пегги также не было поживы любопытнымъ. Прошелъ день-другой, — она не измѣняла обыденнаго хода своей жизни, просадила еще двѣ тысячи съ лишкомъ на неудачныя спекуляціи и все также строго соблюдала экономію въ своихъ личныхъ расходахъ. Миновали недѣли, а развязки романической идилліи не предвидѣлось. Никто ничего не зналъ, пока наконецъ Джэкъ, спустя мѣсяцъ, не появился въ Сакраменто съ бильярднымъ кіемъ въ рукахъ и сердцемъ преисполненнымъ горькаго негодованія.
— Создаюсь вамъ, джентльмены, по секрету, — говорилъ онъ въ кружкѣ сочувствующихъ ему игроковъ. — я былъ такъ же нѣженъ къ этой веснушковатой, красноглазой дѣвицѣ съ волосами цвѣта свѣчнаго сала, какъ будто… какъ будто она актриса! Не скрою и того, что, насколько я знаю женщинъ, она была расположена ко мнѣ не менѣе нѣжно. Смѣйтесь, однако это такъ. Въ одинъ прекрасный день, я повезъ ее кататься въ кабріолетѣ — во всемъ парадѣ, какъ подобаетъ — и на дорогѣ сдѣлалъ ей формальное, точно лэди какой, предложеніе. И что же она мнѣ отвѣчала? вскричалъ Джэкъ съ истерическимъ хохотомъ. — Провалъ ее возьми! она предложила мнѣ двадцать пятъ долларовъ содержанія въ недѣлю, съ вычетомъ того времени, когда я не буду дома!
Взрывъ хохота, вызванный этимъ откровеннымъ признаніемъ, не успѣлъ еще стихнуть, какъ вдругъ спокойный голосъ спросилъ:
— А вы что сказали на это?
— Что сказалъ? отвѣчалъ Джэкъ: — сказалъ, чтобы она убиралась… къ чорту съ своими деньгами.
— Однако, — продолжалъ спокойный голосъ, — говорятъ, будто вы просили у нея взаймы двѣсти пятьдесятъ долларовъ, чтобы ѣхать въ Сакраменто и… получили.
— Кто это говоритъ? закричалъ Джэкъ. — Кто этотъ наглый лгунъ?
Водворилось мертвое молчаніе. Гемлинъ, которому принадлежалъ спокойный голосъ, лѣниво досталъ изъ подъ стола кусокъ мѣла, и потирая имъ кончикъ своего кія, тихо но внушительно произнесъ:
— Это говорилъ мой старый пріятель, живущій въ Сакраменто; у него деревянная нога, одинъ глазъ, всего три пальца на правой рукѣ и чахоточный кашель. Разумѣется, онъ не можетъ отстаивать себя самъ и потому предоставляетъ это мнѣ. Итакъ, для упрощенія дѣла, продолжалъ Гемлинъ, вдругъ отложивъ въ сторону кій и устремивъ на собесѣдника свои хитрые, черные глаза: — скажемъ, что это говорилъ я.
Боюсь, что эта исторія — правдива она или нѣтъ — не способствовала популярности Пегги въ обществѣ, гдѣ беззаботность и щедрость замѣняли всѣ другія добродѣтели. Возможно и то, что поселокъ «Родъ-Догъ» былъ не свободенъ отъ предразсудка, который разочарованіе вызываетъ и у болѣе цивилизованныхъ любителей устраивать браки.
Въ теченіе слѣдующаго года Пегги предприняла еще нѣсколько безумныхъ спекуляцій и также понесла большія потери. Повидимому, ею овладѣла жажда во что бы то ни стало увеличить свой капиталъ. Наконецъ, было объявлено, что она намѣрена открыть вновь злополучную Роквильскую гостинницу и сама заняться хозяйствомъ. Какъ ни казалось подобное предпріятіе дико въ теоріи, на практикѣ оно какъ будто обѣщало успѣхъ. Разумѣется, много способствовали этому ея практическія познанія въ веденіи дѣла, но еще болѣе ея строгая расчетливость и неутомимая дѣятельность. Владѣтельница милліоновъ стряпала, стирала, служила за столомъ, стлала постели и трудилась какъ простая служанка. Это любопытное зрѣлище привлекло посѣтителей. Доходъ гостинницы возрасталъ по мѣрѣ того, какъ уменьшалось уваженіе къ хозяйкѣ. Не было того нелѣпаго анекдота о ея скаредничествѣ, который не нашелъ бы полной вѣры. Утверждали даже, что она не разъ носила сама багажъ пріѣзжихъ въ ихъ комнаты, чтобы получить вознагражднніе, которое дается носильщику. Она отказывала себѣ въ самомъ необходимомъ. Одѣвалась она бѣдно, ѣла скудно, но гостинница давала хорошій доходъ.
Нѣкоторые предполагали, что она помѣшана; другіе качали головой и говорили, что на завѣщанномъ ей богатствѣ тяготѣетъ проклятіе. Полагали также, судя по ея виду, что она недолго проживетъ, при такомъ чрезмѣрномъ напряженіи силъ, и толковали уже о томъ, кому въ концѣ концовъ достанется пресловутое наслѣдство.
Одному Гемлину посчастливилось выяснить свѣту какъ этотъ, такъ и другіе относящіеся къ ней вопросы.
Въ одну бурную декабрьскую ночь онъ находился въ числѣ посѣтителей Роквильской гостинницы. Въ теченіе предыдущей недѣли онъ занимался своею благородною профессіею въ «Редъ-Догѣ» и, говоря картиннымъ языкомъ одного изъ администраторовъ, «очистилъ всѣ карманы въ городѣ», оставивъ въ покоѣ только кондуктора омнибусовъ.
Послѣ такого крупнаго выигрыша, разумѣется, все существо игрока было проникнуто умилительнымъ спокойствіемъ; онъ даже говорилъ лѣнивѣе и хладнокровнѣе обыкновеннаго. Въ полночь, когда онъ уже собирался лечь, его не мало изумилъ легкій стукъ въ дверь, — а затѣмъ появленіе въ его комнатѣ самой миссъ Пегги — хозяйки Роквильской гостинницы.
Несмотря на свое прежнее заступничество, Гемлинъ не былъ особенно расположенъ къ ней. Его изысканный вкусъ гнушался ея безобразіемъ; его привычки и умственное развитіе шли въ разрѣзъ со всѣмъ, что онъ слышалъ объ ея скаредничествѣ и жадности. И теперь, въ грязномъ ситцевомъ платьѣ, еще пропитанномъ запахомъ кухни, пунцовая отъ смущенія и жара у плиты, она, конечно, не представляла собою ничего привлекательнаго. За то она, по крайней мѣрѣ, ничѣмъ не рисковала, несмотря ни на поздній часъ, ни на одинокость свою, ни на дурную славу того, кто находился предъ нею. Но кажется именно это сознаніе и увеличивало ея смущеніе.
— Мнѣ нужно сказать вамъ пару словъ наединѣ, мистеръ Гемлинъ, начала она, сѣвъ безъ приглашенія на кончикѣ чемодана: — иначе я не безпокоила бы васъ. Это самая подходящая минута — съ восхода солнца и до сихъ поръ я занята въ кухнѣ.
Она остановилась, очевидно чувствуя себя неловко и какъ будто прислушиваясь къ дождю, который стучалъ по стекламъ, застилая водяной пеленой непроницаемый мракъ зимней ночи. Потомъ она погладила руками платье на колѣняхъ, и совсѣмъ некстати замѣтила:
— Экій дождь!
Гемлинъ отвѣтилъ на это только тѣмъ, что зѣвнулъ и началъ снимать сюртукъ.
— Я думаю, вы не откажетесь оказать мнѣ услугу, — продолжала она съ рѣзкимъ смѣхомъ: — особенно въ виду того, что люди толкуютъ, будто вы были мнѣ другомъ и заступались за меня, хотя вамъ не изъ-за чего было дѣлать это. Не много такихъ, которые скажутъ за меня доброе слово, продолжала она, опустивъ глаза на колѣни и водя указательнымъ и большимъ пальцами вдоль шва на платьѣ.
Ея нижняя губа слегка задрожала и, тщетно поискавъ забытый носовой платокъ, она, наконецъ, подняла подолъ и отерла имъ свой вздернутый носъ, но въ глазахъ, которые она обратила на собесѣдника, еще стояли слезы. Джэкъ, въ это время уже снявшій сюртукъ, остановился разстегивать жилетъ и посмотрѣлъ на нее.
— Если дождь не перестанетъ, въ Нортсфоркѣ, пожалуй, можетъ сдѣлаться наводненіе, — замѣтила Пегги, точно извиняясь и посмотрѣла въ окно.
Гемлинъ замѣтилъ, что дождь пересталъ, и принялся разстегивать жилетку.
— Я хотѣла просить васъ насчетъ… насчетъ Джэка Фолинсби, торопливо заговорила Пегги. — Онъ опять боленъ и очень слабъ. Денегъ онъ проигрываетъ кучу то тутъ, то тамъ, но по большей части вамъ, мистеръ Гемлинъ. Вы взяли съ него вчера вечеромъ двѣ тысячи долларовъ… все, что у него было.
— Что дальше? холодно спросилъ игрокъ.
— Видите, я думаю… если вы мнѣ другъ, не попросить-ли мнѣ васъ, чтобы вы отвадили его отъ себя, сказала Пегги съ притворнымъ смѣхомъ. — Вы это можете. Не дозволяйте ему играть съ вами.
— Миссъ Маргарета Моффетъ, отвѣтилъ Гемлинъ, спокойно и методично снимая съ себя часы и принимаясь заводить ихъ: — если вы такъ горячо сочувствуете Джэку, то удалите его отъ меня сами. Вамъ это сдѣлать гораздо легче, чѣмъ мнѣ. Вы богатая женщина! Дайте ему достаточно денегъ, чтобы сорвать мой банкъ, или окончательно раззориться, но не давайте ему средства вертѣться вокругъ меня, въ надеждѣ, что ему повезетъ. Плохая афера, миссъ Моффетъ… плохая афера.
Болѣе возвышенная натура не поняла бы или возмутилась-бы этими словами и грустными истинами, которыя лежали въ основѣ ихъ. Но Пегги поняла все и молча сидѣла въ безнадежномъ уныніи.
— Примите мой совѣтъ, продолжалъ Гемлинъ, кладя часы съ цѣпочкою подъ подушку и неторопливо развязывая галстухъ: — бросьте эту возню здѣсь, выходите за него замужъ и передайте ему деньги и спекуляціи, которыя васъ убиваютъ. Онъ скоро справится со всѣмъ. Я не потому говорю это, чтобы самому обыграть его. Какъ скоро онъ станетъ на ноги, онъ живо махнетъ въ Санъ-Франциско и тамъ просадитъ всѣ деньги въ первоклассномъ игорномъ домѣ. Я не думаю, чтобы вамъ удалось исправить его; но, можетъ быть, вамъ повезетъ и онъ умретъ раньше, чѣмъ спуститъ всѣ ваши деньги. Но теперь вы можете его осчастливить, и такъ какъ, на мой взглядъ, вы втюрились въ этого молодца по уши, то вамъ и самой не будетъ непріятно выйти за него замужъ.
Вся кровь сбѣжала съ лица Пегги.
— Оттого-то я и не могу дать ему эти деньги, тихо промолвила она, — а безъ нихъ онъ не хочетъ на мнѣ жениться.
Гемлинъ опустилъ руку, которою растегивалъ послѣднюю пуговицу жилетки.
— Не можете… дать… ему… денегъ? повторилъ онъ медленно.
— Нѣтъ, не могу.
— Отчего?
— Оттого… оттого, что люблю его.
Гемлинъ снова застегнулъ жилетку и терпѣливо сѣлъ на кровать. Пегги встала и неловко придвинула чемоданъ поближе къ нему.
— Когда покойный Джемсъ Байвейзъ завѣщалъ мнѣ свое состояніе, начала она, боязливо озираясь вокругъ: — онъ далъ мнѣ его съ условіемъ. Онъ не писалъ этого, а такъ сказать, на словахъ. Я обѣщала ему, что исполню, мистеръ Гемлинъ, въ этой самой комнатѣ, у этой самой кровати, на которой вы сидите, — тутъ онъ и умеръ…
Гемлинъ былъ суевѣренъ, какъ всѣ почти игроки. Онъ поспѣшно всталъ и сѣлъ на стулъ у окна. Тутъ порывъ вѣтра потрясъ раму, точно будто за окномъ недовольный духъ Байвейза подтверждалъ свое послѣднюю волю.
— Не знаю, помните ли вы его, говорила Пегги съ жаромъ. — Онъ много страдалъ на своемъ вѣку. Всѣ измѣнили ему, кого онъ любилъ — жена, родственники, друзья! При другихъ онъ показывалъ, будто это ему ни по чемъ; по со мною, бѣдной служанкой, онъ говорилъ все, что было у него на душѣ. Я никому не заикалась объ этомъ… Я не знаю, отчего онъ говорилъ именно мнѣ… не знаю, зачѣмъ ему понадобилось сдѣлать и меня несчастной. Онъ взялъ съ меня слово, если откажетъ мнѣ свое состояніе, что я никогда, — помоги мнѣ Боже! — никогда не подѣлюсь съ тѣмъ, кого полюблю, будь то мужчина или женщина. Я не думала, мистеръ Гемлинъ, что мнѣ трудно будетъ сдержать свое обѣщаніе; я была такъ бѣдна, и ни отъ одной живой души, кромѣ него, не слыхала добраго слова.
— Но вы уже нарушили это обѣщаніе, сказалъ Гемлинъ: — на сколько мнѣ извѣстно, вы давали Джэку деньги…
— Только тѣ, которыя зароботывала сама! Выслушайте меня, мистеръ Гемлинъ; когда Джэкъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе, я обѣщала давать ему столько, сколько, по моему расчету, могла зарабатывать сама. Онъ уѣхалъ, былъ боленъ и нуждался. Тогда я поселилась здѣсь и открыла гостинницу. Я знала, что она дастъ доходъ, если хорошенько поработать. Не смѣйтесь, пожалуйста, надо мною. Я работала усердно и доходы были… но отъ капитала я не брала, ни Боже мой! Все, что я зарабатывала, трудясь день и ночь, все я отдавала ему! Право такъ, мистеръ Гемлинъ. Я не безжалостна къ нему, какъ вы думаете; хотя, разумѣется, могла бы быть добрѣе, я знаю.
Гемлинъ всталъ, надѣлъ опять преспокойно сюртукъ, часы, шляпу, пальто и, когда былъ совсѣмъ готовъ, обратился къ Пегги.
— Вы хотите сказать, что всѣ деньги, какія зароботывали здѣсь, отдавали этому херувиму?
— Онъ не зналъ, откуда я беру ихъ. О! мистеръ Гемлинъ, онъ не зналъ этого.
— Такъ-ли я понялъ? — Онъ спускалъ на игру деньги, которыя вы добывали трудомъ? Онъ игралъ, а вы убивались за работой?
— Да онъ-же не зналъ этого! Онъ не взялъ бы, скажи я ему правду.
— Нѣтъ, скорѣй умеръ-бы! серьезно подтвердилъ Гемлинъ. — Онъ такъ впечатлителенъ, милѣйшій Джэкъ Фолинсби, что брать деньги даже съ меня почти убиваетъ его. Но гдѣ же витаетъ этотъ ангелъ, когда не борется съ чудищемъ на зеленомъ полѣ и, такъ сказать, видѣнъ невооруженному глазу?
— Онъ… онъ живетъ здѣсь, вспыхнувъ отвѣтила Пегги.
— Такъ-съ. Могу-ли узнать номеръ его комнаты? Или, быть можетъ, я помѣшаю его размышленіямъ? спросилъ Гемлинъ съ почтительной вѣжливостью.
— О! Такъ вы обѣщаете? Вы поговорите съ нимъ и возьмете съ него обѣщаніе?
— Само собой! спокойно отвѣтилъ Гемлинъ.
— Не забудьте, что онъ боленъ… очень боленъ. Его комната № 44 — въ самомъ концѣ корридора. Не лучше ли мнѣ проводить васъ?
— Я найду и одинъ.
— Но вы не будете съ нимъ слишкомъ суровы?
— Какъ родной отецъ, — смиренно отвѣтилъ Гемлинъ, отворяя дверь и выходя въ переднюю; но вдругъ остановился, обернулся назадъ и протянулъ ей руку.
Пегги взяла ее робко. Она не знала, какъ принять это, за шутку или за серьезное, а черные глаза его, въ которые она тщетно всматривалась, не сказали ей ничего. Но онъ крѣпко пожалъ ей руку и тотчасъ ушелъ.
Комнату онъ отыскалъ легко. Слабый кашель и ворчливый протестъ были отвѣтомъ на его стукъ въ дверь. Онъ безъ церемоніи вошелъ. Его ошеломилъ тяжелый запахъ лекарства и чего-то крѣпкаго, спиртуознаго. Джэкъ лежалъ на кровати, полуодѣтый. У него ввалились глаза, его било, какъ въ лихорадкѣ, горячее его дыханіе отзывалось разложеніемъ.
Гемлинъ стоялъ пораженный.
— Кто тутъ? спросилъ больной хрипло и сердито.
— Я тутъ, и хочу, чтобъ вы встали!
— Не могу, Гемлинъ. Я совсѣмъ пасъ.
Онъ протянулъ дрожащую руку къ стакану, наполовину наполненному какою-то подозрительною жидкостью съ крѣпкимъ запахомъ, но Гемлинъ остановилъ его.
— Хотите вернуть двѣ тысячи долларовъ, которыя проиграли?
— Хочу.
— Такъ встаньте и женитесь на женщинѣ, что тамъ внизу.
Фолинсби засмѣялся не то пстерично, не то насмѣшливо:
— Она не дастъ мнѣ ихъ!
— Но я дамъ.
— Вы?
— Я!
Пытаясь беззаботно засмѣяться, Фолинсби съ трудомъ поднялся на дрожащія, опухшія ноги. Гемлинъ пристально посмотрѣлъ на него и посовѣтовалъ ему опять лечь.
— Можно и завтра, — сказалъ онъ: — и тогда…
— А если я не захочу?
— Такъ я выступлю впередъ и оттѣсню васъ.
Но Гемлинъ былъ избавленъ отъ такого неблагороднаго поступка. Въ эту же ночь колеблющійся уже духъ Джэка Фолинсби улетѣлъ на крыльяхъ смерти. Никто не зналъ, когда и какъ это произошло. Навсегда осталось неизвѣстно — волненіе ли по поводу предстоящей женитьбы, или слишкомъ большая доза успокоительнаго ускорили его кончину. Я только знаю, что когда пришли будить его на слѣдующее утро, лучшее что осталось отъ него — лицо, еще красивое и молодое, смотрѣло холодно и неподвижно въ полные слезъ глаза Пегги Моффетъ.
— По дѣломъ мнѣ; это наказаніе, шепотомъ сказала она Гемлину: — Богъ зналъ, что я нарушила свой обѣтъ и всѣ свои деньги отказала ему.
Она, впрочемъ, не надолго пережила его. Неизвѣстно, исполнилъ-ли Гемлинъ на дѣлѣ то, на что намекалъ Джэку Фолинсби въ ночь его смерти: но онъ всегда оставался ея другомъ и былъ ея душеприкащикомъ. Все свое имущество она, однако, отказала дальнему родственнику Джэка Фолинсби, и, такимъ образомъ, эти милліоны были навсегда потеряны для «Редъ-Дога».