365
Поздним вечером приехал один казак в село, остановился у крайней избы и стал проситься:
— Эй, хозяин, пусти переночевать!
— Ступай, коли смерти не боишься.
— Что за речь такая! — думает казак, поставил коня в сарай, дал ему корму и идёт в избу. Смотрит — и мужики, и бабы, и малые ребятишки — все навзрыд плачут да богу молятся; помолились и стали надевать чистые рубашки.
— Чего вы плачете? — спрашивает казак.
— Да вишь, — отвечает хозяин, — в нашем селе по ночам смерть ходит, в какую избу ни заглянет — так наутро клади всех жильцов в гроба́ да вези на погост. Нынешнюю ночь за нами очередь.
— Э, хозяин, не бойся; бог не выдаст, свинья не съест.
Хозяева полегли спать; а казак себе на уме — и глаз не смыкает.
В самую полночь отворилось окно; у окна показалась ведьма — вся в белом, взяла кропило, просунула руку в избу и только хотела кропить — как вдруг казак размахнул своей саблею и отсёк ей руку по самое плечо. Ведьма заохала, завизжала, по-собачьи забрехала и убежала прочь. А казак поднял отрубленную руку, спрятал в свою шинель, кровь замыл и лёг спать. Поутру проснулись хозяева, смотрят — все до единого живы-здоровы, и неска́занно обрадовались.
— Хотите, — говорит казак, — я вам смерть покажу? Соберите скорей всех сотников и десятников да пойдёмте её по селу искать.
Тотчас собрались все сотники и десятники и пошли по домам; там нету, здесь нету, наконец добрались до пономарской избы.
— Вся, ли семья твоя здесь налицо? — спрашивает казак.
— Нет, родимый! Одна дочка больна, на печи лежит.
Казак глянул на печь, а у девки рука отсечена; тут он объявил всё, как было, вынул и показал отрубленную руку. Мир наградил казака деньгами, а эту ведьму присудил утопить.
366
В некотором королевстве жил-был король; у этого короля была дочь волшебница. При королевском дворе проживал поп, а у попа был сынок десяти лет и каждый день ходил к одной старушке — грамоте учиться. Раз случилось ему поздно вечером идти с ученья; проходя мимо дворца, глянул он на одно окошечко. У того окошечка сидит королевна, убирается: сняла с себя голову, мылом намылила, чистой водой вымыла, волосы гребнем расчесала, заплела косу и надела потом голову на старое место. Мальчик диву дался: «Вишь какая хитрая! Прямая колдунья!» Воротился домой и стал всем рассказывать, как он королевну без головы видел. Вдруг расхворалась-разболелась королевская дочь, призвала отца и стала ему наказывать: «Если я помру, то заставьте поповского сына три ночи сряду надо мною псалтырь читать». Померла королевна, положили её в гроб и вынесли в церковь. Король призывает попа:
— Есть у тебя сын?
— Есть, ваше величество.
— Пусть, — говорит, — читает над моей дочерью псалтырь три ночи сряду.
Поп воротился домой и велел сыну изготовиться.
Утром пошёл попович учиться и сидит над книгою такой скучный.
— О чём запечалился? — спрашивает его старушка.
— Как мне не печалиться, коли я совсем пропал?
— Да что с тобой? Говори толком.
— Так и так, бабушка! Надо читать над королевною, а она ведь колдунья!
— Я прежде тебя это ведала! Только не бойся, вот тебе ножик; когда придёшь в церковь, очерти около себя круг, читай псалтырь да назад не оглядывайся. Что бы там ни было, какие бы страсти ни представлялись — знай своё, читай да читай! А если назад оглянешься — совсем пропадёшь!
Вечером пришёл мальчик в церковь, очертил ножом около себя круг и принялся́ за псалтырь. Пробило двенадцать часов, с гроба поднялась крышка, королевна встала, выбежала и закричала:
— А, теперь ты узнаешь, как под моими окнами подсматривать да людям рассказывать!
Стала на поповича бросаться, да никак через круг перейти не может; тут начала она напускать разные страсти; только что́ ни делала — он всё читает да читает, никуда не оглядывается. А как стало светать, бросилась королевна в гроб и со всего размаху повалилась в него — как попало!
На другую ночь то же приключилось; попович ничего не убоялся, до самого света безостановочно читал, а поутру пошёл к старухе. Она спрашивает:
— Ну что, видел страсть?
— Видел, бабушка!
— Нынче ещё страшнее будет! Вот тебе молоток и четыре гвоздя — забей их по четырём углам гроба, а как станешь псалтырь читать — молоток против себя поставь.
Вечером пришёл попович в церковь и сделал всё так, как научила старушка. Пробило двенадцать часов, гробовая крышка на пол упала, королевна встала и начала летать по всем сторонам да грозить поповичу; то напускала большие страсти, а теперь ещё больше: чудится поповскому сыну, что в церкви пожар сделался, пламя так все стены и охватило; а он стоит себе да читает, назад не оглядывается. Перед рассветом королевна в гроб бросилась, и тотчас пожара как не бывало — всё наважденье сгинуло! Поутру приходит в церковь король, смотрит — гроб открыт, в гробу королевна кверху спиной лежит. «Что такое?» — спрашивает мальчика; тот ему рассказал, как и что было. Король приказал забить своей дочери осиновый кол в грудь и зарыть её в землю, а поповича наградил казною и разными угодьями.
367
Жил-был солдат, служил богу и великому государю пятнадцать годов, ни разу не видался с своими родителями. На ту пору вышел от царя приказ отпускать рядовых для свидания с своими сродственниками по двадцати пяти человек с роты; заодно с другими отпросился и наш солдат и отправился домой на побывку в Киевскую губернию. Долго ли, коротко ли — пришёл он в Киев, побывал в лавре, богу помолился, святым мощам поклонился и пошёл на родину в ближний уездный город. Шёл-шёл, вдруг попадается ему навстречу красная де́вица, из того же уездного города дочь купеческая, собой знатная красавица. Известное дело: коли завидит солдат пригожую девку, ни за что не пройдёт просто, а чем-нибудь да зацепит. Так и этот солдат: поравнялся с купеческой дочерью и говорит ей в шутку:
— Эх, хороша девушка, да не объезжена!
Отвечает красная девица:
— Бог знает, служивый, кто кого объездит: либо ты меня, либо я тебя!
Засмеялась и пошла своей дорогой.
Вот приходит солдат домой, поздоровался с родными и крепко обрадовался, что всех их застал в добром здоровье. Был у него старый дедушка, белый как лунь, лет сто с хвостиком прожил. Стал ему солдат рассказывать:
— Ишёл я, дедушка, домой, и попалась мне навстречу знатная девица; я — грешный человек — так и так посмеялся над ней, а она мне сказала: бог знает, служивый: либо ты меня объездишь, либо я тебя!
— Ах, батюшки! Что ж ты наделал; ведь это дочь нашего купца — страшная ведьма! Не одного мо́лодца свела она с белого свету.
— Ну, я и сам не робкого десятку! Меня не скоро напугаешь; ещё поглядим: что бог даст?
— Нет, внучек, — говорит дед, — если не станешь меня слушать, тебе завтра живому не быть.
— Вот ещё беда!
— Да такая беда, что ты этакой страсти и на службе не видывал…
— Что ж мне делать, дедушка?
— А вот что: приготовь узду да возьми толстое осиновое полено и сиди в избе — никуда не ходи; ночью она прибежит сюда, и если успеет прежде тебя сказать: стой, мой конь! — в ту ж минуту оборотишься ты жеребцом; она сядет на тебя верхом и до тех пор будет гонять, пока не заездит тебя до смерти. А если ты успеешь наперёд сказать: «тпрру! стой, моя кляча!», то она сама сделается кобылою, тогда зануздай её и садись верхом. Она понесёт тебя по горам, по долам, а ты знай своё — бей её осиновым поленом в голову, и до тех пор бей, пока не убьёшь до́ смерти!
Не чаял солдат такой службы, а нечего делать — послушался деда: приготовил узду и осиновое полено, сел в углу и дожидается, что-то будет. В глухую полночь скрипнула дверь в сенях, и послышались шаги — идёт ведьма; только отворила дверь в избу, он тотчас и вымолвил:
— Тпрру! стой, моя кляча!
Ведьма оборотилась кобылою; солдат зануздал её, вывел на двор и вскочил верхом. Понесла его кобыла по горам, по долам, по оврагам и всё норовит, как бы сбить седока долой; да нет! Солдат твёрдо сидит да то и дело по голове её осиновым поленом осаживает; до тех пор угощал её поленом, покудова с ног сбил, а после накинулся на лежачую, хватил ещё разов пять и убил её до́ смерти. Стало светать, он домой пришёл.
— Ну, друг, как твоё дело? — спрашивает старик.
— Слава богу, дедушка, убил её до́ смерти.
— Ладно! Теперь ложись спать.
Солдат лёг и заснул крепким сном.
Вечером будит его старик:
— Вставай, внучек!
Он встал.
— Ну, как же теперь-то? Ведь купеческая дочь померла, так отец её за тобой приедет — станет звать тебя к себе псалтырь читать над покойницей.
— Что ж, дедушка, идти али нет?
— Пойдёшь — жив не будешь, и не пойдёшь — жив не будешь! Однако лучше иди…
— А коли что случится, куда я денусь?
— Слушай, внучек! Когда пойдёшь к купцу, будет он тебя вином потчевать — ты не пей много, выпей сколько надобно. После того поведёт тебя купец в ту комнату, где дочь его во гробу лежит, и запрёт тебя на замок; будешь ты псалтырь читать с вечера до полуночи, а в самую полночь вдруг дунет сильный ветер, гробница заколыхается, крышка долой упадет… Вот как эта страсть начнётся, ты скорей полезай на́ печь, забейся в угол и твори потихоньку молитвы; там она тебя не найдёт!
Через полчаса приезжает купец и просит солдата:
— Ах, служивый! Ведь у меня дочка померла, почитай над нею псалтырь.
Солдат взял псалтырь и поехал в купеческий дом. Купец тому радёхонек, сейчас его за стол посадил и давай вином поить. Солдат выпил, сколько ему надобно, а больше не пьёт, отказывается. Купец взял его за руку, повёл в ту комнату, где мёртвая лежала.
— Ну, — говорит, — читай псалтырь!
Сам вышел вон, а двери на замок запер. Нечего делать, принялся́ солдат за псалтырь, читал-читал, вдруг в самую полночь дунул ветер, гробница заколыхалась, крышка долой слетела; солдат поскорей на́ печь, забился в угол, оградил себя крестом и давай шептать молитвы. Ведьма выскочила из гроба и начала во все стороны кидаться — то туда, то сюда! Набежало к ней нечистых видимо-невидимо — полна изба!
— Что ты ищешь?
— Солдата: вот сейчас читал, да пропал!
Черти бросились в розыски; искали, искали, все закоулки обшарили, стали на печь заглядывать… тут на солдатское счастье петухи закричали: в один миг все черти пропали, а ведьма зря на полу растянулась. Солдат слез с печи, положил её в гроб, накрыл, как следует, крышкою, и опять за псалтырь.
На рассвете приходит хозяин, отворил двери:
— Здравствуй, служивый!
— Здравия желаю, господин купец!
— Благополучно ли ночь провёл?
— Слава богу!
— Вот тебе пятьдесят рублёв; приходи, друг, ещё ночку почитай!
— Хорошо, приду!
Воротился солдат домой, лёг на лавку и спал до вечера; проснулся и говорит:
— Дедушка! Купец велел приходить другую ночь псалтырь почитать; идти али нет?
— Пойдёшь — жив не будешь, и не пойдёшь — то же самое! Однако лучше иди: вина много не пей — выпей сколько надобно; а как ветер дунет, гробница заколыхается — то́тчас в печь полезай! Там тебя никто не найдёт!
Солдат собрался и пошёл к купцу: тот его посадил за стол и давай вином поить; после повёл к покойнице и запер дверь на замок. Солдат читал-читал, читал-читал; наступила полночь — дунул ветер, гробница заколыхалась, крышка долой упала; он поскорей в печь… Ведьма вскочила и начала метаться; набежало к ней нечистых — полна изба!
— Что ты ищешь?
— Да вот сейчас читал, да с глаз пропал! Найтить не могу…
Черти бросились на печь.
— Вот, — говорят, — то место, где он вчера сидел!
— Место тут, да его нету!
Туда-сюда… вдруг петухи запели — нечистые сгинули, ведьма на пол повалилась.
Солдат отдохнул немного, вылез из печи, положил купеческую дочь в гроб и стал псалтырь читать. Смотрит — уж светает, хозяин идёт:
— Здравствуй, служивый!
— Здравия желаю, господин купец!
— Благополучно ли ночь прошла?
— Слава богу!
— Ну, пойдём!
Вывел его из той комнаты, дал сто рублёв денег и говорит:
— Приходи, пожалуйста, почитай и третью ночь; я тебя не обижу.
— Хорошо, приду!
Воротился солдат домой.
— Ну, внучек, что бог дал?
— Ничего, дедушка! Купец велел ещё приходить. Идти али нет?
— Пойдёшь — жив не будешь, и не пойдёшь — жив не будешь! Однако лучше иди.
— А коли что случится, куда мне спрятаться?
— Вот что, внучек: купи-ка себе сковороду и схорони так, чтобы купец не видал; а как придёшь к купцу, станет он тебя вином дюже неволить; ты смотри много не пей, выпей, сколько снести можешь. В полночь, как только зашумит ветер да гробница заколыхается, ты в ту ж минуту полезай на печной столб и накройся сковородою; там тебя никто не сыщет!
Солдат выспался, купил себе сковороду, спрятал её под шинель и к вечеру пошёл на купеческий двор. Купец посадил его за стол и давай вином поить; всячески его просит, улещает.
— Нет, — говорит солдат, — будет; я своё выпил, больше не стану.
— Ну, когда не хочешь пить, так ступай псалтырь читать.
Привёл его купец к мёртвой дочери, оставил одного и запер двери. Солдат читал-читал, читал-читал — наступила полночь, дунул ветер, гробница заколыхалась, крышка долой упала. Солдат влез на столб, накрылся сковородой, оградился крестом и ждёт — что-то будет? Ведьма вскочила, начала всюду метаться; набежало к ней нечистых видимо-невидимо — полна изба! Бросились искать солдата, заглянули в печь.
— Вот, — говорят, — место, где он вчера сидел!
— Место цело, да его нет!
Туда-сюда — нигде не видать! Вот лезет через порог самый старый чёрт:
— Что вы ищете?
— Солдата; сейчас читал, да с глаз пропал!
— Эх вы, слепые! А это кто на столбе сидит?
У солдата так сердце и ёкнуло, чуть-чуть наземь не упал!
— И то он, — закричали черти, — только как с ним быть? Ведь его достать нельзя!
— Вот нельзя! Бегите-ка раздобудьте огарок, который не благословясь зажжён был.
Вмиг притащили черти огарок, разложили костёр у самого столба и запалили; высоко ударило пламя, жарко солдату стало — то ту, то другую ногу под себя поджимает. «Ну, — думает, — смерть моя пришла!» Вдруг на его счастье петухи запели — черти сгинули, ведьма на пол повалилась, солдат соскочил с печного столба и давай огонь тушить. Погасил, убрал всё как следует, купеческую дочь в гроб положил, крышкою накрыл и принялся псалтырь читать.
На рассвете приходит купец, прислушивается — жив ли солдат али нет? Услыхал его голос, отворил дверь и говорит:
— Здравствуй, служивый!
— Здравия желаю, господин купец!
— Благополучно ли ночь провёл?
— Слава богу, ничего худого не видал!
Купец дал ему полтораста рублёв и говорит:
— Много ты потрудился, служивый! Потрудись ещё: приходи сегодня ночью да свези мою дочку на кладбище.
— Хорошо, приду! — сказал солдат и бегом домой.
— Ну, друг, что бог дал?
— Слава богу, дедушка, уцелел! Купец просил побывать к нему ночью, отвезти его дочь на кладбище. Идти али нет?
— Пойдёшь — жив не будешь, и не пойдёшь — жив не будешь! Однако надо идти; лучше будет.
— Что же мне делать? Научи.
— А вот что! Как придёшь к купцу, у него всё будет приготовлено. В десять часов станут с покойницей сродственники прощаться, а после набьют на гроб три железных обруча, поставят его на дроги, в одиннадцать часов велят тебе на кладбище везти. Ты гроб вези, а сам в оба гляди: лопнет один обруч — не бойся, смело сиди; лопнет другой — ты всё сиди; а как третий лопнет — сейчас скачи через лошадь да скрозь дугу и беги задом. Сделаешь так, ничего тебе не будет!
Солдат лёг спать, проспал до вечера и отправился к купцу. В десять часов стали с покойницей сродственники прощаться; потом начали железные обручи нагонять; нагнали обручи, поставили гроб на дроги:
— Теперь поезжай, служивый, с богом!
Солдат сел на дроги и поехал; сначала вёз тихо, а как с глаз уехал, припустил что есть духу. Скачет, а сам всё на гроб поглядывает. Лопнул один обруч, за ним другой — ведьма зубами скрипит.
— Постой, — кричит, — не уйдёшь! Сейчас тебя съем!
— Нет, голубушка! Солдат — человек казённый; их есть не дозволено.
Вот лопнул и последний обруч — солдат через лошадь да скрозь дугу и побежал задом. Ведьма выскочила из гроба и кинулась догонять; напала на солдатский след и по тому следу повернула к лошади, обежала её кругом, видит, что нет солдата, и опять в погоню. Бежала-бежала, на след напала и опять повернула к лошади… Совсем с толку сбилась, разов десять назад ворочалась; вдруг петухи запели, ведьма так и растянулась на дороге!
Солдат поднял её, положил в гроб, заколотил крышку и повёз на кладбище; привёз, свалил гроб в могилу, закидал землёю и воротился к купцу.
— Всё, — говорит, — сделал; бери свою лошадь.
Купец увидал солдата и глаза выпучил:
— Ну, служивый, я много знаю; об дочери моей и говорить нечего — больно хитра была; а ты, верно, и больше нашего знаешь!
— Что ж, господин купец, заплати за работу.
Купец вынул ему двести рублёв; солдат взял, поблагодарил его и пошёл угощать свою родню. На том угощенье и я был; дали мне вина корец, моей сказке конец.
368[1]
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, у этого царя был сын. Когда царевич стал на возрасте, отец его женил; но жена его не любила: начинал ли он к своей жене ласкаться, она сейчас его отталкивала. Царевич часто жаловался на неё своему отцу и, наконец, стал с горя проситься по чужим землям странствовать. Отец позволил. Вот он оседлал своего доброго коня и отправился в путь-дорогу; долго ли, коротко ли — приезжает в одно отдалённое государство. Тамошний царь увидал Ивана-царевича, обласкал его и стал говорить:
— Послушай, Иван-царевич, будь мне брат, сослужи мне службу: вызывает меня соседний король на войну, так помоги своей силою!
Иван-царевич не отказался, и, как утро настало, оба они отправились на войну. Иван-царевич побил всё неприятельское войско и самого короля в плен взял. После бою, воротившись домой, царь его угостил-употчевал и положил спать на свою постель.
Только царевич улёгся и стал засыпать, вдруг прилетела колпица[2], сняла перья — сделалась девица; будит его, сама приговаривает:
— Возлюбленный мой царь! Аль не хочешь для меня проснуться да поговорить со мной? Мой муж Ванька в чистое поле уехал, уж его давно собаки разорвали!
Не успела она речь скончать, как Иван-царевич узнал в ней свою жену, вскочил с постели, махнул мечом и отрубил ей правую руку. Вскрикнула она, обратилась колпицею и улетела домой. Долго ли, коротко ли — воротился Иван-царевич в своё государство и спрашивает:
— Где моя жена?
Отец говорит:
— Дома.
— А коли дома, пусть ко мне выйдет.
Вышла она об одной руке. Иван-царевич рассказал отцу, отчего у ней рука отрублена; тотчас же велел её на воротах расстрелять, а сам после на другой женился.
369
Жила-была старуха — страшная колдунья; у нее были дочь да внучка. Пришло время помирать старухе; призывает к себе свою дочь и так наказывает:
— Смотри, дочка, как я помру — ты не обмывай моё тело тёплою водицею, а возьми котёл, вскипяти самого крутого кипятку да тем кипятком и ошпарь всё меня.
После этого полежала колдунья хворою дня два-три и померла. Дочь побежала по суседям с просьбою, чтобы пришли пособить ей обмыть старуху; а в избе осталась одна малая внучка; и видится ей: вылезли вдруг из-под печки два чёрта — большой да крохотный, подбежали к мёртвой колдунье; старый чёрт схватил её за ноги, как дернул — сразу всю шкуру сорвал, и говорит чертёнку:
— Возьми себе мясо, тащи под печку!
Чертёнок подхватил мясо в охапку и унёс под печь. Оставалась одна старухина шкура; старый чёрт залез в эту шкуру и лёг на том самом месте, где лежала колдунья.
Вот воротилась дочь, привела с собой с десяток баб, и принялись они убирать покойницу.
— Мама, — говорит девочка, — а без тебя с бабушки шкуру стащили.
— Что ты врёшь?
— Право, мама! Вылез из-под печки такой чёрный-чёрный, содрал шкуру, да сам в неё и залез.
— Молчи, негодная! Ишь что выдумала! — закричала старухина дочь, принесла большой котёл, налила холодной воды, поставила в печь и нагрела крутого кипятку; потом подняли бабы старуху, положили в корыто, взялись за котёл и разом весь кипяток на неё вылили. Чёрт не вытерпел, выскочил из корыта, бросился в дверь — и пропал совсем со шкурою. Бабы смотрят: что за чудо? Была покойница, да и нет её! Ни убирать, ни хоронить некого; в глазах черти унесли!