Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Народы — не дипломаты.
правитьНароды не дипломаты. Боль не хитритъ, не тѣшится тонкосплетеніемъ фразъ. Сама — грубая правда, она требуетъ правды въ отношеніи къ себѣ, — правды сочувствія, сказывающейся дѣломъ, правды врачеванія, сказывающейся облегченіемъ мукъ. Не заглушишь ея стоновъ, не заставишь боль перестать болѣть ради учтивости и чужаго удобства; не задоволишь (употребляемъ сербское выраженіе) христіанскаго населенія Турціи дипломатически приличными соболѣзнованіями, дипломатически-вѣжливыми протестами, дипломатически умѣренными требованіями, дипломатически праздными обѣщаніями. Въ то время какъ европейскіе дипломаты въ Парижѣ, на Рейнѣ, въ Зальцбургѣ, ублажались нѣгой своихъ благонамѣренныхъ и миролюбивыхъ ощущеній, или обмѣнивались другъ съ другомъ и съ турецкимъ султаномъ увѣреніями въ любви и пріязни, въ то время, среди этого стройнаго согласнаго хора деликатныхъ привѣтовъ и взаимнаго благоволенія, — невѣжливо, не кстати, приносились вдругъ пронзительные вопли съ береговъ Дуная, съ Балкана, съ Крита или Эпира, и вносили диссонансъ въ общую дипломатическую гармонію. Смущенная дипломатія изыскивала средства помочь бѣдѣ, не нарушая гармоническаго лада европейской политики, сочиняла, издавала ноты и находила въ нихъ полное самоудовлетвореніе. Но боль народовъ вопіетъ пуще прежняго, и наглая правда фактовъ не хочетъ чинить никакихъ компромиссовъ, никакихъ сдѣлокъ съ ложью, безцеремонно разрушаетъ ея благообразіе и правдоподобіе, — не даетъ и солгать прилично, не даетъ и дипломатіи успокоиться въ невольномъ, а частью и вольномъ самообольщеніи. Припѣвомъ, финальнымъ аккордомъ къ каждой строфѣ хвалебнаго гимна, пѣтаго европейскими правительствами и публицистами въ честь турецкой гуманности и просвѣщенія — звучали стоны, десятками и сотнями насилуемыхъ Турками, христіанскихъ женъ и дѣвицъ, ограбленныхъ, разоренныхъ турецкими налогами раіевъ, — или клики отчаянной борьбы, борьбы на смерть, Болгаръ и Грековъ.
На такіе-то вопросы, рѣзко поставленные, на такія-то требованія печальной, ужасной дѣйствительности отвѣчала Европа какими-то дипломатическими идилліями. Иначе какъ идилліями нельзя и назвать всѣ эти дипломатическія упованія на великодушіе султана, на мудрость министровъ его величества, на предполагаемыя въ Турціи либеральныя реформы, на турецкій прогрессъ и турецкую цивилизацію. Какимъ-то идиллическимъ дѣтскимъ лепетомъ являлись, въ сравненіи съ грубымъ языкомъ событій, европейскія ходатайства передъ Портой — произвести формальное слѣдствіе о настоящихъ желаніяхъ критскаго населенія. Теперь однако критскій вопросъ близится къ концу, Порта повидимому уступила, журналы славятъ великодушіе султана, и самъ нашъ «Journal de St.-Pétersbourg», отличавшійся въ послѣднее время такимъ честнымъ безвѣріемъ въ Турцію, уже начинаетъ ямъ вторить, — хотя, надо отдать ему справедливость, съ нѣкоторою неловкостью и какъ бы de mauvaise grâce.
Дѣло въ томъ, что оттоманское правительство оффиціально извѣстило о новой амнистіи, даруемой султаномъ жителямъ Крита. До 20 октября турецкія войска остаются въ позиціяхъ ими занимаемыхъ, прекративъ всякія преслѣдованія противъ возставшихъ. Въ теченіи этого срока всѣ иностранные, т. е. высланные Греціей, волонтеры должны покинуть островъ, равно какъ и жители, которые пожелаютъ высадиться; но это право предоставлено послѣднимъ на условіи оставить на родинѣ всякое свое владѣніе и имущество и ни островъ уже болѣе не возвращаться. По истеченіи срока не воспользовавшіеся этою милостью теряютъ на нее право. Таково извѣщеніе, разосланное Портою по телеграфу. Корреспонденты журналовъ добавляютъ, что, въ теченіи означеннаго срока, мудрость министровъ его величества султана займется рѣшеніемъ вопроса объ устройствѣ Крита. Впрочемъ заранѣе извѣстно, да и не однократно Портою было объявлено, что на уступку Крита Греціи она не согласна и не согласится.
Итакъ, военныя дѣйствія на «время прекращены; рѣзня пріостановлена; кровь болѣе не льется. Мы понимаемъ, сколько въ этомъ извѣстіи утѣшительнаго для всякаго сострадательнаго сердца: можно наконецъ вздохнуть свободно; отрадно знать, что въ настоящую минуту неистовствамъ и безчеловѣчіямъ на Критѣ положенъ конецъ. Если эта мѣра послужитъ къ дѣйствительному облегченію мукъ, претерпѣнныхъ несчастными Кандіотами, то честь такого облегченія должна принадлежать» по преимуществу Россіи, такъ какъ бя настояніямъ уступила, повидимому, Порта, убѣдившись въ безкорыстіи, чистосердечіи и благонамѣренности русской политики. Всѣ эти свойства дѣйствительно характеризуютъ русскую политику, но возникаетъ вопросъ: есть ли настоящій поводъ радоваться такой уступкѣ со стороны Порты, и точно ли она уступила? Подвигаетъ ли впередъ такая мѣра рѣшеніе Восточнаго вопроса, — дѣйствительно ли на пользу послужитъ такая мѣра томящимся подъ игомъ ислама Славянамъ и Грекамъ, да и самой Россіи?
Уже болѣе года проливаютъ Греки Крита свою кровь въ борьбѣ съ Турками, болѣе года, съ изумительнымъ напряженіемъ силъ, предоставленные сами себѣ и только съ помощію «волонтеровъ» — своихъ братьевъ свободной Эллады, отбиваются они отъ турецкихъ полчищъ, африканскихъ и азіатскихъ ордъ, превосходящихъ численностью чуть не во сто-кратъ ихъ малыя дружины. Совершались дивные подвиги геройства и мученичества. Ради чего? Ради того ли, чтобъ вынудить облегченіе налоговъ, добиться исправленія недостатковъ турецкой администраціи, получить нѣчто въ родѣ самоуправленія подъ турецкимъ скипетромъ, или вѣрнѣе — палкой? Все это, или почти все, было имъ предложено и обѣщано, все это они могли имѣть годъ тому назадъ, въ самомъ началѣ возстанія, но на всѣ предложенія, воззванія и обѣщанія они пребыли глухи, не поддались никакимъ искушеніямъ и соблазнамъ. Ихъ единый упорный клипъ съ перваго дня я до сихъ поръ: умереть до послѣдняго или добиться присоединенія Крита къ вольной Греціи. Рѣшеніе, которое теперь состоится въ мудромъ совѣтѣ Порты и навяжется имъ Европой, благодарной султану за его любезную податливость, будетъ ли стоить той цѣны крови, тѣхъ лишеній, тѣхъ жертвъ, которыя всѣ приносились ради лишь чаянія полной независимости и свободы? Изъ за чего же бился такъ долго этотъ народъ, и расточались благороднѣйшія усилія человѣческаго духа и воли? Изъ-за чего наконецъ соболѣзновала, сочувствовала, безпокоилась Европа, и преимущественно Россія, изъ-за чего же посылались нами всѣ эти матеріальныя пособія и дипломатическія ноты? Для того ля, чтобы не отъ Порты исторгнуть уступку, но уступитъ Портѣ? Въ чемъ, въ самомъ дѣлѣ, является уступка со стороны оттоманскаго правительства? Не въ томъ ли, что она мирнымъ путемъ придетъ къ тому результату, котораго не могла добиться такою разорительною для себя тратой людей и денегъ, и вмѣсто позора, который ожидалъ ее впереди, прославится теперь во всей Европѣ своимъ безпримѣрнымъ великодушіемъ? Нельзя не отдать справедливости турецкимъ министрамъ за такой мастерской дипломатическій фокусъ.
Усилія Омеръ-паши подавить возстаніе правильною борьбой оказывались тщетными, иныя же, употребленныя было имъ, средства для усмиренія Критянъ были таковы, но своему варварству и безчеловѣчію, что не могли быть терпимы даже и европейскимъ, безпримѣрнымъ относительно Турціи долготерпѣніемъ. Европейскія суда приняли подъ свою защиту семейства греческихъ борцовъ, спасали ихъ отъ голода и иныхъ мученій, перевозили въ Грецію, и тѣмъ, безъ сомнѣнія, ослабляли дѣйствіе турецкой силы, роняли ея достоинство, придавали новыя силы возстанію. Угроза Американскихъ Штатовъ, приготовленія Греческаго королевства въ войнѣ, волненіе въ Эпирѣ, Ѳессаліи, возстаніе въ Болгаріи — все это представляло впереди рядъ такихъ грозныхъ опасностей и замѣшательствъ, въ виду которыхъ, казалось бы, всего выгоднѣе было бы для Порты отказаться самой отъ Крита и предупредить наступавшую бурю, грозившую увести Критъ изъ-подъ ея владычества силою. Но Порта искусно предотвратила опасность и нашла изъ нея почетный выходъ. Прекращая военныя дѣйствія на островѣ, она тѣмъ самымъ спасаетъ себя отъ срама безсильной борьбы съ горстью храбрыхъ островитянъ, и дѣлаетъ ненужною благотворительную службу иностранныхъ судовъ. Газеты извѣщаютъ, что уже прежде, въ виду одушевившихъ внезапно Порту благихъ намѣреній, французская эскадра (прибавляютъ, будто бы и русская) получила приказаніе прекратить перевозку критскихъ семействъ. Но этого мало. Главное въ томъ, что такой перерывъ ужасныхъ сценъ борьбы перерветъ и напряженное вниманіе Европы, и отвратитъ на нѣкоторое время ея взоры отъ дѣлъ Востока: негодованію не отъ чего будетъ постоянно распаляться и возрастать, а оно начинало доходить до зловѣщихъ размѣровъ. Съ другой стороны, никакой пламенный порывъ не терпитъ перерыва, ослабляется и парализуется имъ. Остывшему, не подогрѣваемому постоянно новыми жестокостями враговъ, жару инсургентовъ трудно будетъ вновь подогрѣваться и разгораться, по минованіи срока. Таковъ естественный разсчетъ, хотя можетъ-быть онъ и не оправдается. Мѣсяцъ бездѣйствія въ состояніи ненормальномъ и напряженномъ едвали не будетъ вреденъ для дружной энергіи и прочности воинскаго союза. Особенно же вредно будетъ впечатлѣніе нравственное: всеобщее ликованіе европейской дипломатіи, ея восхваленіе поступка Порты, ея очевидное отреченіе отъ всякихъ настояній надъ уступкою Крита Греціи, — все это произведетъ сильное уныніе не только на островѣ, но и въ самой Греціи: у нея отнимается поводъ и удобный случай къ войнѣ. Наконецъ, такою своею «уступкой» Порта парализуетъ возстаніе въ Эпирѣ, Ѳессаліи и даже въ Болгаріи, разсчитанное на возстаніе Крита, на возможность напасть на Турцію одновременно съ разныхъ сторонъ. Вѣсть о такомъ исходѣ критской борьбы и о новомъ оборотѣ европейской политики заставитъ выпасть оружіе изъ рукъ многихъ и многихъ, подвигшихся на рѣшительный бой. Наконецъ, вставъ къ европейскимъ правительствамъ въ такія добрыя отношенія, связавъ ихъ самихъ узами нѣкоторой деликатности и вѣжливой признательности, Порта не имѣетъ уже никакой надобности рѣшать критскій вопросъ уступкою Крита Греціи: дипломатическія ноты, наполненныя фразъ объ «отеческой заботливости султана о своихъ подданныхъ», о «высокой его мудрости и милосердіи», не могутъ же, безъ новаго повода и напротивъ утративши поводъ, всегда представлявшійся готовымъ въ сценахъ кровавой борьбы, превратиться вдругъ въ грозныя требованія, "несовмѣстныя съ достоинствомъ Оттоманской державы!
Такой результатъ, добытый Портою, есть ли уступка? Есть ли поводъ прославлять ея великодушіе? Кто въ выигрышѣ и кто въ накладѣ? Не Порта ли въ выигрышѣ, ловко выпутавшаяся изъ затруднительнаго положенія? Не политика ли тѣхъ европейскихъ кабинетовъ, которые рѣшились и вновь подтвердили свое рѣшеніе на зальцбургскомъ свиданіи, поддерживать statu quo Турціи противъ Россіи? И не въ накладѣ ли христіанскія населенія Турціи, даромъ проливавшія драгоцѣнную кровь, претерпѣвшія столько мукъ и лишеній, принесшія столько жертвъ, и вновь горько обманувшіяся въ надеждахъ? Что получатъ они взамѣнъ? Новый фабрикатъ турецко-европейской лжи, въ смыслѣ хаттигумаюна, что-нибудь даже въ родѣ псевдо-либеральныхъ на турецкую почву пересаженныхъ учрежденій, когда имъ нужно одно и одно: независимость! Не въ выигрышѣ и мы, связывая себя союзомъ съ Портой.
Впрочемъ, еще нѣтъ положительнаго извѣстія о томъ, какъ принята султанская амнистія Критянами. Можетъ-быть, они не захотятъ прекратить борьбу, и вѣрные своему знамени предпочтутъ дѣйствительно смерть всякой сдѣлкѣ съ ненавистнымъ исламомъ, — оставленные всѣми, всею Европой и даже Россіей, стѣсненной своими собственными дипломатическими дѣйствіями… Но послѣднее невозможно: Россіи нельзя идти ни противъ своей природы, ни противъ своей исторіи, ни противъ своихъ интересовъ, ни противъ того народнаго направленія, которымъ ознаменовалась въ нынѣшнее царствованіе ея внѣшняя политика.