Надежда въ самой себѣ являетъ намъ особенный характеръ, который такъ тѣсно связываетъ ее съ нашими бѣдствіями. Небомъ, о безъ сомнѣнія Небомъ послана та религія, которая надежду претворила въ добродѣтель. Надежда — сія питательница несчастныхъ, печется о человѣкѣ, какъ мать о больномъ дитяти своемъ; качаетъ, ласкаетъ его на рукахъ своихъ, прижимаетъ его къ неистощимымъ сосцамъ своимъ и напояетъ его млекомъ, услаждающимъ всѣ его страданія. Она бодрствуетъ надъ сиротскимъ, одиноческимъ изголовьемъ несчастнаго, и усыпляетъ его волшебными пѣснями.
Какъ разительна видѣть надежду, которую такъ приятно, такъ сладостна человѣку сохранишь въ сердцѣ своемъ, и которая кажется быть естественнымъ побужденіемъ души нашей, какъ разительна видѣть ее преобразующеюся для Хрістіанина въ нѣкій долгъ, строго отъ него требуемый? И такъ, желаетъ ли онъ, или нѣтъ, его заставляютъ пить изъ сей очарованной чащи, въ которой лишь омочить уста столь многіе страждущіе смертные почли бы себя счастливыми! Сего еще мало (но вотъ гдѣ мы должны усматривать чудесность); онъ будетъ награжденъ за то, что надѣялся или сказать инакимъ образомъ; онъ будетъ награжденъ за то, что старался быть счастливцемъ….