Скоро минуетъ текущій оперный сезонъ: артисты, составляющіе украшеніе нашей оперы, оставятъ Петербургъ; превосходная наша Италіянская труппа разъединится, разсыплется, вѣроятно, по Европейскимъ театрамъ, и тогда, какъ знать, пройдутъ, можетъ быть, многіе и многіе годы, и не удастся меломанамъ услышать Отелло въ томъ полномъ, блистательномъ составъ, въ коемъ привелось намъ слышать эту оперу въ бенефисъ лучшаго современнаго Отелло, т. е. Г. Тамберлика. — Да! можно смѣло и положительно сказать, что въ настоящее время ни на какомъ театръ въ міръ не возможно такъ хорошо обстановить оперу Отелло, какъ она была обстановлена на нашей сценъ 30-го Января. — Желая дать иногороднымъ читателямъ хотя нѣкоторое понятіе о художническомъ наслажденіи Петербургскихъ меломановъ, мы выпишемъ здѣсь распредѣленіе ролей. Дездемона — Г-жа Лагранжъ, Отелло — Тамберликъ, Родриро — Кальцолари, въ роли отца Дездемоны — Лаблаінъ, Яго — Дебассини. Одни имена артистовъ, столь извѣстныя всѣмъ читающимъ музыкальныя рецензіи, достаточны, чтобъ дать понятіе о совершенствъ исполненія Отелло въ нынѣшній сезонъ.
Мы не станемъ на этотъ разъ разбирать Отелло въ музыкальномъ отношеніи (желающіе знать наше, мнѣніе на этотъ счетъ могутъ прочесть подробный разборъ, помѣщенный въ Сѣверной Пчелѣ 18-го Ноября 1852 года), и удовольствуемся краткимъ обозрѣніемъ исполненія этой оперы.
Г-жа Лагранжъ обдумала, поняла и передала роль Дездемоны съ свойственнымъ ей высоко-художественнымъ чувствомъ. Описывая прошлаго года впечатлѣніе, произведенное напасъ Дездемоною — Віардо, мы сказали: «что въ первомъ речитативъ: Mura infelici ove ogni di m’aggire, выраженіе ея лица носитъ уже на себѣ печать преждевременной, ужасной смерти. Дездемона предчувствуетъ, что тайныя ея узы съ Отелло будутъ для нея пагубны, и безутѣшная грусть отзывается въ ея голосъ.» Совершенно такъ и Г-жа Лагранжъ поняла фаталисмъ, тяготѣющій надъ несчастною жертвою безумно-ревниваго Мавра, но нельзя не замѣтить, что въ первыхъ двухъ дѣйствіяхъ преимущество остается на сторонъ новой примадонны, потому что высокая теситура партіи Дездемоны болѣе подходитъ къ вокальнымъ средствамъ Г-жи Лагранжъ. Всѣ драматическія сцены ведены новою примадонною превосходно. Въ финалѣ перваго акта преобладаетъ чувство ужаса, овладѣвшаго душею дочери, навлекшей непокорностью своею проклятіе отца.
Въ терцетѣ втораго акта Дездемона, желая воспротивиться поединку Отелло съ Родригомъ, не скрываетъ болѣе своихъ чувствъ, и изобличаетъ страстную свою любовь къ Мавру. Въ аріи, слѣдующей за терцетомъ, волненіе Дездемоны болѣе и болѣе увеличивается. При извѣстіи, что Отелло остался побѣдителемъ въ поединкѣ съ Родригомъ, лице Дездемоны озаряется восторженною радостью, но съ появленіемъ Эльмира (отца Дездемоны) выраженіе это внезапно измѣняется. Дездемона чувствуетъ сколь тягостна и обидна ея радость для оскорбленнаго отца, и, упадая къ ногамъ его, трогательно умоляетъ не лишать ея родительской любви. Вся эта трудная сцена, со всѣми ея тончайшими оттѣнками, ведена Г-жею Лагранжъ превосходно. Въ первомъ актѣ Дездемона, по тайному и неопредѣленному предчувствію, уже обрекла себя на страшную смерть: тутъ каждый звукъ — слеза, каждое слово — грусть и отчаяніе!
Мы сказали это, описывая игру Г-жи Віардо, и нынѣ повторяемъ то же, говоря объ исполненіи Г-жею Лагранжъ третьяго акта. Мы достовѣрно знаемъ, что тутъ со стороны Г-жи Лагранжъ нѣтъ ни малѣйшаго подражанія (тѣмъ болѣе, что она никогда не видала Віардо, въ роли Дездемоны); но есть минуты, въ которыя дарованіе великихъ артистовъ озаряется, такъ сказать, однимъ и тѣмъ же вдохновеніемъ, и въ такомъ случая сближеніе или сравненіе равномѣрно высокаго исполненія, лишь новая похвала какъ для той, такъ и для другой пѣвицы. Справедливость требуетъ, однако же, признать, что общее впечатленіе въ пользу новой примадонны, потому что въ цѣломъ роль Дездемоны подходитъ болѣе къ средствамъ Г-жи Лагранжъ.
Впрочемъ, мы воображаемъ, какъ многіе удивятся нашему мнѣнію, но мы скажемъ смѣло и съ полнымъ убѣжденіемъ, что партія Дездемоны, въ вокальномъ отношеніи, не принадлежитъ къ числу блистательныхъ сопранныхъ партій. Въ нѣсколькихъ словахъ постараемся доказать, на чемъ мы основываемъ это, какъ вѣроятно покажется, нѣсколько странное мнѣніе.
Во-первыхъ у Дездемоны нѣтъ входной аріи (un vir d’entrée, какъ говорятъ Французы), въ которой примадонна могла бы съ разу, такъ сказать, удивить или увлечь слушателей. Замѣняющій ее дуэтъ производитъ мало впечатлѣній, какъ по трудности найти удовлетворительную пѣвицу для второстепенной роли Эмиліи (Подруга Дездемоны), такъ и но мало блистательному его вокальному очертанію. Прекрасный терцетъ Ti parli l’amore, квинтетъ Incerta Vanimа и вообще финалъ перваго акта, конечно, требуютъ искуснаго пѣнія, но пѣнія, которое должно сливаться съ прочими партіями, а отнюдь не первенствовать, что было бы совершенно противно намѣренію композитора.
И такъ, въ теченіе всего перваго акта, примадоннѣ негдѣ выказаться, такъ сказать, съ блистательной стороны въ отношеніи къ вокализаціи. Во второмъ актѣ Дездемона появляется на сценѣ въ терцетѣ, который также не представляетъ средствъ выказать вполнѣ вокальное искусство. Слѣдующая арія блистательна, по, имѣя чисто драматическую или декламаціонную форму, скорѣе подаетъ случай выказать драматическое дарованіе пѣвицы, чѣмъ вокальное ея искусство. Наконецъ примадонна достигаетъ до желаннаго и знаменитаго анданте Se il padre m’abandona, и тутъ предается вполнѣ чисто вокальному искусству. Замѣтимъ, что Г-жа Лагранжъ чрезвычайно трогательно выражаетъ эту фразу; мы уже не говоримъ о нисходящихъ гаммахъ, коихъ неумѣстное тутъ присутствіе чудная примадонна имѣетъ даръ скрыть подъ выраженіемъ истинно-драматическаго чувства, и обратимъ вниманіе на воздушный, такъ сказать, флажолетный звукъ sol dies (третій скрипичный), который Г-жа Лагранжъ беретъ невыразимо нѣжно, при повтореніи фразы Se il padre m’abandona. Засимъ заслуживаютъ особеннаго вниманія трудные, быстрые пассажи, исполняемые нашею примадонною во всю силу голоса, и не переводя духа, чего до сихъ поръ не дѣлала ни одна изъ слышанныхъ нами пѣвицъ въ роли Дездемоны. Вокальное торжество всѣхъ пѣвицъ, исполнявшихъ роль Дездемоны, начинается, обыкновенно, вышеупомянутымъ анданте, и вѣнчается романсомъ Assi за til pie d’un salice. Слѣдовательно весь вокальный интересъ партіи Дездемоны (для массы слушателей) сосредоточенъ на одномъ анданте и на романсѣ. На большинство публики, рѣдкія при мадонны производятъ полное или даже удовлетворительное впечатлѣніе въ партіи Дездемоны, потому что для распознаванія художническихъ оттѣнковъ пѣнія въ morceaux d’ensemble требуется большой навыкъ. Исполненіе романса Assisа al pie d’un salice, повидимому, болѣе всего понравилось публикѣ, потому что, какъ въ первое, такъ и во второе представленіе, Г-жа Лагранжъ повторяла первые три куплета по настоятельному и восторженному требованію слушателей.
Дѣйствительно, Г-жа Лагранжъ очаровательно поетъ этотъ романсъ; намъ въ особенности нравится перемѣна во второмъ куплетѣ, при словахъ: L’aura fra iramiflebili, гдѣ она нѣжно касается до третьяго si bémol. Жаль, что кларнетъ и флейта, подражающіе поперемѣнно голосу, не усвоили себѣ также этой имитаціи, что было бы гораздо правильнѣе въ музыкальномъ отношеніи. Многимъ также правится въ томъ же куплетѣ фраза, нисходящая до перваго sol. Признаемся откровенно, что мы не раздѣляемъ этого мнѣнія, и находимъ, что звуки эти не соотвѣтствуютъ общему характеру романса. Впрочемъ, это такое ничтожное замѣчаніе, что мы и не сдѣлали бы его, если бъ не желали доказать нашего безпристрастія на счетъ дивнаго таланта Г-жи Лагранжъ, безпристрастія, въ которомъ не знаемъ, впрочемъ, почему нѣкоторые сомнѣваются, тогда какъ, напротивъ, въ началѣ сезона, многіе насъ упрекали даже въ излишней взыскательности. Повторяемъ, успѣхъ нашей примадонны въ роли Дездемоны быль полный и совершенно заслуженный.
Бенефиціантъ (Г. Тамберликъ) привѣтствуемъ былъ продолжительными и единодушный" рукоплесканіями. Публика изъявляла ему свое сочувствіе, и благодарила за прежнія наслажденія, доставленныя ей Г. Тамберликомъ въ роли Отелло. Положительно можно сказать, что это самая совершенная роль въ его репертуарѣ, и нельзя не упомянуть, что въ вокальномъ отношеніи, въ оперъ Отелло, партія Мавра неотъемлемо первенствуетъ надъ прочими. Роль Отелло начинается блистательною аріею (речитативъ и первое аллегро этой аріи Г Тамберликъ исполняетъ превосходно); но второмъ актъ дуэтъ съ Яго совершенное торжество Г. Тамберлика. (Намъ кажется, что мы никогда не слыхали столь звучнаго знаменитаго do dies, какъ въ представленія 10-го Января.) Засимъ слѣдуетъ бравурный дуэтъ съ Родригомъ, потомъ терцетъ. Въ третьемъ актѣ Отелло поетъ чудный романсъ за сценою, и наконецъ энергическій дуэтъ, оканчивающій оперу. Слѣдовательно въ партіи Отелло шесть блистательныхъ нумеровъ, въ которыхъ полный разгулъ искусству пѣвца; и этого вполнѣ достаточно, чтобъ сосредоточить почти весь музыкальный интересъ оперы на одной этой роли. Энергическое пѣніе Тамберлика въ роли Отелло производитъ заслуженный восторгъ, оправдываемый силою и звучностью верхнихъ его теноровыхъ нотъ и какою-то южною Африканскою выразительностью, совершенно подходящею къ характеру роли, и для которой даже вибрація звука, столь свойственная голосу Г. Тамберлика, служитъ украшеніемъ.
Всѣ фразы, требующія энергіи и выразительности, Г. Тамберликъ исполняетъ прекрасно, и въ этомъ отношеніи речитативъ и первое аллегро аріи заслуживаютъ полнаго одобренія. Анданте той же аріи Premio maggiore di queslo уже немного затрудняетъ нашего tenor di forza своею неумѣстною нѣжностью, а бравурное начало кабалеты Amor di rado il rembo приводитъ его въ затрудненіе руладною своею фактурою; впрочемъ, вскорѣ послѣднее аллегро возвращается къ первобытной простотѣ и выразительности, и Тамберликъ, находясь вновь въ своемъ элементъ, поражаетъ звучностью верхняго si и la, и блистательно оканчиваетъ арію при громѣ рукоплесканій.
Хотя роль Родриго исполняли встарину первоклассные пѣвцы, какъ напримѣръ Давидъ и Рубини, по у насъ партія эта всегда доставалась второстепеннымъ Пѣвцамъ, и оттого дуэтъ и финалъ перваго акта, и дуэтъ вызова во второмъ актъ теряли свое значеніе. Г. Кальцолари, принявъ на себя роль Родрига, возвратилъ ей настоящее ея значеніе, и безспорно украсилъ оперу своимъ участіемъ. Искусное исполненіе придало терцету Il parti l’amore новую прелесть; фраза въ квинтетъ Incerta l’anima vacilla e gerne выдвинулась реліефно, а дуэтъ втораго акта доказалъ всю гибкость и обработку голоса Г. Кальцолари.
Крайне сожалѣемъ, что первый дуэтъ (Родрига и Яго) выпускается, мы увѣрены, что исполненіе его было бы превосходно. Въ началѣ втораго акта Г. Кальцолари поетъ не ту арію, которая находится въ партитуръ. Судя, однако же, по стилю вокализаціи, и эта арія, должно быть, принадлежитъ перу Россини. Неоднократныя одобренія и рукоплесканія ясно доказали Г. Кальцолари вниманіе, съ которымъ публика слушала на этотъ разъ партію Родрига.
Эльмиро (Г. Лаблашъ) принимаетъ дѣятельное участіе только въ финалѣ перваго акта; но Г. Лаблашъ доказалъ, что для великаго артиста нѣтъ ничтожной роли. Терцетъ и квинтетъ при его участіи совершенно измѣнились, а сцена проклятія, возбуждавшая встарину скорѣе удивленіе, чѣмъ участіе, взволновала зрителей до глубины сердца.
Яго (Г. Дебассини), за исключеніемъ выпускаемаго дуэта въ первомъ актъ, поетъ только одинъ дуэтъ съ Отелло, но и этого достаточно, чтобы дать публикѣ случай оцѣнить свѣжесть, звучность и вѣрность интонаціи голоса Г. Дебассини. Въ особенности замѣчательны: фраза въ аллегро, въ которой Г. Дебассини чудно беретъ вѣрный и звучный fa dies, и выразительно сказанный речитативъ въ первомъ актъ, въ которомъ Яго высказываетъ причину своей злобы противъ несчастной Дездемоны.
Въ заключеніе скажемъ вновь, что подобная обстановка оперы Отелло составляетъ замѣчательное явленіе, достойное быть вписаннымъ въ лѣтописяхъ музыкальнаго искусства. Воспоминаніе художественнаго наслажденія, доставленнаго этою оперою, надолго останется въ памяти всѣхъ истинныхъ любителей музыки.
P. S. Въ концертѣ Г-на Кавалини (въ залъ Дворянскаго Собранія, 31-го Января), замѣчательный кларнетистъ не только оправдалъ высказанное нами о его необычайномъ талантъ, но превзошелъ ожиданія, и поразилъ слушателей совершенствомъ своего исполненія. Непонятно трудные пассажи, которые онъ дѣлаетъ, не переводя духа, свободно и какъ бы шутя, вызывали неоднократныя рукоплесканія. Оригинальное исполненіе дуэта Нормы, въ которомъ партію Адалгизы исполняетъ кларнетъ, а Нормы Г-жа Лагранжъ, хотя, въ строгомъ смыслѣ, и не совсѣмъ художественно, потому что драматическое пѣніе безъ словъ не имѣетъ значеніе возбудило, однако же, большой восторгъ: и дѣйствительно, чудная вокализація Г-жи Лагранжъ и голосоподражательные звуки кларнета производятъ удивительное впечатлѣніе.