«Нам кое-что ещё темно в натуре;
Но с нравственных наук уж снят покров
И в обличительной литературе
Достигли мы Иракловых столпов.
Мы создали сей род. Мы ветвью новой
Украсили познанья древо. Мы
Растормошили истиной суровой
В самозабвеньи спящие умы».
Вот каково. Спасибо, что сказали.
А думал я по простоте своей,
Что многие до вас уж обличали
Пороки, страсти, немощи людей;
Что не дремала грозная секира,
Негодные сучки срубая сплошь;
Что драма, баснь, история, сатира
Карало зло, невежество и ложь.
Что например, хоть Тацит, мимоходом,
Довольно меткий обличитель был;
Что Ювенал, бесстрашный пред народом,
Его в стихах, как в зеркале, стыдил.
Что Молиер, что Шекспир и другие,
Которых взор пронзал, как острый луч,
Изгибы сердца, тайники глухие,
Где к жизни внутренней таится ключ, —
Что все они, присматриваясь к веку,
Гнушаясь злом и правду возлюбя,
Уликами внушали человеку
И познавать и исправлять себя.
Что и у нас фон-Визин, Сумароков,
Державин сам и наконец Крылов
Срывали маску с будничных пороков
И с гордого лица временщиков.
«Отчасти так; но были то попытки,
Не шли вперёд несмелые умы.
А нам далось — жизнь разобрать до нитки
И добрались до будочников мы.
Житейских битв, великих драм житейских
Мы изучали тайный смысл и связь;
Мы сплетней сор выносим из лакейских
И в закоулках проверяем грязь.
Своим резцом клеймим кривые клинья
В согнивших зданьях дряхлой старины;
Мы Тациты Управы Благочинья
И в мелочах мы ищем глубины.
С Невы по Днепр, за Доном, за Курмышем
С полицией взялись мы счёты свесть,
Мы на неё и ей доносы пишем,
А разбирай — кому охота есть».