258
В некоем царстве жил-был старик со старухою в великой бедности. Ни много, ни мало прошло времени — померла старуха. На дворе зима стояла лютая, морозная. Пошёл старик по суседям да по знакомым, просит, чтоб пособили ему вырыть для старухи могилу; только и суседи и знакомые, знаючи его великую бедность, все начисто отказали. Пошёл старик к попу, а у них на селе был поп куды жадный, несовестливый.
— Потрудись, — говорит, — батюшка, старуху похоронить.
— А есть ли у тебя деньги, чем за похороны заплатить? Давай, свет, вперёд!
— Перед тобой нечего греха таить: нет у меня в доме ни единой копейки! Обожди маленько, заработаю — с лихвой заплачу, право слово — заплачу!
Поп не захотел и речей стариковых слушать:
— Коли нет денег, не смей и ходить сюда!
— Что делать, — думает старик, — пойду на кладбище, вырою кое-как могилу и похороню сам старуху.
Вот он захватил топор да лопату и пошёл на кладбище; пришёл и зачал могилу готовить: срубил сверху мёрзлую землю топором, а там и за лопату взялся, копал-копал и выкопал котелок, глянул — а он полнёхонько червонцами насыпан, как жар блестят! Крепко старик возрадовался: «Слава тебе господи! Будет на что и похоронить и помянуть старуху». Не стал больше могилу рыть, взял котелок с золотом и понёс домой.
Ну, с деньгами знамое дело — всё пошло как по маслу! Тотчас нашлись добрые люди: и могилу вырыли и гроб смастерили; старик послал невестку купить вина и кушаньев и закусок разных — всего, как должно быть на поминках, а сам взял червонец в руку и потащился опять к попу. Только в двери, а поп на него:
— Сказано тебе толком, старый хрен, чтоб без денег не приходил, а ты опять лезешь!
— Не серчай, батюшка! — просит его старик. — Вот тебе золотой — похорони мою старуху, век не забуду твоей милости!
Поп взял деньги и не знает, как старика принять-то, где посадить, какими речами умилить:
— Ну, старичок, будь в надёже, всё будет сделано.
Старик поклонился и пошёл домой, а поп с попадьею стал про него разговаривать:
— Вишь, старый чёрт! Говорят: беден, беден! А он золотой отвалил. Много на своём веку схоронил я именитых покойников, а столько ни от кого не получал…
Собрался поп со всем причетом и похоронил старуху как следует. После похорон просит его старик к себе помянуть покойницу. Вот пришли в и́збу, сели за стол, и откуда что явилось — и вино-то, и кушанья, и закуски разные, всего вдоволь! Гость сидит, за троих обжирается, на чужое добро зазирается. Отобедали гости и стали по своим домам расходиться, вот и поп поднялся. Пошёл старик его провожать, и только вышли на двор — поп видит, что со стороны никого больше нету, и начал старика допрашивать:
— Послушай, свет! Покайся мне, не оставляй на душе ни единого греха — всё равно как перед богом, так и передо мною: отчего так скоро сумел ты поправиться? Был ты мужик скудный, а теперь на́ поди, откуда что взялось! Покайся-ка, свет! Чью загубил ты душу, кого обобрал?
— Что ты, батюшка! Истинною правдою призна́юсь тебе: я не крал, не грабил, не убивал никого; клад сам в руки дался!
И рассказал, как всё дело было.
Как услышал эти речи поп, ажно затрясся от жадности; воротился домой, ничего не делает — и день и ночь думает: «Такой ледащий мужичишка, и получил этакую силу денег. Как бы теперь ухитриться да отжилить у него котелок с золотом?» Сказал про то попадье; стали вдвоём совет держать и присоветали.
— Слушай, матка! Ведь у нас козёл есть?
— Есть.
— Ну, ладно! Дождёмся ночи и обработаем дело, как надо.
Вечером поздно притащил поп в избу козла, зарезал и содрал с него шкуру — со всем, и с рогами и с бородой; тотчас натянул козлиную шкуру на себя и говорит попадье:
— Бери, матка, иглу с ниткою; закрепи кругом шкуру, чтоб не свалилась.
Попадья взяла толстую иглу да суровую нитку и обшила его козлиною шкурою.
Вот в самую глухую полночь пошёл поп прямо к стариковой избе, подошёл под окно и ну стучать да царапаться. Старик услыхал шум, вскочил и спрашивает:
— Кто там?
— Чёрт!..
— Наше место свято! — завопил мужик и начал крест творить да молитвы читать.
— Слушай, старик! — говорит поп. — От меня хоть молись, хоть крестись, не избавишься; отдай-ка лучше мой котелок с деньгами; не то я с тобой разделаюсь! Ишь, я над твоим горем сжалился, клад тебе показал — думал: немного возьмёшь на похороны, а ты всё целиком и заграбил!
Глянул старик в окно — торчат козлиные рога с бородою: как есть нечистый! «Ну его совсем и с деньгами-то! — думает старик. — Наперёд того без денег жил, и опосля без них проживу!» Достал котелок с золотом, вынес на улицу, бросил наземь, а сам в избу поскорее. Поп подхватил котёл с деньгами и припустил домой. Воротился.
— Ну, — говорит, — деньги в наших руках! На, матка, спрячь подальше да бери острый нож, режь нитки да снимай с меня козлиную шкуру, пока никто не видал.
Попадья взяла нож, стала было по шву нитки резать — как польётся кровь, как заорёт он:
— Матка! Больно, не режь! Матка! Больно, не режь!
Начнёт она пороть в ином месте — то же самое! Кругом к телу приросла козлиная шкура. Уж чего они ни делали, чего ни пробовали, и деньги старику назад отнесли — нет, ничего не помогло; так и осталась на попе козлиная шкура. Зна́мо, господь покарал за великую жадность!