Н. А. Лейкинъ. править
Мученики охоты. править
МУЗЫКАНТЪ-ЛЮБИТЕЛЬ. править
Военный молодой докторъ, красивый собой, но съ странными, какъ-бы разбѣгающимися глазами, только-что выпилъ рюмку водки у буфета въ ресторанѣ Доменика и съ жадностью ѣстъ бутерброды. Къ нему подходитъ чистенькій небольшаго роста старичекъ въ очкахъ.
— Здравствуйте, докторъ. Скажите пожалуста, гдѣ вы живете? спрашиваетъ онъ. — Я посылалъ за вами на вашу старую квартиру на Знаменской, но мнѣ сказали, что выѣхалъ и дали адресъ. Посланный отправляется по новому адресу — тоже выѣхалъ; онъ дальше-опять тоже самое и такъ четыре квартиры. На пятую онъ уже не пошелъ, потому что жена моя была очень серьезно больна и разыскивать васъ дальше не было никакой возможности.
— Я нигдѣ не пропадалъ. Я все былъ здѣсь въ Петербургѣ, отвѣчалъ докторъ.
— И въ два мѣсяца перемѣнили пять квартиръ? Вслѣдствіе чего же это?
Докторъ развелъ руками, наклонился къ уху старичка и сказалъ:
— Сами знаете мою слабость. Изъ-за нея и на квартирахъ не держутъ. Какъ переѣду — увидятъ и услышатъ — ну, сейчасъ и вонъ.
— Все контръ-бассъ?
— Онъ самый. Теперь еще прибавились литавры и сверхъ того учусь играть на тромбонѣ.
— Господи Боже мой! Вотъ-такъ инструменты! Да вамъ-бы ужъ свою собственную квартиру нанять, а не по шамбръ-гарни мотаться.
— Средства не позволяютъ. Велико-ли жалованье младшаго врача? А ужъ какъ я мучаюсь съ этими хозяевами меблированныхъ комнатъ изъ-за моихъ инструментовъ! Всякій бы на моемъ мѣстѣ давно-бы бросилъ, но я твердъ, ибо музыкантъ въ душѣ. Докторъ ударилъ себя ладонью въ грудь.
— Вы говорите: жалованье маленькое. Ну, а практика? — спросилъ старичекъ.
— Практику свою я тоже всю отвадилъ изъ-за моей любви къ музыкѣ. Пришлютъ, напримѣръ, ко мнѣ вечеромъ къ больному меня звать, а я гдѣ-нибудь въ оркестрѣ на контръ-бассѣ жарю.
— И все безкорыстно?
— Пока безкорыстно, но современемъ буду и деньги брать. Учусь, батюшка, учусь во всю и день, и ночь учусь, какъ только мало-мальски свободное время есть.
— Ну, коли день и ночь учитесь на контръ-бассѣ и тромбонѣ, то понятно, что нигдѣ не держатъ на квартирѣ. Каково для другихъ-то жильцовъ то вой, то гласъ трубный слышать? Послушайте, но зачѣмъ-же вы такіе инструменты избрали: контръ-бассъ и тромбонъ? Вамъ-бы скрипку…
— Учился и на скрипкѣ, но не могу на ней играть. Представьте вы себѣ: руки потѣютъ, а чрезъ это струны поминутно лопаются, да и тонъ не вѣренъ, когда струны влажны. Ну, а контръ-бассъ — тамъ такіе струны, что хочешь такъ ведро воды на нихъ вылей, а хочешь такъ сѣрной кислотой трави. Что же касается до тромбона, то при такой груди стыдно музыканту не учиться на духовыхъ инструментахъ. Вы посмотрите что за грудь: вѣдь это литавра, турекцій барабанъ.
И докторъ опять ударилъ себя въ грудь.
— Все-таки-бы вамъ какъ нибудь сбиться деньжонками и нанять свою квартиру.
— И хотѣлъ-съ, потому тутъ какъ-то была практика: двое тифозныхъ и одна чахоточная. Болѣе мѣсяца къ нимъ ходилъ. Одинъ тифозный въ febris reccurens разыгрался и мѣсяца два я съ нимъ возился, платили отлично, значитъ и деньги явились, но я вмѣсто квартиры инструментъ купилъ. За-то и инструментъ-же! Раскаты грома можно вызвать — Контръ-бассъ?
— Нѣтъ. Два контръ-басса я себѣ купилъ въ прошлогоднюю весеннюю эпидемію, а нынче пріобрѣлъ литавры. Рѣдкостная вещь! Мнѣ ужъ и теперь даютъ за нихъ десять рублей барыша, но что я за дуракъ, что продамъ. Однако-же, что вы такъ стоите? Не выпьемъ-ли мы водки за компанію?
— Боюсь пить, докторъ. У меня опять стѣсненіе въ груди, одышка. Я хочу къ вамъ опять обратиться и попросить, чтобы вы меня выстукали и выслушали. Прошлый разъ вы мнѣ такъ хорошо помогли этими пилюлями. Дайте мнѣ вашъ адресъ и скажите, когда вы будете дома. Я позвалъ-бы васъ къ себѣ, но живу на дачѣ близъ Ушаковъ, а это для васъ далеко.
— Что.жъ, я съ удовольствіемъ. Вотъ мой адресъ. Сегодня въ шесть часовъ вечера я дома.
Докторъ вынулъ изъ кармана карточку и додалъ старичку.
— Позвольте, однако, что-же вы мнѣ даете? сказалъ старичекъ, взявъ карточку и взглянувъ на нее. — Это не вашъ адресъ, а какого-то нотнаго магазина.
— Ахъ, пардонъ! Я перепуталъ. Въ этомъ магазинѣ продается по случаю фисъ-гармоника, такъ я хочу купить ее. Вотъ вамъ мой адресъ. Но куда-же я дѣлъ свои карточки?
Докторъ шарилъ въ карманахъ и не находилъ.
— Ну, все равно, запишите у себя въ книжкѣ, продолжалъ онъ. — Бассейная, домъ No… Однако, что-же это я?.. Вѣдь я сегодня вечеромъ не могу быть дома. Я играю въ оркестрѣ Вухерифенига. Тамошній контръ-бассистъ просилъ меня замѣнить его, такъ какъ онъ отправляется сегодня на кегельный праздникъ.
— Что же это такое! воскликнулъ старичекъ. — Докторъ, я прошу васъ, будьте сегодня дома. Мнѣ въ другой разъ времени не будетъ зайти къ вамъ. Повѣрьте, что я съумѣю вамъ быть благодарнымъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ! Хоть озолотите, такъ то не могу! стоялъ на своемъ докторъ. — Сегодня мнѣ предстоитъ рѣдкій случай съиграть въ оркестрѣ увертюру изъ «Калифа Багдадскаго». Давно я этого добиваюсь. Впрочемъ, ежели вы хотите, то мы вотъ что сдѣлаемъ, прибавилъ онъ: — Поѣдемте сейчасъ ко мнѣ. Тамъ я вашу грудь и выстукаю* и выслушаю.
Старичекъ согласился. Сѣли, поѣхали.
— Хрипѣніе у меня все какое-то въ груди, особливо когда лежу, разсказывалъ старичекъ. — Вчера такой случай… Только легъ въ постель, вдругъ…
— Это что! Это пустяки! А вотъ со мной вчера былъ случай, такъ случай! перебилъ докторъ. — И ужъ совсѣмъ тоже вдругъ… Играю я въ оркестрѣ въ ораніенбаумскомъ театрѣ. Разумѣется, въ статскомъ платьѣ. Только кончили антрактъ, обернулся я къ публикѣ, глядь — у барьера въ первомъ ряду нашъ дивизіонный докторъ. А онъ страшнѣйшій формалистъ, человѣкъ стараго лѣса. Вижу вглядывается въ меня и узнаетъ. «Узнаетъ, думаю, непріятность можетъ выдти». Что-же я сдѣлалъ? Надулъ щоки, прищурилъ лѣвый глазъ, волосы на лобъ свѣсилъ и такъ измѣнилъ свою физіономію, что тотъ глядѣлъ-глядѣлъ и отвернулся. «Нѣтъ, молъ, это не онъ». А. то-бы досталось. Военные врачи не то, что гражданскіе… Не то что насчетъ статскаго платья и оркестра, а и изъ-за селедки иногда цѣлая исторія выходитъ, закончилъ докторъ и указалъ на шпагу — Отвертѣлись? Вотъ это отлично. Знаете, что еще меня тревожитъ, докторъ? началъ старичекъ. — Стѣсненіе въ груди само собой, но кромѣ того, головокруженіе. Тутъ какъ-то…
Но докторъ его не слушалъ.
— И я тутъ какъ-то добился казенной квартиры при лазаретѣ, перебилъ онъ снова старичка. — Отличныя двѣ комнатки, кухня, но только что мы переѣхали на нее съ деньщикомъ, какъ сейчасъ-же нашъ старшій врачъ мнѣ карету… И все опять-таки изъ-за контръ-бассовъ и тромбона. Квартира приходилась стѣна о стѣну съ трудной палатой. Больные возопіяли, ну и пришлось выѣзжать. Вы говорите скрипка… перескочилъ онъ. — Скрипка такой инструментъ, что имѣетъ для насъ нѣкоторыя неудобства. Вѣдь у меня штабъ-офицерскія эполеты. Ну какъ я въ нихъ буду играть на скрипкѣ? Какъ я прижму скрипку къ плечу? Густая эполета въ конецъ мѣшаетъ инструменту.
— Совершенно справедливо. Но, докторъ, выслушайте-же меня насчетъ моей болѣзни, началъ старичекъ.
— Все до капли выслушаю, но только разскажу вамъ прежде одинъ случай, какъ я у насъ въ Артистическомъ кружкѣ игралъ на скрипкѣ, будучи въ одной эполетѣ, и что изъ этого произошло. Сидѣлъ я на альтѣ… По программѣ стояла увертюра изъ Вильгельма Теля… Работы для струнныхъ инструментовъ чортова пропасть.
— Докторъ!' Да дайте-же мнѣ разсказать вамъ мою болѣзнь, крикнулъ, вышедши изъ терпѣнія, старикъ.
— Зачѣмъ-же форте-фортиссимо? остановилъ его докторъ. — Сейчасъ разскажете, а горячиться и волноваться вамъ вредно. Ну, вотъ мы и пріѣхали.
Они вошли въ комнату, нанимаемую отъ жильцовъ. Ихъ встрѣтилъ деньщикъ.
— Ну, что, Ферапонтъ? Выучилъ ты свои гаммы на контръ-бассѣ? спросилъ докторъ деньщика. — Я, знаете, и его заставляю учиться. Когда-нибудь и ему музыка пригодится, — обратился онъ къ паціенту.
— Да мнѣ-то, батюшка, какое дѣло! отвѣчалъ старичекъ, стиснувъ зубы. — Учите, ну и прекрасно.
— Насъ, ваше высокоблагородіе, опять съ квартиры гонятъ! отрапортовалъ деньщикъ.
— А мы не поѣдемъ. Мы за инструменты лишнее имъ платимъ.
— Хотятъ черезъ полицію- Въ уговорѣ, говорятъ, не было, чтобъ по ночамъ, а вы по ночамъ на чортовыхъ скрипкахъ жарите.
— Докторъ, да выслушайте вы мою грудь!..
— Сейчасъ, сейчасъ… Ферапонтъ! Гдѣ мой перкуторный молотокъ? Ахъ, я и забылъ, что я его вмѣстѣ съ лѣкарскимъ наборомъ въ оркестрѣ на стулѣ забылъ! Ну, да все равно. Раздѣвайтесь, вмѣсто молотка я могу взять палку отъ литавръ.
— По груди и будете бить вмѣсто резиноваго молотка палкой отъ литавръ? Да что я литавра что-ли? заоралъ старичекъ.
— Такъ что-жъ изъ этого? Вѣдь это ей-Богу все равно. Былъ-бы звукъ, успокоивалъ его докторъ.
— Нѣтъ, ужъ слуга покорный! Все имѣетъ границы, а это изъ рукъ вонъ! Играйте вы на вашихъ литаврахъ, а я поищу себѣ другаго доктора! Прощайте!
Старичекъ схватилъ шляпу, выскочилъ изъ комнаты и хлопнулъ дверью.