Мысли знаменитыхъ людей.
правитьЖизнь. — Естественное положеніе какъ человѣка, такъ и животнаго, — это быть убитымъ или умереть съ голода. Припомни недавнюю твою прогулку въ лѣсу. Мы давили муравьевъ, попадавшихся намъ подъ ноги. Хорошенькія птички летали и глотали мухъ; большія насѣкомыя пожирали маленькихъ. Въ одной колеѣ, между двумя кучками травы, мы увидѣли зайчика, брюшкомъ кверху. Только что онъ выбѣжалъ, какъ ястребъ схватилъ его и отъѣлъ половину, такъ что нутро было выѣдено. Муравьи, жуки, цѣлая масса голодныхъ трудились внутри его шкурки. Изъ десяти новорожденныхъ одинъ выростаетъ взрослымъ, да и у того двадцать шансовъ не состариться; зима, дождь, хищныя животныя, разныя случайности уничтожаютъ его. Сломанная нога или крыло къ вечеру дѣлаетъ изъ него добычу. Если какимъ нибудь чудомъ ему удается уцѣлѣть, въ такомъ случаѣ съ первыми приступами болѣзни или старости онъ забирается въ свою нору, гдѣ его приканчиваетъ голодъ. Онъ не протестуетъ и спокойно переноситъ силу вещей. Посмотри на больную лошадь, собаку, птицу. Они терпѣливо ложатся, и безъ всякихъ стоновъ предоставляютъ себя на волю судьбы. Въ мірѣ дѣла творятся подобно тому, какъ въ этомъ столь великолѣпномъ и столь благоуханномъ лѣсу. Тамъ страдаютъ, и это разумно. Не вздумаешь же ты претендовать на преобразованіе великихъ силъ природы, чтобы пощадить деликатность твоихъ нервовъ и твоего сердца. Животныя убиваютъ и поѣдаютъ другъ друга, — и въ этомъ нѣтъ ничего необычайнаго. На такое множество желудковъ не хватаетъ пропитанія.
Политика. — Предоставленное самому себѣ и внезапно возвращенное къ первобытному состоянію, человѣческое стадо станетъ только волноваться, ссориться, пока наконецъ не возьметъ верхъ сила, какъ бывало въ варварскія времена, и среди пыли и криковъ не появится военный вождь, — по обыкновенію, палачъ. Въ дѣлѣ исторіи, — лучше продолжать, нежели начинать.
Самая ученая конституція незаконна тамъ, гдѣ она разрушаетъ государство. Самая грубая законна тамъ, гдѣ она поддерживаетъ государство. Нѣтъ такой конституціи, которая опиралась бы на право предшествующее, универсальное и абсолютное. Смотря по народу, эпохѣ и степени цивилизаціи, смотря по внутреннему положенію и по внѣшнему, всѣ равенства и неравенства гражданскія или политическія могутъ поочередно быть или перестать быть полезными или вредными, и слѣдовательно заслуживать, чтобы законодатель уничтожилъ или сохранилъ ихъ, и въ силу этого-то высшаго и спасительнаго правила, а никакъ не въ силу воображаемаго и невозможнаго контракта — долженъ онъ утверждать права гражданина и общественныя полномочія, ограничивать ихъ, распредѣлять въ центрѣ и по окраинамъ наслѣдственнымъ правомъ или выборнымъ началомъ, уравненіемъ всѣхъ или привилегіями.
Соціальная и политическая форма, въ какую народъ можетъ облечься и пребывать въ ней, не предоставляется произволу этого народа, а опредѣляется его характеромъ и прошлымъ. Необходимо, чтобы она до мельчайшихъ чертъ подходила къ тѣмъ жизненнымъ чертамъ, къ которымъ она примѣняется. Иначе она треснетъ и распадется на части.
Десять милліоновъ невѣждъ не дѣлаютъ знанія. Если обратиться къ народу, то онъ можетъ опредѣленно назвать ту форму правленія, какая ему нравится, но не ту, къ какой онъ нуждается: онъ узнаетъ это только изъ практики.
Наука. — Въ прежнее время, когда наука держалась въ сторонѣ, вдали отъ практической жизни, и объявляла себя владычицей человѣка, она порождала лишь тщеславныя претензіи и химерическія концепціи. Въ настоящее время наука владѣетъ добытыми истинами, надеждой на еще болѣе великія открытія, постоянно возростающимъ авторитетомъ, потому что она вступила въ область реальной жизни и притомъ объявила себя слугой человѣка. Ей не слѣдуетъ выходить за предѣлы новыхъ своихъ функцій, не слѣдуетъ проникать въ область невидимаго. Она должна отказаться отъ того, что подобаетъ игнорировать. Дѣлъ ея не въ ней самой, она только средство; не человѣкъ созданъ для нея, а она для человѣка. Она походитъ на тѣ термометры, которые она сооружаетъ для своихъ экспериментовъ. Вся ея слава, все достоинство, все назначеніе въ томъ, чтобы быть орудіемъ.
Задача всякаго изысканія и всякаго изученія заключается въ томъ, чтобы уменьшить боль, увеличить благосостояніе, улучшить положеніе человѣка. Теоретическіе законы имѣютъ цѣну лишь по ихъ практическимъ приложеніямъ. Труды лабораторіи и кабинета получаютъ свою санкцію и цѣнность только въ силу употребленія, какое дѣлаютъ изъ нихъ въ мастерскихъ и на заводахъ. Древо науки должно внушать въ себѣ уваженіе лишь своими плодами.
Разумъ. — То, что въ человѣкѣ мы называемъ разумомъ, есть вовсе не какой-либо врожденный, коренной и неизмѣнный даръ, а позднѣйшее пріобрѣтеніе.
Разумъ не только отъ природы не присущъ человѣку и не универсаленъ въ человѣчествѣ, но вліяніе его незначительно и въ поступкахъ человѣка, и человѣчества, за исключеніемъ нѣсколькихъ холодныхъ и ясныхъ умовъ. Онъ очень далекъ отъ того, чтобы играть первую роль. Онъ принадлежитъ къ другимъ силамъ, находившимся вмѣстѣ съ нами и которыя, въ качествѣ первыхъ жильцовъ, завладѣли помѣщеніемъ. Эти хозяева человѣка суть: физическій темпераментъ, тѣлесныя потребности, животный инстинктъ, наслѣдственные предразсудки, воображеніе, вообще преобладающая страсть, еще больше интересъ личный или семейный, кастовый, партійный.
Общія идеи и логическая послѣдовательность встрѣчаются лишь у небольшого числа избранныхъ. Чтобы достичь пониманія отвлеченныхъ выраженій и усвоить себѣ привычку къ послѣдовательнымъ выводамъ, необходима предварительная спеціальная подготовка, продолжительное упражненіе и долгая практика.
Природа. — На что служатъ живопись и поэзія? Какая картина, какая книга можетъ сравниться съ подобнымъ зрѣлищемъ (природы)? Это убогія поддѣлки, самое большее — утѣха на потребу людей, живущихъ замкнутой жизнью.
Преобладающая способность. — Геній человѣка подобенъ стѣннымъ часамъ: у него есть свое строеніе и среди всѣхъ его частей — большая пружина. Найдите эту пружину, покажите, какъ она приводитъ въ движеніе все остальное и прослѣдите за этимъ движеніемъ шагъ за шагомъ по всѣмъ отдѣльнымъ частямъ вплоть до стрѣлки, гдѣ оно завершается.
Геній и безуміе. — Различіе между безумнымъ и геніальнымъ человѣкомъ неособенно велико. Еще Наполеонъ, человѣкъ свѣдущій въ данномъ случаѣ, высказывалъ это Эскиролю. Одна и та-же способность и уноситъ насъ къ славѣ, и ввергаетъ въ домъ умалишенныхъ. Именно призрачная фантазія создаетъ и видѣнія сумасшедшаго, и образы художника. Классификаціи, служащіе одному могутъ пригодиться и другому.
Литература. — Прямое назначеніе литературы отмѣчать чувства.
Большая поэма, хорошій романъ, исповѣдь выдающагося человѣка болѣе поучительны, нежели цѣлая куча историковъ и исторій. Я отдалъ бы пятьдесятъ томовъ архивныхъ документовъ, прибавивъ къ нимъ сто томовъ дипломатическихъ актовъ за мемуары Челлини, за письма св. Павла, за изреченія Лютера или за комедіи Аристофана.
Писатель. — Въ писателѣ два человѣка: одинъ — который обращается къ своимъ современникамъ, льститъ ихъ вкусамъ и, сверхъ того, онъ играетъ роль напоказъ, имѣетъ свою котерію и успѣхъ; другой — который обращается къ инымъ поколѣніямъ и является въ будущемъ безъ всякихъ прикрасъ, съ однѣми своими сочиненіями. Я предпочитаю второго, это — по существеннѣе, это — прочная доля.
Романистъ. — Что такое романистъ? — По моему мнѣнію, это только психологъ и ничего болѣе. Онъ любитъ представлять себѣ чувства, переживать ихъ страсти, ихъ прецеденты, ихъ слѣдствія и отдается такому удовольствію. Въ его глазахъ это — силы съ различными направленіями и различныхъ величинъ. О справедливости или несправедливости ихъ онъ безпокоится мало. Онъ связываетъ ихъ въ характеры, знаетъ преобладающее качество, наблюдаетъ впечатлѣніе, оставляемое этимъ качествомъ на другихъ, отмѣчаетъ противоположныя или соотвѣтственныя вліянія темперамента, воспитанія, профессіи и старается раскрыть невидимый міръ склонностей и внутреннихъ побужденій посредствомъ видимаго міра словъ и внѣшнихъ дѣйствій. Къ этому сводится его дѣло.
Нагота. — Нагое тѣло столь же цѣломудренно, какъ всѣ подлинные антики. Наготу дѣлаетъ безстыжей именно противоположность между жизнью тѣла и души. Такъ какъ первая унижается и презирается, то и не дерзаютъ показывать ни ея дѣйствій, ни органовъ. Ихъ скрываютъ; человѣкъ желаетъ казаться исключительно духомъ.
Ложь. — Честный мужчина въ Парижѣ лжетъ десять разъ въ день, честная женщина — двадцать разъ въ день, свѣтскій человѣкъ — сто разъ въ день. Никто не могъ никогда сосчитать, сколько разъ въ день лжетъ свѣтская женщина.
Женщина. — Дать женщинѣ логику, идеи, умъ, — значитъ дать ножъ въ руки ребенка.
При видѣ розовыхъ щечекъ и свѣтлыхъ глазокъ своей нареченной не выводите заключенія, что она ангелъ, а знайте, что ее укладываютъ спать въ девять часовъ и что она съѣдаетъ много котлетокъ.
…Мнѣ думается, что идеалъ француженки быть продавщицей въ кафе, разумѣется, въ хорошемъ кафе. Хорошенькая женщина, хорошо одѣтая, обязанная улыбаться и продавать, напоказъ всѣмъ и вмѣстѣ съ тѣмъ быть за дѣломъ, полускромная и полувызывающая, пріятная на пять минутъ и притомъ всѣмъ рѣшительно, въ залѣ, представляющемъ собой одновременно лавку и гостиную; она тамъ словно коза на своемъ лугу.
…Продавщица, свѣтская женщина или же лоретка, — вотъ три амплуа француженки; онѣ превосходны въ этомъ видѣ, и только именно въ этомъ.
Вся суть въ темпераментѣ. Отбросьте прически, туалеты общественное положеніе, весь внѣшній блескъ и загляните въ существо внутреннее. Внутреннее существо здѣсь это — гусаръ въ миніатюрѣ, смышленый и смѣлый шалунъ, ни передъ чѣмъ не останавливающійся, съ отсутствіемъ чувства уваженія и считающійся ровней всѣмъ. Юбки тутъ не имѣютъ никакого значенія, надо смотрѣть въ душу. Мы разсчитываемъ научить ихъ скромности въ домашнемъ быту, а онѣ надѣваютъ на себя лишь стыдливую маску, да и эта маска разлетается прахомъ мѣсяца три спустя послѣ свадьбы и выѣздовъ въ свѣтъ. Имъ приходятъ въ голову черезчуръ пылкія, черезчуръ ясныя фантазіи, воля приводится въ исполненіе мгновенно и поступки бьютъ ключемъ. Необходимо, чтобы онѣ повелѣвали, или, по крайней мѣрѣ, были самостоятельными. Подчиненіе подавляетъ ихъ; онѣ оскорбляются всякимъ правиломъ, какъ птица преградой.
Бракъ. — Женщина выходитъ замужъ, чтобы вступить въ свѣтъ, а мужчина — чтобы покинуть его.
На взаимное познаваніе другъ друга тратится три недѣли, любовь длится три мѣсяца, препирательства берутъ три года, терпятъ другъ друга тридцать лѣтъ, а дѣти начинаютъ все это съизнова.
Во всякомъ семействѣ имѣется какая нибудь рана, какъ червоточина въ яблокѣ.
Разговоръ. — Попробуемъ составить маленькую статистику: изъ пятидесяти лицъ, находящихся здѣсь въ салонѣ, сколько найдется такихъ, разговоръ которыхъ былъ бы занимателенъ и интересенъ?
Двадцать пять человѣкъ изъ нихъ приличные люди, но это просто шарманки съ готовыми фразами. Ничто такъ не рѣдкостно въ природѣ, какъ оригинальность, а воспитаніе притупляетъ ее, приличіе сковываетъ умъ и душу, не смѣешь пошевельнуться, боишься забыться и скомпрометировать себя. Двѣ недѣли твердятъ одну модную идею, затѣмъ еще двѣ недѣли повторяютъ слѣдующую идею. Имѣются по двѣ установившихся фразы по поводу всякаго человѣческаго дѣла. Смотря по тому, съ кѣмъ вы бесѣдуете, вы услышите ту или иную фразу, подчасъ анекдотъ, но искренняго и личнаго сужденія — никогда. Собственнаго впечатлѣнія нѣтъ, хотя глаза видѣли, уши слышали, въ памяти запечатлѣлось нѣчто, но затѣмъ приличіе диктуетъ, языкъ произноситъ, а дальше уже ничего.
Это еще замѣтнѣе у женщинъ, чѣмъ у мужчинъ. Представьте себѣ, что вы вошли въ вестибюль, убранный растеніями и цвѣтами, гдѣ среди бѣлизны мраморовъ и матовыхъ розетокъ на коврахъ, — дамы, надушенныя, надменныя, выставляютъ напоказъ обнаженныя свои плечи, горящія алмазами куафюры, волоча притомъ широкія, муаровыя свои юбки съ люстромъ и выступая со ступеньки на ступеньку, точно какіе-то пестрые павлины или яркія тропическія птицы. Вы намѣтили изъ нихъ двухъ-трехъ, которыя, погулявъ немного, кончаютъ тѣмъ, что соединяются въ букетъ. Одна — цвѣтущая, въ бѣлой искусно сшитой юбкѣ, корсажъ въ плиссе, — производитъ впечатлѣніе венеціянки періода Возрожденія. Поверхъ восхитительной нѣги атласа виднѣется склоненный перламутровый затылокъ и пышные бѣлокурые закрученные волоса, вмѣсто всякаго убора, украшенные перевязью изъ развѣвающихся кружевъ. Вторая — высокаго роста, стройная, какъ Діана, окутана длинными складками своего платья. Корсажъ ея, отороченный аграмантомъ изъ серебрянаго шитья, наводитъ на смутную мысль о героическомъ гусарѣ. Она идетъ быстро, и шлейфъ ея платья содрогается, на подобіе столы богини, между тѣмъ какъ бѣлые драгоцѣнные камни, въ видѣ букета, въ ея волосахъ, сверкаютъ блескомъ острія шпаги. Наконецъ, послѣдняя — хрупкая, худенькая, съ выпятившимся лицомъ, съ вздернутымъ носикомъ, съ трепещущими губами, безцвѣтными глазами и взбитыми подъ алмазами волосами, кажется всей своей персоной такъ и мечетъ по сторонамъ искры и молнію. Сидя или стоя, она не касается земли; внутренній пылъ, необузданные порывы и сотрясенія нервной жизни ежеминутно приводятъ въ содроганіе худенькое ея тѣльце. Вокругъ тоненькой шеи струится брилліантовое колье, словно обручъ изъ живыхъ глазъ, словно безцвѣтные сверкающіе глаза цѣлаго круга волшебныхъ змѣй. Вотъ онѣ стали бесѣдовать между собой и казались въ восторгѣ отъ своей бесѣды. Кажется, какъ пріятно бы послушать ихъ разговоръ? Вы подходите и слышите, что онѣ спорятъ о зонтичныхъ ручкахъ: одна предпочитаетъ ихъ изъ слоновой кости, другая — изъ перламутра.