102[1]
Жили-были муж с женой и прижили дочку; жена-то и помри. Мужик женился на другой, и от этой прижил дочь. Вот жена и невзлюбила падчерицу; нет житья сироте. Думал, думал наш мужик и повёз свою дочь в лес. Едет лесом — глядит: стоит избушка на курьих ножках. Вот и говорит мужик:
— Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а ко мне передом.
Избушка и поворотилась.
Идёт мужик в избушку, а в ней баба-яга: впереди голова, в одном углу нога, в другом — другая.
— Русским духом пахнет! — говорит яга.
Мужик кланяется:
— Баба-яга костяная нога! Я тебе дочку привёз в услуженье.
— Ну, хорошо! Служи, служи мне, — говорит яга девушке, — я тебя за это награжу.
Отец простился и поехал домой. А баба-яга задала девушке пряжи с короб, печку истопить, всего припасти, а сама ушла. Вот девушка хлопочет у печи, а сама горько плачет. Выбежали мышки и говорят ей:
— Девица, девица, что ты плачешь? Дай кашки; мы тебе добренько скажем.
Она дала им кашки.
— А вот, — говорят, — ты на всякое веретёнце по ниточке напряди.
Пришла баба-яга:
— Ну что, — говорит, — всё ли ты припасла?
А у девушки всё готово.
— Ну, теперь поди — вымой меня в бане.
Похвалила яга девушку и надавала ей разной сряды. Опять яга ушла и ещё труднее задала задачу. Девушка опять плачет. Выбегают мышки:
— Что ты, — говорят, — девица красная, плачешь? Дай кашки; мы тебе добренько скажем.
Она дала им кашки, а они опять научили её, что и как сделать. Баба-яга опять, пришедши, её похвалила и ещё больше дала сряды[2]… А мачеха посылает мужа проведать, жива ли его дочь?
Поехал мужик; приезжает и видит, что дочь богатая-пребогатая стала. Яги не было дома, он и взял её с собой. Подъезжают они к своей деревне, а дома собачка так и рвётся:
— Хам, хам, хам! Барыню везут, барыню везут!
Мачеха выбежала да скалкой собачку.
— Врёшь, — говорит, — скажи: в коробе косточки гремят!
А собачка всё своё. Приехали. Мачеха так и гонит мужа — и её дочь туда же отвезти. Отвёз мужик.
Вот баба-яга задала ей работы, а сама ушла. Девка так и рвётся с досады и плачет. Выбегают мыши.
— Девица, девица! О чём ты, — говорят, — плачешь?
А она не дала им выговорить, то тоё скалкой, то другую; с ними и провозилась, а дела-то не приделала. Яга пришла, рассердилась. В другой раз опять то же; яга изломала её, да косточки в короб и склала. Вот мать посылает мужа за дочерью. Приехал отец и повёз одни косточки. Подъезжает к деревне, а собачка опять лает на крылечке:
— Хам, хам, хам! В коробе косточки везут!
Мачеха бежит со скалкой:
— Врёшь, — говорит, — скажи: барыню везут!
А собачка всё своё:
— Хам, хам, хам! В коробе косточки гремят!
Приехал муж; тут-то жена взвыла! Вот тебе сказка, а мне кринка масла.
103[3]
Жили себе дед да баба; дед овдовел и женился на другой жене, а от первой жены осталась у него девочка. Злая мачеха её не полюбила, била её и думала, как бы вовсе извести. Раз отец уехал куда-то, мачеха и говорит девочке:
— Поди к своей тётке, моей сестре, попроси у неё иголочку и ниточку — тебе рубашку сшить.
А тетка эта была баба-яга костяная нога.
Вот девочка не была глупа, да зашла прежде к своей родной тётке.
— Здравствуй, тётушка!
— Здравствуй, родимая! Зачем пришла?
— Матушка послала к своей сестре попросить иголочку и ниточку — мне рубашку сшить.
Та её и научает:
— Там тебя, племянушка, будет берёзка в глаза стегать — ты её ленточкой перевяжи; там тебе ворота будут скрипеть и хлопать — ты подлей им под пяточки маслица; там тебя собаки будут рвать — ты им хлебца брось; там тебе кот будет глаза драть — ты ему ветчины дай.
Пошла девочка; вот идёт, идёт и пришла.
Стоит хатка, а в ней сидит баба-яга костяная нога и ткёт.
— Здравствуй, тётушка!
— Здравствуй, родимая!
— Меня матушка послала попросить у тебя иголочку и ниточку — мне рубашку сшить.
— Хорошо; садись покуда ткать.
Вот девочка села за кросна[4], а баба-яга вышла и говорит своей работнице:
— Ступай, истопи баню да вымой племянницу, да смотри, хорошенько; я хочу ею позавтракать.
Девочка сидит ни жива, ни мертва, вся перепуганная, и просит она работницу:
— Родимая моя! Ты не столько дрова поджигай, сколько водой заливай, решетом воду носи, — и дала ей платочек.
Баба-яга дожидается; подошла она к окну и спрашивает:
— Ткёшь ли, племянушка, ткёшь ли, милая?
— Тку, тётушка, тку, милая!
Баба-яга и отошла, а девочка дала коту ветчинки и спрашивает:
— Нельзя ли как-нибудь уйти отсюдова?
— Вот тебе гребешок и полотенце, — говорит кот, — возьми их и убежи; за тобою будет гнаться баба-яга, ты приклони ухо к земле и как заслышишь, что она близко, брось сперва полотенце — сделается широкая-широкая река; если ж баба-яга перейдёт через реку и станет догонять тебя, ты опять приклони ухо к земле и как услышишь, что она близко, брось гребешок — сделается дремучий-дремучий лес; сквозь него она уже не проберётся!
Девочка взяла полотенце и гребешок и побежала; собаки хотели её рвать — она бросила им хлебца, и они её пропустили; ворота хотели захлопнуться — она подлила им под пяточки маслица, и они её пропустили; берёзка хотела ей глаза выстегать — она её ленточкой перевязала, и та её пропустила. А кот сел за кросна и ткёт: не столько наткал, сколько напутал. Баба-яга подошла к окну и спрашивает:
— Ткёшь ли, племянушка, ткёшь ли, милая?
— Тку, тётка, тку, милая! — отвечает грубо кот.
Баба-яга бросилась в хатку, увидела, что девочка ушла, и давай бить кота и ругать, зачем не выцарапал девочке глаза.
— Я тебе сколько служу, — говорит кот, — ты мне косточки не дала, а она мне ветчинки дала.
Баба-яга накинулась на собак, на ворота, на берёзку и на работницу, давай всех ругать и колотить. Собаки говорят ей:
— Мы тебе сколько служим, ты нам горелой корочки не бросила, а она нам хлебца дала.
Ворота говорят:
— Мы тебе сколько служим, ты нам водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица подлила.
Берёзка говорит:
— Я тебе сколько служу, ты меня ниточкой не перевязала, она меня ленточкой перевязала.
Работница говорит:
— Я тебе сколько служу, ты мне тряпочки не подарила, а она мне платочек подарила.
Баба-яга костяная нога поскорей села на ступу, толкачом погоняет, помелом след заметает и пустилась в погоню за девочкой. Вот девочка приклонила ухо к земле и слышит, что баба-яга гонится, и уж близко, взяла да и бросила полотенце: сделалась река такая широкая-широкая! Баба-яга приехала к реке и от злости зубами заскрипела; воротилась домой, взяла своих быков и пригнала к реке; быки выпили всю реку дочиста. Баба-яга пустилась опять в погоню. Девочка приклонила ухо к земле и слышит, что баба-яга близко, бросила гребешок: сделался лес такой дремучий да страшный! Баба-яга стала его грызть, но сколь ни старалась — не могла прогрызть и воротилась назад.
А дед уже приехал домой и спрашивает:
— Где же моя дочка?
— Она пошла к тётушке, — говорит мачеха.
Немного погодя и девочка прибежала домой.
— Где ты была? — спрашивает отец.
— Ах, батюшка! — говорит она. — Так и так — меня матушка посылала к тётке попросить иголочку с ниточкой — мне рубашку сшить, а тётка, баба-яга, меня съесть хотела.
— Как же ты ушла, дочка?
Так и так — рассказывает девочка. Дед как узнал всё это, рассердился на жену и расстрелил её; а сам с дочкою стал жить да поживать да добра наживать, и я там был, мёд-пиво пил: по усам текло, в рот не попало.