Весьма немногіе умѣютъ оцѣнить, или почувствовать тонкую скромность. Она исчезаетъ для людей слишкомъ обыкновенныхъ подобно тихимъ звукамъ гармоники для крѣпкихъ на ухо, или нѣжному запаху резеды для неимѣющихъ обонянія.
Я часто бываю недоволенъ другими? не гораздо чаще и болѣе — собою.
Умъ и таланты суть не иное что какъ опасныя сѣти, когда не управляются здравымъ разсудкомъ и истиннымъ благочестіемъ.
Я замѣтилъ — по крайней мѣрѣ въ собственной жизни — что за однимъ приятнымъ случаемъ обыкновенно слѣдуетъ три или четтре неприятныхъ.
Нѣкоторыя связи между людьми похожи на дѣтскую забаву — хотя не столь невинную, — именно ту, когда одно дитя соглашается быть лошадью другаго, и съ искреннимъ удовольствіемъ скачетъ на возжахъ его подъ частыми ударами дѣятельной плетки товарища.
Воображеніе все портитъ, или все украшаетъ.
«Несчастіе» говоритъ Шатобріанъ «есть преждевременная старость.» Въ самомъ дѣлѣ, что богаче несчастія опытами, которые для счастія вовсе несуществуютъ?
Сколько я знаю стиховъ и фразъ, прославляемыхъ и приводимыхъ въ образецъ изящныхъ; но которые — на примѣръ — если бы написаны были мною; то порицалисъ бы безъ милосердія и справедливо. Таковы суть пристрастіе и предубѣжденія людей даже въ самыхъ искусствахъ.
Смѣло скажу передъ судомъ совѣсти, что я никогда не прибѣгалъ къ иному мщенію за оскорбленія, кромѣ — епиграммы, которая автору кажется всегда очень колкою; a етаго уже и довольно — по крайней мѣрѣ для меня.
Человѣкъ съ нѣжнымъ чувствомъ бываетъ счастливъ, или несчастливъ отъ сущей бездѣлки. Такъ на примѣръ недосмотрѣнная мною ошибка въ книгѣ моей причиняетъ мнѣ живѣйшую горесть на гѣкоторое время.
Бѣдные обыкновенно стыдятся бѣдности своей, хотя бы совсѣмъ не были виновниками оной; между тѣмъ какъ богачь, живущій гнусно, ни мало не стыдится гнусной жизни своей. Какъ странны понятія и чувства людей! У нихъ все, или почти все на изнанку, въ отношеніи къ законамъ Природы, или въ естественному состоянію вещей.
Ничего нѣтъ отвратительнѣе лицемѣровъ: кажется, ето чувство общее. Но никто не выигрываетъ въ свѣтѣ столько, какъ лицемѣры. Отъ чего? Причина самая простая: они, по неусыпному расчету ума безъ честолюбія, угождаютъ всякому; они и патріоты, и набожны, и покорны, и смиренны, и проч; и проч., между тѣмъ какъ въ душѣ своей они подлые егоисты, неимѣющіе ничего священнаго. Етотъ родъ людей есть самый опасный: при первомъ случаѣ — когда потребуетъ того польза ихъ — они перейдутъ отъ прекрасныхъ словъ къ дѣйствіямъ самымъ гнуснымъ.
Человѣкъ искренній, откровенный, прямодушный говоритъ часто противъ общаго мнѣнія, или лучше сказать языка, и слѣдовательно говоритъ противъ самаго себя — то есть во вредъ себѣ. Но за то поступки его никогда не найдутся противными чести и добродѣтели. Отечество, семейство друзья смѣло могутъ требовать отъ него всякой жертвы.
[Шаликов П. И.] Мысли, характеры и портреты / к. Ш-в // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 100, N 13. — С. 65-68.
Евсей прожилъ великое имѣніе и доживаетъ вѣкъ свой въ бѣдности отъ того, что во всю богатую жизнь свою былъ для знатныхъ людей рестораторомъ.
Къ чему намъ служитъ увѣренность въ бытіи Бога, въ безсмертіи души, въ будущей жизни, въ наградѣ и наказаніи, ежели мы не имѣемъ правилъ нравственности, не имѣемъ и неуважаемъ добродѣтелей?
Чѣмъ ничтожнѣе человѣкъ, тѣмъ сильнѣе въ немъ самолюбіе.
Дурной Сочинитель, дурной Поетъ, какъ бы они дурны ни были, все еще гораздо лучше просто дурнаго человѣка; — ссылаюсь на совѣсть каждаго, ее имѣющаго.
Когда дарятъ многіе наперерывъ, тотъ вѣрно или богатъ, или знатенъ. Любитъ ли онъ книги, и для него выискиваются въ подарокъ лучшія и рѣдкія изданія; охотникъ ли до картинъ, до естамповъ, отъ времени до времени видитъ у него новую картину, новый естампъ, которые подарены ему. "Тамъ новая бронза, здѣсь новый фарфоръ, въ одномъ мѣстѣ горшки съ цвѣтами, въ другомъ деревья съ фруктами — непрерывная цѣпь подарковъ. Между тѣмъ никто не вздумаетъ снабжать бѣднаго, хотя бы и знали, на примѣръ, объ изящныхъ вкусахъ его; никто не потѣшитъ его ни книгой, ни картиной, ни цвѣтами, ни … ничѣмъ. Таковъ разчетъ, или можетъ быть, справедливѣе сказать, побужденіе ничтожнаго нашего самолюбія!
Самая ужасная потеря въ жизни нашей есть потеря уваженія къ самому себѣ.
Систему евдемонизма или егоизма едвали можно назвать системою; онъ принадлежитъ не къ уму, составляющему системы, a къ чувству, врожденному всѣмъ живымъ существамъ. Воспитаніе только образуетъ его, я … важная услуга для рода человѣческаго!
Разуму для того не должно никогда оставаться въ сомнѣніи, чтобы онъ непреклонилъ и воли повиноваться гласу страстей, гласу самолюбія. — Такъ или почти такъ сказано въ одномъ изящномъ разсужденіи Русскаго Профессора.
Многія услуги, одолженія, благодѣянія были бы отвергнуты нами, если бы мы знали напередъ, въ какую онѣ поставятся цѣну и чего будутъ стоить намъ.
Человѣка высокихъ мыслей о себѣ и посредственныхъ объ васъ можно видѣть потому, что когда онъ окажетъ вамъ честь своимъ посѣщеніемъ, то незамедлитъ встать и разсматривать картины на стѣнахъ вашихъ.
Мы часто удивляемся, что гордый человѣкъ нестыдится дѣлать того и того. Но кто стыдится воли своей? — Я хочу:-- вотъ несокрушимый егидъ, противъ разсудка, противъ чувства и противъ людскаго мнѣнія.
Не многіе знаютъ цѣну искренности и простаго, откровеннаго обхожденія; потому что не многіе имѣютъ такую вѣрную разборчивость, отъ которой не укрылась бы тонкая черта мысли и выраженія относительно вѣжливости и учтивости.
Не напрасно говорится о сочиненіяхъ и переводахъ: мои труды — ваши труды, ибо въ самомъ дѣлѣ нѣтъ ничего труднѣе какъ сочинять и переводить — разумѣется, хорошо.
Нѣтъ ничего — въ иныхъ случаяхъ печальнѣе, a въ другихъ — забавнѣе самолюбія человѣческаго. Харитонъ любитъ книги и судитъ ихъ довольно строго. Но какъ скоро увидитъ въ предувѣдомленіи слово Читатель съ крупною буквою червь, то начинаетъ оказывать благорасположеніе свое къ сочиненію, и наконецъ рѣшительно хвалитъ его, хотя бы оно было очень дурно!… Въ качествѣ читателя Харитонъ уваженъ — чего же болѣе?… Но въ противномъ случаѣ онъ не скоро уважитъ и настоящаго достоинства книги.
Есть самолюбіе, весьма дозволительное — именно то, которое, такъ сказать, куплено цѣною труднаго успѣха въ приобрѣтеніи нѣкоторыхъ истинныхъ достоинствъ. Оно состоитъ не въ томъ чувствѣ, которое заставляетъ насъ все свое находитъ хорошимъ, но въ счастливомъ побужденіи стремиться ко всему хорошему. Большая разница!
Одно изъ нравственныхъ правилъ, которое желалъ бы я запечатлѣть глубоко и неизгладимо въ моей душѣ, есть то, чтобы сносить терпѣливо всѣ неудовольствія и всѣ несправедливости отъ человѣка, когда нибудь ссорившагося со мною… Сердцу моему противна и тѣнь злопамятства и мщенія!
Нескромные люди всегда принимаютъ на себя — кстати или не кстати — таинственный видъ, подобно какъ невоздержные говорятъ объ умѣренности, a сельскіе жители о политикѣ Дворовъ.
Когда — вопреки справедливости — стараются унизить враговъ нашихъ въ нашемъ понятіи, то стало быть не предполагаютъ въ насъ никакихъ добродѣтелей.
Вмѣсто суетности и тщеславія гораздо лучше имѣть умъ и чувство.
Вопреки всеобщему мнѣнію и вѣчной критики, разговоръ о погодѣ я предпочитаю многимъ, ибо онъ касается такаго предмета, который несравненно важнѣе для меня вседневныхъ происшествій, и отъ котораго зависитъ здоровье мое и веселость духа.
Самые взыскательные люди суть тѣ, которые наиболѣе имѣютъ нужду въ снисхожденіи.
Есть люди, которые хотятъ имѣть умъ за всѣхъ — кромѣ себя;
Человѣкъ счастливъ по мѣрѣ своей невинности: съ уменьшеніемъ ея уменьшаются веселость нашего духа и спокойствія сердца.
Отсутствіе невинности есть отсутствіе радостныхъ мыслей и живыхъ чувствованій.
Поступки суть мрачныя тѣни души и ощутительная отрава жизни.
Музыка и запахъ имѣютъ одинаковое дѣйствіе на насъ въ отношеніи къ минувшему времени: они равномѣрно приводятъ на память намъ людей, мѣсто и случаи.
Мы всего менѣе цѣнимъ драгоцѣннѣйшую вещь — время.
«Горькіе плоды величія! сколь дорого заставляетъ платить счастіе за высокія степени; на которыя возводитъ своего любимца, когда онъ не иначе можетъ наслаждаться своимъ величіемъ, какъ отрекшись отъ нѣжныхъ узъ крови и приятнѣйшихъ чувствъ сердца!» Такъ говорила нѣкогда счастливѣйшая, a потомъ злополучнѣйшая изъ женщинъ — Марія Антуанетта, низходя съ сихъ ненадежныхъ ступеней подъ остріе гильйотины?… Ахъ! стоятъ ли онѣ жертвы, ими требуемой!…
Предаватъся страстямъ и пользоваться уваженіемъ также не возможно, какъ соединить огонь съ водою,
Ельмина оканчиваетъ свой туалетъ, оставляетъ будуаръ, выходитъ въ гостинную и ѣдетъ со двора, не совѣтуясь съ часами — сегодня позднѣе, завтра ранѣе, поутру во всѣ магазины, ко всѣмъ модисткамъ, или къ обѣднѣ, или безо всякой цѣли — кататься по городу, гулять на булеварѣ, на прудахъ; рѣдко обѣдаетъ дома; ввечеру въ спектаклѣ, въ концертѣ, на балѣ, ужинаетъ всегда почти въ гостяхъ; зиму проводитъ въ той или другой столицѣ; лѣто въ ближней или дальней деревнѣ, весну и осень на водахъ Липецкихъ, или Кавказскихъ: такую жизнь ведетъ Ельмина болѣе двадцати лѣтъ, и совсѣмъ не старѣется. Мудрено ли? Время не знаетъ, гдѣ найти ее.
[Шаликов П. И.] Мысли, характеры и портреты / к. Ш-в // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 100, N 14. — С. 140-146.