«Аполлонъ», № 6, 1910
Та «музыкальная вакханалія», которая въ истекающемъ сезонѣ разыгралась въ Петербургѣ, характеризуетъ и московскій музыкальный сезонъ. Такъ же много прожито, такъ же мало пережито. Та же тусклая муть внѣшней «рыночной» жизни, столь же ужасающее количество концертовъ, оставившихъ такъ мало подлинно-художественныхъ цѣнностей. Московская «музыкальная вакханалія», впрочемъ, нѣсколько разнится отъ петербургской, и здѣсь играютъ роль специфическія, мѣстныя черты. Москва — городъ чрезвычайно добродушный, склонный къ энтузіазму и сильно подверженный той общественной болѣзни, имя которой — мода. Москва первая привѣтствовала «Садко» и «Золотого пѣтушка» Римскаго-Корсакова, первая преклонилась передъ оригинальнымъ талантомъ Олениной д’Альгеймъ; изъ Москвы вышелъ Скрябинъ. Но та же Москва, правда, много лѣтъ назадъ, восторгалась «дѣятельностью» Славянскаго, а теперь переполнена «собинистками», даже «смирновистками», и добродушно привѣтствуетъ всяческихъ цыганскихъ дивъ, дающихъ здѣсь концерты совмѣстно съ «солистомъ Его Величества» Фигнеромъ. Въ Москвѣ одинаково привѣтливо встрѣчаются и подлинно-значительныя событія музыкальной жизни, и ея пустоцвѣты. Такъ же добродушна (за нѣкоторыми исключеніями) и мѣстная музыкальная критика, отличающаяся отъ представляемой его публики большею устойчивостью въ признаніи всего уже признаннаго. Публика, наоборотъ, непостоянна. Въ прошломъ году она наполнила 22 концерта Олениной д’Альгеймъ, а въ этомъ году названная пѣвица смогла дать только 3—4 концерта, да и то при полупустомъ залѣ. Поддерживать за Москвой славу исключительно музыкальнаго города было бы, слѣдовательно, нѣсколько легкомысленно. Но, конечно, здѣсь есть довольно большой контингентъ музыкально-интеллигентной публики, способной поддержать все дѣйствительно заслуживающее поддержки. Къ сожалѣнію, этотъ контингентъ сейчасъ начинаетъ дробиться безумнымъ перепроизводствомъ въ концертной жизни и утрачиваетъ свою былую сплоченность, дававшую прежде поддержку каждому серьезному музыкальному дѣлу. Публики попросту не хватаетъ на всѣ концерты (хотя бы одни симфоническіе), выборъ же для нея довольно затруднителенъ, потому что всѣ эти концерты мало чѣмъ отличаются другъ отъ друга. Достаточно указать, что въ репертуарѣ четырехъ серій симфоническихъ концертовъ (музыкальное общество, филармонія, концерты Кусевицкаго, историческіе концерты) было такъ много совпаденій и такъ мало свѣжаго и оригинальнаго, что выборъ между ними могли поколебать только солисты, т.-е. элементъ наиболѣе случайный и наименѣе значительный.
Старѣйшее въ Москвѣ музыкальное учрежденіе — музыкальное общество — только что закончило свой сезонъ. Сезонъ этотъ количественно оказался еще богаче предыдущаго, но опять оставилъ немного яркихъ и свѣжихъ моментовъ. На протяженіи 10 симфоническихъ собраній было исполнено только 6 новинокъ, изъ которыхъ плоскія «румынскія рапсодіи» Энеско, грубоватый «Калейдоскопъ» Норрена и банальное «Ночное шествіе» Рабо заставили предположить, что руководители общества очень мало освѣдомлены въ новѣйшей симфонической литературѣ. Среди новостей можно отмѣтить только плѣнительные «Ноктюрны» Дебюсси (исполненные въ урѣзанномъ видѣ, безъ «Сиренъ») и дерзостно пышную «Испанскую рапсодію» Равеля. Послѣдняя, однако, была исполнена г. Недбалемъ настолько неудовлетворительно, что поселила въ слушателяхъ одно недоумѣніе. Спеціально московская новинка — вторая симфонія Р. М. Гліера оказалась типичнымъ произведеніемъ эпигона, идущаго по оставленнымъ уже путямъ. Въ сравненіи съ первой симфоніей того же автора, вторая болѣе совершенна по формѣ, но такъ же ординарна по мыслямъ, а ея грузная, однотонная инструментовка по теперешнему времени должна быть признана просто посредственной. Для того, чтобы покончить съ симфоническими собраніями, нужно упомянуть о состоявшемся въ послѣднемъ концертѣ исполненіи третьяго акта «Тристана и Изольды». Въ Москвѣ «Тристанъ» никогда не шелъ, и въ виду этого постановка его послѣдняго акта должна была явиться настоящимъ событіемъ, невзирая даже на нѣкоторую насильственность самой идеи концертнаго исполненія драматическаго произведенія. Однако, слушателей (залъ былъ переполненъ ими) постигло жестокое разочарованіе. Э. Куперъ, руководившій оркестромъ, далъ грубоватую, ремесленную передачу, лишенную цѣльности и глубины. Еще слабѣе оказались исполнители вокальныхъ партій, совершенно не понявшіе вагнеровскихъ образовъ, вагнеровской музыки и — это въ симфоническомъ собраніи! — даже не совсѣмъ твердо знавшіе свои партіи. Въ итогѣ — совсѣмъ скандальная сцена: публика бѣжала изъ зала; бѣжала во время большой сцены Тристана, когда г. Боначичъ, заглядывая въ клавиръ, что-то выкрикивалъ шопоткомъ; бѣжала, когда г-жа Балановская пыталась передать трепетъ экстаза любовной смерти крикливымъ пѣніемъ, уже наскучившимъ слушателямъ въ Большомъ театрѣ, въ «большихъ» операхъ…
Историческіе симфоническіе концерты, существующіе какъ филіальное отдѣленіе музыкальнаго общества, закончили свой третій сезонъ. Концерты эти, организованные по иниціативѣ гг. Василенко, Сахновскаго и Энгеля, пользуются здѣсь большимъ вниманіемъ и сочувствіемъ публики, преимущественно изъ среды небогатой интеллигенціи, благодаря исключительной дешевизнѣ ихъ сезонныхъ абонементовъ и наличности нѣкотораго метода и цѣлесообразности въ планировкѣ предлагаемаго слушателямъ художественнаго матеріала. Прежде этимъ концертамъ предшествовали краткія лекціи Ю. Энгеля, но съ начала этого года послѣдній отказался читать свои «вступительныя слова». Вмѣстѣ съ г. Энгелемъ ушелъ и одинъ изъ дирижеровъ, г. Сахновскій, замѣненный г. Иплолитовымъ-Ивановымъ. Дирижерскій вопросъ здѣсь вообще носитъ въ себѣ зачатки кризисовъ. Самъ глава всего дѣла, г. Василенко, пріобрѣтшій извѣстный капельмейстерскій навыкъ, по существу — не дирижеръ, а композиторъ, по своимъ художественнымъ взглядамъ довольно враждебный всему, «классическому», т.-е. тому, что составляетъ главное содержаніе его концертовъ. Г. Ипполитовъ-Ивановъ — очень опытный капельмейстеръ, но — опернаго жанра, притомъ онъ прежде всего директоръ консерваторіи, слишкомъ поглощенный своими многотрудными обязанностями, чтобы быть особенно ревностнымъ къ дѣлу историческихъ концертовъ. Такимъ образомъ, пока здѣсь не будетъ урегулированъ этотъ вопросъ, продолжающій быть злободневнымъ на протяженіи трехъ сезоновъ, симпатичному по идеѣ предпріятію историческихъ концертовъ всегда грозитъ застой, отсутствіе художественнаго развитія.
Программы этихъ концертовъ, какъ было замѣчено выше, составляются довольно удачно, хотя доклассическій періодъ и даже «классики», по возможности, урѣзываются дирижерами. Изъ девяти состоявшихся концертовъ наиболѣе интересными были вагнеровскій (между прочимъ, исполнялся финалъ 1-го акта «Парсифаля») и гайдновскій, въ которомъ участвовала Ванда Ландовска (рояль и клавесинъ). Нужно замѣтить, что въ этихъ концертахъ подборъ солистовъ вообще дѣлается удачно и дѣльно: не столько имена, сколько дарованія. Третья серія — концерты Кусевицкаго являются точной копіей петербургскихъ концертовъ подъ управленіемъ Кусевицкаго и Фрида, такъ что на нихъ останавливаться нѣтъ надобности. Надо, однако указать, что эти концерты сыграли здѣсь крупную роль, явившись подзадоривающимъ конкуррентомъ для музыкальнаго общества и филармоніи, совсѣмъ было погрузившихся въ спячку. Съ другой стороны, концерты Кусевицкаго сгустили и безъ того насыщенную атмосферу концертной жизни. Справедливость требуетъ отмѣтить, что къ концу сезона у этихъ концертовъ образовалась уже своя публика, довольно чуткая и горячая. Ея симпатіи къ этому свѣжему и новому дѣлу особенно тепло проявились на двухъ послѣднихъ концертахъ — экстренномъ скрябинскомъ, подъ управленіемъ Кусевицкаго и съ участіемъ автора въ качествѣ піаниста, и въ заключительномъ концертѣ, когда Фридъ исполнилъ новую для Москвы «Доместику» Штрауса. Что касается послѣдней, то она вызвала къ себѣ единодушно отрицательное отношеніе. Въ этомъ произведеніи дѣйствительно какъ бы сконцентрировались всѣ отрицательныя черты композиторской натуры Штрауса, доведенная здѣсь до кричащаго максимума. A вмѣстѣ съ тѣмъ въ «Доместикѣ» нѣтъ той убѣжденности и своеобразной цѣльности, которая характеризуетъ хотя бы «Жизнь героя». Мало того, инструментовка, несмотря на нѣкоторые поразительно яркіе по изобразительности эпизоды, въ общемъ однообразна и тускла, а вся симфонія неимовѣрно растянута и лишена той линіи подъема, которая, обыкновенно, захватываетъ даже открещивающуюся отъ всякаго «модерна» публику. Да, наконецъ, что за удивительная мысль дать художественное воплощеніе обыденности домашняго уклада?!.
Кромѣ четырехъ названныхъ выше симфоническихъ серій (собранія филармоніи еще не закончились, а потому отчетъ о нихъ будетъ данъ въ слѣдующемъ письмѣ), симфоническіе концерты даются еще Кружкомъ любителей русской музыки. Кружокъ этотъ въ прежніе годы былъ передовымъ музыкальнымъ учрежденіемъ, сыгравшимъ извѣстную роль въ дѣлѣ развитія въ обществѣ любви къ русской романсной литературѣ. Теперь концерты Кружка, пройдя свой зенитъ, вошли въ стадію художественнаго увяданія и напоминаютъ нѣсколько благотворительные концерты съ случайной программой и цѣлой вереницей участниковъ — оперныхъ пѣвцовъ, съ трудомъ справляющихся съ камерной романсной литературой. Но у Кружка есть своя «большая» публика, созданная прежними годами процвѣтанія, дающая этому учрежденію порядочныя средства. Послѣднее обстоятельство дало возможность расширить дѣятельность Кружка ежегодными циклами симфоническихъ концертовъ. Послѣдніе три сезона этими концертами (послѣ Рахманинова) дирижируетъ г. Куперъ, бывшій капельмейстеръ Солодовниковскаго театра, теперь приглашенный въ Большой театръ и въ музыкальное общество. Дѣловитый и опытный оперный капельмейстеръ, г. Куперъ мало интересенъ на концертной эстрадѣ. Чисто-оперная, грубоватая манера трактовки какъ-то странно соединяется въ этомъ дирижерѣ. съ любовью къ отыскиванію самыхъ мелкихъ и незначительныхъ деталей, въ ущербъ умѣнію выдвинуть основной мелосъ партитуры. Его исполненіе лишено пластичности, цѣльности, не говоря уже о вдохновеній, да и далеко не безупречно даже съ точки зрѣнія ремесла.
Желая быть индивидуальнымъ, этотъ дирижеръ способенъ такъ перевернуть всѣ темпы и незначительные нюансы (на чемъ же больше показать самобытность?), что даже давно знакомое произведеніе предстаетъ какъ что-то случайное и чуждое, отраженное въ кривомъ зеркалѣ. Такой, напримѣръ, показалась даже мѣстной критикѣ, увлеченной этимъ дирижеромъ, пятая симфонія Чайковскаго, вывернутая наизнанку г. Куперомъ. Въ послѣднемъ концертѣ Кружка любителей русской музыки г. Куперъ поставилъ 8-ю симфонію Глазунова, и это опять было очень далеко отъ подлинника, что особенно было замѣтно, вслѣдствіе недавняго исполненія этой симфоніи самимъ авторомъ, посредственнымъ, правда, дирижеромъ, но свои сочиненія исполняющимъ, во всякомъ случаѣ, въ характерѣ, съ подлинными темпами и уравновѣшенной цѣльностью. Въ качествѣ новинки упоминаемаго концерта была исполнена картинка Лядова «Волшебное озеро», въ Петербургѣ уже извѣстная. Эта вещица больше удалась дирижеру, сыгравшему еще «Островъ мертвыхъ» Рахманинова, извѣстный по прошлогодней превосходной авторской интерпретаціи.