128[1]
Бывало да живало — жили-были старик да старушка; у них было три сына: первый — Егорушко Залёт, второй — Миша Косолапый, третий — Ивашко Запечник. Вот вздумали отец и мать их женить; послали большого сына присматривать невесту, и он шёл да шёл — много времени; где ни посмотрит на девок, не может прибрать себе невесты, всё не глянутся[2]. Потом встретил на дороге змея о трёх головах и испугался, а змей говорит ему:
— Куда, добрый человек, направился?
Егорушко говорит:
— Пошёл свататься, да не могу невесты приискать.
Змей говорит:
— Пойдём со мной; я поведу тебя, можешь ли достать невесту?
Вот шли да шли, дошли до большого камня. Змей говорит:
— Отвороти камень; там чего желаешь, то и получишь.
Егорушко старался отворотить, но ничего не мог сделать. Змей сказал ему:
— Дак нет же тебе невесты!
И Егорушко воротился домой, сказал отцу и матери обо всём. Отец и мать опять думали-подумали, как жить да быть, послали среднего сына, Мишу Косолапого. С тем то же самое случилось. Вот старик и старушка думали-подумали, не знают, что делать: если послать Ивашка Запечного, тому ничего не сделать!
А Ивашко Запечный стал сам проситься посмотреть змея; отец и мать сперва не пускали его, но после пустили. И Ивашко тоже шёл да шёл, и встретил змея о трёх головах. Спросил его змей:
— Куда направился, добрый человек?
Он сказал:
— Братья хотели жениться, да не смогли достать невесту; а теперь мне черёд выпал.
— Пожалуй, пойдём, я покажу; сможешь ли ты достать невесту?
Вот пошли змей с Ивашком, дошли до того же камня, и змей приказал камень отворотить с места. Ивашко хватил его, и камень как не бывал — с места слетел; тут оказалась дыра в землю, и близ неё утверждены ремни. Вот змей и говорит:
— Ивашко садись на ремни; я тебя спущу, и ты там пойдёшь и дойдёшь до трёх царств, а в каждом царстве увидишь по девице.
Ивашко спустился и пошёл; шёл да шёл, и дошёл до медного царства; тут зашёл и увидел девицу, прекрасную из себя. Девица говорит:
— Добро пожаловать, небывалый гость! Приходи и садись, где место просто[3] видишь; да скажись, откуда идёшь и куда?
— Ах, девица красная! — сказал Ивашко. — Не накормила, не напоила, да стала вести спрашивать.
Вот девица собрала на стол всякого кушанья и напитков; Ивашко выпил и поел и стал рассказывать, что иду-де искать себе невесты: — если милость твоя будет — прошу выйтить за меня.
— Нет, добрый человек, — сказала девица, — ступай ты вперёд, дойдёшь до серебряного царства: там есть девица ещё прекраснее меня! — и подарила ему серебряный перстень.
Вот добрый молодец поблагодарил девицу за хлеб за соль, распростился и пошёл; шёл да шёл, и дошёл до серебряного царства; зашёл сюда и увидел: сидит девица прекраснее первой. Помолился он богу и бил челом:
— Здорово, красная девица!
Она отвечала:
— Добро пожаловать, прохожий молодец! Садись да хвастай: чей, да откуль, и какими делами сюда зашёл?
— Ах, прекрасная девица! — сказал Ивашко. — Не напоила, не накормила, да стала вести спрашивать.
Вот собрала девица стол, принесла всякого кушанья и напитков; тогда Ивашко попил, поел, сколько хотел, и начал рассказывать, что он пошёл искать невесты, и просил её замуж за себя. Она сказала ему:
— Ступай вперёд, там есть ещё золотое царство, и в том царстве есть ещё прекраснее меня девица, — и подарила ему золотой перстень.
Ивашко распростился и пошёл вперёд, шёл да шёл, и дошёл до золотого царства, зашёл и увидел девицу прекраснее всех. Вот он богу помолился и, как следует, поздоровался с девицей. Девица стала спрашивать его: откуда и куда идёт?
— Ах, красная девица! — сказал он. — Не напоила, не накормила, да стала вести спрашивать.
Вот она собрала на стол всякого кушанья и напитков, чего лучше требовать нельзя. Ивашко Запечник угостился всем хорошо и стал рассказывать:
— Иду я, себе невесту ищу; если ты желаешь за меня замуж, то пойдём со мною.
Девица согласилась и подарила ему золотой клубок, и пошли они вместе.
Шли да шли, и дошли до серебряного царства — тут взяли с собой девицу; опять шли да шли, и дошли до медного царства — и тут взяли девицу, и все пошли до дыры, из которой надобно вылезать, и ремни тут висят; а старшие братья уже стоят у дыры, хотят лезть туда же искать Ивашку.
Вот Ивашко посадил на ремни девицу из медного царства и затряс за ремень; братья потащили и вытащили девицу, а ремни опять опустили. Ивашко посадил девицу из серебряного царства, и ту вытащили, а ремни опять опустили; потом посадил он девицу из золотого царства, и ту вытащили, а ремни опустили. Тогда и сам Ивашко сел: братья потащили и его, тащили-тащили, да как увидели, что это — Ивашко, подумали:
— Пожалуй, вытащим его, дак он не даст ни одной девицы! — и обрезали ремни; Ивашко упал вниз.
Вот, делать нечего, поплакал он, поплакал и пошёл вперёд; шёл да шёл, и увидел: сидит на пне старик — сам с четверть, а борода с локоть — и рассказал ему всё, как и что с ним случилось. Старик научил его идти дальше:
— Дойдёшь до избушки, а в избушке лежит длинный мужчина из угла в угол, и ты спроси у него, как выйти на Русь.
Вот Ивашко шёл да шёл, и дошёл до избушки, зашёл туда и сказал:
— Сильный Идолище! Не погуби меня: скажи, как на Русь попасть?
— Фу-фу! — проговорил Идолище. — Русскую коску[4] никто не звал, сама пришла. Ну, пойди же ты за тридцать озёр; там стоит на куриной ножке избушка, а в избушке живёт яга-баба; у ней есть орёл-птица, и она тебя вынесет.
Вот добрый молодец шёл да шёл, и дошёл до избушки; зашёл в избушку, яга-баба закричала:
— Фу, фу, фу! Русская коска, зачем сюда пришла?
Тогда Ивашко сказал:
— А вот, бабушка, пришёл я по приказу сильного Идолища попросить у тебя могучей птицы орла, чтобы она вытащила меня на Русь.
— Иди же ты, — сказала яга-баба, — в садок; у дверей стоит караул, и ты возьми у него ключи и ступай за семь дверей; как будешь отпирать последние двери — тогда орёл встрепенётся крыльями, и если ты его не испугаешься, то сядь на него и лети; только возьми с собою говядины, и когда он станет оглядываться, ты давай ему по куску мяса.
Ивашко сделал всё по приказанью ягой-бабки, сел на орла и полетел; летел-летел, орёл оглянулся — Ивашко дал ему кусок мяса; летел-летел и часто давал орлу мяса, уж скормил всё, а ещё лететь не близко. Орёл оглянулся, а мяса нет; вот орёл выхватил у Ивашка из холки кусок мяса, съел и вытащил его в ту же дыру на Русь. Когда сошёл Ивашко с орла, орёл выхаркнул кусок мяса и велел ему приложить к холке. Ивашко приложил, и холка заросла. Пришёл Ивашко домой, взял у братьев девицу из золотого царства, и стали они жить да быть, и теперь живут. Я там был, пиво пил; пиво-то по усу текло, да в рот не попало.
129[5]
В некотором царстве, в некотором государстве был-жил царь Бел Белянин; у него была жена Настасья золотая коса и три сына: Петр-царевич, Василий-царевич и Иван-царевич. Пошла царица с своими мамушками и нянюшками прогуляться по́ саду. Вдруг поднялся сильный вихрь — что и боже мой! схватил царицу и унёс неведомо куда. Царь запечалился-закручинился и не ведает, как ему быть. Подросли царевичи он и говорит им:
— Дети мои любезные! Кто из вас поедет — мать свою отыщет?
Собрались два старшие сына и поехали; а за ними и младший стал у отца проситься.
— Нет, — говорит царь, — ты, сынок, не езди! Не покидай меня одного, старика.
— Позволь, батюшка! Страх как хочется по белу свету постранствовать да матушку отыскать.
Царь отговаривал, отговаривал, не мог отговорить: — Ну, делать нечего, ступай; бог с тобой!
Иван-царевич оседлал своего доброго коня и пустился в дорогу. Ехал-ехал, долго ли, коротко ли; скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; приезжает к лесу. В том лесу богатейший дворец стоит. Иван-царевич въехал на широкий двор, увидал старика и говорит:
— Много лет здравствовать, старичок!
— Милости просим! Кто таков, добрый мо́лодец?
— Я — Иван-царевич, сын царя Бела Белянина и царицы Настасьи золотой косы.
— Ах, племянник родной! Куда тебя бог несёт?
— Да так и так, — говорит, — еду отыскивать свою матушку. Не можешь ли ты сказать, дядюшка, где найти её?
— Нет, племянник, не знаю. Чем могу, тем и послужу тебе; вот тебе шарик, брось его перед собою; он покатится и приведёт тебя к крутым, высоким горам. В тех горах есть пещера, войди в неё, возьми железные когти, надень на руки и на ноги и полезай на горы; авось там найдёшь свою мать Настасью золотую косу.
Вот хорошо. Иван-царевич попрощался с дядею и пустил перед собою шарик; шарик катится, катится, а он за ним едет. Долго ли, коротко ли — видит: братья его Петр-царевич и Василий-царевич стоят в чистом поле лагерем и множество войска с ними. Братья его встренули:
— Ба! Куда ты, Иван-царевич?
— Да что, — говорит, — соскучился дома и задумал ехать отыскивать матушку. Отпустите войско домой да поедемте вместе.
Они так и сделали; отпустили войско и поехали втроём за шариком. Издали ещё завидели горы — такие крутые, высокие, что и боже мой! верхушками в небо упёрлись. Шарик прямо к пещере прикатился; Иван-царевич слез с коня и говорит братьям:
— Вот вам, братцы, мой добрый конь; я пойду на горы матушку отыскивать, а вы здесь оставайтеся; дожидайтесь меня ровно три месяца, а не буду через три месяца — и ждать нечего!
Братья думают: «Как на эти горы влезать, да тут и голову поломать!»
— Ну, — говорят, — ступай с богом, а мы здесь подождём.
Иван-царевич подошёл к пещере, видит — дверь железная, толкнул со всего размаху — дверь отворилася; вошёл туда — железные когти ему на руки и на ноги сами наделися. Начал на горы взбираться, лез, лез, целый месяц трудился, насилу наверх взобрался.
— Ну, — говорит, — слава богу!
Отдохнул немного и пошёл по горам; шёл-шёл, шёл-шёл, смотрит — медный дворец стоит, у ворот страшные змеи на медных цепях прикованы, так и кишат! А подле колодезь, у колодезя медный корец на медной цепочке висит. Иван-царевич взял почерпнул корцом воды, напоил змей; они присмирели, прилегли, он и прошёл во дворец.
Выскакивает к нему медного царства царица:
— Кто таков, добрый мо́лодец?
— Я Иван-царевич.
— Что, — спрашивает, — своей охотой али неволей зашёл сюда, Иван-царевич?
— Своей охотой; ищу мать свою Настасью золотую косу. Какой-то Вихрь её из саду похитил. Не знаешь ли, где она?
— Нет, не знаю; а вот недалеко отсюда живёт моя середняя сестра, серебряного царства царица; может, она тебе скажет.
Дала ему медный шарик и медное колечко.
— Шарик, — говорит, — доведёт тебя до середней сестры, а в этом колечке всё медное царство состоит. Когда победишь Вихря, который и меня здесь держит и летает ко мне чрез каждые три месяца, то не забудь меня бедной — освободи отсюда и возьми с собою на вольный свет.
— Хорошо, — отвечал Иван-царевич, взял бросил медный шарик — шарик покатился, а царевич за ним пошёл.
Приходит в серебряное царство и видит дворец лучше прежнего — весь серебряный; у ворот страшные змеи на серебряных цепях прикованы, а подле колодезь с серебряным корцом. Иван-царевич почерпнул воды, напоил змей — они улеглись и пропустили его во дворец. Выходит царица серебряного царства:
— Уж скоро три года, — говорит, — как держит меня здесь могучий Вихрь; я русского духу слыхом не слыхала, видом не видала, а теперь русский дух воочью совершается. Кто таков, добрый мо́лодец?
— Я Иван-царевич.
— Как же ты сюда попал — своею охотою али неволею?
— Своею охотою, ищу свою матушку; пошла она в зелёном саду погулять, как поднялся Вихрь и умчал её неведомо куда. Не знаешь ли, где найти её?
— Нет, не знаю; а живёт здесь недалечко старшая сестра моя, золотого царства царица, Елена Прекрасная; может, она тебе скажет. Вот тебе серебряный шарик, покати его перед собою и ступай за ним следом; он тебя доведёт до золотого царства. Да смотри, как убьёшь Вихря — не забудь меня бедной; вызволь отсюда и возьми с собою на вольный свет; держит меня Вихрь в заключении и летает ко мне через каждые два месяца.
Тут подала ему серебряное колечко:
— В этом колечке всё серебряное царство состоит!
Иван-царевич покатил шарик: куда шарик покатился, туда и он направился.
Долго ли, коротко ли, увидал — золотой дворец стоит, как жар горит; у ворот кишат страшные змеи — на золотых цепях прикованы, а возле колодезь, у колодезя золотой корец на золотой цепочке висит. Иван-царевич почерпнул корцом воды и напоил змей; они улеглись, присмирели. Входит царевич во дворец; встречает его Елена Прекрасная:
— Кто таков, добрый мо́лодец?
— Я Иван-царевич.
— Как же ты сюда зашёл — своей ли охотою али неволею?
— Зашёл я охотою; ищу свою матушку Настасью золотую косу. Не ведаешь ли, где найти её?
— Как не ведать! Она живёт недалеко отсюдова, и летает к ней Вихрь раз в неделю, а ко мне раз в месяц. Вот тебе золотой шарик, покати перед собою и ступай за ним следом — он доведёт тебя куда надобно; да вот ещё возьми золотое колечко — в этом колечке всё золотое царство состоит! Смотри же, царевич: как победишь ты Вихря, не забудь меня бедной, возьми с собой на вольный свет.
— Хорошо, — говорит, — возьму!
Иван-царевич покатил шарик и пошёл за ним: шёл-шёл, и приходит к такому дворцу, что и господи боже мой! — так и горит в бриллиантах и самоцветных каменьях. У ворот шипят шестиглавые змеи; Иван-царевич напоил их, змеи присмирели и пропустили его во дворец. Проходит царевич большими покоями и в самом дальнем находит свою матушку: сидит она на высоком троне, в царские наряды убрана, драгоценной короной увенчана. Глянула на гостя и вскрикнула:
— Ах, боже мой! Ты ли, сын мой возлюбленный? Как сюда попал?
— Так и так, — говорит, — за тобой пришёл.
— Ну, сынок, трудно тебе будет! Ведь здесь на горах царствует злой, могучий Вихрь, и все духи ему повинуются; он-то и меня унёс. Тебе с ним бороться надо! Пойдём поскорей в погреб.
Вот сошли они в погреб. Там стоят две кади с водою: одна на правой руке, другая на левой. Говорит царица Настасья золотая коса:
— Испей-ка водицы, что направо стоит.
Иван-царевич испил.
— Ну что, сколько в тебе силы?
— Да так силён, что весь дворец одной рукой поверну.
— А ну, испей ещё.
Царевич ещё испил.
— Сколько теперь в тебе силы?
— Теперь захочу — весь свет поворочу.
— Ох, уж это дюже[6] много! Переставь-ка эти кади с места на место: ту, что стоит направо, отнеси на левую руку, а ту, что налево, отнеси на правую руку.
Иван-царевич взял кади и переставил с места на место.
— Вот видишь ли, любезный сын: в одной кади — сильная вода, в другой — бессильная; кто первой напьётся — будет сильномогучим богатырем, а кто второй изопьёт — совсем ослабеет. Вихрь пьёт всегда сильную воду и становит её по правую сторону; так надо его обмануть, а то с ним никак не сладить!
Воротились во дворец.
— Скоро Вихрь прилетит, — говорит царица Ивану-царевичу. — Садись ко мне под порфиру[7], чтоб он тебя не увидел. А как Вихрь прилетит да кинется меня обнимать-целовать, ты и схвати его за палицу. Он высоко-высоко поднимется будет носить тебя и над морями и над пропастями, ты смотри не выпущай из рук палицы. Вихрь уморится, захочет испить сильной воды, спустится в погреб и бросится к кади, что на правой руке поставлена, а ты пей из кади на левой руке. Тут он совсем обессилеет, ты выхвати у него меч и одним ударом отруби его голову. Как срубишь ему голову, тотчас сзади тебя кричать будут: «Руби ещё, руби ещё!» А ты, сынок, не руби, а в ответ скажи: «Богатырская рука два раза не бьёт, а все с одного разу!»
Только Иван-царевич успел под порфиру укрыться, как вдруг на дворе потемнело, все кругом затряслось; налетел Вихрь, ударился о землю, сделался добрым молодцем и входит во дворец; в руках у него боевая палица.
— Фу-фу-фу! Что у тебя русским духом пахнет? Аль кто в гостях был?
Отвечает царица:
— Не знаю, отчего тебе так сдаётся.
Вихрь бросился её обнимать-целовать, а Иван-царевич тотчас за палицу.
— Я тебя съем! — закричал на него Вихрь.
— Ну, бабка надвое сказала: либо съешь, либо нет!
Вихрь рванулся — в окно да в поднебесье; уж он носил, носил Ивана-царевича — и над горами:
— Хошь, — говорит, — зашибу? — и над морями: — Хошь, — грозит, — утоплю?
Только нет, царевич не выпускает из рук палицы.
Весь свет Вихрь вылетал, уморился и начал спускаться; спустился прямо-таки в погреб, подбежал к той кади, что на правой руке стояла, и давай пить бессильную воду, а Иван-царевич кинулся налево, напился сильной воды и сделался первым могучим богатырем во всём свете. Видит он, что Вихрь совсем ослабел, выхватил у него острый меч да разом и отсёк ему голову. Закричали позади голоса́:
— Руби ещё, руби ещё, а то оживёт.
— Нет, — отвечает царевич, — богатырская рука два раза не бьёт, а всё с одного разу кончает!
Сейчас разложил огонь, сжёг и тело и голову и пепел по ветру развеял. Мать Ивана-царевича радая такая!
— Ну, — говорит, — сын мой возлюбленный, повеселимся, покушаем, да как бы нам домой поскорей; а то здесь скучно, никого из людей нету.
— Да кто же здесь прислуживает?
— А вот увидишь.
Только задумали они кушать, сейчас стол сам накрывается, разные яства и вина сами на стол являются; царица с царевичем обедают, а невидимая музыка им чудные песни наигрывает. Наелись-напились они, отдохнули; говорит Иван-царевич:
— Пойдём, матушка, пора! Ведь нас под горами братья дожидаются. Да дорогою надобно трёх цариц избавить, что здесь у Вихря жили.
Забрали всё, что нужно, и отправились в путь-дорогу; сначала зашли за царицей золотого царства, потом за царицей серебряного, а там и за царицей медного царства; взяли их с собою, захватили полотна и всякой всячины и в скором времени пришли к тому месту, где надо с гор спускаться. Иван-царевич спустил на полотне сперва мать, потом Елену Прекрасную и двух сестер её. Братья стоят внизу — дожидаются, а сами думают:
— Оставим Ивана-царевича наверху, а мать да цариц повезём к отцу и скажем, что мы их отыскали.
— Елену Прекрасную я за себя возьму, — говорит Пётр-царевич — царицу серебряного царства возьмёшь ты, Василий-царевич; а царицу медного государства отдадим хоть за генерала.
Вот как надо было Ивану-царевичу с гор спускаться, старшие братья взялись за поло́тна, рванули и совсем оторвали. Иван-царевич на горах остался. Что делать? Заплакал горько и пошёл назад; ходил, ходил и по медному царству, и по серебряному, и по золотому — нет ни души. Приходит в бриллиантовое царство — тоже нет никого. Ну, что один? Скука смертная! Глядь — на окне лежит дудочка. Взял её в руки.
— Дай, — говорит, — поиграю от скуки.
Только свистнул — выскакивают хромой да кривой:
— Что угодно, Иван-царевич?
— Есть хочу.
Тотчас откуда ни возьмись — стол накрыт, на столе и вина и кушанья самые первые. Иван-царевич покушал и думает:
— Теперь отдохнуть бы не худо.
Свистнул в дудочку, явились хромой да кривой:
— Что угодно, Иван-царевич?
— Да чтобы постель была готова.
Не успел выговорить, а уж постель постлана — что ни есть лучшая.
Вот он лёг, выспался славно и опять свистнул в дудочку.
— Что угодно? — спрашивают его хромой да кривой.
— Так, стало быть, всё можно? — спрашивает царевич.
— Всё можно, Иван-царевич! Кто в эту дудочку свистнет, мы для того всё сделаем. Как прежде Вихрю служили, так теперь тебе служить рады; только надобно, чтоб эта дудочка завсегда при тебе была.
— Хорошо же, — говорит Иван-царевич, — чтоб я сейчас стал в моём государстве!
Только сказал, и в ту ж минуту очутился в своём государстве посеред базара. Вот ходит по базару; идёт навстречу башмачник — такой весельчак! Царевич спрашивает:
— Куда, мужичок, идёшь?
— Да несу черевики[8] продавать; я башмачник.
— Возьми меня к себе в подмастерья.
— Разве ты умеешь черевики шить?
— Да всё, что угодно, умею; не то черевики, и платье сошью.
— Ну, пойдём!
Пришли они домой; башмачник и говорит:
— Ну-ка, смастери! Вот тебе товар самый первый; посмотрю, как ты умеешь.
Иван-царевич пошёл в свою комнатку, вынул дудочку, свистнул — явились хромой да кривой:
— Что угодно, Иван-царевич?
— Чтобы к завтрему башмаки были готовы.
— О, это службишка, не служба!
— Вот и товар!
— Что это за товар? Дрянь — и только! Надо за окно выкинуть.
Назавтра царевич просыпается, на столе башмаки стоят прекрасные, самые первые. Встал и хозяин:
— Что, молоде́ц, пошил башмаки?
— Готовы.
— А ну, покажь!
Взглянул на башмаки и ахнул: «Вот так мастера добыл себе! Не мастер, а чудо!» Взял эти башмаки и понёс на базар продавать.
В эту самую пору готовились у царя три свадьбы: Пётр-царевич сбирался жениться на Елене Прекрасной, Василий-царевич — на царице серебряного царства, а царицу медного царства отдавали за генерала. Стали закупать к тем свадьбам наряды; для Елены Прекрасной понадобились черевики. У нашего башмачника объявились черевики лучше всех; привели его во дворец. Елена Прекрасная как глянула:
— Что это? — говорит. — Только на горах могут такие башмаки делать.
Заплатила башмачнику дорого и приказывает:
— Сделай мне без мерки другую пару черевик, чтоб были на диво сшиты, драгоценными каменьями убраны, бриллиантами усажены. Да чтоб к завтрему поспели, а не то — на виселицу!
Взял башмачник деньги и драгоценные каменья; идёт домой — такой пасмурный.
— Беда! — говорит. — Что теперь делать? Где такие башмаки пошить к завтрему, да ещё без мерки? Видно, повесят меня завтра! Дай хоть напоследки погуляю с горя с своими друзьями.
Зашёл в трактир; дру́гов-то у него много было, вот они и спрашивают:
— Что ты, брат, пасмурен?
— Ах, други любезные, ведь завтра повесят меня!
— За что так?
Башмачник рассказал своё горе: «Где уж тут о работе думать? Лучше погуляем напоследки». Вот пили-пили, гуляли-гуляли, башмачник уж качается.
— Ну, — говорит, — возьму домой бочонок вина да лягу спать. А завтра, как только придут за мной вешать, сейчас полведра выдую; пускай уж без памяти меня вешают.
Приходит домой.
— Ну, окаянный, — говорит Ивану-царевичу, — вот что твои черевики наделали… так и так… поутру, как придут за мной, сейчас меня разбуди.
Ночью Иван-царевич вынул дудочку, свистнул — явились хромой да кривой:
— Что угодно, Иван-царевич?
— Чтоб такие-то башмаки были готовы.
— Слушаем!
Иван-царевич лёг спать; поутру просыпается — башмаки на столе стоят, как жар горят. Идёт он будить хозяина:
— Хозяин! Вставать пора.
— Что, али за мной пришли? Давай скорее бочонок с вином, вот кружка — наливай; пусть уж пьяного вешают.
— Да башмаки-то готовы.
— Как готовы? Где они? — Побежал хозяин, глянул: — Ах, когда ж это мы с тобой делали?
— Да ночью, неужто, хозяин, не помнишь, как мы кроили да шили?
— Совсем заспал, брат; чуть-чуть помню!
Взял он башмаки, обернул, бежит во дворец. Елена Прекрасная увидала башмаки и догадалась:
— Верно, это Ивану-царевичу ду́хи делают.
— Как это ты сделал? — спрашивает она у башмачника.
— Да я, — говорит, — всё умею делать!
— Коли так, сделай мне платье подвенечное, чтоб было оно золотом вышито, бриллиантами да драгоценными камнями усеяно. Да чтоб заутра было готово, а не то — голову долой!
Идёт башмачник опять пасмурный, а други давно его дожидают:
— Ну что?
— Да что, — говорит, — одно окаянство! Вот проявилась переводчица роду христианского, велела к завтрему платье сшить с золотом, с каменьями. А я какой портной! Уж верно завтра с меня голову снимут.
— Э, брат, утро вечера мудренее: пойдём погуляем.
Пошли в трактир, пьют-гуляют. Башмачник опять нализался, притащил домой целый бочонок вина и говорит Ивану-царевичу:
— Ну, малый, завтра, как разбудишь, так целое ведро и выдую; пусть пьяному рубят голову! А этакого платья мне и в жизнь не сделать.
Хозяин лёг спать, захрапел, а Иван-царевич свистнул в дудочку — явились хромой да кривой:
— Что угодно, царевич?
— Да чтоб к завтрему платье было готово — точно такое, как Елена Прекрасная у Вихря носила.
— Слушаем! Будет готово.
Чем свет проснулся Иван-царевич, а платье на столе лежит, как жар горит — так всю комнату и осветило. Вот он будит хозяина, тот продрал глаза:
— Что, аль за мной пришли — голову рубить? Давай поскорей вино!
— Да ведь платье готово…
— Ой ли! Когда ж мы сшить успели?
— Да ночью, разве не помнишь? Ты сам и кроил.
— Ах, брат, чуть-чуть припоминаю; как во сне вижу.
Взял башмачник платье, бежит во дворец.
Вот Елена Прекрасная дала ему много денег и приказывает:
— Смотри, чтоб завтра к рассвету на седьмой версте на́ море стояло царство золотое и чтоб оттуда до нашего дворца сделан был мост золотой, тот мост устлан дорогим бархатом, а около перил по обеим сторонам росли бы деревья чудные и певчие б птицы разными голосами воспевали. Не сделаешь к завтраму — велю четверить тебя!
Пошёл башмачник от Елены Прекрасной и голову повесил. Встречают его други:
— Что, брат?
— Да что! Пропал я, завтра четверить меня. Такую службу задала, что никакой чёрт не сделает.
— Э, полно! Утро вечера мудренее; пойдём в трактир.
— И то пойдёмте! Напоследях надо хоть повеселиться.
Вот они пили-пили; башмачник до того к вечеру напился, что домой под руки привели.
— Прощай, малый! — говорит он Ивану-царевичу. — Завтра казнят меня.
— Али новая служба задана?
— Да, вот так и так!
Лёг и захрапел; а Иван-царевич тотчас в свою комнату, свистнул в дудочку — явились хромой да кривой:
— Что угодно, Иван-царевич?
— Можете ль сослужить мне вот этакую службу…
— Да, Иван-царевич, это служба! Ну, да делать нечего — к утру всё готово будет.
Назавтра чуть светать стало, Иван-царевич проснулся, смотрит в окно — батюшки светы! Всё как есть сделано: золотой дворец словно жар горит. Будит он хозяина; тот вскочил:
— Что? Аль за мной пришли? Давай вина поскорей! Пусть казнят пьяного.
— Да ведь дворец готов.
— Что ты!
Глянул башмачник в окно и ахнул от удивления:
— Как это сделалось?
— Да разве не помнишь, как мы с тобой мастерили?
— Ах, видно, я заспался; чуть-чуть помню!
Побежали они в золотой дворец — там богатство невиданное и неслыханное. Говорит Иван-царевич:
— Вот тебе, хозяин, крылышко; поди, обметай на мосту перила, а коли придут да спросят: кто такой во дворце живёт? — ты ничего не говори, только отдай эту записочку.
Вот хорошо, пошёл башмачник и стал обметать на мосту перила. Утром проснулась Елена Прекрасная, увидала золотой дворец и сейчас побежала к царю:
— Поглядите, ваше величество, что у нас делается; на́ море золотой дворец выстроен, от того дворца мост на семь вёрст тянется, а вокруг моста чудные деревья растут, и певчие птицы разными голосами поют.
Царь сейчас посылает спрашивать:
— Что бы это значило? Уж не богатырь ли какой под его государство подступил?
Приходят посланные к башмачнику, стали его расспрашивать; он говорит:
— Я не знаю, а есть у меня записка к вашему царю.
В этой записке Иван-царевич рассказал отцу всё, как было: как он мать освободил, Елену Прекрасную добыл и как его старшие братья обманули. Вместе с запискою посылает Иван-царевич золотые кареты и просит приехать к нему царя с царицею, Елену Прекрасную с её сестрами; а братья пусть назади в простых дровнях будут привезены.
Все тотчас собрались и поехали; Иван-царевич встретил их с радостью. Царь хотел было старших сынов расказнить за их неправду, да Иван-царевич отца упросил, и вышло им прощение. Тут начался пир горой; Иван-царевич женился на Елене Прекрасной, за Петра-царевича отдал царицу серебряного государства, за Василья-царевича отдал царицу медного государства, а башмачника в генералы произвёл. На том пиру и я был, мёд-вино пил, по усам текло, в рот не попало.
130
В то давнее время, когда мир божий наполнен был лешими, ведьмами да русалками, когда реки текли молочные, берега были кисельные, а по полям летали жареные куропатки, в то время жил-был царь по имени Горох с царицею Анастасьей Прекрасною; у них было три сына-царевича. Сотряслась беда немалая — утащил царицу нечистый дух. Говорит царю большой сын:
— Батюшка, благослови меня, поеду отыскивать матушку.
Поехал и пропал, три года про него ни вести, ни слуху не было. Стал второй сын проситься:
— Батюшка, благослови меня в путь-дорогу; авось мне посчастливится найти и брата и матушку.
Царь благословил; он поехал и тоже без вести пропал — словно в воду канул.
Приходит к царю меньшой сын Иван-царевич:
— Любезный батюшка, благослови меня в путь-дорогу; авось разыщу и братьев и матушку.
— Поезжай, сынок!
Иван-царевич пустился в чужедальнюю сторону; ехал-ехал и приехал к синю морю, остановился на бережку и думает: «Куда теперь путь держать?» Вдруг прилетели на́ море тридцать три колпицы[9], ударились оземь и стали красные девицы — все хороши, а одна лучше всех; разделись и бросились в воду.
Много ли, мало ли они купались — Иван-царевич подкрался, взял у той девицы, что всех краше, кушачок и спрятал за пазуху. Искупались девицы, вышли на́ берег, начали одеваться — одного кушачка нет.
— Ах, Иван-царевич, — говорит красавица, — отдай мой кушачок.
— Скажи прежде, где моя матушка?
— Твоя матушка у моего отца живёт — у Ворона Вороновича. Ступай вверх по́ морю, попадётся тебе серебряная птичка золотой хохолок: куда она полетит, туда и ты иди.
Иван-царевич отдал ей кушачок и пошёл вверх по́ морю; тут повстречал своих братьев, поздоровался с ними и взял с собою.
Идут они вместе берегом, увидали серебряную птичку золотой хохолок и побежали за ней следом. Птичка летела, летела и бросилась под плиту железную, в яму подземельную.
— Ну, братцы, — говорит Иван-царевич, — благословите меня вместо отца, вместо матери; опущусь я в эту яму и узнаю, какова земля иноверная, не там ли наша матушка.
Братья его благословили, он сел на рели[10], полез в ту яму глубокую и спущался ни много, ни мало — ровно три года; спустился и пошёл путём-дорогою.
Шёл-шёл, шёл-шёл, увидал медное царство; во дворце сидят тридцать три девицы-колпицы, вышивают полотенца хитрыми узорами — городками с пригородками.
— Здравствуй, Иван-царевич! — говорит царевна медного царства. — Куда идёшь, куда путь держишь?
— Иду свою матушку искать.
— Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича; он хитёр и мудёр, по горам, по долам, по вертепам, по облакам летал! Он тебя, добра мо́лодца, убьёт! Вот тебе клубочек, ступай к моей середней сестре — что она тебе скажет. А назад пойдёшь, меня не забудь.
Иван-царевич покатил клубочек и пошёл вслед за ним.
Приходит в серебряное царство; там сидят тридцать три девицы-колпицы. Говорит царевна серебряного царства:
— Доселева русского духа было видом не видать, слыхом не слыхать, а нонче русский дух воочью проявляется! Что, Иван-царевич, от дела лытаешь али дела пытаешь?
— Ах, красная девица, иду искать матушку.
— Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича; и хитёр он, и мудёр, по горам, по долам летал, по вертепам, по облакам носился! Эх, царевич, ведь он тебя убьёт! Вот тебе клубочек, ступай-ка ты к меньшой моей сестре — что́ она тебе скажет: вперёд ли идти, назад ли вернуться?
Приходит Иван-царевич к золотому царству; там сидят тридцать три девицы-колпицы, полотенца вышивают. Всех выше, всех лучше царевна золотого царства — такая краса, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Говорит она:
— Здравствуй, Иван-царевич! Куда идёшь, куда путь держишь?
— Иду матушку искать.
— Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича; и хитёр он, и мудёр, по горам, по долам летал, по вертепам, по облакам носился. Эх, царевич, ведь он тебя убьёт! На́ тебе клубочек, ступай в жемчужное царство; там твоя мать живёт. Увидя тебя, она возрадуется и тотчас прикажет: няньки-мамки, подайте моему сыну зелена́ вина. А ты не бери; проси, чтоб дала тебе трёхгодовалого вина, что в шкапу стоит, да горелую корку на закусочку. Не забудь ещё: у моего батюшки есть на дворе два чана воды — одна вода сильная, а другая малосильная; переставь их с места на место и напейся сильной воды.
Долго царевич с царевной разговаривали и так полюбили друг друга, что и расставаться им не хотелося; а делать было нечего — попрощался Иван-царевич и отправился в путь-дорогу.
Шёл-шёл, приходит к жемчужному царству. Увидала его мать, обрадовалась и крикнула:
— Мамки-няньки! Подайте моему сыну зелена́ вина.
— Я не пью простого вина, подайте мне трёхгодовалого, а на закуску горелую корку.
Выпил трёхгодовалого вина, закусил горелою коркою, вышел на широкий двор, переставил чаны с места на место и принялся сильную воду пить. Вдруг прилетает Ворон Воронович: был он светел, как ясный день, а увидал Ивана-царевича — и сделался мрачней тёмной ночи; опустился к чану и стал тянуть бессильную воду. Тем временем Иван-царевич пал к нему на крылья; Ворон Воронович взвился высоко-высоко, носил его и по долам, и по горам, и по вертепам и облакам и начал спрашивать:
— Что тебе нужно, Иван-царевич? Хочешь — казной наделю?
— Ничего мне не надобно, только дай мне посошок-пёрышко.
— Нет, Иван-царевич! Больно в широки́ сани садишься.
И опять понёс его Ворон по горам и по долам, по вертепам и облакам. Иван-царевич крепко держится; налёг всею своей тяжестью и чуть-чуть не обломил ему крылья. Вскрикнул тогда Ворон Воронович:
— Не ломай ты мои крылышки, возьми посошок-пёрышко!
Отдал царевичу посошок-пёрышко; сам сделался простым вороном и полетел на крутые горы.
А Иван-царевич пришёл в жемчужное царство, взял свою матушку и пошёл в обратный путь; смотрит — жемчужное царство клубочком свернулося да вслед за ним покатилося. Пришёл в золотое царство, потом в серебряное, а потом и в медное, взял повёл с собою трёх прекрасных царевен, а те царства свернулись клубочками да за ними ж покатилися. Подходит к релям и затрубил в золотую трубу.
— Братцы ро́дные! Если живы, меня не выдайте.
Братья услыхали трубу, ухватились за рели и вытащили на белый свет душу красную девицу, медного царства царевну; увидали её и начали меж собою ссориться: один другому уступить её не хочет.
— Что вы бьётесь, добрые мо́лодцы! Там есть ещё лучше меня красная девица.
Царевичи опустили рели и вытащили царевну серебряного царства. Опять начали спорить и драться; тот говорит: «Пусть мне достанется!», а другой: «Не хочу! Пусть моя будет!»
— Не ссорьтесь, добрые мо́лодцы, там есть краше меня девица.
Царевичи перестали драться, опустили рели и вытащили царевну золотого царства. Опять было принялись ссориться, да царевна-красавица тотчас остановила их:
— Там ждёт ваша матушка!
Вытащили они свою матушку и опустили рели за Иваном-царевичем; подняли его до половины и обсекли веревки. Иван-царевич полетел в пропасть, крепко ушибся и полгода лежал без памяти: очнувшись, посмотрел кругом, припомнил всё, что с ним сталося, вынул из кармана посошок-пёрышко и ударил им о́ землю. В ту ж минуту явилось двенадцать молодцев:
— Что, Иван-царевич, прикажете?
— Вынесть меня на вольный свет.
Молодцы подхватили его под руки и вынесли на вольный свет.
Стал Иван-царевич про своих братьев разведывать и узнал, что они давно поженились: царевна из медного царства вышла замуж за середнего брата, царевна из серебряного царства — за старшего брата, а его нареченная невеста ни за кого не идёт. И вздумал на ней сам отец-старик жениться; собрал думу, обвинил свою жену в совете с злыми духами и велел отрубить ей голову; после казни спрашивает он царевну из золотого царства:
— Идёшь за меня замуж?
— Тогда пойду за тебя, когда сошьёшь мне башмаки без мерки.
Царь приказал клич кликать, всех и каждого выспрашивать: не сошьёт ли кто царевне башмаков без мерки?
На ту пору приходит Иван-царевич в своё государство, нанимается у одного старичка в работники и посылает его к царю:
— Ступай, дедушка, бери на себя это дело. Я тебе башмаки сошью, только ты на меня не сказывай.
Старик пошел к царю:
— Я-де готов за эту работу взяться.
Царь дал ему товару на пару башмаков и спрашивает:
— Да потрафишь ли ты, старичок?
— Не бойся, государь, у меня сын чеботарь[11]. Воротясь домой, отдал старичок товар Ивану-царевичу; тот изрезал товар в куски, выбросил за окно, потом растворил золотое царство и вынул готовые башмаки:
— Вот, дедушка, возьми, отнеси к царю.
Царь обрадовался, пристаёт к невесте:
— Скоро ли к венцу ехать?
Она отвечает:
— Тогда за тебя пойду, когда сошьёшь мне платье без мерки.
Царь опять хлопочет, сбирает к себе всех мастеровых, даёт им большие деньги, только чтоб платье без мерки сшили. Иван-царевич говорит старику:
— Дедушка, иди к царю, возьми материю, я тебе платье сошью, только на меня не сказывай.
Старик поплёся во дворец, взял атласов и бархатов, воротился домой и отдал царевичу. Иван-царевич тотчас за ножницы, изрезал на клочки все атласы и бархаты и выкинул за окно; растворил золотое царство, взял оттуда что ни есть лучшее платье и отдал старику:
— Неси во дворец!
Царь радёхонек:
— Что, невеста моя возлюбленная, не пора ли нам к венцу ехать?
Отвечает царевна:
— Тогда за тебя пойду замуж, когда возьмёшь старикова сына да велишь в молоке сварить.
Царь не задумался, отдал приказ — и в тот же день собрали со всякого двора по ведру молока, налили большой чан и вскипятили на сильном огне.
Привели Ивана-царевича; начал он со всеми прощаться, в землю кланяться; бросили его в чан: он раз нырнул, другой нырнул, выскочил вон — и сделался таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Говорит царевна:
— Посмотри-ка, царь! За кого мне замуж идти: за тебя ли, старого, или за него, доброго мо́лодца?
Царь подумал: «Если и я в молоке искупаюся, таким же красавцем сделаюся!» Бросился в чан и сварился в молоке. А Иван-царевич поехал с царевной из золотого царства венчаться; обвенчались и стали жить-поживать, добра наживать.
Примечания
- ↑ Записано в Пинежском уезде Архангельской губ.
- ↑ Т. е. не нравятся.
- ↑ Пусто, незанято.
- ↑ Костку, кость.
- ↑ Записано в Воронежском уезде и доставлено Н. И. Второвым Афанасьеву и Далю.
- ↑ Очень.
- ↑ Порфира — длинная пурпуровая мантия — символ власти монарха. (прим. редактора Викитеки)
- ↑ Башмаки.
- ↑ Белый аист (Ред.).
- ↑ Столбы с перекладиной, качели, перила (Ред.).
- ↑ Сапожник.