63[1]
У одного барина было много животины[2]. Только что он принял[3] пять барашков, из шкурок ихних выделал овчинки и стал себе шубу шить. Призвал портного.
— Ну, — бает, — сшей мне шубу.
Тот померил-померил; видит, что не хватит ему пол-овчинки на шубу.
— Мало, — бает, — овчин, не хватает на клинья.
— Эвтому делу можно пособить, — бает барин и велел лакею своему у одного барана содрать шкурку с одного боку.
Лакей так и сделал, как барин баял. Только что этот баран рассерчал на барина, подозвал к себе козла.
— Пойдём, — бает, — от этакого лиходея; в лесу пока можно жить, травка есть, водицу найдём, сыты будем.
Вот они и пошли. Пришли в лес, сладили шалашу́, и ну по ночам ночевать. Живут себе да поживают да травку поедают.
Только что у того барина жить не полюбилось не им одним. Ушли с того со двора корова да свинья, петух да гусак. Вот они, пока было тепло, жили себе на воле, а как пришла зимушка-зима, и они стали прятаться от мороза. Вот ходили, ходили по лесу, да и нашли шалашу́-то барана, и стали они проситься к нему:
— Пусти, — бают, — нам ведь холодно.
А они и знать не хотят, никого не пускают.
Вот корова подходит:
— Пустите, — бает, — а не то всю вашу шалашу́ набок сворочу!
Баран видит, плохо дело, пустил её. Подходит свинья:
— Пустите, — бает, — а нет — так я всю землю изрою да таки подроюсь к вам; смотрите, вам же будет холоднее.
Делать нечего, и эту пустили. Глядь — и гусак тоже бает:
— Пустите, а не то я дыру проклюю, смотрите, вам же будет холоднее.
— Пустите, — бает и петун[4], — а не то всю крышу вашу обс ..!
Что делать, пустили и этих, да и стали все они жить вместях.
Долго ль, коротко ль они жили, а однажды шли мимо их разбойники и услыхали крик да гам, подошли, послухали; не знают, что такое есть, и посылают одного своего товарища:
— Ступай, — бают, — а не то верёвку на шею, да и в воду!
Делать нечего, тот и пошёл. Как только взошёл, как начали его со всех сторон! Вот он, делать нечего, назад…
— Ну, братцы, — бает, — что хотите делайте, а я уж ни за что не пойду. Этакого страха сродясь не видывал! Только что взошёл, где ни возьмись — баба, да меня ухватом-то, да меня ухватом-то; а тут ещё барыня, да так и серчает; а тут, глядь, — чеботарь[5], да меня шилом-то, да меня шилом-то в зад; а тут ещё портной, да ножницами; а тут ещё солдат со шпорами, да так на меня скинулся, что волосы у него дыбом стали; «вот я те!» — бает. А там ещё, знать, ихний, на́большой: «ужо-ка я-то его!» Братцы, — бает, — сробел.
— Ну, — бают разбойники, — делать нечего, уйдёмте, а то, пожалуй, и нас-то всех перевяжут!
Ушли.
А они живут пока да живут себе складно. Вдруг приходят к ихней шалаше́ зверьё[6], да по духу и узнали, что́ там есть.
— Ну-тка, — бают волку, — поди-ка ты наперёд!
Только что тот взошёл, как те начали его катать; насилу ноги оттуда вынес. Не знают, что и делать. А тута был с ними еж; вот он:
— Постойте-ка, — бает, — вот ужо-ка я попытаюсь, авось лучше будет!
Вишь, он знал, что у барана-то одного бока нету. Вот он и подкатился, да и кольни барана; как тот через всех да как прыгнет, да и драла. За ним и все, да так и разбежались. А наместо их зверьё тута и остались.